Не понимаю - почему он так сказал? Пугаться я не собирался. Да и вообще не из пугливых. А за долгие годы, проведенные в уединенной мастерской над часовыми механизмами, я и вовсе пришел к выводу, что любая бурная реакция на внешние раздражители - крайне вредна и опасна, и может привести к самым нежелательным последствиям - например дернется лишний раз рука - и покатились шестеренки со стола на пол, а дальше под шкапы и между досок пола. И вот считай и нет часов - один лишь корпус, а в душе - настолько неприятен сам себе, что сразу хочется бежать куда-то и ругать себя любыми самыми скверными словами, которые только могут прийти в голову. Но просто так, наверное. тоже предупреждать бы не стал. Хотя, возможно, и стремился к какому-то дополнительному внешнему эффекту. Не зря же сообщил, что выступает иногда на публике, хотя и редко.
Спустя минуту я понял - что предупреждение было не для эффекта. Потому эффект случился сам собой. Хотя сложно сказать - чего же именно ожидал я увидеть под этой самой рогожей, которая не внушала надежду на то, что под ней окажутся чистенькие и белоснежные фарфоровые куклы, или какие-нибудь аккуратные заготовки для будущих чучел животных.
Нет, это был, казалось бы, один большой неясных очертаний ком сырого мяса, из которого - то там, то там торчали в разные стороны разнообразные конечности, принадлежащие разнообразным небольшим животным - ободранные кроличьи лапы, головы, так же освобожденные от шкуры, спинные хребты.
- Вы хотите сказать, что это может двигаться?
Иван Теодорович посмотрел на меня, как на человека, который впервые в жизни увидел, что на улице пошёл снег.
- Ну, конечно. Правда, не очень долго. Сейчас покажу.
Он открыл какую-то темную склянку и набрал в большой шприц мутную синюю жидкость, напоминавшую краску:
- На себе пробовать не советую, - усмехнулся он, - хотя вот на мертвом человеке, конечно, давнее у меня искушение попробовать, но все-таки пока не решаюсь. С животными-то еще не всё до конца получается. Хотя в будущем непременно попробую.
Он вколол содержимое шприца куда-то в район позвоночника одной из ободранных тушек, после чего полностью вынул ее из общей мясной кучи и положил отдельно на пол.
- Это основная часть, - сообщил он, - а теперь дело за небесными молниями.
Я понимающе кивнул:
- У вас сейчас их, наверное, должно быть много? Вчера как раз прошла большая гроза. Всё небо в молниях было.
На этот раз в его взгляде читался исключительно скепсис.
- К тем молниям, которые на небе, мои небесные молнии не имеют никакого отношения. Хотя о них я одно время думал, но слишком сложно, да и вдруг всё вообще сгорит? Мои небесные молнии - они вообще-то условные. Потому что это вообще не молнии, а скорее стихотворения. Сам я не стал бы называть их заклинаниями, потому что убежден, что к магии они вообще не имеют никакого отношения. Это, как бы так лучше выразиться, словесное обращение к тому лекарству, которое я ввел только что на ваших глазах в эту неподвижную тушку животного. Живым является само это лекарство, а с помощью нескольких фраз, облеченных мною в некое подобие стихотворения, я в некотором роде устанавливаю связь между собственным живым телом человека и этим неживым телом животного. И в результате благодаря энергии моего тела, второе тело тоже получает возможность двигаться. Вот смотрите. Он наклонился к лежащему телу и положил на него обе ладони. После чего совсем негромко произнёс:
- Мало просто лежать,
лучше встать - походить.
Мало просто дрожать,
Лучше взять да и стать - сразу живым.
Наверное, хорошо, что в этот момент он не видел моего лица. Потому что, скорее всего, на нём отразилось всё отвращение и презрение настоящего часового мастера - хотя и в разряде подмастерья - к самым обыкновенным площадным жуликам, развлекающим толпу. Я тут же понял, почему мой мастер после визита этого человека, не обмолвился о содержании их разговора даже словом. А на мой робкий вопрос - посмотрел на меня так, как если бы я умудрился сломать самые редкие и дорогие часы, к тому же не от неумения, а спьяну. Однако спустя минуту я понял, что ошибся.
Лежащая тушка животного вздрогнула один, а потом и два раза. А вскоре и вся целиком пошла мелкой дрожью, отчего сделалось отчего-то не страшно, а скорее противно.
- Сейчас пройдет, - успокоил меня Иван Теодорович, - обычно это занимает минуту или две. Как только пройдёт - оно встанет и пойдёт. Идти. Правда, будет не очень долго. Надолго лекарство пока не действует.
Я не знал, что ему ответить. Дрожащее, лишенное шкуры мертвое животное, которое совсем еще недавно иначе как куском мяса и не воспринималось, продолжало дрожать, но я видел - как эта дрожь понемногу унимается, пока не унялась совершенно. После чего животное начало вставать на лапы. Несмотря на предупреждение о том, что это произойдёт, я отшатнулся.
- Я же говорил - не пугайтесь. - усмехнулся Иван Теодорович, - Хотя, когда я сам в первый раз это увидел - то тоже испугался, если честно. Да и до сих пор каждый раз слегка не по себе - так что я вас понимаю. Сейчас пойдёт - смотрите.
К этому времени животное стояло на всех четырёх лапах, хотя и покачивалось в разные стороны. После чего медленно и неуклюже двинулось вперёд. Я заворожено следил за каждым его движением, а Иван Теодорович - видевший подобное уже множество раз - поглядывал на меня с нескрываемой гордостью за своё изобретение. Пройдя метра четыре или пять животное наконец-то упало, и после нескольких судорог - затихло.
- На дольше пока не хватает, - резюмировал Иван Теодорович, - но я над этим работаю. Ну что скажите?
Я все еще не мог прийти в себя.
- Это поразительно! Вы кому-нибудь еще кроме меня это показывали? Это же новое слово в науке!
- Ну до нового слова это все же пока не дотягивает, - скромно заметил он, - но вы недалеки от истины. Разумеется, я демонстрировал свои достижения еще нескольким городским учёным и мастерам, и они отреагировали примерно как вы. Разумеется, ни о какой публичной официальной демонстрации речи быть не может, и вряд ли такое вообще когда-нибудь станет возможно, но некоторое количество весьма богатых и знатных господ проявили к моим опытам большой интерес - собственно преимущественно они и выделяют мне деньги на материалы и всё необходимое оборудование. Впрочем, это неважно. Наверное, вы уже поняли - для чего я три года назад приходил с рассказом об этих опытах к вашему мастеру, почтеннейшему Иоганну фон Кеху? Хотя и не встретил у него должного понимания.
- Вы хотите вставить внутрь этих мертвых созданий часовой механизм? - недоуменно спросил я, - Но каким образом этот часовой механизм станет взаимодействовать с вашим лекарством? Потому что если эти мертвые тушки станут двигаться на часовом механизме - получатся вполне обыкновенные автоматоны, разве что покрытые сверху мышцами и сухожилиями. А лекарство ваше надолго все равно не действует. Или я чего-то недопонимаю?
- Именно что недопонимаете, уважаемый Игнат, - улыбнулся Иван Теодорович, - Я планирую создать своеобразные живые часы. Эдакий гибрид животного тела, механизма и живого лекарства, которое станет в этом существе чем-то вроде одновременно души, сердца, кровеносной системы и мозга. Но для этого мне нужен человек, который в совершенстве разбирается в часовом механизме. Как вы считаете - вас может заинтересовать такой эксперимент?