Мог ли меня заинтересовать такой эксперимент? Меня, который проводит дни, а часто и ночи, не разгибаясь, в часовой мастерской? Склонившись над мельчайшими шестеренками, и нашедший единственное побочное развлечение в выкапывании трупов на окраинах городских кладбищ, чтобы перетереть их кости в порошок и в краски добавлять для небольших миниатюр на страницах алхимической книги? Видать насмехался таким образом, Иван Теодорович, над робким и смущенным подмастерьем, если задавал мне такие вопросы? Или может даже отыграться на мне захотел за то, что не воспринял его опыты всерьез мой собственный мастер. Вот сколько смятенных мыслей пронеслось в моей голове меньше чем за одну минуту! И наверное получился бы ответ мой даже что и резким, если не сказать, грубым - но не случилось этого, потому что не было улыбки на губах Ивана Теодоровича. А смотрел он на меня спокойно, и как будто даже устало, и готов был похоже к любому ответу, а так же к тому, что вообще убегу я прочь из мастерской его, потому что сочту чернокнижником или наоборот фигляром.
- Никогда не видел ничего подобного, - искренно ответил я. - Разумеется, может! Хотя я даже не представляю - каким образом могу быть полезен в том, что вы задумали. Боюсь, мои познания в часовых механизмах еще слишком далеки от совершенства. А что касается ваших химических опытов - то я в них и вовсе ничего не понимаю. Каким образом ваше синее лекарство может работать в сочетании с часовым механизмом? Ведь насколько я понимаю речь идёт о создании нового живого организма.
- Скорее полуживого, - поправил меня Иван Теодорович. - Не думаю, что нам сразу удастся добиться самостоятельной мозговой активности этих существ. Пускай даже и на самом примитивном уровне. Но на ранних стадиях нам это и не требуется. Итак, Игнат, вы сможете выделить время - скажем так, две или три ночи в неделю - чтобы работать над нашим экспериментом в моей мастерской? Разумеется, говорить об этом никому не следует, включая вашего собственного мастера.
Конечно, я был готов к подобному условию - имеется в виду, полнейшая конфиденциальность. Ученые и изобретатели не случайно боятся за то, что их изобретениями может заинтересоваться кто-либо еще. Не только из страха того, что все почести и слава достанутся кому-то другому, а по той простой причине, что изобретение может быть доделано неправильно - если не хватит знаний. Или же цель этого другого изобретателя может оказаться совершенно не такой, какой задумывал её истинный создатель. И вместо живых механических часов, к примеру, если взять изобретение Ивана Теодоровича, может быть создано просто какая-нибудь заводная игрушка, бездумно прогуливающаяся у вас по комнате для развеивания скуки, и просто для создания компании, чтобы не приходилось коротать в одиночестве длинные зимние вечера у камина.
- Думаю, что я сумею выбрать подходящее время, - произнес я. - Два раза в неделю - точно. Насчёт того, чтобы это осталось тайной - можете не сомневаться. Насколько я понимаю - для ваших созданий не потребуется слишком уж сложный часовый механизм. Всего лишь основные двигательные функции, так ведь?
- Не совсем так. Для основных двигательных функций необходимо несколько простейших шестеренок и металлическая пружина - такое бы я смог сделать и сам, но вы забываете о лекарстве. Эти создания должны работать не по принципу заведенной игрушки, а быть практически идентичны живому организму. Шестеренки должны вертеться не за счет пружины, а с помощью лекарства, которое с помощью искусственной кровеносной системы станет подавать им необходимое количество энергии.
Иван Теодорович замолчал и посмотрел на меня. На какой-то момент в его глазах блеснуло нечто такое, что заставило сильнее биться мое сердце. Как будто он присматривался ко мне самому - как к такому будущему живому механизму. Но верно это мне только показалось.
- Я понимаю, о чём вы говорите, - произнёс я спустя минуту, - но мне по-прежнему сложно представить - как именно это станет работать? Каким образом ваше лекарство сможет подавать энергию на эти шестеренки? Про искусственную кровеносную систему мне понятно - сделать ее совсем несложно, но вот дальше?
- Шестеренки, которые я надеюсь с вашей помощью создать, уважаемый Игнат, будут лишь в основе своей из обычных часовых материалов - металл, дерево. Основная их часть будет животного происхождения, со всей сохранившейся системой нервов. А мое лекарство, воздействуя на эти нервы, будет заставлять их работать, а само существо - двигаться. Не так уж и сложно.
- Да, но ведь если эти животные мертвы, то ведь и нервная система должна быть мертва.
Произнеся эту банальнейшую фразу, я посмотрел на отошедшее от нас недавно на несколько метров животное, которое сейчас лежало, завалившись на бок, и снова напоминало всю остальную кучу, из которой Иван Теодорович его предварительно достал. Это расстояние - хотя и не большое служило вернейшим опровержением вырвавшейся у меня только что фразы. А сам я показался себе полнейшим дураком. Ведь я только что сам видел - как именно это лекарство действует.
Иван Теодорович оценил этот мой взгляд, в котором одновременно присутствовало восхищение, удивление и попытка понять. Поэтому продолжил свои объяснения.
- То, что вы видели сейчас, Игнат, это всего лишь действие моего лекарства. Нервная система, как видите, заработала, животное пошло. А тот факт, что шло оно недолго - так в этом ничего странного, учитывая что мы вообще говорим о мертвом животном. Вот для этого внутри него и нужен механизм. Потому что сама нервная система - она очень хрупка. И не в состоянии тащить исключительно на себе всё остальное тело. Хотя моё лекарство и заставляет её работать. А в том случае, если лекарство станет воздействовать не только на нервную систему, но и на шестеренки, сделанные из более прочного материала, нежели человеческие нервы - тогда животное и идти сможет дольше, и сами нервы внутри него изнашиваться станут медленнее. И если сделать такой механизм достаточно искусно - то животное сможет ходить спокойно целый день. Просто время от времени ему необходимо будет давать новую порцию лекарства. Представляете, как таким образом можно быстро решить государственный вопрос с тягловой скотиной? Ведь эпидемии выкашивают их стадами. И с лошадьми так же. Разумеется, сами эти эпидемии никуда не денутся, для их предотвращения необходимы совершенно иные лекарства. Но каждый раз - после того, как случится подобный мор, у людей не будет необходимости думать, где взять новую скотину, и на какие деньги! Они смогут продолжать пользоваться погибшим стадом, как будто ничего и не произошло. Точно так же запрягать быков в плуги, лошадей в повозки. А ученые - вроде меня - смогут в большей степени сосредоточиться на создании лекарств от этих эпидемий. Представляете - какие огромные возможности может дать это всему человечеству?! Потому что такого никогда еще не было.
Несмотря на то, что Иван Теодорович не размахивал руками, как часто это делают те, кто пытается убедить своего собеседника в собственной правоте, а произносил свои слова ровно и спокойно, перед моим взором совершенно явственно нарисовалась целая картина того, о чём рассказывал. Серые весенние поля, лежащие за стенами города. Покрытые тут и там не до конца растаявшими сугробами и пробивающимися из под них остатками прошлогодней растительности. По этим пашням равномерно двигались ожившие быки, внутри которых двигались шестеренки, тащившие плуги и погоняемые такими же оживленными полулюдьми-полусозданиями, о которых говорил Иван Теодорович. А рядом блестел и переливался всеми цветами новый прекрасный город, настолько сильно непохожий на эти унылые поля и этих молчаливых, но равномерно передвигающихся, созданий. И где-то внутри этого города находился я, и мой мастер Иоганн фон Кех, и Иван Теодорович в новом красивом костюме. И стояли мы все на центральной площади подле городской ратуши, на которой именно в этот день должны были заработать новые городские часы, нашей с моим мастером работы - с целом набором механических кукол внутри, каждый раз выезжающих из секретной закрытой дверцы, в тот момент, когда начинали часы сообщать всему городу о наступлении нового часа.
И был настолько разителен этот контраст между городом, представившимся мне сейчас, и тем, который находился за стенами нашей мастерской, что понимал я - для чего шестеренки, и эти поля унылые, и эти животные и их погонщики. Ведь и правда - для чего использовать на тяжелой работе силы живых, если можно использовать мертвых? А живые пускай наслаждаются жизнью и проводят все дни в этом прекрасном городе. Ровно столько - сколько им обозначено, ровно столько - сколько смогут они оставаться живыми. А когда их закончится жизнь - то тоже станут такими созданиями. И тогда не придётся расширять городские стены по причине того, что закончилось места на кладбище. А лишь по причине того, что потребуется место для новых домов и садов, где станут играть живые. И однажды городское кладбище станет обычным памятником времени, в котором смерть для людей была страхом, а не верной помощницей.
- Я согласен, Иван Теодорович. Думаю, уже на этой неделе я найду время, чтобы приступить к нашей работе. Но мне потребуются все необходимые материалы, потому что по понятным причинам принести их из своей мастерской я не смогу, да и не стану этого делать. Сейчас я нарисую приблизительную схему необходимого вам механизма. Думаю, вы разберетесь.