Когда я маленький был, но уже не совсем маленький, а лет десять или тринадцать было, то очень любил я кататься на плотах. В том районе, где я жил, лужа такая большая-большая была, сразу за автобусной остановкой. И не лужа даже, а практически пруд небольшой - дикую местность напоминавший очень. Потому что деревья там прямо в воде росли, и плавать мимо них можно было, и представлять, что как будто плывешь ты не в пятнадцати метрах от дороги, по которой автобусы ходят, а где-нибудь сквозь дикие леса, вроде тех, где индейцы живут. Вот и плавал я по этой очень большой и живописной луже иногда по три часа, а иногда и по пять часов. И наблюдали за мной люди, на этой остановке стоящие, или по дороге идущие. Некоторые с интересом, некоторые с раздражением - расплавался тут, а уроки учить когда будешь? - а некоторые и заворожено. Может, тоже складывалось в этот момент у них в головах та же картина, что и у меня - дикие леса, свисающие с двух берегов ветви деревьев, и пристальные взгляды из тех деревьев кого-то невидимого. Тех, кто сами не показываются, но всё-всё видят, и поэтому всё-всё знают.
А плот там на берегу всегда стоял - ну как плот, колесо от кабельной катушки. Хороший плот, и вес мой выдерживал, и грести на нём было интересно. Потому что подходить к этому делу надо было не тяп-ляп, а очень серьезно, потому что иначе переставал он плыть, а начинал на одном месте кружиться. А вместе с ним, и я кружился, и голова у меня тоже кружиться начинала. А плохо это, когда плотом управляешь, если голова кружится. Поэтому и грести стараешься хорошо и правильно, то с одного края, то с другого.
И читал я тогда самые разнообразные книги про корабли и про самолёты. Про корабли мне нравилось больше, потому что плот - это ведь тоже такой небольшой корабль. И про то как царь Петр свой первый корабль построил. И про то, как во время какой-то старинной войны изобрели круглый военный корабль с большим количеством пушек. Для того, чтобы из них сразу во все стороны одновременно стрелять, и ничто одолеть не смогло такой бы корабль. Но не рассчитали слегка тогдашние инженеры, и оказалось, что после первого же выстрела завертелся тот корабль, подобно волчку, так что все потеряли координацию. И больше ни выстрелить точно ни разу не сумели, ни корабль остановить тоже не сумели, по-моему. Так его и подбили, пока он вокруг своей оси все вертелся да вертелся. А может, и не так там всё было, сейчас уже не помню.
Но плавал я на плоту - не только по этой луже, но и еще по многим другим водоемам - благо в тех местах было их очень много. И, как я вскоре узнал, практически у каждого - даже дикого пруда - либо круг такой деревянный от кабельной катушки стоял, либо катамаран, кем-то откуда-то на себе притащенный на воде покачивался. И на катамаранах таких я тоже плавать любил, и было это даже что и более солидно и в большей степени на военный корабль похоже, но все же на кругу деревянном от кабельной катушки как-то сподручней было и более что ли душевно. Потому как ощущал я себя на плоту этом самым что ни на есть первопроходцем, а с катамараном такого ощущения отчего-то не возникало, хотя он и был надежнее.
А еще река недалеко была, а на ней баржа стояла. Проржавевшая уже почти полностью и полузатопленная. Вместо пристани служила, чтоб к ней время от времени разные небольшие буксиры пришвартовывались. И поэтому на реке там было много красивых бензиновых пятен, которые на солнечном свету переливались самыми различными цветами, а я каждый раз, смотря на них, думал - а если спичку в них бросить - загорятся или нет?
Но так и не бросил, потому что решил, что, наверное, не загорятся. А если вдруг загорятся, как бы не взорвалось и не сгорело всё вместе со мной и с баржей. Как-то раз с мужиком, который на этой барже служил, познакомился. Думал, что прогонит - а он не прогнал и только спросил - клюет? Я говорю - Клюет, но ничего не поймал. Он усмехнулся и сказал - Ничего, еще поймаешь. А мне потом сказали, что у него вроде как белая горячка была, хотя ничего такого у него не было.
Потому как, когда я взрослый стал, то довелось мне видать людей с белой горячкой, и выглядели они совсем по-другому, и разговаривали тоже по-другому. Всё больше орали.
А если в правую сторону плыть по этой реке, то там шлюзы настоящие были. И с детства я знал, что это такое и о том, что внутри - даже когда на большом теплоходе плывешь - страшно. Потому что внутрь заплываешь, а ворота там толстенные и тяжелые. И когда с обеих сторон - и спереди, и сзади они закрываются, то становится вроде как очень темно и слышно только, как вода из труб литься начинает. И если, к примеру, теплоход зацепится за дно чем-нибудь - тем же якорем - то перельется вода через борта и начнется самое настоящее кораблекрушение. А убежать с корабля будет некуда, потому что ворота шлюзовые с обеих сторон закрыты. И начнется на теплоходе паника тогда - и все перетопчут друг друга. И кричать будут истошными голосами, и бегать, руки заламывая, а еще оркестр будет продолжать на корабле играть, как в фильмах часто показывают. Хотя на теплоходах, которые по Москва-реке в те времена плавали, никаких оркестров, конечно же, не играло, а играл репродуктор с магнитофоном. И так я ни разу на теплоходе через шлюз и не проплыл, но не потому что страшно было, а просто не довелось. Но если бы была у меня возможность проплыть в нём вот на таком деревянном кругу от кабельной катушки, на котором я по луже большой возле остановки автобусной плавал, то я, не задумываясь, согласился бы, потому что представил бы себя Одиссеем, а шлюзовые ворота эти - Сциллой и Харибдой. А свое плаванье через них, если и не подвигом, то серьезным испытанием на отвагу. Ну и не за_сал бы - это уж точно. Но не сложилось.
А сразу после этих шлюзовых ворот очень интересное место на реке начиналось - такое, где с очень глубокого дна - а после шлюзов - всегда глубокое дно начинается - росло множество очень длинных зеленых водорослей. Я, пока в первый раз не увидел, то думал, что такие исключительно только где-нибудь в океане водятся. На Камчатке там, на Сахалине, во Владивостоке. Я их только по телевизору видел и на картинках книжках. Из них еще консервы делали, которые в магазине продавались, но их мало кто брал, потому что не было написано на них, что это японский вегетарианский деликатес для продвинутых, и получалось поэтому вроде как пища для алкашей и совсем уже бедных.
И я вот всё думал - а можно ли есть те водоросли, которые вот в том месте на реке росли, и сильно ли они отличаются от тех, что в банках. А еще мне всегда казалось, что там щуки должны водиться. Потому как где же им еще водиться, как не в таких вот огромных водорослях?
А в то время вообще рыбы в Москве реке водилось превеликое множество. И самой из них интересной был, разумеется, угорь. Это сейчас его можно съесть на каждом углу в ресторане, а вот в советское время мало кто ел угрей, потому как не было моды.
А знал я, что очень их много в реке водится, потому что сам их и видел. Потому что ходили в тех краях теплоходы, а угрей винтом подбивало. И полуживые они тогда всплывали на речную поверхность, и плыли по реке и, если хотелось, то можно было доплыть и на берег вытащить.
Это от того их так много было в то время, что в реке часто трупы топили, мне кажется. Ведь угри именно ими питаются - поэтому и вырастают такими жирными. Но это я не сразу понял, а уже гораздо-гораздо позже. А тогда мне казалось, что в общем-то это обычное дело, что так много такой рыбы странного вида, на большую змею похожую, по самой обычной реке плавает, в которой и я купаюсь, и весь остальной район.
Хотя больше всего я любил в те времена купаться не на реке, а на гребном канале. Потому что там было меньше людей, и заход был не песчаным, а каменистым. И я специально обходил весь это канал, чтобы выйти на другую его сторону. И вот тоже меня тот его берег завораживал, и сложно было даже объяснить - чем именно?
И по каналу тому я тоже на таком же вот деревянном кругу от кабельной катушки частенько плавал. А один раз каноэ какое-то старое спортивное отцепил и на нем плавать попробовал, как настоящий индеец, но на_бнулся. И в общем-то в очередной раз убедился, что плот вещь вполне надежная. Хотя именно там, чуть не попал во время собственных плаваний неторопливых под семерную байдарку на полном ходу и с длинными веслами. Но в тот раз я как раз был не на плоту, а на катамаране. И уж как меня материли с берега - я и сейчас так вряд ли сумею. А потом поплыла та байдарка стремительно дальше, а у меня еще звон от потрясения в ушах не перестал стоять. И в какой-то момент посмотрел я сначала в одну сторону канала, а потом и в другую. И на черную спокойную воду, и на далекий берег. И понял - чем именно место это всегда меня завораживало. Понял я, что на дне этого канала спрятаны подводные атомные лодки. И как представил, что прямо в этот момент одна из этих лодок поднимется, и сразу очень быстро поплыл сначала к катамарану, а потом на катамаране к берегу.
И долго потом сидел на берегу и смотрел на черную воду. И думал о том, что если там вправду на дне подводные лодки - то всплывают ли они по ночам и как часто? Понятное дело, что на них не зажигаются фонари по бокам, и всплывают они в полнейшей темноте и тишине. А после точно так же погружаются на дно, и никто никогда об этом не скажет, потому что эта информация строго засекреченная. Но все равно каждый раз, когда там оказывался, высматривал поднятый перископ, но так никогда и не видел. А может, и видел, но принял его за птицу. Или такой это был специальный перископ, чтобы точно сливаться с водой по цвету, потому что маскировка.
Откровенно говоря, я и сейчас считаю, что там на дне действительно находятся подводные лодки, хотя может и уже устаревшие, и поэтому не такие большие, как самые современные. И, наверное, весь тот гребной канал и был построен для этих целей. Для защиты нашей страны и моего относительно беззаботного детства.