А когда заснули - то стали прыгать в воде рыбы. А почему они в это время прыгают - никто не знает. Пока свистульки глиняные делали - то не выпрыгивали, а как только доделали и заснули - то сразу выпрыгивать начали. Ведь может до тех пор не выпрыгивали, что шум какой-то на берегу чувствовали и присутствие. Потому что мало ли что на уме у тех - кто на берегу целый день глиняные свистульки делает? Может быть они их там для отвода глаз делают, а на самом деле рыбу в воде затаившуюся подстерегают? И как только выпрыгнет - то сразу поймают, глиной обмажут - да на уголья, чтобы потом отведать? Вот и сидит все это время рыба на дне и только со дна на поверхность воды и на берег посматривает. И как будто вообще нет ее в реке всё это время, хотя на самом деле и есть она там, и внимательна она как никогда за день. А как только заснули на берегу - так сразу прыг из воды да прыг. И не одна, и не две, а сразу как будто их тысячи - вот как затаиваться умеет!
Но спят эти двое крепко - настолько за целый день притомились. И не до рыбы им в этот момент, и даже не до свистулек. Которые между ними стоят - шесть - одна за другой - своеобразный забор образуя. И хотя дует ветер на них - не гудят, потому что поставили их вертикально, чтоб не гудели.
Но что это? Вдруг перестали выпрыгивать из воды эти рыбы - как будто их снова не стало. Может быть испугались чего-то? А может кого-то - кто в той же реке проживает, и в данный момент собирается над поверхностью показаться? И слышно дыхание вдруг - по звериному непонятное. И фырканье громкое, и завоняло вдруг сильно тиной со дна и чем-то еще - таким, что и мамонта вырвет.
И темное что-то идет из воды на берег, и слышно лишь фырканье. И гулко стучат по дну четыре ноги - сначала две, а потом еще две. И сзади волочится хвост - длиннее, чем сам этот зверь, в темноте не угадываемый. И вот он выходит на берег, и начал отряхиваться так, что летят во все стороны брызги.
И нет у зверя названия, потому что никто никогда до сих пор его и не видел. Потому что выходит на берег он только ночью, накануне чего-то серьезного. А если бы кто и увидел - то тоже не смог дать названия. Потому что еще не давали названия многим вещам люди из племени Бхрагрха, потому что пока не сделал трещотку Бхрагрх - с помощью которой запасов окажется множество, и появится время и чтоб о культуре подумать, и чтобы названия дать всему что вокруг, и определения, и даже придумать эпитеты и определения, а после и Гераклит, и эдельвейсов венок в волосах, и орудия стенобитные для всеобщей гармонии и процветания, и барокамера, чтобы в Мараккотову бездну спускаться. И малоизвестный советский Петров, который не алкоголик, сидит спокойно на лавочке и советы даёт - как вокруг всё культурным сделать. И все к нему прибегают и говорят:
- А вот скажи нам советский Петров - каким сделать наш будущий театр, к примеру?
А Петров такой:
- Ну, я не знаю. Может стихи почитать там - пока пьесы пишутся? Может под музыку, но не с гимнастикой. Чтобы не как у Мейерхольда, а чтобы попроще да попонятнее.
А все такие:
- Ай да Петров! Ай голова-то какая, ведь точно! Стихи да под музыку! Может что надо тебе, дорогой наш советский Петров, при условии, что это законно?
А Петров такой:
- Нет, ничего мне не надо. Лишь бы вокруг всё культурнее стало, потому что есть множество мыслей, но к ним не прислушивались.
И все такие:
- Нормально теперь всё, Петров. Ты главное - не беспокойся. И сейчас мы устроим там театр - как ты нам сказал - а после еще прибежим для того, чтоб еще поспрошать - как устроить чего и при этом не разломати.
И несмотря на то, что сейчас - в тот момент, когда вышел тот зверь из воды - спит спокойно Петров, и не думает вовсе про эти вот вещи, зверь тот знает об этом, потому что умеет читать этот зверь окружающих мысли. И те, которые сразу в их голове - такие, про что они думают. А так же и те, которые где-то в глуби головы, в самом предальнем вообще подсознании.
И фыркает зверь, обнюхав Петрова голову. И лишь после этого смотрит на глиняные свистульки. И видно, что эти свистульки ему как-будто знакомы. Как будто он сам их придумал, но делать не стал, а лишь запустил в головы двух человек мысли о том, что именно им надо сделать. И смотрит сейчас он на сделанное, и доволен, и снова фыркает. А после уходит обратно в реку и под водой исчезает.
А спустя еще какое-то время опять запрыгали рыбы. И плещутся над поверхностью, и ничего им не страшно. И прыгают быстро и часто, пока темнота, пока на берегу не проснулись. И светит на небе луна, и видно, что чешуя у рыб серебристая. И прыгают так до рассвета, а после опять на реке совсем тихо, лишь храп тех двоих раздаётся. А как только сильнее светать начало - то оба одновременно проснулись. И попили воды из реки, и Бхрагрх говорит:
- Смотри, советский Петров - какие следы на земле от воды прямо к нам подходят огромные! Как ты думаешь - кто это был, потому что это явно не рыба, а если не рыба - то кто же?
И смотрит Петров на следы и отвечает Бхрагрху:
- Это не рыба. Это зверь из реки выходящий. И вот после того, как сделаем мы с тобой, Бхрагрх, трещотку и шестью вот этими глиняными свистульками по бокам - и установим ее на противоположном утесе, и очень быстро все твое племя пополнит надолго съестные запасы, придумайте вы для этого зверя отдельное имя. И может быть это и будет твоя основная задача и моя личная просьба, чтоб именно ты и придумал. А когда придумывать станешь - то помни, что во сне он нас не раздавил и свистульки глиняные не переломал. Обещаешь?
- Конечно, обещаю, - кивнул Бхрагрх, - Обязательно сам придумаю. А с чего мы сейчас начнем наши дальнейшие дела по сооружению и установлению трещотки?
- Мы сейчас сделаем вторые салазочки, - ответил Петров, - а потом повезем всё, что мы вчера соорудили - к противоположному утёсу. А кроме того понесем туда этот столб - который всей этой трещотки основа. А когда довезем - то сначала выгрузим - а после по одному станем тягать это в гору по узкой тропинке. А когда перетащим туда всё - то примемся за сооруженье трещотки. А когда установим все основные части трещотки - то станем к ним прикреплять вот эти вот глиняные свистульки. А когда прикрепим - то станем специально настраивать их под ветер, который дует, чтобы они зазвучали. А когда они зазвучат - то сами мы встанем так, чтобы не подпадать под их зазывное звучание. А когда встанем так - то будем ждать - как быстро примчаться по противоположной равнине съедобные дикие животные. А когда они все прибегут - то посмотрим - упадут они вниз с обрыва, или же как и всегда остановятся. И если они остановятся. То значит нам надо будет слегка подправить различными поворотами звучание наших свистулек глиняных. А если бросятся вниз с утёса - то значит мы сделали всё прекрасно, нормально и замечательно. И тогда я отправлюсь обратно в своё время, из которого я не уходил, потому что ты и весь каменный век твой мне кажитесь. А ты отправишься к месту стоянки своего племени и возвестишь им о своем удивительном изобретении, которое ты соорудил при помощи божества, которое зовут Петров. И в качестве доказательства покажешь им всем надпись на нашей трещотке - "Здесь был Петров". А потом покажешь им много упавших съедобных животных, и объяснишь, что теперь так будет всегда и время появится, чтоб о культуре подумать и дать всему, что вас окружает названия и определения. И когда все этим займутся, сам ты не забудь про зверя, который выходил из реки этой ночью, и придумай ему названия. А что из всего этого получится - я уже узнать сумею в своём времени. И вполне может быть, что однажды мы снова увидимся, если вдруг ничего не выйдет. А может быть - не увидимся, если все сразу получится, и видеться нам больше не окажется никакого смысла. Вот такие у нас с тобой, Бхрагрх, дела. И такие нам предстоят сегодня занятия.
И Бхрагрх согласно кивнул и погрузили они всё глиняные свистульки на двое салазок, а Бхрагрх снова взвалил на себя столб и направились они к противоположному дальнему утёсу. И шли они долго, но когда дошли был еще только полдень. Потому что встали они очень рано, и шли они очень быстро. И вот когда дошли - то взяли и всё сгрузили. И понёс Бхрагрх на вершину утёса столб, а советский Петров одну глиняную свистульку повез следом за ним - на салазках. Хотел сначала две положить, но решили, что может упасть и разбиться. И пошли они после наверх, и сверху палило их солнце.