Просыпается утром медленно огромный город, а вместе с ним просыпается и Никандр Артамонович Дрезденский. Удивительных качеств человек, которые ему в себе еще только предстоит открыть, так по крайней мере сам Никандр Артамонович думает, и кто знает - может он еще и не ошибается. Просыпается Никандр Артамонович не на диване, а на полу, хотя и ложился с вечера спать на диван - это он точно помнит. Но видать упал с вечера с дивана - может сны какие снились про битвы, а может еще что-нибудь такое же бурное, в котором он во сне участвовал, и весь издёргался, и руками махал сильно, и всё тело так ходуном ходило, что в результате и перекатился сначала на бок, а потом и вовсе вниз - на пол скатился, и там лежать и остался. Хорошо, что не слишком высоко, так что ничего особенного. В общем-то на полу даже и попроще, и по спокойней, хотя и тянет слегка холодом с балкона, но всё же не так, как раньше, когда там на двери ручки нижней не было, вот тогда - да, дуло сильно. А сейчас вполне себе нормально, разве что подняться надо и умыться, но ведь если бы на диване проснулся бы - то тоже было бы надо - подняться и умыться, так что в общем-то никакой особой разницы.
Поднимается Никандр Артамонович, медленно так поднимается, так же медленно как просыпается субботним утром огромный город, и когда поднялся он, то смотрит он первым делом не в окно, потому что окно шторами задернуто, а на столик журнальный, а на столике этом записка положена, на которой так и написано красивым почерком "Никандру Артамоновичу Дрезденскому лично". А никаких других слов на самой записке не написано, а сама записка обычный такой листок из блокнота собой представляет, в четыре раза сложенный, но не торопливо, а очень ровно. И просыпается где-то внутри Никандра Артамоновича чувство, что очень ему хорошо известно - от кого же именно эта записка, но пока что он еще никакого точного ответа на этот вопрос сам себе не даёт, потому что зачем такой ответ давать, если всё равно не узнает, пока не прочитает, так что берет он записку эту, разворачивает и на буквы смотрит, и так красиво написаны они, что даже и читать не хочется. Но буквы - на то они и буквы, что сколько бы не смотрел ты на них, на красоту и изящество, а сами в голове в слова складываться начинают, вот и принялся читать Никандр Артамонович записку эту еще раньше, чем сам отдал себе отчёт в том, что не просто смотрит уже, а читает.
"Ненавижу я тебя, Никандр Артамонович Дрезденский! Самой лютой ненавистью, на которую только способно сердце девичье, которое растоптал ты своим эгоизмом и равнодушием. И придирками бесконечными по мелочам и пустякам разным, которые оттого так часты у тебя, что сам ты такой вот человек - из одних этих мелочных придирок и состоящий. И вот по этой причине во-первых, не вернусь я к тебе больше, Никандр Артамонович, хоть и любила так сильно, как только вообще любить можно. А во-вторых наняла я специального киллера за все деньги, которые мне собрать удалось, чтобы пристрелил он тебя практически сразу, как только ты это письмо моё прочитаешь. Прощай, несчастный".
И как только дочитал до последнего слова эту записку Никандр Артамонович Дрезденский, то сразу всё и понял, и вспомнил, и даже горько и обидно ему сделаться не успело.
Потому что звякнуло в следующий момент оконное стекло, несмотря на то, что было прикрыто шторами, и повалился Никандр Артамонович Дрезденский на пол вместе с запиской, и кровь на неё натекла.