Тишинские Янина И Вероника : другие произведения.

Узы Совести

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

  УЗЫ СОВЕСТИ
  
  ...Согласно Фрейду, совесть - внутреннее
   восприятие недопустимости определён-
   ных желаний, с акцентированием того,
   что эта недопустимость несомненна и
   не нуждается в доказательствах...
  Словарь практического психолога
  
  
   Места и времена действия:
  Мир 1415-TFN, Китежская федерация, графство Алмонд, город Винетта, последнее десятилетие ХХ века.
  Мир 2891-A, империя Шинона, столица Штрия, 3-я четверть ХХ века.
  Мир 2891-V, империя Ариклея, столица Оранта, 2-я четверть ХХ века.
  Мир 2891-N, империя Ротра, столица Мара, 4-я четверть ХХ века.
  
   Пролог
  
  сентябрь 1999 года (по летоисчислению мира 1415-TFN)
  
  В невидимом здании местного филиала Ордена Совестей спускались по главной лестнице две Совести 5 класса, 3 ранга - Патришия Норрис и Керолайн Даррелл, оживленно обсуждая только что полученные назначения. Несмотря на юный возраст, они были на хорошем счету в Магистрате, успешно выполнив предыдущие задания. На сей раз, им поручили задания не столько ответственные, сколько сложные, почти безнадежные. Но они были уверены в своих силах: до сих пор при их участии ни один грешник не уходил от раскаяния. С одной стороны, от них теперь требовалась полная самоотдача, а с другой - их переполняла радость, что предыдущие назначения так успешно закончились.
  В кафетерии на первом этаже они заняли столик с видом на Винетту с высоты птичьего полета и заказали два десерта.
  Облизывая ложку, Керолайн с явным удовольствием заметила:
  — Будет хоть где силы приложить, до нас столько наших пробовало и всё без толку. Вызов! Не то, что в прошлый раз, тот клиент начал мучиться угрызениями раньше, чем я явиться успела.
  — Зато я всласть в зеркалах попоявлялась, - тем же тоном заметила Патришия.- Как он бедный мучился, причём из-за чужих грехов... Не задание, а каникулы, просто ходи и любуйся на идеальных клиентов.
  — Одно плохо, - вздохнула Керолайн, доедая желе, - отчёты километровые. Тебя раньше отозвали, а мне ещё расписывать и расписывать причины снятия с учёта.
  — Что же тут расписывать? - Патришия смаковала мороженое с клубничным сиропом. - Углублённое самоедство. Ясно всё, и без нашей помощи достигнет катарсиса рано или поздно.
  — А мне даже немного жаль, что всё так быстро закончилось. Привыкла я к ним, что ли? - неуверенно протянула Керолайн.
  — Я давно заметила - у тебя явная слабость к маньякам, - без тени осуждения констатировала Патришия. - Пора в 6-й класс переводить, составишь компанию Лотте.
  Тут как раз подошли специализирующаяся на уничтожении безнадёжных клиентов Лотта и вечно порхающая в облаках Констанция,- последняя за годы работы доставила Магистрату куда больше мук, чем своим вечно пользующимся её безалаберностью жертвам. Девчонки принялись оживлённо обсуждать новинки моды грядущего летнего сезона, бесцеремонно перебивая друг друга, одна лишь Патришия с отсутствующим видом доедала третью порцию клубничного мороженого.
  
  В самом начале осени действительный принц шинонский устроил традиционную охоту на лис в одном из своих загородных имений. Богатые дичью угодья были столь обширны, что легко могли удовлетворить кровожадность более чем сотни приглашённых гостей. Разбившись на различные по величине группы, они разъехались по разным концам огромного леса. Сам хозяин охотился в одиночестве, его сопровождал лишь личный телохранитель Мертом Кероник, но его считали чем-то вроде второй тени Керса Вортекса. Впрочем, принц был эгоистом всегда и во всём, так что никто даже и мысленно не мог бы упрекнуть его в недостатке радушия. Заехав в глубь чащи, Керс, и его попутчик спешились, и теперь шли вдвоём по узкой извилистой тропинке, придерживая за поводья лошадей. Зверям, встречающимся им на пути, совершенно ничего не грозило, ибо единственным видом охоты, интересовавшим их обоих, была охота на людей, как способ достижения безграничной власти. Увлечённо споря о тонкостях последних хитросплетений политики, они держались свободно, расковано; они давно были на равных - это и не удивительно, ведь сейчас под личиной Мерма скрывался глава Тайной Канцелярии его величества императора Ариклеи - Владан Тихик, с которым Керс познакомился после поступления в Магическую Вневременную Академию; они как-то сразу нашли общий язык, и с тех пор их дружба не ослабевала, несмотря на долгие годы, прошедшие со дня их выпуска. Они друг друга стоили; имея почти во всём совпадавшие взгляды по большинству основополагающих вопросов, они не уставали наслаждаться своим внутренним сходством и взаимопониманием, обеспечивающих им редкую возможность скидывать маски напускной человекоподобности. Общность пороков была залогом крепчайшей дружеской привязанности.
  Неспешно обмениваясь мнениями, они вышли на поляну, осенённую тенью предковечных дубов, и остановились, вступив в ту фазу спора, когда перестаёшь замечать окружающее. Лишь спустя несколько минут они обратили внимание на замшелый камень, скрытый зарослями папоротников. Камень занимал центральное положение на поляне, наводя на мысль, что его установили здесь по некому умыслу. Никогда не слышавшие о каких-либо развалинах в данной местности, Керс и Владан подошли ближе, проявляя пассивно-ленивое любопытство, позволявшее на какое-то время отвлечься от затянувшегося обсуждения.
  Раздвинув листья папоротников, они обнаружили позеленевшую надпись, полу стёртую непогодой и сыростью, Владан стряхнул мох перчаткой, они попытались прочесть, казалось бы, знакомые, но отчего-то ставшие вдруг непонятными слова.
  — Старотайский, не иначе, - заявил уже несколько заинтересовавшийся Владан.
  — Да, похоже, - чуть склонив голову, Керс пробежал надпись глазами. - Необычное построение фразы...некоторое несогласование слов...
  — Ну, а смысл? - осведомился Владан, не изучавший в детстве, подобно Керсу, мёртвые литературные языки и не посещавший этот курс в Академии.
  — Смысл... Ха! Слушай: "Одумайтесь, ибо ждут вас муки совести".
  Скорчив почти одинаковые скептично-насмешливые гримасы, Керс и Владан переглянулись и снисходительно рассмеялись - очень уж позабавил их пафос неизвестного пророка, - глубинная порочность их душ была надёжной защитой от суеверной впечатлительности и мистических страхов. Продолжая посмеиваться, они пошли дальше, а, достигнув противоположного края поляны, оглянулись, дабы ещё раз насладиться осознанием собственного цинизма, перед которым бессильны все заблуждения человеческой добродетели. Но в нетронутых вековых зарослях папоротника не осталось и следа камня, так, словно бы он просто растаял в воздухе. Друзья снова переглянулись, на сей раз уже с несколько меньшим весельем, затем Керс многозначительно заметил:
  — Самоуничтожился, бедняга. Праведные надписи не выдерживают такого соседства.
  — Наша негативная энергия прямо-таки смертоносна для любых форм проявления нравственности, - поддакнул Владан.
  Обычная язвительность удачно скрыла мимолётное замешательство, которое, впрочем, тут же и улетучилось, и вскоре оба напрочь забыли об этом странном происшествии. Их характеры обладали в высшей степени удобным свойством отбрасывать всё, что противоречило однажды избранному мировоззрению, а любые моральные наставления немедленно нагоняли на них презрительную скуку.
  После того, как разъехались гости, Керс попрощался с Владаном, направлявшимся в свой альтернативный поток времени, пообещав при первой возможности нанести ответный визит.
  Как ни странно, они не были двойниками, хотя вполне могли бы ими быть (стремления и манера действий у них были едва ли не идентичны, редкие штрихи различий лишь подчёркивали общий контур). И Керс, и Владан желали только одного - власти, причём политической, законной, подтверждённой, - таким образом они восполняли такие провалы в своих душах, как комплекс младшего бесправного члена королевской фамилии у первого, и комплекс мелкого дворянина из далеко не самого благородного рода, желающего возвыситься, у второго.
  Цинизм и жестокость, рассчитанная, точно отмеренная жестокость, были основой их характеров. Остановить их в этом алчущем порыве, в этом стремлении утолить жажду власти до сих пор не могло ничто, они не признавали ни правовых, ни моральных норм, используя их лишь для давления на других. Искалеченные судьбы, раздавленные жизни были их неотделимым шлейфом, тем неотразимым ореолом самоуверенного в своей безнаказанности порока, что подавляет всякое сопротивление.
  Керс возвёл в привычку исполнять малейшую свою прихоть, не считаясь с её последствиями для других. Его удовольствия были для него не менее важны, чем его планы, и этот бескрайний эгоизм стал просто его визитной карточкой, неотъемлемой деталью облика.
  Владан же ухитрился подчинить своим политическим желаниям едва ли не каждую сторону своей души, его личная жизнь была обратной стороной его борьбы за власть.
  Различия были обусловлены и тем окружением, которое они перестраивали под себя - два мира, схожих, но одновременно далёких, как два оттенка серого, с разницей во времени в полвека. Они жили похоже, и похоже грешили - потому и ждала их одинаковая расплата.
  
  
  
  
   ГЛАВА 1
  начало ноября 1999г.
  
  Над главным входом Архитектурного Института соорудили широкий, необычного вида навес - странное хитросплетение металлопластиковых конструкций, которое, впрочем, оказалось весьма полезным, ибо создавало такую желанную летом тень, осенью превращавшуюся в настоящий сумрак. Керолайн, радуясь серой дымке полумрака, стояла прислонясь к колонне и то и дело поглядывала на часы. Звонок прозвенел минут 10 назад, а Патришии всё не появлялась. Наконец в толпе вырвавшихся на волю студентов мелькнули изумрудная зелень свитера и волна упрямых кудряшек. Пат преспокойно прошла мимо заготовившей иронично-радостное приветствие Керолайн, так, словно вообще не заметила её. Керолайн, ничуть не обидевшись, беззаботно пропела ей вслед строчку из подзабытого хита:
  — "Больно бывает не только от боли, страшно бывает не только за совесть..."
  Патришия равнодушно махнула рукой - догоняй, мол, нечего тут выпендриваться. Керолайн так и сделала и с преувеличенно-драматичным, мягким укором сказала:
  — Могла бы и поздороваться.
  — Я же никогда никого не замечаю, даже и в двух шагах.
  — Но ведь, на сей раз, ты меня увидела...
  — Какая разница? Обычно я никого не вижу - к чему изменять привычке?
  Трудно было найти аргументы против железной логики Патришии, и Керолайн даже не пыталась этого делать, давно осознав всю тщетность такого занятия.
  — Кстати, откуда ты взялась? - соизволила, наконец, полюбопытствовать Патришия, когда они поднимались по крутой улочке центра Винетты. - Мы же договорились встретиться уже там.
  — Нас раньше отпустили. После того, как у четырёх студентов взорвались пробирки, профессор решил отложить лабораторную работу до выяснения всех обстоятельств.
   — И что же это за обстоятельства?
  — У нашего старосты вчера был день рождения.
  — И что из этого?
  — А то, что полгруппы сегодня совершенно не в форме. Какие там химические реакции - они не то, что дозу веществ отмерить не могут, они его насыпают мимо колбы.
  — Все вы там алкоголики, - в очередной раз констатировала Патришия.
  В отличие от сокурсников Керолайн по химическому факультету, где любили и умели погулять, как следует, и расслабиться после особенно тяжёлых учебных будней, у Патришии, кажется, весь её Архитектурный Институт в полном составе отличался гипертрофированной трезвостью, и она каждый раз злорадно забавлялась, выслушивая байки Керолайн о губительных последствиях похмелья.
  Сейчас они спешили в Орден, - первая половина дня принадлежала учёбе, а вторую им часто приходилось проводить в рабочих кабинетах, и это не считая обязательных ночных смен...
  Совести подошли к зданию Городской Администрации Винетты, и беспрепятственно попали внутрь, предъявив охране пропуска сотрудников отдела по делам молодёжи, привлечённых к работе на общественных началах. Когда они достигли лифтов, там их уже поджидали Лиотта с Констанцией. Все четверо деловито поздоровались, погружённые в мысленное планирование нескольких следующих часов, которые они сегодня должны были провести в Хранилище, чтобы найти и изучить данные для новых заданий. Керо, Пат и Лотта действительно собрались заняться делом, Конни же усиленно ломала голову над тем, как пореалистичней создать видимость напряжённой работы. В общем, все погрузились в раздумья. Они вошли в лифт - двери за ними закрылись, а на стенке появилась панель, которую не смог бы увидеть никто из непосвящённых - только сотрудники филиала да инспектора из Центрального Управления могли воспользоваться ею. Невидимое здание Ордена было соединено с обычным ничем не выделявшемся зданием Администрации, вот только первое было выше на несколько десятков этажей. Лотта нажала на кнопку с цифрой "28" — сведения о нужных им мирах находились в секторе 7008,— и лифт бесшумно рванулся ввысь.
  ...Все четверо юных Совестей пришли в Орден одновременно (после 8-го класса), успешно пройдя все тесты, тайно проводимые Орденом во всех школах. Причём Конни, мирно продремавшая всю ту пару, под конец списала на скорую руку ответы у Патришии, ухитрившись потом, однако, кое-как закончить Школу Совестей. И таким образом Орден получил Совесть, страдающую беспечностью, халатностью, безалаберностью и, в придачу к этому, начисто лишённую чувства долга; спасало лишь то, что Конни обожала свежие впечатления, а тут она имела к ним беспрепятственный доступ. Работая вместе, четверо подруг, тем не менее, были представительницами разных классов Совестей, отнесённые к ним, исходя из особенностей характера, темперамента и познавательных процессов. Орден состоял из сотрудниц шести разных классов, разделённых на ранги, каждый из них являл собой определённый тип Совести, приписывавшейся грешнику в зависимости от меры его преступлений. Отчуждённая в своей смиренной гордости Лотта принадлежала к высшему, 6-тому классу Совестей-киллеров, в обязанности которых входило доведение особо опасных для человечества клиентов до самоубийства в случае упорного противостояния раскаянию; они имели широчайшие полномочия и право на сколь угодно глубокую степень вмешательства. Легкомысленная, непостоянная Конни относилась к 3-тьему классу, обслуживающему клиентов, грешащих от случая к случаю, не имеющих особых порочных пристрастий, они не нуждались в постоянных угрызениях, и Конни с лёгкостью пренебрегала своими обязанностями. 5-тый класс, к которому были приписаны Керо и Пат, занимался перевоспитанием особо нагрешивших представителей рода человеческого, которые, однако, имеют один последний шанс исправиться. Они были на крайнем рубеже спасения, после которого следовал приказ о полном внутреннем уничтожении клиента.
  Разница в специализации не мешала Совестям делиться опытом и воспоминаниями, тем более, что им часто приходилось работать вместе, так недавно Пат и Конни оказались приписаны к членам одной семьи, в разной степени зараженных порочностью. Лотта свысока посматривала на усилия подруг, не забывая изредка шутить, что в один ужасный день их клиенты могут перейти к ней.
  Трогательное это каре сохраняло свою целостность так долго, что скреплялось уже более чем привычкой - одноклассницами они давно уже не были, в Школе Совестей учились в разных группах, но продолжали держаться друг друга.
  
  Для начала Патришия телепортировалась в дом нового клиента в своей невидимой проекции, чтобы иметь возможность спокойно осмотреться. Хозяин сидел в кабинете с головой погрузившись в бумаги, и Совесть решила изучить обстановку и немного освоиться. Родовой особняк Вортексов был, наверное, самым большим в столице, конечно, после императорского дворца, так что экскурсия заняла у неё довольно много времени. Благодаря изобретательной подозрительности Керса, его дом оказался снизу доверху напичкан самыми разнообразными ловушками против незваных гостей: где-то падали с потолка магические сетки, обездвиживающие безумца, осмелившегося проникнуть в цитадель главного интригана империи; где-то неожиданно проваливался пол, отправляя его в глубокие подземные казематы; из стены могла вдруг забить струя концентрированной кислоты; некоторые предметы имели острые шипы, обильно смазанные ядом. Впрочем, тут бывали и радушно приглашённые гости - на этот случай в стенах и каминах были устроены удобные ниши для подслушивания, а равно и подглядывания во всевозможных ракурсах. Вдобавок ко всему этому, в толще стен были надёжно сокрыты хитросплетения потайных ходов, с помощью которых можно было при любых обстоятельствах незаметно войти и выйти из дома. Патришия смогла бы различить все ловушки, но ей они совершенно ничем не грозили, - облик бесплотной проекции гарантировал безопасность.
  Когда Совести надоела эта чрезмерная, на её вкус, демонстрация силы, она вернулась в кабинет - Вортекс по-прежнему работал с документами. Поскольку ей была присуща непонятно кем или чем воспитанная неоправданно преувеличенная вежливость, Патришия решила пока ещё не прерывать его занятий и принялась неспешно прохаживаться вдоль высоких, под потолок, книжных шкафов с бесчисленными томами в кожаных переплётах. Некоторые, судя по их нетронутому виду, попадались на глаза Керсу, в лучшем случае, лишь однажды - это относилось и к трудам по истории, и к большей части тайской классики. Зато другие явно были в постоянном употреблении, особенно жалко выглядели несколько изданий: созданная анонимным автором "Всеобщая теория допроса в семи томах", издание 2-ое, переработанное и дополненное (оно считалось подлинным раритетом среди погрязших в политике магов), "Всемирная история и методология казней", а также "Вопросы применения пыток" и приложение к нему - "Практическое руководство в вопросах и ответах" для ежедневного пользования. Их некогда роскошные переплёты, сплошь во вмятинах и потёртостях, с облезлым тиснением, наводили на мысль о том, что Керс обращался к ним весьма и весьма часто.
  Закончив осмотр "библиотечного фонда", Совесть приблизилась к клиенту, немного постояла у него за спиной, заглядывая через плечо, - как оказалось, почерк у Вортекса был почти каллиграфический - резкий, заострённый, с чётким наклоном вправо. Патришия обошла стол с левой стороны и присела на самый его краешек. Она впервые видела Керса так близко, во плоти, и теперь с холодной профессиональной отстранённостью стала оценивать его внешность, а она вполне подходила его роду занятий и образу жизни. На вид ему можно было дать лет 30 (маги отлично умели выглядеть моложе своего возраста), беспрестанные излишества не оставили и следа на тривиально-классических чертах его лица, но при этом подчёркнуто-мужественная красота принца была порочна в самой своей сути. Густые волосы цвета воронова крыла были коротко острижены, но парика он не носил, и, хоть по большому счёту это не имело значения, Патришия была рада тому, что в этом мире подобные изыски парикмахерского искусства были не в моде. На Керсе была надета просторная шёлковая сорочка, из-под распахнутого ворота которой виднелась бинтовая повязка, - не так давно он был ранен в плечо обесчещенной помощницей; на спинке стула висел терракотовый камзол строгого, но не лишённого элегантности, покроя. Тут Вортекс поднял голову и, меланхолично закусив кончик пера, устремил отрешённый взгляд куда-то вдаль, задумавшись над сложным оборотом цветистой фразы, и так уж вышло, что его взгляд при этом скрестился с невидимым (пока ещё) для него взглядом Совести - оказалось, что его тёмные, оценивающие, словно бы испытывающие искренний интерес ко всему, что его окружает, и одновременно неумолимые, жестоко-беспощадные серые глаза напоминают сталь, покрытую налётом гари. Вортекс продолжал торопливо писать, и Патришия поняла, что ждать дальше просто бессмысленно.
  — Прошу прощения, - предельно вежливо обратилась она к нему. - Я вынуждена отвлечь вас от (я не сомневаюсь в этом) исключительно важных дел, но, к сожалению, мой лимит времени строго ограничен, к тому же я прошу вас уделить мне не более получаса.
  При первых звуках её голоса Керс поднял голову, но не увидел ничего, кроме неясных контуров только-только начавшего сгущаться воздуха. Вортекс был настолько погружен в планы очередной хитроумнейшей интриги, что это несколько замедлило его реакцию - он снова склонился над письмом, написал ещё пару предложений и только тогда, осознав вдруг, что происходит нечто странное, резко вскинув голову, увидел прямо перед собой уже до конца проявившуюся проекцию Совести.
  Для первого делового свидания Патришия выбрала вполне подходящий, по её мнению, наряд: бледно-сиреневый свитер с высоким, застёгнутым на все пуговицы воротником и простые чёрные джинсы. Керс испытал настоящее потрясение - очень уж экзотичной, на его взгляд, была эта обыденная для современной Винетты одежда - шинонская мода была абсолютно средневековой. Ещё более удивительной после искусных причёсок придворных дам, с их сложными, украшенными лентами или перьями, сооружениями из длинных волос, показалась ему короткая стрижка Пат с её-то непокорным буйством спиральных кудряшек. Живое, умное лицо с выразительной мимикой также резко контрастировало с извечно окружавшей его высокородной надменностью аристократок, пробивавшейся даже сквозь их льстивое подобострастие.
  "Какая оригинальная иллюзия!" - про себя восхитился Керс, рассматривая не званную гостью.
  Убедившись, что он сосредоточил на ней внимание, Совесть произнесла с заранее отрепетированной торжественностью:
  — Лорд Керс Вортекс, принц Шиноны, ваши злодеяния переполнили чашу терпения совести человечества. Если вы не воспользуетесь последним шансом и не раскаетесь, вы будете осуждены и преданы мукам.
  По выражению лица Вортекса нелегко было однозначно определить, какую реакцию вызвало у него это пафосное заявление. Патришия ждала, а Керс прикидывал в уме: кто из известных ему магов, мог навести столь правдоподобную трёхмерную иллюзию, сумевшую пробиться сквозь все защитные заслоны. И, что самое удивительное, он абсолютно не ощущал присутствия чужого колдовства.
  — Вы не прислушивались к дарованному вам от рождения нравственному чувству, окончательно заглушив его голос, - внушающим тоном продолжала Патришия, - поэтому мы, Совести, сочли необходимым постоянное присутствие напоминающего о моральном долге фактора.
  Решив, что кто-то из его приятелей вздумал сыграть с ним шутку несколько издевательского характера, Керс позволил себе ответить, дабы проверить, сколь далеко иллюзия готова зайти.
  — Совести? - вкрадчиво переспросил он. - Вы считаете себя совестью?
  Патришия соскочила со стола, выпрямилась, придав лицу официально-вежливое выражение:
  — Позвольте представиться, - предупреждающе мягко сказала она, - ваша личная Совесть, мой регистрационный номер 10-07.
  Керс молчал, решив ещё немного полюбоваться столь необыкновенным творением чужого волшебства, Патришия прошлась по кабинету, заложив руки за спину.
  — Я постараюсь пробудить у вас нравственные муки и заставить вас измениться, - заявила она, присаживаясь на диван и закидывая ногу за ногу.
  Керс мгновенно потерял к ней всякий интерес, подобные речи ему не раз доводилось слышать от своей искушённой в добродетели сестры, которую он не так давно отослал от себя, к тому же она тоже была чародейкой... Вздохнув, Керс чуть прикрыл глаза и попытался рассеять порождение заботливой сестринской фантазии, но Патришия улыбалась, как ни в чём не бывало.
  — Совести неистребимы, - шутливо пояснила она. - На чём мы остановились? Ах да, конечно, я не надеюсь на ваше немедленное покаяние - процесс преобразования, или, если хотите, перевоспитания, долгий и болезненный. Курс воздействия начинается с сегодняшнего дня, - она достала из кармана свёрнутый трубочкой небольшой листок пергамента.
  — Список ваших преступлений, - сказала она в ответ на его недоумевающий взгляд.
  — Так мало? - не удержался Вортекс. - Мне казалось, их было больше.
  Листок развернулся, катясь и катясь, оплетая кабинет именами бесчисленных жертв.
  Вглядевшись в некоторые фамилии, Керс пожал плечами:
  — Не припоминаю таких.
  — Я знаю, - печально вздохнула Совесть. - Вы удивительно забывчивы в этом отношении. Но всё же попытайтесь вспомнить, это будет первый шаг к исправлению.
  Керс окончательно убедился, что на нём сказываются последствия недавнего ранения, правда, таких убедительных галлюцинаций у него ещё не бывало, но кто же знает все уловки воображения мага?
  — Перечитайте на досуге, - не терпящим возражения тоном приказала ему Совесть. - И ещё вот это...
  Перед ним на столе появился красочный иллюстрированный проспект, отпечатанный на глянцевой бумаге по новейшим типографским технологиям, с надписью: "Всё, что вы должны знать о Совести: краткое введение в теорию внешней и внутренней нравственности".
  Заинтригованный помимо своей воли, Керс раскрыл его на первой странице, бегло скользнув глазами по разделу "Введение".
  — До скорой встречи, - пообещала Патришия, исчезая.
  
  Керолайн подошла к делу более основательно, не удовлетворившись чисто теоретическими предположениями о характере и повадках клиента, она установила за ним предварительную слежку, стараясь не упускать из вида ни один момент из его повседневной жизни. За несколько дней она собрала массу фактического материала, позволяющего сделать далеко идущие выводы. Решив, наконец, что она достаточно подготовлена для первой встречи с клиентом, она заявилась к нему в дом без излишних церемоний. Для непосвящённого обиталище Владана выглядело уязвимым, даже слишком уязвимым. На самом же деле дом был опутан магической паутиной с разной поражающей степенью концентрации волшебства - тончайшие, сверхчувствительные нити мгновенно предостерегали хозяина о любом намёке на опасность, одновременно активизируя колдовские защитные механизмы.
  Владан удобно расположился в библиотеке, одной из самых полных в отношении исторических и магических трудов, и делал уточняющие пометки на полях "Всеобщей теории допроса", написанной его давно умершим в параллельном мире двойником на основании собственного многолетнего опыта. "Теория" явно нуждалась в доработках, а Владан был требовательным к плодам своего неусыпного труда, пусть даже допустившее погрешности его "я" было альтернативным.
  Владан и Керс были живым подтверждением тезиса "внешнее равно внутреннему", они были схожи и чисто внешне: одни черты лица, посадка головы, разворот плеч, даже волосы разнились лишь оттенком темноты при одинаковой форме стрижки. Основное отличие было в другом: глаза Владана были более глубоки, они напоминали чёрную бездну, наполненную сумраком безлунных ночей. Сосредоточенную мрачность его облика подчёркивал чёрный костюм без малейшего цветного пятна.
  Керолайн проявилась прямо перед столом Тихика и сразу обратилась к нему, не думая о том, что прерывает его занятия, - она ценила положение Совести своего класса ещё и за то, что оно позволяло не проявлять щепетильности по отношению к клиентам.
  — Милорд!
  Владан поднял голову и посмотрел на неё, не понимая, как кто-либо мог набраться наглости помешать работе грозного шефа Тайной Канцелярии (Т. К.), но его раздражённый взгляд ничуть не смутил Совесть. Керолайн бесцеремонно уселась в кресло напротив него и, закинув ногу за ногу по их общей с Патришией привычке, продолжала:
  — Прошу прощения за высокопарность, но вам всё же придётся меня выслушать. Лорд Владан Тихик, полномочный глава Тайной Канцелярии его императорского величества Вацлава Ружены, самодержца Ариклеи, ваши злодеяния переполнили чашу терпения совести человечества. Если вы не воспользуетесь последним шансом и не раскаетесь, вы будете осуждены и преданы мукам.
  — Послушайте-ка..., - резко начал Тихик и осёкся, не зная, как назвать странную особу, самым невероятным образом оказавшуюся в его доме, ведь не бывало ещё случая, чтобы магическая паутина не предупредила его о появлении не прошеных гостей.
  — Для вас я буду - леди Совесть, - милостиво подсказала Тихику Керолайн, видя его замешательство.
  "Не очень-то она похожа на леди", - подумал Владан. Никогда ещё ему не приходилось видеть более нелепого наряда, - Керолайн и в голову не пришло задуматься над тем, какое впечатление она произведёт на своего подопечного. По винеттским меркам, расклешённый чёрный пиджак, застёгивающийся спереди на одну пуговицу, бледно-жёлтая блузка и прямая мини-юбка из буклированной ткани насыщенно василькового цвета, безусловно, были деловой одеждой, отлично подходившей для рабочего дня, но в Ариклее всё это смотрелось дико и даже более того - непристойно. Да и сама не званная гостья явно отличалась от того типа женщин, с которым Тихик привык иметь дело: среднего роста, пропорционально сложена, нежно-белая кожа чуть тронута загаром, бесспорно благородные черты лица, несмотря на их явную нездешность, выразительно-насмешливые серые глаза и тёмно-русые волосы, собранные в низкий хвост.
  — Совесть? - с неудовольствием спросил Владан - абстрактное понятие, обозначаемое этим словом, никогда особо не занимало его, а теперь и подавно.
  — Совесть, Совесть, - небрежно подтвердила Керолайн, - самая, что ни на есть, настоящая. Ваша личная. Номер 19-07.
  — Странно, - насмешливо произнёс Тихик, откидываясь на спинку стула, - мне всегда казалось, что совесть - это свод внутренних правил и законов, определяющих соответствие человеческих поступков морали общества.
  — Так оно и есть, - отозвалась Керолайн, даже не пытаясь скрывать самодовольство. - Но вы же не станете отрицать, что пренебрегали этим внутренним голосом всю свою жизнь? Вот и пришлось послать к вам нечто более существенное и назидательное. Вы ведь закосневший во грехе негодяй, милорд.
  Последняя фраза заставила Владана поморщиться, слишком уж часто прибегала к подобным оборотам его постоянно используемая любовница, Валеска Отмар, правда, с большей экспрессией в голосе.
  — Мне поручено преподать вам уроки поведения, более приличествующие человеческому существу, ясно?
  — Каким образом? - Владан едва сдержал ироничную улыбку, представив, как его будет воспитывать эта девчонка.
  — Угрызениями, угрызениями и ещё раз угрызениями, - с готовностью отозвалась Керолайн. - Вы очень скоро начнёте жалеть обо всех совершённых вами преступлениях.
  В голосе Совести звучала скорее угроза, чем увещевание, она была настроена весьма решительно, а поблажек у неё не добивался ни один клиент, пусть даже и безупречным поведением.
  Владан, однако, не спешил пугаться, окончательно решив, что Совесть - очередная попытка угрозы со стороны Валески, впрочем, довольно неординарная. Валеска неустанно строила против него козни, плела заговоры, всеми силами пытаясь отравить ему жизнь, но обращаться к идее совести ей доселе в голову не приходило - она была уверена, что её-то Владан начисто лишён. Тихику доносили, что леди Отмар причаровала одного недурственного молодого мага, видимо, теперь она всё же научилась фантазировать, переняв его издевательский стиль. Великолепно. Прежняя её манера поведения переставала быть занимательной.
  — Разъясните мне цель вашей миссии подробней, дорогая Совесть.
  — Подобная фамильярность дорого вам обойдётся, - беззлобно предупредила Керолайн. - А миссия моя, как и всякой порядочной Совести, заключается в наставлении вас на путь истинный. Вы не совсем безнадёжны по нашим прогнозам.
  Владан отметил это "нашим", прикинув, какой дополнительный смысл скрывается за множественным числом. Сколько его противников создали этот экзотический образ? Собственно, если бы совесть у него всё же была и имела антропоморфное воплощение, было бы в ней что-то столь же дерзкое, как в этом мираже - Владан соглашался с подобной трактовкой этой аллегории.
  — Чем же именно я привлёк ваше внимание, миледи?
  — Совокупностью разнонаправленных преступлений, - предельно честно ответила Керолайн, - областей, где вы не отличились, осталось крайне мало.
  Из появившейся у неё на коленях кожаной папки она наудачу вытащила несколько листков распечаток и зачитала Тихику примеры, наглядно демонстрирующие его разносторонность.
  — Не оставите для дальнейшего изучения? Такого подробного описания моих злодеяний у меня нет.
  — Кто же хранит компромат на самого себя, - рассеянно согласилась Керолайн. - Это было бы крайне неосторожно.
  На потолке библиотеки появились скользящие строки - тщательно рассортированные мини-статьи о каждом из его преступлений.
  Несколько минут Владан наслаждался этим зрелищем, запрокинув голову и чувствуя невольное уважение к чародею, создавшему эту забавную шутку.
  Керолайн тем временем разложила на столе пачку брошюр с универсальным проспектом во главе, она не слишком верила в их целительное воздействие. Но старалась не отступать от положенной процедуры без достаточных на то оснований.
  — Вы человек просвещённый, милорд, но вряд ли когда-либо глубинно занимались разработкой такого феномена как совесть и её влияние на само сознание. Вам не мешает восполнить это упущение, так будет лучше для вас, - тон опять стал менторским, безапелляционным.
  Владан с каждой минутой всё больше восхищался с самой идеей, и её практическим воплощением. Малоэффективно, зато какой нестандартный подход!
  — Мне пора, - бросила Керолайн, глядя на часы, - я ухожу, но вернусь непременно, так что не обольщайтесь.
  — Буду ждать с величайшим нетерпением, - с готовностью откликнулся Тихик.
  Керолайн в своей обычной манере исчезла, не тратя времени на необязательные расшаркивания в официальном прощании перед клиентом.
   ГЛАВА 2
  ноябрь 1999г.
  
  Кафетерий был почти пуст, в такое время сотрудницы занимались своими повседневными делами, не имеющими отношения к их второй миссионерской деятельности. Патришия сидела за знакомым столиком, допивая третью порцию томатного напитка, и с мрачным видом листала выдержки из базы данных.
  Керолайн подкралась сзади, положила руки ей на плечи, но та даже не вздрогнула.
  — А-а, привет. Ну, как, красиво ты вошла в его грешную жизнь?
  — Могла бы и испугаться для приличия, - возмутилась Керолайн, падая на стул напротив. - Н-да, теория была хороша, - понуро протянула она, и Патришия, соглашаясь с ней, хмуро буркнула в ответ нечто неразборчивое.
  После первой "разведки боем" энтузиазма у обеих порядком поубавилось - одно дело чисто умозрительные выкладки и совсем другое - фактический результат. Они-то догадывались, что подобных клиентов нелегко будет пронять, но чтоб настолько?! Есть же предел всякому самоконтролю? Пускай даже они с лёгкостью отмахивались от внутреннего гласа добродетели, - в течение последних 2-х десятилетий несколько незримых Совестей низших классов взывали к их нравственности - всё тщетно, но это неожиданное появление почти материальных образов должно же оно было произвести хоть какой-то эффект! Но нет - эти двое смеялись им в лицо, хоть и пытались это скрыть. Ни разу за свой стаж работы им не приходилось видеть столь полного равнодушия при первой встрече, и это отнюдь не укрепляло веру в успех.
  — Нет, ты представляешь, - пожаловалась Керолайн, - мой-то, оказывается, чуть не всех любовниц себе заводит, исходя из чисто политических расчётов. С ума сойти можно - гарем целый, и кругом одна политика, не клиент - уникум какой-то.
  — Мой не лучше, - без тени сочувствия откликнулась Пат, - он не подчиняет личные удовольствия политике, даже наоборот. Но зато уж ни в чём не знает меры. Только представь, когда одна молодая аристократка, Эйра Сумерек, посмела отвергнуть его притязания, он приказал пытать её и её жениха, затем отправил её в ссылку, а почти всех её родных казнил, оставив при себе лишь её младшую сестру - Тишину Сумерек, которой тогда едва исполнилось 8 лет. Многие годы он последовательно развращал её душу, воспитав из неё полное подобие себя самого, он сделал её своей правой рукой, помощницей во всех злодеяниях. Более того, она стала исполнять роль сводни - ему уже не нужно было тратить время на то, чтобы сломить волю и сопротивление таких же несчастных девушек, как сестра Тишины, она занялась этим вместо него. При этом ей было абсолютно всё равно, что она ничем не отличается от него, Тишь ждала момента его наивысшего триумфа, чтобы отомстить. После победы над Северной империей - решающей победы в его карьере, она попыталась убить его, но неудачно, он выжил и решил восполнить давнее своё упущение - обратить на неё внимание, как на объект для забав, короче, - Патришия понимала, что может легко запутаться в малопонятных эвфемизмах, - он её обесчестил. Теперь она никак не излечится от помрачнения рассудка, вызванного потрясением. Мало того, когда приёмная дочь его родителей - целительница Луара Лекс, видя всё это, хотела образумить его, заставить осознать свою вину, он обесчестил и её - для того только, чтобы у неё появились законные основания для упрёков, а после отослал от себя обеих. Уж не знаю, что от меня Магистрат ожидает. Эта история одна из десятков подобных! Отдали бы его сразу Лотте или причислили к неисправимым - что толку зря время терять, - если Патришия и говорила излишне пафосно, то эта экспрессия была понятна и простительна - никогда раньше она не имела дела с человеком, столь безоглядно наслаждавшимся собственными пороками, столь чуждым всяким сомнениям и запретам.
  — Приятная личность, ничего не скажешь, - хмыкнула Керолайн. - Но и мне не позавидуешь, посуди сама: мой содействовал подготовке грандиозного восстания в одной из провинций, и всё для того, чтоб подавить его, - он тогда возглавлял местное отделение Т.К., стать шефом Канцелярии, заслужив безграничную признательность до смерти напуганного этим бунтом императора. Он же устроил так, что во время восстания чернь напала на особняк наместника провинции, убила его и его сына. Жена наместника вскоре умерла, не выдержав этого ужаса, а его дочь Валеска оказалась в руках Тихика, который разыграл целый спектакль, представив себя её спасителем. В действительности же он... обесчестил её, - уважая щепетильность Пат, Керолайн тоже использовала эвфемизм, - и, шантажируя письмами, свидетельствовавшими о связях её отца с повстанцами, принудил девушку молчать о своём позоре. И вот уже лет 10 заставляет её оставаться своей любовницей, получая удовольствие от её вспышек ярости, от её ненависти и бессилия. И при этом история с Валеской едва ли не краеугольный камень его карьеры - он стал в глазах императора рыцарем без страха и упрёка - ещё бы ведь он спас от жестоких убийц дочь погибшего за державу наместника. Валеска пытается уничтожить его, вовлекая в свои интриги всё новых и новых людей, которые при иных обстоятельствах вряд ли решились бы выступить против Тихика - благодаря ей, он постоянно выявляет прежде скрытых врагов, и впоследствии спокойно уничтожает их. Теперь он шеф Тайной Канцелярии, а сия организация известна далеко за пределами Ариклеи, и слава её ужасает..., но всё же чуть меньше, чем её нынешний глава. Пожалуй, он едва ли не первый, кто не получает удовольствия от пыток - раз они нужны ему для получения информации, он прибегает к ним без колебаний, но именно в том объёме, в каком они необходимы, при этом постоянно совершенствуя их методы, чтобы причинить как можно больше боли, не рискуя жизнью жертвы, пока она ещё может пригодиться. Многие при виде этого человека признаются в том, чего не совершали, прежде чем их поволокут на дыбу. Он забавляется, безжалостно играя людьми - от самого жалкого из подданных до самого его величества императора. Скоро он единолично будет править страной, ещё раньше, чем формально наденет корону. Практически из каждой любовной связи он извлекает политическую, именно политическую выгоду. Встречая сопротивление, очень редко прибегает к грубому насилию, нет, он так или иначе, заставляет несчастную будто бы "добровольно" уступить ему, а потом превращает в марионетку, угрожая скандалом, - он сам как-то писал анонимные письма мужьям, чьих жён обесчестил. Его забавляет их страх, но никогда ещё он никого не сделал своей жертвой, исходя из ничем не обоснованной прихоти или личной неприязни. Нет, вначале весьма практичный мотив, затем - единственно-возможный способ достижения цели, в конце - результат, а уж в процессе можно и поразвлечься, но не сверх того. Ну, попробуй определить, кто из них более извращённая сволочь?
  — Даже не буду пытаться, - угрюмо проворчала Патришия. - Скажи лучше, что нам с этим делать? Ни с какой стороны не подступишься.
  — У нас ещё есть время, - ободрила её Керолайн, прибегая к лицемерной улыбке, - пока мы будем проводить вступительную и общую программы, мы можем составить планы действий.
  — План, - заявила Патришия, - один общий план, слишком уж они похожи. И применим его в зависимости от их особенностей. А думать вместе у нас всегда неплохо получалось, продуктивно.
  — Да уж, наши общие идеи всегда претендовали на некоторую оригинальность, - не без гордости заявила Керолайн. - Вдвоём, может быть, и найдём выход.
  
  Входя на следующее утро после тут же забытого визита Совести в кабинет и не глядя под ноги, Керс вдруг споткнулся о раскатанный по всему полу свиток. Слуги на рассвете тщательнейшим образом убрали кабинет, но пергамента они не видели, просто проходили сквозь него, а для Керса он был самым, что ни на есть, материальным. Чертыхнувшись, Вортекс огляделся и с раздражением убедился, что список злодейств никоим образом не растворился за ночь. Поражаясь длительности воздействия этой галлюцинации, Керс принялся сворачивать его, но это оказалось не так-то просто, толстенный рулон так и норовил выскользнуть из рук. Порядком намаявшись, он свернул его до половины и отпихнул к стене.
  Подсев к столу, и потирая не до конца отдохнувшие за короткое время сна глаза, Керс принялся разбирать не убранные ночью бумаги, поверх которых он просто наложил охранное заклинание. Доклады шпионов смешались со стенограммами допросов, проектами договоров, кое-какими записями личного характера. В самом низу обнаружился услужливо оставленный Совестью проспект. Решив как следует поразвлечься, если уж предоставилась подобная возможность, он бегло пролистал тоненькую брошюру, уделив внимание лишь той главе, где подробно были описаны классы клиентов, их права и обязанности. Керса немало позабавило то обстоятельство, что, исходя из характера его злодейств, его можно отнести к той группе клиентов, что не имеет права на изменение меры пресечения, отсрочку и смягчение наказания, а также освобождение от него, не имеет права ходатайствовать о замене Совести и вообще практически не имеет никаких прав, кроме, разве что, подачи заявления о служебной халатности или неисполнение Совестью своих обязанностей.
  Вдоволь насмеявшись, он вернулся к своим обычным занятиям, выбросив из головы сам факт затянувшейся галлюцинации.
  Совесть явилась недели через полторы ближе к вечеру, материализовавшись, на сей раз, прямо посреди комнаты, вежливо-учтивая улыбка была просто приклеена к её лицу.
  — Вечер добрый, - нарочито приветливо сказала она.
  Её внешний вид сегодня уже не так поразил Керса, хотя в обычные рамки вписывался не более предыдущего - синий свитер гладкой вязки с выпуклым ромбовидным узором на рукавах и тёмные брюки с вплетёнными в ткань сквозными серебристыми нитями.
  — Ознакомились ли вы с предоставленными в ваше распоряжение документами, ваша светлость? - обратилась Патришия к нему, избрав нижайший из его титулов.
  — Вполне... хотя и не имел достаточно времени, Совесть моя.
  — И ваши выводы?
  — А они должны быть? - не удержался Керс от лёгкого сарказма.
  — Я надеялась, что человек, обладающий столь аналитическим умом, сможет понять подробно расписанные инструкции.
  — Допустим, я понял. Что же дальше?
  — Вступительная лекция, - немедленно откликнулась Совесть, - так что приготовьтесь слушать и будьте внимательны.
  Подняв глаза к потолку, чтобы сосредоточиться, Патришия проникновенно начала речь, слова которой с необходимым переводом произносились Совестями в течение бесчисленных веков.
  — Обратитесь воспоминаниями к своим детским годам, к тем понятиям добра и зла, что внушала вам мать, и сравните их с вашим сегодняшним поведением - достойны ли вы чести называться сыном вашей матери?..
  Вздохнув, Керс попытался сосредоточиться на своей работе, не особо прислушиваясь к излагаемым Совестью нравоучениям, но сделать это оказалось нелегко, поскольку в текст были вплетены ключевые фразы, удерживающие внимание клиента, не дающие ему отвлекаться, так что он вскоре отказался от тщетных попыток сопротивления и дослушал речь до конца. Патришия, которая всё это время ходила кругами вокруг его стола, решив, что намотала достаточно километров, села на диван и деловито воззрилась на клиента:
  — Вам всё понятно, ваша светлость? Есть вопросы?
  Вопросов у него не было - он уже знал, что предпримет. Нельзя же, в самом деле, позволять какой-то галлюцинации, пусть даже и настойчиво-реалистичной, отвлекать его от работы - так, чего доброго, останется меньше времени на личные удовольствия, а сутки и без того невыносимо коротки. Магия рассеивания на неё не действует, ладно, попробуем теперь что-нибудь другое. Мысленно сконцентрировавшись, он телепортировал со склада в дальнем подземном каземате плетённую металлическую сеть, насквозь пропитанную парализующим волшебством - на миг застыв под потолком, она с тихим шелестом обрушилась на Патришию, мгновенно опутав её с головы до ног - Совесть даже не шелохнулась.
  — Ну вот, сейчас разберёмся, кто или что это такое, - удовлетворённо и в то же время угрожающе заметил Керс, вставая со стула и решительно направляясь к ней. Приблизившись к Патришии, он коснулся её плеча, чтобы проверить её материальную осязаемость, а также здравость собственного рассудка - и тут же достаточно ощутимый удар тока поразил его тело, - Керс рванулся назад и сам не понял, как оказался на полу. В комнате явственно повеяло гарью - лёгкий сероватый дымок вился над опалённой одеждой. Сидя на полу и понемногу приходя в себя, Вортекс наблюдал, как Совесть спокойно исчезла из сетки и вновь проявилась на другом краю дивана, полюбопытствовав с беззаботной улыбкой:
  — Ну, как, убедились, что я существую? К каким только предосторожностям не приходится прибегать нам, Совестям, работая с такими клиентами. Постарайтесь к следующему разу набраться лучших манер, - посоветовала Патришия и, вежливо попрощавшись, растаяла в воздухе.
  Керс, морщась от боли, поднялся с пола, впервые задумавшись о том, что его ждёт, если эта "Совесть" ему не привиделась.
  
  Спустя неделю после первого появления оригинальной иллюзии Тихик приобрёл привычку, принимая посетителей в домашнем кабинете, то и дело высоко запрокидывать голову - просто не мог удержаться от мимолётного любования "плодами рук своих" - список жертв прямо-таки пробудил в нём синдром нарциссизма. Правда, вот его гостей удивляли его сосредоточенные взгляды на полированную шрапнель, которой был обшит потолок, но разве это была самая странная или страшная из его привычек?
  Конечно же, ему пришлось вызвать на дуэль союзника Валески - он успешно одолел подававшего надежды молодого мага, и, по-прежнему испытывая к нему благодарность за минуты хорошего настроения, подаренные забавным фантомом, обошёлся с ним неимоверно мягко: в саду леди Отмар вдруг появился роскошный куст чайных роз, с присоединённой к нему визиткой шефа Т. К. и собственноручной подписью "искренне ваш" - Валеска стерпела и это элегантное издевательство.
  В тот день Тихик вернулся домой, немного сожалея о том, что не увидит больше такой неординарной иллюзии. Может, попробовать создать нечто подобное для самого себя? Впрочем, на это нет лишнего времени. Каково же было удивление, пожалуй, даже приятное удивление Тихика, когда он снова обнаружил в своём кабинете бегущие по потолку строки - иллюзия никуда не исчезла. Значит, её создал кто-то другой или... это не иллюзия вовсе? Тихик поискал оставленные ему Совестью проспекты, но они уже куда-то задевались, и он решил просто подождать продолжения странной истории, если оно будет.
  И Совесть не замедлила напомнить о себе - преспокойно проявилась прямо посреди рабочего кабинета шефа Тайной Канцелярии - Владан тогда допоздна задержался на работе. Керолайн возникла на высоте около метра, затем плавно спикировала в кресло, в которое усаживали невольных посетителей этого кабинета: охранники приводили их сюда закованных в цепи, уже сломленных первыми пытками - Владан редко удостаивал предварительно не обработанных строптивцев личным допросом. Одно упоминание этого кресла наводило ужас на предварительно посвящённых в наиболее эффектные подробности рабочих будней Т. К. придворных, но Керолайн отнюдь не отличалась мнительностью, а особенно в тех случаях, когда могла быть уверена в собственной безопасности.
  Она поудобней устроилась в кресле, небрежно закинув скрещённые в лодыжках ноги на край стола Владана. Это зрелище было здесь абсолютно непривычным, как и её сегодняшний наряд - абрикосовый свитер с квадратной горловиной, под который был поддет черный синтетический гольф и чёрные же брюки клёш.
  — Проспекты вы, конечно же, не читали? - не собираясь здороваться, утверждающим тоном осведомилась Совесть.
  — Хотел, но они уже успели потеряться в бумагах, - для разнообразия попробовал оправдаться Владан.
  — Что ж, этого следовало ожидать, - Керолайн пожала плечами. - Мне придётся несколько расширить свою первую лекцию, и этим вы отнимете время и у меня, и у себя.
  — Вы знаете, миледи, вы абсолютно правы, как раз сейчас у меня и нет времени, которое я мог бы вам уделить.
  — А придётся, - предупредила она и, не собираясь более затягивать вступление, начала ту же речь, что и Патришия, сопровождая её более выразительными интонациями.
  Владан, обладавший счастливой способностью раздваивать внимание без ущерба для обоих дел, слушал её, не прерывая, и одновременно продолжал подписывать лежащие перед ним смертные приговоры.
  Наконец, Совесть не выдержала и, прервав на полуслове красочную фразу, несколько раздражённо сказала:
  — Имейте же элементарную порядочность, милорд! В конце концов, вы находитесь в присутствии Совести и могли бы умерить свою кровожадность.
  —Прошу прощения, - с деланным участием встрепенулся Владан, - не думал, что вы так щепетильны.
  Он отодвинул приговоры в сторону, достал из шкафа стопку направлений на пытки, снял защитную иллюзию со своей личной печати, стоящей в виде подсвечника на три свечи на краю стола, и с меланхоличным видом принялся ставить оттиски.
  Решив не особо придираться, Керолайн продолжала свой пылкий призыв к благоразумию, сопроводив его в конце кратким комментарием из основных положений Ордена Совестей.
  — Вы закончили? - не поднимая головы, спросил он.
  — На сегодня - да.
  — Тогда могу ли я спросить...
  — Конечно-конечно, - обрадовалась было Керолайн.
  — Меня крайне интересует ваша природа, миледи. Не соблаговолите ли вы разъяснить основу вашей сущности? Вы живой человек или мираж?
  — Вы что же, ждёте правдивого ответа? - искренне удивилась Совесть, не ожидавшая услышать от него столь прямой вопрос.
  — Вовсе нет. Мне просто любопытно, все ли реакции предусмотрел проектировавший вас чародей.
  — Вынуждена вас разочаровать, - притворно огорчилась Керолайн, - я всё же реальна.
  — Это мы сейчас проверим, - сказал Тихик, покончивший с пытками и жаждущий вернуться к подписанию приговоров - заканчивалась ночь, а квота казней не была заполнена.
  С этими словами он потянулся к ней через стол, демонстрируя явное намерение убедиться в её действительном присутствии. С точно отмеренной дозой пренебрежения во взгляде Совесть выпустила из глаз потоки фреонов, превративших Тихика в ледяную статую.
  — Никогда не стоит излишне распускать руки, - внушительно произнесла она, медленно растворяясь в воздухе.
  Через какое-то время Владан постепенно разморозился, но вечер был уже слегка подпорчен, приятная иллюзия начинала терять свою привлекательность.
  
   ГЛАВА 3
  конец января 2000г.
  
  — Ну, ты идёшь или как? - Патришия уже начинала сердиться, а Керолайн просто невозможно было оторвать от зеркала - благо приступы самолюбования случались с ней достаточно редко. Патришия же патологически не любила опаздывать, хоть им всего-то нужно было подняться на два этажа - все, не обременённые семьями, Совести жили в одном доме, который был специально построен для сотрудников этого филиала.
  Конни в этот солнечный январский денёк исполнялось 18 лет, и по этому поводу она организовывала вечеринку для избранных - собралось не более 20 человек, из Совестей только Пат, Керо да Лотта, все остальные - друзья и знакомые именинницы по отделению трансгенных мутаций Коллегиума молекулярной биологии, барам, модным курортам и прочим занимательным местам, куда регулярно наведывалась жизнелюбивая Конни. Музыку включили так, что заснуть в эту ночь не удалось никому в доме. Гости, не вынуждая хозяйку особо их развлекать, находили себе занятия сами: кто-то чинно беседовал за рюмкой-другой напитков покрепче, кто-то играл в фанты, кто-то вверх ногами устроившись на диване, листал энциклопедии с винеттскими пейзажами или модные журналы, кто-то залезал на стол и радостно махал прохожим, поспешно переходившим на другую тротуара, двое случайно встретившихся здесь студентов-психологов мучили друг друга заданными на каникулы тестами, поскольку все другие попросту отказались их проходить, а большинство просто бесилось, ни на кого не обращая внимания.
  Патришия, в виде исключения, взяла бокал мартини, сильно разбавленного соком, и этого ей хватило на весь вечер, Керолайн же отдавала должное красному шампанскому, Конни они поздравили в присущем им иронично-доброжелательном стиле, не преминув назвать "старушкой", их совершеннолетие наступало ещё только через полгода.
  Время приближалось к двум часам ночи, когда Патришия спохватилась, что они самым безответственным образом транжирят время, предназначенное для работы. Конни, конечно, могла себе позволить любую вольность, во-первых, потому, что была именинницей, а, во-вторых, все давно привыкли к её отношению к заданиям. Керолайн явно была готова последовать её примеру, выбросив из головы трудного клиента и все связанные с ним проблемы, но Патришия повиновалась в первую очередь голосу долга и лишь во вторую - желанию поразвлечься, это был один из её главных недостатков, поскольку незаконченные задания часто отравляли ей жизнь.
  Побродив среди гостей, она, наконец, наткнулась на Керо и Лотту, с самым благожелательным видом очаровывающих кого-то из приглашённых. Лотта в данный момент была свободна - не далее, как позавчера, она довела до досрочного самоубийства заблудшего клиента, и теперь наслаждалась заслуженным отдыхом.
  — Пойдём, ночь скоро закончится, - Патришия потянула Керолайн за руку, и той, хоть и не без некоторых сожалений, пришлось уступить наполовину завоёванного кавалера Лотте. Они вдвоём отправились в Коннину спальню, там Патришия бесцеремонно раскинулась на кровати, оставив Керолайн довольно неудобный мини-диванчик. Обе крепко спали уже спустя пару минут - в Школе Совестей учили быстро вводить себя в рабочее сонное состояние. Во время подобного транса сущность Совести в виде бесплотной проекции через тонкий слой транслятора попадала в нужный ей мир.
  Время между двумя измерениями: винеттским и клиента - соотносилось достаточно оригинально - сутки в мирах Тихика и Вортекса полностью укладывались в промежуток между 0 и 6-тью часами измерения Пат и Керо, в краткий миг между их последней и первой минутой проносились оставшиеся 18 часов Винетты - таким образом Совести за эти 6 ночных часов могли посетить доверенных им злодеев в любой момент тамошних суток.
  Просочившись через барьеры в измерениях, раздражённые Керолайн и Патришия предстали перед ни в чём не повинными перед ними клиентами, но этот испорченный вечер обошёлся тем несколькими часами ханжеских нравоучений, провозглашаемых с самым серьёзным видом укрепившихся на скале добродетели мучениц. Всё это эффектно контрастировало с внешним обликом нарядившихся на праздник (и позабывших принять другой вид) Совестей: Керолайн была в белом гольфе, чёрной замшевой жилетке и рискованно-короткой бледно-алой юбке; Патришия недалеко ушла от неё в своём бесстыдстве - приталенный чёрно-белый пиджак в мелкую клеточку, свободная зеленовато-золотистая блузка и её любимая чёрная юбка с разрезами.
  Представляя себе беззаботную Констанцию, веселящуюся как ни в чём не бывало, Керо и Пат так прониклись духом своих проповедей о вреде разгульной жизни и низменных удовольствий, что сумели произвести самое тягостное впечатление на уставших от беспрестанных наставлений клиентов - впервые они вынуждены были слушать те бредни, над которыми смеялись столько лет, и не могли устроить проповедницам реальное опровержение их слов.
  Всласть выместив на них горечь от упущенных развлечений, Совести вернулись в Винетту, успев ещё досмотреть последние сны.
  
  ...Чтение обязательной программы продолжалось приблизительно до марта. Со всей серьёзностью отнесясь к поставленному перед ними едва ли разрешимому заданию, Керолайн и Патришия ни разу не пропустили ни одного дежурства, не допускали ни малейших поблажек или халатности в работе. Но подобное прилежание себя не оправдало - практически они ничего не добились, разве что отняли у клиентов множество столь высоко ценимого ими времени. Визиты Совестей они уже через несколько недель воспринимали как неизбежные помехи, стараясь поменьше уделять им внимание и не планировать на время их визитов неотложных дел. Хотя являлись Совести весьма "приблизительно", будто нарочно выбирая наиболее неподходящие моменты: во время допросов, тайных переговоров, любовных свиданий - им словно доставляло удовольствие отвлекать подопечных и ставить в неловкое положение перед присутствующими. Немало интриг пошло прахом из-за чрезмерной назойливости Совестей, заставлявших Тихика и Вортекса выслушивать прописные истины, а те копили нараставшее недовольство, срывая раздражение на ближайших беспомощных жертвах.
  Помимо профессиональных, бесили обоих монстров и личные качества Совестей, часто позволявших себе недопустимое: приказной тон, скрытую или наоборот выставляемую напоказ фамильярность, полнейшее равнодушие к их титулам и положению, бесцеремонное вмешательство во все их дела - это не могло не вызывать возмущения, граничившего едва ли не с яростью - чувства весьма им несвойственного, оба великолепно владели собой.
  Но мало-помалу они свыкались с не прошеными советчицами, выработав манеру поведения по отношению к ним, призванную оправдать их вынужденное бессилие прекратить эти смиренные издевательства и одновременно свести на нет всякого рода неприятные последствия их постоянных визитов. Совести становились частью их повседневной жизни, и с этим приходилось мириться.
  Большего Совестям добиться не удалось, это оказался единственный усвоенный Владаном и Керсом урок - смирение перед лицом невозможности применить тайную или явную власть.
  Окончательно признав существование гостий из иных сфер, Вортекс и Тихик дошли до того, что решили поделиться этой печалью друг с другом, до того мартовского вечера они и не подозревали, как схожи их напасти.
  Совместные попойки были для друзей обычным явлением, начиная ещё со студенческих времён, они поддерживали эту славную традицию, изредка привлекая к этому занятию других своих коллег - магов с политическим уклоном, таких же выдающихся личностей в своих средневековых мирах, как и они сами - выпускники Вневременной Магической Академии могли перемещаться лишь по мирам - двойникам их родных, имеющих с исходным почти идентичные параметры, при этом они не умели телепортироваться в пространстве внутри своих миров, многие маги вели теоретические разработки в этом направлении, но никто не добивался ощутимых успехов, а этим двоим и вовсе было не до отвлечённых теорий.
  Владан с вечера засел на крытой веранде своего особняка, строго-настрого запретив слугам беспокоить его под каким-либо предлогом. Предварительно там накрыли достаточно изысканный ужин, Тихик также велел принести 6-7 бутылок лучшего вина, урожая 1909 года (он действительно любил вино именно этого года и даже коллекционировал его, естественно не забыв уведомить об этом Валеску, которая могла лишь бессильно злиться, ведь это был как раз год ее рождения). Конечно, для одного это несколько многовато, но на памяти слуг он не раз предавался неумеренным ночным возлияниям и всегда в одиночку.
  Керс телепортировался в Оранту около 9 вечера, и дружеский ужин при свечах начался. Попойка отнюдь не была их самоцелью, тут ведь важно не только, сколько выпьешь, а и то, как закусишь, они, хоть и не были гурманами, умели ценить шедевры кулинарии наравне с шедеврами виноделия. Нельзя сказать, что разговор отличался последовательностью или логикой - темы беспорядочно сменяли друг друга, обсуждалось всё: от коварных политических ходов до новостей о знакомых магах. Особенно тесно они общались с Шенноном Энилом и Домиником Винценцом, правда, между этими двумя возникли определённые разногласия после того, как Винценц в своём мире казнил практически всех членов императорской семьи Энилов, завоевав Ротру и приступом взяв столицу. Можно было, конечно, упрекнуть Шеннона в излишней мнительности, но всё же любому было бы не слишком приятно постоянно видеться с собственным убийцей, пусть даже жертвой было твоё альтернативное "я". Керс, Доминик и Шеннон жили во второй половине ХХ века, пожалуй, уже ближе к его концу, и потому часто называли Тихика "дедушкой Владом" - ему одному досталась 2-я четверть столетья.
  Беседа постепенно перешла на более отвлечённые темы, и как-то незаметно всплыл вопрос о совести. Отодвинув в сторону свою тарелку, Керс словно бы ни с того ни с сего спросил:
  — Послушай, а ты никогда не задумывался над тем, есть ли у нас с тобой совесть?
  Владан едва не поперхнулся бифштексом с маринованными грибами, на которые налегал с особенным пылом, и настороженно, даже подозрительно уставился на Керса:
  — С чего это тебе пришло в голову... Откуда у нас с тобой может взяться совесть?
  — Если б я знал, откуда, я бы с ней уже разобрался, - не смог сдержать раздражения Керс и тут же понял, что проговорился. Впрочем, странная реакция патологически невозмутимого Владана сама по себе уже говорила о многом - они достаточно долго и достаточно хорошо знали друг друга, чтобы сразу понять - эта проблема будет небезынтересна им обоим. И "товарищи по несчастью" принялись со всей откровенностью делиться впечатлениями о прежде никогда не занимавших их, практически не существовавших для них понятиях, которые так прочно вошли в их жизнь в виде неожиданно материализовавшихся символов. Наконец-то оба могли высказаться о "наболевшем", да ещё в присутствии столь благодарного собеседника - нелестные оценки сыпались одна за другой, это походило на словесный поединок, что-то вроде конкурса на тему "Кто придумает худший эпитет для Совести?". А поскольку соперники были равны по силе, победа ежеминутно переходила от одного к другому. Только вот оба и не подозревали, что у них есть двое весьма субъективно настроенных слушателей, которым и предстояло по праву решать исход подобной баталии.
  Керолайн и Патришия решили непременно поприсутствовать на встрече своих клиентов, ведь эта дружба имела существенное значение для создания их адекватного психологического портрета.
  Чтобы не мешать разговору, они появились здесь в неощущаемых обликах и, с удобством устроившись на широком подоконнике, разглядывали звёзды этого чужого и далёкого мира. Керолайн откровенно блаженствовала, подогнув под себя ногу и свесив вниз другую, она вслушивалась в беседу клиентов, посмеиваясь над особо меткими определениями. Пальцы её летали над кнопками карманного "тетриса", её любимого развлечения. Патришия сидела, обхватив колени руками и прижимаясь к ним щекой, она наоборот морщилась, слыша, как разговор приобретает всё более и более вульгарный характер.
  — И это их благодарность за все наши самоотверженные старания! - с притворной горечью произнесла она в пустоту.
  — Я словно эхо слышу, - подтвердила Керолайн, - приятно, что наши мнения друг о друге совпадают, мы для них уже почти стали кошмаром.
  — Но к чему же прибегать к столь низменной форме? - продолжала возмущаться Патришия. - Не имею ничего против изящных оскорблений, но это!
  — Наедине друг с другом они не считают нужным притворяться, - Керолайн отложила "тетрис" и бросилась записывать в специальный блокнот один из эпитетов, которым в пылу импровизированного состязания наградил её Владан.
  -- Минимум результатов, - подвела Патришия итог четырёхмесячной работы, - негативных последствий куда больше позитивных, из 10 пунктов выполнено не более двух. Такими темпами мы будем с ними биться до скончания века.
  — Нужно менять тактику, - согласилась Керолайн, зевая в кулачок, - иначе это и в самом деле рискует затянуться, а мне жаль тратить свою молодость на нечто подобное.
  — Не попросить ли Магистрат перевести нас? - без особой надежды предложила Патришия, косясь на продолжавших изощряться воспитуемых.
  — И смириться с провалом? Нам же 2 ранг должны присвоить в случае успешного завершения. Нет уж. Я, пока всё не испробую, отступаться не собираюсь.
  — Тогда нам нужен особый патент, - задумчиво заметила Пат, - без расширения полномочий нам не справиться, придётся просить Магистрат позволить нам свободу действий.
  — Если нужен - значит, добьёмся. Я это задание выполню, - кровожадно заявила Керо, просвечивая Тихика ледяным взглядом. - Ещё ни один негодяй не уходил от меня безнаказанным.
  И какое-то время они молчали, потонув в обволакивающем безмолвии, забыв о подопечных - брошенный вызов существовал словно бы сам по себе, осязаемая проблема в равной степени теоретического и практического характера.
  Получение патента растянулось на пару недель, но они его всё же добились - этой должным образом заверенной индульгенции. К тому времени они составили более-менее чёткую программу действий, исходя из новых своих возможностей, и курс лекций об отвлечённой морали был немедленно свёрнут, причём к удовольствию обеих сторон. Совести сами успели устать от казённых формулировок и традиционных тем, им не терпелось начать воздействовать по отдельным проступкам, а не критиковать манеру поведения в целом. Судьба Тихика и Вортекса была предрешена.
  
   ГЛАВА 4
  конец апреля 2000г.
  
  Отныне поучения Патришии касались вполне конкретных преступлений, совершённых Вортексом в отношении наиболее близких ему людей - то есть тех, где оставались шансы пробудить хоть искру сомнения, а затем и раскаяния. А поскольку стиль назиданий также претерпел изменения, став куда более живым и убедительным, в отличие от их недавней догматической затхлости, то и клиент мало-помалу начал проявлять к ним некоторый интерес и даже учился находить удовольствие в казавшемся ему прежде столь тягостным времяпрепровождении. Не было больше вырванных из жизни часов - не то, чтобы он с нетерпением ждал очередного визита, но от безоговорочно резкой неприязни не осталось и следа. Манера новых нравоучений была настолько неординарна, предпосылки - разяще точны, а выводы - логичны и неоспоримы, что всё происходящее превратилось в некое подобие игры, "проверку на прочность". Он не мог не признать за Совестью подлинный дар убеждения, вероятно, с кем-либо другим она уже добилась бы просто потрясающих успехов, да, с любым другим, но не с ним. И всё же, бывали минуты, когда он готов был согласиться с отдельными её аргументами, назвать тот или иной свой поступок ошибкой и, может быть, даже попытаться её исправить - это не противоречило бы его манере поведения, ведь он всегда исправлял собственные ошибки, например, когда вдруг вспоминал о непонятно почему уцелевшем противнике и восполнял неосторожный пробел в списке уничтоженных недругов. Но если признать ошибкой само преступление, а не его отсутствие, придётся исправлять её добрым поступком. Что же получится в результате - изменит он себе или наоборот останется верен? Керс никак не мог определиться с однозначным ответом, а потому, как бы инстинктивно защищаясь от вероятного поражения, решил перейти в атаку. Если неизвестно откуда взявшееся подобие человека позволяет себе играть с ним, почему бы ему по настоящему не вступить в игру, заняв единственно-достойную его роль ведущего?
  Эта контратака была спланирована, исходя из изначально-женской природы Совести, Вортекс успел убедиться, что ей не чужды некоторые человеческие порывы и слабости, а это делало её уязвимой. Нет ничего более властного в женской душе, чем тщеславие, стремление нравиться, гармонично вписываться в окружающую атмосферу, украшая и оттеняя её. Но его Совесть на фоне привычной для него обстановки выглядела, по меньшей мере, странно, пусть она и являлась с изнанки реальности или откуда-то ещё, но не могла же она не замечать резкого, даже грубого контраста между собой и его миром. Желание выделяться тоже присуще каждой особе женского рода, но выделяться из толпы отдельными чертами, броскими деталями, но никак не всем своим обликом, подчёркивающим её чужеродность.
  Приняв во внимание эти соображения, Керс попытался найти с Совестью точки соприкосновения, косвенно польстить ей признанием её девичьей миловидности. Накопленный за десятилетия тесного общения с противоположным полом опыт помог ему на глаз определить размеры и прикинуть подходящие для неё фасоны платьев. В рекордный срок портной, обслуживавший многих его пассий, сотворил, именно сотворил, целый гардероб, используя всё своё искусство и приложив всю фантазию - Керс хотел поразить Совесть, восхитить, пробудить самые худшие инстинкты самовосхищения и любования. С подобной тщательностью не составлялся ни один подкупающий подарок на его памяти.
  Поскольку при дворе Керс был одной из центральных фигур, он непрестанно находился под пристальным наблюдением жадных до его тайн глаз: завистливых, ревнивых, восхищённых. Вести о его последних увлечениях распространялись с фантастической скоростью, присущей слухам, так случилось и в этот раз. Все ждали: бывшие, настоящие и возможные фаворитки - ждали, чтобы дать отпор счастливой сопернице, но ожидание оказалось напрасным, и ещё долгое время не утихали сплетни и разного рода невероятные предположения.
  Керс не любил распространяться о своих неудачах, а в данном случае все его усилия пропали даром - гардероб оказался невостребованным.
  В то вечер Патришия, читая весьма вдохновенную проповедь о бесчеловечности Вортекса к людям, искренне желавшим ему помочь вернуться на стезю добродетели, не могла отделаться от ощущения, что в поведении Керса что-то изменилось. Держался он как-то странно, явно пытаясь подавить коварную усмешку, то и дело кривившую его губы. Она быстро догадалась - он что-то задумал и лишь ждёт подходящего момента, дабы претворить свои планы в жизнь. Что ж, ничего удивительного, если принять во внимание особенности этой дерзкой, склонной находить множество выходов из кажущегося тупика, натуры. Рано или поздно он должен был принять вызов, вероятно, это, наконец, случилось, и она не прочь узнать, что же будет дальше.
  Когда она рассказала всё, что должна была рассказать, и предложила клиенту задать пару вопросов, Керс вдруг, игриво склонив голову набок, осведомился тоном настолько небрежным, что он резко контрастировал с огоньками охотничьего азарта в глазах:
  -- Мне кажется, что вы просто плохо понимаете меня и всё то, что руководит моими поступками, Совесть моя. Я - не более чем порождение своей эпохи.
  — Я неплохо изучила ваш мир, - уверенно возразила Патришия, - и особенно досконально вашу эпоху.
  — Неужели? Простите, мне трудно в это поверить, хотя бы потому, что ваш наряд... - он замолк, откровенно-изучающе оглядывая её.
  — Мой наряд?
  — Он выглядит несколько странно.
  — Вам не нравится?
  — Нет, я этого не говорил. Он лишь не соответствует духу времени. Мода, по сути своей, есть не что иное, как квинтэссенция нравов, только она и даёт возможность наиболее полно ощутить эпоху.
  — И что же, у вас есть ко мне какое-то предложение? - подозрительно прищурилась Пат, на которую разглагольствования об одежде неизменно навевали агрессивную скуку.
  — Скорее просьба, - признался Керс. - Я позволил себе, в силу своих скромных возможностей и способностей, подобрать для вас небольшой гардероб. Может быть, вы согласились бы примерить что-нибудь? - взгляд его стал почти умоляющим, Совесть весьма позабавила эта лицемерная искренность.
  — Так и быть - показывайте, - милостиво кивнула она.
  — Тогда, прошу, - он повёл её в смежную с кабинетом гардеробную; там широко распахнул дверцы самого большого шкафа и с любезным полупоклоном предложил ей самой выбрать наряд.
  — Вот, пожалуйста, это всё для вас.
  Патришия опасливо оглядела ворох разноцветных тканей, наугад вытащила первое попавшееся зелёное платье, держа его за плечи, приложила к себе, критически посматривая на широкий бархатный подол.
  — Я уверен, оно вам будет к лицу, - льстиво заметил Керс. - только вам ни за что не справиться со шнуровкой - вы не возражаете, если я помогу? - это его пошловато-галантная улыбка мгновенно разозлила Патришию, но она ничем не выдала раздражения, всего лишь снисходительно улыбнулась в ответ.
  — Благодарю за заботу, но, уверяю вас, я отлично справлюсь сама.
  И она, на миг растворившись в воздухе, тут же вновь проявилась в платье, словно бы просочившись сквозь расшитую жемчугом ткань.
  — Вы поистине прелестны, - очарованно восхитился Керс, - но здесь не хватает блеска изумрудов. Примите также вот это, - у него в руках вдруг откуда-то оказался плоский футляр - он поднял крышку, и в бликах свечей ярко засияло бесценное ожерелье самой искусной работы. - Возьмите, я прошу вас, - он протянул его Патришии, но та, и, не шелохнувшись, сказала с холодной усмешкой:
  — Пункт 144.9.
  — Что, простите? - не понял Вортекс.
  — Пункт 144.9 Устава Ордена Совестей: взятка в виде предметов роскоши, - и она, с гордым видом прошествовав мимо несколько опешившего клиента, вернулась в кабинет.
  — Ну, примерьте хотя бы ещё одно платье. Вот это, синее, такого фасона нет даже у...
  — Пункт 144.1, - оборвала она его и принялась расхаживать по кабинету, разъясняя нерадивому принцу отдельные положения Устава:
  — Попытка подкупа Совести с целью её смягчения и искажения беспристрастной оценки ваших душевных качеств является достаточно серьёзным проступком, который может иметь для вас весьма неприятные последствия, а именно:...
  Керс, молча выслушивая бесконечные угрозы, осторожно нащупал под столом кнопку звонка: нет, этот вечер не должен пропасть даром, он использует всё...
  — Да, и, между прочим, рабочая одежда должна быть удобной, - капризно-наставительным тоном сообщила ему Патришия, прервавшись посередине суровых нравоучений, - а клиент вашего разряда не имеет права высказывать претензии относительно внешнего облика Совести, даже если он ему крайне неприятен.
  — Ну, почему же неприятен, - почти искренно запротестовал Керс. - Вы замечательно выглядите, особенно сейчас. Не желаете хотя бы заглянуть в зеркало?
  Патришия редко откровенно удивлялась, но тут уж изумление было неподдельным:
  — Я? В зеркало? - еле сдерживая смех, проговорила она, широко распахнув глаза.
  И в момент этого безграничного удивления Вортекс впервые заметил, что глаза у Совести серо-зелёные с налётом капризной вредности; он не знал, что природная лень, бравшая верх во всех случаях, кроме тех, когда речь шла о долге, была основной чертой её характера, этой черте были подчинены все её привычки и даже мысли. К зеркалу она подходила раз в день - когда расчёсывалась, она даже краситься не считала нужным, поскольку это требовало дополнительных усилий, - что уж тут говорить о любовании одеждой, тем более что ни особым кокетством, ни нарциссизмом Совесть не отличалась, предметом её неустанных забот был лишь маникюр. Никто из её знакомых никогда не обратился бы к ней с неискренним или назойливым комплиментом - она просто смеялась над ними.
  К счастью для Керса в его среде подобных типов женской натуры не было даже приблизительно, аристократки с детства были приучены ухаживать за собой и преподносить себя в выгодном свете.
  Но достойного ответа на её реплику он так и не успел придумать, благо тут дверь распахнулась, и в комнату вошёл вызванный им парикмахер - причёска Совести была наиболее бросающейся в глаза деталью её внешности. Тут Керс действительно нащупал её слабое место, ибо постоянная борьба с непокорными волосами была одной из главных забот Патришии, но он упустил из виду то очевидное обстоятельство, что для всех, кроме него, Совесть продолжает оставаться невидимой.
  Услышав шум открывающейся двери, они разом обернулись, и несчастный парикмахер застыл, поражённый видом порхающего по комнате платья. Все знали, что принц - кудесник, но подобных причуд мастер не ожидал, мало того, долгие часы ожидания в особняке Вортексов редкого человека не приводили в трепет, слишком уж мрачные ходили о нём слухи. Так что ничего удивительного в том, что парикмахер не выдержал потрясения и грузно рухнул на пол прямо у порога.
  Совесть и Керс переглянулись, обдав друг друга взглядами, полными возмущения и разочарования.
  Патришия опустилась на колени возле мастера, с тревогой приложив руку к его груди, Вортекс чуть не застонал - только ещё одной специализирующейся на морали целительницы ему и не доставало.
  — Он в обмороке, но скоро очнётся. Скажите, кто это?
  — Парикмахер.
  — Что? Ну, тогда ему повезло, если бы он увидел мою причёску, обморок был бы гораздо дольше, - усмехнулась Патришия, вставая.
  Столь откровенная насмешка над собой вновь привела Керса в состояние некоторого недоумения.
  — Утешьте его, - попросила Совесть. - До свидания.
  Она исчезла из платья, которое мягко осело на диван, полу свесившись с него и касаясь ковра. Пререкаться Совесть явно не собиралась, она просто уклонилась от любых разъяснений.
  Взбешенный Керс отвернулся, было к окну, но тут пришёл в себя парикмахер, неловко поднимаясь и со страхом глядя на Вортекса, он залепетал:
  — Простите меня, ваше высочество, - нервно бормотал он, косясь на безжизненное платье, - мне померещилось...
  — Вон, - кратко приказал тот, не оборачиваясь.
  Поражённый этой небывалой милостью обычно скорого на расправу принца, парикмахер мгновенно выскользнул за дверь, лишь в конце коридора решившись перевести дух.
  Керс подошёл к дивану, приподнял платье, словно собираясь его растерзать, потом, пробормотав нечто невразумительное, но вряд ли лестное для Патришии, швырнул его в камин и долго смотрел, как его пожирало пламя. На этот раз Совесть оказалась сильнее.
  Немного придя в себя, Вортекс решил вернуться к работе - он сел за стол и только начал разбирать бумаги, как в комнате снова раздался капризный, не допускающий возражений голос:
  — И ещё одно, учтите на будущее - я очень, очень люблю клубнику.
  Совесть исчезла, едва принц успел поднять голову, но, как показалось Керсу, он увидел скользнувшую по её губам хитроватую улыбку.
  На следующее утро за завтраком он недовольным тоном осведомился, почему ему не полдали клубнику. Ошеломлённый слуга не посмел возражать и напомнить его высочеству о том, что он никогда не выказывал особого пристрастия к этой ягоде и вообще практически не ел её. Когда, наконец, клубника из императорских оранжерей была ему доставлена, принц пожелал, чтобы отныне вазочка с клубникой всегда стояла в его покоях, и чтоб её заменяли свежей не реже 4 раз в сутки.
  Во время очередного визита Совесть одобрила его исполнительность, а также сорт и вкус ягод, при этом сделав замечание, что в клубнике мало сахара, она не подавлена, зато туда неизвестно зачем налили сливок. Все указания были учтены, и в дальнейшем Патришия не забывала прерывать свои отнюдь не ставшие менее суровыми проповеди, чтобы съесть лишнюю ложку лакомства, а придворные безуспешно пытались понять причину непомерного увлечения принца клубникой. А платья, которые так дорого обошлись Вортексу, продолжали висеть в шкафу на случай, если у Совести переменится настроение.
  
  Керолайн также не преминула сменить тактику, отбросив недавние догматические утверждения и больше полагаясь на излюбленный ею принцип меньшего зла. Не то, что бы она начала прямо попустительствовать Тихику, нет, она просто пыталась умерить пагубные последствия его амбиций путём указания более гуманных приёмов, не уменьшая результатов.
  Началось это с того, что Совесть забралась в тщательно замаскированный сейф Тихика, и перечитала секретные документы, за один вид которых многие готовы были отдать не только жизнь, но и все последующие свои воплощения. Будучи посвящена таким образом в самые сокровенные тайны Владана, которые он небрежно набрасывал на заколдованной бумаге невидимыми чернилами, Совесть оценила их со всех сторон, поискала слабые места и способы претворить их в жизнь более-менее безопасными методами.
  После чего она выложила свои разработки ошарашенному Тихику с настоятельным советом не пренебрегать ими. Естественно, подозревая подвох, Владан прошёлся по всей цепочке логических построений, но отшлифованные Керолайн звенья заговоров были практически безупречны. Тихик какое-то время колебался - всё не мог поверить, что Совесть оказалась такой опытной интриганкой, да ещё и почти помощницей, а Керолайн не собиралась объяснять, что каждый шаг на пути отказа от жестокости разрушает его как цельно-преступную личность, подтачивает репутацию. Тихик, собственно, не стремился к жестокости ради жестокости, она была лишь необходимым средством достижения целей, поэтому внесённые Керолайн, коррективы он не отвергал принципиально. К тому же, он начал замечать, что игра в заговорщиков начинает увлекать Совесть, не слишком милосердную, зато обладающую врождёнными политическими способностями.
  Подметив эту странноватую для поборницы справедливости черту, Тихик неспешно принялся обдумывать, как бы поизящнее организовать ловушку для Совести, сыграв и на её сочувствии и на азарте начинающей интриганки.
  Детали плана он методично подгонял одну под другую, создавая цельную, естественную картину. Вдосталь насладившись теоретическими построениями, Тихик осторожно, дабы избегнуть малейшей подозрительности со стороны Совести, начал претворять замысел в жизнь. Мало что доставляло ему в эти дни столько удовольствия, как эта искусственная, не имеющая для него реальной выгоды интрига.
  Несколько недель он с удовольствием опытного шахматиста разыгрывал в уме эту партию, а Керолайн не могла надивиться усиленной внимательности клиента к каждому её слову, жесту, взгляду - Владан всё продолжал решать для себя, насколько она проницательна, и какой силой воздействия должна обладать создаваемая им западня.
  Керолайн получила открытый доступ ко всем архивам, в том числе и Т. К., и эта информация, проходя усилитель её фантазии, складывалась в такие искусные комбинации, что Владан не уставал восхищаться их гениальной вычурностью и лёгкостью исполнения.
  Наконец, он закончил все предварительные приготовления и с нетерпением стал ожидать очередного визита Совести, та, конечно, по обыкновению, опоздала, покружила немного по комнате, листая статистику использования казней за истёкшее полугодие и радуясь изменению процентного соотношения в сторону других форм показательных наказаний, потом затянула привычную волынку о необходимости более эмоционального отношения ко всем сторонам жизни, причём, возвышенно-эмоционального. Владан слушал вполуха, делая зарубки на память, как ещё можно поддразнить Совесть, продемонстрировав всю бесчеловечность гуманного поведения. В сущности, Совесть становилась для Тихика очередным интеллектуальным развлечением, чем-то вроде поединка разумов.
  — Милорд, извольте слушать внимательнее! - прикрикнула на него Керолайн, уловив, наконец, что большая часть его мыслей не имеет отношения к её продуманному выступлению.
  — Прошу прощения, миледи, - немедленно покаялся Владан, - я размышлял о сегодняшнем вечере, решающем мою судьбу.
  — Да? - заинтересовалась Совесть. - Каким образом? Вас повысят в должности?
  — Боюсь, что меня собираются всего лишь убить, - пожал плечами шеф Т. К. - Мои худшие и злейшие враги...
  — Убить? Вас?
  — Да. Или вам никогда не приходило в голову, моя дорогая леди, что не я один такой бессердечный негодяй в империи? Я являюсь также и жертвой.
  Растерянный вид Совести лучше всяких слов показывал, что подобная точка зрения ей внове.
  — Извините, но мне пора. Быть может, увидимся завтра, а быть может, и нет.
  — Куда вы?
  — На одну встречу, на которую меня забыли пригласить... Не желаете составить мне компанию? Моральная поддержка будет мне необходима.
  Керолайн заинтриговано кивнула, до сих пор в его дела она вмешивалась самочинно, без приглашения, и теперь не могла упустить такой случай.
  Они сели в обычную наёмную карету, Совесть с интересом поглядывала в окна на вечернюю Оранту, здешняя архитектура с её естественной индивидуальностью порой нравилась ей больше безликих новых кварталов Винетты.
  — Приехали, - окликнул её Владан, выходя в каком-то тёмном переулке и джентельменски предлагая ей руку. Они вошли в пыльный, уставленный старой мебелью подвал, а оттуда по потайному ходу добрались до здания городской больницы. Владан остановился возле слухового окошка, притащил из полумрака скамеечку, и они вдвоём, прижавшись плечом к плечу, принялись вслушиваться в резкие голоса заговорщиков, раздававшиеся словно бы прямо перед ними. Керолайн узнавала многих ариклейских аристократов, принадлежащих к разным политическим течениям, сюда их привела и спаяла воедино общая ненависть к несокрушимому шефу Тайной Канцелярии.
  Заговор, по-видимому, зрел уже давно, сегодня решался вопрос каким именно способом умертвить Тихика, когда он окажется в их власти. В одном все они были едины - Тихик достойной казни не заслуживает, хотя бы потому, что он, наследник захудалого рода с сомнительной чистоты кровью, осмелился распоряжаться жизнями стольких сиятельных аристократов самого высокого происхождения. Нет, пытки и только пытки. А дальше уже начиналось разнообразие вариантов - спор был жарким, с отчаянно-кровожадным блеском в глазах они предлагали всё новые и новые жестокие способы расправы с оскорбившим их честь и угрожавшим их жизни самозванцем у власти. Возможно, стоит сварить его в кипятке? Или даже в кипящем масле? Содрать кожу? Разорвать лошадьми? Отрезать нос и уши, затем четвертовать и в конце уже отрубить голову, бросив её под ноги черни? Нет, конечно же, нет, меча он не достоин - слишком благородно. Что же тогда? Насадить на кол? Залить в горло расплавленный свинец - пусть утолит свою алчность? Но может быть, стоит начать с колодок, дробящих кости ног, затем немного калёного железа... А не лучше ли будет вырезать куски плоти и на его глазах бросать их на раскалённые угли? Нет, всё-таки железо, опять же, металл благородный. Но тело можно перетирать верёвками - по сути, это то же четвертование, только куда мучительнее. А не будет ли эта смерть чересчур быстрой? Давайте просто закопаем его в землю по плечи - пусть достаётся червям. Не давать ему ни хлеба, ни воды - будет жить с неделю. Как же, всего неделю? Давайте зашьём его в воловью шкуру, оставим лишь голову, и пускай ест посытнее - скоро сам будет молить о смерти, а она торопиться не станет...Господа, к чему затягивать дело? Пусть палачи разорвут его тело острыми раковинами, и покончим с ним. Да, но вора, укравшего власть у стольких рождённых для могущества, надлежит просто высечь - в Канцелярии наверняка найдутся плети с шипами на концах - две-три сотни хороших ударов и от Тихика просто ничего не останется - даже собак накормить будет нечем, да и к тому же бродячие псы и те побрезгуют такой падалью...
  Керолайн слушала, не шевелясь, полу прикрыв глаза, и Владан с некоторым предвкушением представлял гримасы отвращения, которые рано или поздно исказят эти застывшие черты. Его самого эти пылкие садистские фантазии нимало не тревожили, им всё равно не суждено было сбыться, а непомерная жажда крови у его высокородных противников проявлялась далеко не первый год. Этим представлением Тихик хотел наглядно продемонстрировать Совести свою гуманность, свою умеренность по сравнению с этими развращёнными веками власти и безнаказанности лордами, руководствующимися не столько трезвым расчётом, сколько мелочными страстями. К этому времени он успел по достоинству оценить благосклонность Совести к разумным мотивам и нужным средствам, ни на йоту не являющимися более жестокими, чем нужно. Плюс к этому ограниченность лордов, неспособность отвлечься от практических действий, пьянящих образов, и подняться к привлекательным теоретическим конструкциям. Ну, и ещё Тихик бил на жалость, должна же была Совесть по определению хоть что-то чувствовать при виде вопиющей несправедливости.
  Керолайн медленно повернулась к нему, глаза её горели едва ли не восхищением - откуда ему было знать, что архивы Инквизиции были её излюбленным чтением в детстве?
  И Владан едва не содрогнулся от этого взгляда, но ещё не осознавал своего поражения.
  Уже в карете, сонно прижавшись щекой к потёртому бархату обивки, Керолайн прошептала, не раскрывая глаз:
  — Это было слишком уж показательное выступление, милорд.
  — Что?
  — Блестящий заговор, признаю. Вы провели их, молодец. Но доколе вы будете инициировать заговоры против самого себя? У вас просто не останется врагов, - она зевнула, подложила руки под голову. - Долго вы дёргали за ниточки, прежде чем они решились объединиться, обманутые сладким предположением, что это их инициатива?.. Милорд?
  Владан сдержался лишь неимоверным усилием воли, вглядываясь в отнюдь не отмеченное печатью порока и его изворотливости лицо Керолайн; его разгадали, и кто? - девчонка, Совесть, неискушённая в преступлениях.
  — Исправляйтесь, - пожелала ему его спутница, тая, и, засыпая прямо на глазах, растворилась в воздухе.
  Прежде чем Тихик успел понять, как с ним мог случиться подобный провал, она вдруг появилась снова, задумчиво пробормотав:
  — Кстати, лучше всего вы смотрелись бы на дыбе. В чём-нибудь белом...
  И исчезла вновь, на сей раз, уже окончательно.
  
   ГЛАВА 5
   начало мая 2000г.
  
   Керолайн и Лотта уже около получаса сидели за своим любимым столиком в кафетерии, когда к ним подошла зло хмурившая брови Констанция. Сердито плюхнувшись на стул, она заказала мартини, залпом осушила первую рюмку, а уже на третьей начала разбирать вкус напитка.
  — "Выпьем мы до дна эту чашу вина...", - фальшиво пропела Керо, а несчастная Конни даже не огрызнулась в ответ.
  ― Сейчас жаловаться начнет, - с тяжелым вздохом сказала Керолайн.
  Понимая всю опасность подобных излияний ввиду их необычайной продолжительности, Лотта поспешила нанести удар первой:
  ― Слушай, Конни, мы тут как раз по магазинам собрались, не хочешь с нами?
  Лицо Констанции просветлело, допив мартини, она с жадностью спросила:
  — А когда?
  — Прямо сейчас. Вот только Пат прихватим...
  — С Пат - по магазинам? - ужаснулась Конни подобной перспективе, - Вы что, шутите?
  — Да нет, - с невыразимой печалью сказала Керо. - Надо же когда-то ее туда вытаскивать.
  Конни принялась обдумывать ситуацию: Патришия и магазины - несовместимые вещи, слушать ее обреченное хныканье не самое приятное занятие, но с другой стороны, лучше Пат никто не умел слушать хныканье самой Конни, она решила пойти на компромисс.
  — А в какие именно магазины? - осторожно спросила она.
  Керо и Лотта торжествующе переглянулись, им удалось-таки перевести огонь на Патришию, и они почувствовали себя в безопасности. Лотта выдала список магазинов, Конни уловила последнее название, подсчитала время, необходимое подругам, чтобы всласть порыться в модной одежде, и на том они тепло расстались.
  Патришия преспокойно себе спала после занятий, когда начались настойчиво-требовательный звонки в дверь, она чуть приподняла голову с подушки, посмотрела на часы и опять задремала. Звонки все не унимались, и она, зевая, наконец, поднялась и пошла к двери в состоянии близком к сомнамбулизму.
  Керо и Лотта вихрем ворвались в прихожую, вызвав живейшее неудовольствие хозяйки.
  — Привет... Зачем пожаловали?
  — За тобой, - жизнерадостно сообщила Керолайн, - совершим турне по магазинам.
  — Нет уж, - содрогнулась Патришия, - я уж как-нибудь в другой раз.
  — Лето грядет, - вещала Лотта, - надо гардероб обновить.
  — Сговорились вы все, что ли? - с отвращением спросила Патришия.
  — Кто - все? - не поняла Керо.
  — Да так... - она неопределенно махнула рукой и тут же оживилась, - кстати, мне еще графики преступной деятельности клиента с прогнозами сравнивать нужно.
  — Пошли-пошли, это ненадолго.
  Патришия обреченно побрела одеваться.
  В бутиках, пока подруги меряли все подряд, она меланхолически указывала ошеломленной продавщице на определенные вещи из новых коллекций, для вида примеривала, демонстрируя свое рвение - все они были впору и все ей шли, она с первого взгляда умела безошибочно выбрать "свое", и садилась, о чем-то задумавшись, ожидая пока Керо и Лотта очнутся от приступа покупательского буйства. Но скучать ей не приходилось - подруги то и дело ее дергали, советуя то одно, то другое, Пат отбивалась, капризничала, под конец начинала уже злиться, и время бежало незаметно.
  Перед окончанием этого представления появилась Конни, оглядела поле битвы и присоединилась к друзьям, успевая при этом изливать на несчастную, замученную Патришию потоки откровений, часть которых попадала и на Керо с Лоттой.
  — И в чем же очередная вселенская трагедия? - с мученическим видом спросила Пат.
  — Ты представляешь, мне новое назначение дали...
  — Что же тут ужасного?
  — Что-что! Мир! Полное средневековье, кошмар!!!
  — Ну, средневековье - это еще не каменный век, - мудро рассудила Пат, аккуратно сворачивая одежду.
  — Да? Ну, это тебе все равно, ты невосприимчивая, я же просто помру. Лучше б уже высокие технологии, хакеров образумливать, а то сплошные турниры да балы, ни одной дискотеки на все измерение! А я только собиралась расслабиться!
  — Ты все равно прогуливать будешь, - уверенно успокоила ее Пат.
  — Буду, - подхватила Конни, - Вот разве что сувениров из этой Ротры натащу, да пофотографируюсь на фоне рыцарских замков.
  — Откуда?! - разом спросили Пат и Керо, вдруг проявляя небывалое внимание.
  Керо отвернулась от зеркала, чуть не вырвав у продавщицы подол, который та подгоняла ей по росту, на губах у нее мелькнула плутоватая улыбка, точное отражение улыбки Пат.
  — Из Ротры, - повторила Конни, не понимая, что вызвало такую необычную реакцию.
  — Это из какой же? На Тайском континенте?
  — Может быть. Я не помню, - беспечно отмахнулась Конни.
  — А клиент кто?
  — Шеннон какой-то, - она порылась в сумочке и вытащила измятый листок, - Шеннон Энил.
  Лица Керолайн и Патришии выражали бурный восторг, они ехидно посмеивались, обмениваясь понимающими взглядами.
  — Я чего-то не знаю? - с подозрением осведомилась Конни.
  — Добро пожаловать в наш клуб, - похлопала ее по плечу Керо, - Мы сейчас в тех же краях. Кстати, а мир по коду...
  — 2891-N.
  — Жаль, мы в параллельных, но все равно рядом, будем обмениваться опытом. Надеюсь, твой Шеннон получше наших чудовищ будет, - сквозь смех выговорила Пат.
  — Да ну вас, - обиделась Конни, - вечно вы...
  — Не халтурь там, а то еще к тебе с проверкой явятся, и к нам заглянут.
  — Горбатого могила исправит, - заявила Констанция, - Все наши проповеди, это как мертвому припарки. К чему надрываться?
  — Как при таком мировоззрении ты ухитряешься кого-то перевоспитывать? - лениво удивилась Лотта.
  — А я сделки заключаю: я молчу, а клиент делает вид, что исправляется. Меня отзывают, и все довольны.
  — Возьмем тактику на заметку? - спросила Керолайн, - А то бьемся как рыбы об лед...
  — Бесполезно, - отвергла это заманчивое предложение Пат, - Наши - специалисты по части нечестных сделок, обманут, а мы же еще виноватыми окажемся. Лучше уж по старинке, будет что предъявить Магистрату.
  — Упаднические настроения, - проворчала Керо. - ...Как тебе во-он тот костюмчик? Как раз на тебя.
  — Ну, ничего, - с мстительным предвкушением ответила Патришия, - Ты на днях к стоматологу идешь, то-то я порадуюсь.
  Керо закатила глаза, она до обмороков боялась зубных врачей, тогда как Патришия спокойно к ним относилась, таким образом, количество неприятных впечатлений за неделю у обоих опять должно было сравняться.
  
  Спокойное, даже сонное утро никак не предвещал неприятностей, Керс уединился в фехтовальном зале и отрабатывал боевые приемы на фантоме самого себя, они скользили по залу, словно две тени, легко нанося и отражая удары. Керс гордился своей молниеносной реакцией на непосредственную опасность, даже без помощи магии он был неплохим бойцом.
  У него были обширные планы на этот день, намечалось совещание высших лордов империи по вопросу отстранения от власти Станы Ферм, его кузины, на основе того, что ее распутное поведение и грандиозный скандал вокруг ее имени прошлым летом не соответствуют положению императрицы Шиноны. Предлог, естественно, был надуманным, вызывающе надуманным, если учесть репутацию ее двоюродного брата, но после победы над Северной империей он приобрел чересчур большое влияние не только на своих старинных союзников, но и на всю шинонскую аристократию, его поддерживало большинство правящих фамилий Тайского континента, так что ему не решались противодействовать, а он позволил провести всё в официальном порядке. Ну а то, что он смещал Стану, обвиняя ее в том, в чем сам был повинен в гораздо большей степени, считалось тонким юмором, приравнивалось к иронично-покровительственной шутке. Скандал для Станы подготовила верная ему тогда Тишина, у нее был просто талант к подобным спектаклям.
  Его раздумья были прерваны появлением Совести, она возникла у стены зала в полумраке глубоких теней, с любопытством огляделась, задержав заинтересованный взгляд на полупрозрачном фантоме.
  — Вы сегодня что-то рановато, - сухо заметил Керс, не прерывая боя и даже не меняя ритма дыхания и темпа движений.
  — Ранние пташки росы пьют, - рассмеялась Патришия, бывшая по характеру исключительно ярко выраженной совой, рано она вставала только по необходимости, но ведь в Винетте сейчас была ночь, - Как поживаете?
  — До этой минуты неплохо, - признался Керс, он и в самом деле был вполне доволен жизнью и собой, даже Совесть не вызвала у него раздражения своим ранним визитом.
  Патришия поискала взглядом какую-нибудь скамейку или хотя бы ящик, но зал не был рассчитан на мирное времяпрепровождение или на присутствие зрителей. В любой другой день Керс непременно заставил бы ее стоять все время лекции, получая удовольствие от ее неудобства, но сегодня его неожиданно разжалобило грустно-задумчивое выражение ее лица и тени под усталыми глазами, он, остановив на минуту фантом, телепортировал ей кресло из своих покоев.
  — Спасибо, - привычно сказала она, садясь и запрокидывая голову, сквозь прозрачную крышу было видно пасмурное небо, где из-за облаков изредка прорывались лучи солнца.
  — Так что вы сегодня собираетесь мне внушать? - решил, наконец, спросить Керс, видя, что она упорно молчит.
  — Скорее, я хотела бы для начала спросить... почему вы не отпустите Луару и Тишину? Они вам больше не пригодятся, разве нет? И все равно вы упорно держите их в заключении.
  — Можете считать это местью, Совесть моя.
  — За что? - поразилась она и тут же пожала плечами. - Ах да, за упорное сопротивление.
  — Вы так догадливы, - галантно похвалил он ее.
  Патришия поморщилась.
  — И вам никогда не хотелось избавить хотя бы их от ваших губительных пристрастий? Они же единственные, кто когда-либо был вам небезразличен.
  Она была права, и Керс признавал это, только эти две женщины что-то значили для него, каждая в свое время. Луара - давным-давно, когда была еще очаровательным ребенком-эльфом, его отрадой, светлой тенью в его жизни; потом она исчезла, вместе с его матерью, сбежавшей от монстра-мужа и сына, который вырос таким же, нашлась через много лет, но стала совсем другой, не любимой младшей сестричкой, а леди, наставницей, целительницей, защитницей невинных, такой она ему нужна не была, и он доказал ей, что она теперь - лишь одна из многих. А Тишина...
  — Луару я могу отпустить хоть прямо сейчас, - холодно заявил он, - В ней и в самом деле больше нет нужды, Тишь поправилась и целительница ей ни к чему. Пусть отправляется в Феникс, к Меде, - в Фениксе жила единоутробная сестра Керса Меда, которую он ни разу в жизни не видел и не имел желания видеть, - там, я слышал, у Ларри был роман с каким-то придворным...
  — С Когаром Варлетом, - подсказала Патришия, слушавшая его с напряженным вниманием.
  — ... пусть себе живет, у меня к ней претензий нет, пока она не пытается меня поучать.
  В этой фразе явственно звучала почти не завуалированная угроза в адрес самой Совести, но она хладнокровно ее проигнорировала.
  — А Тишина?
  — А Тишь останется там, где находится, и будет там еще долго, - отрезал он. Совесть, наконец, нащупала его уязвимое место, лишь в отношении самых близких людей он проявлял непритворные эмоции, а Тишь была с ним рядом слишком долго, чтобы оставаться к ней абсолютно равнодушным.
  — Но ведь вы ее почти любили, - укоризненно заметила Патришия. - Или вы просто испугались? Она же была вашим шансом стать человеком хотя бы для кого-то.
  Совесть не отводила от него вопросительно-разочарованного взгляда, и Керс был рад, что бой освобождает его от обычной светской беседы, эта девчонка с ее невероятной проницательностью подчас ужасно действовала ему на нервы. И ведь от нее не отмахнешься, не заставишь замолчать, она проникнет куда угодно.
  Он и в самом деле почти любил Тишину, они были бы идеальной парой - двое выходцев из ночных кошмаров, она - опаленная ненавистью, и он - увлеченный властью, но чего-то не хватило, возможно, они просто разминулись во времени, когда он начал что-либо осознавать, было уже слишком поздно. Керс не жалел об этом, наваждение быстро прошло, он помнил лишь обрывки, Тишина стала для него реликвией собственной слабости, не больше. Но отпустить ее?
  — Вы искалечили жизни им обеим, вам не кажется, что это достаточная кара для женщин, в чьем отношении к вам вы же и повинны?
  Будь это кто угодно другой из его жертв, Керс рассмеялся бы Совести в лицо, но эти двое были ему дороги, они были частью его самого, перед ними он мог бы почувствовать себя виноватым, и уже сама вероятность этого была доказательством их особенности.
  — Почему вы так мелочны, Совесть моя? За время войны с Северной империей полегло столько моих косвенных жертв, а вы цепляетесь за отдельные эпизоды.
  — Массы ничего не значат для вас, - с сожалением сказала Патришия, - а вот отдельные люди...
  В этот момент раздалось настойчивое дребезжание ее пейджера, удивленная Патришия потянулась к нему, гадая, кто мог побеспокоить ее во время сеанса.
  — Конни, как ты мне..., - она осеклась, вдруг вспомнив, где находится и с кем говорит. - Прошу прощения, возникли непредвиденные обстоятельства, - и она мгновенно как сквозь землю провалилась.
  Через полчаса Керс закончил тренировку, дематериализовал фантома и опустился в оставшееся кресло, сегодняшние упреки Совести задели его, он полулежал в кресле, закрыв глаза, и представлял себе эти два лица - Луарино, озаренное светом служения людям, в обрамлении зеленых волос, выдававших ее магическую природу, и Тиши - с ненавистью отчаяния в темных глазах, вокруг ее облика витала аура смерти, также, как и в тот день, когда она попыталась его убить в тронном зале дворца правителей Северной империи.
  Легким усилием воли он стер их из внутреннего зрения и заставил себя переключиться на предстоящие переговоры. Через минуту он забыл о них, и о Совести.
  Зато она не забыла о теме столь неловко прерванного разговора и решила продолжить его на следующий день. Вортекс в этот предвечерний час как раз собирался на очередное свидание, причем вполне официальное, организованное без излишнего принуждения, с некой леди, лелеявшей робкую надежду в будущем занять место его постоянной фаворитки.
  Патришия просочилась сквозь двери в тот момент, когда он заканчивал одеваться, и, стоя у зеркала, расправлял кружева на рубашке.
  — Мертом бдит, - сообщила она и тут же извиняющимся тоном добавила, - Добрый вечер.
  — Прекрасно, - с энтузиазмом отозвался Керс, приглаживая воротник.
  Совесть с деловым видом уселась на подоконник, подобрав под себя ноги.
  — Подумали над тем, что я вам вчера говорила? - без особой надежды поинтересовалась она, разглядывая свои свеженакрашенные ногти.
  — Мельком, - снисходительно отозвался Вортекс, пытаясь ее раздразнить, - Луара уже отпущена, вы довольны? Этак я благотворительностью начну заниматься под вашим влиянием...
  — Грош цена будет вашей показной благотворительности, - серьезно оборвала его Совесть, - оставьте ее кому-нибудь другому... Стане, к примеру, как-никак она еще первая леди Шиноны, а милосердие такого размаха как раз и входит в обязанности главной женской фигуры в стране.
  — Но, если им займусь я, разве мне это не зачтется?
  — Конечно, нет. Вряд ли от вас стоит ждать искренности в подобных начинаниях, а мы принимаем о внимание лишь доброту к чужим, идущую от сердца.
  — Железные у вас стандарты, Совесть моя, - покачал головой Керс, тщетно пытаясь отыскать одеколон.
  — Луара свободна, а Тишь?
  — Она слишком опасна, - отрезал он, не особо погрешив против истины.
  — Вот именно поэтому ей и нужно предоставить свободу, - терпеливо пояснила Патришия.
  Вортекс не успел ответить, поскольку в комнату, пользуясь иногда дарованной ему привилегией, без стука вошел Мертом Кероник, с легким подозрением глядя на хозяина, он готов был поклясться, что Керс с кем-то разговаривал, но в комнате никого не было, а от него трудно было ожидать разговоров с зеркалом, Мерм скорее усомнился бы в собственном рассудке, чем в психическом здоровье Вортекса.
  Совесть лукаво улыбнулась, наблюдая смену выражений на его лице, она явно забавлялась недоумением верного телохранителя.
  — В чем дело, Мерм? - не оборачиваясь, поинтересовался Керс, тоже вполне понимая его затруднения, но не горя желанием признаваться в наличии своевольной Совести.
  — Все готово, ваше высочество, - неуклюже поклонился Мерм, он был из простолюдинов, как и большинство более-менее доверенных людей Вортекса. После отставки Тишины, он взял на себя обязанности по устройству досуга хозяина, и самым приятным моментом во всем этом было то, что ему, по понятным причинам, явно не грозила судьба предшественницы.
  — Спасибо, я скоро, - проявляя небывалое благодушие, отозвался Керс, Мерм поспешно удалился, обязанность быть собутыльником хозяина не всегда гарантирует безопасность от перемен в его настроении.
  — Пресмыкается, - презрительно бросила Патришия, глядя вслед телохранителю.
  — Ну, разумеется.
  — А Тишь была гордой, исполнительной, но гордой, и предусмотрительной. Вы знаете, сколько у нее на вас компромата?
  — Нет, - вынужден был признаться Керс, который привык считать, что Тишина опасна для него лишь физически, - А много?
  — Она умеет пользоваться обстоятельствами, а теперь, когда она выздоровела, вам трудно будет ее остановить... или убить...
  — Это еще не повод давать ей свободу, нет никаких гарантий, что она не предпримет еще что-нибудь, если ее лишить этого жала, - высокопарно-обеспокоенно произнес он.
  — У вас ведь тоже достаточно материалов на нее саму, а ей придется начинать новую жизнь. Кроме того, как объект мести вы ее перестали интересовать.
  — Да вы посредником можете служить, Совесть моя... Кстати, костюм мне идет?
  — Я не специалист, - фыркнула Патришия, - и наряды не мой конек, но мне кажется, вполне сойдет, - она окинула его внимательным взглядом, полным такой материнской заботы, что Вортекс немного растерялся. - Да-да, для леди Хейль - вполне сойдет, - повторила она.
  — Ваша осведомленность приводит меня в отчаяние.
  — Вам ли не знать, как важна слежка? А я предусмотрительна и информацией не разбрасываюсь. Так как насчет Тишины?
  — Нет, нет, и нет, - он улыбнулся ей на прощание и вышел из комнаты.
  Патришия продолжала уговоры еще 2 недели, она вытаскивала на свет давно забытые подробности жизни Тишины в эти 16 лет, одновременно с этим напирая на то, что в ней заложена величайшая опасность - помимо политических, она знала немало личных тайн, а Патришия почему-то была уверена, что убивать Тишь Керс не станет - у той рука дрогнула, и он тоже так далеко не зайдет. Она все еще оставалась значимой для него, его любимое творение, дух от его духа, он ведь сам сделал ее такой, он ею гордился. Патришии удалось уговорить его на разговор с Тишиной, в ходе которого они заключили договор о перемирии. Керс не ожидал, что Тишь и в самом деле отдаст ему компромат в обмен на свою свободу. Ее равнодушие было просто оскорбительно, а пренебрежение к прошлому - раздражало. Но она была искренна в этом спокойном отношении к нему, так же как раньше - в ненависти. Теперь она была свободна духом, он сам ее освободил ее далеко не благородным поступком - женская логика. Отныне Тишь хотела жить для себя, и избавиться от всякого напоминания о своем прошлом, ей не улыбалось быть чьим-то орудием, во имя мести или нет. Свой долг перед сестрой она выполнила, как смогла. Впервые за эти 16 лет они поговорили на равных и разошлись вполне довольные друг другом, практически не имея претензий. Обмен был справедлив - архив на личную свободу, эти два монстра быстро обо всем договорились. Совесть понятия не имела, что ее проповеди будут иметь такой успех, вот только особого раскаяния у клиента не наблюдалось. Тишина эмигрировала в Астарею, где на нее давно заглядывался принц Роанон Астий, познакомившийся с ней во время официального визита в Шинону. Через полгода они поженились, а еще через два месяца Роанон стал императором. С Керсом у этой четы установились почти добрососедские отношения (хотя Роанон иногда и ревновал), дипломаты сновали туда-сюда, и особых разногласий между Шиноной и Астареей не наблюдалось. Все это имело один побочный эффект - Керс принялся осторожно выманивать у Совести информацию о своих противниках, поначалу довольно успешно, но Патришия быстро смекнула, что к чему, долго возмущалась и зареклась вообще о чем-либо ему сообщать.
  
  Придя домой после очередного наполненного семинарами дня, бойкая отличница Керолайн покрутилась по квартире, перехватила пару бутербродов и залезла в “Internet”, собираясь скачать биографии нескольких химиков с пересказами их основных работ для реферата. Одновременно она одним глазом смотрела программу новостей и слушала диск одного из любимых исполнителей, негромко подпевая: "Гляжусь в тебя, как в зеркало, до головокружения..." Наконец, оставив компьютер скачивать информацию, она потянулась к телефону, не глядя набрала знакомый до автоматизма номер, который помнила лучше, чем таблицу умножения.
  — Алло, Пат? Привет, опять лентяйничаешь?
  — Ну, разумеется, - без тени раскаяния подтвердила Патришия. - Чем же мне еще заниматься в такое время? К домашним заданиям я, если помнишь, приступаю в 17.00, а сейчас только три часа.
  — Опять тебе в твоей романтически настроенной группе любовных романов натащили? - догадалась Керолайн, не без некоторой гордости за своих думающих о высоком однокурсников.
  — А вот и нет, на сей раз детективно-литературный проект.
  — Что-что? - не сразу поняла Керо, но тут же спохватилась, - Ох уж эти твои иносказания, шифровки настоящие.
  — А ты, конечно, в делах, - без тени сомнения констатировала Патришия, поудобнее устраиваясь на диване и разглядывая с отсутствующим видом безделушки на телевизоре.
  — Представь себе... Что это у тебя голос такой довольный? Выходные еще не скоро.
  — У меня триумфальное настроение, - поделилась Патришия и тут же выпустила из рук телефон, обнаружив отсутствие любимой мягкой игрушки. - ... Да, триумфальное.
  — А по какому поводу?
  — Мой клиент Тишину отпустил, представляешь? - не удержалась она от несвойственного ей хвастовства.
  — Да ну? Что же ты молчишь! Класс!
  — Знаю. Только вот настроение скоро кончится, - печально вздохнула Патришия, кошачьим жестом проводя отточеными ногтями по покрывалу.
  — Нашла о чем жалеть. Радуйся, пока не кончилось. Отметить надо.
  — Нет уж, - запротестовала та, живо представив себе, чем кончится отмечание, к тому же она не собиралась жертвовать привычным распорядком дня ради минутной прихоти подруги.
  — Чем это ты его так добила? - протянула Керолайн, выбираясь на кухню и приступая к мытью посуды.
  — Понятия не имею, видимо, он действительно что-то к ней чувствовал, иначе все мои драматические и рациональные завывания не помогли бы. Убил бы, и не обратил внимания на очередную порцию всплывшего компромата, он бы быстро нашел способ его нейтрализовать...
  — Попытал бы перед смертью - сразу бы весь компромат отдала, - поддержала Керо, - Точно была у него к ней слабость, "возлюбленная жертва", как-никак. Повезло тебе, - с завистью проворчала она, - а мой от Валески, вероятно, никогда не отцепится, и не прошибешь его романтикой, нет ее там и близко. И выгоды от ее свободы нет, а он с ней играется как песик с ежиком, еще и в интригах постоянно использует.
  — Так на то она и "излюбленная жертва", - с сочувствием отозвалась Патришия, плохо разбирающаяся в политике и людях, являющихся политиками на все 100%. Высокие и низкие страсти куда понятней, пусть они тоже не всегда приятны, но создают такую уязвимость, такие точки воздействия...
  — Ну, ничего, доберемся и до Валески, - утешила себя Керолайн, понимая всю отдаленность этой перспективы.
  — Конечно, - с временным энтузиазмом сегодняшнего победителя подтвердила Пат. И они представили себе то счастливое время, когда добьются решающих успехов.
  — Знаешь, по-моему, ты радуешься чересчур уж весело.
  — Понимаешь, - задумчиво ответила Патришия, - мне просто очень хочется, чтобы Тишина была счастлива. Мне не то чтобы ее жаль... просто я ей симпатизирую. Если бы мы жили в одном мире, то могли бы быть друзьями. Жаль, что у меня нет такой старшей сестры, как она.
  — У нее и так многовато сестер, и ни одной не позавидуешь. Ни Ренди, ни Эйре, ни самой Тишине.
  — Я знаю. Но мы с ней чем-то похожи. Не так, как с тобой. У нас с Тишью общий источник тьмы... в смысле, я могла бы стать такой же, попади я в такие же условия, захлебнись я такой же ненавистью. Если бы меня раньше назначили, я бы, возможно, еще успела ее спасти. Меня никак не оставляет мысль, что я перед ней виновата.
  — Глупости! - возмутилась Керолайн, - ты вечно выдумываешь всякую чушь, но это уже слишком. Нашла невинную жертву! Ха! Твоя Тишь ничуть не лучше своего бывшего патрона.
  — А я и не говорю, что лучше. Но у нее основы для жестокости другие.
  — Луару бы пожалела, - продолжала раздражаться Керолайн, леди Сумерек ей никогда особо не нравилась, как, впрочем, и леди Лекс, но последнюю можно было упрекнуть лишь в гипертрофированном желании помогать всем окружающим, тогда как первая совершала преступления ни мало о том не жалея, - А твоей Тиши самой впору Совесть посылать.
  — Не пошлют, - уверенно заявила Пат. - На то нет оснований. Видишь ли, она не эгоистка. Тем, что она есть сейчас, ее сделало воспитание, которое она впитывала из желания отомстить.
  — Одно воспитание погоды не сделает, - упрямо заявила Керолайн. - Наследственность тоже важна, а ведь она как-никак троюродная племянница местного Владана Тихика, ее, между прочим, в его честь назвали.
  Патришия улыбнулась, Керолайн, конечно, этого не видела, но почувствовала.
  — Но это не мешает мне ею восхищаться, правда? - мягко спросила Пат, и Керо не стала возражать. Ей никогда не приходило в голову восхищаться Валеской Отмар, но ведь Керолайн была натурой сентиментальной, а не романтичной, как Патришия.
   ГЛАВА 6
  начало июня 2000г.
  
  Несколько последних недель Керолайн упрямо читала бесконечные лекции о человечности, которых не вынес бы и куда более терпеливый человек, нежели лорд Тихик. Он как раз был очень занят, по 10-12 часов проводил в Тайной канцелярии, а Совесть как назло заявлялась именно сюда и, в конце концов, Владан не выдержал. Он сидел за своим столом, с философским видом опершись скрещенными в запястьях руками о стопку личных дел заключенных и, прищурясь, рассматривал Керолайн, которая догадывалась, что клиент что-то задумал, но продолжала отважно разглагольствовать о необходимости мягкого обращения с людьми. Приняв, наконец, решение, Владан прервал ее на полуслове, и вкрадчиво спросив:
  — Значит, вы считаете, что стоит мне стать человечнее, все изменится?
  — Именно так, милорд. Только попробуйте - и сами увидите.
  — Что ж, может мне еще и покаяться? Не публично, конечно, - это было бы опасно. Но так. Какой-нибудь, как вы любите выражаться, жертве. Доверительно, с глазу на глаз.
  — Покаяться? - недоверчиво переспросила Керолайн, от неожиданности опустив ноги, которые по привычке закидывала на стол Владана. - Вы хотите покаяться?
  — Почему бы мне не попробовать и это? Разве вас это не радует?
  — Радует? Милорд, я просто не могу поверить. Это было бы прекрасно, превосходно, чудесно, - Керолайн так вдохновенно выказывала свой восторг, поскольку никак не могла ожидать от клиента такого сверхъестественного рвения, потому ошарашено смотрела на Тихика, пытаясь понять, не издевается ли он над ней.
  — Тогда приступим к раскаянию, - деловито подытожил Владан. - У меня как раз сейчас допрос по графику - попробую провести его человечно, согласны?
  Совесть растерянно кивнула.
  — В таком случае попрошу освободить кресло для посетителя. Он в таком состоянии, что готов сидеть даже в присутствии стоящей дамы, тем более что она невидима.
  Керолайн покорно перебралась на подоконник (Тихик не любил подвалы и работал на 3 этаже, откуда открывался прекрасный вид на тюремный двор), Владан вышел в коридор и отдал распоряжения охраннику. Вернувшись за стол, он снова обратился к Совести?
  — Вы пока помолчите, ладно? Я должен войти в роль - маловато у меня опыта в раскаянии.
  Керолайн возмутила такая невероятная наглость, но ответить было нечего. Зло насупившись, она забралась на подоконник с ногами и затаилась, ожидая момента. Когда можно будет сбить спесь с зарвавшегося клиента. Кроме того, она безрассудно надеялась на то, что Владан действительно начинает исправляться. А насмешками он лишь маскирует собственную растерянность. Это так польстило ее профессионализму, что Керолайн рада была обмануться, хоть ненадолго потешиться предвкушением невероятной удачи, за которую мало будет одного повышения, можно и на медаль за заслуги претендовать.
  Когда дверь снова распахнулась, охранник ввел в кабинет высокого, светловолосого мужчину со скрученными за спиной руками. Грубо подтолкнув его к креслу, хотел было выйти, но Тихик остановил его, вполголоса отдал какие-то дополнительные инструкции. Солдат кивнул и вышел, аккуратно притворив за собой дверь. С минуту Владан и Керолайн молча смотрели на заключенного - тот сгорбился на краю кресла, подавленный, уже сломленный, испуганный и готовый на все, лишь бы избежать новых пыток. Да, его уже пытали - не слишком долго и не слишком рьяно, дыба, каленое железо, пока еще палачи действовали очень осторожно, стремясь напугать, а не изувечить. Впрочем, неделя в подвальной камере-одиночке, насыщенной сыростью и гнилью, превратили гордого аристократа в жалкое подобие самого себя. Еще недавно роскошный камзол повис истерзанными, грязными лохмотьями, жирные немытые волосы наполовину закрывали потемневшее от пыли и запекшейся крови, искаженное перенесенными муками лицо. А ведь еще недавно герцог Энтон Коулт почитал себя избранником небес. Он был богат, относительно молод (нет еще и 40), он был единственным наследником одного из знатнейших семейств, он успел прославиться как блестящий военноначальник - командовал полком в нескольких битвах на приграничных территориях и даже как-то подавил восстание на Севере. Владан его искренне презирал. Во-первых, за то, что ему все было дано уже от рождения, а герцог пользовался этим так бездарно. Да, Коулт считался одним из трех наиболее влиятельных придворных, но Владан то знал, что реальной власти он не имеет, вся его громкая слава - одна лишь фикция. Особенно рассмешили Тихика те, кто чествовал Коулта почти как гениального полководца, ведь подавленное им восстание и без того было обречено на неудачу в самом своем начале. Пусть Тихик сам организовал в Алетайе мятеж, чтобы после подавить его, но ведь он был основан на давно зреющем недовольстве, он был действительно опасен, все равно случился бы раньше или позже и мог расколоть империю. Тогда отрядами мятежников командовали прошедшие через множество жестоких битв местные лорды, тогда как войска Коулта разогнали толпу отчаявшихся крестьян, "полководец" и боя то вблизи не видел, узнав о "славной" победе сразу поспешил принимать незаслуженные чествования триумфатора. Из всех сиятельных аристократов он был самым блестящим, он затмевал императора - рядом с ним Вацлав Ружена выглядел чересчур уж бледно, и Коулт намеренно это подчеркивал, хвастался этим даже в присутствии его величества, ощущая свою безнаказанность и наслаждаясь мнимым могуществом. И только Владан догадывался о том, как Ружена ненавидит герцога и как рад будет его падению. Владан, естественно, нашел способ сделать приятное императору. Возможно, к этому верноподданническому порыву примешалась обычная зависть. Герцог пользовался невероятным успехом у дам - первые красавицы двора искали его внимания, Тихик же порой уставал шантажировать, принуждать, а особенно уставал он от тех женщин, что сами предлагали ему себя из-за извращенной тяги к мрачному хозяину ужасающих всех застенок канцелярии. Да, это могло быть мотивом, Тихик был не чужд самых мелочных человеческих страстей, но только занимаясь политикой он об этом забывал. Так что приказ об аресте Коулта он подписал отнюдь не из личной неприязни, просто то оказался вовлечен в политическую интригу, которая могла быть весьма опасна для императора, а значит, и для самого Тихика, чья власть поддерживалась исключительно благоволением монарха, он не пользовался добровольной поддержкой аристократии - слишком уж его ненавидели. В последние годы правление Ружены вызывало сильнейшее недовольство знати, и вот одна из придворных партий всерьез намерилась сместить его, а поскольку 5 самых активных заговорщиков, каждый из которых не прочь был примерить императорскую корону, так и не смогли придти к компромиссу, решено было посадить на трон герцога Коулта - он украсит собой любую торжественную церемонию, они же будут управлять государством. Его светлость сразу принял предложение, тем более что ему ничего не пришлось делать, только, ждать момента, когда ему преподнесут корону. Несмотря на то, что в заговоре состояли весьма опытные в придворных интригах люди, выбор их был чересчур неудачен, слишком уж глуп был Энтон Коулт. День ото дня он вел себя все заносчивей, не однажды бывал груб с императором - считал, что Ружена ему не опасен, что никогда не посмеет посягнуть на его светлейшую особу. Но Тихик доложил о заговоре вечно боявшемуся свержения императору, и тот пришел в такую ярость, что Коулт оказался в камере буквально спустя несколько часов. Во время ареста он пытался оказать сопротивление, угрожал страже скорой расправой, требовал аудиенции у императора. Но пытки быстро сбили с него спесь, теперь он уже униженно вымаливал снисхождение, хоть за него еще и не взялись "по-настоящему" - многие куда мене знатные заключенные вели себя куда достойнее, так что Коулта начали презирать даже палачи. Керолайн отнюдь не отличалась впечатлительностью, но она пару раз видела герцога при дворе во всем блеске (она надоедала Владану нотациями даже на балах) и контраст ее поразил. Трудно было поверить, что человек может так измениться за несколько дней, но, видимо, в канцелярии все возможно.
  Тихик сосредоточенно замер, прислонившись к стене, точь в точь актер перед выходом на сцену. Наконец, он заговорил, и голос его прерывался от волнения, дрожал, так словно бы он был смущен и даже испуган.
  — Ваша светлость, - униженно склоняя голову, обратился он к Коулту, - Милорд! Я... я даже не знаю, какими словами... я не смею надеяться на ваше прощение, но поверьте, я ничего не знал, я даже представить себе не мог, что мои подчиненные... я не отдавал никаких распоряжений, вас вообще не должны были допрашивать и тем более такими методами. Если его величество подписал указ о вашем... задержании, то была лишь минута, он был введен в заблуждение. Единственным оправданием моим сотрудникам может служить то, что они тоже добросовестно заблуждались, полагая, что исполняют свой долг, и заботясь исключительно о благе отечества...
   По мере того, как Владан говорил, к герцогу возвращалась его самоуверенность, он мало-помалу выпрямлялся - вот уже снова вернулись прежняя гордая осанка и заносчивый взгляд высокородного аристократа.
  А Тихик говорил и говорил, без устали вымаливая прощение, так, словно искренне раскаивался в трагической ошибке, из-за которой пострадал его светлость, чья особа неприкосновенна для самого императора. Владан давал понять, что боится неминуемой жестокой расправы, и в то же время признает ее справедливость, ибо преступление его ужасно. Но тут уж герцог проявил милосердие - он был глуп настолько, что попросту не воспринимал Владан всерьез, не допуская мысли о том, что какой-то там мелкий провинциальный дворянчик может иметь реальное влияние, кто он и что он - временная прихоть, фаворит императора, пыль под ногами, не достойная внимания. Потому-то Коулт был невероятно великодушен. Когда охранник принес роскошный, белый с золотым шитьем камзол, и Владан с благоговением помог герцогу одеть его прямо поверх грязного тряпья, тот смотрел на униженного вассала вполне милостиво. Тихик сообщил ему, что император уже готов подписать акт об отречении - он не может править после того, как опустил столь вопиющую несправедливость с одним из первых лордов империи - он оставляет престол. Застегивая драгоценные алмазные пуговицы на камзоле, герцог поблажливо заметил, что в столь важном деле спешка ни к чему, да и сам он предпочел бы немного отдохнуть, прежде чем принять на себя время власти. Тихик несмело, едва ли не заикаясь, спросил о своей дальнейшей участи, и тут случилось невероятное - Коулт сказал, что он будет всего лишь смещен с должности. Керолайн просто захватило зрелище Владана, благодарно соглашающегося на свой перевод в провинцию. Владан - рядовой сотрудник управление где-нибудь в глубинке? Коулт сумасшедший, если верит в это. Впрочем, все выглядит так убедительно... Может, Тихик решил удалиться из столицы? Но зачем? Между тем, Коулт, уже как-то по-хозяйски расположившийся в кресле, вслух строил планы относительно будущих назначений. Место Тихика займет Драгомир Йинджих, первым министром станет Людовир, а главным церемониймейстером... Коулт разглагольствовал так увлеченно, что даже не заметил, как Владан, которому порядком надоела униженная поза, вновь занял место за своим столом и с нескрываемым интересом слушает, как собирается распределять должности будущий монарх, уже опьяненный близостью триумфа.
  Выговорившись, Коулт заявил, что хочет поскорее покинуть это хмурое, но такое нужное для государства учреждение, и осведомился, подана ли уже карета.
  — Карета? - насмешливо вскинул брови Владан, возвращаясь к своему обычному издевательскому тону, который сразу неприятно поразил герцога. - В этом нет необходимости, до камеры вы вполне можете дойти пешком.
  — Что это значит? - гневно вскинулся Коулт.
  — Это значит, что вам лучше приготовиться к смерти. Вместе с вашими сообщниками, которых вы так любезно выдали только что. Признаюсь, не все имена были мне известны. Для вас лучше, что вы во всем признались, да и я рад оказать услугу моим сотрудникам - им слишком противно работать с вами и, уверяю вас, вы бы это сразу ощутили. Если остальные заговорщики окажутся так же разговорчивы, для вас все закончиться очень быстро. Поверьте, вам захочется именно этого, с теми, кто не почитает нашего императора, здесь обходятся соответственно.
   Снова появился охранник и увел герцога, пренебрежительно подталкивая его в спину. Владан откинулся на спинку кресла и как-то мечтательно протянул:
  — Граф Яролим... кто бы мог подумать, что и он примкнул к ним. Я даже не подозревал об этом. Как, по-вашему, миледи, я достаточно мягко провел допрос? Должен признать, раскаяние приносит результаты. Под пытками он был бы далеко не так откровенен.
  — Грубая игра. Совсем не в вашем стиле, - сквозь зубы процедила Керолайн, не желая показать, как она удручена этим новым поражением.
  — Коулт не заслуживает особых усилий, - равнодушно пожал плечами Владан. - Он чересчур примитивен. Впрочем, любой другой на его месте счел бы мое покаяние слабостью, решил бы, что теперь может расправиться со мной.
  — Это мужчины, - возразила Керолайн, - А женщины?
  — Женщины?
  — Да, женщины. Вы принесли им немало горя. Стоит извиниться хотя бы перед одной из них.
  — Только не перед леди Отмар, - поспешно заметил Тихик, - Она посчитает это очередным издевательством, она вообще неадекватно воспринимает все, что и говорю или делаю без злого умысла.
  — Вы ничего не делаете без умысла. Но я согласна на любую обиженную вами женщину. Покайтесь, и возможно, она вас простит.
  — Что ж, давайте, попробуем, я как раз собирался на одно свидание. Можем ехать прямо сейчас, вот только возьму кое-что... - открыв один из ящиков стола, Владан достал внушительную папку и Керолайн сразу поняла, что это значит.
  — Вы что же, без компромата на свидания не ходите, так, что ли? - ядовито осведомилась Керо.
  — Что поделаешь, если я не во вкусе дамы?
  — А кто на сей раз ваша дама?
  — Герцогиня Коулт, кто же еще?
  — Знаете, у вас это переходит в дурную привычку. Может, стоит попробовать завязать роман с женщиной, которая не является женой или любовницей вашего политического противника - ну хоть бы для разнообразия?
  — Я подумаю, - пообещал Владан. - а теперь, едем.
  Родовой дворец Коултов поразил Керолайн роскошью и великолепием обстановки, хоть она уже успела привыкнуть ко всему этому, побывав в особняках местной знать и в императорской резиденции. Изящная блондинка Мессалина Коулт походила скорее на принцессу, ей бы быть невестой самого императора, но и герцог тоже очень неплохо. Отец Мессалины, лорд Кларик, дал согласие на этот брак прежде всего потому, что у Коулта была длинная и безупречная родословная, он никогда не принял бы в качестве зятя того же Тихика, какое бы положение тот не занимал, не породнился бы с выскочкой, в чьих жилах течет сомнительной чистоты кровь. Мессалина была верной и добродетельной женой, она не вмешивалась в дела мужа и не интересовалась политикой, но теперь политика, то есть политик Владан заинтересовался ею. Расчет его был прост. Во-первых, тесть государственного преступника запросто может оказаться за решеткой, а может и избежать заключения и будет весьма признателен тому, кто ему поможет. А поскольку Ружена может вспомнить о расправе и через год, и через 10, лорд Кларик будет вынужден постоянно оказывать услуги Тихику, чтобы тот не освежил память императора. С другой стороны, лорд Винтер, давно влюбленный в Мессалину, готов был жениться даже на вдове заговорщика, и, если Тихик выступит сводней, он будет признателен ему и опять таки попадет в ситуацию постоянной угрозы со стороны болезненно подозрительного императора. Мессалина может не согласиться на брак, но он легко заставит ее и заодно прикажет следить за мужем - так Винтера будет проще контролировать, если он вдруг забудет о благодарности.
  Хоть лорд Кларик имел весьма посредственное отношение к заговору, Тихику удалось собрать достаточное количество компрометирующих его документов. Мессалина была удивительно преданной дочерью, защищая отца, она пойдет на все, и, прежде чем делать предложение от имени Винтера, Владан решил воспользоваться безвыходным положением дамы. Родовитая аристократка Мессалина Кларик никогда не могла и не должна была принадлежать ему, но он привык добиваться невозможного, так зачем делать исключение теперь? Для Мессалины сама мысль о том, чтобы уступить грязным домогательствам Тихика была худшим унижением, она предпочла бы смерть, но ради отца должна была жить и подчиниться злой воли негодяя. Тихик дал ей три дня на раздумья и вот сегодня появился в ее будуаре - самоуверенный, насмешливый, с вечной своей ухмылкой, засыпал ее комплиментами, которые несчастная Мессалина просто вынуждена была выслушивать.
  Они сидели рядом на диване, невидимка Совесть стояла чуть поодаль, с интересом наблюдая за этим повторным раскаянием Тихика и уже не берясь предсказать, чем все это закончится. Владан держал Мессалину за руку и проникновенным тоном превозносил все ее действительные и мнимые достоинства, достигая таких вершин красноречия, что уже удивлял сам себя. Герцогиня слушала и не слушала его, полагая, что все это -лишь часть незнакомой ей порочной игры, она была слишком наивна и не искушена даже в искусстве флирта, настоящая снежная принцесса. Изящная лесть Тихика смущала ее, при других обстоятельствах она бы ни за что не позволила бы ему ничего подобного, но сейчас она не смела протестовать - сидела, испуганно замерев, и смотрела на папку, которую принес Владан и небрежно бросил на стол, папку с документами, от которых зависела судьба ее отца. Казалось, сама ее жизнь сейчас сосредоточилась в этой папке, сознание сузилось до прямоугольника черного картона, а слова Владана приглушенно долетали откуда-то издалека.
  — Ваша светлость, мне очень жаль, я вел себя недопустимо, и мне нет прощенья. Я посмел посягнуть...о, мне горько. Невыносимо даже думать об этом. Вы ангел, да-да, ангел, светлый, чистый, прекрасный. Я не знаю более достойной женщины, ваша верность супругу, ваша преданность семье, дому, роду известны всем. Вы храните домашний очаг, и ни одна дама не может сравниться с вами, и когда я дерзнул... о, почему, почему небо не покарало меня в ту минуту, но я так страдаю теперь, что поверьте. Большая мука для меня уже невозможна. Ваша светлость, я не заслуживаю прощения, вы так благородны, так милосердны - я молю о милосердии, я никогда не прощу себя, но если вы меня простите, быть может, моя боль станет меньше.
  — Милорд, я ... я не понимаю, о чем вы говорите, я полагаю, мы обо всем договорились, я на все согласна и более нет нужды...
  Глаза Тихика расширились от суеверного ужаса, Керолайн уже не понимала, притворяется он или нет, она растерялась не меньше герцогини, а Владан, как бы пораженный словами леди Коулт, рухнул на колени, сжимая руками ее ладонь.
  — Договор? Вы сказали договор? О, мой ангел, какое кощунство в ваших целомудренных устах - и я, я всему виною. Ужасно, ужасно. Вы не можете так говорить, не должны, прошу, не повторяйте за мной это слово. Да, я порочен - заложено ли это во мне от природы, или виной тому мое воспитание, обстоятельства юности, наше общество, развратившее мою незрелую, не сумевшую воспротивиться злу душу, но вы, вы не можете говорить так о человеческий отношениях, о любви, о чувствах, даже когда они и не освящены таинством брака.
  Мессалина боялась. Она не вполне понимала, о чем идет речь и лишь догадывалась, что чем-то не угодила Владану, он упрекает ее в чем-то, он недоволен ею, может быть даже, он намерен отказаться от своего обещания, но тогда - ее отец погибнет, и она тоже. Что же она сделала не так? Чем оттолкнула его? Неужели она будет причиной несчастья собственного отца? Нет, нет, она этого не допустит, любой ценой!
  — Милорд, к чему эти споры о словах? Я готова принадлежать вам - назовите это, как хотите, только не мучьте меня.
  — Принадлежать мне? - Владан резко запрокинул голову, недоверчиво глядя ей в глаза.
  — Да, милорд, я - ваша.
  — Вы - моя? Это невозможно, я недостоин. Вы слишком хороши для такого как я.
  — Мне все равно.
  — А мне нет. Признаю, когда-то я смел помыслить об этом, и помыслы мои отнюдь не были чистыми. Но теперь все изменилось - я раскаялся. Я каюсь - перед вами, перед собой, я призываю небо в свидетели. Как часто порочные натуры выбирают своими жертвами самые светлые, самые чистые души - они оскверняют их. Страшен закон притяжения противоположностей, и я часто следовал ему, но с вами... с вами все по-другому. Вы даже не моя противоположность, вы так сильно отличаетесь от меня, вы где-то за другой гранью и я не могу посягнуть на то, что мне недоступно.
  — Недоступно? Милорд, я вся целиком и полностью в вашей власти.
  — В моей власти? Я никогда не допущу этого.
  — Но я так решила...
  — Нет, я не приму такого дара. Он бесценен и найдется более достойный...
  Тут Керолайн решила, что Владан повторяется и вновь пытается достигнуть своих целей мнимым раскаянием. Неужели он прямо сейчас и начнет сватать Мессалину за Винтера? Он-то как раз и будет тем достойным. Но герцогиня ни о чем таком не подозревала. Она снова взглянула на злосчастную папку, и отчаяние пересилило все - даже стыдливость женщины, связавшей свою жизнь с распутником, но избегнувшей развращения. Очень несмело она поднесла руку к корсажу, замерла на миг, а затем, будто решившись, медленно расстегнула верхнюю пуговицу, после еще, и еще одну.
  — Что вы делаете? - изумленно воскликнул Владан. Мессалина молчала и продолжала расстегивать пуговицы - их было так много и все очень мелкие, так что с ними с трудом справлялась привыкшая к услугам горничной аристократка. Владан едва ли не в испуге отпрянул, вскочил на ноги, протестующе вскинул руки, словно защищаясь:
  — Что вы делаете? Не нужно, нет, нет...
  — Делайте со мной все, что хотите, то, что хотели, я же знаю, вы хотели, зачем же сейчас вы отказываетесь от меня? Я ваша. Будь вы сам дьявол - я отдаю вам тело, душу, только спасите моего отца. Только не губите его, умоляю.
  Дрожащими руками она лихорадочно рвала крошечные, непокорные пуговки, так, словно платье мешало ей дышать, так, словно она задыхалась и спешила избавиться от него, как от удавки.
  Керолайн стало просто противно, она развернулась и демонстративно направилась к выходу. Можно было бы просто исчезнуть, но она предпочла с театральным апломбом покинуть сцену - раз Тихик позволяет себе разыгрывать это безвкусное представление, должна же она была хоть как-то ответить. Но, уходя, она успела услышать реплику Владана, он как раз забирал папку, чем поверг герцогиню в еще больший ужас, и полным решимости самоотречения голосом сказал:
  — Отныне, ваша светлость, я собираюсь поступать только так, как велит нам мой долг и моя совесть, - тут Керолайн захотелось его ударить, она выскочила за дверь и не слышала продолжения фразы, а Владан доверительно объявил:
  — Миледи, я потакал самым низким своим страстям, но отныне единственный смысл моей жизни - это служение государству, пока того хочет император. Отныне единственные мои интересы и желания - это интересы и желания его величества. Так что мне больше нечего вам предложить.
  — Но вы обещали, обещали помочь, - с отчаянием воскликнула Мессалина, ломая руки в бессильной мольбе. - Мой отец, вы обещали!
  — Его судьбу решит император, когда настанет время, - холодно заметил Владан. - Я ничем не могу вам помочь. Прощайте, ваша светлость.
  И вышел, а Мессалина лишь беспомощно смотрела ему вслед, даже не ему, а папке в его руках, которая была ее приговором. Когда дверь за Тихиком захлопнулась, она растерянно принялась застегивать пуговицы, но поскольку половина оторвалась, она руками попыталась свести разошедшиеся края корсажа, лихорадочно кутаясь, словно так могла закрыться от своего позора, Мессалина пятилась назад, пока не споткнулась о диван и буквально упала но него, тем она замерла опустошенная и не до конца сознающая, что же вообще случилось и что с ней теперь будет. Она чувствовала, что унижена, опозорена, растоптана, сломлена, хуже того - отвергнута. Тихик посмел побрезговать ее позором, которому сам же и был единственной причиной, это уже было невыносимо, и Мессалина не знала, как может со всем этим жить дальше.
  Керолайн медленно шла по коридору, сосредоточенно глядя себе под ноги, даже со спины без труда можно было понять, насколько мрачное у нее настроение. Победно усмехнувшись, Владан быстро догнал ее, какое-то время они молча шли рядом, наконец, Керо нарочито спокойно сказала:
  — Поздравляю, милорд, отличный был спектакль. Просто превосходный.
  — Неужели я дождался ваших комплиментов? - самым беспечным тоном откликнулся Владан. - Как приятно заслужить одобрение собственной Совести - это для меня высочайшая похвала.
  Тут их диалог был прерван - они вышли в холл, а там дворецкий мог неправильно понять реплики Владана, обращенные к пустоте. Когда они шли через парк на соседнюю улицу - Владан, хоть особо и не скрывал свой визит, все же предпочел не оставлять свою карету прямо перед домом государственного преступника - Тихик добавил:
  — Это был не совсем спектакль. Если бы я раскаялся, то, очевидно, повел бы себя именно так, и моя искренность ничуть бы не отразилась на результате.
  — Ах да, ваша страсть к дешевым эффектам и тогда бы взяла верх.
  — Ого, да вы сердитесь, - обрадовался Тихик.
  — Ничего подобного, - огрызнулась Керо.
  — Сердитесь. Ну, признайтесь, миледи, этот раунд остается за мной, и вы злитесь, не зная, в чем бы еще меня обвинить, и говорите глупости, что, к счастью, вам не свойственно.
  — Вы что-то путаете, это моя работа заключается в том, чтобы анализировать ваши психологические реакции. А не наоборот.
  — Полно вам, не расстраивайтесь так, - примирительно, даже с оттенком покровительства в голосе сказал Тихик, чем взбесил ее пуще прежнего. - Сколько бы я не каялся, результат будет тот же. Так что все ваши усилия изначально бессмысленны.
  — Но хоть кто-то же, в конце концов, вам поверит?
  — Конечно, поверит. И сочтет это проявлением слабости, а тогда, как вы однажды уже могли убедиться, моя жестокость ничто в сравнении с их кровожадностью, выкажи я уязвимость - страшная расправа неминуема. Могу и это продемонстрировать на опыте, в разумных пределах, естественно. Я рад буду убедить вас в своей правоте. Но не любой ценой.
  — Все, все, хватит с меня ваших экспериментов. Вам еще это кажется нормальным? Вы просите прощения, а бедная женщина пугается. Есть чем гордиться, ничего не скажешь.
  — Помилуйте, миледи, может быть у меня действительно плохой вкус, но она была уж чересчур навязчива.
  — Вы сами довели ее до такого состояния и смеете осуждать?
  В праведном возмущении Керолайн Владану послышались знакомые нотки леди Отмар, и он презрительно поморщился.
  — Честное слово, вы меня разочаровываете. Стоит ли так переживать из-за... вообще вы сегодня не оригинальны.
  — Я Совесть, в конце концов.
  — Вы же моя Совесть, личная, и значит должны отличаться от всех других.
  — Тем не менее, это не меняет сути дела.
  Керолайн исчезла, таким вот банальным образом оставив последнее слово за собой, а Владан сел в карету и, блаженно откинувшись на подушки, подумал о том, что раскаяние просто-таки чудодейственное средство, когда нужно хоть ненадолго избавиться от надоедливой Совести. Надо будет еще когда-нибудь попробовать и, возможно, в следующий раз это выйдет изящнее. Да и позлить Совесть так приятно... Владан решил поразмыслить на досуге о том, стоить ли все же попросить прощения у Валески - она то уж точно не поверит, так что это совершенно безопасно, зато сколько удовольствия! Опять же, разнообразие какое-то. Нужно только как-то увязать это с какой-нибудь политической интригой, дабы оправдать пустую трату времени.
  Керолайн вернулась в Винетту в весьма расстроенных чувствах, и, очевидно, не последней причиной ее негодования было то, что Патришии недавно удалось достичь таких потрясающих успехов, тогда как она сегодня позволила клиенту взять вверх. И Керолайн пообещала себе, что сумеет достойно ответить.
  
  В Ордене им дали отпуск на время сессии, и для Патришии с Керолайн начались внеочередные каникулы, поскольку они получили автоматы по всем экзаменам. Пат, правда, немного помучила совесть, которой у нее не должно было быть по определению, но Керо уговорила ее, взяв все грехи на себя, и теперь они бездельничали вместе. Патришия, развалясь на диване, читала любовный роман некого Фуалза "Маг-лейтенант" и хрустела чипсами, Керолайн же, предпочитая более активный отдых, увлеченно изучала пособие по приготовлению коктейлей, одновременно опробывая на практике некоторые, особо понравившиеся ей рецепты. Весь стол был заставлен разнокалиберными бутылками и бокалами, Керо без устали что-то смешивала с таким сосредоточенно-серьезным выражением лица, что напоминала алхимика, занятого изобретением философского камня. Поскольку для смешивания напитков необходима твердая рука, Керолайн постоянно упрашивала Пат хоть что-то попробовать, но та наотрез отказывалась, Керо толком не знала, получается у нее что-то или нет. Наконец Пат с раздражением захлопнула книгу, едва не отбросив ее в сторону - Керолайн, памятуя о крайне уважительном отношении подруги почти к любой печатной продукции, удивленно посмотрела на нее:
  — Что это с тобой?
  — Ничего! Тут герой опять напился до зеленых ежиков.
  — Чертиков.
  — Нет, ежиков. Надоело! И ты еще - сколько можно этой гадостью заниматься?
  — Я же объясняла - меня все наши достали с этими автоматами. Мол, раз я сижу и ничего не делаю, то нашу обычную пьянку после последнего экзамена организовываю я.
  — Можно просто пива купить.
  — Можно, но они мне так надоели своими подколками по поводу моего незаслуженного везения, что я назло им решила серьезно подготовиться.
  — Делать больше нечего.
  — Какая разница. Моей репутации уже ничем не повредишь. После того, как мы перед одним экзаменом спрятали в аудитории пару десятков бутылок на всю компанию, а я шла отвечать последней и мне пришлось выносить весь пакет на глазах у преподавателя...как они звенели!...Он, кстати, до сих пор со мной здоровается, как только завидит на другом конце коридора. Подмигивает...
  — Все вы там в своем Универе алкоголики, - повторила Патришия старый диагноз. - Круговая порука...
  — Ладно тебе.
  — Нет, не ладно. Надоели мне все эти пьянки. Вот возьму и...
  — Ну что, что ты сделаешь? Вообще, не читай нотаций, ты не на работе. Мир не исправишь, нам ли этого не знать.
  — Весь мир - может и нет, но вот мой клиент - бросит пить, это точно. Не хочу больше иметь дело с алкоголиком.
  — Ну, он еще не алкоголик.
  — Все равно.
  — Слушай, не горячись, а? Исправить Вортекса - невозможно. Точнее, одно дело исправить, но пить он не бросит ни при каких обстоятельствах. К тому же это вне нашей компетенции.
  — Почему же. Алкоголь сопутствует пороку. Трезвость пойдет ему на пользу - он хотя бы станет сдержанней.
  — Ничего у тебя не выйдет, - покачала головой Керолайн.
  — А вот посмотрим.
  — Спорим, что у тебя ничего не выйдет?
  — Отлично, - с не свойственным ей энтузиазмом откликнулась Патришия, - Спорим! На что?
  — Дай подумать...ага, вот что. Ты собиралась с нами на пикник. Это будет еще не скоро, тебе сколько времени на лечение нужно?
  — Ну, пары недель хватит, - самонадеянно заявила Пат.
  — Прекрати, это не серьезно. Договоримся на месяц, если хочешь, то и дольше.
  — Мне столько не нужно.
  — Прямо уж. Значит так, если ты проиграешь - а ты проиграешь - то на пикнике будешь пить наравне со всеми нами.
  — Ты что, издеваешься? - возмутилась Патришия.
  — Это ты издеваешься - сидишь с одним бокалом чего-нибудь полегче, и потешаешься над теми, кто в подпитии. Это нечестно. И некрасиво.
  — Но я же неизвестно что могу вытворить в таком состоянии. Вам хорошо - вы пьете не пьянея.
  — Ничего, твою безупречную репутацию давно пора подмочить. И потом - разве это не справедливая расплата за провал "антиалкогольной кампании"?
  — Ладно, быть по-твоему. Но если выиграю я, плохо тебе придется.
  — Что, присудишь мне неделю трезвости? Нет? Неужели месяц? Или год? Я уже трепещу от ужаса.
  — Трепещи, трепещи. Ты напишешь вступительную главу к моей курсовой работе.
  — Ну, знаешь, я же не архитектор.
  — А этого и не требуется. Изложишь актуальность темы, воды побольше нальешь, ты это умеешь. Кстати, потом напечатаешь мне всю работу.
  — Как всю? Ты ее опять от руки писала?
  — Опять.
  — Да у нас скоро конспекты писать перестанут, а ты курсовую...
  — Мне так лучше думается.
  — Между прочим, ты печатаешь уже не хуже меня.
  — Да, но все равно я этого не люблю. Мы поспорили, или как?
  — Поспорили. Поспорили. Ты все равно проиграешь.
  Патришия только улыбнулась в ответ, и это поуменьшило уверенность Керолайн в своей правоте. От Патришии можно было ожидать чего угодно, в том числе и невозможного.
  Первый, достаточно сильный приступ застиг Керса во время полу секретных переговоров с несколькими иностранными дипломатами. Ради быстрейшего нахождения общего языка диалог сопровождался обильными возлияниями - быстро пустели бутылки лучшего вина из императорских погребов. Керс не заметил момента, когда началась дурнота, он не привык болеть, кажется, этого с ним не случалось с детства, за исключением того прискорбного случая с покушением и немногих, еще более мелких происшествий, он не привык чувствовать себя плохо - даже похмелья легко было избежать с помощью коротенького заклинания. И вдруг его затошнило. Керс не отнесся к этому серьезно, полагая, что нелепая прихоть организма скоро пройдет. Но ему становилось все хуже и хуже, а он не мог выказать своего состояния, ведь через послов все дворы континента узнают о пошатнувшемся здоровье принца - ничего хорошего это ему не принесет. Он постарался как можно быстрее завершить переговоры, но так, чтобы никто ничего не заподозрил, дипломаты опасно проницательны, а сохранять непринужденный вид было все труднее. Тошнота была хуже, чем боль, такое с ним случалось впервые, и преодолеть себя было сложно. Он мог вытерпеть боль - мужчина должен достойно переносить такое, но тошнота это уже прерогатива женщин, это унизительно для мужчины. Избавившись от послов, Вортекс вызвал лекаря, хотя обычно он практически не допускал применения по отношению к себе медицинской магии, не без оснований считая ее далеко не безопасной для здоровья и жизни пациента. Врач дал ему какой-то порошок, и дурнота быстро прошла, Керс отнес это насчет переутомления и решил немного отдохнуть. Забросил на пару дней государственные дела и даже устроил себе необременительное свидание с дамой в сдержанно-романтическом стиле. Приятная, способствующая расслаблению музыка, легкие закуски, пара бокалов сухого белого вина - и тут приступ начался снова, гораздо более сильный, чем в прошлый раз, хоть он и выпил так мало. Снова был вызван врач, но на сей раз его порошок подействовал не так эффективно.
   Когда то же самое повторилось в третий и в четвертый раз, Керс оставил дела, созвал целый консилиум врачей, каждый предлагал новое лекарство, но каждое помогало меньше предыдущего. Теперь тошнота начиналась сразу же и была такой сильной, что Керс становился почти беспомощным и это уже пугало. Никак не удавалось определить причину странного заболевания, симптомы напоминали скорее острое отравление, но когда то же вино давали другим, ничего подобного не происходило, а Керс начинал мучиться уже после нескольких глотков. Врачи лишь разводили руками и рекомендовали полностью отказаться от употребления алкоголя, Керса это никак не устраивало, он вызывал новых, а в результате тот же приговор. Да, для Вортекса это звучало именно как приговор, он не представлял, просто не мог представить себе свою жизнь в абсолютной трезвости, но пить он теперь мог разве что в одиночестве, держа лекаря на подхвате. Да и выпить он успевал не более бокала, прежде чем приступ приводил его в полубессознательное состояние. Такого он допустить не мог. Поскольку Керс был не слишком осведомлен по части безалкогольных напитков, он расспросил слугу и пришел в ужас от перечисления всех этих компотов и отваров. Однако он не настолько пристрастился к хмелю, чтобы предпочесть ему жизнь и власть. Он принял решение больше не брать в рот ни капли спиртного, и с этого момента настали не лучшие времена для самого принца и для всех, кто в прямом или переносном смысле попадался ему на пути. Вортекс с удвоенным пылом занялся политикой - он стал еще изобретательнее в интригах, еще жестче в поступках, если это вообще было возможно. Рука закулисного монарха стала тверже, суровей, но очень скоро и эта первая реакция прошла, все вернулось на круги своя, но осталась растерянность. Керс самому себе казался неполноценным, ущербным.
   Патришия была довольна, хоть поначалу эта вспышка агрессии немного смутила ее - не хватало еще, чтоб алкоголизм компенсировался усилением других пороков, Совесть не должна провоцировать клиента на новое насилие. Но душевное смятение Керса ее вполне устраивало - в такие моменты легче добиться хоть каких-то изменений. Да, у нее имелись все основания быть довольной - ведь она, в конце концов, выиграла пари. Поначалу Керолайн даже не могла поверить в то, что проиграла, только понаблюдав за ним (в неосязаемом, конечно, виде) и убедившись, что он действительно завязал, причем целиком и полностью, отказался от спиртного в любой форме. Что ж, пари было проиграно, и всю следующую неделю Керолайн печатала курсовую Патришии, пока та продолжала валяться на диване, и безуспешно пыталась выведать у нее секрет столь быстрого и эффективного снятия алкогольной зависимости - Пат лишь отшучивалась. В принципе, она могла бы и сказать правду, но как приятно помучить Керолайн, когда та, чертыхаясь сквозь зубы, яростно стучала по клавиатуре. Был ли этот выигрыш честным? Конечно нет, но, во-первых, они не оговаривали, какими способами она добьется своего, во-вторых, намерения у нее были вполне благие, в-третьих, и в главных, она вылечила Вортекса, неважно как.
  А на самом деле это было достаточно просто. Для этого она всего лишь нанесла визит в императорские погреба - остановилась на пороге огромного лабиринтоподобного подвала, оглядела высокие, под потолок, полки с наклонно лежащими запыленными бутылками, произнесла длинноватую формулу, подняла вверх руки и из раскрытых ладоней хлынули потоки зеленовато-серебристых частиц, разделяясь в воздухе на десятки тонких струек, они легко проникали сквозь самое толстое стекло в каждую бутылку и смешивались там с вином, коньяком, любым напитком, не меняя ни его цвета, ни вкуса, ни запаха. Патришия медленно прошла по всему подвалу вдоль каждой полки, и струйки неиссякаемым потоком били из ее рук. В самом конце было помещение, где стояли бочки с вином, их было очень много, и они были невероятно велики, некоторые - выше ее роста, но она подходила к каждой, подносила с двух сторон свои руки и нужные дозы вещества проникали сквозь неуязвимые даже для топора дубовые доски. То была особая магия Ордена, а вернее - наука. В Школе Совестей им преподавали некое подобие генетики, биологии, медицины, правда, набор тем был весьма специфичен. Керолайн прогуляла, а затем сдала и забыла все предметы, что казались ей скучными, но Патришия отличалась не поддающемуся логическому объяснению гипертрофированному прилежанию - задали, значит надо выполнять, и вот теперь "ненужные" знания таки пригодились. Конечно, убеждать Вортекса бросить пить было занятием абсолютно бесполезным, нужно было вынудить его сделать это. И Патришия поступила вполне в духе этой отсталой эпохи - она просто отравила вино, причем ядом, который подействует исключительно на одного Керса. Впрочем, это был даже не яд - некое вещество, составленное исходя из индивидуальных особенностей организма принца, которое вызывало неприятные симптомы, похожие на отравление. И хлынуло оно не то чтобы из рук, а из двух браслетов на запястьях Патришии, то были особые браслеты, которые разработали в Ордене, и они являли собой странное, но эффективное сочетание магии с компьютером. Ей оставалось только произнести формулу перемещения вещества "в" и "сквозь" пространство и задать конечную точку такого перемещения - все емкости с алкогольными напитками. Поскольку Керс по большей части употреблял проверенное вино из собственных погребов, а в гости к Владану в ближайшее время не собирался, можно было рассчитывать на то, что каждая попытка выпить будет теперь оборачиваться для него крайне неприятными последствиями, что и заставит принца обратиться к абсолютной трезвости. В итоге ей все удалось, и Патришия, проявив милостивую тактичность, хоть никак налюбоваться не могла на преобразившегося клиента, лишь однажды высказала счастливо избавившемуся от одного из пороков Керсу свое одобрение и более к этой теме не возвращалась к величайшему его облегчению. Вортекс теперь болезненно относился даже к таким похвалам. Впрочем, о его трезвости знали немногие, и они молчали, понимая, что стоит им проболтаться и, сделавшись жертвой насмешек, скорый на расправу принц их не пощадит. Специальный повар готовил для Вортекса разнообразные отвары, по виду похожие на те или иные алкогольные напитки, их теперь и наливали в бокал принца, так что никто ни о чем не догадывался. Керс понемногу привыкал к изменившемуся положению, хоть медленно, но смирялся с утраченной полнотой жизни. Патришия же просто блаженствовала - всегда трезвый клиент-монстр, ну что, что может быть лучше? И не важно, что она нарушила все правила Ордена, ведь любое исправление должно идти изнутри, быть результатом добровольного, осознанного решения, а не такой вот насильственной невозможности предаваться пороку. В данном случае Патришия думала только о собственном удобстве, и никакие угрызения совести ее не мучили, к тому же этой самой совести у нее просто не было.
  
   ГЛАВА 7
  июль 2000г.
  
  В этот день они собирались вместе в этих стенах, напоминающих им об их студенческих годах, о тех временах, когда они были всего лишь мальчишками, пусть даже жестокими.
  Группа была сегодня в полном составе - 20 выдающихся магов-политиков, в разной степени пораженных подлостью. Легендарная 13МП группа, некогда переворачивающая вверх дном всю Академию. Они были похожи тогда, эти юные волшебники, хоть и пришли из разных времен и миров, политическая магия была или стала их пристрастием. Воспоминания лились рекой, слышались не устаревающие шутки, смаковались забавные случаи из студенческой жизни, на краткое время 20 негодяев становились просто хулиганами.
  Как обычно, Владан, Доминик, Шеннон и Керс как-то случайно собрались в кружок, а этот квартет был памятен многим сокурсникам - все шалости они задумывали и выполняли вместе. Некогда они сидели в разных концах аудитории, рассаженные бдительными преподавателями, и все равно ухитрялись сообща над ними подшучивать. Круглый отличник и мнимый тихоня Владан всегда ухитрялся выходить сухим из воды, Керс умел выкрутиться в любой ситуации, и шишки сыпались на куда менее виновных Доминика и Шеннона. Хотя они и были одного возраста даже голубая официальная форма не складывала различий - рано возмужавшие Керс с Владаном смотрелись старшими братьями по сравнению с долговязыми, подростково-нескладными Ником и Шеном.
  Их пристрастия проявлялись уже тогда - Доминик носился с идеей безумной любви к своей подруге детства Элиш Белл, ухитряясь при этом соблазнять каждую встречную блондинку со светлыми глазами, Шеннон, успевший жениться в 7-летнем возрасте на наследной принцессе Северной империи, почитал себя верным мужем, практически не изменяя крохе-жене и поклоняясь своей авторитарной матери. При этом ни Доминик, родившийся в 1934, ни Шеннон, появившийся на свет в 1953, не подозревали, что императрица Ротры Элиш Энил - мать второго в параллельном мире является возлюбленной первого. Ситуация разъяснилась на выпускном балу, куда были приглашены родители учащихся, и после которого Шеннону стоило немалых трудов убедить Доминика в том, что он не его сын.
  Доминик все же взял реванш, захватив Ротру в своем мире и спалив заживо отца Шеннона, его самого и двух его сестер. А сам Шеннон в 20 лет из принца стал императором под умелым руководством матери, в 22 он овдовел и иногда проявлял приличествующую скорбь оп этому поводу.
  Что же до Владана, то в ученические годы он уделял внимание лишь студенткам со старших курсов, причем отличницам, которые писали за него научные работы, пока он ставил в лабораториях алхимические опыты и бегал по спецкурсам. Желание получить власть было у него не менее сильным, чем у товарищей, но в отличие от них, он не стоял даже у подножия трона. В 16 лет он стал мелким сотрудником Тайной канцелярии, что послужило началом его блестящей карьеры.
  Керс же занимался излюбленным делом - постигал азы разврата, редко какая симпатичная студенточка была обойдена его вниманием, из-за чего он и дремал постоянно на утренних парах, вызывая со стороны профессоров упреки в лени и растрачивании редких политических дарований.
  В этот день, поприветствовав всех одноклассников, четверка ударилась во взаимные шутливые полу упреки, Доминик с Шенноном старательно не разговаривали друг с другом, обмениваясь взглядами, полными застарелой дружбы и взаимной неприязни.
  — Данни, ты у нас специалист по спиртному. Наколдуй, а? - с ностальгией взмолился Шеннон. - А то быть трезвым в стенах Академии... Нонсенс!
  — Я-то с радостью, но хочу предупредить, что сегодня обещали заглянуть профессора. Ты уже перестал дрожать при виде сера Анатоля?
  — Почти. Только первые 3 секунды.
  — Кстати, - вмешался Керс с таким видом, будто ему весьма неловко, - рассчитывайте дозы на троих. Я - только сок.
  Доминик и Шеннон уставились на него с суеверным ужасом.
  — Ты - что? С ума сошел?
  — Хотелось бы, - горько вздохнул он. - Аллергия у меня.
  — Да, это, конечно, редкое..., - начал было Доминик, и, не удержавшись, зашелся в приступе хохота, подхваченном Владаном и Шенноном.
  — Придется тебе, Данни, его порцию на себя принять. Друзьям помогать нужно.
  Тихик согласно кивнул, глаза его горели воодушевлением и азартом, он уже успел найти на стене в рамочке свою грамоту, полученную на состязании магов в одном недалеком измерении, тогда он был гордостью Академии, ее визитной карточкой, и его помнили исключительно с лучшей стороны.
  — Как там Ларри? - с любопытством спросил Доминик, смакуя коктейль.
  — Прекрасно, - с абсолютной искренностью отозвался Керс, спокойно потягивая томатный сок под удивленными взглядами не посвященных в причину его вынужденной трезвости товарищей, многие исподтишка хихикали, но он всегда был равнодушен к мнению окружающих. - Она в Фениксе как дома.
  — И как она тебя не убила? - поразился в который раз Шеннон, некогда питавший к Луаре возвышенную симпатию.
  — Так это же Ларри. Безобидная, но надоедливая.
  — А бывают, - глубокомысленно заявил Владан, - надоедливые, опасные и неуязвимые. Сущий ужас.
  Милая шутка привела Ника и Шена в еще более приятное настроение, они-то знали, что для шефа Тайной канцелярии неуязвимых не бывает; один Керс укорил его взглядом, но промолчал.
  — А помнишь, - традиционно начал Доминик с сентиментальным выражением лица, - как я экзамен по теоретическим преобразованиям доктору Джону сдавал? Схему даже нарисовать пытался...
  Владан с Керсом переглянулись, первый вообще экзамены получал автоматом, второй прекрасно умел из головы изобрести правдоподобный ответ, зато Ник с Шеном добросовестно пытались учить билеты и, конечно же, им это не удавалось.
  — Так ты до сих пор превращать не умеешь. Врага в кактус заколдовать - и то слабо.
  — Ты зато гений. Но при этом я уже император, а ты даже не первый министр.
  — А у меня все рассчитано, - расслаблено хвастался Владан. - Мне победа на века нужна и без особых массовых кровопролитий. Я атмосферу готовлю.
  — В параллельном мире тебя отравили, и в этом доберутся.
  — В параллельном я чародеем не был, и к тому же я дважды одних ошибок не повторяю.
  — А леди Отмар кто запугивает? - уличил его Доминик.
  — Не понимаю, какие у тебя могут быть претензии? Ты ее там у себя сверг? А попробовал бы ты меня свергнуть.
  — Тебе просто повезло, что у тебя меня нет, - плотоядно хмыкнул Доминик.
  Двери актового зала распахнулись с пугающей бесшумностью, и на пороге вырос бессменный директор ВМА, великий чародей, бессменный председатель Магической Ассамблеи, который позволял называть себя более-менее произносимым именем Крэг Донован. О нем ходили разные слухи, в том числе и о том, что его волшебство направлено как вовне, так и внутрь его физической оболочки... одним словом, его просто боялись. Бывшие ученики автоматически встали, с почтением глядя на него, они все были приземленными практиками, они пользовались, а не творили, а такие как он устанавливали законы магии.
  — Здравствуйте, коллеги, - обратился он к ним тем же тоном, что и во времена ученичества. - Академия вновь приветствует вас.
  Нестройный гул одобрения и рой мальчишеских улыбок были ему ответом, старые рефлексы со скрипом продолжали срабатывать.
  — Присаживайтесь, - кивнул он, переступая, наконец, порог. Внешне Крэга с трудом можно было отличить от его учеников, все они выглядели не старше 30-40 лет, поддерживать физическую форму учили еще в начальных классах. Не особо отличался он от них и в плане биографии, руки его были столь же залиты кровью, может быть, даже больше, он ведь и прожил дольше. Крэгу и в голову не приходило осуждать их способы и манеру действий.
  В зале быстро установилась прежняя спокойная непринужденная атмосфера, которую не омрачил даже появление других преподавателей, с высоты прожитых лет они казались безобидными.
  Побродив по залу, Крэг наткнулся на своего любимого студента, и Владан тут же весьма убедительно изобразил работоспособную трезвость.
  — Как поживаете, мальчики?
  — Не очень, - отозвались все четверо, у каждого были свои причины жаловаться на судьбу.
  Смеющийся взгляд Крэга скользнул по ним, привычно отмечая сходство Владана с Домиником, выражение детской обиды на лице Шеннона, и озорное коварство в самой позе Керса. Они могли вырасти, но не измениться, количество и качество преступлений не имеют значения для людей, рожденных со склонностью к ним и получивших отточившее их опасность для общества воспитание.
  Переглянувшись с Керсом, Владан решил по старой привычке разыграть директора:
  — Скажите, лорд Донован, вы верите в совесть?
  Крэг одобрительно улыбнулся, словно догадавшись о подтексте этого невинного вопроса.
  — Конечно, Влад. У каждого она такая, какой он заслуживает.
  После этого жертвы Совестей несколько присмирели, как-никак, Крэга они все еще уважали. Впрочем, обо всем этом они быстро позабыли, слишком уж приятным был вечер, чтобы портить его излишне мрачными размышлениями.
  Керс вскоре оценил всю незавидность сохранения ясности сознания среди несколько нетрезвых товарищей и церемонно откланялся, решив посетить еще один официальный прием, на сей раз в родной Штрии. Друзей не слишком огорчило его отсутствие, лишь Владан захмелел в два раза больше обычного.
  
  Ресторан "У Астора" был одним из самых известных в Винетте. Изящное двухэтажное здание под старину, выстроенное у самой набережной привлекало, прежде всего, безупречно выдержанным стилем каждой детали. Сдержанная, модернизированная классика - это и звучало, и выглядело банально, может быть, поэтому-то всем здесь и нравилось. Превосходная кухня и удивительно демократичные цены обеспечивали ресторану обширную и разнообразную клиентуру. Еще на прошлой неделе здесь проводили банкет в честь первых лауреатов недавно учрежденной премии для молодых литераторов - счастливые победители неплохо провели время в компании жюри и членов попечительского совета. А сегодня его сняли на всю ночь два десятка бывших одноклассников, решивших вспомнить старые добрые времена. Впрочем, не такие уж и старые - они не виделись всего два года, но когда тебе нет еще и 20, это, без сомнения, целая вечность. Когда-то они все учились в гимназиуме имени барона Клима Авидова, а теперь поступили в самые разные вузы, успели там обжиться. Как водится на таких встречах, они охотно делились воспоминаниями о забавных случаях из общего прошлого, хвастались настоящим и строили планы на будущее, казавшееся необозримым, ведь все они были так молоды.
  Патришия, Керолайн, Констанция и Лотта, несмотря на то, что в гимназии всегда держались вместе, умудрялись параллельно вращаться в абсолютно разных компаниях, так что и теперь каждая развлекалась по-своему. Керо, несмотря на то, что была записной отличницей, общалась с бравой троицей первейших прогульщиц, сойдясь вновь они вспоминали все свои подвиги и все пропущенные пары, за которые троим подружкам всерьез попадало от директора, а потом и от родителей, Керолайн же неизменно выходила сухой из воды, отговариваясь болезнью либо семейными обстоятельствами - красе и гордости гимназиума верили на слово, между тем как именно она частенько бывала инициатором вылазок в ближайший бар во время занятий. Все четверо очень увлеклись, тем более что ностальгический полилог сопровождался достаточно обильными возлияниями.
  Тем временем Патришия вела чинную беседу в кругу интеллектуалов с одним единственным бокалом мартини за весь вечер. В гимназиуме забитая тихоня Патришия отнюдь не считалась особо одаренной студенткой, но за два года в Архитектурном институте успела победить в паре научных конкурсов, поучаствовать в интеллектуальной викторине (они с Керо играли в одной команде) и получить от деканата письменную благодарность на имя родителей за то, что вырастили такую замечательную дочь. В общем же, многие из тех, кто пас задних в гимназиуме, добились схожих результатов, в отличие от большей части некогда смотревших на них свысока отличников. Теперь они с удовольствием вспоминали трудные будни отрочества.
  Лотта, страшно комплексовавшая в ученические голы из-за того, что сильная половина сверстников никак не хотела ее замечать, за прошедшие два года буквально расцвела, превратилась в очаровательную, исполненную шарма женственности девушку, не знающую отбоя от кавалеров. Сегодня все бывшие одноклассники резко спохватились, сами себе удивляясь - и куда только раньше смотрели, все они дружно бросились добиваться внимания красавицы, а она умудрялась посматривать свысока на горе ухажеров, даже на тех, кто был выше ее на две головы, и загадочно улыбалась в ответ на комплименты. Узнавая свои прежние тайные и безответные любови, она смеялась про себя и над собой, они наперегонки бежали коктейлем или десертом по первому ее слову, смотрели на нее преданными глазами, а она думала - где же вы были раньше?
  Наконец, Констанция... Конни просто развлекалась, как и всегда, был бы повод. Она не особо прислушивалась к воспоминаниям других и сама ничего не рассказывала, ее все это ничуть не интересовало. Вечеринки все были похожи одна на другую, что в гимназиуме, что в институте, а на плохие отметки и нотации преподавателей, которые почему-то с такой ностальгией вспоминаются после выпуска, она никогда внимания не обращала и забывала сразу же.
  В общем, встреча проходила, как и все ей подобные, уже за полночь все отправились полюбоваться на звезды и ночной Фенисбор - древнюю реку, на берегу которой и была выстроена Винетта. Естественно тут же решено было искупаться. Это проделывали еще на выпускном, теперь предусмотрительно выбрали ресторан на набережной, большинство прихватили с собой купальники или плавки, памятуя о том, сколь существенный урон нанесла два года назад речная вода вечерним костюмам и платьям. Переодевшись (в дамскую комнату ресторана выстроилась целая очередь, каждой ведь нужно было прихорошиться, они еще не выпили столько, чтобы позабыть об этом и сразу броситься в воду, как в хмельном разгуле выпускного), устроили общий заплыв на скорость. Выиграла, конечно, Патришия: она в свое время не попала в юношескую сборную страны только потому, что упорно отвечала отказом на все уговоры буквально бегавшего за ней по пятам главного тренера олимпийской команды, подготовившего не один десяток чемпионов. Лавровые венки и золотые медали противоречили душевному складу Патришии, зато победить в любительском заплыве было всегда приятно.
  Бедная Керолайн сидела и скучала на берегу с бутылкой "coca-cola". Она могла проплыть самое большее метра три, а дальше - исключительно в стиле топорика. Барахтаться же на мели было слишком унизительно, потому она специально не взяла с собой купальник. К сожалению и Лотта, и Конни и все остальные, с кем она общалась, плавали хорошо и очень хорошо и не упустили случая в эту жару окунуться в прохладный Фенисбор, в ресторане осталась та часть группы к которой она никогда не питала особо теплых чувств, так что Керолайн почти полчаса в гордом одиночестве сидела на берегу, пока из воды не вышла Патришия.
  ― Ой, как я пить хочу! - пожаловалась она, садясь на полотенце, и, схватив стакан колы, жадно припала к соломинке.
  ― Накупалась? - обиженно поинтересовалась Керолайн.
  ― Да нет, представляешь, срочный вызов, - Пат продемонстрировала загоревшийся зловещим огнем свой персональный перстень Совести из чёрного с белым хрусталя, он реагировал, если клиент выходил за рамки своих повседневных преступлений. - Придется наведаться к клиенту. Это уже просто свинство с его стороны, тебе не кажется?
  Керолайн только пожала плечами, мстительно решив, что бессовестно бросившая ее Патришия заслуживает испорченной работой вечеринки. Пат зачем-то нацепила на голову очки, вдела в уши наушники плеера, улеглась поудобнее, и быстро заснула, используя самогипноз, и в виде проекции перенеслась в Шинону, а Керо снова осталась одна, ведь все продолжали купаться. Помаявшись еще немного, она решила и себе навестить клиента - так, от нечего делать. Но ей не удалось заснуть, может быть потому, что она была уже не совсем трезвой. Тогда она просто телепортировалась в Ариклею, вряд ли сознавая, что делает и чем это может ей грозить.
  
  В императорском дворце шел прием по поводу вручения вверительных грамот новым послом Астареи. На прошлой неделе Вортекс принял его весьма милостиво, а теперь втайне злился, не зная, как избавиться от нежеланного назначения. После женитьбы императора Роанона Астия на Тишине Сумерек отношения между двумя государствами стали весьма двусмысленны. Новый посол был известен как в высшей степени опытный политик, хитроумный до интриганства и ловкий до удачливости, он достигал успеха там, где все другие неизменно проигрывали. Уж он-то умел защищать интересы страны, которую представлял, и интересы эти явно противоречили шинонским. Керс не видел способа нейтрализовать лорда Карлтона Дирана и от этого злился все больше. Примерно к середине приема ему вдруг пришло в голову самое простое и эффективное решение, пускай лишенной изящества, зато действенное. Если уж другого способа нет - кого ему стесняться? Или прикажете оглядываться на то, что скажет Совесть?
  Приняв решение, Керс одними губами произнес заклинание, наколдовал в бокале посла медленно действующий яд и теперь не без удовольствия наблюдал за тем, как лорд Диран неспешно смакует тонкий букет вина 40-летней выдержки. От этого приятного зрелища императора то и дело отвлекала сидящая справа от него леди Вудраф, весьма искушенная в науке тяжелого флирта молодая дама, жаждущая добиться новой должности для своего куда менее расторопного супруга. Она тщательно выбирала туалет для сегодняшнего вечера - платье с открытыми плечами и предельно глубоким декольте выгодно подчеркивало все прелести женственной и даже чуточку более пышной, чем следовало бы фигуры. Леди не без оснований мнила себя неотразимой сегодня, и взгляд принца все дольше задерживался на ней. Наконец ей удалось таки увлечь его разговором - Керс внимательно слушал ее откровенно-кокетливую светскую болтовню и отвечал едва ли не с воодушевлением. Вдруг в какой-то момент он потерял к ней всякий интерес, казалось, просто забыл о ее присутствии. Уязвленная до глубины души виконтесса не могла понять, что происходит, между тем поведение принца было вполне простительно - он попросту сейчас находился в состоянии легкого шока. Все эти джинсы, свитера и платья выше колен - все было ничто по сравнению с тем, что было надето на Совести сегодня. Она неожиданно появилась прямо за спиной у леди Вудраф так, как и была на пляже, в сдельном, но предельно открытом купальнике, с плеером на поясе и стаканом "coca-cola" в руках. От такого зрелища Керс на мгновение забыл, где и с кем находится, пытаясь справиться с потрясением - все же для средневекового человека, пусть и самых свободных взглядов, это было уже слишком.
  ― Что вы себе позволяете?! - сердито осведомилась Патришия, окидывая его исполненным неприязни взглядом, - Что тут происходит? Вас и на день самого оставить нельзя? Почему, позвольте спросить, я должна в свободное от работы время мчаться сюда обуздывать вашу кровожадность, вместо того, чтобы пользоваться заслуженным отдыхом?
  Независимо от того, как восприняли бы окружающие его обращенные в пустоту реплики, Керс сейчас был неспособен ничего ей ответить.
   — Что вы молчите? - сурово допытывалась Патришия, явно намереваясь дать волю своему раздражению, - Сказать нечего? Впрочем, правильно. Молчите, молчите. Это до чего же надо дойти, чтоб отравить собственного гостя! Более того - посла. Посла, которого приняли и одобрили. Это же не укладывается ни в какие рамки. Вы мните себя политиком и не соблюдаете азов дипломатического этикета. Стыдитесь, ваше высочество, стыдитесь. Для каждого злодейства должен быть свой предел - сегодня вы его преступили.
  Керс слушал эту гневную речь, ошарашено разглядывая солнцезащитные очки, которые Патришия за ненадобностью подняла надо лбом, казалось, они не держались на голове, просто запутались в жестких кудрях волос.
  Видя, что лекции о морали не производят впечатления на принца - вряд ли он сегодня способен воспринимать что-либо из ее сымпровизированных наставлений, Совесть безапелляционным тоном потребовала:
  — Немедленно дайте противоядие лорду Дирану. И впредь я не потерплю подобных выходок - даже не пытайтесь, вы меня поняли? Если испортите мне каникулы - сами же об этом и пожалеете, вам ясно?
  Керс с готовностью прилежного ученика кивал после каждой фразы, хоть в эту минуту мог и не осознавать до конца чего же от него хочет Совесть. Однако Патришия была уверена, что он выполнит ее приказ.
  — Ну, смотрите мне, - пригрозила она напоследок и, включив плеер погромче, растаяла в воздухе, напевая какой-то винеттский хит, что-то вроде: "Хочешь, я убью тебя".
  Керс немедленно наколдовал противоядие в бокале посла, и тот выпил его, не подозревая о том, какой страшной опасности избегнул сегодня и все благодаря повальной бдительности, проявленной Совестью коварного принца.
  Керс весь остаток вечера провел в задумчивости - разочарованная леди Вудраф приписала его равнодушие озабоченности государственными делами. Что ж, он действительно был озабочен. И озадачен. Впервые он осознал тот простой факт, что его Совесть совсем даже не воплощенная в антропоморфный образ абстракция нравственных понятий; вовсе нет, она, оказывается, такой же живой человек, со своей, абсолютно не известной ему жизнью. Она работает, развлекается, может быть, даже влюбляется. Влюбляется... Значит и в нее тоже можно влюбиться. А ведь его Совесть - молодая, весьма привлекательная девушка. Очень необычная девушка, таких он еще не встречал, наверняка здесь таких и не встретишь - ему ли не знать, при его-то опыте. Пресыщенность давно грозила превратиться в проблему, а тут - нечто совершенно новое. Нужно будет присмотреться к ней повнимательнее, а там мало ли что может быть... Да, эта мысль ему явно понравилась - Керс принялся смаковать ее, оценивая с разных сторон. В конце концов, почему бы и нет, все возможно. Только вот с какой стороны подступиться? Он знал множество способов, но для нее не подойдет ни один. Как быть, если она равнодушна к нарядам и драгоценностям, все его самые изысканные, неизменно срабатывавшие комплименты встречает презрительной насмешкой, ее не соблазнишь титулом или деньгами, он не имеет над ней абсолютно никакой власти - она неуловима и неуязвима? Он еще помнил тот удар током и менее всего хотел, чтобы нечто подобное повторилось вновь. Что же, все безнадежно? Нет, конечно же, нет. Нужно лишь наблюдать за ней. И ждать. Ждать, покамест случай не представится сам собой, как это обычно и бывает. А пока можно наслаждаться самой мыслью - он и его Совесть, его милая, молодая Совесть и ее в высшей степени странные туалеты, крайне вызывающие, хоть он, кажется, уже вошел во вкус. Что ж, он всегда был решителен. И дерзок. Дерзок в самом смелом злодействе. А что может быть более дерзким, чем подобные мысли о собственной Совести? Да, так он остается верен себе, своему безрассудству в погоне за удовлетворением всех желаний. В этом мире ничто уже не сулит ему такой остроты ощущений, вот разве что... Совесть. Интересно, есть ли у нее имя? Если есть жизнь, помимо чтения этих нудных лекций, должно быть и имя. Нужно будет попробовать спросить ее. А то все-таки неудобно думать о ней, как о Совести. И действительно, в один из следующих визитов Керс спросил, как ее зовут - Патришия очень удивилась, а затем ответила, что она для него Совесть, только Совесть и никто более. Впрочем, это ничего не меняло. Однажды возникнув, подобные мысли уже никуда не исчезли - он то забывал о них, то возвращался к ним вновь, правда, по-прежнему не пытался ничего предпринять - вероятно, из чувства самосохранения. Он был осторожен, никак не выдал себя, и Патришия совершенно ни о чем не подозревала, хоть так, вероятно, не могло продолжаться вечно. Если б она дала ему какой-нибудь повод, Керс сразу бы за него ухватился, но повода не возникало, и он ждал, не зная, дождется ли вообще чего-либо.
  
  Патришия не появлялась целых пять дней - впервые Совесть отсутствовала так долго, и Керс не преминул выказать неудовольствие ее халатным отношением к своим обязанностям.
   — Я экзамен сдавала, - лаконично пояснила Патришия, устало садясь на диван. Ей пришлось весьма напряженно готовиться к квалификационным тестам - их, прежде всего, нужно было сдать, чтобы получит повышение ранга. Она была так занята, что все это время даже не говорила по телефону с Керолайн, та, правда, и сама куда-то запропастилась, не иначе как лечилась от похмелья после вечеринки выпускников.
  — Экзамен, - снисходительно хмыкнул Керс, - Что за пренебрежение ко мне - прислали недоученную Совесть.
  — Недоученную? - вспыхнула Патришия. - По-вашему, мне недостает образования, так что ли, ваша светлость?
  — Я хотел сказать, что для моего исправления, возможно, нужен кто-то более подготовленный, - ехидно заметил Керс.
  — К вашему сведению, я с отличием окончила Школу Совестей, сейчас получаю второе образование, но и одного вполне достаточно, чтобы справиться с таким банальным негодяем, каким вы в действительности и являетесь, со всеми вашими примитивными уловками!
  Керс с улыбкой выслушал эту довольно жесткую отповедь, радуясь уже тому, что удалось хоть бы и на мгновение сорвать с нее маску непроницаемой вежливости.
  — Я не хотел вас обидеть, - поспешил извиниться он, - просто я чувствовал себя несколько обделенным. Вы и не показываетесь, тогда, как ваша коллега едва ли не переехала в дом к моему другу.
  — Что это вы имеете в виду? - насторожилась Патришия.
  — То, что она поселилась у него - не больше и не меньше.
   Патришия. Несколько ошеломленная этим известием, быстренько свернула лекцию, не преминув извиниться перед клиентом, и поспешно телепортировалась в Ариклею.
  Вернувшись после затянувшейся встречи выпускников, Владан обессилено повалился в кресло, чувствуя смутную обиду на "завязавшего" Керса. Ему пришлось пить за двоих, чему немало способствовали не изменившиеся алкогольные пристрастия Шеннона и Доминика. Теперь Владан чувствовал себя слегка захмелевшим и горел желанием продолжить столь благотворные возлияния. Закрывшись в своих личных покоях, он расположил в небрежно-эстетическом порядке батарею изысканно запыленных бутылок и уже приготовился было приступить к продолжению столь приятно начавшегося вечера, как тут, откуда ни возьмись материализовалась Совесть. Тихик опечалился, было - Керолайн отлично умела испортить те редкие минуты, когда он предавался искренним удовольствиям. Но в этот раз Совесть покружила под потолком, словно собираясь вылететь в полураскрытое окно, Владан мановением руки добавил к ее эффективному полету шлейф из алмазной пыли, и они вдвоем рассмеялись беззаботно-хмельным смехом. Наконец Керолайн повалилась на диван, сделала от прилива эмоций несколько прыжков и затихла, спрятав лицо в подушки. Одета она была как нельзя более подходяще для загула - в розовую блузку с модным тогда в Винетте рукавом три четверти, расстегнутую до половины с выглядывающей из-под нее желтой кофточкой с низким прямоугольным вырезом и белые обтягивающие брюки клеш с разрезами по бокам. Впрочем, Владаново облачение было не менее соответствующим моменту, камзол он уже сбросил и остался в черной жилетке, снежно-белой сорочке с изящным кружевом плюс к этому бордовый галстук с золотой заколкой усыпанной мелкими бриллиантиками.
  Смешение стилей лишь подчеркивало атмосферу маскарадного веселья.
  — Что празднуем? - алчно полюбопытствовала Керолайн, поворачиваясь на бок и обозревая мини-выставку, явно предназначенную для опытного ценителя.
  — Я или вы? - уточнил Владан.
  — Мы, - впервые объединяя их одним местоимением, сказала Керолайн.
  — Ну, если мы... неожиданные встречи без нравоучений.
  — Прекрасно, - с энтузиазмом отозвалась Совесть, сегодня напрочь лишенная желания проповедовать.
  Она поднялась, подошла к столу, щедро плеснула коньяку в два бокала и долила "coca-cola" из прихваченной с собой банки.
  — Держите, - протянула она ему, падая обратно на диван.
  Они символично подняли бокалы и медленно их пригубили.
  — Закусим? - развязно предложил Тихик, кивая на заботливо нарезанные ломтики лимона.
  — Вот и видно, что вы плебей, - возмутилась Керолайн, необоснованно полагавшая себя великим знатоком тонкостей алкогольного этикета. - Цитрусовые перебивают аромат, закусывать нужно, в крайнем случае, яблоками. Или сливами.
  Слегка уязвленный такими познаниями в этом искусстве, более подходящими для развращенного аристократа, чем для юной Совести, Тихик тут же наколдовал блюдо с яблоками. Керолайн одобрительно фыркнула и, облизнувшись, потянулась за краснобоким плодом.
  Ночь тянулась ускоренно медленно. Бутылки опустошались с решимостью опытных прожигателей жизни, налет цивилизованности и утонченности с Керолайн скоро слетел - он был ей присущ только после первых доз, к утру, они уже пили просто из горла, бутылки летали между ними, слегка покачиваясь, ибо взгляды их точность уже не отличались. Вряд ли Владан слышал когда-либо столько двусмысленных анекдотов из уст молодой девушки, которая к тому же понимает о чем идет речь. Нравы в Винетте были свободными, а Керолайн обожала вечеринки по всяким памятным поводам.
  Редко когда между клиентом и Совестью бывает столь полное взаимопонимание - пагубные привычки их сближали.
  К пяти часам утра из всех заготовленных с вечера емкостей полной осталась одна-единственная бутылка любимого Владанового коньяка, который Совести тоже пришелся весьма по вкусу.
  Керолайн приподняла ее за горлышко, достала пробку:
  ― Ну и? Кому достанется?
  ― Решим дело миром, - дипломатично предложил Тихик. - Выпьем на брудершафт.
  ― Нет уж, благодарю, - покачала она головой. - Я не делюсь ни с кем и ни чем.
  Подхватив бутылку, она взлетела вверх, зависла на уровне карниза и приготовилась в одиночестве завершить возлияния, как тут Владан заплетающимся языком пробормотал заклинание, бутылка перевернулась в воздухе, окатив его прохладной волной. Керолайн едва успела вернуть ее в нормальное положение и допить оставшееся. После чего она с ангельской улыбкой плавно и медленно слетела в кресло, уронила голову на бок и мгновенно заснула.
  Тихик содрал с дивана покрывало и заботливо укутал Совесть, после чего распахнул двери на балкон, впустив свежий утренний воздух. Подышав немного и придя в себя настолько, чтобы вспомнить в каком направлении его спальня, он, прихватив камзол, направился туда с твердым намерением проснуться через пару часов здоровым и бодрым.
  Конечно, отдых затянулся часов на 5-6, потом он выполз из кровати, с отвращением посмотрел в зеркало и чертыхнулся. В тщетных попытках перепить Совесть он вчера многократно превысил норму, чего с ним не случалось уже очень давно.
  С трудом вспомнив антипохмельное заклинанье, Тихик выговорил его едва ли не по слогам и сразу почувствовал себя человеком. В приливе бодрости он побрился, оделся и спустился к позднему завтраку, предварительно заглянув в малую гостиную, где по-прежнему дремала свернувшаяся в кресле калачиком Совесть. Выражение лица у нее было расслаблено спокойным, его портил лишь размазавшийся за ночь, вернее, утро макияж. Покаянно вздохнув, Владан позавтракал и отбыл по делам государственной важности, конечно же, миссия была в высшей степени секретной.
  Ближе к полудню полу проснулась Керолайн, обвела комнату мутным взглядом, не узнавая ни одного предмета обстановки. Блаженно потянувшись, она соскользнула на пол, чувствуя как возвращается способность двигаться и думать и мечтая лишь добраться до постели - неважно, где и чьей. С трудом поднявшись, она выбралась в коридор, повисела на дверях спальни Владана, едва ли сознавая смысл происходящего, потом ввалилась внутрь, позабыв захлопнуть массивные звуконепроницаемые двери. Ни на что, не обращая внимания, которое и без того было сложно сфокусировать на отдельных предметах, Керолайн умылась, облачилась в ночную рубашку Тихика, оказавшуюся непомерно длинной для нее, но она сейчас отнюдь не склонна была замечать такие мелочи и юркнула в постель с блаженством вытягиваясь и зарываясь лицом в подушку. Минуту спустя она уже спала непробудным, мертвым сном.
  Но этот бесконечный день все еще продолжался, вскоре после обеда пожаловала леди Отмар, надеявшаяся застать Владана дома, чтобы сделать ему очередное гневное внушение - он снова арестовал одного из ее союзников, с которым она связывала далеко идущие планы. Дворецкий с самой любезной улыбкой попросил ее подождать в библиотеке, а сам отправился консультироваться с Владаном по магическому кристаллу. Валеска была здесь не слишком частой гостьей, но насчет ее каждый раз требовались тщательнейшие указания.
  Из библиотеки, служившей Владану домашним кабинетом, винтовая лестница вела в его покои, обычно скрытые за неприметной дверью, которая сегодня была широко распахнута. Слегка удивившись, Валеска немного поколебалась, потом осторожно двинулась к лестнице, чутко прислушиваясь к малейшим шорохам. Поднявшись, она вошла в полутемный коридор, который вел в глубины дома и, вспоминая многократно рисованные ее шпионами карты дома, двинулась налево. Поднявшись по еще одной лестнице, она остановилась у приоткрытой двери спальни, представляя, какой эффект произведет ее появление - Тихик никогда не впускал ее сюда, ограничиваясь личными визитами в ее будуар. За дверью послышался едва уловимый шорох, Валеска непроизвольно вздрогнула и скрепя сердце вошла. Картина, открывшаяся ее глазам, произвела на леди Отмар самое тягостное впечатление: среди сдержанной роскоши этой комнаты - странно, откуда это у Тихика столь тонкий вкус? - на развороченной постели спала девчонка-подросток так, словно находилась у себя дома. Гамма чувств промелькнула в голове Валески - ужас, гнев, стыд, унижение, окрасившееся на мгновение тенью ревности - ее-то Владан сюда не допускал, хотя сам возвращался к ней снова и снова. Девчонка пробудила у Валески сонмы воспоминаний о собственной юности, безжалостно растоптанной Тихиком, и вызвала материнское желание уберечь от похожей судьбы.
  Быстрым шагом она пересекла спальню, не заботясь более о возможном появлении Тихика, и присела на край кровати. Вглядываясь в симпатичное, но отнюдь не прекрасное лицо Керолайн, она удивлялась, что же в ней могло привлечь такого гурмана как Тихик. К тому же она так молода, не более 16-17 лет, Владан обычно отдавал предпочтение более опытным женщинам, лишь однажды он сделал исключение - для самой Валески.
  Леди Отмар встряхнула Керолайн за плечи раз, другой, наконец, та открыла сонные, ничего не понимающие глаза, и Валеска ужаснулась - слишком уж мутным был этот взгляд, как после изрядной дозы наркотика; обычно Тихик не прибегал к таким грубым средствам, предпочитая подавлять сопротивление интеллектом и, прежде всего - искусным шантажом.
  ― Как вы себя чувствуете? - ласково спросила она.
  ― Плохо, - чуть слышно прошептала Керолайн, - Голова болит.
  ― Это пройдет. Что с вами случилось?
  ― Не помню, - глаза у нее закрывались.
  ― Дитя мое, вы должны немедленно спасаться. Этот человек любит калечить чужие жизни. Вы еще так молоды, вы оправитесь... Я помогу вам, сделаю все, что в моих силах... Вы не представляете, чем это может закончиться.
  Голова Керолайн поникла, она опустилась на подушки, перевернулась на другую сторону и заснула.
  Валеска вскочила, выбежала прочь, исполненная решимости спасти этого ребенка даже ценой давно спланированных заговоров.
  Владан едва успел войти в библиотеку, как Валеска, словно фурия, накинулась на него:
  ― Вы, вы перешли все границы! Одно дело политика, а другое - развращение малолетних!
  ― Что-что? - не понял Тихик, решив, что у нее рецидив застарелой ненависти.
  ― Зачем она вам сдалась? Она же не в вашем вкусе, зачем? Просто, чтобы погубить ей жизнь?
  ― Кому? - все еще пребывая в недоумении, спросил он.
  ― Той малышке наверху. Хотите услышать еще одну порцию проклятий из женских уст? Попросили бы меня.
  ― Я так и сделаю. Зачем вы пришли, дорогая? Ваши пылкие речи я могу выслушать в другой раз.
  ― Она же еще ребенок! - не выдержала Валеска и залепила Тихику одну из своих размашистых, аристократических пощечин.
  В этот момент на верхней площадке лестницы показалась Керолайн, путающаяся в длинном подоле ночной рубашки, и рассержено прокричала:
  ― Тише! Вы мне спать мешаете! - после чего чинно удалилась, сделав неудачную попытку хлопнуть тяжелой дверью.
  Владан решительно подхватил Валеску под руку и самым любезным образом проводил к выходу, заодно попросив ее впредь воздерживаться от экскурсий по верхним комнатам. После чего он со смешанными чувствами снова поднялся наверх, не зная, как отнестись к этому новому чудачеству Совести и как на него реагировать. На цыпочках подкравшись к двери спальни, он заглянул внутрь, поразившись мирной картине похмельного отдыха Совести. Малопонятные намеки Валески приобрели конкретные очертания. Владан усмехнулся, представив себе весь ход ее мыслей, она всегда отталкивалась от самого худшего, особенно если дело касалось его. Если б она только знала, созерцания кого удостоилась! Единственная, кто по должности обязана помочь несчастной леди Отмар, его далеко не высоконравственная Совестушка. Кстати, подумалось вдруг ему, как это Валеска исхитрилась увидеть невидимую гостью? Неужели она, как его старейшая (из ныне живых) и заслуженная жертва, удостоилась такой чести? Да нет, Совесть и раньше увязывалась за ним к Валеске, что же случилось на сей раз?
  Владан оставил Керолайн досыпать, и решил до поры до времени заняться более насущными делами.
  
  Керолайн проснулась ближе к вечеру, с огромным усилием открыла глаза и неспешно огляделась. Начало празднования в ресторане она помнила, а вот что было дальше... смутно угадывались какие-то образы из Питера Пена, затем темноволосая женщина с тревожными зелеными глазами - Валеска?!! Керолайн резко села и схватилась за голову, отдававшую ноющей болью. С огромной осторожностью она встала, оделась и неверными шагами вышла из комнаты. Почти на ощупь разыскав лестницу - свет невыносимо слепил глаза, - она спустилась вниз, держась за перила.
  — Добрый вечер! - весело рассмеялся при виде ее Владан, - Опохмеляться будете, миледи?
  — А мы разве на брудершафт не пили?
  — Вы благоразумно отказались. Присаживайтесь
  Керолайн повалилась на резной деревянный стул и тяжело вздохнула.
  — Как вы себя чувствуете?
  — Еще более-менее, можно было ждать худшего... а что, уже вечер? - вдруг встрепенулась она, - Какого дня?
  — Сегодняшнего. 13 июля.
  Керолайн побледнела, хотя при ее мраморно-белой коже это казалось невозможным.
  — Как? Уже?
  ― Послушайте, миледи, я хотел спросить, вы случайно не знаете, отчего вас вижу не только я? Или это следующий этап в воспитательном процессе?
  ― А кто меня видел? - окончательно расстроилась Совесть.
  ― Леди Отмар, - с садистским удовольствием поведал ей Владан, протягивая чашку мятного чая.
  ― Мамочки! - Керолайн вдруг вспомнила, что вчера перенеслась сюда, не входя в транслятор и гипнотический сон. Она просто телепортировалась, забыв о собственной безопасности и нарушив несколько десятков правил. Личное присутствие допускалось лишь в исключительных обстоятельствах, когда иного выхода просто не было.
  ― Плохо дело? - обманчиво сочувствующим тоном спросил Тихик.
  ― Хуже некуда, - Керолайн начала вспоминать формулу перемещения в исходную точку, но к своему ужасу обнаружила, что нетвердо зазубренная формула скрылась в тумане старых конспектов и вспоминаться не желает. Она сама загнала себя в ловушку. Если за ней в ближайшее время не явится трезвенница Патришия...
  ― Я тут еще ненамного задержусь, - твердо сказала она, - Возвращаться мне сейчас нежелательно, понимаете?
  ― Понимаю, - лучезарно улыбнулся Тихик, радуясь, что у Совести обнаружилась еще одна чисто человеческая черта.
  ― Заодно вплотную займусь некоторыми вашими недостатками, вы явно нуждаетесь в круглосуточном наблюдении и коррекции ваших действий.
  Владан тактично не стал напоминать о ее поведении прошлой ночью, зная, что удобный момент упущен.
  На исходе второго дня Тихик пожалел о своем мягкосердечии и гостеприимстве: Керолайн повадилась отчитывать не только его, а и всех в доме, причем явно растерявшиеся слуги не знали как себя вести. Диковинная одежда гостьи, нездешний акцент и барские замашки производили поистине неизгладимое впечатление... А тут еще Валеска, внезапно преисполнившаяся материнской заботы... Слушать ее было еще утомительней, чем внимать нотациям Совести, а уж упреки в совращении несовершеннолетних... Впрочем, Владан вынужден был признать, что без макияжа Совесть выглядела совсем девчонкой: наивно-эгоистичной и одновременно, неиспорченной. Он и в самом деле отдавал предпочтение женщинам постарше, лишенным иллюзий юности, но было в Совести что-то такое... она казалась безвременно повзрослевшим ребенком. Это не было той кастовой гордостью, что отличала ту же Валеску с раннего детства, нет, тут имел место иной вид уверенности в себе, новый для него типаж личности. Помимо своей воли, Владан начал заинтересовываться, увлекаясь все больше. А привыкшая к безопасной безнаказанности Керолайн продолжала пребывать в полнейшем неведении относительно перемен в ее статусе.
  На третий день Владан обратился к ней с самым серьезным видом:
  ― Послушайте, миледи, вы приводите слуг в замешательство одним своим обликом, вас это не стесняет?
  ― А в чем дело?
  ― Конечно, вы заметили, что слегка опережаете нашу моду...
  ― И всего-то? Я здесь не надолго. Переживут.
  ― Я все же прошу вас принять более приличный вид. Сделайте мне одолжение.
  Керолайн, никогда не носившая средневековой одежды, с подозрением посмотрела на желтое, щедро украшенное кружевами и пасторальной вышивкой, платье.
  — Вы не поможете мне со шнуровкой? - попросила она, - Боюсь, я не привыкла к подобным моделям. Надеюсь, вы умеете это делать?
  — Само собой, - едва ли не оскорбился Тихик,- Умею не только расшнуровывать, но и наоборот. Жизнь научила...
  Керолайн обернулась через плечо и принялась перечислять в алфавитном порядке тех его любовниц, которым он оказывал подобные услуги горничной. Он на мгновение оцепенел и слушал этот список имен, потом с силой рванул завязки - Керолайн взвизгнула.
  — Стройнее будете выглядеть, - безжалостно заявил он.
  — Меня вполне устраивает моя талия, - огрызнулась Совесть, обиженно отворачиваясь.
  — Толстовата, как на мой вкус, - вкрадчиво заметил Тихик, еще туже затягивая корсет.
  — Ах, да, вы же столь опытный ценитель, - покорно признала его авторитет Керолайн, - Пожалуй, даже многоопытный. Непременно спрошу вашего совета, как только он мне понадобится.
  В ответ Владан затянул ее еще сильнее, окончательно отбив охоту препираться. Керолайн, с трудом переводя дыхание, придирчиво рассмотрела собственное отражение в зеркале. Пожалуй, платье действительно преобразило ее фигуру, может быть даже к лучшему.
  ― Теперь вас не стыдно показать в свете, - одобрительно хмыкнул Владан, любуясь делом рук своих.
  Керолайн несколько стушевалась, осознав вдруг, что эта история может принять крайне нежелательный оборот. Если Владан поймет, что она теперь в его власти, кто знает что придет ему в голову. До сих пор и у него дома и в застенках Канцелярии она чувствовала себя достаточно вольготно, прежде всего, потому, что могла удалиться в любой момент, она была в безопасности. В один прекрасный, а точнее далеко не прекрасный, день ему вздумается посчитаться с ней за все нудные нотации и из его Совести, она превратится в его жертву. Тогда сам Орден ее не спасет, тем более что она уже нарушила все мыслимые и немыслимые правила и законы. Попытаться сбежать, пока еще не слишком поздно, пока Тихик не понял, что он полновластный хозяин положения? Но что ей делать в чужом и не очень-то хорошо знакомом мире без средств к существованию? Идти просить помощи у леди Отмар? Та, возможно, даже с радостью станет опекать ее, но при одной мысли об этом Керолайн передернуло. Конечно, Валеска была одной из самых злосчастных жертв Тихика, по крайней мере, ни над кем другим он не издевался так долго. И все же леди Отмар никогда не вызывала у нее особой симпатии - чересчур уж стервозный характер был у заносчивой алетайской аристократки, самых что ни на есть голубых кровей. К тому же, если сбежать, Патришия точно ее никогда уже не найдет, а сама она формулу перемещения ни за что не вспомнит. Нет, ей ничего другого не оставалось, кроме как ждать и надеяться на удачу. Керолайн нервничала, она не была такой уж опытной лицемеркой и Тихик, пожалуй, начал что-то подозревать, благо, на исходе 5-го дня, когда Владан, вернувшийся после напряженной суеты государственных дел, устроил что-то вроде позднего ужина на двоих, Патришия соизволила, наконец, заявиться.
  ― Где ты ходишь? Совсем обо мне забыла! - возмущенно воскликнула Керолайн, вскакивая ей навстречу.
  ― Я думала ты дома, приходишь в себя после вечеринки, - пожала плечами Пат, явно не собираясь позволять перекладывать на себя вину за чужую распущенность.
  ― За столько дней могла бы сообразить...
  ― Я сообразила. И пришла. Может мне уйти? Покамест у тебя не улучшится настроение.
  ― Нет! Нет, нет, никуда ты без меня не пойдешь!
  ― Простите меня, - вмешался Тихик, с интересом следивший за новой гостьей, - Позвольте мне, как хозяину дома, представиться вам - лорд Владан Тихик.
  ― Совесть его высочества Керса Вортекса, - вежливо ответила Патришия.
  ― Ах, вот оно что, я так и подумал. Просто не ожидал вас здесь увидеть.
  ― Вы с его высочеством так похожи, что ничего не можете скрыть друг от друга - даже собственную Совесть.
  ― Что ж, я рад, очень рад. Не желаете присоединиться к нашей скромной трапезе?
  ― Благодарю вас. Но боюсь, Ке... ваша Совесть будет возражать.
  ― Вот именно, буду, - подтвердила та, - Нам пора, пошли уже быстрее.
  ― Ладно. Прощайте, ваша светлость. Приятно было познакомиться, - любезно заверила Патришия Тихика
  ― Мне тоже. Заходите как-нибудь еще, - со льстивой улыбкой предложил он.
  Патришия молча кивнула, а Керолайн буркнула себе под нос нечто невразумительное, и обе растаяли в воздухе.
  ГЛАВА 8
  август 2000г.
  
  Совесть ни с того ни с сего не появлялась чуть ли не всю неделю, между тем Керс ждал ее визита с весьма пылким нетерпением. Приближался день его коронации, а это знаменательное в жизни любого, кто рожден в непосредственной близости от трона, но не является прямым наследником, событие, стоившее стольких усилий, интриг и чужой крови, являлось как бы кульминацией бурно прожитых лет, апофеозом его молодости. Он добился своего - он достиг этого самостоятельно, без чьей-либо помощи, скорее даже вопреки всем: и союзникам, и завистникам, и врагам. Родившись у трона, он все же не имел на него никаких прав, а теперь получил их и никто впредь не посмеет усомниться в том, что престол Шиноны может принадлежать только ему одному. Одного лишь не хватало для полноты триумфа - маленькой победы над собственной Совестью. Может, она явилась ему затем, чтобы остановить его восхождение к власти у самой вершины и тем самым лишить смысла всю борьбу прошлых лет, все множество преступлений. Тогда выходит, что из всех схваток самой важной оказалась битва с самим собой, она-то и решила исход честолюбивой затеи порочного юнца, каким он был в дни ранней молодости. И он выиграл, не поддался ни сомнениям, ни страху, ни раскаянию, он победил Совесть, победил слабую человеческую природу с ее вечным стремлением покориться гнету моральных догм, что так присущ даже худшим из негодяев. Однако он устоял и получил корону. Теперь можно бросить ее в лицо напыщенной девчонке, вздумавшей поучать его - как сокрушительно ее поражение... ну почему, почему она не приходит?...?!!
   Совесть явилась только в ночь перед коронацией, пришла, как ни в чем, ни бывало, не потрудившись объяснить длительное отсутствие. Но Керс тут же позабыл обо всех упреках и начал со всей возможной галантностью приглашать ее на завтрашнее торжество. Патришия с легкой улыбкой выслушала его витиеватую речь, а затем, игриво склонив голову набок и, сунув руки в карманы своего коротенького салатового халатика, спросила:
  ― Вы полагаете, мне стоит придти?
  ― Непременно. Непременно, я прошу вас.
  ― Ах да, понимаю, это же венец злодеяний. И вы уверены, что я, как ваша Совесть, должна смотреть на торжество порока? Ведь ни один историк будущего не сумеет постигнуть то, почему столь откровенно развратному человеку была вручена вся полнота власти.
  По выражению лица и тону Патришии невозможно было определить, говорит ли она серьезно или все это лишь не очень тщательно завуалированная насмешка. Впрочем, Керс не стал ломать голову над этой загадкой, главное сейчас - убедить Совесть, а он умел логично обосновать что угодно.
   Но позвольте, это событие имеет для меня огромнейшее значение. И если вы его пропустите - многое во мне останется для вас непонятным. К тому же именно такие моменты способны стать переломными, не упустите шанс поколебать мою закоренелость во грехах.
   Патришия очень внимательно выслушала его, затем как-то беззлобно, задорно рассмеялась, а после молча кивнула.
  — Так вы придете? - обрадовался Керс
  — Не исключаю, что приду. Если сочту возможным тратить свое свободное время на подобную мишуру.
  Такое пренебрежение к государственным обрядам могло бы удивить человека, которому политика почти уже въелась в плоть и кровь, но Керс успел привыкнуть к непостижимым причудам девчонки, равнодушной ко всему, что казалось ему ценностями вечными и непреходящими, а особенно к власти со всеми ее атрибутами.
  — Да кстати, - оживилась вдруг Патришия, - Вы, стало быть, сами согласны с тем, что завтрашний день имеет для вас особое значение?
  — Безусловно, Совесть моя.
  — Тогда вы согласитесь, что сегодня необходима расширенная лекция, которую я готовила всю эту неделю.
  — Может быть наоборот, освободите меня на сегодня - ну, как исключение в честь праздника. Пожалуйста, я прошу вас, - пытался умилостивить ее Керс, испугавшись затяжной проповеди.
  — Ни в коем случае. И не спорьте - вы сами же задерживаете себя. Будете упорствовать - просидим здесь до утра.
  — Но как же... разве вам не нужно подготовиться, раз уж вы придете, ваш наряд...
  — Мой наряд? Я не стану тратить время еще и на это - нет ни малейшей необходимости утруждать себя, все равно никто не увидит.
  — Все же там будут первые красавицы со всего континента. И чтобы вы не чувствовали себя... - он замялся, не умея подобрать нужное слово, - ущемленной.
  Патришия рассмеялась так презрительно, что Керс сразу понял, какую сболтнул глупость.
  — Пускай они соревнуются туалетами перед вами, меня все это не интересует, - холодно подытожила Патришия, враз переставая смеяться, - Извольте теперь слушать.
  И Керс начал слушать необычайно вдохновенную, продуманную от слова до слова, просто таки виртуозно написанную речь, единственным недостатком которой была ее непомерная длина. Текли минуты, проходили часы, а Совесть все говорила и говорила - она как раз дошла до середины, когда в неплотно занавешенные окна прорвались первые дерзкие лучи позднего рассвета. И тут она заметила, что послушно внимавший ее разглагольствованиям клиент как-то обмяк в кресле и попросту спит, умудряясь при этом держать голову прямо. Она не стала его будить - если человек заснул, несмотря на гипнотически концентрирующую внимание структуру текста, значит, он действительно больше не способен слушать. Совесть исчезла, а Вортекс продолжал безмятежно спать и проснулся уже после полудня, чувствуя себя совершенно разбитым - ноги сводило судорогой от неудобной позы, спину ломило из-за деревянной резьбы на спинке кресла, никак не предназначавшегося для ночного отдыха. Вот так и начался самый долгожданный, самый желанный день его жизни, ради которого он столько лет превозмогал и человечность, и совесть.
  
  Тихик отнесся к предстоящему триумфу друга вполне философски, без тени зависти. Керс всегда был ближе к трону, ему мешала лишь романтическая, беззащитная кузина, восхождение же Владана было куда более долгим и опасным, впрочем, он и не собирался торопить события из ложного соперничества, он не рисковал без нужды. Поздравительную речь Тихик заготовил уже давно, теперь оставалось лишь слегка подкорректировать ее применительно к обстоятельствам. Но и после этого оставалось одно досадное затруднение: присланное Керсом по магическому факсу приглашение было на двоих, а никто в его мире не был посвящен в их дружбу. Само собой это была лишь дань традиции, никто не вменил бы ему в вину отсутствие дамы, однако Владан был не прочь разделить с кем-нибудь победу сообщника. На миг у него мелькнула мысль позволить Валеске присутствовать на коронации, что состоится лишь полвека спустя и таким образом заставить ее усомниться в собственном рассудке. Жаль, но с этой идеей пришлось расстаться, слишком драгоценна Валескина предприимчивость, чтобы так ею рисковать. И тут Владан вспомнил о той, которая знала все, была в курсе самых потаенных дел, от которой нечего было скрывать. В самом деле, почему бы не взять с собой Совесть? Керс ее увидит и довольно, он терпит капризы своей Совести, стерпит и выходки Владановой.
  К его неудовольствию, Керолайн не появлялась довольно долго, он уже решил, что не увидит ее до конца недели, как тут в самый день коронации она внезапно возникла как из ниоткуда, такая же самоуверенная и насмешливая, как всегда.
  — Вы куда-то собираетесь, милорд? - не здороваясь, осведомилась она.
  — А-а, это вы, миледи. В кои-то веки почтили меня своим присутствием. Вы халатно относитесь к своим обязанностям...
  — Я?!
  — ... и потому не в курсе последних событий. Сегодня у меня нет ни времени, ни настроения общаться с вами и не из-за преступлений, - предвосхищая ее вопрос, сказал он, - Мой дражайший побратим празднует сегодня исполнение своей единственной заветной мечты.
  — Вашей общей заветной мечты, - отрезала она.
  — Я должен быть рядом, - не без сентиментальности добавил он.
  — Странно, что его Совесть мне ничего не говорила... - пробормотала Керолайн, падая в кресло и закидывая колени на его ручку.
  — Так что, миледи, путь праведный сегодня не для меня... разве что... впрочем, вы не одеты...
  — Что-то? - Керолайн не сразу поняла суть намека, а это бывало довольно редко.
  — Не желаете составить мне компанию? Кому как не Совести следует предостерегать меня в такой момент от зависти и гордыни, а? В конце концов, такие коронации бывают нечасто.
  Керолайн, казалось, задумалась, покачивая обутой в сандалию ногой и глядя в потолок. Владан же пытался представить тот неведомый и чудной мир, где пересекались в свободное время такие существа, как Совести. Странное это должно быть место. Совещаются ли они там, обсуждают порученных им грешников? Думая об этом, он ощутил легкое раздражение, словно был чьей-то игрушкой.
  — На какое время вы приглашены? - вдруг деловым тоном спросила Керолайн, и его приятно поразил авантюрный блеск ее глаз
  — На... семь, - ответил он.
  — Но осталось меньше часа! Я не успею переодеться!! Ох, и дождется у меня Керсова Совесть!!!
  Владан увидел в этом затруднении возможность в очередной раз потягаться с Совестью, продемонстрировать ей свое могущество.
  — Могу вам в этом помочь, - осторожно начал он.
  — Каким образом? - мрачно поинтересовалась она.
  — Я же маг, - пожал он плечами.
  Владан прекрасно знал, что уж тут-то Керолайн быстро поймет, что к чему, не зря же он иногда прямо-таки гордился ее сообразительностью. Совесть угадывала его мысли лучше многих старых знакомых, изучающих его годы и годы.
  — Иллюзия, - протянула она, снисходительно улыбаясь, - Вы же мастер реалистичных иллюзий.
  Как всегда она умалила его достоинства одной фразой, ей ничем нельзя было угодить, создавалось впечатление, что она искушена во всех сторонах порока и фантазии, ни одно зрелище не вызывало у нее искреннего удивления, тем более восхищения.
  Вздохнув, Владан создал прекрасную иллюзию вечернего платья - проникновенно-розового, как у пятилетней девочки, цвета абсолютной лицемерной наивности; фасон же был излишне взрослым, для дамы средних лет, подчеркивающей свою зрелую красоту. Керолайн несколько минут любовалась на него, потом, бросив на Тихика предупреждающе грозный взгляд, просочилась в этот магический шедевр, Владан одним взглядом окончательно подогнал под нее иллюзию. Подойдя к зеркалу, Керолайн скорчила гримаску и придирчиво огляделась.
  — Как всегда, я буду оригинальна, - сыронизировала она, - Сюда нужны драгоценности.
  — Что? - Тихик слегка растерялся.
  — Да, да. Небольшая диадема, колье, браслет. Причем настоящие, тут уж я не потерплю подделок... - она на секунду задумалась, по-прежнему глядя в зеркало и улыбаясь отражению Тихика. - Мне кажется, фамильные драгоценности Отмаров вполне подойдут, как вы считаете? Да, я уверена, именно они мне и нужны. Милорд? - требовательно спросила она, как бы недоумевая, почему ее пожелание еще не исполнено.
  Представив себе гнев Валески, услышь она этот разговор, Владан послушно телепортировал заветную шкатулку прямо на столик под зеркалом.
  — Прекрасно, - одобрила Совесть, примеряя диадему.
  Тихик поспешил застегнуть у нее на шее колье, до которого Валеска не разрешала и касаться его нечистым рукам. Ему уже нравилась эта затея.
  — Ну вот, - сказала Керолайн, - Я готова. Можем идти.
  Джентельменски взяв ее под руку, Владан открыл портал.
  
  Коронация Керса Вортекса была обставлена со всей подобающей пышностью. В тронном зале императорского дворца собрались монархи всех окрестных стран: Ариклеи, Северной Империи, Ротры, Астареи, Феникса - среди венценосной толпы легко затерялись неприметный дворянин Клифтон Вейдер (Владан достаточно часто использовал этот псевдоним) и его невидимая спутница. Церемония была долгой и достаточно утомительной. Первые сановники государства и главы знатнейших родов с самым искренним видом произносили полные слащавого пафоса речи, сам обряд возложения короны занял около 2 часов, а поскольку она вместе с мантией и скипетром, весила довольно много, Керс был чрезвычайно рад когда ему позволили наконец сесть на силой и хитростью завоеванный трон просто потому, что неожиданно сильно устал стоять. Бесконечные поздравления лились рекой, смысл их не менялся от гостя к гостю, лишь изящные обороты отчасти скрадывали эту безликость. Керс мучительно пытался заставить себя почувствовать триумф, проникнуться торжественностью этого долгожданного момента - все было тщетно. Упоение не приходило, этот день был формальностью, пустой и бессмысленной, радость придется цедить по капле из всех последующих дней, чтобы вознаградить себя, восполнить то, что он ничего не испытывает сейчас - даже облегчения, даже гордости. Еще вчера он надеялся на то, что сегодня сполна почувствует эту победу, но вот оказалось...
  Что ж, разве ему впервые приходится делать хорошую мину при плохой игре? Пожалуй, только Тихик и уловил все тонкости его настроения и про себя посмеялся над ребячливостью друга - разве тот не знал, что абсолютная власть горька? Хоть она и сладкая, эта горечь. Владан подошел одним из последних, соблюдая принятый в Шиноне порядок. Керс узнал его с первого взгляда - усмешка была та самая, неповторимая. Тихик был в скромном черном костюме, и яркое платье Керолайн бросалось в глаза на его фоне. Керс впервые увидел Совесть лучшего друга и, невольно сравнивая ее со своей, не мог не порадоваться за Владана, которому хотя бы удалось уговорить ее придерживаться моды. Тихик изобразил глубочайший поклон, вкупе со льстивой полуулыбкой. Пользуясь своей невидимостью, Керолайн открыто усмехалась, однако сделала реверанс, поразив обоих неожиданным знанием хороших манер. Со стороны это выглядело довольно забавно - Керс с Владаном не отрывали взгляда от Совести, созерцая, таким образом, пустоту. Тряхнув головой, Керолайн отошла, по-прежнему держа Владана под руку.
  Наконец начался собственно банкет. Общего стола не ставили - слишком уж много было гостей, это только затруднило бы общение. По всему залу расставлены были столики с разнообразной снедью, каждый мог подойти и взять то, что ему больше нравится, к тому же между гостями ловко лавировали вышколенные официанты, разносившие напитки. Император чинно переходил от одной группы к другой, благосклонно принимая тосты за собственной счастливое правление и долгие годы жизни. То и дело он незаметно осматривался вокруг, с каждым разом нервничая все больше и больше - он ждал Совесть, а она все не появлялась. Это злило его, и Керс с горя позволил себе устроить пару мрачноватых интриг, зная что наверняка будут жертвы. Он готов был позавидовать Тихику, а, между тем, тот как раз пожалел, что взял с собой Керолайн. Она ходила за ним по пятам, постоянно пытаясь помешать разговорам с такими же телепортировавшимися сюда из соседних миров магами. Конечно, комментарии ее отличались остроумием, а порой и крайней язвительностью, Владану приходилось прилагать все усилия, чтобы сдержать смех - нельзя было допустить, чтобы его неправильно поняли. Он уже кусал губы и вымученно-вежливо улыбался, когда Совесть обиженно надувшись, заявила:
  — Раз вы не соизволите обратить на меня внимание - я и так найду чем себя занять.
  И гордо повернувшись, пошла прочь, а Тихик лишь с облегчением перевел дух. Да и на что она надеялась - не бросаться же ему вдогонку за пустотой? Впрочем, радость оттого, что Совесть покамест оставила его в покое, оказалась весьма преждевременной.
  Ускользнув от клиента, Керолайн решила повеселиться, тем более, что благоразумной Патришии на горизонте не наблюдалось. Особой умеренностью Керо никогда не отличалась, а потому, слегка освежившись несколькими рюмками сливочного ликера, она впала в привычное игривое настроение, когда жестокость взрослого сочетается с изощренностью ребенка и наоборот. Начала она с мелких проказ: едва слышного шороха сзади, заставляющего вздрагивать очередных заговорщиков, несколько опрокинутых на платья дамам бокалов красного вина... На десятой проделке Владан заподозрил неладное и принялся искать ее взглядом, а Керолайн все больше входила во вкус. Совестью она себя сегодня не считала - рабочее время закончилось несколько часов назад, а личный пример она не считала основой воспитания. Наступив на подол платья одной матроны, она с удовольствием любовалась разгоравшимся скандалом: тонкая ткань треснула, открыв на всеобщее обозрение далеко не стройные ноги - вещь недопустимая по меркам приличий. Несколькими минутами позже она легко устроила брак молодых людей, давно состоящих в помолвке, но все оттягивавших окончательный шаг - просто тем, что поцеловала жениха в тот момент, когда он ожидал целомудренного прикосновения губ нареченной. После этой жаркой волны он немедленно назначил дату свадьбы.
  Вот тут Тихик решил, что нужно что-то делать. Однако он просто не успел ничего предпринять - Керолайн вдруг сорвавшись с места, бросилась бежать сквозь толпу, как оказалось, она увидела сидевшую на троне Патришию, та появилась здесь несколько минут назад. Керс, раздосадованный ее недопустимым опозданием, опять-таки не смог выговорить ни слова упрека. Вортекс полагал, что успел привыкнуть ко всему, но полупрозрачная ситцевая пижама с низким квадратным вырезом, щедро отделанным розовым кружевом, и узором из аляповатых цветов несколько ошеломила его. Патришия проявилась прямо на троне, уселась там поудобнее, закинув ногу на ногу, и снова погрузилась в увлекательный любовный роман о похищенной благородным поклонником чужой невесте, который читала уже часа два. Отделавшись от назойливой любезности гостей, Керс поспешил поприветствовать ее - благо все вокруг были уже слишком нетрезвые, чтобы обратить внимание на странные разговоры императора с только что обретенным им троном, это ведь его день, пусть наслаждается триумфом как хочет.
  — Вы несколько опоздали, - мягко напомнил Керс, подходя вплотную к Патришии.
  — Зачиталась, - хмыкнула она, не поднимая головы, - Забыла совсем и вот только что спохватилась.
  — Вы пропустили церемонию...
  — Тем лучше, - равнодушно пожала плечами Совесть.
  — Но ведь...
  — Послушайте, - Патришия метнула на него сердитый взгляд и вновь склонилась над книгой, - скажите спасибо, что я вообще пришла, мне пришлось минут на 15 оторваться от романа, не меньше! И будьте любезны, не мешайте читать!
  В голосе звучал такой праведный гнев, которого не вызывали самые ужасные его злодеяния. Видя, что Патришия явно не собирается более удостаивать его своим вниманием, Керс обошел трон, встал у нее за спиной, облокотясь руками о высокую спинку, с любопытством заглянул ей через плечо. Чем дальше он читал, тем больше смущался - стиль романа был недопустимо фриволен, трудно было представить, что порядочные леди могут читать такое. А уж Совесть...
  — Интересно? - неуверенно спросил он.
  — Да нет, - отмахнулась от него Патришия, - просто смешно, - и в подтверждение своих слов она искренне расхохоталась, а Керс пытался понять, чем же так развеселило ее страстное и, пожалуй, излишне откровенное признание героя героине.
  — Банально, - снизошла до объяснений Совесть, - Одни и те же фразы, мысли... Когда уже я дождусь издания нетрадиционного любовного романа! И желательно с плохим концом - это моя мечта, хэппи-энды так приедаются!
  Керс растерялся, понимая, что она абсолютно искренна - очень уж разными были модные литературные тенденции в Шиноне и Винетте, скромные романы о добродетельных гувернантках не очень-то походили на откровенные дамские истории Винетты, больше напоминающие смесь подростковой романтики с учебником физиологии.
  Тут к ним подлетела запыхавшаяся Керолайн и, не обращая внимания на новоиспеченного императора, набросилась на подругу:
  — Ты где была? Какое свинство с твоей стороны меня не предупредить!
  — Наряд тебе идет, - отозвалась Патришия.
  — Ты в этом все равно ничего не смыслишь, так что не увиливай. Кстати, что это на тебе надето?
  — Зачиталась, - пояснила Пат, - С трудом заснула, надоели мне эти левые сцены с садистским уклоном. Пообещала придти - вот и пришла, как есть. Спать ужасно хочется, так что мешать тебе делать глупости я не собираюсь.
  — А что читаешь? - поинтересовалась Керолайн, протягивая к книжке руку, Патришия резко отодвинулась.
  — Мне Хельга на один день дала, не трогай!
  — Как? Новинка милой Кетрин! Ну, дай хоть посмотреть! Хоть аннотацию.
  — Тебе в подобных вопросах доверять нельзя, зачитаешься - и пиши пропало.
  Патришия, конечно, была права. Керо не очень-то жаловала жанр любовного романа, но знаменитая Кетрин Оултерк была исключением. Ее "благородные" герои, на деле оказывающиеся эгоистичными садистами и до предела извращенное воображение так импонировали Керолайн, что она с нетерпением ждала каждой новой книги, которые обычно выходили по две в год. Патришия, которая заявляла, что питает полнейшее отвращение к подобным сюжетам, тоже почему-то не пропускала ни одного романа, и, естественно, никто из них не собирался в данном случае уступать. Потому Керолайн вцепилась в роман с одной стороны, Патришия с другой, они взвизгнули, как маленькие девчонки и продолжали заниматься перетягиванием книги. Мягкая обложка дорожного издания явно не предназначалась для подобных потрясений.
  — Осторожней, Керолайн, порвёшь ведь! - взмолилась Патришия, с ужасом представляя сцену объяснения с разъярённой Хельгой.
  — А отвечать всё равно тебе, так какая мне разница? - нагло фыркнула та.
  — Ну, потом почитаешь, это не принципиально.
  — Позже тебя? Нет уж, дражайшая Патришия, я всё равно выиграю!
  Ошарашенные Керс и Владан замерев, наблюдали эту сцену не совсем понимая смысл происходящего. Они обменялись одинаково изумленными взглядами - каждый спрашивал другого, а ответа не знал. Между тем, Керо и Пат одумались, наконец, вспомнив, что предмет их раздора не более чем проекция самого себя - Патришия с удобством расположилась на троне, Керолайн примостилась рядом на достаточно широком поручне, и они стали читать вместе, заливисто смеясь в два голоса, обмениваясь колкими замечаниями, сути которых по большей части не понимали ни Керс, ни Владан. Оба предприняли несколько попыток обратить на себя внимание Совестей - бесполезно. Они так и читали все оставшееся время приема и как-то незаметно исчезли, когда Керс провожал гостей - он не преминул пожаловаться на эту вопиющую бесцеремонность, оставшись, наконец, наедине с Тихиком.
  — Моя всегда так, - небрежно махнул рукой Владан, - Никакого воспитания...
  — Зато моя обычно даже чересчур воспитанная... Но мы хоть узнали, как их зовут...
  — Пусть их, вернутся, - мудро рассудил Владан, - Давай лучше выпьем, обмоем твою корону.
  — Пойдем, - согласился Керс, - У меня есть отличный коньяк, просто исключительный.
  Владан радостно вздохнул, наслаждаясь полнотой жизни, и опомнился только когда Керс, выставив для него рюмку и пару бутылок, достал для себя графин фруктовым компотом.
  — Что это? - ужаснулся Тихик.
  — Я же не пью, - печально напомнил Керс.
  — Ах, прости, ну никак не могу привыкнуть, - Владан вдруг помрачнел и в одиночку осушив полную рюмку, грустно сказал: - Нет, до чего она тебя довела!
  Керс кивнул, беспомощно разводя руками: мнимая победа над Совестью обернулась очевидным поражением. Что же дальше?
  
   ГЛАВА 9
  январь 2001г.
  
  Владан упрямо цеплялся за остатки сна, но тот неумолимо ускользал, в конце концов, Тихик сдался и открыл глаза. Спал он на животе, потому сначала лениво потянулся, затем развернулся, сел на постели и тогда только заметил Керолайн, бесцеремонно расположившуюся в кресле, стоявшем справа от кровати.
  — Вы?! - искренне удивился он столь раннему ее визиту.
  — Я, - спокойно подтвердила Керо. Тихик вопросительно смотрел на нее - Совесть лишь весело улыбалась. В темно-бардовом шерстяном костюме строгого делового покроя с коротким прямым пиджаком и юбкой чуть выше щиколоток она выглядела какой-то другой - слишком взросло, даже сурово, несмотря на беззаботное выражение лица.
  — Миледи, неужто из-за меня вы поднялись в такую рань? - иронично поинтересовался Владан, одновременно украдкой поправляя сбившийся кружевной воротник ночной рубашки.
  — Чего не сделаешь ради клиента, - притворно-горестно вздохнула Керолайн.
  — Так чему обязан? - полюбопытствовал Тихик.
  — Видите ли, милорд, ваша душевная черствость приводит меня в отчаяние, - доверительным тоном поведала Керо, - Все мои ночные лекции не приносят результата, и я подумала, что стоит изменить время воздействия.
  — Помилуйте, сейчас нет и 7 утра.
  — Ничего, утро вечера мудренее, - наставительно заметила Керолайн и, пристально глядя на подопечного, начала по памяти читать достаточно резкую речь о том, как развращает власть и без того склонные к пороку души. Тон Совести был вдохновенно- инквизиторским, но при этом она почему-то продолжала весело улыбаться. Владану стало скучно уже спустя 15 минут - упреки в преступных методах завоевания и удержания власти звучали просто глупо, а уж в злоупотреблении ею - тем более, зачем же еще добиваться власти иначе как ради злоупотребления ею? Немного полюбовавшись видом обманчиво повзрослевшей Керолайн, Владан начал нетерпеливо ерзать, педантично расправляя одеяло, затем, не утерпев, перебил ее:
  — Простите миледи, ваша речь впечатляет, но осмелюсь спросить - вы ко мне надолго?
  — О, да, - самодовольно протянула Керо, - Это совершенно особенная речь, я столько готовила ее. Полагаю, уложусь часа в четыре.
  — Но у меня нет времени на это, - взмолился Тихик.
  — Кажется, мы раз и навсегда прояснили этот вопрос, - холодно отрезала Керолайн, не собираясь сочувствовать замордованному клиенту.
  — Я давно не протестовал, я привык выслушивать вас, но не с самого же утра! Есть у вас совесть, в конце концов, или нет? - тут только Владан понял, какую глупость сказал, он бессильно скорчил жалобную гримасу, а Керолайн снисходительно рассмеялась.
  — Вы же умеете заниматься столькими делами сразу, - примирительно сказала она, - Вставайте, работайте, а я буду говорить - все как обычно.
  — Да, но... сначала я должен одеться.
  — Одевайтесь, кто вам мешает? Или вы... вы что, стесняетесь? - Керолайн недоверчиво уставилась на него с интересом естествоиспытателя.
  — Нет, - поспешно возразил Владан, не желая выставлять себя на смех, - но все-таки это как-то... я не привык...
  — Бросьте, вы же не мальчик. У вас здесь такие нравы, не пытайтесь убедить меня, что вы еще способны смущаться.
  — Представьте себе, мы не одеваемся в присутствии женщин, - уже зло заявил Владан.
  — Ну да, конечно, вы только раз... - Керолайн хотела было ответить грубостью на грубость, но осеклась, рассудив, что Совести не к лицу вступать в подобные словесные дуэли, даже если очень хочется выиграть. - Я рада, что вы еще можете испытывать чувство стыда, пусть и в столь ограниченном смысле, - мягко сказала она, - Но я не женщина, я - Совесть и только. Вам нечего стыдиться. Итак, продолжим, - добавила она уже совсем другим тоном, - Разлагающее действие власти...
  Владан еще немного посидел в кровати, но делать было нечего, он не мог позволить себе вот так впустую растрачивать время, его и без того слишком мало, а на сегодня он еще столько всего запланировал. Неудобно, конечно, но что сделаешь с этой проклятой Совестью. Он не привык к безвыходным ситуациям, а вот, поди ж ты...
  Подавив излишне горестный вздох, Владан откинул одеяло и выбрался из постели - Керолайн не сводила с него оценивающего взгляда и, прервав свою лекцию, заметила:
  — Очень милая рубашка, вам идет. Нет, действительно, - искренне заверила она в ответ на его враждебный взгляд, - Раз уж я потихоньку приобщаюсь к здешней моде, то, возможно, сошью себе такую же.
  Страдальчески закатив глаза и проворчав нечто неразборчивое, Владан поспешно скрылся за высокой ширмой.
  — Как предусмотрительно, - одобрительно хмыкнула Керо, - Могу ли я сделать вывод, что у вас в спальне часто бывают посетители? Посторонние, так сказать, то есть - политические. Впрочем, у вас что политика, что... да, я, кажется, отвлекаюсь...
  Лекция продолжалась все время, пока Владан одевался. Ему приходилось внимательно ее слушать - необычно жесткая речь была просто-таки перенасыщена приковывающими сознание словами-ловушками. Зато теперь в элегантном черном камзоле он чувствовал себя вполне уверенно. Выйдя из-за ширмы, Тихик хотел было парой ядовитых замечаний сбить спесь с вконец зарвавшейся Совести, но тут вдруг зазвенел колокольчик, в стене открылась потайная ниша и на пол выпал тонкий белый конверт с внушительной сургучной печатью. Это было хитроумное устройство, благодаря которому Владан получал все послания из дворца прямо от курьеров в обход всех своих слуг, которым, естественно, не доверял. Личную печать императора он узнал сразу и поспешил распечатать конверт. Там было лишь короткое предписание явиться во дворец к назначенному времени. Владан это не понравилось: он не любил неожиданности вообще и такие вот неожиданные вызовы к императору в частности. Конечно, он ничем не выдал своей нервозности, но Керолайн уже достаточно изучила клиента и рассчитывала именно на такую реакцию.
  — Прошу прощения, миледи, - подчеркнуто-вежливо обратился Тихик к Совести, - боюсь я должен вас покинуть. Долг призывает меня, - при виде его напускной серьезности Керолайн презрительно усмехнулась и понимающе кивнула:
  — Да-да, конечно. Государственные дела. Кстати, - вкрадчиво добавила она, - его величество допоздна трудится на благо державы. Вот и вчера уже около полуночи он подписал весьма важный указ, заботясь исключительно об укреплении мощи государственной машины.
  — Ваша осведомленность продолжает меня поражать, миледи, - галантно отпустил нехитрый комплимент Тихик, про себя гадая, к чему это она завела разговор о государственных заботах императора. Что это - простая насмешка? Уж она-то должна знать, что Ружена никогда не проявлял особого пыла, предпочитая перекладывать бремя обязанностей на плечи своих приближенных, в последние годы прежде всего на него, Тихика, вместо этого пользуясь привилегиями своего незаслуженно высокого положения. Или за вскользь оброненными словами кроется нечто большее?
  — Милорд! - вдруг, ни с того ни сего, пафосно воскликнула Керолайн, вставая и зачем-то официозно вытягиваясь в струнку. Впрочем, не делать же ей реверанс в узкой юбке.
  — Лорд Тихик, я имею честь первой поздравить вас и пожелать как можно больших успехов в новой должности, которой вы без сомнения достойны. В том смысле, что для меня она всегда связывалась с преступлениями и подлостью, а вы ведь редкий негодяй, милорд. Другого такого и не сыщешь.
  Керолайн говорила абсолютно серьезным тоном - тем полнее было недоумение Владана. Лишь насладившись им в полной мере, Керо снизошла до объяснений.
  — Вчера ночью его величество своим высочайшим указом назначил вас своим первым министром. Еще раз поздравляю, милорд.
  Такого Владан не ожидал. По его расчетам император был подписать приказ о его назначении не раньше чем через месяц. Да, это был сюрприз. Возможно, что и приятный, но Тихик в принципе не любил сюрпризов. Он, конечно, немедленно изобразил сдержанную радость и даже, галантно поцеловав руки Керолайн, поблагодарил ее за добрую весть, выразив надежду на то, что она будет присутствовать на приеме, который он сегодня же даст в честь своего повышения.
  — О, да, - с готовностью заверила его Совесть, - Я обязательно буду с вами. Более того: в такой особенный момент есть надежда на то, что вы будете более восприимчивы к тем истинам, что я пытаюсь вам внушить. Долгожданный триумф порой смягчает самые черствые души. Расслабляет, если хотите. Поэтому я буду с вами весь этот день. И не надо, не благодарите меня - это только мой долг.
  — Весь день? - неверяще переспросил Владан.
  — Именно так. Куда бы вы не пошли - сегодня мои наставления везде будут с вами. И возможно я, наконец, совершу чудо. Малейшее улучшение уже будет чудом, не так ли?
  Владан с тоской обреченного подумал о том, что радость даже самой желанной победы может быть безнадежно испорчена. Целый день нравственных проповедей - какие уж тут триумфы, ужас один. Глядя на хмурого клиента, не пытающегося скрыть своего разочарования, Керолайн преисполнялась энтузиазма и самоотверженности. Она готова была выполнять свою работу, тем более что заодно можно омрачит торжество этого самоуверенного мерзавца. И она до конца исполнила свой долг: куда бы Тихик не пошел сегодня, нигде он не мог избавиться от ее общества. Невидимая для всех, кроме него одного, она поехала с Владаном в императорский дворец и там, пока Ружена официально сообщал Тихику о назначении и объяснял чего ждет от нового министра (его величество любил праздно рассуждать о делах государства, и Тихик милостиво позволял ему это - пусть говорит, решает-то все равно не он), Керолайн отпускала нелесные комментарии по поводу монарха лично и его пафосных речей. Едва покинув кабинет императора, Владан тотчас же созвал срочное заседание кабинета - Совесть и здесь была рядом, готовая распекать Тихика за каждого из присутствующих здесь лордов, которых он шантажировал. Он без сомнения был главой кабинета, скорее даже - его хозяином, ведь так или иначе, все они находились в его власти. Немногие радовались его назначению, для некоторых она даже стало неприятной неожиданностью: Владан умел обставить все так, что его неизбежно близящееся повышение отнюдь не казалось чем-то предрешенным, наоборот, особо гордящиеся своей проницательностью придворные считали, что впереди у него если не падение, то, во всяком случае, долгий застой в карьере.
  Что ж, теперь всем им предстояло насладиться роскошным приемом, который Владан давал в честь своего назначения нынче же вечером. Поскольку он давно планировал это событие, то, несмотря на незначительную ошибку в дате, в общем, все было готово, еще с утра он дал команду слугам, и работа закипела. Ближе к 5 вечера Тихик вернулся домой, чтобы лично проследить за последними приготовлениями. Переходя из зала в зал, он придирчиво присматривался к каждой мелочи - он знал, что его заносчиво завистливые аристократы-гости будут еще внимательней искать малейшие изъяны, но все в его доме было безупречно, слуги прекрасно вышколены - Тихик был бы всем доволен, если бы не Совесть. Она была тут как тут, небрежно-ядовито критикуя все, что попадалось ей на глаза, упрекая Владана в безвкусной роскоши, в плебейской тяге к дорогим, лишенным души и стиля вещам, в желании пустить пыль в глаза, просто во всех грехах мира. Владан, умом понимая, что все это не более чем издевки, старался вообще не реагировать на нее, но тут уж начинал действовать его злосчастный комплекс провинциального дворянина, вечная боязнь бедного родственника показаться смешным богатым господам, и Тихик начинал сомневаться во всем, необоснованно дергать по пустякам сбивающихся с ног слуг, и без того испытывающих ужас при одной мысли о хозяйском гневе. У некоторых от страха все уже валилось из рук, а Керолайн беззаботно веселилась и методично подливала масла в огонь новыми колкостями. Владан сознавал, что ведет себя глупо, но ничего не мог с этим поделать.
  Наконец пришло время переодеваться. Керолайн не отставала от клиента ни на шаг - снова ему пришлось прибегнуть к помощи такого прежде ненужного предмета обстановки, как ширма. Естественно, Керолайн немедленно раскритиковала его костюм: начиная с ткани камзола и вплоть до булавки галстука и кружев на манжетах. Теперь Тихик нервничал уже куда явственнее - мнимое неумение следовать моде было одним из самых болезненных его пунктиков, тут он просто не выносил чьего-либо неодобрения, а Керолайн говорила так уверенно, что Владан как-то не подумал о том, что ее вряд ли можно считать экспертом по местной одежде.
  — Да, кстати, ваша прическа... - Совесть презрительно скривилась, явно намереваясь добить жертву.
  — А что с ней? - уже с тревогой спросил Владан.
  — Какая-то она диковатая. Почему бы вам не стричься короче - все вид был бы благороднее.
  И тут Владан дрогнул - взял и переколдовал себе прическу. Мгновение и вместо вполне аристократичной стрижки (которая на самом деле очень нравилась Керолайн, критика была от начала и до конца притворной) - почти арестантский ежик.
  — Ну, как? - с напряженной серьезностью спросил Владан.
  Керолайн с минуту в молчаливой задумчивости рассматривала его, затем не выдержала и звонко рассмеялась. Она все еще продолжала хохотать, когда Тихик, набравшись решимости, заглянул в зеркало, увидел свою враз ставшую бандитской физиономию и, отчаянно, застонав вернул волосам прежнюю длину.
  — Хватит с меня ваших советов, - угрожающе предостерег он собравшуюся что-то сказать Совесть.
  — Пожалуйста, пожалуйста, - примирительно развела руками Керолайн, - вы так ловко управляетесь с собственной прической, - восхитилась она и прежде, чем Владан успел порадоваться комплименту, добавила:
  — Надеюсь, ваши волосы не стойкая иллюзия? Вдруг вы вообще лысый?
  Тихик скрипнул зубами и направился было к двери - пора было идти встречать первых гостей, но тут Керолайн остановила его:
  — Подождите меня, милорд. Я ведь здесь вместо хозяйки, вам не кажется?
  Тихик снисходительно пожал плечами, проигнорировав это нахальное заявление, и сделал неопределенный жест рукой, вероятно означавший приглашение следовать за ним.
  — Еще только одну минуту, - попросила Керолайн, - Мой наряд не слишком подходит для торжественного приема. Я должна переодеться. Не беспокойтесь, я быстро.
  — Заочно соревнуетесь с нашими дамами? - мстительно усмехнулся Тихик, - Стремитесь превзойти их, хоть они вас не увидят?
  — А вот об этом судить вам, так на что вы жалуетесь? - беспечно вскинула брови Керо.
  — С удовольствием исполню роль арбитра, - с готовностью согласился Тихик, - Я бы даже поставил сотню-другую на ваше поражение: вы слишком мало знакомы с нашей модой, а наряды придворных дам - само совершенство.
  — Всего сотню-другую? - обиженно уточнила Керолайн, пропустив мимо ушей окончание колкой фразы. - Боитесь разориться?
  — Посмотрим. Я жду вас в коридоре.
  — Это ни к чему. Вы можете остаться, а заодно и посмотреть.
  Прежде чем несколько удивленный Владан успел что-то ответить, Керолайн успела расстегнуть половину пуговиц пиджака. Быстро справившись с остальными, она одним проворным движением плеч сбросила с себя пиджак и небрежно швырнула его на кресло. Тихий шелест молнии - и тонкая шерсть мягко осела к ее ногам. Владан, слегка опешив от неожиданности, смотрел на Керолайн, пытаясь сообразить, что вообще происходит и как это связано с его нравственным перевоспитанием.
  — Ну, как, господин судья, вы признаете мою победу? - утвердительно спросила Керо.
  — Безоговорочно и досрочно, - немедля капитулировал Владан, да и что ему оставалось. Под костюмом у Керолайн оказалось серебристо-черное, обтягивающее фигуру платье, рискованно-короткое даже как на раскованный винеттский вкус. Черные босоножки на тоненьких металлических шпильках, которые терялись под строгим костюмом, теперь удачно подчеркивали стройность длинных ног.
  — Миледи, вы здесь не встретите соперниц, - заверил ее Владан, целуя руку.
  — Да-да, я знаю, - царственно снизошла до его лести Совесть, - Так мы идем? Нехорошо заставлять ждать всех ваших титулованных гостей.
  — Сейчас же идем. Позвольте предложить вам руку.
  — Конечно, пока нас никто не видит? - вкрадчиво уточнила Керолайн.
  — Увы, да. Вы же понимаете...
  — Понимаю, понимаю. Никто так не печется о внешних условностях, как отъявленные мерзавцы. Все вы ужасно трусливы.
  Но все-таки это был праздник, и Керолайн соизволила прервать свою гневную речь, рука об руку они вышли в коридор и направились на встречу гостям, как и подобает настоящим хозяину и хозяйке дома.
  
   Прием был в самом разгаре, каждую минуту прибывали все новые и новые гости, широкий двор был заполнен экипажами, и прозрачные сумерки, опускавшиеся на Оранту, придавали всему этому вид туманного видения из далекого прошлого, перед Керолайн словно бы оживали давно прошедшие в ее мире времена, романтика минувших столетий вуалью окутывала эту вполне жизнеспособную реальность.
  Большинство гостей явилось единственно из страха перед хозяином, в любой момент он мог стать вершителем их судеб, ничто другое не могло заманить сюда потомков семейств с "голубой" кровью; другие пользовались моментом, чтобы произвести благоприятное впечатление и обеспечить себе безбедную жизнь; некоторые, мнящие себя в безопасности от Тихика, в силу своего, казалось бы, незыблемо высокого положения, пришли, чтобы выказать, таким образом, жест "доброй воли", противоречия не нужны были и им. Лишь весьма небольшой процент собравшихся искренне радовались успехам дорогого друга, и все они явились из других миров - Владан поддерживал дружественные отношения лишь с теми, кто не мог в обозримом будущем стать его конкурентами.
  Многие из этих тайных товарищей обладали своеобразным чувством юмора: они с огромным удовольствием разыгрывали тщательно скрываемый страх, поддерживали передаваемые шепотом слухи о хозяине, и согласно кивали, когда после восторженных тостов оратор себе под нос шипел проклятья. Потом в узком кругу они смаковали каждую деталь пресмыкания высших представителей нации перед одним единственным беспринципным до учтивости негодяям.
  Владан разыгрывал из себя радушного покровителя, он с подчеркнутой рассеянностью и дружеским участием расспрашивал гостей об их семейных делах, "забывая", что родных многих их них он отправил в бытность свою шефом Тайной канцелярии если не на плаху, то в казематы или в бессрочную ссылку, если считал, что еще могут ему пригодиться. Гости, пряча испепеляющие взгляды, чуть слышно докладывали, что в семье все прекрасно, Тихик ободряюще хлопал их по плечу и шел к следующим.
  Обычно он не вел себя так рискованно, но в такой день можно позволить себе толику мальчишества, тем более что последствий это иметь не будет.
  К тому времени, как окончательно стемнело (а темнеет в январе рано), почти все уже собрались - не оскорблять же новоиспеченного министра опозданием. Пользуясь своим преимуществом невидимки, Керолайн бродила по дому, слушая выстраданные, искусственные разговоры и с трудом подавляя желание устроить очередной сеанс мелких пакостей. В разгаре всего этого всплеска концентрированного лицемерия, в углу бальной залы материализовались Керс с Патришией, оба явно в слегка раздраженном расположении духа.
  Керолайн вцепилась в подругу как репей, оглядывая ее с заметным замешательством.
  — Что это с тобой сегодня? Случилось что-нибудь?
  Патришию и впрямь нелегко было узнать, настолько не соответствовал ее сегодняшний облик привычному для неё имиджу - во-первых, тщательно уложенная прическа, во-вторых, легкий, почти незаметный макияж, ну и конечно, в-третьих, сочетание облегающего персикового свитера с длинной свободной вязаной юбкой бежевого цвета...
  — Укусило что-нибудь? - встревожено допытывалась Керолайн, в то время как Патришия лишь довольно улыбалась.
  — Полшкафа перебрала, пока не выбрала, - с утомленным вздохом заявила она, ища взглядом кресло и за неимением лучшего, присаживаясь на ручку дивана.
  — Класс! Хоть на человека стала похожа. Но по какому поводу?
  — О-о!!!- многозначительно протянула Пат, подмигивая ей.
  — Хватит мне голову морочить. Что ты там еще придумала?
  — Да не я, - сдалась та, смеясь. - У нас сегодня церемония представления была, сестра жениха в первый раз привела и сказала, чтоб мы ее не посрамили, а не то прибавится заполненного места в семейном склепе. Ну, чего ради счастья родных не сделаешь?... Я просто переодеться не успела, так что можешь отпугиваться обратно.
  — Да, с тобой не соскучишься, на тебе юбку увидеть - это уже чудо, а такую...
  — Знаешь, а мне понравилось, особенно по лестницам спускаться... кстати, поздравляю, - бросила она подошедшему Владану. - Как я понимаю, это еще не предел в вашей карьере?
  Тихик оглянулся, дабы убедиться, что никто не услышит его диалогов с пустым диваном, и пожал плечами:
  — Если меня ничто не остановит, миледи, - и бросил выразительный взгляд в сторону Керолайн.
  — Извините, не могу пожелать вам дальнейших успехов, это было бы непедагогично.
  — Да-да, я понимаю. Мне их мало кто желает, но искреннее порицание дороже притворного одобрения.
  — Мы так и подумали, - в один голос отозвались Совести, снисходительно усмехаясь.
  Патришия, наконец, потеряла интерес к происходящему, вытащила из своего мини-рюкзачка тонкую книжку в черной суперобложке и потребовала, обращаясь сразу к обоим магам:
  — Кто из вас рискнет первым проявить галантность и наколдует мне сносное кресло? А?
  — Ты хозяин, - устранился Керс от решения этой сложнейшей задачи, - ты и старайся.
  Владан обреченно покорился, молча радуясь, что его наставница не так привередлива, в том смысле, что может сидеть где попало. В углу комнаты возникло невидимое простым обывателям широкое кресло, Пат свернулась в нем калачиком и ушла в книгу, вернее, попыталась уйти, поскольку Керолайн практически не давала ей подобной возможности.
  Пока Совести разбирались между собой, Тихик не упустил возможности упрекнуть друга:
  — Ты где был?
  — Совесть ждал, - буркнул Вортекс, - Я, что ли виноват, что она так задержалась?
  — Твоя Совесть, в конце концов. Ты ее за год не мог воспитать?
  — Чья бы корова мычала, Данни, - ехидно заметил тот. - И вообще, мне казалось, воспитывают здесь нас.
  — А это процесс обоюдный. Субъект и объект воспитания находятся в постоянном взаимодействии, потому не могут не влиять друг на друга.
  — Ага, - веселился Керс, - сильно ты на нее повлиял, результаты прямо-таки на лицо... Молчи уж, наставник, педагог. В такой день о неудачах вспоминать не рекомендуется.
  — А куда от нее денешься, от неудачи, если она всюду просачивается? Хорошо хоть остальным не видна.
  — Интересно, отчего такая несправедливость? - сокрушенно размышлял Вортекс, косясь на беспечно болтающих девчонок, - Нас Совести замучили, а Никки живет себе, как ни в чем, ни бывало? Ладно бы еще Шенн, тот у нас "хороший", его пытать-то особо не за что, но Нику после того памятного костра должны были кого-то прислать?
  — А толку? Фанатику ничего не докажешь, к тому же он и так все понимает, со всем соглашается, но не исправится никогда, он же у нас не низменными амбициями руководствуется, а высокими чувствами, в них хоть раскаиваться легче, но вот отказываться...
  Ни один, ни другой понятия не имели, что у Шеннона тоже была Совесть, впрочем, он никогда на нее не жаловался, ему не отравляли жизнь поучениями, наоборот, Конни горячо одобряла все его развлечения и никогда не пыталась их пресекать, они себе договорились о нейтралитете и неукоснительно его соблюдали.
  — Что это ты там читаешь? Задание по древнекитежской литературе? - никак не желала униматься Керолайн, получившая наконец в свое распоряжение Патришию, над которой было интересней подшучивать, чем над бесправным клиентом.
  — В.В. Блонского, - отмахнулась пат, - "Королевство у моря".
  — А "Темную поэму" ты уже домучила? - сообразила Керо, пытаясь дотянуться до книжки.
  — Ну, и доколе ты будешь обзывать ее "Темной поэмой"?... "Домучила" вместе с "Красным цилиндром".
  — Полная бессмыслица или чересчур много смысла, как на мой вкус.
  — А я по-дилетантски наслаждаюсь не содержанием, а формой выражения.
  — Угу, точно-точно, - скривилась Керолайн и страдальчески процитировала:
  " И как узнать, что вспыхнет в глубине
   Души, когда нас поведут к стене
   По манию долдона и злодея,
   Политика, гориллы в портупее?"
  — А, ну тебя. Ты кругом какие-нибудь политмерзости отыщешь.
  — А ты - иносказательную фантастику, так что мы квиты. Мир?
  — Мир, - они пожали друг другу мизинчики, Пат удалось-таки погрузиться в книгу, а Керо направилась к танцующим, она была не прочь понаблюдать за ожившей историей, такие картины она видела лишь в кино, где они были порядком искажены мировоззрением режиссеров.
  Все эти первые леди империи двигались так плавно, движения их были так отточены, что ни одной, пусть даже гениальной актрисе с ними было не справиться. Чтобы достичь такого уровня мастерства, нужно было здесь родиться. Керолайн с одобрением следила за ними - она была поклонницей истории во всех ее видах.
  Бесспорно, жемчужиной бала была леди Валеска Отмар, мало кто мог бы с ней сравниться, она давно стала эталоном в высшем свете Ариклеи: идеальные черты лица, идеальная фигура, идеальное происхождение, идеальные манеры, воспитание, вкус... Быть может, это холодновато-надменное выражение лица создавало ауру недосягаемости, неприступности, а, быть может, и высокомерный взгляд изумрудно-зеленых глаз или весь стиль поведения, но, во всяком случае, сблизиться с ней не пытался никто.
  Валеска пришла сюда сегодня, поскольку не могла не придти - это вызвало бы ненужные сплетни, ненависть ненавистью, но поддерживать свое реноме она не уставала никогда, где все, там и она. Впрочем, выказывать хозяину дому что-либо, кроме презрения, она не собиралась, гордость никогда не позволяла ей опуститься до притворной симпатии. Очередное унижение она сносила с внешне возвышенно-королевской бесстрастностью.
  Керолайн посматривала на нее без особой жалости, "излюбленная жертва" никогда не вызывала у нее искреннего сочувствия, что поделаешь, очень уж своеобразный характер был у леди Отмар, но Керолайн хотя бы проявляла снисхождение к ее недостаткам, тогда как Патришию вообще просто-таки раздражала замаскированная мелочность благородной аристократки.
  Тем временем, между Валеской и Тихиком разыгралось целое представление, не оставшееся незамеченным, как они того и желали. Со всей возможной официальной предупредительностью он осмелился пригласить ее на следующий танец, а она, горделиво вскинув голову, решительно отказалась, пользуясь тем, что они на людях. В глазах присутствующих героический ореол вокруг Валески сгустился еще больше, многие с удовольствием немедленно выказали бы ей одобрение, но вынуждены были ограничиться лишь восхищенными взглядами. Ничуть не смущенный отказом Тихик повел себя в обычной своей манере - сделав вид, что ничего не произошло, он с самым серьезным видом обратился с теми же словами приглашения к пустому месту возле Валески.
  Откровенно забавлявшаяся Керолайн теперь некоторое время раздумывала, как поступить, в конце концов, у нее всегда была склонность к эксцентричности, да и не увидит ее никто, так что она ничем не рисковала, и с озорной улыбкой согласно кивнула.
  Гости мгновенно расступились, изо всех сил стараясь сохранить лицо и не выказывать удивления, нечасто Тихик позволял себе подобные выходки. Валеска с непроницаемым видом просто отвернулась, демонстрируя полнейшее равнодушие, поскольку решила, что весь этот спектакль разыгран специально, чтобы ее уязвить.
  — Вы знаете, - предупредила Владана Керолайн, - когда он выводил ее на середину зала, - я ведь не знаю здешних танцев.
  — Не беда, вы просто следуйте моим движениям, да и вряд ли кто-нибудь заметит ваши промахи.
  — А к чему было в очередной раз издеваться над леди Отмар? Неужели вы даже на один день не можете оставить ее в покое?
  — Видите ли, миледи, - усмехнулся Владан, давая знак музыкантам начинать, - ведь было ясно, что она мне откажет, а как иначе я мог бы оправдать свое поведение? Я не слишком-то стремлюсь прослыть сумасшедшим.
  — А, так Валеска была предлогом, чтобы пригласить меня, - сообразила Керолайн и, не удержавшись, рассмеялась, - а она-то решила, что вы, как всегда, иронизируете... Не сомневаюсь, что на этот эффект вы тоже рассчитывали.
  — Как на побочный, - не стал спорить Владан.
  Говорил он, естественно, шепотом, почти не разжимая губ, слишком много глаз были обращены на него сейчас, зато Керолайн могла позволить себе повеселиться.
  — Представляю, какое бы поднялось смятение, если б я вдруг проявилась, - мечтательно протянула она.
  — Попробуйте, - подзадоривал ее Тихик, уже вообразивший себе этот переполох и то, какие слухи о его способностях к массовому гипнозу разнесутся по Ариклее и за ее пределами.
  — Увы, это запрещено, - печально вздохнула Керолайн, окидывая взглядом напряженные лица гостей.
  — Хоть на минутку, - принялся упрашивать ее Тихик, почувствовав ее колебания.
  Керолайн оглянулась - Патришия читала, не глядя на происходящее в зале, значит, можно надеяться, что она не заметит грубейшего нарушения Устава. И Керолайн вдруг мгновенно проявилась, вызвав поистине бурю эмоций у собравшихся, каждый из них мог поклясться, что видел женскую фигуру и развевающиеся темные волосы, всего мгновенье, но и этого хватило. Каждый с подозрением смотрел на другого, не решаясь спросить, и в то же время сомневаясь, не почудилось ли ему.
  Владан и Керолайн с огромным удовольствием наблюдали за их реакцией - смесь легкого удивления, испуга и раздражения, впрочем, что еще можно было ждать от вечера в доме такого бандита, как Владан Тихик?
  После этого памятного танца Керолайн подлетела к Патришии, страшно желая поделиться впечатлениями и понимая, что это небезопасно.
  — Ну, и что ты себе позволяешь? - поинтересовалась Пат, не отрываясь от книжки.
  — Ничего.
  — Неужели? А мне показалось...
  — Ты же читала, - возмутилась Керо, - а когда ты читаешь, ты ничего вокруг не видишь.
  — Ну, извини. Тут так изменилась атмосфера, что я просто вынуждена была оторваться. И как, понравилось разыгрывать бедных аристократов?
  — Ага.
  — Выкинь тогда еще что-нибудь. Мне тоже понравилось.
  — Сейчас твоя очередь, - не растерялась Керолайн, - И, будь добра, подвинься. Сколько я могу на подлокотниках сидеть?
  — А сколько можно мои книжки читать? - попробовала было возмутиться Пат, но все же подвинулась.
  Ситуация начинала зеркально напоминать то, что происходило на коронации Керса полгода назад, характеры и привычки Совестей не слишком изменились с тех пор, да и причин к тому не было. А пока они смаковали изысканный стиль В.В., разъяренная Валеска успела завязать парочку интриг против Владана, потом, слегка успокоившись, она решила все же не упускать возможности поразвлечься, конечно, в разумных пределах, на людях Валеска строго соблюдала приличия. За ней преданно ухаживали все представители мужского пола, держа дистанцию, - репутация любимицы императора Вацлава Ружены, заставляла проявлять почтение. Так что выбрать кавалера на этот вечер труда не составляло, лишь бы это не был кто-либо из ближайших знакомых. Взгляд ее задержался было на Доминике Винценце, тот не слишком затруднил себя маскировкой - в этом мире его не знали, поэтому он остался почти самим собой, и уж конечно он не мог скрыть горящих не то болью, не то отчаянным смехом черных глаз. Валеска отчего-то ощутила озноб, само собой, она понятия не имела о том, что дома Доминик, кроме уничтожения семьи Энилов, прославился еще и тем, что сверг императрицу Ариклеи Валеску Отмар-Тихик, и потом она скончалась при загадочных обстоятельствах. И уж совсем ей в голову не приходило, что Доминик в своем мире приходится незаконнорожденным сыном Владану - об этом, кстати, не подозревал никто из их дружной компании магов. Так что причины чувствовать себя неуютно в обществе Винценца у Валески были, если б только она о них знала.
  Она переключила внимание на его спутника, сразу ощутив к нему интерес, к тому же ее всегда привлекал именно такой тип мужчин, Владан, естественно, стал исключением в этой общей закономерности. Для нее не составило труда устроить так, чтобы кто-то из знакомых представил ей этих двоих, но их имена ей ничего не сказали, даже если бы они и были в этом мире, в это время они еще были детьми. Зато и Доминик, и Керс о ней много слышали, причем вовсе не то, что она хотела бы - Владан и за глаза смеялся над ней, но изобразить галантность им ничего не стоило. Подмигнув, Доминик отошел, оставив Валеску в попытках очаровать Керса, это была исключительно веселая забава.
  Керс прекрасно умел прикидываться увлеченным, так и сегодня Валеска была уверена, что покорила этого человека, он практически весь вечер ни на шаг не отходил от нее, предупреждая малейшую прихоть. Они с Владаном то и дело обменивались смеющимися взглядами у нее за спиной, успевая еще поглядывать на Совестей, те кривились, но осознавали свое бессилие в этом вопросе. Очень уж удобной жертвой была Валеска Отмар.
  Прием подходил к концу, когда Тихик решил сделать еще один широкий жест, дабы завершить его самым приятным для себя образом. Подойдя к оживленно беседующим Керсу и Валеске, он хлопнул друга по плечу и с улыбкой спросил у леди Отмар:
  — Вы позволите, дорогая, на минуту отнять у вас кавалера? Мне с моим другом детства нужно обсудить пару вопросов.
  Валеска в ужасе уставилась на них, а они улыбнулись ей одинаковыми снисходительно-насмешливыми улыбками - как знакома была ей эта улыбка, и как она ее ненавидела! - потом поклонились и отошли, она закусила губу, чтобы не выдать себя, свою бессильную злость.
  — Мальчишки, - презрительно бросила Патришия, вставая и расправляя юбку.
  — Точно, - согласилась Керолайн, - Уходим не прощаясь?
  — Это невежливо, но если хочешь...
  — Пошли-пошли...
  Они забыли "Королевство у моря" на кресле, и позже до него добрался Тихик, мало что там понял, кроме основной идеи, которая его несколько озадачила, он не предполагал, что о таком можно писать серьезную литературу.
  
   ГЛАВА 10
  14 февраля 2001г.
  
  Кентервиль был особенно знаменит своим круглосуточным парком аттракционов, и Керолайн с Патришией отправились туда на следующий же день после открытия симпозиума. Впереди у них был целых две недели беззаботного времяпрепровождения после сдачи зимней сессии, и они могли "с чистой совестью" наслаждаться жизнью - этот съезд сотрудниц Ордена был не более чем приятной формальностью. Парк ежесекундно освещался вспышками разноцветных фейерверков, мини-салюты бесшумно взлетали в воздух и рассыпались спиралеподобными искрами, то и дело мелькали сполохи мерцающих манящих огоньков, горели неоновые надписи и мелькали радужные блики реклам. Вдоволь повизжав на скоростных горках, они направились к чертовому колесу, с которого открывалась чудеснейшая панорама города.
  Сидя в удобной открытой кабине, они медленно поднимались вверх - предельная высота была достаточно большой, за 60 метров, и Патришия боялась все сильнее. На коленях у нее стояла внушительная пачка чипсов с грибами, и Керолайн раз за разом запускала руку, поглощая тонкие ломтики жареного картофеля целыми горстями. Патришия лишь бросала на нее обиженно-завистливые взгляды, стараясь при этом случайно не посмотреть вниз, чтобы не знать, как высоко над землей они уже успели подняться. Она просто до безумия обожала чипсы, но не могла есть даже их. Она боялась шелохнуться, представляя, как полетит сейчас вниз, и смутно припоминая вызубренный некогда коэффициент скорости свободного падения. Судорожно вцепившись в поручень, она пыталась справиться с проклятой боязнью высоты, но ничего у нее не получалось.
   На фоне залитого огнями неба Совести не сразу заметили, как на безымянном пальце левой руки Патришии загорелся перстень - переливались и дрожали фиолетовые, почти черные молнии, настойчиво требуя ее внимания.
  ― Что же там происходит? - изумилась Керолайн, никогда не видавшая такой цветовой гаммы, - Мысли об убийстве, соединенные с вожделением, причем он собирается реализовать свои планы в самое ближайшее время.
  ― Да ну? - Патришия с ее врожденным отвращением к подобным злодеяниям вздрогнула. В Школе она старательно проболела все семинары, посвященные этой теме.
  ― Точно. Я тебе ручаюсь.
  ― Только этого не хватало, - обиженно сказала Патришия, косясь вниз и болезненно морщась, - Я же в командировке, в конце концов... А ведь придется все бросить и бежать.
  ― Телепортируйся, - подсказала Керолайн, - заснуть ты просто не успеешь.
  ― Думаешь? - Патришия явно сомневалась в целесообразности такого шага.
  ― А что еще остается? Давай, а то натворит невесть чего - будешь потом казниться, я тебя знаю.
  ― Ну что ж..., - Патришия с тяжелым вздохом телепортировалась в Шинону, прихватив с собой чипсы. Керолайн даже не возмутилась такой жадности, понимая, что подруге требуется ощутимая компенсация за испорченный вечер, она спокойно себе наслаждалась катанием.
  По окончании заезда оператор помогал каждому расстегнуть страховочные ремни и выйти из кабины. Увидев пустое сиденье рядом с Керолайн, он изумленно моргнул и неверяще уставился на нее.
  ― Большое вам спасибо, было очень интересно, - лучезарно улыбнулась Керо, выбравшись из кабины без его помощи.
  ― А как же.. где же... С вами была еще одна девушка, куда же она делась? - запинаясь, на силу выговорил он.
  ― Ах, у нее такой ветреный характер, - безмятежно пожала плечами Керолайн, - Ужасно любит летать по ночам, вот и полетела.
  ― Полетела? Куда полетела? - срывающимся голосом спросил оператор.
  ― Ну, как куда? Второй поворот направо и до самого утра, - любезно пояснила Керолайн и спокойно пошла прочь, а он так и застыл, ошарашено глядя ей в след и, силясь понять, что же собственно происходит.
  Кататься в одиночестве было неинтересно, к тому же нельзя было любоваться страхом Патришии, и Керолайн решила вернуться в гостиницу, но сначала немного пройтись пешком. Сумрачная аллея старого парка навевала приятную сентиментальность, она шла себе и шла, глядя, как лунные блики скользят в листве раскидистых лип, как вдруг засветился уже ее перстень, который она тоже носила на левой руке. Золотисто-зеленые огоньки означали то, что клиент совершил гуманный, едва ли не добродетельный поступок, который можно было счесть важным шагом к исправлению. Керолайн, конечно, очень удивилась и даже подумала: нет ли тут какой-нибудь ошибки? С чего вдруг у Тихика подобный прогресс? Что ж, она просто не может не отреагировать на такое событие, тем более что делать ей все равно нечего. И, последовав примеру Патришии, Керолайн телепортировалась в Ариклею, горя желанием узнать, что же там происходит с ее безнадежно закоренелым во зле клиентом.
  
  Мертом Кероник в последнее время с опаской наблюдал за тем, как император изменяет наиглавнейшим своим привычкам. Но сегодня он радовался тому, что тревога, похоже, оказалась ложной. Вортекс наконец-то пожелал провести вечер в обществе дам, и Мерм собрал тесный кружок избранных: не более 10-12 придворных красавиц, каждая из которых воистину само совершенство. Правда, Керс по-прежнему не пил, но Мерм вряд ли мог пожаловаться на то, что все бутылки лучшего вина из императорских погребов оказались в его единоличном распоряжении. Впрочем, дамы тоже достанутся ему, после того, как его величество выберет себе самую достойную. Дамы уселись живописной стайкой вокруг Керса, и каждая изо всех сил старалась привлечь к себе его высочайшее внимание. Их льстивое кокетство нагоняло на него отчаянную скуку, а, скучая, Керс злился все больше и больше. Он сам не заметил, как утратил интерес к давно ставшим привычными развлечениям подобного рода, все никак не хотел примириться с этим, но похоже, возврата не было. Уныло переводя взгляд с одного канонически совершенного лица на другое, он надеялся уже на самые яростные инстинкты, которые считал основой собственной натуры, однако и они ему изменили.
  Здесь присутствовали женщины всех возрастов и типов красоты: от совсем молоденьких дебютанток до достаточно зрелых и опытных дам, в совершенстве владеющих играми любви - блондинки, брюнетки, шатенки, с глазами, чистыми как небо, прозрачными, как янтарь и темными, как ночь. Все они готовы предвосхитить любое желание императора, но у него сейчас нет никаких желаний, кроме одного - избавиться от их назойливо-доступного общества, остаться в одиночестве и бережно лелеять мысли, в которых порой страшно признаться самому себе.
  Но уже начали ходить слухи о странном равнодушии императора к прекраснейшему из двух полов, которые он должен был пресечь, ибо вовсе не собирался рисковать своей репутацией не знающего ограничений и отказов распутника. Ему нравился тот образ жизни, который он всегда вел. Он нравился ему и теперь - только вот как бы к нему вернуться? Эффективно бороться со слухами можно лишь одним способом - устранив их причину. Нужно выбрать кого-нибудь из этих прелестниц, ему, без сомнения, позавидовал бы любой мужчина в империи, но он не может, не хочет выбирать. Он медлит, тянет время, сам не понимает, чего ждет, и злится все сильнее с каждой минутой. Потому что в действительности все обстоит так: он должен выбрать себе женщину, но кого бы он ни выбрал, она ему не нужна. Наверное, впервые в жизни он потерпит неудачу - он знает это заранее, но не может винить себя, значит, предстоит обвинить ее и сделать так, чтобы она никому не рассказала о его позоре. Мрачный взгляд императора не предвещал ничего хорошего, дамы старались не выказывать страха, смутно догадываясь, что сейчас он выбирает себе не кого-нибудь - жертву. Впрочем, он сегодня согласился бы с таким определением: действительно жертву. Жертву его безнадежной страсти, которой не суждено сбыться. Всемогущий император ничего не может поделать с этим, разве что мстить другим за собственное отчаяние. Так он и сделает - уничтожит кого-нибудь из этих до омерзения совершенных красавиц, пусть думают, что она разочаровала его или оттолкнула, пусть думают, что угодно, лишь бы никто не заподозрил правду. Воспаленное воображение уже рисовало ему картины жестокой расправы с одной из этих несчастных, которые находятся в его власти. Они сполна заплатят ему за недоступность той, другой, единственно-желанной, имеющей власть над ним самим. Да, кто-то из них заплатит, вот только кто именно? Кто?
  Он никак не мог сделать выбор, переводил взгляд с одной на другую, и тут ему показалось, что в середине этого круга возникла Патришия. Ее прекрасное своим несовершенством лицо сразу разрешило все его сомнения - ну разве можно сравнить кого-то с ней, разве можно выбрать кого-то, зная, что где-то есть она?
  Пат тем временем с любопытством подозрения оглядывала комнату, пытаясь понять, что именно могло вызвать у клиента столь кровожадные мысли. Ничего нового она не увидела, картина была вполне в духе Керса. Внезапно вспомнив о доставшейся ей одной пачке чипсов, Патришия сунула туда руку, продолжая вглядываться в лица участников этого действа. Чипсы захрустели, нарушая чувственную тишину, Мерм в легком испуге обернулся, Пат мило ему улыбнулась, и он сразу успокоился, приписав это видение благотворному влиянию алкоголя. Совесть стала по очереди внимательно оглядывать каждую из присутствующих здесь дам, ни на минуту не переставая есть чипсы, так что когда она дошла до последней, необъятная пачка уже наполовину опустела.
  — Ну, и кого из них вы собирались убить? - поинтересовалась она, поворачиваясь к Керсу, - Неужто приревновали к собственному телохранителю?
  Вортекс лишь отрицательно покачал головой.
  — Что за глупые идеи приходят вам в голову? - продолжала сокрушаться Патришия, - Ни одного порядочного заговора, убийства -одно извращеннее другого. Постыдились бы, ваше величество, пора бы браться за ум.
  Керс с виноватым видом кивнул, явно признавая свои ошибки.
  — Ну ладно, - смилостивилась Патришия, - Пойдемте-ка, раз уж я здесь, разберемся с более давними грешками.
  Она направилась к выходу из комнаты, кивком головы пригласив императора следовать за собой. И Керс действительно поспешно вскочив, бросился за ней, держась сзади, словно верная собачонка.
  Подойдя к двери, Совесть, не давая ему возможности проявить галантность, небрежно распахнула ее ногой, так как руки были по-прежнему заняты остатками чипсов. Тяжелые, кованые створки высоких дверей, жалобно скрипнув, распахнулись, не в силах противиться ей, так же, как и хозяин дома.
  Пораженный до глубины души, Мерм смотрел им вслед, не в силах осознать, что же происходит. Подобного завершения этого вечера он ожидал менее всего. Он уже готов был окликнуть Керса, как тут Совесть оглянулась и плутовато, совершенно по-детски улыбнулась. Мерм остолбенел, все еще не понимая, галлюцинация у него или нет. Одна из барышень разочарованно вздохнула, и Мерм немедленно вернулся к реальности, оставшись в одиночестве, он теперь должен был спасать положение, защищая честь своего императора.
  Патришия прекрасно ориентировалась в запутанных переходах дворца, она лишь изредка останавливалась, чтобы полюбоваться занятной картиной или предметом обстановки, не переставая при этом распекать Керса.
  — Вы совершенно неисправимы, - подвела она итог, - Ваши замыслы порой просто не укладываются у меня в голове.
  — Меня удивляет то, как спокойно вы ко всему этому относитесь, - не выдержал император. - В ваши годы трудно ожидать подобного оценивающе-равнодушного взгляда на подобные вещи.
  — Я же Совесть, я многого успела насмотреться. К тому же мы проходим специальный экстерн-курс, изучаем такое множество пороков, что вы половины и представить себе не можете.
  Керс задумался о том, что же надо такое придумать, чтобы даже он не смог этого представить, однако за пределы собственного развращенного воображения так и не вышел.
  — А куда мы вообще-то идем? - поинтересовался он.
  — Я же сказала, что собираюсь напомнить вам о былых прегрешениях. Сладострастие - один из наиболее закоренелых ваших пороков, не мешает вам припомнить самое бесчеловечное его проявление.
  — Вы знаете, это не так просто.
  — Ничего, я вам помогу. Сейчас осмотрим бывшие покои леди Тиши...
  — Как?! Эта мелочь и была самым бесчеловечным проявлением? - разочарованно удивился Керс.
  — Тут дело в предыстории, - сердито растолковала она недоумевающему клиенту.
  Очутившись в покоях леди Сумерек, Патришия решительно направилась прямо в спальню: просторную комнату, довольно строго, даже по-спартански обставленную, хотя и явно не лишенную вкуса. Серо-голубые драпировки на стенах, такие же шторы чуть иного оттенка, темно-голубой ковер с низким ворсом и более светлое покрывало на кровати - все выдержано в холодных тонах. Нигде ни единой картины или оживляющей интерьер безделушки, никаких следов личного присутствия женщины, которая прожила здесь столько лет - серость, безликость, равнодушие.
  Керс остановился на пороге, безразлично оглядывая "место преступления", не вызывавшее у него никаких эмоций. Патришия же медленно обошла всю комнату, словно стремилась досконально изучить обстановку. В самом конце она остановилась у не слишком широкой кровати темного дерева с низким серым пологом. Совесть пристально рассматривала ее, склоняя голову то на один, то на другой бок, словно пытаясь изменить ракурс. Керсу уже казалось, что пауза чересчур затянулась, а Патришия все зачем-то присматривалась к пустой кровати - и что она там видела?
  Совесть тем временам пыталась совместить теоретические знания с практическими образами, что не вполне отчетливо у нее получалось из-за довольно-таки ханжеского отношения к подобным сценам. К тому же у нее появилось вполне человеческое желание слегка отомстить за испорченный вечер, а именно - в свою очередь испортить его Керсу как можно сильнее. Неясная поначалу идея скрытого под маской проникания в глубины психологии издевательства обретала все более четкие контуры. Патришия не часто позволяла себе жестокую ядовитость, но если уж позволяла, то, даже зная меру, она ее превышала.
  Император отнюдь не чувствовал неловкости в этих стенах, что были свидетелями его несдержанности в погоне за мимолетным удовольствием. Ему попросту было скучно вот так стоять без дела - Совесть, казалось, совершенно забыла о его присутствии, и он решился напомнить ей о себе.
  — Позвольте полюбопытствовать, чем собственно вас привлекла эта комната?
  Патришия ответила не сразу. Только несколько минут спустя, когда у нее, наконец, закончились чипсы, она аккуратно сложила вчетверо опустевшую пачку и сунула в карман, чтобы выбросить при первом удобном случае, а тогда уже соизволила объясниться.
  — Понимаете, эта спальня весьма важна для понимания вашей сущности, стремлений и ясного выражения комплексов. Ведь иначе, как чувством неполноценности и желанием его вытеснить, ваш разгул не объяснишь. Леди Тишь - тому яркий пример. Вы не терпите противодействия... Вот мне и интересно было бы узнать ваше эмоциональное состояние в тот момент, когда именно вы приняли решение идти до конца.
  — И как же вы намерены это узнать? - спросил Керс, глядя на нее уже с любопытством.
  — Очень просто, - уверенно заявила Совесть, подходя к резному дубовому креслу с высокой спинкой, стоявшему у стены и выставляя его на середину комнаты.
  — Это еще зачем?
  — Ну, как же - упадете пару раз, это вернет живость воспоминаниям. Следственный эксперимент, понятно?
  Керс, наконец, начал припоминать обстоятельства той относительно давней сцены и глянул на Совесть с легким подозрением. Ведь не было же ее тогда? Не могла она знать подробности!
  — Откуда такая поразительная осведомленность?
  — О, я видела компьютерную реконструкцию, - небрежно отмахнулась Патришия.
  И тут Керс почувствовал, что смущается: распущенность распущенностью, но когда эта девчонка вот так запросто заявляет, что в курсе всех деталей... Он неуверенно подошел к креслу, опасливо глядя на массивную резьбу.
  — Ну, что же вы, - нетерпеливо воскликнула Патришия, - Давайте смелее, не в первый же раз...
   Керс сделал еще один шаг к креслу, затем снова отступил назад, снял свой серый с голубоватым, едва ли не под цвет стен, отливом, камзол, неловко путаясь в рукавах. Бросив его на край кровати, он вернулся к креслу, растерянно взялся руками за спинку, повертел так и сяк, наконец, просто обошел кругом, явно пребывая в замешательстве и, ощущая на себе недовольный взгляд безжалостно требующей исполнить ее прихоть Совести.
  — Видите ли, - запинаясь, пристыжено пояснил он, - Я совсем не помню, что нужно делать.
  — Что за клиент - морока одна, - горестно вздохнула Патришия и, решительно отстранив его от кресла, продемонстрировала, как следует браться за поручни и как упираться коленом.
  — Вот, видите? Становитесь чуть сбоку и падаете вперед, ясно вам?
  Керс неуверенно кивнул.
  — Давайте, только погодите, отойду на безопасное расстояние - кто знает, в какую сторону вас угораздит свалиться. Как там у бывших алкоголиков с координацией?
  — А вы что же, не успеете вовремя раствориться в воздухе? - огрызнулся Керс. Он нервничал и потому позволил себе обидеться.
  — Да, раствориться, раствориться, - передразнила его Патришия, - Мне пришлось примчаться во плоти по срочному вызову, а эту формулу телепортации пока выговоришь... Ну вот, тут вам меня не достать - падайте уже.
  Патришия заняла удобную позицию метрах в 5 от Вортекса, в глазах ее светился неподдельный зрительский азарт. Керс осторожно оперся о кресло, как она показывала, и несколько раз неуверенно качнулся вперед, поспешно отшатываясь назад, словно не решаясь упасть. Он знал, как, должно быть, смешно выглядит сейчас, он чувствовал себя глупцом, но отказаться уже не мог. Конечно, ему следовало сразу остановить этот абсурд, не поддаваясь капризу бессердечной девчонки, взявшей в привычку забавляться за его счет. Однако эти цирковые кульбиты не сулили ничего хорошего. Как бы не свернуть себе шею. Когда-то он проделал этот трюк чисто по наитию - горячка низкой страсти заглушила всякое чувство самосохранения, ни о каких возможных последствиях он и не думал. А теперь вот гораздо больше нравился себе целый и невредимый, не очень-то ему хотелось рисковать ради удовлетворения научного интереса окончательно позабывшей всякие приличия Совести.
  Керс не хотел дать ей повод обвинить его в трусости и все же сделал последнюю попытку спасения:
  — А вас не смущает такая реконструкция того... происшествия? Все-таки мой поступок...
  — Не тяните время, - сурово оборвала его Пат, - Мы, Совести, так же как врачи или юристы не можем позволить себе брезгливость, даже в отношении самых, что ни на есть неприглядных сторон человеческой натуры.
  Керс понял, что пощады не будет, и, собравшись с силами, рванулся вперед, грохнувшись на ковер вместе с тяжеленным креслом. Вопреки ожиданиям, шею он себе не сломал, всего-то ощутил легкую саднящую боль в коленях.
  — Удовлетворены? - гордый собственным мужеством, осведомился он, поднимаясь.
  — Не совсем, - хмыкнула Патришия, - Слишком уж все быстро. Вы не могли бы повторить еще раз?
  — Повторить? - изумился Керс.
  — Да, пожалуйста, на бис.
  Недоверчиво глядя на нее, словно надеясь, что это окажется шуткой, Керс поднял кресло, на сей раз, он действовал уже куда уверенней и вполне артистично свалился снова.
  — Уже лучше, - одобрительно кивнула головой Совесть, - Но все равно слишком быстро. Давайте еще разок.
  Да, она умела сдерживать свои эмоции, но эти вызовом в нерабочее время Вортекс порядком вывел ее из себя, так что теперь Патришия не знала жалости и с искренне-садистким удовольствием наблюдала за его унижением, снова и снова заставляя падать с этого злосчастного кресла под тем предлогом, что ей не удаётся схватить суть его тогдашнего настроения. После 3 падения колени у Керса уже ощутимо болели, а после 7 они оказались разбиты в кровь. Он упал и с минуту лежал на полу, чувствуя, что не в силах подняться и выносить эту пытку. Знать бы заранее, вел бы себя куда осторожнее с Тишиной - эта реконструкция его в гроб загонит. Видя, что клиент выдохся, Совесть смилостивилась, наконец, и соизволила прекратить эксперимент.
  — Достаточно, я, кажется, поняла.
  Керс с облегчением поднялся, стараясь не застонать от боли в серьезно разбитых коленях. Тут он вспомнил одно подходящее заклинание и, отбросив все свои предубеждения насчет медицинской магии, поспешно прошептал его - мгновенье, и его ноги были целы и невредимы, как до первого падения. Удивительно, что он не подумал об этом раньше, видно эта девчонка совсем уж заморочила ему голову. Проклятая рассеянность, стоило столько мучиться...
  К нему снова вернулась уверенность в себе - Керс опять был самим собой, и вдруг смутная догадка промелькнула в его сознании: как она там сказала? "Мне пришлось явиться во плоти"? Во плоти... Интересно, значит ли это, что... Она так замечательно выглядит сегодня - стройная, дерзко-юная, чуть насмешливая и чертовски уверенная в собственной власти над ним. Что ж, она действительно имеет весьма определенную власть... Керс оценивающим взглядом знатока прошелся по ее сегодняшнему наряду: белый трикотажный топ и свободная верхняя кофточка из жатого шифона, коротенькие черные кожаные шорты и черные же мягкие туфли-мокасины без каблука. На шее причудливое ожерелье - 20 прозрачных капелек, напоминающих скорее когтеподобный маникюр Патришии. Очень мило, немного в спортивном стиле, но как нельзя более подходит для молодой девушки - за эти месяцы Вортекс порядком поднаторел в их тамошней моде, наблюдая за изменениями в ее одежде. Этот наряд ему нравился, и если она во плоти...
  Угрожающе ухмыльнувшись, Керс вдруг решительно шагнул к креслу и снова оперся об него коленом.
  — Что это вы делаете? - непонимающе нахмурилась Патришия, - Право же, больше не стоит, не нужно, я и так уже разобралась в...
  — Теперь-то я вспомнил, как это было... - задумчиво протянул Вортекс, - И почему...
  И он еще раз упал, но быстро поднялся, продолжая хищно улыбаться - от этой улыбки у Патришии вдруг озноб пробежал по коже, и она бессознательно отступила на шаг, хоть вроде бы и не от чего было защищаться.
  — Боюсь, вы далеко не все поняли, Совесть моя, - иронично заметил Вортекс, медленно приближаясь к ней, - нам нужно повторить все до конца. Может быть, тогда вы и поймете.
  — Что повторить-то? - испуганно переспросила Патришия.
  — Все, - проникновенно шепнул Керс, так что мгновенная дрожь пробежала по ее телу. Он приближался, она отступала - шаг за шагом, пока не забилась в угол, и бежать было уже некуда, хоть как хотелось - так она повторила весь путь несчастной Тишины. Император, все так же улыбаясь, подошел вплотную, оперся руками о стену по обе стороны от нее, так что Патришия оказалось в безысходной ловушке.
  В эту минуту Керс был почти счастлив. Разочарование, усталость, пресыщенность - все эти мрачные наваждения, наконец, отступили, исчезли, сгорели дотла в жарком огне пылкой, молодой, неожиданно сильной страсти, вдруг вернувшей ему остроту ощущений невесть когда притупившуюся и ставшую для него недоступной. Развращенность очерствила его, но теперь словно бы сошла старая огрубевшая кожа, вернув, может быть даже и не изведанную никогда прежде болезненную восприимчивость к каждому оттенку чувства. Ему нужна эта девушка, только она одна со всеми ее странностями и несовершенством, потому что все эти безмерной красоты леди нагоняли на него такую тоску... Когда в последний раз он был взволнован так же сильно? Трудно, очень трудно вспомнить. Они так и замерли вдвоем: испуганная, не еще вполне сознающая суть происходящего девушка и мужчина, в противоположность ей прекрасно знающий, чего хочет. Но он не спешит, наслаждаясь пьянящим ощущением кипения крови, позволяя страсти завладеть им настолько, чтобы забыться, отдаться на милость сладостному безумию. Ее губы так близко, сейчас он поцелует их - странное, очень странное и болезненное ощущение, словно бы это первый поцелуй в его жизни. Впрочем, может быть так оно и есть? Пусть это будет первый настоящий поцелуй. Он хочет его и совсем уже не боится...
  И Керс поцеловал ее: страстно, жадно - Патришия даже не вздрогнула, не шелохнулась, не попыталась избежать прикосновения жарких губ - она безропотно покорилась ему, и дыхания их соединились. То была вечность, тянувшаяся целое мгновение. Он чуть отстранился, задохнувшись в водовороте новых ощущений - свежих, сильных и острых до жестокой боли. И тут Патришия резко встрепенулась, попыталась спастись бегством, вывернувшись из-под его руки, ринулась прочь. Но он, отнюдь не утратив знаменитой по всему континенту молниеносности и стремительности движений шинонского воина, поймал ее, обхватив за талию, легко поднял в воздух и, прижав спиной к себе, понес к кровати. Патришия отчаянно вырывалась, пыталась пустить в ход свои ногти, но он свободной рукой крепко сжал оба ее тонких запястья. Она извивалась всем телом - бесполезно, казалось, он даже не замечал этого, уверенно и неспешно пересекая комнату. Затуманенными изумлением и ужасом глазами она с пугающей отчетливостью видела, как сокращается расстояние между ними и постелью - той самой, которую она еще недавно рассматривала так внимательно и так безучастно.
  Керс отлично умел подавлять сопротивление, даже находил в этом определенное удовольствие, но сейчас ему вовсе не хотелось с ней бороться, он не испытывал ничего, кроме разочарования. Зачем она так глупо отбивается, как все эти недалекие дамочки, зачем она уподобляется им? Ведь он чувствовал, что не безразличен ей - этот поцелуй был всплеском разделенного влечения, неужели же она настолько боится собственных желаний? Неужели ей нужно оправдание, и она согласна лишь уступить силе? Жаль, очень жаль, что она не может и в этом быть не похожей на всех других.
  За это он почти разозлился на нее и с такой силой бросил на постель, что Патришия застыла на миг, оглушено вжавшись в подушки. А он просто стоял и смотрел на нее - лицо не выражало никаких эмоций. Если б он мог объяснить ей, что она сделала с ним, что значат для него эти минуты. Если б она захотела слушать, если б только выслушала... Он так много мог бы рассказать ей. Об усталости, одиночестве, бесконечной череде безликих тел, изнуряющей душу погоне за наслаждением, которое с каждым разом все глуше и глуше, и все сильнее отвращение к ним и к себе, и пресыщение, безразличие, пустота. И вдруг - яркая вспышка, затем пламя, кипящая лава, очистившей грязный налет неправедной, чересчур бурной и неразборчивой в удовольствиях жизни. Да, многое нужно ей сказать, но не сейчас. Она еще не готова - она будет слушать с этой своей профессиональной отстраненностью, он ничего не добьется своей исповедью, даже и тени искреннего чувства. Ему же как воздух нужно понимание, больше того, нужно чтобы она сопереживала, а этого добиться непросто. Нет, слова будут потом, сначала нужно дать ей почувствовать... Она может не поверить словам, в тишине губы уже не солгут, и она не сможет не поверить, не сможет остаться в стороне, ей придется ответить...
  Тут Патришия опомнилась и, подогнув колени, неуклюже попыталась отползти на другой край кровати, но он тут же оказался рядом, проворно перекинул через нее ногу, так что она не могла уже сдвинуться с места.
  Бесполезно пытаться говорить ей что-то, успокаивать, сейчас он просто снова коснется этих губ, и она не станет, не захочет бороться.
  ...Единственными чувствами Патришии были страх и еще удивление - она не понимала, как с ней могло случиться такое. Отвращения не было - она сама пока еще не знала почему. К тому же она бессознательно чувствовала, что для него все это не просто очередная жестокая забава, нет, все куда сложнее, глубже и искренней, только чересчур уж невероятно. Она - Совесть, между ней и клиентом ничего нет и быть не может. Внезапность этого его порыва ошарашила ее и почти лишила способности рассуждать здраво. По мере того, как ситуация становилась все более угрожающей, нарастал и ее ужас. Вдруг ощутив на себе тяжесть его тела, она была словно парализована, она онемела и не могла даже выговорить формулу перемещения, хотя прекрасно помнила ее - губы оказывались шевелиться, голос пропал.
  И тут Керс, словно решившись, положил руки ей на плечи, и резко потянул вниз - привыкнув иметь дело с атласом или бархатом шинонских нарядов, он не рассчитал силы, тонкий шифон не выдержал грубого натиска, мгновенно треснул и кофточка разорвалась пополам. Треск рвущейся ткани словно привел Патришию в себя - она быстро выпалила сложнейшую формулу, и Керс, который подался было вперед, чтобы поцеловать ее, почувствовав под собой внезапную пустоту, с размаху рухнул лицом в подушки. Еще не веря в то, что он остался в одиночестве, император лежал, ощущая холодок шелкового покрывала, затем медленно поднялся и отчего-то сгорбившись, сел на краю кровати, держа на коленях оспоренную кофточку:
  — А ты, оказывается, трусиха, - грустно пробормотал он, - Какая же ты трусиха, Совесть моя. Милая моя Совесть.
  
  Это был бы счастливый день для Валески Отмар, но она так этого и не поняла, не поверила в то, что он наступил, и в итоге упустила момент, ради которого стоило жить и бороться все эти годы. Счастье пришло потом - слепое, едва ли не детское счастье, чувство свободы, отсутствия того пресса, что калечил, деформировал ее душу. Она доживала свои дна за границей, именно доживала, поскольку после радости освобожденного узника пришло столь же неожиданное, невероятное отчаяние. Вернуться к той далекой, мирной жизни, связать оборвавшиеся нити она не смогла, а в ее новом существовании не было цели, способной поддерживать стремление жить. Конечно, она себе в этом не признавалась никогда, но более насыщенных смыслом лет, чем горькие годы борьбы, у нее уже не было.
  В тот день ее внезапно вызвал к себе Владан, причем не просто вызвал, а приказал явиться в тот самый дом, затерянный в горном лесу, тот, где она потеряла все. Много лет прошло с тех пор, но она ничего не забыла: ни жеста, ни слова, ни взгляда. Она помнила даже расцветку обоев и касавшуюся окна спальни ветку ели. Ни разу больше не переступала она его порог, ни разу Владан так далеко не заходил в своей жестокости. Бессильное бешенство душило Валеску, пока карета мчалась туда, к тому эшафоту, где ее уже однажды казнили. Повторное унижение, слияние двух болей: прошлой и нынешней, должно было обеспечить ее мучителю настоящее удовольствие.
  Дом она узнала мгновенно, несмотря на все перемены, ледяная ярость просто оглушила ее, мысли о былом позоре жгли так, как не жгли уже давно - воспоминания сохранили яркость, но не остроту. Тогда она была беспомощна, такая же она и сейчас. Ни один ее план не сработал, она проигрывала, всегда проигрывала. И сегодня тоже.
  Валеска и не подозревала, что одной неосторожной фразой надежно обеспечила себе свободу, что стальные тиски уже разжались. Но она ведь никогда не умела понимать Владана.
  Гостиная на первом этаже показалась ей другой, более зловещей, чем тогда, когда она еще верила в рыцарей. Тихик живо поднялся из-за стола, скользнул губами по ее ладони, она стерпела, ничего другого она и не ждала.
  — Великолепно выглядите, дорогая. Как всегда.
  Она села на заботливо пододвинутый стул, стараясь не смотреть по сторонам.
  — Как вы находите ремонт? Не правда ли, эти оттенки более в вашем вкусе, чем прежние?
  Валеска молчала, но не потому, что нечего было сказать, а потому, что, начав, не смогла бы остановиться.
  Вошел официант с подносом, на котором стояла бутылка ее любимого вина и два бокала.
  — За встречи. За памятные места. Вы же помните, как это было?..
  Валеска едва пригубила бокал, душа в себе инстинкты убийцы и, пытаясь остаться самой собой - прирожденной леди.
  — Ах, молодость, - с ностальгической ноткой произнес Владан. - Как дороги нам потом эти мгновения, как трудно их оживлять тенями былых эмоций...
  Желание убить его стало почти единственной ее мыслью, зеленые глаза горели злобной болью, и Тихик усмехнулся. Ее предсказуемость теперь почти умиляла. Определенный стимул - и вполне предсказуемая реакция. Однозначность... Прозрачность... Ему надоело упиваться ее всегда такими схожими муками. Надоело что-то доказывать, демонстрировать власть мелкого дворянина над аристократкой чистейших кровей. Он изменился? Вероятно, да, но к лучшему ли? Он собирался отпустить ее, но и тут не обошелся без уколов в самые болезненные точки. Странно, как остро она продолжает реагировать на одни и те же раздражители, столь дорога ей уязвленная гордость. Смирение, пусть и притворное, давно оттолкнуло бы его, но эта безоглядная решимость добиться его падения не уставала его восхищать. До сих пор. Она открыла ему глаза, и за одно это он готов был благодарить ее вечно. Но отпускать собрался лишь теперь, когда в ней не было более нужды. Валеска для него исчерпала себя.
  — Что же вы молчите, дорогая? Неужели мы с вами, как старые друзья, не можем просто вспомнить былое?.. Тем более, что будущее сулит столько радостей.
  Она поняла эту фразу по-своему и обожгла его гневным взглядом.
  — Нет, в самом деле, разве у вас не найдется ни словечка на прощанье?
  — Прощанье? - встрепенулась она, в ожидании очередного издевательства над собой.
  — Да. Отныне вы свободный человек, леди Отмар, - он положил на стол подписанную подорожную, - вот ваша вольная.
  Она неверяще смотрела на него. Все, что она знала об этом человеке, противоречило тому, что он сейчас говорил. Не могло это быть правдой, не могло!
  — Или вы желаете остаться?
  Валеска протянула руку и накрыла листок ладонью.
  — Мир у ваших ног, дорогая.
  Понимая, что ничего больше она не услышит и не избежит участия в очередных кознях, Валеска встала и пошла к выходу, решая, стоит ли пользоваться этой возможность бежать, выглядящей точь в точь, как сыр в мышеловке. Не дойдя еще и до двери, она решила, что стоит, - в конце концов, как бы она не поступила, она останется марионеткой, а за границей она хоть отдохнет от его присутствия.
  — Счастливого пути! - добродушно пожелал он, понимая, что вряд ли они еще когда-нибудь встретятся.
  После ее ухода он остался один в гулкой пустоте необжитого дома. Слуги сосредоточились где-то внизу, в полуподвальных помещениях и все покои были наполнены безмолвием. Он так давно здесь не был, слишком давно. С кем только не ассоциировался у него этот дом, Валеска была одной из многих. Воспоминаний хватало, но вспоминать не хотелось, все это были лишь этапы на пути к давно рассчитанной цели, и оттого воспоминания эти были карикатурны, бессмысленны, даже смешны.
  Владан сел за маленький столик с шахматной доской, он привык играть сам с собой, делая ходы за обе стороны и добиваясь гармоничного результата. Каждый шаг - лишь частица мозаики, ведомой только ему одному. Он не ошибался в других, когда же он ошибся в себе? Он всегда был монолитной натурой, но уязвимое место все же нашлось. Зато Совесть была совершенно убеждена в своей безнаказанности, и была права. Против нее он оказался бессилен.
  И словно чтобы закрепить в нем эту мысль на фоне окна обрисовалась фигура Керолайн, ее глаза озадаченно-радостно блестели.
  — Что это вы надумались посетить места боевой славы? - довольно спросила она.
  — Из сентиментальности, разумеется. Вот, сижу, смакую тяжким трудом приобретенный жизненный опыт.
  Керолайн с тоской подумала об утраченной пачке чипсов, но тут же взяла себя в руки
  — С чем вас можно поздравить? - полюбопытствовала она.
  — Не знаю, как с вашей точки зрения, но мне кажется, что ни с чем.
  — Ну-ну, не скромничайте. Неужели вы пожертвовали здание Тайной Канцелярии на приют для сирот?
  — А-а, вы в этом смысле. Тогда для вас должно быть праздником то, что я разрешил Валеске Отмар выехать за границу.
  — Вы - что? - не поверила своим ушам Керолайн. - В самом деле?
  — Если бы пришли чуть раньше, вы бы застали трогательную сцену нашего расставания. Думаю, Валеска поделилась бы с вами подозрениями на сей счет - она так вам симпатизирует, -- если бы могла вас увидеть.
  — Могла бы, - мрачно заявила Керолайн. - Я сегодня опять "живьем", в виде исключения... Но это в самом деле правда? Она уехала?
  — Как вы можете проявлять столько недоверия? - оскорбился Тихик. - Я поступаю так, как вы мне втолковываете, и тут вдруг такие опасения. Или вы думаете, что я не способен исправиться? Хотите отбить у меня всякое желание самосовершенствоваться?
  — Нет-нет, я... просто к этому надо привыкнуть. Такой порыв...
  — Ваша неоспоримая победа, - не удержался он от откровенности, не уточняя, правда, какого рода победу имеет в виду. Не нравственную, конечно, нет, а победу женщины над женщиной, чар над политикой.
  Керолайн радовалась с привычной сдержанностью, просто улыбка слегка кривила ее губы, да острот было меньше обычного. Она никак не ожидала, что добьется таких успехов, свобода Валески стояла в самом конце длинного списка добрых дел.
  Она танцующим шагом прошлась по комнате, сосредоточенно глядя перед собой, Владан, чуть откинув голову, наблюдал за ней с едва заметной усмешкой. И почти впервые в жизни он смеялся над собой.
  — А глаза у вас сегодня голубые, - заметил он.
  Керолайн машинально кивнула, не уловив смысла замечания, демонстрирующего повышенное внимание к ее внешности. Цвет одежды всегда подчеркивал переливчатые оттенки ее колдовских глаз, а уж сегодня особенно. Керолайн в тайне гордилась своим новомодным приобретением и действительно, ей необычайно шел лазурно-бирюзовый сарафан, состоящий из совсем коротенького, плотно облегавшего фигуру платья на бретельках и длинной, прозрачно- дымчатой накидки почти без рукавов, завязывавшейся спереди и норовящей разлететься при каждом шаге. Примеряя его еще в магазине, она так залюбовалась собственным отражением в зеркале, что решила изменить имидж - аккурат перед командировкой покрасила волосы в насыщенно-рыжий цвет и сделала химию, так что теперь Владан пытался освоиться с этим ее совершенно новым обликом. Особенно непривычно выглядели рассыпавшиеся по плечам крупные локоны распущенных волос. Впервые он видел ее такой и подобрал сравнение в духе своего времени - слово ведьма так и крутилось на языке. И в самом деле, настоящая ведьма. Правда, очень хорошенькая.
  — Вы не желаете отпраздновать мое перерождение? - спросил Тихик.
  — Праздники в вашей компании плохо заканчивается, - вспомнила Керолайн, но тут же спохватилась, что клиента следует поощрить в стремлении к добрым делам. - Хотя... Что вы предлагаете?
  — Не волнуйтесь, - успокоил ее Владан, - всего лишь пара тостов... - он улыбнулся, вспомнив, как часом раньше почти то же предлагал Валеске.
  Керолайн деловито кивнула и, покрутившись немного по комнате, села на то самое место, откуда не так давно встала Валеска.
  Не желая звать слуг, удивившихся бы неожиданному визиту странной гостьи, Владан просто взял Валескин бокал, сполоснул водой из графина и протянул Совести.
  Керолайн не собиралась произносить высокопарных речей, она просто приподняла бокал со словами:
  — За ваше исправление.
  Вино они смаковали молча, Керолайн думала о том, какой ранг ей присвоят за успешное выполнение этого задания, а Владан... Владан любовался ею, при знакомом свете свечей она казалась такой близкой, такой живой. Смешно, но женщины никогда не становились для него до конца живыми. Они оставались исполнительницами его воли, а не равными по свободе существами. Но перед непредсказуемостью Совести отступала политика, ее самостоятельность, полная независимость от его расчетов покоряли. Лишь свободная привлекала его, лишь она.
  Валеска была символом его былого отношения к слабому полу, и она должна была уйти, чтобы освободить место для этого нового типа привязанности, только для этой единственной забавной девчонки. Он избавлялся от прошлого, чтобы полнее ощутить настоящее, иметь возможность прислушиваться к этим новым нюансам самого себя.
  — Странный у вас наряд. Такой взрослый.
  — Не нравится? - Керолайн пожала плечами. - Впрочем, он и не должен вам нравиться, не на вас был рассчитан.
  Она встала, потянулась и скользнула к столику с шахматами, она неплохо играла, а позиция черных явно ее заинтересовала.
  — Чей ход? - спросила она, просчитывая в уме возможные комбинации ходов.
  — Пожалуй, ваш, - прикинул он, вполне смиряясь с тем фактом, что игроков отныне двое и второй не зависит от него. - Кстати, а кого это вы собирались поразить вашим костюмом?
  — Не собиралась, - рассеянно поправила Керолайн, - а поразила, - и чуть-чуть приврав, добавила: - Из-за вас мне пришлось со свидания сбегать. Романтично, конечно. Но я славлюсь своей эксцентричностью.
  Свидание у Керолайн и в самом деле было, только с утра, и кавалера она оставила с робкой надеждой на продолжение романа.
  Думая о шахматах, она и не заметила, какое впечатление произвели ее небрежно брошенные слова на Владана, у которого впервые за долгие годы проснулась жажда единоличного обладания. По его лицу скользнула почти незаметная тень, но он еще не утратил своей всегдашней выдержки. Продолжая стараться обыграть Керолайн с наименьшим количеством потерь, он в то же время представлял себе ее рядом с некой абстрактной, фигурой, которой она уделяет гораздо больше личного внимания, чем ему; с кем-то, кто умеет заставить ее отказаться от маски непроницаемой, нарочитой вредности, от рискованной бравады. Она ведь просто ребенок, облеченный слишком большой властью над чужими душами.
  Тихик не умел ревновать, он делил любовниц со злейшими врагами и получал от этого удовольствие, а сейчас одна только мысль о том, что она может принадлежать другому, вызывала незнакомую, слишком далеко проникающую боль. Она нужна была ему вся, нужна со всеми помыслами и поступками, он рад был бы лелеять ее, потакать любым капризам, лишь бы она была его, безраздельно его.
  А ведь она столь беспечна, эта Совесть, что пойдет к кому-то чужому в том своем мире, где она человек, где она может позволить себе женские слабости.
  — Мне очень жаль, что вам так многим пришлось пожертвовать ради этого скромного торжества. Но, возможно, вы не откажетесь от равноценной замены.
  — Какой именно? - прихлебывая вино, поинтересовалась Керолайн, не отводя взгляда от доски.
  — Вы получите исключительную возможность сравнить нашу и ваши школы... обольщения.
  Керолайн рассмеялась, от небольших доз алкоголя она обычно впадала в игриво-веселое настроение, ее тянуло на шалости, не задумываясь о последствиях.
  — Интересное предложение, - протянула она. - Я немного подумаю. С другой стороны - почему бы и нет? Только удивить меня трудно.
  Тихик оперся подбородком о сплетенные замочком пальцы и внушительно проговорил:
  — Для оценки опыта порой достаточно одного поцелуя, - с каждым словом он наклонялся все ближе и ближе, и замер всего в нескольких сантиметрах от нее. Керолайн не стала уклоняться, с каждой минутой веселясь все больше, ее уже начала интриговать эта игра в соблазнение, тем более, что она знала о полной своей безнаказанности, а смеяться можно и над рискованными шутками.
  — Ну, если вы настаиваете, - едва ли не с кокетством сказала она и, легко прикоснувшись губами к его губам, тут же отпрянула, продолжая довольно улыбаться, но, не сдержавшись, рассмеялась в открытую.
  Если до этого момента Владан еще мог бы остановиться, сдержать свой порыв, то эта легкость, с какой она отстранилась, эта насмешка в ответ на искренность, послужили последней каплей. Ему досталось лишь пьянящее прикосновение, тень настоящего поцелуя, иллюзия признанного обоюдного желания. Жестокая шутка. И ведь она сама не сознает своей жестокости, она забавляется, как всегда, она не думает о причиняемой боли.
  Тихик мягко опустил руки ей на плечи и ласковым, бархатным голосом произнес:
  — Что же так быстро? Вы не успели распробовать...
  И он поцеловал Керолайн по-настоящему, жадно впиваясь ей в губы, словно это был последний поцелуй в его жизни, словно после него был конец света, и лишь эта обжигающая боль спасала их обоих от бесконечного падения. Наконец Керолайн отвернула голову, еще не совсем понимая, в каком мире находится, и пытаясь усилием воли вернуться к прежнему беззаботному настроению. Это ей удалось на удивление быстро, и она тут же улыбнулась своей обычной улыбкой, вызвавшей у Владана естественное желание стереть ее с ее губ, заставить понять серьезность момента.
  Понимая, что иного выхода нет, Тихик прошептал заклинание, столик плавно скользнул в сторону, освобождая пространство между ними. Все еще держа руки у нее на плечах, Владан заставил ее встать, Керолайн, откинув назад голову, уже почти плакала от смеха, абсолютно уверенная, что это розыгрыш, да и разве могло придти ей в голову что-то другое? Он развязал тесемки накидки, и она легким облачком скользнула на пол, но Керолайн в новом приступе веселья не обратила на это особого внимания. Она шутливо попыталась ударить его коленом, повторяя столько раз виденный в фильмах прием самозащиты, и уже просто всхлипнула от прилива веселья.
  Привычным движением Владан поднял ее на руки, прижимая к себе вполне осознанно собственническим жестом, ограждая своими объятьями от внешнего мира, стремящегося лишить его этого нежданного тепла, терпкой радости от её прикосновений.
  Все еще не осознавая грозящей ей опасности, Керолайн резво махала ногами в воздухе, искренне радуясь подобному развлечению. Не часто она принимала участие в настолько правдоподобной комедии. Одна туфля соскользнула у нее с ноги и залетела за кресло, что несколько приуменьшило ее активность. Но у нее и так уже начиналась самая настоящая истерика от смеха, ее просто сводило судорогами.
  Владан тем временем вышел в коридор, направляясь к лестнице, ведущей на второй этаж, Керолайн извивалась у него в руках, всхлипывая от новизны этой забавы, она вцепилась ему в сорочку, порвав тонкий батист - Владан на мгновение остановился и иронично - ласково попросил:
  — Не торопитесь так, все еще впереди.
  Совесть впервые подумала, что шутка, пожалуй, слишком затянулась и переходит дозволенные границы. Она начала выдираться уже по-настоящему, но, увидев, что так они вполне могут упасть с лестницы, ненадолго затихла.
  Прикосновение ее волос к его шее вызывало у Тихика чувство доселе неведомого трепета, в нем пробудилась нежная страсть, желание разделить с ней переполнявший его восторг, он не смог бы отпустить ее сейчас, даже если бы от этого зависела его жизнь, не смог бы расстаться с этим ощущением приятной тяжести на руках и полнейшим хаосом в мыслях. Она принадлежала ему, ему одному, и не было никого, кто мог бы ее отнять.
  На верхней площадке Керолайн возобновила тщетные попытки освободиться, продолжая надеяться на то, что это все же розыгрыш, хотя и бессердечный. В какой из этих комнат была погублена честь Валески? Ни он, ни она не помнили этого, а самой жертвы не было, чтобы указать.
  Владан не стал выбирать, а пошел к ближайшей двери и резко распахнул ее ногой, лишь краем глаза отметив искусную резьбу и общий светло-желтый фон, однако именно эта картина осталась наиболее четким воспоминанием этого вечера.
  В спальне было темно, Тихик, не помнивший расположение предметов обстановки, несколько раз натыкался на стулья, но направление к постели он определил верно. Керолайн продолжала уверять себя, что это шутка, и лишь мягкое прикосновение холодных простыней окончательно убедило ее в обратном. Владан прижимая ее плечи к кровати, оперся одним коленом о край постели и надвигался на не, склоняясь все ниже. Керолайн начала лихорадочно припоминать формулу телепортации, выученную с прошлого раза наизусть. Но выговорить ее вслух она не успела, оглушенная целой чередой поцелуев, между которыми едва успевала вздохнуть. Видя формулу перед внутренним взором, написанную черными буквами на красном фоне: пирцхгшл, она в то же время краем сознания успела отметить, что ариклейская школа соблазнения ни в чем не уступает винеттской.
  Вдруг Владан чуть подался назад, выпутываясь из рукавов камзола, и этого мгновения ей хватило, чтобы срывающимся голосом выпалить формулу и перенестись в безопасное место.
  Владан замер, понимая, что ее больше нет, и все же робко протянул руку, провел ею над простынями, словно пытаясь ощутить тепло ее тела. Потом он машинально вновь надел камзол и негромко, обращаясь скорее к себе, чем к ней, сказал не то с восхищением, не то со злобой:
  — Сумасшедшая девчонка. Сумасшедшая... - уже с грустью повторил он, уныло садясь на край кровати и оглядываясь через плечо, словно надеясь на то, что она вдруг передумает и вернется.
  
  Керолайн телепортировалась на ту же парковую аллею, с которой исчезла. Она так и пошла к гостинице, сильно хромая, словно не заметила отсутствия второй туфли, благо идти было уже недалеко. Дорогу она находила скорее автоматически, совершенно не задумываясь над тем, куда и зачем идет. Она все пыталась осознать случившееся, объяснить себе действия Тихика и не могла понять, как забавная шутка обернулась чем-то куда более серьезным. Она предпочла бы поверить в то, что ей это все только показалось - просто у клиента чересчур рисковое чувство юмора. Нет, Керолайн вовсе не отличалась излишней скромностью, а тем паче наивностью, но в данной ситуации ей и в голову не приходила мысль о каких-либо возможных отношениях между нею и Владаном, - она Совесть, он ее клиент, этим все сказано, и сомнений здесь быть не может. Она и представить себе не могла, что он воспримет ее как-то иначе, кроме как воплощение моральных законов, пусть даже предельно очеловеченное. Или все это очередной коварный расчет Тихика и таким образом он пытается заставить ее изменить профессиональной беспристрастности, избавиться от надоедливых нотаций? Или нет никакого расчета, а просто мимолетная прихоть пресыщенного развратника? Хоть это и не похоже на Тихика, он всего лишь мужчина и природа может взять верх над политикой...
  Так ничего и не решив, Керолайн добрела до гостиницы и гулко стуча каблуком единственной туфли по полу пустовавшего в этот поздний час холла, направилась к портье, чтобы взять ключ от номера. Она не сразу заметила его изумленный, даже немного испуганный взгляд, затем рассеянно поискала глазами зеркало - вид у нее действительно был странный: растрепанные волосы, бледное, усталое после сильного всплеска эмоций лицо, балансирующее на грани приличий нижнее платье от сарафана, которому явно не хватает накидки и в довершение картины - только одна туфля на ноге. Было чему удивляться, к тому же у гостиницы была отличная репутация, и портье никак не ожидал подобного от достойной с виду клиентки.
  — Дайте, пожалуйста, ключ, - как можно более невозмутимым тоном обратилась к нему Керолайн.
  — А-а... он у мисс Норрис, - растеряно пролепетал портье и, набравшись храбрости, добавил:
  — С вами все в порядке, мисс?
  — Все отлично, - с мрачной уверенностью подтвердила Керолайн и, сняв с ноги туфлю и жизнерадостно помахивая ею в воздухе, босиком направилась к лифту, чувствуя спиной озадаченный взгляд и надеясь, что полицию все же вызывать не станут.
  Хорошо еще, что по пути в номер ей больше никто не встретился. Войдя, она сразу окликнула Патришию, но ответа не последовало. Тогда Керолайн пошла прямо к ней в спальню и не ошиблась - Патришия была там и Керо так и застыла на пороге, потому что зрелище было поистине необычным. Патришия сидела на маленьком стульчике у зеркала, едва ли не прижимаясь лицом к безжалостно отражающей ее растерянность и поникшие плечи поверхности - она пристально всматривалась в собственное отражение, а такое с ней случалось нечасто, может быть даже никогда. Керолайн сразу заметила отсутствие верхней кофточки, и вопросов у неё уже не возникло. Наконец Патришия обернулась и затравленно посмотрела на Керолайн, та молча, держа туфлю в вытянутой вперед руке, вышла на середину комнаты, демонстративно разжала пальцы - туфля с глухим стуком упала на ковер. Керолайн так же молча развернулась и столь же артистично прошествовала к стоявшему в углу креслу и с размаху упала в него, закинув ногу на ногу, и с философским трагизмом склонила голову на бок.
  Патришия, облокотившись руками о спинку стула, оперлась подбородком о скрещенные ладони и угрожающе всхлипнула.
  — А вот этого не надо, - предостерегающе вскинула руку Керо, - Обойдемся без истерик. Думай лучше, что нам теперь делать.
  — Что делать, что делать, - буркнула Пат, стараясь сдержать слезы, - Смываться, вот что делать.
  — Мы и так уже сбежали. От них, во всяком случае, - мудро рассудила Керолайн, - А что скажут в Ордене?
  — Я увольняюсь, - решительно заявила Патришия, резко выпрямляясь, что случалось с ней также не часто - о правильности осанки она заботилась не больше, чем о макияже.
  — Ну, зачем же сразу увольняться, - устало протянула Керолайн, - Можно просто отказаться от задания.
  — Вот так, без причины? Кто нам позволит?
  — Значит, придумаем причину. На воображение мы, кажется, никогда не жаловались.
  — Да неужели? - огрызнулась Пат, - Я вот и представить себе не могла...
  — Ладно, ладно. Возьмем отпуск за свой счет, уедем куда-нибудь подальше и в спокойной обстановке изобретем подходящий повод... Согласна?
  Патришия обречено кивнула
  — Так куда едем? - с притворной деловитостью поинтересовалась Керолайн, - В горы? К морю?
  — В горы, - вздохнула Пат, - И к морю... Ну скажи мне, как такое могло случиться?!! - истерично воскликнула она, закрывая лицо руками и начиная рыдать.
  — С кем именно, - с меланхоличной жестокостью уточнила Керолайн, - С ними или с нами?
  Патришия зарыдала еще громче, а Керолайн лишь откинулась на спинку кресла и меланхолично закрыла глаза.
  — Ох, и влипли же мы с тобой, коллега, - шепотом резюмировала она, - Попались, верно, ведь?.. попались!
  Патришия чуть заметно кивнула, впрочем, возможно, это была только нервная дрожь от истерики.
  
  Окончательно поборов в себе глупую надежду на то, что сумасбродная девчонка вдруг передумает и вернется обратно, Владан встал и пошел вниз, с каждым шагом чувствуя, что все больше удаляется от своего несбывшегося счастья. Он медленно спустился по лестнице - казалось, что одному это сделать труднее, чем с вырывающейся девушкой на руках. В гостиной он, прежде всего, поднял с пола накидку, аккуратно повесил ее на спинку стула - только б не помялась! - затем, опустившись на четвереньки, пошарил по ковру в поисках туфли, нашел не сразу, так как она закатилась за кресло. Поставив туфлю на стол, он сел в кресло, не зная, что делать дальше. И тут его охватила такая тоска, что Владан, не до конца понимая, что делает, телепортировал сюда единственного человека, которому мог довериться, забыв предварительно заручится его согласием на визит. Керс так и сидел на кровати с разорванной кофточкой в руках, когда его захватил мощный межпространственный вихрь - Вортекс не успел даже сообразить, что происходит - это впервые кто-то телепортировал его насильно.
  Впрочем, оказавшись в уютной гостиной лицом к лицу с Владаном, он быстро сориентировался в ситуации и даже не удивления или возмущения по поводу столь невежливого обращения с собой.
  — Лихо ты это, - хмыкнул Владан, рассматривая жалкие обрывки шифона в руках Вортекса.
  Керс смутился было, но тут же нашел, как парировать удар:
  — Тебе, как я вижу, тоже попалась барышня с характером, - как можно более язвительным тоном заметил он, красноречиво уставившись на разорванную сорочку Тихика.
  — 1:1, - с готовностью признал ничью Владан.
  — Скорее уж 0:0 в их пользу, - поправил его Керс,- Ладно, я, - добавил он, садясь на диван, - но чтоб ты так сорвался... не ожидал, не ожидал..
  — Лучше подумай, что делать дальше, - буркнул Владан, подавив в себе неожиданное желание оправдаться, приписав все провокациям Совести.
  — Что делать, - фыркнул Керс, - ждать, что же еще?
  — А дождемся? - с сомнением спросил Владан, - Я рад бы и на коленях прощения просить, но они ведь могут вообще не вернуться.
  — Вот подумал - и забудь! - решительно заявил Керс,- Мы будем ждать.
  — Ну, а чтоб скрасить ожидание, - вдруг воспрял духом Владан, наколдовывая несколько бутылок вина.
  — Ты что, я же бросил, - с упреком отмахнулся Керс.
  — Ах да, извини, все забываю. Не могу я один напиваться, - грустно покачал головой Владан.
  Так они и просидели вдвоем до утра, опустошив с десяток кувшинов фруктового компота и раздумывая над тем, как с ними могло случиться нечто подобное, ведь начиналось всё вполне безобидно...
  
  Любовная горячка у обоих императоров протекала по-разному. Что до Керса, то ему мысль о том, что Совесть тоже женщина показалась поначалу просто забавной. Настолько забавной, что он обыгрывал ее так и сяк, и сам не заметил, как увлекся. Слишком увлекся. Она начала привлекать его - поначалу он даже не придал этому значения, полагая, что все скоро закончится. Однако не закончилось. Его тянуло к ней все сильнее, но он еще не пытался воспротивиться, ему нравилась сама идея, сулящая такое неожиданное разнообразие. Он не строил никаких планов и, кажется, впервые в жизни был готов удовлетвориться этакой платонической привязанностью, отстранено любоваться ею (как это преображало скучные лекции!), и продолжать свой обычный образ жизни. Пожалуй, развлечения с такими доступными придворными дамами - одна его репутация уже давно обеспечивала согласие любой из них - приобрели особую прелесть теперь, когда существовала еще одна, недоступная, которая никогда не будет ему принадлежать, ведь он даже не станет добиваться этого. Он воспринимал все как забавную игру, своеобразную пародию на возвышенное чувство, которого единственно и не хватает в его жизни, разврат это замечательно, но если к нему добавить толику чистых от физиологии эмоций, она становиться полной. Вот только пропорции постепенно изменялись, медленно, но верно чувства отвоевывали позиции у обычных потребностей, а он не придавал этому значения, пока не стало ясно, что перевес уже не в пользу последних. Критическая точка была пройдена, когда он спохватился - возврата уже не было, он мог лишь бессильно наблюдать, как приближается катастрофа, но не предотвратить ее. Он... он просто доигрался. И влюбился. Само по себе это было не так уж страшно, нечто подобное с ним случалось и раньше, хоть то была не любовь, а скорее намеки на нее, которые он, за неимением большего, готов был признать любовью. Но все же это была еще не любовь. И оставалась интрига, было интересно, какое оно, это настоящее чувство. Он не думал, что ему удастся познать его до конца - так только, какую-то его часть, а затем все закончится, и снова равнодушие. Пустота. Потому он и позволил этому зайти так далеко, что все ждал, вот-вот наступит конец, и радовался очередной отсрочке, потому что не хотел, чтобы это заканчивалось. Он ведь уже все изведал, и ему редко удавалось потешить себя чем-то не испытанным прежде. Керс сознавал, что однажды это должно закончиться, вероятней всего - очень скоро, это и так самое долгое увлечение из всех, что у него были, и лишь почувствовав, что это не закончиться никогда, что это всегда будет с ним, он понял, что приговорен, обречен любить ее вечно. Но он не может, не должен, только не ее! Он считал себя монстром, это его устраивало, но он допускал, что однажды появится женщина, ради которой он станет человеком, но лишь для нее одной. К тому же она сама будет похожа на него - такой же или почти такой же монстр, и она тоже будет человечной только для него. Только с такой женщиной они могли бы быть вместе - навеки. Но Патришия, Совесть... Они не то, что не пара - их нельзя даже представить вместе, невозможно. Он не имеет права не то, что надеяться - мечтать. Но даже воображение не подчинялось ему, и он мечтал, грезил, бредил ею, постепенно эти мечты из возвышенных становились все более запретными, земными. Нет, он не думал о ней как о любовнице, только как о жене, не стремился к обладанию - в этом есть что-то от завоевания, а он не хотел бороться ни за нее, ни с ней. Если бы она позволила ему любить себя, если бы захотела распоряжаться им - он готов был отдать ей свою жизнь и свою душу. Но ведь он не достоин, и она не захочет, увы. Почему, почему он не полюбил Тишину, тогда все было бы так просто, они составили бы идеальную пару, они так подходили друг другу, казалось бы, их любовь неизбежна, но чувства не подвластны логике, он полюбил не Тишь, а Патришию, и боролся теперь с этой любовью, заранее зная, что проиграет. Но что он может сделать? Раньше полу притворные комплименты только злили ее, но даже если сейчас она поверит в их искренность, то просто отвергнет его с презрением, а так она хотя бы вежлива с ним, он не хотел рисковать теми отношениями, что у них были, большего он не заслужил, а то, что есть и так уже бесценно. Так что Керс ни взглядом, ни словом не выдал себя, он держался так, словно ничего не изменилось, словно он по-прежнему не в восторге от наличия собственной Совести и лишь вынужден мирно сосуществовать с нею. Он не отказывался от старых привычек, наоборот, у Мерма прибавилось работы, за месяц в покоях императора перебывало гораздо больше дам, чем обычно, и вот одним не слишком прекрасным утром он проснулся в собственной постели, увидел рядом на подушке голову графини Вачек. Он долго добивался ее, это был галантный роман, и вчера она не пожалела, что уступила. Классический профиль, благородные черты - ничто не искажало их, ни разочарование, ни страх, для нее эта ночь будет приятным воспоминанием, для него же... чем она стала для него? Керс попытался понять, что чувствует сейчас. Пожалуй, главное - это усталость. Возможно, вчера он и желал эту женщину, но сегодня было неприятно проснуться с ней рядом. Да, он еще мог заснуть с другой, но просыпаться с ней было невыносимо, просыпаться он хотел только с Пат. С этого дня каждая новая женщина приносила только опустошение, все они уже не нужны ему, но это означает одиночество, поэтому он оттягивал момент истины, которую знал уже давно. Если бы это была не Пат, а так у него нет ни единого шанса. Но других женщин в его жизни становилось все меньше и меньше, его не тянуло к ним, даже и чисто физически, образ Патришии заслонял их, надвигался слепящим сиянием на темноту привычных инстинктов, пламенем очищая его душу. На ней сходился клином белый свет, и с этим ничего уже нельзя было поделать. К любви примешивалась страсть, пусть он знал, что она безнадежна, но со временем она только крепла. Что он мог поделать - ничего. Не мог избавиться от этой страсти, не мог удовлетворить ее, только таил в себе, боясь, что однажды она все же прорвется наружу, и тогда он не сможет даже видеть женщину, вернувшей ему не только человечность, но и слабость. Он умел лицемерить, но не в любви. Ведь если и любил раньше, то так редко и так недолго. Понимал, что так не может продолжаться вечно, но даже не представлял, что случится, не знал, справится ли, и ждал, ждал, ведь все равно был бессилен повлиять на события. И дождался.
  
   У Тихика, в отличии от друга по несчастью, прозрение было мгновенным. Тот вечер вышел действительно превосходным, почти уютным, после всех обязательных и порой приятных дел, которые все же иногда выматывали, это был заслуженный отдых.
  Комната была наполовину погружена в полумрак - свечи горели лишь на столе и на подоконнике, леди Аурелия Корнель обожала романтическую обстановку, переходящую в мистичность и загадочность, поэтому она с явным удовольствием любовалась колышущимися тенями на стенах и потолке. На улице шел густой, липкий снег, что сообщало этой встрече дополнительную интимность, это наполняло Аурелию еще большим энтузиазмом. Она принадлежала ко второму, более малочисленному типу пассий Тихика, которые сами искали его внимания, зачарованные его мрачной славой, аурой жестокости и всевозможными слухами о его пристрастиях. Они жаждали приобщиться к той зловещей силе, которую он для них олицетворял, тем более что он не спешил их разочаровывать. Амплуа ведь оставалось тем же, и в случае с 1, и в случае со 2 типом он не выходил из привычного образа. Леди Аурелия не считала себя особо порочной натурой, просто ее влекли острые ощущения, а тут они были в любом случае ей обеспечены - от одного присутствия шефа Тайной канцелярии у нее по коже пробегала дрожь не то ужаса, не то восторга.
  Тихик, разумеется, видел насквозь все ее уловки, они его привычно забавляли, потому он вел беседу исключительно на светские темы, но Аурелия за каждым словом видела зловещий смысл и восхищалась.
  Собственно, у Владана сегодня был выбор, он назначил "свидание" очередной жертве, но в последний момент передумал. Что ж, такое с ним тоже случалось, да и не все ли равно с кем проводить время.
  Леди Корнель отвечала всем обычным запросам - она была на редкость миловидна, хотя и не соответствовала стандартам красоты, впрочем, последнее вполне искупалось ее экзотичностью, выгодно выделявшейся на фоне многих других шаблонных придворных дам.
  И всматриваясь в это выразительное, почти одухотворенное лицо, на котором явно отражалось то внимание, с которым она прислушивалась к его словам, он вдруг понял, что ничего не чувствует, даже отвращения. И этот дом, и эта женщина были ему безразличны, ни на секунду не пробудив в нем интереса. Вдоволь натешившись этой мыслью, Владан попробовал представить на ее месте ту вторую, запасной вариант, тоже даму редкой красоты и совершенства. Кроме знакомого удовлетворения от сознания ее неизбежного унижения, эта заманчивая картина тоже не пробудила в нем никаких эмоций, ну разве что немного самодовольства.
  Продолжая поддерживать оживленную беседу на должном уровне, и не забывая время от времени выражать одобрения столь удачным выбором повара, он, в виде развлечения, принялся представлять, как бы менялось его отношение, если бы напротив него сидела та или иная из знакомых ему дам. Собственно, сам диапазон эмоций был довольно узок, разнились в основном оттенки, и то это было связано главным образом с теми планами, частью которых являлись эти связи.
  И вдруг совершенно неожиданно для себя самого он вообразил себе Совесть, зловредную и настырную Совесть, если бы она отбросила свои замашки и просто сидела вот так, пусть даже и с язвительными замечаниями, но на иные темы, далекие от ее работы. Да, Совесть была бы замечательной собеседницей, не жди он от нее ежеминутно очередного подвоха или нравоучения, если бы предлагаемые ею планы интриг можно было обсудить с точки зрения практической выгоды, а не моральных соображений... А воображение несло его все дальше и дальше, к чему ограничиваться одними разговорами? В общении с женщинами они для него всегда были лишь прелюдией. Но тут что-то внутри его воспротивилось столь пренебрежительному отношению, к Совести не годиться применять трафареты... она выше их, она другая. И прежде чем он успел переварить этот необъяснимый вывод, всплыла следующая мысль - констатация неопровержимого факта - с ним что-то не так. А не так потому, что он влюблен, самым странным и поразительным образом, причем настолько серьезно, что до сих пор ухитрялся этого не замечать. Владан не смог бы сказать когда, в какой момент это произошло, но втайне от него самого это чувство нарастало, крепло, и теперь... теперь он просто не знал, что с этим делать. Он вдруг припомнил казавшиеся ему тогда смешными упреки Валески, теперь они прозвучали бы издевательствами. Тихик никогда не думал, что с ним может случиться нечто подобное, да еще... Совесть?! Совесть он никогда не представлял в роли подходящей кандидатуры, хотя сейчас, в этот момент прозрения, он видел ясно и четко, что она подходит ему как никакая другая. Она все это время была рядом, а он ни о чем не догадывался, но ведь раньше он и не влюблялся.
  Осознав в полной мере всю глубины своих многочисленных заблуждений относительно собственных пристрастий, Тихик незаметно вздохнул и с удвоенной силой принялся демонстрировать внимание своей теперешней собеседнице, не мог же он позволить этому пугающему открытию мешать его планам. Владан уповал на свою хваленую силу воли, он знал, что может справиться с чем угодно, и с этим тоже.
  От его обходительности Аурелия еще больше расцвела, ей было лестно, что она удостоилась того, что ее так отличили, и предвкушала продолжения так удачно начавшегося вечера. Тихик тоже ждал его с нетерпением, ему хотелось немедленно доказать себе, что он ничуть не изменился, что эта влюбленность никак на нем не отразилась.
  Быстро сгущались сумерки, вина становилось все меньше, а атмосфера все интимней. Наконец Владан высказал первый и единственный за весь вечер тост, подчеркнув в нем красоту и обаяние хозяйки, она понимающе глянула на него, молча пригубив бокал.
  Потом он легко подхватил ее на руки и пошел в спальню - он заранее изучал расположение в домах, где собирался побывать. Темнота и легкий, осторожный шорох взаимодополняли друг друга, ночь вступила в свои права. И в какой-то, не самый подходящий, но и не самый ответственный момент, Тихик вдруг понял, что не может быть с этой женщиной, да и с любой другой. Они были чужими ему, и даже если разум еще мог ставить преграды пониманию, то тело реагировало быстрей. Ему нужна была та, единственная, только она. И он разжал объятья.
  Ничего не понимающая Аурелия попыталась его остановить, бессвязно что-то лепеча, но Владан, вполне придя в себя, произнес небольшой монолог о недопустимости осквернения супружеского ложа преступной любовью и удалился.
  Естественно, Аурелия не стала предавать гласности этот малоприятный эпизод ее личной жизни, в смятении заключив, что она чем-то не устроила разборчивого Тихика. Правда ей не могла привидеться даже в пророческих снах, так невероятна она была.
  Владану же после этой унизительной неудачи пришлось изображать неожиданное благородство и терпение по отношению к потенциальным жертвам его страстей, что привело их в еще больший трепет, едва ли не единодушно было решено, что это очередная психологическая пытка - ожиданием бесчестья. Тихика это вполне устраивало, лучшего объяснения он бы и сам не придумал, к тому же тактика воздержания принесла неожиданно-успешные плоды, планы срабатывали от одного его бездействия, у несчастных было больше времени, чтобы во всех деталях представить себе действия.
  Насущной проблемой Владана было совсем другое - Совесть упорно игнорировала его осторожные попытки ухаживания, вернее, она принимала их то за розыгрыш, то за часть очередной интриги, даже советовала ему куда более плодотворные способы достижения желаемой политической выгоды. Она упорно, со свойственной ей непосредственностью и иронией, продолжала считать его не более чем клиентом, слишком далека была она от мысли о смене стиля отношений. После нескольких несмелых попыток Тихик оставил идею вызвать у нее нужную реакцию, он боялся, что вместо привычно-снисходительного отношения он получит неприкрытую ненависть, обычный побочный эффект его интрижек, а он просто не мог этого допустить. Он не знал, что делать и старался сдерживаться, хотя понимал, что надолго его не хватит. Раздражение, любовь и страсть копились под маской его известной всем сдержанности...
   ГЛАВА 11
  начало марта 2001г.
  
  В который раз позвонив в дверь, Конни, наконец, догадалась ее толкнуть и вошла, громко зовя Патришию. Разумеется, никто не отозвался, хотя из гостиной были слышны приглушенные знакомые голоса. Раздеваясь, Конни пыталась разобрать хоть что-то из разговора, но слова сливались в негромкий гул, порой она даже не могла распознать, кто именно говорит.
  Повертевшись у зеркала в коридоре, как нарочно повешенного в самом темном месте, Конни решительно распахнула дверь и вошла с самым грозным для нее видом, намереваясь отчитать не отвечающих на записанные автоответчиком мольбы перезвонить, подруг. Картина, представшая перед ее растерянным взором, была нетипична даже для этой не совсем нормальной парочки. Неизвестно каким образом на широком диване оказалась груда вещей Керолайн, это выглядело так, словно половина ее шкафа перенеслась в квартиру Пат, и Керолайн с неожиданным усердием запихивала все это в два стоявших на полу чемодана. Патришия сидела с ногами в глубоком кресле, прижавшись щекой к меху любимой мягкой игрушки, и с отсутствующим видом смотрела популярный музыкальный канал.
  — Эй, привет! - несмело крикнула Конни.
  — Заходи, заходи. Присаживайся, - не поворачивая головы, разрешила Патришия. - У меня тут как всегда бардак...
  Конни отодвинула стул, плюхнулась на него и еще раз оглядела их обеих, вид у них был не самый привычный - летние костюмчики в промозглой квартире ранним мартом, словно они уже были на курорте.
  — Как прошла командировка? - для приличия полюбопытствовала Конни.
  — Как обычно, - тем же размеренным голосом, лишенным всякого выражения отозвалась Пат.
  — Слушайте, вы, конечно, можете запереться здесь и сидеть до скончания века, но потрудитесь объяснить, что происходит.
  — Ничего, - Пат впервые посмотрела на нее, и Констанция поняла, что что-то все-таки случилось, разговаривай они по телефону, она еще могла бы принять это за приступ хандры, но теперь она ясно видела контраст между бзразлично-спокойным выражением лица и затравленностью в глазах. Керолайн она видела только со спины, но не сомневалась, что и с той не все в порядке - уж очень нарочитой была ее грубость и упорное игнорирование присутствия Конни, такое с ней случалось лишь при сильном волнении.
  — А что это вас отдыхать потянуло посреди учебного года? Ладно еще Керо, она гулять не боится при всех своих пятерках, но, Пат, ты же без крайних обстоятельств...
  — Либо крайние обстоятельства, либо приступ лени, выдаваемый за крайние обстоятельства, - уточнила та равнодушно, такого отрешения от реальности Конни не видела у нее со времен гимназиума. - И мы быстро догоним. Если сильно захотим.
  — И как вы ухитрились в ваших университетах отпроситься? - недоумевала Конни, наливая себе "sprite" из полупустой бутылки.
  — Очень просто, - Патришия устало закрыла глаза, крепче прижимая к себе игрушку. - Пошли к психиатру, нас там проверили, а ты же знаешь, что мы чокнутые, вот нас и отправили лечиться.
  — Всего лишь? Вам в психиатрическую лечебницу впору ложиться. А Магистрат что думает?
  — Что у нас головокружение от успехов, - неожиданно включилась в разговор подкованная в истории Керо.
  — Бедненькие вы мои... В общем, так... Кстати, Пат, а твои чемоданы где?
  — Завтра еще целый день, успею.
  — Не забудь Вайолета О. Кера положить, - сердито напомнила Керолайн.
  — Уже лежит. Все 6 томов.
  — В общем, так, - продолжала Конни, - пока вы мне все не объясните - я отсюда ни на шаг.
  — Что, совсем? - хором поинтересовались Керо и Пат.
  — Совсем, - угрожающе подтвердила Конни, устраиваясь на стуле поудобней и выжидающе глядя на них. Впрочем, он тут же испортила эту позу пришедшим ей в голову вопросом:
  — А вы вообще куда собираетесь? В Пемберли? Тамошняя библиотека ваша любимая...
  — Нет, - резко ответила Керолайн, - Пемберли мы осквернять не будем. Мы на Венус.
  — Ого. Ну и из-за чего весь сыр-бор?
  Патришия и Керолайн посмотрели друг на друга, им ужасно хотелось посоветоваться с кем-нибудь из своих, и они знали, что Конни зря болтать не станет, развязность развязностью, но секреты хранить она умела. Патришия чуть пожала плечами, Керолайн кивнула и, обернувшись к Констанции, прямо спросила:
  — Как ты относишься к идее неформальных отношений с клиентами?
  Та в изумлении уставилась на них, переводя взгляд с одной на другую, а они напряженно замерев, ожидали ответа от которого, как они знали, не будет ни малейшей пользы.
  — Неплохая идея, - опомнилась, наконец, Конни. - Даже очень неплохая, жаль, не я первая додумалась. Знаете, надо будет воспользоваться... есть у меня один ну очень симпатичный клиент, давно на него заглядываюсь... А разве Устав не запрещает?
  — Ну, само собой, - огрызнулась Патришия, спуская ноги с кресла и садясь прямо. - Благословения от Магистрессы тебе не нужно?
  — Обойдусь и так, - с каждой минутой Конни воодушевлялась все больше и больше, - Да, кстати, я от вас таких блестящих отступлений от Устава не ожидала, вы же у нас в принципе законопослушные.
  — Верно. Так это и не мы додумались. Значит, одобряешь? - для верности переспросила Керолайн.
  — Целиком и полностью.
  — Что и требовалось доказать. Если Конни - за, поступать нужно наоборот.
  — Это еще почему? - обиделась она.
  — Потому. Потому, что мы законопослушные.
  — Но если не вы додумались, тогда - кто?
  — Догадайся, - зло бросила Патришия.
  Конни послушно догадалась:
  — Клиенты?... Что, серьезно? Да, повезло вам, ничего не скажешь. Что это на них нашло?
  — А мы откуда знаем? - возмущенно спросила Керолайн. - Мы пока еще мысли читать не научились.
  — А Магистрат что говорит?
  — Не знают они ничего, - хмуро пояснила Патришия.
  — Почему? Вы-то не виноваты, пусть к ним санкции применяют.
  — Ну... понимаешь, мы себя тоже не безупречно вели, - отводя глаза, ответила Пат, вспоминая бесконечные требования о падениях с кресла - кого угодно довести можно. Однако покраснела после этой фразы почему-то Керолайн. - В общем, разбирательство для нас нежелательно, просто откажемся от назначений под любым благовидным предлогом.
  — Лотты на них нет, - кипя праведным гневом, заявила Конни, - ...А идея все равно хорошая, надо принять во внимание.
  — Конни!
  — Да ладно вам. Не думайте просто об этом, скоро пройдет.
  — Очень надеюсь, - мрачно сказала Пат, вставая и уходя в соседнюю комнату переодеваться.
  — Куда это ты? - без особого интереса спросила Конни.
  — В парикмахерскую. Волосы распрямлять буду.
  — Что?!
  Патришия рассмеялась своим обычным, снисходительным смехом.
  — Мелировку делать собираюсь.
  — Зачем? - хватаясь за сердце, чуть слышно спросила Конни, делая большие глаза.
  — Курортные романы заводить, - весело разъяснила Пат, натягивая на голову шерстяную повязку, - Ладно, не скучайте, скоро вернусь.
  — Я тебя дождусь, - пообещала Конни. - такое зрелище упускать нельзя.
  Когда за Патришией захлопнулась дверь, третья Совесть пересела в ее кресло и оживленно защелкала пультом, впрочем, скорее автоматически, думала она сейчас о неожиданно открывшихся ей перспективах, подобное ей никогда в голову не приходило. При всем своем свободомыслии и постоянных отказам подчиняться чьим-либо правилам, кроме ее собственных, Конни все же не оставалась в чужих рамках, ее баловство было ограничено теми горизонтами, которые открывали перед ней другие, сама она ничего не изобретала и была во многих отношениях так же скована однажды привитым мировоззрением, как и остальные Совести. Клиенты для нее вес эти годы оставались скучной обязанностью. От которой можно увильнуть, но никак не объектами "неформальных отношений", внушенные запреты так крепко держали ее, что она и не подозревала о них, такой возможности для нее не существовало даже теоретически. И ту такой прорыв? Конни лелеяла эту мысль, позволяла ей разрастись и окрепнуть. Будь Керолайн и Патришия в менее смятенных чувствах, они бы поняли, к каким губительным последствиям может привести их неосторожное признание, но уже было слишком поздно пытаться повернуть вспять, Конни не забывала подкинутых революционных идей. Им самим, с из построенными на другой основе личностями, было несравненно труднее смириться с той возможностью, которая привела Конни в такой восторг, в отличии от нее, им открывалась широкая панорама последствий, к тому же они умели мыслить теоретически, хотя бы отчасти. Но они находились в шоке именно из-за того, что также никогда и мысленно не могли допустить нарушения освященных традицией запретов, ведь они были гарантией их безопасности, они так сжились с ними, что заставили себя поверить в их нерушимость.
  Поэтому Керолайн, стиснув зубы и растеряно (по привычке) улыбаясь, собирала чемоданы, а Констанция обдумывала, как бы половчее обмануть бдительность Магистрессы. И кто из них был прав?
  Спустя очень много времени в замке заскрежетал ключ, и в комнату вбежала Патришия, срывая на ходу капюшон пальто.
  — Ну, как? - смеясь, спросила она.
  Подруги, онемев, уставились на нее во все глаза, светло-туманная дымка мелировки поверх ее темно-русых волос сама по себе поражала, не говоря уже о прическе, представить которую ни Керо, ни Конни не смогли бы даже в авангардных снах - нарочитая небрежность тщательно уложенных прядей неожиданно превратила Пат из подростка во взрослого человека.
  — А-а-а... как все это держится? - все же нашлась Керолайн.
  — Немного пенки, немного лака.
  — У тебя же аллергия на лак.
  — Верно. У нее даже медицинское название есть - утренняя лень. Помнишь, зачем я волосы в 10 классе обрезала? Много времени отнимали.
  — Надеюсь, у тебя это скоро пройдет, а то привыкай тут еще к новой версии тебя, - недовольно буркнула Керо.
  — Пройдет. У меня настроение обычно долго не задерживается.
  — Вот именно - обычно. Не нравится мне это.
  — А у меня неадекватная реакция на потрясение. Импульсы с правого полушария иррадиируют на левое, и благодаря этому снимается перегрузка негативных эмоций.
  — Тогда точно скоро пройдет, - с облегчением сказала Керолайн, закрывая, наконец, чемоданы и заталкивая их под стол.
  — Нет уж, пусть лучше подольше такой побудет, - решительно воспротивилась Конни, - глядишь, нормальным человеком станет.
  — Как ты, что ли? Тоже мне, нормальная. Мы все четверо - явные психопатки, - с явным удовольствием констатировала Керолайн.
  — А кто спорит? - удивилась Патришия. - Диагноз мы себе давно поставили и до сих пор ничего против него не имели... И вообще, Конни, слезай с моего кресла, мне со стула лениво разглагольствовать неудобно!
  
  Пансионат назывался довольно претенциозно - "Приют Грез", хотя особой роскошью и не отличался, но Керо и Пат к ней и не стремились, им нужен был покой, чтобы все обдумать, чтобы все решить. Был март, но здесь, на другом континенте стояло лето, они сбежали так далеко, как только могли. Летняя жара вбирала в себя кипящие мысли, растворяла их в морских волнах, в золотистом сиянии неба, во всей этой неге, что присуща внеплановому отпуску.
  Смешно, как спокойно они обходили молчанием наиболее интересовавшую их тему, переживать молча было проще, хотя присутствие друг друга поддерживало их.
  Первую неделю они успешно разыгрывали обычных туристок, Керолайн настойчиво выбиралась в горы на экскурсии, лазила над пропастями и всячески демонстрировала неподдельное мужество, а Патришия не вставала с дивана, проглатывая один научно-фантастический роман за другим. Притворства у них могло хватить надолго, но им все-таки нужно было придти к какому-нибудь решению, пусть и неверному, пусть поспешному, неопределенность давила еще больше, чем осознание случившегося.
  Патришия все пыталась справиться с потрясением, но у нее это не слишком-то хорошо получалось, поскольку все произошедшее по-прежнему казалось ей абсолютной нелепостью, невероятным, диким вымыслом - всего этого не было, потому что не могло и не должно было быть. Она не способна была понять, как клиенту могла придти в голову сама мысль о подобных притязаниях в отношении собственной Совести. А он не только подумал - он еще позволил себе столь грубую выходку, которую ничем нельзя оправдать, а тем более извинить. Да, Пат была по-настоящему зла на Керса и это при том, сколько лет ее учили невозмутимости и беспристрастности - ведь они-то как раз и составляют основу профессии. Она никогда прежде не допускала лишних эмоций, но на сей раз они просто захлестывали ее - эпитеты вроде "преступник", "развратник" и т.п. приобрели совершенно новый смысл по отношению к данному конкретному человеку. Патришия пока не знала, справляться с этой злостью молча или дать ей выход - не часто она срывалась на ком-либо, но сейчас ей так этого хотелось!
  В отличие от подруги по несчастью, Керолайн изо всех сил старалась разозлиться на несдержанного, распущенного клиента, только злиться получалось исключительно на себя и на собственную слепоту. Она теперь сама уже не понимала, как могла не замечать ни малейших намеков на то, что Тихик начал воспринимать ее отнюдь не как абстрактный образ утраченной нравственности. Нет, она не имела права быть наивно-слепой, значит, это ее ошибка, ее вина. Может, она сама же его и спровоцировала... Одна эта мысль приводила Керолайн в ярость, но ярость эта была направлена на нее саму, а потому - отчаянна и безысходна.
  В конце недели Керолайн поскользнулась на спуске и едва не сломала себе шею. Впечатления от этого происшествия у нее остались самые тягостные, раздражение вкупе с пережитым ощущением опасности создали взрывоопасную смесь. К тому времени, как она добралась до гостиницы, ей ужу отчаянно хотелось выговориться, раскричаться, полюбоваться на ответную реакцию. Пат, которая по обыкновению ушла в глухую защиту, и сражалась с демонами внутри, проявляя лишь болезненную раздражительность.
  — Как сходили? - равнодушно спросила Патришия, когда Керолайн влетела в номер, - Ты что, упала?
  — Почти... А если бы и упала, то так мне и надо!
  Пат села, с некоторым удивлением посмотрела на нее, не часто Керо позволяла себе срываться, но сегодня она была словно в припадке безумия, распаляясь с каждой минутой все больше и больше. Схватив одну из книжек, Керолайн не глядя швырнула ее в стену, Патришия нервно вздрогнула, ее ярость выплескивалась лишь при условии отсутствия страха в момент непосредственной опасности.
  — Керо, да что случилось? - взмолилась она.
  — Что случилось? - срывающимся на визг голосом воскликнула Керо, - Кто бы спрашивал, будто ты не знаешь!
  — А, ты об этом, - несколько успокоилась Патришия.
  — Да, об этом! - Керолайн бросила в шкаф еще одну из книг подруги.
  — Эй, осторожнее, - возмутилась та, - это же "Сэндин", первое издание! - Патришия взяла с собой все тома знаменитой фантастической саги Герберта Френсиса, вплоть до относительно недавно вышедшего "Капитула".
  — А мне все равно! - орала Керолайн, но следующую книгу взяла уже со своего столика - в воздухе просвистел роскошный том "Игр истории" Рада Эдвардса, угодив в край зеркала и едва не разбив его, книга упала на пол, жалобно поблескивая позолотой на красном кожаном переплете.
  Тут Патришия поняла, что Керолайн действительно на пределе, раз уж готово посягнуть на своего любимейшего писателя, хвалебно-саркастические оды которому она выслушивала уже далеко не первый год. Эдвардса - и в стену? Нет, тут явно дело серьезное. В столь исключительных обстоятельствах пришлось Патришии проявить рассудительность.
  — Ладно, - обреченно вздохнула она, - давай поговорим.
  — Поговорим? - взорвалась Керолайн, - Поговорим?! Уж не хочешь ли ты, наконец, признать, что кое-что все же случилось?
  — Вот именно "кое-что", - уничижительно фыркнула Пат, - И вовсе не обязательно устраивать по этому поводу сцены.
  — Как мудро! От кого бы я это слышала! - продолжала кипятиться Керолайн, все же успокаиваясь понемногу.
  — Представь себе, от меня, - пожала плечами Пат, - Нам нужно придумать, что мы скажем в Ордене. Так что нечего впадать в истерику. У тебя хоть идеи есть?
  — Не знаю, мало ли что...
  — Ты сядь, сядь... И отойди от моих книжек, - мягко, но требовательно заметила Пат. Керолайн послушно села в кресло, подперев рукой голову.
  — Климат неподходящий, - предложила она. - Жарко очень, и сыро, и атмосфера не наша.
  — Прекрасно, - отозвалась Патришия, - но вряд ли Магистрат сочтет это достаточным основанием. До сих пор ни одна проекция на климат не жаловалась.
  — Ладно. Тогда я просто терпеть не могу монархию. В любой форме, а приближенных к трону особенно.
  — А я? - поддерживая эту смягчающую удар игру, спросила Патришия.
  — А ты не выносишь свободных нравов... с твоим-то пуританским воспитанием!
  Несколько минут они представляли себе, какое впечатление произведет подобное объяснение на Магистрат, потом Патришия с сожалением покачала головой.
  — Увы. Совести обязаны быть терпеливы, внешние условия особой роли не играют. Вот если мы заявим, что при нашем рациональном мышлении мы плохо переносим магию и ее последствия...
  — А это тоже входит во внешние условия, - злорадно буркнула Керолайн.
  — Ну, тогда, как насчет психологической несовместимости с духом эпохи? Условия-то внешние, но клиенты ведь их порождения.
  — Интересно, - кивнула Керо, - Только сформулировать это надо официально, воды налить, как любит наша Магистресса. А там еще и порассказываем, как нам тяжко приходится в средневековье, где и мотивов-то поведения не поймешь.
  — Да уж, это точно, - с готовностью откликнулась Пат.
  
  Через пару дней подружки сидели на пляже около огромного замка, измазанные песком, и с аппетитом грызли шоколад, Патришия - белый, Керолайн - черный, выражения лиц у них были на редкость умиротворенные, словно развеялись привычные тучи. Они впервые за много месяцев почувствовали себя свободными.
  — Ну и пусть отметку сделают, что мы задание не выполнили, - разглагольствовала Керо, болтая ногами в воде и подставляя солнечным лучам белоснежные плечи. - 2-й ранг мы и так рано или поздно получим, вся жизнь впереди, попадутся и грешники понормальней.
  — Ты еще и Магистрессой станешь, - поддразнила ее Патришия, стряхивая песок с волос и продолжая укреплять стенки замка перламутром, - все задатки имеются, Саманте до тебя далеко будет, ты нам покажешь демократическую модель управления Орденом.
  — Молчи уже, - проворчала Керолайн, - назначу тебя своим тайным советником, тогда посмотрим.
  Они легко, беззаботно рассмеялись, подобные шутки были между ними в ходу еще со школьных времен, впрочем, трудно было отрицать, что Керо пойдет руководящая должность, в то время как Пат предпочитала оставаться в тени и действовать исподтишка.
  — Мне уже прямо хочется увидеть лицо Магистрессы, когда она будет рассматривать наши заявления, мало того, что внеочередной отпуск, так еще и задание бросили. Решат, что это Конни нас надоумила, мы же такие ответственные, - Патришия прижмурила глаза, рисуя на фоне неба эту крайне заманчивую картину. - Нажалуется Хелен на нашу подростковую неуравновешенность и будет обливать нас холодом до самой осени.
  — "Это запрещено - делать вампирами таких молодых", - процитировала Керолайн, запихивая в замок улитку и аппетитно хрустя шоколадкой, - Может быть они додумаются, что наивных Совестей нашего возраста не стоит посылать на столь ответственные задания... нам просто надоедает. Предыдущие клиенты были куда интересней в психологическом отношении, такие уязвимые!
  Патришия неожиданно с разбега нырнула в воду, проплыла брасом несколько метров, а потом весело прокричала, отводя со лба мокрые кудряшки:
  —А план все равно был неплохой, как ты думаешь?
  — Чудесный! Жаль только, что так бесславно провалился, просчитались мы.
  — Столько умственных усилий зря пропало!
  — А тебе полезно не о научной фантастике думать, а о работе!
  — Что должна - то и делаю, - Патришия привыкла не обращать внимание на подобные инсинуации.
  — Вылезай уже, еще утонешь.
  — А то ты слишком расстроишься? - усомнилась Патришия и, симулирую судороги, ушла под воду.
  Керолайн презрительно фыркнула и, поудобней устроившись на песке, задремала.
  Отдых явно удался, подруги вовсю выказывали лень, питались одними чипсами, солеными орешками и тропическими фруктами, ежедневно совершая набеги на местную библиотеку, и зависая в "Internet"’е, дабы пожаловаться Конни и Лотте на праздную жизнь и обоюдные капризы.
  И вот в конце третьей недели гром все-таки грянул, пока Совести почевали после очередного кутежа, над их постелями прямо из воздуха материализовались два листка гербовой бумаги с четко просматривавшейся личной печатью Магистрессы, и мягко опустились им на подушки.
  Патришия проснулась первой, понежилась немного в кровати, не взирая на поздний час, потом встала, отдернула шторы и потянулась было за очередным томом Цвея Стефанса, как тут заметила послание у себя на подушке. Неизвестно почему заподозрив неладное, она подняла его двумя пальцами, проверила наличие водяных знаков и символов Ордена, и только потом медленно прочитала, не сразу вникая в смысл каждой лаконичной фразы. И тут же с криком: "Керо!" - бросилась в смежный номер.
  Керолайн села на постели, протирая заспанные глаза и с трудом приходя в сознание. В полумраке промелькнула неясной тенью Патришия, она резко рванула шторы, и Керолайн зажмурилась от излишне яркого света.
  — Что случилось? - проворчала она недовольно.
  — Вот что! - воскликнула странно искаженным голосом Патришия, протягивая ей листок, - Полюбуйся.
  Керолайн со сна с трудом разбирая слова, прочитала приказ Магистрессы, точностью формулировок не допускавший двояких толкований.
  — Нам велено вернуться к работе?! Наши заявления об отказе от задания отклонены?!
  — Вот именно!
  Патришия плюхнулась на край постели Керолайн и посмотрела на нее с непередаваемой тоской.
  — Что будем делать? - испуганно спросила она.
  Две страницы гербовой бумаги обрывали их жизнь - их четко выстроенную жизнь, где они могли хоть как-то существовать, защита была единственной альтернативой одиночеству. Они так давно научились не впускать никого в этот созданный ими мир, что теперь они были растеряны, совсем как те две маленькие девочки, что впервые столкнулись в актовом зале полузабытого гимназиума. Они защищались всегда, они спасали друг друга от страхов и обид, нейтрализируя их сходством и одновременно, противоположностью. Им всегда угрожали разные кошмары, поэтому они выдерживали, опираясь друг на друга, а теперь они были в одной западне, и это было ужаснее всего, они были беспомощны перед лицом общей беды.
  — Они не могут заставить нас вернуться туда, - громко прошептала Патришия. - Не могут. Мы же не только Совести, мы - люди.
  Но она сама знала, что это смешно-неубедительно-грустно. Они были именно Совестями, туда как раз и набирают таких: не осознающих до конца свою личность, отстраненных в своих гротескных внутренних мирах девчонок, никогда до конца не верящих в нравственные устои, посмеивающихся над ними, не важно живущих по ним или нет, - только тот, кто не имеет своей совести, может стать чужой. Людьми в обычном понимании этого слова они не были, лишь потенциальными чудовищами, ограненными монстрами, иногда сознающими свою природу.
  — Не могут? - с наигранной циничной горечью переспросила Керолайн, - Могут, могут. И заставят. Мы не имеем, что возразить, Триша, мы добились блестящих успехов, и мы должны их закрепить, у нас нет выбора. Нас вернут. Ненадолго, на большее у Магистрата власти нет, но нам хватит.
  Патришия вздрогнула, услышав это обращение, уменьшительное имя, которым она не пользовалась со школьных времен, в нем было нечто мистическое, вторая половина ее "Я" в противоположность буднично-привычному "Пат".
  — Мы выживем, правда? - утвердительно-риторически спросила она.
  — Конечно, - отвечая скорее себе, чем ей, сказала Керолайн, - Мы всегда выживаем. Более того, мы забудем этот наш разговор, и наше ненужное отчаяние, и снова станем собой, обыденными Совестями-лицемерками.
  — Другого спасения у нас нет, - кивнула Патришия, - И все равно я боюсь! Прямо-таки глупо боюсь... Может, и это пройдет.
  Они знали, и часто беззвучно плачущая в тишине Пат и суровая к проявлениям эмоций Керо, знали, чего им следует страшиться - изменений, нарушений привычных границ защищенности, если они провалятся в пучину вместе, их никто не спасет, а они не могли потерять доверие друг к другу в минуты душевной слабости. Они были двойниками-перевертышами, зеркальными отражениями, зеркало против зеркала: разобьешь одно - опустеет другое. У них действительно не было сейчас иного пути, кроме как вернуться к привычному внешнему слою мыслей, решать все снаружи, заснув изнутри.
  И своим обычным голосом Патришия бодро сказала:
  — Возвращаемся в Магистрат.
  — Книжки не забудь, - добродушно сыронизировала Керолайн. И явный и неявный страх нырнул глубоко-глубоко.
  
  Вернувшись домой после ночных разговоров с Владаном, Керс чувствовал, что облегчения это ему не принесло. Все эти заверения и самозаверения в том, что Совести вернуться были обманом. Спасительным обманом, не сулившим ничего, кроме неизбежного разочарования. Он старался не думать о том, что Пат при ее страшном, впечатлительно-равнодушном характере может решить, что ей лучше вообще не возвращаться. Она может расценить это как угодно, только не так, как нужно, он ведь ничего не успел объяснить, а она не любит требовать объяснений.
  В покоях Тишины все осталось по-прежнему, мертвенный холод и отсутствие всякой жизни. От Тиши здесь не осталось почти ничего, она не любила безделушки и вообще любые милые мелочи, она прожила здесь столько лет и ушла без следов или сожалений. С Тишью они разминулись, ошиблись, но эта комната стала свидетельницей и второй его ошибки, на сей раз куда более фатальной. Тишь его понимала до конца, она всегда была его отражением, но Пат... Пат могла и не понять, она все же была другим человеком. Да и заслуживает ли он того, чтобы она захотела понять? Нет, конечно же, нет, он не искал для себя оправданий. Но полагал, что любовь, такая искренняя и всепоглощающая как та, что завладела им, может многое искупить. Возможно, что и все. Если она поверит в его любовь, она все поймет. Простит ему его горячность. Вероятно, она испугалась, но если она поверит, что он ее любит, она поймет, что он не может и помыслить о том, чтобы причинить ей зло. Но только она должна вернуться, чтобы он мог объяснить, потому что из того, как он себя вел, она точно сделает неправильные выводы. Он не приуменьшал ее умственных способностей, но был уверен в том, что она не окажется достаточно проницательной в данном вопросе. И теперь опять не оставалось ничего кроме ожидания.
  
  Проходили дни за днями, сначала Владан ждал, что Керо вернется немедленно, вот прямо сейчас, ждал каждую минуту, прислушивался к каждому шороху, скрипу, движению. Он не закрывал дверей, боясь, что она, вернувшись, раздумает и уйдет, теперь уже навсегда. Она не могла не вернуться, не могла не понимать, как нужна ему, не могла не почувствовать, не ответить. Он, который всегда был чужд душевной боли, теперь ощущал как она бьется в каждой клеточке, в каждой мысли. Болезненная чувствительность не принесла облегчения, даже наоборот, обострила каждое незначительное переживание, растянула время.
  Через 4 дня реальность призвала его к себе, он должен был отвлечься от своего сторожевого ожидания и вернуться к делам, о которых он хотел бы забыть, забыть все то, что до сих пор составляло смысл его жизни. Он не спал три дня, боясь, что вот, он отвлечется и упустит тот единственный миг, когда все еще можно будет исправить, но на четвертый день природа взяла свое, он уснул, прямо на стуле, словно окаменев, и не шевелясь проспал двенадцать часов, необходимый для восстановления сил минимум, а потом его словно разбудила некая бдительная сила, и он снова был на посту, пытаясь не думать о том, что проворонил ее возвращение.
  Когда ему пришлось вернуться в Оранту, он утешал себя тем, что она всегда знает, где его найти, а тот дом... их ничего с ним не связывало, она придет сюда и только сюда.
  Он пытался думать логично, но привычные рассудочные рассуждения давали сбой, да и разве применима к ней была логика? Единственная мысль ограждала этот хаос - она создана из противоречий, значит, может поступить по-своему, наперекор всему, однако это давало Керолайн широкий простор для действий, суть которых сводилась к одному: вернется или нет.
  Ему казалось, что время приобрело способность безгранично растягиваться, и все же он удивился, когда выяснилось, что прошла неделя, он и не заметил, как это случилось.
  Но все же мало-помалу к нему возвращался разум, он не мог долго оставаться без конкретных действий. В одну из ночей ему удалось ненадолго заснуть, но на рассвете он проснулся и долго лежал в редеющей темноте с открытыми глазами, глядя в стену. Нужно было что-то решать и немедленно, либо пытаться вернуть ее на любых условиях, либо просто отказаться от каких-либо связанных с ней намерений и жить, как жил раньше, с каждым днем забывая ее. Придя к этой дилемме, он впервые за эти дни усмехнулся. Разве он умел признавать поражения? Каждый его промах служил его победам, стоит ли изменять себе? Она нужна ему? Да. На любых условиях? Ну, нет, как раз не на любых. Зачем ему продлевать собственную агонию? Нет уж - только полное и безоговорочное обладание или вообще ничего. Только так и никак иначе. А это значит, что нужно пытаться заполучит ее любыми средствами, если таковые имеются, но не умолять же ее, в самом деле. Он подумал о чувстве собственного достоинства и опять усмехнулся, да он никогда не умолял, разве что в шутку, и она не поддастся на мольбы - не поверит, да и не в ее характере жалость. Она останется только если сама решит. Они так похожи, оба слишком привыкли быть правыми, и оба не допустят унижения.
  Но как же ему заполучить ее? Она недосягаема, ей не пошлешь весточки и не попросишь прощенья - не услышит. Он даже не знает, откуда именно она приходит, из каких далей, и доступны ли они. Интересно, Совестей именно поэтому присылают из других миров?
  Он встал, отдернул занавеску, распахнул окно, холодный мартовский воздух ворвался в комнату, приятно обжег кожу. В голове просветлело, он почувствовал себя самим собой, ему всегда все удавалось, не может же он подвести сам себя в таком важнейшем деле.
  Умиротворенно вздохнув, он оделся и прошел в кабинет, у него вдруг проснулась потерянная трудоспособность - во время воплощения одних интриг он обычно задумывал другие.
  Однако скоро он понял, что его радость была преждевременна, даже он не мог решить уравнение, в котором известна была лишь одна величина, на одном энтузиазме далеко не уедешь, один химерный план лопался за другим, а в перерывах между ними он предавался мечтам, а в перерывах между ними он предавался мечтам, каждый раз все острее ощущая их несбыточность.
  В подобных условиях он ухитрялся не забывать, что их всегда было по меньшей мере двое, и что сейчас у него есть друг, страдающий не меньше, это приносило известное облегчение, вот только видеть этого друга у него почему-то не возникало желания, собственная уязвимость пугала, а демонстрировать столь длительный приступ слабости не хотелось даже перед близким человеком. Однако он знал, что, в крайнем случае, всегда может рассчитывать на поддержку и понимание.
  
  И вот в один прекрасный день, недели две спустя после того рокового дня, в кабинете Владана нежданно-негаданно появился Керс, безо всякого предупреждения, просто так, хотя вообще-то между ними подобного не практиковалось (за исключением того самого случая, когда Тихик телепортировал друга к себе без приглашения). Тихик как раз сидел в библиотеке, читал какой-то мрачный исторический трактат и, остервенело сдавливая перо, подчеркивал особо кровожадные философские фразы, вполне соответствовавшие его душевному состоянию.
  — Оставь в покое прошлое, - бодро посоветовал Керс, не здороваясь и бесцеремонно забирая у него из рук книгу. - Пора нам позаботиться о будущем.
  — Наше будущее уже недели две не показывается, - ворчливо напомнил Владан.
  — Ну да, да. А вообще, как жизнь? - зачем-то спросил Керс, хотя подобный вопрос походил скорее на неприкрытое издевательство.
  — Чья? - мрачно пошутил Владан, даже не пытаясь скрыть подавленность. Он устало откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, чтобы не видеть отчего-то просветленной энтузиазмом физиономии Керса. Странно, ведь вроде бы у них обоих в последнее время жизнь была далеко не сахар.
  — Ясно, я так и думал. А идеи есть? Твои обычные, блестящие?
  — Откуда столько юмора? Неужели помрачение рассудка прошло?
  — Если бы, только усугубляется... слушай, Данни, ты не забыл, что они у нас Совести?
  Тихик громко скрипнул зубами и угрожающе посмотрел на приятеля.
  — Можно подумать, что об этом можно забыть, Керри, - уменьшительные детские клички они использовали очень редко, поддразнивая друг друга.
  — Ну, так вот, они же все это время были на работе, верно?... Не плюйся только от ярости, сейчас дойду до сути дела... А теперь они на работу не являются, пренебрегают своими прямыми обязанностями... Что из этого следует?
  — Выводов, по меньшей мере, 5, и каждый из них не в нашу пользу.
  — Ты чересчур умный, друг мой, иногда это мешает, ты не находишь? Значит так, излагаю вкратце...
  И Керс детально изложил суть осенившей его сегодня идеи. А дело было так. С утра Вортекс безуспешно пытался заняться делами, но ничего у него не вышло, кроме бесцельного перекладывания бумаг с места на место. И вдруг он вспомнил о проспекте, это ведь было все, что осталось ему от Совести. С удвоенным рвением он продолжил рыться в собственном столе и нашел таки ту саму книгу об Ордене, но нашел не сразу и с большим трудом. Он просмотрел ее лишь однажды и с тех пор не открывал, напрочь позабыл о ней, а теперь вот взял в руки едва ли не с благоговением. Он хотел хоть что-то знать о Совести, если не о ее "потусторонней" жизни, то хотя бы о ее работе, а единственный источник информации - вот эта книга. Сейчас он читал ее совсем по-другому, вникая в каждое предложение, пытаясь представить себе таинственный Орден и место Патришии в нем. Кто же они такие, эти Совести, и кто она среди них? Раньше он не задумывался о подобных мелочах, "метафизика" его вообще мало интересовала, а вот теперь он из рассеянных крупиц информации восстанавливал более или менее правдоподобную картину, естественно опуская из проспекта все, что касалось моральных догм, а не структуры Ордена и функций Совести.
  В самом конце параграфа о клиентах его класса Керс увидел абзац, озаглавленный: "Подача жалобы". Он несколько удивился, ведь выше было написано, что он не имеет абсолютно никаких прав, но потом вспомнил, что и первый раз читал что-то насчет жалобы, но уж никак не думал, что ему придется этим воспользоваться. Оказалось, он таки имеет возможность подать жалобу в том единственном случае, когда Совесть пренебрегает служебными обязанностями. Раньше он бы только порадовался такой халатности, но теперь предпочел бы самую длинную, самую строгую лекцию, лишь бы видеть ее, лишь бы она была рядом. Керс так обрадовался неожиданному открытию, что даже позабыл о своем обычном эгоизме и, прихватив проспект, телепортировался к Владану, чтобы поделиться с ним "гениальной" (так скромно порешил сам Керс) идеей.
  Вкратце пересказав содержание проспекта, Вортекс заявил:
  — А жалобу писать ты будешь. Ты у нас специалист по доносам, тебе и карты в руки.
  — Обычно я доносы читаю, а не пишу, - возразил Владан.
  — Вот и спиши - наверняка в сейфе есть пара шедевров жанра.
  В конце концов, они вдвоем взялись за дело и составили вполне толковое, не лишенное некоторого изящества послание, смысл которого сводился к протесту против того, что курс их нравственного перевоспитания прерван так неожиданно, между тем как появились первые, едва ли не ошеломляющие результаты. Особый упор Керс и Владан сделали на то, что они явственно ощущают в себе некий душевный перелом, однако, для закрепления эффекта необходимо продолжить работу, возможно даже в расширенном объеме, а вместо этого их оставили без квалифицированной помощи и поддержки на тернистом пути морального перерождения. Так же подчеркивался удивительно удачный выбор Совести для каждого из них, и то, что последствия их замены могут быть просто катастрофические, ведь любых других они уже не примут, скорее всего, сильнейшая личная неприязнь окончательно оттолкнет их от попыток исправления. По сути, писали они только одно: верните нам наши Совести, только вместо этих нескольких слов они исписали целый лист цветистыми, сплошь сложноподчиненными предложениями, не без оснований рассчитывая на то, что бюрократы во всех мирах одинаковы и только так можно произвести на них должное впечатление. Закончив "литературное творение", они полюбовались делом рук своих, перечитали для верности, и остались вполне довольны. В проспекте значилась формула телепортации жалобы по нужному адресу, для опытных магов она не представляла затруднений, и спустя несколько минут в воздухе высветилось голографическое уведомление о доставке сообщения, где говорилось также, что жалоба будет рассмотрена в обязательном порядке и ответ пришлют не позже, чем через две недели.
  
  Возвращение в Винетту было безрадостным, прилив отчаянного энтузиазма сошел на нет, и Совести с мрачной тоской ожидали своей участи. Обе прекрасно понимали, что надежды изменить решение Магистрессы у них нет - Саманта Берриес-Александерс была женщиной властной и упрямой, однажды принятые решения она меняла лишь в тех случаях, когда речь шла о лицах вышестоящих или когда последствия неверного выбора угрожали ее благополучию. К своим подчиненным она снисходила редко, чаще всего для выговоров и наказаний, хотя могла иной раз разыграть и дружеское участие, разумеется, сохраняя дистанцию. Сотрудницам иногда казалось, что она наслаждается своей безграничной властью над ними, причем особенно она не любила самостоятельно думающих личностей, имеющих наглость быть с ней в чем-то не согласными. Ни Керолайн, ни Патришия в любимицах никогда не ходили, так что вряд ли могли рассчитывать на снисхождение.
  В аэропорту их встречали чрезвычайно обеспокоенная Лотта и тревожно недоумевающая Хельга - одна из коллег, их ровесница. После приветствий и соболезнований, Патришия с удивлением поинтересовалась причинами отсутствия Конни.
  — Да кто ее знает! - отмахнулась Хельга. - Мы ее стали так редко видеть, она начала так усердно работать, что все только диву даются.
  — Конни? Работать? Уж не случилось ли чего? - встревожилась Керолайн.
  — Вроде бы нет...Молчит во всяком случае...
  Распределив багаж, девчонки отправились ловить такси, горестно вздыхая при мысли о здешних расценках.
  — Ладно, Конни, а вот что с вами случилось? Сначала отпуск среди учебного года, потом - отказ от заданий? Вы часом не заболели? - допытывалась Хельга.
  — Саманта сильно свирепствовала? - осведомилась Керолайн.
  — Заявила, что от вас подобного не ожидала. Дескать, успехи и достижения у вас были просто обнадеживающие..., - Хельга была близка к начальству, вечно крутилась возле кабинета Магистрессы и всегда была в курсе последних слухов и происшествий.
  — Ага, обнадеживающие до нельзя, - скривилась Пат. - По большому секрету - завалили мы эти дела. Окончательно и бесповоротно. Но Магистрессе об этом знать не обязательно.
  В Орден Керо и Пат должны были явиться завтра, так что они успели организовать прощальный ужин перед тем, как Саманта устроит им взбучку. К вечеру объявилась Конни с загадочным блеском в глазах, она шумно утешала подруг, избегая открытых намеков на известные ей обстоятельства, да и вряд ли она их помнила с должной отчетливостью.
  Магистресса заставила их прождать в коридоре не меньше часа, но их трудно было этим испугать, они успели привыкнуть к ее своеволию и не упускали случая позлословить на ее счет, когда точно знали, что их не слышат посторонние.
  Кабинет Саманты Берриес-Александерс находился на первом этаже, очень близко к входу, она будто отделяла себя от других сотрудниц Ордена, даже от ближайших помощниц, чья резиденция занимала весь 23 этаж - туда редко кто наведывался без уважительных причин. Кабинет этот с единственным окном, забранным ажурной решеткой был огромен. Когда Керо и Пат были в него, наконец, допущены, Магистресса небрежно махнула крупной, добротно вылепленной рукой в сторону стульев для посетителей, славившихся своим крайним неудобством, а сама продолжала кому-то что-то втолковывать по внутреннему телефону. С обреченным вздохом Керолайн и Патришия сели, опять приготовившись к длительному ожиданию. Магистрессе было слегка за сорок, она усиленно старалась выглядеть моложе, причем предпочитала она немного приглушенный стиль женщины-вамп, ее любимым сочетанием было красное (или желтое) и черное, к тому же их самые вызывающие оттенки, к этому прилагалась взбитая прическа из темных волос и высокомерная улыбка.
  — Вернулись? - вместо приветствия поинтересовалась она. - Как отдохнули?
  — Превосходно, - лениво протянула Керолайн с самой сияющей улыбкой. - Море было просто...
  — Вы выпросили каникулы, а после этого решили бросить задания. Как прикажете это понимать? - Саманта обращалась лично к Пат, поскольку от Керо правды она бы никогда не добилась.
  — Мы переутомились, - глядя на нее несчастными честными глазами несправедливо обвиненного ответила она. Поскольку у нее была репутация искреннего и ответственного человека, ей обычно верили, но сейчас Магистресса посмотрела на нее с сомнением.
  — Вы же знаете, что у нас плохая приспособляемость, - умоляющим голоском продолжала она. - Мы терпели, сколько могли, все силы вкладывали, но... в подобных условиях мы работать не можем. Атмосфера слишком гнетущая, постоянное напряжение, и в итоге стрессы, депрессии... Вы же знаете нашу восприимчивость ко всяким несущественным мелочам...
  — Однако вам удалось довольно далеко продвинуться, - уже мягче сказала Магистресса, когда при ней выказывали столь явное признание ее превосходства, она начинала проявлять снисхождение.
  — Да... Мы очень сожалеем, что вынуждены отказываться от таких перспективных заданий, раскаяние подобных преступников стало бы для нас высшей наградой, мы ведь никогда не чурались самой неприятной работы, и злодеяния нас не пугают, но тут уж речь идет о нас... вряд ли на этом поприще мы можем быть полезны Ордену. Но мы готовы к любому иному назначению...
  Керолайн усиленно закивала, горячо поддерживая подругу.
  — Увы, - со словно бы сожалеющей усмешкой сказала Магистресса, раз уж она все равно ничего не могла поделать (не отменять же свои приказы!), почему бы не насладиться раздражением этих двоих? Совести Саманта, как и любая другая сотрудница Ордена, была начисто лишена. - Вам придется завершить начатое.
  — Но почему? - осторожно поинтересовалась Керо.
  — На вас поступили жалобы от клиентов. И поскольку мы получили их раньше ваших прошений об отстранении от назначений, и они были обоснованы и составлены по всей форме, мы были вынуждены их удовлетворить.
  — Жалобы?! - в один голос воскликнули Керо и Пат. - На что?!
  — Неисполнение обязанностей, конечно, - пожала плечами Магистресса. - Так что приступайте к работе.
  — Вы имеете право принудить нас к этому не более чем на месяц, - холодно сказала Керолайн.
  — Да, к сожалению. Но, возможно, вы еще передумаете. Ваш предварительный план перевоспитания был утвержден всеми надлежащими инстанциями.
  — Как это ни прискорбно, мы все же вынуждены от него отказаться, - твердо заявила Керолайн.
  Они с Магистрессой обменялись оценивающе-неприязненными взглядами, и Саманта позволила себе свысока проявить свое могущество.
  — Желаю удачи в нашем общем нелегком деле.
  — Спасибо, - неожиданно ядовито откликнулась Патришия, демонстративно вставая и направляясь к выходу, Керолайн молча последовала за ней.
  В коридоре каждая дала выход своим эмоциям - у Пат на глаза навернулись слезы отчаяния, а Керо, сжав кулаки, шепотом пробормотала малопонятную, но весьма выразительную фразу, адресуя ее всем сразу - и клиентам, и Магистрессе.
  Тут их и нашла Хелен Темпл, Старшая Помощница и правая рука Саманты, худощавая пожилая леди, чья близорукость не компенсировалась даже толстыми стеклами очков. По натуре она была весьма приветливой и ласковой личностью, пусть и имеющей свои взгляды на все области жизни, которых ничто не могло поколебать. Она и Саманта великолепно дополняли друг друга, хотя и питали явную неприязнь.
  — Ну, будет вам, - увещевала она, отводя расстроенных Совестей Љ10-07 и 19-07 в свой кабинет несколькими этажами выше, - у всех порой случаются проколы. Только вы, как обычно, отличились вместе.
  Устроившись на покрытом пледом диванчике и осторожно, маленькими глотками прихлебывая слишком уж сладкий чай, подруги понемногу отошли, начиная напоминать самих себя.
  — Успокоились? Вот, попробуйте печенье - свое, домашнее, - Хелен была Совестью на пенсии, в ее годы не так-то легко продолжать призывать кого-то к благоразумию, и свободные ночные часы она посвящала домашнему хозяйству и внукам, постоянно оказывающимся под ее присмотром.
  — Только в следующий раз постарайтесь обойтись без этого вашего ироничного юмора и придумайте причину поубедительней. Саманте недосуг разбираться, и вам все сошло с рук, однако это можно было счесть и издевательством.
  — Но мы..., - обиженно начала было Пат. - Это было весьма правдоподобно. Мы не вписываемся в те миры.
  — Конечно, так и задумывалось. Но, полагаю, довели вас подопечные, вероятно, не слишком доброжелательные личности. И такое случается, иной раз клиенты и Совести несовместимы, нетерпимы друг к другу... все ошибаются, и даже те, кто подбирает назначения, исходя из особенностей тех и других. Вам не повезло, но расстраиваться тут ни к чему.
  — А я и не расстраиваюсь, - заявила Керо, сама сознавая всю детскую нелепость подобной бравады.
  — Это естественно. Привыкайте, юная леди, это часть нашей нелегкой работы. Не всегда все так гладко, как нам хочется, с этим приходиться мириться. Месяц - это не самый долгий срок, он пролетит быстро, вы потом и не вспомните...
  — Очень надеюсь, - тоскливо сказала Пат.
  
  
   ГЛАВА 12
  начало апреля 2001г.
  
  С момента отправки жалобы прошло две недели, и с каждым днем ожидание становилось все невыносимей. Чтобы там Керс не говорил о выдержке и терпении, ему не удалось успокоить не то, что Владана - самого себя. В последнее время он постоянно закрывался в своем кабинете, пытался заниматься делами, но, по большей мере, только метался из угла в угол, будто тигр в клетке. Не мог ни читать, ни писать, в голове - один непроглядный туман. Он толком не знал, что с ним происходит, чувствовал только, будто у него отняли что-то жизненно важное, что-то необходимое, без чего все его существование не имеет смысла. Физическое ощущение потери было таким явственным, словно он утратил часть даже не души, а тела. Дело было вовсе не в неудовлетворенной страсти, не в том, что она оказалась первой женщиной, оставшейся для него недоступной - такое случалось и раньше, он мог потерять интерес еще прежде, чем добивался своего, или дама проявляла излишнюю неуступчивость, а ему по той или иной причине не хотелось чересчур жестко настаивать на своем. Он не придавал особого значения подобным эпизодам, а сейчас почему-то чувствовал себя обманутым, обкраденным. Если б он мог хотя бы броситься в погоню - но куда бежать, где искать ту, которой в этом мире даже не существует, ее нет во всех доступных ему мирах. Полное, абсолютное бессилие - это ощущение было прежде совершенно незнакомо ему, но теперь, видимо, придется привыкать.
  Поздним майским вечером он как, обычно, прохаживался вдоль шкафов с книгами, пытаясь заставить себя что-то почитать. Из этого благого намерения ничего не выходило, он лишь равнодушно пробегал глазами названия на корешках, пару раз даже протянул руку к какому-то тому "Истории казней", но тут же поставил ее на место - стало дурно от одной мысли о том, что он будет читать эту кровавую мерзость и думать о Пат.
  В отчаянии он стал смотреть себе под ноги, и вдруг ему показалось, что на однотонном коричневато-красном ковре проявляется какой-то рисунок. Остановившись от удивления, Керс присмотрелся внимательней, рисунок не исчез, наоборот, постепенно приобрел более отчетливую форму и цвет. Пока что рисунок был невелик по размеру, но уже было понятно, что это ни что иное, как шиповник: мелкие розовые цветы шиповника на колючих ветвях. Что ж, видимо болезнь прогрессирует. Раньше у него была только одна галлюцинация, а теперь еще и это...
  Окончательно убедившись в том, что психически здоровым человеком его уже не назовешь, Керс отвел взгляд и тогда только заметил сидевшую в кресле для посетителей Патришию.
  — ...Пат? Совесть моя, это ты? Это действительно ты?
  — Нет, конечно, у вас снова галлюцинации, - огрызнулась Пат, что, в общем-то, она себе позволяла исключительно в общении с близкими людьми, но Керс об этом не знал. Правда, он готов был стерпеть любую грубость, даже и не замечал ее, главное - Патришия здесь. Она здесь!
  — Значит, ты, наконец, вернулась? Нам надо поговорить, нам обязательно надо так о многом поговорить!
  Он хотел было подойти к ней поближе, но холодно-неприязненный тон ее голоса снова заставил его остановиться.
  — Не спешите с выводами, ваше величество. Я вернулась не по своей воле, и я вернулась не к вам. Мы поговорим, но разговор этот будет недолгим и исключительно деловым.
  — Как захочешь, - поспешно согласился Керс, боясь ей хоть в чем-нибудь возразить сейчас. - Все как ты скажешь, только...
  — Для начала сядьте, - так же холодно потребовала Патришия и Керс повиновался. - Теперь вот что, я подчеркиваю, что нахожусь сейчас здесь исключительно потому, что меня заставили вернуться. Однако я считаю свою дальнейшую работу невозможной из-за индивидуальной несовместимости с этим миром, а также сильнейшей неприязни к нему.
  — Как? Что ты такое говоришь? Откуда, почему вдруг - неприязнь? Разве раньше тебе все тут так уж не нравилось? - казалось, Вортекс изумлен настолько, что отказывается верить в услышанное. Но Патришия лишь попросила себя перебивать, не сочтя нужным вдаваться в какие-либо объяснения этих злых слов.
  — Все эти факты доведены мною до сведения руководства и теперь вступает в действие обычная в таких случаях процедура. Я обязываюсь прочитать заключительный курс лекций ежедневно по 2 часа в течение месяца. После этого я полностью освобождаюсь от задания и никто - вы слышите, никто не в силах принудить меня задержаться здесь еще хоть на день, хоть на час! Вот официальное уведомление Магистрата об удовлетворении вашей жалобы с соответствующими насмешками, которые я вам изложила устно, - Патришия протянула ему туго скрученный свиток, но Керс даже не шелохнулся, а как завороженный смотрел на ее ухоженные, островато заточенные ногти с зеленым лаком и переводными картинками в виде стрел и кинжалов. Он подсознательно ощущал, что Пат сейчас не прочь обратить их в смертельное оружие и впиться ему горло этими "когтями".
  — Берите же, берите, - нетерпеливо повторила Пат. - Вы же у нас любитель официальных бумаг, черпаете оттуда столько полезной информации, может, еще один донос напишите?
  — Это был не донос, - попробовал защититься Керс. - Просто единственная возможность связаться с тобой.
  — Вы еще смеете..., - Патришия яростно вспыхнула, но тут же овладела собой. - Впрочем, это уже не важно. Если вам все понятно, я перехожу к первой итоговой лекции исправительного курса.
  И, не дождавшись подтверждения, Патришия, как всегда, из ниоткуда достала несколько листов с текстом и принялась монотонно, безо всякого выражения, зачитывать их вслух, только злость порой прорывалась даже сквозь псевдоравнодушную безликость ее голоса. Лекция эта была, собственно, всего лишь банальным образцом, из тех, что хранились в компьютере Ордена. Патришия просто распечатала его, поленившись внести хоть какие-то дополнения, она решила, что не стоит стараться ради такого клиента. В результате абстрактные, полные формализма фразы, не могли привлечь внимание Керса, даже несмотря на обычные гипнотические ловушки. Он действительно почти не слушал ее, только любовался изменившейся за то время, что они не виделись, Патришией. И посмотреть было на что. Для своего сегодняшнего визита Пат выбрала подчеркнуто деловой, максимально закрытый зелёный шелковый костюм: приталенный пиджак с расширяющимися к низу рукавами и воротником-стоечкой, широкие брюки, почти закрывавшие элегантные черные босоножки на достаточно высокой платформе. Однако самое главное - это волосы. Они были гладко зачесаны назад, неожиданно правильные, симметричные волны чуть блестели от геля, и были стянуты на затылке тугим узлом. И еще, конечно, мелировка, которую Керс мог бы принять за преждевременную седину, если бы уже не знал от Владана, что Совести умеют делать со своими волосами. Тщательно наложенный и, очевидно, более подходящий для вечера макияж превратил некоторую неправильность черт из изъяна в достоинство, сделав ее красивой той яркой, нестандартной, откровенно чувственной красотой, что так властно притягивает мужчин. И, наконец, вопреки своей нелюбви к драгоценностям, Патришия надела серьги, изящный витиеватый кулон и даже тоненькую цепочку на руку, все из мутно-лунного серебра. Вот так до странности плодотворно подействовали на нее негативные эмоции. Но Керс уже начинал учиться понимать ее и он догадался, что все это - лишь защитная оболочка, которой она пытается отгородиться от него. Но только ли от него? Может быть, еще и от себя?
  Патришия же прекрасно знала чего добивается подобным маскарадом - ей было тошно от самой себя, и она стремилась это продемонстрировать. Ее преследовало ощущение грязи, замаранности, избавиться от него она не могла и наказывала за это себя тем, что изменяла своему обычному стилю. Мало того, она боялась - боялась потерять себя, изменить свое мнение о себе. Ведь если о ней могли подумать как об объекте для забав, значит, это было чем-то вызвано, значит, она вела себя недостаточно правильно и прилично, поэтому, в придачу к нелепому чувству вины, ее мучил еще и стыд. И то обстоятельство, что она вынуждена находиться здесь, в то время, как больше всего она хотела бы выбросить из памяти все детали этого задания, приводило ее едва ли не в ярость, граничащую с отчаянием. Месяц казался ей бесконечной величиной, каторгой, где не видно ни избавления, ни просвета.
  Керс снова посмотрел на ковер, рисунок был на том же месте, только стал еще четче, казался объемным - он уже видел прожилки на каждом цветке. Он знал, что это никакая не наведенная иллюзия, это только игра его собственного воображения. Неважно, как возник этот мираж и почему, он ему нравился. Да, ему нравилось просто сидеть вот так, видеть рядом любимую женщину и видеть эти цветы на ковре. Цветы, которых, он знал точно, там нет, но разве от этого они менее реальны? Шиповник. Дикая роза. Лучший символ для их любви. Не прихотливый, уязвимый и роскошный садовый цветок с его искусственно выведенной красотой, но естественный. Непокорный ничьей воле, с острыми иглами, которые вопьются в любого, кто посягнет на скромные, нежные цветки с пронзительным в своей чистоте ароматом, который не всегда легко уловить, особенно в соседстве с приторно пьянящим запахом розы, но кому посчастливилось ощутить его, тот уже не забудет, и не спутает ни с чем, и ни на что не променяет. Пожалуй, его любовь существовала уже независимо от него самого, и вот теперь по какой-то своей прихоти воплотилась в причудливом образе на ковре. Интересно, видит ли Патришия цветы? Скорее всего, нет. А жаль.
   Между тем, Совесть как раз закончила свою лекцию и сухо сообщила, что будет завтра, примерно в это же время, и просила бы не планировать других дел на эти часы, поскольку ей надоело терпеть подобное пренебрежение к ее попыткам донести до него хоть какие-то моральные постулаты. И все - она исчезла, даже не попрощавшись, вопреки обыкновению, но Керса это не удивило. Как и то, что когда он снова посмотрел на пол, цветов там уже не было.
  
  Над Орантой сгущались сумерки, а в этот час появляются тени и призраки - это их время на границе между светом и тьмой, когда расплываются предметы и словно бы стирается время. Вот и мысли окутываются легким туманом, всплывает все то, что отгонялось в течение дня, захлестывает, из глубины души поднимаются картины слишком болезненные и слишком дорогие, чтобы избавиться от них навсегда.
  Владан расположился у окна, ловя последние лучи солнца, и пытался читать, даже положил на колени толстенный том, впервые с самого отрочества он взялся за приключенческий роман - серьезная литература не попадала в ключ его настроения. Три дня ушли на чтение первой главы, но сейчас он едва ли смог бы вспомнить, о чем она, ни события, ни имена не задерживались в памяти. Не лучше обстояло дело и с прекрасными рельефными иллюстрациями, выполненными на заказ предыдущего владельца книги (некогда он "великодушно" отписал Тихику свою библиотеку вместе со всем своим имуществом, от книг он не отказался, а накопленное поколениями лордов добро и так было конфисковано государством), героико-мелодраматические картины под застывшим взором Владана неожиданно приобретали свойство превращаться в сложнейшие цветные узоры из пересекающихся безо всякого логического порядка линий. Да это было и неудивительно - логический порядок в последнее время совершенно перестал действовать, остались одни нелепые противоречия, над которыми он сам охотно бы посмеялся. Это не было отчаянием, нет, ни в коей мере, это было просто осознанием безысходности, замкнутости этого лабиринта. С какой-то рассудочно-трезвой отстраненностью Тихик понимал, что, таким как он нельзя любить, это ломает не просто образ жизни, а Образ. Образ его самого. Любовь в него никак не вписывалась, особенно такая, романтически самоотреченная. Первая за жизнь любовь. И самое страшное, что ведь это правда, он никогда никого не любил, не испытывал такой потребности, увлекался, но всегда знал, что это мимолетно. Дольше других была с ним Валеска, но разве стремление доказать их равенство - равенство плебея и патрицианки, нет, его над ней превосходство - это любовь? Быть может и да, единственно доступная ему ее форма. И тут среди этого устоявшегося, подчиненного ему мира эта девчонка, не желающая признавать установленные им законы. Так что же, все так банально? Недостижимое всегда манит? Да, но не его. И не сейчас. Было в ней что-то особое? Опять смешное слово, но ведь было. Вероятно, именно потому любовь и не грозила ему при обычном порядке вещей, этот мир был для него безопасен, но пришла она, и это неведомое для него чувство пришло вместе с ней. Владан и сам не заметил, когда именно начал прирастать к ней душой. Валескины обвинения стали прозрением, но не мог же он влюбиться после них? Убедить себя в этом - да, но не более, корни уже должны были быть. И теперь ему не избавиться от этого, и он уже начал с этим смиряться.
  Надеяться было не на что, жалобу он всерьез не воспринимал, зная, что Керолайн, при ее-то упрямстве, вернется только при крайних обстоятельствах. Но даже если вернется... опять эта набившая оскомину игра в Совесть, нескончаемые монологи о неправедной жизни, выносить которые сил уже нет. Разве оттого, что он изменится к лучшему, она останется с ним? Если бы за исправление давали поощрительный приз в виде Совести...
  Керолайн появилась бесшумно, у него за спиной, постояла немного, собираясь с мыслями, огляделась, чтобы войти в атмосферу. Месяц отсутствия заставил ее многое забыть, она ведь очень старалась не вспоминать, не так усердно, как Пат, но тоже с немалым прилежанием. Наконец она соизволила заметить клиента, передернула плечами и тихо подошла к нему. Ничего не подозревающий Тихик не слышал ее заглушаемых ковром шагов, он в это время решил зажечь свечу - в комнате совсем стемнело, поэтому он догадался о чьем-то присутствии лишь тогда, когда Керолайн заглянула в книгу ему через плечо, и тень от нее упала на страницу. Владан привстал, обернулся и встретился с ней взглядом, в этот момент он был растерян как никогда, а на лице Керолайн застыло выражение суровой решимости.
  — Вы? - насилу выговорил он.
  — Я, - подтвердила она не самым любезным тоном, - не настолько я изменилась, чтобы вы меня не узнали... У вас как я вижу тоже без особых перемен, каяться вы, видимо, не собираетесь.
  — В чем?
  — Ну, не в чем, так не в чем. Это более не моя забота.
  Тихик пришел в себя, чему немало способствовал ее сердитый вид, такой он и ожидал ее увидеть, вернее, представлял.
  — Значит так, - распорядилась Керолайн, - Прежде чем перейти к другим вопросам, покончим с предыдущими. Где моя накидка с туфлей? Материальный ущерб не особо приятное дополнение к моральному.
  — Вы желаете получить их обратно? - уточнил зачем-то Владан.- Одну минуту.
  Он вышел, поскольку не помнил точно куда их спрятал, а сейчас явно было неподходящее время для занятий телекинетическим поиском, в котором он был не слишком силен. К тому же ему хотелось на несколько минут остаться в одиночестве - странное желание, особенно сейчас, когда она все-таки пришла. Фраза Керолайн, что его раскаяние не ее забота, прозвучало для него как окончательное объявление того, что между ними больше ничего нет, она ему даже не Совесть - вообще никто, заберет его единственные реликвии и вновь уйдет. Владан с трудом отыскал требуемые предметы ее туалета, он ни разу не прикасался к ним после того, как привез их сюда, ему было достаточно знать, что они есть. И сейчас они болезненно напомнили ему о том вечере, когда он так по-мальчишески не сдержался. Нет, он не раскаивался, даже и не думал, ему было жаль, что все окончилось так бесславно.
  Пока его не было, Керолайн успела занять его кресло, ему волей-неволей пришлось опуститься в соседнее, и он замер в нем, глядя на нее.
  — Мои любимые туфли, а я вас чуть не лишилась... Ваше счастье, что у вас хватило ума их сберечь, милорд.
  — Счастье? - печально переспросил Тихик, пристально глядя на нее.
  Керолайн не смутил его взгляд, она лишь усмехнулась:
  — Тогда я еще чего доброго решилась бы на какую-нибудь маленькую месть... А так вам повезло... Да, кстати, вот причина моего визита, - она небрежно бросила ему распечатанный конверт, он вытряхнул оттуда листок, развернул его и узнал свою же жалобу, на которой сверху стояла печать "Удовлетворить" и острая подпись Магистрессы.
  — Я всего ожидала, - холодно вещала Керолайн, - всего, но все же с некоторыми ограничениями, неизвестно почему я считала, что и у вашей наглости есть предел. Как выяснилось - нет. Вы просто полны желания испортить мне карьеру.
  — Вы так неожиданно исчезли, - он сделал паузу, чтобы до нее дошла двусмысленность этой фразы, но даже если Керолайн и поняла намек, виду она не показала. - Я просто начал беспокоиться.
  — Благодарю за заботу, - уничижительно бросила она.- Раньше нужно было беспокоиться, сейчас это весьма несвоевременно, вы не находите?
  — Ну, что вы, миледи, - притворно-лучезарно улыбнулся он. - Разве искренняя забота может быть несвоевременной? И потом, разве я мог предположить, что с вами сурово обойдутся? Я лишь хотел напомнить вам о долге... Неужели на вас наложили непомерное взыскание? Я сожалею...
  — О, со мной обошлись более чем сурово, - протянула она. - Меня назначили на штрафные работы - вы ведь этого просили?
  Тихик до самой этой минуты не верил, что их авантюрная затея удалась, их все-таки заставили выйти на работу, она опять будет здесь... - он уже успел забыть, что она раздражала его в роли Совести. Точнее, он бы забыл на радостях, но Керолайн была начеку.
  — Но только на месяц, - с отвращением сказала она. - На большее они прав не имеют.
  — Почему же? - ему этот срок показался чересчур коротким, она должна была вернуться навсегда, зачем ему эта отсрочка, выглядящая как насмешка?
  — Ухожу в декретный отпуск, - пояснила она, - а правила запрещают использовать беременных на работах вредных для здоровья.
  С минуту он смотрел на нее, не понимая, что это не более чем жестокая шутка - представить ее счастливой матерью ребенка другого он не мог, хотя матерью своего - вполне, ей бы это пошло.
  — Что же, позвольте вас поздравить.
  — Спасибо, - без энтузиазма отозвалась она, - было бы с чем. К моей огромной радости, я и без деликатного положения не обязана оставаться здесь больше месяца.
  Внимательно глядя на нее, Владан подумал, что вопреки ее словам, она все же изменилась, он только не мог понять как именно, а в эту минуту его осенило - она повзрослела, больше ни в манерах, ни в выражении лица не было ничего детского, а если и было, то в его присутствии оно затаилось. Ее наряд - простой, но явственно-элегантный костюм: свободная туника и брюки, все из дымчато-бардового шифона, стильные золотые украшения, - делал ее такой безоговорочно-взрослой, что у Владана неприятно защемило сердце, - неужели это он сделал ее такой, неосторожно разрушив остатки детскости? Он этого не знал, но Керолайн всегда умела быть такой - взрослой молодой леди для чужих и взбалмошным подростком для своих, теперь ему предстояло общаться с ее первой ипостасью, источавшей в данный момент презрение, проявлявшееся не столько в смысле сказанного, сколько в тоне.
  Что же до самого Тихика, то во время этого разговора он тоже с удивлением наблюдал какое-то внутреннее раздвоение - он словно бы думал одновременно в двух не пересекающихся между собой плоскостях, с одной стороны он просто наслаждался ее присутствием, звуками ее голоса, даже ее отнюдь не ласковыми взглядами, а с другой - он продолжал оставаться самим собой и вполне ясно осознавал происходящее. И неизвестно какая из половин была им в этот момент, в нем словно сосуществовали два разных "Я", равносильных, но не равноценных.
  — Ну что ж, - продолжала Керолайн, - если уж мне предстоит какое-то время изображать наставницу в хороших манерах - я ведь уже убедилась, что вы безнадежны, и все это не более чем формальности, - приступим.
  Она вытащила несколько листков, уселась поудобнее и монотонным голосом принялась читать нечто совершенно далекое от реальной жизни, просто сентенции о том, как следует жить.
  Тихик молчал, но слушать у него никак не получалось, слова скользили мимо сознания, несмотря на все психологические ловушки, он мог бы повторить сказанные ею фразы, но не улавливал их смысла.
  Наконец Керолайн поднялась, с философским видом сложила листок.
  — Пожалуй, на сегодня достаточно. Моему терпению тоже есть предел, - и она словно погрузилась во тьму весенней ночи, так незаметно прошло исчезновение.
  Когда за ней сомкнулась осязаемая пустота, Тихик очнулся от странного транса, в который ввело его ее появление, в нем вновь соединились предыдущие горькие мысли и впечатления от этого визита; потушив свечу, он сидел у окна, пытаясь представить себе, что должна была подумать она. Ему ведь так и не представился случай объясниться за время этого разговора, да он и не знал, как объяснять подобное. Не оправдываться же ему, в самом деле. Но его в высшей степени нетипичное поведение... но в конце концов не могла же она все это время не замечать очевидного, уж в чем-чем, а в отсутствии наблюдательности Керолайн трудно было упрекнуть - у Тихика не было привычки перекладывать свою вину на других, для этого у него был достаточно сильный характер, но вот непроявление должной проницательности вызывало у него раздражение.
  Вероятно, он все же ждал другого от сегодняшней встречи, Керолайн могла бы хоть как-то определить свое отношение к случившемуся, а не просто поджимать губы с высокомерным видом, бурный всплеск негодования позволил бы ему выдвинуть встречные обвинения, и так, возможно, все бы и выяснилось, но Керолайн решила избрать другой стиль поведения. Вполне в ее духе...
  В нем рождалась и крепла ледяная обостряющаяся ярость, не та, что заставляет терять рассудок, а та, что оттачивает его, упорядочивает разбегающиеся мысли, возводит подробные планы действий. Однако это все же была ярость, и она требовала выхода.
  Что ж, если она считает себя Совестью, пусть сама ужаснется тому, как слаб голос воплощенной в ней мнимой добродетели. И пусть она попробует доказать ему, что он не имел права так поступать, пусть расскажет о долге перед ближними и о том, что нельзя ломать чужие судьбы. Ни одна Совесть не остановит его террора, если уж ему это пришло в голову, он так запятнает ее кровью, что ей довеку не отмыться.
  Жители Ариклеи, а особенно столицы, надолго запомнили эту ночь: множество людей было поднято с постелей и доставлено в Тайную канцелярию - на них там имелось достаточно компромата, просто он приберегался до удобного случая, а тут вдруг лавиной обрушился на их беззащитные головы...
  
  В следующие три дня Патришия приходила в одно и то же время, читала нотации "с листа" - Керс даже пытался их слушать, но они были настолько примитивны и безлики, что ему приходилось вместо этого любоваться цветами, которые, кстати, стали проявляться быстрее и понемногу разрастались все шире. И все равно выносить поток расхожих банальностей было не просто, притом, что ему так хотелось поговорить с ней и поговорить совсем о другом...
  На 4 день он уже не смог усидеть на месте, ходил из угла в угол, пока Патришия не возмутилась:
  — Будет вам метаться, не мельтешите перед глазами, надоело!
  Керс покорно остановился, глада на нее с выражением побитой собаки:
  — Пат, пожалуйста, нам надо поговорить.
  Она пристально посмотрела на него и продолжала читать. Тогда Керс подошел к ней, и осторожно сжав ее локоть, мягко, но настойчиво, повторил:
  — Пат, ну нельзя же так, я прошу тебя, мы должны поговорить.
  — Уберите руки, - холодно потребовала Пат, даже не поднимая головы, чтобы скрыть отразившийся на лице внезапный страх, она упорно продолжала бояться, будучи не в состоянии поверить, что ей ничего не угрожает. Если ей случалось чего-то сильно испугаться, то страх въедался в нее на годы, если не навсегда, лишь ценой величайших усилий ей иногда удавалось скинуть эти путы предубежденности. А сейчас память о потере веры в свою неуязвимость была еще слишком болезненной.
  Керс отпустил ее и уже умоляющим тоном продолжал:
  — Пат, ну как мне еще сказать...
  — Вы бы хоть извинились - для начала, - Патришия вдруг посмотрела прямо ему в глаза и Керс, как подкошенный, рухнул на колени, казалось, он вот-вот начнет заламывать в отчаянии руки.
  — Прости меня, прости, я был глуп, я вел себя недопустимо. Я не то делал и не то говорил, но я не знал, не мог знать, как лучше поступить - я никогда никого не любил вот так... так сильно, так безнадежно. Сейчас я бы никогда не позволил себе... Я прошу об одном - постарайся понять, и простить. Не отдаляйся от меня, позволь объяснить...
  — Достаточно, ваше величество. Не уподобляйтесь комедианту.
  — Но, Пат...
  — Хватит, - она встала и отошла к окну, не обратив внимания на его неуверенную попытку обнять ее за ноги, пытаясь справиться с приступом раздражения.
  — Сколько можно унижаться? Вы смешны!
  — А что я могу сделать?
  — Хотя бы встать с колен, или вам так удобней разговаривать?
  Керс поднялся и устало сел в то же кресло, которое занимала она.
  — Ты очень на меня сердишься, да?
  — Вы знаете, не очень. Очевидно, вы не способны вести себя по-другому. Я считала вас тривиальным, честолюбивым и себялюбивым развратником, негодяем каких много, но никто никогда не додумывался покуситься на Совесть. В этой связи, я затрудняюсь определить: переоценила я ваши усеченные моральные принципы или, наоборот, приуменьшила склонность к пороку.
  — Я прошу тебя не надо, не огрубляй, все было не так, я хотел...
  — Хватит лгать. Вы действительно переходите все границы. Обманывать собственную Совесть - это немногим дано.
  — Я же все время пытаюсь сказать тебе правду, пытаюсь объяснить что чувствую...
  — Это не имеет значения. Я буду приходить еще 25 дней и на этом все. Я буду вычитывать положенные лекции, и более ни о чем мы говорить не будем. И кстати, мне уже безразлично слушаете вы или занимаетесь своими делами - все равно без толку. Но если хотите - слушайте, задавайте вопросы, я не намерена отказываться от своих профессиональных обязанностей, однако я настоятельно просила бы вас не касаться тем сугубо личного характера.
  Подчеркнуто аккуратно собрав бумаги, Патришия исчезла. Керс угрюмо посмотрел на ковер - шиповник медленно поблек и растаял.
  
  На следующий день Тихик стоял в своем кабинете и с замкнутым видом диктовал секретарю списки приговоренных, на память он не жаловался, помнил многих, включая и то, в чем они действительно или мнимо были повинны. Замученный секретарь писал все подряд, не решаясь поднять головы и вздрагивая от каждого скрипа пера.
  И вот в этот-то момент и появилась Керолайн. Она не выглядела ни расстроенной, ни озабоченной - просто уверенная в себе деловая женщина.
  — Будьте любезны немедленно удалиться, - медленно процедил Владан секретарю, но тот, парализованный зловещностью этого голоса, застыл, не в силах двинуться с места.
  — Вон! - тихо повторил Владан и тот, опомнившись, пулей вылетел за дверь, опасаясь разделить судьбу с теми, чьи имена только что записывал.
  Никак не выказав своей осведомленности о ночных событиях, Керолайн спокойно достала из сумочки очередной листок с проповедями. Как и в прошлый раз, там не было ничего относящегося лично к Тихику, такого рода догмы она изрекала во время вступительной программы, но тогда хоть комментарий приближал их к реальным условиям. Не особо утруждая себя, Керолайн просто скачала трафарет из базы данных и теперь не отступала от него.
  Она кружила по комнате, бессознательно стремясь выйти из поля его зрения, но Владан поворачивался за ней, как флюгер за ветром, ни на миг не выпуская ее из виду. Полчаса прошли в этом необъявленном соревновании, потом Тихик вдруг спросил, перебивая Совесть просто посреди фразы:
  — Скажите, миледи, а ваша наивность входила в стратегию моего перевоспитания, или же вы действительно такая невинная дурочка?
  Керолайн не попыталась продолжить свою лекцию, явно неуместную в данной ситуации, и саркастически заметила:
  —А вам не приходило в голову, что Совесть - это не совсем подходящий объект для притязаний подобного рода?
  — Меня удивляет, что вы не учли подобную возможность. Я же человек, в конце концов.
  — А я - нет, - заявила она.
  Владан похолодел, этого он опасался больше всего другого, ее природа продолжала занимать его еще с первых их встреч.
  — Во всяком случае, для вас, - добавила Керолайн, и он незаметно перевел дух.
  — Тогда в чем же дело? Я понимаю, что служебные романы не приветствуются, но ведь они есть.
  Керолайн явно выглядела сбитой с толку, она озадаченно смотрела на него.
  — Служебные романы? Вы сами не понимаете, что говорите. До вас никому никогда... ни одного прецедента... Только вы с вашей преступной аморальностью могли додуматься до такого. У меня никогда и мысли не возникало..., - она говорила чистую правду, какой бы абсурдной она не казалась.
  — Не думал, что эта простая мысль может вас так поразить. Насколько я понял, вы все пугаете несчастных грешников, и никто ни разу не попытался...
  — Ни разу, - холодно оборвала его Керолайн. - У всех хватало ума понять, что Совести не для того предназначены. И так женщин вокруг целый мир. И что на вас нашло, ума не приложу.
  — Целый мир, - подтвердил он таким же ледяным тоном, - но, представьте себе, среди них нет вас.
  Керолайн пожала плечами и пропала, в своем раздражении забыв закончить чтение, разговор был слишком тягостным, чтобы его продолжать.
  Этот визит швырнул несчастного Владана прямо во вторую фазу овладевшей им вчера ярости - растерянность. Он опять перестал интересоваться внешним миром, найдя в себе силы дать делам арестованных законный ход и передать их потом суду. Большинство потом было отпущено по амнистии, так что они, можно сказать, отделались легким испугом.
  
  Керс старался особенно не думать о том, что по истечении месяца она может никогда уже не увидеть Патришию, однако ему хотелось иметь хоть какое-то напоминание о ней. А то ведь исчезнет и все, будто ее и не было. Он вызвал придворного живописца, чей талант был признан далеко за пределами Шиноны. Перед господином Микаэлем стояла нелегкая задача - он блистательно рисовал портреты с натуры, но ведь в данном случае этой самой натуры как раз и не было. Керс сразу же отбросил мысль о том, чтобы попросить Патришию позировать - она, конечно же, откажется, еще и высмеет его. Никаких других изображений у него тоже не было, и пришлось прибегнуть к единственно возможному способу, который с большим или меньшим успехом используется уголовной полицией. Подобно свидетелю преступления, он должен был описывать ту или иную черту внешности загадочной дамы, якобы иностранки, как он объяснил художнику, а Микаэль делать наброски до тех пор, пока не добьется максимального сходства. Затем уж он объединит все зарисовки в единый портрет. Микаэль никогда прежде не доводилось делать ничего подобного, но, во-первых, оплата была соответствующей, во-вторых, кто же откажет императору, и, в-третьих, в помощь Микаэлю был призван сотрудник сыска, который как раз и специализировался по созданию портретов по словесным описаниям. Император, некогда затруднявшийся отыскать хотя бы минуту в плотном расписании государственных дел, теперь выделял по 3-4, а то и больше часов в день для этих художественных изысканий. Полицейский относительно быстро схватывал нужный овал лица, форму носа, разрез глаз, но Микаэлю потом приходилось рисовать десятки набросков, чтобы уловить нужное выражение, оттенок, нюанс, то самое, что и создает сходство. А поскольку внешность Патришии была далека от здешних стандартов, мимика же вообще не напоминала горделивую заносчивость и прочие церемонные маски аристократок, работа продвигалась медленно, заказчик был чрезвычайно придирчив к каждой детали, но Микаэль был действительно очень талантливым, если не гениальным художником, и за две недели было готово все, кроме глаз. Он рисовал по 10 часов в день, но пока еще был очень далек от успеха.
  Все это время Патришия пунктуально являлась читать свои нудные лекции, а он слушал ее, наблюдая за разрастающимся шиповником, который занял уже практически весь ковер. При этом выражение лица у него было безмятежно-счастливое, Патришия только поражалась с чего вдруг у клиента такое явно не соответствующее тону ее суровых нотаций настроение. Несколько раз она собиралась даже сделать ему замечание, но решила не вступать в препирательства - лучше притвориться, что ничего не замечает, ни к чему ему знать, что она обращает внимание на то, как он там на нее смотрит, еще не хватало чтоб он обосновал на этом невесть какие выводы. Но это восторженное выражение... С чего вдруг? Патришия недоумевала, а Керс просто наслаждался ее присутствием, каким бы кратким оно ни было, большего ему все равно не дано. Но он ведь может видеть ее, слышать ее голос, неважно что она там говорит, разве этого не достаточно для счастья? И он был счастлив, счастлив этим обладанием, ведь она уже принадлежала ему, не в том привычно грубом смысле этого слова, нет, но любить - это уже само по себе значит владеть, даже когда эта любовь так безнадежна и безотрадна. Владеть тем образом, что непрошено и нежданно проникает даже в самое очерствелое сердце, но зато отнять его уже никто не властен. Даже она сама не в силах запретить ему любить, думать, грезить о ней, лелеять свое чувство и свои безумные надежды. Он был полон надежд, и он был самонадеян, как это свойственно юности. Она вернула ему молодость и остроту чувств, и поначалу ему было даже больно с непривычки, как долго пробывшему на морозе человеку, у которого восстанавливается кровообращение. Но он уже свыкся со стремительным бегом, с безудержным кипением крови и наслаждался этим ощущением молодости и свежести, которое не могла вернуть ему никакая магия, а вот чуть более вредной, чем следовало бы, девчонке это оказалось под силу. Впрочем, девчонка эта давно покинула детский возраст, по крайней мере, с виду. А может, все дело было как раз в этом удивительном, постоянно меняющим пропорции, сочетании ребенка и женщины? Все здешние дамы безнадежно взрослые, они женщины, женщины до мозга костей, женщины уже с пеленок и до последнего вздоха. Это принято считать залогом их привлекательности, но даже и женственность может пресытить, даже и она предсказуема. Совесть же была по-взрослому проницательна, по-детски безответственна и непосредственна в своем эгоизме. И ее реакции совершенно невозможно было предугадать, как это свойственно подросткам. Но одновременно ему уже казалось, что он понимает ее, а, значит, может предсказывать. Отсутствие всякой логики само по себе создавало закономерность - совершенно однозначную, ясную и простую. Хоть она вся сплошь из противоречий, соединенные вместе они создают на удивление цельную личность, гармоничную до монолита. И еще одно - будучи Совестью, она знала о нем все. То есть абсолютно все. Знала даже больше чем он сам, не ведающий угрызений, быстро забывающий о собственных преступлениях и не склонный к интроспекции. Она анализировала его пороки, читала бесконечные нравоучения и при этом не осуждала его, не боялась и не презирала за его злодейства. Не одобряла, но понимала, хоть при этом, он был уверен, никогда не поступила бы так же. Поразительное, невероятное сочетание, а при этом она считает себя персоной совершенно заурядной, хоть сама себе нравилась, а то и гордилась собой. И он был счастлив полюбить такую удивительную и такую обыкновенную женщину, потому каждая минута ее присутствия была блаженством и накал пылающей страсти не изнурял, но придавал сил.
  Между тем прошло уже две недели, половина месяца, но Керса это, кажется, не заботило. Он был по-прежнему безмятежен, не выказывал ни тревоги, ни волнения. Патришию это немного уязвляло, но она тоже не собиралась это показывать.
  Совесть успела вычитать большую часть лекции, когда раздался стук в дверь и вошел Микаэль - ему был открыт свободный доступ к императору в любое время дня и ночи, когда в кабинете не было посторонних, а сейчас Керс якобы был один.
  — Можно, ваше величество?
  — Да, да, проходите.
  Патришия прервала нотации, ей не мешало присутствие третьего лица, но очень уж необычная была у него внешность, особенно как для посетителя этого кабинета. Кого мог принимать Вортекс в столь поздний час - своего агента, тайного советника, дипломата, втянутого в интриги? Но этот претенциозного вида мужчина в черной бархатной куртке с листами картона и цветными грифелями в руках - кто он? И что здесь делает?
  Патришия намерилась было освободить кресло, пока на нее не сели, но Микаэль обошел стол, стал рядом с императором и протянул ему несколько последних набросков.
  — Вот, посмотрите, я пытался передать все, как вы мне описывали.
  Керс довольно долго рассматривал рисунки, Патришии уже стало интересно, что это все означает, хотелось подойти и заглянуть через плечо, но она предпочла не выказывать любопытства, он должен быть абсолютно уверен в ее полном безразличии ко всему, что он делает.
  — Да, это уже лучше, но еще не совсем то, что нужно. Попробую еще раз объяснить вам... - тут Керс замолчал, поднял голову и посмотрел на Патришию та пристально, что ей сразу стало не по себе. Микаэль терпеливо ждал, полагая, что император вспоминает внешность той таинственной дамы, глядя куда-то вдаль. Керс, все так же, не отводя взгляда от Патришии, начал говорить и голос его звучал глухо, даже отрешенно:
  — Ее глаза... серо-зеленые, как расплавленный малахит, прозрачные, как вода лесного озерца, наполненная солнечными лучами, но они проникают лишь до половины, а дальше - топь, непроницаемые глубины, бездна, вы не видите ее, но догадываетесь, нет, знаете, что она там. Ее зрачки - сгущенные сумерки, а порой они - сама тьма, только светлая, как само добро. Эти глаза - драгоценные камни, но зыбкие, колеблющиеся, и в то же время ничто не может нарушить их изменчивого постоянства. А вокруг радужной оболочки - темно-серый ободок, тусклый, как старое серебро. У нее самые обычные и самые прекрасные на свете глаза, вы легко передадите их, я знаю, но это станет вершиной вашего таланта.
  Он замолчал, неотрывно глядя в глаза Патришии, а она смотрела на него, зачарованная и растерянная, боясь даже дышать, чтобы не спугнуть это застывшее в вечности мгновенье звенящего безмолвия. А художник взялся за грифель и с лихорадочной поспешностью принялся рисовать - он спешил, потому что его вдруг осенило понимание, но он боялся упустить его и поэтому торопился.
  Сколько прошло времени - 5 минут, 10, 20, никто из них троих не смог бы сказать. Но вот Микаэль протянул императору еще один лист, молча, даже не спрашивая одобрения, просто он уже сам знал, что угадал все верно. Керс посмотрел на набросок, потом на Патришию и снова на набросок, и так же молча кивнул, подтверждая, что сходство, наконец, было полным. Пообещав завтра же начать писать маслом, художник удалился. Керс самым любезным тоном попросил Совесть продолжать лекцию, извинившись за то, что ей пришлось прерваться.
  — Вы же понимаете, творчество - дело настроения, минуты, секунды, которую нельзя упустить, ибо она уходит безвозвратно.
  — Может быть, вы объясните, что все это значит?
  — Конечно, я бы с удовольствием, но вы просили, или приказывали, мне воздержаться от бесед на личные темы, а это очень, очень личное, так что увольте, Совесть моя, мне придется уклониться от ответа.
  Вот так, он побил ее - ее же картами, и что тут возразишь? Патришия в смятении дочитывала свою лекцию, примитивность которой уже бесила ее саму. Керс сидел, наблюдал за тем, как шиповник начинает взбираться на стены и думал, скоро ли сможет ощутить его запах.
  ...Микаэль приступил к работе, он был хорошим портретистом и на холсте легко соединил все детали, избегнув той распространенной ошибки, когда каждая отдельная черта передана точно, а общего сходства при этом нет. Он писал маслом, и образ получался одухотворенный, живой. Керс сидел рядом, благоразумно не вмешиваясь в процесс теперь, когда его участие могло только повредить, смотрел, как работает художник и еще читал. К нему вернулась способность к чтению, но читал он исключительно поэзию. Этот жанр всегда оставлял его равнодушным, в свое время он вызубрил обязательный набор хрестоматийных четверостиший тайских классиков, а после с облегчением забыл о них, а сейчас вдруг обнаружил, что в стихах может найти отражения собственных чувств, и читал, читал, читал...
  Микаэль, когда писал, отрывался от окружающего мира и не замечал ничего вокруг, но он не позволял себе быть невежливым с монархом, потому иногда все же спрашивал его мнение, а Вортекс порой реагировал довольно странно. Так, в один из дней, когда Микаэль как раз заканчивал рисовать платье..., а это было достаточно необычное платье, его тоже описал Керс - оно было двойным: нижнее, из более плотной, так сказать, темно-белой ткани, достаточно узкое, приталенное, с воротником стоечкой, и верхнее - более светлое, не прозрачное, но легкое, достаточно свободное, с расширяющимися разрезными рукавами и низким широким вырезом, оно очень походило на свадебное, не хватало только фаты. И вот художник спросил:
  — Ваше величество, вы довольны? Вам нравится?
  — Нам нравится? - эхом откликнулся Вортекс с какой-то подчеркнуто вопросительной интонацией, Микаэль даже оглянулся, проверяя, не вошел ли кто-то еще в комнату, и невидимая Патришия сделала то де самое. Ночной визит художника в кабинет ее так заинтриговал, что Пат решилась на подглядывание, а чтоб не выдать себя, явилась в виде неосязаемом даже для клиента. Никогда еще с нее не писали картину, в Винетте это было редкостью, все поглотили фотоаппараты и видеокамеры. Нет, конечно, были уличные художники и карикатуристы, но Патришии как-то не приходило в голову пользоваться их услугами, да и все равно это, по большому счету, халтура, а здесь - настоящий художник. Возможно, даже лучший в этом мире.
  Платье Патришию поразило - ей всегда нравились старомодные фасоны и эти юбки до полу, но здесь все носили столько кружев, вышивки, камней, что ей это казалось вульгарным. В этом же платье были вкус, стиль и сдержанность, как Керс мог додуматься до такого? И эта странная интонация - он словно бы знает, что она здесь, а между тем это совершенно не возможно.
  Патришия злилась уже не на него, а скорее на себя, и это выразилось в том, что она начала готовиться к визитам, лекции перестали быть такими уж нудными, и Керс признавал, что кое в чем она бывала права.
  
  Следующие две недели превратились в сущий ад для Тихика - он не мог прервать это представление; не мог заставить себя сказать ей правду - она все равно не поверит, в Совестях, видимо, воспитывают это недоверие, или гипнозом внушают, ведь не могут же они так спокойно упускать из виду такой вариант развития событий, должны же попадаться среди них нормальные люди с нормальными запросами.
  Каждый день Керолайн являлась в одно и то же время, с непроницаемым видом прочитывала по бумажке очередную порцию пространных рассуждений о добре и зле, потом просто растворялась в воздухе до следующего раза. Тихик больше не пытался вызвать ее на разговор, он понял, что это безнадежно, в этом Ордене Совестей так накачивали сотрудниц суевериями, что пробиться через них одними словами не представлялось возможным.
  Но месяц неуклонно таял, до конца апреля осталось не так уж много, а Владан все еще бился в пустоте, по-прежнему не зная, что же делать. Наконец, он решился, если планы не срабатывают, стоит один-единственный раз пойти напрямик.
  Дело было во внутреннем дворике его орантской резиденции, стоял прекрасный весенний день, почти полдень. Владан, облокотившись о мраморный парапет, просматривал не слишком секретные отчеты своих агентов, которые в слегка подкорректированном виде должны были попасть к его врагам. Причем тем, само собой, придется приложить для этого массу усилий и вложить немало средств. Занятие это было для него привычным, он машинально пробегал строчки глазами, делая пометки на полях. Лет через 300 такая бумага с его автографом будет стоить целое состояние, если его тайный архив уцелеет до того времени. Впрочем, некоторые маги ухитряются жить долго, очень долго...
  На парапете рядом с ним внезапно материализовалась Совесть, уселась поудобнее, проворчав что-то насчет отсутствия спинки и тента от солнца. Абсолютно не обращая внимания на то, что он явно занят, Керолайн привычно вытащила свой конспект и уже приготовилась с видом пифии вещать, но тут Тихик поднял голову и внес неожиданное предложение:
  — А вы бы не хотели оставить мне эту вашу шпаргалку для изучения в более подходящей обстановке? Возможно, в письменном виде на меня это быстрее подействует.
  — Вы полагаете? - усомнилась Керолайн, - Как по мне, что в лоб, что по лбу. Все равно бесполезно.
  — К чему такой пессимизм? Вдруг это мой шанс к просветлению?
  — Ладно, мне-то что, держите, - она бросила ему листок, присовокупив при этом: - Только не читайте в общественных местах, он невидимый.
  — Прекрасно. Решат, что это очередная провокация и сделают вид, что так и надо.
  Керолайн вдруг хихикнула, прикрывая рот ладонью.
  — Это мне напоминает одну детскую сказку, там, правда, король был...
  После чего она достала из сумочки астрологический прогноз и спокойно углубилась в него.
  — Чем это вы занимаетесь? - не без раздражения осведомился Владан.
  — Я должна отсидеть здесь определенное количество времени. Рабочий минимум. Вот я сижу, мою работу вы за меня сами вызвались сделать, так что на, сей раз жалобы, безосновательны.
  — Могу предложить куда более увлекательный способ времяпрепровождения - содержательный разговор.
  — Да? А что он будет содержать?
  Тихик явно был в замешательстве, все подходящие слова казались надуманными, излишне мелодраматическими, неубедительными, в конце концов. Она же просто рассмеется ему в лицо, с ее-то далеко не ангельским характером. Признаваться ему приходилось не раз, но когда признаешься в том, чего нет, то слова подбираются легко, с некоторой скрытой насмешкой, а сейчас все клише вызывали брезгливость. Но кроме них, что у него еще было? Казенным языком выражать чувства еще более не с руки, трагедия окончательно станет фарсом, если уже не стала.
  — Знаете, миледи, вы должны были уже заметить, что мое отношение к вам несколько изменилось.
  — Заметила, заметила, - горько отозвалась Керолайн. - Жаль, слишком поздно, когда не заметить было уже очень трудно... Хотя мне и это почти удалось. И вообще, к чему опять поднимать эту тему?
  — Но вы так и не спросили о причинах.
  — А зачем? Мне и так все ясно, - заявила она хладнокровно, не желая ничего слышать об этих самых причинах. Только фальшивой покаянной исповеди ей и не хватало, она-то знала, что в действительных мотивах своих поступков Тихик не признается никогда.
  — А мне почему-то кажется, что вам ясно далеко не все, иначе вы вели бы себя по-другому. Вы добились таких потрясающих успехов...
  — Что вы говорите.
  — ...но не в той области, где собирались. Как любитель вы оказались выше профессионала.
  — Вы о чем? - перестала что-либо понимать Керолайн и с подозрением посмотрела на него.
  — Понимаете я... я вас полюбил.
  Выражение ее лица не изменилось, нет, она расслышала каждое слово, но смысл до нее доходил с трудом, такого она не ожидала. Оправданий, извинений, но не... не слишком-то остроумно и чересчур жестоко-мелодраматично. Не его стиль.
  — Вы знаете, милорд, - с укором сказала она, - вы могли бы придумать что-нибудь пооригинальней. От вас я привыкла ожидать большего. Неужели вы рассчитывали, что на меня подействует столь банальное оправдание? Предпочитаю что-нибудь более убедительное, желательно с психологическими извращениями, они иной раз так правдоподобны.
  — Прошу меня простить, дорогая моя, - сквозь зубы процедил он, - но моя ли вина, что любовь столь тривиальное явление? Как выяснилось, я тоже не так неуязвим, как предполагал. Поставьте себя на мое место, у вас это неплохо получается, как бы вы поступили? И разве вам есть в чем меня упрекнуть, кроме того инцидента? Я умею ждать, и я ждал, сколько мог, вы ведь не давали мне ни единого шанса... но, увы, и мое терпение не безгранично.
  — Сейчас я услышу, что сама во всем виновата, - вздохнула Керолайн. - Избавьте меня хотя бы от этого заурядного обвинения. - и она предпочла перейти в невидимый облик, ее время еще не закончилось и уйти она не могла, но Владан решил, что она и в самом деле пропала, как обычно. Он проглотил уже произнесенную было фразу и замер, глядя в даль, в глазах застыло такое мученическое выражение, что Керолайн, привыкшая к его самоуверенной насмешливости, поежилась и впервые усомнилась в его неискренности.
  Владан же раздумывал над тем, что реакция Керолайн была именно такой, какой он ожидал, ни снисхождения, ни понимания. Да и верить она явно не собиралась. А кто бы поверил? Она знала его так, как никто другой и вся его предыдущая жизнь была опровержением этого признания, быть откровенным и правдивым всегда было невыгодно, в этом случае тоже. Но ведь и ничто другое не заденет эту цинично настроенную идеалистку.
  В последующие визиты Керолайн упорно делала вид, что никакого объяснения не было, несмотря на то, что Владан так или иначе пытался свести к нему любой разговор, но если ему это удавалось, она высмеивала его с присущим ей порой бессердечным остроумием, оставалось только радоваться, что никто из посторонних не слышал этих бесед, где Тихик выступал в непривычной для него роли просителя. Керолайн напирала на то, что Совесть остается Совестью даже за кулисами, в то время как клиент всегда лишь клиент. И Совесть остается верной своему призванию, несмотря ни на что, так что все уговоры тщетны и преступны - знание запрета и его нарушение отягощают вину.
  А времени оставалось все меньше и меньше, они оба ждали того заветного последнего дня, когда Керолайн, наконец, освободится от этой обузы. Тихик пытался представить себе ту одинокую жизнь, которая его ожидает, эти полувоспоминания-полуиллюзии, которым суждено заменить ее настоящую. Он не знал, сколько живут Совести, но этой была уготован вечная молодость и почти бесконечная жизнь, воспоминания ведь не стареют. Только медленно и незаметно выцветают, или меняются, смешиваясь с фантазиями.
  Керолайн так устала от двусмысленности своего положения, что готова была вычеркивать дни в календаре. Она была достаточно благоразумна, чтобы понимать, что трагедии тут нет и что весь этот эпизод всего лишь весьма неприятное заблуждение. Жаль было потерянных 15 месяцев, но ошибки ценны тем, что составляют жизненный опыт. Больше она не будет так беспечна и ненаблюдательна, деловая атмосфера, оказывается, тоже крайне важна. Сейчас она испытывала явное чувство неловкости, но скрывала его за изощренной в своей вредности манерой поведения; скрытность вообще была ей свойственна. Ее настоящие мысли знала только она сама, зато до конца, и они никак не отражались на ее действиях, если ситуация требовала нейтральности.
  
  ...Так прошло еще две недели, и наступил предпоследний день месяца. Патришия пришла как обычно и даже начала свои нотации, но тут Керс прервал ее, задумчиво, как бы, между прочим, заметив:
  — Знаете, а портрет уже готов.
  — Какой портрет? - Патришия сделала вид, что не понимает о чем идет речь.
  — Не притворяйтесь, я знаю, что вы там были.
  — Где? - упрямо продолжала изображать недоумение Пат.
  — В мастерской.
  — А откуда...
  — Откуда я узнал, что ты приходила туда? - Керс снисходительно усмехнулся. - Я просто почувствовал. Видимо любовь, хоть и притупляет умственные способности, но при этом обостряет магические. Я многое теряю как политик, зато совершенствуюсь как волшебник.
  Патришия промолчала, никак не прокомментировав его разглагольствования. Керс ждал, пока она попросит показать портрет и, конечно же, не дождался. Тогда он просто взял картину (она стояла у него за столом, завернутая в ткань) и установил ее на специальной подставке посреди кабинета. Патришия смотрела на портрет и не узнавала себя, хоть сходство было абсолютным. Она никогда не считала себя красивой, и ее это не особенно заботило, но женщина на портрете была прекрасна, между тем ни одна черта не была искажена. То было абсолютно верное ее отражение и при этом - неправдоподобно красивое. Как такое могло случиться? Керс был скрупулезно точен в своем описании, но если он увидел ее такой, это значит, что он - влюблен? Вот оно самое неоспоримое доказательство - ее образ в его сердце, перенесенный на полотно посредством чужого таланта, прошедший сквозь чужую душу и очищенный от невзрачной оболочки ее представлений о самой себе. Фоном картины были цветы шиповника. Не куст, а именно ветви, которые вились за ее спиной, возникая как бы из ниоткуда.
  — А почему именно шиповник? - удивленно спросила Патришия.
  Керс улыбнулся, запрокинул голову - цветы давно уже забрались на потолок, но сегодня они не были неподвижны, кружились в десятках стремительных водоворотов, спускались с потолка, тянулись вниз, но бурные потоки вновь втягивали их наверх.
  — Разве ты ничего не видишь?
  — Нет, - отрицательно покачала головой Пат. - А что именно я должна увидеть?
  Керс не ответил, он смотрел, как над ее головой образуется огромная спиральная воронка из цветов - как только они не хлынули на нее? И почему они все-таки не пахнут?
  — Тебе нравится? - спросил он, подходя ближе к картине.
  — Да, - честно призналась Пат.
  — Я так и знал, что это понравится нам...нам обоим. И это платье... как думаешь, оно вполне подойдет для нашей свадьбы, верно?
  — Свадьбы? - изумилась Пат.
  — Да, да, свадьбы. Конечно, я должен был прежде посоветоваться с тобой, но когда люди любят, они способны мечтать о свадьбе даже в одиночестве. В самом безнадежном одиночестве. А я люблю. И мечтаю. По-моему, это платье тебе пойдет, в нем ты будешь прекрасной невестой, просто прекрасной.
  Керс опустился на одно колено перед портретом, зачарованно провел по нему рукой.
  — Никто не сможет с тобой сравниться, у тебя не будет соперниц. Только добавим сюда фату. Не слишком длинную, ты не любишь неудобства. И корона - она совсем не тяжелая, вот увидишь. Но на тебе обязательно должна быть корона, чтоб все знали - отныне у них есть императрица. И у меня тоже. Первая, единственная, навсегда... Кстати, я хотел спросить, - он обернулся, посмотрел прямо на нее и вполне будничным тоном продолжил, - ты не выйдешь за меня замуж?
  — Я? За вас?
  — Да-да. Я не настаиваю и не тороплю тебя, но, может быть, тебе стоит подумать над ответом. Так долго, как захочешь - я буду ждать. А потом ты просто придешь и скажешь мне.
  — И что дальше?
  — Дальше, если ответ будет положительным, начнем готовиться к свадьбе.
  — А если - отрицательным?
  — Тогда я придумаю способ изменить твое мнение и спрошу снова, - поделился "гениальным" планом Керс.
  Патришия призадумалась было, но ненадолго, она тут же нашла выход из этой ловушки.
  — Тогда я сразу скажу, что ответа не будет.
  — То есть?
  — Я могла бы ответить что-то, если бы между нами в принципе были возможны какие-либо отношения. Тогда я ответила бы "да", если бы захотела быть с вами, и "нет", если бы предпочла прервать их. Но между нами никаких отношений нет, их не было и быть не может. Поэтому подобный вопрос абсолютно неуместен и я не намерена на него отвечать - ни сейчас, ни в будущем.
  — Значит, у тебя нет ко мне никаких чувств? - спросил Керс, вставая с колен.
  — Их не может быть - я лишь выполняю свой долг.
  — Ты хочешь исполнить свой долг? И в чем же он состоит?
  — В том, чтобы добиться вашего исправления, насколько это будет возможно. В том, чтобы заставить вас уважать хотя бы элементарные, базовые нравственные догмы, в том...
  — Ладно, ладно, я понял. Благие цели, ничего не скажешь. Но ведь ты отреклась от них, ты отказалась от задания. Выходит, ты забыла о долге.
  — Это не моя вина, а ваша. Это вы сделали мою дальнейшую работу невозможной.
  — Чем же это? Уж не тем ли, что дерзнул примешать к твоим служебным обязанностям простые человеческие чувства? Разве это тоже исключительно моя вина? Ну же, скажи, что ничего не чувствуешь, скажи, что я тебе безразличен. Скажи, только помни, что лгать аморально, а Совесть должна подавать мне уроки своим примером.
  — Я ничего не скажу, - глухо ответила Патришия, - я не собираюсь объясняться с вами.
  — Отлично. Но запомни, что бросая меня ты не исполнишь свой долг, нет. Ибо если тебя не будет, мое исправление станет абсолютно невозможным, кого бы там ни прислали. Раньше я был негодяем, признаю, однако при этом я был доволен своей жизнью и самим собой, это смягчало проявления многих моих пороков. Теперь, потеряв все в любви, я никогда не буду удовлетворен в политике, любой победы мне будет мало, я буду несчастен, поверь, это ощутит на себе каждый подданный, каждый человек в этом мире, кто намеренно или случайно встанет у меня на пути, а рано или поздно это может случиться с любым, поскольку для меня уже не будет границ - ни моральных, ни каких-либо иных. Я не властен над тобой, но здесь я стану хозяином всем и каждому. Жестоким хозяином. А между тем никто из них не нужен, никто, кроме тебя. Ты можешь спасти целый мир, ты можешь осчастливить вселенную - счастье одного человека делает лучше всех других, и для этого нужно только чтобы ты стала императрицей. Только так ты сделаешь меня лучше и счастливей, значит, только так ты исполнишь то, что сама назвала своим долгом. Так что же ты мне ответишь на это, Совесть моя, что?
  Патришия молчала. Она молчала очень долго, а возможно, и не молчала - просто спорила сама с собой. И с ним. Без слов. Они были излишни. А когда она ответила, шепотом, одними губами, так тихо, что и услышать то невозможно, но он услышал.
  — Ничего... ничего у нас не выйдет...
  И исчезла. На потолке замедляли бег, расплетаясь в обратную сторону, водовороты цветов - чудо вновь покидало его вместе с ней.
  А на следующий день Патришия пришла снова. Извинилась за то, что вчера не закончила лекцию и начала зачитывать обе сразу, так что это заняло у нее достаточно много времени, но и эти долгие часы пролетели слишком быстро. Когда в руках у нее остался последний лист, оба знали, что это все, конец, больше у них ничего уже не будет. Патришия собралась читать последний абзац, но тут Керс прервал ее, и взгляд его был почти умоляющий:
  — Не дочитывай, пожалуйста, оставь хоть предложение, хоть слово. Тогда можно будет считать, что ты не выполнила свой долг до конца, а ты очень ответственна, я знаю, и ты вернешься, обязательно вернешься, ты же формалистка, Совесть моя, и даже такая мелочь не даст тебе покоя, верно?
  — Как... как хотите, только тогда это все, - Патришия говорила медленно, словно это давалось ей с трудом. - Это была последняя...
  — Да, да, я знаю. Подожди, не уходи сейчас, ладно? Я хотел сказать тебе еще только одну вещь, я... в последнее время я начал читать стихи. Никогда их не любил, не читал, и вот вдруг... Я случайно взял книгу одного поэта... очень хорошего поэта. Погоди, я сейчас... не уходи, хорошо?
  — Да не уйду я, не уйду, - он так явно нервничал, был явно не в себе, что Патришии было уже тяжело смотреть на него, в таком состоянии Керс становился на себя не похож.
  Император лихорадочно искал на полке нужную книгу, а, когда нашел, по неловкости выронил закладку, потом опять искал то самое стихотворение, найдя, закрыл книгу, отложил ее в сторону и, стоя спиной к Патришии и глядя себе под ноги, стал читать по памяти:
  Не исчезай... Исчезнув из меня,
  развоплотясь, ты из себя исчезнешь,
  себе самой навеки изменя,
  и это будет низшая нечестность.
  Не исчезай... Исчезнуть — так легко.
  Воскреснуть друг для друга невозможно.
  Обида ранит слишком глубоко.
  Чужим стать хоть на миг — неосторожно.
  Не исчезай... Забудь про третью тень.
  В любви есть только двое. Третьих нету.
  Чисты мы будем в Судный день,
  когда нас трубы призовут к ответу.
  Не исчезай... Мы искупили грех.
   Мы оба неподсудны, невозбраннны.
  Достойны мы с тобой прощенья тех,
  кому невольно причинили раны.
  Не исчезай... Исчезнуть можно вмиг,
  но как нам после встретиться в столетьях?
  Возможен ли на свете твой двойник
  и мой двойник? Лишь только в наших детях.
  Не исчезай. Дай мне свою ладонь.
  На ней написан я — я в это верю.
  Тем и страшна последняя любовь,
   что это не любовь, а страх потери.
  
  По мере того, как он декламировал, Патришии начинало казаться, что она видит цветы, шиповник, он был повсюду - на стенах, на полу, она подняла голову - на потолке кружились цветочные водовороты. Керс читал стихи, а удивительное видение становилось все ярче, цветы оживали и словно тянулись к ней. И еще запах - она слышала, как пахнут цветы. И Керс вдруг тоже услышал и поначалу даже не поверил, он был поражен, но заставил себя продолжать. Керс говорил, и она понимала, что каждое слово - правда, каждое слово - про них, неважно, что тот, кто написал это, имел в виду что-то свое, теперь это принадлежит им, только вот как они смогут с этим жить...
  Стих закончился, и Керс умолк, он даже не повернулся к ней. Но Патришия сама с ним заговорила.
  — Какие красивые цветы. Я никогда не замечала, что шиповник может быть так прекрасен.
  — При этом он еще и колючий, - грустно добавил Керс, забыв удивиться тому, что галлюцинации у них уже тоже общие. - Очень, очень колючий. Может быть даже чересчур.
  Патришия кивнула, ее образ как-то задрожал в воздухе, словно она не знала, уходить или нет, но все же исчезла, как и цветы - видимо, ему не дано видеть их без нее. Теперь уже может быть никогда. Но он слышал, как пахнет шиповник, и теперь уже никогда не сможет забыть...
  
  Предпоследний день был для нее даже радостнее последнего - она просто-таки наслаждалась этой прелюдией к нормальной жизни, в суете подведения итогов и печатания отчетов она могла запросто упустить эту восхитительную эйфорию, это чувство победы. Ведь это была именно победа - она выдержала это нелегкое испытание до конца и могла по праву гордиться собой.
  Однако Тихик и тут ухитрился испортить ей настроение, пока она, лучась радостью, разливалась соловьем, неся совершеннейшую ахинею, изредка вставляя в нее "умные" слова - она вдруг заговорила о карме, о долге перед предыдущими и следующими воплощениями, о мере не пройденных жизненных уроков, считая это полной чушью, - он пребывал в совершенно ином, куда более философско-земном состоянии духа. Пятна на чакрах и реинкарнации его этот момент занимали мало.
  — Извините, что я вас перебиваю, миледи, вы, как всегда, очень убедительны, но не согласитесь ли вы ненадолго отвлечься от эзотерики и выслушать меня?
  Сердито сверкнув глазами, Керолайн кивнула, собственно, ей было все равно - поменять бред на бред, невелика разница.
  — Так вот, вы же знаете, я все заранее предусматриваю, не откладывая на потом. Обычно люди прощаются перед расставанием и это смазывает последние часы совместного пребывания. Я останусь верным себе, хотя бы в этом. Думаю, мне не стоит еще раз говорить вам о своей любви, вы все равно не поверите, я лишь хотел выразить вам признательность за мечты, которые вы невольно мне подарили. Оказалось, что и я умею мечтать об обыкновенном человеческом счастье - было так чудесно представлять вас своей законной супругой, спутницей жизни, и те годы, которые могли бы у нас быть, наших детей, похожих на вас, вы были бы прекрасной матерью, я уверен, с вашим характером вы просто прирожденный воспитатель, просто вы сами еще не до конца выросли. Вероятно, мы слишком рано встретились... но этого уже не изменишь. Мечты иногда превращаются в подобие воспоминаний, особенно когда они так красочны и реалистичны, в како-то мере они все равно свершаются, пусть даже с нашими фантомами. А я ведь почти поверил в эту сказку... слишком она хороша. Вы уходите, но вы были, а значит была и возможность. Возвращайтесь домой, вырастайте окончательно, но для меня вы навсегда останетесь такой, как сегодня - бесхитростной и бессердечной. Прощайте, леди Совесть.
  Керолайн сидела молча, опустив глаза и мучительно краснея после каждой фразы.
  Но потом она зло посмотрела на него:
  — Ах, вот как. Мечты! Сказки! Во всяком случае, ваши идиллические сказки! Моя б воля, я бы вам показала сказку, я отлично умею их сочинять! Но это была бы уже моя сказка, и вы бы в ней наплакались... от вашего счастья и моего его толкования! Я бы вам воспитала наследников, не на что было бы жаловаться! Я, в конце концов, далеко не мечта, я ... - и она скрылась в горькой дымке.
  День последний прошел гораздо спокойнее - с самого начала оба вели себя подчеркнуто официально, общаясь с любезной учтивостью, подходящей двум врагам, а не просто чужим друг другу людям. Керолайн продолжала изощряться в тонких материях, щеголяя модными терминами, в конце она сказала несколько слов, посвященных ее трудной работе и ее отнюдь не обнадеживающим результатам.
  — И что же, мне теперь следует ожидать следующую посланницу от вашего начальства?
  — Не думаю. Если вас причислят к неисправимым, вам даже киллер не поможет.
  — Но я же начал исправляться!
  — Лицемерие и ничего более. Мои руководители уже в курсе. Кроме того, если вы и в самом деле вдруг решите раскаяться - то время вам предоставят. Ближайшие годы в вашем распоряжении.
  — Да? Прекрасно. А то у меня есть кое-какие планы на самое ближайшее время.
  — Император при смерти, - кивнула она понимающе, - Самый подходящий момент для реализации ваших давно разработанных планов. Кстати, вы и кончину Вацлава рассчитали? Трон ваш - я в этом уверена.
  — Благодарю. Для меня весьма ценна столь высокая оценка моих умственных качеств...
  — Боюсь, она не так высока, как вам бы хотелось, лорд Тихик, - вдруг заявила Керолайн с нехорошей улыбкой, - будь вы хоть на половину так умны, как считаете, вы бы давно по-человечески извинились за тот случай, и, скорее всего, отозлившись, я бы простила - уважаю чужие слабости. Но вы предпочли сделать вид, что так и надо - что ж, это ваше право. Только не стоило еще и жаловаться после этого, меня это бесит. Ну что ж, теперь действительно все. Я тоже выговорилась и последнее слово за мной. Прощайте, - она взвилась к потолку столбом белесого дыма, вращающимся по спирали по часовой стрелке - и ушла.
  Владан упал на колени, пытаясь обнять ее, но обнимать было уже нечего - он остался один.
  
   ГЛАВА 13
  май 2001г.
  
  Шеннон проснулся первым, был еще поздний рассвет, Констанция спала, подложив руку под голову, трогательно свернувшись клубочком и чем-то напоминая котенка. Осторожно, боясь потревожить ее, он приподнялся на локте и так замер, чтобы лучше видеть ее лицо, зачарованный трогательной беззащитностью спящей девочки-женщины. Его женщины. Он напряженно прислушивался к ее напряженному дыханию, так, словно хотел услышать еще и то, как бьется ее сердце. Комната была заполнена тяжелым, маслянистым запахом роз - вчера он засыпал всю постель лепестками и сейчас вся эта истерзанная, разноцветная (здесь были все оттенки от темно-красного до белого, от карминно-розового до желтого) масса, хаотично разметавшаяся по смятым простыням, пьянила его ароматом не угасшей, но притихнувшей страсти. Цветы умирали, но перед смертью, перед окончательным увяданием, они спешили отдать им всю свою красоту и от запаха роз казался не таким прозрачным отяжелевший воздух.
  В распущенных черных волосах Конни также запутались обрывки лепестков, Шеннон смотрел на них и понимал, что влюбился. Такое с ним уже случалось, и не раз - он никогда не отличался сердечным постоянством, хоть и никогда не опускался до откровенного разврата. Он умел жить весело и счастливо, и умел дарить счастье женщинам. Множеству разных женщин. И при этом его собственное счастье всегда зависело от него самого, он полновластно распоряжался собственной судьбой. А теперь вдруг она оказалась в руках дерзкой кареглазой кокетки, которая почему-то обрела власть над его жизнью и его счастьем, хоть сама этого не замечает. Он снова полюбил, и все было так, как всегда, и все было не так. Не потому, что Констанция так уж отличалась от всех других, не потому, что пришла неизвестно откуда, назвалась его Совестью и взялась избавить от пороков, которым он вообще-то был подвержен весьма умеренно, лишь изредка позволяя себе расслабиться сверх мары. Он был непостоянен в пороках, как и в чувствах, он откликнулся на ее откровенный флирт почти сразу, после некоторого замешательства решив, что это будет самым пикантным и неповторимым из всех возможных приключений - в его кругу принято гордиться любовными победами, но кто еще может похвастаться тем, что был соблазнен собственной Совестью? Их совсем не платонические отношения развивались стремительно и легко, первые ночи не охладили, а наоборот, лишь сильней разожгли огонь обоюдного желания, но впервые ему всего этого было мало. Раньше Шеннон не без оснований считал, что разлука между свиданиями только укрепляет и продлевает отношения, а ожидание обостряет радость коротких встреч, тем более что всегда найдется еще одна, не менее очаровательная дама, чтобы скрасить особо томительные часы одиночества. Но теперь ему больше не нужны дублерши, а расставание - пусть на день, на час, на минуту, - из галантной игры превратилось в невыносимую пытку. Он хотел всегда быть рядом с Констанцией, разделить с ней все ночи и дни, знал, что это не мимолетный накал непривычно-жаркой страсти, то была любовь - не очередная и преходящая, а та самая, единственная, что длиннее жизни. Он любит ее - так будет всегда. Все говорят о том, что хотели бы встретить свою настоящую любовь, и не всем это удается. Ему повезло. Шеннону было радостно и немного страшно. Он боялся сделать что-нибудь не так, потерять ее - тогда ведь уже не вернешь, он будет бессилен даже броситься на поиски. Будь он не так молод (из них четверых Шеннон как был, так и остался юношей-подростком в душе) и не так увлечен, Шеннон, возможно, сознавал бы, что шансов на счастье у них почти нет, что они довольно странная и не слишком-то гармоничная пара, что даже беспечность, в равной степени присущая им обоим, не обещает долгой идиллии, поскольку все похожее лишь сталкивается, а не наоборот. Благо, влюбленным не свойственна губительная привычка мыслить здраво, как и осторожность, и трезвый расчет.
  Потому, когда Конни беспокойно шевельнулась, просыпаясь, и открыла глаза, Шеннон, поддавшись подсознательно предчувствованному порыву, наклонился к ней, чуть коснулся губами лба, затем скользнул к щеке и уже целуя ухо шепнул: "Выходи за меня замуж" - и резко отстранился, беззаботно блестя глазами и одновременно чувствуя, как начинают млеть ноги от беспричинного напряжения - казалось, само сердце замерло в напряженном ожидании, тем самым прервав бег крови в сосудах.
  — Замуж? - недоуменно повторила Конни, зевая и небрежно-томным жестом откидывая прядь волос, непокорно лезущую в глаза. - Ты серьезно?
  — Вполне.
  — Замуж...- уже задумчиво повторила она, натягивая коротенький шелковый халатик и как-то чересчур медленно завязывая узлом широкий пояс.
  Она встала и принялась как-то бесцельно бродить по огромной, полутемной еще из-за задернутых штор императорской спальне, то переставляя безделушки на камине, то сосредоточенно разглядывая оставшиеся после вчерашнего ужина бокалы на столе. Шеннон одними глазами следил за ней, ожидая хоть какой-нибудь реакции. Констанция подошла к окну, недолго смотрела во двор, затем повернулась, прислонилась к стене и преувеличенно-будничным тоном спросила:
  — Зачем нам жениться?
  — Ну... если мужчина и женщина любят друг друга - они женятся. По крайней мере, у нас.
  — Не говори чепухи. У вас женятся без любви. А уж монархи - тем более.
  — Некоторым с этим везет больше. Надеюсь, нам тоже.
  — Разве нам плохо так? Зачем что-то менять?
  — Ну, знаешь ли, предпочитаю видеть тебя честной женщиной. Разве не ты в первую очередь должна одобрить мой высоконравственный порыв? Или ты меня не любишь?
  — Да нет, я...я...- Констанция замялась, несколько застигнутая врасплох этим вполне уместным и логичным вопросом. Любовь... Она предпочитала не употреблять этого слова по отношению к "реальным" людям в своей жизни. Она не испытывала особого недостатка в кавалерах, заводя веселые, приятные и необременительные интрижки, но любовь... Любить она предпочитала мужчин постарше с газетных фотография - в разное время объектами воздыханий были чемпион оп теннису, известный футболист и даже мафиози из соседней страны. Она привыкла грезить об отдаленном, полу абстрактном, ею же вымышленном образе, и вот вполне осязаемый, "настоящий" и так мало зависящий от ее фантазии Шеннон претендует на те же чувства. Конни растерялась, она не думала над этим всерьез, она знала только одно - это был самый захватывающий ее роман и ей совсем не хочется, чтобы он заканчивался. И вот сейчас ей показалось, что лучше всего будет, если он не закончится вообще никогда. А поскольку для этого нужно, чтобы она и Шенн всегда были вместе, значит ли это, что она влюбилась и что они должны пожениться? Конни покачала головой, словно спорила сама с собой, Шеннон чувствовал, что с ней происходит, но не знал, как вмешаться в эту дискуссию, чтобы добиться желанного для себя результата.
  — Ты меня любишь? - он не придумал ничего лучшего, как только повторить вопрос.
  Конни не была готова отвечать, очевидно, следовало сказать первое, что придет в голову, а она почувствовала, что не способна ответить "нет", просто не может произнести это слово. Но сказав "да" она, наверное, обяжет себя, а Констанция принципиально избегала любой ответственности, но варианта вроде "воздерживаюсь" у нее тоже не было и она только кивнула, при этом выражение лица ее было почти мрачным и Шеннона, естественно, не порадовало признание взаимности, выраженное в столь странной форме.
  — Послушай, я ни к чему тебя не принуждаю и вообще не хочу на тебя давить. Если тебе нужно время...
  — Да нет, - протестующе тряхнула головой Констанция, - не в том дело, я... - она замолчала, задумчиво опустив голову, а когда снова подняла ее, губы медленно, но верно стали растягиваться в триумфально-счастливую улыбку. - А знаешь, это ведь здорово, правда, здорово. Просто класс!
  — Что именно, - настороженно поинтересовался Шеннон.
  — Любить по-настоящему. То есть, любить кого-то настоящего. Ты же настоящий, верно?
  — Ну... мне всегда казалось, что да.
  — Тогда все отлично, - успокоенно вздохнула Конни.
  — Насколько отлично? - осторожно уточнил Шеннон, - ты выйдешь за меня?
  — Может быть, может быть, - небрежно согласилась Конни, затем легкой, танцующей походкой, от которой создавалось впечатление, что она шла одновременно на цыпочках и вприпрыжку. Без всякой женственной грации она плюхнулась на край постели (еще больше очаровывая Шеннона своей неуклюжесть) и, детски-игриво склонив голову набок, спросила:
  — А что делают императрицы?
  Шеннон, немного сбитый с толку таким вопросом, сразу и не сообразил, что ответить.
  — Разве у вас нет императриц?
  — Есть наверно... Или были. Только ни политика, ни история меня как-то особо не интересовали. Да, кстати, я должна буду заниматься политикой?
  — Если очень захочешь, но вообще-то супруге монарха это не полагается.
  — Тогда я точно не захочу. А как насчет приемов?
  — Если будешь держаться в стороне от государственных дел, твоему отсутствию в том или ином случае не придадут особого значения. Хочешь - иди, хочешь - нет. Впрочем, тебе понравится. Балы, торжества...
  — Балы... - мечтательно повторила Конни, - Но я не умею танцевать ваши танцы. А всему этому так долго учиться.
  — Тебе ни к чему учиться, я же маг, в конце концов.
  — Да? - глаза Конни загорелись алчным огнем. - Значит, мне вообще больше не придется учиться?
  — У нас дамы не обременяют себя наукой.
  Конни преисполнилась такого энтузиазма, что Шеннон почти уверился в успехе, его даже не волновало, что у его предполагаемой невесты такие прагматичные мотивы. Учеба всегда казалась Конни сущим кошмаром, сначала гимназиум, Школа Совестей, в которую она угодила случайно, из-за привычки списывать у Патришии все без разбора. Теперь вот Институт - Констанции все это порядком надоело. Неужели не будет больше ни лекций, ни семинаров, а самое главное - экзаменов? Судя по всему, императрицам живется совсем неплохо. Но прежде следует выяснить все до конца.
  — Так чем занимаются императрицы?
  Шеннон не спешил отвечать. Взбив подушки, он сел поудобнее и только тогда, с видом взрослого, читающего сказку на ночь раскапризничавшемуся ребенку, принялся рассказывать.
  — Прежде всего, они спят. Спят очень долго, встают после полудня. Точнее не встают, а завтракают в постели. Сон ведь способствует длинной молодости. Впрочем, я разглажу все твои морщинки, даже если для этого придется переквалифицироваться в косметическую магию... С полудня и до вечера у тебя будет очень много дел. Примерка нарядов, выбор платья и драгоценностей для бала...
  — И это все? - недоверчиво спросила Конни.
  — Все. Разве что ты сама себе что-нибудь придумаешь. Все, что захочешь. Пикники, прогулки... Как тебе? Уверен, ты будешь царить на всех балах, ты покоришь всех моих придворных и гостей. Ты будешь самой прекрасной императрицей.
  Покорять придворных? Конни эта идея сразу пришлась по душе, но она благоразумно решила не выказывать излишней заинтересованности - как-то это неудобно, когда тебе делают предложение. Но Конни еще не могла поверить в свою удачу.
  — И что же, у императрицы нет никаких обязанностей?
  — Никаких.
  — Что, совсем-совсем?
  — Абсолютно никаких... Хотя, пожалуй, одна все-таки есть.
  — Это какая же? - приготовилась к самому худшему Конни.
  — Как я уже сказал, у императрицы есть только одна обязанность - ублажать своего императора.
  — Даже так, - задумчиво хмыкнула Конни. - Это серьезно, я должна подумать, - тон ее голоса был совершенно серьезен, но глаза блестели такой хитринкой, что у Шеннона уже не осталось сомнений.
  — Давай подумаем вместе, - вкрадчиво предложил он, привлекая ее к себе и целуя в шею. Конни не сопротивлялась, только заметила:
  — Все это хорошо, но мне однажды может надоесть...
  Шеннон опять-таки не обиделся на неподобающее для невесты заявление и, пообещав, что позаботиться, чтобы ничего подобного никогда не случилось, удвоил свой пыл, так что у Конни не осталось ни возможности, ни желания спорить.
  Уже значительно позже, в перерыве между двумя сериями жарких объятий, Шеннон спросил:
  — Кстати, а такое раньше случалось? Кто-нибудь женился на Совести?
  — Не знаю, - равнодушно пожала плечами Конни. - Хотя, наверное, нет, никогда. Мы первые.
  — Почему-то мне кажется, что у вас этому не обрадуются.
  — А какая разница? Я вообще оттуда уволюсь, надоело.
  Другой бы на месте Шеннона огорчился, что у будущей жены столь беспечный характер, но для Энила в этом был весь залог его счастья, потому отсутствие у нее всякого уважения к условностям лишь воодушевляло его. Вот так. Устроив себе досрочный, но от этого не менее приятный медовый месяц, они принялись увлеченно обсуждать планы свадьбы.
  
  
  Май выдался поистине прекрасным, настоящий последний месяц весны, и настроение у всех было соответственно предпраздничное, даже несмотря на близость сессии. Разве что у Керолайн началась легкая форма "осенней депрессии" - в конце мая ее охватывало предчувствие близкой осени. Это же повторялось в конце их любимого месяца - июля, так что сам сентябрь она встречала уже совершенно спокойно, успевая попереживать и смириться с неизбежным.
  Поглощенные празднованием дня города, а потом предэкзаменационной кутерьмой, подруги не сразу заметили, как с Конни начало твориться что-то совсем уж странное, ее и так сложно было поймать, а теперь она и вовсе пропадала чуть ли не без вести, порой по нескольку дней. При этом Магистресса не могла нахвалиться на ее неожиданное рвение в работе, она начала просто душу в нее вкладывать, а клиент исправлялся просто на глазах, весь май Шеннон был образцово-показательным монархом, совсем забросив государственные дела и с головой погрузившись в самосовершенствование.
  Но из-за сдачи зачетов троим подругам было не до Конни, и она спокойно этим воспользовалась, она-то никогда ничего специально не учила, полагаясь на то, что кривая вывезет, и она вывозила. Времени, таким образом, у нее было предостаточно.
  Одним замечательно-солнечным днем Патришия, возвращаясь с занятий по дороге забрела на почту, привычно взгрустнув при виде счетов за телефонные услуги. Приглашение скромно притаилось среди рекламных проспектов, лежа в запечатанном плотном конверте, оно терпеливо ждало. Патришии редко приходили письма, и потому неожиданное послание ее заинтриговало, тем более, что адрес отправителя указан не был.
  Бросив в угол дивана сумочку, она подошла к окну, на ходу разрывая конверт, и сияющее всеми цветами радуги приглашение выскользнуло прямо ей в руки. Шеннон потрудился на славу, магия так и сочилась из этого листочка, картинки перетекали друг в друга, а поверх них мигали аккуратно выписанные строчки.
  — Интересно, почему первой плохие новости всегда узнаю я? - философски спросила себя Патришия и привычно потянулась к телефону, Керолайн жила на другом конце лестничной площадки, но бежать к ней и театрально заламывать руки Пат не имела ни малейшего желания.
  — Алло, это я. Как дела?... Ну учись-учись, не буду отвлекать, пойди только почту проверь, там тебе от Конни сюрприз... Нет-нет, приятный, просто-таки праздничный...Ага, жду.
  Через несколько минут Керолайн уже звонила ей в дверь, распечатанное приглашение искрилось в ее руке.
  — Каково? - воскликнула она почти восхищенно, - Конни в своем репертуаре. Наплевать ей и на Устав, и на Магистрессу.
  — Ну, это же Конни. Спятила окончательно. Ее просто из Ордена исключат и во все учебники внесут, как отступницу. Можем гордиться подобным знакомством, мемуары писать...
  Керолайн по-хозяйски поставила чайник и присела на табуретку, глаза ее были встревоженными.
  — А нам что делать? - ехидно поинтересовалась она.
  — Тут два варианта - либо немедленно откреститься от столь неподходящего знакомства...
  — Да уж, императрица Ротры нам не друг! - хмыкнула Керо.
  — ... либо стерпеть и это. Заодно еще у Лотты поинтересуемся ее мнением.
  — А ей все равно, пойдет на свадьбу как ни в чем, ни бывало.
  Чайник вскипел, они сделали кофе, причем черный, без сахара, и теперь каждая ждала, что первой начнет другая.
  — Лотта-то пойдет, - согласилась Патришия.- У нее те места ни с чем не связаны, а мы? Выдержим ли мы? И не хватит ли с нас издевательств? После того месяца я еще полгода в себя приходить буду, да и сессия на носу.
  — Это твоя привычка - держаться от боли подальше, - гримасничая, заявила Керо. - А я вечно лезу в самое пекло, зная, что мне же хуже будет.
  — У нас есть полчаса чтобы решить, идем мы или нет, - сказала Патришия, допивая обжигающе-горячий кофе и поглядывая на часы.
  — Почему полчаса? - изумилась Керолайн. - Свадьба через 3 дня.
  — А потому, что через полчаса мой любимый триллер начинается, я из-за него все семинары на неделю вперед в выходные приготовила. И шоколад припасла, а я от своей культурной программы просто так не отказываюсь.
  — Подумаешь, я завтра в театр иду, - обиделась Керолайн, решив, что ее завуалировано выставляют за дверь, - Тогда решаем быстро, идем или нет?
  — Нет.
  — Да.
  — Голоса разделились, - довольно улыбнулась Пат. - Ладно, поубеждай меня, может, я и соглашусь.
  — Пункт 1 - Конни обидится, если мы не явимся, причем на сей раз надолго. Пункт 2 - надо самим себе доказать, что мы в тех мирах можем спокойно находиться. Пункт 3 - даже если и не можем, то всем должны показать, что можем. Пункт 4 - отличная возможность довести Магистрессу до белого каления.
  — А что дарить будем? - озабоченно спросила Пат, продолжая хитро улыбаться.
  — Сервиз какой-нибудь?
  — Ну, конечно. Не позволю! Конни там пропадет без современной музыки, придется музыкальный центр преподносить.
  Керолайн засмеялась, представляя беднягу Шеннона, слушающего зажигательные модные хиты, и это в мире, где еще недавно и вальс-то неприличным считали, а у Конни такой опыт выступлений на дискотеках!
  — А что надеть? - забеспокоилась теперь уже она, - И в реальном ли виде нам туда идти?
  — Хочешь инфаркт у императрицы-матери вызвать, когда центр сам пролетит через ползала и опустится у ног молодоженов? В реальном, в реальном. Это же ненадолго. И потом - как Конни мне жаловаться будет, если я невидимая?
  — На что жаловаться?
  — А она найдет на что, - махнула Пат рукой, - Я ее знаю, ее даже императорская свадьба не устроит, она же шейха ждала.
  — Напишем, пусть сама нам костюмы готовит, - вслух разглагольствовала Керолайн, - У нее жених волшебник в конце концов.
  — Вот ты с этим и разбирайся, - разрешила Патришия, - А я центр подыщу, и Лотту поймаю, подарок общий, скидываться будем.
  Таким образом, Конни не была лишена удовольствия видеть друзей в самый главный день его жизни, впрочем, главным его считали Шеннон и гости с его стороны, а сама счастливая невеста была уверена, что выходить замуж лишь однажды - это слишком скучно. Каждые 5 лет - это еще куда ни шло.
  Лотта, Керо и Пат явились задолго до начала торжества, понимая, что после церемонии бракосочетания им вряд ли удастся в спокойной обстановке поздравить свежеиспеченную императрицу, а ее жених вовсе не горел желанием оповещать всех приглашенных из какого мира явилась нареченная - это прекрасно, но даже император должен знать меру.
  Трое Совестей появились в Конниных апартаментах в тот момент, когда жених с невестой о чем-то совещались, вернее, Шеннон с энтузиазмом излагал какую-то организационную идею, а Конни снисходительно внимала, не особо вслушиваясь в его слова.
  Услышав шум, она обернулась, расцвела улыбкой, и с воплем радости бросилась их обнимать, как после многолетней разлуки, Шеннон с интересом следил за этой "семейной" встречей, наконец-то он получил возможность сравнить свою Совесть с другими. Конечно, остальные Конни и в подметки не годились, но выглядели самую чуточку серьезней и даже... неужели культурней? Он все еще сомневался в определении, когда Совести наконец вспомнили о присутствии какого-то императора, и обернулись к нему, Конни продолжала обнимать за плечи Лотту и Пат, так что воспитанность имела возможность проявить одна Керолайн, сделав реверанс, она тут же представилась:
  — Извините нас, ваше величество, мы слегка забылись. Мы еще не знакомы, я - Керолайн Даррелл, - сказала она, беспечно нарушая запрет оглашать свои настоящие имена в иных мирах, но ведь они были не на службе.
  — А это, - подхватила смеющаяся Конни, - Лиотта Норси и Патришия Норрис. Кстати, мы одноклассницы.
  Заявление это было весьма своевременным, поскольку дать один и то же возраст всем четверым не решился бы никто. Почти не накрашенные Конни и Пат выглядели куда младше изысканно-взрослых Лотты и Керо. К такому раскладу все давно привыкли, но Шеннону только предстояло привыкать, он вполне отчетливо представлял себе, что видит эту троицу далеко не в последний раз. Оставалось только смириться, что он благоразумно и сделал:
  — И вы все Совести? - для порядка спросил он.
  — Уже не все, - Патришия, наконец, вырвалась из Конниных объятий, - Совесть 3 класса, 3 ранга номер 1072 Констанция Левис, вы официально исключены из рядов Ордена.
  — Класс! - завопила Конни, душа выдирающуюся Лотту, - Это лучший подарок. Если б еще и из института исключили, - добавила она мечтательно.
  — Так в чем же дело? Пропустишь сессию, тем более что у тебя медовый месяц - и все проблемы, - тут же посоветовала Керолайн. - Для императрицы высшее образование необязательно.
  Конни задумалась над этим заманчивым предложением, а Шеннон попытался поддержать светскую беседу:
  — Вы уже бывали в подобных мирах?
  Патришия и Керолайн машинально переглянулись, но за них ответила уравновешенная Лотта:
  — Я - нет, они - да.
  — Это было давно, - заявила Керо.
  — В детстве, - добавила Пат.
  Шеннон догадался, что эту тему лучше обойти стороной, и затих, думая, что бы еще сказать, как тут гости вспомнили о подарке, поскольку дарить музыкальных центр на средневековой свадьбе при всех было бы неразумно, они презентовали его сейчас и тут же принялись устанавливать. Шеннон покорно наколдовал автономный источник энергии, и тихо ретировался, но музыка быстро загремела на весь дворец.
  Разобравшись с центром, Конни повела подруг переодеваться, безостановочно болтая о чем угодно.
  — Вы извините, что я никого из вас в свидетельницы не приглашаю, Шенн что-то наплел про традиции и т.д. и т.п. Зато вам не обидно, я никого не выделила. Хотите, я вам букет брошу?
  — Один на троих? - уточнила Лотта, так как Керолайн и Патришия почему-то решили проигнорировать эту фразу.
  — Поделите, - окончательно развеселилась Конни, и вдруг посерьезнев, с тревогой спросила:
  — Слушайте, вы как считаете, такая разница в возрасте не помеха для удачного брака?
  — А сколько ему лет? - испугалась Лотта, никогда прежде не имевшая дела с магами и не знавшая об их способности оставаться вечно молодыми.
  — Много, - вздохнула Конни.
  — Ну не 80 же, - ободрила ее Патришия, - К тому же у тебя всегда была легкая форма геронтофилии...
  — Ах ты!...
  — Пат права, - рискнула поддержать ее Керолайн, - Тебя же сверстники никогда особо не привлекали, так что беспокоиться не о чем.
  — Спасибо, - с явным облегчением сказала Конни, - успокоили.
  Церемония была помпезной, как того требовали обычаи и престиж семьи Энилов, в пестрой толпе гостей легко затерялись три незаметные Совести, в своих сшитых по местной моде нарядах не отличавшиеся от других приглашенных, они и не думали приближаться к прелестной невесте, скромно затаившись в задних рядах. Конни пообещала было в пылу дружеских чувств назначить их своими фрейлинами, но подруги отделались уверениями, что встреч в Винетте им вполне хватит, а Ротру они будут посещать лишь в крайних случаях, так что обойдутся и без излишней официальности. Лотта ухитрилась пробраться поближе, чтобы видеть хоть что-то, кроме перьев впереди сидящих дам, но Керолайн и Патришия не испытывали особого желания лицезреть все происходящее с излишне близкого расстояния, они и без того находились в подавленном настроении. За всеми рискованными шутками и напускной бравадой скрывались даже не боль, не грусть - растерянность и неуверенность. Противоречивые чувства вызывал у них этот "незаконный" союз - протест, раздражение, изумление. Ведь если стойко продолжать оставаться на позициях принципов Ордена, они должны были любыми способами удержать Конни от неразумного шага, а они и слова при ней не произнесли, будто решив, что ее судьба - это все же ее личное дело. А если признать, что Конни хоть в чем-то права, то...
  Они были в состоянии раздирающих сомнений, и оттого язвили больше обычного, прекрасно зная, что лучше от этого не станет никому.
  Церемония была длинной, священнослужитель читал великолепную речь на тему счастья в браке и ответственности супругов друг пред другом, Керолайн не выдержала и, склонившись к уху Пат, яростно зашептала:
  — Будем пари заключать, на сколько у Конни верности хватит?
  — Нет, - холодно заметила Патришия, не глядя на нее, - Пусть сама с этим разбирается, если выросла.
  Керолайн обиженно замолчала, они сидели, насупившись, но продолжая держаться за руки, как маленькие девочки. Каждое слово клятвы многократным эхом отдавалось в их мыслях, и от них наконец-то начала расходиться целительная боль, сметая привычную отстраненную снисходительность, как ни удивительно, есть предел и всякому самообману.
  Расшалившаяся Конни быть может и запустила бы букетом в подруг, но она их просто не различала в разноцветной массе присутствующих, поэтому отдуваться пришлось Уитни, младшей сестре Шеннона, принцесса едва не утонула в море цветов и ленточек.
  Банкет был соответствующего размаха, здесь свободно можно было потеряться, чем все трое и воспользовались, танцевать они не собирались, вряд ли они достаточно хорошо знали фигуры классических танцев, а ни одна из них не любила попадать впросак и выставлять свое невежество на всеобщее обозрение.
  Пока гости рангом повыше лично поздравляли молодых, остальные отдали должное пиршеству, жаловаться на которое не решился бы самый прихотливый гурман.
  — Ешь - ешь, - шепотом уговаривала Пат Керо, изо всех сил стараясь не рассмеяться. - Ты же у нас поправляешься...
  — ... до твоего уровня, между прочим.
  — Ох, и долго это у нас это будет продолжаться, если учесть, что я все время худею до твоего.
  — А времени у нас много, - буркнула Керолайн, которую уже порядком достали разговоры о ее весе. Все в один голос твердили, что ей необходимо поправиться, ну хотя бы до уровня Патришии, а сделать это было непросто, поскольку Керолайн весила килограмм на 5-6 больше, Патришии же, естественно, рекомендовалось похудеть до уровня Керолайн. Проблема эта была не нова, но решения никак не получала, поскольку явно его не имела. Складывалось впечатление, что они просто коллекционировали подобные проблемы.
  — И не пей столько, - теперь Патришия уже шутливо возмущалась, - нам же еще к Хельге сегодня идти, а тошнить, конечно, из-за тебя меня будет. - Это была вторая проблема: почему-то, когда почти ни разу не испытавшая похмелья и даже обычно не пьянеющая Керо пила, тошнить всегда начинало трезвенницу Патришию.
  — Где ты у Хельги такое вино найдешь? - возразила Керолайн. - Бренди-колу только ты способна переносить. А лучшего там ожидать не приходится. Тем более что Конни сама подает прекрасный пример.
  — Конни теперь все можно, как она полагает. Нашла с кого пример брать.
  — А не стоит ли взять? - вдруг спросила Керо, явно вкладывая в вопрос некий глобальный смысл.
  — Знаешь что, - решительно заявила Пат, - мне и без твоих намеков... не будем мучить друг друга. Это единственная разумная вещь, которую мы можем сделать, а любая боль проходит, правда?
  Ее императорское величество Констанция Энил, раскинувшись, сидела на роскошном троне из слоновой кости, между мужем и свекровью, не обращая внимания на то, что тончайшая вуаль рвется от такой неподобающей царствующей особе позы, и принимала поздравления с поистине монаршей милостью. Казалось, она была рождена для роли недоступной владычицы, она с легкостью давала понять гостям, что она выше их, не прилагая к тому ни малейших усилий и даже не стремясь к этому, она считала это само собой разумеющимся.
  Согласно ротрийским традициям, правитель имел право сам выбирать себе супругу, считаясь при этом все же с интересами государства. Так, Роан Энил взял в жены Элиш Белл - дочь беглой ариклейской аристократки, а его сын пошел еще дальше - о происхождении леди Констанции уже начали ходить самые невероятные слухи, в том числе и о том, что она была дочерью последней властительницы Ариклеи Валески Отмар-Тихик, которую, как все полагали, устранила сама Элиш с помощью пары отравленных перчаток, чтобы облегчить мужу завоевание ослабевшей во время правления Валески Ариклеи. Леди Констанция и не подозревала об этих сплетнях, да и в любом случае ей бы они мало что сказали, в истории Тайского континента она была несильна, а о политической ситуации имела весьма туманное представление.
  Элиш отнеслась к невестке с едва различимым негодованием - не такую жену она пожелала бы сыну, не для того она убрала с дороги его первую супругу - Вайру Райм, чтобы отдать корону неизвестной авантюристке. Но были и хорошие стороны, от Конни трудно было ожидать соперничества в управлении Ротрой, а ее ветренность отвлечет от государственных проблем и по глупости влюбившегося в нее сына. Императрицей все еще остается она, Элиш.
  Разомлевший от счастья Шеннон уже ничего вокруг не замечал, кроме черных кудрей да карих очей супруги, однако он ухитрялся краем глаза отмечать, кто из друзей соизволил явиться на торжество, а кто непочтительно проигнорировал приглашение разделить с ним радость от этой великой победы. Конечно, Доминика он приметил сразу, тот никогда не упустил бы шанса полюбоваться на двойника своей возлюбленной, а представить Элиш в роли свекрови не позволяло ему даже его развитое постоянными упражнениями в грезах воображение. Впрочем, на юную императрицу он посматривал с не меньшим интересом, платоническая любовь к государыням Ротры переходила у него в заслуживающую порицания привычку. Шеннона это ничуть не обеспокоило, в этом мире Доминик, к счастью, отсутствовал напрочь, а параллельный не был для него реальной угрозой.
  Подперев голову одной ладонью, и протягивая другую гостям для поцелуев, леди Констанция близоруко улыбалась, а Шеннон восхищенно впитывал в себя эту улыбку, отвечая небрежными кивками на поздравления.
  Как-то незаметно прямо у трона появился Владан, они с Шенноном понимающе переглянулись, Тихик, конечно, использовал маскирующее заклинание, еще не перевелись в Ротре люди, помнящие его трагически скончавшегося на руках преданной жены двойника, так что он не хотел будоражить умы общественности. Пробормотав с раболепной улыбкой некое двусмысленное пожелание, Владан склонился к руке императрицы и неожиданно вздрогнул - слишком знакомым ему показался перстень из черного с белым хрусталя, Конни и не подумала от него избавиться, он был слишком оригинальным украшением. Тихик медленно поднял голову и заглянул в эти смеющиеся невинные глаза, но они ничего ему не сказали. Впрочем, он и так все понял: намеки Шеннона, полное отсутствие информации о прежней жизни его жены, ее развязные манеры и десятки других мелких деталей послужили достаточным основанием для верного вывода. Непутевому Шеннону, как всегда, повезло больше остальных, и корона и жена достались ему почти безо всяких усилий. Ему можно было только позавидовать, что Владан и сделал, постаравшись - как можно быстрее скрыться с глаз жениха, опасаясь внушить тому подозрения своим неоправданно-расстроенным видом.
  На мгновение ему показалось, что он заметил в соседней зале Керолайн и ее неизменную подругу, но, разумеется, это был не более чем мираж, сколько он не вглядывался в это скользящее море изысканных нарядов, Керолайн ему больше не привиделась. Выпив с горя несколько бутылок лучшего марского коньяка за здоровье молодых, он тихо телепортировался домой, чувствуя, что ему долго не выдержать зрелища чужого счастья. Возможно, стоило загнать Шеннона в угол и потребовать поделиться опытом, как ему удалось уговорить Совесть(!) согласиться на его предложение. Или, быть может, ему просто повезло, и Констанция человек с более-менее предсказуемыми реакциями и имеет понятные слабости, на которых можно сыграть. В возможность непреодолимой взаимной страсти между этой четой Тихик просто не верил, Шеннон еще способен был безоглядно влюбиться, но девушка типа Конни..., такие скорее любят свои фантазии, чем людей, на которых они основаны, к тому же они предпочитают героев, а Шеннон героем никогда не был.
  Однако Владан не стал портить другу торжество, больше из эгоизма. Чем из желания остаться добрым товарищем, и ретировался без дополнительных происшествий.
  Керолайн и Патришия каким-то чудом вновь нашли друг друга, хотя совсем не искали, им хотелось побыть в одиночестве, а одиночеством для них была невозможность встречаться друг с другом, так что многолюдный дворец как нельзя более подходил для этой цели. И теперь, нечаянно встретившись, они не знали, как поестественней скрыть свой потерянный вид от проницательных взглядов друг друга.
  — Ты не видела Лотту? - выдавила Патришия, отводя глаза.
  — Да нет. Еще с самого начала. Но вряд ли она по нас скучает, она умеет развлекаться и в незнакомой компании.
  Они медленно шли по залу, опустив головы и старательно глядя в разные стороны, Керолайн вдруг вздрогнула, вцепилась в рукав Патришии.
  — Что случилось? - испуганно спросила та, останавливаясь.
  — Ничего... показалось...- немного дрожащим голосом, что было ей совершенно несвойственно, ответила Керо, нервно оглядываясь.
  — Да ну тебя, - рассердилась Пат, радуясь возможности хоть как-то отвлечься от в высшей степени пугающих мыслей. - С ума сойти с тобой можно. Неужели белая горячка началась?
  — Размечталась... так просто тебе от меня не избавиться, - и вдруг с неожиданным хладнокровием, которое было ей куда более присуще в минуты опасности, чем растерянность, спросила:
  — Что же мы будем делать?
  Патришия как-то сразу уразумела о чем ее спрашивают, и с нервным оживлением ответила, пожав плечами:
  — Понятия не имею. Ситуация из твоих любимых: все ясно, роли распределены, а выхода нет.
  — Мы же всегда что-нибудь придумывали...
  — Неужели? Вот так, экспромтом? Это не в моих правилах, ты же знаешь. Я долго мучаюсь, прежде чем принять решение... Но сейчас мы мучаемся уже после принятого решения... Как я устала от этой неопределенности, ты ведь представляешь...
  — Представляю, - резко подтвердила Керо, наконец, отпуская ее рукав. - Но все же ты умеешь действовать экспромтом, я помню. На экзаменах, к примеру, сначала пропасть растерянности, а потом концентрация всех сил и неожиданные повороты. Так что предлагаю вспомнить былые навыки, ведь есть куда отступать... надеюсь.
  — Ладно, - внезапно без колебаний согласилась Патришия. - Выясним все до конца, иначе еще долго будем корчиться в муках собственной глупости.
  — А если будем опаздывать к Хельге, - совершенно другим, деловым тоном, добавила Керолайн, - та из нас, кто освободиться раньше, зайдет за другой. Договорились?
  — О’кей, - с облегчением кивнула Пат, словно упоминание о Хельге, такой реально-винеттской, отодвинуло ее от края пропасти.
  И понимающе-печально улыбнувшись друг другу, они вполголоса вместе выговорили формулу телепортации.
  
   Тронный зал императорского дворца Шиноны был погружен в мрачные, унылые сумерки, сгущавшиеся до непроглядной тьмы вокруг каждой из многочисленных мраморных колонн. Керс Вортекс сидел на первой ступеньке возвышения для трона, опершись спиной о его ножку, - металл серебряных инкрустаций чуть холодил затылок. Стояли на удивление теплые дни - месяц май близился к своей середине, Штрия изнывала от непривычно-ранней жары, только император не замечал необузданно-пылкой прихоти природы: пламя солнца более не передавалось его неизменно-восприимчивой к любым страстям натуре, жар в крови безвозвратно угас, оставив после себя холодный, уже полу истлевший пепел. Заканчивалась весна - именно сейчас он отчего-то с ужасающе-ясной отчетливостью чувствовал, как она уходит, и вместе с ней уходят все по-весеннему легкие в своем безоглядном неистовстве, пьяняще-дерзкие желания и порывы. С ним не было больше безудержной стихии возвышенных до всевластного чувства низких страстей, могучих инстинктов, данных от природы и подкрепленных привычкой им потакать. Он больше не был охотником и не гнался за трофеем - просто потому, что тот стал слишком бесценен, чтобы он мог владеть им. Кровь уже не кипела и только леденила холодом отчаяния обессиленное сердце, которое билось все медленнее под невыносимым бременем безнадежной любви. Первой, непрошеной и нежданной, чистой и светлой в своей горечи настоящей любви, что безжалостно рушила все его жизненные устои, тогда как он и помыслить не мог о том, чтобы воспротивиться и защищаться. Не мог противопоставить ей ни душевную черствость, ни эгоизм, ни убежденность в собственной порочности и неспособности к подобным переживаниям. Любовь опровергла все догматы его мировоззрения, лишила его принципов и привычек. Нет, она не повергла его на путь добродетели, в политике он оставался самим собой, не отказываясь от взглядов на способы управления государством, отношение к собственным подданным, к врагам и союзникам. Здесь все осталось по-прежнему, только сама политика его сейчас не интересовала - рука монарха не ослабла, но свои обязанности он выполнял полуавтоматически: успехи радовали его еще меньше, нежели разочаровывали неудачи. Они просто не волновали его, как и многое другое. Керса сейчас занимал исключительно он сам и то, насколько плохо он знает самого себя или этого нового, совершенно неизученного себя, который способен любить, любить всеми силами вдруг воскресшей души. Он любит и знает, что так теперь будет всегда: он будет любить и не будет, любим, но к последнему он даже и не стремится, просто не допуская, что это возможно. У его любви не было ни мечты, ни надежды - надеяться было не на что.
  Раньше он не задумывался над тем, что именно вынуждает привлекшую его внимание женщину уступить ему: было ли то продиктовано тщеславием, слабостью, беспомощностью перед насилием или ее собственным развращенным капризом - какая разница, если в результате он мог удовлетворить свою прихоть, которая единственно и имела значение? Он не знал, как вызвать чужую любовь, не умел и не мог сделать это, не мог бороться, догадываясь, что подобное чувство вовсе не трофей, который можно вырвать в яростном и изощренном поединке. Страсть может быть, он, если ему того хотелось, умел пробуждать страсть, способную преодолеть любое отвращение, но ему не нужна была ее страсть теперь, когда и от его собственной ничего не осталось. В этом зале она была свидетельницей самой главной победы в его жизни, она знала, как много может разделить с ним и не захотела. Оставила его с померкшим триумфом, ушла, чтобы не возвращаться, чтобы никогда не встать здесь рука об руку с ним, ушла, не пожелав владеть всем этим и, прежде всего, им самим. Никогда ему не увидеть ее в пурпурном облачении императрицы, окруженную всеобщим поклонением, в ореоле света, отраженного драгоценностями короны.
  Так думал Керс, и вдруг перед его внутренним взором возникла Патришия - просто шагнула вперед из непроницаемых сумерек у противоположной стены зала. Она стояла там, а он, зачарованный этим виденьем, мучительно желал чтобы она приблизилась: хотел увидеть ту, которой здесь, конечно же, нет и не будет, у него нет ничего, кроме этого неожиданного, но благословенного фантома, пусть он хоть на миг излечится от безмолвной боли одиночества. И о чудо - она пошла вперед, она шла к нему, с каждым шагом становясь, все ближе и ближе. На ней было изысканное в своей простоте темно-бордовое, цвета густого старого вина, платье, сшитое по моде прошлого десятилетия: с завышенной талией, широкими длинными рукавами и узким подолом без всех этих пышных кринолинов и бесчисленных нижних юбок. На корсаже - вышивка из рубинового бисера и такой же лентой перехвачены зачесанные назад (насколько это вообще возможно при их-то своевольной непокорности) волосы.
  Когда она была уже совсем близко, Керс замер, задерживая дыхание и даже сами мысли, так словно боялся рассеять наваждение одним неловким движением или взглядом. Приблизившись к нему вплотную, Патришия с усталым вздохом заметила:
  — Долго еще вы будете принимать меня за галлюцинацию?
  Хоть голос был очень тихим, Керс вздрогнул, словно от удара отравленного клинка и изумленно уставился на нее - Патришия молча села на ступеньку трона справа от него, с аккуратной педантичностью расправив платье на коленях. Так они и сидели почти спиной друг к другу, одинаково-застывшими взглядами в разные стороны и видели там одинаковые сумерки.
  — Я не хотела сюда приходить, - вдруг сказала Пат, оправдываясь не то перед ним, не то все же перед собой.
  — А я не должен быть сейчас здесь, - признался Керс, не имея сил даже презирать собственную слабость, - Мой... хороший знакомый или даже друг.... Да, мой друг сегодня женился, а я не пошел на свадьбу. Просто не смог.... Скажите, неужели никто никогда не влюблялся в Совесть? Неужели никогда ваши отношения с ... как вы там меня называли... с клиентом не обретали новый смысл?
  ― Нет, такого никогда не было, - отрицательно покачала головой Пат, вспоминая историю Ордена, - нет, ничего такого действительно не случалось в течение десятков столетий.
  ― А вы сегодня очень красивая, - невпопад заметил Керс, - И какая-то совсем не чужая. Все из-за этого платья...
  ― Да, мне пришлось одеть его, меня пригласили.
  ― Уж не на маскарад ли?
  ― Нет, на свадьбу.
  ― На свадьбу?
  ― Да, на свадьбу. Подруга выходила замуж - я никак не могла не пойти.
  ― Что же это за свадьба, ради которой вы уступили нашей моде? Или она была здесь, у нас?
  ― Ну, в общем, да.
  ― Когда же вы успели обзавестись подругой? - теперь уже Керс повернулся к ней и внимательно посмотрел на Патришию, тщетно пытающуюся избегнуть его по-прежнему безжалостного в своей проницательности взгляда, - Как это вы умудрились обзавестись друзьями, если почти не бываете здесь видимы? - настойчиво повторил он вопрос.
  ― Да я, собственно, знаю ее давно.
  ― Как же...
  И тут где-то в сознании вспыхнула яркая искра озарения, рассеявшего мглу безысходности. Что-то такое было написано в приглашении Шеннона, что-то, чему он не придал значения, просто не обратил внимания, как не обращал его на все, что происходило с другими, слишком увлеченный собственным отчаяньем. Теперь ему показалось... если только это было правдой, если только...
  Вскочив на ноги, Керс, суровым тоном, требующим покорности и немедленного ответа, спросил, устремляя на Патришию мрачно-подозрительный, готовый зажечься яростью взгляд:
  — Что это за подруга? Кто она? Ответьте мне, отвечайте сейчас же!
  Но Пат молчала и тогда, будучи более не в состоянии сдерживаться, не помня себя, он шагнул к ней, одним рывком заставил встать на ноги и, с силой вцепился ей в плечи, не замечая что причиняет ей боль, принялся грубо трясти ее, добиваясь ответа.
  ― Она Совесть, да? Она - Совесть? Шеннон писал: "Она будет более чем возлюбленной, более чем женой - она будет мне совестью". Ты была на их свадьбе? Не молчи же, я знаю, что это правда! Шеннон женился на своей Совести?! Она такая же, как ты, верно?! Там, у себя, вы и познакомились? Она - Совесть? Ну, признайся же, она - Совесть? И она вышла замуж, она осталась здесь? Говори, или я не знаю, что сейчас сделаю, говори!
  Патришии казалось, что на нее налетел смерч - захватил ее и уже не выпустит из жестоких объятий. Она не пыталась вырваться, это было бы бесполезно, она даже не испугалась этой вспышки, хоть у нее и перехватило дыхание от боли и бешеной тряски. Керс сам быстро терял силы: горечь обмана и злобы огнем выжигала душу, и от того он тряс ее все безжалостней, пока не услышал тихое, совсем тихое - "да". Он мгновенно замер, но по-прежнему не выпустил ее и до странности спокойно переспросил:
  ― Как ты сказала?
  ― Да, она была его Совестью. И сегодня они поженились.
  Он тут же выпустил ее, отступил на шаг, глухо прошептал:
  ― Вот видишь, зачем же ты лгала мне...
  ― Я говорила правду! - крикнула Патришия, так, словно бы его негодование передалось ей, - Это все чистая правда, никогда прежде за всю историю Ордена не было случая, чтобы между Совестью и клиентом были вообще какие-либо отношения.
  Видя, что теперь его ожидает целая буря, Керс покорно отошел вглубь зала, прислонился спиной к одной из колонн, обхватив ее руками, а Патришия, не в силах хоть бы минуту устоять на месте, ходила по залу, петляя между колоннами, оживленно жестикулировала и в то же время говорила так уверенно, словно бы произносила заранее подготовленную и отрепетированную речь. Керс все стоял и стоял, внимательно и не перебивая, слушал ее - много чего пришлось ему выслушать, очень уж долго говорила Патришия - говорила о том, для чего был создан Орден, о том, как тщательно отбираются кандидатуры на должность Совести, и о том, как ответственна эта должность, дающая столько прав, но накладывающая несоизмеримо больше обязанностей. О том, как должна Совесть относиться к клиенту, как губительно любое сочувствие с ее стороны. А еще о том, как клиент должен относиться к Совести, о негласном уставе их отношений -- никто никогда не смел его нарушить, никто не смел даже помыслить о чем-либо подобном. Как же мог он позволить себе, как он мог зайти так далеко... Да, это была долгая и вдохновенная речь, но все же и она была окончена. Помолчав немного, Патришия внимательно посмотрела на Керса - взгляд этот был непоколебимо суровым и одновременно почему-то исполнен снисходительного желания сознающего свой жизненный опыт взрослого помочь запутавшемуся, неразумному ребенку.
  ― Вы все поняли?
  ― Да, - спокойно кивнул император, - Я понял, что никогда и ни с кем не бывало ничего подобного, я понял, что это недопустимо и даже невозможно. И еще: я понял, что сегодня наши с вами старые друзья поженились и сделали невозможное возможным.
  ― Да как вы..., - тут уж Патришия пришла в ярость, она решительно двинулась к нему, сотрясая в воздухе с силой сжатыми кулаками.
  ― Это же Конни - она сумасшедшая. Она сама не знает, что творит. Ей ни до чего нет дела, она не отвечает за свои поступки - не хочет и не может отвечать. Сегодня у нее в голове одно, завтра - другое. Она ничего не знает о сдержанности, она не рассудительнее ребенка, она... - Пат, распаляясь, кричала все громче и в голосе ее звучала неподдельная, слепая злоба, - Она не способна просчитывать, думать хотя бы на шаг вперед. И ваш дружок - император не лучше, если пошел на это. Слышите, вы? Вы меня слышите?
  Она подступила к нему вплотную, занося над его головой кулаки. Керс не отшатнулся, ничего не сделал, чтобы защититься - сейчас, он, кажется, был неподвижен даже больше чем мрамор, на который опирался, глаза его не выражали вообще никаких чувств и оттого стали до странности человеческими. Патришия собиралась его ударить, но кулаки сами собой разжались еще прежде, чем она успела его коснуться, - судорожно вцепившись в камзол Керса, она прижалась лицом к его груди и отчаянно, мучительно разрыдалась. Слезы градом катились из глаз, из горла рвались громкие, безутешные рыдания, плечи часто-часто вздрагивали:
  — Я люблю вас, я так люблю вас...тебя. Я не должна... но я люблю тебя, люблю и ничего не могу поделать. Ну, помоги же мне, помоги, избавь...
  Опешив на миг, Вортекс тут же обнял ее, еще сильнее прижал к себе и принялся успокаивать будто закатившего беспричинную истерику ребенка. Осторожно гладя восхитительно непокорные кудри, он шептал ей прямо в волосы:
  ― Глупая, глупая девчонка. Все будет хорошо, только не нужно плакать, слышишь? Ну, пожалуйста, ради меня, не нужно. Все, все будет хорошо, я обещаю тебе это, у нас теперь все будет хорошо. Только посмотри на меня, ну же...
  Бережно коснувшись ее подбородка, Керс мягко заставил Пат поднять голову и взглянуть на него - она продолжала рыдать, упрямо закрывая глаза. Тогда он не страстно, но нежно принялся покрывать поцелуями ее лицо, так, словно бы хотел лаской высушить ее слезы. Он даже не ощущал соленого привкуса, только вбирал в себя каждую черточку искаженного мукой лица, желая вернуть ему радость и покой, навсегда изгнав судороги боли. Только когда перестали литься слезы, он нашел губами ее губы - то был долгий поцелуй, долгий, как клятва, как обещание. Он мог бы длиться вечно, но вдруг Патришия, встрепенувшись и придя в себя, резко отстранилась, оттолкнула его - Керс немедленно разжал руки, а она, отступив на шаг, отчаянно зашептала:
  ― Этого не может быть, этого не будет - никогда, никогда, никогда! - она вскинула руки, словно защищаясь, хоть он не успел даже шелохнуться, и тут же растаяла в воздухе.
  Керс остался один, но теперь уже не было ни обреченности, ни печали. Она любит его, это признание давало даже не надежду - уверенность. Он все сделает, чтобы в следующий раз она осталась с ним - он сможет сделать это просто потому, что знает, как нужно действовать. И счастливая триумфальная улыбка осветила вдруг без всякой магии помолодевшее лицо, предчувствующего радость будущего, императора.
  
  Свет был повсюду: горели свечи, вставленные в огромные люстры под потолком, свет бил в глаза, отпугивал тьму, свет изгонял неверные тени. Владан решил не подпускать к себе тени, хватит с него на сегодня сияющего Шеннона с его императрицей, императрицей - Совестью не по сути, а по должности.
  Владан сидел на троне, бессильно откинувшись на спинку и глядя в никуда. Официальный белый костюм помялся, волосы были слегка растрепаны, но он не обращал внимания на беспорядок во внешнем облике, смятение было в душе.
  Строго говоря, он еще не имел законных прав на этот престол, хотя никто в Оранте не сомневался в его избрании. Но он рвался сюда весь этот бесконечный вечер, в этот оазис спокойствия, упорядоченности, власти. Да, власти, власть привлекала его всегда, тайная и явная, над действиями и помыслами. Только власть сейчас способна была спасти его от отчаяния, только в ней он находил утешение. Она всегда была с ним, верная его любовница, единственная дорогая ему соратница, помогающая и отнимающая последнюю надежду. Он жил ради власти, не изменяя ей никогда, и вот теперь возвращался к ней, потеряв ту, что стала ему дороже всего. Владан не хотел даже думать, что бы он выбрал, случись ему выбирать - обе они были ему дороги, но без кого он не сможет прожить? Он предался власти и душой и телом, стал ее воплощением, повелителем, но одно слово из капризных женских уст - и он уйдет, не оглядываясь. Она все же изменила его, эта беспутная Совесть, она смогла пробудить в нем человека, и вот теперь он страдает как человек, проклиная ее и одновременно зовя, мечтая о ней и зная, что она разрушит его жизнь, какой она была до ее появления. Хотя, разве не рухнул его привычный уклад, заставив сменить мнение о самом себе? Для других он остался прежним, но от себя не скроешь изменений.
  Стоило ли называть эту потребность в ней любовью? Ему не с чем было сравнить, он не помнил, чтобы когда-нибудь в ком-нибудь так нуждался, для него не существовало незаменимых людей, а вот представить на ее месте кого-то другого он не мог. Это казалось предательством, разве ее можно было с кем-то сравнить? Такого сплава цинизма, остроумия, непритворной наивности, затаенной грусти и бессердечия юности он еще не встречал, да и где он мог его встретить? Она рождена иной эпохой и культурой, ее изваяли иные обстоятельства и условия, это несправедливо, что из всех знакомых ему женщин ему нужна она, недоступная, равная ему по силе духа и отношению к жизни. Зачем он встретил ее, если не может ею обладать? Чтобы осознать свое бессилие и уразуметь истинную цену власти, не имеющей ничего общего с силой влияния одной души на другую?
  Погруженный в раздумья, он и не заметил, как посреди зала возникла Керолайн, всем своим видом выражая крайнее неудовольствие. Она огляделась, тяжело вздохнула и сделала шаг к трону, эхо которого разнеслось по залу.
  Владан вздрогнул и опустил глаза вниз на ту, которую он уже начинал ставить выше себя.
  — Вы ведь еще не император, - укоряюще сказала она. - Раньше я не замечала за вами подобных стремлений наслаждаться обещанным. Это новый предосудительный недостаток, который следует нещадно искоренять?
  — Вы почти угадали. Увы, я качусь в пропасть, деградирую. Меня же некому спасать.
  — А достойны ли вы спасения? - напрямик спросила она, издевательски улыбаясь и закладывая руки за спину с видом строгой учительницы.
  Владан, рассматривающий ее с жадностью умирающего от жажды, не особо обращал внимание на смысловую нагрузку их разговора. Он любовался ею, такой хорошенькой, такой обворожительной в простеньком девичьем платье нежно-алого оттенка - коротенькое, с расширяющейся к низу прозрачной пелеринкой, оно очень шло ей, подчеркивая даже не обычную для нее смесь ребенка и женщины, а просто юность молоденькой девушки.
  — Почему вы пришли? - наконец оторвался он от бездумного созерцания.
  — Конечно, помучить вас. Зачем же еще нужны Совести? Мы приносим целительную боль. А вы моя излюбленная жертва, - с сарказмом сказала она.
  Владан не знал, что ответить на это заявление, не понимая сколько в нем яда, а сколько искренности; процент раздражения он и вовсе затруднялся определить. Керолайн смотрела ему прямо в глаза, не отрываясь, смотрела, обжигая этим взглядом, полным едва ли не ненависти.
  — У меня был ужасный день, - наконец заявила она, - Вы даже представить себе не можете насколько. Худший день в моей жизни.
  Тихик внутренне согласился с ней, пережить чужое счастье, пусть и нелепое, пусть кратковременное, это куда страшнее, чем выдержать испытание отчаянием. Сбывшаяся чужая мечта всегда вызывает зависть.
  — Это была хорошая свадьба, - мягко сказал он. - Из Шеннона получится примерный супруг.
  Керолайн посмотрела на него почти с испугом, она явно не ожидала, что он поймет намек, да и разве она прямо намекала на что-то?
  — А как вы...? - она прервалась на середине фразы и махнула рукой.
  — Мы с вами разминулись, миледи. Просто напросто разминулись, это так просто, там было столько приглашенных.
  Керолайн с готовностью кивнула, не желая отвечать, а он так ждал ее комментария - одобрения, порицания, хоть какого-то проявления эмоций, а она оставалась все такой же сдержанной.
  — Смешная Конни, - вдруг сказала она, - милая, поддающаяся влиянию Конни, на что мы ее толкнули, - она обращалась не к нему, а будто бы со стороны укоряла себя.
  Владан встал, сделал к ней несколько шагов, ежесекундно ожидая протеста, боясь, что она исчезнет из этой залы и из его жизни.
  — Будет ли она достойной?.. Сознает ли она?.. Зачем, зачем мы просили у нее совета? Мы же знали ее слабости, ее идеи фикс...
  — Совета? В чем? - Тихик подошел уже совсем близко, но при мысли о том, что он может сейчас услышать или не услышать у него участился пульс, он боялся надеяться, боялся, что ее ответ лишит его всего, что он отвернется от нее и уйдет сам, лишь бы не испытывать этого разочарования.
  — Стоит ли относится к клиентам как к людям? - прошептала она.
  Он перевел дух, не веря, что услышал это и удивляясь, почему она так печальна, если сделала шаг навстречу.
  — И что она ответила?
  — "Да". Поэтому мы и поступили наоборот. Она - мерило нашей неразумности.
  Тут Владан не выдержал, рванулся к ней, сжал воротник, заставляя смотреть на себя
  — Да почему же какая-то Конни решает мою судьбу?! Почему вы спросили ее, а не меня?! Какое вы имели право выбирать в одиночку?! - кричащий шепот резанул ей слух, она резко отклонилась и, глядя в сторону, быстро начала говорить, лишь бы не молчать, не давать ему возможности изменить ее мнение.
  — Почему? Да потому, что я заранее знала, что она ответит, она ведь так предсказуема. Потому, что мне нужен был предлог. Потому, что выбирать было ужасно... ужасно! Потому, что это был единственный шанс вспомнить о долге и остановиться! И вы идиот, если не понимаете этого!
  Она вырвалась, повернулась спиной и собралась уходить, не тратя времени на лишние объяснения.
  Ее речь Тихик истолковал как признание, пусть и не совсем традиционное, он уже хотел ответить нечто подобающее, отвечающее моменту, выказать радость, как тут Керолайн сказала, глядя через плечо.
  — Кстати, вы не позволите мне немного посидеть на троне?
  — Что, простите? - не сразу понял он.
  — Посидеть на троне, - терпеливо повторила она, - Вы же не откажете мне в такой малости?
  Он воспринял это как завуалированное согласие разделить с ним власть и всю последующую жизнь, однако не смог удержаться от ироничного замечания.
  — Это плохая примета, миледи, допускать кого-либо до трона до официальной коронации. Но вы... вы, в виде исключения, можете, скажем, посидеть у меня на коленях.
  С минуту Керолайн раздумывала, переводя взгляд с трона на Владана, потом с сожалением кивнула, соглашаясь на неравноценную замену.
  Устроившись у него на коленях, Керолайн оглядела зал с явным удовольствием, она просто блаженствовала. И вдруг, прижавшись щекой к его плечу, она тихо попросила:
  — А я хочу подарок.
  Тихик давно решил, что ее нахальству нет пределов, но столь прямое вымогательство слегка его возмутило:
  — Какой именно? - с сарказмом спросил он.
  — Пирамидку, - тут же ответила она, - Из шариков, причем прозрачных и с разноцветными искорками.
  Владану ничего не оставалось, как наколдовать эту игрушку прямо в руки окончательно впавшей в детство Керолайн. Радостно взвизгнув, она принялась вертеть пирамидку так и сяк, спеша рассмотреть со всех сторон. При этом она беспрестанно ерзала и незаметно сползла уже на самый край колен - вот-вот упадет. Владан двумя руками осторожно обхватил ее за талию, помедлил немного, а затем одним порывистым движением притянул к себе, усадил поудобнее и сразу же отпустил, с опаской ожидая реакции - вдруг рассердится, встанет, а то и вовсе исчезнет. Керолайн не обратила никакого внимания на его манипуляции, она вообще не замечала никого и нечего вокруг и похоже это теперь надолго. Он уже и не рад был, что наколдовал эту злосчастную пирамидку, Керолайн чересчур сосредоточилась на ней, заигралась, а ему так хотелось увидеть хотя бы тень собственных эмоций на ее лице. Но с другой стороны, все, что удерживает ее подле него уже благо, каждая секунда, наполненная ее присутствием, остается в вечности, это его запас воспоминаний, дающих возможность быть собой или хотя бы казаться. Он пристрастился к ней, к мыслям о ней, как к наркотику, убери ее - и он будет корчиться в муках колючей боли, эта зависимость была приятна и в то же время пугала.
  Чем ее так захватила ее эта глупая пирамидка? Владан чуть подался вперед, собираясь заглянуть ей через плечо, и как-то нечаянно коснулся лицом ее распущенных волос. Волна болезненно-острой нежности затопила его, едва он ощутил их шелковистую мягкость и тонкий, но различимый аромат чуть горьковатых духов. Не сдержавшись, Владан еще глубже зарылся лицом в ее волосы, и так замер, стараясь даже не дышать, боясь спугнуть ее одним неосторожным движением. Но Керолайн по-прежнему увлеченная своим подарком, не сделала попытки освободиться и Владан решился на большее. Осторожно отведя в сторону ее волосы, он, как бы случайно чуть коснулся губами мочки ее уха, в этой мимолетной ласке было мало страсти - одна только нежность, но он чувствовал, как от его дыхания согревается ее кожа. Керолайн не отпрянула и не поощрила его, впрочем, Владан уже не мог бы остановиться, даже зная, что она сейчас исчезнет. Но он умел держать себя в руках и он не спешил. Только скользнул губами еще ниже и, полагаясь уже только на то, что сбегать ей никуда не захочется, стал покрывать шею Керолайн легкими, дразнящими, умелыми, полными истомы поцелуями. И снова никакой реакции, ни малейшего отклика - казалось, она вся сосредоточилась на новой игрушке, а когда она, наконец, шелохнулась, у Владана все внутри оборвалось. "Вот и все, сейчас исчезнет, и я ее уже не увижу" - подумал он, но вместо этого она еще теснее прижалась к нему, запрокидывая голову ему на плечо так, словно сама подставляла шею для новых поцелуев. И он продолжал целовать ее, на сей раз куда менее сдержанно, позволяя своей страсти прорваться наружу. Керолайн беззаботно вертела пирамидку, жмурясь, как кошка и едва ли не мурлыча от его ласк. Тут Тихик бережно, но решительно взял ее за подбородок, развернул лицом к себе и поцеловал в губы. Керолайн не сопротивлялась, она подчинилась его порыву, стыдливо опустив веки - Владан счел это проявлением девичьей скромности, она же, старательно скосив глаза, продолжала любоваться пирамидкой. И только когда уязвленный ее холодностью Тихик отчаялся передать хоть искру сжигавшего его пламени этим безразлично-покорным губам, когда расстался с надеждой найти в ней хоть тень собственной страсти, Керолайн вдруг словно очнувшись, вышла из оцепенения, спокойно отстранилась, властно положив руки ему на плечи, заставила изумленного Владана откинуться на спинку трона, затем еще раз с сожалением взглянув на пирамидку, с тяжелым вздохом поставила ее на широкий подлокотник, пристально взглянула в глаза Тихику, уже втайне наслаждавшемуся непредсказуемостью ее поступков, а потом, обняв его за шею и запустив одну руку в волосы, так что не вырвешься, принялась увлеченно возвращать поцелуи, убедительно доказывая, что винеттская школа обольщения тоже кое чего стоит.
  Безмерное счастье отчаяния охватило его, она не была бы так откровенна, если бы не имела за плечами опыт, это и радовало и ужасало. Представить ее с кем-то другим - пытка, но ее поцелуи дарят такую радость, такое блаженство. Тут он осознал, что ревнует ее - никогда прежде с ним не случалось ничего подобного, Владан на миг похолодел от страха и стыда за собственное падение - лишь бы она ничего не заметила...
  
  Как они и договаривались, Патришия зашла за Керолайн, та ведь непременно опоздает и они пропустят вечеринку, ей же после всех этих изнуряющих объяснений хотелось отвлечься и немного развеяться, пусть даже она заранее знала, что попытка сбежать от себя будет тщетной. По дороге в Ариклею она успела переодеться, сменив средневековое платье на прихваченный с собой из Винетты костюм - коротенький приталенный зеленый пиджак с цветистой отделкой на воротнике и такая же плиссированная юбка-полусолнце делали ее похожей на девчонку-подростка, впрочем, в определенном смысле Патришия еще не до конца покинула этот сложный возраст.
  Пат появилась прямо в тронном зале во время очередного затяжного поцелуя откровенно увлеченных друг другом Владана и Керолайн. Остановившись чуть в стороне от трона, Патришия тактично смотрела себе под ноги, ожидая, пока парочка надумает сделать небольшой перерыв. Но ждать пришлось долго, и она вежливо кашлянула, чтобы привлечь к себе внимание. Керолайн сразу обернулась, радостно приветствовала подругу, с гордостью демонстрируя свою пирамидку, а Владан поздоровался с непрошеной гостьей явно без особой теплоты во взгляде.
  — Нам пора идти, а то опоздаем, - вкрадчиво напомнила она Керолайн, та согласно кивнула и собралась было встать на ноги, но Владан удержал ее, предостерегающе обняв за талию. Тут Патришия язвительно заметила, глядя ему прямо в глаза:
  — Между прочим, ваше величество... или еще ваша светлость?... в любом случае вы очень пикантно смотритесь со стороны. Эти поцелуи с воздухом...
  Владан непонимающе уставился на нее - Патришия лишь многозначительно вскинула брови. Тихик вспомнил о проекциях и теперь уже испуганно посмотрел на Керолайн - та весело рассмеялась и хотела было снова поцеловать его, но Владан оттолкнул ее, неловко защищаясь руками, раньше ему приходилось силой вырывать ласки, но уж никак не защищаться от них самому. Керолайн рассмеялась еще звонче, схватила пирамидку, и легко спрыгнув с его колен, сбежала по ступенькам.
  — Пойдем скорее, - бросила она Патришии на ходу. Та вежливо попрощалась с пытающимся придти в себя после неприятного открытия Тихиком, и они вдвоем пошли к выходу, обсуждая попутно животрепещущий вопрос о том, кто именно приглашен на грядущую вечеринку. Где-то посередине зала Керолайн обернулась и послала беспомощно застывшему на троне Владану воздушный поцелуй, а дойдя до двери, обе Совести быстро растворились в воздухе.
  Мысль о том, что все это время ее здесь не было, обожгла его. Конечно, она была так уверена в себе и раскована, она-то знала, что ничем не обяжет себя, не совершит непоправимого. Губы, ласкавшие его, не были ее губами, лишь фантомным отблеском ее настоящей плоти, она спала где-то далеко, позволяя себе то, что никогда не позволила бы себе, будь она реальна.
  Добравшись до собственных покоев, Тихик уныло поплелся в ванную и с опаской заглянул в зеркало, боясь самому себе смотреть в глаза. Вдруг он увидел на своих губах следы помады. Значит, не было никакой проекции, снова его обманули как мальчишку, а он... Владана охватил приступ неконтролируемой ярости - изо всех сил стукнув крепко сжатым кулаком о покрытую кафелем стену и даже не ощутив боли, он резко повернулся на каблуках, прижался затылком к холодным плитам пытаясь справиться со злостью и отчаянием. Скоро эта сумасшедшая Совесть и его сделает ненормальным, если только это уже не случилось.
  Немного успокоившись, Владан отправился в спальню и попробовал заснуть, но ничего у него не вышло - только зло ворочался в постели, а сна как не бывало. Спустя час он сдался и решил нанести поздний визит Вортексу. В конце концов, кто как не Керс делит с ним бремя нежданно-негаданно свалившегося счастья (или горя) в виде собственной Совести, чересчур уж глубоко проникшей во все без исключения сферы жизни? Поскольку Керс не имел вредной привычки спать большую часть ночи, Владан телепортировался в Штрию не боясь его разбудить. И он оказался прав, вот только картина ему открылась достаточно необычная. Вортекс не занимался ни государственными, ни личными делами, он просто стоял на балконе верхнего этажа в своем дворце и любовался звездным небом. Сказать что Владан удивился значит ничего не сказать - он был поражен, ошеломлен, шокирован. Любование звездами - это было уж слишком... просто слишком. Тихик счел бы это сентиментальностью, если бы не знал, что это один из тех немногих пороков, коих Керс начисто лишен. И вдруг Владан понял в чем причина столь странного поведения, и его обычная ядовитая усмешка затуманилась умилением, даже растроганностью.
  Подойдя к Керсу, он стал рядом, так же оперся руками о перила и, высоко закинув голову начал высматривать несколько знакомых с детства созвездий. Поскольку оба знали о присутствии друг друга, в приветствиях не было нужды.
  Осознав свою полную беспомощность в астрономии и астрологии, Владан продолжал рассматривать далекие звезды с наслаждением профана, как бы между прочим, спросив:
  — Давно она ушла?
  — Кто? - Керс резко повернулся к нему, посмотрел едва ли не с испугом, и Владан, не удостоив его даже взглядом, проворчал:
  — Кто-кто, Совесть твоя, кто же еще.
  — Откуда ты... - Керс готов был впасть в суеверный ужас, все потому, что совершенно точно знал - проследить за магом без его согласия невозможно, и проницательность Тихика уже не поддавалась разумным объяснениям.
  — Они уже по одиночке не ходят, верно? Только параллельно. На пару. Ну, как вы, поговорили?
  — Поговорили. А вы?
  — Как сказать. Странный был вечер.
  — Да, у меня тоже. Как думаешь, насколько далек их мир? Может быть, на одной из них... - Керс осекся, засмотревшись на особенно ярко сиявшую зеленовато-голубую звезду.
  — Сомневаюсь. Скорее всего, они отделены от нас и пространством, и временем. Совершенно другим потоком времени.
  — Жаль. Это несправедливо. Они так нужны нам, и только они недосягаемы.
  — А может быть это и к лучшему? Мы не имеем над ними никакой власти, мы можем только любить их. И если они ответят взаимностью, а я уже осмеливаюсь верить в это, то это наш единственный шанс на любовь, свободную от всякого расчета, гнета обстоятельств. Самый свободный выбор из всех.
  — Мы ждем, они выбирают... А что если лишить их выбора?
  — То есть?
  — Когда жених ждет у алтаря, у невесты не так уж много выбора. Куда они денутся?
  — Погоди, ты что, уже получил согласие?
  — А ты получил?
  — Вообще-то я первый спросил. Но нет, ответа я не услышал.
  — Я тоже. Зачем ты спрашиваешь, если у нас все параллельно. Но предложения то мы сделали?
  Владан кивнул, явно не понимая, к чему это клонит Керс.
  — Ну вот. Теперь можем устраивать свадьбу. Не бросят же они нас прямо в церкви?
  — Надеюсь, что нет. Но готовить свадьбу, когда невеста не известна... это несколько неудобно, тебе не кажется?
  — Влад, не пугай меня. Любовь слишком уж губительно отражается на твоих умственных способностях. То всплески, то провалы.
  — Будет тебе измываться. Сначала объясни.
  — Объясняю для спецслужб. У одного из особо неприятных тебе аристократов наверняка найдется дочь на выданье. И он будет рад дать согласие на такую выгодную партию, как сам великий и ужасный.... В общем, счастливая невеста приходит в церковь. Вот тут, я уверен, никакая Совесть не выдержит. Не смогут они отдать нас в чужие руки. Быстренько проводим маленькую рокировку...
  — Замена невесты, - догадался Владан.
  — ... и без осложнений продолжаем церемонию. Несостоявшийся тесть, конечно же, в ауте. Мелочь, а приятно. Ну, как тебе план?
  — Неплохо. Только наши Совести вообще-то не ревнивы.
  — Ну не до такой же степени, чтобы позволить кому-то носить наши фамилии и наши кольца.
  — Хотелось бы верить.
  — У тебя есть другие предложения?
  — Нет.
  — Ну, так я начинаю готовиться к свадьбе, а ты как знаешь.
  — А куда я денусь? Свадьба так свадьба.
  — Я уже и дату выбрал. 14 июля. Как думаешь, за месяц управлюсь?
  — Конечно. Запросто. Мне вот придется поторопиться. 31-го коронация, а Керолайн явно не равнодушна к политическим обрядам. Придется совместить. Она еще под впечатлением твоего посвящения во власть. Наверняка придет, просто чтобы поучаствовать в интересном действе. Опробовать на себе.
  — Вот и отлично. Тогда я смогу посмотреть на вашу свадьбу и проверить, как сработает идея. Если что - учту твой опыт и устраню недостатки.
  — Хитрый какой. Сам все придумал, а я - вроде подопытного кролика, так что ли?
  — Выходит, что так, - равнодушно пожал плечами Керс. - А почему бы и нет?
  — Ну да, действительно. Самое забавное, что не один ты так думаешь.
  — Будет тебе ворчать. Пойдем, отметим помолвку, - примирительно предложил Керс, радуясь, что удалось втравить друга в свою затею.
  — Компотом, что ли? - язвительно поинтересовался Владан.
  — Конечно, - весело улыбнулся Керс, - А чем же еще?
  До утра они спорили о том, как лучше организовать свадьбу и разошлись полные самых удивительных и романтичных планов - все ради того, чтобы лишить двух вздорных девчонок желания отрицать то чувство, которое завладело всеми четырьмя.
  
   ГЛАВА 14
  1 июля (по миру 1415-N), 31 июня (по миру 2891-V) 2001г.
  
  Владан сидел в своих апартаментах, чуть прикрыв глаза и вновь переживая свою бурлящую радость - он во всех подробностях представлял себе тот эффект, который произведет замена одной невесты на другую. Конечно же, в течение месяца все выражали самое высокое одобрение его выбору суженной - Друзилла Лэндон была бы поистине идеальной императрицей. Он и тут ухитрился совместить политику с удовольствием: женитьба на представительнице рода Лэндонов была далеко не самым худшим решением, он как бы узаконивал свои права на престол, беря в супруги дочь десятков поколений аристократов. К тому же Друзилла была красива, просто-таки пьяняще красива, являя собой смесь невинности с врожденным коварством, она понимала в мужчинах все, не зная о них ничего. Ее длинные, золотисто-рыжие локоны, манящие зеленовато-карие глаза и хрупкая, изящная фигурка с первого же ее выезда в свет обеспечивали ей внимание джентльменов. Никто в семействе Лэндонов не сомневался в том, что она сделает блестящую партию, но того, что партия эта окажется настолько блестящей, даже они не ожидали. Сама же Друзилла восприняла свою помолвку и ожидавшее ее коронованное положение как нечто естественное, само собой разумеющееся, она была рождена для подобных почестей, да и кому как не ей надлежало повелевать Ариклеей?
  В виду того, что в последнее время Тихик несколько отступил от привычной манеры поведения и стал вести себя более человечно, Друзилла и ее родные заключили, что брак этот будет основан не только на расчете, а и на симпатии, что, конечно, не могло внушить невесте осознание собственных женских чар. Владан никого не разубеждал, наоборот, поддерживал слухи о страстном увлечении невестой - решил немного позабавится, раз уж выпал случай.
  Свадьбу Тихик решил совместить с коронацией, так ему не терпелось преподнести жене не только обручальное кольцо, а и корону, он уже боялся предлагать ей меньшее, к тому же такая власть могла привлечь ее не меньше, чем любовь, если она у нее хоть капельку была. Подготовка к этому событию была окончена лишь накануне, Владан лично курировал каждую мелочь, входил во все детали, ничья оплошность не оставалась незамеченной. Его не иссякающая энергия подпитывалась уверенностью в том, что Керолайн обязательно придет, после всего разве может она не придти, в ней просто проснется собственница. Конечно, он собирался разыграть возмущенное удивление, а потом с улыбкой подтвердить ее права на него, Керолайн ведь склонна к зазнайству и тирании, хватит ему пресмыкаться - отныне они будут равны.
  И вот утром этого знаменательного дня - 31 июня, Тихик, решив, наконец, отвлечься от созерцания сладостных видений, велел пригласить Алана Норберта, своего шафера на свадьбе. Норберт стал шефом Тайной канцелярии после повышения Тихика и теперь втайне надеялся получить еще и кресло министра. Одно время он сам претендовал на трон, однако шансы были явно не равны.
  — Все готово?
  — Да, ваше величество, - устало кивнул Норберт, он также успел наработаться за эти дни, обеспечивая охрану и всеми силами стараясь предупредить возможные инциденты, что могли подпортить церемонию, как не крути, а врагов у Тихика было море. Владан довольно усмехался, наблюдая его усердные старания, даже Алан был не в силах предусмотреть вмешательство Совести, поэтому неприятные для шефа Тайной канцелярии минуты все же должны были быть.
  — Будьте веселей, - посоветовал ему Тихик, - не забывайте, что это все же праздник.
  Они вдвоем вышли из покоев и сели в императорскую карету, после чего сопровождаемые радостными криками собравшегося на улицах народа, направились к собору. Владан ничуть не сомневался, что его подданные радовались бы не меньше, если бы его везли к эшафоту, повод тут имел второстепенное значение, что он и заметил Норберту, который и не подумал это оспаривать.
  Гостей в соборе было видимо-невидимо, представители правящих семейств континента, местная и иностранная аристократия, послы... Даже стены собора с трудом вмещали их всех, скамьи были заполнены до отказа. Невеста еще не прибыла, и все находились в приподнятом настроении, предвкушая даже не саму церемонию, а весь этот праздничный день. Тихик вновь представил себе шок, который они испытают от появления Керолайн, и улыбнулся сидящим в первых рядах почти дружелюбно.
  Наконец, появилась Друзилла в роскошном серебристо-белом платья, расшитом мелким жемчугом, с многочисленными кружевами и оборочками, тончайшая вуаль была так прозрачна, что почти не скрывала ее прекрасного в своем замедленном волнении лица. Само собой, она нервничала и, в отличие от Владана, не спала всю ночь, однако сейчас она выказывала лишь допустимый легкий трепет - это был ее триумф и она от всей души наслаждалась им.
  Она медленно шла к алтарю, сопровождаемая двумя ангелоподобными малышками в белоснежных платьицах, их голубые глаза сияли от сознания важности их миссии. Но вот она уже возле нареченого, он подает ей руку, они поворачиваются к священнику и церемония начинается. Друзилла скромно опустила глаза, слова клятвы она повторяла почти бездумно, для окружающих это была пустая формальность, она считалась женой с того момента как приняла предложение.
  Владан краем глаза наблюдал за ней, упиваясь знанием того, что все ее чаяния тщетны, что она останется ни с чем, эта заносчивая леди, мнящая себя выше других, ее разочарование вполне заслужено. Он спиной чувствовал присутствие Керолайн где-то рядом, если б он только мог оглянуться, ему так хотелось увидеть огонек сообщничества в ее глазах, она наверняка посмеивается, глядя на этот фарс.
  Священник дошел до ритуальной фразы:
  — ...если кому-либо из присутствующих известны препятствия, из-за которых эти двое не могут сочетаться законным браком, то пусть они скажут это сейчас или молчат вовеки.
  Он замолчал, как того требовал обычай, впрочем, за все столетия, что ариклейские императоры приносили тут брачные обеты, еще не бывало случая, когда бы это молчание было нарушено, никто не ждал этого и сейчас. Один Владан замер, напряженно вслушиваясь в каждый шорох, но в соборе царила тишина, все смолкли, поддавшись торжественности момента. Шли секунды, но ничего не происходило, Тихик почувствовал, как его начинает охватывать паника, подъем оборачивался резким спадом, он уже готов был затравленно оглянуться, как тут священник решил, что пауза была достаточной и продолжил церемонию. Словно в бреду Владан услышал собственное "да" и потом те самые венчающие эту службу слова: "Объявляю вас мужем и женой". Гости встали, готовясь приносить поздравления, встала и сияющая довольной улыбкой Керолайн, все прошло так, как она и хотела, никогда не стоило недооценивать ее жестокость. Конечно, она ни при каких обстоятельствах не решилась бы сорвать церемонию, все, что официально - то неприкосновенно.
  Они с Патришией после успешно сданной сессии, уже неделю отдыхали в Пемберли, по летней привычке слегка впадая в детство, в конце концов, здесь вокруг было столько детских воспоминаний. Со дня на день они ждали новых назначений, не забывая при этом скачивать информацию о бывших клиентах единственно из сентиментальности. Так и в тот день они сидели на деревянном мосту над рекой, швыряли мелкие камешки в абсолютно не реагировавшую на это лягушку и листали распечатки.
  — Интересно, - протянула Керолайн, - почему это они в разные дни жениться собрались? Могли бы и подгадать.
  — Друг у друга поприсутствовать хотят, - лениво предположила Патришия, отгоняя назойливую стрекозу, норовившую сесть ей на волосы. - Зато Конни с супругом точно пригласят, попросим у нее потом пленку, она ведь точно не упустит возможности поснимать.
  — Попросим, попросим, - согласилась Керо, - для чего она там сидит, в конце концов? Пусть хоть пользу приносит. Кстати, сходим сегодня на дискотеку, хоть музыку приличную послушаем.
  — Отчего же не сходить, сходим, - кивнула Пат. Тут они одновременно попали в лягушку с разных сторон, она не выдержала и нырнула, а они тут же нашли себе следующую жертву. - Кстати, уже скоро 5, миссис Рейнольдс оскорбится, если мы не явимся к обеду.
  — Подумаешь... а, ладно, пошли.
  Они выкатили из зарослей недавно приобретенный Патришией мотоцикл, одели шлемы, Пат радовалась, что теперь у нее появилось объяснение прическе, мол, под шлем другая не подходит.
  — Не гони только, - предупредила Керо, - мне твой труп не нужен. И свой тоже.
  — Ну, надо же, - удивилась Пат, - держись лучше крепче.
  Ехали они и в самом деле относительно медленно, не забывая переговариваться.
  — Слушай, Триш, - начала было Керо проникновенно.
  — Слушаю.
  — Мы же с тобой стервы, правда?
  — А что, у тебя в этом есть сомнения? Мы же хорошими только прикидываемся, я в особенности.
  — Вот-вот, значит, не будем отступать от привычных правил поведения. Они от нас ждут экстраординарных действий, так? Ты как хочешь, а я своему устрою желаемое.
  — И что же это будет? Терракт?
  — К чему такие затраты? Все гораздо проще - самым экстраординарным действием будет бездействие, ты не находишь?
  — Ох, и зараза же ты, дорогая моя.
  — Стараюсь, - скромно отозвалась Керолайн.
  И вот теперь она как дама из окружения Конни, любовалась на эту комедию, искренне радуясь перехвату инициативы.
  — Можете поцеловать невесту, - ласково предложил священник молодожену.
  Сияющие глаза Друзиллы обратились к мужу, она ждала, ждала этого первого в их общей жизни законного поцелуя, а Владан, чувствуя, что сейчас убьет ее голыми руками, впился в ее губы с такой злостью, что у нее в буквальном смысле слова перехватило дыхание.
  Потом они рука об руку направились к выходу, уже прямо у порога императрица обернулась, окинула гостей растеряно-высокомерным взглядом и бросила наугад свой изящный букетик зеленых роз.
  Тихик проследил его взглядом, ему все равно было куда смотреть, лишь бы не на жену, и успел заметить, как букет ловко поймали две ручки в длинных перчатках... и вдруг он узнал ее и отшатнулся - Керолайн подмигнула ему и прошептала что-то на ухо стоявшей рядом Конни.
  Ничего не понимая, он автоматически повернулся и вместе с женой вышел к народу, продолжая мысленным взором видеть лицо Керолайн и уже не зная как относиться к этой девчонке, обрекшей его на супружескую жизнь с чужой ему женщиной.
  Едва ли Владан запомнил хоть что-то из обратной дороги во дворец, сосредоточенная мрачность его облика многих привела в трепет, слухи поползли с удвоенной силой, он и тут ухитрился не выйти из образа, ничем себя не выдал, секундное замешательство перед выходом из собора осталось незамеченным.
  Коронация должна была состояться через несколько часов, гости отправились переодеваться, а дамы еще и обновлять прически и макияж, Друзилла упорхнула вместе со своей свитой, ее ждал специально для этой цели приготовленный туалет, а Владан привычно перепроверил приготовления, велел кое-что подправить. Он делал все, чтобы как-то заполнить время, думать он будет потом, если вообще будет. Не проще ли сделать вид, что никакой Совести никогда не было и ему совершенно не на что жаловаться - он получил и трон, и жену, он добился всего, чего желал, а Совесть...Совесть... Мысли его прервались, он просто не мог позволить себе думать об этом сейчас... Совесть...
  Коронация прошла как по писаному, правда, ее немного сократили, гости и так были утомлены утренним бракосочетанием, однако же, основные, освященные традицией нюансы были соблюдены, казус вышел лишь единожды: императрице не сразу удалось удержать корону на голове, ее пришлось надвинуть ей на самый лоб, так что она даже вздрогнула от боли - Тихик наблюдал за этим с затаенной злорадной мстительностью, оставаясь при этом предупредительно-вежливым. Он даже пошутил насчет ювелира, исказившего размеры из желания украсить корону как можно больше. Он один знал, что золотых дел мастер тут не при чем, он выполнил все точно, просто для другого человека предназначалось это царственное украшение.
  Керолайн со своей стороны догадалась об этом щекотливом обстоятельстве и, чтобы скрыть некоторую внезапную растерянность, она отпустила на ухо Конни пару рискованных шуток, они обе достаточно неприятно улыбнулись, причем Керолайн почти выдавливала из себя эту улыбку. Но замешательство было кратковременным и весьма быстро рассеялось.
  В течение всего свадебного пира Керолайн ни разу не попадалась на глаза Владану. Он сидел рядом с невестой, покорно выслушивал тосты соревнующихся в подобострастии гостей, послушно вскакивал при очередном возгласе "Горько!", целуя невесту с таким остервенением, что окончательно убедил ее и всех присутствующих в обуявшей его роковой страсти. Они открыли бал, Владан танцевал только с невестой, хотя этикет и не требовал от него подобной верности. После традиционного танца молодых, Друзилла поднялась наверх, а бал продолжался. Тихик вальсировал уже со всеми подряд, не обращая внимание на то, кто именно доставался ему в партнерши. Каждая принималась поздравлять императора-новобрачного, но Тихик почти не слышал льстивых слов - их невнятное журчание доносилось откуда-то издалека. Он же весь сосредоточился на механически-безупречном исполнении движений танца, ведь это давало возможность не думать ни о чем другом, а он сейчас хотел одного - забыться. Не было сил гадать, почему Керолайн пришла на свадьбу только затем, чтобы поймать букет невесты, не было сил гадать значит ли это, что согласно примете она в ближайшее время выйдет замуж за кого-то другого, гадать, как вообще она относится к нему самому и не ошибся ли он с самого начала, приняв ее туманные слова за признание. Возможно, все, что было между ними, для нее лишь развлечение, шутка, случайная забава в рабочее время. Впрочем, ему было почти все равно, он чувствовал себя слишком опустошенным, чтобы думать сейчас об этом.
  Очередная партнерша привлекла его исключительно цветом платья - оно было белым, а на свадьбах это, в общем-то, было не принято, гостьи могли выбирать себе любой другой цвет, кроме этого. Тихик мельком взглянул на нарушительницу этикета и отвернулся, ничего особенного не заметив. Лишь спустя несколько секунд что-то будто щелкнуло у него в голове, он снова посмотрел на нее:
  — Керо?
  Да, это была Керолайн. Керолайн, улыбающаяся, как ни в чем ни бывало, Керолайн, в белом атласном платье с жемчужной вышивкой на корсаже (когда только успела переодеться!), Керолайн, преспокойно танцующая с ним вальс и это после того, как она позволила ему жениться на другой. Он, конечно, особо не заблуждался насчет ее наглости, но сегодня она, похоже, превзошла саму себя. Горечь обиды была так сильна, что Владан даже не попытался выяснить отношения, они вальсировали молча; как и всегда, это у них отлично получалось, но сейчас от мнимого согласия в танце становилось еще больнее. Паузу нарушила Керолайн: непринужденным тоном доброй и мудрой тетушки, напутствующей племянника, она заявила, что полностью одобряет его выбор, ведь леди Лэндон лучшая из всех возможных партий:
  — Она такая красавица, вам невероятно повезло, милорд.
  Тихик слегка скрипнул зубами, но тут же взял себя в руки и с готовностью согласился с ней:
  — Моя жена без сомнения верх совершенства.
  — О, с этим невозможно спорить. Она прелестна, очаровательна, прекрасна! Никто не сможет сравниться с ней. А ее происхождение - какая родословная, какая чистота крови! За 4 века все родственники - приближенные ко двору, обладатели самых высоких чинов, не было ни одного, кто прозябал бы в провинции - это удивительно, просто удивительно, не так ли?
  Владан молча кивнул, разочаровывая Керолайн отсутствием всякой реакции на это замечание, которым она сознательно метила в самую болезненную точку его души, вечно мучившейся собственной плебейской неполноценностью. Но Керо не сдавалась.
  — Многие посчитали, что вам было бы лучше выбрать себе в жены иностранную принцессу. А я вот наоборот, думаю, что вы поступили правильно, предпочтя соотечественницу. Иностранки часто не приживаются в чужой обстановке. Пытаются завести свои обычаи, привозят за собой своих приближенных, добиваются для них выгодных должностей. Малейшие неудачи во внешней политике и сразу возникают подозрения, что жены императора интригует в пользу своей родины, предает государство. Такие слухи неимоверно живучи, от них практически невозможно избавиться, они таят в себе немалую опасность для трона. С супругой-ариклейкой вам ничего подобного не грозит, зато через клан Лэндонов вы вступаете в родство с лучшими родами континента. Старшая сестра Друзиллы жена ротрийского министра, ее брат женат на дочери шинонского военноначальника, две кузины вышли замуж в Северную Империю и Астарею, а кузен взял жену из Феникса - все это открывает между вами невероятно обширные возможности..., - тут Керолайн, словно обретя вдохновение, принялась строить планы самых головоломных интриг, которые Тихик сможет осуществить благодаря связям своей новой родни. Естественно, все ради блага государства. Владан, которому было по-настоящему тошно все это слушать, попытался помешать ее разглагольствованиям, он стал вальсировать быстрее, но это не помогло - Керолайн лишь убыстряла темп речи, у нее даже дыхание не сбивалось. Так что пришлось ему до конца дослушать все ее инсинуации, включая краткое описание хитроумнейшей комбинации, в результате которой власть (официальную либо закулисную, но от этого не менее действенную) в 4-х соседних странах получают ставленники Тихика, находящиеся от него в полной зависимости. И все это исключительно благодаря его сегодняшней сверхудачной женитьбе. Что ж, Керолайн еще раз продемонстрировала свои способности в подковерной политической борьбе, но сегодня этот ее талант и общее сходство их образа мыслей Владана отнюдь не радовало, слишком уж жестоким было это ее последнее издевательство. К тому же Тихик догадывался, что она не спроста завела речь о политических перспективах союза с родом Лэндонов. Теперь, потребуй он объяснить причину, по которой она позволила ему жениться на другой, Керолайн заявит, что сделала это исключительно ради его блага и, исходя из интересов империи - у нее хватит наглости и на это.
  Керолайн же разошлась не на шутку и уже расписывала, как лет через 15-20 Владан сможет сделать Ариклею центром некого союза государств, где при формальном равенстве участников, вся реальная власть сосредоточится в Оранте.
  — Да, вот что значит удачно жениться, - подытожила весьма довольная собой Керо, видя что Владан, как бы он не пытался сохранять презрительно-безразличный вид, несколько ошеломлен глобальностью последней идеи. Тут как раз закончилась музыка, сделав положенный реверанс, Керолайн помедлила немного, но Владан молчал. Он уже просчитал, что не сможет сказать что-либо, не поставив себя в нелепое положение, а сегодня она и так уже достаточно над ним посмеялась, потому он предпочел промолчать. Сознавая свою победу, Керолайн понимающе улыбнулась и быстро ретировалась в толпе: то ли затерялась в толпе, то ли вообще исчезла. На часах было уже за полночь, гости начали расходиться. Керс, Шеннон и Доминик удалились не прощаясь, резонно предположив, что от их утешения или сочувствия Владану станет только хуже. Особо почетных приглашенных пришлось провожать лично, выслушивая не только последние порции поздравлений, но и часто весьма скарабезные шуточки, давно ставшие непреложной частью ритуала. Некоторые были не лишены остроумия и непременно позабавили бы Тихика при других обстоятельствах свадьбы, а точнее при другой невесте. Если бы там, наверху, его ждала Керолайн... Но там только Друзилла и он должен идти туда, к ней, должен стать ее мужем. Да, она была признанной красавицей, но мысли о совершенных чертах ее лица и фигуры вызывали только брезгливость. С него хватило этих унизительных поцелуев под любопытными взглядами сотни гостей. Вероятно, стоило бы воспользоваться случаем сорвать злость поражения на этой случайной женщине, по злой прихоти судьбы ставшей его женой. Да, она бы могла ответить ему за Совесть и при том ответить на совесть, сполна! Но он не способен и на такой суррогат отмщения, вовсе не из-за недостатка жестокости - просто ему до омерзения противна эта заносчивая дура, как, впрочем, была бы противна любая другая на этом месте, которое может принадлежать только одной женщине. Она пренебрегла им, но не излечила от болезненно-страстной тяги к себе.
  Владан поднимался по лестнице, и на душе было только одно - усталость. Он не знал, что ему делать с Друзиллой, на объяснения по-прежнему не было сил. Нужно придумать какую-то увертку, а ничего не приходит в голову. Да и что такое можно придумать, чтобы избавиться от собственной невесты в брачную ночь? Даже его превусловой изобретательности на это не хватало.
  С тяжелым вздохом открыл он дверь спальни и вошел внутрь. Друзилла полулежала в постели, опершись спиной о гору подушек: гордая осанка, благородный поворот головы - все было безупречно. Одна бретелька белоснежной шелковой рубашки чуть приспущена с плеча - простительное кокетство, раз они уже законные муж и жена. До половины укрывшись простыней, она осторожно придерживала ее края руками - было видно, как напряжены эти идеальной формы руки, чуть загорелые, с длинными и тонкими пальцами урожденной аристократки самых что ни на есть голубых кровей. Она еще и боится его? Она смущена? Впрочем, его и раньше особо не занимали женские страхи, а сейчас особенно. Он представил себе, в какую разбавленную фурию превратится эта испуганная застенчивая скромница, когда поймет, что с его стороны не будет никаких притязаний. Она так уверена в его внезапной страсти и жаждет ответить взаимностью. Можно изменить жене хоть бы и на следующий день после свадьбы, но отвергнуть ее в брачную ночь - это уже тягчайшее оскорбление ей лично и ее роду. Владан нарочито медленно пошел к кровати, благо императорская спальня была просто огромна. Что же ему делать? Пытаться объяснить? Но как объяснишь, что они вообще не должны были пожениться, что у него есть другая... Впрочем, у любого императора всегда есть другая, это тоже своего рода традиция. И это не повод пренебрегать супружескими обязанностями - слово то какое мерзкое! Нет, говорить он ничего не будет. Тогда что же? Притвориться, что выпил лишнего и теперь чересчур пьян? Или так устал, что способен только добраться до постели и заснуть?
  Владан прошел 2/3 комнаты, так ничего и не решив. Друзилла терпеливо ждала, правда, несколько обескураженная его молчанием - она то ожидала пылких объяснений с порога, не без оснований рассчитывая на это после романтично-навязчивых ухаживаний перед свадьбой. Вдруг Тихик резко остановился, напряженно глядя куда-то вперед - будто бы и на кровать, но чуть в сторону. Друзилла попробовала проследить его взгляд, но ничего особенного не увидела. Естественно, она и не могла увидеть Совесть, появившуюся возле постели в благоразумно- безопасном облике проекции. Владан был не то чтобы удивлен - шокирован. Это уже больше чем наглость, больше чем издевательство, он даже не знал, как это назвать. Между тем Керолайн самым беспечным тоном пояснила свое вторжение:
  — Я вот только-только спохватилась, что не поздравила вас по-настоящему. Неудобно как-то: все о выгоде, да о политике. Чересчур меркантильно, не мешало бы и о душе подумать.
  — О душе? - зловеще повторил Владан.
  — Да-да. Большая чистая любовь - такая редкость во все времена, еще реже она заканчивается браком, но вам так удивительно повезло...
  Вот тут Владан не выдержал: он бросился к Керолайн, хищно вытянув вперед руки, в глазах у него потемнело, он не помнил себя от ярости и не знал, что собственно намерен делать - задушить ее или просто взять силой то, в чем она ему сегодня отказала, подсунув вместо себя эту нелепую замену. При этом он совершенно не думал о том, в каком там виде: бесплотном или нет, она явилась сюда. Расстояние между ними Владан преодолел в считанные секунды, едва ли не в два прыжка, но реакция Керолайн была такой же молниеносной. Подобрав тяжелые юбки, она метнулась к кровати и ловко перекатилась через Друзиллу, истошно завопившую от ужаса - она не была чересчур суеверна, но ощущение удара и непонятной тяжести, словно на тебя свалилось нечто невидимое, напугает кого угодно. Быстро обогнув кровать, Владан настиг Керо, загнал ее в угол, казалось, перекрыв пути к бегству, но тут Совесть просто исчезла, вновь появившись в другом конце комнаты. Так она исчезала и появлялась снова, а Владан со звериным рычанием носился за ней по всей спальне. Онемевшая и оцепеневшая от изумления и испуга Друзилла наблюдала за тем, как император безо всякой видимой причины мечется по комнате, как безумный, бросаясь из стороны в сторону, словно гонится за кем-то в пустоте. В то же время Керолайн самым спокойным тоном, будто ничего особенного и не происходило, продолжала свои поздравления, постоянно прерываясь на полуслове для очередного перемещения, так как Владан казалось не сознававший, что заранее обречен на поражение в этом бесполезном состязании, проявлял поистине удивительную прыть, должно быть, бегал за ней на том самом "втором дыхании".
  — Так вот, я вас всё-таки искренне поздравляю... и желаю вам большого личного счастья... не все же вам жить делами государства... Надеюсь, вы отметите и серебряную и золотую и... какие там еще бывают свадьбы?... Конечно, ваша супруга будет так же очаровательна, даже спустя годы... А ваши дети... какие это будут прекрасные малыши... и с какой наследственностью... мальчики, а их непременно должно быть несколько... один принц - слишком опасно для трона... Вы передадите им свою мужественность... и мудрость... зато девочкам достанется красота... и грациозность матери... ее золотые волос и зеленые глаза... а дочек нужно побольше... лучше 2 старших, или даже 3...чтоб, когда ваш наследник взойдет на престол... у него уже были родственные связи с несколькими дворами Тайи... через сестер...
  Тут Владан, наконец, выдохся от своих метаний на сверхскоростях, тяжело оперся о витой столбик кровати, пытаясь восстановить сбившееся дыхание. Поняв, что охотничий азарт императора угас, Керолайн без опаски подошла ближе и, подчеркнуто-печально вздохнув, доверительно пожаловалась:
  — Как это я все время сбиваюсь на политику? Кошмар какой-то, не знаю, что и делать... Ну да ладно, кажется, мне пора. Спокойной вам ночи. Ой, что это я говорю, такие ночи спокойными не бывают. Точнее, не должны. Вся страна ждет, надеется на плодотворность... или плодовитость? Опять я что-то не то говорю... Ну, удачи вам, ваши величества, - застенчиво улыбнувшись обоим молодоженам, Керолайн исчезла, и Владан скорее обрадовался чем наоборот.
  Немного отдышавшись, он обернулся к невесте - Друзилла смотрела на него расширенными от ужаса глазами, она уже успела окончательно убедиться в том, что вышла замуж за сумасшедшего, при чем как раз сейчас у него очередной приступ буйства. Краем сознания Владан понимал насколько странно все это должно было выглядеть со стороны, но ему было все равно, хотелось лишь одного - избавиться от этой дрожащей дуры и на сей раз, он быстро нашел выход. Грубо схватив Друзиллу за руку, он стащил ее с кровати (она не смела даже сопротивляться, боясь самого худшего), до боли сжимая запястье, повел к гардеробной, с силой втолкнул ее туда, так что Друзилла едва не упала, и поспешно захлопнув дверь, дважды яростно повернул ключ, рискуя его сломать или согнуть, не глядя, бросил куда-то на пол - ему было все равно, можно будет потом открыть эту дверь или нет. Оставшись, наконец, в одиночестве, Владан почти не раздеваясь, лег в постель, чувствуя себя до предела измотанным - и эмоционально, и физически. Вопреки собственным ожиданиям он почти сразу заснул, и сон его был на удивление крепким и глубоким. Зато невеста провела всю ночь без сна, уже под утро умудрилась открыть дверь гардеробной с помощью шпильки, на цыпочках пересекла спальню, бесшумно вскользнула в коридор и поспешила оказаться подольше от дворца, пока не проснулся доставшийся ей в мужья безумец.
  
  Спустя ещё два часа Керолайн осторожно появилась у порога спальни, осмотрелась - Владан крепко спал, лежа на животе и зачем-то вцепившись двумя руками в подушку. Его невесты нигде не было видно, в комнате стояла почти полная, напряженная тишина, нарушаемая лишь неровным дыханием императора. Керолайн, помедлив немного, подошла к постели, села на самый ее краешек и повнимательней всмотрелась в лицо Тихика - даже относительно спокойный сон не смягчил его мрачно-злого выражения. Вчерашний день явно не был лучшим днем в его жизни, он был разъярен и расстроен и отнюдь не только потому, что она посмела нарушить его планы. Последнее случалось нечасто, точнее - почти никогда. И каждый раз Владан жестоко мстил своим противникам за самые мимолетные победы, если только они не были предусмотрены и просчитаны им наперед. Станет ли он мстить ей? И не она ли превратила их отношения в бесконечный поединок, от которого уже так устала сама. Пожалуй, Владан выглядит измученным - это он-то, столько лет контролировавший все свои эмоции. Керолайн устало вздохнула: она была расстроена, но одновременно удовлетворена тем, какое впечатление произвела ее выходка. Что ж, он это заслужил, и все-таки ей его жаль.
  Тут Тихик беспокойно шевельнулся, словно почувствовал, что за ним наблюдают, открыл глаза и, приподнявшись на локтях, через плечо взглянул на нее, замер на миг, будто не веря, что она действительно здесь, рядом, и тут же отвернулся, обессилено упал обратно лицом в подушку. Невероятно, но в эту минуту он более всего походил на обиженного ребенка.
  — Бедный вы мой, - усмехнулась Керолайн, - Совсем замучились, да? Правда, эта бледность вам идет - благородный налет страданий скрывает недостаток аристократизма. Вам не кажется? - Совесть нежно взъерошила его волосы и подчеркнуто-ласково погладила по голове, Владан болезненно вздрогнул, но промолчал.
  — Вот и манер тебе явно не хватает, - осуждающе покачала головой Керолайн, как всегда переходя с "ты" на "вы" и наоборот, - Тебе вообще очень многого не хватает. И очень многого в тебе сверх меры. Например, самоуверенности. Но ничего, ничего, - она ободряюще похлопала его по спине, - я все равно выйду за тебя замуж, хоть так и не дождалась предложения руки и сердца. Но ждать дольше я не хочу и не могу - такой уж у меня неудобный характер.
  — Ты выйдешь за меня замуж? - с трудом, делая паузу после каждого слова, спросил Владан.
  — Выйду, выйду. Обязательно выйду. Я так решила.
  Опершись на согнутую в локте руку, Тихик вполоборота метнул на нее неприязненно-подозрительный взгляд.
  — Когда же ты это решила? Сегодня с утра? Вчера тебе еще не хотелось замуж?
  — Вчера не хотелось, - честно призналась Керолайн, - А сегодня ночью мне плохо спалось, кстати, а как вам? Наверное, отлично. Так вот: выяснилось, что я, вероятно, ревнива. Я вам говорила, что не люблю ни с кем и ни чем делиться? Вы - не исключение. Я не хочу делиться вами.
  — Вы, похоже, считаете меня своей собственностью? - Тихик попытался изобразить свою обычную иронично-холодную усмешку, но она получилась очень неубедительно.
  — А разве это не так, милорд? - беззаботно улыбнулась Керолайн, - Вы мой, я, скажем, сдала вас напрокат. Но я передумала, вы - мой, и я забираю вас обратно.
  — Как это у вас получится? Императоры не разводятся, - вкрадчиво напомнил Тихик.
  — Не разводятся? - беспечно вскинула брови Керолайн, - Это действительно проблема. Что же тут можно сделать... Ах, да, императоры имеют привычку казнить своих жен. Но это, пожалуй, не подойдет. Откуда такая щепетильность? - изумился Владан, - Вы же Совесть в отставке, ничто больше не обязывает вас следовать неудобной морали.
  — Не в том дело, - отмахнулась от него Керолайн, - Я просто терпеть не могу вдовцов.
  — Вот оно что. А уже испугался - с чего вдруг такое благородство по отношению к сопернице.
  — Считайте это моей прихотью. Боюсь, единственный выход - аннулировать ваш брак.
  — Но для этого нужны веские причины.
  — О, вы столь изобретательны, это всегда меня привлекало. Пусть невеста заявит, что ее силой заставили вступить в брак родители, стремившиеся увидеть на дочери корону.
  — Не выйдет, она сама этого хотела - всем это известно.
  — Тогда обвините ее в измене.
  — Прямо в брачную ночь? - на сей раз на губах Тихика появилась та самая улыбка, которая могла обескуражить кого угодно, но только не Керолайн.
  — Да, да, именно. Сбежала от вас в первую же ночь - какая распущенность, вы не находите?
  — Оригинально, но не правдоподобно. Вы всерьез полагаете, что в эту историю кто-нибудь поверит? Сбежать от меня? Это невозможно.
  Керолайн это утверждение показалось презабавнейшей шуткой, впрочем, она помнила о том, что ускользнуть от Тихика не удавалось ни одному мужчине и только одной женщине - ей самой. Им обоим это было прекрасно известно, и они обменялись одинаково издевательскими усмешками.
  — Может быть, лучше обвинить в измене меня? - деловито предложил Владан, - Это как-то более реалистично. Вы будете моим доказательством. Если нас сейчас увидят вместе... кстати, вы сейчас видимы?
  — Попробуйте проверить. Либо вес узнают о вашей неверности, либо убедятся, что и от вас может сбежать невеста. Впрочем, есть еще один повод аннулировать брак.
  — Какой именно?
  — Заявить, что он был заключен без намерения создать семью, следовательно, является фиктивным.
  Тут Владан резко сел на постели, обхватив руками согнутые в коленях ноги. Он пристально посмотрел на Керолайн, и она вдруг почувствовала, что не в силах вынести его взгляда, а подобное с ней случалось весьма редко. Она отвернулась, сразу помрачнела, он теперь не видел ее лица, но враз поникшие плечи уже говорили о многом.
  — Знаешь, - тихо сказал Владан, - а ведь единственным моим желанием и было создание семьи. Настоящей семьи.
  — Злодеям такая не полагается, - Керолайн гордо вскинула голов и улыбаясь смотрела на него в упор, только в глазах подозрительно блеснули не пролитые слезы.
  — Почему же, злодей и его Совесть - идеальная пара. На всю жизнь, ведь так? - Керолайн молчала, и он тоном заботливого родителя, увещевающего неразумное, капризное чадо, спросил:
  — Ну что случилось, зачем ты так со мной, а? Я старался устроить все как можно лучше, я думал, тебе понравится. Разве эта свадьба для какой-то тщеславной гордячки? Она была только для тебя. Ну, в чем ошибка, что я сделал не так?
  — Все было чудесно. Кроме одного - ты забыл пригласить на свадьбу меня.
  — О чем ты? Мы же все время говорили об этом, я думал...
  — Ты думал? Впрочем, верно, ты подумал обо всем. Кроме одной простейшей вещи - ты не сделал мне предложения. Столько рассказывал о нашей будущей семейной жизни, а вот предложения не сделал. Я, конечно, эксцентрична, но не до такой же степени. Представь себе, я не хожу на чужие свадьбы без приглашения. По крайней мере, без приглашения.
  — Значит, все дело в этом? В том, что я формально не предложил тебе руку и сердце?
  — Ничего себе формальность, не сделать предложения невесте.
  — Ты не совсем обычная невеста.
  — В этом смысле - самая что ни на есть заурядная.
  — Так я могу исправиться? Только давай заранее оговорим условия. Мне встать на колени и...
  — Нет, - покачала головой Керолайн, - нет, раз уж так получилось, к чему уподобляться другим? Так и быть, я сама делаю тебе предложение. Я выйду за тебя замуж. Но одно условие - платье мне сошьют здесь. Нравится мне ваша мода.
  — Платье? Наколдую хоть сейчас.
  — Наколдую, наколдую, - передразнила его Керо, - Нет уж, надоели мне иллюзии. Хочу настоящее свое платье. И настоящую свадьбу. Мою и только мою.
  — Боюсь последнее совершенно невозможно, - притворно серьезным тоном возразил Тихик, - Я тоже хотел бы исключительно мою свадьбу.
  — Да, это проблема, - согласилась Керолайн, - Но вы же политик, придумайте что-нибудь.
  — Предлагаю компромисс, хоть вы и не любите делиться, миледи, может быть, сойдемся на нашей свадьбе?
  — Ну, если другого выхода нет... Придется согласиться. Да, предупредите вашего портного, завтра я хочу встретиться с ним, чтобы обсудить фасон.
  — Так я могу надеяться увидеть вас завтра?
  — Нет, не можете, - с милой улыбкой возразила Керолайн. - Мы не будем видеться до свадьбы, это плохая примета. Вы ведь не хотите, чтобы церемония вдруг сорвалась в последнюю минуту? А я очень верю в приметы...
  Владан понимал, что, скорее всего, это очередное издевательство, но что он мог поделать? Примета, так примета. Он подождет, лишь бы только дождаться. Вопреки своему обыкновению, Керолайн соизволила довольно любезно попрощаться с ним и исчезла, а он остался нежиться в постели и сочинять обращение к народу по поводу расторжения только вчера заключенного брака.
  
   ГЛАВА 15
  13-14 июля 2001г.
  
  Это был уже второй мальчишник за две недели - дебютный для Керса, и повторный для Владана. Правда, для виновников торжества праздник был порядком подпорчен, зато гости развлекались от души. Да, Шеннон и Доминик веселились вовсю - первый потому, что был счастлив наблюдать, как друзья наступают на те же грабли, и наделся, что им достанется не меньше, чем ему самому (в их с Конни семейной жизни уже начались первые столкновения), второй - потому, что насмешливая бравада помогала скрыть разочарование. Винценц чувствовал себя несколько обделенным, хоть любовь у него уже была, а жениться он не собирался, но разве после всех преступлений он не заслужил собственной Совести? Они вдвоем накинулись на Тихика, благо, поводов для насмешек было предостаточно, и бедняга Владан терпеливо сносил все издевки - то ли действительно не особо сердился, то ли просто виду не подавал. Но когда, сохранявший поначалу благородный нейтралитет, Вортекс не сдержался и взялся добивать жертву - а уж он-то, на правах лучшего друга, как никто умел досадить побольнее - от такого предательства Тихик мгновенно воспылал благородным гневом и ринулся в атаку, сразу осадил зарвавшегося товарища по несчастью (или, все-таки счастью?), разумно указав Керсу на то, что он сам находится в довольно незавидном положении, а может быть даже еще худшем, ведь Керолайн твердо обещала придти на свадьбу, тогда как Патришия не показывалась все это время. Его собственный печальный опыт (тут Владан вздохнул с театральной горечью, видя, как садистская улыбочка понемногу сползает с лица Керса) свидетельствует о том, что молчание Совестей далеко не всегда является знаком согласия.
  — А это уже у кого какая Совесть, - хмуро огрызнулся Вортекс.
  — Ах, они у нас с тобой так похожи, ты же сам не раз говорил, - слащаво улыбнулся Тихик.
  — Да уж, прямо близнецы.
  — Не внешностью, дорогой мой, характером. Вредность у них одна на двоих, общая, - Владан улыбнулся еще шире, чувствуя себя триумфатором, а Керс совсем поник, мрачно отпивая из кубка кисловатый ревенный напиток, впрочем, он недолго ломал голову над достойным ответом и быстро сбил с Тихика победную спесь, предположив, что Совесть, помногу раз повторявшая скучнейшие нотации, может, для закрепления воспитательного эффекта, снова не явиться на свадьбу. Теперь уже боевой дух покинул обоих, они рядом сидели на диване, синхронно прикладываясь к чашам с зеленоватой кислятиной, и молчали, лишь изредка обмениваясь красноречивыми вздохами. Шеннон с Домиником, продолжая веселиться, язвили во всю, но они их словно бы не замечали.
  Игру в молчанку прервал Керс уже ближе к концу вечера:
  — Слушай, мы женимся или нет? - обречено спросил он, с отвращением отодвигая заботливо поданный Шенноном графин с ревенным напитком.
  — Это как получится, - пожал плечами Владан. - С большей или меньшей степенью вероятности можно утверждать... - философским тоном начал Тихик, но Керс оборвал его гулким ударом кулака о стол, который заставил вздрогнуть Шеннона с Домиником - они решили, что наконец-то зарвались.
  — Я жениться хочу! - яростно воскликнул Вортекс. - Жениться! - с нажимом в голосе повторил он. - Причем не позднее, чем завтра.
  — Ничего, ничего, - благодушно успокоил его Владан, - Если есть свадьба, будет и невеста, а там уж как повезет. К тому же беспокоиться не о чем - у тебя целых две невесты. Женишься на запасной.
  — Тебе хорошо говорить, а в Шиноне разводов нет!
  — Неужели? - радостно хмыкнул Владан. - Ну, это поправимо, есть множество других способов. Мы с Керолайн это недавно обсуждали. Надеюсь, Патришия ничего не имеет против вдовцов?
  — Если так дальше пойдет, овдовеет она. Причем досрочно, еще до нашей свадьбы. Я до нее просто не доживу.
  — Но я же, как видишь, на труп не похож.
  — Так ты же не знал. Даже не предполагал, что все может так обернуться, а я теперь все время под страхом повторения твоей истории.
  — Выживешь. Это больно, но не смертельно.
  Теперь Владан успокаивал друга, но получалось у него это гораздо хуже насмешек. Он одновременно пытался успокоить сам себя, потому что в действительности боялся не многим меньше Керса. Кроме того, что не вполне верил обещаниям изменчивой Керолайн, просто боялся, ведь это была первая любовь и первая свадьба, предыдущий фарс был уже не в счет, он впервые любил и впервые должен был жениться на любимой женщине - и никак не мог справиться с растерянностью и страхом. То же было и с Керсом - переживания их были так схожи. Один общий всепоглощающий страх. Они оба боялись всего того, что может, что должно случиться завтра, и того, что этого может вообще не быть, боялись того счастья, что ждет их завтра - будет ли оно долгим? сумеют ли они его удержать? И еще больше боялись, что будут несчастны.
  У каждого в кармане лежали коробочки с обручальными кольцами, и они то и дело украдкой касались их, словно проверяя, здесь ли они, не исчезли ли. Вдруг, не сговариваясь, они достали кольца и принялись демонстрировать их друг другу. Каждый выбирал кольцо лично, этот привычный символ неожиданно стал значить так много. Керс предпочел тоненький, изящный, золотой ободок самой искусной работы с несколькими меленькими бриллиантиками. Он надеялся, что Патришия, испытывающая принципиальное отвращение к драгоценностям, не откажется носить его, хотя бы потому что кольцо действительно изысканное, неброское, да и выбрано было с любовью. Владан лишь презрительно фыркнул при виде подобной скромности, зато Керс мог снисходительно кривить губы, прощая плебею отсутствие вкуса - кольцо, предназначенное для Керолайн, граничило с вульгарностью. Причудливо ограненный крупный сапфир, вплавленный в платину - слишком откровенная роскошь, не хватает истинно-аристократичной сдержанности, однако что с выскочки взять. Владану, естественно, казалось, что так он выражает свои чувства. В общем, оба остались при своем.
  Женихи разошлись спать пораньше, да и гости тоже должны были набраться сил, ведь торжества будут длинными, и не хотелось бы начинать их с похмелья, а Шеннон с Домиником уже сегодня несколько переусердствовали на радостях, они-то пили отнюдь не компот.
  
  Керс заснул, едва добравшись до своей кровати, но среди ночи вдруг проснулся весь дрожа, в холодном поту - ему привиделось, будто Патришия не пришла на свадьбу и почти неконтролируемый ужас овладел им. После он долго ворочался в постели в тщетных попытках заснуть снова. Понимал, что ему следует выспаться, и ничего не мог с этим поделать, сна как ни бывало. Лишь под утро провалился в тяжелую дремоту, не сулившую ни бодрости, ни свежести. С утра он чувствовал себя так, словно впереди его ждало изнуряющее испытание, а вовсе не собственная свадьба. Почти автоматически он одевался и брился, сам не помнил, как доехал до собора, как вошел внутрь. Ничего не помнил, осознавать происходящее начал только с того момента, когда уже был а алтаря, окруженный толпой гостей - самых высокородных аристократов Шиноны и соседних государств. Понемногу приходя в себя, он различал знакомые лица. В первых рядах - весь клан Кимберли, его давние враги, которые теперь празднуют победу, надеясь, что молодая жена если и не подчинит себе императора, то сумеет сделать так, чтобы её желания ставились выше его.
  Выбор невесты шокировал всех - неожиданный союз исстари ненавидевших друг друга кланов породил массу самых безумных предположений, в сущности сводившимся к политическим интригам императора, который даже и свадьбу может превратить в далеко идущий расчет. Впрочем, для любого монарха свадьба - это расчет и только расчет, эмоциям здесь не место. Керс даже не стал тратить время на создание иллюзии влюбленности, во-первых, потому что не обладал таким патологическим чувством юмора, как Владан, во-вторых, не хотел подражать ему просто из суеверности - не нужна ему похожая неудачная свадьба, и, в-третьих, его невеста была озабочена не так честью рода, как политическими интересами своего клана. Сегодня здесь присутствовали все ее родственники, вплоть до самых дальних. Родственников было очень много, ну так ведь и должностей при дворе тоже - хватит всем. И, тем не менее, они уже начинали ссориться из-за самых теплых местечек. Они больше не видели преград своей алчности - разве все они теперь не члены императорской семьи? Кстати, сегодня здесь собралось немало монархов, своим величавым спокойствием и уверенностью они резко выделялись на фоне окружавшей их толпы аристократов, жаждущих власти, стоящих у власти, но не обладающих ею в полной мере. Чуть в отдалении от всех остальных стояли император Астареи с супругой - Керс сразу оценил то, как удачно Тишина выбрала точку обзора. Конечно, это она решала: принимать приглашение или нет. Керс послал Роанону официальное уведомление, предполагая однако, что тот отклонит его. Вряд ли ему было приятно лишний раз видеть человека, сломавшего если не всю жизнь столь преданно любимой им женщины, то, по крайней мере, первую и, как принято считать, лучшую ее половину. Да, он склонен был видеть все в трагическом свете, а вот сама Тишина вряд ли. Выглядела она сегодня просто прекрасно в шитом жемчугом сером платье с узким подолом. Красивая, угрожающе красивая, женщина. Тишина словно почувствовала его взгляд, повернула голову, посмотрела прямо ему в глаза и улыбнулась - Керс улыбнулся ей в ответ, но улыбка у него вышла какая-то заискивающая, неподобающая ни его положению, ни той роли, которую он сыграл в судьбе своей бывшей помощницы. Казалось, что сейчас сила на ее стороне, и они оба это знают. Тишина всегда была равна ему по силе духа, а теперь, измученный сомнениями и норовящей ускользнуть любовью, он уже не был ей достойным соперником. И Тишина улыбнулась снова, на сей раз снисходительно, она понимала его слабости.
  Среди гостей была и его мнимая сестра Луара - она, правда, держалась поскромнее, где-то в задних рядах. Между Шиноной и Фениксом, куда она удалилась в изгнание, отношения были достаточно напряженные, но Луара не отклонила приглашение, ее даже сопровождал один из приближенных королевы - Керс что-то слышал об их скандальном романе. Доминик, конечно, пошел к Владану, но вот то, что не было видно ни Шеннона, ни Конни, Керса настораживало. Все же она и Пат старые подруги, не могла же она не придти, разве что только... Нет, об этом лучше даже не думать.
  Полчаса пролетели быстро, невеста появилась точно в назначенное время, пунктуальность - вежливость королев, а опоздания пусть будут в дешевых мелодрамах. Платье ее было совершенно роскошным, нашитые на него колотые бриллиантики ярко сияли в лучах утреннего солнца. В руках у Присциллы был огромный букет белых лилий - очень разумный выбор, истинно королевский цветок, да еще символ благородной чистоты. Пока невеста шла к алтарю, Керс снова мельком обменялся взглядами с Тишиной - та будто бы всем своим видом выражала одобрение императорской нареченной, но он-то понимал, что на самом деле она оценивает ее так же, как и он сам. Присцилла только кажется идеальной супругой монарха, она непомерно жадна, а значит, глупа, и самоуверенна, она будет пытаться помыкать мужем и все в клановых интересах, а это порой приводит к гибели самые могущественные державы. Так что Тишина с улыбкой смотрела на то, как Керс добровольно загоняет себя в эту ловушку, и гадала, зачем ему это понадобилось. Она не переоценивала политической расчетливости Керса, знала, что он способен многим пожертвовать в угоду собственной прихоти, но и не умаляла его умственных способностей - не мог он не видеть Присциллу в истинном свете.
  А невеста горделиво шла к алтарю, и тянувшейся за ней фате конца не было видно. Керс встретил ее спокойно, с достоинством, как и подобает монарху, жертвующему собственными душевными порывами ради блага отечества, ведь свадьба это не личный, а государственный выбор, думать о себе он права не имеет.
  Церемония началась с длинной речи священника, наставлявшего жениха с невестой на путь истинный, что должен привести их к любви, миру и взаимопониманию в будущей семье. Присцилла благоговейно внимала, хоть едва ли собиралась следовать этим благим советам, Керс же слушал, стараясь подавить нетерпение. Он заранее решил для себя, в какой момент должна появиться Патришия, и хотел, чтобы он наступил как можно скорее.
  Наконец, они начали обмениваться клятвами. Керс повторял слова священника со всей возможной поспешностью - быстрее было уже просто нельзя, это сочли бы неприличным. Присцилла наоборот, поизносила каждое слово с медлительной вдумчивостью, словно всерьез принимала на себя все эти обязательства и собиралась их выполнять. Но вот обряд был практически закончен и священник обратился ко всем присутствующим с ритуальной фразой: "...пусть скажут об этом сейчас или молчат вовеки". Все знали, что это пустая формальность, и, тем не менее, в церкви установилась полная напряжения тишина - ни шороха, ни звука, все ждут чего-то, но только он один точно знал чего или кого именно. Он ждал, секунды казались вечностью, каждая следующая - невыносимая пытка, но каждая приближает его к тому благословенному моменту, когда должна появиться она, а она появится, появится обязательно. Не сейчас, так через секунду или через две. Но проходили минуты, а ее все не было. Священник, заранее предупрежденный о том, что следует выдержать как можно большую паузу, вопросительно поглядывал на императора - тот делал вид, что не замечает, а, возможно, и действительно не замечал этого. Тишина сменилась гулким ропотом, который медленно, но верно, нарастал по мере того как пауза затягивалась. Священник, понимая, что все приличия нарушены, и дальше тянуть просто нельзя, кашлянул, привлекая к себе внимание императора. Тот бросил на него такой свирепый взгляд, что святой отец испуганно сжался - теперь он готов был вот так стоять и ждать целую вечность, столько, сколько сочтет нужным его величество - он знал, на что способен Вортекс и не очень-то спешил вот так ни за что принять лавры мученика.
  Никто не понимал, что же происходит, невеста изо всех сил старалась сохранять невозмутимый вид, и лишь незаметно теребила рукав жениха, надеясь, что тот опомниться и прекратит этот позор, но Керс уже не замечал ее. Гости взволнованно перешептывались, боясь даже строить предположения о том, что будет дальше, и только Тишина Сумерек явно наслаждалась происходящим. Она, конечно, не знала в чем именно причина странной заминки, но догадывалась, что с Керсом что-то не так, и позволяла себе добродушное злорадство.
  И когда вдруг где-то у входа раздался звонкий, капризный голос, Керс услышал его за миг до того, как Патришия действительно заговорила - он предчувствовал эту фразу.
  — Так и быть, - задумчиво, словно не приняв еще окончательного решения, сказала она, - Я всё-таки возражаю.
  Все гости мгновенно, как по команде, обернулись и посмотрели на девушку у входа, прежде неприметно державшуюся в задних рядах. Керс же вначале медленно-медленно перевел дух, с облегчением сознавая, что ему, кажется, повезло, и тогда только обернулся, успев заметить вдруг оказавшуюся в первых рядах императрицу, нездешней правда, Ротры - Конни задорно подмигнула ему, и Керс сразу почувствовал себя уверенней, так что на Патришию он посмотрел уже с улыбкой и утверждающе переспросил:
  — Значит, вы возражаете?
  — Да, - твердо подтвердила она, выходя на середину зала, - Я возражаю.
  — Позвольте полюбопытствовать, что же толкнуло вас на такой отчаянный шаг?
  — Я была вынуждена пойти на это, - с горестным вздохом призналась Патришия. - Видите и, у вас здесь слишком уж вкусная клубника.
  — Клубника? - в голосе Керса звучало удивление - конечно, совершенно притворное. Но гости были удивлены по-настоящему. Более того - шокированы, и потому молча наблюдали за этим диалогом, не в силах уловить сути происходящего. Невеста беспомощно застыла у алтаря, все больше уподобляясь каменному изваянию, и только Тишина смотрела с любопытством и на сей раз вполне искренним одобрением поглядывала на Патришию, невозмутимо пояснявшую мотивы своего вызывающего поступка.
  — Да-да. Именно клубника. Она у вас просто исключительная, уж поверьте, в этом я знаю толк.
  — Ну, если все дело в клубнике, я торжественно обещаю вам свободный доступ в мои теплицы в любое время дня... и ночи. Я даю вам слово императора и беру всех присутствующих в свидетели. Вы довольны?
  — Увы, ваше величество, боюсь, это не выход.
  — Почему же?
  — Ваша супруга не захочет смириться с моими визитами, а приходить я буду часто. К тому же я здесь никто и не могу распоряжаться вашими слугами, но не собирать же мне клубнику самой? Придется просить вас...
  — О, я с радостью окажу вам эту услугу, - заверил ее Керс с таким энтузиазмом, что у оглушенных этим новым неожиданным поворотом гостей не хватило даже сил удивиться - все ушло на тщетные попытки вообразить императора, лично рыскающего по грядке в поисках спелых ягод для этой в высшей степени странной незнакомки.
  — Ваша жена не потерпит такого, - с сожалением отвергла благородно предложенную помощь Патришия.
  — Вы думаете? - с сомнением переспросил Керс.
  — Я уверена в этом.
  Император обернулся к невесте, бесстрастно оглядел ее с ног до головы с выражением естествоиспытателя, оценивающего научный интерес попавшейся на глаза особи, снова повернулся к Патришии, и согласно кивнул:
  — Да, пожалуй, вы правы, она не поймет. Начнутся скандалы, а я их терпеть не могу.
  — Вот видите. Простите мне мое вмешательство, я не подумала о последствиях, я была слишком эгоистична.
  — Что вы, я же дал вам слово.
  — Я освобождаю вас от него. Эта клубника - большая потеря для меня, но со временем я смирюсь, я сумею, хоть это будет так тяжело...
  — Ни в коем случае, я этого не допущу. Я сдержу свое обещание.
  — Но я не вижу способа сделать это, - развела руками готовая капитулировать Патришия.
  Вот тут Тишина догадалась, чем все это закончится, и в ее улыбке "до ушей" появилось что-то законченно кошачье. Но остальные были куда менее проницательными, хоть такими же благодарными зрителями, так что спектакль можно было продолжать, к вящему удовольствию обоих актеров, в полной мере наслаждавшихся действом.
  — Увы, я теперь понимаю, что сделал выбор чересчур опрометчиво, подобная ошибка недопустима.
  Это был приговор Присцилле, но она этого еще не поняла, не поверила.
  — Кроме того, как я уже говорил, любые услуги вам мне в радость. Я готов собирать клубнику для вас в любое время, но вы же сами понимаете, государственные дела... Может статься, я не смогу прервать какого-нибудь совещания. Но это я так, для примера, подобные ситуации будут возникать достаточно часто, а я не хочу заставлять вас ждать, и лучше, чтобы вы обладали всеми законными правами отдавать распоряжения моим слугам. Боюсь, что мы должны пожениться.
  — Вы полагаете, это единственный способ? - спросила Патришия с демонстративной надеждой на то, что изобретательный император найдет другой выход. Керс пару минут постоял в задумчивости, прежде чем сделать окончательный вывод.
  — Никакого другого способа нет. Этот, конечно, несколько трудоемкий, но ничего другого я предложить не могу.
  — Что ж, - беспечно пожала плечами Патришия, - тогда я согласна.
  Раздались сдавленные восклицания - некоторым гостям стало дурно.
  — Еще один момент, - добавил Керс. - нужна официальная причина, по которой отменяется мой брак с леди Кимберли? Нельзя же так и записать - клубника, не поймут.
  — Ну, это просто, - успокоила его Пат. - Полагаю, если мы напишем что-нибудь вроде "отсутствия искренних чувств в браке", ни у кого не возникнет претензий.
  — О, это вполне приемлемо, - глубокомысленно кивнул Керс. - Никто не может требовать от меня жениться без любви.
  Послышался тихий страдальческий стон - это не выдержали нервы у престарелого посла Северной империи - на своем веку он повидал множество монарших браков, и чтоб хоть в одном из них поднимался вопрос о любви... А уж ее отсутствие тем более не считалось препятствием.
  Керс между тем не спеша приблизился к Пат, с нежностью любуясь ею, будто забыл, что они здесь не одни.
  — Не самый подходящий наряд для невесты, - критически заметил он, оглядывая ее скромное зеленое платье. Хорошо еще, что оно соответствовало местной моде, а не то бы гостям пришлось куда хуже.
  — Помнится, вы выражали желание заняться моим гардеробом - вот и займитесь.
  — У меня есть платье как раз для этого случая. Кажется, оно нам понравилось, - Керс произнес короткое заклинание и для пущего эффекта взмахнул руками - мгновение, и Патришия была уже в том самом придуманном им платье, а Керс опустился на одно колено и, наколдовав букет невесты, благоговейно преподнес ей. Патришия восторженно приняла из его рук волшебные побеги шиповника - они все сплошь были усеяны цветами и при этом ни единой колючки, зато каким-то удивительным образом почти вертикально держались в воздухе.
  — Идем? - спросил Керс, вставая с колен и протягивая ей руку.
  — Да, сейчас. Подожди минутку.
  Патришия повернулась и пошла к гостям - те в едином инстинктивном порыве попятились назад, на месте остались только Тишина Сумерек и ее муж. Роанону тоже не нравилась близость непонятно откуда взявшейся второй невесты - Вортекс и прежде не отличался моногамностью, но вторая невеста, это уже чересчур! Изобразив некое подобие реверанса, Патришия вежливо обратилась к Тишине, назвав ее тем именем, что она носила, будучи помощницей Керса - многие годы оно наводило ужас на Шинону и соседние государства:
  — Леди Тишь, не окажите ли вы мне честь, став моей посаженной матерью?
  Тишина улыбнулась, родительски ласково посмотрела на нее, и только потом ответила:
  — Конечно, моя милая, с удовольствием.
  Патришия радостно поблагодарила ее, а Керс посмотрел на Тишь почти с испугом - она лишь полуприкрыла веками глаза, наслаждаясь моментом.
  Взяв Патришию под руку, Керс повел ее к алтарю, а Тишина, ободряюще кивнув сбитому с толку Роанону, направилась за ними. Поскольку парализованная изумлением Присцилла продолжала стоять на том же месте, Патришия вполне учтиво попросила ее посторониться. Этого несчастная уже не стерпела и немедленно грохнулась в обморок. Керс брезгливо поджал губы и громко позвал сестру:
  — Луара! Где ты там, разберись!
  Двое слуг в белой униформе, подхватив Присциллу за руки и за ноги, понесли ее к выходу, Луара поспешила за ними, на ходу роясь в сумке с лекарственными травами, которую всегда носила с собой. Весь клан Кимберли так же счел за лучшее ретироваться, надеясь, что успеют оказаться за границей прежде, чем более удачливая претендентка на императорскую корону вспомнит о них и решит посчитаться за попытку ее опередить, таким образом, ряды гостей несколько поредели, но этого уже никого не заботило.
  Обряд начался по новой. Теперь Керс произносил слова клятвы с куда большим выражением, может быть, от полноты чувств, а может быть потому, что уже предварительно прорепетировал. Патришия держалась спокойно и с достоинством, так что гости с облегчением вздохнули - очевидно, что незнакомка все же благородного происхождения.
  Роковой вопрос о том, есть ли у кого-либо возражения против этого брака, священнику удалось выговорить не сразу, а лишь после некоторой заминки - слишком уж он разволновался, да и все присутствующие, кажется, уже нисколько не удивились бы, если б появилась третья невеста, в конце концов, в императорских теплицах не одна только клубника растет. Но никто не появился и, подождав секунд 10, священник поспешно объявил их мужем и женой.
  Жених, как и полагается, поцеловал невесту, это было удивительное чувство - он целовал свою последнюю женщину, последнюю любовь. Больше у него уже никого не будет - только она, на долгие-долгие годы - только они вдвоем и их дети, сколько бы их не было. Керс уже в полной мере ощущал себя женатым, вернее даже семейным человеком, спокойствие и уверенность заполонили душу, он уже ничего не искал и ни к чему не стремился - он все нашел и все получил, у него все есть и неведомая прежде умиротворенность овладела им.
  Но Патришия пока еще была только его женой, а не императрицей. Теперь настало время посвятить ее в сан, и в этот официальный момент нельзя было обойтись какой-нибудь простенькой диадемой, нужна была парадная корона империи - тройной золотой обруч, щедро усаженный драгоценными камнями и, конечно же, очень тяжелый, так что Керс. Предвосхищая нарекания Пат, прошептал заклинание, и корона зависла над ее головой, едва касаясь волос, следуя за ней подобно тени.
  Выходя из церкви, Патришия бросила букет в толпу гостей - его поймала успевшая оказать первую помощь Присцилле и вернуться сюда Луара.
  — Придется тебе позаботится о сестричке, - шепнула Патришия мужу.
  — Сама разберется, - буркнул Керс, с подозрением поглядывая на просветлевшее от этого благоприятного предзнаменования лицо Луариного спутника.
   Они сели в карету и поехали во дворец, где должно было продолжиться торжество. Несколько минут Керс молча любовался женой, затем с подчеркнутой почтительностью склонился к ее руке, намеренно касаясь при поцелуе обручального кольца, дабы лишний раз убедить самого себя в реальности происходящего:
  — Ты такая красивая в этом платье, - самодовольно заметил он, явно гордясь самим собой.
  — Ну да, конечно. Очень предусмотрительно с твоей стороны.
  — То есть?
  — Владан неосторожно предоставил Керо самой выбирать платье, а она ведь меры не знает, подол просто необъятный - как он ее на руки возьмет, чтоб через порог перенести, я не представляю.
  — А зачем ее вообще переносить?
  — Ну, это же такая примета. Жених переносит невесту через порог, чтобы в будущем главенствовать в семейной жизни.
  — Тогда Владану не стоит и стараться - приметы ему не помогут, - хмыкнул Керс, не без оснований полагая, что Тихику ни за что не избежать участи подкаблучника.
  — Это точно, но Керолайн время от времени предпочитает соблюдать формальности.
  — Что ж, нам они ни к чему - переступим порог вместе, и пусть будет равноправие.
  — Ну, уж нет, - возразила Патришия, - не отлынивай, не выйдет. У нас говорят: "Муж в семье голова", и я не собираюсь нарушать это правило.
  Растроганный таким смирением Керс снова поцеловал руку жены, и она оставила его в блаженном неведении относительно продолжения этой винеттской пословицы. Муж, конечно же, голова, но жена-то ведь шея, так что куда она повернется...
  Когда они подъехали к дворцу, Керс помог ей выйти из кареты, а затем спросил:
  — Ты уверена, что хочешь этого?
  — Да-да, я настаиваю.
  Тогда он легко подхватил ее на руки и с приятным грузом на руках начал подниматься по роскошной парадной лестнице дворца, насчитывающей около сотни ступеней. Гости растерянно наблюдали за этой грубо противоречащей монаршему величию сценой, впрочем, они уже ничему не удивлялись - видимо, на этой странной свадьбе возможно все.
  — Так ты собираешься стать примерной, покорной мужу женой? - с улыбкой спросил Керс, в порыве нежности крепче прижимая к себе Патришию.
  — Что же мне еще остается? - отчего-то грустно вздохнула она. - Не будь тебя, кто бы прикрыл мой позор?
  Керс непонимающе уставился на нее, и Патришия с покаянным видом пояснила:
  — Быть матерью-одиночкой - незавидная доля, правда? К тому же само слово "незаконнорожденный" всегда казалось мне отвратительным...
  Керс не сразу понял, что она имеет в виду, а когда понял - оступился, неловко качнулся - вот-вот упадет или выронит невесту, но тут же собрался с силами и продолжал подниматься по лестнице.
  — Ну что же ты молчишь? - спросила Патришия немного погодя, - Если ты меня любишь так, как говоришь, с твоей стороны будет благородно признать моего ребенка. Или ты отказываешься?
  — Нет...я...то есть... - Керс был явно ошеломлен и не знал, как реагировать, - ... я, конечно... а почему ты мне раньше не рассказала?
  — Не хотела огорчать до свадьбы, - пожала плечами Патришия, - Да и случая не было, мы же не виделись в последнее время, - резонно добавила она.
  — Ради тебя я согласен на все, - убежденно заявил он, - Но было бы лучше обсудить все заранее. Я просто должен свыкнуться с этой мыслью...
  — Ну, привыкай, привыкай, - милостиво разрешила Патришия. - Впереди еще ступенек 30, не меньше, - на глаз прикинула она.
  И Керс попытался свыкнуться. Лицо его заметно побледнело, он был неприятно поражен, даже не самим обманом, не моральным падением невесты - он просто никак не ожидал такого поворота событий. Патришия нужна ему - с ребенком или без, со всем ее прошлым, каким бы оно ни было. Но почему же она не сказала ему раньше?
  — А сколько..., то есть, я хочу сказать, скоро ли... - Керс замялся, не умея подобрать слов, но Патришия успела перехватить его чересчур внимательный взгляд, обращенный на ее талию, и все поняла.
  — Боишься скандала? Если постараться, все еще можно представить как преждевременные роды. Сильно преждевременные, но что поделаешь, бывает.
  Невольно замедлив шаги, Керс продолжал подниматься оп лестнице, одновременно раздумывая над этой неожиданной новостью. Он решил, что будущий ребенок Патришии это, вероятно, результат случайной связи - после того, как грубо он обошелся с ней, она искала утешения в чужих, более чутких и нежных объятиях, и здесь нет ее вины, виноват только он один. Это нельзя назвать изменой, он толкнул ее на это, и ему отвечать за все последствия.
  — Это будет наш ребенок, - твердо сказал он. - И если родиться мальчик - он станет моим наследником.
  — И ты даже не потребуешь объяснений?... Ты что, даже не ревнуешь? - разочарованно спросила Патришия.
  — Я не имею на это права, - убежденно ответил Керс, подходя к порогу.
  — Скучный ты какой-то. Владан хоть страдал. Поздравлял, но страдал - по глазам было видно.
  — Что, Керолайн - тоже?... - поразился Керс.
  — Это я - тоже, а она первая решила жениха помучить. Вернее, тогда еще клиента. Говорила, что реакция очень забавная - такое страдание на лице, вот я и решила попробовать, полюбоваться воочию. А ты все испортил, нельзя же вот так спокойно все принимать.
  Секунд 30 понадобилось Керсу, чтобы сообразить, что его разыграли - он опять споткнулся, на сей раз, едва не вывихнув ногу, и, переступая порог, не смог сдержать стона боли, который услышала одна Патришия.
  — Ну вот, это уже что-то, - одобрила она, - нельзя же быть таким равнодушным. В следующий раз побольше экспрессии.
  — А что, будет следующий раз? - осторожно поинтересовался Керс, - Знаешь, от кого от кого, но от тебя трудно ожидать подобных шуточек.
  — Видимо, адреналин разыгрался, первая свадьба как-никак. И это я еще, заметь, не пила, - притворно-боязливо вздохнула Патришия, - Что-то дальше будет? Но ничего, тебе досталось куда меньше, чем Владану, пора бы восстановить справедливость, тебе не кажется?
  Керс благоразумно промолчал. Он никогда не был особым поборником справедливости, а в данном случае - тем более, но что он мог возразить?
  
  Молодожены сели во главе стола и пиршество началось. При первом же тосте Керс нехотя поднял бокал - сейчас алкоголь отнюдь не требовался ему, но и все эти компоты успели порядком надоесть. Что за мерзость налита в его бокал? По виду похоже на очень старое вино, а по вкусу... отпив глоток. Он удивленно хмыкнул, попробовал снова, а затем одним глотком осушил бокал.
  — Нравится? - с затаенной хитринкой поинтересовалась искоса следившая за ним Патришия.
  — Да, похоже, повар постарался на славу.
  — Не повар, а я.
  — Ты? - Керс был польщен ее заботой.
  — Мне тоже не по душе ваши отвары, - поспешила напомнить ему о своем эгоизме Патришия. - Поэтому сегодня с утра я несколько пополнила запасы в твоих погребах.
  Керс поразился, как это он мог ничего не знать, ведь если она так подготовилась, значит точно собиралась придти, стоило только так волноваться... А дело было так: когда император поехал в церковь, Мерм, как первый помощник, остался во дворце, чтобы перепроверить последние приготовления. Вот тут-то и появилась Патришия с сотней ящиков "coca-cola", которые она прихватила с собой из Винетты. Мерм даже не удивился ее визиту - он помнил, что это странное видение у него уже было, так почему бы ему не повториться? Патришия ничего не объясняла, Мерм ничего не спрашивал, послушно передал ее распоряжения официантам - все равно ему это только кажется, да и неразумно противоречить призракам, они в любую минуту могут обернуться каким-нибудь кошмаром. Патришия же не собиралась отказываться от своих вкусов и привычек, вот и решила приобщить к ним Керса, начав с любимого лимонада.
  Вначале торжество проходило вполне мирно. Патришия с не присущим ей энтузиазмом пробовала незнакомые ей блюда, Керс видел, что она довольна и этого было достаточно для его счастья. Он чувствовал себя скорее не женихом, а супругом со стажем, словно они с Патришией всегда были вместе, были, есть и будут. Они не молодожены - семья, и потому эти поцелуи под аплодисменты гостей не одни из первых, но одни из многих, только это ничуть не уменьшает их сладость.
  Когда начался бал, Керсу пришлось снова прибегнуть к магии - теперь Патришия умела танцевать все здешние танцы. На радостях оттого, что это далось ей безо всяких усилий, она даже снизошла до одного вальса - Керсом готов был танцевать с ней все время, но Патришии это быстро надоело и, бросив жениха, она произвол судьбы, она бросилась любезничать с придворными дамами. Конечно, не со всеми подряд, а исключительно с теми, кто в разное время перебывал любовницами Вортекса. Они не догадывались о ее осведомленности и спешили наладить дружеские отношения с новоиспеченной императрицей, пока у нее еще нет причин для личной неприязни ни к одной из них. Никто не сомневался, что в будущем у нее будет множество поводов для ревности - смешно рассчитывать на то, что Керс станет блюсти супружескую верность. Один только император мог оценить всю глубину вежливости Патришии - она не обошла вниманием ни одну их присутствующих здесь его пассий в отставке. Он мог бы посчитать это утонченным издевательством, если бы не знал, что она поступает так безо всякого умысла. Просто такой уж у Патришии характер - фанатично соблюдая одни условности, она полностью игнорирует другие. Он еще надеялся, что, устав от банальной лести фрейлин, она вспомнит о заброшенном женихе, но тут Патришия принялась за Тишину с Луарой, и Керс сразу понял - это надолго. Очень надолго. Трио действительно оказалось на удивление стойким, они болтали без умолку, постоянно смеялись - Вортекс не без оснований подозревал, что смеются они над ним, но забыл обидеться, слишком уж поразило его зрелище веселящейся Тишины, кажется, он ни разу не слышал от нее такого нормального человеческого смеха. Так Керс одиноко сидел во главе стола и любовался на эту идиллию. Оставалось радоваться, что ему все же повезло больше, чем Шеннону - явившаяся на свадьбу подруги Конни в отсутствии мужа вела себя совершенно неподобающе, напропалую флиртуя со всеми подряд. Отчаянная кокетка без труда очаровывала падких до новизны аристократов, а между тем их с Шеном медовый месяц только недавно закончился.
  Ближе к концу празднества появился Доминик, завидя Керса, устремился к нему. Он пришел поздравить дорогого друга, а заодно проверить, повезло тому или нет, поскольку на сей счет у всех до последней минуты оставались сомнения. Невесты что-то не было видно, только оказавшись в двух шагах от жениха Доминик, наконец, заметил ее - и остолбенел. Патришия, ни больше, ни меньше, танцевала канкан на столе в компании Тишины и Луары, надо признать, получалось у них это на удивление слажено, почти профессионально. Доминик так и застыл за стулом Керса, глупо открыв рот и не веря собственным глазам. Самое поразительное, что ни у кого из присутствующих не возникло и мысли о том, что императрица ведет себя неподобающе, канкан для средневекового мира зрелище явно провокационное, но почему-то все искренне веселились, не задумываясь о нарушении приличий.
  Керс первым заметил Доминика и радостно приветствовал его.
  — Я вижу, у вас тут тоже весело, - только и смог выдавить из себя Винценц.
  — Да, не скучно, - благодушно согласился явно довольный жизнью и доставшейся ему женой Керс.
  Тут танец закончился, и Патришия, которая сегодня, кажется, противоречила сама себе, проявив неимоверную наблюдательность, заметила нового гостя - они не были лично знакомы, но она как-то уже видела Доминика и немало знала о нем заочно. Керс поспешил представить приятеля жене, с гордостью демонстрируя наличие последней.
  — А ты почему так поздно? - даже без упрека спросил жених, отрицательные эмоции ему сейчас не были присущи ни в коей мере.
  — Я вообще-то ненадолго, Влад меня под честное слово отпустил, ему ведь тоже было интересно, как ты тут...
  Патришия довольно рассмеялась, и Керс впервые вспомнил, что так и не позаботился проверить, как прошла вторая по счету свадьба лучшего друга. Он уже с виноватым видом готов был расспросить Доминика, но тот как раз с интересом стал допытываться у Патришии, что заставило ее явиться и таким образом нарушить симметрию.
  — Вовсе нет, мы наоборот хотели, чтобы все было симметрично, это вот они чуть все не испортили. А мы с Керо всегда хотели в один день замуж выйти, пришлось наглядно дать это понять, - пока ошарашенные императоры переглядывались, Патришия мечтательно добавила: — К тому же должна же я была поступить наоборот? Мы с Керолайн и так слишком похожи, а тут представилась такая возможность разнообразить наши поступки... Так как она там? Опять что-нибудь выкинула, как собиралась?
  Доминик молча кивнул, переваривая эти сенсационные заявления, и только потом немного сбивчиво принялся рассказывать о том, что Владан ухитрился-таки стать семейным человеком, но, конечно, без эксцессов не обошлось. После скандального скоропалительного развода, который смаковал весь континент, очередная свадьба была тем незабываемым развлечением, которое мало кто из приглашенных решился пропустить. Среди отсутствовавших была и леди Отмар, но она прислала письменное поздравление лично Керолайн. Гостей было вдвое больше, чем на предыдущем бракосочетании, все горели нетерпением, желая увидеть загадочную даму, из-за которой потерял голову новоиспеченный император. Минуты шли, а Керолайн все не было, гости уже начали перешептываться, предвкушая ее неявку, Тихик стоял ни жив, ни мертв - после ночных посиделок накануне он уже готов был поверить, что Керо передумала, и на сей раз бросит его публично, в присутствии всех этих падких на скандалы стервятников. Мучившийся похмельем Шеннон вообще не замечал, что происходит что-то незапланированное, вчера он в очередной раз рассорился с женой, они даже пошли на разные свадьбы, тем более что Шеннон имел зуб на Керса из-за его отсутствия на его бракосочетании. Доминик все это время боролся с истерическим смехом, боясь даже смотреть в сторону растерянно-разъяренного жениха.
  Но Керолайн все-таки прибыла с опозданием на час, гости пожирали ее глазами, а она приветливо им улыбалась, не проявляя и тени беспокойства. Платье на ней было такой неохватной пышности, что едва умещалось в довольно широком проходе между скамьями (в этом месте рассказа Пат подмигнула Керсу), а вместительную корзинку с цветами за ней несла одна из подружек, скромному туалету которой не угрожали бесконечные ленточки и переплетения цветов.
  Сам обряд прошел спокойно и Керолайн Глория Даррелл сменила фамилию на менее привычную, зато куда более громкую. Дальше все тоже шло более-менее обыкновенно, не считая того, что Керо заставила мужа на глазах у всех перенести ее через порог дворца, а, учитывая ее облачение, это было далеко не легким делом, зато гости от души развлеклись. А на момент ухода Доминика, она приставала к Владану с требованием включить в программу вечера современные винеттские танцы, тот вяло сопротивлялся, но было ясно, что Керо своего добьется, пусть даже от ее и так сомнительной репутации останутся лишь воспоминания. Винценц уже успел убедиться, что Керолайн умеет быть убедительной, она заставила их с Шенноном выпить на брудершафт, хоть как они упирались.
  Искренне радовавшаяся за подругу Патришия согласилась с мнением Доминика - под угрозой исчезновения невесты на глазах у всех Владан пойдет на что угодно, тем более что азы шантажа Керолайн усвоила отлично и явно собиралась совершенствоваться в данной области и дальше.
  Насладившись подробным отчетом, императорская чета разрешила Доминику вернуться обратно, заставив его сначала произнести тост, а после он уже сам проявил инициативу и пригласил новобрачную на танец.
  Не успела Пат избавится от Винценца, как тут Керс заявил, что теперь самое время для танца молодых.
  — Как, еще один танец? - возмутилась Патришия. - Подряд? Ты что, издеваешься?
  Керсу пришлось извиниться и за это неудобство, но зато Патришия все же согласилась на вальс. Танцевали они молча, Пат втайне ждала реакции на ее сегодняшнее довольно необычное поведение, но Керс лишь улыбался до невыносимости благодушно и она снова была разочарована. Вортекс подметил выражение досады на ее лице и не без оттенка снисходительности заметил:
  — Неужели все это было тебе так необходимо?
  — О чем это ты? - удивилась Патришия, хотя прекрасно поняла суть вопроса.
  — Все эти выходки... Значат ли они, что ты до сих пор сомневаешься?
  — Возможно, что и да.
  — Быстро же ты пожалела...
  — Пожалела? Нет, если бы пришлось выбирать снова, я бы все равно вышла за тебя. Но я не уверена, что поступила правильно. Что, если все это было лишь заблуждением, ошибкой...
  — Что ж, - беспечно согласился Керс, - если хочешь считать это ошибкой, пусть так. Только я надеюсь, что в результате этой ошибки у нас появится еще много маленьких ошибочек и как можно скорее...
   Патришия недоуменно уставилась на него, вместо объяснения Керс поцеловал ее, тут уж она поняла намек и это почему-то только увеличило ее пыл - жених наконец-то дождался должного внимания.
  Каждая из свадеб продолжалась своим чередом, невесты, как и полагается, поднялись наверх, в супружеские спальни, через какое-то время за ними последовали и женихи. Императоры одновременно появились в двух концах коридора, они шли на встречу с одинаковыми улыбками затаенного счастья на лицах. Остановившись у двух соседних дверей, они молча смотрели друг на друга - каждый хотел что-то сказать, но слова никак не приходили на ум. Керс мог бы съязвить что-нибудь насчет более опытных товарищей, для которых все это уже не внове, Владан непременно огрызнулся бы, заявив, что никогда не знаешь как оно будет дальше, и у Керса еще все впереди. Вместо этого оба промолчали, лишь слегка стукнулись кулаком о кулак, обменялись ободряющими улыбками и скрылись каждый за своей дверью.
   Широкий, увешанный старинными гобеленами коридор казался единым целым, тем более, что от стены до стены лежал толстый ковер, насыщенно-пурпурного цвета, но наметанным глазом было легко заметить, где проходит граница - менялась роспись на потолке, сам дизайн - если слева вдоль стен громоздились мраморные статуи и рыцарские доспехи, то справа можно было заметить многочисленные ниши, утопленные в стенах, там царил приглашающий полумрак. Разнились и окна: с одной стороны - высокие, стрельчатые, в готическом стиле, а с другой - полукруглые, со вставленными в них разноцветными витражами. Что поделать, мода второй и третьей четверти столетья в этих мирах была едва ли не противоположной. И все же это был один коридор, вернее, этаж, тот самый, на котором располагались императорские апартаменты. Параллельные миры соприкасаются, и иногда между ними образуются порталы, превращая некоторые их части в единое целое. Керс и Владан решили пойти еще дальше, понимая, что жены и дня друг без друга не проживут и все равно придется очень часто встречаться, они объединили те этажи своих дворцов, куда не было доступа посторонним, и теперь через этот коридор можно было свободно пересекать границу между мирами. Конечно, одни бы они не справились, поэтому, воспользовавшись вчерашним, не совсем трезвым состоянием Шенна и Ника, друзья подтолкнули их к этой авантюре, и соединенная мощь четырех не самых посредственных магов, позволила объединить два несовместимых пространства. Было чем гордиться, да они и гордились.
  
  В спальне было довольно светло, горели свечи в высоких треножниках, отбрасывая чарующие блики на все предметы обстановки. Керс огляделся - Патришии нигде не было, очевидно, она вышла в ванную. На всякий случай он окликнул ее, но отнюдь не удивился, не получив никакого ответа - это ведь вполне в духе Патришии. Рассеяно покружив по комнате, Керс добрался до кровати, сел на самый ее краешек, ожидая, когда же его охватит настоящее счастье. И вскоре действительно почувствовал, что более не в силах сдерживаться и позволил себе отдаться на волю эмоций. Порывисто вскочив на ноги, он как-то неловко качнулся в воздухе, а затем со всего маху упал спиной на постель, широко раскинув руки. Он был счастлив, просто счастлив и доволен - ею, собой и всем миром, всеми известными и не известными ему мирами, сколько бы их не было. Ощущение полноты жизни захватило его, вытеснив все мысли, кроме одной - "Я на ней женился! Женился!" Ему было достаточно сознавать это, чтоб эйфория была полной. Все остальное может сделать его счастливым уже сверх меры. Он лежал, блаженно закрыв глаза и позволив бурному течению своих чувств уносить себя далеко-далеко от действительности. Тут ему захотелось петь - и он запел какой-то вычурный романс рыцаря, преисполненного преклонения перед своей дамой. Его хватило куплета на четыре, душа потребовала чего-то более жизнерадостного, и Керс ни с того ни с сего загорланил нечто фривольно-задорное из шинонского народного фольклора. И, хоть он и был счастлив сознавать присутствие Патришии, то, что она находится где-то совсем близко, "за стенкой", но пел он не для нее, для себя, он еще отдавал себе отчет в том, что слуха у него нет и таким образом он вряд ли может доставить удовольствие любимой, но зато самому себе... в избытке чувств он готов был на все, пение было занятием относительно безобидным, к тому же он надеялся на то, что Патришия в ванной включила воду и не слышит этих его лишенных ритма и мелодии воплей.
  Слегка охрипнув, Керс решил, что неплохо было бы, наконец, увидеть жену, просто полюбоваться на нее в подвенечном платье и таким образом еще раз убедиться в том, что их свадьба действительно состоялась сегодня, что все это отнюдь не плод его воспаленной фантазии. Он встал и, продолжая что-то напевать себе под нос, подошел к двери ванной, осторожно прислушался, но там, кажется, было тихо. Неужели Патришия в кои-то веки смотрится в зеркало? Керс постучал - ответа не последовало, окликнул ее - снова молчание. Тогда он шутливым тоном принялся убеждать ее в том, что она и так прекрасней всех на свете и нет нужды допрашивать зеркало, он и сам готов подтвердить ей это. Патришия молчала, но это не вызвало у него никаких подозрений - видимо она просто сердится и не хочет говорить. Ничего, сейчас он изменит ее настроение... Керс решительно распахнул дверь и вошел в ванную. Там никого не было, он непонимающе огляделся - пусто, только небрежно сброшенная фата висит поверх полотенец. Он бросился в гардеробную - ее не было и там. Счастливая дремота вмиг слетела с него, Керсу стало страшно - не за нее, за себя. Если она сбежала, испугалась чего-то, раздумала, бросила его - что он будет делать? Как станет жить? Да и сможет ли выжить?
  Нет, нужно верить в то, что не все еще потеряно, она еще где-то здесь, и он найдет ее, найдет. Боясь потерять хотя бы мгновенье, Керс ринулся к двери и вылетел в коридор.
  
  В спальне было темно, как в погребе, тяжелые занавески плотно задернуты, даже лунный свет не просачивался в этот сгущенный мрак. Владан постоял на пороге, наслаждаясь этой благословенной тьмой, скрывающей даже от него ту прелюдию к счастью, этакое предсчастье, его ожидание, вероятно, отражавшееся в его глазах. Он окликнул Керолайн, сам поразившись обычности своего голоса, в нем не отразилось и сотой доли обуревавших его эмоций. Никто не отозвался, и он тяжело вздохнул, собственно, ответа он и не ожидал, не тот у Керолайн характер, затаилась где-то в ожидании и дразнит его молчанием.
  Медленно-медленно он отделился от двери и пошел к кровати, мягко ступая по высокому ворсу ковра. Однако он не рассчитал расстояния и споткнулся о край постели, случайно скинув вышитую подушку. Владан осторожно коснулся края постели и ощутил гладкость покрывала, кровать была аккуратно застелена - ни складочки, ни морщинки. Тихик сел на край и пошарил подальше - никого не было. Он пополз по кровати, все еще надеясь, что Керолайн прячется в темноте. Рука его натолкнулась на холодный металл, это было обручальное кольцо Керолайн: тяжелое, массивное, с вплавленным в платину огромным сапфиром.
  Неприятное предчувствие кольнуло его, он сел и снова позвал жену, но ответом опять было издевательское безмолвие. Решив успокоиться, Владан упал на подушки, убеждая себя, что ничего не случилось, даже жестокости Керолайн есть предел.
  Наконец он встал, нащупал свечу на прикроватном столике, коротким щелчком зажег ее и внимательно осмотрелся - нигде никаких следов Керолайн, только пронизывающая мертвая пустота. Владан подкрался к двери гардеробной, прислушался, но ни один шорох не нарушал тишины. Он распахнул дверь - гардеробная была пуста, прямо напротив него на вешалке висела невестина фата, а под ней на полу лежали туфли Керолайн с грозно поблескивающими металлическими шпильками. Снова ему оставалась одна из ее оболочек, но на сей раз туфли были парой.
  Тихик развернулся и почти с рычанием выбежал в коридор.
  
  Императоры чуть не столкнулись, почти одновременно хлопнув дверями; как обычно, они поняли друг друга без лишних слов, но вскипевшая было ярость быстро уступила место страху.
  — Исчезли, - горько констатировал Владан, - Все-таки исчезли.
  — Может, они еще где-то здесь, - без особой надежды сказал Керс, - Поищем?
  — А толку? Все равно не найдем... и все равно пойдем искать.
  Они понуро разошлись в разные стороны, лелея безумную надежду. Конечно, Совестей тут не было, они красиво отомстили за тот раз, они знали, куда нужно бить, чтобы причинить наибольшую боль. Лицемерки! Подлые лицемерки!
  Владан и Керс оббежали весь этаж, спугнув нескольких случайно встретившихся им слуг, но никого не нашли.
  Наконец они остановились у распахнутой двери, ведущей на крышу, не будь они в таком состоянии, они бы и не подумали о такой возможности.
  — Мы совсем с ума сошли, - мрачно заявил Керс, глядя вверх. - Не может их там быть, Пат вообще высоты боится.
  — Полезли, - оборвал его Владан, первым подступая к лестнице.
  Они выбрались из люка, обреченно посмотрели по сторонам.
  Керолайн сидела на самом краю, подобрав платье и болтая босыми ногами в воздухе, Патришия наоборот отодвинулась подальше, обхватив руками колени, и смотрела вдаль.
  — ...Может быть все-таки останемся? - смеясь, спросила Патришия.
  — Может быть, если кабельное телевиденье проведут, вместе с электричеством. Смыться-то мы всегда успеем.
  — Да и клубника тут неплохая круглый год, - облизнулась Пат, - И можно совсем - совсем ничего не делать. Я книжек закуплю... ради этого стоит побыть императрицей.
  — А мне хочется государством поправить, - мечтательно вздохнула Керолайн. - И вообще мне так идет корона!
  Керс и Владан старались не смотреть друг на друга, радость оттого, что жены еще здесь, явно начала меркнуть перед лицом этих меркантильных соображений.
  — Будет прекрасная возможность проявить благородство, - фантазировала Патришия с одухотворенным выражением лица, - Открою интернат для внебрачных детей моего супруга и всем буду феей-крестницей, как тебе?
  — Класс! Кстати, интересно, кто станет новым шефом Тайной Канцелярии? Не пойти ли к нему замом на общественных началах?
  Керс смешался, поскольку в первый раз представил себе, скольких детей успел заиметь за годы безумного разгула, а Владан лихорадочно принялся подсчитывать, как скоро он сможет ввести возрастной ценз для шефов Канцелярии - не менее 50, нет, 60, нет, 75 лет!
  — И еще я хочу котенка, нет, много котят!... нет, рысей!!... с кисточками!!! - в полном экстазе воскликнула Патришия.
  — А я удава хочу! И побольше! И он будет спать у меня на подушке! - торжественно заявила Керолайн.
  — К тому же я, наконец, смогу заняться проектированием. Клумбы...сады...оранжереи для клубники!
  — Мне вполне хватит смежной со спальней лаборатории - буду яды изобретать. Или лучше взрывчатку? И то и другое!
  Императоры с ужасом переглянулись, пребывая в состоянии глубочайшего шока - ладно, уже они сами монстрами родились, монстрами и умрут, но ожидать подобных замашек от Совестей!
  — Ну что - остаемся? - риторически спросила Пат.
  — Да, - энергично кивнула Керо.
  Казалось бы, мужья должны были обрадоваться этому заявлению, но почему-то особой радости ни не испытывали.
  Патришия и Керолайн решительно поднялись и, аккуратно придерживая платья, чтоб не запутаться в длинных подолах, направились к выходу. Керс с Владаном поспешно пробормотали заклинание невидимости, чтобы их не уличили в подслушивании, и молча наблюдали за тем, как жены, неожиданно ловко спустившись по узкой винтовой лестнице, идут по коридору в направлении спален.
  — Ну все, - процедил сквозь зубы Владан, глядя вслед удаляющейся Керолайн, - сейчас я ей устрою, сейчас я... да я этой стерве шею сверну!
  Керс согласно кивнул, выражение его лица было таким же кровожадным и явно не предвещало ничего хорошего для новобрачной.
  — Ну, хоть правду узнали, - вздохнул он, порядком обескураженный столь неромантичным началом брачной ночи, которая должна была стать точкой отсчета его счастья.
  Владан в ответ на это замечание лишь нервно дернулся и метнул на Керса злобно-укоряющий взгляд. Хорошо, конечно, что у него есть товарищ по несчастью, только вот Тихику казалось, что ему самому досталось от Совести гораздо больше и это, пожалуй, несправедливо.
  Тут Патришия почему-то остановилась, задумчиво глядя себе под ноги. Увидев, что подруга отстала, Керолайн обернулась и вопросительно уставилась на нее.
  — Слушай, а зачем нам вообще сбегать? - неуверенно протянула она, так, словно эта мысль только что впервые пришла ей в голову.
  — Как - зачем? - пожала плечами Керолайн и тут же поняла, что действительно не знает причины, - Ну, чтоб интересней было...
  — Интересней? - серьезно повторила Патришия. - Интересней? Без них?
  — Да, это вряд ли получится, - согласилась Керо.
  — И если мы уже вышли замуж по любви, а так оно и было, верно?
  — Ну да, разумеется, как же иначе? - растеряно подтвердила Керолайн, словно не понимая какие, здесь могут быть сомнения.
  — Тогда мы не должны и бегать от них, - сделала вывод Патришия.
  — Ну, я... хотя... пожалуй даже наоборот!
  — То есть? - Пат выжидающе смотрела на сосредоточено хмурившуюся Керолайн. Вдруг лицо последней просветлело, и на губах появилась знакомая хитроватая улыбка.
  — Для разнообразия мы будем бегать за ними. А ну, кто быстрее, побежали? - радостно выпалила она, срываясь с места и подбирая повыше тяжелые юбки.
  Патришия неодобрительно фыркнула, а все же не выдержала и помчалась следом. Каждая изо всех сил старалась выиграть победу в этом спринте, но финишировали они практически одновременно, едва не врезавшись в двери спален. Триумфально улыбнулись друг другу, стараясь восстановить сбившееся дыхание, стукнулись кулачком о кулачок одинаково рассмеялись и скрылись в комнатах.
  Услышав это, по меньшей мере, неожиданное заявление, оба жениха на несколько секунд просто оцепенели, боясь поверить, что после всех инсинуаций и глупых выходок они все-таки дождались этих слов, пусть и не сказанных им в лицо в эту ночь, - но разве этого можно ожидать от двух вздорных девчонок, подпитывающих вредность друг друга?
  — Сумасшедшая, - с неимоверным облегчением выговорил Владан, проявляясь.
  Керс же улыбнулся, и улыбка эта была полна торжества.
  Они, не спеша, вразвалочку, направились вслед за женами, наслаждаясь моментом и как-то перестав думать о выходках своих благоверных.
  
  Керс не без внутреннего трепета взялся за ручку двери и вошел внутрь. Патришия, скрестив руки на груди, медленно прохаживалась вокруг стоявшего в глубине спальни маленького дивана. Керс, прежде чем окликнуть ее, какое-то время просто смотрел на жену, пытаясь освоиться с мыслью, что она уже здесь, с ним и теперь наконец-то никуда уже не исчезнет и не собирается исчезать.
  — Милая, я... - начал было он растроганно, собираясь сказать ей какой-то слащаво-пафосный, но все же абсолютно искренний комплимент. Но Патришия не дала ему договорить, лишь ворчливо заметила, не глядя на мужа:
  — Почему это здесь нет клубники? Стоило нам пожениться, и ты ужу пренебрегаешь моей единственной просьбой? Сам же слово давал.
  Керс растеряно огляделся вокруг - он так тщательно продумывал обстановку спальни, и надо же, забыл про эту чертову тарелку с клубникой.
  — Я сейчас же распоряжусь насчет клубники, - виновато пообещал он, - Погоди немного, все будет, как ты любишь.
  — Не нужно ничего приносить, - капризно покачала головой Патришия, - Хочу клубники прямо с куста.
  — С куста? - удивленно переспросил Керс, - Но для этого нужно идти в теплицы, а сейчас два часа ночи...
  — Какая разница, я хочу! - настаивала Пат, и Керс беспомощно сдался:
  — Ну, если ты так хочешь, тогда, конечно, идем.
  К теплицам вел специальный переход в противоположном крыле замка. И они пошли туда - Патришия, вечно спешащая куда-то, по институтской привычке шла быстро, почти бежала, Керс шел следом за ней, украдкой оглядываясь в полутемных коридорах. К счастью все, видимо, уже спали, и некому было полюбоваться на императора, полночи бегающего по дворцу из-за непредсказуемых выходок драгоценной супруги. Впрочем, он так любил ее, что был согласен на все, лишь бы она была довольна.
  Императорские оранжереи и теплицы помимо своего прямого назначения, часто использовались придворными для весьма романтических встреч тет-а-тет, и потому среди зелени тут и там попадались маленькие столики, удобные кресла, кушетки, оттоманки и т.п. Вот на одну их таких кушеток и присела Патришия, выжидательно глядя на Керса:
  — Ну, не мне же самой ее собирать, мы не так договаривались.
  И император безропотно отправился на грядку, прихватив с собой достаточно вместительную пиалу. Он с неизвестно откуда взявшейся сноровкой обыскивал каждый кустик, срывая самые красивые, крупные и спелые ягоды. Наполнив пиалу, он вернулся к Пат и протянул ей лакомство. Та взяла несколько ягод, попробовала с видом опытнейшего гурмана, одобрительно кивнула и принялась за еду.
  Керс хотел было сесть рядом и полюбоваться женой, порадоваться, что сумел угодить ей. Он попытался даже сам покормить ее, но она немедленно пресекла эти легкомысленные попытки, отправив его за новой порцией клубники. Пока Керс рыскал по грядке, Патришия неспешно смаковала каждую ягодку, время от времени указывая ему, где лучше рвать. Император и не думал возражать против подобной бесцеремонной эксплуатации, наоборот, он решил воспользоваться моментом, пока можно было не смотреть на нее, и это сразу придало ему смелости - он начал пространно признаваться в любви и остановить эти излияния было уже не возможно. Он говорил очень долго, расписывая свои чувства к ней и то, что она значит для него, и то, что лучше ее нет никого на свете, и то, каким счастливым будет их брак и какие замечательные у них вырастут дети. Патришия терпела эти речи, ведь у неё была клубника, а она всегда оказывала на нее совершенно определенное действие, заменяя самое хорошее снотворное. Не менее половины этих признаний просто пропало даром - осторожно свернувшись калачиком на мягкой кушетке, Патришия безмятежно заснула, позабыв обо всем. Подойдя к ней, Керс понял, что его красноречие ушло в никуда, но она выглядела такой трогательно-беззащитной, что он даже не смог на нее рассердиться, не посмел потревожить ее сон - это показалось бы ему преступным кощунством. Керс опустился на пол, подобрав под себя ноги и, положив руки на край кушетки, он долго всматривался в умиротворенное лицо спящей Патришии, пока сам не заснул, устало уронив голову на руки - это был спокойный и счастливый сон, сама эта ночь все-таки стала первой совершенно счастливой ночью в его жизни, и никогда в будущем он о ней не пожалел.
  
  При виде входящего Владана Керолайн скорчила недовольную гримасу:
  — Где это вы изволите шляться, милорд? Это форменное безобразие!
  Она сидела на подоконнике, поджав под себя ноги, и ночной ветер трепал пышные юбки. Это было так прекрасно, так неповторимо, что у Владана защемило сердце.
  Но прежде чем он успел ответить, Керолайн вскочила и, схватив Тихика за руки, потащила его в коридор, явно недовольная его медлительностью.
  — Ну, пойдем те же! Быстрее!
  — А куда? - Владан уже начал уставать от всех неожиданностей этого вечера.
  — В тронный зал, - она тянула его за руку и сама почти бежала.
  — Зачем? - почти с отчаянием спросил он.
  — Я сентиментальна, - искренне улыбнулась она. - И к тому же я хочу, в конце концов, посидеть на троне! Заслужила.
  В тронном зале Керолайн решительно воссела на престол, перекинув колени через левый поручень и, опираясь спиной о правый, ее улыбка была полна торжества и даже открытой неги.
  Владан опустился на одну из ступенек, ведущих к трону, понимая, что сегодня большего ему ожидать не приходится и, опасаясь лишь новых просьб о пирамидках. Керолайн не преминула подтвердить его подозрения, но на сей раз каприз был другим.
  — Мое воцарение надо отпраздновать, - заявила она, чуть свесившись с трона. - Сходи-ка за коньяком. Тем самым, твоим ровесником, урожая 1889 года.
  — Сейчас? - ужаснулся Тихик, теряя последние иллюзии.
  — Конечно. Живо.
  — Нет уж. Подождешь до утра.
  — Быстро, - не терпящим возражений тоном приказала она, - бутылка за вами, ваше величество.
  Тихик с тоской вспомнил, что винный погреб защищен сетью заклинаний, поглощающих телепортационные сигналы, слишком уж много ценителей владели магией, и ему теперь придется идти туда лично. Он поднялся, надеясь, что Керолайн передумает, но она и не смотрела в его сторону, разглядывая корону, которую крутила на пальце.
  — И прихватите еще пирожных, - добавила она и уточнила: - Безе с заварным кремом.
  И Владан в гробовой тишине вышел из зала.
  Когда же через полчаса он вернулся, Керолайн спала, удобно устроившись на троне и прижимая корону к груди.
  В который раз испытав приступ раздражения, Владан остановился подле нее, вглядываясь во враз подобревшее выражение лица, благоприобретенное коварство сошло как маска, оставив выражение милого ребенка.
  Понимая, что в очередной раз проиграл, Тихик поднял жену на руки, проникаясь ее сонной умиротворенностью и очень, очень осторожно понес обратно в спальню, стараясь не нарушить покоя этой спящей девчонки, связанной отныне с ним неразрывными узами. Обида и гнев странно притихли, он не ощущал ничего, кроме довольства, мысли обратились к счастливым годам, ожидающим его впереди.
  В спальне он уложил Керолайн на кровать, аккуратно расправив юбки и кружева, подложил ей под голову подушку, потом тихо лег рядом, обнял ее одной рукой, будто защищая, и спокойно уснул, уткнувшись лицом ей в шею.
  
  
   ЭПИЛОГ
  март 2003г.
  
  Давненько они уже не были в здании Магистрата и теперь, войдя внутрь, почувствовали что-то вроде ностальгии. Соскучились они по нему, что ли? Невероятно, а вот поди ж ты... Из семи лифтов был свободен только один, самый маленький, вдвоем они едва втиснулись в него, Керолайн что-то проворчала насчет тесноты, Пат промолчала, поскольку в последнее время подобные придирки стали делом обычным - Керолайн казалась себе такой непомерно большой, что любое пространство было для нее чересчур маленьким, - все это следовало пережить как стихийное бедствие.
  Они вышли на 35 этаже и свернули в коридор направо, тут же наткнувшись на совсем запыхавшуюся Хельгу. Она мгновенно забыла о том деле, ради которого так спешила, и бросилась расспрашивать подруг о том, где это они пропадают все эти два года, одновременно выразительно косясь на невозмутимо игнорировавшую ее недоуменные взгляды Керолайн.
  — А мы находимся на бессрочном задании, - таинственно поведала Патришия.
  — Его курирует лично Магистресса, - добавила Керолайн.
  Хельга с уважением посмотрела на их прикрепленные к одежде идентификационные карточки, где после фамилий и номеров вместо традиционного указания класса и ранга стояла внушительная надпись "вне категории". Отделавшись от любопытной коллеги, Керо и Пат последовали дальше к черному входу в главный Зал (таких предосторожностей требовало соблюдение секретности их миссии). Поскольку Патришия всегда и везде приходила вовремя, а Керолайн неизменно опаздывала, сегодня они пришли как раз вовремя. На сцене, где проводились все торжественные мероприятия Ордена, уже ждали их Магистресса и ее Главная Помощница с красной бархатной подушечкой, на которой лежали два наградных браслета в форме змеи, кусающей свой хвост: один, из авантюрина, - для Патришии, второй из черного агата с золотым песком - для Керолайн.
  Магистресса приняла при их появлении торжественный вид, что у нее неплохо получалось - опыта было больше чем достаточно. Ее вызывающе алый пиджак и длинная узкая юбка контрастировали со скромным нарядом Хелен, и обе вместе вполне объективно репрезентовали высшую власть в Ордене. Младшие Совести тоже постарались выглядеть соответствующе, но если Патришия отнеслась к этой задаче со всей возможной тщательностью - серо-зеленый брючный костюм, застегнутый на все пуговицы, вполне подходил к случаю, то Керолайн была куда более небрежна, рассудив, что для подобной церемонии сойдет и свободный сине-черный шерстяной балахон немного выше колен.
  Пустые сиденья и непривычная тишина как бы подчеркивали важность и тайность всего происходящего, ведь никто в этом филиале, кроме 4 присутствующих, не был осведомлен о выполнении Патришией и Керолайн задания, и о способе его выполнения.
  — Итак, - высокомерно улыбаясь, начала Магистресса, - мы собрались здесь сегодня, чтобы вознаградить самоотверженные усилия двух наших сотрудниц...
  Во время этой речи Саманта не могла удержаться и то и дело поглядывала на сильно округлившуюся талию Керолайн - наглядное подтверждение ревностного исполнения ею своих обязанностей. Сами же отличившиеся Совести внимали Магистрессе с огромным, хотя и не совсем серьезным вниманием, особенно когда речь зашла о том, что в некоторых случаях допустимо отступление от Устава ради спасения заблудших душ, если иного выхода нет. Хелен одобрительно улыбалась, а Патришия и Керолайн часто многозначительно переглядывались, когда Саманта принималась очень уж расхваливать приносимую ими жертву во имя долга и человеколюбия. Им страшно хотелось обменяться язвительными комментариями, сдерживала лишь привычка быть неизменно-вежливыми в подобных обстоятельствах.
  Поскольку Магистресса любила говорить долго, Керолайн сочла за лучшее сымитировать гримасу сдерживаемой боли, припугнув ее перспективой преждевременных родов, и Саманта поспешно свернув начатый было пространный монолог, вручила каждой заслуженный браслет, едва ли не сдерживая скупую слезу. Магистрессу восхищала подобная самоотверженность - не каждая Совесть способна вот так смиренно растратить свою молодость на обращение двух грешников на путь истинный, не каждая пожертвует собой, чтобы защитить мир от злодейств закоснелого негодяя, за исправление которого приходиться платить столь высокую цену. Саманта и не подозревала об эгоистичных мотивах Керолайн и Патришии, так что готова была причислить их к лику святых. На этом церемония была окончена, Керо и Пат повернулись и направились к выходу - Саманта и Хелен смотрели им вслед - первая с жалостью, вторая - с понимающей улыбкой.
  Выйдя из зала, Керо и Пат сразу остановились и принялись бойко обмениваться впечатлениями от речи Магистрессы, как тут в другом конце коридора показалась Викторина Мэйбаг - еще одна их старая коллега по Ордену. Слащаво-чувственная красавица, она уже в 15 лет выглядела на все 20, к Керолайн и Патришии относилась весьма покровительственно, постоянно пытаясь им кого-то сосватать и засыпала советами о том, как им бедняжкам привлечь внимание противоположного пола. Как обычно, в этот относительно ранний час она была уже броско накрашена, не макияж - настоящая боевая раскраска, такую невозможно не заметить даже в полной темноте. Керолайн с хитрой улыбочкой предложила подождать, пока она подойдет поближе - когда еще они снова заглянут в Орден, грех упускать такое развлечение.
  Викторина тем временем наконец увидела их и поспешила навстречу, раскрыв объятья, но резко остановилась в нескольких шагах, заметив огромный живот Керолайн, и принялась сочувственно поздравлять, как она сразу решила, будущую мать-одиночку. Керо с сияющим видом поблагодарила ее, после чего Викторина отважилась подойти поближе и тогда только засекла наградные браслеты на запястьях подруг и с удивлением попросила поделиться секретом столь успешного продвижения по службе, такие достижения в столь юном возрасте - невероятно! Керо и Пат с важным видом сообщили, что обязаны сохранить это в тайне, к тому же такой способ карьерного роста подходит очень-очень немногим.
  — А что же ваших фамилий нет на доске почета? - продолжала допытываться Викторина.
  — Мы в Особом Списке, - доверительно сообщила Патришия.
  — И у нас теперь остается больше времени для личной жизни, - добавила Керолайн, небрежно поправляя якобы выбившуюся из прически прядь волос, так что Викторина получила возможность полюбоваться ее обручальным кольцом с огромным сапфиром. Падкая на дорогие, эффектные украшения Викторина с хищной завистью смотрела на кольцо, уж она-то умела отличить настоящий камень от подделки - неужели Керолайн удалось подцепить миллионера? И тут уже она посмотрела на карточку Керолайн - так и есть, двойная фамилия. Но что это - у Патришии тоже? Вот этого она уже никак не ожидала - чтоб этому синему чулку удалось заполучить хоть какого-то мужа?! Что вообще такое в мире творится?
  — Вы что - замуж вышли? Обе?
  — Ага, в один день, - просветила ее Патришия.
  У них с Керолайн в глазах промелькнуло одинаковое сентиментально-мечтательное выражение.
  — А что это ты на работе? - вдруг спросила Викторина у Керо. - Шла бы в декретный отпуск.
  — Видишь ли, - серьезно пояснила Керолайн, - мой теперешний клиент человек невероятно впечатлительный, и мое деликатное (это слово она произнесла с особой выразительностью) положение многократно усиливает воспитательный эффект.
  — Ей еще доплачивают за нагрузку, - вставила Пат.
  — Повезло вам, - с искренней завистью вздохнула Викторина. - А меня отправляют в какой-то отсталый мирок - Љ2891-А.
  Керолайн и Патришия потупились, чтобы не выдать себя, потом Пат, сдерживая смех спросила:
  — А кто клиент?
  — Некто Мертом Кероник. Приближенный императора, что ли.
  Керо и Пат стали наперебой желать ей удачи и выражать глубочайшие соболезнования - настолько глубокие, что Викторина не поняла и половины смысла. После чего она пошла дальше, Керолайн и Патришия направились к лифту. Пока они спускались, Керо заметила:
  — Вот будет сюрприз для Викторины. Не выдержит она такой несправедливости, наверняка попытается у тебя мужа отбить. Будет первый случай, когда она не добилась своего.
  — А я его попрошу за ней слегка приударить, - заявила Патришия, предвкушая будущую забаву, - потом посмеемся с ним вместе.
  Они вышли из здания и спустились по лестнице, у подножия которой их уже ждал длинный черный лимузин с тонированными стеклами. Заметив их, шофер высочил и почтительно распахнул дверцы салона. Патришия залезла первой, устроилась в уголке и взяла на руки проснувшуюся 8-месячную дочь Керсияну, а следом, демонстративно кряхтя и громко жалуясь на неудобства, влезла Керолайн.
  — А первоначальный план был все же очень-очень неплох, - словно оправдываясь заметила Пат, укачивая хныкающую Сишку.
  — Да, хороший, жаль только платонического увлечения не вышло, - меланхолично заявила Керолайн, складывая руки на животе.
  — Нам повезло, что мы в него вовремя внесли коррективы, теперь мы якобы ни на йоту от него не отступили, с честью воплотив в жизнь, есть за что награды получать.
  — Мужья-то пребывают в полной уверенности, что мы давно в отставке, а мы все на службе, и даже зарплату повысили...
  — Это ты должна Ордену доплачивать за возможность издеваться над мужем, кто бы из Винетты тебе такие вольности позволял? А Данни живет под угрозой твоего исчезновения в любую минуту, у него руки связаны.
  Патришия среди всего прочего намекала на ту грандиозную эпопею, что разворачивалась в Ариклее уже шестой месяц кряду - с тех пор как стало известно, что Керолайн в положении. Владан отчаянно хотел узнать пол будущего младенца, чтобы избавиться от гнетущего выбора - он никак не мог решить кого больше хочет: мальчика или девочку. Ни одно гадание, ни один магический прогноз не давали однозначного ответа, и с каждым месяцем Владан нервничал все больше. Керо с явным удовольствием созерцала эти мучения и готовила 2 комплекта одежды, якобы и на тот, и на другой случай. На самом деле она давно сделала в Винетте УЗИ и прекрасно знала, что у нее двойня, но терзания мужа доставляли ей столько душевного наслаждения, что она упорно молчала.
  — А кто дрых 3 дня подряд после свадьбы? - не осталась в долгу Керолайн. - Вряд ли состояние Керса в тот момент можно было назвать безмятежным. А уж какие слухи при дворе поползли...
  — Ну, устала, с кем не бывает. Дома-то выспаться не дадут, а тут вряд ли кто-нибудь решился бы побеспокоить.
  — Ладно, обе мы хороши.
  — До Конни нам в любом случае далеко.
  — А ведь этот Особый Список, наверное, очень длинный. В самом деле, вряд ли мы первые додумались совместить работу с личной жизнью.
  — Да уж, нас ведь изъяли из официального перечня сотрудниц Ордена. Многих же фамилий там, должно быть, не хватает.
  Что ж, они были вполне довольны тем, как все сложилось. Награды Магистрата это, конечно, приятно, но они не более чем дополнение к главному. А главное заключалось в том, что они любили своих мужей. Никогда не думали, что однажды встретят такую любовь, но ведь ее и не было в реальном мире. Или просто в том, где они родились.
  Патришия сразу начала восхищаться доставшимся ей клиентом, она всегда считала себя склонной по душевному складу к порокам, несдержанности, даже преступлениям, никогда не решаясь совершить что-то предосудительное (даже не прогуляв ни одной пары), она искренне завидовала людям, способным отказаться от любых моральных ограничений, что для нее самой оставалось совершенно невозможным. Будучи в полной безопасности от его способов обращения с людьми, она выполняла свою работу, но это не мешало ей получать некое подобие эстетического удовольствия от любования столь редким экземпляром законченного негодяя. Больше того - ее идеалом как раз и был раскаявшийся распутник, после женитьбы хранящий верность трепетно любимой супруге, это лучший вариант для семейной идиллии, но разве в реальном мире такого встретишь?
  Керолайн тоже Владан сразу понравился, было в его повадках что-то завораживающее, на редкость полно соответствующее ее несколько извращенному вкусу, но подобные увлечения у нее возникали часто, она ничего не делала для сближения с очередным объектом своих восторгов, а через неделю они испарялись, как и не было. Керолайн решила для себя, что когда один из вот таких тайных увлечений сам догадается о ее чувствах, и сразу предложит ей руку, сердце и луну с неба в придачу, тогда она, возможно, подумает о каких-то отношениях. Как ни удивительно, Владан сделал именно это, Керолайн подумала и разрешила себе влюбиться, и любовь эта не стала менее сильной от подобного прагматичного подхода, то ведь была просто разумная предосторожность с ее стороны, не без оснований полагая себя натурой склонной к сильным страстям, Керо не собиралась позволить кому-либо разбить себе сердце. Таким образом, они обе получили любовь - настоящую и взаимную, Орден в данном случае оказался поэффективней брачного агентства.
  Лимузин остановился у дверей элитного ресторана, Патришия и Керолайн выбрались наружу, чтобы присоединиться к ожидающим их Лотте и Конни. Последняя явно похорошела в атмосфере всеобщего заискивания и заигрывания, она не упускала случая завести роман-другой за спиной у мужа, так что Шеннону наследников в ближайшее время ожидать не приходилось. От него, по крайней мере.
  После заказа все трое подруг не упустили возможности язвительно отметить, что Керо тоже начала вести трезвый образ жизни, а она с жаром доказывала, что это временная мера.
  За едой тройка императриц принялась прикидывать, кого бы сосватать последней незамужней Совести из их компании, среди прочих, упоминая и бедного Доминика. Но тут уж Керо заметила, что еще одной государыни Ариклеи она рядом с собой не потерпит. Лотта успокоила распри величественным взмахом руки.
  — Я не такая садистка как вы, я клиентов всего лишь довожу до самоубийства, а не принуждаю мучиться невесть сколько. Так что нечего приписывать мне ваши заблуждения и не самые приятные черты.
  Но подруги проигнорировали это выступление, оставив в покое Доминика, они взялись за Шеннона.
  — Может быть, ему стоит развестись с Конни? - задумчиво пробормотала Патришия - Лотта там часто бывает, а не все ли ему равно - своя Совесть или чужая?
  — К чему такие сложности? Кто раз овдовел - и второй может. И все прилично, без скандала, - с глубокомысленным видом рассуждала Керолайн. - Из Лотты получиться подходящая преемница Элиш, вы не находите?
  Конни так привыкла к шуткам подобного рода, что попросту пропускала их мимо ушей, обед продолжался вполне мирно, поистине эту четверную дружбу ничто не могло разрушить - каре оставалось нерушимым, даже разойдясь по разным мирам, они не перестали быть лучшими подругами из Винетты.
  
  Примерно в это же время Шеннон собрал у себя троих друзей, слезно жаловался им на свою несчастливую семейную жизнь. Они вяло утешали его - за почти 2 года Шеннон порядком надоел им пересказами бесконечных сор с Конни. Владан и Керс тихо радовались, что их Совести при всей несносности их характеров, питают куда большее уважение к брачным узам, а Доминик давно перестал чувствовать себя обделенным и даже радовался, что на его долю не досталось Совести.
  — И ведь не угонишься за ней, - плакался Шенн. - Чуть что - исчезает невесть куда.
  — Это еще ничего, - успокаивающе заметил Керс, прихлебывая томатный сок, к которому весьма пристрастился под тлетворным влиянием Пат. - Главное, они теперь не на службе, а значит - всегда во плоти.
  Владан одобрительно поддакнул, ему этот момент также казался весьма важным.
  — Смотрю я на вас, ребята, и удивляюсь, кто бы мог подумать, что какие-то Совести могут так все изменить, - сказал Доминик. - Даже если вы не исправитесь окончательно, то имеете все шансы войти в историю как тиранично-мудрые правители. А без Совестей быть вам простыми тиранами, как я.
  — За это надо выпить, - поддержал его Тихик, - Предлагаю тост: каждому монарху по Совести!
  — И желательно чтоб у нее тоже хоть какая-то совесть была, - добавил страдалец Шеннон, и все согласились с этой разумной поправкой. Не безнравственная Совесть - ну что еще злодею нужно для счастья?
  
   P. S. Прототипам всех действующих лиц посвящается.
   С любовью, всегда ваши, авторы.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"