Аннотация: Написан в 2013 году на конкурс "Рваная Грелка" (финал). Тема: "Rats in the Attic".
Деревянные дома встречались ему здесь и раньше, но этот был не столько даже старым, сколько старомодным. Этакий замок в дереве, с резными львиными головами и даже одинокой горгульей на крыше, весь перевитый плющом, за которым лишь угадывались бревенчатые стены.
Дверь открыла тонкая старая женщина. Назвать ее старушкой было совершенно невозможно - она держалась так, что великие года ее подчеркивались и отрицались одновременно.
- Здравствуйте! - сказал Джеймс. - Вы - миссис Коншенс? Меня зовут Грейп, Джеймс Грейп. Я по объявлению.
- О, конечно! Проходите, пожалуйста, - улыбнулась пожилая леди. - Да, это я. Проходите.
Джеймс вошел в дом. Его окутал запах чая, лекарств, приправ, и еще чего-то неуловимого, смутно неприятного. Сразу показалось, здесь еще кто-то живет, какое-то существо.
- Вы к нам надолго? - спросила миссис Коншенс.
- Как получится. Я здесь по делу, не могу сказать, насколько оно затянется.
- По какому, если не секрет?
Джеймс помедлил.
- Мне нужно найти одну женщину с ребенком, - сказал он. - Они переехали в этот город года три назад.
Миссис Коншенс нахмурилась, наклонила голову.
- У меня жила как раз в то время одна женщина, - сказала она. - Но без ребенка. Да, без ребенка. Давайте, я покажу вам мансарду.
Новое жилище не произвело на Джеймса особого впечатления. Шкаф, кровать, комод, письменный стол - все содержалось в идеальном порядке, но чувствовалось, что здесь давно никто не жил. Это витало в воздухе - запах запустения, отсутствия человеческого существа. Джеймс мимоходом удивился этому. Мансарда сдавалась по смешной цене, она просто не могла пустовать. Впрочем, кто знает.
Этой ночью, едва Джеймсу удалось задремать, его разбудил шорох. Джеймс полежал немного в кровати, прислушиваясь. Шорох повторился. Он шел от письменного стола.
'Ну вот и выяснилось, почему здесь так дешево', мрачно подумал Джеймс. Он поднялся и тихонько подошел к столу, ожидая, что сейчас раздастся громкий панический скрип лапок по дереву, знаменуя убегающего грызуна. Но все было тихо.
Джеймс включил торшер. Письменный стол - резной, массивный, лакированный - тускло замерцал в электрическом свете. Торшер немного покачивался, и тени на полу зашевелились, засуетились, будто стол начал жить собственной жизнью.
Джеймс начал выдвигать ящики. В одном из них он обнаружил пуговицу - большую, старую пуговицу с облезшей позолотой. Джеймс машинально сунул ее в карман.
Больше в ящиках ничего - и никого - не было.
Вздохнув, Джеймс вернулся в кровать и вскоре заснул.
- У вас наверху живут мыши, миссис Коншенс, - сказал Джеймс за утренним чаем. - Я точно слышал шорохи.
Ответной реакции он не ожидал. Хозяйка дома вытянулась, как тростинка, подняла брови и отчеканила:
- У меня нет в доме крыс! Нет, и никогда не было!
- Но я слышал...
- Нет, и никогда не было! Спросите кого угодно!
С этими словами дама взяла свою чашку, развернулась и удалилась в свою комнату. Она даже постаралась, насколько Джеймс мог судить, хлопнуть дверью.
Быстро допив чай, он подхватил портфель и направился к двери. По дороге к бирже он некоторое время пытался сообразить, что его обеспокоило в словах миссис Коншенс, пока, наконец, не понял.
При чем тут крысы? Он спрашивал про мышей.
Час спустя он стоял у стойки биржи труда, пытаясь заглянуть в экран компьютера симпатичной операционистки. Учитывая, что и девушка, и экран были за стеклом, получалось плохо.
- К сожалению, у нас в базах нет Вероники Сведенборг, - сказала сотрудница биржи, укоризненно посмотрев на прижавшегося к стеклу Джеймса.
- Поищите Веронику Грейп, - сказал он.
Девушка скосила глаза на только что сделанную запись в регистрационной книге.
- Она ваша... сестра?
- Жена, - неохотно сказал Джеймс. - Бывшая.
Операционистка снова забарабанила пальцами по клавишам.
- Да, есть записи о том, что она обращалась к нам на биржу, - сказала она через несколько минут. - Однако она не согласилась ни на одну работу из предложенных ей, так что у нас больше нет о ней никаких данных.
- Спасибо, - вздохнул Джеймс. - Где еще посоветуете поискать информацию о ней?
Девушка за стеклом пожала плечами.
- В полиции, - сказала она.
Итак, Вероника была здесь, думал Джеймс, ложась спать. Однако в полиции, скорее всего, ничего о ней не знают - с чего бы им о ней что-то знать? Почему она отказалась от работы? Понятно, что на бирже особо хорошего не предложат. К тому же у Вероники были определенные накопления, но небольшие - как раз достаточно, чтобы найти нормальную работу, но не более того. Видимо, так и случилось. Надо проверить здешние детские сады - есть шанс, что их дочь ходит в один из них.
Как он будет ее искать? Он не знает, как она выглядит, не знает ее имени. Но он знает ее фамилию. Если упирать на то, что он раскаявшийся бывший муж - что, в целом, так и есть - вероятно, воспитатели не откажут в информации.
Как она выглядит? Как ее имя?
С этими мыслями он заснул.
Вернее, попытался.
Этой ночью мыши - или крысы - совершенно обнаглели. Их шуршание будили Джеймса несколько раз, хотя он так ни разу и не увидел ни одной из них. Пара мышеловок, которые он купил днем ранее, тоже не сработали. Он плохо выспался, утром на повышенных тонах разговаривал с хозяйкой, вытребовав разрешения вызвать службу по травле грызунов. Миссис Коншенс не возражала. Ее реакция не изменилась - оскорбленная осанка и стук закрывшейся двери. Удивительно, но до начала разговоров о грызунах она всегда была само спокойствие и миролюбие - как будто говорящий с ней человек никогда ранее не поднимал неприятный ей вопрос и не портил ей настроение.
Ближайшие дератизаторы располагались в облупленной пристройке одного из заводских зданий. Место, насыщенное серым цветом, как шкурки уничтожаемых ими существ, как попытка слиться с ними, мимикрировать, превратиться в них.
- Мне надо избавиться от мышей, - сказал Джеймс.
Клерк зевнул, достал ручку и отлистал до свободной страницы журнал.
- Адрес? - спросил он.
- Бульвар Данте, девять.
Ручка не сдвинулась ни на миллиметр.
- Данте, девять? - переспросил клерк.
- Да.
- Там нет крыс.
- Там есть крысы!.. да причем тут крысы, откуда вы взяли, что там крысы?! Откуда там крысы?!
- Не кипятитесь, - попросил клерк. - Мы уже работали по этому адресу, в связи с... Неважно. Там нет крыс. Если хотите, можете купить у нас датчики. Они ничего не покажут. И мышеловки там тоже расставлять бессмысленно.
- В связи с чем?
- Не могу вам сказать. У нас тоже есть соглашения конфиденциального характера.
Джеймс помолчал. Затем вытащил из кармана пуговицу и спросил:
- Вот этот предмет вам знаком?
Клерк отпрянул от пуговицы, будто вместо нее увидел ядовитое насекомое.
Или крысу.
- Я ничего не скажу вам больше! - нервно сказал он. - Если вам нужны датчики, покупайте! Или проваливайте!
Джеймс некоторое время сверлил его глазами.
- Дайте парочку, - наконец, сказал он.
Датчики ничего не видели.
В местных детских садах никогда не было девочки с фамилией Грейп или Сведенборг.
Мансарда шуршала, скреблась, царапалась и даже, иногда казалось Джеймсу, попискивала.
Датчики молчали.
Утром при выходе из дома миссис Коншенс Джеймса арестовали.
Офицер полиции деловито обыскал его, конфисковал пуговицу, зачитал права и надел наручники. Настойчивые требования Джеймса объяснить ситуацию пропали втуне.
Вскоре он сидел за столом, уже без наручников. Напротив мрачно смотрел на Джеймса немолодой чернокожий полицейский. На очередной вопрос о причинах ареста он вытащил из папки фотографию и протянул ее через стол.
- Вы ее знаете?
На черно-белой фотографии стояла девочка в бедном пальтишке. Две торчащие в разные стороны косички, лицо серьезное, по краям фотографии видны чьи-то еще руки: очевидно, изображение было частью группового фото.
- Нет, - честно ответил Джеймс. - А кто это?
- Мы не знаем, - сказал офицер.
- Тогда что вы хотите от меня?
- Послушайте, мистер, - офицер наклонился поближе. - Есть предположение, что вы вляпались в глубокое дерьмо. Вы приезжий? Мой вам совет - уезжайте из этого города. Прямо сейчас.
- Мне нужно найти дочь и жену, - твердо сказал Джеймс. - Бывшую.
Негр прищурился.
- Хорошо, - сказал он. - Я скажу вам следующее. Знаете, почему вы первый постоялец мансарды миссис Коншенс за три года?
- Почему?
- Потому, что три года назад там нашли скелет. Женский. Определить, кому он принадлежит, не смогли. Там не было ничего, кроме этой фотографии и пуговицы. Эта пуговица все это время, как мы полагали, хранилась в архиве вещдоков. Откуда она у вас?
Джеймс пожал плечами.
- Нашел. В письменном столе.
Негр кивнул.
- Понимаю. Ваша версия не абсурдней остальных.
- А причем здесь крысы?
- А это самое интересное, - сказал офицер. Ему, казалось, доставляло особый интерес рассказывать об этом деле. - Скелет был начисто обглодан. Эксперты заявили, что это были крысы.
- Но там нет крыс, мне это сказали...
- Да, - кивнул полицейский. - За этим местом с тех пор пристально следят приборы. Там действительно нет крыс. Да и не было никогда. И они в любом случае не успели бы так обглодать тело за ночь. Скорее всего, скелет привезли откуда-то. Вопрос в том, зачем и кому это понадобилось. И куда пропала женщина, которая в то время снимала у миссис Коншенс ту самую мансарду, которую снимаете сейчас вы.
Джеймс молчал. Ему постепенно становилось страшно.
Чернокожий офицер удовлетворенно кивнул.
- Вижу, что вы начинаете понимать. Уезжайте. Даже если вы любитель острых ощущений, нам тут не надо лишнего дерьма.
- Дайте фотографию, - сказал вдруг Джеймс.
Полицейский некоторое время смотрел на него, сжав губы. Затем сунул фотографию в ксерокс, написал на обратной стороне копии телефон и протянул ее Джеймсу.
- Звоните, если узнаете что, - сказал он.
Джеймс разглядывал фотографию, сидя в такси. Ему казалось, что он узнает отдельные черты. Такой же изгиб глаз, как у Вероники, такая же форма носа, как у него. Это могла быть его дочь. Он ищет дочь, и вдруг его по непонятной причине загребают в полицию и показывают фотографию девочки, которая вполне может быть ею. Это не может быть совпадением. И миссис Коншенс говорила, что это было примерно в то самое время.
Почему вместо дочери у жены осталась лишь ее фотография?
И что произошло с самой Вероникой?
Миссис Коншенс отвернулась и подошла к окну. Ее руки нервно теребили белый кружевной платок.
- Да, это она, - сказала она наконец. - Это та самая женщина, которая снимала у меня комнату три года назад.
Джеймс убрал фотографию Вероники в карман.
- Но с ней должна была быть девочка, - сказал он. - Примерно четырех лет.
- С ней не было девочки.
- Хорошо, а эта женщина, после того, как она съехала...
- Я не хочу говорить на эту тему! - оборвала его миссис Коншенс.
- Вам придется! - рявкнул Джеймс. - Потому, что мне необходимо знать, что произошло с моей женой! И что произошло и продолжает происходить в комнате, где я живу!
Платок в руках миссис Коншенс порвался с громким треском. Она развернулась. Такая же вытянутая и строгая, как всегда после обвинений в наличии грызунов в мансарде.
- Я не знаю, что произошло в ту ночь, - сказала она необычно тихо. - Вечером Вероника поднялась наверх. А утром... Утром я нашла... Уезжайте, мистер Грейп. Я думала, это была какая-то нелепая, жуткая случайность. Но теперь мне так не кажется. Уезжайте!
Джеймс думал.
Где была его дочь, если ее не было с Вероникой?
Он даже не знал ее имени.
- Я уеду, - кивнул Джеймс. - Скоро. Но вы мне должны помочь. Скажите мне, куда моя жена могла отдать дочь на долгое время?
Взгляд миссис Коншенс вдруг стал грустным и холодным одновременно.
- Вы бросили их, - сказала она.
Джеймс угрюмо посмотрел на пожилую женщину.
- Вы бросили их, - повторила она. - Вот почему вы здесь. Вы хотите заплатить за то, что вы сделали. Вернее, за то, что вы не сделали... Идите в приют Макнамара. Он в этом городе единственный.
Этой ночью Джеймс не спал.
Маленькие коготки царапали стены, ножки кровати и даже белье, на котором он лежал. Шорох и скрип стоял такой оглушающий, что Джеймс удивлялся, как миссис Коншенс этого не слышит. И он приходил к единственному выводу - этого никто не слышит. Никто, кроме Джеймса.
Его жена оставила дочь в приюте для того, чтобы ей проще было найти работу. Почти та же ситуация, в которой схожим образом когда-то поступил он. И вот он лежит сейчас в той же кровати, что и она, слышит то же, что и она, и вопрошает себя: как она могла?
Как он мог?
Почему он имел право, а она - нет? Только потому, что в первом случае у его дочери еще оставалась мать, а во втором случае - нет?
Как ее зовут?
Ему почему-то очень важно стало знать, как ее зовут.
Шуршание становилось все громче и громче.
Приют Макнамара производил гнетущее впечатление. Джеймс думал, почему для приютов и психбольниц всегда выбирают такие мрачные здания, старые, ветхие коробки, покрытые мхом, словно сошедшие с детективных страниц в качестве сосуда для убийства, или даже нескольких.
Или чего похуже.
Но дело было не только в здании. На Джеймса смотрели дети. Выглядывали из решетчатых окон, следили во все глаза, бросив игру в мяч. Гадали, что это за человек, добро или зло он несет, заберет ли он кого-то, или приведет еще.
Его встретила худая, неприветливая женщина с длинным, некрасивым лицом.
- Нет у нас такой, - равнодушно сказала она, взглянув на ксерокопию. - Я точно знаю.
- А может быть, была когда-то? - спросил Джеймс.
- За последние пятнадцать лет не было.
Джеймс поник. Он шел к воротам, проворачивая в голове различные варианты и не находил нужного.
Дом смотрел ему в спину десятками детских глаз.
Его вдруг окликнули. Старый охранник, непрерывно кашляющий, жестом подозвал его и попросил показать фотографию. Затем, ни слова не говоря, он ненадолго ушел в подсобку, и вскоре вышел с заспанным молодым парнем, который недружелюбно посмотрел на Джеймса. Старик же пошел прочь, жестом призывая Джеймса следовать за ним.
Попросил сменщика остаться, догадался Джеймс.
- Приют Габриэля, - сквозь кашель проговорил старый человек несколько минут спустя, сворачивая во все более глухие и грязные переулки, - сгорел три года назад. Ночью. Часть детей погибла. Часть сейчас в Макнамара.
Джеймсу стало нехорошо. Он молча следовал за стариком. Тот больше не проронил ни слова.
Они шли по узким улицам, круто уходящим вниз, все время вниз, построенным отнюдь не для того, чтобы по ним мог проехать автомобиль. Эти улицы чудились странным, нереальным местом для современного города, их просто не должно было существовать. Но Джеймс шел по ним, пустым, с разбитыми окнами и заржавевшими фонарными столбами.
Наконец, старик вывел его в какое-то место, где не было домов, на окраину города, к большой свалке. Когда пустые дома закончились, начались бездомные люди. Джеймс мимоходом подивился этому, ему стало странно, почему никто не живет в тех домах. Впрочем, откуда ему знать - может быть, живут. Или, по крайней мере, существуют.
Оборванные нищие провожали взглядом двух хорошо одетых людей, прикидывали, кто они, сколько у них денег, зачем они здесь.
Наконец, старик подошел к грязной, оборванной палатке, перед которой горел костер, и легонько пнул по ней ногой.
Из палатки выполз старый негр. Он был пьян. От него особенно плохо пахло.
Старик показал на него пальцем. Джеймс достал ксерокопию и протянул ему.
Негр смотрел на фотографию долго, очень долго. Он начал раскачиваться, слезы полились у него из глаз, капая на бумагу. Джеймс попытался отнять ее, но негр отпрянул, закричав что-то нечленораздельное, и зарыдал. Его бесформенные крики походили на воспоминания, которые разум пытается изгнать из себя без необходимости облекать их в человеческую речь. В них угадывались местоимения и слоги, но и только. Это была история - летопись, которую никто никогда не сможет понять.
Не переставая рыдать, негр полез в палатку, и вскоре вытащил оттуда какую-то тряпку, которая когда-то была зеленого цвета. Он протянул ее Джеймсу. Тот отшатнулся - тряпка была столь грязна, что казалось, лишь взяв ее в руки, можно получить букет разнообразнейших болезней и паразитов. Но негр стоял, не двигаясь, держа ее на руках, будто настоящее сокровище, и Джеймс получил возможность рассмотреть получше этот кусок ткани. И он увидел вдруг, как в коросте грязи мелькнуло что-то золотое.
Это было детское пальтишко. С большими потертыми позолоченными пуговицами.
Средней пуговицы не хватало.
Джеймс взял пальто. А потом схватил негра другой рукой за остатки лацканов и стал трясти, выкрикивая один и тот же вопрос, и не получая ответа, так и не получая ответа:
- Как ее звали?! Как ее звали, отвечай?! Как ее звали?! Как ее звали?!
Когда Джеймс каким-то образом оказался у дверей дома миссис Коншенс, уже смеркалось.
Дом был пуст. Все двери были открыты. Миссис Коншенс просто исчезла - на время, или навсегда, не имело уже никакого значения.
Наверху что-то отчаянно скреблось в письменном столе. Джеймс открыл верхний ящик. Он не удивился тому, что увидел. Он уже ничему не удивлялся. Он знал, что это место предназначено для него. Так же, как оно было предназначено для его жены.
Последние лучи заката скрылись в облаках. Мансарда погрузилась во тьму.
В углах зашуршало.
Человек взял из ящика пуговицу, сжал ее в кулаке и сел в кресло.
Шорох становился громче. В темноте зажглись тусклые точки, множество парных точек, которые подбирались все ближе и ближе.
Точно так же, думал Джеймс, три года назад в этом кресле сидела Вероника. Точно так же она держала в руке пуговицу - все, что осталось от ее дочери. От его дочери. От нее не осталось даже имени. Только пуговица.
И он точно так же ждал, когда за ним придут крысы, которых никто не видит.
Которые приходят только к тем, кто слышит их.
Кто ждет их.
Кто достоин их.
Кто обречен на них.
Когда маленькие острые зубки впились в его шею, он даже не закричал.