Аннотация: Написан в 2016 году на конкурс "Рваная Грелка" (первое место). Тема: "Последний город". Напечатан в сборнике "Русская фантастика 2019. Том первый", изд. "Эксмо", март 2019 г.
На центральной площади Индрени, радужного города, стоит фонтан. Его называют в народе фонтаном трех граций. Три женщины стоят вокруг него, протягивая правую ладонь к струе воды. Одна из них - молодая девушка с очень серьезным, почти суровым лицом - теребит пальцами косичку, свисающую на грудь. Вторая, постарше, смотрит чуть вниз, будто на секунду отвлекшись от фонтана, и улыбается, протягивая кому-то руку. Третья же фигура будто недоделана. У нее едва обозначено лицо, волосы сливаются с плечами, а длинные одежды уходят в постамент, словно эта женщина вырастает из земли.
Индрени - величайшее творение мастера-строителя Теракира Важенци, личности столь же знаменитой, сколь и загадочной. Говорят, что он мог возвести город менее, чем за год, и только несчастливые обстоятельства не позволили ему полностью застроить прибрежные равнины. Его Стена, остатки которой в большом количестве сохранились ближе к горам, размерами поражает воображение. И набережные Сумеречного города, одна из которых несет душе радость и покой, а другая - тоску, печаль и томление несбыточных желаний - известны не меньше.
Много чудес в Индрени. Оружие здесь гниет и разваливается за день, а глиняные фигурки никогда не разбиваются о мостовую. А чего стоит Детский город, в котором можно различить лица у статуй с мизинец высотой? Но почему-то люди продолжают приходить на площадь трех граций, и неподвижно стоять, глядя на женщин у фонтана. Утверждают, что все дороги в городе ведут к ним.
Возможно, так оно и есть.
* * *
Когда Терре было года полтора, он ковылял по двору, и забрел в огород, только что обильно политый летним дождем. Ножка запнулась, и маленький Терре завалился прямо в борозду, меж колючих картофельных листьев. Он не испугался и не расплакался. Огорчаться из-за испачканной одежды он тоже не умел. Он просто лежал на боку, прильнув щекой к рыхлой, мокрой земле. Прямо перед его глазами торчал из грядки картофельный стебель. Какая-то букашка ползла по своим делам, медленно перебирая множеством лапок.
Терре было очень уютно лежать в борозде. В ней было так прохладно по сравнению с летней жарой, так мягко, что Терре представил себя на руках у мамы. В этот момент ему показалось, что земля подвинулась немного, чтобы сделать ему еще удобнее, а изнутри, откуда-то снизу, донесся беззвучный голос. Маленький Терре не разобрал слов, но запомнил ощущение от них - не злое, но и не доброе, отстраненное любопытство кого-то большого и сильного, рассматривающего маленького человечка. Ему почудилось, что земля поглотила его с головой и погрузила во тьму, ласковую и спокойную, которую можно было обнять.
Потом раздался тревожный голос мамы. Терре схватили, начали трясти, осматривать. Мама расплакалась, и прижала его к груди так сильно, что Терре недовольно захныкал. Ему что-то говорили, что-то спрашивали, но он не понимал, что от него хотят, и плакал все сильнее.
Лишь несколько лет спустя он узнал, что его не могли найти в тот раз целый день. Именно тогда правый его висок поседел, и до конца его жизни оставался белым, как мел. Иногда его называли серебряным мальчиком. Но Терре не любил это прозвище.
Когда Терре исполнилось пять лет, он встретил старика в пыльной одежде.
Отец строил лодку на реке, и Терре частенько носил ему обед. Путь недолгий, вниз к площади, потом через квартал горшечников выйти к пустырю, а там и до пристани рукой подать. И вот на обратной дороге Терре увидел у края пустыря одинокую фигуру.
Еще прежде, чем разглядеть лицо человека, Терре бросился в глаза его перепачканный плащ. Но это была не ржавая глина горшечников, не темно-зеленая тина рыбаков, не белесые опилки корабелов. Необычная пыль, чужая, темно-серая, отливающая металлическим блеском. Такую изредка приносили на сапогах путешественники, сразу же стряхивая ее, втаптывая в здешнюю мостовую.
- Чужая земля? - спросил человек, улыбаясь, и только тогда Терре обратил внимание его лицо, морщинистое и обветренное, на котором особенно ярко лучились светло-голубые, почти серебристые глаза. Такие же, как у самого Терре.
Он ничего не ответил. Одежда старика завораживал его. Ему казалось, что пыль с поверхности плаща едва заметными струйками ссыпается вниз, к босым ногам. Это удивило Терре. Человек не выглядел настолько бедным, чтобы ходить босиком. Он снова поднял взгляд и увидел, что старик задумчиво смотрит на его серебристый висок.
- Немногие обращают на это внимание, - сказал тот. - На чужую землю. Как тебя зовут, мальчик?
- Терре.
- Очень приятно. Мастале, - представился старик. - Я хочу построить на этом пустыре дом. Ты не против?
Терре помотал головой.
- Это хорошо, - сказал Мастале и подмигнул. - Приятно заручиться согласием будущего коллеги. Видишь ли, пока мой заказчик не пришел, я хотел бы показать тебе свое мастерство. Похвастаться!
Он уселся прямо на землю, и похлопал рукой рядом, приглашая присоединиться. Терре неуверенно опустился на корточки. Старик наклонился вперед, оперся обеими руками, и скомандовал:
- Раз! Два! Три! Поехали!
На глазах изумленного Терре прямо из земли начал расти город!
Размерами он был в десяток шагов. Он появлялся неровно, кусками, тут и там внезапно вырастала башня или дворец. Вскоре пятиугольник крепостных стен заполнился крошечными домиками, стоящими вдоль строго расчерченных улиц. На башнях, что в изобилии высились тут и там, золотом засверкали загадочные символы, изукрасились самоцветами купола. На площадях видны были крошечные статуи диковинных животных, а через реку - сквозь город петляла река, хоть и с пустым руслом - перекинулись мосты филигранного литья.
Мастале шумно вздохнул и отнял от земли ладони. Некоторое время он молча отдыхал, насмешливо щурясь на потерявшего дар речи Терре.
- Знаешь, - сказал он затем, - я всегда хотел построить что-то подобное. Но те, кто просит такое, мне, как правило, несимпатичны. А те, что симпатичны, хотят просторные и удобные глиняные коробки, а не дворцы.
- Почему несимпатичны?
- Они обычно головы рубят почем зря, войны затевают на пустом месте.
Терре хотел было спросить, зачем они это делают, и неужели не нашлось бы хорошего человека, который захотел бы себе такую красоту, и разве не может Мастале сделать такой город просто для себя, и еще тысячу вопросов разом запросились сорваться с его губ. Но тут раздался голос матери, которая звала его, и все вопросы разом смялись, расплылись и развеялись по вечернему ветру.
Озабоченно хмурясь, Марта подбежала к Терре и старику, и только тогда увидела город. Она шагнула ближе, и некоторое время восхищенно рассматривала работу Мастале.
- Это очень красиво, - искренне сказала она.
- Благодарю, - старик поклонился, поднявшись. - Простите, что задержал вашего сына. Мне захотелось показать ему мое искусство.
Мама протянула Терре руку. Она знала, что тот очень любил ходить с ней, взявшись за руки, несмотря даже на насмешки окрестных мальчишек. Тот неуклюже поклонился Мастале и вприпрыжку пошел за матерью. Сегодня был отличный день. Он увидел чудо, и от мамы пахло печеньем. Очень хороший день.
- Мама, а что такое коллега? - спросил он. - Меня этот дедушка назвал коллегой.
Марта остановилась. Повернула голову, и долго смотрела на сына, не зная, что ответить.
- Вот завтра у него и спросишь, - сказала она, наконец.
На следующий день Терре примчался спозаранку посмотреть, как игрушечный город выглядит в лучах восходящего солнца. Но города не было. На его месте стояли дома, несколько очень хороших, удобных и прочных построек. Вокруг одного из них уже суетились люди. Терре немного знал их, дальних родственников кожевника, ютившихся с его семьей в тесной каморке. Он был рад за них, и одновременно не мог понять, как можно было сломать такую прекрасную вещь ради обычного дома.
Он шмыгнул носом, и тут же на его макушку опустилась тяжелая мягкая ладонь.
- Это была всего лишь забава, - сказал Мастале. - То, что ты видишь сейчас - гораздо важнее.
- Он был такой красивый, - всхлипнул Терре.
- Да. Я знаю.
- Разве нельзя было сделать... для них... такое же?
Мастале уселся перед ним на мостовую.
- Нет, Терре, - сказал он тихо, но уверенно. - Нельзя. Не столько даже потому, что красота занимает место, сколько потому, что она вызывает зависть. Ты поймешь, со временем.
- Сделай его в другом месте!
Мастале снова покачал головой.
- Нет. Земля обидчива и злопамятна. Она не даст построить снова то, что ты сам разрушил. Я не могу этого сделать. Но... - он хитро прищурился. - Это можешь сделать ты!
- Как?! - закричал Терре, округлив глаза.
- Тише, тише, - пряча улыбку, проворчал старик. - Не так быстро. Сначала нам надо поговорить с твоими родителями.
И они пошли говорить с родителями.
Так Терре начал путь мастера-строителя.
Конечно, построить город, подобный тому, что показал ему Мастале, сразу не получилось. И через год не получилось. И даже через десять.
Земля оказалась капризной и своенравной женщиной. Терре мог видеть ее токи, мог говорить с ней, но убедить ее делать то, что ему нужно, получалось редко и стоило огромных сил. Тем не менее, Мастале не переставал удивляться способностям ученика. Он повторял, что земля любит Терре, как никого другого, и когда он войдет в силу, она будет ему полностью послушна.
Уже через несколько месяцев у того получилось сделать холмик. Небольшой, с кулак, но как же это было удивительно - знать, что земля впервые откликнулась на его просьбы. Терре расхвастался тогда перед всеми городскими ребятами, да так раздухарился, что те чуть не побили зазнайку. Но благодарных слушателей было все же больше.
Среди них была и Рика, простодушная девчушка с косичками цвета кости, и бездонно-черными глазами. Она слушала Терре, раскрыв рот, и постоянно просила научить ее хоть чему-нибудь. Но Терре ничего не мог поделать. Она не могла даже отличить песок со дна реки от плывуна из колодца. Кроме того, у самого Терре в ее присутствии гораздо хуже получалось говорить с землей. Дошло до того, что после очередной похвальбы он попытался повторить то, чему научился, при Рике, и не смог. Ребята подняли его на смех, и пришлось втайне от Рики демонстрировать им свое искусство - к счастью, успешно. Терре не раз думал прогнать ее, но девчушка нравилась ему, она была добрая, серьезная и всегда говорила то, что думает. Редкое качество для людей, как он довольно скоро понял.
В день своего совершеннолетия Рика со своей обычной прямотой сказала, что хочет стать его женой. Терре был завидным женихом, он возвел уже несколько улиц с настоящими домами, в которых жили люди. Дома были не очень прямые и не очень красивые, зато прочные и дешевые. Мастале их одобрил. Так что женским вниманием Терре обделен не был, взгляды, намеки, а то и прямые просьбы он получал не раз. Но он ждал, он не видел рядом с собой никого, кроме этой стройной зеленоглазой девушки, заплетавшей длинные светлые волосы в шесть неизменных косичек.
Поэтому он ответил согласием. Но поставил условие - они должны жить в идеальном доме, и свадьба будет не раньше, чем Терре такой построит. К тому времени дома у него получались ровные и крепкие, и он уже достаточно привык их делать, чтобы оставалось внимание для мелких уютных деталей - узорчатой черепицы, резных карнизов, фигурного дымника на трубу. Но стекла пока не давались ему. Мастале, поглаживая бороду, лишь ухмылялся и приговаривал, что стекла - еще не самое интересное. Вот с металлом придется повозиться по-настоящему. Он говорил, что стекла - всего лишь песок, принявший другую форму, и земля вполне может дать ему эту форму, надо только попросить. Терре просил, но земля либо не понимала его, либо не желала напрягаться.
Но еще спустя год ему, наконец, удалось построить идеальный дом. Когда он привел Рику к его порогу, она ахнула. Для девочки из бедной семьи это был настоящий дворец из полированного камня и красной черепицы. Бронзовый флюгер весело крутился на крыше, и разноцветные стекла весело сверкали на солнце.
- Здесь мы будем жить, - сказал Терре. - Входи.
Она шагнула внутрь.
В этот момент дом разрушился.
Все, что Терре создавал несколько недель, в одно мгновение разложилось и осело на пол бесформенными грудами песка и грязи.
Рика не пострадала. Она стояла недвижно, словно статуя, с ног до головы покрытая пылью. Лишь слезы катились из глаз. Но повернувшись к Терре, она улыбалась.
- Пойду мыться, - сказала она.
Он так и не смог вымолвить ни слова.
Мастале к тому времени уже почти не вставал с постели. Но он слышал разговор его ученика с землей, он знал, что происходит. Поэтому, когда Терре пришел к нему, он ждал его.
- Учитель, - спросил Терре, - земля может ревновать?
- Не просто может, - тихо ответил Мастале. - Она страшная ревнивица. И не потерпит никого рядом с тобой. Я покажу тебе кое-что.
Он с трудом поднялся, и кашляя, достал свой старый плащ, который не надевал вот уже несколько недель. Из кармана он извлек маленькую тряпицу, и протянул ее Терре.
- Вот, посмотри, - сказал он и снова лег в постель.
Терре аккуратно развернул ткань и увидел палец. Большой палец ноги. Терре вздрогнул, но почти сразу понял, что палец из глины, даже несколько грубовато сработанный.
- Что это? - спросил он.
- Однажды я полюбил девушку, - сказал Мастале. - И захотел сделать ее статую. Но та рассыпалась в пыль. Я пытался снова и снова, но получал только кучку глины, перемешанной с песком и каменной крошкой. И тогда я разозлился и заявил, что не буду больше строить, если мне не позволят сделать статую. И сделал ее еще раз. Последний.
Он помолчал, старчески пережевывая губы, и добавил.
- Она тоже рассыпалась. Но в этот раз от нее остался маленький кусочек. Вот этот. И я понял, что это все, что мне позволено иметь. Поэтому тебе придется выбирать, Терре. Либо талант, либо любовь.
- А что стало с той девушкой?
- Не знаю. Я ушел из поселения почти сразу.
- Но как же родители?
Мастале раздраженно помотал седой головой.
- Запомни! Ты принадлежишь либо себе, либо ей. Другого не дано.
Он закашлялся, взял дрожащей рукой варево целительницы, выпил и лег в постель.
- У земли свои планы на тебя, - тихо сказал он. - Твой серебряный висок - тому подтверждение. Если бы не седина, ты бы увидел, что у меня тоже есть серебряная прядь. Это ее знак. Она даст тебе все, но не позволит делиться своей душой ни с кем другим. Не надо пытаться делать это. Тебе придется дорого платить.
Бормотание Мастале стихло. Он спал.
Почему ты не сказал мне раньше, думал Терре. Почему не предупредил? Но почти сразу же он понял, что не послушал бы учителя. Не поверил бы, отмахнулся. И Мастале это знал. Поэтому и не сказал ни слова.
Терре еще несколько минут неуверенно потоптался у его постели, прежде чем уйти.
Это был его последний разговор с учителем. Утром, когда целительница зашла проведать мастера-строителя Мастале, тот был уже холодным.
* * *
Одним из самых загадочных творений Теракира Важенци стал подземный город. Обнаружили его настолько случайно, что это само по себе можно считать чудом. Лошадь сбившегося с дороги путника поранила ногу о железку. Тот попытался ее выкопать, и оказалось, что это флюгер. Флюгер на вершине башни, уходящей глубоко под землю.
Достаточно было нескольких раскопанных домов, чтобы у исследователей не осталось сомнений, что это работа Важенци - профили карнизов, ангелы вместо горгулий на крышах домов, ряд других характерных черт однозначно указывали именно на него. Город оказался частично разрушен - скорее всего, войной. То, что сохранилось, свидетельствует, что это был один из самых удивительных и прекрасных городов Важенци.
Несомненно, что мастер-строитель сам утопил свое творение в земле. Причин такого решения никогда уже не узнать. Большинство склоняется к мысли, что Важенци очень раздосадовало, когда его лучшую работу испортила неприятельская армия. Однако это не объясняет главную загадку города-призрака. Слишком мало в нем было найдено останков, и почти все - одетые в армейскую форму. Конечно, людей могли эвакуировать. Но все признаки указывают на другое.
Скорее всего, в одном из лучших городов мастера-строителя никогда никто не жил.
* * *
Новоиспеченные горожане обеспокоенно смотрели на мастера-строителя. Прочитав письмо, Теракир как-то сразу обмяк, сгорбился и постарел. Он сел на камни только что выращенной набережной, безвольным движением отпустил переминающегося с ноги на ногу гонца, и долго молчал. Его не решались беспокоить. В конце концов, за последние пару месяцев он сделал столько, сколько жителям окрестных деревень не сделать и за десять лет.
- Я уезжаю, - наконец, сказал Терре.
- Спасибо, - после некоторых колебаний, сказал староста. - За все. Мы соберем тебе припасов в дорогу.
На языке у него вертелось множество невысказанных вопросов, и на некоторые из них Терре поспешил ответить.
- Я вернусь, - сказал он. - Скорее всего, скоро. Не в моих правилах оставлять недоделанную работу. А вы пока обживайтесь на этом берегу.
Староста с благодарностью кивнул.
- Мы не спрашиваем, что за известие ты получил, - сказал он. - Но если мы можем помочь хоть чем-нибудь, только скажи.
Терре покачал головой.
- Моя мать умерла, - сказал он просто.
Он приехал ночью, и стоял перед домом своих родителей - маленьким, уютным жилищем, на совесть возведенным Терре пятнадцать лет назад. Шел мелкий весенний дождь, но Терре никак не решался постучать. Он вспоминал, когда последний раз видел мать - и понял, что навещал родной город больше двух лет назад. Увлекся созданием одного города, потом второго, и все они стояли так недалеко, что уезжать проведать родных выглядело тратой времени. Казалось, проще доделать работу и потом приехать погостить подольше.
Тогда, два года назад, все было прекрасно. Родители были здоровы и счастливы. Рика нашла отличного жениха, и у нее подрастал уже маленький бутуз. Она давно простила Терре за то, что вместо нее он выбрал свое призвание. Хотя когда они встречались, в глазах ее ему чудились искорки печали.
Дверь родительского дома открылась. На пороге стоял отец, Йолранир. Некоторое время он молчал, потом посторонился, жестом предлагая войти. Терре испугался, что отец не хочет говорить с ним, но вскоре понял, что он просто боится проявить чувства.
Йолранир рассказал, как все произошло. Они купили свинью на рынке, и Марта неудачно поранилась, разделывая тушу. Она беспечно замотала порез тряпкой, а потом он воспалился, болезнь перекинулась в кровь, и лекари не успели ничего сделать.
- Покажи, где она лежит, - попросил Терре.
Йолранир кивнул и повел его, не говоря более ни слова, на окраину города. Дождь не прекращался, на улице не было ни души, даже свет в окнах горел разве что изредка. А затем и его сменила луна, просвечивающая через перекрестья надгробий.
Терре стоял у большой гранитной плиты - сразу машинально определив и работу местного каменотеса, и место, откуда привезли заготовку - и вспоминал.
В доме его родителей всегда пахло чем-то вкусным. Когда он был подростком, он не обращал на это особого внимания - привык, что его всегда накормят, не придавал значения и тому, что к нему на обед частенько напрашивались друзья, зная, что Марта никогда не откажет. Но поселившись отдельно, он стал замечать, как пахнет родной дом. Ореховым печеньем. Медовыми пряниками с малиной. Сливовым пирогом. Каждый раз он удивлялся, для кого она печет все эти сласти - отец был не таким уж сладкоежкой, а Терре заходил далеко не каждый день. Он думал поначалу, что для соседских ребятишек, по старой памяти. Но сейчас он понял, что все это было для него. На случай, если он зайдет.
Ему отчаянно захотелось прикоснуться к ней в последний раз. Обнять ее. Он знал, что это невозможно. Невозможно.
Могила вздрогнула и с глухим хлюпаньем осела на пару ладоней.
- Терре! - ахнул Йолранир. - Что ты делаешь?!
Терре был изумлен не меньше.
- Это не я! - крикнул он.
Он встал на колени, прямо в грязь, в свою стихию, и погрузил ладони в жидкое месиво. Потянулся вниз, к матери, и ощутил под своими руками ее останки.
- Земля проломила доски, - сказал Терре. - Гроб сломался.
Он продолжал шарить руками в земле, и на секунду Йолранир готов был поклясться, что увидел под его пальцами лицо матери. В следующий момент руки Терре смяли шмат грязи, и наваждение пропало. Но затем он повернулся к Йолраниру с таким странным выражением лица, что подозрения вспыхнули в том с новой силой.
- Я знаю, что нужно делать, - сказал Терре.
Он поднялся и пошел прочь.
Прошло больше полугода, прежде чем он вернулся. Уже начинало подмораживать. Лужи за ночь то и дело покрывались тонким слоем льда. И вот в одно такое утро в дверь Йолранира раздался стук.
На пороге стоял Терре. Он, казалось, совсем не изменился, только в уголках глаз затаилось странное выражение, отчаянное и слепое, словно избранный путь его держался только на уверенности в своей правоте, и ни на чем ином.
- Пойдем со мной, отец, - сказал Терре, кривя губы. - Ты достоин увидеть это первым. И поесть захвати, путь неблизкий.
Он дождался, пока отец соберется, развернулся и быстрым шагом пошел прочь. Йолранир едва поспевал за ним. Вскоре стало ясно, что они идут на кладбище. Там, на могиле матери, Терре повернулся и некоторое время смотрел на отца, будто сомневаясь в чем-то, собираясь с духом. Йолранир ничего не говорил. Он доверял сыну. Хотя ему было немного страшно.
Тогда Терре снял ботинки.
Отец, много раз видевший сына за работой, забеспокоился.
- Терре, что ты делаешь? - спросил он, и не получив ответа, испугался еще сильнее. - Терре! Что ты творишь?! Перестань, Терре!
Но Терре лишь ухмыльнулся - широко и немного безумно. А затем пошел дальше, уходя от города к холмам на горизонте.
Йолранир не понимал, что происходит. Он догадывался лишь, что это что-то странное, неправильное, нарушающее привычный ход вещей. Он следовал за сыном, и душа его сжималась в тревоге и беспокойстве.
А Терре шел вперед, и за ним под землей струилась его мать. Прочь от города двигались пласты известняка из ее тела, колчедана из ее крови, магнетиты и фосфаты, вода и глина, песок и камни, все, что впитало ее тело после разложения, в чем оно растворилось, ползло вслед за ним, незримо и неотступно. Этой весной земля по собственной воле сломала хрупкие доски гроба, чтобы побыстрее добраться до ее тела. Зачем, если не для того, чтобы дать ему строительный материал.
Терре желал не просто создать памятник, достойный матери. Он хотел сделать так, чтобы она поселилась в нужном ему месте навсегда, и вдохнула душу в то, что считалось неживым. Он шел и улыбался. И от улыбки этой у его отца холодело сердце.
Вскоре на горизонте показался город. Странно, думал Йолранир, здесь ничего раньше не было. Хотя место неплохое. Город был очень красив, но странен, и подойдя поближе, отец Терре понял, почему. Он был недостроен, совсем чуть-чуть. Каждому зданию немного не хватало чего-то, либо крыши, либо стены. Какие-то и вовсе стояли, будто притопленные в земле. Зачем это нужно было Терре, который никогда не бросал работу на полдороге, Йолранир не знал.
- Я назову его Тонмарти, - сказал Терре, когда они подошли вплотную. - Город Марты. Пройди со мной по его улицам!
Башня по его правую руку заскрипела и вытянулась во весь рост, и на верхушке ее засиял флюгер. Что-то знакомое почудилось в нем Йолраниру, и мгновение спустя он понял, что его изгибы напоминают узор на старой подушке, которую Марта вышила к рождению Терре. Он потряс головой. Через год подушку случайно сжевала соседская коза, и ее пришлось выбросить. Терре не мог запомнить узор на ней.
Или мог?
Они шли, и город достраивался вокруг них, завершался, принимал окончательные черты. И везде Йолраниру чудилась его жена. Завитки на чугунных воротах напоминали ее волосы. Окна домов сдвигались так, что превращались в ее глаза, когда она смотрела задумчиво, чуть прищурившись и наклонив голову. Кружева на подоле ее любимого платья превратились в бордюр небольшого пруда, в котором плавали лебеди. Он поднял глаза и увидел ангелов на крышах, у которых было ее лицо.
Только теперь он понял, догадался, что сделал его сын. Он пытался понять, правильно это или нет, и не мог этого сделать. Марта была вокруг него, в каждом доме, в каждом столбе, в каждом камне под ногами была его частичка. Она помогла Терре закончить этот город, без нее он никогда бы не существовал.
Йолранир заплакал. Но тут же подул мягкий ветер, который высушил его слезы, и взъерошил волосы Терре. Тот обернулся, и на мгновение показалось, что он так и остался нескладным юнцом, который стеснительно прощался, уходя с Рикой на свидание.
К вечеру они обошли почти весь город.
- Тебе понравилось? - спросил Терре, когда они вернулись к лебяжьему пруду.
Отец кивнул.
- Мне надо идти. У меня осталось незаконченное дело. Ты приведешь сюда жителей?
Отец снова кивнул.
- Хорошо, - сказал Терре.
На рассвете он ушел.
Работы на другом берегу оставалось еще на пару недель, когда к городу прискакал очередной гонец. Он пробежал по новенькому, с иголочки, мосту и вручил письмо мастеру-строителю.
Горожане насторожились. Они помнили, что в прошлый раз после такого письма мастер Теракир ушел и не возвращался без малого год. А вернувшись, вторую часть города сделал совсем другой, воздушной и печальной, как солнце над утренним туманом. По эту сторону реки не хотелось работать или праздновать. Здесь хотелось говорить друг с другом, или сидеть молча, покуривая трубку и глядя на спокойные речные воды, скованные сейчас льдом.
Терре прочел письмо. Нахмурился. Походил с места на место. Прочел еще раз. Тихонько выругался сквозь зубы.
- Ничего особенного, - сказал он тревожно молчавшим горожанам. - Подождет.
Но с этого момента он заторопился, и едва закончив работу, ускакал в метель, поднимая плащом маленькие снежные вихри.
Соседнее государство, Аггиан, объявило им войну. Сразу по нескольким городам нанесли они удар, но большинство из них, построенные еще старыми мастерами в смутные времена, были достаточно крепки, чтобы выдержать осаду.
К счастью, или к сожалению, Терре жил в мирные времена. Он строил города не для войны, а для спокойной жизни. Их сложно было защищать, у них практически отсутствовали стены, а рвы были неглубокие, декоративные. Кроме того, Тонмарти наверняка не успели заселить. Отец писал, что в Тонмарти успели отправить гарнизон, однако достаточен ли он, чтобы противостоять неприятельскому войску, Терре не знал.
Тонмарти встретил его полуразрушенными башнями, закопченными стенами, подернутыми инеем, и большой армией из столицы, расквартированной в остатках города.
- Твой отец сражался, как герой, - говорил словоохотливый толстый генерал. - Он стал частичкой нашего успеха. Его доблесть стала примером, на которую равнялись остальные. В немалой степени благодаря ему мы нанесли аггианцам сокрушительный разгром, выбили их из города и далеко отогнали. Кем он был, твой отец? Не иначе, как доблестным воином на пенсии.
- Нет, - сказал Терре. - Он был обычным корабелом.
- Удивительно. Такие люди нужны в моей армии. К сожалению, в последнем большом столкновении в твоего отца попали три стрелы. Он не выжил.
- А остальные?
- Здесь больше никого не было. Мы и не знали, что здесь стоит новый город. Йолранир лично прискакал во дворец с вестью о том, что его заняли неприятели. Ты бы оповещал людей, мастер Теракир. Хотя, может и хорошо, что здесь не было жителей. Можно было с врагами не церемониться.
Отец не захотел уходить из города, подумал Терре. Даже на несколько дней. А может быть, не захотел делить этот город с другими людьми, позволять чужим сапогам топтать его мостовую, спать на его кроватях, целоваться на его балконах. Как он не подумал об этом раньше? Нельзя делиться своей душой ни с кем, говорил учитель Мастале. Старик все знал.
- Вы здесь надолго? - спросил Терре бесцветным голосом.
- Нет, - сказал генерал. - Мы уже отдохнули, как следует, и готовы гнать неприятеля дальше. А ты, наверное, хочешь восстановить город? Красивый, мне нравится. Только стены сделай, а то город захватить - раз плюнуть. Все-таки надо рассчитывать, что мы наши города будем защищать, а не отвоевывать, да?
Генерал весело подмигнул. Терре ничего не ответил.
Он не проронил больше ни слова, наблюдая, как снимается на следующий день армия, как уходят последние шеренги солдат. Потом он отошел чуть поодаль от руин Тонмарти, лег на снег и стал смотреть на солнце. Он вспоминал последние слова учителя Мастале о том, что за свои ошибки приходится платить. И лучше всего исправить их, пока не поздно.
Город рядом с ним вздрогнул и начал опускаться вниз. Замерзшая земля с треском взорвалась, вздымая облака колючих осколков, присыпавших Терре. Он лежал недвижимо, но земля, послушная его воле, поглощала воздвигнутые им дома, этаж за этажом, ангел за ангелом. Его мать возвращалась туда, где должна была оставаться навсегда. И на этот раз ее муж сопровождал ее. Навсегда.
Когда все было кончено, он долго лежал, закрыв глаза. Он чувствовал, как земля зовет его. Чуть поддайся - и отправишься гулять по улицам своей матери, как отец.
- Не сейчас, - сказал вслух Терре.
Он встал. Отряхнулся. Подозвал коня.
У него осталось еще одно незаконченное дело.
Позже про это напишут не одну картину - как человек вышел против целой армии. Он не сражался, нет. Очевидцы говорили, сжимаясь не то в страхе, не то в благоговении, что битвой это столкновение назвать было нельзя. Но не потому, что человек не может сражаться против армии. А совсем по другой причине.
Мастер-строитель Теракир Важенци неприятельское войско, казалось, просто не заметил.
Он вышел к левому, горному флангу империи Аггиана, и несколько минут стоял, размышляя. Босой оборванец в старом залатанном плаще. Солдаты разглядывали его, посмеиваясь, показывали наколотое на шпаги мясо, жестами приглашали выпить. Затем один из сотников приказал пустить в него стрелу не целясь, авось тот определится, чего хочет, наконец.
Стрела просвистела в нескольких шагах. Терре очнулся и пошел в сторону моря. А по левую руку от него вдруг сама собой из земли выросла стена. Она вытянулась с одной стороны до самых гор, а с другой - держалась рядом со своим хозяином, будто верная собака.
Когда сотник понял, что нужно как-то остановить Терре, стена вымахала уже в три человеческих роста. Сообрази он немного раньше, возможно, лучники могли бы достать Терре, но теперь было уже поздно. Оставалась кавалерия, которая срочно метнулась вдоль стены. Всадники без труда обогнали медленно шагающего Терре, и вышли ему навстречу.
Выжившие - а их было немало, с пленниками Аггиана обращались мягче, чем они того заслуживали - рассказывали потом, что мастер-строитель был совершенно спокоен. Пожилой, уставший человек, который равнодушно смотрел, как увязают и спотыкаются в расползающейся земле лошади, как вылетают из седел наездники, как пытаются достать его шпагой или хлыстом. Он просто не реагировал на них, шел вперед, а за ним шла стена, и чудилось, что она уже стала выше неба.
Когда врагов стало слишком много, земля обрушилась по обе стороны мастера-строителя, оставив узкую тропинку. Терре не обратил на это внимания. Он даже не очень понимал, чье это желание - его собственное, или стихии, которая тщательно его оберегала. Два глубоких канала, куда проваливались люди, лошади, колесницы, образовали будто вторую стену, по гребню которой он шагал, и тянул за собой такую же преграду, только в тысячу раз больше.
Так шел он много дней. Его пытались остановить не только неприятельские войска. Толстый генерал, возжелавший славы и победы, пытался остановить его, схватить, несколько раз посылая солдат. Но тщетно. Когда же Терре дошел до моря, вода хлынула в каналы, и вдоль всей границы с Аггианом протянулся огромный ров. В нем растворилась узкая полоска земли, по которой шел Терре. Сам он при этом исчез, и долгое время считался утонувшим.
* * *
После создания Стены мастер Теракир Важенци возвел только один город. Сегодня он известен, как Индрени - город радужных фонтанов, город перемирия, самое удивительное среди творений мастеров-строителей всех времен.
Если не считать чудеса самого Индрени, коих имеется в достатке, с фактом его появления связаны еще две загадки мастера Теракира.
Известно, что Важенци прожил долгую жизнь. Хотя ни место, ни время смерти его неизвестны, по меньшей мере два десятка лет он прожил за Стеной. Но за это время он не создал ни одного города. На этот счет есть несколько мнений. Возможно, его силы иссякли при создании Стены. Возможно, сама земля перестала разговаривать с людьми, так как после Важенци не появилось ни одного сколь-нибудь искусного мастера-строителя, и вскоре людям пришлось учиться возводить дома самостоятельно. Правда, Индрени не очень хорошо подходит под обе эти версии. Возможно, наконец, что Важенци просто надоело строить, хотя считается, что это примерно то же самое, как если бы обычному человеку надоело дышать.
Кроме того, даже самые верные почитатели таланта Важенци утверждают, что он не мог построить Индрени менее чем за год. Слишком уж огромен и сложен этот город, не чета Стене, монолиту из песка и глины. Однако нет ни одного свидетельства о том, что его видели за работой. Город просто появился в этом месте, а когда и как, рассказать никто не мог. Возможно ли сохранять постройку такого размаха в тайне? Или произошло невероятное, и город действительно появился за месяц, или даже еще быстрее? Никто не знает.
* * *
Слухами полнилась страна, слухами о Стене, и о человеке, который возвел ее. Слухи утверждали, что в этом человеке не менее трех метров роста, на голове у него диадема, сверкающая драгоценными камнями, а на плечах - плащ, что переливается созвездиями и магическими формулами. Лишь на ногах у него ничего нет.
Поэтому, когда Терре вернулся домой, никто не узнал его. Его серебряный висок ничем не выделялся на седой голове, ноги были обуты, а в руках он держал старую палку. Его узнала только Рики, у чьих ворот он стоял, в простой холщовой рубахе, и с котомкой за спиной.
- Что, земля больше не слушает тебя, - с деланным равнодушием спросила она.
Терре покачал головой.
- Я больше не слушаю ее, - ответил он.
Рика посмотрела на его обувь, на толстые подошвы, немыслимые для мастера-строителя, и взгляд ее смягчился.
- Входи, - сказала она.
Он вошел. И остался надолго.
Муж Рики погиб в войне с Аггианом, как и младший сын. Старший сын, и обе дочери давно нашли себе новый дом, и Рика жила одна. Ткала, вышивала, носила на рынок излишки с огорода. На жизнь хватало.
Поначалу Терре помогал ей, насколько хватало умения. Но затем он понял, что кроме силы, добровольно отвергнутой, у него остались знания, которые можно пустить во благо. Он рассказывал горшечникам, где взять самую хорошую глину, и как ее отличать. Учил кузнецов, сколько и какой руды добавлять в плавильню, чтобы сталь, когда надо, была гибкой и ковкой, или твердой, или упругой. Он искал в окрестностях плодородную землю, чтобы разбить на ней сливовый сад, или пшеничное поле.
Когда один из кузнецов принес ему в подарок кинжал ручной работы, Терре, недолго сомневаясь, попросил разрешения продать его. Кузнец, подумав, добавил кошель с монетами, но кинжал попросил не продавать.
- Пусть он напоминает тебе обо мне, и наводит на мысли, как еще улучшить мое дело, - сказал он.
Так, год за годом, постепенно дом Рики наполнился удивительными вещами, диковинной утварью и оружием, кувшинами и коврами, картинами и статуэтками. Еда в нем не переводилась никогда. И хотя соседи Рики были не из бедных, ее дом вызывал у них зависть.
Возможно, кто-то из них, узнав таки в седом всезнайке бывшего мастера-строителя, донес об этом верховному правителю. Поскольку однажды Рике нанес визит вежливости сам главный воевода. На вопрос, не является ли он великим Теракиром Важенци, Терре не стал отнекиваться. Он с самого начала не очень верил в то, что спрячется навсегда.
Обменявшись учтивостями, воевода сказал, важно поглаживая усы:
- Пришла пора, мастер Теракир, нанести ответный удар. Сейчас мы сильны, как никогда. А вот Аггиан, напротив, переживает не лучшие времена. Это наш шанс захватить его полностью.
Терре молчал. Он не хотел ничего отвечать.
- Нам мешает твоя Стена, - продолжил воевода. - Разрушь ее. И мы поведем войска на Аггиан!
- Нет, - спокойно сказал Терре.
- Что значит "нет"?! Для мастера-строителя самое простое - разрушить то, что создал!
- Точно так же, как для воина самое простое - убить. Нет. Стена была возведена не для того, чтобы не могли напасть на нас. А для того, чтобы не могли напасть ни на кого.
Ни капли учтивости не осталось в голосе воеводы.
- Мастер Теракир, - отчеканил он. - Если это твой окончательный ответ, знай, что его можно приравнять к измене! Подумай, прежде чем отвечать! Ты разрушишь стену?
- Нет, - в третий раз повторил Терре.
Воевода встал и вышел, хлопнув дверью.
Рика, которой запретили присутствовать при разговоре, вошла и села напротив, тревожно глядя на Терре.
- Пришла пора мне уходить, - сказал тот, улыбаясь, словно бы ничего не произошло.
- Останься, - сказала она. - Может быть, все обойдется.
- Нет, не обойдется. Но если ты просишь, я останусь. Я не боюсь их. Есть только один человек, которого я боюсь.
Рика не стала спрашивать, кто этот человек.
Она знала.
На рассвете в дверь забарабанили закованные сталью кулаки. На пороге стояли солдаты. Один из них объявил, что Теракир Важенци, бывший мастер-строитель, обвиняется в государственной измене и подлежит отправке в тюрьму.
- Подождите, я обуюсь, - сказал Терре.
Но ему не дали сделать этого. Его взяли за шиворот и вытолкали взашей
Терре шел по грунтовой дороге, подгоняемый тычками древка, и пытался изо всех сил не говорить с землей.
Она звала его. Она почуяла его босые ноги, и звала, обещая сделать для него все, предлагая невиданное могущество. Земля никогда не забывала и никогда не бросала того, с кем однажды сроднилась. Она просила, сулила, подсказывала. Терре достаточно было подумать, и все эти латники провалились бы в такие глубины, откуда их никогда и никто бы не достал. Он мог получить от земли доспехи в сотню раз прочнее, чем у латников, а все их железо превратить в прах одним движением мизинца.
Он мог все. И боялся только одного. Что ему не хватит воли отказаться.
Потянулись долгие дни в темнице. Поначалу его тревожили каждый день, увещевали, уговаривали, затем начали пытать. Пытки, особенно каленым железом, Терре переносил тяжело, порой он едва удерживался, чтобы не сравнять тюрьму до основания случайной мыслью.
Потом к нему стали приходить все реже. Стражники были чем-то обеспокоены, осунулись, еду приносили через раз. Что-то происходило по ту сторону решетки. Но Терре было все равно.
Через три месяца после заточения его вызвали к верховному правителю.
- Не буду ходить вокруг да около, Теракир, - гулко сказал правитель. - Верни воду в колодцы, иначе тебя казнят.
- Что? - не поверил Терре. - Это не я. Я никогда бы этого не сделал! Это же мой народ!
- Кроме тебя, некому.
- Но это не я!
- Меня не интересует, кто, - сказал правитель. - Если вода не вернется в колодцы, тебя казнят. Уведите его.
Долго думал Терре, что ему делать. Долго сомневался. А затем впервые за много лет потянулся вниз, в землю, узнать, что происходит. И увидел, что она в ярости. Она чувствовала его боль, она знала, что причиняет ее, и требовала отпустить принадлежащего ей человека, как умела.
Колодцы высохли. Вода ушла из земли настолько глубоко, что даже дно их покрылось трещинами. Стояла осень, и большую часть урожая успели убрать, но часть погибла, и в будущий год стране придется потуже затянуть пояса. Если, конечно, они где-то найдут воду. Сейчас ее брали из реки, но та уже обмелела настолько, что ее везде можно было перейти вброд.
Терре стучал кулаками, требовал у стражи, что его нужно немедленно выпустить, что его нельзя трогать, иначе будет только хуже. Кто-то злился на глупые шутки, кто-то смеялся над ними. Никто не верил. В конце концов, правитель вызвал его еще раз, объявить завтрашнюю казнь, и лишь презрительно скривился в ответ на увещевания Терре, сказав, что это слишком жалкая попытка сохранить себе жизнь.
Выхода не оставалось.
Ночью Терре разулся и встал у стены. Та немедленно разрушилась, образовав аккуратный проем. Точно так же он прошел внутреннюю и внешнюю стены, и пошел к Рике, сторонясь постов и стараясь быть как можно незаметнее.
На месте дома Рики он нашел только сгоревший остов.
Он обратился к земле снова. Кувшин из искристой глины, которую он разыскал у отмели в пяти верстах от города, обнаружился на полке в соседнем доме. Там же висел первый подаренный ему кинжал. В трех окрестных домах он увидел почти все, что принадлежало им с Рикой, и было сделано из глины, металла, камня или стекла.
Он потянулся дальше, шире, он накрыл весь город, молясь о том, чтобы не найти то, что ищет. Но он нашел. На кладбище. Ее все-таки кто-то похоронил. Она сгорела вместе с домом, обуглилась настолько, что нельзя было узнать. Никому, кроме него.
В другое время она бы выжила, думал он. Тратить воду в засуху, чтобы погасить пожар, слишком накладно. Да и негде ее взять. Дом Рики стоял на отшибе, до реки было слишком далеко. Она бы выжила. Но дом грабили до пожара, и если она была дома...
Он запретил себе об этом думать.
На следующий день простые люди обнаружили доверху наполненные колодцы. Соседи Рики - кучи гнилья и пыли на месте всех своих инструментов, драгоценностей и припасов. А солдаты - дыру в стене тюрьмы. Теракир Важенци, бывший мастер-строитель, пропал.