Аннотация: Написан в 2018 году на конкурс "Рваная Грелка" (финал). Тема: "Мир без пресной воды".
Гаврила осторожно потрогал макушку. Приёмник Этерны сидел крепко, отзываясь на касания лёгкой щекоткой. От него шли вперёд и вбок два тонких, едва прощупываемых проводка, утолщения под кожей, уходящие внутрь черепа спустя сантиметров пять.
Он посмотрел в зеркало. Несмотря на короткую стрижку, бугорок был практически незаметен. Хорошо. Не хотелось привлекать внимание.
- И когда начнётся запись? - спросил Гаврила.
- Она уже началась, - ответила голограмма, сексапильная девушка в строгом деловом костюме.
- А если у меня случится что-то грустное за это время? Сами понимаете, прощания, всё такое.
- Не беспокойтесь, - пропела голограмма. - Этерна собирает только положительные эмоции. На вашем чипе есть полная информация, можете почитать о принципах её работы. Но в случаях форс-мажора всегда есть стандартные слепки реальности...
- Да-да, я слышал. Я не хочу.
- Это на крайний случай, - ободряюще улыбнулась голограмма. - Они требуются крайне редко.
Гаврила кивнул и вышел на улицу.
Уже стемнело. Мимо катились машины, одна за другой, помигивая разноцветными огнями. Шёл дождь. Вода попадала на Этерну, и та снова начала щекотаться.
В голову сами собой заползли привычные сомнения. Может быть, отказаться? Ещё не поздно. Он и заявку-то на полёт подавал, будучи уверенным, что ничего ему не светит. А тут вдруг нате, пожалуйста. Молодость оказалась предпочтительнее научных заслуг.
Зачем ему чужие звёзды?
Гаврила запрокинул голову и подставил язык под солёные капли, размышляя, есть ли на далёкой планете дождь.
Он любил дождь.
К полудню следующего дня он уже сидел на квартире Амадея в ожидании репетиции.
В состав группы Гаврила формально не входил. Являлся, так сказать, приближённым лицом и первым критиком. К тому же именно здесь он познакомился с Женькой. Поэтому с группой он стал одним целым, и его присутствие на репетициях воспринимали, как должное.
Гаврила скинул Амадею стихи, и у того перед глазами заскользили зеленоватые строчки. Губы вокалиста зашевелились. Пока безмолвно. Для Ури, который принципиально не ставил себе коллиматоры, Гаврила принёс бумажку с текстом.
- Я не представляю, как это петь, - пробурчал Ури, быстро просмотрев её.
К счастью, Ури не нужно было "это петь". А сыграть он уже сыграл, причём бесподобно. Гаврила надеялся, что это станет одной из лучших песен группы. Главное, чтобы текст понравился.
Обычно лирику для группы писал сам Амадей. Но иногда случалось, что он просил Гаврилу, по каким-то собственным, ему одному ведомым причинам. Впрочем, чутьё вокалиста никогда не подводило. Песни Гаврилы регулярно становились хитами.
Остальные ещё не подошли. Скоро подтянется клавишница (то есть Женька), басист и ударник, и здесь начнутся хаос, грохот и матюки. Гаврила заикнулся однажды, что в виртуалке было бы удобнее, соседи бы не жаловались, и прочее. Но на него посмотрели с таким непониманием, что он заткнулся. Хотя Женька тоже поддакивала, что саунд слишком громкий, но Гаврила знал, что она лукавит, он помнил, как горят её серые глаза среди надрывающихся концертных мониторов и светомузыки.
И теперь ему очень хотелось узнать, что музыканты сделают с его песней.
Амадей кивнул. Манерно махнул в сторону Ури.
- Давай вдвоём прогоним, попробуем.
Тот подтянул поудобнее свою знаменитую гитару с крестами вместо флажолетных кружков. Взял первые аккорды. И тогда Амадей запел.
Мой ангел
Меня несёт солёная река
Звезда с холодной высоты
Взирает строго
Вокруг безразлично плывут облака
И потерялась среди них
Моя дорога
Иду среди автомобильных огней
Есть ли что-то важней?
Спроси у бога...
Гаврила сидел с открытым ртом. Он представлял себе песню совсем не так. Амадей то частил, то растягивал слова, его голос взмывал вверх там, где, казалось, нужна была монотонность, и слова слились с музыкой, превратились в искусство, в шедевр, в отмычку человеческой души.
Гитара издала финальный залихватский перебор и затихла.
- Супер! - выдохнул Гаврила.
- Да, вроде неплохо получилось, - сказал Амадей. - Ури, как считаешь?
- Сойдёт, - буркнул гитарист. - С ритм-секцией круто будет. А остальное где?
- Пока не придумал, - сказал Гаврила. - Никак слова не приходят нужные.
- Если на этой неделе придут, сможем её на концерте сбацать в понедельник, - сказал Амадей. - Отличный размер, нестандартный, мне нравится.
- Жаль, я не услышу, - улыбнулся Гаврила. - Уже буду в заморозке.
- Ах да, ты же улетаешь. Мы тогда специально для тебя её запишем. А название у неё есть?
- Названия нет пока. Вот когда доделаю... Стоп! Не надо записывать. Вы её просто сыграйте для меня. А у меня потом вот эта штука, - Гаврила постучал по еле заметному бугорку Этерны, - её обработает, как будто вы её на концерте...
Пискнула входная дверь, которую Амадей оставил открытой. Гаврила выглянул. Там стояла Женька. Она уже поставила клавиатуру в угол, и теперь воевала с новым модным зонтиком, который никак не хотел стягиваться в тонкую трубочку. Увидев Гаврилу, она подпрыгнула от радости, подскочила и приникла к нему солёными от воды губами.
- Ты вся мокрая! - чуть погодя рассмеялся Гаврила. - Давай я тебя научу им пользоваться. Самой же все отстирывать придется...
Он показал на зонтик, из которого все ещё торчал уголок яркой полимерной ткани. Но Женька, не обращая внимания на его слова, выдохнула:
- Ты написал?! Написал, да?
- Не все. Только часть. Но парням вроде понравилось.
Она снова запрыгала, захлопав в ладоши, и потащила Гаврилу в комнату с криками "сыграйте ещё раз, ну сыграйте, не будем этих ждать". В ответ проворчали, мол, играли только что, смысла нет, лучше с ритмом, она и так клавишный рисунок назубок знает, незачем. И так далее, и тому подобное.
Конечно, они сыграли ещё раз.
Утром сломался чайник.
Чайники ломались регулярно. Гаврила забывал их чистить от соли, которая в изобилии откладывалась на стенках. Прихлёбывая едва тёплый солёный кофе - пытаться растворить в нем сахар Гаврила не рискнул - он ещё раз пробежался по недописанным строчкам, стёр половину и вздохнул. Сделал себе пометку купить новый чайник.
Настало время ехать к родителям.
Дождь все не прекращался. Гаврила уютно устроился на заднем сиденье такси, сообщил автопилоту адрес, и тот повёз его прочь из города, туда, куда прогресс едва только начинал проникать, и все его влияние заключалось лишь в том, что дома с заборами стали полимерными. Да и то, старый деревянный сарай все ещё стоял, возвышаясь над теплицами, и Гаврила с удовольствием вспоминал, как валялся на сене, и прикидывал, хранится ли оно там до сих пор.
Он отослал такси, так как не знал точно, когда будет возвращаться, и пошёл вдоль раскисшей обочины по тонкой полосе неровно уложенных плит. Сунул руку в потайное место, где располагался рычажок, отпирающий калитку, и обнаружил, что та уже открыта.
Его ждали. Можно было предположить.
Мать заметила его через резные стекла веранды, засуетилась, и скорее всего, кликнула отца, поскольку встречали они его на крыльце уже вдвоём.
- Утвердили тебя? - спросил отец.
Гаврила кивнул и показал на шишку в самом центре головы.
- Как здорово! - воскликнула мать и неестественно громко засмеялась.
- Просто замечательно! - поддержал отец. - Надо отпраздновать!
Гаврила подозрительно посмотрел на родителей. Он ожидал чего угодно, но только не этой вот фальшивой радости с энтузиазмом. Но в следующую секунду он понял.
- Вы что, начитались, как работает Этерна? - спросил он.
- Да о ней и читать не обязательно, - смутился отец. - О ней и так все знают.
Гаврила расхохотался, широко раскинул руки, и обнял родителей, удивляясь в который раз, какими они стали маленькими. Он хорошо помнил то время, когда сам спешил в их объятия от страшной собаки, или овода, или ещё какой неприятности.
- Да вы поймите, что она все равно найдёт положительные эмоции! - воскликнул он. - Причём искренние. Не надо их прятать! Давайте погрустим, если хотите. Или порадуемся - нечасто сыновья в другой мир улетают, правда же? Гордиться надо! Чего хотите, делайте. Вы поймите - она вас сейчас запоминает. Для меня!
Родители переглянулись, и мать вдруг разрыдалась. Гаврила обнял её снова, улыбаясь, прижимая к себе хрупкие плечи, похлопывая по цветастой ткани халата на спине.
- Ну, тогда давай выпьем, - сказал отец. - Тебе же можно? Там, небось, нельзя будет. Мать огурчиков недавно закатала, попробуешь заодно. Ты обалдеешь, никогда таких не ел!
И он выставил вперёд большой палец.
- Соли решила не добавлять совсем, - добавила мать, деловито вытерев глаза передником, - посмотреть, как получится. Ничего вроде, есть можно.
- Выпьем, - сказал Гаврила. - Но попозже. Покажи мне всё. Я тут месяц не был, наверное. Ты карпов разводить вроде хотел, получилось у тебя?
- Конечно! Вот такие выросли! - Отец раскинул руки в стороны, но встретив укоризненный взгляд сына, усмехнулся: - Ну, может, немного поменьше. Но большие. Пойдём, покажу!
Они смотрели карпов, которые действительно оказались весьма упитанными. Они долго ковырялись в виноградной лозе, пытаясь найти спелые грозди, и отец таки сорвал одну - кислую, недозрелую - но они умяли её, сидя на старой деревянной лавке. Они пили текилу, закусывая нежными солёными огурчиками, которые действительно получились в самый раз, и отец жаловался, что у соседа сломался опреснитель, и тот перестал гнать самогон, "чистый, как слеза". А потом уже сам Гаврила объяснял родителям, как работает Этерна, и зачем она нужна - мозг нельзя заморозить полностью, он должен работать, и для этого на время полёта в него загружают крутящийся по кругу слепок памяти последних дней, воображаемый мир, сотканный из самых светлых воспоминаний.
А потом снова пошёл дождь, и Гаврила таки залез на второй этаж сарая, под низкую, покрытую белыми солевыми разводами крышу, где всё ещё хранилось сено, и сонно лежал там, слушая, как барабанят по металлу капли. Он думал, что нужно как-то заставить Этерну всё это запомнить - и обманчиво-глуповатую улыбку отца, и серьёзный взгляд матери, и звуки дождя, и запах сена, и даже то, как шерохаются за стенкой курицы, и как исчезает в тёмной воде хвост огромной рыбы. И в голове слова сами собой складывались в строчки...
Мой ангел
Я тихо погружаюсь в глубину
Надеясь в мёртвой темноте
Забыть тревогу
О том, что всякий раз, когда я засну
Встаёт ещё один фантом
У моего порога
Молчат, ожидают, стоят за спиной
Что будет со мной?
Спроси у бога
Он гостил у родителей несколько дней, ходил на рыбалку, по грибы, и даже починил соседу опреснитель. Но потом его выдернул из полуденной дремоты звонок.
- Приветствую, - прозвучал во внутреннем ухе вкрадчивый голос Амадея. - Ты, случайно, не знаешь, где сейчас Евгения?
- Нет, - ответил Гаврила. - Я у родителей за городом.
- Дело в том, что она не пришла на генеральную репетицию вчера. Она знает партию, это не страшно, не в этом соль. Нам играть сегодня. Это важнее. И она, ясное дело, не отвечает на звонки.
- Я еду, - сказал Гаврила коротко.
Словно пёс, он шёл по следу воспоминаний о странных местах с изнанки мира, по которым она вела его когда-то, импульсивная, своенравная и взбалмошная. Её не было ни в сырых дебрях ботанического сада, ни в скрипящих цехах полуразрушенного завода, ни в заброшенном трамвайном депо. И только когда такси по его слову свернуло к старому мосту через железную дорогу, он увидел стоящую у перил фигурку.
Он оставил такси ждать у подножия моста.
Женька не дождалась, пока он подойдёт ближе.
- Когда ты собирался сказать мне?! - крикнула она.
В следующее мгновение все вокруг заполнил рёв поезда, летящего под ними. Огромный скоростной червь за секунды умчался прочь, унося в своём чреве тысячи людей.
Гаврила ощутил укол совести. Он собирался. Но никак не подворачивалось удобного случая.
Он боялся, признался он сам себе. Просто боялся и всё.
- Прости, - сказал он.
- Ты гуляешь не пойми где, - кричала она. - Собираешь воспоминания. Да?! А я, может, тоже хочу воспоминаний! У меня, может, других воспоминаний и не будет никогда!
- Будет, - сказал он. - Ты же знаешь, что будет.
Она легко прыгнула на перила моста, балансируя над пропастью. Он нахмурился. Если она упадёт, силовые поля подхватят её и не дадут разбиться - но только если внизу не будет в это время проезжать поезд.
- Тебе нужны положительные эмоции! - продолжала Женька. - Сейчас я тебе их устрою! Эта твоя электронная дрянь вытащит счастливые мгновения из любого события, да? Даже из такого?!
Вдалеке послышался рёв очередного червя.
Гаврила не выдержал и бросился к ней. Ветер взметнул светлые волосы. Женька взмахнула руками, упала с перил...
...прямо в его объятья.
И разрыдалась.
Он обнял её, и она помедлила несколько секунд, прежде чем вырваться и отойти к перилам. Что-то крикнула, но шум поезда заглушил все посторонние звуки. Гаврила на всякий случай пожал плечами, и тогда она медленно пошла прочь, поминутно сморкаясь в быстросохнущий платок.
- Жень, - он тронул её за плечо.
- Отстань!
- Не плачь!
- Тебе какое дело?!
- Как это какое? Мне с этим несколько лет жить, - весело сказал Гаврила.
Она развернулась и возмущённо посмотрела на него, явно собираясь что-то сказать. Но он опередил:
- Представляешь, что будет, если ты продолжишь плакать? Эта штуковина, - он постучал по макушке, - всё ведь запоминает. Она использует всю информацию, так или иначе. Я читал инструкцию. И я буду жить в мире, где вместо воды только твои слёзы. Дождь, реки, водопады - всё только из них. Представляешь, как в этом мире будет сложно!
Она недоверчиво смотрела на него.
- Из-под крана тоже, - добавил он.
- Ну и что? - буркнула она.
- Как это что? Они же солёные! Ты представляешь, как сложно чайник будет кипятить?! Сколько там будет накипи? Через несколько дней можно выбрасывать!
- Какая тебе разница. Все равно же виртуальное все.
- У меня будет несколько лет каждый день ломаться чайник. Тебе меня не жалко?
- Зато суп можно не солить.
- Это тема! Огурцы можно сразу закатывать!
- Выражение "чистая, как слеза" приобретает новый смысл!
- Текилу можно без соли пить!
- И никакого насморка!
Она уже смеялась. И он смеялся вместе с ней. И ему казалось, что это самый счастливый момент в его жизни.