Два народа будут сражаться друг с другом, но только один из них одержит победу
Старинное предсказание
Предсказания - дело древнее и уважаемое. Уже первобытные люди вопрошали своих шаманов, будет ли исход охоты или войны благоприятным. Оракулы дельфийской пифии влияли на судьбы целых городов и народов. Библейские пророки давали своим предсказаниям стопроцентную гарантию, ведь они шли непосредственно от Бога! И сегодня, несмотря на общий скептически-атеистический zeitgeist, мы с живейшим интересом относимся ко всему, что может рассказать нам о будущем. Начиная от "встречу ли я девушку своей мечты" и заканчивая "когда люди будут жить по 200 лет". И если с первым вопросом еще по старинке идут к гадалке или астрологу, то со вторым теперь можно обратиться к специальному ученому - футурологу.
Истоки футурологии (или прогностики) можно найти в сочинениях ученых конца XIX - начала ХХ века: "Германия в 2000 году" (1891) Георга Эрманна, "Предвосхищения" (1901) Герберта Уэллса, "Дедал, или Наука и будущее" (1924) Джона Холдейна. В 70-80-х появилась целая плеяда именитых футурологов: Э. Тоффлер ("Шок будущего", 1970), Дж. Нейсбитт ("Мегатренды", 1982), Ф. Фукуяма ("Конец истории и последний человек", 1992). Но все же настоящим отцом футурологии, ее теоретиком и практиком, и одновременно ее беспощадным критиком я хочу назвать Станислава Лема, польского писателя-фантаста, умершего в 2006 году. В двух капитальных трудах: "Сумма технологии" (1967) и "Фантастика и футурология" (1970) он сформулировал основные вопросы футурологии и дал на них свои ответы. Как возможно научное прогнозирование будущего? Чего стоят ее методы? Что можно и нужно прогнозировать, а что нет? Каковы связи между научной фантастикой и футурологией?
Лем напомнил читателям, сколь наивно было подавляющее большинство прогнозов, принадлежащих мысли даже самых талантливых ученых. Так, Менделеев считал самой большой проблемой горожан XX века уборку гигантских куч навоза: ведь количество конных экипажей растет в геометрической прогрессии! Авторы известного журнала "Нью-Йорк Уорлд" в 1906 году полагали, что через сто лет жителей мегаполисов ждут ужасные пробки... в воздухе, ибо, конечно же, к тому времени весь транспорт будет только крылатым. В середине XX века очень популярны были оптимистические космические прогнозы: земляне 2000 года просто обязаны проводить уик-энды на благоустроенных Луне и Марсе, а отважные космодесантники должны уже осваивать Плутон и Нептун. И, одновременно с этими "казусами", никому и в голову не пришло "предсказать" глобальный интернет, мобильные телефоны, международный терроризм и много чего еще.
Как полагает Лем, подобные точечные прогнозы - нечто будет открыто или сбудется тогда-то и там-то, - сделанные даже самыми изощренными научными методами, мало отличаются от гадания на кофейной гуще. Слишком велик фактор случайности, появления чего-то настолько радикально нового, о чем мы сейчас не можем даже вольно фантазировать. На эту тему Лем крепко разругался с влиятельным Обществом научных фантастов Америки, которое сделало его своим почетным членом. В ответ Лем прошелся язвительным эссе по всему жанру научной фантастики, назвав его "второстепенным, инфантильным и лишенным какой бы то ни было интеллектуальной ценности". Его главным критическим аргументом было то, что большинство авторов изображают будущее, лишь проецируя на него самые популярные мифы, штампы и утопии настоящего и прошлого. Так в будущем появляются галактические пираты, благородные и свободолюбивые космокапитаны, машины, жаждущие мирового господства, и т. п. Принципиальность Лема в вопросе, как изображать будущее, поистине удивительна: он поссорился даже с Тарковским, ибо полагал, что "Солярис" - это история о пределах человеческого познания, а не психологическая драма с главным героем, так непростительно похожим на шестидесятников. Короче говоря, Лем твердо придерживался той точки зрения, что в будущем все будет иначе - иначе, чем мы себе представляем.
И что же, вопрос о предвидении будущего следует считать закрытым? Конечно, нет! Нужно лишь прогнозировать общие тенденции, а не их следствия, проблемы, а не решения, появление новых наук, а не открытия в старых. Нужно исходить не из наличного положения вещей, а из самого будущего: грозного, неизвестного, неумолимого. Собственно, вся Лемова "Сумма технологии" это смелая попытка (хотя и, как потом признался автор, не лишенная наивности) взглянуть на будущее sub specie futurus - с точки зрения самого будущего. Лем заявил: все прежние модели будущего потерпели крах потому, что были упрощенными, акцентируясь лишь на нескольких тенденциях развития. Значит, нужно создавать избыточные модели, некие фундаментальные парадигмы, которые, возможно, будут определять нашу науку на века вперед. В качестве таковых Лем предложил четыре эталона: биоэволюцию, внеземной разум, фантомологию и интеллектронику.
1. С внеземным разумом пока все туманно. Несмотря на успехи в поисках экзопланет, несмотря на популярность уфологии, ничто пока не убеждает нас, что этот разум существует и близок. Однако Лем предупреждал, что, в конце концов, мы встретимся с внеземным разумом, возможно столь "иным" всем нашим представлениям, что мы и разумом его назвать не решимся. И эта встреча поставит нас перед столь грандиозными изменениями, по сравнению с которыми даже второе пришествие Христа пройдет незамеченным. Лучшие романы Лема посвящены именно такому Контакту: встрече человека с внеземным сознанием, попытке понять его и неизбежному провалу. В "Непобедимом" (1964) люди встречаются с неким артефактом древней цивилизации лирян - роботами-мушками, или, как сказали бы сейчас, "умной пылью". Военный конфликт привел к поражению землян, хотя гипотеза - что это такое? - была выработана. В "Эдеме" (1959) земляне сталкиваются с цивилизацией "двутелов" на планете Эдем; Лем моделирует такую социальную организацию, аналога которой на Земле нет. Конфликт заканчивается вооруженным столкновением и бегством людей. В знаменитом "Солярисе" (1961) люди изучают разумный океан, но и океан изучает их. Две стороны, несомненно, обмениваются какой-то информацией, но что она такое? Нет критериев интерпретации, невозможны понимание и адекватный ответ. Разочарованные люди сворачивают свою деятельность. Разочарован ли океан? Мы никогда этого не узнаем... Наконец, в последнем романе Лема "Фиаско" (1986) экспедиция землян тщетно пытается установить контакт с цивилизацией Квинты. Люди пробуют все: от демонстрации военной силы до предложения реальной помощи, однако они упускают главное: и угрожать, и помочь можно только тому, кто способен понять, что ему угрожают или помогают. Квинтяне же - другие; и их другость абсолютна.
2. Интеллектроникой Лем называл эволюцию разума, причем не био-, а техно-. Она включает в себя как "усиление" человеческого интеллекта, так и появление собственно электронного разума: машины, умеющей мыслить. Чего при этом стоит ожидать, так это того, что "мышление" умных машин будет настолько иным человеческому, что, с одной стороны, нам не нужно будет бояться их могущества (нелепых притязаний на всемирное господство), а с другой, у нас скорее всего не найдется адекватного языка-посредника, и диалог с этими машинами будет напоминать общение между двумя встретившимися в кафе нобелевскими лауреатами, один из которых жестами просит другого передать ему солонку. Своего рода сатирической иллюстрацией к этому тезису следует считать лемовы сборники рассказов "Сказки роботов", "Кибериада" и, отчасти, "Звёздные дневники Ийона Тихого". В них вселенную населяют роботы; помещая их в ситуации, обычные у людей, Лем достигает абсурдного эффекта, смешного и назидательного одновременно. Польский фантаст методом "от противного" поясняет своему читателю: все с роботами и у роботов будет не так, как у нас, людей.
3. Фантомологию проще всего описать через современное понятие "виртуальной реальности". Однако у Лема она связана не только и не столько с компьютерами, но включает и более традиционные способы воздействия на сознание и управления им: с помощью химических средств, психотропного излучения, неблагоприятной среды, например, длительного космического одиночества. Сюда же относятся и проблемы фантопликации, "размножения" личности. Блестящее литературное воплощение фантомология получила в романе "Футурологический конгресс" (1971), где описывается несколько столь искусно вложенных друг в друга "реальностей", что докопаться до настоящей действительности практически "нереально". А в "Путешествии седьмом" из "Звёздных дневников Ийона Тихого" герой на космическом корабле встречается с множественными копиями самого себя: Ийоном вторничным, пятничным и т. д.
4. Наконец, под фактором биоэволюции Лем понимал генное (хотя и не только) конструирование человечества как вида и человека как индивида. Здесь Лем предвидит почти богоравное всемогущество генетиков, но предупреждает, что чем сильней и необузданней будет их революционное вмешательство в эволюционные процессы, тем нестабильнее окажется положение человечества как вида и тем "бесчеловечнее" станет сам человек. Иными словами, рядом с каждым генетиком хорошо бы поставить этика.
В конце своей жизни Лем вернулся к идеям "Суммы технологии" в сборнике эссе "Мегабитовая бомба" (1999). Однако это меньше всего походило на попытку откорректировать свои старые футурологические идеи. Теперь он с еще большей критикой обрушивается на всяческие прогнозы, упрекая их авторов в меркантильности и желании "продать будущее подороже". "Мы имеем теперь совсем не то, о чем мне когда-то мечталось. Из того, что я ожидал увидеть, осуществилось то, что оказалось доходным, то, что удалось хорошо продать", - сетует Лем. Сегодняшние футурологи - это успешные дельцы, которые сколачивают свои состояния из воздуха, точнее из будущего. Ведь темпы изменений так велики, поток новой информации так плотен, что кто вспомнит об их прогнозах даже через 10-20 лет, не говоря уже о столетних "пророчествах"! Поэтому-то они с легкостью берутся за прогнозирование, уповая, подобно Ходже Насреддину, что в будущем "или ишак сдохнет, или эмир умрет". Вывод из этого можно сделать, как ни странно, следующий: побольше читать хорошую научную фантастику. Ведь ее авторы не настаивают на том, что их версия будущего сбудется, а значит они-то как раз и предлагают нам то самое "иное будущее", которое свершится тогда, когда потерпят крах все наши ограниченные и самонадеянные прогнозы. Такую хорошую фантастику, которую всю жизнь писал, например, сам Лем.