Новость разнеслась неожиданно. В школе две недели не было преподавателя пения. И вдруг в субботу последним уроком - пение.
В том далеком 1969 году наш 7-в уроки пения не любил. Это совсем не означало, что мы не любили петь. С последнего урока тогда никто не сбежал. Всем хотелось посмотреть на новую учительницу.
Звонок уже давно прозвенел. Мы сидели в классе и возбуждённо галдели. Вдруг с задних парт, от двери, начала распространяться тишина. Сидящие на передних партах обернулись. Между рядами, постукивая перед собой палочкой, шёл пожилой человек. На человеке был надет баян. Тишина окутала класс, - учитель пения был слепым.
Когда это дошло до каждого из нас, то нашему восхищению не было конца! "Наконец-то свобода, ура!" - орали мы. Но тут вошла наша "классная" и испортила весь праздник.
- Это ваш новый учитель пения! - торжественно объявила она. - Его зовут Виктор Иванович. Виктор Иванович бывший фронтовик. Он воевал на 1-м Белорусском фронте, был ранен и поэтому имеет контузию. Ещё он имеет награды Родины. Сегодня на уроке вы познакомитесь с песней его фронтовой юности.
- И так, песня "Тёмная ночь"! - объявила Светлана Леонидовна и, погрозив кулаком второгоднику Мутырзину, мягко удалилась из класса.
- Ура! - снова восторгнулись мы, подготавливая свои голосовые связки.
- Тихо, ребята, тихо, - постучал своей палочкой учитель. - Я понимаю вас. Я сам в вашем возрасте любил песню. Сейчас я напою вам первый куплет, ну а вы постарайтесь запомнить, и потом мы споём вместе.
- Ура! - прокатилось из нашего класса по всем этажам школы.
Это было что-то невероятное. Учитель заиграл и запел. Второгодник Мутырзин схватил палку слепого и стал дирижировать учителем и классом. Весь класс стал музыкально орать: "Тёмная ночь, с санитаркой мы выпить не прочь!" Учитель заметно заволновался, стараясь поправить слова песни, и у него начала сказываться контузия. Он стоял вполоборота к нам и играл стене. Мы сразу поняли, что "дядя с баяном" потерял ориентацию в помещении. Он был никто.
Это была кульминация нашей свободы! На задних партах достали игральные карты, на передних - волейбольный мяч, девочки стали краситься и свободно ходить в туалет, а Мутырзин прямо в классе закурил.
За всё, выше пересказанное, мы полюбили нового учителя и его уроки пения. А как не полюбить? Сами знаете, свобода - это рай! И ни за что бы его никому не отдали, но Виктор Иванович заболел. Заболел надолго.
От школы отрядили активистов по уходу за "бывшим защитником Родины". Актив набрали из "мамсиков", среди которых оказался и я. Ну а кто же ещё пойдёт?
Супруга учителя - тётя Вера - радовалась нам, поила нас чаем с вареньем и подолгу рассказывала нам о героическом фронтовом пути Виктора Ивановича. Мы же были не против поесть варенье.
К концу учебного года из всех "активистов" остался я один, что было несправедливо, так как я отвечал ещё и за школьную стенгазету. И было как-то неловко вдруг без всякой причины перестать навещать больного учителя.
Иногда он выходил из своей комнаты, клал свою широкую ладонь мне на голову и говорил:
- Ну, здравствуй, Вахрушкин.
- Я не Вахрушкин, - осторожно возражал я, поглощая тёти Верин пирог.
- А кто ты? - глядел учитель мимо меня.
Я называл себя. Учитель снова здоровался и уходил назад в свою комнату.
Но оставить моё "шефство над фронтовиком" всё-таки пришлось.
Однажды Юлечка Фальцман прямо сказала мне:
- Если ты со мной дружишь, то забудь про учителя, а то все в классе хихикают.
Я тут же на следующий день забыл. Но не смотря на это, Юлечка на мне не задержалась.
С тех пор прошло много лет. Отгремело 50-летие Великой Победы.
Каждый вечер, после работы, выйдя из трамвая на своей остановке, я прохожу мимо ларьков и торговых палаток. Когда есть деньги, то покупаю бутылку водки или кассету с фильмами.
Как-то в конце февраля, проходя вдоль ларьков, я обернулся на звук баяна, на мелодию "Тёмная ночь". Виктора Ивановича я узнал сразу. Он играл на том же старом перламутровом баяне, глядя поверх людских голов. Тётя Вера стояла рядом и держала его под руку. У их ног лежала картонная коробка с мелкими деньгами на дне. Купив бутылку водки, я постоял у ларька с видеокассетами. "Молчание ягнят", прочёл я сквозь стекло ларька. Нет, тётя Вера меня не узнает, был уверен я. Тем более, что на моём лице отпечатались прошедшие годы. И я понёс свои остатки денег в их картонную коробку.
- Женя! Я вас сразу узнала, - улыбалась тётя Вера глазами, скрывая неловкость.
Я поздоровался.
- А мы живём там же, - не знала она что сказать.
- Я помню, тётя Вера.
О, Господи, хорошо, что не успел бросить деньги в коробку, подумал я и, наскоро попрощавшись, заспешил прочь.
Было стыдно, но не мог понять отчего. Разжав кулак, я выбросил деньги в снег и вытер вспотевшую ладонь о полушубок. Потом поднял деньги, достал сигарету и стал искать спички по своим карманам. Спичек не было. Рука наткнулась лишь на мёртвый холод бутылки с водкой. Я побрёл домой.
Незаметно подступали сумерки, и город медленно погружался в тёмную ночь. В отличие от горожан, человек с баяном этого не замечал. У него ночь тянулась с самой войны, и в своей памяти он крутил своё видео.
На следующий день Виктора Ивановича и тёти Веры не было.