Тюрин Виктор : другие произведения.

Королевский шпион. Право сильного

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
  • Аннотация:
    Прибыв в Бордо, в очередную "командировку", герой узнает о покушении на короля, а затем вступает в схватку с наемными убийцами. Не успел он выполнить данное ему поручение, как получает приказ ехать на другой конец страны. По дороге он узнает, что началась война между королем и герцогами Бургундии и Бретани. Из-за раны телохранителя, полученной в схватке с разбойниками, герою пришлось задержаться в городе Бове, который вскоре был осажден бургундской армией. Поневоле Клоду Вателю пришлось стать участником героической обороны города, которая сумела изменить ход войны в пользу французского короля.---------------------- ДОБАВИЛ 3-ю и 4-ю ГЛАВЫ. 18.12.24г.
   ГЛАВА 1
  
   Человек, каким-то чудом попавший в чужое для него время, должен обладать навыками, талантами и способностями профессионального разведчика. Сначала ему придется внедриться в чужую среду, выживая всеми правдами и неправдами, и только потом можно осмотреться и начать искать свою дорогу в непривычной, чужой жизни. Наверно это странно звучит, вот только к подобному испытанию я оказался готов, за исключением знания истории. С этим у меня дела обстояли из рук вон плохо, но зато меня в той жизни очень хорошо подготовили к сбору различной информации. Там меня научили видеть в людях "двойное дно", там, где у них спрятано все сокровенное, искать и вербовать людей, делая из них своих агентов, доставать из чужих голов секреты, не стесняясь применять "грязные" приемы из своего арсенала.
   Провалившись в прошлое, более чем на пятьсот лет, я оказался во Франции, во время правления Людовика XI. Временами я проклинал шныряющих под ногами крыс, отсутствие элементарного комфорта, чувства и эмоции людей, которые нередко управляли их поступками, фанатичную веру в бога, искажавшее их мировоззрение, но при этом в этой эпохе было немало хорошего. Никогда в своей прошлой жизни я не встречал столько открытости чувств, душевной теплоты и отзывчивости у простых людей, а вот с дворянами дело обстояло сложнее. Каста воинов, которые чересчур кичились как своим воинским искусством, так и своими предками, пренебрежительно относились к простым людям, не стесняясь утвердить свое превосходство, причем нередко, силой.
   Эпоха постоянных войн, порождая жестокость и несправедливость, голод и нищету, накладывала свой отпечаток на людей, поднимая наверх, мутной и грязной волной, самые низменные чувства людей. Несмотря на это в жизни людей было много яркого, доброго и светлого: любовь, верность, взаимопомощь, сила духа, самоотверженность. Именно благодаря душевному теплу и доброте люди, стоя плечом к плечу, противостояли войнам, голоду, бедам и невзгодам. Оказавшись в этом времени, я вначале смотрел на людей, считая их наивными и недалекими, с немалой долей превосходства, но со временем понял, что у них есть то, что в люди будущего отодвинули далеко, на задний план: искренность, готовность прийти на помощь, истинная любовь и забота о ближнем. Такое понимание вещей пришло ко мне не сразу, так как моя служба королю являла собой темную сторону жизни этой эпохи. Королевские шпионы воровали секреты, вербовали агентов в стане противника, убивали предателей и врагов короны. Я неплохо справлялся со своим делом, судя по толстым кошелькам, которые получал в качестве награды, к тому же мне не приходилось беспокоиться о законности моих действий, так как моя профессиональная деятельность проходила под девизом: все, что делается во благо королю - законно.
   Я не только психологически и морально подстраивался к этому времени, но и сам, незаметно для самого себя, менялся. Чувство товарищества и взаимной поддержки, наверно, первым пришло ко мне, когда стало понятно, что без этих качеств здесь трудно выжить. Когда мне стало окончательно понятно, что моя служба королю и смерть ходят бок о бок, я стал укреплять свое тело, одновременно осваивая воинские искусства этого времени. Сейчас мое тело состояло из сплетенных канатов, мышцы были тверже камня, а моей реакции и чувству опасности мог позавидовать любой хищник. Я научился читать людей, как они есть, без оглядки на анализ и логику, легко вычисляя темные тайники в их душах, где они прятали свои страхи, затем вытаскивал их наружу и тыкал в них носом. Многие из тех, с кем я сталкивался, меня ненавидели и боялись. Не раз меня пытались подкупить, писали доносы, пытались подловить меня, вот только у них не было крючка, за который меня можно было подцепить, к тому же я старался быть предельно осторожен, делая свою работу, словно браконьер, охотящийся в господском лесу. К сожалению, должен был признать, что мое отношение к человеческой жизни сильно поменялось. Сказалась, как сама жизнь, полная опасностей, так и специфика моей работы, которая не оставляла место для жалости и сантиментов. Если в той жизни я еще мог сказать: ничего личного, это только работа, то сейчас я руководствовался негласным девизом Дикого Запада: хороший индеец - мертвый индеец. Скрытность моей работы не давала мне завести друзей, поэтому за все время своего пребывания в прошлом я обзавелся только полудюжиной хороших приятелей, да и те были рассеяны по всей стране, в тех местах, где приходилось работать.
   Так уж получилось, что мне пришлось лично познакомиться с некоторыми персонажами книги Вальтера Скотта "Квентин Дорвард", и оценить данные им характеристики своим героям, которую мне в свое время довелось читать. Скажу только одно: похоже, автор писал в духе своего времени и поэтому изображенные им персонажи мало походили на реальных людей. Люди времен Людовика XI верили в бога и его доброту, пытались следовать его заповедям, но при этом сами далеко не всегда были милосердны; они были терпимы к бастардам и нередко грешили; они верили, что наказание и возмездие - справедливая цена совершенному злу; они фанатично веровали в Бога, при этом они верили в черное колдовство, в нечисть и госпожу Удачу. Поведение человека словно маятник качалось между крайностями: удовольствия и страдания, наслаждения и несчастья, гнева и раскаяния, насилия и бездействия. Вельможи кичились своим богатством и величием; нищета выставляла свои раны и увечья на рыночных площадях; эшафот предлагал людям назидательное и ужасное зрелище наказания; евреи и шлюхи носили на своих одеждах клеймо позора. Жестокие преступления, карались не менее самыми страшными наказаниями: преступников сжигали, им ломали кости, рвали на части лошадьми, варили в кипятке. Закон считал, что вора, разбойника и убийцу можно только покарать, причем прилюдно, что должно было послужить примером для его, жестоких и непокорных, собратьев по ремеслу.
   Мне далеко не сразу удалось понять глубинный смысл средневековых человеческих отношений, так как здесь для того, чтобы выявить истинную цель преступления или предательства, нередко, приходилось учитывать такие чувства, как месть и любовь, родственные связи и фанатичную веру в бога. Власть окружала себя пышностью и роскошью, чтобы дать понять людям, стоявшим ниже по социальной лестнице, степень своего величия и власти. Казнь, награда, церемония, крестный ход - все это имело показательную демонстрацию четкого разделения людей на общественные группы.
   - Богатый, он богат во всем, а бедный, глядя на него, должен знать свое место, выказывая ему всяческое уважение, - именно такие слова мне довелось услышать на улице, причем не из уст родовитого дворянина, а от купца-толстосума. Разделение на группы всячески поддерживала церковь, хотя при этом старалась сгладить резкие противоречия, беря на себя роль миротворца. Это было нетрудно, потому что влияние церкви в эти времена было всеобъемлющим, пронизывая все сферы жизни и быта людей.
   Наверху средневекового общества стоит король, который справедливо и милостиво правит народом, под ним стоит рыцарь и священник. Первый должен сражаться и защищать простой народ, второй должен молиться и учить людей доброте, а уже под ними находится этот самый народ, который обязан кормить, поить и одевать своих благодетелей. Именно такую картину рисовала церковь для простого народа, именно такое устройство общества рисовали священники в своих воскресных проповедях, обещая им за муки на земле райское блаженство на небе.
  
   Разобравшись с атрибутами власти и взаимоотношениями людей, постепенно я стал разбираться в политической географии страны, и скоро узнал, что королевский домен, то есть территория, находящаяся непосредственно под властью короля, едва ли была равна владениям крупных феодалов. По сути, королевские владения состояли из Нормандии, Иль де Франс и Шампани, Турени, Пуату и Сентонжа, а также крупных южных провинций Гиени, Лангедока и Дофине. На востоке и севере королевский домен был ограничен владениями герцога Бургундского; на западе - владениями герцога Бретани; в центре - землями герцогов Беррийского и Бурбонского; на юге владениями графов Арманьяк и Фуа.
   В ожесточенной борьбе за объединение разрозненных земель в единое государство, помимо дипломатии и военной силы, как мне удалось убедиться, Людовик XI, в отличие от своих противников, использовал города, как своих союзников. В средневековом мире государя, рыцаря и священника появилась новая сила - город и буржуа - денежный мешок. Французский король, сознавая эту силу, всячески покровительствовал торговле и ремеслам, при этом заботился о том, чтобы информировать "добрые города" о своих планах и политике. Муниципальных делегатов обычно тепло встречали при его дворе. Людовик XI называл их "моими друзьями" и получал удовольствие, разговаривая с купцами и цеховыми старшинами на знакомом им языке, который хорошо подходил для их обольщения. Это были времена, когда безумный, жестокий или слабый король мог стать причиной гибели целого государства, а сильный и умный правитель, наоборот, мог сделать его мощным и сильным. Людовик XI взошел на трон феодального королевства, истощенного столетней войной с Англией, междоусобицами, народными восстаниями и слабой королевской властью, а оставил своим преемникам крепкое, обширное государство и сильную верховную власть. Конечный результат его правления мне был неизвестен, но даже сейчас было видно, что, ведя борьбу с крупными феодалами, он идет в направлении объединения и укрепления государства. Разобравшись, со временем, в течениях внутренней политики государства, я по-другому стал смотреть на личность правителя Франции, которого продолжал считать жестоким и подозрительным самодуром, но при этом нельзя было признать, что это умный государь, дальновидный политик и опытный дипломат.
   Находясь в окружении врагов, постоянно ожидая предательства и яда в бокал, вряд ли будешь терпимым и добродушным, поэтому пороки у французского короля явно перевешивали его добродетели и добрые чувства.
  К тому же тут надо учесть, что правители и государи того времени, в большей степени, склонны к произволу, чем другие люди, так как вседозволенность, происходящая из абсолютной власти, а также потакание их нравам и склонностям, какие бы они не были, сильно портили характер властителя, который часто переходил границу между хорошим и плохим, беря за эталон самого себя.
   Находясь в этом времени более восьми месяцев, я до сих пор не могу сказать, что стал здесь своим. Привычка опираться на анализ и логику в поисках причины тех или иных действий людей иногда давала сбой. Например, человек, решившийся на убийство, может оказаться религиозным фанатиком или пойти на государственную измену из-за кровавых распрей родов, которые длятся между их фамилиями десятки лет. Сведения о нужном человеке приходилось собирать по кусочкам, которые складывались из разговоров соседей, подкупа слуг или перехватывания письма, и уже потом выбирался вариант воздействия на него. Работа средневекового шпиона - это уже сама по себе довольно опасная и трудоемкая работа, так как твой враг, по-своему умный и жестокий, не занимается анализом и не просчитывают варианты, а действует решительно и жестко. Яд в бокале, наемный убийца или засада на дороге. Кроме этого, тебя подстерегает немало опасностей во время поездок. Есть шанс нарваться на дороге на шайку разбойников, которые с немалым удовольствием выпустят из тебя потроха, или оказавшись на землях какого-нибудь феодала, очутиться в подвалах его замка, в компании палача. Считай, что тебе крупно повезло, если тебя после допроса сразу повесят, но я бы на такое везение не рассчитывал.
   В обычные дни я молюсь дважды, утром и вечером, а по воскресеньям, по возможности, хожу в церковь, на утреннюю мессу. Давно уже привык к местной еде, нередко, в основном в поездках, заказываю незнакомые блюда, но в основном стараюсь есть то, что уже полюбил. Как и у многих горожан, у меня теперь в Туре есть свои любимые таверны. Одной из таких заведений стал постоялый двор "Дубовый лист" моего приятеля, бывшего наемника. Разобрался я и с местными напитками. Поздней осенью открыл неожиданно для себя яблочный сидр, а в начале зимы сделал еще одно открытие. Как-то мне пришлось заглянуть в аптеку, по причине элементарной простуды, где я обнаружил, что основой многих лекарственных настоек является самый настоящий спирт, имеющий латинское название "aqua vitae" или "вода жизни".
   - Это что? Спирт? - неожиданно вырвалось у меня, при снятии пробы одной из микстур, настоянной на травах и кореньях.
   - Спирт? Не понимаю, - при этом пожилой аптекарь саркастически хмыкнул, дескать, что может понимать в лекарствах простой человек. - Это патентованная микстура, настоянная на двадцати семи травах, которую я получаю от брата Серафима из францисканского монастыря. Чтобы вы знали, молодой человек, она помогает не только когда у вас хрипы в горле, но также при головных болях, болезнях сердца и печени, останавливает появление седины и лечит подагру.
  Теперь пришла моя очередь саркастически хмыкать.
   - Это что, панацея от всех болезней? - усмехнулся я.
   - Естественно, нет, - и на лице аптекаря появилось хитрое выражение продавца, увидевшего возможность продать как можно больше своего товара заинтересованному покупателю. - Вот посмотрите.
  Тут же на прилавке появилось несколько стеклянных бутылок с микстурами, настоянных на травах и кореньях, пробки которых были тщательно залиты разноцветным воском с выдавленными на них печатями.
   - Берите, сударь, не пожалеете. Пейте их каждый день и ваше здоровье всегда будет при вас.
  Естественно, он сказал намного многословнее и цветистее, но смысл его слов был именно таким.
   - Я возьму... вот эту бутылочку и еще эту, - я ткнул пальцем сначала в бутылку с бледно-желтым, а затем ярко-зеленым раствором.
   - Правильно делаете, молодой человек. Сейчас зима, на улице сыро и холодно, а сердце иной раз схватывает такая тоска, что волком хочется выть, поэтому я вам хочу предложить одно замечательное средство, - и он выставил на прилавок бутылку с темно-коричневой жидкостью. - Помимо обычных болезней, оно излечивает меланхолию и забывчивость, а главное, придает жизни радость.
  При опробовании нового лекарства стало понятно, что содержимое этой бутыли является прародителем современного коньяка или бренди, причем градусов в этой жидкости было не менее пятидесяти. Стоило мне поинтересоваться, почему эта радость жизни не продается в тавернах, получил довольно подробный и познавательный ответ аптекаря, которому понравился интерес денежного покупателя. Оказалось, что, к счастью или несчастью, в XIV веке дистилляция алкоголя стала жертвой борьбы против алхимии, которая была объявлена противоречащей природе и осуждена как церковными, так и светскими властями. Папа Иоанн XXII объявил возгонку еретическим учением, а в 1326 году великий инквизитор Арагона начал кампанию по искоренению алхимии. За Испанией последовали Англия, Венеция, Франция, а потом и другие государства. В XV веке давление на алхимиков постепенно ослабело, вновь начались эксперименты со спиртом, но церковь не стала пускать это дело на самотек, отдав все права на перегонку монастырям. Именно поэтому спирт сейчас производился не в качестве крепкого напитка, а в виде основы для лекарственных настоек.
   Никогда не был большим любителем крепких напитков, да и прежняя работа не располагала к их употреблению, но сейчас решил прикупить несколько бутылок. Дело в том, что мне теперь часто, при любой погоде, приходилось сидеть в седле, а согреться в пути несколькими глотками местного коньяка, решил я, будет совсем неплохо. Таким образом у меня дома появился небольшой бар, состоящий из пары бутылок бренди и полудюжины разноцветных настоек.
   Я не прекращал, когда позволяло время, занятия с Луи де Жуанвилем, правда, теперь поменял предметы преподавания. Начал брать у него уроки владения мечом и придворных манер, одновременно продолжая заниматься итальянским языком. Деньги, которые Луи занял у меня в Бурже, естественно, он не вернул, но в тех редких случаях, когда мы решали посидеть вместе в таверне, он теперь платил сам за себя.
   За это время, помимо поездки в Бурж, мне пришлось, для выполнения поручений, побывать еще в двух городах. Приходилось выполнять довольно разнообразные задания, встречаться с разными людьми и одевать новые личины. Как-то неделю мне пришлось кочевать с бродячими артистами. Честно говоря, мне понравилось эти люди, простые, жизнерадостные, с душой нараспашку. У них была далеко несладкая жизнь, но они всегда старались не унывать, пряча свои беды под веселой шуткой или озорной песней. Глядя на их тренировки, я вспомнил, что бывший хозяин тела, какое-то время колесил по стране с такой труппой и, от нечего делать, решил узнать, сохранились ли во мне прежние навыки уличного жонглера. Оказалось, что тело все же что-то помнило, так как за неделю я научился довольно неплохо держать в воздухе три тряпичных шара и основательно, без напряжения, делать "колесо".
   За время своих путешествий приходилось общался и разговаривать на разные темы со всякими людьми и проколов за собой не отмечал, хотя без напряжения и трепки нервов иногда не обходилось. Ни друзей, ни постоянной подруги я так и не завел, если, конечно, не считать в приятелях хозяина постоялого двора "Дубовый лист" Жерара Бриоля и городского палача, Пьера Монтре, которого до сих пор не перестают удивлять мои, пусть и редкие появления, появления.
   Как-то в середине зимы, только вернувшись в город, я ехал по улице, предвкушая тепло и отдых, как меня вдруг кто-то окликнул.
   - Клод, это ты?
  Придержав лошадь, я с некоторым недоумением уставился на женщину с большим животом. Честное слово, мне не сразу удалось ее узнать. Присмотрелся. Это была Полин. Округлившееся лицо в пятнах и движения тяжелые, осторожные, да и живот на последних месяцах беременности не скроешь. Судя по ее смущенному лицу, она уже жалела, что окликнула меня.
   - Полин, это ты?! - удивленно воскликнул я, стоило мне ее узнать.
  Неожиданно оказалось, что веселая вертихвостка Полин неожиданно для меня вышла замуж за портного и теперь ходила с животом. Мы с ней встречались какое-то время, но потом она стала содержанкой у кого-то дворянина, и мы расстались. Сейчас, судя по пустой корзинке, она шла в лавку или на рынок. Если бы она меня не окликнула, я бы проехал мимо, так как рассматривать прохожих в такой холод у меня не было ни малейшего желания, к тому на ней был теплый шерстяной плащ, а голову скрывал капюшон.
   "Надеюсь сейчас она не собирается заявить, что этот ребенок мой, - сразу возникла мысль, как у нормального мужчины, который не собирался вот так, ни с того, ни с сего, становится отцом.
   - Я вышла замуж за хорошего человека, - заявила она тоном, словно пыталась сама себя уверить в этом.
  Я облегченно вздохнул.
   - Рад за тебя, милая. Правда, честно говоря, не ожидал, что с хохотушкой Полин так быстро подобное может случиться. Кто он?
   - Подмастерье портного. Жан Кокерель.
   - Рад за тебя, - снова повторил я и подумал, что говорить больше не о чем и пора прощаться.
  Не успел я открыть рот, как вдруг последовал неожиданный вопрос: - Ты вспоминал иногда меня?
   - Вспоминал, Полин, - я постарался вложить искренность в эти слова.
   - Ты богато одет Клод, да и выглядишь важным человеком. Тебе, похоже, повезло в жизни?
   - Не жалуюсь, милая. Теперь, извини, мне пора ехать.
  
   За все время моей службы, у меня не было ни одного серьезного прокола в работе, наверно поэтому в качестве награды я получал весьма неплохие деньги. Только на те деньги и драгоценности, которые привез из Буржа, я уже сейчас вполне мог позволить купить себе пару лавок, набить их товаром и посадить продавцов. Вот только о таких вещах я никогда серьезно не думал, просто как-то мелькнула у меня в голове такая мысль, перед тем как исчезнуть окончательно, зато я существенно увеличил свой гардероб, для чего приобрел еще один сундук. Он имел пару замков, был укреплен металлическими полосами, а в довершение ко всему имел парочку секретов. Сейчас мне было чем их заполнять. Теперь у меня хватало модной одежды, была обувь на все случаи жизни, разнообразные головные уборы, а вот украшения не носил. Я не любил носить все эти побрякушки еще в прошлой жизни. У многих дворян и богатых буржуа можно было видеть на шее золотые и серебряные цепи с медальонами, на которых были изображены лики их святых покровителей, пальцы унизаны перстнями, а шляпы и обувь украшали цепочки и пряжки, сделанные из драгоценных металлов. Единственное исключение составлял мой праздничный наряд. Серебряное шитье на темно-синем камзоле неплохо сочеталось с серебряной заколкой, в виде единорога, на берете и серебряных пуговичках на обуви.
   Кольчугу, как основную защиту, я так себе и не приобрел, а вместо этого заказал себе две бригандины. Такая защитная одежда представляла собою корсаж, образующийся из стальных блях, наложенных друг на друга и закреплённых на одежде из материи или кожи. Такой железно-кожаный корсаж покрывался бархатом и шёлком, на котором выступали позолоченные вычеканенные головки заклёпок.
   Обновил я и свой арсенал. Теперь у меня было два кинжала, кастет, сделанный на заказ, и арбалет с дюжиной болтов.
   Королевская щедрость оказалась выше всяких похвал, поэтому я ни в чем не нуждался, к тому же мне некуда было тратить деньги. Что может дать средневековый город? Стандартный набор удовольствий: хорошую еду, лучшее вино и доступных женщин. Правда, были еще азартные игры, но мне хватало как азарта, так и риска на королевской службе. Заказывать, раз в три месяца, одежду, следуя последним новинкам бургундской моды, как делали молодые дворяне? Зачем? В одежде меня интересовала практичность, а не последние веяния моды. Драгоценности? У меня до сих пор стояла шкатулка, заполненная наполовину ювелирными изделиями. Правда, изредка мне приходили мысли о покупке собственного жилья, но они были довольно неопределенными, так как покупать дом в городе у меня не было ни малейшего желания, а на приобретение поместье не было денег, да и не представлял я себя землевладельцем. К тому же решиться на крупную покупку до тех пор, пока не утрясется борьба короля с непокорными феодалами, не имело смысла, так как неизвестно чем она закончится. К тому же королевская служба, сама по себе представлявшая немалую опасность для моей жизни, не давала утвердиться подобным мыслям в моей голове. К тому же, разобравшись в хитросплетениях местной жизни и придворных игр, я понял, что у меня есть шансы, естественно, при стечении благоприятствующих обстоятельств, оказаться в фаворе у короля и получить от него в подарок замок или поместье. В качестве примера можно было взять моего куратора, королевского брадобрея и советника Оливье Ле Дэна. Уже сейчас он имел земли и поместья в Шампани. Чем я хуже него?
   "Как там в русском народном творчестве... Мне бы водки речушку, да баб деревеньку, я бы пил потихоньку и любил помаленьку".
   Впрочем, эти мысли как приходили, так и уходили, а вот чем закончится война короля, которую тот вел со своими непокорными вассалами, меня сильно интересовала. Даже для меня было ясно, что на данный момент дела у Людовика плохи. Герцог Бургундский, фаворит мятежников, имел богатые земли, много денег и союзников, что в итоге давало большую и сильную армию. К тому же я слышал, что у него самое большое количество пушек, чем есть в какой-либо другой европейской стране, а про самого Карла говорили, что он прирожденный воин и талантливый полководец. Впрочем, гадать, не имея фактов, у меня не было привычки, просто я исходил из того, что Людовик благодаря своему уму, коварству и жестокости, сначала перессорит всех крупных феодалов между собой, после чего передавит их по одиночке.
   Созданный крупными феодалами "Союз всеобщего блага" давно рассыпался, причем не без помощи короля, и теперь каждый из вельмож ощущал нависшую над ним угрозу и мог опасаться падения, бесчестья и разорения для своей семьи. Никто из них не мог считать себя в безопасности в такое время, когда шла война. Среди влиятельных и именитых вельмож царил страх, так как королевский полицейский аппарат располагал целой армией приставов и эмиссаров, способных быстро действовать, как силой, так и по королевскому указу. Крупных феодалов мучил постоянный страх, что их в любой момент может предать кто-то из своих и тогда их имущество перейдет к подлым доносчикам и гнусным интриганам, сумевшим втереться в доверие к господину. Кроме этого, вельможи боялись наемных убийц и королевских шпионов, которые крали секреты и тайны, открывавшие королю темные замыслы того или иного феодала.
   Моя работа, можно сказать так, соответствовала двум строчкам советской песни: наша служба и опасна, и трудна, и на первый взгляд, как будто не видна. Из песни слов не выкинешь, вот только я бы предпочел более конкретную работу. Не говоря уже о том, что мне приходилось, в жуткий холод, скакать сломя голову на встречу с человеком, который должен передать мне важные сведения, или торчать в засаде, под проливным дождем, поджидая гонца с секретным письмом, написанным каким-нибудь мятежником. Или прийти на встречу с агентом, который предает тебя, и ты попадаешь в ловушку, где на тебя неожиданно нападают нанятые врагом головорезы. В этом случае меня спасли навыки рукопашного боя и то, что наемники хотели взять меня живьем. Тогда я едва ушел, после чего выследил предателя и вытряс из него все секреты и тайны, после чего убил. В другой раз я нарвался уже на обычную, разбойничью засаду. Здесь мне помогло выжить хладнокровие, навыки арбалетчика и быстрые ноги моего коня. Когда я услышал за спиной настоящий звериный вой нелюди, упустившей добычу, у меня даже мурашки побежали. Мне даже думать не хотелось, чтобы они со мной сделали, если бы я попал к ним в руки, зато после, столь памятной для меня, встречи с разбойниками, сразу, по приезде в город, я решил удвоить количество времени на тренировки с мечом. Кроме подобных приключений со мной произошел один случай, который до сих пор оставался для меня загадкой. Как-то выполняя роль гонца, я передал кошелек с деньгами одной миловидной особе, после чего должен был приходить в течение трех дней в определенное место, чтобы получить от нее какие-то важные для короля бумаги. Уже на второй день я получил от нее документы, но стоило мне завернуть за ближайший угол, как на меня набросился наемный убийца. От смерти меня спасла бригандина, кинжал скользнув по металлической пластине, вонзился мне в плечо. Его секундная растерянность стоила ему жизни. Смерть к нему пришла в виде жесткой подошвы моего сапога, которая раздавила ему горло. Рана, которую я получил, была несерьезная, но при этом достаточно болезненная, к тому же я потерял немало крови. Так как бумаги я должен был доставить как можно быстрее, мне пришлось перевязать рану и вскочить в седло. Обратная дорога не пошла на пользу ране и когда через двое суток я прискакал в Тур, меня уже качало в седле.
   Вернувшись в город, я сутки отлеживался и только потом пошел на встречу с королевским брадобреем. Отдав бумаги, я потребовал отпуск, ссылаясь на рану, чем вызвал недовольную гримасу на лице королевского любимчика. Впрочем, мой вид говорил сам за себя.
   Первые пару дней я отлеживался, отсыпался, приходил в себя, после чего решил, что пришла пора проветриться, тем более что мой неожиданный и долгожданный отпуск совпал с предрождественской ярмаркой, с шумом, песнями и весельем, множеством гостей города, среди которых было немало уличных артистов, жонглеров и менестрелей.
   Погода в тот день была холодная и сырая. К тому же сильный ветер гонял снеговые облака туда-сюда, поэтому небо то закрывали, висящие над головой, черно-сизые тучи, принося холод и снег, то снова светило солнце, правда, тепла оно не приносило, но при этом на душе становилось как-то веселее. Впрочем, мое настроение сейчас не зависело от погоды, так как знал, что меня ждет, как минимум, неделя полноценного отдыха, а значит, как все горожане, я хотел веселья, хорошего вина и вкусной еды, а если подвернется симпатичная девушка, не откажусь пообщаться. Плохо было то, что в эту программу развлечений ничего нельзя добавить. С моей работой нельзя просто так съездить в Италию или Испанию, или хотя бы просто поехать к морю. Раз я был не волен в выполнении своих желаниях, значит, мне надо было обойтись тем, что есть. Для начала я решил навестить Луи де Жуанвиля. У него сейчас был бурный роман с итальянской дворянкой, с которой он меня уже успел познакомить. Женщина была весьма мила, изящна и способна поддержать разговор на любую тему.
   Одевшись потеплее, я вышел на улицу, с намерением немного прогуляться, но не успел сделать и десяти шагов, как пошел мокрый и липкий снег. Накинув на голову капюшон своего теплого плаща, подбитого мехом выдры, я решил, что сырости и холода мне хватает в путешествиях, после чего сразу направился к дому де Жуанвиля. Мне повезло, он сидел дома, в ожидании прихода своей любовницы.
   Сидя в удобном кресле, с бокалом подогретого вина, я слушал болтовню хозяина дома до тех пор, пока пришла итальянка, Лючия дель Васто. При нашем первом знакомстве она с гордостью сообщила, что дель Васто - старинный аристократический итальянский род, а сама она очень любит путешествовать и во Францию приехала для того, чтобы посмотреть страну, о которой ей много доводилось слышать. Не знаю, так ли это было на самом деле, но я лично считал, что она шпионка, хотя при этом мне было на подобный факт плевать, как не странно это звучит. В эти времена половина иностранных купцов и путешественников являлись шпионами, а дипломаты были ими все поголовно. Выпив еще по бокалу подогретого вина под ветчину, сыр и маринованные оливки, мы решили, что незачем сидеть дома, когда весь город веселиться. По пути, в разговоре, выяснилось, что Лючия приготовила нам сюрприз, поэтому мы идем не на простую прогулку, а на выступление группы артистов. Стоило нам подойти к раскрашенному яркими красками шатру, как неожиданно выглянуло солнце, что показалось мне хорошим знаком. Нет, я не стал суеверным, как люди средневековья, но в госпожу Удачу начал верить, пусть даже полусерьезно.
   Стоя перед входом в шатер, жонглер, для развлечения и заманивая публики, держал в воздухе пять разноцветных тряпичных шаров, а его коллега, молодой симпатичный парень, играл на лютне и пел шуточную песенку:
   - ...Ксавье де Боншон полюбил камеристку
   И знаки внимания ей уделял:
   Строчил он признания в тайных записках
   И ручки лилейные ей целовал...
  Здесь певец сделал паузу и сказал грустным голосом: - И снова неудача, - после чего снова продолжил петь:
   - О, mon cherie, pardon!
   Иди отсюда вон!
   Тебя я не полюблю
   И об этом тебе говорю!
   На что я сразу обратил внимания, так это на то, что люди, бросив взгляд на артистов, мимо не проходили, а потихоньку начали собираться, что говорило об интересе выступления этой труппы. Неожиданно из-за полога шатра вышел мужчина, без сомнения, итальянец. Он был смугл, широк в плечах и узок в талии. В уголках его глаз пролегли морщины, а темные волосы были чуть тронуты сединой. Я бы ему дал лет сорок. Красавцем мужчину не назовешь, однако правильной формы нос и чувственные губы наводили на мысль, что в молодости он вскружил немало женских голов, вот только взгляд не подходил для ловеласа, уж больно был острый, цепкий и внимательный. Он быстро оглядел собравшихся людей и заметив итальянку, причем не удивился встрече, а быстро подошел к ней, поклонился, затем поздоровался: - Добрый день, моя госпожа. Вы пришли вовремя, мы сейчас начнем.
  Лючия чуть кивнула ему, сделала губами намек на улыбку и капризным голосом сказала: - Да-да, начинайте, Риккардо, а то стоять холодно.
  Пока артисты раздвигали пологи шатра, причем так широко, что внутреннее помещение полностью залило солнечным светом, а жонглер, тем временем, отложил в сторону свои тряпичные шары и взял небольшой барабанчик, на котором стал выстукивать довольно сложный ритм, в мотивах которого слышалось что-то надвигающееся и тревожное.
   Внутри раскрытого наполовину шатра мы, наконец, увидели в глубине, ярко раскрашенную, деревянную стенку, на которой было изображено какое-то чудовище, с рогами и хвостом. Неожиданно откуда-то сбоку вышел мальчишка лет восьми-девяти и стал у деревянного щита. Тут я понял, что это будет за номер. Итальянец оказался метателем ножей. Мне сразу стало интересно, так ничего подобного мне еще видеть не приходилось, ни в той, ни в этой жизни. Стоило мне увидеть его лицо мальчика, как сразу стало понятно, что он сын Риккардо. Один из артистов уже приставил к губам трубу, трижды протрубил, а затем громко закричал: - Уважаемая публика, гости и горожане, купцы и дворяне! Такого вы еще не видели! Смертельный номер!
  Сразу после его слов снова зазвучал барабанчик, внося в человеческие сердца смятение и тревогу. Собравшийся народ после его слов, начавший высказывать свое мнение, кто во что горазд, при рваном, нервном ритме барабана стал постепенно стихать. Риккардо скинул с плеч плащ, и все увидели у него пояс с ножами. В следующее мгновение из его руки стали вылетать серебристые молнии, обрисовывая ко контуру ребенка, который стоял совершенно неподвижно, но что меня больше всего удивило на лице ребенка не было страха, только напряжение. Стоило итальянцу закончить метать ножи, как народ зашумел, заулюлюкал, выражая свою радость и удовольствие, но стоило метателю ножей подойти к мальчику и установить на его голове яблоко, как снова установилась тишина. Снова застучал барабанчик, заставляя нарастать чувство напряжения у зрителей. Итальянец не стал вставать на свое место, а отошел еще метров на пять дальше, затем достал из ячейки широкого пояса нож, после чего замер, а спустя несколько секунд, дождавшись, когда напряжение достигнет максимума, резким и молниеносным движением бросил нож. Лезвие пробило яблоко и прикололо его к доске. Мальчишка сделал два шага вперед и низко поклонился публике, а та в ответ взорвалась ревом восторга. Артисты, барабанщик и певец, подошли к зрителям со снятыми шапками в руках. Люди щедро бросали монеты. Далее, как я понял, наступила пора вступать в игру чудовищу, нарисованному на щите. Итальянец, стоя лицом к зрителям спрашивал их куда они хотят, чтобы он поразил чудовище. Причем он стоял лицом к зрителям, а услышав ответ, резко разворачивался и бросал нож. Ни одного промаха. Рога, лапа, хвост, раздвоенный язык, торчащий из пасти, живот, гребень на спине. Народ, будучи в восторге от искусства итальянца, радостно кричал и улюлюкал, с удовольствием бросая мелочь в шляпу, которую теперь протягивал зрителям мальчик. Все представление длилось не более получаса, после полог снова закрывался и народ расходился. Я заинтересовался мастером ножей - итальянцем. Вернее, его мастерством. Когда он снова подошел к нам, мы высказали свое восхищение его мастерством, а заодно узнали, что он устраивает четыре представления за день, так как быстро темнело, а для его номера было нужно много света. Внешность паренька, который стоял рядом, говорила о том, что это отец и сын.
   После короткого разговора с метателем ножей Лючия заявила, что если прямо сейчас не выпьет бокал подогретого вина с пряностями, то умрет от холода. Луи был полностью с ней согласен, заявив при этом, что здесь, прямо за Мясным рынком, есть таверна "Золотая подкова", в которой готовят превосходное тушенное, с овощами, рагу с густой и пряной подливкой, а хозяина получается замечательный "гипокрас", который надо обязательно попробовать прекрасной Лючии.
   - О! Гипокрас? Какое смешное название! Это вино? - спросила итальянка, которая, похоже, раньше не пробовала.
   - Я вас сейчас догоню, - бросил я двинувшейся в направлении "Золотой подковы" парочке. Впрочем, на мои слова, похоже, никто внимания не обратил, так как в этот самый момент, шевалье принялся объяснять своей даме, что "гипокрас" это почти божественный напиток, в основе которого лежит вино, сильно подслащенное медом и приправленное "королевскими", то есть благородными, пряностями. Тем временем я подошел к удивленному итальянцу и предложил ему и его сыну сегодня вместе поужинать. Метатель ножей бросил на меня внимательный взгляд, видно пытался понять откуда интерес у богатого горожанина к уличному артисту, потом чуть пожал плечами и сказал: - Почему бы и нет, сударь. Подходите, как только начнет темнеть и вы найдете нас здесь.
  Быстро догнал Луи и итальянку, которые были настолько заняты разговором, что не обратили внимания на мое кратковременное отсутствие, так как в этот момент Лючия восторженно рассказывала о Венеции, а ее воздыхатель с не меньшим восторгом ее слушал. К тому же вокруг нас веселились горожане и гости города, высыпавшие на улицы. На каждой улице нас встречало многоголосое веселье, музыка, были слышны веселые крики и смех. В таверне мы просидели около часа, а потом расстались, так как Лючия заявила, что она сегодня достаточно намерзлась и ей хочется тепла, любви и нежности, поэтому они отправились домой к Луи, а я - в "Дубовый лист", поболтать с хозяином заведения.
  Вернулся я к Мясному рынку, когда уже начало темнеть. На улицах стало заметно меньше народа, кто-то уже сидел в тавернах, продолжая праздновать в компании, другие отправились по домам, чтобы завершить день в семейном кругу.
   Риккардо меня уже ждал, поэтому мы сразу пошли в ближайшую таверну. Я был сыт, так как еще перекусил в "Дубовом листе", а итальянцу с сыном, по их просьбе, заказал овощной суп со свининой, по-деревенски, рагу из кролика и подогретое вино. За едой мы более основательно познакомились. Когда я поинтересовался, что привело Риккардо ди Массимо во Францию, тот сказал, что его жена была француженкой и после ее смерти, когда ему представилась такая возможность, он решил побывать на ее родине. Это была ложь, но я сделал вид, что принял ее за правду. Я пока не понимал, что представляет собой этот человек, но уже сейчас заинтересовал меня. Когда он, в свою очередь, поинтересовался моему интересу к его персоне, ответил, что изучаю итальянский язык и если Риккардо не против, то я мог бы брать у него уроки.
   - Почему бы и нет, сеньор, если в цене договоримся. И учтите, нам скоро снова двигаться в путь, - при этом он грустно посмотрел на сына и погладил того по голове.
   Итальянец был жилистый и мускулистый мужчина, словно сплетенный из множества канатов. Молниеносность его бросков, глазомер и реакция говорили о нем, как о профессионале своего дела.
   "Если он так же владеет мечом и кинжалом, - подумал я, - то не рискнул бы встать против него в схватке с холодным оружием. Да и телохранитель из него не плохой выйдет. Вот только у него сын, так что забудь".
  Прихлебывая вино, мы еще поболтали с ним немного на итальянском языке, после чего договорились встретиться завтра. Расставшись, я вышел на улицу, купил по дороге у знакомого виноторговца хорошего вина и отправился в гости к Пьер Монтре, палачу города Тура. Меня умиляло при каждой нашей встречи выражение радости на лице Пьера. Жана, как всегда, не было, чему я был только рад. Я попросил посмотреть хозяина дома мою рану, а после того, как он наложил новую повязку, пропитанную лечебной мазью, мы сели за стол и стали неспешно беседовать. Я рассказывал ему о местах, где пришлось побывать, а он делился со мной городскими новостями или рассказывал о наших общих знакомых.
   Прошла пара дней, как в таверну, которая стала местом наших встреч, Риккардо пришел один. Причина оказалась проста. Луиджи простудился и заболел, причем довольно серьезно.
   - Как же твой номер? - спросил я итальянца.
   - Нашли девчонку, вот только она непривычна к такой работе. Она боится и частенько жмуриться, а зрителям это не нравится, к тому же к середине представления она начинает ежиться и дрожать. Вслед за ней, я тоже начинаю бояться: вдруг она дернется. А, что тут говорить! Наши заработки упали в два раза.
   - Понятно. Что с сыном?
   - Лекарь приходил. Дал микстуру, после чего велел сидеть в тепле и пить куриный бульон, вот только лучше моему маленькому Луиджи не стало.
  Я его понимал, потому что сам местным докторам совсем не доверял, хотя бы потому, что мои поверхностные сведения о строении человеческого тела в сто раз превышали знания любого маститого профессора медицины. Единственным авторитетом в этой области для меня являлся только Монтре.
   - Послушай, Риккардо, как ты относишься к проклятью французских палачей?
  Тот бросил на меня удивленный взгляд, после чего я понял, что он про это ничего не знает. Когда я вкратце объяснил ему ситуацию, то получил довольно разумный ответ: - Люди глупости говорят. Раз церковь дает отпущение грехов палачу, как можно говорить о том, что он слуга дьявола. Только зачем вы это, сеньор, мне рассказываете?
   - Он лучший лекарь из тех, кого я знаю. Предлагаю сходить к нему. Думаю, он сможет помочь твоему сыну, - заметив тень сомнения на лице итальянца, я добавил. - Не волнуйся, все расходы я беру на себя.
  После визита к палачу-лекарю, который весьма обрадовался гостям, мы получили снадобье и советы по уходу за мальчиком.
   Спустя еще несколько дней, Риккардо пришел на встречу как обычно, подтянутый и бодрый, но глазах читалось тревога.
   - Что-то случилось?
   - Праздники заканчиваются, нам надо уезжать, а Луиджи хоть стало лучше, но он еще слаб. Боюсь, что зимнюю дорогу он не сможет не перенести. Даже не знаю, что делать.
   - Так задержитесь на неделю.
   - Я так и собираюсь сделать. Подлечить Луиджи, а потом догнать своих. Вот только мне нужны деньги. Понимаю, сеньор, что прошу многого, но не могли бы вы мне выплатить деньги за неделю вперед.
   "Из него бы получился неплохой телохранитель, - уже в который раз подумал я. - Во-первых, чужак, иностранец, значит, будет верен свою хозяину. Во-вторых, он поднимет свой статус. Телохранитель, боец, а не уличный актер, наполовину бродяга. В-третьих, он явно обладает необходимым уровнем воина- профессионала".
  Прокрутив в голове эту мысль, я спросил его прямо: - Вы хорошо владеете мечом и кинжалом, Риккардо?
  На его лице появилось замешательство, но длилось только несколько секунд, так как это было своеобразным признанием в моей правоте, но он все решился сказать правду: - Хорошо, сеньор.
   - Деньги я дам, но через несколько дней уеду, поэтому наши занятия так или иначе прекратятся.
   - Понимаю, сеньор и сердечно благодарю вас за вашу помощь. Мой сын, сеньор, - это вся моя жизнь, то, ради чего я живу. Если я вам чем-то могу помочь, говорите.
  С тех самых пор как у меня появились хорошие деньги, я стал подумывать о слуге-телохранителе, а Массимо вполне подходил на эту роль, а сложившаяся ситуация вполне подходила, чтобы сделать подобное предложение.
   "Если он, конечно, решит, что делать с сыном".
   - Я могу дать тебе денег, которых тебе хватит прожить в городе, по меньшей мере, до дня Крещения Господня.
   - Что вы за это от меня потребуете, сеньор?
   - Дождаться меня. А там поговорим. По рукам?
   - Вы странный человек, сеньор. Не боитесь, что я просто убегу с вашими деньгами?
   - Вот мы и узнаем, сколько стоит твоя честность. Так как?
   - Хвала небесам! Господь откликнулся на мои молитвы и послал вас мне, благородный сеньор. Я принимаю ваше предложение, сеньор.
   - Поселишься на постоялом дворе "Дубовый лист". С хозяином я договорюсь, поэтому платить тебе ничего не придется.
  
   Это была одна из тех, необременительных поездок, где мне не надо было тренировать ум, изыскивая способы, как лучше выполнить поставленное передо мной задание. Проще говоря, меня использовали, как гонца. Надо было с особой осторожностью, такими словами меня напутствовал Оливье, передать объемистый кошелек и пузырек с ядом, человеку, судя по его виду, являвшийся слугой какого-то господина или госпожи. Несмотря на простоту этого задания, именно оно говорило о возросшей степени доверительности между мной и королевским брадобреем, так как последнее время я все чаще получал задания лично от него. Прождав два дня, я получил записку от того же слуги и отправился в обратный путь. Не прошло и недели, как я снова вернулся в Тур.
   Солнца не было, оно уже который день пряталось за серыми тучами, висевшими прямо над головой. По внешним ощущениям было три-пять градусов тепла, но резкие порывы сырого ветра за дорогу выстудили каждую клеточку моего тела, заставляя меня зябко ежиться в седле. И это несмотря на камзол с двойной подкладкой и обшитый мехом теплый плащ. Я въехал в город, когда уже начало темнеть. Больше всего мне сейчас хотелось добраться до постоялого двора и встать, как можно ближе, к пылающему очагу, держа в руке самую большую кружку подогретого вина.
   Бросив поводья конюху, я вошел в зал таверны и стоило мне почувствовать тепло, как я чуть не застонал от этого блаженного ощущения. Стащив перчатки, быстро, по привычке, пробежал глазами по многочисленным посетителям, решил, что сегодня довольно многолюдно, что было не удивительно по такой мерзопакостной погоде. Заезжие гости, купцы, горожане ели, пили и громко говорили, получая удовольствие от хорошей компании с кружкой теплого вина и щурясь на яркое пламя очага.
   "Завтра поеду с докладом, а сегодня, - решил я, - имею право отдохнуть".
  Хозяин постоялого двора Жерар Бриоль меня уже заметил, обозначив свое приветствие традиционной кривой ухмылкой. Отряхнув головной убор и плащ у входа, я направился прямо к нему.
   - Как дела? - поинтересовался бывший наемник.
   - Хорошо. Смотрю у тебя дела идут не хуже, - и я легонько качнул головой в сторону зала. - Или ты нашел приворотное средство для привлечения посетителей и подливаешь им в вино?
  Жерар рассмеялся: - Непогода загнала, но я бы не отказался от такого средства. Вина?
   - Давай быстрее, а то у меня внутри все замерзло. И еще. Комната для меня найдется?
   - Для тебя найдется. Охапка соломы в углу на кухне, а на ужин - объедки, что останутся от гостей. Ха-ха-ха!
   - Ты мне все в корыто сложи, а я сам что повкуснее выберу.
   - Ха-ха-ха! - уже от души рассмеялся Бриоль, видно ему по вкусу пришлась моя шутка.
   - Хорош ржать, вина налей!
  Спустя пару минут я уже держал в руке большую кружку горячего вина, сдобренного солидной порцией специй. Только сделав сразу несколько крупных глотков, я, наконец, почувствовал, как холодный комок под сердцем начал таять.
   - Иди, садись, я сейчас к тебе Луизу пришлю.
   - Пусть она сразу мне похлебку тащит. Да погорячее.
   - На второе - печеная ягнятина в винном соусе.
   - Давай!
  Сел за стол, я снял с головы шаперон, положил на лавку, а рядом разложил мокрый плащ и перчатки, после чего, расслабившись всем телом, отдался благодатному теплу. Спустя несколько минут подавальщица принесла деревянную миску, полную горячей похлебки. Наклонившись над густым, наваристым варевом, я втянул запах душистых трав и чуть слюной не захлебнулся, после чего схватил ложку и набросился на еду.
  
   ГЛАВА 2
  
   На следующий день я передал письмо брадобрею и королевскому советнику Оливье Ле Дэну, после чего получил очередной кошелек в награду и отправился на встречу с Риккардо. Итальянец пришел на встречу уже вместе с сыном. Паренек, при виде меня залился румянцем, и видно наученный отцом, низко поклонился, поздоровался, а потом вежливо поблагодарил меня за помощь.
   - Как твое здоровье, Луиджи? - спросил я его на итальянском языке.
   - Благодарю вас, сеньор. Благодаря господу и помощи вашей милости, я уже совсем здоров, - ответил мальчик, после чего посмотрел на отца.
   - Иди, сын.
  Мальчишка коротко поклонился мне, потом торопливо пошел к выходу. Отец проследил за ним взглядом, после чего повернулся ко мне и объяснил: - Торопится в церковную школу. Ему там очень нравится.
   - Ты чего так невесело выглядишь, Риккардо? Сын здоров, ему нравиться учиться. Смотришь со временем из парнишки может получиться хороший священник.
   - Все так, сеньор. Вот только у меня нет возможности поддерживать для него такую жизнь. Господь свидетель, я бы многое отдал, чтобы осесть в городе и дать возможность моему сыну просыпаться в своей кровати, а не в повозке, посреди заснеженного поля, ходить в школу, а не стоять, дрожа от холода, у раскрашенного щита перед глазеющими зеваками. Даже для меня кочевая жизнь требует усилий, а что тогда говорить про моего мальчика. Летом, это еще так-сяк, но зима - очень плохое время для нас, артистов. Холод, а это значит, что просто укрыться под плащом не получится, нужен костер, а к нему дрова. Нужны помещения для выступлений, а значит, надо платить за аренду. Ярмарок в это время совсем мало, надежда только на праздники. Будь я один... Думаю, вы поняли меня, сеньор.
   - Скажу прямо: хочу научиться метать ножи, как ты.
  Несмотря на каменное выражение лица итальянца, я просто почувствовал исходящее от него чувство радости и удивления. Он явно не ожидал от меня подобного предложения.
   - Вы сумели меня удивить, сеньор. Вы уверены, что это вам нужно?
   - Давай попробуем, а там видно будет, - ответил я ему уклончиво.
   - Если у вас есть такое желание, то я согласен быть вашим учителем, сеньор. Возможно, сеньор, вы даже не понимаете, что снова спасаете нас, с сыном. Я ежедневно благодарю господа за то, что он помог нашим жизненным путям сойтись, - итальянец сделал паузу. - Только я хочу сразу сказать: если вы хотите учиться искусству метания ножей, то вам придется подойти к этому делу со всей усидчивостью. У вас есть на это время?
   - Мне придется уезжать, время от времени, но я постараюсь наверстать пропуски. Я усидчивый и упорный человек.
   - Если этот так, то мы можем начать хоть сегодня.
   - Сегодня вечером мы пойдем к мастеру-арбалетчику, у которого, на заднем дворе, есть помещение для стрельбы. Думаю и нам там найдется местечко.
   - Отлично, сеньор.
  Мысль использовать его в качестве телохранителя пришла мне сразу, как только я его увидел. Исходил из того, что он чужак, а значит, должен держаться за работу, которую я ему предложу, а значит, должен быть верен хозяину. Он был наемник-профи, иначе как можно объяснить пластику и органичность его движений, а также манеру оценки окружающего пространства. Этим он напоминал меня. Я бы мог предложить ему работу уже прямо сейчас, но пока не решиться вопрос с его сыном, говорить об этом не имело смысла. Мое предложение использовать его в качестве тренера его откровенно обрадовало. Какое-то время он отвечал на мои вопросы о его жизни на родине, заодно поведал мне, что многие жители Неаполя освоили науку метания, так как по вечерам невозможно спокойно пройти по улицам города из-за грабителей, а так можно противостоять их мечам и длинным кинжалам. Вот и выходило, что единственным шансом у гражданина спастись в такой ситуации, это метнуть нож в противника. Вот он и научился.
   "Врет. Нагло врет. Впрочем, обычный человек, никогда не бывший в Италии, мог легко поверить этой брехне. Ведь в чертей и всякую нечисть верят, так почему не верить в эту сказку".
  Так Риккардо стал моим тренером и преподавателем. Время от времени, после тренировки, сидя за бокалом вина, ди Массимо рассказывал мне об Италии, о жизни дворян и простых людей, праздниках, нравах и укладе жизни. Мы импонировали друг другу, но при этом в разговорах старательно обходили свои тайны.
  
   Вернувшись после очередного поручения, я вдруг неожиданно узнал, что Риккардо съехал с постоялого двора и теперь живет у женщины, правда, при этом он предупредил Жерара Бриоля, хозяина постоялого двора, где его можно найти. По моей просьбе Жерар послал мальчишку, который являлся помощником конюха, но при этом выполнял самые разные поручения, уведомить итальянца. На следующий день мы встретились, и он сразу мне сказал, что прижился у одной, доброй и приятной во всех отношениях, женщины, вдовы аптекаря.
   - А как сын к ней отнесся? - первым делом спросил я его.
  Риккардо тяжело вздохнул и только потом стал говорить, причем давался ему этот разговор тяжело, так как ему пришлось частично приоткрыть свою тайну.
   - Только вы уехали из города, как я встретил своих земляков-купцов и от них неожиданно узнал о том, что капитаном корабля, который их привез, является мой дальний родственник. Мое сердце рвалось на части, но я не мог упустить такой случай. Я отвез Луиджи на корабль и наказал родственнику не только присмотреть за ним, но и передать сына моим родителям. Я видел с каким удовольствием он ходит в школу, играет с мальчишками на улице... Я не хотел губить жизнь моего сына, потакая слепой отцовской любви, при этом понимая, что больше того, что у меня есть, я просто не смогу ему дать. Нет, я не хочу своему сыну такой судьбы! Он заслуживает большего... Мне не надо было брать его с собой, но я поддался порыву своего глупого сердца. Меня на родине уже никогда не примут, а вот моего славного мальчика - с радостью. Теперь я буду ждать с надеждой от него писем. Я договорился с хозяином "Дубового листа", что он будет принимать и хранить для меня письма, которые мне будет писать мой маленький Луиджи.
  Я уже знал, что итальянец и Жерар Бриоль быстро нашли общий язык, как бывшие наемники.
   - И что теперь? - вопрос был задан чисто ради проформы, поскольку я почти знал, что он мне ответит.
   - Я хороший воин, сеньор и вы не прогадаете, если возьмете меня к себе на службу.
   - Почему-то я так думал, что скоро услышу эти слова.
   - Будь я с вами, сеньор, кинжал врага вас бы не достал.
  Посмотрев ему в глаза, я увидел там просьбу, решительность и глубоко спрятанную неуверенность. Вдруг откажет?
   "Похоже, пришло время приоткрыть завесу тайны. Хотя, если он не дурак, то уже обо многом догадался".
   - Риккардо, я нахожусь на королевской службе, и мне частенько приходится подвергать свою жизнь опасности.
   - Мне не привыкать, сеньор, к такой жизни. Вы помогли мне, теперь пришла моя очередь помогать вам. Даю вам слово, сеньор, что вы не пожалеете о том, что взяли Риккардо ди Массимо к себе.
   - Если ты такой непобедимый воин, то почему тогда подался в артисты, а не устроился телохранителем к какому-нибудь вельможе?
  Услышав мой провокационный вопрос, на лице итальянца появилась горька усмешка.
   - Несколько раз пробовал устроиться, когда мы с сыном еще только приехали во Францию. Отказывали сразу. Только потом мне стало понятно, что ваши вельможи боятся, впрочем, как и у нас, в Италии, наемных убийц, королевских шпионов, яда и удара кинжала, а стоило им узнать, что я итальянец и недавно прибыл во Францию, мне сразу показывали на ворота. Однажды меня чуть даже не отдали в руки палача, но мне удалось убежать.
   - Вот значит, как обстоят дела. Ладно. Мне действительно нужен телохранитель. Ты, наверно, догадываешься чем я занимаюсь?
   - Это не мое дело. Мне вполне достаточно того, что я буду охранять вас, сеньор. Вы помогли нам с сыном в трудное время, за что я от всей души благодарен. Клянусь кровью господней, сеньор, что буду верен вам до конца своей жизни!
   - Что тут скажешь? Давай попробуем, Риккардо, а там видно будет.
   - Сеньор, мне понадобится...
   - Пройдешься по оружейникам и лавкам, - перебил я его, - и посмотришь, что тебе нужно. Потом скажешь сколько тебе понадобится денег, затем пойдешь и купишь.
  
   Прошло больше недели моего промежуточного отпуска. За это время я отдохнул, отъелся, а Риккардо, тем временем, закупив оружие и доспехи, принялся меня тренировать. Честно говоря, я не выкладывался полностью на тренировках, что, понятное дело, не нравилось моему телохранителю, так как считал, что мастера меча из меня уже не получится, да и телохранитель теперь у меня есть.
   За приятным отдыхом я как-то не заметил, как наступила весна и стало больше солнечных дней, но при этом холод и сырость никуда не делись.
   Вот и сегодня было довольно свежо, поэтому я закутался в плащ, подбитый мехом норки, и не прогадал, так как два дня подряд шли дожди, причем с ветром, так что несмотря на то, что сегодня с утра вовсю светило солнце, на улице сыро и зябко. Единственное, что меня радовало, так это то, что в городе после такой погоды стало легче дышаться, да и вони поменьше стало. Я шел по улице, где ходил десятки раз и теперь все здесь мне было привычно и знакомо. Во весь голос вопили зазывалы, расхваливая товары, вино и продукты. Их крики перекликались со звонкими голосами уличных торговцев, уже заполонивших улицы. Из пекарни несло ароматом свежего хлеба, а из дверей таверны, в которой пару раз обедал, видно с кухни, несло жареной рыбой и чесноком. На своем привычном месте стояла нищенка в стоптанной, явно мужской, обуви, и в выцветшем, когда-то ярко-зеленом, платье с заплатами. Женщина куталась в грязный и заношенный, сделанный из грубой домотканой шерсти, плащ. За веревку, которой она была подпоясана, была заткнута деревянная ложка, а в руке она, как и всегда, держала деревянную миску. На голове у нее был серый, некогда, белый чепчик, а поверх него было что-то наподобие платка, углы которого она завязала под подбородком. Опиралась она на крепкую, суковатую палку. Лицо, прорезанное морщинами. Иногда ее не было по несколько дней, а потом она снова появлялась. Изредка я кидал ей монетку, а иногда нет. Причем не по настроению, а как-то спонтанно. Видно, она стояла давно и успела замерзнуть, так как ее тело сотрясала крупная дрожь. Я залез в поясной кошель, нащупал пару мелких монет и кинул ей в миску.
   - Благодарю, господин, - раздался за моей спиной ее негромкий хриплый и простуженный голос. - Да будет господь милостив ко всем вашим делам и начинаниям.
  Не успел сделать и тридцати шагов, как впереди меня раздались крики боли. Голосил мальчишка. Завернув за угол, я увидел, как молодая женщина, красная от злости, держит парнишку за ворот теплой куртки, лет десяти, и стегая его по ногам тонким пояском, кричит, словно заведенная: - Паршивец! Вот паршивец!
  Как все малолетние грешники, он старался увернуться и вопил так, что взрослые могли не сомневаться: наказание достигло цели. С детьми тут обращались, скажем так, небрежно и это еще мягко сказано. Я уже знал, что в многодетных крестьянских семьях трагедии из смерти ребенка никто не делал, другое дело, когда умирал наследник дворянина, но даже это было в порядке вещей в эти времена. Так что ничего не было странного в том, что этому ребенку досталась хорошая взбучка. Весьма распространенный метод воспитания подрастающего поколения. Детей пороли или били за дело, раздавали подзатыльники или пинки - просто так, чтобы не путался под ногами или под плохое настроение. Расхожая фраза "дети - цветы жизни", здесь никому бы и в голову не пришла.
   Прошел по краю рынка, на котором уже с раннего утра бурлил накал страстей. Торговцы расхваливали свой товар, стараясь перебить друг у друга покупателей, хозяйки и служанки бдительно осматривают продукты и стоит им заметить сомнительное качество, как начинается спор, нередко перерастающий в ругань.
   Подойдя к "Дубовому листу", я зябко передернул плечами от резкого порыва сырого и холодного ветра, сумевшего проникнуть мне под плащ, при этом, с особым удовольствием, подумал о бокале подогретого и ароматного вина. Со временем я научился ценить в своей жизни подобные моменты. Тепло очага, чистое белье, вкусную еду и дружескую, неторопливую беседу. Такие вещи начинаешь понимать, когда сутками скачешь на лошади в дождь, снег, по непролазной грязи, потом останавливаешься в какой-то дыре, где комнату тебе сдают уже с жильцами - клопами и крысами, а утром натягиваешь непросохшую толком одежду и опять садишься в седло. Четыре раза, за эту зиму, я покидал Тур и мчался, сломя голову, выполнять королевские приказы.
   Из-под копыт коня летят комья грязи, по обеим сторонам дороги лежат голые поля, тебя начинает пронизывать холод, постепенно добираясь до самого сердца, и при этом ты знаешь, что тебе до вечера еще надо отмахать не менее пяти лье. Сначала ты проклинаешь всех и все, а уже потом начинаешь мечтать о тепле и бокале подогретого вина.
   Открыв дверь, вошел. В лицо пахнуло теплом, а нос сразу учуял запах жареного мяса. Быстро огляделся по сторонам. В основной массе сидели купцы, но также было несколько путешественников. Из них отметил двоих, то итальянцы, то испанцы. Об их принадлежности к этим южным народам говорило не только смуглая кожа, но и излишняя вычурность в одежде.
   "Все, как всегда, - подумал я и направился к стойке, за которой стоял хозяин, Жерар Бриоль. Меня приветствовала его фирменная кривая ухмылка. Мы поздоровались.
   - Как дела, Клод? Рагу будешь? Еще есть жареная свинина и мясной пирог. Вчера вино привезли. Бургундское. К нему будут хороши сладкие пирожки.
   - Давай пирог и бокал подогретого вина. Ну и сладкий пирожок, на пробу.
  При этом я увидел, что его кривая ухмылка стала еще шире. С чего бы этот гад улыбается?
   - Чего ухмыляешься?
   - Ты, наверно, парень, думал, что до дня святого Иосифа будешь дурака валять, а вот и нет! - и засмеялся.
   "Может, как боец ты и хорош, а вот шутник из тебя, как из меня балерина, - подумал я, тяжело вздыхая. - Значит, снова на работу".
   - Кончилось твое безделье, парень, - подтвердил он мое предположение.
   - Так и знал. Надо было мне идти в другое место завтракать.
  Хозяин постоялого двора снова от души рассмеялся, считая, что поддел бездельника: - Тебя завтра в Час третий будут ждать в "Петухе".
   "В девять утра? А чего так рано? Пока доеду... Надеюсь, что меня не погонят на работу уже прямо завтра".
  
   Постоялый двор Гастона "Боевой петух" находился на половине пути к королевскому замку Плесси ле Тур. Именно туда, в тот памятный день, ознаменовавший мое новое место службы, меня привез и оставил с городскими стражниками сеньор де Бомон. "Петух" представлял такое же место встреч для агентов, как и "Дубовый лист" Жерара. Пару месяцев назад мне снова пришлось побывать у Гастона, где мы с ним поболтали, и я ему кое-что рассказал из своей истории, но, похоже, он так и не смог до конца поверить в то, что у меня провалы в памяти. По-моему, он решил, что Клод Ватель, по своему обычаю, хитрит, придумывая всякую ерунду, лишь бы не говорить правду.
   - Просто приехать? Или с вещами? - решил я уточнить у Жерара.
   - Передали: приехать. И время назначили. Чего переспрашиваешь?
   - Ладно. Давай есть, а потом скажи конюху, пусть седлает мою лошадь. Проедусь немного, разомнусь.
   - Давно пора, а то, кроме того, как есть да пить, все остальное разучишься делать. Ха-ха-ха!
  Очередную дурацкую шутку Жерара я просто пропустил мимо ушей. Сняв плащ, я уселся за ближайший стол в ожидании подавальщицы, а еще спустя полтора часа я вернулся обратно в город, так как за городскими стенами еще было по-настоящему холодно, несмотря на мартовское солнце. Вернув лошадь в конюшню, я пошел на встречу с Риккардо, с которым ранее договорился потренироваться бою на мечах, а заодно предупредить его о скором отъезде. Вечером навестил городского палача, Пьера Монтре, чем в очередной раз его удивил. На следующий день, одевшись потеплее, рано утром я выехал из городских ворот. Лье с небольшим я преодолел довольно быстро. Уже подъезжая к постоялому двору, я вдруг услышал вдалеке пронзительные звуки охотничьих рогов. Здесь были места королевской охоты и кроме Людовика никто не мог охотиться.
   "Король же был, вроде, в отъезде. Значит, вернулся. Интересно, кого он там гоняет по такой мерзкой погоде? Впрочем, его дело".
  Я уже не удивлялся тому, что Людовик XI вместо того, чтобы сидя на троне принимать послов или министров, ну, в крайнем, случае диктовать секретарям, в своем кабинете, указы, только и делает, что разъезжает по всей стране. Ему не нравилось целыми неделями оставаться на одном месте, он управлял страной иначе, чем другие правители. Если не считать долгих остановок, вызванных необходимостью дипломатических переговоров или болезнью, он, можно сказать, вел кочевую жизнь, постоянно переезжал с места на место. Даже зима не была для него препятствием. За ним постоянно мотались хвостами прибывшие с верительными грамотами послы, гонцы и курьеры. Он не устраивал штаб-квартиры в больших городах или поместьях, где, сидя в комфорте, получал бы донесения и отдавал приказы, а вместо этого почти каждый месяц посещал по пять-шесть разных мест и за последний год провел всего три дня в Париже. Причем это не были не приятные и неспешные прогулки, так как он "выезжал на место событий", зачастую в большой спешке, когда считал, что именно там требовалось его присутствие, поэтому частенько останавливался в жилищах, подготовленных слугами на скорую руку. Король старался держать себя в постоянной боеготовности, навещать и подбадривать своих подданных там, где его ждали, при необходимости возглавлять армию, принимать решения всякого рода, а это требовало постоянных разъездов. Однако нет сомнений в том, что он ставил перед собой и другие, менее срочные цели: часто и подолгу находиться вне королевского домена не просто для того, чтобы пожить на чужой счет и по скупости сэкономить на еде, а чтобы принцы, вельможи и простые люди понимали, что король везде у себя дома. После неудачной встречи с герцогом Бургундским в Перонне, где он оказался в ловушке, устроенной его врагами, он больше не отваживался бывать в Бургундии, посещая только те территории, на которые распространялась власть французской короны. Конечно, Людовику нравилось жить в Плесси, Туре или Шиноне, но он прекрасно понимал, что у него еще много врагов, а значит, он не в таком положении, чтобы можно просто сидеть на троне и наслаждаться жизнью.
   Гастон Браке, хозяин постоялого двора "Боевой петух", был рослый и крепкий мужчина, лет сорока, правда, имевший солидное брюхо. Его могучие руки, как и грудь, были сплошь покрыты черными волосами. Принимал он далеко не всех гостей, которые хотели у него остановиться, так как его гостиница в основном предназначалась для встреч и людей, связанных делами с королевским замком. Именно у него останавливались гонцы и купцы, прибывшие по делам к королю, а также посланники из других стран, когда король не хотел их видеть в своем замке.
   Войдя в зал таверны, огляделся. Помещение выглядело пустым, так как за столами сидело с полдюжины посетителей. Парочка купцов, по виду, гонец и еще несколько непростых людей. Разговоры вели тихо. Кто-то из них пил пиво, кто-то вино, а третьи наслаждались вкусной едой. Повар у Гастона был отменный, что неудивительно, так как здесь останавливались, причем нередко, довольно знатные особы. Подойдя к хозяину, который хорошо смотрелся со своим объемным животом на фоне пузатых бочек, поздоровался. Гастон, в отличие от своих коллег по цеху, не отличался многословием, хотя бы по одной простой причине, что состоял на службе королевского прево, а его гостиница являлась местом тайных встреч самых разных людей, но при этом и ему иногда приходилось заниматься пустословием, ублажая каких-либо важных гостей, когда те изволят закапризничать.
   - Встреча? - по своей привычке, лаконично поинтересовался он.
   - Угу, - ответил я ему в таком же ключе.
   - Сегодня свежо. Подогретого вина?
   - Давай.
  Скинув плащ на лавку, я сел за стол в углу. Спустя несколько минут подавальщица принесла мне стакан горячего вина, от которого приятно пахло специями.
   - Господин, еще что-то желает? - поинтересовалась молодая женщина.
   - Спасибо, милая.
  Сделал пару глотков вина и приготовился ждать. Чем хороши были задания, которые я получал, то они, по большей части, не были определены сроками их выполнения. Нет, парочка поручений вроде поездки в Бурж, была ограничена временем исполнения, но это были скорее всего исключение из правил, а так моя работа определялась благополучным завершением задания.
   На этот раз ждать пришлось недолго. Где-то с полчаса. Я услышал, как застучали копыта коня, затем скрипнула дверь и в зал вошел любимчик короля, брадобрей его величества, Оливье по прозвищу Дьявол. В отличие от прежних встреч он был одет в охотничий костюм. Гастон, увидев его, непроизвольно вытянулся, а вот другие посетители, видимо никогда его не видевшие, только скользнули по нему взглядами, не прекращая своего тихого делового разговора. Поднявшись со своего места, я дождался, когда он подойдет ко мне, поклонился.
   - Сударь, я к вашим услугам.
   - Как плечо, Клод? - поинтересовался он.
   - Все хорошо, сударь, - ответил я.
  У советника короля, насколько я его изучил, всегда было желание стремиться к власти, ему нравилось оказывать влияние на людей, а еще лучше, управлять ими, как марионетками, причем когда человек оказывался в его власти, он это не скрывал, а, наоборот, давал им это прочувствовать. Как и его повелитель, король Франции, который, похоже, всегда видел и понимал только одну сторону человеческой природы, поэтому все свои планы он цинично связывал с предательством, изменой и подкупом и никогда для своих целей не использовал такие человеческие качества, как честность и благородство. Вполне возможно, что он не верил в честность и считал ее лицемерием. Впрочем, мне могло только так казаться и пока утверждать, что это именно так, я не был готов, зато в отличие от жестокостей творимых других государей того времени, он не проливал человеческую кровь потоками в порыве гнева или безумной ярости, но при этом умел выдавливать ее из человека медленно, капля за каплей. К этому можно было добавить ядовитую насмешливость повелителя Франции, которая являлась еще одной характерной чертой его жестокости. Его подчиненные мало чем отличались от своего повелителя, зато все, служившие королю, знали, что их ошибки могут обойтись им очень дорого, вплоть до лишения головы. Знал об этом и я, поэтому попробовал сразу оценить настроение королевского брадобрея.
   "Судя по всему, в настроении. Только что только он мне на этот раз припас?".
  Оливье бросил взгляд в сторону Гастона и тот сразу поняв, что от него хотят, крикнул: - Арлет, проводи господ в комнату!
  Мы поднялись наверх и зашли в комнату, специально выделенную для таких переговоров. Там не было кровати, зато стояли удобные кресла, письменный стол, и два сундука с откинутыми крышками.
   - Садись, приятель. Есть у меня к тебе разговор. Хотя, погоди. Я когда скакал сюда, кое о чем подумал. Может, Ватель, тебя теперь называть "Любимцем госпожи Фортуны"? Вот как ты ловко выкрутился в последнем деле, где один мой доверенный человек пропал, а другого зарезали? Или ты с госпожой Удачей как-то договорился? А может, снюхался с нечистой силой? Признавайся!
   - Сударь, ради бога, не говорите так. Вы же знаете, что я половину жизни провел в монастыре. Для меня каждое слово молитвы это маленький шажок к воссоединению с нашим создателем, каждое мое посещение церкви - это истинный праздник для моей души.
   - Ладно-ладно, Клод. Это была шутка. Я недавно встречался с графом де Ла Моль. Он с похвальбой отозвался о тебе.
   - Граф великодушный человек и явно переоценивает мои заслуги.
   - Не знаю, не знаю, приятель. Насколько мне известен весьма резкий и своенравный характер графа, то он свои похвалы просто так не раздает. Впрочем, это уже прошлое. В последнем деле, приятель, ты показал себя смелым и ловким человеком, поэтому для тебя есть новая работа. Вчера из Гиени прибыл гонец, который рассказал, что младшему брату короля Карлу снова стало плохо, хотя в феврале все утверждали, что тот пошел на поправку. Нам надо достоверно знать, что происходит с принцем, поэтому ты срочно отправляешься в Бордо, ко двору Карла. Чтобы ты знал: король не сегодня-завтра отдаст приказ готовить войска к походу, - Оливье бросил на меня испытующий взгляд. - Ты же понимаешь, что это значит?
   "Еще бы! - усмехнулся я про себя. - Если младший братишка короля умрет, то "Лига общественного блага", а проще сказать, шайка вельмож, выступивших против короля, развалится окончательно, после чего они попрячутся по своим норам. Королю только и останется, что выкуривать их оттуда поодиночке".
   - Это мне понятно, сударь, только вы мне скажите, что от меня там потребуется?
   - Это письмо никому не должно попасть в руки, - и королевский брадобрей положил передо мной небольшой конверт, прошитый суровыми нитками и залитый красным воском с выдавленной на нем королевской печатью. - Найдешь в Бордо аптеку Старого Жака. Отдашь письмо хозяину.
  Он поможет тебе во всем. Тебе нужно будет не только быстро собрать сведения о здоровье Карла, но и самому убедиться в его болезни. Король готов прислушаться к твоему мнению. Цени это, Ватель. Отправить донесение надо как можно быстрее, чтобы его величество знал, что происходит с его младшим братом на самом деле. Чтобы ты понял важность этого поручения, говорю: если узнаешь что-то серьезное и срочное, прыгай в седло и скачи сам.
   - Если аптекарь умер или с ним что-то случилось?
   - Ты, как всегда, осторожен "Лисий хвост". Это хорошо. Тогда узнавать о здоровье принца придется тебе самому. Для помощи найдешь купца тканями Венсана Руссо. Покажешь ему свой перстень-знак и скажешь: все мы слуги короля. О порученном деле ничего не говори, просто скажи тому, что тебе требуется.
   - Если что-то пойдет не так?
   - Если что-то пойдет не так, - повторил мои слова Оливье, хищно улыбаясь, - помни одно: Гиень - неотъемлемая часть нашего государства. Нам никак нельзя не допустить, чтобы наше королевство снова стало лесом с разбойниками, как уже было когда-то.
   "Намекаешь на Лигу. Ну-ну. Впрочем, чистка уже идет и с вельможами-разбойниками наш король не церемонится. Этого у Людовика не отнять".
   - Я правильно понял? Делаю все, что прикажет Старый Жак.
   - Нет. Он сам по себе, ты сам по себе, но при этом прислушивайся к тому, что он скажет. Вот твои бумаги. Посмотри их сейчас.
  Взяв из его руки бумаги на проезд, я начал их читать, как удивленно вскинул на королевского советника глаза:
   - Я дворянин? Почему?
   - А как ты думаешь попасть ко двору принца, чтобы самому удостовериться в его смертельной болезни?
   - Так я не лекарь, сударь. Мне даже не известно, чем он болен.
   - Вот это тебе и надо узнать, приятель. Так что побудешь какое-то время шевалье Шарлем де Сен-Мор. Подробно изучи, а затем запомни свою родословную.
   - Тогда мне нужен слуга или телохранитель.
   - Если тебе надо - найми, но только за свои деньги. Держи, - и на стол упал туго набитый кошелек.
  Играя роль жадины, которой я был должен соответствовать, так как она была близка и понятна брадобрею, считавшего себя знатоком человеческих душ, я ловким движением сгреб кошелек.
   - Благодарю вас, сударь, - я коротко кивнул. - Вы как всегда щедры, но раз зашла речь о слугах, прикажите чтобы мне выписали бумагу на телохранителя.
   - Ты обзавелся телохранителем? Кто он?
   - Итальянец. Риккардо ди Массимо.
   - Итальянец. Хм. У нас что, французская земля совсем оскудела на наемников? Чем он тебя подкупил?
   - Во-первых, он хороший боец, а во-вторых, чужак, который будет держаться за хозяина.
   - Хм. Ну если так... Он тебе чем-то обязан?
   - Да. Я дал ему деньги на лечение его сына.
   - Итальянцы очень любят своих детей. Хорошо. Сегодня вечером тебе доставят подорожную на итальянца. Заберешь в "Дубовом листе". Для верности еще раз повторю: король ждет из Гиени новостей, поэтому нигде не задерживайся в дороге. Еще что-то?
   - Нет, сударь.
   - Кстати, насчет щедрости, - вдруг неожиданно продолжил разговор королевский брадобрей. - Ты же у нас любимец госпожи Фортуны, Клод, так постарайся не только для себя, но и для его величества. Принести ему удачу. Если король останется доволен, думаю, что и ты тоже ощутишь его радость.
   - Приложу все свои усилия, сударь, чтобы вы и его величество остались довольны.
   - Иди, "Лисий хвост", и принеси нам хорошие новости.
  Спустившись вниз, кивнул Гастону, затем вышел с постоялого двора. Вскочил на лошадь и направился в город. Приехав, сразу направился к Риккардо, но его любовница сказала, что итальянец ушел тренироваться. Я повернул лошадь, и спустя пять минут был уже на месте. Слуга проводил меня на площадку, обычно шли учебные бои. Риккардо, как я уже понял, и раньше постоянно тренировался, так как несмотря на возраст он находился в великолепной форме. Мышцы на его плечах и на спине бугрились под тонким полотном. Свободно закатанные рукава обнажали мощные руки фехтовальщика, а штоссы обтягивали крепкие бедра и икры классических очертаний. Кожаные подошвы сапог давали возможность не поскальзываться даже на неровных булыжниках и выполнять любые фехтовальные приемы, заканчивавшиеся каждый раз точным ударом по чувствительным местам противника. Какое-то время я наблюдал за его схваткой с одним из учителей фехтования. Несмотря на тяжелое дыхание обоих противников и пятна пота на их спинах и подмышках, они, похоже, только вошли в раж. Прерывать схватку я не стал, а сел на поставленный в углу стул и стал наблюдать за мельканием клинков, молниеносными выпадами и мгновенно поставленными защитными блоками. Оба были профессионалами и сейчас оттачивали свое мастерство. Если я сейчас мог сказать, что научился владеть клинком, то до них мне было еще очень далеко. Прошло не менее десяти минут, когда их схватка закончилась. Я поздоровался с обеими, потом отозвал в сторону телохранителя и сказал: - Завтра выезжаем.
   - Где встречаемся, сеньор?
   - В "Дубовом листе" после того, как колокола ударят к заутрене. Завтракаем и сразу едем. Советую сегодня как следует отдохнуть: скакать нам придется далеко и быстро.
   - Я буду готов, сеньор.
  
   ГЛАВА 3
  
   Рано утром выехав из города, мы переехали мост и выехали на торговый тракт.
   - С этого момента я - шевалье Шарль де Сен-Мор, - предупредил я своего телохранителя, как только мы оказались на дороге.
  Ожидал увидеть удивление в его глазах, но не дождался, Риккардо спокойно воспринял эту новость.
   - Я понял, ваша милость. Мне еще что-то надо знать?
   - Скачем в Бордо. Знаешь те места?
   - Нет, ваша милость, - ответил он мне ровным, спокойным голосом.
  Честно говоря, я так и не понял: его действительно не интересовало то, что не относилось к его прямым обязанностям телохранителя или это просто нежелание загружать голову ненужными сведениями. Впрочем, больше я ему не собирался ничего говорить.
   Хотя мы ехали в Гиень, в королевские владения, я экипировался, словно направлялся на войну. На мне была мелкопластинчатая бригантина с бархатным верхом, а на голове надет шаперон с металлической подкладкой, а свисавший с головного убора шлык я максимально удлинил и стал в поездках использовать в виде шарфа. На телохранителе был нагрудник и шлем работы миланского мастера, а также латные перчатки. Из вооружения, как у меня, так и у Риккардо, был меч, кинжал и арбалет с дюжиной болтов.
   Погода была солнечная, но при этом ветренная, хотя, к моей радости, дождей уже пару дней не было, поэтому нам не приходилось месить дорожную грязь. Лошадей мы то пускали вскачь, то ехали шагом, давая им отдохнуть. Я прекрасно помнил наказ Оливье: торопись. Судя по всему, надвигались какие-то грандиозные события, вот только отслеживать расстановку политических и военных сил в стране у меня не было возможности, так как то, что мне было известно, я знал на уровне слухов. И вот только сейчас я узнал мне стали известны частичные факты сложившейся в стране обстановки.
   "Король, похоже, получил сведения о плохом здоровье братишки из разных источников, иначе зачем Людовику отправлять армию в Гиень. Но зачем, ведь это и так королевская провинция? Впрочем, о причине несложно догадаться: из-за Бретани, где сидит герцог Франциск II, большой недруг Людовика, который способен на разные пакости. Вот только зачем меня послали? Подтвердить, что и так известно? Или это признак особого доверия? Ведь недаром брадобрей заикнулся о королевской награде. Ладно, об этом буду думать, когда вернусь, а пока мне интересно, чем это наш разлюбезный Карлуша болен? По тому, что я о нем знаю, у него с детства всегда было слабое здоровье. По слухам у него что-то с легкими, а так как болезнь длиться уже несколько месяцев, то можно предположить, что у него туберкулез. Впрочем, это я узнаю...".
  Задумавшись, я перестал следить за дорогой, отчасти полагаясь на своего телохранителя, поэтому нервно вскинул голову, когда услышал предостерегающий окрик итальянца: - Ваша милость!
  Его причиной стал патруль жандармов, стоявший на обочине дороги. После быстрой проверки моей подорожной, пожелав счастливого пути, жандармы нас отпустили.
   Копыта лошадей гулко стучали по утоптанной земле. Мы обогнали пару, медленно тянущихся, купеческих обозов и большую группу паломников с крепкими посохами в руках. На головных уборах и на одежде пилигримов во множестве были пришиты образки и знаки посещения ими святых мест. Как мне уже стало известно, базилика с мощами святого Мартина Турского, покровителя города Тура являлась одним из основных паломнических центров Европы, посещаемых богомольцами. Так как мы сейчас перешли на шаг, давая отдохнуть лошадям, то присмотревшись, я заметил, что у нескольких человек на головных уборах прикреплен медальон с ликом святого Иакова, который говорил о том, что они совершили паломничество в Сантьяго-де-Компостела к могиле святого.
   "Словно медалями и орденами обвешались, - подумал я с усмешкой, глядя на оловянные образки паломников.
   Первое время нам довольно часто попадались телеги и повозки, на которых местные крестьяне везли в город плоды своего труда. В основном это было копченое мясо и сало, квашеная капуста, моченые оливки. Чем дальше мы отъезжали от города, тем меньше становилось путешественников и купцов. В межсезонье, когда зима ушла, но тепла еще не было и частенько шли дожди, превращая дороги в непролазную грязь, количество путешествующих людей резко уменьшалось, зато увеличивалось число всякого рода бродяг и разбойников, которые были не прочь ограбить и даже убить неосторожных путников. Мы ехали весь день, то погоняя лошадей, то пуская их шагом, и только один раз остановились поесть у придорожной таверны. Вид заведения, как и его хозяина мне не понравился, поэтому я не рискнул что-то брать из ассортимента предложенных блюд, а приказал пожарить нам курицу. Пока птицу готовили, мы пили вино, закусывая сыром и солеными оливками. Была мысль прикупить пару кругов колбасы в дорогу, но глянув на покрытую жирными и винными пятнами одежду хозяина таверны, сразу передумал. К тому же мне не понравилась компания из трех человек, сидевшая в углу. На них были монашеские рясы, но при этом они не походили на монахов, к тому же у одного из них было отрезано ухо. Так наказывали за мелкое воровство. Да и смотрели на нас они соответственно, воровато обшаривая глазами нашу одежду и оружие, но при этом избегали встречаться взглядами. Бояться их нам было нечего, но пить и есть в этой компании, бросающей на тебя косые взгляды, было неприятно. Именно такие бандитские рожи выходили на дорогу, высматривая одиноких путников.
   К вечеру резко похолодало, и мы, с Риккардо, стали искать место, где можно остановиться на ночь. До постоялого двора в большом селе оставался один лье или чуть больше, но чувствовалось, что наши кони устали, как мы неожиданно нагнали еще одну большую группу паломников, которые сворачивали с дороги.
   "Похоже где-то здесь есть ночлег, - сразу мелькнула мысль.
   - Добрые люди, не подскажите, где здесь поблизости можно переночевать?
  В сгустившихся сумерках вполне можно было разглядеть двух всадников, доспехи и оружие. Нас с минуту рассматривали, а потом из толпы раздался сиплый мужской голос: - Да пребудет с вами господь, ваши милости. Мы собираемся заночевать в расположенном недалеко монастыре братьев- бенедиктинцев. Тут недалеко, где-то треть лье. Если бы сейчас было светло, то вы бы увидели его колокольню из-за леса. Следуйте этой дорогой, и она приведет вас к монастырю.
   - Благодарю вас, добрые люди, - я уже решил ограничится этой фразой, как из-за закромов памяти откуда-то выскочило выражение на латыни. - Рax tibi, populus Dei!
   "Мир вам, божьи люди, - автоматически всплыл у меня в голове перевод фразы. После моих слов паломники начали креститься, благодаря нас за добрые пожелания. Так как это выражение часто встречается в монастырях, то большинство богомольцев его знало. Обогнув толпу, мы направились по указанному пути. Поникшие кони вдруг неожиданно взбодрились, звонко цокая копытами по земле. Я уже давно перестал удивляться лошадиной чуткости. Вот и сейчас наши лошадки уже знали, что впереди их ждет отдых и корм. Вместе с ними, воспряли и мы духом, стоило нам услышать бой монастырских колоколов. Звонили к вечерне. Мы сильно устали, замерзли и были голодны, а в монастыре нас ожидало тепло и еда.
   В крепких, обитых железом, воротах аббатства, на левой половине, была проделана калитка с окошечком, затянутым решеткой. Не слезая с коня, постучал в ворота, и сразу услышал голос привратника: - Мир тебе, путник!
   - Мир тебе, привратник, - ответил я, наклонившись к маленькому окошечку.
  Мне были видны глаза и мясистый нос, торчащий из-под капюшона. Взгляд привратника обшарил меня, оценив богатую одежду, затем доспехи моего телохранителя и только после этого, спросил:
   - Какое дело привело вас к воротам нашей обители, добрые люди?!
   - Шевалье Шарль де Сен-Мор. Со мной телохранитель. Нам нужен ночлег.
  Привратник насторожился. Это было естественной реакцией человека в это суровое и жестокое время, при виде незнакомых людей с оружием.
   - Я сейчас передам вашу просьбу приору, ваша милость.
   - Заодно скажите ему, что за нами топают полтора десятка паломников. Это они указали нам дорогу к вашему монастырю.
   Спустя пятнадцать минут после коротких переговоров с приором, который являлся заместителем настоятеля, мы оказались во дворе монастыря. Наших лошадей увел конюх, а приор сам проводил меня в помещение-пристройку, предназначенное для приема разного рода путников. Здесь было несколько комнат-спален для дворян и одно большое помещение для паломников и бедняков. Было уже темно, так что рассмотреть много мне не удалось, так как в темноте белели только стены, да тускло блестели витражные стрельчатые окна монастыря.
   - Вот ваша комната, сын мой. Надеюсь, вам здесь будет хорошо. Скоро вам принесут ужин.
   - Благодарю вас за все, святой отец. Мы уже отчаялись и не надеялись на столь хороший отдых. Я могу дать денег на нужды монастыря?
   - Если вы хотите дать денег от полноты души и щедрости вашего сердца, как можно отказать в этом человеку?
  Я вручил ему золотую монету. Приор оценил мой жест, а в место благодарности произнес совсем короткую проповедь, суть которой заключалась, что щедрость угодна богу.
   "Неравноценно. Куча пустых слов против полновесной золотой монеты, - думал я, слушая его в пол уха. Сказать честно, я так и не научился относиться к священникам и монахам серьезно, считая их жуликами, которые, выгодно для своего кармана, использовали веру людей в бога. Взять хотя бы разрешенные церковью продажи индульгенций, бумажные отпущения грехов, или сбор денег с верующих, которые платили, чтобы прикоснуться к раке со святыми мощами.
   Войдя в отведенную мне комнату, я первым делом произнес молитву, глядя на висевшее на стене распятие и только потом скинув сапоги, сел за стол. Спустя какое-то время монастырский служка принес мне еду. Горячая похлебка, основу которой составляли бобы, и каша с мясной подливой, были съедены так быстро, как только можно. Я даже не ожидал, что был насколько голоден. Уснул я, наверно прежде, чем моя голова коснулась подушки. Утром меня привычно поднял колокольный звон. Позавтракав той же кашей, я был готов в путь. Монахи были на молитве, поэтому я никого не мог поблагодарить за приют. Во дворе монастыря уже толпились паломники, готовясь к дальнейшему путешествию.
   Нам здорово повезло с погодой. Дни стояли ясные и теплые, только утром и к вечеру было довольно свежо. Когда церковные колокола били Час девятый, мы въехали в Пуатье, проскакав треть нашего пути. Здесь мы решили остановиться и основательно отдохнуть, чтобы завтра, с самого утра, снова тронуться в путь. У одного из сержантов, стоявших на страже городских ворот, я узнал, как добраться до уютной гостиницы под названием "Свирепый вепрь", которой управляет Папаша Жак.
   - У него повар готовит похлебку из кролика так, что язык проглотишь, а зельц - вообще объедение.
  Мы сразу отправились в указанном направлении, так как я чертовски устал за двое с половиной суток. Наглые крысы и кислое вино в придорожных гостиницах, резкий запах лошадиного пота и придорожная пыль - все это меня, честно говоря, достало до печенок. Мне срочно требовалась баня, хороший ужин и нормальная кровать. С длительными поездками я научился ценить хорошие постоялые дворы и вкусную еду. Когда мы ехали по городским улицам, я уже не обращал внимания на грязь под ногами и кучи мусора, на истошные крики торговцев и зазывал, вот только городская вонь после чистого воздуха, оставшегося за городскими воротами, откровенно раздражала. Я понимал, что несвойственные мне эмоции идут от сильной усталости. Сначала мы проехали по основной дороге, которая вела к центру, затем по указке, свернули к Мясному рынку и вскоре наткнулись на рыночную площадь. Так как дело шло к вечеру, покупателей было немного, да и продавцы не так рьяно зазывали клиентов. Нищие, бродяги и собаки копошились у куч с отбросами. Найдя нечто съедобное, люди тут же запихивали в рот, но иногда соседу казался лакомым кусок, который нашел другой, и тогда начиналась драка. Бродяги катались по земле, царапаясь, кусаясь, выдирая клочья волос, друг у друга. Собаки рычали и лаяли, но при этом старались держаться от нищих подальше, а хватая кусок, сразу старались отбежать подальше.
   Где-то в двадцати метрах от кучи отбросов, стоял патруль из нескольких городских стражников, которые, со скукой и презрением, наблюдали за отвратительным пиршеством. Когда мы проезжали мимо, они внимательно оглядели нас, потом проводили взглядами, но ничего не сказали. Завернув за угол, мы остановились у постоялого двора "Свирепый вепрь".
   Телохранитель, кинув мелкую монету конюху, оставил на его попечение наших лошадей, после чего мы зашли. На правах хозяина, скинув плащ, я уселся за стол, с наслаждением вытянув ноги, а Риккардо пошел договариваться с хозяином насчет постоя и ужина. Вернулся через пять минут. Вместе с ним пришла подавальщица.
   - Ваша милость, есть комната на двоих, - сразу сообщил мне телохранитель.
   - Хорошо. Милая, - я обратился к миловидной женщине, обладавшей довольно пышными формами, - что ты нам предложишь?
   - Ломбардская похлебка, фаршированный цыпленок, мясо по-бургундски...
   - Давай похлебку и мясо по-бургундски.
   - Мне тоже самое, - поддержал меня итальянец.
   - Есть сидр, пиво и вино. Бургундское, гасконское и испанское.
   - Мне сидр, - попросил я.
   - А мне испанского, - попросил Риккардо.
   - Для закуски нас есть мясной рулет и такой вкусный паштет, что сам в рот проситься, - продолжила соблазнять нас подавальщица.
   - Давай паштет.
   - Сию минуту, господа.
  Скоро перед нами стояла деревянная доска с ломтями хлеба и паштета, посыпанного тёртым сыром. Рядом встали кувшины с сидром и вином. Положив ломти паштета на хлеб, мы стали жадно есть, запивая вином и яблочным сидром.
   После сытного обеда я отпустил итальянца, а сам отправился в местную баню, где с большим наслаждением помылся, при этом заставив банщика поработать в поте лица. Наверно тот долго плевался от привередливого клиента, хотя, может и нет, так как заплатил я ему хорошо. Вернувшись в гостиницу, чистый и разомлевший, сел за стол в таверне, со стаканом сладкого испанского вина, и стал прислушиваться к разговорам гостей. За соседним столом расположилась большая компания купцов. Они говорили о сахаре и ценах на перец, обсуждали соленую лососину и доставку вина, потом подвыпив, осторожно, полунамеками, заговорили о налогах. Мне оставалось только усмехаться про себя, слушая купцов. Благодаря Жану Дювалю, одному из помощников генерального советника по делам косвенных сборов, который, в свое время, вбил в меня массу знаний по налоговому законодательству, я прекрасно понимал их двусмысленности и обрывки фраз, составляя из них одно целое. Дело заключалось в том, что начавшаяся война с герцогом Бургундским потребовала денег, и чтобы их получить, Людовик стал сначала поднимать налоги на соль, потом взялся за города. Различными способами ему удалось добиться того, чтобы большие города, помимо налогов, внесли в государственную казну определенные суммы. Взять те же ярмарки. Если раньше принцы, вельможи или настоятели крупных аббатств могли проводить на своих землях или на подвластных им территориях одну или две ярмарки в год, то при правлении Людовика XI только он сам назначал место, количество и даты ярмарок, а это значило, что только от него зависело запретить их проведение в "упрямом", не желавшим платить деньги, городе. Так как ярмарки, проводящийся дважды в год, приносили городам большие доходы, то подобная угроза, понятное дело, срабатывала, позволяя собрать деньги с городов. Выбивая из городов деньги, король не просто навязывал им свою волю, так как при этом он заставил городские власти собирать деньги на войну, переложив негодование народа на них. Были и другие способы борьбы с непокорными городами. Королевские эмиссары просто конфисковали муниципальные доходы, а иногда арестовывали наиболее богатых буржуа и держали их в тюрьме до тех пор, пока те не заплатят определенную сумму.
   Поскольку этих финансов было недостаточно для содержания больших армий, которые ему пришлось собрать, чтобы воевать против мятежных вассалов, государь решил "занять некоторые суммы всем нашим королевством от прелатов, капитулов, людей Церкви и других, более могущественных и удобных из наших подданных". И как мне довелось слышать от глашатая, который зачитывал на одной из городских площадей один из королевских эдиктов, где король жаловался, что почти везде "встретил одну и ту же плохую волю своих поданных". Хотя его упрек касался самых влиятельных и богатых прелатов страны, епископа Лиможа и аббата Сен-Марциала, эти слова касались церкви всей страны. Оба церковника ударились в бега, скрывшись в неизвестном управлении. Как и опасались эмиссары, посланные королем для сбора денег, духовенство хором скорбело и состязалось в воображении, чтобы продемонстрировать свое бессилие помочь государю. Впрочем, ничего удивительного в этом не было, так как первый такой заем у церкви Людовик сделал еще в 1468 году и как водиться у королей, естественно, деньги не вернул. Увидев такое непонимание государственных нужд со стороны церкви, король приказал передать имущество двух десятков аббатов, которые ударились в бега, в управление королевским чиновникам, а владения аббата Сен-Марциала конфисковать.
   Меня хватило только на два бокала испанского вина, после чего усталость стала брать свое и глаза закрываться сами собой. Стоило колоколам ударить к вечерне, как я расплатился и отправился в свой номер, где разделся и лег спать.
  
   За время нашей поездки я дважды воспользовался своими привилегиями, меняя лошадей на королевских почтовых станциях. В день мы делали по пятнадцать-двадцать лье и к вечеру четвертого дня увидели стены Бордо, города, где находилась ставка принца, Карла Французского. Непрерывная скачка, когда по десять часов сидишь в седле, меня здорово вымотала, поэтому стоило мне увидеть вдалеке крыши домов и купола церквей, возвышающиеся над городскими стенами, я искренне обрадовался концу нашего путешествия. Как всегда, дорога перед большим городом резко оживилась, и помимо торговцев, паломников и путешественников, появились крестьяне, монахи и бродяги. Нам пришлось перейти на шаг, так как животные сильно устали и это несмотря на то, что цель нашего путешествия была уже так близка. Народ, шедший по дороге, нередко обращал на нас внимание; это легко можно было понять по раздававшимся за нашей спиной голосам. Я уже давно перестал удивляться, как раньше думал наглому, но на самом деле простому и наивному любопытству людей.
   Спустя полчаса, оттеснив лошадьми в сторону группу паломников, с серыми от пыли лицами и котомками через плечо, затем заставили податься к обочине несколько чумазых ремесленников. Легко обогнали мужчину, впрягшегося, вместе с парнишкой, с сыном или учеником, в тележку, полную горшков, тарелок и плошек, затем, набирая скорость, обошли шедшего вразвалку кузнеца с широкими плечами и грязным лицом, на плече у которого лежала длинная палка, с которой свисали на веревках ножи и лезвия кос. Дальше народ, слыша за спиной топот копыт, сам убирался с нашей дороги, сходя на обочину. Вскоре мы оказались перед воротами святого Якова, через которые в город входили группы паломники по пути к могиле святого, находящегося в Испании. Стражники, стол сборщика налогов, нищие, стоящие по обе стороны от створок ворот, с протянутой рукой, путешественники, всадники, крестьяне с повозками. Привычная для меня картина. Кинул серебро на стол сборщика налогов, затем подъехал к седоусому стражнику и поинтересовался, где можно уютно поспать и вкусно поесть. Как только монета перекочевала в руку сержанта, я тут же получил короткие и точные сведения, а также было указано направление, в каком нам надо было ехать. Постоялый двор назывался "Свирепый вепрь", где жаркое готовили так, что пальчики оближешь. Еще через полчаса мы заселились в гостиницу, после чего спустились с Риккардо по лестнице вниз в таверну. Дорога вымотала меня и мне хотелось сейчас только одного: поесть и лечь спать.
   На следующий день, сразу после завтрака, я отправился бродить по городу. Бордо - город-порт на реке, стоял на пересечении торговых путей, ведущих из Англии и Испании. На его улицах мне пришлось сталкивался с путешественниками и купцами из различных стран. Особенно много их было в районе порта, где находились склады; здесь везде звучала английская, испанская, итальянская речь. Мне было интересно посмотреть на корабли, на матросов, крепящих паруса, на купцов, на выгрузку зерна и погрузку бочек с вином, вот только, к моему сожалению, я приехал сюда не на экскурсию, поэтому поглазев, отправился дальше изучать город. Центр Бордо мало отличался от других городов. Ратуша с пожарной колокольней на крыше, место казней, фонтан, трехэтажные знания богатых и именитых горожан, дворцы вельмож, а также замок - бывшая резиденция английского правителя Аквитании. Прошел я и мимо дворца принца, возле которого стояли стражники с копьями, в блестящих доспехах, потом прогулялся возле аптеки Старого Жака. Ничего подозрительного не заметил. Впрочем, что я мог заметить? Если и есть засада, то она находится внутри, в задних комнатах аптеки. Сел за стол в таверне, у окна. Заказал вина, сыр, ветчину, при этом сделал вид, что жду здесь человека, а сам осторожно стал наблюдать за дверью аптеки. Спустя час, я поднялся из-за стола, при этом должен был признать, что ничего подозрительного не заметил. За все это время в аптеку пришли трое клиентов, пожилые люди, с болезненными выражениями лиц. Еще раз прогулявшись по соседним улочкам, вернулся и вошел в аптеку. Помещение было куда просторнее, чем казалось на первый взгляд. Два больших окна давали достаточно света. Недалеко от дверей стоял широкий стол-прилавок с весами, счетами, какими-то чашами, склянками и мешочками с сушеными травами. Судя по всему, часть лекарств готовилась именно на этом столе, так как тут же на столе стояла медная ступка с пестиком. Сзади на полках хранились снадобья и наиболее часто используемые специи в стеклянных, оловянных и глиняных сосудах. В воздухе стоял удушливый запах лекарств, серы, нашатыря, притираний и скипидара, смешанные с ароматом перца, имбиря, корицы и мускатного ореха, гвоздики и шафрана. На стенах висели связки трав. После неожиданного для себя открытия сорокаградусных и выше настоек, способствующих лечению депрессии и дающих излечение от всяческих болезней, время от времени, я стал захаживать в аптеки, поэтому знал, что помимо микстур, отваров и лекарственных сборов, здесь продают много всякого разного, не имеющего отношения к лекарствам. Помимо специй в аптеке можно было найти засахаренные фрукты, воск, благовония, уксус, полынное масло и мыло. Стоило мне увидеть аптекаря сразу стало понятно, откуда у того прозвище Старый Жак. Он был действительно стар. Волосы на голове старика были все седые и ложились грязными сосульками на плечи. Худое и морщинистое лицо, нос длинный и крючковатый, а вот взгляд не мутный и равнодушный, как у старика на исходе лет, а довольно живой, любопытный, даже с хитринкой. Одет он был в неопрятный балахон с широкими рукавами, а на его голове красовалась круглая шапочка.
   - Храни вас Господь, - поприветствовал я хозяина аптеки.
   - И вам того же, ваша милость. Что желаете?
  В лавке никого не было, а дверь я за собой тщательно закрыл. Подойдя к прилавку, я спросил: - Ты Старый Жак?
  Тот, быстро и внимательно, оглядел меня, как бы снова оценивая, и только потом сказал: - К вашим услугам, ваша милость.
  Я достал перстень-печатку и произнес слова-пароль: - Служу богу и королю.
  Старик, в свою очередь, показал мне перстень-печатку, после чего усевшись в деревянное кресло, недовольно буркнул: - Что-то вы, сударь, долго к нам добирались.
   - Старался, как мог, - буркнул я в ответ.
  Впрочем, старый аптекарь не стал больше ворчать, а сразу приступил к делу: - Закройте дверь на засов, сударь. У нас будет долгий разговор.
  Я так и сделал, после чего взял стоящую в углу табуретку и сел рядом с хозяином аптеки и отдал ему кошелек с золотом. Аптекарь сначала покачал его в руке, потом развязал кожаные шнурки и достал несколько монет. Полюбовавшись ими, ссыпал их обратно и завязал кошелек.
   - Слушайте...
  В следующие полчаса я получил неплохой расклад по ближайшему окружению Карла. Судя по некоторым деталям, можно было понять, что у аптекаря в агентах есть кто-то из придворных или доверенных слуг принца.
   - Все понятно? - я кивнул. - Приходите завтра - получите рекомендательное письмо к виконту Гийому де Барбе. Оно готово, только осталось вписать ваше имя.
   - Шевалье Шарль де Сен-Мор.
  Старик взял перо, откинул крышку чернильницы, помакнул, затем довольно быстро и грамотно записал его на листке бумаги.
   - Кто этот виконт? Что он за человек?
   - Он не человек короля, вот только деваться ему некуда. Его принудили...
  Как оказалось виконт служит одним из помощников обер-камергера двора Карла Французского, причем уже давно. Всегда был верен только принцу, а шпионом ему пришлось стать по простой причине. Элементарный шантаж. В его владении находилось два поместья. Вот только одно из них, наиболее обширное, вместе с родовым замком, находилось в королевских владениях. Благодаря этому, ему, в свое время, было сделано предложение: или он становиться соглядатаем короля или его поместье король конфискует. Естественно, что виконт после этого стал шпионом. И земли сохранил, и деньги за предательство платят. Правда, выставил одно условие: он ни при каких условиях не будет участвовать в убийстве Карла. Мне это совсем не понравилось.
   "К черту такой контакт. Он ведь может предать меня в любой момент".
  Свои мысли я тут же озвучил:
   - Плохо. Ему и говорить ничего не надо, просто намекнет насчет меня, и мне запросто устроят свидание с палачом.
   - Зря волнуетесь, сударь. Де Барбе находится в таком же незавидном положении. Стоит принцу узнать о том, что его доверенный придворный является шпионом, как его просто выбросят на улицу, а усадьбы и земли получит принц. У виконта, как у любого придворного, есть много врагов, которые только и жаждут занять его место. Он это прекрасно знает, поэтому будет стараться изо всех сил. К тому же другого способа попасть ко двору принца у меня нет.
   - Понял. Есть еще кто-то?
   - Есть у меня при дворе Карла один человечек. Очень жадный до золота, а значит продажный до самой черной глубины своей душонки. Вот только он из слуг, поэтому ввести вас в круг придворных не имеет возможности. Также имейте в виду, сударь, что при дворе Карла царит всеобщая ненависть к нашему государю. Мне тут недавно шепнули, что совсем недавно, при дворе заподозрили одного дворянина в его симпатии к королю. И что вы думаете? Исчез. То ли убили, то ли сбежал. Так что, сударь, держите себя крайне осторожно. Если заподозрят, то церемониться с вами не будут.
  Предложенная возможность попасть на прием к принцу мне не нравилась.
   "Пустая трата времени. Да и что я буду там делать? Только увидеть принца. И что с того? Я не специалист по легочным болезням, поэтому не смогу поставить с ходу диагноз".
  Задвинув свое недовольство куда подальше, я стал слушать старого аптекаря, который описывал мне симптомы болезни Карла Французского и рассказал, какими лекарствами потчуют больного.
   - Еще Гиппократ и Авиценна описали его болезнь. Принц, как мне доподлинно известно, кашляет мокротой с добавлением крови, что говорит об общем истощении тела принца. Мне еще сказали, что за последние пару месяцев Карл особенно сильно похудел и почти ничего не ест, а лекарь каждое утро и каждый вечер прислоняет ухо к груди принца и внимательно слушает его дыхание на вдохе и выдохе.
   - А давно эта болезнь у него?
   - Мне сказали, что уже в прошлое рождество ему на праздничном приеме стало так плохо, что слугам пришлось отнести в его покои на руках.
  Я прикинул сколько длится болезнь. Выходило, что около года.
   - А кровохарканье?
   - Теперь почти каждый день, - аптекарь с интересом посмотрел на меня. - К чему все эти вопросы? Вы что, лекарь, сударь?
   - Нет. Ты можешь сказать, сколько ему осталось?
   - Я разговаривал по поводу этой болезни с двумя, моими знакомыми, лекарями. Оба, в один голос, утверждают, что принц недолго еще проживет. В лучшем случае, до дня Святой Троицы.
   "Насколько я помню, это где-то в самом конце мая. 22 или 24 число. Хм. Считай, что поручение я уже выполнил".
  Прощаться не стал, сказал, что еще зайду за рекомендательным письмом, а вдруг сгодиться, затем я вышел из лавки, держа на виду пузырь с монастырской настойкой, показывая тем самым возможным наблюдателям, что приходил за лекарством, но при этом на обратном маршруте до "Свирепого вепря" я пару раз проверился, на всякий случай. В моей практике было всякое, поэтому Старый Жак вполне мог быть двойным агентом и доложить, после моего ухода, кому надо о прибытии гонца от короля. Ничего удивительного в этом не было, так как предательство, причем в эти рыцарские времена, как ни странно, процветало в самых различных видах. Гордость и неподкупность рыцаря. Честь и благородство. Любовь к прекрасной даме. Все эти лозунги красиво звучали на рыцарских турнирах, а в жизни все было не так. Или почти не так. Дворяне предавали друзей, убивали близких родственников, травили ядом соперников и нанимали убийц для соперников. Почему? Да потому что они были обычными людьми со своими чувствами и пороками, а значит злоба, ярость и ненависть спокойно уживались с добротой и любовью. К тому же человеческая жизнь в те времена немного стоила, особенно когда на кону стояли власть и богатство. Именно нехорошие чувства в немалой степени были движущей силой для человека средних веков. Да и понятия у людей были совсем другие. Слово "месть" как для дворян, так и для простых людей, не являлось нарицательным, а скорее наоборот, являло собой торжество справедливости. Впрочем, в силу специфичности своей работы мне приходилось иметь дело, по большей части, с подлостью, жадностью и предательством, а в мире было полным-полно хороших, добрых, с открытой душой, людей, таких как Пьер Монтре или Бретонец. В данном случае мне было бы интересно узнать, например, что подвигло Старого Жака податься в шпионы. Жадность? Скорее всего. Или месть?
   "Впрочем, меня это не касается. Лишь бы он не оказался двойным агентом".
  Несмотря на то, что мне не понравился Старый Жак, как агент, да и что с престарелого старикана взять, я был доволен, что получил довольно полный ответ на вопрос, который мучает короля, желающего совместить смерть своего брата с вторжением его армий в Гиень, чтобы полностью исключить возможных претендентов на эту провинцию. Их насколько я мог понять, на данный момент, было двое и оба заклятые враги короля. Франциск II, герцог Бретани и герцог Бургундии Карл. Я не знал сути политических игр, но и так было понятно, что смерть Карла Французского вызовет бурю, хотя бы потому, что он являлся знаменем для мятежных вассалов. Убрав Людовика, они возведут того на трон и будут продолжать рвать страну на куски, ради власти и богатства.
   Незаметно ощупывая взглядом, идущих по улице, прохожих, я один раз проверился по пути, но никаких следов слежки не заметил, после чего остановился около лавки скорняка, где над прилавком висели беличьи, заячьи и кроличьи шкурки, а в темноватой глубине лавки виднелись невыделанные шкуры домашнего скота, куски сыромятной и испанской кожи. Специально завел разговор с хозяином о том, какую кожу лучше всего купить на сапоги, а сам, небрежно, посматривал по сторонам. Убедившись, что слежки за мной нет, распрощался и резко свернул в арку. Если тот, кто за мной следил, должен был ускориться, так как за аркой лежал Овощной рынок, где можно легко затеряться. Резко уйдя влево, остановился на краю площади, у крестьянских телег, делая вид, что кого-то ищу. Лошади фыркали, косили глазом на чужака, да и крестьяне косо посматривали, но молчали, так как ругать господина в богатой одежде себе дороже обойдется. Если бы за мной кто-то сейчас следил, то он невольно ускорился, прибавил шагу, при этом вертя головой, пытаясь понять, куда скрылась цель.
   "Нет. Хвоста за мной нет. Пошли дальше".
  Обойдя рынок по краю, я завернул на одну из улочек, кривую, грязную и узкую, но зато, как мне уже было известно, она сильно сокращала мне путь в гостиницу. Я собирался отнести пузырь с монастырской настойкой на постоялый двор, затем пойти поесть, а заодно обдумать сложившуюся ситуацию. Где-то в двадцати метрах, впереди меня, шла девушка, держа корзинку на сгибе руки.
   "С рынка топает. Попка отменная. Интересно, как она на личико? - только я успел так подумать, как у меня за спиной раздались возмущенные крики горожан вместе со звонким топотом копыт, и я понял, что пора прижиматься к стене, пока меня не сбили с ног. Резко отпрянув в сторону, прижался спиной к стене, при этом заметил, как тоже самое сделала девушка, идущая впереди меня, освобождая дорогу для всадников.
   "Симпатичная, - тут же отметил я, увидев ее лицо в профиль.
  Мельком бросив на возмутителей спокойствия и тишины, проскакавших мимо меня, недовольный взгляд, при этом мысленно послал их куда подальше, как вдруг всадник, скачущий первым, вдруг резко натянув поводья, придержал лошадь. Он, как и я, отметил приятное личико юной девушки. Наездник, судя по богатой одежде и кинжалу, висевшим на поясе, был дворянином, а второй - телохранитель, о чем свидетельствовали его кольчуга, шлем и меч. В следующую секунду, дворянин, тронув поводья, заставил коня шагом приблизиться к девушке. Его телохранитель, тем временем, нагло развернул свою лошадь поперек улицы. Жесткий взгляд и сломанный нос выдавали в нем любителя решать все жизненные проблемы ударом меча или дубинки, вот и сейчас он наблюдал сейчас за действиями хозяина, кривя рот в довольной ухмылке.
   - Ты смотри, Жак, какая нам попалась красотка, - голосом заправского донжуана заявил дворянин. - Ты прелесть, милая. Как тебя зовут?!
   - Полин, господин.
   - Ты мне нравишься, - с этими словами дворянин соскочил на землю, оказавшись напротив девушки. - Сколько стоит твоя любовь, красотка?
  Дворяне вели себя в городах нередко вызывающе, но до определенного предела, так как если хорошенько завести горожан, то те могли в запале дать хорошенько по морде, а войдя в раж - ткнуть ножом в бок, но эта ситуации была из разряда обычных случаев. В эти времена это даже хамством нельзя было назвать, а скорее, видом ухаживания. Сорвет пару поцелуев, потом кинет монету и поедет дальше. Вот только я не угадал, молодой дворянин перешел порог дозволенного, стал тискать девушку, и даже попытался задрать юбку, дескать, ему захотелось посмотреть на ее ножки. Остановившиеся при виде этой сцены три женщины возмущенно загомонили, но брошенный на них, брезгливый и злой, взгляд, телохранителя, заставил их сразу замолкнуть. Не люблю хамства во всех его проявлениях, а тут еще раздался по-настоящему испуганный, крик девушки:
   - Господин! Господин! Не надо! Пожалуйста, не трогайте меня!
  В нем была мольба, просьба, страх. Ее голос заставил отбросить осторожность и начать действовать. Резко размахнувшись, я с силой метнул бутылку в голову телохранителя. Я видел выпученные от изумления глаза, видел, как брызнула кровь, когда четырехгранная бутылка врезалась ему в переносицу, а уже в следующее мгновение оказался рядом с ним. Мне хватило нескольких секунд чтобы освободить его ногу из стремени, а затем толчком скинуть его с седла. Оглушенный телохранитель, плохо соображая, грохнулся на камни мостовой, гремя и стуча железом, как консервная банка.
  Проскользнув между головой его лошади и стеной, я оказался в нескольких шагах от дворянина, который изумленно смотрел на своего окровавленного телохранителя. Тот что-то невнятно мычащий, ворочался на земле, пытаясь встать на ноги, но у него это плохо получалось. Дворянин, занятый девушкой, еще никак не связал мое появление со своим телохранителем, но уже начал догадываться, что причина падения его человека, вполне может оказаться этот горожанин. Вот только с догадкой он опоздал, не успев даже схватиться за рукоять кинжала, как получил сильный удар в солнечное сплетение. Не успев даже толком согнуться, как его челюсть встретилась с моим локтем, двигавшимся с максимальным ускорением. От нового удара дворянин рухнул на землю и судя по его закатившимся глазам, потерял сознание.
   "Ну ты и козел! - только эта мысль сопроводила взгляд, брошенный на обнаглевшего дворянина, после чего я схватил за руку растерявшуюся девушку и потянул за собой. Внутри себя я ничего не имел против своего поступка, быдло должно получать отпор, вот только мне нельзя было привлекать к себе излишнее внимание. Нелегал должен работать в тени, так у него больше шансов, вернуться домой живым и невредимым, а если он будет везде выставлять свое геройское "я", то вряд ли долго протянет. С другой стороны, я уже научился сочетать тактику и стратегию шпиона будущего и этого времени. Чуть по-другому ставил акценты и искал подходы к людям стараясь учитывать нюансы и детали пятнадцатого века. Я прекрасно знал, что в этой ситуации у меня не будет проблем, но при этом меня ждет противостояние с местными дворянами, что обязательно помешает выполнению моего задания. Именно поэтому я постарался как можно быстрее убраться с этого места.
   Неожиданный поворот случившегося настолько ошеломил девушку, что она молча последовала за мной, не издав не звука. Не оборачиваясь, я быстро шел, а рядом со мной торопливо перебирала ногами девушка. За своей спиной я какое-то время слышал громкие голоса, но криков призвать стражу не было слышно. Значит, людям понравился мой метод восстановления справедливости. Когда мы, петляя по кривым улочкам, в очередной раз завернули за угол, девушка вдруг неожиданно открыла рот: - Сударь, куда вы меня тащите?
  Я посмотрел на нее. Смущение, растерянность, страх читались в ее глазах.
   - На съедение дракону, - буркнул я, останавливаясь.
   - Какому дракону? - удивилась девушка.
   - Потому что драконов положено кормить красавицами. Или в сказках по-другому пишут?
  Не до конца пришедшая в себя девушка, наконец, поняла, что я так шучу и слабо улыбнулась. Теперь я мог внимательнее к ней присмотреться. Симпатичное личико, обрамленные золотисто-рыжими волосами, весьма эффектно смотрелось в рамке белоснежного чепца. Я даже залюбовался ею на какие-то мгновения. Девушка это заметила, покраснела и опустила глаза.
   - Вы на меня так смотрите, сударь... Так нехорошо смотреть.
   - Смешная. Да я тобой просто любуюсь, малышка. Ты такая... Ух! У меня слов не хватает, чтобы выразить свое восхищение твоей несравненной красотой.
  Моя грубая лесть снова подрумянила щечки девушки, при этом она чисто женским движением поправила прядь волос, затем, в смущении, опустила большие зеленые глаза, после чего тихо сказала: - Благодарю вас, ваша милость, но мне надо идти.
   - Давай провожу, - предложил я.
  Я думал, что она откажется, но вместо этого она мне кивнула, давая согласие. По дороге выяснилось, что Полин совсем недавно стала работать служанкой в таверне, которую держит их дальний родственник.
   - Пристают посетители?
   - Пристают, ваша милость, особенно когда сильно напьются, а так только по попе шлепнут или рукой по бедру проведут, - при этом девушка опять покраснела и опустила глаза.
   "Она что такая застенчивая? Или у нее манера такая, строить из себя девочку?".
   - Не повезло тебе. Родилась бы уродиной, к тебе никто бы и не подумал лезть. И тот бы дворянин проехал бы мимо.
   - Нельзя так думать, ваша милость. Как дано нашим господом - создателем, так оно и должно быть. Я слышала на проповеди, что бродячие комедианты, одевая чужие лица, таким образом подменяют свою душу, к радости врага человеческого. От них, сказал священник, отвернулся Господь, а значит, гореть им вечно в геенне огненной, поэтому даже думать о подобном, значит, радовать нечистого. А это грех!
  Я шел рядом с наивной, совсем молоденькой, девушкой, и даже не думал о том, как затащить ее в постель. Ощущение было похоже на то, как тогда в своей далекой юности, гулял по улицам родного города со своими одноклассницами. Видно, Полин чувствовала нечто подобное, потому что болтала и смеялась, словно шла с хорошим приятелем. Ничего странного я в этом не видел. Девушка видела, что парень молодой и симпатичный, дворянин и не высокомерный, да и язык у него хорошо подвешен. Все это сыграло свою роль, поэтому мы подошли к таверне уже друзьями. Увидев деревянную вывеску над входом, на которой был нарисован конь, а над ним изображена корона я пошутил: - У вас, похоже, кониной кормят?
   - Конечно нет, ваша милость. Как вы могли такое подумать? У нас, в "Королевском коне", очень вкусно готовят, - в ее голосе даже прозвучали легкие нотки возмущения, ведь она защищала честь своего заведения.
   - Уговорила, - добродушно усмехнулся я. - Зайду прямо сейчас и попробую вашу стряпню. Ну, если будет невкусно, то приду вечером и отшлепаю тебя по попке.
  Моя незатейливая шутка снова вогнала девушку в краску. Она на какое-то мгновение замялась, мне показалось, что она хочет что-то сказать, но вместо этого резко развернулась и вошла в таверну. Выждав несколько секунд, я переступил порог заведения следом за ней. Войдя, успел перехватить масляный взгляд хозяина, которым он проводил девушку, пока она не скрылась в двери кухни.
   Войдя, я сел за стол, затем огляделся. Большинство посетителей скользнув по мне глазами, вернулись к своим тарелкам и кружкам, только хозяин задержал на мне свой взгляд. Таверна, на первый взгляд, выглядела неплохо. По крайней мере не воняло прогорклым жиром, а рубленый тростник, расстелили на полу только вчера.
  
   ГЛАВА 4
  
   Уже раздетый, я присел на край кровати. Девушка, стоя, медленно, стягивала с себя нижнюю юбку, причем не из-за кокетства, а из-за обычного девичьего страха, так как она призналась, что я у нее буду первым мужчиной в жизни. Я чувствовал, что она хотела изведать плотской любви, но в тоже время боялась. Встав, я прижался к ней в тот момент, когда она снимала через голову нижнюю юбку. Она не могла видеть меня, но ее тело ответило мне, вздрогнув, руки замедлили движение и стали быстро опускаться, словно она хотела оттолкнуть меня, но стоило мне обнять ее, как она замерла, вся дрожа. Несколько секунд нерешительности, а затем Полин решительно скинула рубашку на пол и осторожно положила руки мне на плечи. С нескрываемым наслаждением я провел руками по талии, опустил руки на ее бедра и прижал ее горячее тело к себе. Она почувствовала возбужденную мужскую плоть и тяжело задышала, грудь налилась, а руки вцепились мне в плечи.
   - Я боюсь, - тихо прошептала она. - Ужасно боюсь.
   - Со мной тебе ничего не страшно, поверь мне, девочка, - прошептал я ей в ответ. - Доверься мне.
   - Я все равно боюсь, - с оттенком робости сказала она и стыдливо опустила глаза.
   Она то отталкивала мои ищущие руки, то замирала, словно сдаваясь моему напору, ее маленькие груди упруго прижимались к моей груди, голова металась по подушке, ускользая от моих губ, запрокидывая ее, она подставляла под поцелуи нежное горло, наконец, она затрепетала, несколько судорожных вздохов, слабый стон, и ее напряженное, как струна, тело обмякло и расслабилось. Она тихо и, как мне показалось, удивленно постанывала, когда я целовал ее напрягшиеся груди, одновременно лаская рукой промежность. Полин начала стонать все громче и даже пыталась вырваться, пока ее тело не содрогнулось и из губ не вырвался сладостный стон.
   Ночь пролетела, как одно мгновение. Девушка оказалась очень чувственной и восприимчивой к ласкам. Она краснела и отводила глаза стоило мне коснуться ее тела, причем это касалось не только груди или сокровенных мест. Чтобы дать ей одеться, мне пришлось сделать вид, что я задремал. Мы расстались с ней перед самым рассветом. Ей исполнилось этой весной шестнадцать лет, и она действительно была девушкой, правда, несколько необычной для этого времени. В отличие от женщин и девушек, с которыми меня сталкивала жизнь, она казалась наивным, доверчивым ребенком, так и не сумевшим повзрослеть. Неожиданно мне захотелось ей помочь, одарить ее за тот подарок, который она преподнесла мне. И дело было не в ее невинности, а в самой девушке, в ее неиспорченной душе. В этом времени было много жестокости, подлости, разврата, хамства, но дело в том, что это были реалии средневековой жизни. Здесь вместе с милосердием, добротой и любовью царило ПРАВО СИЛЬНОГО. Для этого времени отлично подходила расхожая цитата, на которую я как-то наткнулся в интернете: добро победит зло, потом поставит его на колени и зверски убьет. Здесь каждый мечтал или жаждал власти, земель и золота, при этом среди них нередко встречались честные, прямые и открытые душой люди. Ничего удивительного в их желаниях не было, так как воображение людей дальше этих мечтаний не шло. В одного из таких хороших людей, возможно, когда-нибудь превратиться эта девушка, если, конечно, не споткнется на жизненной дороге.
   - Послушай, милая, у тебя есть какое-нибудь заветное желание?
  Полин, наверно, в двадцатый раз покраснела и опустила глаза в землю.
   - Да говори, не стесняйся. Считай, что я священник и сейчас принимаю твою исповедь.
  Вот это я зря сказал, что стало видно по нахмуренным бровкам богобоязненной девушки, но даже это не могло мне испортить настроение. Обычно секс мне был нужен для физической и эмоциональной разрядки, а тут во мне затрепетала какая-то радостная легкость. На какое-то время я превратился в того пацана, кем когда-то был, у которого еще не была выхолощена душа и имелось большое желание изменить мир к лучшему. Со временем я изменился, живя поставленными мне задачами, а люди превратились для меня в объекты или цели. Как не странно, но именно сейчас, провалившись на пять веков, стал неожиданно чувствовать то, что, похоже, давно утратил. Теплое отношение к человеку, к этой простодушной и непосредственной девушке. Мне захотелось ее защитить, хотя бы на первых порах, ее жизни, и что самое интересное, я мог это сделать.
   - Не хмурься, милая. Просто скажи.
   - Свой дом, детей и доброго мужа, ваша милость.
   - Да сколько тебе можно говорить, Полин. Зови меня Шарль. Впрочем, как хочешь. А мечта? Она хорошая, такая же славная, домашняя и уютная, как ты сама.
   - Идите... Шарль. Не дай бог проснется хозяин и если он узнает...
   - Все, ухожу, Полин. Но я вернусь.
  Мне не хотелось уходить в прохладную темноту ночи, но и подводить девушку мне не хотелось. Честно говоря, я не рассчитывал, что у меня получиться склонить ее к сексу в первый же вечер, но девушка вдруг неожиданно согласилась. Чем это было вызвано, я не знал. Может решила отдать свою невинность красивому дворянину, чем пьяному постояльцу или жирному хозяину? Или просто решила изведать плотской любви? Естественно, что такие вопросы мелькнули у меня в голове, но анализировать ситуацию не стал, а просто взял, что мне решила мне дать сама девушка. Несмотря на то, что Полин была по-девически наивна, девушка оказалась чувствительной и сексуальной, и даже то, что она краснела из-за каждого пустяка, делало ее еще более привлекательной. Желание помочь ей устроиться в этой жизни только укрепилось, правда, это надо было тщательно обдумать. Взять на содержание, как делали многие дворяне, я ее не мог, хотя бы из-за специфики своей профессии. Занятый этими мыслями, я быстро оделся, поцеловал девушку, а затем осторожно добрался до задней двери таверны. Уже идя по улице, стал думать, что я смогу сделать для Полин, одновременно определяясь по ориентирам, чтобы не сбиться в темноте с пути.
   "Интересно, сколько сейчас времени? Час ночи? Или около этого. Пройдя мимо церкви, надо завернуть сразу за пекарней, а потом дорога пойдет вниз... - только я так подумал, как за спиной раздался множественный стук копыт. - Это еще что такое?!".
  Конной стражи в городах не было, к тому же все центральные улицы перегораживались цепями, поэтому всадники, скачущие во весь опор ночью - это был прямой знак надвигающейся опасности, к которой нужно быть готовым прямой сейчас. К тому же судя по приближающимся звукам, лязгу доспехов и стуку копыт, они явно скакали в мою сторону. Пока было непонятно, свернут они на эту улицу или нет, но искать укрытие нужно было прямо сейчас. Насколько позволяла темнота, я быстро огляделся, оценивая места для укрытия. Единственным местом для укрытия оказался дверной проем дома напротив, достаточно глубокий, так как у дома был порожек, уложенный из трех или четырех камней. Метнувшись к укрытию, я сразу прижался спиной к деревянной двери чьего-то дома. Моя предусмотрительность спасла мне жизнь, так как всадники, будь они неладны, умудрились свернуть как раз на эту улочку. Только теперь стало ясно, что это не просто скачки пьяных дворян, а погоня - трое преследователей гнали четвертого по городским улицам. Лошадь беглеца задела копытом порожек, сбилась с рыси, ее немного развернуло, а наездник, не разобравшись, сдуру сильно рванул повод, чтобы развернуть ее в нужном направлении и тем самым потерял несколько драгоценных секунд.
  В этот самый миг беглеца настигли. Понимая, что ему уже не уйти, он выхватил меч, после чего раздался лязг и звон закаленной стали. Пока двое нападавших, мешая друг другу, пытались достать мечами беглеца, третий схватил арбалет и стал сноровисто и быстро крутить ворот, натягивая тетиву
   "Сейчас он выстрелит, окажется на какое-то время безоружным, и я тогда смогу сбежать, - но додумать мне дал лязг железа и топот сапог. На мое несчастье где-то рядом проходил патруль городской стражи. Они не торопились, к тому же специально гремели и топали, чтобы дать зачинщикам схватки успели сбежать. Я невольно дернулся, видно именно это движение уловил, внезапно повернувшийся в стороны звуков, арбалетчик. Нервы у него были на пределе, именно поэтому он нажал на спусковой крючок. Болт с хрустом вонзился в деревянную дверь. Всадник понял, что промахнулся и выхватил меч, но теперь мне уже не было смысла скрываться. Сделал шаг вперед, резко взмахнул рукой и нож по рукоять ушел в глазницу наемника. Видя его смерть, один из всадников закричал: - Уходим, господин!
   - Добей его! - кто-то, невидимый мне, истошно закричал. Судя по ярости, звучавшей в голосе, этот человек был явно вне себя, потеряв над собой контроль. Вот только его приказ остался без ответа, а вместо него раздался цокот копыт удаляющейся лошади. В этот самый миг к месту схватки, тяжело топая сапогами, подбежал патруль и резко затормозил при виде трупа, свисавшего с лошади. Меня они не могли видеть, так я уже спрятался за лошадью. В ту же секунду снова раздался цокот копыт, смешанный с проклятьями, которые щедро сыпал удаляющийся всадник. Я торопливо зашагал вслед за ними, но не прошел и трех десятков метров, как наткнулся на раненого дворянина, обвисшего на лошади, которая медленно брела.
   - Помоги, - тихо прохрипел он. - Не пожалеешь.
  От его лошади остро шибануло потом. Времени для раздумий не было. Чисто интуитивно взяв коня за повод, я быстро повел за собой. Какое-то время я слышал крики стражников, но вскоре нас обступила тишина. Почему нас не преследовала стража, которая должна была броситься в погоню за нарушителями спокойствия? Тут все очень просто. Я прекрасно изучил психологию городской стражи, когда был подмастерьем городского палача. Жадные и наглые, когда дело касается простого люда, при этом боявшиеся потерять свое весьма доходное место службы, поэтому стоило им понять, что здесь не просто разбой, а разборки между дворянами, которые что-то не поделили между собой, то тут же решили, что им не нужны лишние неприятности. К тому же они получили богатую добычу, в виде брони и лошади наемника, за которые они получат хорошие деньги.
   - Где мы? - неожиданно прохрипел раненый, который находился в полуобморочном состоянии.
   - Сам хотел бы знать, - буркнул я недовольно, так как уже ругал себя за то, что поддался порыву и теперь нахожусь не понятно в какой части города, да еще в компании с раненым.
   - Если ваши милости позволят, то я мог бы указать дорогу, - неожиданно раздался голос из глубокой тени.
   - Ты кто? - и у меня в руке оказался кинжал.
   - Вашей милости незачем меня бояться, - и сутулая фигура мужчины вышла из тени. - Я всего лишь дряхлый старик, стоящий одной ногой в могиле.
  При тусклом лунном свете я разглядел согнутую временем спину, глубокие морщины на его лице. Он был одет в подобие рясы, а из-за плеча был виден мешок.
   - Куда вам надо? - спросил я, тряся за плечо, дворянина, похоже, готового потерять сознание.
   - Посольская... улица. Дом... виконта де Пейрака, - последние слова он почти прошептал, покачнувшись и, если бы я его не придержал, он бы уже сполз с лошади.
   - Знаешь где это? - я повернул голову в сторону бродяги.
   - Улицу знаю, а там и дом найдем, - уверенно заявил мне старик.
  Мы шли с ним по обе стороны лошади, поддерживая раненого. К моему счастью идти оказалось недалеко, к тому же городскую стражу не встретили. Не успели мы выйти на нужную нам улицу, как увидели впереди свет. К нам на встречу двигались два человека. Один из них нес фонарь, держа его перед собой, за ним двигался воин, судя по лязганью доспехов. Не успели мы приблизиться, как слуга кинулся нам с криком: - Господин! Господин! Что с вами?!
  В следующее мгновение воин выхватил меч.
   - Я шевалье де Сен-Мор! А ты не только дурак, но к тому же еще слепой, раз не видишь, что мы привезли твоего раненого господина! Убери оружие! - мой голос был резок и повелителен, как у человека привыкшего приказывать. Затем я повернул голову в сторону слуги. - А ты живо за лекарем! Мы его пока занесем в дом.
  У меня ушло полночи, пока мы все занимались раненым. Впрочем, им занимались слуги и лекарь, пока я спал в гостиной, но перед этим я немного поговорил со стариком, который нам так неожиданно помог.
   - Ты кто, старик?
   - Я - камлот, ваша милость.
   - То есть тот, кто торгует поддельными реликвиями?
  В моей походной жизни уже приходилось встречать бродяг этого типа, которые продавали наивным людям всякую ерунду под видом святых реликвий.
   - Да, ваша милость.
   - Держи, - и я высыпал ему на ладонь серебро.
   - Господь воздаст вам за вашу щедрость и доброту, ваша милость. Вы разрешите мне уйти?
   - Как хочешь, - я равнодушно пожал плечами, так как сейчас больше всего хотел спать. - Эй, кто-нибудь, проводите его!
  Не успел слуга проводить бродягу, как я почти сразу заснул, там, где сидел, в кресле. Проснулся часа через три от неудобной позы, так как тело затекло. Потянулся, разминая мышцы, потом посмотрел в окно. Было еще темно, но при этом чувствовал, что близится рассвет. Встал, снова потянулся, затем прислушался. Где-то совсем недалеко от меня, шел негромкий разговор. Я пошел на голоса. У двери стоял один из слуг виконта, а рядом с ним телохранитель. При виде меня резко оборвали разговор и выжидательно на меня уставились.
   - Чего уставились, болваны? - недовольно буркнул я, изображая не выспавшегося, а значит, злого господина. - Лучше скажите, как виконт?
   - Недавно к нему заходил, ваша милость, - отрапортовал слуга. - Горячки, слава богу, нет, дышит ровно, не хрипит, только бледность сильная.
   - Раз все хорошо, я пошел. Только укажите мне, в какую сторону надо идти. Мне нужен постоялый двор "Свирепый вепрь".
   - Ваша милость, простите нас, ради бога, - стал извиняться передо мной слуга. - Мы так испугались за нашего господина, что совсем головы потеряли. Ни вина не предложили, ни кровати. Чем мы можем загладить нашу вину?
   - Я в Бордо всего как пару дней, поэтому дорогу мне укажите, и я пойду. А виконту скажите, что через день его навещу.
   - Обязательно передам, ваша милость. Вы ведь спаситель нашего хозяина, поэтому мы будем ждать вас, как самого дорого гостя. Еще раз просим прощения... - залебезил передо мной слуга, но я оборвал его резким жестом. - Идемте, идемте, ваша милость, я вас провожу.
  Ночь прошла сумбурно, но в целом я был доволен. Хорошие воспоминания оставила Полин, да и интуиция не подвела. Был шанс, что благодаря ей, я смогу проникнуть в местное дворянское общество, а это значит, что получу свой независимый источник информации. Вернувшись на постоялый двор, я сначала разбудил своего телохранителя и дал ему задание, после чего завалился спать. После пяти часов крепкого сна встал, плотно, с большим аппетитом, пообедал, после чего в номере выслушал доклад Риккардо.
   - В городе уже разошлись слухи о нападении. Говорят, что покушались на какого-то знатного вельможу, при этом было убито несколько наемников. Правда, толком никто ничего не знает.
   - А что известно о виконте де Пейраке?
   - Походил я там, поговорил с лавочниками на Посольской улице и с хозяином таверны, расположенной недалеко. Бретонский дворянин, возможно, посланник. Довольно богатый, раз имеет трех слуг и двух телохранителей.
   "Посланник Франциска, герцога Бретани? Может удастся узнать, что в стане врагов замышляют".
   - Ясно. Сейчас пойдем вдвоем, только ты доспехи сними и оденься попроще. Попробуешь узнать, будут ли за мной следить или нет, когда я выйду от одного человека.
   - Понял, ваша милость.
  Мы отправились с Риккардо к Старому Жаку, но по дороге итальянец отстал, став изображать простого прохожего. Старик принял меня радушно, сразу вручил рекомендательное письмо и порадовал свежими новостями из дворца. Оказалось, вчера вечером к нему прибегал его шпион из дворца и сообщил, что у принца опять пошла горлом кровь. Такие случаи уже пару месяцев скрывались от двора, только самые доверенные люди знали, что принцу становится хуже с каждым днем. И конечно, слуги.
   - Жак, какими еще новостями меня порадуешь?
  Аптекарь задумчиво посмотрел на меня. Дескать, с какой целью интересуешься? Так как я промолчал, вопросительно глядя на меня, он ответил: - Говорят, что местные дворяне какую-то красавицу не поделили, для чего наемников наняли, чтобы уничтожить соперника. Стража ночью с этим делом разбиралась.
   - Что ты знаешь о виконте де Пейрак?
   - Только то, что он посланник герцога Бретани. Хм. Часто бывает при дворе. Вот и все.
   "Значит, о его ранении слухи еще не разошлись".
   - Ладно, я пошел.
  Меня проводил озадаченный взгляд старика, которого мои вопросы привели в некоторое замешательство. Слежки за мной не было, что подтвердил телохранитель. Вечером я пришел в таверну, чем смутил Полин. Поужинав, договорился о встрече. Девушка, похоже, была не против новых уроков любви, что было видно по ее заблестевшим глазам и яркому румянцу. Впрочем, это могла сработать ее привычка краснеть по любому поводу. Не успели мы углубиться в тайны Камасутры, как за тонкой дверью раздался громкий топот ног, а затем застучали в дверь кулаки. Полин испуганно отпрянула от меня и стала просить у бога спасения и защиты, я же, наоборот, сильно разозлился. Выдернув из ножен кинжал, подошел к двери в костюме Адама и отодвинув засов, рывком открыл дверь.
   - Чего надо?
  Барабанивший в дверь стражник при виде голого мужика застыл, растерявшись. За его плечом торчал еще один стражник, глядя на меня во все глаза. Не знаю, что они ожидали увидеть, но яростная гримаса на моем лице и кинжал в правой руке, говорили сами за себя.
   - Какого дьявола вы, грязные псы, ломитесь в дверь? - я даже это не сказал, а прошипел, словно змея, готовая вот-вот плюнуть ядом.
  Стражники уже сообразили, что перед ними очень злой дворянин, которого они сорвали с постели, где он миловался со служанкой. Обычное дело, вот только судя по злобе, крупными буквами написанной его физиономии, он был готов пустить в ход кинжал, а в лучшем случае по морде дать, а потом еще и нажаловаться начальству.
   - Простите бога ради, ваша милость... Мы не сами! Нам сказали, что вор проник...
   - Кто сказал? - оборвал я стражника.
  Стражник резко отступил назад, убирая руку с рукояти меча, демонстрируя, тем самым, свои миролюбивые намерения.
   - Так это... хозяин таверны сказал. Пьер.
   - Сюда его!
  Не желая злить еще больше кипящего от гнева дворянина, стражники быстро вытолкали вперед хозяина таверны. Тот испуганно замер и был готов закричать, увидев, что я замахнулся кинжалом, но в следующее мгновение он вонзился в дверной откос. Он даже не успел перевести дух, как я провел серию из двух ударов. Удар в солнечное сплетение, после чего хозяин хрюкнул и согнулся, подавшись вперед, услужливо подставив подбородок под второй удар - локтем той же руки, который откинув его назад, на стражников. Как бы я хотел закончить серию завершающим ударом - ребром ладони по горлу, чтобы он валялся у меня под ногами и хрипел, но я уже взял себя в руки.
   - Пошли вон! - рявкнул я, вложив в голос остатки клокотавшей внутри меня злобы, после чего с силой захлопнул дверь.
  Подойдя к кровати, бросил взгляд на одеяло, в которое с головой зарылась девушка, и сказал: - Вылезай, милая, все кончилось.
  Дальше были слезы и страх, что теперь все о ней будут знать, как о "плохой" девушке. Мне, как и положено герою-любовнику, пришлось ее долго успокаивать, так что о продолжении постельных радостей не могло быть и речи. Когда Полин более или менее пришла в себя, и перестала хлюпать носом, уже одетый, я сказал: - Ты мне нравишься, малышка, поэтому я тебя не оставлю. Где я живу, ты знаешь. Если хозяин посмеет тебя хоть пальцем тронуть, он сильно пожалеет об этом. Так ему и скажи.
  За мной сразу закрылась дверь, а затем лязгнул дверной засов. Ни хозяина, ни стражников, я больше не видел. О том, что произошло, мне не нужно было гадать. Хозяин, из вредности или ревности, натравил на меня стражников, сообщив, что в таверну прокрался вор, но при этом не стал их предупреждать, что я дворянин. О продолжении этой истории тоже не трудно было догадаться: взбешенный хозяин утром выкинет ее на улицу. Можно было сразу предложить ей уйти, но прямо сейчас она бы наотрез отказалась. Поменять вот так сразу свой уродливый мирок, но при этом знакомый и понятный, на непонятное, а оттого страшное будущее, Полин просто не могла, тем более в тот момент, ее эмоции взяли вверх над рассудком.
   Я не ошибся в своих предположениях. Стоило мне утром выйти из гостиницы, как сразу увидел Полин с заплаканными глазами, стоящую на противоположной стороне улицы. У ее ног лежал тюк с нехитрыми пожитками. Я подошел к ней.
   - Как ты, девочка?
  Она подняла на меня повлажневшие глаза. В них плескалось бескрайнее море чувств и эмоций: страх, отчаяние, надежда.
   - От ваших слов теперь зависит моя судьба, ваша милость, - чуть ли не взмолилась девушка.
   - Не переживай и вытри глазки, милая. Давай свои вещи и пошли со мной.
   Я поселил ее в этом же постоялом дворе, а затем дал денег. При виде серебра у нее расширились глаза.
   - Ваша милость, это ужасно много.
   - Пройдешься по лавкам и купишь себе то, что понравится. Платье, нижнее белье, - девушка мгновенно покраснела. - Короче, оденешься. В баню сходи. Поешь.
   - Благодарю вас, господин.
   - Извини, Полин, но у меня дела. Увидимся вечером и еще раз обо всем поговорим.
  Попрощавшись с девушкой, я надел свой парадный камзол, взял для важности Риккардо, после чего направился с визитом в дом виконта. Я не рассчитывал, что меня примут, так как тот, скорее всего, не оправился от ран, но почему бы не создать благоприятное мнение о моей особе. К тому же это был еще один шанс попасть на прием к принцу и самолично убедиться в смертельной болезни Карла Французского, ведь именно на этом настаивал королевский брадобрей. Не успели мы подъехать к дому виконта, как та открылась и уже знакомый мне слуга вышел на порог, провожая лекаря.
  Увидев меня при параде, он низко поклонился.
   - Да пребудет с вами милость господня, ваша милость. Мы все рады видеть вас, спасителя нашего господина!
  Я поморщился от приторности его лести: - Лучше скажи, как его здоровье.
   - Уже лучше. Вот и лекарь сегодня сказал, что раны чистые, не воспалились. Хвала господу!
   - Я могу с ним поговорить?
   - Мой господин еще очень слаб, но сейчас он не спит, поэтому я схожу к нему, узнаю. Ваша милость, не сочтет за обиду подождать немного?
   - Иди, подожду.
  Спустя пять минут он снова выбежал из дверей и затараторил: - Прошу вас, ваша милость. Мой господин готов принять вас. Только умоляю вас: недолго. Лекарь сказал, что господину сейчас требуется полный покой.
  Спрыгнув на землю, я передал Риккардо повод.
   - Жди, я скоро.
  Сопровождаемый слугой, я поднялся на второй этаж. Слуга сначала постучал, а затем открыл дверь в спальню. В глубине спальни стояла большая кровать, с нависшим над ней балдахином. Возле кровати стояло кресло, а вдоль стен стояли сундуки. Осунувшийся и бледный виконт полулежал-полусидел, обложенный подушками и закутанный в одеяло. На скамеечке у кровати сидел юноша-паж, но увидев меня, быстро вскочил.
   - Да пребудет с вами господь, господин виконт. Вижу, вы идите на поправку. Могу я для вас что-то сделать?
  Виконт сделал легкий жест рукой, слуга и паж тут же, низко поклонившись, сразу покинули спальню.
   - Садитесь. Вы, шевалье, спасли мне жизнь. Что еще можно больше сделать?
   - Вы не правы, господин виконт. Это долг чести каждого дворянина, поэтому давайте больше не будем об этом говорить.
   - Вот только тот, кто на меня подло напал, тоже дворянин, - виконт говорил тихо и только изредка морщился от боли. - Вам, наверно, интересно, во что вы вязались, шевалье?
   - Вам, наверно, это покажется удивительным, но я прекрасно обойдусь без подробностей.
   - Не верю, но, в любом случае, вы должны это знать, мой друг, - тут его лицо передернула судорога боли. - Я...
   - Давайте отложим этот разговор на несколько дней, а то ваше бледное лицо по цвету мало чем отличается от подушек.
   - Согласен. Буду ждать вас, мой друг, с нетерпением.
   - Обязательно, дорогой виконт, - ответил я, вставая.
  Выйдя на улицу, подошел к лошади, вскочил в седло.
   - Едем.
  В принципе, мое задание было выполнено, оставалось только лично удостовериться в смертельной болезни принца, а затем, без промедления, скакать к королю с докладом. Судя по его состоянию, особого смысла в более глубоком знакомстве с виконтом я уже не видел. Еще неизвестно, когда он встанет на ноги, а так я пойду с рекомендательным письмом к виконту Гийому де Барбе, а тот мне сделает приглашение на ближайший прием. Увижу принца, и в путь. К тому же у меня была еще одна причина: мне не хотелось так быстро расставаться с милой Полин. Ее появление в моей жизни, можно наверно сравнить с ситуацией, как если бы в доме сурового мужчины неожиданно появился мягкий и ласковый котенок. Нет, я не влюбился, но наивность, неопытность и доброта юной девушки покорили меня. Вернувшись на постоялый двор, я кинул поводья телохранителю и сказал: - Сегодня ты мне больше не нужен.
   - Благодарю вас, ваша милость.
  Я сходил к цирюльнику, потом в баню, после чего остаток дня и большую часть ночи посвятил Полин. Наша идиллия продолжалась еще пару дней, а когда мы с девушкой вернулись с очередной прогулки и собирались пообедать, появился слуга виконта.
   - Если ваша милость ничем не будут заняты, то господин виконт просил передать: он ждет вас сегодня у себя, к вечерне.
   "Значит, в шесть вечера, - уже в который раз я перевел средневековые часы на современный лад.
   - Передай: буду. Как здоровье господина виконта?
   - Лучше. Намного лучше, хвала всем святым,- слуга позволил себе улыбнуться, показывая тем самым, как он рад за своего господина.
   В назначенное время я приехал к виконту. Слуга проводил меня в спальню раненого, где я неожиданно застал у его постели еще одного гостя, роскошно и вычурного одетого полного мужчину в возрасте, с красным и потным лицом.
   - Разрешите представить вам, господин граф, моего хорошего друга. Шевалье де Сен-Мор.
  Граф тяжело, с натугой, поднялся с кресла: - Рад нашему знакомству, шевалье. Граф Антуан де Плесси.
  Я слегка поклонился в ответ на небрежный кивок графа, после чего тот повернулся к раненому: - Думаю, дорогой виконт, мы обо всем договорились.
   - Да, граф, так и будет, если вы выполните все условия, которые мы с вами оговорили.
   - Завтра, с самого утра, я пришлю нотариуса, который представит вам все необходимые бумаги. Теперь, господа, разрешите откланяться.
  После того, как тяжелые шаги гостя затихли, я бросил вопросительный взгляд на хозяина дома. Что это было? Виконт улыбнулся краешками губ и негромко сказал: - Помните, я вам обещал рассказать одну историю? Садитесь и слушайте. Один развращенный, тщеславный и трусливый юнец влюбился в красивую дворянку. Стал делать ей богатые подарки, преследовать и клясться ей в любви. Это длилось пару недель, пока он не узнал, что у этой красавицы есть любовник. Когда он узнал, что возлюбленный дворянки хороший боец, то решил не рисковать и нанял наемников. Он подстерег меня у дверей моей дамы сердца. Думал разделаться со мной быстро, но не получилось. Мой телохранитель отдал свою жизнь, но дал мне возможность уйти, вот только, как вы уже знаете, недалеко. На мое счастье вы, шевалье, оказались на той улице. И как вы уже наверно догадались, это приходил отец молодого дурака. Он умолял меня не поднимать шум и предложил весьма солидные откупные. В какой-то мере его можно понять: этот наглый мальчишка является его единственным наследником.
   - Извините меня, дорогой виконт, но зачем вы мне все это рассказываете?
   - Мой друг, мне хотелось бы хоть как-то вознаградить вас за спасение своей жизни.
   - То есть вы сейчас хотите поделиться со мной отступными графа. Я вас правильно понимаю? - я придал лицу выражение обиды.
   - Не сердитесь, мой друг. Вы же не отказываетесь от взятой, на поле боя, добычи? Вы проявили истинное благородство, придя на помощь незнакомому человеку. Вот скажите мне, почему ваш рыцарский порыв не должен быть вознагражден? - я сделал вид, что растерялся под напором его слов и теперь не знаю, как мне поступить. - Отриньте ваши сомнения, мой друг, и просто примите от меня дар. Сто золотых монет. Поверьте, я не стараюсь умалить то, что вы для меня сделали. Нет! Вы спасли мне жизнь, а значит, я ваш вечный должник.
   - Даже не знаю, что и сказать, мой дорогой виконт. Я благодарю вас за столь щедрый подарок, но...
   - Вот и хорошо, мой друг, - оборвал меня довольный виконт, который, видно, считал себя очень хитрым. За покушение на него де Пейраку, судя по его хорошему настроению, очевидно, пообещали хорошую мзду, а он, за чужой счет, решил рассчитаться с долгом чести. Неожиданно в дверь спальни негромко и осторожно постучали, потом она приотворилась и в проеме показались лицо слуги с виноватым видом.
   - Господин, ваше лекарство. Лекарь сказал, что его надо обязательно надо вовремя принимать.
  Я поднялся: - Не буду вас больше утомлять, господин виконт. Зайду к вам...
   - Извините, мой друг, что грубо обрываю вас, но я хочу сказать вам, что жду вас, в воскресенье, ровно в полдень. Хочу вас познакомить со своими хорошими друзьями. Они должны знать, кому я обязан своей жизнью. Отказа не приму.
   - Благодарю вас за приглашение, господин виконт. Буду обязательно.
  Выйдя из особняка посланника, я подумал, что возможно друзья виконта мне смогут помочь попасть на прием к Карлу Французскому.
   "Карл может отдать богу душу в любой момент и тогда мне придется стрелой лететь к королю. Значит, надо срочно заняться устройством девочки".
  Так как в городе никого, кроме старого аптекаря не знал, поэтому сразу направился к нему.
   - Ничего нового, сударь, ничего нового, - сразу заявил аптекарь, стоило ему меня завидеть. - Если не сказать про то, что у меня как-то странно стала неметь левая нога, но я так понимаю, вам это не интересно.
   - Не интересно. У меня к тебе вопрос, старина. Ты всех в городе знаешь. Посоветуй, куда можно пристроить в услужение молодую девушку.
   - Как я вам завидую, сударь. Эх, молодость, - Старый Жак ностальгически закатил глаза к потолку. - Какие женщины у меня были. М-да. Вот только любил я одну-единственную.
   - И что? - подтолкнул я его к воспоминаниям.
   - А ничего! - недовольно буркнул аптекарь, явно не желая выкладывать свою душу заезжему дворянину. - А что она умеет?
   - Пока мать была жива, помогала ей по хозяйству, а потом тетка пристроила ее прислугой в таверне.
   - Чем же она вам интересна, сударь, раз решили ее пристроить?
   - Хорошая девочка, милая и домашняя. Жалко мне ее.
   - Жалко... М-да. Ладно, приводите ее ко мне. Я тут недавно выгнал ученика. Вором, подлец, оказался. Подумал, раз я дряхлый старик, то ничего не вижу и не замечаю, а вот и нет. На коленях стоял, молил меня, паскудник. Приводите, сударь. Мне уход требуется, а комната есть. Насчет денег... подумаю.
  Я вернулся на постоялый двор. Найдя девушку, сказал:
   - Идем, милая. Будем устраивать твою жизнь.
   - Куда мы пойдем?
   - Хочу познакомить тебя с одним стариком. Он аптекарь. За ним нужен уход. Если вы подойдете друг другу, то можешь пойти к нему в служанки.
  Девушка бросила на меня благодарный взгляд, но тут же покраснела и потупила глаза.
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"