Аннотация: Нашла у себя этот файлик. Сказала себе - да я крута, оказывается и так могу писать. Выкладываю. Не обещаю, что допишу, но все может быть. Начало мне нравиться, все как я люблю.
1.
Дивной редкой птицей ворвалась княжья дочь в мир грозного властителя Средиземноморья. Не впервые в крепости великого Асада появилась северная дева, и видит Бог, бывали и краше невольницы, и нежнее, но с Зимой не сравниться никто.
Асад уж и сам был не рад, что поддавшись порыву, купил северянку. Вспомнил, как в груди что-то оборвалось, глядя на потрясенную деву, когда брат сказал кто теперь ее повелитель. Встрепенулась птицей раненой, и тут же взяла себя в руки - холодная и неприступная, и лишь в глазах голубовато-серых, словно сантолина, раскинувшаяся на скалах под благодатным южным солнцем, горит ненависть.
Не так ужасен был Асад, как говорила людская молва, и вещью новоприобретенную рабыню не считал. Что и сказать - старшая дочь князя Белоглаза, не в рабынях ей быть, а в женах по праву рождения. Асад был мягок с ней и терпелив весь этот месяц, что занял на возвращение домой, но та в ответ лишь хмурила дерзкие соболиные брови и молчала будто немая. Но к чести ее была умна и не распылялась на попытки побега, и счеты с жизнью тоже сводить не собиралась. Смотрела на всех царицею и молчала.
Зима. Под стать ей было имя - кожа белее снега на крутых горных вершинах, иссиня-черные волосы, постоянно убранные в богатую косу. Высокая и статная, будто ожившая богиня из греческого храма, а в очах весь холод самой лютой северной метели.
На новую рабыню Асада восхищенно смотрел даже давний друг его Малик, на ложе своем предпочитавший нежных юношей.
***
Караван шел под жгучим беспощадным солнцем пустыни, до крепости оставались считанные часы. Асад же все еще не определился, что делать с непокорной девой. К слову сказать, и покорить-то он ее пока не пытался. Был учтив, вежлив и терпелив, дарил богатые подарки, что придутся по нраву любой девице, не хотел пугать Зиму, а может и еще большей ненависти остерегался.
А что Зима? Ночами глотала горькие слезы, чтобы днем быть неприступной королевной, с презрением взирающей на шелка и драгоценности, что подносил ей ... хозяин. "Зачем?" - хотелось воскликнуть ей. Она и так теперь вещь грозного властителя Асада, к чему покупать ее расположение? Бери, что тебе принадлежит, не унижай роскошными подачками. Не трогал сердца холодный блеск камней, богатые одежды чуждого фасона лишь бередили рану в груди - невольница, раба, собственным братом преданная! И не осталось уже слез, лишь упрямство и злость - не покорюсь чужеземцу, умру, но не стану усладой тела!
Но Асад и не делал попыток утолить страсть, горящую черных глазах, что еще больше сбивало с толку Зиму. Она не льстила себе, не тешила надеждой, что это вид ее неприступный так пугает господина. Нет, хотел бы - взял. Так ведь и хочет, даже не искушенная в плотских утехах Зима видела это ясно. Но ведь и пальцем не тронул. Почему?
Ответ пришел в первый же день Зимы в крепости Асада. Ей отвели просторные светлые комнаты, окна которых открывались на дерзкие горные тропы, у подножия которых плескалось нежнейшее синее южное море. Она ожидала стать одной из тысячи наложниц в гареме, напротив, не было и следа искусительной услады хозяина. По обрывкам фраз Зима поняла, что сейчас единственная, кто подходил под определение "наложница" - она сама. Осознание неприятно царапнуло сердце, не был Асад целомудренным монахом, не будет долго сдерживать горячее желание, каленым железом касавшееся по расшатанным нервам девы.
Пугал Зиму Асад невыносимо, пусть она успешно это прятала за холодным взором. Он был будто высеченный из самой непокорной горной породы неизвестным мастером, высокий, сильный, подавляющий одним своим присутствием. С суеверным страхом Зима думала, уж не сын ли южного бога войны этот человек? И как тут не быть суеверной - из разговоров вокруг девица узнала происхождение шрама, пересекавшего волевой грозный лик властителя и упускающегося вниз, в ворот рубахи. То была память от черного леопарда, с которым еще желторотым юнцом повстречался Асад на горной дороге. У дикой кошки были грозные клыки и когти, у юноши лишь кинжал да воистину сверхъестественная сила и ловкость, иначе как он смог выйти победителем из смертельной битвы?
Зима смотрела в окно на прибрежные скалы, о которые белыми барашками разбивались лазурные волны, с тоской понимая, что никогда уже не увидит родных зеленых лесов, никогда не поймает ладошкой кружевную снежинку зимой. Нет у нее теперь родни. Продали, отказались... И родины нет, только и осталась, что гордость, не позволяющая окончательно впасть в уныние и в безумной попытке освободиться броситься вниз из окна.
Нет, смерть принять может каждый. Но жить, бороться дано не всем. Не стремилась раньше срока Зима встретиться с Семарглом, пусть не будет стыдно покойному отцу за единственную дочь. Не сдастся.