Аннотация: Сибирь в составе Российской империи М.: Новое литературное обозрение, 2007. Серия "Окраины Российской империи" Авторский коллектив: И.Л. Дамашек, Л.М. Дамашек, В.П. Зиновьев, А.В. Ремнев, Н.Г. Суворова, В.П. Шахеров, М.В.Шиловский
Глава 10
ОБЛАСТНИЧЕСТВО:
РАЗВИТИЕ СИБИРСКОГО
РЕГИОНАЛИЗМА
ДЕЛО "СИБИРСКИХ СЕПАРАТИСТОВ". В ПОИСКАХ
ТЕОРЕТИЧЕСКИХ ОСНОВ СИБИРСКОГО РЕГИОНАЛИЗМА.
АДМИНИСТРАТИВНО-ХОЗЯЙСТВЕН НАЯ АВТОНОМИЯ СИБИРИ:
НА ПУТЯХ К РЕАЛИЗАЦИИ ОБЛАСТНИЧЕСКОГО ПРОЕКТА
10.1. ДЕЛО "СИБИРСКИХ СЕ[IАРАТИСТОВ"
Первыми вопрос о децентрализации управления России поставили декабристы. П.И. Пестелю принадлежит первое определение термина "федерализм" применительно к отечественной практике. "Федеративными же называются те государства, отмечал он, - в которых области, их составляющие, хотя и признают общую над собой верховную власть и обязываются совокупно действовать во всех сношениях внешних, но при всем том право свое сохраняют законы делать и постановления издавать для собственного своего внутреннего гражданского и политического образования и устраивать свое правление по частному своему усмотрению". Как видим, национальный аспект в дефиниции отсутствует. Конкретный вариант федеративного устройства на основе изложенных выше принципов содержится в конституционном проекте декабриста Н.М. Муравьева, предложившего разделить Россию на 13 держав, в том числе Обийскую и Ленскую в Сибири, во главе с Палатами выборных и Державными думами.
Новый этап разработки российской модели федерализма (регионализма) связан с именами Н.И. Костомарова и АЯ. Щапова. Основу исторической концепции первого составляла идея о наличии у всех народов, населяющих Российское государство, "федеративных начал", которые должны способствовать образованию федерацди
При этом идею федерации Костомаров выводил из национальных различий отдельных народов. С другой стороны, изучая историю Северо-Западной Руси (Псков, Новгород, Тверь), местные вечевые порядки и традиции, он выдвигает принцип "народоправства" как основной элемент общественного самоуправления, который предшествовал самодержавию и противопоставлен ему. Осенью 1859 г. Костомаров стал читать курс лекций по русской истории в Петербургском университете. Лекции историка вызвали большой интерес у студенчества и общества, породили оживленную полемику в печати. Студенты-сибиряки, обучавшиеся в то время в столице, охотно посещали эти лекции. На молодых выходцев из Сибири лекции произвели большое впечатление, о чем неоднократно писали впоследствии ГН. Потанин и Н.М. Ядринцев, характеризовавшие Костомарова как "истинного друга областного возрождения" и федералиста.
В отличие от Костомарова, для Щапова источником теоретических построений была собственно Сибирь, из истории колонизации которой он черпал примеры народного устройства, самобытности развития и инициативы. Земско-областная теория, сформулированная Щаповым, стала крупным событием в истории развития отечественной исторической мысли. Рядом с идеей о народе как решающем факторе исторического процесса Щапов поставил другую мысль - о роли областей как составных частей Российского государства в прошлом, настоящем и будущем этого государства, о необходимости изучения истории окраин. Сущность федерализма для Щапова составлял не национальный аспект, а местные (областные) особенности великорусского народа, сложившиеся в процессе колонизации новых территорий под воздействием природно-климатических, экономических и этнографических условий. Таким образом, Костомаров и Щапов в 50-60-е гг. ХIХ в. сформулировали два противоположных подхода к проблеме федеративного устройства России - по национальному и территориальному (региональному) принципам. Обе эти теории получили достаточно широкое распространение среди студенческой молодежи Петербурга.
Значительным было воздействие на будущих сибирских областников народнических идей, которые господствовали в то время в русском освободительном движении (А.И. Герцена и Н.Г. Чернышевского), и анархо-федералистских представлений М.А. Бакунина. В частности, Герцен вслед за декабристами отметил у сибирского крестьянина специфические черты характера, воспитываемые суровой борьбой с природой и отсутствием крепостничества. данные обстоятельства сделали сибирского крестьянина более воинственным, находчивым, готовым на отпор, а "даль церквей" оставляла ум сибиряка более свободным, чему крестьянина Европейской России. Вместе с тем Герцен рассматривал Сибирь не как колонию, а как огромную область Русского государства. Он считал, что после свержения самодержавия Россия должна представлять федерацию или даже конфедерацию областей во главе с Земским собором. Так, в июне 1863 г. он заявил: "Мы признаем за отдельными провинциями полное право на всякую автономию, на полное расторжение". Последовательно идею областной автономии проводили в прокламации "Молодая Россия" П.Г. Заичневский (апрель 1862 г.), авторы листовок "Великорусс" (сентябрь 1862 г. и январь 1863 г). В последней провозглашалось: "Да здравствует союзная конституция Руси, Украины и Сибири".
Для большинства будущих сибирских областников студенческие годы, проведенные в Петербурге, стали временем знакомства с общественно - политической жизнью России. Впоследствии Потанин так определил для себя и своих единомышленников значение пребывания в столице: "Три года, проведенные мной и Ядринцевым в столице, были, может быть, самые важные в нашей жизни, это были годы нашего политического воспитания. В эти годы определялась наша политическая индивидуальность, дано было направление нашим политическим взглядам, было указано нам особое место в общественной деятельности".
Первые практические шаги по организационному оформлению единомышленников относятся к 1852 г., когда в Казани образовалось землячество студентов-сибиряков (А.П. Щапов, Г.З. Елисеев, А.Н. Балакшин, И.Я. Орлов, С.С. Шашков, И.А. Худяков, С.Я. Капустин и др.). Однако гораздо большее значение в формировании общественно-политических взглядов областников сыграло землячество сибирских студентов в Петербурге. Примерно в 1858 г. по инициативе Н.С. Щукина возникает небольшое объединение сибирских студентов, которое раз в неделю собиралось у него на квартире. В землячество вошел Сидоров, выходец из городовых казаков г. Кузнецка Томской губернии, учившийся вместе с Щукиным в Педагогическом институте, а затем перешедший в университет. К ним присоединились М.И. Песков, Буланов, В.И. Перфильев, И.В. Федоров-Омулевский. Члены объединения решили посвятить себя служению Сибири. Щукин считал необходимым издавать в Иркутске литературно-публицистический журнал и открыть в регионе университет. Именно Щукин приобщил к землячеству Потанина, ввел его в круг петербургских общественных деятелей и уговорил написать в "Колокол" разоблачительную статью о сибирских порядках, которая при его посредничестве там была опубликована.
Кружок распался в конце 1859 г. из-за отъезда Щукина в Иркутск и в результате личного конфликта Потанина и Сидорова из- за лидерства. Вновь сибирское землячество оформилось к концу 1860 г., когда Ядринцеву и Потанину удалось объединить около
20 человек (Н.И. Наумов, Ф.Н. Усов, братья Лосевы, Налетов, А. Красиков, Н.М. и Е.М. Павлиновы, А.К. Шешуков и др.). Собрания землячества посещали И.В. Федоров-Омулевскяй, В.И. Перфильев, И. Пирожков, П.П. Джогин, В.И. Березовский, И.А. Куклин, Ч.Ч. Валиханов, С.С. Шашков, И.А. Худяков, Н.Н. Пестерев и С.С. Попов.
Первоначально сходки сибиряков не имели четкой направленности, но постепенно стал вырисовываться круг вопросов, который привлекал общее внимание: зависимое положение Сибири, направление преобразований и будущее региона. Основой формирования кружка стала оценка положения Сибири как колонии. Участники движения пытались ответить на вопрос о причинах серьезного отставания в развитии экономики Сибири по сравнению с бывшими колониями европейских государств в Северной Америке и Австралии, освоение которых началось примерно в одно и то же время. Поначалу областники приходили к выводу о том, что виноваты в этом штрафная колонизация края (ссылка уголовных элементов) и произвол чиновников.
Уже в первой половине 1860-х гг. участники движения в своих публикациях, переписке, публичных выступлениях формировали подходы к прошлому, настоящему и будущему региона. Заселение Сибири и развитие ее производительных сил, по их мнению, было связано исключительно с деятельностью народных масс, наиболее предприимчивых и вольнолюбивых элементов. "Сибирь завоевана и населена народом; она открыта Ермаком и занята казаками. Все главные предприятия в ее колонизации исполнены частными лицами без правительственного участия", - утверждал в 1860 г. Потанин. Колонизация Сибири, по мнению Ядринцева, была исключительно результатом народного творчества, которое использовало самодержавное государство. "Покажите мне другой народ в истории мира, - восклицал он, - который бы в полтора столетия прошел бы пространство больше пространства всей Европы и утвердился на нем? Нет, вы мне не покажете такого народа".
Ядринцев и Потанин уже тогда подошли к пониманию различия колонизации (прежде всего как земледельческого освоения новых земель) и колониальной политики. Процесс колонизации Ядринцев трактовал как стремление народных масс освободиться от крепостнических порядков и развиваться свободно. "Община Ермака указала дорогу переселенцам. Народ кинулся толпами в новую землю, как убежище от разных притеснений в царствование Иоанна Грозного, впоследствии от невыносимых немецких реформ Петра. Народ бежал, чтобы избавиться от притеснений воевод, от официальной приписки к городам, от тяжелой подати и бюрократизма. Раскольники шли сохранить свою веру в скитах, промышленники - добыть мехов, торговцы - свободно торговать с сибирскими инородцами. Эти побуждения, руководившие народом, показывают самобытное народное стремление и чисто народный взгляд на Сибирь как на страну, где должны развиваться самобытно и свободно народно-славянские силы", - писал он в 1865 г.
Вольно-народная колонизация в сочетании с природными богатствами Сибири должна составить, по мнению идеологов движения, прочную основу быстрого развития производительных сил не только региона, но и всей России. Русский народ заложил здесь новые основания для продолжения своей жизни, прозорливо отмечал Потанин, и "если представить в будущем Сибирь так же населенную, как ныне Европейская Россия, то нельзя не подумать, что центр тяготения русского государства должен перейти на нее". Однако эти возможности (вольно-народная колонизация и природно-сырьевые богатства) не привели к развитию производительных сил региона, повышению уровня благосостояния местного населения. Более того, замечал Ядринцев, "через двести с лишним лет мы видим в стране малочисленное население, разбросанное на громадном пространстве, только что удовлетворяющее своим первым потребностям, довольствуясь мелкой промышленностью. Мы видим бедные городки, разоренные возмутительными насилиями и грабежами наездных воевод и злоупотребляющих властью губернаторов". Основная причина всех зол и бед, по мнению областников, крылась "в особенных общественных условиях Сибири как штрафной и экономической колонии".
Таким образом, областники 1860-х гг. рассматривали Сибирь как колонизируемую окраину России. Главными действующими силами этого процесса они считали вольнолюбивые и предприимчивые элементы русского народа. Однако результатами народного творчества воспользовалось государство, превратившее регион в свою экономическую колонию и затормозившее развитие экономики и культуры. Исходя из имеющейся информации и общих представлений о дальнейшем развитии Сибири, сторонники движения сформулировали свою экономическую платформу. Эзоповым языком изложил ее в публичных лекциях С.С. Шашков: "Для успешного заселения и обработки земли, для рационального устройства и всестороннего развития Сибирской колонии необходимо отбросить старые принципы и покориться новому духу жизни, который уже проносится над землей, сметая вековую удушливую пыль невежества, сваливал старых идолов и вливая новую жизнь в одряхлевшие от сна народы"11.
Потанин предложил прежде всего установить "равенство шансов для приобретения богатств", а для этого "учредить покровительство сибирской торговле и заводской промышленности", "улучшить быт рабочих на золотых приисках, на горных заводах и на рыболовных оброчных статьях на низовьях Оби и Иртыша", отказаться от насаждения частного землевладения. Вместе с Шашковым он выступил за стимулирование свободного переселения в Сибирь.
Серьезное внимание обратили областники на деятельность сибирской администрации, оценивая ее в общем контексте колониального положения региона. "История сибирской администрации, - писал Шашков, - это длинная повесть о страданиях края. Сибирь не знала крепостного права, но она знала административное бесправие"13. В лекциях 1864-1865 гг. Шашков развил этот тезис. По его мнению, все служилое сословие от первых воевод до современных ему губернаторов, исполняя свои обязанности, руководствовалось только стремлением обогатиться, грабя край и его обитателей. Примерно в том же духе оценивал деятельность местных чиновников Ядринцев. В совокупности же областники осторожно сформулировали положение об улучшении сибирской администрации. Причем все это толковалось весьма широко: от пожеланий М.В. Загоскина, "чтобы по временам бывали у нас хорошие чиновники", до требования введения в структуры управления "местного элемента" у Ядринцева.
Вслед за декабристами особое внимание сибирские областники уделили так называемому "инородческому вопросу", т. е. положению и перспективам развития коренных народов региона. Они констатировали их бедственное положение, обусловленное ничем не ограниченным произволом и грабежом со стороны торговцев, чиновников и собственной родоплеменной знати, названной Шашковым "язвой своего народа". Кроме того, Ядринцев отверг вывод ряда ученых о неизбежности полного вымирания аборигенов Сибири вследствие низкого уровня их культурного развития. В какой-то степени обобщенное мнение сторонников движения по "инородческому вопросу" высказал в 1864 г. Щапов: "Все они ждут от нас помощи к развитию и лучшему проявлению сил на пользу общенародную. Не крестиками миссионеров, не табаком и водкою русских торгашей мы должны располагать, привлекать их к себе и своей расе, не хитростью и обманом, а русским хлебом и солью, дешевым, добросовестно продаваемым товаром, хорошо устроенными ярмарками, хорошими школами, человеческим обращением с ними..."
Следующим пунктом программы движения стал вопрос о подготовке в Сибири интеллигенции в собственном университете. Университет был центральным, но не единственным пунктом областнической программы развития просвещения и культуры. Она предусматривала создание школ, библиотек, книжных магазинов и типографий. Большое значение придавали они развитию местной литературы и периодической печати, организации собственного литературно-критического журнала. Областники 1860-х гг. выступали с ярко выраженных просветительских позиций, направленных на повышение образовательного и культурного уронил населения региона. "да здравствует Сибирь, просвещенная светом науки и знания от гор Уральских до берегов Великого Океана!> - восклицал Шашков, завершая свои публичные лекции в Томске в феврале 1865 г.
Одно время сторонники движения считали, что разрешить эти проблемы можно путем отделения Сибири от России и создания в крае сибирской государственности по типу США. Позднее они высказывались уже более умеренно и добивались предоставления региону автономии. Однако развить эти идеи дальше областникам не удалось. Над их головами сгущались тучи. деятельность молодых патриотов Сибири не на шутку тревожила местную администрацию. В марте 1865 г. был отдан приказ об аресте Шашкова, и 7 мая в Красноярске на его квартире был произведен обыск. В конце 1864 г. агент-провокатор С.С. Попов в Иркутске донес генерал-губернатору М.С. Корсакову о "дознанной им конспиративной переписке сибирских "сепаратистов", бывших студентов С.-Петербургского университета Григория Потанина в Томске, Николая Ядринцева в Омске, Серафима Шашкова в Красноярске и Николая Наумова, собирающегося из Петербурга в Тобольск".
Помимо этого доноса, 21 мая 1865 г. у воспитанника Омского кадетского корпуса А. Самсонова дежурный офицер отобрал прокламацию "Патриотам Сибири". "Младший брат Ф.Н. Усова, кадет Гавриил Усов, - вспоминал Потанин, - отыскивая в письменном столе своего брата почтовую бумаги нашел исписанный листок, это и была прокламация. Он прочел ее, заинтересовался и, не сказан ничего брату, унес в корпус, чтобы показать товарищам. Она начала ходить по рукам и попала в руки одного кадета, фамилию которого я забыл [А. Самсонов. - Ант.], с недисциплинированным характером, что называется по-киргизски дженды; на русскую простонародную терминологию можно было бы перевести это слово - "дурной". Захватив прокламацию, этот "дурной" юноша стал пользоваться ею, чтобы выманивать у Гани Усова папиросы, которые он приносил в корпус из квартиры брата. Он обещал Гане отдать прокламацию, когда тот даст ему папиросы, но всякий раз обманывал его; получит папиросу и убежит с ней. Наконец они условились отдать; один - папиросу, а другой прокламацию из рук в руки; пошли в укромный уголок, произвели обмен и начали курить. Дежурный офицер, обходя камеры, заметил табачный запах, пошел навстречу ему и накрыл преступников. Офицер начал шарить в карманах кадета, надеясь найти в них табак или папиросу, но вместо запрещенного табака нашел возмутительное воззвание" 15. Кадетам было по 16 лет, и их страсть к курению имела роковые последствия для сторонников движения.
По факту обнаружения прокламации и. о. генерал-губернатора назначил следственную комиссию во главе с членом Главного управления Западной Сибири, статскмм советником Ю.П. Пели- но. В нее вошли жандармский подполковник В.П. Рыкачев, коллежский асессор О. Ларионов, штабс-капитан Фредерикс. По горячим следам был произведен обыск на квартире брата малолетнего кадета есаула Ф.Н. Усова, "нашли два литографических станка, о заведении которых говорилось в воззвании", "отобраны выписки из "Полярной звезды" за 1858 г. и 10 писем к Усову от Г.Н. Потанина и А.Д. Шайтанова". В последних внимание жандармов привлекло не только пожелание Потанина нагнетать казачий патриотизм, но и "неодобрительные отзывы об особах царствующего дома", что затем было поставлено подследственным в вину отдельным пунктом. Допрошенный Ф.Н. Усов показал, что прокламация досталась ему от Ядринцева и о ней знали прапорщик Ф. Зимин, Шайтанов, Шашков и Щукин. Таким образом, следствию стало известно о сибирском земляческом кружке.
23 мая были арестованы кадеты Г. Усов, А. Самсонов, Н. Кирьянов. Комиссия в рапорте на имя генерала Панова от 27 мая испросила разрешение на аресты в Томске Ядринцева, Потанина и Е.Я. Колосова, прапорщика Зимина в Ярославле, Щукина в Иркутске и Шашкова в Красноярске. Потанин, хорошо знавший многих омских чиновников и офицеров, вспоминал: "...[Панов] не нашел достаточного повода к аресту меня, Ядринцева и Колосова, на чем крепко настаивал Рыкачев. Но последний чуть ли не клялся, что в нашей компании найдет автора воззвания. Панов уступил".
Телеграфно были разосланы шифрованные предписания. Поскольку в это время Потанин, Ядринцев, Колосов находились на заимке купца А.П. Пичугина, арестовали и произвели обыск у них 27 или 28 мая. Тут и произошли первые проколы в организации дознания. Как отмечалось в постановлении следственной комиссии от 1 июня: "Эти лица [Потанин, Ядринцев, Колосов], после сделанного у них обыска, не были арестованы, а только отданы под присмотр полиции и обязаны подписками не выезжать из города. Все эти обстоятельства благоприятствовали для политических преступников Потанина, Ядринцева, Колосова, которые могли легко сговориться, как отвечать на вопросы, которые им будут предложены". К тому же к 28 мая не были просмотрены все бумаги, изъятые у Потанина. Часть их в количестве 53 листов изымается и прошнуровывается, а остальные возвращаются владельцу "Но, получив сею числа предложение Вашего Превосходительства за 1Ч9 207 о том, дабы все бумаги без исключения были представлены в Омск, - сообщал томский губернатор, - послан был мною адъютант штабс-капитан Афанасьев отобрать вновь полученные Потаниным его бумаги, но, по сознанию Потанина, некоторые из них были уже им уничтожены".
Неожиданный результат дал обыск на квартире Щукина 29 мая в Иркутске. Помимо запрещенной литературы была изъята вторая рукописная прокламация "Сибирским патриотам". На допросе он показал, что листовку ему принес воспитанник местного военного училища А.Е. Золотин и знакомился с ее содержанием купеческий сын П.А. Тарасенко. 1 июня комиссия запросила разрешение на их арест, но только 17-го соответствующее предписание было послано в Иркутск.
Промежуточный итог расследован подвел в рапорте от 31 мая 1865 г. в III отделение томский жандармский офицер: "Но в числе писем его [Потанина] с разными лицами много доказывает; во-первых, отношениями ею с лицами, подвергнутыми ссылке как изобличенные злыми агитаторами, а именно с Бакуниным, Щаповым, Чернышевским и проч.; и, во-вторых, способность ею сочувствовать разных красных идей лицам". По итогам обыска в Москве у Шайтанова жандармский полковник Воейков сообщал, что изъятые у нею материалы "заключают в себе выражения социализма, революционное направление и нигилизм, а сам хорунжий Шайтанов личность весьма замечательная, на все делаемые вопросы к разъяснению найденной у него переписки отвечал уклончиво или отзывался совершенным незнанием".
Тем временем туго закрученная спираль полицейского сыска продолжала стремительно раскручиваться. В разные уголки Сибири из Омска шли шифрованные телеграммы: произвести "внезапный и безотлагательный просмотр бумаг" у такого-то, и "если найдут что-нибудь подозрительное, то арестовать и выслать в Омск. В противном случае иметь за ними негласный надзор". для подобного предписания достаточно было упоминания той или иной фамилии в изъятой переписке или во время допроса.
Следственной комиссии не удалось (или она не захотела) связать концы разрозненных показаний Щукина и оговоренных им (А.Е. Золотин, Н.В. Ушаров, С.С. Комаров, П.А. Тарасенко), а также Шашкова. В результате так и не были выявлены обстоятельства появления воззвания в Иркутске и её автор (авторы). Остальные привлеченные по делу сознавались лишь в том, что читали или переписывали прокламации. Само по себе это было в новинку для российского революционного движения, поскольку, по авторитетному свидетельству Б.П. Козьмина, в рассматриваемое время "большинство арестованных по политическим делам спешило рассказать своим следователям все, что им было известно по делу, а иногда и больше того".
В обстановке, когда не удалось установить авторов прокламаций, против арестована выдвигается обвинение в сепаратизме и подготовке отделения Сибири от России посредством вооружённого восстания. В принципе в протоколах допросов содержались признания по этому поводу 19 июля Шашков показал: "Идея самостоятельности Сибири возникла во мне в бытность мою в Казани под влиянием господствующих в литературе толков о децентрализации и областном самоуправлении"25. На очной ставке А.Е. Золотина и Н.В. Ушарова 16 августа первый улачал второго, "что он спорил с г. Щукиным об отделении Сибири от России, г. Ушаров был пьян, и он говорил, что Сибирь можно отделить сейчас и явиться... в Забайкальский край и сделать там бунт, посредством прочтения какого-нибудь указа, а Щукин говорил, что народ надо прежде всего учить, а потом приниматься за дело"26. В обобщенном виде концепция "заговора с целью отделения" излагается в "откровенном признании" Потанина на допросе 7-8 июля. Он рассказал, что его деятельность заключалась "в воспитании в сибирском юношестве местного патриотизма посредством идеи о будущей судьбе Сибири как независимой республики и в разработке этой же идеи в литературе и науке". На предложение назвать лиц, которым известно это, Потанин сообщил: "Лучшие поборники этой идеи - я, Ядринцев и Шайтанов. Известна эта идея многим, вероятно. Мною же она сделана известною Шайтанову, Усовым, Нестерову, Подкорытову и вообще всем молодым офицерам в Омске, которые были при мне. В Томске - Колосову, редактору Кузнецову, в Петербурге - студенту Лукину. Кроме того, это известно - Павлиновым и Щукину. Последние расположены ли к этой идее, не знаю. д. Кузнецов также не соглашался с правильностью этой идеи. Колосов тоже оспаривал"27.
Показания Потанина, несмотря на его желание взять на себя всю ответственность за случившееся, позволили комиссии утверждать, что во главе с Потаниным существовала заговорщицкая организация, возникшая еще в Петербурге. Поэтому в информации шефа корпуса жандармов Александру II от 10 октября 1865 г. о ходе следствия уже прямо утверждалось: "Потанин сознался, что если не он положил начало сибирскому сепаратизму, то значительно развил его и в прокламации "Патриотам Сибири" мало такого, что бы не было обязано ему своим происхождением". Ядринцев же, "по собственному признанию, действовал во имя сепаратизма Сибири и с этой целью проводил свои идеи в частных письмах и сочинениях"28.
Расследование подходило к концу. Комиссия сортировала подследственных на виновных и невиновных, давала разъяснения и отписки по поводу отдельных лиц. 27 ноября 1865 г. она закончила работу итоги которой излагались в "Краткой записке к следственному деду произведенному в 1865 г. Комиссией, учрежденной в г. Омске по политическим преступлениям". Потанин, Ядринцев, Шашков и Щукин обвинялись в "злонамеренных действиях... направленных к ниспровержению существующего в Сибири порядка управления и к отделению ее от Империи". Всем остальным, в зависимости от добытых улик, инкриминировалось знакомство и сочувствие этим замыслам, переписывание прокламаций, хранение запрещенных сочинений, неодобрительные отзывы об особах царствующего дома, уклонение от дачи сведений и запирательство. Обвинения вьдвигались в отношении 19 человек29.
Собранные материалы повез в Петербург В.П. Рыкачев. По завершении разбирательства всех их из тюремного замка (острога) перевели в Омскую крепость, где освободилось много зданий из- за передислокации значительной части гарнизона на юг. Местом их содержания становится гауптвахта. "Камеры запирались только в начале нашего сидения в крепости, потом они были отворены в течение всего дня и запирались только на ночь. Заключенные выходили даже на платформу и тут разгуливали. Это была единственная либеральная гауптвахта в России... Случалось, что мои товарищи украдкой уходили в город, заходили в гости или в пивную. Все это делалось осторожно, так, чтобы не влетело караульному офицеру Товарищи мои пользовались льготами сдержанно, я не помню, чтобы кто-нибудь при дневном свете вышел за перила платформы; но после заката уходили в город иногда больше половины заключенных".
Дело областников вызвало значительный резонанс в регионе. Отбывавший тогда ссылку в г. Кузнецке Томской губернии В.В. Берви-Флеровский зафиксировал большой интерес общественности к разбирательству в Омске: "После арестов все ознакомились с идеей об автономии Сибири. Сибирский патриотизм оживился, сделался модным". Любое проявление вольномыслия рассматривалось теперь как результат деятельности "партии сепаратистов". Воздействием областников, в частности, пытались объяснить появление в Томске 14 декабря 1865 г. выдержек из прокламации "К молодому поколению". Позднее органы политического сыска искали, правда безуспешно, связи сторонников движения с участниками восстания польских ссыльных на Байкале в 1866 г. и членами революционной организации Н.А. Ишутина - И.А. Худякова.
Два с половиной года пришлось ждать Потанину и его друзьям приговора. Дело их рассматривалось в административном порядке в Петербурге заочно, поскольку судебная реформа не затронула Сибирь. На приговор существенное влияние оказало усиление революционного движения в стране. "Адский выстрел государственного преступника 4 апреля [1866 г, д.В. Каракозов..] изменил взгляд правительства на наше дело", - констатировал позднее Щукин. 20 февраля 1868 г. Сенат вынес приговор, откорректированный и угвержденньий Государственным советом и императором.
Потанин был приговорен к 5 годам каторжных работ с последующей ссылкой в отдаленные местности Российской империи. Шайтанов, Щукин, Ядринцев лишались прав состояния и подлежали высылке в отдаленные уезды Архангельской губернии; еще четверо (Ф.Н. и ГН. Усовы, Н.В. Ушаров и А.Е. Золотин) без лишения прав состояния высылались под административный надзор туда же. Остальные, включая А.П. Нестерова, П.А. Тарасенко, С.С. Комарова, Д.Л. Кузнецова, А.А. Тахтарова, освобождались за отсутствием прямых улик.
Перед отправлением на каторгу в крепость Свеаборг (Финляндия) ранним утром 16 мая 1868 г. на левом берегу реки Оми при входе на базарную площадь Омска над Потаниным был произведен обряд гражданской казни, а вечером, закованного в ножные кандалы, его отправили к месту отбывания наказания. Остальные пошли пешком по этапу, добравшись в сентябре до Нижнего Новгорода.
10.2. В ПОИСКАХ ТЕОРЕТИЧЕСКИХ ОСНОВ СИБИРСКОГО
РЕГИОНАЛИЗМА
Анализ публицистических статей, научных трудов и эпистолярного наследия идеологов сибирского областничества Ядринцева и Потанина свидетельствует не только об усвоении ими демократических идей российских "шестидесятников" народнического толка, но и о значительном влиянии на формирование и эволюцию их взглядов истории западноевропейских колоний, политических и экономических теорий того времени. Именно последние стали для будущих областников толчком к осознанию колониального положения Сибири в составе Российской империи. Через всю жизнь Ядринцев пронес свое увлечение Северо-Американскими Штатами, уверенность, что Сибири уготовано столь же прекрасное будущее. Потанин прямо заявлял на следствии в Омске, что мысль об отделении Сибири проистекала из аналогии с историей Северной Америки и испанских колоний в Америке. Позднее он вспоминал о впечатлении, которое на него произвела статья ориенталиста И.Н. Березина о колониях, источником которой послужила книга немецкого экономиста Вильгельма Рошера. Из этой статьи Потанин "узнал, что колонии бывают торговые и земледельческие и что история последних обыкновенно оканчивается отделением от метрополии". -Статья Г. Г. Пейзына, о которой Потанин также упоминает в своих мемуарах, трактовала Сибирь еще и в качествпоминал о блестящем памфлете Франклина против ссылки. В одном из писем 1862 г. Потанин восклицал: "Теперь нам нужны Джефферсоны, Франклины" .
В письме к своему соратнику Шайтанову в апреле 1863 г. Потанин развернул целую программу идейного воспитания областника: "Переворот умов (в Сибири) и пополнение пустоты в (сибирских) головах - вот роль, нам предстоящая. А потому рядом с изучением материализма изучайте социальные доктрины и занимайтесь чтением исторических и публицистических сочинений, изучайте законы революции и реакции и политических переворотов, клонящихся как к объединению народностей, так и к сепаратизму и главное при этом чтении - приравнение ко всему прочитанному судеб нашей родины - Сибири. Тогда чтение Ваше будет плодотворно и создаст из вас красного сепаратиста". Этим объясняется пристальный интерес родоначальников областничества Ядринцева и Потанина к западным социальным и экономическим теориям. Список западных авторов, чьи имена обильно рассыпаны по их сочинениям и письмам, весьма внушителен. Это П.-Ж. Прудон, Луи Блан, А. Сен-Симон, Г-Ч. Кэри, К. Маркс, В. Рошер и П. Леруа-Болье. В сочинениях д. Дрепера о колонизации в Америке они ищут подкрепление своим мыслям о влиянии климата на развитие Сибири, ее населения.
Интерес к западным идеям диктовался прежде всего необходимостью дать научное обоснование так называемым "сибирским вопросам". В перечне тем, интересовавших областников, выделялась колониальная проблема. Потанин писал 21 мая 1872 г. Ядринцеву: "Вопрос о колониальной политике для меня самый первый, и в нем я совершенный профан и брожу всегда не при свете европейской науки, а при свете масляной лампы, которая чадит в моем собственном мозгу"36. В 80-е годы ХIХ в. областники активно пропагандировали достижения западной колониальной науки на страницах своего печатного органа - газеты "Восточное обозрение". В своей книге "Сибирь как колония" Ядринцев приводит солидный список статей по колониальному вопросу, помещенных в "Восточном обозрении". В 1884 г. в двух номерах "Восточного обозрения" под псевдонимом "Колонист" Ядринцев поместил статью "Переписка между колонией и метрополией", в которой, опираясь на теорию Рошера, отмечал целый ряд характерных черт, роднивших Сибирь с земледельческими колониями европейских государств37. В Сибири, как и в Америке или Австралии, подчеркивал он, нет аристократии и жестко разделенных сословий, все чувствуют себя равноправными. Правда, признавал Ядринцев, как и янки, сибиряк грубоват, недостаточно образован, но зато в нем развито чувство собственного достоинства. Погоня за наживой, свойственная всем колониям, приводит к господству материальных интересов, к тому что "все ценят копейку и больше ничего". Царство капитала порождает массу злоупотреблений, бессердечность, безнравственность. Но в колониях человек обретает свободу, здесь общество предоставляет всем равные возможности в поисках счастья. Решившийся покинуть свою родину колонист представляет собой человека недюжинного, полного энергии и дарований. Сибирь, подобно Америке, пробудила в русском человеке дух предприимчивости. Ядринцев упоминает и о сибирских старообрядцах, проводя аналогию с английскими пуританами, заселявшими Вирджинию. Сибирский крестьянин все больше и больше перестает походить на своего российского собрата. Он менее заражен суевериями и предрассудками, более восприимчив к нововведениям и даже стремится перенять городскую моду в одежде и быту. И это, не забывает напомнить Ядринцев, черта всех колоний. Даже "понижение русской расы" вследствие смешения с сибирскими аборигенами ему представляется похожим на процесс метисизации в Латинской Америке. для доказательства основного тезиса в ход идут примеры об уголовной ссылке, случаях рабства, хищнической разработке золота и т.п. Кроме этнографических и социально-экономических черт Ядринцев обращает внимание и на методы колониальной политики самодержавия по отношению к Сибири. Ссылаясь на классическое определение экономической зависимости колонии от метрополии А. Смита, он как бы подытоживает: "На этих отношениях зиждется главная суть внутренней колониальной жизни, и при посредстве их устанавливаются чувства, расположение и неразрывность связей, которые отражаются в последующей исторической жизни". Проведение аналогии между Сибирью и колониями западноевропейских государств явно необходимо идеологу сибирского областничества, чтобы еще раз напомнить правительству о необходимости удовлетворять сибирские нужды и намекнугь об опасности колониального сепаратизма в случае забвения интересов своих колонистов.
Однако, осуждая колониальную политику по существу, областники не могли игнорировать ее положительное воздействие. Когда Е. Е. Благосветлов предложил Шашкову, товарищу Ядринцева по ссылке, "обругать рыжих варваров" (английских колонизаторов), то последний неожиданно вступился за них: "За что ругать? За то, что их колонизаторские таланты создали Америку и Австралию? За то, что Новой Голландии, мысу Д. Надежды и Канаде дана конституция, за то, что в Индии они строят университет и избороздили ее железными дорогами?". Находясь под общим впечатлением идей материального прогресса, они признавали, что без вмешательства метрополии развитие колоний продвигалось бы крайне медленно. По их мнению, дело не в колониальной политике вообще, а в ее правильной организации и направленности. Не случайно Ядринцев в одном из писем к Потанину отмечал: "Обличая Англию, мы должны помнить, что ее политика была все-таки прогрессивнее многих государств, как, например, Испании".
В 1872 г. Ялринцев пишет "Очерки английской колонизации", опубликованные затем в журнале "дело". В том же году Потанин печатает в петербургской газете "Неделя" статью "Где наш рынок сырья?", содержавшую развернутый анализ истории правительственной политики по отношению к Сибири. Сделанный им вывод весьма неутешителен: "Несмотря на то, что отношение России к ее колониям переходило фазы, аналогичные с теми, чрез которые прошла история колониальной политики и на Западе, есть, однако же, основания более верить, что эти аналогии явились без определенного плана, которого бы держалось правительство, что они были неизбежным результатом хода самих обстоятельств". И впоследствии областники упрекали правительство в том, что оно не смогло выработать какой-то четко осознанной колониальной системы и не умело пользоваться Сибирью. Этим объясняется и сложное отношение областников к намечавшемуся строительству Сибирской железной дороги. Это грозило окончательным закреплением Сибири в качестве рынка сырья. С другой стороны, по их мнению, дорога несомненно ускорит колонизацию края, будет содействовать ввозу знаний, изобретений и капитала. Рассуждения Ядринцева о колониальной политике вполне опровергают взгляд на областников только как на сепаратистов и антиколониалистов. Возражал против такого огрубления их позиций, Ядринцев разъяснил: "Представьте невежественную территорию обособленной, она более проиграет, чем выиграет за неимением сношений. Связь колоний с метрополией имеет поэтому свой смысл, и чем колония неразвитее, тем потребность в этой связи должна быть сильнее. Невежественная страна умрет с голоду погрузится в застой, она станет Монголией, Китаем. Но, помилуйте, ведь барыши слишком громадны за это обучение, за принесение "части знаний", эти барыши стоят и плоти, и крови. Что делать, штата за ученье велика, как запрос бесцеремонного учителя, но лучше платить дорого, чем остаться совсем без ученья и образования.
В этом же духе Ядринцев предлагал трактовать и вопрос о положении коренных народов колоний. Он призывал не ограничиваться только обличением действий колонизаторов. "Вопрос об ограничении инородческих земель, сужения их пастбищ и мест охоты, - писал в 1872 г. Ядринцев Потанину - есть неизбежный вопрос колонизации и цивилизации. Что делать, ежели инородцы с этим не могут примириться. А колонизация без этого немыслима" . Очевидно, что этот вывод напрашивался из изучения обширной литературы о положении тасманийцев, американских индейцев и других народов. Ядринцев признает, что существуют "естественные причины вымирания коренных народов, к которым он прямо относит негативные последствия цивилизации. Он связывал с колонизацией как неизбежные последствия и болезни, которые смертельны для "инородцев", и упадок традиционного хозяйства, и даже голод, "психические потрясения и гнетущие аффекты". Такого рода очевидные противоречия в своих воззрениях Ядрияцев объяснял тем, что в колониальном вопросе он строит антитезы по Гегелевско-Пьер-Жаковскому методу".
Сложно разрешался в теоретических построениях областников и экономический аспект колониального вопроса. В единство Сибири областники закладывали не столько этнографический, сколько экономический принцип. Будущее Сибири они неразрывно связывали с ее промышленным развитием. Ядринцев с явным удовольствием сообщал Потанину, что в лице Мальтуса он "отыскал нового друга Сибири", так как тот доказывает, что Сибирь страдает от избытка сырья. Только развитие собственной промышленности повысит ценность труда и позволит Сибири сбросить "мануфактурное иго" Москвы. Поэтому областники были готовы мириться с капитализмом во имя промышленного подъема Сибири. "Итак, мануфактуры и мануфактуры, - взывал Ядринцев, - хоть бы при капиталистическом хозяйстве, вот средство поднять страну". Не стоит замыкаться только на изображении "темных сторон фабричного труда" и забывать о его культурном значении - под его воздействием складываются и новое миросозерцание, и более цивилизованные общественные отношения.
В Сибири не нужно бояться буржуазии, важно привлечь ее к выполнению регионально значимых задач. "Ее роль, - добавлял Ядринцев, - будет собрать народ, устроить учреждение мануфактуры, а лучшая организация впоследствии зародится уже в этом учреждении, как новая потребность". Пока же важно соединить организационные и финансовые возможности буржуазии с народными потребностями. Задача областнически настроенной интеллигенции на этот период: содействовать и указывать буржуазии на ее культурную миссию - образование промышленности. демократическая интеллигенция вместе с народом в Сибири не допустит образования денежной аристократии. Ведь сибирское общество, демократическое по своей сути, объяснял Ядринцев, походит на Северо-Американские Штаты. Только тогда, когда промышленность будет создана, следует взяться за ограничение буржуазии и "начать эмансипацию городского рабочего".
Ядрияцев считал, что важным инструментом становления экономической самостоятельности Сибири должна стать тарифная политика. Критикуя протекционизм, приносящий пользу только метрополии, областники осторожно относятся и к принципу свободной торговли. Сибирь, не имеющая своей промышленности, полагал Ядринцев, нуждается в большем, чем просто протекционизм, ей необходим "промышленный патронаж". Он требовал от правительства государственной опеки во имя экономического освоения Сибири. Эта политика должна быть направлена, во-первых, на ускоренную колонизацию края, во-вторых, на развитие технического образования и, в-третьих, на "содействие основанию заводской промышленности нравственным влиянием, путем технических съездов и обществ, литературы и т.п.*.
Наряду с историей колоний и колониальной политики областники обращаются к изучению вопроса о положении провинции в Европе, прежде всего во Франции, Англии и Швейцарии. Ядринцев посвящает этому специальную статью "Судьбы провинции и провинциальный вопрос во Франции", в которой приходит к весьма знаменательному выводу: "Какой ужасный пример представила Франция с ее централизованной провинцией". Именно централизация привела Францию к поражению во Франко-прусской войне и к революции. Даже меры децентрализации, проводившиеся во Франции, как замечал Ядринцев, все из того же Парижа, подразумевают лишь "усиление власти префектов, т.е. увеличение административной опеки над провинциею". Провинциальная реформа, заключает он, "должна родиться из нечто живого в народе и в самой себе". Следуя по стопам Прудона, Ядринцев становится одним из наиболее заметных русских защитников децентрализации. Приверженность к централизму, будь то самодержавному или "якобинскому", претила областникам. В этом был один из серьезных пунктов их разногласий со многими российскими революционерами-демократами, такими как Е.Е. Благосветлов или Н.В. Шелгунов. В трудах областников провинциальная тема поднимается до высоты идейного осмысления.
Западный опыт, прежде всего Америки, отвращал областников от абсолютизации многих теоретических положений. Они считали, что любая страна, как естественный организм, должна пройти определенные стадии развития. Поэтому сибирские вопросы представлялись им не только чисто территориальными, вызванными природными и прочими условиями, они приобретали общеисторический характер. Чрезмерная децентрализация должна умеряться централизаторскими мерами (к этому уже пришли в США, полагал Ядринцев), так же как развитие промышленности выдвигает на первый план социальные проблемы. Но Сибирь еще не доросла до этого, не успела воспользоваться ни плодами децентрализации, ни выгодами промышленности. В этой связи Ядринцев остроумно заметил, что всякое блюдо за столом подается в определенной последовательности. Европейцы и американцы уже отобедали и пьют кофе, и поэтому предлагать им снова селедку было бы неразумно. "Мне кажется, - замечает он в письме к Потанину, - что наш промышленный вопрос - тоже селедка. Не развивайте своих мануфактур, не ешьте селедки, от нее стошнит. - Да, хорошо вам, милостивый государь, это говорить, когда вы уже покушали, а я еще не отобедал, да и не закусывал".
Ядринцев определял цель своих теоретических поисков в колониальном вопросе следующим образом: "Из всех отрицательных сторон европейской колонизации я составил положительный идеал колонии и начал отыскивать ее". Его явно не устраивают некоторые тенденции в английской колониальной политике. Он решительно возражает против продажи земли большими участками, что приведет к обезземеливанию массы колонистов и неизбежно потребует создания если не рабов, то батраков. Да и принцип свободы торговли, провозглашенный Англией, полагал Ядринцев, "в руках буржуазов то же, что железная дорога и машины для эксплуатации рабочего".
Новую колониальную политику Англии он называет политикой утонченной эксплуатации. Дав колониям самоуправление, метрополия отстаивает экономическую зависимость. Другой важный вывод, к которому приходит Ядринцев в результате изучения эволюции британской колониальной системы, это то, что существует непосредственная связь между капиталистическим характером промышленности метрополии и отношением ее к колониям. Только социальная реформа в самой Англии, по его мнению, способна привести к окончательному устранению экономической эксплуатации колоний. Экономическое неравноправие есть последняя стадия эксплуатации колоний, за ней неизбежно должна последовать общая перемена в международных отношениях на началах равенства и свободы. Вот тогда, заключает Ядринцев, "колониальная политика является одною из благороднейших форм взаимной дружбы, помощи и обмена услуг у равных родственных наций между равными". В этой радужной перспективе, рисовавшейся областниками, можно увидеть явное влияние Лун Блана.
Социальное значение этим теоретическим построениям придавало изучение разного типа общин в России и на Западе. По мнению Потанина, прямые аналогии между Сибирью и Северо-Американскими Штатами не всегда корректны. Они отличаются не только в отношении связи с метрополией, но и самим духом. Залог будущего развития Сибири он видел в общинном, артельном начале. Для него было чрезвычайно важно указать на ту разницу, которая существовала между сибирской и американской колонизацией. Если в Северной Америке, доказывает Потанин, земля была объявлена собственностью "папы или государства", то Сибирь народ заселял "на доисторический манер". Поэтому в Сибири и должна была необходимо сложиться община - ведь земля осталась "свободною, незакрепощенною ни за собственниками, ни за государством".
Потанин писал, что в Центральной России община искорежена крепостничеством, ее разрушает все усиливающийся индивидуализм. "Известно, что колонии, - подводит под свои рассуждения Потанин теоретическую основу, - всегда развивают те начала, которые зародились в метрополии, но не могли найти достаточно широкого применения. Закон этот подтверждается на тех же Северо-Американских Штатах... Ежели Американские Штаты явились осуществлением лучших принципов, выработанных наукою ХVIII века, то Сибирь как новейшая колония может усвоить лучшие передовые результаты науки XIX века". Для областников община представлялась клеткой, которая "решает судьбу народов". По словам Ядринцева, "областной вопрос не потерял своего значения, он приобрел еще большее, точно так же, как и общинный, вопросы общин и кантонов, как семя государственной жизни". Эта фраза напрямую перекликается с выводом Алексиса де Токвиля о том, что община - "это основа основ управления обществом". Именно в ней, полагает Токвиль, американский гражданин приобщается к управлению, привыкает к установившемуся порядку, получает ясное представление о природе своих обязанностей и объеме своих прав. У англичан и американцев, по мнению областников, "сельская община дышит жизнью и научена selfgoverment*ом к коалиции и ассоциации". Именно из общины органически вырос и сам принцип федерализма. При помощи общины, считал Ядринцев, можно решить целый комплекс проблем - от колониальных до социальных. Нужно поэтому не только сохранять общину от разрушающего индивидуализма, но важно придать ей новое направление в развитии. Она должна при благоприятных обстоятельствах предоставить возможность более удобного перехода к новым формам цивилизации. Образец такой гигантской общины, включающей в себя целую область, он видел в Уральском казачьем войске.
Разрушительные тенденции затронули сибирскую общину в меньшей степени, чем российскую. Община должна сделать шаг от общинного земледелия к общинному хозяйству. Именно Сибирь, полагал Потанин, должна совершить этот переход, в этом ее мировое значение. "Не понимаю, - писал он, - почему мы должны проходить тот же путь с Европой? Почему старый кирпич не может пригодиться в новом здании?.. Я так думаю, что этот кирпич можно рекомендовать вставить в алюминиевый дворец". В этом же можно усмотреть влияние Прудона с его идеями синтеза общности и собственности, идеализацией мелкой собственности и организацией свободнs[ ассоциаций. "В ассоциативном движении, как в море ключи, находят свой конец все социальные вопросы: и рабочий, и женский, и педагогический, и колониальный". При этом Потанин называет еще одного западного пророка: "Сен-Симон - это Прометей будущего".
От общинной организации жизни областники шли к выяснению социальной и хозяйственной роли кооперации. Следует отметить, что теории кооперации были весьма популярны в то время благодаря Н.Г. Чернышевскому и западноевропейским социалистам, особенно Лун Блану Областники стремились применить кооперативные формы организации труда к делу колонизации окраин, поэтому они так настойчиво собирали и изучали опыт кооперации в английских колониях в Канаде и Новой Зеландии.
Отношение к общине у областников никогда не было самодовлеющим (это в большей степени относится к Ядринцеву, чем к Потанину, который был явно сильнее увлечен народническими доктринами). Общинный вопрос они всегда соединяли с областничеством. для них этот синтез был своего рода теоретическим фундаментом. В связи с этими задачами коренным образом должна была измениться и роль интеллигенции. Она должна перестать быть космополитичной и больше интересоваться народной жизнью. Ядринцев упрекает радикальную интеллигенцию в беспочвенности, так как жизнь не может быть преобразована по одному плану и разом, "для этого нужна долгая подготовка и восприятие идей в массах". Поэтому Сибири нужны университет, земства, свободная печать и другие общественные институты.
Областники попытались свести социальный и колониальный вопросы и проблему децентрализации в одну общую теоретическую систему Ядринцев ставил себе в заслугу то, что ему удалось "вывести на свежую воду колониальный вопрос", который он соединил с внутренним развитием метрополии и связал с социальными проблемами. Этим объясняется обращение Ядринцева к идеям децентрализации Алексиса де Токвиля, федералистским идеям П. -Ж. Прудона, экономическим трудам А. Смита, Г-Ч. Кэри, К. Маркса, д. Милля и др.
Напряженный теоретический поиск у областников окрашен особым чувством сибирского патриотизма. Образно характеризуя период западного ученичества русской интеллигенции, Ядринцев вспоминает сказку о мальчике Карыме, у которого было много учителей и которого учили разным наукам, но он все же не знал, что делать. Но появился еще один учитель, научивший его немногому - любви. И только тогда его знания получили практическое приложение. Поэтому Ядринцев выступал против забвения патриотизма, который на Западе отодвинут стремлением к "эмансипация труда". Его раздражало повальное увлечение русской молодежи этой "религией передовой Европы". С явным неудовольствием он отмечал, что молодежь излишне космополитична и "безусловно слушает каждое слово учителей Запада". Патриотическая и национальная идея областникам казалась для Сибири более актуальной, чем "борьба с капиталом", потому что она, по их мнению, содержала часть идеала человеческого развития - автономию. Отсюда совершенно понятно восторженное отношение Потанина к национальным чувствам швейцарцев: "Такой колоссальный патриотизм у такого маленького общества".
Для идеологов областничества было важно отыскать формулу соединения сибирского патриотизма с общечеловеческим стремлением к свободе и справедливости. Но в этой теоретической конструкции все же именно патриотизм был той почвой, на которую только и можно было перенести социальные идеалы. Вот почему областники одинаково противостояли униифицирующей централизации как царской бюрократии, так и "космополитов-идеалистов" из революционного и либеральных лагерей. От марксистского централизма, по мнению областников, веяло таким же "революционным бюрократизмом", как и от концепции "единой и неделимой" России в духе П.Б. Струве. В полемике с марксистами, стоявшими на принципах пролетарского интернационализма и заявлявшими об общности интересов всех рабочих России, Потанин заявлял:
"Рассматривая отношение колонии к метрополии, нельзя не признать существования особых сибирских интересов. Предположим, что в метрополии класс заводовладельцев уничтожен, хозяевами заводов и фабрик стали артели рабочих; что же, с этим падением заводовладельцев исчезнут те претензии на Москву, которые теперь предъявляются Сибирью?"
Ядринцев сетовал, что постоянно натыкается на "косяк космополито-социального вопроса, выработавшего свой шаблончик".
К. Маркс утверждал (и "говорят, хорошо", признавал Ядринцев), что эмиграция из метрополии вредит ей с точки зрения экономического развития, но это явно противоречило установке областников на расширение колонизации. Потанин предлагал вступить в полемику с Марксом, доказывая, что "удерживать от колонизации, мало того, просто не поощрять колонизацию, значит создавать в одной части земного шара эксплуататорский центр". Напротив, предлагает он, "не только русский центральный капитал должен сделать ссуду нашему Востоку но даже и Англия, если только она хочет быть гуманною нацией ХIХ века".
Таким образом, областническая идея представляла собой ориентированный на Сибирь сложный сплав российских социальных проектов с западными доктринами, из которых шел целенаправленный отбор того, что могло бы соответствовать стремлениям сибирских областников создать свое учение о путях регионального развития Сибири. Питаясь чувствами нарождающегося сибирского патриотизма, областники творчески восприняли современные им федералистские и колониалистские теории, заложив основы регионализма не только как влиятельного общественного течения, но и как особого научного направления. Политический аспект регионализма проявился прежде всего в осознании политического или социально-экономического неравноправия, а в потенции - и в стремлении к автономии или даже к государственной обособленности. для выявления направленности региональной динамики в известной мере может оказаться продуктивным определение фаз национального движения, предложенное Мирославом Хрохом. От стихийно формируемого регионального самосознания и местного патриотизма - через политическую актуализацию и теоретическое конструирование местными интеллектуалами (политиками, общественными деятелями, учеными) региональной идентичности - к выдвижению идей административно-хозяйственной автономии и даже государственного сепаратизма.
Осознание экономического и культурного своеобразия Сибири, раздражение сибиряков, вызванное несправедливым отношением к ним столичной власти, создавало в сибирском обществе атмосферу отчуждения от Европейской России и всеобщего недовольства, что способствовало росту сибирского автономизма, формированию в общественном сознании устойчивой формулы: "Россия и Сибирь". Однако, несмотря на многочисленные факты и свидетельства о сепаратистских настроениях, несмотря на правительственные страхи и настойчивые поиски борцов за сибирскую независимость (или автономию), это неприятие существовавшего приниженного положения так и не переросло в реальную опасность утраты Россией Сибири. Массовое переселенческое движение начала ХХ в., хотя и породило некоторую социальную напряженность в отношениях сибирских старожилов и новоселов, в известной степени сняло остроту опасности формировавшейся сибирской идентичности и регионального патриотизма. В Сибири и на дальнем Востоке все еще недоставало интеллектуалов , способных пропагандировать в массах идеи сибирской автономии, было мало высших и средних учебных заведений, местных культурных центров, а также региональных демократических институтов (в Сибири не было даже земских органов), вокруг которых мог сфокусироваться сибирский патриотизм, перерастая во влиятельную политическую силу, которая, как в Австралии или Канаде, возглавила бы движение за независимое государство-нацию.
В отличие от "украинского вопроса", "сибирский вопрос" так и не перешел в фазу политического сепаратизма и остался в рамках требований расширения местного самоуправления и хозяйственной самостоятельности. Массовое переселенческое движение начала ХХ в., породившее напряженность в отношениях сибирских старожилов и новоселов, в известной степени сняло остроту опасности формирующейся сибирской идентичности и регионального патриотизма. Сибирский областнический проект (а именно в нем активнее всего использовался колониальный дискурс) был отодвинут на второй план общероссийскими политическими и социально-экономическими программами.
10.3. АДМИНИСТРАТИВНО-ХОЗЯЙСТВЕННАЯ
АВТОНОМИЯ СИБИРИ:
НА ПУТЯХ К РЕАЛИЗАЦИИ ОБЛАСТНИЧЕСКОГО ПРОЕКТА
По возвращении из ссылки в 1870-1890-е гг. сибирские областники продолжили разработку своей программы. Развивая положения, сформулированные ранее, они рассматривали Сибирь как колонию, четко различая при этом процесс колонизации (заселение и освоение) региона и колониальную политику царского правительства. Главное проявление колониального статуса региона в рассматриваемое время сторонники движения видели прежде всего в штрафной колонизации (ссылке) и в административном произволе приезжих чиновников. Все это привело к нейтрализации положительных факторов в колонизационном процессе (отсутствие крепостного права, земельный простор, веротерпимость, свобода передвижений) и обусловило отставание в развитии экономики региона в сравнении с колониями европейских государств (США, Канада, Австралия). Главным следствием трехсотлетнего процесса освоения региона русскими и взаимодействия их с аборигенами, по мнению областников, явилось формирование нового этнографического (областного) типа русского (славянского) населения. Первым вывод о формировании сибирской народности как одной из ветвей славянства сделал Щапов. Вслед за Ядринцевым он уже категорично заявил, что в результате смешения с инородцами и воздействия природно-климатических условий "на Востоке слагается новый этнографический тип". При этом сибиряк "считает себя русским, а на русского поселенца смотрит как на совершенно чужого ему человека и сомневается в его русской национальности".
Для пропаганды областнических идей создаются собственные общесибирские периодические издания - газеты "Сибирь", "Сибирская газета", "Восточное обозрение". Главным теоретиком движения в это время был Н.М. Ядринцев (1842-1894). К началу ХХ в. лидером и единоличным идеологом областничества становится ГН. Потанин (1835-1920). Вокруг него формируется круг единомышленников - А.В. Андрианов, Д.М. и П.М. Головачевы, В.И. Анучин, П.В. Вологодский, Вл.М. Крутовский, Н.Н. Козьмин и др., для большинства из них была характерна неопределенность политических взглядов. В новых условиях они продолжили разработку областнической теории, уделив немалое внимание проблемам экономики региона.
Сибирь в последней четверти ХIХ в., по мнению сторонников движения, в отличие от Европейской России, еще не вступила на путь рыночных (капиталистических) отношений и стояла перед выбором возможного варианта экономического развития. Выбор областники сделали не в пользу капитализма. Будущее региона они связывали с крестьянской поземельной общиной. Сибирь, по их мнению, была раем для мужиков. Развивая данное положение, сторонники направления продолжали смотреть на капитализм как на явление, искусственно насаждаемое правительством. Предпочтение отдавалось кустарному производству и кооперации.
Надежды на реализацию своей программы социально-экономического развития Сибири лидеры областничества связывали с предоставлением населению "полных гражданских прав". Под этим понималось введение земства, нового гласного суда, распространение образования, гарантий личности и "лучшего общественного существования". Среди этого комплекса требований главным было земство, которое в тесном союзе с администрацией должно было реализовать намеченную программу переустройства сибирского общества.
В конце ХIХ - начале ХХ в. у сторонников областнического движения окончательно складывается взгляд на Сибирь как колонию в экономическом и политическом смыслах. Если Ядринцев отмечал специфику Сибири по отношению к Европейской России в географическом отношении, то Головачев, Андрианов и Потанин обосновывали тезис о существовании здесь особого этнографического типа русских, сформировавшегося под воздействием природно-климатических условий. На этой основе регион выделялся в особую область России, автономия которой "есть необходимое, логическое следствие конституционного строя". При этом под автономией понималось право местных выборных органов осуществлять не только административные, но и законодательные функции. Суммируя эти взгляды, А. Сибиряков писал в 1906 г.: "Хотя Сибирь совершенно не подходят под категорию таких окраин, как Польша или даже Малороссия, где существуют особые виды славянской народности, и никто из русских жителей, а равно и самих сибиряков не будет причислять самих сибиряков к какой-нибудь национальности, отличной от русской, но, тем не менее, особые условия Сибири в географическом, этнографическом и даже социальном отношениях настолько уже в настоящее время оспециализировались, что, прибавив к ним внешние отношения Сибири к ее непосредственным соседям, каковы Китай и Япония, т.е. положение, какое занимают они по отношению к Сибири в данный момент, возбуждение вопроса об автономии Сибири теперь более чем кстати".
Со временем к этим критериям добавился экономический фактор. "Обширная империя не может не расчленяться на отдельные области, - констатировал в 1907 г. Потанин, - хотя бы связь между ними и продолжала оставаться, это расчленение должно устанавливаться не на этнографических особенностях... Для контроля расходования местных финансов должен быть создан местный законодательный корпус, областная дума. Тогда предприниматели не будут уезжать за тысячу верст от своих областей и жить вдали от них для проведения в центральных канцеляриях своих хозяйственных проектов, держатели денежных фондов будут оставаться в области, вблизи от учреждений, заведующих областным хозяйством, собираемое с областной территории богатство будет скапливаться в области".
28-29 августа 1905 г. в Томске прошел нелегальный съезд Сибирского областного союза. Главной его целью стало объединение основных политических группировок на областнических лозунгах. В принятом документе "Основные положения Сибирского областного союза" подчеркивалось: "Составляя нераздельную часть России, участвуя наравне с другими частями России в общей системе государственного управления на началах народного представительства, Сибирь, как по своим историко-географическим, этнографическим и общественно-экономическими условиям, так и по чисто местным торгово-промышленным и сельскохозяйственным интересам, представляет обособленную область. Исходя из положения, что каждая область должна иметь право на самоуправление, мы заявляем, что Сибирь, в силу указанных условий и интересов, нуждается в организации областного самоуправления в форме сибирской областной думы, самостоятельно решающей все местные нужды и вопросы хозяйственные, социально-экономические, просветительные". В ведение думы предлагалось передать: "а) местное бюджетное право; б) народное образование; в) общественную безопасность; г) местные пути сообщения и тариф; д) народное здравие; е) распоряжение и владение всеми землями области, составляющими часть государственного фонда с лесами, водами и недрами; ж) определение порядка землепользования в связи с переселенческим вопросом; з) инородческий вопрос".
Эти идеи разделяли местные организации основных политических партий и беспартийные общественные формирования типа Иркутского торгово-промьшюленного союза. Движение стало претендовать на роль надпартийного образования, выражающего интересы всего населения Сибири. Расхождения между сторонниками сибирского федерализма в рассматриваемое время шли по линии представлений о регионе как едином целом или системе самоуправляющихся территорий. Так, иркутские областники, объединившиеся с либералами из местного "Союза союзов", создали специальную комиссию по подготовке проекта положения о введении земства в Сибири. По ее поручению проект дорабатывал редактор газеты "Восточное обозрение" И.И. Попов. В отличие от томского проекта, он предусматривал организацию для каждой из частей региона (Восточной и Западной) отдельных областных дум. Более того, иркутские областники допускали в обозримом будущем создание на "необъятных пространствах Сибири и Туркестана нескольких десятков автономных областей". В результате председатель Совета министров С.Ю. Вине в 1906 г. констатировал: "Автономия окраин уже не составляет конечного идеала федералистов; заговорили о провинциальной автономии, то есть о преобразовании России в союз свободных самоопределяющихся федераций (подобно Америке)"Ы.
В 1906 г. борьба за областную думу осуществлялась в рамках кампании выборов в Государственную дум которая, по мысли областников, должна была дать Сибири долгожданное земство. Однако уже после роспуска II Государственной думы сибирские депутаты стали требовать установления Сибирской областной думы с законодательными функциями, так как центральная дума в Петербурге "не имеет ни времени, ни возможности заняться сибирскими нуждами". В период Первой российской революции определись взаимоотношения областников с различными политическими группировками. С эсерами сложилось взаимопонимание, с кадетами - временный союз, по отношению к правым областники испытывали стойкое неприятие. Последовательными противниками областнического движения выступали социал-демократические организации. Вместе с тем самостоятельное влиятельное политическое движение областникам создать так и не удалось, несмотря на популярность идей сибирской автономии.
После революции 1905-1907 гг. основные усилия областники сосредоточили на борьбе за введение в регионе земских учреждений. Однако после отклонения Государственным советом 5 мая 1912 г. законодательного предложения Государственной думы о земском самоуправлении в Сибири они прекратили организованную деятельность вплоть до 1917 г. В этот период усилия сторонников движения сосредоточивались на работе в отделах "Общества изучения Сибири и улучшения ее быта" и местных отделениях Русского географического общества. В годы Первой мировой войны для пропаганды своих идей сторонники движения активно использовали местные отделы Всероссийского союза городов. Областничество объединяло сравнительно небольшие группы интеллигенции в Томске, Красноярске, Иркутске.
По отношению к экономике региона в межреволюционный период областники продолжали эклектично сочетать либеральное требование ускорить капиталистическое развитие с народническими утверждениями о возможности какого-то "своеобразного" альтернативного варианта эволюции к "новой системе хозяйства". При этом все их построения базировались на фундаментальном положении о колониальной зависимости Сибири от метрополии в экономическом плане. Они утверждали, что с развитием капитализма антагонизм между колонией и метрополией будет обостряться. "В настоящее время сибирское мыслящее общество стремится взять под свою защиту новые, органические жизненные интересы Сибири, - писал в 1911 г. ГН. Жерновков, - охрану естественных богатств Сибири от расхищения метрополией, охрану сибирской торговли и промышленности от эксплуатации привилегированных российских землевладельцев и фабрикантов и проч. и проч.". В начале ХХ в. в союзе с эсерами областники пытались приспособить общину к современным условиям - путем участия в кооперации. С последней они связывали и дальнейшее развитие самоуправления. В основе их взгляда была либерально-народническая теория о крепком, трудолюбивом старожильческом крестьянстве, которое способно проложить путь к некапиталистической эволюции сибирской деревни. Поддержку же сибирской промышленности областники связывали с привлечением иностранного капитала и вывозом за границу сибирского сырья. Благоприятные возможности для этого открывались, по их мнению, введением порто-франко в устьях Оби и Енисея и развитием судоходства по Северному морскому пути. При этом они сдержанно относились к переселению крестьян из Европейской России и строительству железнодорожных магистралей, видя в последних "сырьевую дорогу", по которой центр будет выкачивать сибирские природные ресурсы, что будет способствовать дальнейшему колониальному закрепощению региона.
Менялось отношение сторонников областнического движения к введению самоуправления у сибирских аборигенов. "Если у данной народности окрепло ее национальное самосознание, - подчеркивал И.И. Серебренников, - если у нее появилось сознание общности своих интересов и есть культурные силы, способные организовать заведование местными нуждами и пользами инородцев, то нет необходимости препятствовать самоопределению этой народности". В ведение инородческих автономных объединений могли бы быть переданы образование на родном языке, местное самоуправление, т.е. все то, что обычно составляет компетенцию земских учреждений. Коренным народам они могли обещать культурно-национальную автономию и представительство в Сибирской областной думе.
Вслед за падением самодержавия в 1917 г. возник ряд организаций областников-автономистов в Томске, Красноярске, Иркутске, Омске, Петрограде, Новониколаевске и других городах. Они вынашивали мысль об объединении под областническими лозунгами всех непролетарскях групп в Сибири. Основная задача этих объединений, как отмечал видный участник движения Серебренников, заключалась в разработке вопроса о будущем автономном устройстве Сибири. Областники надеялись, что Временное правительство "в тот же день, когда оно даст демократическую конституцию России, даст Сибири Сибирскую областную думу". Однако осуществить данный замысел областникам не удалось. Сил для создания самостоятельного регионального объединения у них было явно недостаточно.
6-17 октября 1917 г. областникам и их сторонникам удалось провести в Томске Сибирский областной съезд, где главным образом обсуждались вопросы будущего автономного устройства Сибири. Однако на съезде так и не удалось достичь взаимопонимания между автономистами и федералистами.
Октябрьскую революцию и власть большевиков областники не приняли и созвали в декабре 1917 г. Чрезвычайный областной сибирский съезд, а в январе следующего года был образован Временный сибирский областной совет. Созыва Сибирской областной думы в Томске большевики не допустили. Среди депутатов преобладали эсеры. Часть избежавших ареста депутатов смогли нелегально сформировать Временное правительство автономной Сибири. Но это правительство оказалось нежизнеспособным, и сразу же после своего создания его члены бежали на Дальний Восток. После свержения в Сибири летом 1918 г. власти большевиков областники поддержали Временное Сибирское правительство, которое декларировало, что не считает Сибирь навсегда оторвавшейся от России и будет прилагать все усилия к воссозданию Российской государственности. В этот период возобновила свою деятельность и Сибирская областная дума. Установление колчаковской диктатуры усугубило существовавшие и ранее разногласия в лагере областников, что привело к окончательному краху областнического движения.
Свою деятельность сторонники движения продолжили в эмиграции. Но теперь проблему автономизации Сибири они разрабатывали с учетом опыта советского строительства. Характерно, что во всех теоретических разработках категорически отрицались сепаратистские идеи.
В целом областнические представления второй половины ХIХ - начала ХХ в. органически вписывались в западноевропейскую теорию развития цивилизации. Побывавший в Сибири в 1913 г. выдающийся норвежский ученый-путешественник и общественный деятель Ф. Нансен вполне естественным считал существование здесь "значительной партия, мечтающей о гомруле; эта партия находит, что для такой обширной страны, как Россия, недостаточно центрального правительства и одной общей думы, которой приходится ведать все дела, и большие и малые, и которая поэтому не может достаточно вникать в местные интересы отдельных областей. Для Сибири нужна, по мнению этой партии, особая Дума и особые органы местного самоуправления, обслуживающие исключительно одну Сибирь".
Есть два способа управлять такими громадными территориями, как Россия. Первый - когда большую роль играет местное самоуправление, избранное населением и отчасти контролируемое центром. Второй путь - централизаторский, когда сверху донизу - жесткая административная вертикаль, решающая все вопросы и подменяющая местное самоуправление. Запад пошел первым путем. В России довольно долго (до конца ХVII в.) города, окраины, в том числе Сибирь, норовbли выбирать воевод, сами управлять своими делами. Однако к началу XVIII в. центр сокрушил старинные вольности и воцарилась сверхцентрализация, усиливающаяся на каждом нитке развития государства. Но рынок и демократия не могут эффективно развиваться в этих условиях. Поэтому децентрализация, регионализация управления - объективная закономерность процесса реформирования российского общества, В этом смысле история сибирского областничества не просто представляет интерес, но несомненно значима и практически.