Аннотация: Copyright, 2000, Кишинев, CZU 882(478)-3 T66 ISBN 9975-72-077-3
ПОЦЕЛУЙ МОЦАРТА
Времени оставалось немного, как на песочных часах. Его самолет улетал в пятницу, календарь оторвался уже на понедельнике. От сильного желания ей казалось что не страсть даже, а игра в некую дьявольскую шараду: Предупреди смерть! Казалось, что если они не объяснятся до пятницы и самолет спокойно покатится по взлетной полосе, оборвется ее жизнь. Что это было? Капризом, - едва ли только этим словом можно было назвать мерное течение вдруг вставшей вспять жизни тридцатилетний замужней женщины, все силы которой последовательно отнимали дом и работа.
Почему, отчего произошла эта вспышка? Почему его пение под гитару того русского романса Не уходи, побудь со мною... пробудило дремавший в ней прежде вулкан страсти и нежности? Она представила себе, как на неделе они пойдут вместе в бассейн, зайдут в жаркую комнатушку сауны и он, воспламенившись ее наготой, положит ее на стол и плавно, так, как будто всегда читал ее желания, начнет эти вожделенные движенья любви...
От возможности такое даже предположить, сознание ее помутилось, и она упала в подушку заветного сна, а когда проснулась, заметила, что последняя была совсем ею изгрызена. О, господи великий! Так вот живешь и не подозреваешь до поры, что в тебе хранится ядерное зерно страсти, готовое вмиг, по какой-то жалкой прихоти судьбы обрушить весь, такой прежде слаженный мир с ног на голову, войти, ворваться в привычное бытие и с безудержеством налетчика диктовать и диктовать свою дикую, необузданную и непредсказуемую волю.
О великий боже, сдержанный и всемогущий! Не ты ли заронил в христианскую душу огненные языки языческой страсти, которая знала под собой не два тысячелетия господства, а весь период становления и развития живого диктовала свои естественные законы. И почему два тысячелетия канонов могут иметь большую силу над нашими гибельными клетками, нежели вся эволюция живой материй?!
Современный человек - сплав городской цивилизации и устоявшихся канонов с сумасшедшинкой наших предков, которая была им единственным законом и верным компасом, волен выбирать: либо покориться спрессованным и принятым в угоду лживым удобствам правилам и формам, либо скинув с себя всего лишь двухтысячелетнее иго, прислушаться к зову природы в собственном теле, изобрести свой собственный закон, подвластный только храброй, сильной и бесшабашной правде.
Может в силу своей революционности и особого состава крови, он когда-то умчался от расслабляющее мягкой Молдовы, в оголтелый, испытывающий на выживание Норильск, может в жилах его накопился особый, никому не ведомый, состав концентрированного зова дикой природы и озвученный в ее собственных генах, так томил, мучил и сжигал, Ведал ли то, кто из них, или только сам господь, христианский ли, языческий ли, к которому человек в бессилии своем обращался по привычке.
... Весь вечер желав его и не смея ему об этом позвонить и сказать, она спала ночью, овеваемая сладчайшими флюидами, лечебными фитонцидами его мужского поля сквозь сон радостно улыбаясь его фантасмагорическому присутствию, а проснувшись и открыв глаза была явно уверена в том, что дух его провел с ней ту единственную и может последнюю(?) их ночь и что он сам, наверняка, тоже думал в это время о ней, звал, мечтал и, может быть беспокойно мучался в своей постели. Послал ли бог ему благословенную разрядку и овладел ли он ее в своем сне, или муки его перешли и на дневное время и контактируя с окружающим миром, он воспринимал его в досаждающем и раздражающем искажении. Кто ведал?!...
Чтобы как-то занять остаток дня, истомленная в бездействии, она все же набрала его номер. Голос его прозвучал тихо и чуть-чуть удивленно. Ну что за странная женщина? Хочет организовать его концерт для узкого круга посвященных? Что ж, пожалуйста. Как он сам ей скажет впоследствии: Я подумал, если для нее это не повод, это может стать поводом для меня. И зацепившись за ее предложение приехать, якобы что-то оговорить, хотя почему об этом нельзя было сказать друг другу по телефону? - без пятнадцать восемь он уже звонил в дверь ее квартиры.
Они буднично, ни о чем проговорили минут двадцать, а потом он, томясь от собственной неловкости, вдруг засобирался. Она хотела его задержать, но не могла придумать как. Напоследок они решили перекурить и вышли на балкон.
Уже собирались ранние сумерки. Летнее небо над городом наливалось сине-черными красками, оно как будто сгущалось, концентрируя некую мощную, не расплесканную энергию. Так, немногим раньше он, чтобы заинтересовать ее своими северными рассказами делился наблюдениями о двух радугах, которые сверкали ему в том, другом краю. О земле трех солнц, где преломляясь по особым оптическим законам они создают неисследованный доселе эффект. Об особой чистоте ледниково - подталой воды. Словом, он старался удивить, а она чувствовала, что действительно заинтересована в этом энергетически покоряющем рассказчике, его широком развороте плеч, крепкой, мощной, коренастой, как бы уходящей в землю фигуре, особом саркастическом смехе, строчках его эпиграмм, которые будто бы сочинил не он, а Байрон, обволакивающем душу вокале его песен, которые он тут же, не смущаясь, пропел ей под старенькую дребезжащую гитару.
Ночное небо сгустилось всеми имеющимися в его запасе темно-синими красками, и на нем вдруг отчетливо, будто включенное, заблестело звездное крошево из строк его песен. Между ними не было отчуждения и руки ее как-то спокойно легли к нему на плечи, поражая ее наполняющей их силой. Он, втайне желавший, но едва ли ожидавший этого, радостно заулыбался, почти с кошачьей грацией склонил голову и приподняв радостные, лучившиеся на нее глаза, стал изысканно и деликатно целовать ей ручку. И ее поразило, что вдруг от прежнего ее собеседника и современника Коли, мало что осталось и через колеблющуюся призрачную дымку рассеивающегося в пространстве времени проглянул... Моцарт. Его белые, прежде неровные, а курчавящиеся нестриженые волосы уподобились старинному парику и она проникла в альков хранимой прежде им и природой тайны. Итак, завеса приподнялась и она на зыбких ногах ступила в третье измерение...
Альковные тайны Моцарта должны навсегда прибыть с ним и той горсткой посвященных, которых Коля-Моцарт позволял чародейному времени, или оно ему, к себе приблизить... Может быть, некогда ушедший дух гения, все же испускал определенные эманации в природе, может накопившийся в этом человеке некогда оставленный другим потенциал заставлял его творить, сочинять масштабные вещи, так поражающие его современников, кто знает?... А может и ушедший дух Моцарта тоже имел право на редкие минуты интима, и когда хотел творить, что было ему позволено межпланетным временем, спускался в оболочку этого человека. И когда чувствовал, что для творчества ему не хватает земных утешений и крох любви великолепный, блистательный и виртуозный Моцарт тоже пользовался бренным телом Коли. Как знать? Но сейчас, познав эту женщину, делавшую из просто поэтов гениев, он вновь ушел, растворившись в толпе широких плеч, стандартных мыслей и таких же будничных деяний. Напоследок изощренно, грациозно, по-моцартовски поцеловал ей ручку, сверкнув лукавой искрой блестящих небесной чистотой глаз.