...Запомни, Джонатан, мой мальчик, что самая главная дверь в твоей жизни - третья дверь второго вагона. Она, и только она выведет тебя туда куда ты хочешь. Ты уже взрослый, потому я могу открыть тебе эту тайну. Ни одна другая дверь тебя не выведет никуда. За третьей дверью второго вагона ты узнаешь все...
...Не написано ведь нигде, что нельзя сидеть на полу вагона метро. А вот о том, что прислоняться нельзя, написано. И не зря. Только я закрыл глаза, двери сразу же распахнулись, на полном ходу, они открылись, я упал, раздробил себе моментально череп на тысячу осколков, мне стало страшно, я закричал, но никто не слышал, этот крик был только в кусочках того, что раньше было моим мозгом, а поезд стал ехать очень медленно, он практически застыл, я видел только, как удаляются от меня десятки ног, разных ног, я не видел лица, только ноги, безразличные ноги, люди, вы что, человек выпал из вагона на полном ходу, а ваши ноги стоят безразлично, и даже не думают о том, что надо что-то делать, куда-то бежать, кого-то звать. И вдруг мне стало так легко, я раскинул руки, и продолжал медленно падать в тишину, это было похоже на то, как падают снежинки в сочельник, Боже, как хорошо, как приятно и спокойно, я хочу, чтоб это длилось вечность... "Наступна станцiя - Майдан Незалежностi" Как больно!!! Просто меня вырвали оттуда, куда я мечтал попасть последние годы...
...Джонатан, милый мой, ты большой, ты должен крепко стоять на ногах, не держась за поручень, тебе он уже не нужен. Ты не упадешь, поверь. Я тебе уже просто не нужен, ты теперь все можешь, ты уже много умеешь. Я не могу нарадоваться, когда смотрю на тебя. Вот, возьми сигарету. Я знаю, ты куришь. Уже 4 года? Да, немало. 6 числа было? Да, 6 - это очень хорошее число, оно твое, ты им живешь. Очень гармоничное...
...Эскалатор поднимает меня прямо в ад. Вон они, внизу, в толпе, а ты уже встал на ступень, и она тебя понесла вверх. Быстро и неумолимо. Они скрылись за стенкой, они далеко от тебя. Камера резко взмыла вверх, сфокусировавшись на меня, в красной футболке, а вокруг что-то не понятное, и тут я разлетаюсь на мелкие осколки, они медленно летят сквозь толпу, впиваются в человеческие лица, разрезают руки, везде кровь, очень много крови, я никогда не видел столько человеческой крови, я сам стал ею, она на белых стенах станции, капает с потолка, Боже, неужели это я все наделал, я не хотел, но я не виноват, что я разбился, помогите... Люди улыбаются, облизывают друг друга, остатки их ртов жадно пьют кровь других...
Вот так, Джонатан. Тебе уже не нужно, чтоб кто-то держал тебя за руку. Ты сам должен кого-то взять и помочь. Я знаю, когда кто-то держит тебя за руку, легче идти молча и не хныкать. Но ты молодец, тебя никто не держал, а ты шел и молчал. Это очень тяжело, еще тяжелее, чем можно даже представить. Я вижу, тебе хочется плакать, но у тебя нету слез, и именно поэтому я тебя оставляю. Я больше тебе не нужен. Я понимаю, ты ко мне привык, привык к тому, что я иду рядом и пыхчу папироской. Но я не брал тебя за руку, я просто случайный попутчик, просто нам было по дороге. Нам незачем было говорить, все было понятно без слов...
...В переходе нет света, тут сильно накурено. Даже когда выходишь на улицу, дым висит в воздухе, как душно, пот стекает с лица, заливает глаза, кто-то в темноте наступает на ногу, хочется его убить, как хочется убить каждого, кто пытается посмотреть тебе в глаза. Сам виноват, я утоплю в них любого, кто захочет посмотреть на большее, нежели смазливая мордашка. Если не хотите знать, что внутри, нехер пялиться. Ничего хорошего для вас там нет. Там только пушки, готовые разорвать на части любого, кто без спросу ткнется на мою территорию.
Урод, выключи свой сраный мобильный, а то он окажется у тебя в заднице, неет, я с вами не поеду, лучше рубль сэкономлю...
...Ух ты, Джонатан, мама купила тебе туфли, тебе в них удобно, правда? У твоей мамы хороший вкус, она очень для тебя старается, ведь ты у нее один, и как может, она тебе помогает. Я знаю, ты ее любишь, потому что она заслужила твою любовь. В этих туфлях ты очень хорошо идешь, я за тобой не поспеваю, подожди немного, ведь скоро мой поворот.
Что это? У тебя слезы в глазах... Я знаю, ты подумал о море, о том, как ты будешь сидеть на берегу вечером, и ласковый прибой будет нежно обнимать твои ноги, и крики чаек, и соленый привкус на губах. Скоро, мой милый, скоро, ты будешь там. Ты это заслужил, осталось сделать совсем немного, и ты там будешь... Обязательно, ведь ты это заслужил. Я знаю, тебе бы хотелось, чтоб кто-то взял тебя с собой, подарил тебе море на день рожденья, ведь обычно тебе дарили рубашки, хорошие рубашки, но они просто кому-то не подошли, вот ведь в чем дело. А все, что ты хотел, ты добивался сам, добьешься и этого. Я вижу, ты устал, просто не хочешь этого показывать. Скоро, скоро, Джо, ты передохнешь, и твои крылья обретут силу, и ты снова сможешь летать...
...Боже, как хочется пить, от курева во рту так гадко, еще сигарету, чтоб еще гаже было. 60 копеек в кошельке, осталось только на стаканчик водички в какой-то рыгаловке, но сначала надо постоять на мосту. Ладонь становится острой и твердой, как сталь, где там, то, что я ищу, между 5 и 6 или 7 и 8? Не помню... А ладно, там найду, ладошка легко заходит между ребер, а, вот, оно... Такое горячее, обжигающее, и шевелится. Ох, зараза, и большое, так просто не достать, надо кости ломать. Хрусь-хрусь, туго идет, сволочь, о, да вот наконец достал. Красивое даже можно сказать, дергается, как живое. Надо его срочно подарить, пока еще не остыло. Ой, какая симпатичная девушка, миниатюрненькая, стройная, на каблучках, идет, так мило попкой виляет - загляденье. Держи, смотри, какая штуковина классная! Можно на полочку поставить, можно в аквариум, даже лучше ему там будет. Бери, даром же отдаю, многие бы хотели такое. Чего ты шарахаешься? Тю, я ж от чистого сердца, так сказать, а ты не хочешь... Ну ладно. Что ж с ним делать-то, а? Ух ты, какая жирная крыса. И не убегает... А, ты кушать хочешь. На, держи, поешь...
...Эх, Джонатан, жалко с тобой прощаться, но ничего не поделаешь. Се ля ви, как говорится. Дай мне тебя обнять со всей отцовской любовью, на которую я способен. Ты пойдешь домой, тебе там ждут зеленые цветочки и желтые лампочки, ты их так любишь, я знаю, ведь без зеленых цветочков ночью так тяжело. Ты будешь, счастлив, Джо, несмотря ни на что, тебе будет очень хорошо. Ты будешь великолепным отцом, у тебя будут замечательные дети от прекрасной женщины, поверь. Ты многому сможешь их научить, я уверен. Давай, покурим еще на дорожку, мне уже здесь поворачивать. Так жарко, так много пыли в воздухе, но это пройдет. Ну что ж, прощай. Счастья тебе, всех благ. Что-то я разсентиментальничался... Держись, сынок. Скоро уже, очень скоро, ты придешь. Придешь туда, куда хотел прийти. Хоть это не так важно. Не так важна цель, как дорога к ней, особенно, если она тяжелая. Главное не остановиться на полпути, а уж тем более перед самым финишем. Ну все, иди. Ух, какое крепкое рукопожатие. Да, ты сильно вырос за то время, как мы идем вместе. Прощай, малыш...
...Последняя в пачке. Долго кручу ее в руках, где бы заныкаться, спокойно ее выкурить, чтоб никто не мешал. Пойду на пятый. На площадку. Фигасе, на крыше замка нет. Так о чем речь, лезем! В одних трусах, на краю каждая затяжка кажется последней в жизни, Боже, как это хорошо, это тяжело выразить словами. Ммм, последняя, окурок полетел вниз. Ночной ветерок приятно меня обдувает, так хорошо, ночь просто восхитительная. В такую просто грех не полетать. Делаю шаг с крыши, и чувствую те самые 10 за секунду в квадрате, только не вниз, а вверх, я лечу, лечу, как ракета, это круче самых крутых гор, лучше любого секса, просто невыносимая легкость, нет уже никаких оков и условностей, есть только дикое чувство реальности, что все это на самом деле. И вот я взрываюсь... Это самый великолепный фейерверк, который только можно себе представить, только жаль, что я его не вижу, но это не важно, ведь я сам его сделал, и от этого еще лучше, еще приятней... Звездочки, сердечки, цветочки, звери - все, что только можно представить, все на этом бесконечном, чистом и свежем небе, за считанные секунды проходят целые эпохи, фантастическое, бесконечно завораживающее действо, мне плевать, видит это кто-то или нет, кому надо, кто не спит по ночам - увидит. Увидит, запомнит на всю жизнь, поймет, и никому никогда не расскажет, ведь не поверят же, а каждую ночь ведь такое происходит! Но все хорошее когда-нибудь кончается, и я медленно, как тогда в метро, опускаюсь на спящий город, на его оранжеватые огни, залетаю в окно каждому ребенку, и на губах их играет улыбка, от которой хочется плакать, а взрослые ворочаются и вздыхают во сне, потому что им снится что-то такое давно забытое, что даже невозможно увидеть, и я счастлив... Я лежу на земле, и из меня льется песня, которой тысячи лет назад встречали солнце, и восходит, такое доброе и ласковое, потому что для того, чтоб солнце встало, нужно, чтоб кто-то растворялся в ночи, и пел эту вечную песню...
...Знаешь, Джонатан, я долго смотрел тебе вслед, пока ты не скрылся за пригорком. А когда скрылся, то я присел и горько-горько заплакал. Ты напомнил мне самое себя, как я тоже когда-то ночью так шел, невзирая ни на что. Потом я встретил тебя, и мне самому стало легче, потому что я увидел -- я не одинок, еще кто-то идет по этим пустынным улицам и вымершим дворам. Я просто передвигался себе, без всякой цели, брел себе в ночь, но когда увидел тебя, я вспомнил все: как сам я скитался по безлюдному городу, как мне было жутко одиноко, как хотелось кричать в эту сырую бездну, но нельзя, разбудишь еще кого-то, вызовут милицию, и все пойдет коту под хвост. А потом вдруг как-то понял, что это здорово - слышать только свои шаги, и как-то сразу все стало таким безразличным. Идти, так идти, какая разница, куда, лишь бы не стоять. Я вспомнил, то, что нельзя было забывать. Спасибо тебе, Джонатан. Только помни, никогда не забывай - второй вагон, третья дверь...