Я терпеть не могу домофоны. Как-то так сложилось, вернее, не сложилось у меня с ними. Они будто создают еще одну преграду между гостем и хозяином. Просто в голове не укладывается, как можно набрать номер квартиры, подождать, пока эта штука потренькает, и услышать в ответ что-то вроде "Алло". Может быть, я просто не знаю, что нужно отвечать. "Это я" или "Привет". Черт его знает, короче. Еще хуже, если ответит не тот, к кому ты идешь, а кто-то из домашних. Скорее всего, это потому что я в общаге живу, а там, понятное дело, все совсем по-другому. Наше общество почему-то решило, что так будет безопаснее и чище в подъездах. Наверное, так оно и есть, гадить и трахаться в парадных стало тяжелее, но это так же портит многоэтажки, как, к примеру, утепление: разноцветные лоскутки на сером облупленном здании выглядят, мягко говоря, комично. Вообще, как-то непонятно: неужто зимы стали холоднее (скорее, наоборот) или топить стали хуже (тоже маловероятно). Скорей всего, люди просто стали еще больше любить свою и без того горячо любимую задницу.
Короче говоря, не смог я набрать номер квартиры, к тому же найдя оправдание, что не помню его. Если постараться, конечно, я мог бы его вспомнить, тем более, что постоянно придумываю какие-то задачки, чтоб запоминать номера, например: третья часть телефонного номера - это первая, умноженная на вторую, или первая часть - вторая в пятой степени, а третья - в шестой. Но вспоминать не хотелось, лучше бы кто-то вышел из дому, тем более, что в выходной обязательно кто-то куда-то выйдет.
Так и произошло: буквально через две минуты (даже до середины не успел сигарету докурить) из подъезда выплыла дама с собачкой. Дама пышностью своих форм, особенно бедер, была похожа на каравеллу, а собачкины предки явно были знакомы с родом Баскервилей. По-моему, держать такую псину в доме - издевательство и над семьей, и над животным.
Представим себе такую историю...
...Твою мать, опять эта псина срать хочет. Еще только 5 утра.
-- Вставай, выгуляй Бобика. -- Ыыы...
Ыгы. Лучше б предложила потрахаться.
С чувством невероятной ненависти ко всему четвероногому вообще и к Бобику в частности, влезаю одной ногой в штанину, застываю секунд на 15, потом осознаю, что просто засыпаю. Невероятным усилием воли заставляю себя встать...
Черт, как же тут холодно... А этой заразе все по боку. Бегает себе, на поводке за собой тянет. Остановился. У меня просто нет другого выбора, как смотреть, как эта тварь гадит с невероятно довольным видом...
Слава Богу, что есть хоть завтрак. И какого хрена я не завел кота...
...Нихера не хочу. Просто лечь на диван, выпить литр пива под рекламу и забыться.
-- Сережа! А собаку кто выгуливать будет?
Твою мать. Сексом сегодня даже и не пахнет.
По-моему, нифига не изменилось с утра -- так же холодно. Что этот придурок тащит в зубах? Ну что за идиотская привычка у этих барбосов -- какую-то дрянь вечно нарыть? Вот коты если приносят, то они хоть сами это ловят -- а псины найдут какое-то дерьмо типа дохлой птицы или прошлогодней кости -- и тащат. Добытчик, туда его налево. Нет, нет, НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!!! Только вчера я постирал эти небесно-голубые джинсы -- они теперь ВСЕ в дерьме! А этот урод довольный, хвостом виляет... Пнуть бы его ногой посильнее, дык жалко ж -- нихера даже сдачи не может дать.
С горьким вздохом счищаю говно в мусорник и бросаю джинсы в грязное шмотье. Ну что за незадача -- хоть что-то радовало глаз. Едрена вошь, что ж ты скулишь? Пойду на клетку покурю...
-- Здоров.
-- Привет.
-- Как оно?
-- Да паршиво: у псины течка.
Твою мать. Так вот чего это дибил скулит -- чует...
-- Знаешь, а давай нахер куда-то этих барбосов сплавим.
-- Да я уж думал. Жалко. Вроде как член семьи...
-- Ну, это у меня член, а у тебя...
Ржач. Член. Вот именно, что член, и ничего более.
Малая уже спит. И этот полудурок тоже. Свернулся калачиком, и только поскуливает во сне. За ухом почесать что ли...
Мокрый горячий язык коснулся руки, и по полу замолотил хвост...
Воспользовавшись тем, что у двери есть механизм, который плавно ее закрывает, я юркнул в проем, почувствовав заинтересованное дыхание собачки на своем колене. Из живота поднимается неприятный комок, он взрывается в области кадыка и его брызги обдают меня жаром, от ушей - и вниз. Это до того неприятно, что хочется отрыгнуть. С детства вроде бы известно, что нельзя боятся собак, они что-то там чувствуют, но комок слишком древне-рефлекторный, чтоб его контролировать. Вроде не замечал за собой какой-то кинофобии, меня всего-то один раз собака кусала, и то потому что мне дико захотелось ее погладить (она была жутко пушистой кавказской овчаркой, а мне всего девять тогда было). Псина от того, что всю жизнь прожила в столице, видимо, растеряла все свое тонкое чутье, и после того, как я очутился в подъезде, интереса ко мне не проявляла.
Кабина лифта под моим весом просела сантиметров на десять. Несмотря на кажущуюся ненадежность, эта конструкция простоит еще лет так с двадцать минимум. Недавно пришлось слышать историю, как в относительно новом доме (уже 2000 годов постройки) лифт сорвался вниз с 16 этажа. Тормозная система сработала только на пятом...
После того, как закрылась за мной дверь, я шумно вздохнул. Кто бы мог подумать, что такая простая процедура, как вход в обыкновеннейший подъезд вызовет столько неудобств. Отчего-то захотелось, чтоб лифт ехал хотя бы пару минут, чтоб мое полупаническое состояние не так бросалось в глаза. Но он, зараза, едет всего секунд 15, еще две раздумывает, прежде чем открыться, и, наконец, выплевывает на клетку. Пока его пасть раззявлена, у меня есть еще секунд 5, чтобы передумать, сделать шаг назад, нажать цифру "1" и валить отсюда восвояси. Я зажмурился, дабы не поддаться соблазну, сосчитал до 3 (механизм уже повез створку), 4 (еще можно втиснуть в проем конечность), 5 (вот теперь уже точно поздно)...
Конечно же, номер квартиры запомнить элементарно: первые две цифры - удвоенная третья, к тому же она - простое число. Предстоит еще один сложный выбор - каким же пальцем нажать на кнопку звонка, и какую мелодию на нем проиграть. Пробежавшись пальцами над пупырышком, как над клавиатурой, не выдерживает безымянный. Это и неудивительно - всегда он во что-то умудряется вляпаться. Трель звучит не более секунды, за дверью уже слышны шаги, так что повтора не понадобится. Услышав поворот замка, в животе начинает шевелится новый комок, вроде того, что родился в подъезде. Диким усилием воли и диафрагмы пытаюсь затолкнуть обратно, и вроде как даже небезуспешно. Щелчка всего два, на втором сгусток уже почти на взрывном уровне, но дверь открывается, и дрянь, вместо того, чтоб взорваться, как-то безвольно рассыпается и спадает куда-то в область лодыжек, притом настолько явственно, что хочется тряхнуть ногой, чтоб от нее избавится.
Ну конечно. Чего ж еще от нее можно было ожидать. Даже не удосужилась хоть какие-то штаны натянуть. И это действительно безо всякого подтекста. Sancta simplicita. Я действительно смущаюсь, делаю шаг назад, отвернув голову и промямлив что-то типа "Ой, пардон"...
-- Можно подумать, ты меня никогда голой не видел. И дверь в коридор, кстати, можно закрыть. С этой стороны, -- последняя фраза произнесена сестринским тоном, как бы подбадривая меня в моем решении.
Я таки захожу в квартиру, и она обвивает руками мою грудь. Крепко.
-- Привет, -- почти шепотом.
На объятие я отвечаю как-то неловко, будто бы не веря, в то, что происходит, но потом все же смелею. Рука моя скользит чуть ниже, минуя полоску ткани, и чувствует прохладную гладь кожи... Но здесь пресловутый ком все же решил мне отомстить: из глубин моих легких поднялась какая-то гадость и заставила меня кашлянуть.
-- Извини, -- мне показалось, что я покраснел (а на самом деле не умею). Вид у меня наверняка был смущенный.
-- Ладно, пойду оденусь, -- взгляд, немного опоздавший за движением тела, и озорная улыбка добавили: "чтоб тебя не волновать". Ей явно польстила моя реакция.
Разуться я успел быстрее, чем она одела джинсы, и потому мялся в прихожей.
-- Чего стоишь, иди на кухню.
Идиотской походкой, как-то вразвалочку, я последовал совету. Ее это позабавило, она прыснула, и довольно неприятно треснула меня меж лопаток.
-- А ну не сутулься!
Сдуру или от неожиданности я резко выпрямил спину, не обратив внимания на то, что стою прямо в дверном проеме, и, естественно, встретился теменем с косяком. Само собой, я опять ссутулился, цыкнув и схватившись за больное место (удар пришелся как раз на старый шрам). Теперь она просто хохотала. Проворчав "от баб одни неприятности", я все-таки уселся на табурет. Под столом, конечно же, места для моих ног не нашлось, потому пришлось сидеть полубоком.
-- Борщ будешь? - меня всегда коробило от подобных вопросов. Во-первых, я в гостях, потому носом крутить не к лицу. Во-вторых, есть такое замечательное студенческое правило: жрать все и всегда при малейшей возможности, ибо неизвестно, когда тебе так повезет в следующий раз.
-- Буду, если фасоль из него выловишь.
Один-один. На секунду она восприняла эту фразу всерьез, теперь мой черед улыбаться. Тяжело мне сохранять серьезное выражение лица, может быть, продержись я чуть дольше, она действительно начала бы отфильтровывать фасоль (которую, кстати, я люблю). Видя мою ухмылку, замахнулась на меня ложкой и поставила тарелку в микроволновку.
Поставив передо мной еду, она села напротив, положила подбородок на руку и стала на меня смотреть.
-- Я что, очень интересно ем?
-- Ну, не то чтобы очень. Нужно же куда-то смотреть.
-- У меня от твоего взгляда кусок поперек горла встает.
-- Ешь давай, у нас не больше часа, меня скоро уже ждать будут, -- разогрев и поставив передо мной второе, она ушла в комнату.
Есть я старался максимально быстро, как в "Вокзале на двоих". Поев, я помыл посуду. Вроде как и не принято, чтоб гости что-то мыли, но я по-другому не могу. Мне надо хоть что-нибудь сделать. "Спасибо", спору нет, хорошее слово, но, по-моему, этого маловато. Да и не тяжело это.
Я прошел в комнату. Она сидела за компьютером. Заметив меня, повернулась.
-- Ложись.
Я лег на спину, она задрала кофту и футболку и принялась мять мне спину. У меня нездоровая спина, а массаж мне никто толком и не делал, разве что когда я был маленьким. Во время процедуры я издавал какие-то нечленораздельные звуки, и вообще хотелось отключится под ее прохладными сильными тонкими пальцами.
Я уже толком не помню, о чем мы разговаривали, пока она делала мне массаж. Есть у меня убеждение: если о чем-то не можешь вспомнить - значит, это не очень важно. Или неважно совсем. Закончив, она стала одеваться, я лежал на спине и за этим наблюдал.
Переодевшись, она стала позади моей головы, подперев бока руками. Я поблагодарил ее за массаж и потянулся. Она взяла меня за руки и наклонилась. Я потянул ее так, что ей пришлось перекувыркнуться на моей груди. Резко перевернувшись, она всерьез замахнулась на меня.
-- Ты что, с ума сошел? Убить меня хочешь? - в этом упреке скользнула нотка, пропевшая о том, что, в принципе, она не против такого поворота событий. Она все еще опиралась на мои руки, наклонившись достаточно, чтоб я чувствовал легкий травяной аромат ее шампуня (или чего-то там еще, что они на волосы наносят). Ее руки не пытались вырваться, напрягаясь лишь настолько, чтобы удерживать вес. В мои локти пренеприятнейшим образом врезался ворс от ковра.
-- Если бы хотел, то давно бы уже... -- я опустил руки, и она оказалась на моей груди так, что ее нос был ровно на уровне моего уха. Тогда еще мне дико нравилось, когда дышат на ухо. Я начал гладить ее по спине - даже мой небогатый опыт общения с женщинами показал, что это любимая их ласка. Действительно, она стала дышать чуть чаще и начала слегка почесывать меня за ухом.
Сколько мы пролежали, я не засек. Такие моменты выпадают из пространства-времени, и две минуты могут тянуться столько же, сколько и два часа. Мне это всегда нравилось больше, чем физическая близость. Душевное состояние похоже на мурлыкающего кота: он спокоен и пребывает в приятной полудреме; обрывки мыслей, воспоминаний и образов проносятся, как части пейзажа из окна скорого, упорно не желая складываться воедино...
-- Мне пора...
-- Да конечно, идем.
Она стала собирать последние вещи в рюкзак: дождевик, какую-то подстилку из упаковочного полиэтилена с пупырышками (я не удержался и хлопнул парочку, за что мигом получил по руками).
-- Смотри, что у меня есть, -- она показала мне какую-то голубую штуковину, похожую на патронташ, -- У тебя такого нет, -- и хихикнула.
-- Bullet for your Valentine?
-- Что-то типа того, -- до меня дошло истинное предназначение этой коробочки.
На улице потихоньку начал накрапывать дождик.
-- Тебе куда?
-- На Контракт.
-- Мне тоже.
-- Поехали.
Она поймала маршрутку до метро.
-- А что, прямой нету?
-- Может быть и есть. Но так надежнее.
Меня всегда удивляло незнание киевлян транспортных маршрутов собственного города. Более того, я даже сталкивался со случаями, когда они не знали названий довольно оживленных проспектов, аргументируя это тем, что им знание сие не нужно. Приезжим, в особенности студентам, куда важнее знать, как быстрее и с наименьшими затратами (что более критично) добраться из пункта А в пункт Б.
Выйдя из метро, мы стали прощаться.
-- Ну, если захочешь поесть или массаж - ты мой номер знаешь.
-- Угумсь.
Она попыталась меня поцеловать, но я начал уворачиваться.
-- Ну, дай хоть нос, -- я таки поддался ее уговорам, и она чмокнула меня, ожидая ответа. Я прикоснулся и проехался щекой по ее щеке.
-- Колючка. Ладно, я пошла.
-- Счастливо.
Она сделала ручкой и смешалась с толпой. Я постоял еще пару секунд, вздохнул и побрел к Самсону, где должен был встретится с товарищами. По дороге я им позвонил, узнал, что они задерживаются. Новость эта меня весьма огорчила, потому что меньше всего мне бы хотелось сейчас оставаться наедине с самим собой.
Возле фонтана я присел на корточки, закурил и достал плеер. Со стороны, как мне казалось, моя желтая кофта выглядела ну уж очень вызывающе на фоне серой площади. Мне стало как-то уж очень неуютно. Нужно было срочно с кем-то поговорить, просто чтоб не торчать в одиночестве посреди толпы, слишком много воспоминаний и тяжких дум на меня нахлынуло...
Одно я чувствовал очень явственно: я больше не буду голодным и не захочу массажа. Ей я больше не буду звонить. И писать тоже вряд ли. Просто теперь все будет иначе.