|
|
||
В сборник "Две ВЕРЫ" включены восьмистишья, написанные в разные годы и объединенные циклом "Отечество осени". Второй раздел сборника составлен из белых стихов: цикл "Стеклодув" (Vers Libre).Полиграфическое (книжное) издание сборника иллюстрировано рисунками автора. | ||
ДВЕ ВЕРЫ
(Сборник стихотворений)
Владимир, 1999 г.
Я БОЛЕН БЫЛ И ТЕЛОМ И ДУШОЙ,
Я ВРЕМЯ КРАЛ У СОБСТВЕННОЙ КАРЬЕРЫ,
КОГДА ОНИ ЯВИЛИСЬ ПРЕДО МНОЙ
ДВА БОЖЕСТВА, ДВЕ ЖЕНЩИНЫ, ДВЕ ВЕРЫ.
ОДНА СКАЗАЛА: ПОЛЮБИ РАССВЕТ
В НЕМ НОВЫЙ ДЕНЬ БЕРЕТ СВОЕ НАЧАЛО.
ДРУГАЯ УЛЫБАЛАСЬ И МОЛЧАЛА.
ОДНА СКАЗАЛА: ВОСПЕВАЙ ПОРЫВ
ПЕРВОПРИЧИНУ ВСЯКОГО НАЧАЛА.
ДРУГАЯ УЛЫБАЛАСЬ И МОЛЧАЛА.
ОДНА СКАЗАЛА: ВЕРЕН БУДЬ ЛЮБВИ
КОГДА Б ОНА ТЕБЯ НЕ ПОВСТРЕЧАЛА.
ДРУГАЯ УЛЫБАЛАСЬ И МОЛЧАЛА.
Я ПРОЖИЛ ВЕК, РАССВЕТАМИ ДЫША,
ЛЮБОВЬ МЕНЯ ОДНАЖДЫ ОБВЕНЧАЛА
С ТОЙ ВЕРОЮ, КОТОРАЯ МОЛЧАЛА.
ОТЕЧЕСТВО ОСЕНИ
Восьмистишья
***
Розы по кустам - пурпуром
Небо в облаках ветрено.
Ты передо мной контуром.
Очень далеко, верная.
Розы отцвели осенью.
Небо пролилось тучами.
В мыслях золотой проседью
Контур твой меня мучает.
(1968)
***
Слово расстреляно словом.
Выстрел: "Не верю!" И - труп.
С болью дорожкой ковровой
Слово-покойник несут.
Замерла ночь тишиною,
Чтобы молчаньем почить
Глупое, дерзкое, злое,
Пылкое слово "ЛЮБИТЬ".
(1968)
Успокоенность
Тюрьма движений.
Мысли, что секунды.
Часы стоят
И некуда спешить.
Бегу из тропиков
В медвежью хватку тундры
Пусть не согреться,
Но морозом жить.
(1970)
Монотонный прибой
О прибрежную гальку
Усыпляет меня,
Как молчанье в пути.
Море пеной поймает
Упавшую чайку
И поднимет над гладью
С тихим плеском: "Лети".
(1970)
В каплях дождя, розой в красе
Предгрозового ветра,
Светишься в голубоватой росе
Взглядом, взывая верность.
Только под ливнем серых небес
Медленно цвет опадает
И просветленно - умытый лес
О непонятном вздыхает.
(1972)
Трупы ромашек в могиле вазы.
Жизнь за окном (поле в цветах).
Зычностью звучны пустые фразы
Не настоящих мыслей в висках.
Радуюсь утром зеленью листьев
И предрассветному пению птиц...
Как незаметно касается кистью
Белая вьюга влажных ресниц.
(1972)
Напутствие
Ступайте мимо дней, наполненных раздумьем
О предстоящем времени мечты.
Минуйте мелких дел до одури раздутых
Напыщенностью поз и пустоты.
Упрячьте не в себя и не в того, кто взглянет
Лет через сто из ясности ночной.
Но совесть, теребя, пусть личный мир ваш станет
Прекрасным миром радости людской.
(1972)
Природа
Дела теряем подло и небрежно,
Во сне красуемся картинной простотой,
Природу убаюкиваем нежно,
Доволные свершенным и собой.
Торопимся, спешим печалью ночи
В бесцельном времени потери наверстать,
Не признаваясь, что нет сил и мочи
Глаза и мысль открытыми держать.
(1972)
Держимся за прошлое
Слабыми руками.
Бросить, право, жалко.
Нелегко нести.
Помним, и не ведаем,
Что не жить веками...
Стать бы в небе жаворонком:
Радуйся, свисти.
(1973)
Н. Мдивани
Мы по тонкому льду
Сквозь Неву пробежали.
Оглянулись назад:
Там две пары следов
На снегу неподкупном
Одиноко лежали
И тянули друг к другу
Тела берегов.
(1973)
По селу ступает вечер,
Как по снегу рыжий конь.
В дикой гриве треплет ветер
Недоверия огонь.
Взлет от встречи и до встречи
За неделями разлук.
И ползет в пустую вечность
Боль без губ, без глаз, без рук.
(1973)
Удивление
при плохом расположении духа
Стволы у лип - облупленны,
Тела берез - не чищены.
Желается пощечины
За пустоту тоски.
Немею огорошенный,
Раскрыв зрачки - горошины:
У старой елки-бабушки
Зеленые ростки.
(1973)
Дни минуют окрылено
Легким шорохом ветров.
Дочь вглядится удивленно
В мир поверх седых голов.
Опадут в шуршанье листья,
Хороня чужой рассвет.
Старость сморщенною кистью
Загрунтует пошлость лет.
(1973)
Огонь погас под ветром нежелания.
Разлука от улыбки до звонка.
В полночный час (благое наказание)
Строку выводит спящая рука.
Сверчок души молчит в безвольном теле.
(Есть в пылкой страсти предка естество).
Забыто все. Одно упрямство в деле.
И сердце непонятно для чего.
(1973)
Пропахнув дымом, в сельской тишине,
Пьянит черемуха голубизною веток.
Замученный, но не убитый предок,
В холодной пробуждается душе.
Восторженность уходит на покой.
Заплачет дочка. Телефон трезвонит.
Пустую трату времени хоронит
Туманный мир за снежной синевой.
(1973)
Тополей зеленный дым
В серебристость листьев
Прячет счастье. Вместе с ним
Встречи в майских ливнях.
Искрой светится в глазах
Легкий алый ветер.
Счастье ищет в тополях
Свет мелькнувшей встречи.
(1973)
Сердце-шар в тоске надломится.
Месяц май - калиф на час.
Встреча к расставанью клонится,
Обходя любовью нас.
И не веря в увлечения
(Горевать - не горевать)
Паутинку недоверия
Все не можем разорвать.
(1973)
Дай мне руку твою.
Прикоснусь к ней губами.
Теплота нежных пальцев
Разольется во мне.
Но тоска-безысходность
Пустыми мечтами
Твои пальцы целует
В предутреннем сне.
(1973)
Тебя я мыслить не могу.
Тебя я чувствовать не смею.
Вдруг замираю на бегу
От чувств к тебе. И онемею.
Такие муки бы врагу.
Но я своих врагов жалею...
Тебя я мыслить не могу.
Тебя я чувствовать не смею.
(1973)
Встань из памяти! Встань из памяти!
Появись из пустого забвения.
Как безумно тень времени тянется
От мгновения до мгновения.
Театральность в забывчивой жалости.
Как смешно соловьиное пение.
Встань из памяти, встань, пожалуйста.
Только раз на одно мгновение.
(1973)
Ты вся обнажена до боли.
Небрежно взгляд уколет мир.
То как береза в чистом поле,
То как несбывшийся кумир.
Какою пыльною дорогой,
Какими крыльями беды
Ты растворишься понемногу
В печалях собственной судьбы?
(1973)
Танца нет. Только ты в музыке.
У танцующих - грубость тел.
Террпсихора, старая муза,
Этим вечером не у дел.
Танца нет. Только ты в звуке.
И в движениях легких бед,
Так пластично возносятся руки
Несерьезных твоих побед.
(1973)
Женщине
Рождаются движения из позы,
Из молчаливости выносятся слова,
Безоблачность перерастает в грозы -
И только ты по-прежнему права.
Миры уходят в черные пространства,
Историей становится молва,
Непостоянно даже постоянство -
И только ты по-прежнему права.
(1973)
Сочувствия ищу безумной вере,
Жду отрешения во имя слов любви,
Легко ночами оставляя двери
Открытыми для слез и для мольбы.
Минует ночь. Разрушатся наутро
Любовь и вера. И практичный быт
Заставит жить и праведно и мудро,
Где я твоею радостью забыт.
(1973)
Канва пуста. Смешны пробелы клеток.
В сознании - две радуги бровей,
Два взгляда за извилистостью веток,
Два слова, опадающие с дней.
Канва пуста. Но впереди все ново:
На пальцах рук невыдуманный май,
Два божества с одним названьем: "Слово",
Два вечных края: "Здравствуй" и "Прощай".
(1973)
Нарву цветов в букет осенний.
Печаль картинная смешна.
И от застойной старой лени
В полях мелодия слышна.
Ковер, шуршащий под ногами,
Под взглядом солнца-паука
Весну за мягкий стог заманит
И в мертвость спрячет на века.
(1973)
Прошла пора мучений долгих,
Обиды горькие прошли.
Одни пустые кривотолки
Маячат призрачно вдали.
По осени листва желтеет,
Скудеют мысли под дождем.
И в мертвом пламени истлеет
Мир в одиночестве пустом.
(1973)
Время ненастья. Дождливые встречи
Год превращают в троицу дней.
Кем-то бездумно погашены свечи
Призрачно-смутных чудных ночей.
Серая осень кружит беспечно
И с безразличием рвет на куски
В памяти ветхой и быстротечной
Желтые листья нежной тоски.
(1973)
Потерян мир преступного веселья.
Опали листья с высохших ветвей.
Печаль осенняя надела ожерелье
На шею длинную измученных ночей.
Постель измята. Со слезами смысла
Мелькнет рассвет, погибший в облаках,
И вечер, опрокинув коромысла,
Опять униженный валяется в ногах.
(1973)
Сознаюсь тебе: мной замучена,
Мной застрелена наповал,
Ржавой проволокою перекручена
Мысль, которою я страдал.
Не взыщи с меня чувств потерянных,
Предназначенных для других.
Все слова тоской перемеряны:
Я люблю тебя за двоих.
(1973)
Конец осени
Потуги дней в порывах ветра.
Белеет свет в мазке луны.
Остались считанные метры
От происшествий до молвы.
Пустые ночи тянут стужей
Вот-вот засеребренных зим.
Белесым льдом покрыты лужи,
Как легким гримом пантомим.
(1973)
У живого зеркала в раме небосвода,
Волосы, расправив, смотришься любя.
Ясность отражения - высшая свобода
Ненавидя зеркало полюбить себя.
Так стоишь единая в двух концах планеты,
Веря отражению жизни за спиной.
Там звучат восторженно песни не пропетые
И укрыт за зеркалом мир совсем иной.
(1973)
Был пляж томительно уставшим.
Плескалась ночь в раках прибоя.
Ты плакала ко мне прижавшись,
Поверив в безысходность горя.
Я думал, как светлы березы,
Как розовы весною вишни.
Молил тебя забыть про слезы,
Поверив в безысходность жизни.
(1973)
Над рыхлым задымленным снегом
Стоял замороженный вечер
И был он пронзительно белым,
И белым ложился на плечи.
Под солнцем прозрачного юга
Сливаются небо и море
И тянутся светлым друг к другу
Не ведая белого горя.
(1973)
Окончен год очередного фарса.
Прекрасный век упрятан по мечте.
Смешная юность, облачаясь в фартук,
С хозяйкой-зрелостью становятся к плите.
Нам пламя жизни трепетно, но тленно
Палит ресницы языками дней
А важность страсти выглядит степенно
Пред волшебством ребяческих затей.
(1973)
Встают из памяти твоей
Печальным грузом назиданий
Таинственность минувших дней
И боль утраченных страданий.
Но есть ли избавленье в том?
Восторженностью красноречий
Не изменить судьбы в былом,
Не скрыть утраченных увечий.
(1974)
Луна - незрима. Ночь - прозрачна.
Лохматы шапки облаков.
Кусты, прочерченные смачно,
В белесом полотне снегов.
Поземку легкую срывает
Восточный ветер чуть звеня.
И одиночество скрывает
От непокорности меня.
(1974)
Хронофаги
Наплыв безгрешных сновидений
Подстать безумным вечерам,
Где бездорожьем время-гений
Скрипучий тащит балаган.
Жизнь поддается искушению
Красивости пристойных слов.
Век охладеть от исступления
И не рожден, и не готов.
(1974)
Гнетет томительность разлуки,
Слова безумны пустотой...
И только губы, только руки
Нежны твоею теплотой.
Укора взгляд на старом фото
Меня прозрением разит.
Февральский ветер шепчет что-то,
Ночами стеклами дрожит.
(1974)
Не верь пустым порывам страсти,
Не верь заученным словам,
В минуты чувства сладострастья
Они сродни колоколам.
От призрачных беги влечений
В заботы вымученных лет,
Себя спасая от мучений,
Других спасая от побед.
(1974)
Не ревнуй меня к одичалости.
К одиночеству не ревнуй.
Награди меня счастьем-жалостью,
Обними меня, поцелуй.
Утоли печаль словом ласковым,
Удали тоску в край иной
И стремительной легкой ласточкой
Пронеси меня над бедой.
(1974)
Маячит легким божеством
Идея призрачного счастья.
Внимательно смотрю - на нем
Лохмотья выцветшего платья.
Как потускнел лучистый взгляд,
Других сжигающий когда-то,
И вместо рук едва дрожат
Обрубки плеч холодноватых.
(1974)
Плаксива ты. Гнетет утрами
Тоска заиндевелых зим.
Так хочется поближе к маме,
Так жаждется поездки в Крым.
Там в светлой дымке небосвода
Глаза прищуривает блик,
Там и свобода и природа
Имеют девственный язык.
(1974)
Прости безумию слепому
Иронии надменный нрав,
Когда в стремлении к смешному,
Осознаешь, как ты не прав.
Живя дыханием природы,
Границ не признавая в ней,
Преобразуйте миг свободы
В потребность личности своей.
(1974)
У слов тела обнажены
Высоким смыслом убеждений.
Они за сумраком видений
Превыше правды тишины.
В них наслаждение зачатья
Души чудесной красотой:
Тебя поднимут над судьбой
И понесут к истокам счастья.
(1974)
Войди в поэзию мою
Как входят в комнату с мороза,
Как освежающие грозы
Спешат в июльскую жару.
Войди в поэзию мою
Любовным трепетом внимания
И с благодарность признания
Тебя я сердцем воспою.
(1974)
Пойми без слов, без взгляда, без движения
Всего меня, как сам я понимал
Прекрасное свое предназначение,
Которое рождаясь потерял.
Найду ли в смерти смысл существования,
Найду ль в делах живительный покой?
Пойми, прости смешное толкование,
Вершимое судьбою надо мной.
(1974)
Не признаешь свободы марта,
Его восторженную страсть.
Все смотришь в зиму, словно в карты,
Все ждешь удачливую масть.
Весна, как девочка проплачет,
Вновь засверкает краской призм.
Пустая родовитость прячет
Судьбу в священный эгоизм.
(1974)
Мучительная боль утраты
В туманном призраке беды
С ветвей еще холодноватых
Стекает каплями воды.
Под небом серым снег суровый
Встречает раннюю весну.
Мерещится: природа снова
Готова к ледяному сну.
(1974)
У каждого разрушенного мира
Стою как обезглавленный оракул,
Не замечая проходящих мимо,
Вершу дела над строчками каракуль.
То плачу молча, мол, не состоялся
В том важном крике первого рождения,
То вздрогну осознанием боязни
Свободы, простоты и вдохновения.
(1974)
Не качайте ветвями ели,
Не шуми половодьем речка,
Не стучите по стеклам капли -
Сонно - пусто мое сердечко.
Не томи одиночеством вечер,
В полумраке скрывая гласность.
Не наставшее в прошлые встречи
Переходит, забыв настоящность.
(1974)
Холода по апрелю снежатся,
Пеплом влажным на плечи ложатся.
Но в руках постаревшего ветра
Оживает уснувшая вера.
В мир над радостью счастья и страха
Все былое восходит на плаху
И к теплу, припадая губами,
Согревает апрель холодами.
(1974)
Уходят в прошлое недели
И на плечах несут своих
То холод ледяной метели,
То трепет помыслов былых.
Недели в прошлое упрячут,
Засеребренные тоской,
Слова, в которых весь проплачусь
И вновь воскресну пред тобой.
(1974)
Опадает безумие беззаботной тоской,
Петухами рассветы вещая.
Мир едва обнажает цвет голубой.
Возрождается радость былая.
Монотонность прибоя внезапно вспугнет
Черный шторм. Миг застынет в надежде.
Лишь любовь на ромашках (придет - не - придет?)
Все гадает на счастье. Как прежде.
(1974)
Бегство
Пылает жертвенник пустой
Над окрыленными годами
В душе томительными снами,
Сжигая трепетный покой.
Бескровность помыслов лихих,
Принизив думы совершенства,
Безвольным миражем блаженства
Рождает одинокий стих.
(1974)
Вступление
в осень через грозу.
Опал вишневый цвет любви.
Стояло лето у порога.
Седлая ветхие мосты,
Бежала пыльная дорога.
В потяжелевших облаках
Томила безупречность прозы,
И чья-то старая рука
В охапку собирала грозы.
(1974)
Я чаще стал печалями болеть,
Приблизился к бездушию слепому,
Там избавлением таинственная смерть
Проходит бритвой по живому.
Все чаще - сожаленье о былом.
Не веруя ни в счастье, ни в удачу,
Над одиночеством и важном и пустом,
Слезами утешительными плачу.
(1974)
Пора печалям вопреки
Оставить смутные надежды,
Впитав течение реки,
Меняться каждый миг как прежде.
Пора закатами зажечь
Прогалины пустых влечений
Из памяти навек стереть
Тоску потерь и боль мучений.
(1974)
Меняется заоблачная высь.
Опять к дождю готовится природа:
У горизонта с чернотой слились
И легкий луг, и свежесть небосвода
Безветрие. Не шелохнется лист.
Уже умолкло птичье щебетанье.
Пройдет гроза. Торжественен и чист
Мир разродится чудом мироздания.
(1974)
Прошла поэзии пора
Сомнительным порывом страсти.
Уже в дождливое ненастье
Уводит скучная игра
Печальных дней. Пусты заботы
О жизни призраков любви.
И в остывающей крови
Потребность лени и зевоты.
(1974)
Осень-74
На облаках качаются ветра.
Забыты летние причуды.
Короче стали вечера
И ожидание простуды.
Листва прижата холодком
К вискам желтеющей природы
И забеременев добром,
Печалью разрешаться годы.
(1974)
Грезы
Густеет сумрак, растворив
Закат туманный над рекою.
Восходит месяц над землею,
Улыбкой губы приоткрыв.
Угасший день спешит уснуть,
На травы влажные ложится,
Ему восторженному сниться
Таинственности лунный путь.
(1974)
Цвела ромашка. Грозы полыхали.
Туманы разливались по ночам.
И в отзвуках нахлынувшей печали
Природа неизбежно шла к снегам.
Чернел каштан, изломанный дождями.
Цеплялся за последний желтый лист.
И одиночество с продрогшими ветвями
До майских дней в безумие слились.
(1974)
Не пишется. Не плачется. Не спится.
Полуночный покой. И пустота.
Короткий день взлетит свободной птицей,
Но тело с крыльями, подобием креста,
Отбросит тень. Безволие погасит
Восторг порыва, слезы и обман.
Травою нежною май светлый приукрасит
Над вечным сном поднявшийся курган.
(1974)
Зима бездушна, но бела
В лучистом нимбе лженавета:
Коснулась невзначай тепла
Ледышкой солнечного света.
Боль, обнажение души
Струною искренних признаний,
Звучать не станут до весны
В боязни зимних нареканий.
(1974)
На виду у месяца, на виду
Отведу от радости боль-беду,
Разолью за речкою небосвод,
Алым цветом выплесну взгляд-восход.
Протрезвоню пташкою на заре,
Распущусь ромашкою по весне.
И уйду по памяти в свет-печаль,
Как по черной пахоте путник вдаль.
(1974)
Бесстыдством опечален разум.
Тоска молчанием жива.
Вдохну восторг случайной фразы,
Где сладко-ложные слова
Душе укажут путь короче
В порыв обманутых надежд
И опадут под взглядом ночи
В предсонном шорохе одежд.
(1974)
Порадуйся светилу на заре
Как птицы, и ручьи, и звери,
Когда оно в промозглом январе
Взойдет, распахивая двери
Под небосводом неудач,
Под оханье колючей вьюги.
Миг в счастье бережном проплачь,
Дыхание упрятав в руки.
(1974)
Маска
разумности
Прости бездействию страстей
И бесхарактерность и слабость.
Приобретая круг друзей,
Упрячь неполноценность в радость.
В минуты жалости души
Гони бесцельные рыдания.
Умом избавиться спеши
От соучастия страдания.
(1974)
Воспоминания ушли,
Как засидевшиеся гости,
Надев пальто, взяв в руки трости
Воспоминания ушли.
Посуду, молча, допоздна
Несу под кран. Уют в квартире.
И словно лилии средь тины
В тарелках блещет белизна.
(1975)
Ночной город
после дождя
Люди спят укутаны
В деловитость верности,
Превращая помыслы
В монолитность вечности.
Фонари горбатые
Светят по отдельности.
На асфальте лужами
Слезы неподдельности.
(1975)
Зимние мысли
ни о чем
Молчание заснеженных деревьев
В полуночном дыхании снегов
Похоже на потерянную веру
При отпущении двусмысленных грехов.
И скрип снежинок под ступнями века
Подобен звуку мерзнущей души.
Природа, как измученный калека
Едва-едва жива теплом глуши.
(1975)
Шум надломлен пустотою.
Спотыкаясь об излом,
Я увижу: над тобою
Нежность шевелит крылом.
Не поверив в чудо это,
Поспешу в проблемы дум,
Там за поворотом света
Обнаженно-ровный шум
(1976)
В тисках толпы, среди пустыни глаз
Мелькнет лицо открыто и понятно,
Как свет звезды угасшей безвозвратно
Вдруг пропадет навек в который раз.
Опять один. Заполнясь пустотой,
Едва согретый просветленным взглядом,
Надеюсь отыскать не в тех, что рядом,
Глаза, однажды встреченные мной.
(1976)
Белый цветок шиповника
Распластанный на асфальте
Свинцовым давлением города
И солнечного огня,
В цвете едва сохраняет
Непостижимость слияния
Вздрогнувшего бутона
И уходящего дня.
(1976)
На третьем этаже балкон горбатится.
Кленовый запах льет со всех сторон.
Из комнаты в своем коротком платьице
Прекрасная выходишь на балкон.
Ночь, задыхаясь влажными закатами,
Приложит посиневшие уста
К твоим глазам прозрачным и заплаканным
И доживет, додышет до утра.
(1976)
В твоих глазах узнать Ее глаза,
В улыбках - ощутить Ее улыбки
И спутать так прекрасно голоса -
Нет для меня мучительнее пытки.
Найти тебя как продолженье Той
Однажды встреченной на малое мгновение
И снова восхищаться красотой -
Нет для меня превыше наслаждения.
(1976)
Моя вина: не пью вина,
Предпочитая чай да пиво.
Я на призывы: 'Пей до дна!',
Смотрю на рюмку боязливо.
Моя вина: не пью вина,
Ни потому что не умею,
Боюсь, напившись допьяна,
Задумаюсь и протрезвею.
(1977)
Мне б утешенье отыскать в тебе,
Понять других, прочувствовать до боли
Святое поклонение судьбе
И восхваление осознанной неволи.
Мне б только раз разумности не внять
И со скалы рвануться для чего-то,
Узнать на миг, но все-таки узнать,
Смертельный страх и дерзкий риск полета.
(1977)
Хочу любви. Ищу порыва страсти.
Печаль, тоска, бездействие и лень
Безумствуют и угнетают властью,
Растрачивая бесполезный день.
И мыслей нет, и сердце молчаливо,
Лишь тяжесть одиночества гнетет.
И вечерами светится пугливо
Таинственно туманный небосвод.
(1977)
Любовь и осень вы печально
Сегодня встретились во мне.
Одна из вас первоначально
Истлеет в будничном огне.
Век опадет дождем холодным,
Зима порыв упрячет в снег
И я лишь осени угодный
Опять любовь сведу на нет.
(1977)
Как часто, раненный упреком,
Страдая, ухожу в себя.
И становлюсь таким далеким
И для других, и для тебя.
Как долго взглядом согреваюсь,
За каждым шорохом следя.
Но вот оттаяв, раскрываюсь.
И снова ухожу в тебя.
(1977)
Войдешь. Появишься с мороза.
Небрежно снег стряхнешь, смеясь.
И скажешь: 'Прошлое - лишь проза,
Я с этой прозой не сжилась,
Слог там простой, не умудренный,
Твоих там нет ни рук, ни глаз...'
И я признаньем опьяненный,
Влюблюсь в тебя. В который раз.
(1978)
Нане.
Нас встречами не балует судьба:
Студенчества притушена свеча.
В кромешной тьме разлука да беда
Сердца нам ранят острием меча.
Не выплакать печальные года,
Щекой касаясь милого плеча.
Мы счастливы, что вспыхнет иногда
Студенчества нетленная свеча.
(1978)
Луга распахнуты -
Сошли снега.
Лежат папахами
В полях стога.
Чернеют борозды.
Одна - моя.
Нальюсь ли колосом
В тебе , Земля?
(1978)
Не предавай значенья переводам -
Поэт не преломляется в других.
Отжившей Музы прожитые годы
Не удлинят межу годов твоих.
Не предавай значенья переводам -
Вода в кувшине вовсе не родник.
Напьешься ли, когда к бегущим водам
Другой губами бережно приник?
(1978)
Когда к стихам всего на полпути,
Когда сомнения терзают ум и душу -
Остановись, не торопись идти,
Приблизься к берегу, где море лижет сушу.
Сядь на песок, забудь на миг себя.
И вот тогда, вдыхая шум прибрежный,
Почувствуешь, как медленно в тебя
Вливается стиха напиток нежный.
(1978)
Коварство женщины, увы,
Не поддается описанию:
Что ей мученья и страдания -
Цвет прошлогодней трын-травы.
Коварство женщины любой
Не поддается осуждению:
В поэте вспыхнет вдохновение
И станет лучшею строкой.
(1984)
Дождя октябрьская проседь
Идет и не кончается.
Перед окном, чей свет напротив,
Лист ясени качается.
Он одинокий еле держится,
Дрожит, переливается.
Вот оторвется , сгинет, денется
Одно окно останется.
(1984)
Взглядом детского восторга,
Оттеняя шумный спор,
Черноокая с Востока
Пред глазами до сих пор.
Как созвучны эти взгляды
Настроениям моим.
Нет приятнее награды,
Чем покорно сдаться им.
(1987)
Не узнаю я вас теперь,
Как вы меня не узнавали,
Когда души не раскрывали,
Боясь восторгов и потерь.
Что вам теперь в любви моей?
Ах, вы не заняты собою?
Увы, души я не раскрою
Как вы не открывали дверь.
(1988)
Не испытывая на прочность
Здание судьбы моей:
В нем прописана порочность
Ложно отшумевших дней.
Не трави мою истому
Поисками красоты -
В доме чувств черны проемы
Жутким мраком пустоты.
(1988)
Постучала смерть в окошко
Твердым клювом воробья.
Остается так немножко
От любви до бытия.
Жизнь растрачена напрасно,
Одиночество одно
Клювом воробья опасно
Постучало мне в окно.
(1988)
Я знаю ветра праведную стужу,
Когда душа немеет и она
Готова взбунтоваться и наружу
Рвануться из бесцветного нутра.
Поднять над миром. Путь звездой
отметить
Назло и неудачам и врагам.
В конце пути улыбкой светлой встретить
И подвести восторженно к богам.
(1990)
Когда меня на улице окликнет
Доселе незнакомый человек,
Не подойду, не расспрошу, не вникну -
Таков наш век.
Но в час последний стужи и забвения,
От одиночества, сбегая в мир иной,
Вдруг попрошу негласного прощения
У встречи той.
(1995)
У летнего дождя прохладные ладони.
Ты любишь этот дождь с его голубизной.
Мне нравятся тепла стремительные кони-
С распахнутой душой я мчусь к тебе одной.
Приятной теплотой окутаю прохладу,
У легкого дождя всю нежность украду,
И протянув тебе всего себя в награду,
Я будущим ростком незримо прорасту.
(1995)
СТЕКЛОДУВ (VERS LLBRE)
Листом упаду у ствола в траву,
Паутинка серебристо-тонка пред лицом.
И в янтарность упрячет на века смола
Божью коровку сердца.
Одиночество
Рaule le Maroid
Людей - миллиарды на планете моей
И твой голос в магнитофонной пленке
Мечется в поисках родственной души...
Людей - миллиарды на планете моей.
Как мала земля и велико мгновение,
Но голос твой в магнитофонной пленке
Мечется в поисках родственной души...
Людей - миллиарды на планете моей,
Где весна пробуждается в перинах снегов,
Бессознательно накручивая на пальцы времени
Концы русых волос из солнца и тепла
И продолжает жить в поисках родственной души.
Людей - миллиарды на планете моей.
Эпизод
...губастая Добродетель
с залысинами восторгов
сидит в ресторане 'Всполье'
и смачно жует лангет.
пред ней смешно и громоздко
стаканы белеют пусто
и только один наполнен
пурпурной кровью лозы.
губастая Добродетель
вилку берет играя
вначале в правую руку
потом, осудив себя,
в другую ее переложит
и сочно глазами поводит
по опустевшему залу,
где хохот, и дым, и гвалт.
слезливая Добродетель,
презрев посторонние шумы,
нанизав на вилку мясо,
подносит его к губам
и долго и деловито,
сжимая до боли скулы,
готова кусок разрушить
на атомы пустоты.
но тщетны ее попытки.
простужено Добродетель
платок из кармана достанет
чихнет и сморкнувшись смачно
стакан невзначай осушит
по залу глазами поводит
в угаре дыма и шума
спиною подернет резко
и встанет, вздохнув, рыгая.
тучная добродетель
уйдет из зала веселья
и круто в дверях обернувшись
печальный оставит взгляд
и, задымив сигарету,
набросит на плечи плащик
и скроется безвозвратно
в текущем русле толпы.
Твой запах
дурманящий и мелодичный
витал в квартире опустевшей
и выползал как дымился
сквозь щели запотевших стекол.
Твой голос
бабочкою бился
о желтовато-мигающий свет лампочки,
осыпая с крыльев пыльцу двусмысленности.
Твое дыхание
Паутинкой притихло в углу у самого потолка
и оживало от моих забытых движений.
.................................
Который вечер мы в разлуке.
Письмо
...Милая! Где жара пышет
и Каспий выплеснут зноем,
едва ступни охлаждая
прохладою сини прибоя
Ты не со мной, с Дочерью.
Милая! А у нас дожди
и грусть расстояния
Ютиться в каждом углу
маленькой комнаты.
Ты не со мной, с Дочерью.
слышишь ли: мелодия грусти
в глухом голосе кукушки.
как медленно движется время
в пустоте одиночества.
Ты не со мной, с Дочерью.
Милая! вспорхну ли пламенем
воспоминаний любви
и прикасаясь солнечным теплом
к Твоим обнаженным плечам
останусь легким загаром
в ощущении нежности.
Вы не со мной, Милые.
Старость
...день осенний пахнет дымом
листьев, брошенных на землю
приближающемся ветром
холодов и одиночеств.
день осенний пахнет стоном
неминуемой разлуки
где в рассерженности грома
утомленно дремлют руки,
беспризорно дремлют руки,
заблудившиеся руки.
день осенний пахнет сочно
надвигающейся скукой
и бесстыдно обнажает
покоробленные ветви.
Телефонный
переговорный пункт
...Андрейке шесть лет (неполных)
два зуба недавно выпали
и он шепеляво думал
о судьбах грядущего мира.
костюм самый модный в полоску,
платформы и клеш-манжеты -
каркас, чтобы стать неброским
таким как другие дети.
Андрейка достал сигарету
их пачки такой же броской
как галстук и затянулся
свободно и отречено.
слегка потерев ладонью
лоснящуюся щеку,
где в прошлом совсем недавно
росла борода седая,
задумался философски.
тот час на висках проступили
извилистой паутиной
две голубые вены.
он думал: '...какая ветхость
вокруг и какая скука
и радость едва ли вспыхнет
звездою в чернеющем небе...'
Андрейка водил глазами
по стенам прямым и гладким
в переплетениях трещин
искал силуэты животных
предметов и наставлений
животным нутром ощущая
свою сопричастность к дури
и патологии мысли.
Андрейка был кучерявым
и в этом волнистом блеске
волос, прикрывавших уши,
он видел болезнь и только.
Андрейка, прождал больше часа
в холодном и шумном зале
и говорил недолго
из пятой душной кабины
и, оплатив по тарифу,
ушел, сигарету бросив,
в огромную белую урну,
едва дотянув до края.
...вот комната моя. входи.
вот руки, и глаза, и губы мои.
тебя впуская из клетки мира
в миг моего пробуждения. входи.
за порогом - пороки прочны
у порога - просвечивает прок.
вздох запрокинутой головы:
у порога притихла нерешительность.
оставь ее перешагнув порог.
нежно касаемся щек.
светится непередаваемое чудо
помыслов, улыбок и свершенного.
входи. ты, не приходя, входишь.
в сломанном пространстве
сдуваем с ладоней
одуванчики минут,
мельтешащих в вечности.
...Игра воображения
рисует твой образ
в обрамлении утреннего тумана.
но чары сна исчезают
и я вижу тебя настоящую,
слышу дыхание твое
и пьянею под светлым взглядом
добра, нежности и материнства.
Реальность великолепна!
Глаза твои -
глаза полушарий небес.
в них зрачки золотых солнц.
Руки твои -
реки материков
с пальцами трав и деревьев.
Дыхание мое -
дуновение ветров
и нежность морских приливов.
Память моя -
звезды в бесконечности,
где забвения быть не может.
Нежность моя -
стремительный полет птицы:
сброшу легкое перо.
кружится оно в прозрачном воздухе
и еле ощутимо прикасается
к твоим голубым ладоням.
Молитва
...ночь выписана черной гуашью.
по лестнице поднимаешься медленно.
скрипнет уставшая дверь. медная
ручка сохранит тепло несуществующих пальцев.
в голубом сиянии возникнешь из ничего,
бережная в обращении найденного
неповторимого счастья.
день - он уплывет безвозвратно
в небыль небытия и боль памяти.
и пепельный цвет луны
с пепельным светом волос
ринутся в неизгладимую непередаваемость.
стул отодвинутый сохранит позу
в настоящих воспоминаниях.
и проявятся шаги размышлений
в размышлении шагов.
многомиллионный город зашумит
в потусторонней невзрачности
протрезвленного мира,
сияние тепла разольется в комнате,
в словах и буквах,
прикосновение растворит эфемерность
и туман божества прогнется нежно
и затрепещет потерей памяти,
трепетом чувств.
и свернувшись змейкой,
на белом подоконнике
будет греться под взглядом
зеленый пояс пальто.
и в руках верности
вечная свершенность есть и останется
единственным заклинанием заклинаний.
...старый липовый сквер
мерзнет сотую зиму
за оградой ночей
не шумлив но печален
старый липовый сквер
в опустевших аллеях
опускает к земле
обнаженность ветвей
старый липовый сквер
по весне ли проснется
каждым телом стволов
иссушилась кора
старый липовый сквер
помолчу и послушаю
как задорно смеется
у лип детвора
Хиросима
...тень Паганини продолжала играть в сумраке,
навечно впечатанная в расплавленную мостовую.
но шар закатившегося солнца,
как тлеющий уголь, разжигал костер земли,
сложенный из переплетения рук,
хвороста параллелей и бересты океанов.
слезы испарились в круговорот дождей,
монотонно барабаня в счетчиках.
а в эпицентре сердца
распускался огненный бутон тюльпана,
запеленованный в зеленый лист
надежды и человечности.
Декор
...снегирями сады январские
разрисую.
припудрю снегом дороги, дома и ограду.
не мерзни.
в награду
солнце брызгами брошу в луга.
как прекрасен замерзший пожар!
в стеклодувы уйду:
неба выдую полу шар
поутру.
Представил осень
...раскрыты зонты - черепахи.
смешны люди в стремлении отгородиться от неба-
в легком дрожании страха
умирают листья.
больно и тревожно
наблюдаю чужую смерть,
осознавая бессилие помощи.
бессмысленно ( к холодным ветвям )
стараюсь приладить корешок листка-
Полет
...три чайки летели ночью
на запад за ярким солнцем.
три чайки летели в звездах.
легко катилась земля.
три чайки давно летели,
но утро не приходило,
и полночь не исчезала,
и вечер не наступал.
сказала первая птица:
'нет света на этом свете
напрасны старания наши
пора прекратить полет',
но дев другие молчали,
упрямо стремясь на запад,
вслед за горячим солнцем
и убегающим днем.
остановилась птица,
которая говорила,
сложила уставшие крылья,
прижалась к сырой земле.
ее пробудило солнце,
встающее на востоке,
и опалило крылья,
и ослепила глаза.
две другие летели
все так же стремясь на запад
в темном холодном небе
срывая мерцание звезд.
сказала вторая птица:
'поднимемся прямо к свету
нет смысла лететь на запад
за убегающем днем'.
и не услышав ответа,
она устремилась к звездам
впервые за долгие годы
меняя полета маршрут
внезапно увидела солнце
на западе недоступном,
но разорвал ее тело
космический не уют.
на запад летела чайка,
не ведая о подругах,
на запад, вдогонку солнцу,
за убегающим днем.
Взгляните в ночное небо:
летит одиноко чайка
безгрешно - за ярким солнцем,
безгрешно - за теплым днем.
...о, безделица,
я твой Квазимодо!
изуродован, испохаблен,
с перебитыми конечностями.
ползу. кажется, двигаюсь.
о, безделица,
я твой Квазимодо!
мечтал и мечтаю
о любви другой.
но чары твои,
словно чары любой
красивой женщины
управляют телом моим и взглядами.
о, безделица,
я твой Квазимодо!
сломлена моя детская воля
соломинкою сухою,
о, безделица.
...повторяю имена,
перебирая события в памяти.
иней.
растопил печку,
докрасна раскалив воздух -
иней.
открыл книгу.
прочел не умирающие строки -
иней.
еще целый час вечности.
без тебя
...сомнения терзают мой покой.
он гибнет,
словно ночь в рассвете.
извилистые ветви силою ствола
сломали стену,
сложенную прямо
из одинаковых по форме кирпичей,
и выпускают новые ростки,
творя изгибы линиями чуда,
подобно миру в первый день рождения.
...зеленый дом с черепичной крышей.
вчера снег выпал, сегодня - растаял.
на фоне серой слякоти и полумрака
зеленый дом с черепичной крышей.
свет в окнах - желтые квадраты солнца,
с крестами рам. дым из трубы.
внутри тепло и тени движутся,
размахивая непричесанными головами.
калитка массивная рядом с воротами.
зеленый дом с черепичной крышей.
водосточная труба изогнутая козьей ножкой,
местами поржавела и вмялась.
капает время в ней мелодично и неожиданно.
зеленый дом с черепичной крышей.
живут, улыбаясь и двигаясь в нем,
размахивая непричесанными головами.
потух солнечный четырехугольник.
сумерки бросились на растерзание света.
взглядом открываю калитку. вхожу.
зеленый дом с черепичной крышей.
меня не замечают. живут,
размахивая непричесанными головами.
зеленый дом с черепичной крышей.
был я здесь давным - давно,
когда водосточная труба блестела
и краска на стенах лежала без трещин.
жил я здесь и живу рядом с теми кто ходит,
размахивая непричесанными головами.
почему меня не замечают?
встаю в косяке дверей. сажусь напротив.
зеленый дом с черепичной крышей.
малышка родился. маленький хозяин.
- кто-то стоит там, - говорит он.
это Бабай, - отвечают ему те, кто ходит
размахивая непричесанными головами.
- но он как я, только большой, -
говорит мальчик. я улыбаюсь ему.
- не выдумывая. ложись спать. -
( я делаю шаг, протягивая руки ).
- а не то он съест тебя. -
обиженный, я опустил руки,
и с грустью посмотрел на тех,
кто веками здесь жил и ходил,
размахивая непричесанными головами.
зеленый дом с черепичной крыше
труба водосточная насквозь проржавела.
угол дома спрятался в землю.
я взглядом открываю перекошенную калитку.
со скрипом и трудом поддается она.
вхожу.
зеленый дом с черепичной крышей.
кто-то ходит быстро и тревожно,
размахивая непричесанными головами.
дверь в комнату маленькая и черная.
умирает маленький хозяин.
он давным-давно в белой бороде
с морщинистой кожей лица.
там стоит кто-то, - шепчут губы его.
зеленый дом с черепичной крышей.
- это конец, - говорят те, кто за окном ходит,
размахивая непричесанными головами.
Монолог осинового листа
...я лист осины.
был к ее рукам с весны привязан.
влагою поя, она вращала мною на ветру,
лучами солнца жизни обучала,
чтобы я цвет лица не потерял,
и был согрет и нежен словно свет.
нас братьев и сестер немного у нее -
семейства есть куда поболе.
мы не дрожали в грозовой волне -
мы трепетали в трепете стихии
и каждый был частицею ее,
шумел, метался, рвался на свободу,
чтобы поднявшись к темным небесам,
оттуда ринуться по лестнице огня
и замереть над самою землей,
едва коснувшись тела мокрых трав,
которые в безумстве полегли,
глаза закрыв и головы склонили.
а люди так похожи на меня:
едва гроза внезапно приходила,
они спешили в теплые дома,
дрожа от страха, но не от восторга.
среди лесов бытует до сих пор
пословица: "дрожать как человек".
ах, время шло. у лета свой черед -
то пыль, то зной. блестящая листва
коробиться тускнеет от тепла,
когда его так много, так без меры.
надоедает свежесть вечеров.
к ветвям прижмешься еле жив
и ждешь падения правителя-светила,
которое так лихо вознеслось
трудом земли - она, себя вращая,
позволила правителю взойти
на самый пик синеющего неба,
и жара, и восторга, и любви.
о, лето! время зрелости моей!
каким ты было - говорить мне трудно:
все заново пройти и влажность рос,
и птичье пенье, коровку божью,
которая приятно щекоча,
касалась рук моих, и губ, и тела.
прочувствовать опять всю тяжесть дум
под слоем пыли. вспомнить облегченье
в дожде ласкающем. багряную зарю
в смешении с моей зеленой кровью.
смущением наполниться опять,
когда невольно приходилось слышать
любовные признания дроздов,
и видеть девушку, лежащую в траве.
подумать в страхе о падении на землю,
едва заметив гусениц изгиб.
затрепетать под ветром обновлений,
дождя и света, дел и новостей.
привязанность моя к стволу, к ветвям
вначале , по весне, печально угнетала,
ночами мучила. казалось, что она
крадет свободу быстрого полета.
бывало я завидовал листам,
что в танце медленном кружились окрылено,
и так же медленно скрывались там внизу
у мягких трав и у истоков жизни.
позднее осознал я лоск игры
кружения, крушения и страха.
но смог прочувствовать полета безысходность
когда сорвался сам.
стояла осень.
лучшая пора поэтов.
мне ли восхищаться?
смотреть в былое -
каждый прошлый день
волнует сердце невозвратностью любви.
смотреть в грядущее -
и больно и тревожно:
зима бездушная опавшую листву
прикроет саваном сверкающих снегов.
о, нет я не жалел о прошлых днях,
о солнце и дожде, о птичьих трелях.
я знал все это, чувствовал: страдал.
идея красоты, законченности мира и природы
в один из дней, когда с ветвей листва
в янтарность тишины спускалась,
меня наполнила. я думал о судьбе
и мудростью постиг привязанность свою:
я сын осины. без ее невидимых корней,
живущих в непроглядной тьме,
и без ее ствола, прекрасного как стан
той летней девушки, лежащей на траве,
и без ее раскидистых ветвей,
застывших красотою позы
я был ничем, я просто не был.
идея жгла меня - я медленно желтел
и золотел как солнце над землею.
я думал оставаться навсегда
привязанным к ветвям.
спокойствие пришло. и памятью едва
его касалась давняя весна
в порывах майских гроз.
казалось никогда желание полета
меня не посещало. в один из вечеров,
предавшись размышлениям о жизни,
я вспомнил бурю. молния зажгла
тогда в моей крови порыв взлететь.
в покойном сердце вспыхнула мечта.
устал я рассуждать - рванулся вниз.
смешалось все: и видимость конца,
и страх пред смертью, и восторг полета.
но я летел, летел не только вниз,
а в сторону к стволу. в потоках ветра
я медленно ложился на траву
у корневища...
время пронеслось.
теперь я каждой мудрость своей
себя же в соках жизни растворяю,
сгнивая, становлюсь стволом, ветвями, почками
и липкими листками, в которых норовлю
рвануться к небу, в молниях играя.
|