Аннотация: О мясе, старых знакомых и о прикосновении Агаля.
Вязкая дремота навалилась на Кессу, и не было сил шевельнуться. Она лежала, уткнувшись в тёплую шерсть, и слушала отдалённый гул - размеренные удары сердца. Сладковатый запах папоротника, нагретого солнцем, и землянистый влажный дух грибной поросли навевали странные видения, и Кесса покачивалась на волнах между сном и явью - пока опора под её головой не зашевелилась, и жёсткие усы не коснулись лица.
- Вставай, Шинн, - Нингорс, сняв её голову со своего плеча, силком усадил Речницу. - Такой сон не на пользу.
Кесса сонно мигнула и провела рукой по глазам.
- Граница... Мы перешли её? - невнятно спросила она - язык едва ворочался во рту.
- Да, - Нингорс перевернулся на брюхо и потянулся, разминая лапы и крылья, а потом рывком поднялся на ноги. - Теперь вставай. Надо найти еду.
Кесса поднялась на мягких непослушных ногах, кое-как наколдовала водяной шар. Страшно хотелось пить - и едва она смочила язык, проснулся ещё и голод.
- И верно, - пробормотала она, копаясь в сумке. - Ага, грибы, рыба... Нингорс, ты будешь рыбу?
- Дай ещё воды, - попросил хеск, презрительно фыркнув на припасы. - Что ты ешь, детёныш? Так ты на крыло не поднимешься. Надо...
Не договорив, он жестом велел Кессе замереть - и сам пригнулся, расправляя крылья, несколько раз с присвистом втянул воздух и оскалился в усмешке. Сквозь кусты, объедая на ходу сочные побеги, пробиралось стадо алайг.
Ветер ударил Кессе в лицо - Нингорс взлетел. С громким воем он бросился за ящерами, и они, испуганно взревев, кинулись прочь. Кусты затрещали. Алайги отчаянно трубили в завитые рога, и сверху им отвечали воплями потревоженные стервятники. Нингорс с воем и лающим хохотом летел, едва не задевая кусты, и ревущее стадо убегало от него всё быстрее. Зелёная вспышка на миг озарила лес и угасла. Один из ящеров, нелепо взмахнув хвостом, повалился набок. Нингорс приземлился рядом с ним и протяжно завыл. Алайги, ломая серебристый мох, бросились в чащу и с хрустом и плеском исчезли в ней.
Когда Кесса подошла к Нингорсу, он с приглушённым рычанием терзал тушу. Эта алайга была невелика, и её витой рог ещё не окрасился алым, а пятна на тёмной шкуре были малы и многочисленны, - но этот подросток-двухлетка уже был крупнее Кессы и Нингорса, вместе взятых. Голова, покрытая страшными ожогами, валялась в траве - Нингорс перегрыз ящеру шею и теперь хрустел позвонками, проглатывая куски мяса вместе со шкурой и осколками костей, но череп не захотел есть и он. Сейчас он раздирал клыками и когтями кожу на спине алайги. Лапы животного ещё подёргивались, и Нингорс сторонился их. На всякий случай обошла их стороной и Кесса.
Увидев Речницу, хеск радостно оскалился и, выдрав из спины алайги большой кусок мяса, подошёл к Кессе.
- Ешь, - невнятно буркнул он, поднося кровавый шмат к лицу Речницы. Та отпрянула и прикрылась рукой.
- Н-не надо. У меня есть еда, - пробормотала она, стараясь не смотреть на окровавленную морду Нингорса. Тот, сердито зарычав, выпустил мясо из пасти и сжал в лапе.
- Я видел твою еду! Ешь мясо, детёныш. Или мне пожевать его, чтобы твои крохотные зубы с ним справились?!
Кесса замотала головой. "Но как я буду есть сырое мясо... Нуску Лучистый! Чем я думаю-то?!"
- Спасибо, Нингорс, - она протянула руку за куском. - Ты очень щедрый.
Алгана фыркнул и склонился над тушей, выдирая из спины ящера ещё один длинный шмат плоти.
- И это тебе, - он впился челюстями в бедро алайги, упёрся лапами в её бок, замотал головой, раздирая сустав, и бросил к ногам Речницы заднюю лапу ящера. - И ты съешь печень, когда я её достану. Тебе надо много есть, детёныш. У тебя тонкие кости и слабые лапы.
Он вернулся к еде, и кости жертвы ломались в его челюстях. Оставшаяся часть туши была больше Нингорса, но Кесса знала, что вся она уместится в его брюхе - и останется только полусожжённая голова.
"Хорошее мясо," - странница понюхала сырой шмат, завернула его в лист и огляделась в поисках сухих веток. "Попробую закоптить, как рыбу, в ямке. От местных дров дыма будет много..."
Дым валил из-под груды хвощей и папоротниковых листьев, прикрывавших коптильную яму. Кесса сидела невдалеке на сваленных в кучу ветках, приготовленных для костра. Нингорс всё так же похрустывал костями добычи, отрывая от туши кусок за куском. Внутренности он уже выел, и теперь вся его шкура покрылась пятнами засохшей крови. Она прилипла даже к крыльям. Кесса жевала сухой гриб, политый уном, - вкус сырой печени непросто было перебить.
Запах крови просочился в моховые заросли - и на ветвях зашелестели крылья стервятников, а в кустах что-то зашуршало и заскрипело. Чёрные перья мелькнули за ребристым стволом хвоща, зубастая морда высунулась изо мха и спряталась обратно.
Солнце спустилось за кроны гигантских хвощей, и тени удлинились. Переменившийся ветер донёс издалека перестук колёс, шипение пара и дробные щелчки костяных лап о мостовую - где-то за лесом пряталась широкая дорога.
Кесса приподняла дымящиеся ветки, потыкала ножом потемневшие полоски мяса - оно не спешило высохнуть, всё сочилось прозрачной жижей, и от одного запаха Речница сглатывала слюну. Она отрезала небольшой кусок, поддела на лезвие и бросила на мокрый мох, дуя на обожжённые пальцы. Тихий скрип над ухом заставил её вздрогнуть и молниеносно развернуться с ножом наготове.
Предзакатная тишина подшутила над ней - на поляну и впрямь выбрались харайги, но ни одна из них к Кессе не приблизилась. Они вчетвером обступили голову алайги и торопливо скусывали с неё мясо. Перья на их лапах настороженно подрагивали.
Нингорс, обгладывающий мясистую лапу алайги, поднял голову, вздыбил шерсть на загривке и сердито рявкнул. Харайги бросились врассыпную и попрятались по кустам прежде, чем хеск успел подняться. Проводив их недовольным рычанием, он вернулся к еде. Кесса мигнула.
- Нингорс, на что тебе эта голова? Пусть едят...
- Ещё чего, - фыркнул хеск.
Речница покачала головой. В кустах снова мелькнул алый хохолок - харайги не уходили далеко, перескрипывались в зарослях. Речница подошла к недоеденной голове и взяла её в руки. Разглядывать следы смертельных ожогов не хотелось, но и отвести взгляд не удавалось никак. Видно, кровь внутри этого черепа в один миг вскипела, и костные швы разошлись, - под почерневшей шкурой нащупывались какие-то куски и обломки...
Чёрные ящеры навряд ли видели её, но шорох ветвей заметили - и подались назад. Речница положила перед ними голову алайги и шагнула назад. Пока за ней не сомкнулись кусты, харайги стояли неподвижно, но едва она вышла на поляну, ветки заколыхались, а к скрипучим голосам ящеров прибавился хруст разрываемой шкуры. Нингорс недовольно покосился на Кессу, но промолчал - его пасть была занята хвостом алайги.
Небо над хвощами окрасилось размытым пурпуром - солнце уходило. На ветвях зашелестели крыльями шонхоры - сытые или голодные, они все вернулись в ночные укрытия. С тоскливыми воплями кружили над деревьями стервятники - полуобглоданная туша алайги манила их, но Нингорс не подпускал к ней никого, и крылатые падальщики не решались спуститься.
Увидев алое небо, Алгана оторвался от еды и принялся языком и лапами счищать с себя кровь. Покончив с этим, он выпрямился и, приподняв крылья, повернулся к заходящему солнцу и завыл. Стервятники с воплями взметнулись над лесом, стук колёс на далёкой дороге затих - и зазвучал снова, но гораздо громче. Кто-то спешил.
- Нингорс, что ты? Тебе больно? - испугалась Кесса. Ей было не по себе от этого воя - тоска сжимала сердце.
- Солнце уходит, - отозвался хеск, не сводя глаз с пылающей кромки на горизонте, и снова завыл. Когда алый шар скрылся из виду, он сложил крылья, окинул подозрительным взглядом потемневшую поляну и подошёл к дымящейся яме.
- Долго ещё? - ткнул он лапой в груду веток и сочащийся из-под них дым.
- Всю ночь... и ещё один день, - вздохнула Кесса. - С рыбой получалось быстрее. Никогда не видела таких больших кусков мяса!
- Голодно у вас там, - проворчал хеск. Пошевелив лапой ветки, заготовленные для костра, он отмерил несколько шагов в сторону и вскинул руки, очерчивая круг. По земле, выгибаясь кольцом, пробежала полоса синевато-белесого сияния. Кесса замигала и отвела взгляд - глаза слезились.
- Из круга не выходи, - сказал Нингорс и подобрал одну из веток. Он бросил её на угасающую линию - и она взорвалась ярким светом. Ветка треснула пополам, стремительно выгорая, но огня не было - только чернела и потрескивала кора. Кесса присвистнула.
- Это Магия Лучей? И алайга... и огненный круг на болотах? Вот это колдовство! Хотела бы я так научиться...
- Кто мешает? - шевельнул усами хеск, устраиваясь на примятой траве. Кесса расстелила рядом спальный кокон.
- Нингорс, у тебя на крыльях кровь осталась, - напомнила она, потрогав тёплую перепонку. - У нас не знают такой магии, даже Эмма только слышала о ней - и всё. Научи меня!
Её разбудил галдёж стервятников, и она вскочила, сбросив с себя крыло Нингорса. Вокруг остова алайги собралась стая пернатых ящеров, они облепили кости, соскребая с них остатки мяса. Между ними пытались втиснуться крылатые падальщики, но им уже не хватало ни еды, ни места. Один из них неосторожно подлетел слишком близко, и теперь харайга, придавив его лапой, заедала падаль свежим мясом. Стервятник ещё кричал и вырывался, и Кесса шагнула к нему, но Нингорс махнул крылом, отбросив её в центр невидимого круга. С сердитым рычанием он поднялся сам, и ящеры кинулись в кусты. Остов алайги - хребет с торчащими рёбрами, весь в царапинах от мелких острых зубов - остался лежать, но костей в нём убавилось. Их растащили по зарослям, и оттуда ещё слышен был хруст и скрежет - харайги доедали остатки.
- Ох ты! Они, верно, всю ночь жевали, - покачала головой Кесса и заглянула в коптильную яму. Туда, к счастью, никто не добрался. Из затвердевшего мяса уже ничего не вытекало, и Речница решилась съесть кусочек, обмакнув его в пряный ун. Нингорс подошёл, понюхал тёмную полосу и ухмыльнулся во все клыки.
- Пахнет, как на Семпаль, - заметил он. - Что, вы всегда так возитесь с едой? Так подохнешь раньше, чем наешься!
- Да ну! - отмахнулась Кесса. - Обычно еда делается быстрее. Хочешь мяса?
- Ешь, детёныш, - качнул головой Нингорс. - Надеюсь, ты не оголодаешь до следующей охоты. Здесь, в Венгэтэйе, мало где можно так запросто завалить алайгу. Жители...
Он сердито фыркнул и подошёл к обглоданному скелету. Перевернул его, нехотя сунул морду между рёбер, облизал кости и бросил остов в кусты. Там обрадованно заскрипели.
...Ребристые стволы хвощей поблескивали на солнце, как россыпь битого стекла. Свет сквозь редкие чешуйчатые ветви лился беспрепятственно. Над поляной в потоках прозрачного пара носились стремительные микрины, помахивали маленькими плавниками фамсы. Из кустов доносилось деловитое фырканье, изредка прерываемое недовольным визгом, - едва солнце поднялось высоко, к скелету, оставленному Нингорсом, пришли хурги, и ящеры разбежались. Кто-то из них и сейчас выглядывал из-за дерева, вынюхивая новую добычу.
Нингорс растянулся посреди поляны, раскинув в разные стороны крылья и лапы, и щурился на солнце полуприкрытым глазом. Кесса сидела на его груди и старательно расчёсывала рыжий мех. Мягкий пух клочьями оставался на гребне, и Речница опасалась, что Алгана останется лысым.
- Нингорс, твоей шерсти скоро хватит на подушку, - хмыкнула она, покачав на ладони лёгкий меховой ком. Алгана приоткрыл глаз и лениво усмехнулся.
- Шею почеши, - попросил он, запрокинув голову.
Вдалеке вновь загрохотали колёса. Это была большая повозка со множеством осей, она ехала медленно, шумно извергая дым. Нингорс, почуяв отдалённый запах гари, фыркнул и повернул голову набок.
- Большая дорога. Наверное, город рядом, - подумала вслух Кесса. - Если утром полетим, к вечеру доберёмся?
Нингорс мигнул.
- На кой тебе город? Нечего там делать, - проворчал он, ссаживая Кессу на траву и отряхиваясь от волокон мха. Теперь мигнула Речница.
- Как же, Нингорс? Там горячие купальни, мягкие постели... и всякая еда - не только сырые алайги!
- И много острых штуковин с рукоятями и древками, - чёрная грива Алгана встала дыбом. - Нас там очень ждут!
- Почему?! Мы - мирные путники, никому не сделали плохого, - Кесса растерянно посмотрела на хеска. - Ты думаешь... они запомнили тебя, когда ты спускался в Скейнат? Ты был тогда в Волне? Река моя Праматерь...
- Оставь богов в покое, - оскалился Нингорс. - Не такое дело, чтобы трепать их имена! Меня помнят, Шинн. Таких, как я, тут немного. И я не успею сказать им, что избавился от Агаля.
- Я скажу, - пообещала Кесса. - Я знаю, что ты в своём уме. И когда был не в своём - ты никого не убивал. Я поговорю со стражей, и тебя пустят в город и примут как гостя.
Нингорс смерил её недоверчивым взглядом, фыркнул и направился к светлому пятну среди тёмных папоротников. Там лежала забытая упряжь. Алгана подобрал её, повертел в руках и недовольно рявкнул.
- Верёвки подъела гниль, - он с досадой бросил упряжь на груду веток. - Тут везде вода!
- Они выдержат, пока мы летим к городу? - спросила Кесса, разглядывая истрёпанные лианы. - Там найдутся ремни из прочной кожи, которые не будут гнить от тумана. Если, конечно, ты не устал меня носить...
- Да тебя и незаметно, Шинн, - фыркнул Нингорс. - Странно, что тебя ветром не уносит.
Он снова лёг в траву, подставил солнцу широкие крылья. Кесса села рядом, не решаясь его потревожить. Зеркало Призраков тихонько зашуршало подвесками, что-то всколыхнулось за тонким слоем стекла - что-то громоздкое всплывало из серых глубин. Кесса пригляделась и увидела тёмную махину причудливой формы. Она похожа была на голову огромной стрекозы - с выпуклыми стеклянистыми глазами, в которых горело золотое пламя. Странные выступы, изогнутые трубки, ярко выкрашенные заклёпки торчали со всех сторон. Древний механизм появился на миг из зеркальной мути, промчался от края до края пластины и сгинул, оставив потревоженный мрак и едва заметный запах горящего земляного масла. Кесса поёжилась - этот похоронный смрад ничего хорошего не сулил.
- Эльфийская штука? - спросил, тронув когтем зеркало, Нингорс. Темень за стеклом рассеялась, и пластина отразила широкую короткопалую ладонь в грубой тёмной коже. Шерстяной покров на руках Алгана доходил от плеча до запястья и обрывался, оставляя пару жёстких пучков между костяшками; лапа была жёсткой и горячей.
- Нет, - качнула головой Кесса. - Это из Тлаканты... из мёртвого мира, на развалинах которого живём мы. Речник Фрисс принёс её из Старого Города. Это Зеркало Призраков. Они живут там, иногда выглядывают.
- Трудно сказать, - пожала плечами Кесса. - Кто жив, а кто не очень... Я видела в нём тебя - или твоего родича. Это было прошлой весной, и он не был похож на призрака. Он летел над лесом...
- Эта штука сама выбирает, что показать? - Нингорс ткнулся в стекло носом, и пластина зарябила. - Ты умеешь говорить с ней?
- Нет, Нингорс, - Речница тихо вздохнула. - Никто не умеет.
- Пусть так, - хеск отвернулся и снова улёгся на траву.
...Утром ни одна харайга не заскрипела в кустах - еда кончилась, и ящеры разбежались. На рассвете захлопали крыльями стервятники, покидая насиженное дерево. Нингорс с ворчанием поднялся, стряхнул с крыльев болотный туман и остановился у старого хвоща, поросшего мхом и травой. Сорвав пучок тёмных пахучих листьев, он сунул их в пасть.
- Ты ешь траву?! - изумлённо мигнула Кесса и потянулась за листьями, но Нингорс накрыл лапой её ладонь и отвёл в сторону.
- Не трогай, - буркнул он и полез в кусты. Вскоре оттуда донёсся шорох разгребаемой листвы, судорожный выдох и бульканье. Кесса отщипнула листик незнакомой травы, помяла в пальцах и осторожно лизнула - и тут же сплюнула, сморщившись от омерзения. Горечь обжигала язык и выворачивала потроха наизнанку.
- Говорил - не трогай, - пробурчал Нингорс, выбираясь из кустов. - Давай сюда сбрую. Взлетим, пока тучи не сомкнулись, и я поищу сверху город.
...Лес поредел, и деревья, мелькающие внизу, уже не упирались ветками в облака. Островки молодых хвощей и низкорослых папоротников со всех сторон окружали торчащие из земли столбики. Их натыкали рядами, кое-где соединили перекладинами, и каждый из них был похож на огромную катушку, но вместо нити на них намотались тонкие живые стебли. Там, где кроны папоротников смыкались, из-под них виднелись груды трухлявых стволов и гнилой коры - и прорастающие сквозь останки деревьев пёстрые грибы - раздутые бесформенные комья, шипастые шары, мохнатые воронки... Под деревьями мелькали светло-серые полосатые спины - мохнатые жители уже собирали урожай, и землистый запах грибов разносился по равнине. Промелькнуло внизу изогнутое русло реки, тень крыльев на миг упала на воду, и с пробирающейся мимо отмелей лодки долетели испуганные возгласы. Нингорс поднялся выше, из облачной дымки глядя на равнину. Клок пузырчатой небесной тины налетел на его крыло, на мгновение повис на нём и помчался дальше.
- Ох ты! - горячий ветер коснулся плеча Кессы, и она пригнулась. - Нингорс, влево!
Из облаков спускались, вытянув хвосты и прижав к телу крылья, светло-бирюзовые Клоа, и туман шипел, испаряясь на их горячей шкуре. Выстроившись клином, пожиратели энергии выписали дугу над рекой и, быстро снижаясь, устремились к тёмным башням за посадками плетеницы. Там на холме поднимались над полями крыши, выложенные чёрной блестящей черепицей и сторожевые башни из хвощовых стволов, туда сворачивали дороги, переполненные повозками. Хвостатые тени скользили над строениями.
- Добрались, - буркнул Нингорс и, прервав ленивое парение, забил крыльями. Он летел к просвету между башнями, и Кесса не успела и глазом моргнуть, как внизу послышались крики, и мимо просвистела стрела.
- Нингорс, куда?! - обхватив его шею, она потянула хеска вправо, и он дёрнулся в сторону и замахал крыльями, набирая высоту. Ещё одна стрела пролетела мимо, слегка взъерошив шерсть на боку хеска. Он щёлкнул зубами и повернул голову к Кессе.
- Постой! Если ты влетишь в город через стену, стража очень разозлится! - торопливо проговорила она. - Лети к воротам!
- К воротам? - оскалился Нингорс.
- Да, так входят в город все, кто хочет мира, - закивала Кесса. - Лазить через стену - очень неучтиво!
Хеск сердито фыркнул, но всё же развернулся, стороной облетая башни, и, выписав широкую дугу, повис над пучком сходящихся дорог. Тут были ворота - странное сооружение из обтянутых чешуйчатой шкурой брёвен. Их развели в стороны, и в просвет с дороги вползала вереница вайморских повозок. Их паруса были спущены, дым из труб едва струился.
- Садись во-он туда, - Кесса указала на узкую тропу, ведущую к открытым дверям привратной башни. Оттуда уже махали им узким жёлтым полотнищем, привязанным к копью. Два десятка воинов обступили ворота, приглядывая за повозками, ещё десяток следил за дорогой со стены. У "калитки", устроенной прямо в башне, ждали своей очереди жители с корзинами. Сверху эти существа казались маленькими, но теперь Кесса была на земле - и никому из них не доставала макушкой даже до плеча.
Шум крыльев встревожил поселенцев, они оглянулись - и шарахнулись от чужака, испуганно шипя и скалясь. Двое стражников повернулись к тропе и наклонили копья, будто хотели подтолкнуть ими Нингорса. Алгана тихо зарычал, поднимая шерсть на загривке.
- Хаэй! - Кесса показала стражникам пустые ладони. - Мы - мирные странники. Не надо нас бояться.
Стражник, показав в ухмылке острые зубы, снова качнул копьём, Кесса оглянулась на боковой вход и увидела, что полосатые жители с корзинами уже миновали его. Из тени башни вышел рослый хеск в стальной чешуе. В руке он небрежно сжимал свиток, а рядом с ним шёл огромный крылатый кот, и его рыжевато-красная шерсть на ветру казалась языками пламени. Взглянув на Нингорса, кот прижал уши и взглянул на воина.
- Вижу, - кивнул тот. Четверо стражников по его слабому знаку шагнули от дороги к тропе, а путники, наступавшие на пятки Кессе, отхлынули с испуганным шипением.
- Эльф? - спросил острозубый воин. Речница покосилась на белесые шипы, вырастающие из его скул. "А как они спят? Такие зубцы всю руку исколят..."
- Нет, о страж. Я - Кесса Скенесова, Чёрная Речница, - она сняла шлем и учтиво поклонилась. - Скажи горожанам, чтобы не боялись! Мы никого не обидим.
Стражники переглянулись и расплылись в ухмылках. Нингорс тихо зарычал.
- Знорка, - не без удивления отметил воин с котом. Крылатое существо на Кессу не обращало внимания - его взгляд был прикован к Нингорсу, и хвост кота качался из стороны в сторону.
- А это кто? - воин кивнул на Нингорса. - Ездовой зверь? Летать на гиене - вот уж странная выдумка!
Ухмылки стражников стали ещё шире. Кесса вцепилась в руку Нингорса - его грива уже стояла дыбом, и глаза горели недобрым огнём.
- Мой друг - не зверь, и перестань насмехаться над ним! - вспыхнула Речница. - Нингорс - из народа Алгана, он пообещал никому не вредить - и он сдержит слово.
- Ты умеешь держать его в узде, - осклабился воин со свитком. - Но верёвка его не удержит. Цепь была бы надёжнее!
Кесса почувствовала, как рука хеска под её ладонью напряглась - но Нингорс не двинулся с места, только стиснул зубы и уткнулся взглядом в дощатую мостовую. Красный кот шевельнул ухом, его хвост, выписывающий круги, замер, он тихо вздохнул и направился к башне. Воин прижал руку со свитком к груди и склонил голову. Стражники отступили от тропы и пошли к широким воротам - туда пригнали навьюченных алайг, и ящеры уже трубили, потеряв терпение, а их погонщики протяжными воплями выкликали привратника.
- Можешь идти, Нингорс, - сказал воин со свитком. - Ты прошёл проверку. Жаль будет, если Агаль до тебя доберётся.
Алгана удивлённо мигнул, пригладил загривок и покосился на красного кота. Тот, лениво щурясь, лежал в тени под башней.
- К городу подходила Волна? - спросила Кесса, нагнав воина. Он вслед за своим спутником забирался в укрытие, уступая место обычным стражникам.
- Ещё не время, знорка, - отозвался тот. - Но подозрительных путников всё больше, и внутри не всё спокойно. Ты пришла по торговым делам?
- Эхм... Я ищу постоялый двор, - Кесса покосилась на Нингорса - хеск настороженно озирался по сторонам и едва заметно кивнул на её слова.
- Торговые кварталы перед тобой, - воин махнул рукой в сторону строений из тёмного кирпича. - Всё, что хочешь. Надеюсь, проблем от тебя и твоего охранника не будет.
Кесса уже вошла под арку, когда за спиной раздалось гневное шипение. Она подпрыгнула и обернулась, - над двором, распустив хвосты, кружили Клоа, и рыжий кот бил хвостом, прижавшись к земле. Со стены затрубили в рог, несколько синеватых вспышек полыхнуло над дорогой, дохнуло холодом, - и бирюзовые хески разлетелись. Кот встряхнулся и принялся умываться.
- Иди-иди, знорка, - стражник качнул копьём в её сторону. - Летает тут всякое...
Глубокий жёлоб пролегал по дощатой мостовой - его даже выложили глиняной плиткой. На дне поблескивала вода. Только на неё и падал солнечный свет - обе стороны дороги скрывались в тени двускатных крыш, и те выгибались над жёлобом, прокладывая путь дождевой воде. Сейчас дождя не было, но воздух был пропитан влагой, - жаркий туман моховых лесов накрыл спрятанный в них город.
Мимо, постукивая костяными лапами, пробежала маленькая повозка-нежить. Циновки прикрывали её со всех сторон, свисая до самой земли. Из-под навеса кто-то сверкнул глазами, остановил свою телегу на перекрёстке и свернул в переулок. Кесса отступила к стене, пропуская его, и встретилась взглядом с харайгой. Чёрный ящер чистил перья на высоком крыльце. Широкий ошейник из грубой кожи, весь в заклёпках, обхватывал его шею, кожаный ремешок был привязан к дверному кольцу, но на лапах не было никаких верёвок, и длинные когти выгибались полумесяцами, то приподнимаясь, то опускаясь. Харайга приподнималась, немигающим взглядом обводя окрестности, и снова возвращалась к хвостовым перьям. Кесса покачала головой - "и охота же держать такую зверюгу в доме!"
Шумная толпа вывалилась из внезапно открывшейся двери за поворотом и побрела по улице, с недовольными возгласами шарахаясь от повозок. Кто-то задел Нингорса, что-то буркнул на местном наречии, хеск ответил негромким рычанием. Речница юркнула в проулок и потянула Алгана за собой. Тот удивлённо фыркнул.
- Что там, детёныш?
- Ты не бойся, Нингорс. Тебе, наверное, в новинку города, - прошептала Кесса, сжав его ладонь двумя руками. - Тут торговые кварталы, - много кто бродит, и много что ездит. Мы придём на постоялый двор, - там ночуют странники, там будут разные существа. Они незлые. Постарайся их не кусать и не жечь!
- Эрррх, - Нингорс, шумно выдохнув, ухмыльнулся. - Я знаю, как выглядит город. И на постоялых дворах ночевал. Идём, тут недалеко, - я уже чую зверей, дым и варево...
Длинные кирпичные строения встали друг к другу углами, выстроившись в незамкнутый круг. Там, где череда зеленовато-серых стен прерывалась, поднималась плетёная ограда, внутри кольца тянулись навесы, из-под которых доносилось шипение, плеск и фырканье. Ящер-падальщик, длинным ремешком привязанный к столбику крыльца, взгромоздился на конёк крыши и оттуда заглядывал во двор. С крыльца на мостовую летел сор - уборщик подметал ступени, отмахиваясь метлой от недовольных прохожих. У дверей соседнего строения - по другую сторону от распахнутых ворот, ведущих во двор, - покачивался на столбе толстый кусок коры с выжженными письменами. Двухвостка, бредущая к загону, только что его задела. Погонщик - Хонтагн в дорожном плаще - остановился и поправил кору. Кесса, перечитав цены, сокрушённо вздохнула. "Помыться, перестирать всё тряпьё... и ещё купить сбрую, и Нингорс хотел набедренную повязку... Любопытно, почём тут камешки с древней реки?"
- Посмотри, Нингорс! Там хонтагнийский караван! - она заглянула в распахнутые ворота и радостно улыбнулась. - Я странствовала с таким! Смотри, там ихуланы...
Двухвостку, отставшую от каравана, завели во двор, и сейчас служители снимали с неё тюки под присмотром одного из Хонтагнов. Остальные собрались у загонов - трое Хонтагнов в дорожной одежде и местный житель - весь в синевато-серой шерсти с белесыми полосами, с длинным хвостом, увитым разноцветными лентами. Коренастый бородач-Оборотень выводил из-под навеса ихуланов, и хески придирчиво рассматривали их бока, ощупывали лапы, заглядывали каждому в пасть. Пернатые ящеры всё сносили терпеливо, но на всякий случай Оборотень стоял рядом с ними, придерживал за поводья и успокаивающе поглаживал по шее.
- Ихуланы вкусные, - пробормотал Нингорс. Кесса покосилась на него с укоризной.
Из-под навеса, на ходу дожёвывая лист папоротника, выбрался огромный бронированный ящер, и Кесса изумлённо мигнула - он и впрямь был одет в броню. И спина, и бока, и лапы, - всё от палицы на хвосте до кончика носа было заковано в тёмный металл, и сверкающие серебристые шипы и лезвия выступали из кованых пластин. Кесса увидела, как ящер проносит тяжёлый хвост через воротца, и короткие плоские иглы по краям его панциря вытягиваются на два локтя. Встряхнувшись с металлическим лязгом, анкехьо понюхал землю, повернулся к ихуланам и разгруженной Двухвостке - та дружелюбно фыркнула - и протопал мимо, снова втянув шипы в бока.
- Стальная броня и шипы из священного тлиннгила, - прошептала Кесса. - Вот каких боевых зверей делают в Венгэтэйе...
Анкехьо остановился, медленно развернулся и с гулким рёвом устремился к воротам. Нингорс расправил крылья и отступил к дому, его лапа потянулась к плечу Кессы, - но ящер уже был рядом. Он остановился, шумно втянул воздух и ткнулся бронированным носом Речнице в грудь. Она охнула, изумлённо разглядывая стальные пластины и поблескивающие из-под кованых век глаза.
- Беглец?! Это ты?!
Ящер зафыркал громче, толкая Кессу твёрдым лбом. Она похлопала по металлическим пластинам. Металл не был холодным, и он не нарос сверху на кости и кожу, - он врос в них, заменив хрупкие роговые чешуи и костные бляшки, и ни царапины, ни щербинки на нём не было. Анкехьо поддел ладонь Кессы лбом и шумно вздохнул.
- Беглец! Ты живой... и вот какой красивый и могучий! - Кесса обхватила его голову и легонько встряхнула. - Как ты узнал меня?!
Нингорс сложил крылья и подошёл к ящеру. Тот рявкнул, отталкивая Речницу под защиту стены и поворачиваясь к хеску шипастым боком. Кесса хлопнула его по макушке.
- Беглец, не надо! Это Нингорс, он - мой друг. Нингорс, протяни Беглецу руку, пусть обнюхает!
Алгана слегка вздыбил шерсть на загривке, настороженно сверкнул глазами - но поднёс ладонь к носу анкехьо. Тот, подозрительно взрыкивая, обнюхал её.
- Беглец! - к воротам подбежал светловолосый Оборотень. Его борода, украшенная алыми нитями, была совсем коротка - едва прикрывала шею. Ящер повернулся к нему, фыркая и мотая головой. Оборотень остановился, скользнул настороженным взглядом по Нингорсу и изумлённо уставился на Речницу.
- Кесса? Знорка из Амариса?! Так это о тебе тут болтают на каждом углу?!
- Делгин! - пропыхтела Кесса, едва не раздавленная в объятиях. - Как ты попал сюда? Где Мэйсин, и где... И Беглец тут! Ты за ним приехал? Его превратили в Зверя-Стража?
- Как видишь, - приосанившись, прогудел Оборотень, похлопывая по стальному панцирю. - Он тут всю зиму просидел! А теперь мы с Кардвейтом заберём его обратно. Смотри, какой хвост! Теперь о Беглеца любая тварь обломает зубы.
- Кардвейт? - нахмурилась Кесса. Из-за плеча Делгина она видела, как караванщик с маленьким черепом-медальоном на груди пристально на неё смотрит, скалит зубы и быстрым шагом направляется к скучающему на углу стражнику. Ещё двое воинов вышли из-за угла, обступили Кардвейта. Тот указал на Кессу. Стражники, переглянувшись, пожали плечами, один сказал что-то караванщику, и тот, сердито скалясь, побрёл обратно.
- Вот же ж, мех и кости... - помрачнел и Делгин. - Что-то ему не по нутру.
Беглец настороженно фыркнул, толкнул носом Оборотня, повернулся к Кессе и подставил голову под её ладонь. Речница погладила его.
- Кардвейту не по нутру я, - вздохнула она. - Хотя, Нуску свидетель, ничего плохого я ему не сделала. Нам, наверное, лучше уйти, пока тебе не влетело.
- Пусть радуется, что я к нему нанялся, - фыркнул Оборотень. - Не хотел. Если бы не Беглец и двойное жалование - пусть бы он сам пас своё зверьё! Не уходи, Кесса. Ты же не рассказала ещё ничего! Ты, должно быть, нашла эльфов? И Чёрную Реку нашла?! А этот Алгана - он теперь твой охранник?! Ни разу не видел их живьём...
- Да, Оборотни к нам не забегают, - кивнул Нингорс, глядя на Делгина сверху вниз. - Ни разу не пробовал их ни сырыми, ни жареными.
Делгин с глухим рычанием подался назад, на глазах раздуваясь. Кесса быстро шагнула между хесками и упёрлась одной рукой в грудь Оборотню, другой - в брюхо Алгана.
- Вы что, драться надумали?! Стойте!
Беглец угрожающе затопал лапами и зарычал, из глубины двора к воротам уже бежали караванщики, служители и стражники. Делгин пожал плечами и подобрал поводья анкехьо - тонкие чёрные ремни, едва заметные на его броне.
- Драться? С Алгана? Как ты с ним рядом стоять не боишься?!
- Никто не трогает тебя, волчонок, - фыркнул Нингорс. - Говори с ним ты, Шинн. Я молчу.
...Постоялый двор гудел, как пчелиное гнездо, и успокаиваться не собирался, - пусть на улице стемнело, внутри было полно светильников, и служители не ленились наполнять чаши. Где-то там, в большой зале, сидели за столами Хонтагны-караванщики. Только один из них, утомлённый дорогой и упрямством Двухвостки, лёг спать рано, и Делгин и Кесса переговаривались еле слышно, чтобы не разбудить его. Нингорс улёгся поверх циновок у тёплой стены - там проходил горячий воздух от кухонной печи. Хеск сушил мех после купания. Кажется, теперь у него не осталось подшёрстка - всё было смыто или вычесано. Рыжевато-бурая шерсть шелковисто блестела.
- Так, выходит, Чёрных Речников больше нет? Только ты - и всё? - переспросил расстроенный Делгин. - Вот же ж, храни меня Мацинген... Такое и рассказывать неохота! Я никому не скажу. Меня же побьют всем кланом!
- Хочешь верь, хочешь - нет, - вздохнула Кесса. - Так сказали эльфы, а они врать не станут.
- Эльфы... - зашевелился на ложе Нингорс, подставляя руку под голову. - Замок их ты видела, даже жила там... А рассказали они тебе о праматери зурханов? Её ты видела?
- Кого? - мигнула Кесса.
- Зурханы? Это такие твари с когтями с мою ногу? - переспросил Оборотень.
- Пернатые холмы, - проворчал Нингорс. - Огромные звери. Но перья у них - как у птенцов. А чьи это птенцы? Авларины знают, но не говорят. Есть праматерь зурханов, и вот она - уже не птенец. Птица, чьи крылья закрывают полнеба. На лету глотает драконов. Двум таким в одном небе не выжить - не хватит корма. Поэтому она одна. Когда умрёт, оперятся двое зурханов. Будет новая праматерь и новый праотец. О ней не говорят... Шинн всю зиму провела в Меланнате, но даже её пера не видела. Не станут врать, говоришь?..
Он опустил голову на циновки, блаженно щурясь. Кесса мигнула.
- Нингорс! Такого не бывает, - убеждённо сказала она. - Это кто-то насочинял. Как такая махина летала бы незаметно?! Тут Клоа пролетит, и то...
Циновка, прикрывающая окно, всколыхнулась, запахло горелым папоротником. Оборотень схватил палку и ткнул в окошко. В чёрном небе мелькнул светлый хвостатый силуэт.
- У нас в Роохе тоже всякое болтают, - пробурчал Делгин, откладывая палку. - Я только успевал уши растопыривать. Говорили, что Некромант - тот, что взорвал дорогу через горы - всё-таки подох. Будто Чёрная Речница шла по его следу, догнала и отделала так, что от него костей не осталось. Я и верил, и не верил. А теперь увидел тебя. Да ещё с Нингорсом. Что вы с Некромантом-то сотворили? Должно быть, сильно он вас довёл...
- Это не мы, Делгин, - помотала головой Кесса. - Даже обидно. Боги покарали его, и никакая магия не спасла.
- Не шутишь? - Оборотень недоверчиво посмотрел на неё. - Ну, что он подох - это хорошо. Дороги целее будут. Мы вот снова по ней ехали. Пока держится.
Нингорс заворочался на циновках, повернулся к Делгину.
- Где здесь продаются кожи? Ты, караванщик, наверняка знаешь.
- А! Да, кожи нам нужны, - закивала Кесса. - И ещё мастер, чтобы сшить из них сбрую. Где такого найти?
Нингорс фыркнул.
- Какой мастер? У меня ещё руки не отсохли. Вы, в караване, чините упряжь? Инструмент есть?
- Само собой, как без этого, - пригладил бороду Делгин, стараясь выглядеть солидным. - Инструмент найдётся. Да что там! Запас кожи тоже есть. Могу немного уволочь, не хватятся.
- Э-э! Нет, Делгин, это ни к чему, - спохватилась Кесса. - Если хватятся, тебя так взгреют... Найдём что-нибудь в лавках.
- Я вас повожу по местным лавкам, - оживился Делгин. - Завтра мы сидим без дела. Ящеры спокойные, за Беглецом сам Кардвейт приглядит. Он от него не отходит.
- А покажешь, где Беглецу приживили броню? - спросила Кесса. - Там много всяких боевых зверей? Вот бы взглянуть!
- А как же, - кивнул Оборотень. - И туда отведу. Там такие звери, что оторопь берёт. В лесу я от них удирал бы со всех ног! Там всё огорожено, но посмотреть пускают. Завтра и сходим...
...Из соседних стойл послышался шорох, и в каждое оконце высунулась оперённая голова. Беглец втянул воздух и гулко рявкнул, протискиваясь к выходу из загона. Он остановился в тени навеса, с тихим ворчанием глядя на въезжающую во двор повозку. Ничего опасного в ней не было, и бронированный ящер лёг на брюхо, с ленивым любопытством разглядывая пришельцев.
Большая колёсная повозка, выдохнув струю пара, замерла посреди двора, и приехавшие на ней засуетились, снимая циновки с привезённых бочек. Служители стаскивали груз на землю и катили к погребу, одну бочку поволокли к загонам, и Беглец неохотно ушёл с дороги.
- О, воду привезли, - Делгин остановился в стороне от повозки, поодаль от торопящихся служителей.
Бочки были прикрыты циновками, впитавшими утренний туман и отяжелевшими. Сброшенные на повозку, они свисали до земли и даже не колыхались от ветерка. На одной из бочек, поджав лапы, сидела крупная харайга, и её перья, обычно иссиня-чёрные, отливали холодной сталью. Кесса, закусив губу, подошла поближе. Она не ошиблась - оперение ящера было металлическим, красноватой медью горел хохолок на макушке, ледяным серебром сверкали изогнутые когти. Харайга повернула голову, и перья на её хвосте зашевелились, смыкаясь в длинное волнистое лезвие.
Хескам понадобилась бочка, и возница подтолкнул ящера, сгоняя с насиженного места. Харайга спрыгнула на землю и прошлась вдоль повозки, с тихим скрежетом поправляя перья. Её холодный взгляд на миг остановился на Кессе, и та едва сдержала дрожь. Ящер видел её, и никакие печати ему не мешали.
- Боевые звери - очень умные, - сказал Делгин, поглядывая на харайгу с почтительной робостью. - Вот Беглец - он только не говорит, а так...
- Беглец глупым и не был, - фыркнула Кесса. Она не хотела смотреть на харайгу, но не могла отвести взгляд от её приоткрытой пасти с острыми зубками, круглых глаз с ободком серебристого металла, коротких изогнутых когтей на передних лапах, до поры прижатых к стальным перьям... Вдохнув поглубже, Кесса шагнула к ящеру.
- Можно потрогать вашего зверя? - спросила она возницу, что-то отмечающего на листе велата. Тот удивлённо на неё посмотрел и нащупал среди бочек и циновок длинный поводок. Харайга с тихим шипением запрыгнула на повозку и села, поджав лапы. Кесса протянула руку к её морде.
Харайга не шевелилась - не обнюхивала пальцы Речницы, когда та прикоснулась к её носу, не приподнимала хохолок, когда её гладили по макушке, и даже коготь не шелохнулся от прикосновения чужих пальцев. Кесса медленно убрала руку, лизнула порезанный острейшей кромкой палец и отошла от повозки.
- Они тёплые, - заметила она с удивлением. - Перья...
- Эрррх... Чародейство, не иначе, - покивал Делгин, выбираясь со двора. - Эти перья растут прямо из шкуры. Звери так кричат, когда... Вот оно! Слышали?
Истошный вой пролетел по переулкам, заглушив городской шум. Кто-то кричал, изнемогая от боли и страха. Кесса вздрогнула.
- Да мало радости, когда сталь растёт сквозь мясо, - буркнул Нингорс, приглаживая мех на загривке. - Волк, так где твои хвалёные лавки? Долго ещё мне ходить голышом?
Многочисленные лавки сгрудились в кольце стен - у каждой гильдии была своя небольшая крепость, и стены эти высотой не уступали иным городским - тут даже были дозорные башни! Кесса лишь присвистнула, пересчитав стражников. Опоясанные стенами кварталы стояли бок о бок, ворота к воротам, сейчас все они были открыты, и повозки с водой беспрепятственно проезжали от лавки к лавке. Из закрытых дворов доносился шелест папоротника и рёв панцирных ящеров, четырёхкрылые шонхоры сновали по крышам - на лапках каждого сверкали белые кольца. У главных ворот разгружался караван из Рата, и жители уже толпились вокруг, разглядывая и обсуждая каждый свёрток, снимаемый с повозки. На табличках, развешанных над каждым крыльцом, тянулись перечни тканей, - ни одна не была знакома Кессе, и она, махнув рукой, зашла в первый же дом. Цена оказалась невысокой, торг не затянулся, - и Нингорс вышел из квартала ткачей и швей, завязав на поясе новенькую набедренную повязку с несложной вышивкой на длинных хвостах.
Улочки в торговых кварталах - все, кроме единственной широкой колеи, на которую, как на нитку, были нанизаны все маленькие крепости - были так узки, что солнце на них не падало - крыши смыкались краями. Кое-где к стенам прилепили крохотные цериты, чтобы в длинных узких переходах жители не сбивали друг друга с ног. Все куда-то спешили, толкались и шипели по-кошачьи, но вокруг Нингорса было пусто, будто его окружала невидимая стена.
- Алгана! - испуганно воскликнул кто-то в переулке. Речница обернулась, но увидела лишь всколыхнувшуюся толпу, - воскликнувший, растолкав соседей, уходил прочь.
На листе коры, вывешенном над воротами, красовалась распластанная шкура с хвостом, но без головы. Этот рисунок успел потемнеть и местами затереться от дождей, но под ним чернели свежие знаки - три выжженных круга, три луны.
Кислый запах выделанных шкур висел в воздухе, смешиваясь с горечью незнакомых трав и печным дымом. Клыкастый торговец - один из немногих местных жителей, кто был одет с ног до головы, а не обошёлся набедренной повязкой и собственной шерстью - расплылся в улыбке, кивая на прибитые к доскам полосы и обрезки, на груды кож в огромных ларях и над ними.
- Хороший день, уважаемый Алгана! Только на днях привезли товар из ваших краёв.
Нингорс кивнул, и его крылья едва заметно вздрогнули.
- Что пойдёт на прочные ремни? - спросил он. - Хурга? Давай сюда, что есть.
Житель, отмахнувшись от подмастерья, развернул перед хеском свёрнутые шкуры, повертел одну из них так и этак, помял в руках и потянул в разные стороны. Нингорс фыркнул и, вытянув из груды одну из кож, подозрительно её обнюхал.
- Прочные, я сказал, - буркнул он, бросая шкуру обратно. - Где ты берёшь эту рухлядь?
- Ох-хо-хо, - покачал головой горожанин, жестом отсылая помощника в другую комнату. - Самое прочное, что есть, и сыростью совсем не тронутое. Разве я стану обманывать Алгана?!
- То-то нос горит от вонючего порошка, - ещё громче фыркнул Нингорс. Оборотень, прикрывшись рукой, чихнул.
- Верно, - вполголоса сказал он, повернувшись к Кессе. - Любят тут насыпать этой дряни. Аж глаза режет!
- Вот хорошая кожа, - сказал житель, разворачивая ещё одну шкуру и указывая на маленькое клеймо в уголке. - С ваших холмов.
Нингорс потрогал кожу, помял и тщательно обнюхал - и кивнул.
- Это пойдёт. А с Холма Полуночной Грозы ничего не привозили?
- Холм Полуночной Грозы? Клеймо с луной и молнией? - торговец, на миг задумавшись, кивнул на прикрытый ларь. - Давно ничего нет. Одни обрезки на шнурки и браслеты. Не нужно?
Крылья Нингорса дрогнули ещё раз, он приоткрыл пасть, хотел что-то сказать, но только мотнул головой и похлопал по выбранной шкуре.
- Назови цену.
Выбравшись из лавки, Делгин неудержимо расчихался и отошёл подальше от Нингорса, повесившего шкуру на плечо.
- Этого хватит? Одной маленькой шкурки? - Кесса удивлённо смотрела на шкуру хурги.
- Кардвейт разрешил взять инструменты, - сказал Делгин, утирая нос. - Но где найти место? В комнате ты всех уморишь!
- Выветрится, - буркнул Нингорс.
Делгин, отмахиваясь от горького запаха и поминая вполголоса богов, вывел путников из сплетения переулков за стену, на широкую улицу, пригодную для повозок и панцирных ящеров. На каждом крыльце стояли жаровни, пахло мёдом и варёными ягодами, и многие жители, проходя мимо, держали в руках свёрток со сластями или палочку с нанизанными на неё микринами. Кесса, вдохнув сладкий запах, двинулась к ближайшему крыльцу, но её оттолкнул прохожий. Она замерла на месте, забыв о сладостях, - таких хесков она уже встречала, и не в этом городе. По улице шли, прижимаясь друг к другу и хмуро поглядывая на иноплеменников, кладоискатели из Скейната.
- Нингорс, смотри! Помнишь их? Они копали яшму в ручье, - прошептала Речница, потянув хеска за крыло. Он пожал плечами.
Они нагнали кладоискателей у поворота. Кесса думала, что там начинается один из переулков, но мостовая через пару шагов упиралась в лестницу. На ступенях, перед открытой дверью, стояла боевая харайга. Рядом с ней сидел горожанин в кожаной броне. Его руки - от запястья до плеча - обвивали десятки плетёных браслетов.
- Вот так они обычно ходят, - прошептал Делгин, указывая на жителя. - Все в шнурках и лентах. Это из-за Волны всё поснимали.
Кладоискатели, подойдя к лестнице, замялись, но всё же один из них шагнул на ступеньку, а за ним поднялись и остальные. Житель в доспехах дал знак харайге, и ящер попятился, пропуская гостей. Один из них достал из сумы увесистый мешочек, высыпал содержимое на ладонь, - в тусклом свете заблестела яшмовая галька. Горожанин покосился на неё, кивнул и указал пришельцам на дверь. Вскоре на крыльце осталась только харайга, и дом закрылся.
- Самые смелые, - проворчал Нингорс. - Не только залезли в болото, но и перешли границу.
- Может, и нам продать камешки? - Кесса посмотрела на лестницу. Алгана фыркнул.
- Подожди до Рата. Деньги ещё остались?
- Денег хватит, - кивнула Речница.
Широкая улица взбиралась на холм и, миновав подъём, разбивалась о зубчатые кирпичные стены. Там она распадалась на два рукава, и толпа расходилась по ним, а ворота, в которые упиралась дорога, оставались закрытыми. Зубастый череп тзульга украшал каждую створку, ещё один был укреплён над воротами. Кесса, высмотрев в нижней части левой створки калитку, довольно усмехнулась.
- Там есть открытая дверца! - крикнула она, спускаясь с крыши на плечо Нингорса. Хеск осторожно поставил её на мостовую.
- Ага, туда и идём, - кивнул Делгин. - Ворота открываются не для... Эррх, мех и кости!
Трубный рёв напуганного стада алайг раскатился по улице, и прохожие прижались к стенам, а кто-то даже забрался на крыльцо. По мостовой, с хрустом вминая плашки в землю, ползла тяжёлая вайморская повозка. Её паруса были спущены, тёмный дым рвался из труб с надсадным шипением, наполняя улицу запахом гари. На широкой палубе лежало что-то большое, прикрытое широкими циновками. На каждой из них мерцали, время от времени вспыхивая, колдовские узоры, и вдоль палубы, по ограждению и под ним, пролегала широкая полоса охранного круга. По ту сторону сияния стояли над грудами циновок существа в дорожных плащах. С одним из них Кесса встретилась взглядом - и содрогнулась.
Из-под капюшона выглядывала длинная узкая морда, покрытая белыми перьями. Острые зубы торчали сверху и снизу, смыкаясь, как капкан. Узкие алые глаза на миг вспыхнули и погасли, и Кесса поспешно отвела взгляд. Даже сторожевая харайга у водяной повозки смотрела на неё дружелюбнее.
- Венгэты! - Делгин в волнении дёрнул её за руку. - Венгэтская повозка! Это они придумали, как растить боевых зверей! Говорят, у них даже тзульги есть...
- Ну уж! - фыркнула Кесса, забыв о белых ящерах в человечьей одежде. - Откуда у них тзульги, если этих тварей всех перебили?
Тяжёлый вздох раздался под циновкой на палубе, и волосы Кессы шевельнулись от горячего ветра. Циновки тяжело вздымались, что-то шевелилось под ними. Та, что лежала на краю палубы, дрогнула, и из-под неё выскользнули длиннейшие когти - три изогнутых меча на могучей лапе.
Белый ящер приподнял покрывало и с пронзительным воплем повернулся к носу повозки. Сигнальные рога взревели, и колёса загрохотали чаще. Впереди медленно открывались тяжёлые ворота, и повозка подползала к ним, шипя и выдыхая пар. Кесса, оцепенев, провожала её взглядом.
- Пернатый холм...
Рядом с ней шумно выдохнул Делгин. Его глаза восторженно сверкали.
- Венгэты привезли живых зверей! - сцапав Кессу за руку, он поспешил к воротам. - Вот бы показали того, с когтями! Здоровенный, правда?
- Это детёныш, - отозвался Нингорс, и от ненависти в его голосе вздрогнул даже Оборотень. - Какая мерзость...
Кесса вывернулась из-под руки Делгина и остановилась у стены, глядя на закрывающиеся ворота. Не успели створки сомкнуться, как захлопнулась и маленькая дверь, а глазницы трёх черепов загорелись лиловым огнём. Путь был закрыт.
"Зурханы," - Кесса смотрела на стены, и ей мерещились папоротниковые заросли, шелестящий вздох над головой и огромный ящер, вскинувший когтистые лапы. "Эти существа - прямо в городе. Нуску Лучистый, куда меня занесло?!"
- Если зурхан захочет выбраться, выдержат ли ворота? - прошептала она. - Его же ничем не возьмёшь...
Делгин растерянно качнул головой.
- Эррх... С чего ему выбираться? Их там хорошо кормят, - сказал он. - Они там аж лоснятся. У этих зверей хорошая жизнь.
Нингорс, заскрипев зубами, повернулся к нему, и Оборотень попятился, испуганно скалясь.
- Зурхан - благородный зверь. Никогда не нападает, не предупредив, - из груди хеска вырвалось глухое рычание. - Тут его тащат, как мешок с сеном. Хорошая жизнь...
...Кухонные печи прятались за стеной, все дверки, впускающие в залу горячий воздух, были прикрыты, - но сама стена только что не дымилась, и никто уже не решался сесть рядом с ней. Окна и двери открыли нараспашку, и рои насекомых гудели на границе тьмы и света, не решаясь пересечь незримую черту. Кто-то уже выбрался на крыльцо, и со двора неслись пьяные песни. На гуляк с крыши вопил крылатый ящер, разбуженный среди ночи. Но ни его вопли, ни голоса захмелевших хесков не могли заглушить протяжный рёв, вой и пронзительные крики, волнами накатывающие на город из крепости под тремя черепами. Если бы Кесса прислушалась, она различила бы отдельные голоса - шелестящие вздохи и раскатистый рокот зурхана, трубный рёв алайги, скрипучий визг пернатых хищников и басовитый гул анкехьо и Двухвосток. Пленники осваивались в новом доме...
- Грибы и бобы! - Делгин заглянул в свою миску и досадливо скривился. - Мех и перья! Где моё жаркое?!
- А по мне, хорошее варево, - пожала плечами Кесса. По правде говоря, она едва различала вкус еды, - холод, ползущий по коже при каждом вопле с улицы, заглушал и мысли, и чувства.
- Нингорс не спустится? - Оборотень вздохнул, покосившись на лестницу. Она скрипела под чьими-то ногами, но навряд ли это был Нингорс, - под лапами Алгана ступени проседали куда сильнее.
- Он шьёт, - покачала головой Кесса. - Кто бы мне сказал, что я встречу крылатую гиену, умеющую шить...
"Даже Алгана, могучие воины Хесса... даже из их числа мне попался именно ремесленник!" - вздохнула она про себя. "Да, что-то в легендах напутали..."
- Гиены по степи бегают, - фыркнул Делгин. - А уважаемый Нингорс - мастер-шорник и торговец кожами.
- Да, могучий демон, торгующий кожами, - это совсем другое дело, - пробормотала Кесса, разглядывая стол. "Отчего мне никогда не встречаются великие воины и мудрые чародеи?!"
Край стола дрогнул - на него опустился тяжёлый кулак. Дрогнул и Делгин, поспешно поднимаясь на ноги. Над ним возвышался Хонтагн, и череп маленького зверька покачивался на его шее. Кардвейт, хозяин каравана, стоял перед Кессой и рассматривал её пристальным недобрым взглядом.
- Делгин, иди сюда, - поманил он Оборотня к себе, отходя от полупустого стола. - Один.
- Почему мне с ним нельзя? - спросила, облокотившись на стол, Кесса.
- Если хочешь, чтобы я рассчитал его прямо здесь, - иди, - неприятно усмехнулся Кардвейт. Делгин бросил на Кессу предупреждающий взгляд и быстро выбрался из-за стола.
- Что такое, мастер Кардвейт?..
Кесса напрасно прислушивалась - хески вышли на крыльцо, и пьяные голоса заглушили негромкий злой шёпот и сердитое ворчание. Делгин вернулся один, грохнул кулаком по столу и плюхнулся на скамью, мотая головой и криво усмехаясь.
- Он обидел тебя? - испугалась Кесса. - Что он сказал?
- Да что он скажет... - скривился Оборотень. - Злится, что вы живёте с нами в одной комнате. И что я с тобой говорю и хожу. Обещал вышвырнуть меня прямо здесь, если это продолжится. Да и Вайнег с ним! Что я, дороги не найду?..
Когда Кесса поднялась в спальню, тусклый церит у окна ещё мерцал. Нингорс сидел у светильника и примерял ремни к прорезям. Почти готовая сбруя лежала на его постели рядом с коротким лезвием и мотком дратвы.
- Что случилось, детёныш? Кто тебя напугал? - увидев Кессу, хеск отложил работу и недобро оскалился. - Где он?
- Не, меня никто не трогал, - покачала головой Кесса. - Кардвейт, Бездна его поглоти, очень зол на нас, а отыгрывается на Делгине. Грозится выгнать его... Нам, Нингорс, завтра лучше улететь.
- Давно пора, - фыркнул Алгана. - Я думал, ты тут жить останешься. С утра проверишь новую сбрую. Что бы ни вышло, будет не хуже старой плетёнки, - кожа прочная.
...Кесса проснулась от резкого запаха гари - и липкого страха. Сердце отчаянно колотилось, в ушах звенело. Она распахнула глаза и скатилась с ложа, испуганно глядя в окно. От прикрывавшей его циновки остались жалкие обгорелые клочья, и пепел осыпался с них белесыми хлопьями. Зеркало, забытое у изголовья, горело белым огнём, и блики рябью расползались по потолку и стенам.
- Волна! - вскрикнула Кесса, поднимаясь на ноги. На соседней постели зашевелился сонный Хонтагн - отсветы потревожили его, и он сел, мотая головой и сердито фыркая. В другом углу поднял голову от подушки Делгин, озадаченно взрыкнул и уставился на одеяло, будто никогда ничего подобного не видел.