Мерно постукивали колёса на стыках рельсов. Поезд катился на юг.
Пассажиры уже обвыклись. Разговор шёл непринуждённо, сам собой; уже не важна была и тема. Дорога навевала разные мысли. Не мешал беседе и слегка навязчивый, но уже привычный шум плацкартного вагона.
За столиком сидел седой интеллигентного вида старичок при галстуке, представившийся профессором. Напротив - прямо и уверенно держащийся молодой человек лет тридцати, и рядом с ним - по-военному подтянутый, строгий пожилой мужчина. Как оказалось при знакомстве, полковник в отставке.
- Так вот, Иван Иваныч, - продолжал профессор, обращаясь к полковнику,- спрашиваю я священника: как же Бог так лукаво с первым человеком поступил? Оставил Адама и Еву под присмотром чёрта.
- Как это чёрта?- удивился Иван Иваныч.
- А как же не чёрта! Сейчас объясню, -прищурил умные глаза профессор, отчего лицо его сделалось хитрющим.
-Вы что-то всё перевираете,- отозвался молодой человек.- Сад-то райским был. Ангельским. А вы поминаете чёрта.
- Так, так,- ухватился за мысль профессор и сквозь щёлочки глаз со значением взглянул на собеседников. - Скажите-ка, падший ангел - это чёрт?
- Чёрт! Точно чёрт, - отчеканил, дивясь такой простоте мысли, Иван Иваныч.
- Вот-вот. Следите за ходом мысли. Яблоко-то не зря было оставлено. Знал Всевышний, что это искушение. Вот и подумайте: зачем он яблоко оставил, а в присмотр назначил чёрта?- Увидев недовольное лицо молодого человека, смягчился:- Ну хорошо, хорошо, - ангела. Ангела, падшего впоследствии.
-Прекратите домыслы, - недовольно пробурчал молодой человек.- Вы всё путаете. И смысл там другой. Так договоритесь до того, что сам Бог совратил человека. Не желаю я этот профессорский бред слушать про Всевышнего.
- Да не брежу я. Хочу разобраться в противоречиях. Вы же согласны, что дьявол захотел уподобиться Всевышнему?
- Согласен. Это и в писании сказано. Грех большой посягать на божеское место и сеять в мире зло. Но на то и Христос, его именем и побеждается зло, - упрямился молодой человек.
-Но не только же в писании зло борется с добром. А у Лермонтова в поэме "Демон"? Мы это в школе проходили, - выглянув из соседнего купе, вставилась в разговор конопатая девушка лет восемнадцати.
И другие пассажиры из того же купе тоже заглянули к ним. Они и так посмеивались, прислушиваясь к их чудному разговору. А тут есть повод посмотреть, кто ведёт такие заумные беседы. Плацкартный вагон на то и плацкартный - всё как на ладони видно и всё слышно.
Профессор удивлённо посмотрел на девушку. Она тут же скрылась, но он всё же ей ответил:
-А в понятие добра и зла у Лермонтова вкладывался совсем другой смысл, противоположный тому, какой он имеет в писании христианском, где добро означает покорность Богу, а зло неповиновение ему. А Михаил Юрьевич, как известно, был певец борьбы. Такому вас учили в школе?
Но девушка промолчала.
Зато воспротивился молодой человек:
- Что-то вы тут нагородили, намутили. Так недалеко и до признания неких демонических сил, что управляют человеком, подвигая его на безрассудное сопротивление в жизни. А значит, и на безверие.
- Я об этом не говорил. Просто по христианской морали подвиг добродетели в смирении, а для Лермонтова - в борьбе.
- Извечная битва добра и зла, - заключил Иван Иваныч.
-А насчёт нечистой силы хочу добавить, что наши предки даже мёртвых хоронили, крепко связывая им руки за спиной и придавливая могилу тяжёлым камнем. Боялись её, этой нечистой силы. А сейчас эти силы отпустили, и они правят нами и нашим миром.
- Да,- подхватил Иван Иваныч, - от этих сил страха и жестокосердия много в мире.
- Значит, - снова выглянула девушка, - борьба света и тьмы не кончена и продолжается.
- Умница! - улыбнулся профессор. - Не кончена борьба. Но ты не бойся. Есть учение, что Бог может допустить пострадать нам от происков Сатаны не больше, чем человек способен вынести. Когда-то Александру Меню задали вопрос: надо ли бороться с тёмными силами, защищаться или отойти в унижении и оскорблении? И он отвечал, что надо бороться. Если им поддаться, то это и будет унижение и оскорбление.
Молодой человек тоже согласился:
- Наконец-то слышу из ваших уст мудрые слова. И я тоже верю, что добро победит, ведь в писании сказано: "И корова будет пастись с медведицею".
- Ох, как трудно в это верится! - посетовал Иван Иваныч. - Столько зла расплодилось на свете. А на Донбассе, среди славян, что творится! А вы - "корова...с медведицей". Потерялось лицо человеческое. Видно, демон властвует душами людей.
Замолчали, прислушиваясь к неугомонному перестуку колёс. За окном день клонился к вечеру.
По проходу вагона с веником шла проводница, толстенькая приветливая женщина с живым взглядом. Она остановилась, пристально глянула на троицу молчащих пассажиров, только что так оживлённо беседовавших.
- Извините меня, - вдруг обратилась она к ним, - наговорили вы тут с целый короб. Так сразу простому смертному ничего и не понять. Винегрет сплошной получился из ваших слов и мыслей.
Молодой человек усмехнулся: мол, не каждому дано понять наши умные разговоры.
- Зря смеётесь, молодой человек.- Она присела на край нижней полки.- Я не такая подкованная, конечно, знаниям и, как вы, но кое-что смыслю в жизни. Я вот слышала: Бог и Сатана при сотворении мира ударили кремнём о кремень, и от удара Бога произошли ангелы, а от удара Сатаны - нечистые духи. Вы тут говорили, что пострадать нам, людям, от рук Сатаны, то есть нечистой силы, дано не больше, чем человек сам способен вынести, и взяло меня сомнение. И скажу я вам, учёные люди, что в жизни всё не так.
В это время девушка, заинтересовавшись беседой, пересела из соседнего купе на свободное место у окна. Веснушки на её лице словно сбежали вниз, к уголкам губ, и весёлые глаза, погрустнев, сосредоточились на проводнице:
-И я так думаю, и мама мне говорила, что есть предел человеческим силам.
- Я вам сейчас про свою соседку расскажу. - И, взглянув на профессора, вдруг спросила:- Может, я вам мешаю?
- Что вы, рассказывайте! - закивали одновременно профессор с Иван Иванычем, а молодой человек снисходительно улыбнулся.
- Моя соседка, скажу вам,- начала свой рассказ проводница, - прекраснейшей души человек. А как она свою тётку любила, так это на словах не передать. Больше матери. Матери же её некогда было, всё она устраивала свою жизнь. До мужиков охочая была. В общем, не было у неё к дочке особой любви, да и времени на дочку не хватало.
- Бывает,- поддакнул Иван Иваныч.
Тут как раз прошла вторая проводница, худенькая, костлявенькая, и, прервав их разговор, сообщила напарнице:
-Я пошла со сводкой к начальнику поезда.
После заминки в разговоре толстенькая проводница продолжала:
- Заболела вдруг тётка и умерла. Очень сильно горевала соседка, но время берёт своё. Начала устраивать свою жизнь. Одна ведь осталась. Мать где-то гулеванит, заботы после смерти тётки отпали. Та в последнее время сильно болела, и соседка ни на шаг не отходила от неё. И вот нашла она хорошего мужичка, и они зажили душа в душу. Мы с ней были дружны не так, чтоб в гости ходить друг к другу, но на свадьбу, очень скромную, она меня пригласила. С этого момента мы с ней ближе сошлись. Она стала иногда ко мне на чай заглядывать и делиться со мной своим семейным счастьем. И так было примерно полгода, а потом вдруг она взяла и пропала. Не идёт и не идёт ко мне. Думаю, может, на работу устроилась, а может, не хочет счастья своего расплёскивать по хаткам. Это ж хорошо, что человек счастлив.
Но вот как-то неожиданно она появилась у меня. Пришла. Какая-то потерянная и молчит. Я её спрашиваю: "Что случилось?" Молчит. Ну, молчит, решила, - пусть молчит. Когда надо, выскажется. И наконец, её прорвало. Слёзы на глазах: "Валя, не знаю с чего и начать. Как тебе и сказать... Беда это или ещё хуже - не знаю. Тётка меня по ночам посещает". Я руками всплеснула: "Какая тётка? Она же умерла".- "А вот так. Приходит по ночам ко мне прямо в спальню. Присядет на коечку и жалуется: "Скучно мне там без тебя". Я возмутилась в ответ ей: "Что ты мелешь? Выкинь это из головы, и всё пройдёт. Это ты сама по ней тоскуешь. Сходи на могилку, приберись там, помяни её - и всё как рукой снимет". - "Хорошо", - сказала она, резко так поднялась, будто чем-то недовольная, и ушла понуро, как побитая собака. Не успокоила я её. Видно, другого ответа ждала она от меня. А может, чего-то мне недосказала.
И долго её не было после этого случая у меня. Я подумала, наверно, всё там наладилось. Всякое ведь бывает после смерти любимых людей. Привязываются к ним при жизни, и потом без них как пустое место остаётся. А тут тётка, считай, заместо матери была. Хотя сомнение закралось во мне. Не одна ведь живёт. И счастливо будто. Что-то, думаю, тут не так. Надо бы сходить...
- Фу!- вздохнула девушка. - Ужас какой!
- И не такое бывает,- хихикнул молодой человек.
Проводница строго взглянула на него и продолжала дальше под изумлённым, слегка испуганным взглядом девушки:
- Сходить я не собралась. Неудобно как-то без приглашения, и вроде как в последний раз она на меня обиделась. А на душе неспокойно. И не ошиблась я в своём предчувствии. Вскорости она сама у меня появилась.
Проводница на мгновение замолчала, словно заново всё переживая.
- Появилась опять так неожиданно и поздно, этак в часу одиннадцатом ночи уже. Пришла какая-то вся не своя и в одной ночной сорочке. Очень она меня удивила. И как она в таком виде по лестничной площадке шла? Явно человек был не в себе. Села на диван так с краешку, будто впервые пришла ко мне и боится, что её вот-вот прогонят. Села, а сама белая как стена. И молчит опять, как тогда. Я уже тормошу её. Не жду, пока она очнётся и выговорится. Гляжу, в каком-то ступоре она, совсем плохая. Воды ей принесла попить. Уже чуть ли не кричу на неё: "Говори, не молчи! Легче будет!"
И вдруг она как зарыдает, как запричитает: "Умирает он!.. Я боялась к тебе прийти, а то, думаю, примешь меня за сумасшедшую. Опять тётка приходила ко мне. Я ж неверующая, а уже и в церкви была. Свечи за упокой ставила. Хотела к батюшке за советом подойти, да постеснялась. И, как ты советовала, на могилку съездила и поговорила там с ней: "Тётушка, оставь меня в покое ради нашей прежней любви! Не отбирай у меня счастья моего земного!"
"Так что ж случилось?" - пытаю её. А она не успокаивается, вся дрожит, как дитя беззащитное, и сквозь плач мне рассказывает: "Тётушка пришла, а перед этим её долго не было, и опять жалуется, что там без меня ей не хорошо. Скучает, мол, она без меня. А я возьми и брякни: "Скучно, так возьми кого другого себе в друзья, только отстань". И отвернулась от неё к стене. И только стала я засыпать, как чувствую, что кто-то навалился на меня и душит. А это, оказывается, тётушка, - видно, решила таким способом прибрать меня на тот свет; я еле её сбросила с себя. С тех пор она перестала ко мне приходить. Только сердце после этого стало побаливать".
"Это ж хорошо, что не приходит!" - говорю я. "Ничего хорошего! - Она вдруг перестала плакать. - Муж заболел. Да так сильно... безнадёжно. В больницу попал. Врачи только руками разводят. Ни под какой диагноз не подходит. А он всё чахнет и чахнет. Недавно его оттуда забрала. Я надеялась, что хоть родные стены помогут, а ему всё хуже и хуже. Лежит и бредит. Всякую чушь несёт - кому-то обещает, что скоро придёт.- И вдруг уставилась в одну точку, как полоумная, и только шепчет: - Это всё я виновата! - И так несколько раз: обхватила голову и покачивается: - Это всё я виновата..."
Девушка, глядя на проводницу, вся сжалась, глаза её расширились. А молодой человек тоже вначале слушал с интересом, но потом на его лице снова появилась скептическая ухмылка. Лишь по сосредоточенным лицам профессора и Иван Иваныча нельзя было ничего понять. Из соседнего купе выглядывали напряжённые лица.
- А чем я могла ей помочь? - горько вздохнула проводница. - Ну, сходила, посмотрела. И в самом деле, плох. Лицо в поту и серое, глаза отсутствующие, бредит. Сразу видно - не жилец на этом свете. Посоветовала ей хорошую знахарку найти, чтоб порчу могла снять. Ещё к батюшке сходить посоветовала. А сама уже и не верила своим советам. Она так и поступила. И батюшка домой к ним приходил. Всё окропил, все углы освятил, молитвы нужные прочитал, но ничего уже не помогло. Муж соседки скоро умер.
Прошла костлявенькая напарница:
- Что-то ты здесь засиделась. Чай мы пить будем?
- Будем, - буркнула толстенькая проводница, недовольная, что её перебили на самом интересном месте. - Сейчас приду.
И продолжала свой рассказ:
- После смерти мужа стала она заговариваться. Если случайно встретимся, меня через раз узнавала. Как просветление найдёт, спросит: "А, Валентина? Как дела?" А сама будто куда спешит. Ещё пару слов скажет и бежит: "Пора мне, а то мой совсем меня заждался". Живой он для неё, получается. Объявилась мать с каким-то облезлым мужичком. Тот пьяненький ходил по квартире гоголем. Всё теперь здесь его. Была я у них. Просила мать не обижать свою же дочь. Да она, по всему видать, собирается её в дурдом сдать... А вы тут о потусторонних да высших материях рассуждаете, как будто что-то в них смыслите. И всё-то вам, образованным, по плечу.
- Это точно, - взволнованно поддакнула девушка и, смахнув слезинку, перешла в своё купе со словами: - Страшно как жить!
Молодой человек встрепенулся и вслед произнёс:
- Ну, вы скажете! Если всему верить, так можно и правда, не жить.
Но проводница посмотрела на него жалостливо, как на маленького несмышлёныша, и спросила уже всех:
- Чай будете, оракулы?
И вскоре чай был на столе. Пили молча, и каждый, наверное, обдумывая что-то своё, так и не проронили до конца чаепития ни слова.
Чуть погодя как был допит чай, молчание нарушил Иван Иваныч:
- Не понимаю, и правда, какое-то сплошное бесовство творится. Оно в жизнь прямо так и въедается. Правильно сказала проводница: хорошо порассуждать и о высоких материях, но жизнь всё ставит на свои места, и не всегда по справедливости. Мне вот что земляки недавно написали. Я ведь южанин-степняк. У одного из хуторов поисковики откопали останки бойцов, полёгших там в неравном смертном бою, а для кого-то с самой войны до сих пор без вести пропавшие. Решили казаки похоронить останки героев в братской могиле с почестями. Ветераны подобрали место на кладбище, чтоб оно видным было каждому приходящему туда. И табличку заказали с именами погибших. Собрались хуторяне, ждут. Старики, те, что ещё живые и повоевавшие, свои награды надели. Пиджачки им старухи вычистили, сорочки выутюжили. А останки героев не везут. Только потом выяснилось всё безобразие ситуации и вся её бессовестность. Оказывается, поисковики привезли останки к зданию местной администрации. А те работнички, народные избранники, затребовали справку из области, разрешающую захоронение. Но справки, этой всего-то какой-то вшивой бумажки, и нет. А сами, из администрации, палец о палец не ударили, зная, что такое важное событие намечается. Вот она, эта администрация, и послала поисковиков подальше: "Где откопали, там и закопайте". Так вот, глава администрации скоро после этого умер. Но здесь всё обошлось без нечистой силы. Казаки сказали: "Бог покарал". - И он притих, задумался.
Профессор неодобрительно покачал головой: мол, слов нет на такое кощунство.
-Гады! А Бог справедлив,- только и сказал молодой человек.
И опять наступила в купе тишина. Вновь послышался перестук колёс, несущих поезд по бескрайним просторам матушки России. Всё ближе и ближе подъезжали к югу, к его степным краям, пропахшим полынком и хлебом.
Все молча уставились в окно. Каждый думал по-своему о сложностях -необъяснимых переплетений божеского и дьявольского в человеческой жизни.
Молодой человек тихо сказал:
- Я тут над проводницей смеялся... А мне ведь тоже приснилось не так давно, что прилетел ко мне голубь и принёс в клюве записочку. Я протягиваю к нему руку за запиской, а вместо голубя вдруг передо мной ворон - и как клюнет! И гадюка вместо записочки. Я с перепугу вскочил как ужаленный среди ночи, а в ушах зловещее: "Кар-р!" - и никого рядом нет. А утром я узнал, что мой школьный дружок погиб на Донбассе. "Я эту нечисть всю изведу!" - сказал, уходя добровольцем. Не удалось извести. Живучей его она оказалась.
За окном вечерело. В вагоне стало тоже сумеречно, и только перестук напоминал, что они в пути.
Иван Иваныч, потрясённый рассказанным, глухо заговорил:
-А мы с женой вот на старости лет опекунство берём над внуками. Горе у нас большое и непреходящее. Я потому-то и в отставку ушёл. Сынок погиб в автокатастрофе. А следом от переживаний и невестки не стало. Тромб оторвался. Так сильно она горевала, что не пережила потерю. А за какие такие грехи Бог их, молодых, прибрал? Моих вот случайно, твоего же друга, - взглянул он сочувствующе на молодого человека, - по зову совести. Не пойму я что-то ничего в этом мире. Поседел вот, а ума не нажил. Чистые ведь были люди. Или кто позавидовал нам, или мы со старухой где нагрешили? Там понятно, на Донбассе. Там дьявол поднял голову, и ему крови хочется. А за что ж моих? И так вдруг! Вот такие наши неясные и невесёлые земные дела. Попробуй-ка в них разобраться, а не то что в небесных. Сказал я супруге: "Во чтобы то ни стало поднимем внуков. Будем из них растить настоящих мужиков - защитников Отечества. Стареть теперь нам ох как нельзя! И жить надо не только на Бога надеясь, но и на себя. Жить надо долго, и всё ради внуков. Они теперь нам вместо детей. И их у нас с тобой снова двое".
Все с уважением взглянули на Ивана Иваныча.
Опять в тишине стал слышен мерный перестук колёс. Зажглись первые мерцающие вдали огоньки, и внезапно поезд издал тревожный призывный сигнал, быстро потонувший в стремительном беге вагонов. В неумолимом беге, несущем сквозь беспокойное время людей, не ведающих ещё, что ждёт их впереди, но так надеющихся на счастье...