Как завсегдатай кафе 'Астероид', я предпочитаю мууза, обложенного паппортмерстиком. Хотя мууз определенной породы, хорошо воспитанный и укрощенный, может жить в доме. Иногда, когда я бываю в гостях, и возле меня отирается ручной мууз хозяев, я чувствую к нему симпатию. Но отнюдь не тогда, когда навещаю свою тетушку. Если б у меня был такой капризный и зловредный мууз, как у неё, я бы давно с ним расправился. Я уже говорил, в каком виде предпочитаю муузов.
Тётушка не догадывается о моих взглядах. Она уверена в искренности похвал её Пупсику - её декоративному 'полуколечку'. Декоративным старушка называет его видимо потому, что Пупсик какой-то особенно крутой породы. Он белой, снежной масти, и у него уродливые короткие ноги. Перекормленный мууз никаким боком не похож на Далекое Кольцо - полукольцо или четвертькольцо, каким оно видится на небе. Похвалы жирному муузу сердят меня - ведь я немного поэт в душе. Если когда-нибудь разбогатею, открою магазин старинной гравюры. Но пока я беден... По четвергам прихожу в гости к тетушке и терплю общество её декоративного Пупсика.
Тем, кто не жалует Пупсика, он отвечает той же монетой. Когда я прихожу к тете, он встречает меня в дверях презрительным взглядом, а в ответ на мое приветствие демонстративно отворачивается и уходит. Впрочем, уходит неспроста - спешит занять удобное кресло, в которое и я не прочь бы сесть, потому что оно ближе к столику и можно брать печенье из вазочки почти сколько хочется. Но мне приходится сидеть на стуле и за каждым печеньем тянуться так далеко, что тетя, восседающая во втором кресле, отрывается от вязанья и провожает мою руку взглядом.
Если же я иду по гулкому коридору и заворачиваю в кухню, мууз тут же бежит за мной, словно опасается, что я стащу что-нибудь, если меня оставить без присмотра.
На кухне в Пупсичкином холодильнике полным-полно соков и консервов, на которых изображен то мууз обедающий, то мууз за ленчем, то еще чёрт знает какой мууз. Когда тётя накладывает в Пупсину тарелку еду из такой вот баночки с красивой картинкой, приговаривая:
- Кушай, притворяшечка! - то она и сама съедает ложечку.
- А мне, тётя, можно попробовать? - чуть-чуть не спрашиваю я, но сдерживаюсь.
Во-первых, тётушка может рассердиться. Во-вторых, я - мужчина, и муузьему корму предпочитаю самих муузов. У них изысканная пища. Разработанная с учетом их пищеварительной системы. Хотя, на мой взгляд, мууз вполне мог бы слопать тот же самое, что и я. Тем более, что я сам видел, как он все это лопает, особенно, когда тётя отвернется. Но тётя считает, что Пупсику нужно супер-пупер... Поэтому радуется, когда купит очередной, особо калорийный, как гласит реклама, муузий деликатес.
Однако было бы каменной неблагодарностью с моей стороны сказать, что тётя заботится только лишь о своём ручном муузе. Меня она тоже угощает, и порой очень щедро.
И в тот четверг, с которого началось невероятное для меня - скромного служителя типографии - приключение, я шел в гости, предвкушая сытость и искренне надеясь, что тётин любимец не станет особенно меня донимать.
Сначала всё шло хорошо.
Мы с тётей поговорили о Кольце, погоде и - слегка - о политике. Я поел супа с гренками, варенья с хислебсом, а потом устроился на стуле поуютнее с чашечкой ароматного мталидо в руках и стал вместе с тётей и Пупсиком смотреть визор.
Когда на экране показались скаковые муузы - тарки, я притворился, что скачки нисколько не интересуют меня. Еще не хватало, чтобы тётя сочла меня азартной личностью. Но в душе я восхищался стройными тарками, нисколько не похожими на неуклюжего, уродливого Пупсика.
Когда Пупсик бежит, его живот волочится по ковру, до такой степени раскормила его тётка.
Но она не замечает этого. И сейчас как ни в чём ни бывало начала рассуждать на тему того, что Пупсичек похудел, что у него несварение...
Потом начались межпланетные новости. Я романтик - люблю послушать про отважных покорителей космоса. Но в этот раз новости оказались особо интересными. К ряду открытых нами планет прибавилась ещё одна.
На ней есть разумная жизнь и - диктор особенно подчеркнул это - обитают муузы! Это сенсация, потому что миров, обжитых муузами - младшими племянниками эстелей - не так уж много.
Не всякая планета пригодна для жизни на ней мууза...А если пригодна, торговля с ней ведётся особенно оживленно. Те, кто рискует приручать муузов, как моя тётя, считают особым шиком закупать им деликатесы с другого конца Галактики.
Тетя иногда хвастается подругам, что её Пупсик, мол, ничего нашепланетного, отечественного в пасть не берет. Поймав многозначительный взгляд, брошенный тётушкой на любимца, я подумал, что она теперь в лепёшку разобьется, лишь бы достать для обожаемого муузика мармелук или фрукты с новой планеты.
Но диктор с экрана разрушил тётины планы.
По его словам, до установления торговых отношений, нужно будет установить контакт, а еще раньше подготовить почву для контакта, в связи с чем уже избрана специальная комиссия. Ну, а как быстро работают наши комиссии - это мы знаем. 'Не скоро же Пупс доживёт до баночек с новыми этикетками!' - подумалось мне. Тётя видимо подумала о том же, потому что вздохнула и скорбно закашлялась в своем кресле. Но я тогда не обратил внимания на зловещий признак.
А с экрана продолжали расписывать, как хороша новая планета, особенно для муузов - настоящий рай. Великолепная погода, тепло, солнечно... Кадры действительно были прекрасными. И мууз, которого нашла Первая экспедиция, был на вид довольным и жирным. Тётя расчувствовалась, а я подумал, что мууз настолько аппетитен, что та же экспедиция наверняка не удержалась и съела его. По крайней мере я бы...эх...Вообще неплохо было бы некоторых наших муузов - но, ясное дело, не Пупсика, а тех, которых подают с паппортмерстиком в дешевом кафе 'Астероид' на углу - послать подкормиться на ту планету. К сожалению, мууз не выносит прыжков в четвертом измерении. Говорят, ему тяжело смириться с хронопотерей. Век мууза короче века эстеля, поэтому хронопотеря для них гораздо ощутимее, чем для нас.
Недаром говорят, что муузы капризны, как леди. Те сетуют, что от гиперпространства на лице появляются пунктинели. Еще бы милым леди не заметить у себя пунктинели! Ведь они без конца смотрятся в зеркало, если только не очень-очень стары, как моя тётушка.
Между тем, тётя приуныла от всего показанного и рассказанного - от того, как здорово живётся муузам на Планете Хорошей Погоды, и горестно уставилась в окно, где было темно и шумел камнепад, насланный Великим Кольцом. У неё было такое печальное лицо, словно бедняга Пупсик окончательно потерял аппетит и смертельно заболел от недостатка солнца и витаминов.
Может быть, она ожидала сочувствия, но я не проникся тётиным настроением. Я даже не очень-то заметил его, потому что по визору начался конкурс красоты среди студенток Университета, и все астроновости тотчас улетучились из моей головы.
Я любовался походками очаровашек. Восхищался личиками, на которых самый придирчивый взгляд не заметил бы ни одной пунктинели, когда скорбный голос тёти трубным гласом ворвался в мои грёзы.
- Чему ты так улыбаешься, Зоуллс? - вопросила меня тётя.
- Я объяснил, что меня, как настоящего мачо, волнует конкурс. Но тётю моё простодушное объяснение не удовлетворило. Почему-то она обиделась ещё больше:
- Если бы ты был настоящим мачо, Зоуллс, ты бы съездил на ту планету, которую сейчас показывали, и привёз нам подарок. Гм...Что-нибудь витаминное, чтобы восстановить силы Пупсика.
- Восстановить силы...? Небесное Кольцо! - вскричал я и даже подпрыгнул на стуле, поняв наконец, что от меня требуют. - Тётя, это же контрабанда!
- Как знаешь, - поджав губы, промолвила тётушка.
А её любимчик злобно посмотрел на меня с кресла и супижрыкнул что-то с таким видом, словно хотел цапнуть.
Я в ужасе подобрал ноги.
Магазинчик гравюры улетал от меня в бесконечность, в четвертое и пятое измерения, в параллельный мир...словом, чёрт знает куда.
Мне не видать его, как своих лособи, если я сейчас же не соглашусь добыть из неведомых сверхсветовых далей подарок для Пупсика!
Короче, выбора не было.
Получив от тёти деньги на дорожные расходы, я вышел из замка в совершенно растрепанном состоянии. Я никогда еще не бывал за границей. Кроме того, страшно боялся космических гангстеров и полицейских.
Правда тётя сказала мне на прощанье, что всё будет хорошо и что дуракам везёт, но я не собирался считать себя дураком.
Однако, пока я доплёлся, нещадно избиваемый стихией, до дома, настроение потихоньку улучшилось. В конце концов, не в пасти же к каннибалам посылала меня тётя - одно то, что аборигены новооткрытой планеты разводят муузов, говорило в их пользу. Созерцание мууза наводит на мысли о бренности, с загадках и танствах природы. Легко понять, как появляется Жизнь Разумная - она логико-псатентично вытекает из квазанического взаимодействия темного гало с компонентой вращения хронополя. Но так называемая Неразумная Жизнь - вот настоящая загадка! Как на нашей угрюмой планете, под рассылающим смерть Великим Кольцом могла столь долго и стойко цепляться за Бытие Неразумная Жизнь? Ведь Вселенная абсолютно равнодушна к ней, в то время как Разум является логическим трасектором, то есть необходимой частью мироздания по крайней мере в четырёх его измерениях.
Где же находит силу тот, кто не может черпать её в Разуме? Как можно жить, не зная, что такое смерть и Вечность?
А муузы не просто живут. Они борются, путешествуют. Они даже - в отличие от эстелей - эволюционируют, пытаются отрастить себе крылья.
...Утром я взял на работе отгулы и пошёл тратить тётушкины денежки. Для обмена купил муузью сбрую. Не ту, что на би-транзинах, а самую что ни на есть старинную, то есть сделанную под старину. Она не имела ни технической, ни художественной ценности, и я мог обменять её у хозяина мууза на муузий деликатес с чистой совестью.
Я надеялся, что аборигену сбруя понравится. Она была экзотична, изящна и украшена бубенчиками. Правда, она была не из штецка, а из обычного поа, но она была безразмерной, раскладывалась по простейшей функции, а вряд ли на Планете Хорошей Погоды разбираются в тонкостях.
Затем я посетил Библиотеку, но ни в одном звездно-галактическом зале не смог найти данных на нужную мне планету. К счастью, в библиотечном туалете ошивался тип с накладной челюстью, в темных окулярах, похожий на аргуссианина. Этот добрый малый продал мне искомые координаты планеты, вынув их буквально из уха, и запросил такую цену, что торговаться было смешно.
Чувствуя себя законченным преступником, я взял напрокат дешевенький звездолет, надиктовав при этом ужасное враньё о маршруте путешествия... Да, еще захватил оружие - лучевой парализатор. Вдруг на просторах планеты встретятся дикие, никому не принадлежащие муузы. Можно будет поохотиться и устроить небольшое пиршество. Впрочем, нажимая кнопку, отправляющую корабль в гиперпространство, я думал уже не о желудке, а о том, как бы мне еще раз увидеть родной дом, выйти живым из всех передряг.
...Планета Хорошей Погоды оказалась действительно приветливой и прекрасной. Ликуя, я летел над ней и совершил несколько победных орбитальных витков, пока не вспомнил о галактической полиции, и тогда стал срочно искать место для посадки.
Теперь меня даже пугала великолепная погода планеты. И ночь не казалась здесь тёмной по-настоящему! Труднейшее дельце - приземлиться незаметно для астрополиции, могущей нагрянуть сверху, и любопытных аборигенов, могущих набежать снизу.
Пришлось положиться на удачу.
Мой звездолёт приземлился возле скопления строений, над которыми шли небольшие осадки, в гуще неведомой растительности.
Вокруг было тихо, темно. Когда я вышел из корабля, голова кружилась - должно быть от гравитационных и прочих таблеток, которые пришлось принять, чтобы уравновесить некоторые существенные отличия Планеты Хорошей Погоды от моей родины.
Мне дико повезло: высокий утёс угрожающе-правильной формы, к которому я направился, мог оказаться чем угодно - сундурмагом, термидуном, замком сумасшедшего в своих претензиях параллелограммиста, но он оказался ничем иным, как муузьим заповедником!
Я убедился в этом, когда переборол головную боль и подошёл к строению ближе. Словно сквозь слой толстой ваты сквозь наслоения посторонних шумов и звуков пробивались знакомый бодрый топот и супижрыканье. ...Муузы., множество муузов!! Не иначе как тень Великого Кольца помогла мне найти их!
Унылый, правильноугольный пейзаж уже не казался мне страшным. Когда же одно из самых нижних вентиляционных отверстий конюшни засветилось, и кто-то, раздвинув вещество заслонок, выглянул в темноту, то я решил, что сама судьба идет ко мне навстречу. Выглядывающий должно быть являлся егерем, конюхом. Главное, он не стрелял и был один, и очень походил на того самого аборигена, с которым можно договориться об обмене сбруи на корм.
Позже, разглядев аборигена в ярком свете, я решил, что он ещё более дикое и странноустроенное существо, чем тип, продававший координаты в библиотеке.
Но попытки хозяина украсить свою лачугу, говорили в его пользу.
Аборигену было не чуждо стремление к гармонии.
Е-эф-пирамиды, которые он построил, были достаточно внушительны, хотя и недостаточно развёрнуты в пространстве.
Натюрморты сооружались с явной претензией на оригинальность.
Зато садики были прелестны и располагали к созерцанию. Даже моя тётя не отказалась бы перенять некоторые детали архитектуры этих милых садиков.
Что касается охламлений, то им, на мой взгляд, не хватало ажурности.
Произнеся ряд комплиментов художественному вкусу хозяина, я приступил к объяснению цели своего визита. Увы, абориген не понял ни слова из моих речей, так же как я ни слова не понял из издаваемого им шума - шума, напоминающего грохот камнепада по отводящим трубам.
Диапазон, в рамках которого изъяснялся абориген, не очень-то популярен на нашей планете.
Далёким нашим предкам приходилось вырабатывать свою речь и культуру в условиях грохота и разрушений. Мы научились пользоваться тихим звуком, воспринимая громкий как фон, научились слышать друг друга, не перекрикивая.
Из желания продлить жизнь недолговечному в условиях потрясений, возникла культура садиков и охламлений.
Поэт сказал: 'Очарование плачет, если дома не удержаться мягкой пылинке.'.
Кстати, когда я пару раз чихнул(чихаю я громко - это и тётушка всегда говорит!), абориген решил, что я называю ему своё имя.
С тех пор он, обращаясь ко мне, старательно пытался передразнить моё чихание.
Ещё одно маленькое происшествие сблизило нас - появление мууза карликовой породы.
Я обернулся, услышав его приближение, поэтому видел всё с самого начала!
Как великолепно пронёсся он - настоящий рысак, скачковый тарк - по натюрморту и развёрнутой пирамиде. Как спрыгнул, спланировал и, прорывая охламления, топча садики, бросился вперёд. А, завидя нас, супижрыкнул задумчиво и, разгадав намеренья хозяина, бросился бежать.
Что это была за погоня!
Я болел за хозяина, понимая, что в его намеренья входит угостить меня. Но за тарка я тоже болел - он вызывал во мне ностальгические воспоминания.
Его шкура была такого же цвета, каким окрашиваются края небесного полукольца на закате солнца.
Как далеко сейчас они были - моя планета и Великое Кольцо вокруг неё! Мой звездолётик, оставленный без присмотра, ждал в таинственно копошащейся чужой растительности.
Некогда было устраивать охоту, угощаться муузами. Поэтому я даже обрадовался, когда абориген проиграл.
Я успокоил его, искренне смущенного своей неудачей, сказав, что всё равно одного карликового мууза на двоих маловато. Правда пословица гласит: 'В поданном муузе главное не размеры, а искусство повара' Хозяин весьма расстроился, что не смог показать своё искусство. Он достал круглые корни, стал их обрезать, разделывать и жарить, приговаривая что-то вроде того, что, мол, жаркое без мууза всё равно, что суп без топора... Выложил на стол нечто твёрдое, напоминающее куски ноздреватой породы вулканического происхождения. Мутной с прозеленью водой, текущей из железной трубки, обильно сполоснул весьма неудобные сосуды и прозрачное налил в них. Вываливал на стол еще что-то и жестами предлагал мне разделить с ним трапезу.
Правила осторожности запрещали мне соглашаться. Да и беспокойство за звездолёт лишало аппетита. Но как-то само-собой вдруг вспомнилось, что Пупсик частенько пробует тётину еду, и напрашивался вывод, что мууз аборигена делает то же самое. Раз мууз с его нежным желудком не болеет от пищи аборигена, следовательно мне и подавно можно вкусить её.
Уважив хозяина, я с новыми силами приступил к выполнению миссии, возложенной на меня тётушкой.
Мне нужен был продукт, который изготавливается на планете специально для муузов.
Зная, насколько капризен мууз, я был уверен, что в здешней конюшне, он получает что-то ещё, кроме грубой пищи, которую я уже видел и пробовал. Должны же его подкармливать чем-то витаминным, полезным, разработанным с учётом его необычного желудка. Подкармливать чем-то, что даёт ему силы побеждать аборигена в беге!
Логические рассуждения подвели меня к простой идее - предметом, который вполне мог использоваться аборигенами для создания примитивных живописных полотен, я мигом набросал на стене симпатичного мууза породы диназфер, идиллически жующего корм!
Искусство объединяет мир, разрушает языковые границы.
Слава Великому Кольцу - абориген наконец понял меня и принёс именно то, что нужно - муузью консервину! Она была кошмарно оригинальна и наивно оформлена, но это были мелочи. Главное, не могло быть никакого сомненья насчет содержимого банки, потому что карликовый мууз собственной персоной в натуральную величину был изображен на ней!
Я извлёк из лособи сбрую и отдал её хозяину замечательных тарков... А себе забрал корм, попутно перевернув сосуд с ним, потому что неловкий абориген держал его вверх ногами.
Думая о том, как обрадуется и удивит подруг тётушка, я простился с гостеприимным аборигеном, пообещав вернуться, если разбогатею, для покупки гравюр(меня заинтересовали полотна на потолке) и, вылезши из заповедника тем же способом, как попал в него, поспешил к кораблю.
Планета Хорошей Погоды слишком статична для эстеля. Неподвижность атмосферы рождает в мятущейся душе тоску и беспокойство. Ведь сказано же, что река, по корой не расходятся круги от камней, не река, а бездна.
Но здесь обитают муузы и их милые хозяева, поэтому, покидая Планету Хорошей Погоды, я пожелал ей счастливого путешествия вокруг своей звезды...
2
Загускин, следящий из окна за взлётом летающей сигары, в свою очередь желал ей счастливого пути. Загускину до сих пор не верилось, что он не под одеялом и не спит крепким сном. Фантастические ночные события проносились в его голове кадрами из нелепого фильма...
Он мучался бессонницей из-за грозы. Из окна своей квартиры, расположенной на первом этаже высотного здания, увидел в свете молний невероятное - металлический цилиндр!
Удлиненный, в форме сигары цилиндр опускался в кустарник рядом с домом.
Загускин вспоминал, каким страшилкой и чудаком оказался пришелец: жена наверняка бы закатила истерику. А, впрочем, жена месяц назад ушла от Загускина, и он жил холостяком,
Ему было уютно без жены. Можно было смотреть по телевизору не сериалы, а то, что вдумается и до поздней ночи; есть яичницу прямо со сковороды, поставив её на табуретку в комнате; класть бутылки из-под пива рядом с креслом; курить, стряхивая пепел в тарелку; и держать постель всё время разобранной, потому что так удобнее.
Когда-нибудь можно будет сменить пододеяльник, помыть посуду в ванной, потому что в раковине все кастрюли не поместятся; собрать по комнате вещи и бутылки - вещи запихнуть в шкаф, а бутылки сдать и получить кучку денег... Когда-нибудь!
А пока может же существо немножко отдохнуть? Хотя бы иметь возможность оставлять ботинки в прихожей, а не запихивать их в обувной ящик.
Правда, вся обувь из ящика вскоре скопилась рядом с ним, потому, что Загускин несколько раз принимался, хотя и безрезультатно, искать домашние тапки. Обувь ухитрилась разделиться в прихожей на две группы - в одной исключительно левые, а в другой левые и правые, не подходящие к левым-соседям. С обеих групп осыпалась земля, песок и мелкие камушки.
По углам ходили, время от времени перемещаемые сквозняком, ленивые, цепляющиеся за обгорелые спички, пылевые облачка. Лично землянину это нисколько не мешало! Но перед инопланетянином было неудобно... Загускину показалось, что тот довольно внимательно разглядывает обстановку.
Особенно долго страшилка стоял перед рыбьим хвостом, валявшимся рядом с креслом, похожим на пёстрый холм из-за возложенной на него одежды. Рыбий хвост скучал на ковре не один - неподалеку были и окурок, и пробка, и окаменевшие крошки, и валуны сигаретного пепла... Можно было включить пылесос. Но чего уж там.
Загускин не знал, что как раз включения пылесоса пришелец бы не понял - на его родной планете и так было слишком много ветра и шума, чтобы трудиться создавать сие искусственно.
Там ценили не сверкающий хрусталь, а что-то гораздо более нежное и хрупкое - рисунок на песке или мягкой пыли, которой на планете было мало, потому что почву забивали камни... - здесь гордились составлением неустойчивых натюрмортов, и пришельца восхитила нехитрая этажерка, сооруженная Загускиным под окном кухни из пустых сметанных баночек, коробочек, пакетов из-под молока и кефира - пирамида, прикрытая заляпанной газетной крышей.
Еще очаровательнее выглядели очистки картошки, приютившиеся возле раковины и потихоньку ниспадающие на пол.
А веер тарелок, торчащий из той же раковины, внушил пришельцу уважение, как явное свидетельство стабильности быта и несокрушимости здания.
Пришелец был весьма неприхотливым существом. Когда он указывал вверх, хозяин считал, что тот рассказывает, с какой планеты прилетел, хотя на самом деле страшилка говорил, что разводы на штукатурке весьма оригинальны.
В ветшающем мире приходится изучать узоры трещин.
Когда же инопланетянин согласился выпить и закусить, Загускин понял, что тот свой в доску парень, и они неплохо посидели вдвоем.
Правда потом хозяин чуть не расстроился, потому что гость выхватил вдруг хозяйственное мыло из раковины и стал водить по жирной стене над плитой. Но оказалось, пришелец не собирался заниматься уборкой. Он рисовал!
На васильковой стене, покрытой маслянистой плёнкой от газовых горелок, появлялись светлые линии... Какое-то животное. Нет, пожалуй что огромное насекомое с усатой мордой. Неужели?!
Пока Загускин, терзаясь сомнениями, рассматривал рисунок, гость прималевал у самой морды чудовищного насекомого нечто вроде миски. Затем отступил, как бы любуясь своими настенным полотном, и несколько раз ткнул в миску боковым щупальцем.
Загускин, недоуменно таращивший глаза на страшилку и его мудрёную живопись, неожиданно издал радостное восклицание и хлопнул себя ладонью по лбу.
Он поспешил в туалет, где в шкафчике хранился как раз недавно купленный баллончик, а на нём был изображён назойливый обитатель человеческих жилищ - стойкий и непрошеный обитатель... - этот, нарисованный на баллончике, видимо уже успел отведать содержимое, и лежал на картинке кверху лапками.
- У вас-то они побольше вымахали! - посочувствовал Загускин.
На что пришелец широко раздвинул извилистые руки, как будто показывая, что нарисованное на стене - ерунда по сравнению с оригиналом.
Затем он взял баллончик у Загускина, небрежно перевернул, не замечая крика хозяина: 'Осторожно!' и спрятал в одно из многочисленных отверстий своей престранной одежды.
Про себя Загускин подивился, что гость так обрадовался подарку - видать, на его высокоразвитой планете отстаёт-таки химия. Но вслух удивления высказывать не стал - в конце концов, в каждой избушке свои погремушки.
Они тепло распрощались.
...Загускин бережно держал на ладони таинственный предмет. Переплетение тончайших блестящих ниточек, затейливо усыпанное мигающими звёздочками. Что это может быть?
Карта далёкого созвездия, символ, формула или математический знак?
Загускин очень дорожил подарком.
Но накануне возвращения жены подул сильный сквозняк и, выхватив из открытого спичечного коробка, занес далеко за плиту малюсенькие звёздочки, так что Загускин не смог найти их.
Он старался, отодвигал плиту, но обнаружил лишь кучу хлама, вилку, да распугал тараканов.
Ему даже показалось, что у одного из этих противных насекомых, которых в народе иногда называют рысаками, блеснули на спине загадочные, манящие звёздочки, но показалось или нет - какая теперь разница...
3
Один, один-единственный специалист мог бы помочь землянину в поисках - следователь с далёкой планеты, напоминающей Сатурн.
Следователь вёл дело некоего Зоуллса, подозреваемого в убийстве своей престарелой тёти. Следствием было установлено, что племянник знал о привычке тёти пробовать еду, даваемую муузу. Но следователь не стал допрашивать свидетеля Загускина, потому что сумел найти отпечатки, доказывающие невиновность Зоуллса.
Племянник действительно был уверен, что на банке, которую он везёт тёте, изображён не отбросивший копыта и лежащий бессильно на спине, а живой и здоровый бегающий мууз. Племянник вёз банку вверх дном! - и СЛЕД, оставшийся на охламлении в углу звездолёта - на солидном охламлении между двумя аккуратными садиками - неопровержимо доказывал это.
Разгерметизации банки с ядом не произошло при гиперпрыжке только в силу чистой случайности. За провоз контрабанды Зоуллс получил двадцать лет условно...
Вскоре он вступил во владение наследством, включавшим кроме всего прочего толстого мууза дорогой исключительной породы.
'Дуракам везёт!' - промолвила по этому поводу тётушкина душа, покидая пределы Великого Кольца и уносясь в загадочную бесконечность... Что касается судьбы Пупсика, то она не была печальной.
4
...Часто, сидя в кресле возле камина, задумчиво грызя печенье, купленное в магазине и напоминающее печенье тётушки, хотя и далеко не такое вкусное, я вспоминаю своё рискованное путешествие. Я беру газету с таблицами скачек муузов и грустно откладываю в сторону.
Теперь я хозяин дорогого породистого мууза, которого еще не поздно заставить тренироваться и выпустить на соревнования в тяжелом весе. Но разве у меня хватит совести подвергать психику несчастного Пупса перегрузкам? Тётя никогда бы не простила бы мне этого!... Её портреты в причудливых рамах укоризненно взирают на меня с лестницы замка всякий раз, когда мы с Пупсиком перебираемся с этажа на этаж.
Некоторые из полотен написаны светящимися красками, и мне становится не по себе от будоражащего совесть тетушкиного взгляда даже тогда, когда гаснет электричество.
Я пытаюсь заботиться о чёртовом Пупсе. Вожу к визажисту, выгуливаю...Я даже называю его полуколечком за его длинные загибающиеся усы. Единственное, что кардинально изменилось: мууз лопает ту же самую еду, что и я. Мне лень готовить ему специально, а на всякие банки, после своей экспедиции, я просто смотреть не могу.
Когда я грызу печенье, мууз, лежа на коврике и довольно урча, делает тоже самое. И даже пьет мталидо из миски, правда, сильно разбавленное, чтобы не отразилось на здоровье.
Что касается охоты, то, проживая в замке, я не решаюсь вернуться к прежним привычкам. Да и стало совсем некогда -работаю, стараясь восстановить своё доброе имя, а по вечерам выгуливаю Пупса.
И вот я сижу весь такой печальный и грустный, а этот толстый белый шестиногий олух мирно супижрыкает на коврике, сочувственно поглядывая огромными бусинами глаз в мою сторону, будто пытается вывести меня из состояния депрессии.
Примечание переводчика
Мне представляется, что параллель между жареными фактами и сраженным на охоте муузом если и можно провести, то лишь слабым пунктиром.
Спираль эволюции подвела эстелей к тому, что они научились подпитываться энергией непосредственно от своей звезды, но это же умение грозило им превращением в чисто мыслеэнергетические объекты с утратой основных инстинктов. Возникла необходимость обращения к эволюционным корням, необходимость биоэнергетической антимедитации, имеющей своей целью соединение супервысшего разума с супернизшим.
Образно говоря, эстелю приходилось брать взаймы у своих младших племянников их чудовищный аппетит. Такие упражнения приводили к некоторым изменениям в поведении муузов - потере интереса к еде и даже появления у муузов несвойственной им в принципе задумчивости.
У эстелей, злоупотребляющих антимедитацией, в свою очередь начинали появляться некоторые признаки легкомыслия и слабоумия.
Все это, конечно же, привело к возникновению различных Обществ Охраны Муузов, которые пропагандировали здоровый образ жизни и призывали братьев-эстелей выбираться из эволюционного тупика собственными силами, а не на слабых хитонах их младших племянников.
Отдав много сил изучению данного вопроса и пролистав материалы одного из заседаний почтенного Общества Охраны Муузов, автор перевода тем не менее так и не понял, каким же конкретным образом можно, грубо говоря, словить кайф от антимедитации. Возможно, для этого надо появиться на свет под грохот камнепада по отводящим трубам - пусть даже не в родовом замке, а в обычном яйцдворкле.