Толмачёва Галина : другие произведения.

Дай мне, где стать, и я сдвину Землю

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    на конкурс исторического рассказа. Публикуется впервые. Комментарии - на следующем рассказике

  
  Галина Толмачева-Федоренко
  
  'Дай мне, где стать, и я сдвину Землю' (1)
  
  Вечерами мой город выглядывает из тиши садов как витая раковина из морской пены, когда Гелиос, бросая прощальный взгляд на море с другого края острова, делает волну светло-бирюзовой.
  А завтра заалеют, приветствуя появление Огненной Колесницы, волны. Вновь натянет вожжи Гелий, и понесут его кони по невесомой мозаике лазури.
  В полумраке мрамор будто теплеет. По лицам богов тенями скользят улыбки. Лучшие мастера Сиракуз ваяли статуи, чтобы они охраняли город.
  Ночами боги, титаны, герои сияют и в небе, рассказывая Историю Мира.
  Там можно увидеть коварного красавца Ориона и скопление весело мерцающих Плеяд - дочерей Атланта-Небодержателя.
  Атлант - небесный столп Заката, а столп Восхода - благородный Прометей, рассказы про которого трогают Фракийку до слез, так что и я в детстве однажды зарыдал вместе с нею, да так громко, что всполошилась вся женская половина дома, а бабушка начала ругаться, что, мол, отец не может купить для малыша хорошую рабыню - купил сумасшедшую старуху, видать из жалости, и теперь она изводит ребенка россказнями.
  Бабушка пригрозила рассказать все отцу, когда он придет, и мне пришлось вступаться за Фракийку, хоть я и знал - добрый папа Фидий не станет ругать ее - но мне уж самому стало стыдно, что я расплакался, как женщина. Право, история с Прометеем была бы еще грустнее, если бы Геракл не спас его от орла.
  Есть еще серединный столп неба - гора Этна. Внизу, под Этной - тартар - глубоко-глубоко. Там ворочается стоглавый титан Тифоей.
  За небесными столпами - грань Земли и Река - Кольцо Вселенной, в которой водятся чудовища.
  В Реке жила когда-то Медуза Горгона, пока Персей не победил ее.
  Вон он теперь бежит по Млечному Пути в своих крылатых сандалиях.
  Если бы он поспешил на юг, то оказался бы не очень далеко от созвездия Рак. В том знаке есть две маленькие звездочки, называемые Ослятами, а среди них крошечное светлое облачко - Ясли. Рядом с облачком - странное темное пространство чуть темнее обычного неба. Отец говорит, что это - то темное пространство, из которого прилетают с небес на Землю невидимые души, которые вселяются в новорожденных. И чем ближе душа была к Яслям до рожденья, тем больше благих дел совершит она на земле.
  Еще Фидий говорит: рожденный в Яслях, то есть тогда, когда они особенно ярки, родился под мудрой звездой. Говоря это, он значительно смотрит на меня. И мать с сестрами и старая ворчливая Фракийка, и Скиф - все тогда смотрят на меня ОСОБЕННЫМ взглядом. Да, я знаю, домашние почему-то уверены, что я стану таким же замечательным ученым, как отец, ведь он - знаменитейший астроном. Ему, в Сиракузы пишут ученые со всего света - даже из царства Селевкидов и из Египта.
  Но не знаю, получится ли у меня стать ученым? Я слишком люблю играть с сестрами и другом Милоном, плавать в море, играть, мастерить кораблики и собирать ракушки. Успехи мои в школе довольно слабы. В 'Илиаде' отбарабаню наизусть лишь список кораблей. А на флейте играю так, что учитель начинает громко вздыхать и говорит, что будь я пастушком, не очаровал бы своей игрой ни нимф, ни даже простых пастушек: 'Но - добродушно прибавляет он при этом, - сыну Фидия совсем не обязательно идти в пастухи.'
  Знаю, что мысленно он добавляет: 'И родственнику царя:'. Но лишь мысленно.
  Не стоит упоминать властителей шутки ради, тем более молодого Гиерона. Ведь даже веселый нищий Клит, говорят, уже перестал рассказывать на базаре байки про птичьего царя Удода, и предпочитает не отходить далеко от храма покровительницы ремесленников.(2)
  К тому же, мы лишь дальние родственники царя, и совсем небогатые, чуть побогаче самого учителя. У нас всего четыре раба, маленький заросший сад, колонны двухэтажного домика давно облупились, а черепица такая старая, что она крошится как печенье и осыпается, если Милон уговаривает меня залезть на крышу: и тогда бабушка долго ругается на нас обоих.
  Из школьных предметов интересней игр наверно лишь геометрия. Недавно мне так понравилось сравнивать периметры вписанных в окружность правильных многоугольников с описанными вокруг нее при условии, что у многоугольников одинаковое число сторон, что Фракийка никак не могла отвлечь меня от подсчетов, дабы уговорить натереться благовонной мазью (нам с отцом предстояло идти на празднество в честь Артемиды). А когда назойливая старуха, потеряв терпение, принялась-таки натирать меня, то я продолжал чертить окружности пальцем на животе и ногах: Фракийка рассказала об этом Скифу, а Скиф поведал кажется всем рабам в округе. Так что скоро даже бродячие кошки в Сиракузах начнут мяукать о моей рассеянности.
  Я упрекнул Фракийку за болтливость, но она тут же ответила, что болтала не из-за того, чтобы надо мной посмеяться, а ':потому что все восхищаются тобой, мой маленький господин. Разве ты не видишь, что о твоем уме люди начинают складывать легенды? Все знают, что ты давно превзошел своего учителя в знании хитроумных цифр! А, когда Скиф сопровождает тебя в школу, он не похож на обычного педагога, присматривающего за сорванцом, чтобы тот не свернул за угол баловаться, нет-нет. Он шагает так важно, будто не флейту за школяром несет, а бочку катит за самим Диогеном: Но Диоген был стар и неряшлив. А ты - молод и хорош собой, мой господин, и скоро на тебя начнут заглядываться девушки!'
  - Так ты помнишь Диогена и его бочку? - с нарочитым удивлением спрашиваю я. - А троянского коня тебе случайно не приходилось видеть?
  Наивная Фракийка обижается, что ей не верят, и, всплескивая руками, начинает рассказывать, как в Синопе, совсем крохотной девчушкой помогала своей хозяйке, таская за ней большущую корзину. И вот однажды:
  Но я эту историю так часто слышал, что уже помню наизусть, и мысли мои возвращаются к замечанию Фракийки о моей внешности.
  'Хорош собой'! Ах, как она безгранично льстит мне! Я специально глянул на себя в зеркало повнимательней и сразу нашел, что у меня недостаточно широки плечи (Милон шире в плечах), что я худ, и уши у меня слишком большие, а глаза пронзительные и беспокойные, словно хотят заглянуть на обратную сторону амальгамы.
  Лицо длинное, с острым подбородком. В кудрях ломаются гребни, а усы еще не начали пробиваться. Зачем девушкам на меня глядеть? Разве что б посмеяться украдкой: К тому же я не умею занять их. О чем разговаривать с ними?
  Не о конических же сечениях, и не о том числе, которое называется мириадой (3), и после которого счета уже нет. Но ведь мириады явно не хватит, например, для числа звезд, которых с каждым годом мой отец открывает все больше в свою подзорную трубу.
  Вот кто пример настоящего ученого, к тому же красивого и благообразного - это мой папа Фидий. Его звездные карты возят с собой мореплаватели, отправляясь в дальние путешествия. А жрецы справляются у отца, какая звезда и когда зажжется на небе, и потом объявляют простому народу волю богов.
  Когда я был маленьким, все хотел полюбоваться в подзорную трубу на Олимп и богов на нем, и просил отца дать посмотреть мне на Северо-Восток, но видел в объектив лишь звезды и тучи, а иногда Луну. Правда звезд становилось чуть больше, а на Луне появлялись удивительные рисунки.
  - Почему я не вижу Олимп вдали и богов, гуляющих по облакам? - приставал я к отцу.
  - Потому что эта труба, привезенная из Египта, приближает далекое лишь чуть-чуть. Когда-нибудь мастера изготовят такие увеличительные стекла (4), сынок, что ты увидишь в них много необыкновенного.
  - Раз я увижу через новые стекла всякие чудеса в небе, значит, я смогу больше увидеть и на земле - в пифосе с зерном, в амфоре с вином, и на крыше: А вдруг я посмотрю в такую удивительную трубу и увижу, что чертоги богов прямо у нас во дворе?
  Отец засмеялся.
  - Малыш, у тебя буйная фантазия! Великий Зевс, что за фантазия!! Не иначе музы слишком любят тебя, и ты одержим ими. Только не брякни при жрецах, что в нашем бедном дворе якобы поместятся блистающие чертоги олимпийцев. Никогда не ссорься с властителями и жрецами:
  Когда отец упоминал властителей, лицо его темнело, он становился другим - более угрюмым и усталым. Иногда, когда он возвращался из дворца царя или с ночных пиршеств, вид у него был такой надменный и мрачный, что слуги шарахались. Скиф кланялся так, что казалось сейчас упадет на землю, а мать начинала выговаривать Фидию, что ему нельзя много пить.
  Но, когда отец часами смотрел со мной на звезды или листал чудные книги, объясняя смысл чертежей и рисунков, он становился совсем другим - мягким и добрым. Он рассказывал мне о Пифагоре, и о том, что земля - шар, и что шар этот, согласно открытию Аристарха Самосского, вращается вокруг Солнца. Его слова казались мне даже интереснее рассказов о Столпах и Запредельных Реках. По крайней мере они проверялись вычислениями. Однако мама считала наши занятия небезопасными. Она то вспоминала о Сократе, которого обвинили в неверии и заставили выпить чашу с цикутой, то просто говорила, что большой ум не всегда приносит счастье. Сократ верил в единое божество, приблизится к которому можно путем самопознания и добродетели. На мой взгляд это вполне интересная гипотеза. В конце концов разве Вселенная так мала, что в ней не поместиться всем богам, которых видят пророки и мудрецы? Ведь бог Сократа не угрожал олимпийцам ни сто с лишним лет назад, ни теперь:
  - Однако олимпийцы нередко ссорились с титанами и между собой - значит, Вселенная мала, и нечего вбивать заумную философию в голову несмышленышу, - сердито отвечала мать, но не мне, а отцу. - О, боги, моему мальчику достаточно того, чему учат в школе!
  - Он смышлен больше тебя, Аспасия. А, может, и больше меня. Хотя вы слишком носитесь вокруг него и совершенно избаловали. Он готов слушать россказни Фракийки, строить неуклюжие кораблики и лениться весь день напролет. Склонности к философии я у него не вижу - может действительно к счастью для него. Он слишком наивен для философа. Одно меня удивляет: каким образом он находит так быстро решения задач, над которыми я и то бывает думаю часами. Его способности к счету и умение проводить воображаемые линии с непостижимой точностью на наскоро нарисованном чертеже меня удивляют. Один Зевс знает, что получится из такого странного парня. Но он добр и послушен - это главное. Ему надо больше заниматься спортом, ходить в храмы и прилежно изучать историю. Но разве я когда-нибудь подавал ему в этом смысле плохой пример?
  - Ах, если ты кому и молишься иногда по-настоящему так это лишь Гермесу (5), - вздохнула мать, и опять в ее глазах я увидел тревогу:
  Разговор о противоречиях изысканий ученых рассказам о богах, продолжился однажды - через несколько лет, и я уже сам начал его.
  Меня вновь заинтересовало то, почему разные люди толкуют одни и те же явления по-разному.
  Вот, например, солнце.
  Старая Фракийка считает, будто бы солнышко на небосклон, каждое утро, обливаясь потом, катит Сизиф, а, после полуденного часа, он грустно бредет за ним.
  А бабушка рассказывает красивую историю о титане Гелии - весь день Гелий едет на огненногривых конях по небесной дороге, а вечером спускается к океану, распрягает коней, купает их в водах и плывет с ними в золотой чаше-челне на восток, к солнечному граду Аэее. Плывет туда, где, у восточной грани Земли, обитает эрос-Заря.
  Ну и, наконец, мой отец и его мудрые книги говорят, что Солнце - раскаленный пылающий шар, который находится в центре Вселенной, и вокруг которого движутся Земля и остальные планеты.
  Заметив отцу о явном различии гипотез Фракийки, бабушки и Аристарха Самосского, я ожидал, что Фидий посоветует верить науке, а не легендам. Однако отец, машинально заметив, что наказанный Сизиф катит не солнце, а неподъемное отражение его в тартаре, неожиданно для меня не стал восхвалять ученость.
  - Но ведь правду знает лишь один из троих? И это наверняка Аристарх? Не может же быть несколько правд!
  - Лишь истина - одна, а правд может быть много, - отвечал Фидий. - Глянь на этот конус! - он кивнул на большую мраморную фигуру, стоящую на столе рядом со свечой. Гладкий склон конуса пыталась штурмовать глупая ящерка, юркнувшая куда-то, едва Фидий протянул руку.
  Отец поднял конус обеими руками, и треугольная тень затрепетала на стене.
  - Если Фракийка глянет на этот конус снизу, - сказал отец, - она будет утверждать, что видит круг, - и скажет правду. А бабушка, стоя там, в двери, и глядя на стену, скажет, что видит остроконечную скалу, а может треугольник или парус, и тоже скажет правду.
  А если бы ящерица обладала умом, то она, скользя по мрамору, сперва решила бы, что перед ней бесконечная стена, а потом заявила бы, что стена эта оказывается переходит сама в себя, и постепенно, но не сразу, а очень постепенно составила бы уравнение, включающее правду Фракийки о круге и правду бабушки о треугольнике (6) - но, скажи, что при этом она смогла бы сказать о свече, дающей мрамору тепло, или о моей руке, поднявшей конус так высоко, что Фракийка увидела круг? Познание бесконечно, и то, что сегодня нам кажется правдой, может оказаться лишь одной из граней истины. Мы, ученые - всего лишь ящерки, которые вынуждены довольствоваться тем, что нащупают наши перепончатые лапки.
  - И все же, как ни слабы люди, они совершили множество открытий. - напомнил я, улыбнувшись. - Мне кажется, отец, что метод накапливания фактов и научного их осмысления не так уж плох. Разве нет? Сейчас уже люди знают очень много, а через пятьдесят лет, через сто и тысячу, они будут знать гораздо-гораздо больше!
  - Если никто не стряхнет ящерку, - мрачно напомнил отец.
  - Ты говоришь об атлантах, да, Фидий?
  - И о них и о тех, о которых не осталось даже легенд, лишь слабые, осторожные упоминания. Люди уже когда-то, тысячи лет назад, знали много, а потом знание было утеряно. И возможно, так повторялось не единожды.
  - Но почему?
  - Мне трудно ответить. Когда я смотрю в небо, я нахожу, что некоторые области слишком темны, будто провалы. Такие провалы существуют и в душах иных людей, и в Истории.
  Слишком черная темнота: Я не столь пристально смотрел в небо, но я понял, о чем Фидий хотел сказать. Однажды наш сосед, копая в саду колодец, наткнулся на огромные, черные кости - судя по размерам, остатки скелета настоящего дракона, вроде того, который сторожил сад Гесперид - Ладона, а, может, и больше. От них веяло древностью и безжалостностью первых земных чудовищ.
  Сосед сообщил о находке жрецам, и те забрали кости дракона в храм, где, кажется, решили принести их в жертву Зевсу. Раз дракон не нашел успокоения в земле, то, возможно, он с дымом устремится на небо - к своим хозяевам?
  Поистине люди должны были быть гигантами, чтобы жить во времена драконов. Но почему сейчас они бывают столь ничтожны и души их чернее тех древних костей? Когда я слышу о некоторых подробностях битв, предательствах, издевательствах над рабами, то я жалею, что нет такой магнитной горы, которая могла бы притянуть все темное к себе, тогда бы все плохие люди притянулись к этой горе и не смогли бы высвободиться пока не отринули бы зло из своих душ.
  А потом бы эту гору переплавить на совсем-совсем другое вещество:
  Да, я знаю, что у меня слишком много фантазий - отец прав. Мне хочется совершить невозможное. Из героев старых времен я очень люблю Орфея, хоть сам плоховато играю на флейте. Я не побоялся бы спуститься в Аид вместе с Орфеем, чтобы вывести оттуда Сократа, например, и моего дедушку, который когда-то катал меня в лодке вдоль берега и учил ловить рыбу.
  Я обязательно взял бы с собой зеркало, и тогда Орфею не пришлось бы оглядываться, чтобы увидеть - идут ли за ним.
  А если сделать очень-очень большое вогнутое зеркало и направить пучок лучей в Аид, то, может быть, можно ослепить и испугать Пса Кербера, и он выпустит хороших людей: не выпустил бы лишь плохих, ведь их итак достаточно на белом свете!
  Мне часто снится, что я плыву, плыву куда-то под парусом. Может быть это сны о детстве, в котором я часто катался с дедом на лодке, а, может, о будущем - ведь отец сказал, что мне надо учиться дальше и когда-нибудь я поеду в Александрию, в Музей (7) , где творили Евклид и Аристарх Самосский, и где работают их ученики и последователи.
  А один раз я увидел очень яркий и странный сон.
  Мне приснился старик, немного похожий на моего покойного деда, но гораздо старше. У старика была белая волнистая борода и белые кудрявые волосы, казалось, он излучал сияние. Он что-то увлеченно чертил за большим столом темного дерева.
  Комната, в которой он трудился, была словно комната чудес - всюду странные приборы, рулоны чертежей. Но больше всего меня поразила большущая фиолетовая сфера, окруженная небольшими шарами на серебряных проволоках: увы, я не успел рассмотреть всех этих диковин в подробностях. Дверь распахнулось, и пламя свечи заплясало на линзах труб, блестящей меди колесиков, темном серебре подставок и золоченых точках сферы.
  Время-Хронос недоуменно приостановилось, за окном плакал рассвет. Луч утреннего солнца из окна падал на высокий лоб старца, поглощенного работой.
  Но в комнату уже ворвались мысли другого - торопливые, словно лапки крыс. Задыхающийся от бега и ярости недавнего сражения, человек думал лишь о золоте, которое, как он решил, есть здесь. Ученый же поднял голову, и я увидел бесстрашный взгляд, направленный сквозь меня.
  - Не трогай чертеж, солдат! - предупредил старик.
  Мне показалось, он добавил что-то еще. Сон трудно запомнить, ибо все смешалось в тот миг, и эта огромная сфера и другие шары словно приближалась, и крутилась, и я слышал скрипенье осей.
  - Легче сдвинуть землю, чем повернуть к свету душу, отягощенную злом, - прошептал старик.
  Произнес он это уже слишком тихо, еле слышно. Все вокруг застлало алым. Затем я почувствовал, что словно лечу, лечу вверх и вижу как вниз, с неба, важно падают статуи богов:
  
  Виденье оказалось тревожно и необычно настолько, что я не решился кому-либо рассказывать его, и вскоре забыл, тем более, что впоследствии ничего подобного мне не снилось.
  Миленькая соседская девушка попросила нарвать ей лилий для украшения комнаты, а потом сказала, что мы могли бы прогуляться вместе в маслиновой роще. Я стал плохо спать ночами, и теперь мне грезится лишь она и решения тех геометрических задач, над которыми слишком долго думаю днем.
  
  
  1 Так, по преданию, характеризовал Архимед свои открытия в области механики.
  2 Речь идет об Афине.
  3 В эпоху Архимеда десять тысяч было пределом греческого счета. Архимед изыскал средства для выражения гораздо больших чисел. Установил устное счисление по порядкам и разрядам в работе 'Исчисление песка' и, опираясь на сообщения Аристарха о размерах Вселенной и собственные соображения, подсчитал 'число песчинок, которые могли бы заполнить Вселенную'.
  4 Производство стекла возникло в Др. Египте ок. 4000 до н.э. Первые увеличительные стекла были созданы на Среднем Востоке ок. 700 лет до н. э.
  5 Гермес - божественный вестник. Его атрибут - процветший жезл - кадуцей - символ власти над душами. Кадуцей - нить, ведущая к герметизму - одному из тайноучений Древнего Средиземноморья.
  6 В наше время установлено, что Солнце идет по огромной орбите вокруг центра Галактики. Сизиф, катящий в гору камень, но опять и опять вынужденный спускаться за ним, может символизировать центробежную и центростремительную силы. Огнегривых коней можно истолковать как протуберанцы на Солнце, а море, в котором Гелий купает коней - магнитные бури. Словом, легенды будят воображение, заставляя научную мысль не останавливаться на достигнутом.
  7 Музей - 'место, где обитают музы', крупнейший научный центр всего Средиземноморья. Занимал в Александрии целый район. По рассказу древнегреческого историка Диодора, Архимед в молодости провел долгое время в Александрии, где, по-видимому, учился у последователей Евклида.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"