ЛИШНЕГО НЕ БОЛТАЕМ (из жизни работников метрополитена города Вкаловска)
Про метро много чего болтают, но те, кто у нас работал, знают, что городят много ерунды, особенно журналисты. Помню, они про того, кто из зоопарка сбежал, писали. Про питона.
Нашел бедолага норку диаметром шесть метров - вентиляционную шахту метро, спустился в тоннель.. И стал искать.... Место, где свить гнездо? Подружку? - кто его знает. Но наткнулся на сантехника
Вернее, сантехник на него наткнулся - питон же под землей несколько месяцев жил, пока не выловили. И якобы сантехник от этого свидания так перепугался, что с тех пор пить бросил. Это уж фантастика.
Чтобы сантехник пить бросил ?! Да сантехники в метро, считай, самый пьющий народ. - После эскалаторщиков. Эскалаторщики на первом месте. Потом сантехники, затем ремонтники, электрики, сцебисты, путейцы и сооруженцы, а следом уже мы. Связисты то есть. Я и Димка.
Что касается питона, то их бы не одного запустить в метро, а с десяток. На годика два. Чтобы крыс выловили. А то их слишком много развелось. И опять-таки легенды ходят, что они у нас величиной с собаку. Выдумывают. С мелкую кошку - другое дело. Такую крысу и Михалыч после смены видел. Хотя Михалыч после смены, сами понимаете, вряд ли может быть экспертом по объему предметов. Но вообще Михалыч, начальник наш, - мужик малопьющий, потому что он жмот. Жмот он еще тот, и на свои старается не пить. А мы с Димкой тоже не очень-то разогнались ему ставить, разве что за отгулы, хотя они нам и так положены - мы ж под землей, считай, с утра до вечера. С крысами.
Да, вот однажды приходит к нам в кросс тетка из СЭС - крыс подкормить. Ясное дело. Надо же кому-то о крысах заботиться. От нас-то с Димой им пропитания не дождаться! - мы бутерброды в сейф запираем. И ежели б не СЭС, крысы здесь только бы кабель глодали, обмотку, резину и другие невкусные предметы. Зато от хитрых ученых ядов они жиреют, крутеют, по научному говоря, мутируют и наглеют еще больше. Так мы тетке вежливо и объяснили: «Иди отсюда со своим кормом. Хочешь, чтобы нас совсем одолели?» Ну, та поахала и говорит: «Возьмите тогда хоть убивалку. Не имею я права вам совсем не помочь.» Ладно, убивалку - капкан то есть, возьмем...отчего ж не взять.
Поставили мы эту убивалку. На следующий день приходим, а рядом со входом в кросс, то есть в комнатушку нашу, что под платформой, по которой вы ходите, когда поезда в метро ждёте, - ну, в общем, рядом со входом, неподалеку, - в углу, где пожарный щит... прямо под щитом, понимаете, крыса сидит.
Ей по морде убивалкой попало, морду перебило. Сидит, качается из стороны в сторону, кровь с морды капает. Ну, мы глянули и ушли. А обратно с кросса идем - опять сидит качается. И так весь день. Ну, думаем, не жилец - добить надо. А как? С чем на нее идти? А она, зараза, красивая как шиншилла...шерсть серо-бурая, блестящая, красивее, чем у кота, правда.
У нас дихлофос был от тараканов. Ладно, думаем. Обольем. Но крысу разве возьмешь дихлофосом? Она же токсикоманка по жизни! Нас аж в дрожь от этого кинуло. Ну не может современный человек с крысой так просто справиться - охотничий инстинкт утрачен у нас, или что... А животное меж тем мучается. Честно говоря, у нас от всего этого, да еще от дихлофоса, уже в башке помутилось. У обоих. Димка с горя закурить решил. А руки дрожат, пока спичку поджигал, искра на крысу попала. Дихлофос горючий, шерсть на крысе вдруг загорелась, и эта зверюга вдруг взяла да рванула по коллектору!
Как будто в отместку метро решила пожечь, а это уже для нас с Димкой знаете, чем пахнет?! Мы за ней бежим, ругаемся такими словами, каких и черти не знают. А у нас два коллектора под платформой - рабочий и черный. Крыса, подлюга, по черному дует - шерсть на ней горит, -искры во все стороны! Этого журналистам в жизни не описать, потому что у них только литературные ...обороты в запасе. Слава Богу, что в черном коллекторе камней полно. Собираем на бегу те, что покрупнее, швыряем, стараясь этой твари в голову попасть, а она впереди все равно чешет. Ничто ее не берет. Правда пламя все-таки сбили. Но крыса-то все равно бежит. Как заколдованная. Тут она упала. Все! - думаем, - конец зверю. Подходим ,а она вдруг на лапки вскочила, пискнула, шнырь, свернула...а мы - за ней! - тоже свернули, и вдруг видим: нет ее НИГДЕ.
Тут Дима говорит: «Откуда здесь этот коридор? Чёт я его не помню!»Я отвечаю: «Да просто давно не совались мы в этот коллектор!», а сам как обернулся : елы-палы!! Коридорчик-то каким длинным оказался...ведь вроде только свернули, а столько пробежать когда успели - неясно. Вышли обратно в коллектор, а в нем что-то не то - идем, а он все не кончается...жуть. Все-таки в метро самые бесстрашные -это сантехники. Только сантехник может глаза залить и по какому-нибудь заброшенному тоннелю несколько километров топать. Ну, в общем, топаем, ничего понять не можем - почему до сих пор выхода нет, фонариком путь себе кое-как освещаем.
Вроде даже в родной тоннель вышли, идем себе вдоль гирлянд кабеля - у нас ведь в метро везде кабель - и силовой, и связной, -да все что-то мерещится. То писк слышится, то кажется, что из-под низкого потолка с электрощита хвост жирной змеи свешивается, а то и глазки чьи-то за нами наблюдают. Мы же свой кросс с закрытыми глазами найти можем! - а тут идем - и нет его. Единственное утешение, что поезда правильно ходят: я как свист электрички вдали услышал, на часы посмотрел- точно, как раз в это время она к Демьяна Бедного подходить должна, мы ж с Димкой на Демьяна Бедного работаем, не могли ж мы за это время до другой станции дойти, хотя идем почему-то слишком долго.
А вообще мы телефоны на всех станциях чиним. И часы. Например, мои собственные наручные часы время всегда показывают метровское - до доли секунды. А как же иначе, если я сам по ним метро ставлю? Мои часы меня еще никогда не подводили, хотя они самой обычной нашей, советской марки. А вот Димкины похуже, не такие надежные, - китайские, что с них взять. Зато говорящие и с кукарекающим будильником. Нажал кнопочку, а там китаёза колокольчиковым голосом сообщает: «Сэснадцать цасов!...Тватцать тли минуты!» Это значит, нам с Димкой уже и домой скоро...
- Во ! - говорю. - Спорим, за этим поворотом наша комнатуха будет! Как мы только с другой стороны к ней выйти умудрились - Непонятно.
Ладно, - думаем, - какая разница? Лишь бы правда родной кросс увидеть, а ведь это и впрямь он, никакого сомнения. Дверку железную открываем, а там уже Михалыч сидит - зло-ой-презлой: чего, мол, я вас перед диспетчерами выгораживать должен, вы где, гады, шлялись, почему во время переклички вечерней трубку не поднимали и телефон на «Зощенко» не починили?
Мы говорим: мы как раз телефон тот на станции «Площадь Зощенко» долго делали, а теперь он починен, и мы не гады вовсе. Кстати, на счет того, что телефон починили, мы правду сказали, Михалыч мог бы это и сам еще два часа назад узнать, если бы не поленился.
Михалыч наши оправдания услышал и вроде подобрел.
- Ладно! - говорит. - Тяжкий сегодня рабочий день был, но он закончился, так что можно э...отметить.
И - смотри-ка -ты! - пол-литра уже на нашем столике- «Ключник» - знатная водка, а, главное, после всех передряг ой как кстати. Молодец Михалыч! - мы подумали, а еще подумали, что он нам наверняка сейчас будет сватать работенку невыгодную, но все равно обрадовались. Сели беспечно за стол, остатки батона из сейфа вытащили и солонку, а Михалыч по стаканам разлил и говорит:
- Ну, за наш родной метрополитен! И как бы мы были, если б не он?
Сдвинули стаканы, и вдруг меня одно наблюдение шарахнуло. Знаю, Михалыч - не Святослав Рихтер, руки у нашего мастера заскорузлые, грубые, и пальцы короткие...но никогда я не замечал, что бы у Михалыча СЕРАЯ шерсть на пальцах росла!
Я глаза вытаращил и Димку локтем пихаю, а он тоже вдруг в лице переменился и мне на бутылку показывает. На этикетке ключник толстомордый в красном кафтане, в шапке и со связкой ключей изображен должен быть. Так вот что касается связки и одежды, тут все тип-топ, но вместо хитрой человеческой физии под шапкой крысиная, и тоже хитрая, да такая толстая - жуть! - морда видна. Я как увидел этикетку обалдел совсем - что ж мы такое пьем? - и стакан отставил. А Михалыч спрашивает, как ни в чем не бывало:
- Что ж вы пить-то перестали?
Как будто стопарь почти полный так сразу заглотнешь. Тут меня осенило. НАСТОЯЩИЙ Михалыч по столько никогда и не наливал! Такой-то граненый стакан он всегда аккуратненько на четвертушечку заполнял, и иначе разливать он просто не умеет!
Димка тоже наверно об этом самом подумал, потому что мы одновременно вскочили и к выходу дернули. А Михалыч спокойно спрашивает:
- Вы куда, ребята? - причем голос у него какой-то сиплый.
Мы говорим, мол, вспомнили, что отремонтировать кое-что надо... А он:
- Как же вы без спецодежды? - встает и на гвоздь за дверью показывает, где спецодежда висит. А мы уже так перепугались - только бы, думаем, отвязался! - и ссориться с Михалычем почему-то страшно...Хватаем спецодежду. Только натягивать...Глядь! А эти куртки не наши вовсе! Это - настоящие шкуры крысиные, только очень большие...Вот тут-то мы не выдержали - шкуры эти с себя содрали, бросили - и бегом - причем тем же путем, которым недавно за крысой гнались, только теперь уже не мы, а за нами гонятся! А я, кстати, по пути заметил, что раньше неподалеку от пожарного щита дощечка была - я сам ее туда положил для одной надобности, а теперь вот нет дощечки, хотя взять ее вроде некому...Значит, все-таки не к своему кроссу мы вышли, не из своей НАСТОЯЩЕЙ каморки сейчас убегаем. Тогда из чьей же? И кто сейчас за нами гонится? О-го-го как мы неслись - можете представить! И все-таки в коллекторе, как мы в коридорчик свернули ТОТ Михалыч нас догнал. И говорит:
- Что ж вы, гады, спецодежду где попало разбрасываете? - А у самого глаза красным бешенным огнем горят - это в темноте-то! Я тогда вспомнил: животные яркого света должны бояться! - а у меня ведь фонарик всегда с собой, нам с Димкой на двоих хотя бы один фонарь иметь всегда положено. В общем, включил фонарь и начальнику-оборотню в лицо луч направил. Тот заслонился:
- Ты чё,- говорит. - Виталик, дурной что ли?
А мы опять бежать. Смотрим, попали в рабочий коллектор, в светлый. Значит, скоро к началу платформы должны выбежать. Но «Михалыч»-то фонаря вдруг бояться перестал, глазенки пообвыкли или фонарь потускнел отчего-то...Ну, значит, снова он нас догоняет, хватает серыми лапами и визжит :
- Надеть спецодежду!!
Я тут по счастью про Димкины часы вспомнил.
Заводи, - ору. - заводи будильник!!
Димка догадался в чем дело, - включил кукареканье. Хоть петушок и китайский, а кукарекает-то похоже...Так что «Михалыч», гад, задумался, приостановился. А мы полным ходом вперед, нам последний рывок остался.
Причем по пути Димка все будильник заводит, потому что кукареканье кончается, а китаёзы с ее смешным голоском «Михалыч», конечно не боится. Только тут у часов почему-то батарейки садиться стали. Я ж говорил: ненадежные часики! А может это наш преследователь так повлиял - не знаю. У китаёзы голос стал медленный, хриплый, и сразу куда-то акцент пропал! Грубым голосом цифры тянет, - будто алкашиха у ларька... Слушать противно. А петух сразу осип и еле -еле из себя свое «кукареку» выдавливает, так что «Михалыч» только смеется над нами, и опять подступил совсем близко. И ведь никого не боится, зараза! Мы уже успели на начало платформы выбежать, люди неподалеку фланируют, сейчас поезд подойдет, а начальник липовый нас куда-то тянет. Хоть на помощь зови, да вроде неудобно...И что у ТАКОГО «Михалыча» на уме? Может, он нас ментам сдаст, если менты незнакомые попадутся. Еще и хихикает мерзко.
Тут я телефон увидел и догадался. Набираю быстро номер. Только бы, думаю, настоящий Михалыч на месте был! Слава Богу, на настоящего вышел! Как он начал ругаться: «Где, говорит, пропадаете? Почему я вас перед диспетчером выгораживать должен?» А я слушаю, как он разоряется, и радуюсь, и трубку ТОМУ Михалычу протягиваю - все ты, мол, врешь - ты не настоящий начальник! Почему-то у меня была уверенность, что «Михалыч», который крыса, непременно нашего настоящего Михалыча испугается. Так оно и вышло. Щелкнул наш преследователь зубами, глазками на прощанье сверкнул и исчез, как будто его и не было. А мы в родной кросс поплелись - теперь мы уже были уверены, что дорогой не ошибемся.
Идем. Под пожарным щитом дощечка - будто вчера положил. В комнатушке первым делом на гвоздик смотрим: нет ли крысиных шкур с пуговицами и карманами? Нет. От сердца отлегло. Сели на лавку. Закурили блаженно. Тут дверь отворяется - настоящий начальник примчался, рожа от злости красная, а мы-то рады, что красная, а не бледно-сероватая...как у ТОГО, у оборотня. Объяснили мы настоящему Михалычу, что отлынивать от работы не собирались, и не было нас на вечерней поверке по чистой случайности. И еще подтвердили, что это, мол, в последний раз.
- Ладно, - говорит Михалыч.- Сегодня праздник. День рождения какого-то деятеля по календарю. Кажется, Энгельса.
Врет конечно. Откуда бы у него такой коммунистический календарь в наше время? Просто выпить хочет, вот первую попавшуюся известную фамилию и вспомнил. Ладно, начальник всегда прав. Скинулись мы с Димкой по пятнашке, а Михалыч повздыхал и десяточку дал.
- Больше, - говорит, - нету. - Давай Дима, иди наверх, только хорошую купи, ну и килек в томате что ли...
Димка деньги взял и пошел, а мне остаться пришлось. Я ему говорю:
- Ты хоть батарейки к часам купи новые.
Зря сказал. Вдруг он теперь еще дольше вверху будет. Что-то неуютно с Михалычем один на один, хотя и смотрит он самым обычным взглядом, но видно нервы уже не те. Сидим мы: он за столиком железным, что возле ящичков с инструментами, а я на лавке. Сидим - молчим, и почему-то мне никакие слова на ум не идут. Вдруг Михалыч говорит:
- Виталик, да тут у вас початая бутылка! Что ж не сказали? Припрятали что ли - И достает из под стола бутылку. Ту самую. С ключником-крысой.
- Михалыч! - кричу. - Не пей из нее! Шерстью обрастешь.
- Вы что, налили в нее что-то? - удивляется Михалыч. -А бутылочка красивая, иностранная.
- Да отечественная бутылка, с чего ты взял...- говорю и к столу подхожу. Глядь - во, сплин! Правда, иностранная бутыль. Виски что ли, какая-то их фигня. По-иностранному написано, и замок нарисован с башенками. - Правда, и не знаю, откуда взялась эта бутылка.
- Димка, куркуль, для себя припрятал, - спокойно сказал начальник и из горла чуть-чуть отхлебнул...- А виски-то хорошее. - и мигом стаканы наполняет ровно на четверть.
- Не! - говорю. - Не буду пить! Вот Димка придет...
- Надо! - говорит. - За НАШ метрополитен! За мирное сосуществование двух систем.
- При чем тут системы? - спрашиваю.
- Так ведь день рожденья классика марксизма-ленинизма!
Во, старпер подкованный. Совсем он меня запутал. Стакан мне сует, а я отказываюсь. Тут вдруг в глаза мне посмотрел и так СТРАННО говорит:
- Что, за мир и дружбу не хочешь?
Ох, что-то не по себе мне стало от его слов, и показалось вдруг, что деваться уж некуда, и взял я да и чокнулся своим стаканом с Михалычевым.
- Если не врешь, - говорю, - что за мир? - то пожалуйста!
Виски странное оказалось -горькое, и очень уж обжигающее, и пахло какой-то мурой - корнем какого-то мудреного растения, Михалыч сказал какого, но я забыл. Мы закусили хлебом, который Михалыч достал из сейфа, еще выпили и закусили.
Я тщательно отгонял от себя дурные подозрения, но на самом деле был уже почти уверен, что и этот «Михалыч»- не Михалыч вовсе. Но так как я выпил уже порядком - и за то, чтобы зарплату выдавали вовремя, и за тех, кто в трюме - ...странный, кстати, был тост, но я уже, выпивши, странности перестал отслеживать и бояться стал меньше. И стал я вдруг замечать, что в сон меня клонит. А еще Михалыч напротив сидит и качается, качается из стороны в сторону. Что-то мне это качание напоминало. Глянул я на бутылку с замком, а на траве возле замка, на дорожке у куста роз большая коричневая крыса сидит и ключи в лапах держит. Михалыч говорит:
-Чё на нее смотреть. Давай уж допьем. За здоровье. А то у меня сегодня голова что-то трещит, как будто булыжником пролетариата стукнули. Думаешь, шучу? Правда... - И голову погладил с редкими волосенками пегими.
- Да мне уже хватит. Не идет что-то больше, - отнекиваюсь я, а сам иностранные буквы рассматриваю. Как это переводится интересно?
- «Ключник » переводится, - сообщил Михалыч.- Ну, я один выпью.
Он пьет и качается. А я напротив сижу, и закрываются у меня глаза - спать хочется, сил нет.
А заснуть страшно. Михалычу будто того и надо. Димка все не идет и не идет, а я то проваливаюсь в сон, то выбираюсь из него, будто муха из киселя. Эх, кисельные берега, кефирные реки...или чефирные? Какие реки? И почему реки? Зефирные...Эфирные...Какая мягкая трава кругом, воздух. Только стол почему-то жесткий, железный. Нет, нельзя спать. «Совершенно не хочется спать!» - говорю я траве и колокольчикам.
«Правильно, враг не дремлет!»- громко соглашается кто-то. Говорит кто-то не со мной, говорит в кабинете, где кожаная мебель и большой неумолимый портрет. Но я понимаю, что РЕЧЬ ИДЕТ ОБО МНЕ.
Боже...и цветы и шмели. и трава и колосья...Как мне выбраться отсюда, из этого угла в кабинете, в который заходят призрачные фигуры и говорят обо мне непризрачными голосами? Куст, крыса, ключи. Враг не дремлет...Пытаясь проснуться, двигаю рукой и задеваю бутылку, которая катится и едва не падает. Михалыч с трудом подхватывает ее.
- Ты что добро проливаешь? - говорит с тревогой.
Я окончательно просыпаюсь. Мне бы только до Димки продержаться. Достаю из кармана свои ключи - здесь и от кросса, и от сейфов, и от много еще чего. Зачем я их достал - не знаю. Просто, чтобы хоть что-то сделать.
- Хорошие ключ-чики, - завидует вдруг Михалыч.
- У тебя разве таких нет? Чем сейф открывал, как в комнату вошел? - не таясь спрашиваю я. Надоело мне вдруг это дело. Может, в открытую сыграть? И я начинаю рассказывать, какой я хороший работник, как здорово ставлю часы, и что метрополитен без меня просто не обойдется. Да разве я когда-нибудь кого-нибудь подводил? И разве не моими стараниями...и так далее. Кто ж кроме меня так хорошо телефоны чинить будет? А если метро неважно работать станет, то денег на строительство новых станций не дадут...Итак уже «Гриновскую» из-за угрозы обвала закрыли временно, у города денег нет на заморозку грунта. А чем меньше станций. тем меньше жизненное пространство работников, сотрудников, приживалов, нахлебников и обитателей, если можно так выразиться, метрополитена.
- Красиво говоришь, Виталик, - соглашается Михалыч - Да ,ты часы ставишь. Машинёрам надо время знать. Да ведь ты, Виталик, СТАВИШЬ не только часы .
Во, блин! Что ж я еще-то ставлю? А,...ясно.
- Больше никогда не буду! - говорю я искренне. - Да возьми ты эту железяку совсем, чтоб этот кап...в общем, чтоб он сгинул. Это ж не мы, это тетка из СЭС нам навязала. Берите, говорит, или яд или эту фиговину. Ты уж не серчай. Мы ведь друг друга уважаем, верно?
- Ладно, поверим тебе, - говорит «Михалыч». Пожалуй, и бутылку захвачу. Ребята сдадут. Тут пунктик есть один, где такие принимают.
Взял он капкан, бутылку и исчез вдруг, как сквозь землю провалился. Что весьма странно, если подумать, что мы итак глубоко под землей находимся.
Тут дверь отворяется и влетает Димка как ни в чем ни бывало.
- Ну что, - говорит. - Быстро я , а? А где начальник?
- Знаешь, брат, а то ведь не начальник был вовсе.
Димка не сразу поверил, а как поверил, говорит:
- Хорошо что я батарейки успел в киоске купить.
И тут опять Михалыч входит. Но, честно говоря, на этого Михалыча мы как глянули, так сразу нам даже непонятно стало, как раньше-то мы могли так обознаться. Этот, настоящий Михалыч на своих двойников совсем не похож, и взгляд у него другой, и пахнет от него каким-то луком - не очень-то приятно, но зато по-свойски. Мы все же ему на всякий случай проверку устроили - будильник включили, но НАШ Михалыч на кукареканье никакого внимания не обратил, даже не поморщился. Зато насчет диспетчеров, и где пропадали не забыл спросить. А что телефон на «Площади Зощенко» починили, он уже знал оказывается. Вообще он слегка расстроенный был.
- Я, - говорит, - десятку где-то обронил сегодня. Не находили? Я ее даже с фонарем пытался в туннеле искать.
Вот чудак. Как будто он по туннелям много ходит. В бытовке небось обронил. Да еще к Ирке - к Ирине Семеновне небось заходил в дежурку. Он любит там у нее посидеть, у нее бы и искал. Зато Михалыч как увидел, что мы выпить собираемся, и закуска есть, так сразу расстраиваться перестал.
- Хорошие, - говорит, - вы ребята! Ну, выпьем. За наш метрополитен! Как-никак, а зарплату нам здесь вовремя платят. Хотя зарплата эта по нынешним ценам хреновая выходит, а все ж таки хоть что-то.
Во, дает, еще жалуется. У него-то как раз зарплата ничего, более-менее. Он же начальник, хотя и маленький, а начальство свои интересы всегда блюдёт. Но вообще-то хорошо, что нам действительно вовремя зарплату выдают. Это из-за машинёров. Метрополитену как-то попробовали задержать зарплату, так машинёры всего-то две пятнадцатиминутные забастовочки устроили, и мигом в банке наши зарплаты отыскались. Так что крысиный оскал капитализма с его кризисами, нам, можно сказать, не страшен. И по какому там наверху пойдут пути - сырьево-придаточного дикого капитализма или по китайского социализма, а только у нас поезда должны ходить точно по своим путям и приходить вовремя. Это самое главное.
А что там про крыс болтают, что они в метро бывают небывалой величины, то тогда как раз Михалыч и рассказал нам, что видел, мол, в тоннеле огромную крысу величиной с кошку. И даже, после третьего стакана, уверял, что именно та крыса держала в зубах его десятку. Сочинил, наверное. Померещилось ему. Зачем крысе деньги? Она ведь, если разобраться, поблагороднее иных людей бывает.
И уж что-что, а большинство людских пороков животным и неведомо вовсе.
Откуда крысе знать, что она постройки, чьими-то лапами сделанные, подгрызает? Ведь сколь она ни хитра, а представить, что метро - пещера, которая не сама собой возникла, и что провода не сами там разрослись, - не может. И иногда вот задумаешься, а вдруг Земля наша - лишь станция в черном космическом тоннеле? Не нами она построена, не нами здесь вознесены платформы материков, украшенные колоннами гор и картинами восходов-закатов.
Однако нам невдомек, что картина восходов на худсовете утверждалась, а нынешний земной ландшафт возник согласно утвержденному плану и даже на пару миллиардов лет досрочно. План-то этот слишком большой для глазок наших крохотных, и не постичь нам его, не окинуть взглядом. И мы не замечаем, как приходят и уходят поезда, лишь отмечаем, что магнитные бури носятся, и что при возрастании активности солнца катаклизмы в обществе происходят.
А мы прогрызаем озоновые дыры и перекусываем нефтяные и газовые артерии и расщепляем атомные ядра (а откуда нам знать, спрашивается, что ядрышки эти вовсе не нашего ума дело, и что сама идея-то их расщепления может подкинута нам какой-нибудь теткой из космического СЭС? )Потому что мы на станции уже не просто живем, а к аварийному состоянию ее подводим. Что человек с планетой сотворил, и какие убытки ей нанес - это мы может во всем объеме и не представляем. Не дай Бог какие-нибудь Сущности, из плазмы и солнечного ветра состоящие, начнут рассуждения на тему того, чем бы нам пригрозить: может вирусом новой чумы или какую каменюку вроде астероида занести и намекнуть, чтобы одумались, поумнели и вредить перестали... Одна надежда: авось вступится за нас Общество Защиты Человечков, упросит начальников космических пожалеть нас как братьев небезнадежных в смысле разумности... Может и есть у нас шанс дорасти до уровня создателей станции и подружиться с ними, да и выпить по стаканчику за мировую.
Каждый новый рассвет кукарекает нам, что не все еще потеряно, и что серость свою мы скинуть можем.
Так во сне бывает - ощущаешь себя так, будто ты - и не ты вовсе, - и все бродишь и ищешь себя настоящего, а кто-то тем временем мысли твои выведывает, расспрашивает тебя.
Может, стоит нам внимательнее присмотреться к животным, даже к таким исконным врагам, как крыса. Ведь ключи к порокам людским наверняка хранятся в древней, генетической памяти. Поэтому, исправляя себя, человечеству надо исправлять то звериное, что в самой глубине сидит, в подсознании. А какие эскалаторы туда, в подсознание ведут, этого даже наши метровские эскалаторщики не знают. Хотя они и на первом месте по этому делу...