Аннотация: рассказ участвовал в анонимном конкурсе БС ћРазбитое зеркалоЋ в 2003 году
(рассказ участвовал в анонимном конкурсе БС "Разбитое зеркало" в 2003 году)
Галина Толмачева-Федоренко
Сорок грамм бездны
- Хорошо! - сказал Кнутиков, выпятив брюшко и с удовольствием разглядывая огромное зеркало в блестящей изогнутой раме чрезвычайно странной конструкции. Зеркальная гладь колыхалась, будто пыталась куда-то двигаться, но куда - не знала и сердилась, чуть светясь от гнева. Но отражала она великолепно.
- Прелесть какая! - подхватила лаборантка Цаца(так ее называл в глаза Кнутиков, а за глаза и остальные) и с удовольствием погляделась. - Я здесь румянее! - сказала она.
- А если это поставить на поток! - радостно бурлил Кнутиков! - на поток, и продавать за бешенные деньги, как новинку, вроде сувенира? А?
- Я вообще-то... Ну, в общем... пока себестоимость... слишком дорого..., - забормотал изобретатель - Халеев, немолодой уже человек, но держащий себя, даже с таким мелким начальством, как Кнутиков, словно запуганный студент на экзамене (что выдавало в Халееве врожденную робость характера). - И ведь дело совсем не в этом, Эрнест Анатольевич, а в том, что... это вечный двигатель, понимаете!!?
- Только не говорите никому про вечдвигатель! - поморщился начальник. - А то нас сразу завернут с этим изобретением. Получать энергию задарма, из ниоткуда, невозможно... учебник почитайте.
- Да здесь закон сохранения не нарушается! Здесь преобразование идет... - заторопился Халеев. - Я только так выразился ВЕЧНЫЙ, потому что для нас-то это задарма, понимаете? За счет повышения коэффициента поверхностного натяжения и использования заряда информационного Поля... Мы получаем энергию... Видите, аккумулятор?
- Интересно, - прервала Цаца, - вот здесь оно кривое, а отображает так же, словно бы плоское, красиво отражает, и вот здесь, и вот здесь... - она пошла вдоль конструкции и поднялась на цыпочки, - а здесь мне уже не дотянуться. Можно на лесенку встать?
Вид у него был такой, словно он сам до конца не верил в свою удачу. Глаза под припухшими веками были тревожны. Впрочем он никогда не любил прямо смотреть на собеседника. Да и наблюдать ему было удобнее искоса - из-за сильной сутулости, почти что косого горбика за спиной, наводящего на сюрреалистическую мысль, что хозяин отращивал его специально, дабы иметь возможность втягивать голову в домик, как это делает осторожная черепаха. Нос у Халеева тоже рос чуть вбок, выросши, кстати, чуть длиннее стандарта, и даже редкие усы, которые он недавно отпустил, не придавали ему мужественности, а лишь усиливали впечатление неряшливости от его облика.
- А приятное какое на ощупь! - сказала с лесенки Цаца.
- Осторожней трогай! - заметил Кнутиков, - Это же вода, Леша с водой работал.
Цаца покачнулась, но успела ухватиться за раму:
- Правда? Так блестит ...в-вода?
- Я поработал с поверхностным натяжением! - сказал Халеев, - в детстве еще увлекался пузырями мыльными, все пытался их попрочнее сделать, мечтал надуть пузырь плотный, как воздушный шар, и летать на нем... Химичил-химичил, пузырь не надул, а вот такой эффект выискал. Гляньте, какая упругая поверхность: если палец погрузить, выдержит запросто.
- Ага! Ой, а с другой стороны его почему не видно?
- С какой другой стороны? Это все одна сторона! Это же поверхность Мебиуса. Это водяное зеркало представляет собой всего одну поверхность - в том-то и дело!
- Да... Но все-таки... Куда девается мой палец? - спросила Цаца, недоверчиво поглядев на свой накрашенный ноготок и опять словно что-то ее тянуло, сунула палец в зеркало и опять с детским восхищением вытащила и посмотрела на ноготь. - почему его не видно, словно он УХОДИТ куда-то? Ведь рама совсем тонкая!
- Эффект черного ящика. Отражения. - догадался Эрнест - С увеличением коэффициента поверхностного натяжения усиливаются и отражающие свойства. Мне интересней другое: как ты, Леша, умудрился поддерживать такое напряжение? Ведь все это давно должно было стянуться в шар, в каплю?
- Это конструкция... я нашел ее случайно. И сам еще точно не понял ее геометрию. Можно сказать мне повезло, - признал Халеев.
- Говорят, везет тем, кто долго старается. Эта штука может пойти на большую премию. Но здесь нужны научные обоснования веские.
- Вы мне поможете протолкнуть? Сам я вряд ли...
- Поможем, обоснуем... Но визуально действительно забавно... Прямо рука пропадает! Как у этого... как его... шарлатана этого... Дэвида...
- Копперфильда, - продолжила Цаца. Глаза ее подернулись мечтательной дымкой. - Он такой хорошенький...
- Наверняка пластические операции делает! - пробурчал Кнутиков, попытавшись подтянуть брюшко, но это у него не вышло, и он так и остался в своем темно-сером костюме похожим на разжиревшего кузнечика.
- Это не Копперфильд, - сказал изобретатель, - При чем тут шарлатанство! Я же сказал: поверхность одна, и вы одна, вас же с вашим пальцем не может быть видно два раза в одной плоскости, раз никакой ТОЙ стороны не существует!! Это...
- Вход в иное измерение..., - подсказала вежливо лаборантка. Она смотрела ТВ и была полностью невинна в вопросах физики, короче, ее трудно было удивить на самом деле.
Зато физиономия Эрнеста Анатольевича выразила крайний скептицизм.
- Нет скорее это формирование информационной дыры. - торопливо поправил Халеев. - Что есть наше представление о мире? Это информация! Так вот на данном маленьком отрезке мы информацию воспринимаем как-то иначе. Прокол, воронка в информационном поле. Вы слышали когда-нибудь, что вода - обладает уникальным свойством хранить информацию? А ведь именно она составляет восемьдесят процентов нашего тела! Я уже говорил - мое зеркало имеет свойство считывать информацию и преобразовывать ее. Что вы чувствуете, когда погружаете руку?
- Да, в общем-то ничего особенного. Но затягивает... будто в пропасть заглядываешь, слишком все четко видится внутри, перспектива слишком... крутая.
- Перспектива необычная, предметов будто становится больше, - согласился Халеев. - Я же говорил: оно не просто отражает, а СЧИТЫВАЕТ.
- Любопытно-любопытно! - Кнутиков бросил взгляд на клетку с белыми мышами. - Вода считывает информацию и в то же время вынуждена отражать ее... Где-то здесь возникает своеобразный зеркальный нарост, когда две функции причудливо срастаются друг с другом...А мышки зачем?
- Ой, меня как будто потянуло сетью!! Кто-то меня окутал!! - прервала взволнованным голоском лаборантка. Она отскочила от зеркала. - Это страшно! Я не буду больше подходить! Я лучше отойду, да?! - в голосе ее появилась нерешительность, изобретатель и начальник не обращали на нее внимания, а она так и не нашла в себе силы отойти далеко от мебиусообразного зеркала и продолжала смотреться в него.
- При считывании информации зеркалом выделяется энергия. Она возникает как бы ниоткуда, но на самом деле это происходит при перетекании информации из одного уровня на другой. Ну, вроде как если бы мы построили плотину.
- Значит ТАМ - Кнутиков показал на зеркало - Потенциал информационного поля другой? Ты ведь говоришь о разности потенциалов?
- Да, вода считывает информацию - это работа, и при этом выделяется энергия. И неплохо выделяется. Здесь у меня всего сорок грамм воды, и вот, видите, аккумулятор. Он может обеспечивать энергией компьютер, настольную лампу.
- Колоссально! - сказал Кнутиков. - И невероятно! Сорок грамм... Я был уверен, что здесь скорее сорок литров, ведь оно выглядит так внушительно, или это за счет рамы и блеска... Блестит оно, словно с подсветкой сделано.
- Просто оно идеально отражает свет и практически не поглощает его.
- Как же тогда должно быть темно там, в зеркале, раз оно, мебиусо-водяное, отталкивает свет, ... - задумчиво сказала Цаца.
- Скорее водородное! - пошутил Кнутиков. - Подумать только! Всего сорок грамм и столько энергии!!
- И это в состоянии, можно сказать, покоя. - похвастался Халеев. - Когда информации почти нет. Но при задействовании обыкновеннейших лабораторных мышей эффект потрясающий!
- Она отбирает у мышей энергию?! - деловито поинтересовался начальник.
- Она берет информацию. Ну, в конце концов, я вот вам сейчас что-то рассказываю - я же даю вам информацию, но это не значит, что вы - вампир... Информацию можно поверять листу бумаги, компьютеру наконец, но лишь эта штука реагирует на информацию таким образом!
- А как реагируют эти... мыши?
- Ну, настоящие эксперименты начались совсем недавно, чтобы я с достоверностью мог описать реакцию. Скажем влияние на потомство пока неизвестно. Ведь такая именно рама у меня получилась всего шесть дней назад. Вы же помните, я до этого год возился, два раза тут потоп у меня был...
- Не два раза, а четыре, - поправил Кнутиков.
- ... ну, а тут наконец вышло. Пять дней назад я посадил на ленту - я это зеркало лентой называю - первую мышь - и увидел, что КПД увеличился. Попросил еще десяток мышей. Пока все живы, но есть отказываются многие, однако довольно подвижны. Некоторые ведут себя странно, вроде как танцуют. Беспокоюсь: не решили ли они себя уморить голодом и этими танцами? Нужно купить подкормку, повышающую аппетит.
- Хм. А почему ОН сейчас заряжается вовсю? - Беспокойно спросил Кнутиков, глядя на аккумулятор.
- О, удивился Халеев. - Точно, это Цаца. Отойдите, - окликнул он лаборантку, а то вдруг и вы потеряете аппетит, кто его знает, как воздействует эта штука в больших количествах...
- Аппетит я потерять не очень-то боюсь. Мне бы и надо похудеть, - капризно отвечала Цаца. Но глаза ее стали беспокойными, она нехотя словно с трудом отошла от зеркала и притулилась у клетки с мышами, задумчиво глядя на белых грызунов, которые так забавно становятся на задние лапки. - Эта вот точно танцует... и будто не может остановиться... А вдруг она умрет от истощения? - спросила она, словно лишь сейчас осознав то, что говорилось в лаборатории. - Боже мой... Может от вашей штуки излучение какое-нибудь исходит?
- Никакого излучения! Я же здесь круглые сутки вожусь, - уверил Халеев. - Просто в зеркало не надо лишний раз заглядывать.
- Но как вам удается не заглядывать? Вы же его делали.
- Я долго трудился над каркасом. И его конструкция интересует меня даже больше, чем все эти... эффекты. Кстати сказать, я зеркала с детства терпеть не могу. Может потому, что я всегда казался себе уродом. То, что именно мне удалось создать такое, это усмешка судьбы, подарочек, можно сказать. Как если бы глухой изобрел магнитофон. Я люблю смотреть на это зеркало сбоку, когда оно отражает луч, идущий из окна, и расщепляет его так искусно, что обычная радуга - неумелый детский рисунок по сравнению с ЭТИМ.
- Ну, зачем вы так насчет своей внешности... вы очень обаятельный! - тут же принялась утешать Цаца со снисходительностью хорошенькой птички, - И вовсе не урод. Кстати, я в институте одну даму знаю, которой вы очень нравитесь. Но это тайна! Однако, если вы очень хотите, я, может, скажу, а вы бы за ней поухаживали...
- Нет, нет я закоренелый холостяк, мне не нужны дамы, - поспешно, даже с некоторой злобой и отвращением отозвался Халеев.
Кнутиков кивнул. Он знал, о какой сотруднице института говорит Цаца. И знал, что Халееву та пожилая мымра не нравится.
- У Леши с таким изобретением скоро столько денег будет, что он себе молоденькую найдет, - несколько неуклюже утешил начальник.
Тем временем Халеев открыл клетку, достал мышь и поставил ее на зеркало. Сначала та двинулась было к раме, будто намереваясь перелезть через нее и спрыгнуть на пол, но тут же передумала и стала носиться по водяной ленте Мебиуса так сосредоточенно, словно убегала от кого-то.
- А если предположить, что где-то есть единый центр информации, о котором нам не ведомо, что-то вроде планетарного компьютера, и мы качаем энергию с его помощью из того, что принято называть Подпространством? - угрюмо спросил Халеев.
- Какая разница в сущности-то, - махнул рукой начальник. - Главное мы ее получаем, ведь так. Да... Великолепно! Совершенно великолепно. Цаца, а ты что... странная... погрустнела вроде?
- Все нормально, - вздрогнув, отвечала лаборантка. И, поколебавшись, добавила, - Мне показалось, я увидела в зеркале старого знакомого.
- Знакомого? Какого знакомого? - с подозрением спросил начальник.
- Ой! Ну, как бы объяснить... Я один раз видела сон, который почти забылся, но сейчас вспомнился чрезвычайно отчетливо. Да. Однажды я во сне глянула в зеркало, в самое обыкновенное, которое висит у меня в ванной, ведь я каждое утро причесываюсь перед ним... И там вдруг вместо своего отражения увидела мужчину с черной бородой, очень решительного... не хотела бы я оказаться его врагом и встать у него на пути! Он смотрел так гордо и казался властным, быть может, довольно богатым человеком, и у него наверняка была жизнь полная опасностей, приключений и интриг... На нем был голландский костюм, и самое странное: я знала во сне, что тот человек - я! Но я-то настоящая... совсем другая... бесцветная, робкая и неумелая... и наивная... так странно!
- Может это ТЫ в прежней жизни? Или просто какой-то твой предок? - снисходительно предположил начальник, допуская, что и у лаборантки в прошлой жизни могло быть что-то интересное.
- Еще есть вероятность что этот решительный мужчина - тот, кем бы ты хотела быть...- одно из твоих "Я", - заметил изобретатель. - Ведь мы не так уж довольны собой, и наш мозг ищет другие структуры самовыражения. Возможно, время от времени формируются какие то личности, может быть и действительно на основе генетических воспоминаний... Мы во сне редко ведем себя в соответствии с тем нашим стереотипом, что существует наяву.
Кнутиков хмыкнул. Запутанная речь Халеева вызвала у него возражения, и он открыл было рот, но Цаца опередила его, крикнув громко:
- Ой, с мышкой что-то случилось, она замерла там вверху и не двигается, лишь лапками и хвостиком дергает!
- Такого еще не было! - с интересом и озадаченно протянул Халеев.
- Ну если не есть шесть дней, лишь бегать до изнеможения, то что ж тут удивительного! - прикрикнула Цаца.
Она быстро забралась по лесенке, так как мышь застряла как раз вверху ленты.
- Завязла! Нужно срочно... ой, не получается вытащить... Да отдай же! - прикрикнула лаборантка на ленту и, наконец, вытащила мышку. Та, соскользнув с руки девушки на пол и жалобно пискнув, побежала в угол. А Цаца замерла над зеркалом, вцепившись руками в раму, побледнев, с отсутствующим выражением лица.
...Он явился так внезапно, что никто не уловил мига, когда это произошло. Просто на минуту изменилось освещение, будто тень пробежала по всей мебиусообразной поверхности зеркала, и посреди комнаты очутилась фигура- человек с черной бородой, в странном костюме.
Разум отказывался воспринимать факт явления из пустоты, и Кнутиков даже обернулся на дверь.
Так, подходя у зеркалу, мы не успеваем увидеть, что в нем отражалось за миг до того, как ОНО восприняло наше появление за новую реальность, нам кажется, что наше отражение было всегда. Но ведь оно возникает не мгновенно, хотя для нашего глаза неразличимы те микронные доли секунды, которые требуются ЕМУ, чтобы отметить наше присутствие.
Мужчина в костюме знатного человека тех времен, когда фламандцы прославились своими тюльпанами, сыром и живописью, не оглядывал лабораторию, как нечто странное, не удивлялся ей. Но он что-то искал. То, что было вне стен, какую-то дорогу, о которой ведал лишь он. С горделивым достоинством он пошел к выходу. Хотя он казался объемным, очень быстро обнаружились, что, встав вполоборота к нему, или даже просто скосив глаза, вы переставали его видеть. Он не воспринимался боковым зрением! И от него почему то не ждали слов, будто знали, что, заговори он, его не будет слышно - он разделен с этим миром более плотной звуконепроницаемой стеной, чем скучающие ТВ-крыски "за стеклом".
Цаца еще ниже склонилась над зеркалом, будто ее начинало рвать. Реденькие волосы Кнутикова зашевелились на его затылке, а в лице Халеева появилась угрюмая торжественная мрачность. Может еще больше поразило присутствующих в лаборатории то, что чернобородый мужчина был поразительно похож на бледненькую и хрупкую с мелированными светлыми волосами Цацу. Мужчина был не просто похож, как родственник, но похож чем-то самым тайным, глубинным, словно даже не брат-близнец, а сестра-близнец и вот это было самое необъяснимое.
Чернобородый спокойно прошел в дверь, или через дверь... по крайней мере, она распахнулась от его взгляда, словно от порыва ветра, взметнувшего лабораторную затхлость, - и зашагал к лифту. Кнутиков бросился было за ним...
Тем временем вода в зеркале возмутилась, вспучилась, поверхность словно бы надулась, как парус, и от нее принялись отделяться другие Цацы разного вида, больше женщины... Фигуры появлялись так внезапно, как отделяется один мыльный пузырь от другого, когда дуешь в трубочку, свернутую из тетрадного листа... они слегка мерцали, то напоминая голограммы, то производя впечатление совершенно реальных существ.
Пожалуй тот, с блестящими гордыми глазами, в голландском костюме, был самый реальный средь них, будто в сознании Цацы ему отводилось главное место. Недаром именно за ним бросился было Кнутиков с криком Халееву:
- Не выпускайте его...!
Но тут Кнутиков вспомнил слова Цацы: "Не завидую я тому, кто окажется у него на дороге..."... и притормозил. У него еще оставалась надежда, что мужчина заденет за косяк и исчезнет, будто мираж, но тот и не думал исчезать. "Что скажет охранник?" - простонал Кнутиков и, обернувшись, увидел новые фигуры, которые все появлялись и появлялись...
- Да отдерите же ее от зеркала! - крикнул начальник Халееву. Но это оказалось не так-то просто. Одна рука лаборантки с невероятной силой вцепилась в металлическую раму, другая погрузилась в воду мебиусообразного зеркала, будто ее с силой тянул кто-то ОТТУДА, глаза уставились в одну точку.
Странные создания являлись словно пузыри одно за другим и даже парами, то были в основном девушки, многие одеты так, словно они успели нацепить лишь одну вещицу из гардероба, некоторые вовсе голые или одеты вызывающе, как наряжаются проститутки, а на некоторых была старая школьная форма. И все они спешили... так во снах мы все спешим куда-то, словно нас где-то ждут... Они искали край сновидений.
Кто они были? Те "Я", которые на самом деле во множестве формирует наше сознание? Ведь оно помнит кучу вариантов выбора, по которому могло пойти развитие личности, все те "Я", что оказались "в запасе", остались в сонном зародышевом состоянии...
Здесь можно было увидеть Цацу вредную и злую, какой она стала бы, подружись в пятом классе с одной девчонкой, любящей делать гадости и подбивающей на нехорошие дела сверстников, и переспи она затем, в девятом, с красивенькой внешности садомазохистом, который запросто сломал бы девичью душу. Этого реальной Цаце удалось на жизненном пути избежать, но ирреальная Цаца - странное порождение теории вероятностей, возникла теперь с рюкзачком за спиной и тоже куда-то двинулась...
А еще проковыляло к двери странное существо, калека, которое пыталось все время свернуться в клубочек, ложась прямо на пол, но потом вспоминало, что надо идти, вставало, ковыляло дальше, а потом опять ложилось и сворачивалось...
- Это невозможно! - сказал Кнутиков. - Может быть, за помощью сбегать или позвонить?
- Ничего уже не поможет, - покачал головой Халеев. Вдруг лицо его исказилось ужасом. Кнутиков мгновенно проследил за его взглядом - в зеркале шевелилось что-то темное - нетопырь, зверогад или животное, которое казалось более реальным, чем те, кто возникал раньше. Оно тоже желало выбраться! Было ли оно Цацой... пожалуй, но уже не только ею, оно содержало черты зла, которые не имеют индивидуальности, но которые мучают детей в детстве, когда те корчат страшные рожи перед послушной амальгамой... потом дети забывают это, но чудовище не забывает никого и ничего, оно пришло из слишком древних времен, из прошлого самой материи, в нем были черты и Халеева, и Кнутикова, и оно уже наблюдало за ними из зеркала, скаля зубы в непостижимой усмешке, словно это ОНИ с самого начала были подопытными мышами его, - дрожащие существа в клетке.
- Ломайте, ломайте раму! - просипел Кнутиков.
- Я никогда больше не смогу восстановить ее геометрию, - пробормотал Халеев, и волосатая лапа высунула коготь, словно пытаясь подтвердить сказанное и наградить изобретателя тайным знаком, но тот шарахнулся, схватил стул и грохнул по когтю, и принялся корежить раму, чтобы исчезло натяжение, вызвавшее жуткий эффект.
Они ломали раму, и существо корчилось, пытаясь помешать им, а Цаца извивалась в судорогах пытаясь вырваться. В том зазеркальном, лохматом, корчащемся, не было ни грамма человечности, в нем была косность небытия, ненавидящая бытие.
Кнутиков оборвал провода аккумулятору и стал колотить им по раме с такой силой, что та наконец прогнулась, раздался треск и страшный вой...лохматая лапа тянула лаборантку, а Халеев пытался отодрать когти от девушки. Наконец, тьма плеснула грязным туманом в лабораторию, плеснула и уползла... водяное мебиусообразное зеркало разбилось... Куски его, с проворностью ртути, стали собираться в крохотные шарики, блестящие ярко, словно дождевые брызги на солнце, и лишь какие-то лохматые тени словно от фалангов пальцев огромной ручищи, еще метались между шариками, будто пытаясь сковать их, но они раскатились... на множество капель... и все кончилось.
Кнутиков выронил аккумулятор и посмотрел на обоженные пальцы, в воздухе пахло серой и чем-то горелым...
- Цаца, как ты? - сипло спросил он. - Все в порядке, девочка?
Они помогли лаборантке подняться и сесть на стул. Лицо той было бледным. Она вся дрожала, как в лихорадке.
Цаца попыталась улыбнуться, но вдруг простонала что-то, бросилась к сумочке, открыла ее и достала... зеркальце.
В лице Халеева мелькнула тревога и даже паника не меньшая, чем тогда, когда он ломал раму. Лишь Кнутиков еще ничего не понимал.
- Это не я! - сказала Цаца, глянув в зеркальце, швырнула его, и оно разлетелось на мелкие обломки. - Это не я... Вы не понимаете... КАК Я ТЕПЕРЬ УСНУ???
- ОН будет сторожить ее, и уже некому теперь защитить. Все сно-сущности, что заполняли ее сны, разбежались, - резюмировал Халеев. - Она пропала!..
- А если ТУДА? - показала Цаца кивком на окно.
Лаборатория находилась высоковато. Кнутиков сделал отрицательный жест и на всякий случай подошел к подоконнику ближе.
- Там-то ОН тебя и поджидает! - устало предупредил Халеев.
Цаца глянула на него с презрением, будто впервые по-настоящему увидела, но бросаться в окно передумала и отвернулась.
- Мы что-нибудь придумаем, что-нибудь сделаем, - бормотал начальник.
- Не презирайте меня, - тихо попросил Халеев. - Я не знал, что так выйдет, поверьте. Лаборатория разгромлена, я погиб, уничтожен, а вам, девочка, в миллион раз хуже, чем мне, и все же - не сердитесь, простите.
А Цаца все смотрела и смотрела вдаль, сосредоточено, с тихой надеждой, будто зовя или слыша неведомый зов...
И вдруг в дверях показался тот, в голландском костюме. На руках он нес карлицу. Он прошел мимо зеркальных обломков, мимо застывших при его появлении ученых, и мир весь на мгновение будто остановился, а потом мужчина и карлица свернули в невидимый коридор зазеркалья, и Цаца вдруг стала прежней... почти прежней... лишь беззаботности в ней, пожалуй, осталось поменьше.