Аннотация: Это было написано до того, как я прочитал "ЧиП" Пелевина и "Принцип..." Шленского
Бодрой походкой уверенного в себе человека журналист Петр Левин направлялся на поиски нового материала. Погоня за тиражами и рейтингом - дело довольно сложное и изматывающее, но Петру давалось относительно легко. Творческим кризисам он подвержен не был, так как особенно ничего нового и не творил. Эклектика с намеком на идейное содержание, коего он даже сам понять не мог, давала неплохие всходы и позволяла не только сводить концы с концами, но производить впечатление умного человека. Когда пустота, бессмысленность существования и тому подобные экклезиастовские вопросы сжимали грудь, он напивался, либо наркоманил, принимая галлюцинации за откровение свыше. Как он сам описывал эти ощущения: "Плющило не по-детски". А когда под этим состоянием он брался за карандаш, чтобы придать бумаге поток своих мыслей, то сам великий и могучий русский язык отказывался передавать в понятном виде все его мыслительные процессы. В итоге получалось вполне забавное чтиво, пользовавшееся особой популярностью в среде потерянного поколения, представители которого находили в этой "окрошке" что-то созвучное своей душевной пустоте, умиляясь собственному запущению.
По дороге Левин остановился у киоска, чтобы потушить пожар в голове и вернуть себе способность мыслить более или менее последовательно. Подбухнув "TALLERa", он почувствовал себя намного лучше. До назначенной встречи оставалось еще полтора часа, так что можно было насладиться всеми прелестями весенней погоды. Петр достал сигарету, поправил темные очки и, вполне довольный собою, повернул в сторону парка, гордо демонстрируя миру свою персону. Перекинув кожаный пиджак через плечо, он четко отстукивал своими казАками по еще мокрому тротуару и не пропускал ни одной лужи, чтобы не полюбоваться в ней своим отражением.
Усевшись в позе американского миллионера на скамейку, он достал из папки томик каких-то постмодернистских инверсий и принялся читать. Вообще, этот фолиант ему не сильно нравился - его больше радовали плоды собственных мудрствований. Но перенимать опыт пользующихся успехом авторов это ему не мешало. A priori признав всю литературу и философию переливанием из пустого в порожнее, он читал все подряд: от классиков до бульварной беллетристики. Его восхищение вызывали лишь хитроумные комбинации - будь то перипетии сюжета или игра слов. Но разглядеть смысл под этим он не мог, равно, как и заложить его в основу своих словоблудий, может, потому что не хватало времени, может еще почему. Но об этом история умалчивает.
--
Сынок, а можно потом бутылочку пустую забрать? - какая-то бабушка осмелилась отвлечь этого интеллигентного вида парня от столь нужного занятия, - Я мешать не буду, хорошо?
--
Да, - ответил Петр, не отрывая бутылки от своего рта и продолжая читать. "Надо было баночное брать", - додумал он.
--
Спасибо, дай тебе бог здоровья.
"Ага... и тебя туда же."
Через несколько минут уже другая старушка изъявила желание увидеть эту жалкую бутылку в своей авоське, о чем в вежливой форме постаралась сообщить нашему представителю четвертой власти. В ответ на этот беспрецедентный поступок она услышала тираду о том, что возрастающая конкуренция среди ботл-хантеров отрицательно влияет на качество релаксационных процессов. Но Петр - человек отходчивый и вскоре бутылка уже валялась на газоне за скамейкой.
В покое он оставался не долго - напомнил о своем существовании мобильный телефон.
--
Алло, Петя, ты где?
--
Здравствуйте, Александр Михайлович! Я вот как раз подбиваю вам материальчик...
--
Вот и молодец! Потому, что я сейчас в редакции и смотрел твою подборку в следующий номер. Честно говоря, написано неплохо - в лучших традициях жанра, как говорится. Но... ничего нового!!! Народ уже не ведется на сказки про мистику, загадки внеземных цивилизаций и всю ту туфту, что ты сочинял последние три года. Ему нужны ужасы о себе. Надо спроецировать всю эту ... прямо на нашу жизнь. Если мы не свяжем это с жизнью, то наш журнал будут покупать только в качестве альтернативы туалетной бумаге. А ты ведь работаешь не на фабрике туалетной бумаги? Так?
--
Да, конечно, вы правы. А вот та статья о роли бессознательного в процессе зарождения разумной формы жизни на примерах естественной истории? Она там рядом лежит...
--
Тоже смотрел. Намек очень тонкий - не зацепит. Ты на правильном пути, но будь ближе к жизни, ближе к людям! Надо соответствовать уровню читателя, а тебя поймут лишь такие продвинутые, вроде тебя. И главное, не уклоняйся сильно вправо или влево. В конце недели зайдешь ко мне со всеми материалами. Так что, Петя, достань мне что-нибудь интересное. Ну все, давай суетись.
"Достань, достань... ТЫ меня уже достал!"
--
Ты что-то сказал?
--
Нет, нет - ничего...
Левин отключил телефон.
--
Что я сказал?! Иди в ...! Вот что я сказал.
Проходившая мимо девушка удивленно оглянулась. Комизм ситуации не застал Левина врасплох. Он наигранно поднес руку к груди в знак искреннего раскаяния, сопровождая свой жест наивной улыбкой (а-ля - "я у мамы дурачок"). А впрочем, его мало интересовало мнение окружающих, если от этого мнения ничего не зависело. Ведь в конечном итоге всегда можно выдать свое мнение за шутку, если что. Ведь нет в словах ни правды, ни справедливости, ни смысла...
'Слова - это всего лишь инструмент выражения субъективного отражения. О как! А ведь верно: любое мнение субъективно, поэтому и реальность иллюзорна. То есть, она как бы есть, но ее как бы и нету. Это же такое... прозрение. Почему люди не понимают этих элементарных вещей?'. С таким винегретом в голове, Левин вылез из такси напротив психиатрической больницы - серого здания с высоким и не менее серым забором, в народе получившего название "Диснейленд". Именно здесь у него была назначена встреча. Расплатившись с таксистом и осмотревшись, он уж было начал сомневаться, что сможет найти здесь что-либо интересное для статьи. Но интерес взял верх, и Петр смело направился в двери. Ему открыл здоровенный санитар, на лице которого нельзя было разглядеть следов особо глубоких размышлений. На Левина вопросительно уставились два глаза.
--
День добрый! Я к Александру Семеновичу. Он у себя?
--
Вы - Петр Левин?
--
Ну да.
--
Тогда вам сюда, - санитар с идиотской улыбкой гостеприимно открыл дверь, пропуская Петра внутрь, - Второй этаж, 28-ая палата. Бррр... 28-ой кабинет. Пойдемте, я вас проведу.