- И все же ты не прав! - заведующий кафедры новейшей истории Соломонов, тучный мужчина средних лет, со значительным, но несколько оплывшим лицом, уверенными движениями разлил остатки коньяка по стопкам и аккуратно убрал пустую бутылку в шкаф, верхняя часть которого была заполнена монографиями и трактатами; потом продолжил, - ты, Юрий Геннадьевич, утверждаешь, что русские солдаты Первой мировой войны были все поголовно патриотичны, и только злые большевики их развратили и испортили. Нет! И еще раз нет! Все началось задолго до большевиков, и тому есть масса подтверждений.
Кандидат исторических наук Карнаухов обожал такие посиделки с дискуссиями, всю эту научную обстановку кафедры, с устоявшимся затхловатым запахом книжных полок, приправленным сегодня коньячно - лимонными ароматами. Сколько смелых идей и неожиданных, парадоксальных выводов, увидевших впоследствии жизнь на страницах статей и докладов, родилось именно здесь.
В боковом кармане пиджака завибрировал телефон - пришло сообщение. "Папа, с днем рождения! Мы с мамой ждем тебя с нетерпением!" Рядом с текстом было размещено изображение большого букета цветов.
- Родные потеряли? - понятливо прищурился Соломонов, - ну, давай на посошок и двигай домой. Супруга твоя - известная мастерица по части кулинарии. Расскажешь потом, чем тебя потчевали.
- А может, поедешь со мной, Василий Альбертович? - неожиданно для самого себя сказал Карнаухов, - посидим еще, побеседуем.
- Не стоит, - Соломонов отрицательно помотал своей большой головой, - семейное торжество есть процесс интимный, и даже где-то сакральный. Я там лишним буду. На такси поедешь?
- Да ну! Вон остановка - рядом с Институтом, при удаче минут пятьдесят, и я у дома. Машину на стоянке оставил, за ней присмотрят, прогреют - мороз нынче трескучий.
- К вечеру до минус тридцати обещали, так что будь осторожен. Ну! С днем рождения тебя еще раз, коллега, - Соломонов поднял стопку двумя пальцами, - супруге и сынишке - большой привет от меня.
Холод обрадованно вцепился в новую жертву, стоило Карнаухову выйти на улицу. Руки, ноги и лицо успели заледенеть за то короткое время, пока он перебегал, неуклюже зажав портфель с бумагами под мышкой, широкий проспект, отделяющий Институт от автобусной остановки. К счастью, транспорт подъехал через какие-то минуты. Юрий Геннадьевич, успев занять место у окна, блаженно расслабился, закрыв глаза и пережидая, пока оттают мгновенно запотевшие от смены температуры очки. Когда зрение вернулось, достал бумажник. Кондукторша, могучая бабища неопределенного возраста, не спешила собирать мзду с пассажиров, беседовала о чем-то с водителем, оживленно жестикулируя. Ну и ладно! Не глядя сунув бумажник куда то в сторону бокового кармана пальто, Карнаухов решил позвонить домашним, сообщить о скором своем появлении. Телефона не обнаружилось ни в обычном месте - нагрудном кармане пиджака, ни в портфеле. Карнаухов весь извертелся на сиденье, пока не вспомнил, что оставил мобильник на столе, очевидно, не убрав его после прочтения сообщения от сынишки. Досадно!
Молодые люди, сидящие до этого за Юрием Геннадьевичем, вдруг сорвались с места и подбежали ко все еще болтающей кондукторше
- Откройте, пожалуйста, дверь! Мы мамку сейчас из окна увидели, перехватить надо срочно, она больная у нас, уедет куда ни будь, и потом ничего не помнит.
- Да! - поддержал второй, - однажды унесло ее, беспамятную, так с милицией неделю искали. Пожалуйста!
Водитель вошел в положение, смилостивился, и отворил на светофоре - выпустил мальцов, хотя и рисковал при этом нарваться на штраф.
Проехали по мосту, за окном потянулись лесные пейзажи. География города отличалась определенной спецификой. Расположенный по обеим сторонам великой реки, застроен он был весьма неравномерно - историческая часть и шесть из восьми районов его располагались на одном берегу, а два новых, в том числе и Заречинск, где в свое время приобрел квартирку Карнаухов - на противоположном. Причем, прежде, чем добраться до места жительства, новоселам необходимо было преодолеть километров тридцать Соснового бора, по одной из двух, ведущих к новому району дорог. Если вдоль основной трассы велось активное строительство, возводились новые жилмассивы, то вторая использовалась в основном грибниками, да посетителями обширного Восточного кладбища. Автобус почему-то поехал именно по ней. Пассажиры заволновались
- Граждане! - зычным голосом возвестила кондукторша, - нам сообщили, что на главной дороге жуткая пробка, вызванная крупной автоаварией. Придется объезжать. Вы ведь все в Заречинск едете.
- Мы раньше выходим! - заволновалась молодая пара, сидящая через проход от Карнаухова, - как же нам быть?
- Пересядете на обратный рейс! - решительно обрезала их кондукторша, - никто не собирается ради вас только торчать в пробке. Еще есть возмутители? Нет! Приготовьте оплату за проезд, - и она двинулась вдоль рядов, лениво собирая обязательную дань.
Карнаухов сунул руку в боковой карман. Бумажника не было. Как же так?! Не мог же он забыть его на кафедре вместе с телефоном - недавно доставал, после входа в салон. Юрий Геннадьевич снова завертелся, лихорадочно обшаривая карманы пальто, пиджака, заглядывая в портфель и шаря взглядом между сиденьями.
- Оплачиваем за проезд, гражданин! Что вы вертитесь, как будто вас блохи кусают, - раздался над ухом голос Хозяйки салона.
- Подождите, пожалуйста, - Карнаухов прервал свои безуспешные поиски, выпрямился, просительно заглядывая в лицо женщине, - я, кажется, бумажник выронил.
- Вот наглец! Полдороги уже проехал, а сейчас узнал об этом? Деньги за проезд положено готовить, как только вошел в транспорт. Может, у тебя и не было денег? Пропил все? Вон - алкоголем аж на три метра разит.
- Послушайте, - робко возмутился Юрий Геннадьевич, теряясь от непривычной дикости ситуации, - я приготовил деньги, но вы разговаривали с водителем, и я сунул бумажник в карман...
- Сунул он! - женщину явно разъярил намек на то, что она пренебрегала своими должностными обязанностями, - не знаю, что ты там куда сунул, а за проезд не платишь, да еще и оправдываешься неумело. Как не стыдно только - на вид приличный человек, очки вон одел, а на билетах экономишь. Будешь платить, или тебя высадить?
- Как так высадить, - окончательно растерялся Карнаухов, - холодно же.
- Холодно, тепло - не важно! Порядок должен быть! Есть желающие оплатить за этого гражданина? - женщина презрительно кивнула на Юрия Геннадьевича, повернулась к пассажирам, - Нету! Валера, останавливай, автобус!
- Но это дикость, дикость! - отчаянно возопил кандидат наук, - что я буду делать в лесу?
- А мне без разницы, - победительно отрезала кондукторша, - хочешь - лови такси, хочешь - пешком беги. Все, раз совести нет - не о чем с тобой разговаривать.
Пребывая в каком-то трансе, Карнаухов пробрался к выходу, ловя на себе иронично - злорадные взгляды окружающих, спрыгнул со ступенек. Хлопнув на прощанье дверями, автобус уехал, оставив его одного.
"Что же делать?" Еще не отойдя от испытанного унижения, Карнаухов отчаянно замахал портфелем в сторонку приближающегося автомобиля. Возмущенно мявкнув клаксоном, машина объехала его по дуге, умчалась. И в обычные дни на этой трассе не наблюдалось интенсивного движения, а уж сегодня, когда многие водители не смогли завести своих железных коней.
"Что же делать? Прежде всего успокоиться, осмотреться. Найти пути решения проблемы. Я же ученый, в конце концов! Где-то в портфеле были сигареты. Покурю - говорят, способствует".
Начинающими леденеть пальцами , Карнаухов с четвертой попытки зажег спичку, прикурил. Закрыв глаза, с силой выдохнул дым, стараясь успокоиться. "Наплевать, наплевать мне на эту противную бабу! Ее, наверное, Бог обидел, вот и кидается на всех подряд. Однако, слишком много несуразностей в один день. Ничего, вот доберусь до дома - и все наладится. Они меня уже заждались, наверное, мои Ларочка с Никиткой". Воспоминание о родных людях помогло, Юрий Геннадьевич немного успокоился, начал оглядываться по сторонам, продолжая неумело затягиваться дымом. В принципе, ему еще повезло - километрах в двух виднелась следующая остановка автобуса. Отгоняя от себя досаду, Карнаухов энергично зашагал к обретенной цели. Когда он прошел примерно половину пути, сзади послышался шум автобуса. Стараясь разглядеть в подступивших сумерках номер маршрута, Юрий Геннадьевич отчаянно замахал руками. Автобус пронесся мимо, обдав гарью. Вздохнув, Карнаухов зашагал дальше. Отвыкший за последние годы от физических упражнений, он жадно вдыхал ртом ледяной воздух. За то время, пока он добирался до цели, успело стемнеть, лес по обеим сторонам дороги казался сплошной стеной, нависал над одиноким человеком. Впрочем, еще метров через пятьсот виднелся просвет, дорога, идущая перпендикулярно трассе. Редкие фонари почти не освещали местность, и, если бы не полная луна, задача человека еще более усложнилась.
"И сколько я буду здесь ждать? Когда придет следующий автобус? И пустят ли вообще меня в него без денег? Глупо как получилось с телефоном, - думал он, подпрыгивая на месте, - сейчас позвонил бы Ларисе, она бы что ни будь придумала. Телефон! А вдруг за поворотом - жилье. В конце концов, я в черте города, не в тайге. Постучусь и попрошу позвонить Ларисе. Мороз крепчает".
Энергично растирая нос, Карнаухов отправился к новой цели, проклиная портфель. Перчатки он никогда не носил, приходилось перекладывать ношу из рук в руки, но они все равно начинали терять чувствительность.
За поворотом действительно обнаружилось жилье, пройти до виднеющихся в лунном свете домиков надо было всего ничего. Правда, ни одно окно в избах почему-то не горело. Воспрянув духом, Юрий Геннадьевич отправился к островкам цивилизации. Когда до ближайшего, скрытого за высоким забором домика, оставалось не более десятка шагов, из проулка вывернула стая. Сначала показалось, что собак не менее дюжины, но когда прошел первый испуг, Карнаухов насчитал пять особей. Пять! Хватило бы и одной, чтобы внушить ему животный ужас - серьезно покусанный в детстве бешеным псом, он и к зрелым годам не смог избавиться от иррационального страха перед друзьями человека. Застыв на месте, кандидат наук закричал, косясь на остановившуюся стаю:
- Люди! Лю-юди, помогите! Есть кто живой?
Ответа не было. Ни одна дверь не скрипнула, никто не вышел на его хриплый окрик.
- На помощь!
Собрав все свое мужество, Карнаухов сделал несколько шагов вперед. Стоящий впереди остальных крупный пес оскалил клыки, прижал уши к голове.
- Помогите! - крик получился слабым, безвольным.
Когда стая, вслед за вожаком, двинулась вперед, Юрий Геннадьевич не выдержал. Отшвырнув портфель, он помчался обратно в сторону трассы, не помня себя от ужаса, леденея в ожидании впивающихся в тело клыков. Гонка вслепую не могла закончиться благополучно - нога неожиданно подвернулась, он грохнулся во весь рост, потерял сознание.
Спустя неизвестное количество времени Карнаухов очнулся от боли в левой ступне. Лицо залепил снег, очки разбились при падении, но главное - он не чувствовал кистей, не мог даже пошевелить пальцами. Рукавом пальто человек осторожно очистил лицо, всмотрелся в темноту, пытаясь хотя бы сориентироваться в пространстве. Прислушался. Собак поблизости не было. Где то впереди раздался шум проезжающего автомобиля. "Дорога! Я должен добраться до дороги!" С отчаяньем в душе Карнаухов осознал, что уход от трассы был ошибкой. "Добреду, а там пусть хоть давят меня. Все лучше, чем от холода загибаться". Но сначала надо было встать. Оперевшись на локти, он стал подтягивать сначала одно, потом другое колено, вскрикнув от боли при неудачном движении. Определенно, левая стопа была вывихнута. На вопль его никто не отреагировал, вокруг стояла тишина, как в любимых с детства рассказах Джека Лондона. Белое Безмолвие, да. "Но это же невероятная дикость! Я в черте города - миллионника, вокруг двадцать первый век с его интернетом и научными достижениями. Бред!" Карнаухов постарался принять вертикальное положение, балансируя на корточках и постепенно выпрямляясь. Как только он попытался ступить на поврежденную ногу, тело пронзила боль, он вскрикнул и, сделав неловкое движение, опять повалился на снег. На глазах выступили слезы отчаяния. Придется ползти на четвереньках. Попробовал опираться на кисти рук - если перемещаться достаточно быстро, они какое то время удерживали тело. Уже не сдерживая глухих рыданий, человек пополз в сторону трассы, яростно надеясь, что направление определено правильно, что шум автомобиля послышался именно с той стороны. Прополз метров десять и остановился, отдыхая. "Сколько метров до дороги? Какое расстояние я пробежал, прежде чем упасть? Положим, не менее трехсот метров осталось. Не хнычь! Тебя ждут Лариса и Никита. Ты должен ползти, осталась ерунда какая-то. Вспомни Маресьева! Тебе еще повезло, что ты передвигаешься по относительно ровной дороге, а не тонешь в лесных сугробах. Вперед!". Он пополз, кусая до крови губы, периодически вскрикивая от боли в ноге, ощущая, как, несмотря на заливавший глаза пот, холод пробирается все глубже, и скоро схватит его мертвящей рукой за горло. Рука, нога, рука, нога. Как в детстве, беспечальной и веселой поре жизни, ценность которой понимаешь, только став взрослым. Правая рука подогнулась, Карнаухов снова ткнулся лицом в снег. Кажется, нос разбил, губы ощутили кровяной вкус. Нога, рука, нога, рука. Дыхание сбоило, щеки совсем потеряли чувствительность. Внезапно стильно захотелось пить, и он, наклонившись, хватанул губами, зубами зернистую ледяную массу. И снова вперед. Вскоре он начал падать все чаще, силы иссякали. Передвигаясь уже на остатках морально - волевых, извлекаемых из неожиданных для него самого глубин, он сквозь шум крови в ушах уловил звук проехавшего буквально в десяти шагах перед ним автомобиля. "Осталось чуть... Давай, сжигай последние резервы...Ларочка, Никитка...Надо думать о чем ни будь желанном, приятном. Горячая ванна! Я погружаюсь в нее всем телом, окунаюсь с головой, ощущаю, как тепло наполняет меня, проникает во все клеточки замерзшего тела, и я расслабляюсь, расслабляюсь, накрытый негой и жаром..."
Нечеловеческим усилием втянув себя на трассу, Юрий Геннадьевич отдался теплым волнам, несущим его к желанным берегам.