Он плохо помнил своих родителей. Размытый образ отца - высокого, стройного мужчины с холодным лицом и голубыми глазами, строгого и молчаливого, тускнел со временем в его памяти, превращаясь в наполовину выдуманный им самим портрет.
Мать запомнилась лучше. Веселая зеленоглазая красавица с каштановыми волосами, она, казалось, наполняла светом и теплом любую залу, стоило ей войти в нее. Ее мягкий чарующий голос охватывал его и уносил в сказочное царство рассказываемых ему перед сном историй. Он помнил их прогулки, качели на которых она, смеясь, раскачивала его высоко-высоко и теплые мягкие руки, нежно касавшиеся его волос перед тем, как он отходил ко сну.
Три года, прошедшие с момента их смерти, слились в однообразный поток дней, сначала горький и темный, наполненный слезами и тяжелыми страшными снами, затем спокойный и размеренный. Череда похожих друг на друга будней в доме кормилицы не исцелила его полностью, но сменила боль и страхи на сосущее чувство тоски и недоумения от случившейся несправедливости, не оставляющее его надолго даже в светлые минуты детских игр и радостей.
Даниэль знал, что его дед - точнее брат его деда присматривает за ним. Каждый год в свой день рождения он получал подарки от него - праздничную красивую одежду и игрушки. Появлявшийся на пороге дома слуга, в черных, расшитых серебристой вязью одеждах, передавал кормилице кошель и коробку с подарками. Он и Нила - дочка Марты, стояли за ее спиной, схватившись каждый со своей стороны за подол платья и, осторожно выглядывая, рассматривали слугу, чопорно передававшего кормилице ежегодные дары. Выслушав благодарность и обещая передать ее слова дяде, тот с поклоном удалялся, и его карета исчезала за поворотом дороги, уносимая вдаль четверкой рослых красивых коней. Какое-то время еще слышался стук копыт, но потом и он замолкал, а жизнь возвращалась на круги своя неизменная, как и раньше...
Заканчивалась последняя декада лета. Скоро ему должно будет исполниться девять. Даниэль улыбнулся и подумал о том, какую игрушку подарит ему дядя в этом году.
Пусть она будет такой же замечательной как тот набор солдат, который он получил в прошлый раз!
С этой мыслью он вбежал в кухню, где Марта готовила еду, одновременно наставляя Нилу в искусстве готовки.
- Даниэль, обед будет через час! Погуляй пока. Вот - возьми! - Кормилица протянула ему горбушку ржаного хлеба, намазанную маслом и натертую чесноком с солью.
Он выхватил хлеб и, состроив рожицу Ниле, показавшей ему язык, выбежал из дома. Побежав на холм и взойдя на его вершину, украшенную упавшими древними плитами, он отломил кусок хлеба и позвал Боуги - своего приятеля из Малого Народца. Тот, не замедлил появится, учуяв лакомство. Похожий на большого волосатого ежа он довольно заурчал что-то на своем языке, получив кусок горбушки.
Они уселись на вобравший в себя солнечное тепло гранит и приступили к трапезе. Даниэль смотрел на плывущие облака и вдыхал в себя запах грубого ноздреватого хлеба смешанного со щекочущим нос запахом чеснока. Текущая меж зеленых полей и лугов река отражала бело-голубое небо и, поблескивая золотом солнца изгибаясь, уходила к горизонту, сливаясь с темной полосой виднеющегося вдали леса. Было красиво и они с Боуги долго молча сидели, наслаждаясь видом. Наконец тот заворочал и, пробубнив что-то доброжелательное исчез, оставив на камне какие-то корешки. Даниэль засунул их в карман штанов, что бы передать Марте. Было ещё рано возвращаться, и он решил посидеть тут еще немного.
Близилась осень, его день рождение и праздник Каррайн - проводы лета. Он думал о том, как замечательно будет снова водить хороводы вокруг огромного костра, прыгать через огонь и случать песни, которые будут петь жители села, в которое Марта приводила их на праздник.
В прошлый раз он сильно опалил волосы и брови, а старый Джек, помогающий Марте с садом, напился и так потешно танцевал на своей деревянной ноге, размахивая костылем, что все вокруг смеялись, а потом долго шутили и угощали его сидром и пирогами! Было здорово!
Даниэль посмотрел на коричневую черепичную крышу домика, видневшуюся между деревьев. Из трубы едва вился дымок - судя по всему, Марта заканчивала готовить. Он поднялся с камня и, оглядев напоследок наполненный солнечным светом простор, побежал вниз по тропе к дому...
2.
До конца последней декады лета оставалось три дня, когда неожиданно на пороге дома появился дядин слуга в неизменных черных одеждах. Высокий и худощавый, он передал Марте письмо и большой кошель, после чего застыл в неподвижности, ожидая пока та прочтет послание.
Окончив читать, она тяжело вздохнула и, погладила Даниэля по голове.
- Дан, твой дядя забирает тебя к себе. Сегодня же...
Даниэль неверяще посмотрел на нее.
- Я не хочу! Я хочу остаться здесь, Кормилица! Марта!
Он растерянно перевел взгляд на слугу.
-Таково желание вашего дяди. Вы не можете отказаться от приказа вашего опекуна и Главы рода - сказал тот.
- Не уезжай, Дан! Мама!?.. - Нила заплакала, и Даниэль застыл, чувствуя, как слезы наворачиваются на глаза.
Марта обняла его, прижав к себе и успокаивающее поглаживая.
- Все будет хорошо, мой мальчик! Это к лучшему! Так надо! Так и должно быть!
Он чувствовал как ее руки, сильные, мозолистые и одновременно такие мягкие заботливо касаются его волос. Уткнувшись лицом, он обнимал Кормилицу и плакал, понимая, что она, Нила и этот домик, застывший в безвременье посреди старого сада, и вся его новая жизнь, уже отделена от него и начинает с каждой секундой отдаляться все дальше...
- Я вернусь, Марта! - сказал он, подняв к ней заплаканное лицо.
- Конечно, родной мой! Мы с Нилой будем ждать тебя! Мы всегда будем тебе рады!
- Я подожду, пока мальчика подготовят и накормят перед дорогой, - сказал слуга и, поклонившись, отошел к карете.
К обеду, состоявшемуся позже обычного, он был уже собран. Слуга, отказавшийся разделить со всеми трапезу, отнес сумку с его немногочисленными вещами в карету. На прощание Даниэль подарил Ниле книжку с картинками волшебных животных, а Марте оставил стеклянный шар с танцующей фигуркой феи, который той всегда нравился.
Спросив разрешения, он набрал на кухне корзинку еды и побежал на холм к Боуги. Выложив угощение на камень, он позвал его.
- Я уезжаю. Надолго. Может быть, мы больше не увидимся! Я буду скучать по тебе! И помнить!..
Боуги грустно заухал и, подпрыгивая на камне, печально взвыл. Он на секунду исчез, а затем появился и протянул Даниэлю свою маленькую, порытую мехом ладошку на которой лежало простое ни чем не украшенное серебряное кольцо.
- Спасибо Боуги! Я буду хранить его в знак нашей дружбы.
Даниэль надел кольцо и попрощался. С тоской посмотрев на виднеющуюся вдали карету, он кивнул Боуги и, стараясь снова не заплакать, пошел вниз. Обернувшись на середине спуска, он увидел как крохотная фигурка, едва видневшаяся на фоне каменных плит, пританцовывая, машет ему рукой. До боли сжал кулаки Даниэль и изо всех сил побежал вниз к ожидающим его переменам.
2.
Мягко покачиваясь, карета неслась, влекомая неутомимыми лошадьми. Сидевший в противоположном углу слуга беззвучно спал, задернув окно шторой, а Даниэль, прильнув к стеклу, смотрел на появляющиеся пейзажи красивые и однообразные. Мимо проносились возделываемые поля, сады и деревни. Иногда вдали можно было увидеть большие богатые дома, а один раз на холме показался большой замок, со шпилями и красиво развевающимися на ветру яркими флагами. Он долго провожал его взглядом, пока тот не скрылся за поворотом дороги.
К вечеру они въехали в лес. Большие старые деревья, сгущая темноту, окружили их. Кучер зажег фонари, и карета тронулась дальше, почти не снижая скорости.
За окном ничего не было видно и, отужинав тем, что Марта собрала ему в дорогу, он лег на мягкое сидение, слушая, как копыта коней цокают по вымощенной камнем дороге. Постепенно, убаюканный покачиванием, он мягко соскользнул в сон.
Ему снилось, что он превратился в большую черную птицу и летит в ночном небе ведомый зеленоватым мертвенным светом большой луны встающей над горизонтом. Под ним проносятся еле различимые в темноте поля и леса, меж которых серебристыми жилами струятся, то появляясь, то исчезая реки, сливающиеся вдали в единый полноводный поток, устремленный, как и он к поднимающейся луне.
Напрягая силы, он летит в этом бледном свете вперед и вот уже воды большой реки отражают его темным пятном, скользящим по их поверхности неподвижной как зеркало.
Показавшись почти целиком, Луна поднимается выше. Он пролетает мимо города расположившегося по обеим сторонам потока. Остатки огромного разрушенного то ли временем, то ли чьей-то злой волей моста виднеются внизу. Пустой и безжизненный город уродливым рваным узором, составленным из силуэтов развалин, простирается вокруг него. Он чувствует все усиливающийся Зов и усталость. Река становится все шире. Упорствуя и, одновременно не в силах противиться, он летит дальше.
Спустя время и бесчисленное количество взмахов крыльев впереди широкой мерцающей линией показывается обрыв, с которого вода устремляется вниз, чтобы с огромной высоты упасть в объятья, расстилающегося до горизонта моря. Слышится все нарастающий рокот гигантского водопада.
На краю обрыва посреди реки он замечает башню, стоящую на нависшем над пропастью скальном уступе. Устремляясь к ней, он падает вниз, купаясь в струях лунного света, ощущаемых им всем телом. С победным криком он бьется о закрытые тенью плиты перед входом в башню и вновь обретает свое естество, ощущая боль и поднимающуюся волну радостного предвкушения.
Вершина башни ослепительно сияет в свете полностью взошедшей луны. Он поднимается по ступеням и толкает створки дверей. Внезапно он видит мать...
- Даниэль! - кричит она, протягивая к нему руки.
Он проснулся. Карета не двигалась. Чуть освещаемая внутри ночным светильником, она была пуста. Снаружи слышались громкие крики, рычание и звон оружия. Рывком встав, Даниэль выглянул в окно. Внезапная ярко-багровая вспышка ослепила его, и он скатился на пол, зажмурившись и испуганно сжавшись. Раздались команды на незнакомом ему отрывистом гортанном языке. Темнота за окном снова расцвела яркими вспышками, видимыми даже сквозь опущенные веки. Внезапно шум схватки затих, и наступила тишина. Даниэль открыл глаза. Раздался крик полный боли и отчаяния, затем еще один чуть в отдалении и все снова смолкло.
Прошло несколько минут. Было тихо. Даниель сел на сидение и выглянул в окно. Ничего не было видно. Услышав звук отворяющейся двери, он резко развернулся. В проеме показался слуга. Его оскаленное бледное лицо было покрыто кровью, а одежда рассечена и разорвана во многих местах. В руке он сжимал длинный узкий клинок.
Даниэль отшатнулся. Тот успокаивающе поднял свободную руку.
- Все хорошо. Все закончилось. Спи!
Его глаза приковали Даниэля к себе. Светящиеся, они притягивали, и он падал в них как в глубокий колодец.
-Спи!
И он почувствовал, что сползает по сидению в тяжелую, мутную трясину сна без сновидений...
3.
Цирал Крауф курил гаафу. Откинув голову на спинку массивного, обильно украшенного резьбой кресла и приспустив веки, он смотрел как зеленоватый дым, неторопливо клубясь, устремляется в сторону закрытых дверей залы. Лицо его было расслабленно, а желтоватые пальцы с крупными узлами суставов цепко сжимали трубку с длинным костяным мундштуком.
Полутемное пространство, освещаемое лишь редкими низкими светильниками и горящим в камине огнем, плыло в туманной пелене, рождая в отблесках пламени странные изменчивые картины. Цирал вновь затянулся, ощущая, как трубка почти обжигает ставшую холодной и влажной ладонь, и медленно выдохнул густое облако дыма.
Раздался негромкий стук и на пороге появился худощавый, облаченный в черные одежды человек. Он замер почтительно склонив голову и, дождавшись кивка, подошел ближе.
- Я ждал тебя раньше, Йорл!
- Было нападение, Господин! Два Направляющих Силу и девятка наемников. Я потерял бойца, переодетого кучером. Убито две лошади из вашей конюшни.
- Мальчик?
- Жив. Я погрузил его в сон. Сейчас он в отведенной ему комнате и должен вскоре проснуться.
- Он не пострадал?
- Нет. Нападение разбудило его. Он толком ничего не видел, но успел напугаться.
- А нападавшие?
- Направляющие убиты. Допрос оставшихся в живых наемников ничего не дал - стандартный контракт. Ничего необычного. Но на телах Направляющих я нашел вот это!
Он вытащил из кармана два одинаковых круглых амулета на серебряных цепочках и предал их старику.
- Хм. Работа Бьярнов...
- У двух наемников были метатели и стрелы с их клеймами.
- Это явно не их рук дело! - старик усмехнулся, - они уже взяли свою плату кровью, убив моего племянника и его жену. Этот долг закрыт, а мы под защитой Закона, который они не осмелились бы нарушить.
Цирал отложил трубку в сторону.
- Мальчик мертв, мы еще больше ослаблены, а Дом Бьярнов понесет наказание! У них не получилось первое - не получится и второе! Нет! Мы не будем подыгрывать, не зная точно, кто это задумал. Они рассчитывают на то, что, даже поняв все, я захочу отомстить Бьярнам. И я отомщу! Но это произойдет тогда, и так как я этого пожелаю! Убери все следы, Йорл! Нападения не было!
- Да, Господин!
Старик нахмурился.
- Что ты скажешь о мальчике? Слабая кровь?
- Кровь сильна в нем, Господин, он умен, но боязлив и невнимателен. Кормилица говорит, что по ночам он часто кричит во сне. Я думаю, что он стремиться убежать и спрятаться от всего. Его можно заставить, силой и страхом делать то, что он не хочет, но это, скорее всего, сломает его окончательно. Ему не на что опереться.
- Посмотрим. Пусть его накормят и вечером приведут ко мне. Я взгляну на него. В любом случае его обучение будет на тебе, Йорл! По крайней мере, в начале... Ступай!