Аннотация: Неглупые и собранные школьники 80-хх. гг.Маша, из холодного отроческого одиночества, случайно попадает в быстрый и теплый мир. Местами даже - перегретый,"разогнанный". Ни слова про любовь, но кое-что про друзей и свершения.
Маша и Жизнь
Посвящаю этот текст лучшим миксерам для взбивания мозга: покойному Станиславу Лему и дону Диего Испанскому, что б он был здоров. И Антону Семеновичу Макаренко, без усилий которого не смог бы возникнуть не текст, а сама ситуация, которую текст описывает..
"Он учит детей страшным вещам. Он учит их, что работать гораздо интереснее, чем развлекаться. И они верят ему! "
Стругацкие
'Север: воля, надежда, страна без границ.
Снег без грязи - как долгая жизнь без вранья...'
Высоцкий.
Часть 1. Сборка
История эта началась с переезда семьи Испанцевых в другой район, с того, что Маша пошла в новую школу. Школа как школа, ничего такого... особенного. Разве что таблички на дверях были не из пластмассы, а фанерные, с выжженным текстом: "завуч", "директор", "учительская". Восьмой класс, пара новых подружек, какие-то до изумления ребячливые пацаны в классе (даже глаз положить не на кого), заслуженная хамка-физичка и благожелательный лысый математик, семь кеме по лесу на лыжах каждые выходные, когда выпал снег (любила Маша это дело) - вот и все события. Машка, в сущности, была самым обычным меланхоликом. Стеснительная, легко обижающаяся, а от этого временами слишком резкая, слегка "тормозящая", умненькая, много читающая девчонка, погруженная в свой внутренний и, строго между нами, - не такой уж и богатый, мир. В меру упрямая, аккуратная, немного замкнутая. Серые глаза, курносый нос, белобрысый "хвост" с резинкой, почти всегда в джинсах. Правда, в тетрадке, которую она ни родителям, ни подружкам не показывала, были стихи не Асадова и не...этой, как ее... Блин, забыл, ну, плевать... А вовсе даже выписки из Лермонтова, Роберта Бернса, Китса и Заболоцкого. Так что были кое-какие отличия от, были.
Но - небольшие.
Однажды идет себе Маша в школу, и вдруг встает у неё на пути Филин (а фамилия у человека такая, никакой кликухи не надо) почти не знакомый девятиклассник, председатель школьного Комитета, мужчина яркой восточной наружности, и говорит человеческим голосом:
- Ты - Испанцева? Восьмой "А"?
- Ну, я. Чего надо?
- Приглашение тебе. На слет - четыре дня. В зимние каникулы.
И протягивает официального вида бланк на хорошей бумаге, подписи там, печати, все дела, только герба не хватает.
"Уважаемая Мария Испанцева, подготовительный Комитет Слета в составе... приглашает Вас... путевка .. 10 руб. ОО коп... Комитет предлагает Вам в трехдневный срок сообщить свое решение о Вашем согласии на участие в работе /отказе от участия в работе слета любым удобным для Вас способом ..."
Надо сказать, что официальных писем Машка в своей жизни еще ни разу не получала и несколько... обалдела. Филин доброжелательно щурит свои щелочки и добавляет:
- Три дня у тебя, на раздумья. Соглашайся - на настоящую жизнь посмотришь... Не боись, мать, никто там тебя не обидит.
И развернулся уходить.
- Какая я тебе "мать"! - возмутилась Машка.
Филин обернулся и ...подмигнул, зараза.
- Ты - нормальная мать. Какая надо... Три дня - не тормози.
И ушел, змей...
В общем, Машка рискнула "принять участие в работе", не догадываясь насколько серьезное решение принимает...
На слете наличествовали: методическая служба с библиотекой, пресс-служба (ЕЖЕДНЕВНАЯ газета - 5 дней слета- 5 газет, каждое утро итоги вчерашнего дня и не только), радио-служба (радиопередачи, свет, звук, связь, дискотеки, шумовые эффекты, голос за кадром) интендантская служба, и даже - грамотный психолог (это в начале восьмидесятых-то!). Причем психологу свои три копейки, в виде материалов для "диссера", отрабатывать приходилось по полной программе. Несмотря на теплую, благожелательную атмосферу, подобные слеты вовсе не были райским местечком, но были - непрерывным тренингом, серьезной эмоциональной и интеллектуальной "загрузкой". Для кого-то - перегрузкой. Ну, сам представь: девчонка никогда ничего не писала, кроме школьных сочинений ("Сатирически рисуя в своем романе помещичьи - чиновную Русь, Гоголь показывает..."). А ей говорят: "Вот тебе бумага, карандаш, ластик; завтра вечером у нас спектакль. До обеда еще два часа - пиши. Пока есть только название: "Спорт и бизнес". После обеда смотрим твой сценарий и учим роли. В 19.00 генеральная репетиция. Давай, Машка работай, шевели извилинами, больше некому".
И, таки да, извилины работают - только дым из ушей, пот по спине. Маша же не знает, что многомудрый командир (на год ее старше, на слете в третий раз), аналогичное задание дал еще двоим несчастным, но всем - по-отдельности, чтобы надеялись только на себя и соображали быстрее.
И к обеду, не к обеду, но к вечеру пьеса написана, раскритикована (удар по нежной девчачьей психике), переписана заново, и восемь актеров, назначенных в приказном порядке, бродят по залу с листками - учат текст, остальные ползают по полу, рисуют декорации. А Маша и два других автора (большого ума благородные доны 13 и 15 лет) лежа на пузах, шепотом спорят, как надо играть сцену женских боев без правил. И.
И.
На следующий день идет премьера Машкиной пьесы и двух ее соавторов.
За эти сутки они еще успели сыграть с пацанами в регби ("Мать, ты че это в сторонке уселась?! Что значит: "Не умею, не хочу"! Валенки бегом надела и вперед! В нападении будешь... Ты хочешь, что бы мы проиграли, А?!!" ) Еще ребенки до хрипоты накричались в диспут-клубе, а Машка сумела в ходе дискуссии зафигачить в лоб оппоненту ластиком, и расплакаться (после регби в тонусе девка-то!). Еще Маша успеет разучить вальс, спеть хором, и - уже спокойно, академично даже - обсудить на семинаре с психологом очень жизненные подростковые и школьные проблемы. И танцы вечером - до упаду, с номерами-миниатюрами в паузах, как же без танцев...
(Еще Маша за это время может попасть и в наряд на кухню, но психолог не дремлет: в наряд отправляются те, кто на грани срыва, кому такой темп и обилие впечатлений - слишком... Для успокоения в наряд отправляются, не для наказания. А Машка - девчонка сильная, хотя пока еще не знает об этом, да ведь и никто об этом еще не знает. Ну, фигня, еще три дня впереди, времени - вагон, узнает...)
Идут, это значит, девки, после такого насыщенного дня от умывальника, идут, зубы почистив, спать, никого не трогают, а им навстречу лось из радиослужбы. И говорит этот лось такие слова:"Девчонки, надо троих добровольцев в помощь нам, связистам, и двоих - на газету. Кто куда - выбирайте". Можно конечно, лося-то в лес по ягоды послать, но что-то морда у красна молодца больно зеленая, а в глазки только, что спички не вставлены (закрываются глазки-то) - видно же, что не первую ночь не спит человек. А потом - кто дискотеку музыкой обеспечивал? Кто фонограммы для пьесы писал? И кто завтра будет все это же делать и многое другое?
Да и сам-то лось ... Ничё, видный парняга раньше был, когда высыпался. Короче, пожалели девки парня, проявили сознательность. И настал уже час ночи, а бедная Лиза, то есть Маша, подает инструменты, держит хлипкую стремянку, распутывает провода и даже - их зачищает. "Маша, врубай!" "Вырубай!", "Дай вон ту х-х... хитрую загогулину!" "Спасибо, солнце, посиди пока, щас еще немного поможешь и - все". В общем, "солнце" тут и уснуло, сидя. Самый здоровый из лосей отвел-отнес Машу на кровать в девчачью палату, снял кроссовки, укрыл одеялом, вздохнул завистливо, и дальше пошел, солнцем палимый - паять, развешивать, сводить фонограммы. Третья бессонная ночь - все для фронта, все для победы...
Прошло примерно 30 часов и - премьера. На следующий день ...Ты ощущаешь? - 30 часов назад Машке дали карандаш и сказали: "Пиши!".
А где наша Маша? На сцене, разумеется, в одной из главных ролей - текста-то самопальные драматурги втроем накропали - мама, не горюй! - и кто эти
длинные речи успеет выучить? "Так что, давай, Марья, не выкобенивайся, вам и играть".
В последнюю ночь слета опять не спали - важнейшее мероприятие. Душепотрошительное: "Расскажи мне обо мне". Это значит: сидят ребенки вокруг свечки и делятся впечатлениями - каждый говорит, что он думает о каждом.
Услышали бы такое практикующие психологи, растерзали бы коллегу: "Как, подростки - с их юношеским максимализмом и детской жестокостью - да они нанесут друг другу тяжелые психические травмы!" А этому психологу - все как с гуся вода. Модные узкие очечки, вороной "хвост" чуть не до пояса - длиннее Машкиного, второй год аспирантуры (двадцать три года), один внедренный военный проект, три выговора с занесением в личное дело, развод и алименты. Надежда и гордость факультета.
Сдается мне, что молодой талант знает о психических травмах побольше многих старших коллег. Да и не педагог он, а исследователь, не гуманист, а кибернетик какой-то. Апологет, блин, обратной связи. Так и говорит, как пишет: "Сопли, мол, вытрем, слезы сами высохнут, а опыт, самый ценный в жизни - умение увидеть себя чужими глазами, останется".
Я так думаю, что насчет "поспать поменьше, впечатлений загрузить побольше" - это его идея. Ему бы, психологу, в племя команчей шаманом - воинские обряды посвящения устраивать - с голодом, холодом, недосыпом, ритуальными пытками. Самое его место. Вивисектор...
Так что можешь себе представить, когда доча приезжает домой, а всего-то рабочая неделя прошла, мама ее узнать не может. Девчонка стала намного увереннее в себе (даже и слишком) свободнее, энергия брызжет...
Мама сажает ребенка есть, начинает осторожно прощупывать почву:
-Хорошо отдохнула, доча?
- Ага,- говорит доча и засыпает с ложкой в руке. Завод закончился.
Мама озабочена: "Что они там делали, в лагере-то? С парнями, что ли все ночи гуляли?!"
Не волнуйтесь, мамаша, именно с парнями и именно ночью - еще немного и случилось бы непоправимое - дочку вашу паять научили бы...
Да, кстати, о парнях. Маша вскоре с удивлением обнаружила, что с парнями
общаться ей интереснее и проще. С Филином, правда, не проще - редкостная он был все-таки язва, но - интереснее. А товарищ председатель даже ввел для нее официальное прозвище (кругом ритуалы, кругом!). Задав однажды на комитете обсуждение какой-то проблемы, он ничего в ответ не услышал, и ернически развел руками: "А думные бояре на спрос государев ничто не отвечая, сидят - брады свои уставя". И, переждав смущенные смешки, вдруг со сталинскими интонациями обратился прямо к Маше, подражая какому-то древнему фильму ("А что думает товарищ Жюковь?"): "И каково бюдет мнение наших испанских товарищей? Ми все ждем!" Машка от неожиданности ответила довольно резко и, прямо скажем, банально, но Филин не отстал, а продолжил допрос неожиданно мягко и серьезно, так что Машка, в конце концов, перестала щетиниться и "включила" голову...
Вряд ли можно сказать, что после этого они подружились... Все-таки Маша смотрела на Филина снизу вверх, но не с обожанием, не такова девочка уродилась, а скорее с раздражением, да и Филин, со своей очаровательной непосредственностью, мог запросто подложить на стулья кнопки и персонально Маше и всей "Боярской Думе".
Характерно, что следующим "шагом на пути к взаимопониманию" оказался проигранный Машкой спор: насколько внимательно в школе относятся к тому, что они делают вообще и к их грандиозным послеслетовским планам - в частности. Фил слушал ее доводы минуты четыре, не перебивая, на пятой сломался: "Маш, это все бла-бла-бла "в пользу бедных". Тебя, да и меня, пока я чего-нибудь не отмочу, никто не воспринимает, в упор не видит. А уж наши пла-а-аны... Спорим, если я вместо вывески комитета повешу что-нибудь "левое", никто до следующего ремонта не заметит?" Машка сгоряча согласилась на 20 щелбанов, и через два дня, изумляясь собственной глупости, "стояла на шухере", пока Филин менял вывеску "Комитет комсомола" на "Комитет общественного спасения". Через месяц, Маша признала свое поражение, и стоически вынесла 20 полновесных щелбанов - не больше, не меньше. Большой был куртуазности кавалер, а ведь шестнадцать лет отроду, между прочим, дураку...
Кстати, неправильную вывеску заметили и сняли через полтора года, когда в школу пришел новый директор...
Вообще надо сказать, вся эта деятельная комсомольско-коммунарская субкультура здорово пробуждала в подростках черты раннего детства: открытость, любопытство, свежесть восприятия, фонтанирующую фантазию, как и было сказано - непосредственность.
А еще черты не вполне детские - независимость и одновременно - готовность отвечать за свои действия, готовность помочь, чувство локтя. И еще одно. Привычка к дружелюбным, открытым, очень прозрачным отношениям, игнорирование всяких рангов, со стороны воспринималась (даже сверстниками) как наивность, если не глупость.
Но Машкина ...э-э-э, негибкость выделалась даже на общем фоне. Как-то раз она поставила рекорд, доказывая комитетчикам необходимость некоего мероприятия, в течении шести минут выдвинув четыре альтернативных варианта, - и никак не могла понять, что соратники ка-те-го-ри-че-ски не хотят в этом участвовать, не называют настоящих причин, и что всем, кроме нее причины понятны, и только одна она, бестолковая, пытается "согласовать протоколы". Пока не вошел отсутствовавший Фил и, уяснив ситуацию в ноль минут, громко заявил: "Испанские товарищи - это наш неиссякаемый источник идей, просто - фонтан идей! Поаплодируем, товарищи". И, быстро наклонившись, сказал ей на ухо: "Если у тебя есть фонтан, заткни его - дай отдохнуть и фонтану". Машка обескуражено посмотрела на него, потом на аплодирующих комитетчиков, и ощутила себя КРУГЛОЙ дурой. Покраснела, чуть не расплакалась. Фил обиду просек, быстренько свернул "посиделки", взялся проводить ее до дому, и битый час разъяснял ситуацию. То-то они кругов намотали вокруг квартала... Боюсь, правда, что Маша так до конца в ситуацию не въехала. Головушка- то у нее умная, да жаль - дурочке досталась...
Ну, пока они трудятся в паре с Филином, мужчиной восточным, понимающим несказанное, проницающим интриги, идущим извилистыми путями, Машино чудовищное простодушие не мешает. Скорее наоборот: "Моя неловкость послужит Вам фольгой".
Особенно полезна связка Маша - Фил была во время "мозговых штурмов". Фил умел замечательно точно ставить вопросы (чисто конкретно), в зародыше задавить треп, отсечь лишние, "уводящие" метафоры - вообще был хорошим ведущим (сегодня сказали бы "модератором"). Маша работала "генератором идей", а переводили её гениальные озарения в конкретные действия уже совместно - всей невеликой, но могучей кучкой.
Попеременно занимая то критическую позицию, то выдавая идеи, тормоша соратников и подстраиваясь под них, всегда выступая во вне заодно и часто собачась внутри себя (- Как ты достал уже своим "олимпийским спокойствием"! - "Холоднокровнее, Маня, холоднокровнее, Вы не на работе"), эта пара консулов становится таки да, заметной величиной. В упор их можно не видеть, но только если завязать глаза. Да и то споткнешься. И спотыкались - и местная шпана и завучи и коллеги-активисты, особенно карьеристы малолетние, трепачи. Маша этих дел умудрялась не замечать, а Фил отдувался за двоих, оберегая ребенка.
Потихоньку - полегоньку оказалось, что они очень хорошо дополняют друг друга. Именно - "дополняют" - до чего-то большего. До "команды". Ведь на дворе не двадцать первый, постиндустриальный век, а век двадцатый - индустриальный (по крайней мере - в СССР): ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ пока еще намного важнее ОБЩЕНИЯ.
Часть 2. Выход на режим
А значит, заглянув в "комитет общественного спасения", можно было увидеть Фила, лежащего на длинном узком шкафу (советские шкафы - самые крепкие шкафы в мире!), черкающего в блокноте, энергично жующего спичку. Парень составляет программу эстетической трехдневки летнего лагеря. Время от времени он достает, свешиваясь вниз, из шкафа книги, просматривает, засовывает назад. Маша бродит из угла в угол, глаза "повернуты внутрь себя", за ухом карандаш, иногда что-то бормочет, на столе исчерканные листы. Она ваяет очередную нетленку: "Кризис буржуазного искусства". (Чувствуешь аромат эпохи?). Когда Фил не может сверху дотянуться до нужной книги, раздается: "Мария, патроны!" Машка, молча, достает ему альбом репродукций Рубенса, и опять начинает мерить шагами узкий "пенал" помещения. Фил листает альбом, морщится и зычно подает команду: "Мария, бронебойные!" Машка, так же молча, сует ему альбом Эль Греко. Фил довольно бурчит: "То, что доктор прописал". Делает пометки в блокноте. Тепло и тихо, только иногда от проезжающего мимо трамвая, дребезжит оконное стекло, да готовится засвистеть электрический чайник. Входит румяный с мороза Лось. (Я не виноват, это от Машкиной пьесы идут наводки). Любимцы муз и граций, пребывая в трансе, на Лося не реагируют.
Напрасно.
Он, видать, дернул с "братанами" пива (во всяком случае, пиво там тоже было) и пребывает в добродушно-игривом настроении. Погрозив сам себе пальцем, он на цыпочках, крадется к подоконнику, вставляет в маг кассету, и давит, зараза, "воспр." Сто пятьдесят ватт не хило бухают в уши и стекла, этажом ниже на столе у вахтерши подпрыгивают карандаши:
"Эта рыбка в банке,
На моем окне.
Эта рыбка в банке
Счастлива вполне.
Позабыла море -
Свой родимый дом
И не знает горя
В банке за стеклом..."
С последним аккордом Лось давит "выкл.", и садится на подоконник.
- Ну-с, как впечатление, дамы и господа?
Со шкафа доносится:
- "Почитаю музЫку делом полезным. Особливо - барабан".
Картинно-замедленно закинув ногу на ногу и чуть не сверзившись с подоконника, Лось декламирует, подвывая:
- "Сощурив узкие гляделки,
Лежали критики в тени,
И, явно не в своей тарелке,
"Машину" слушали они"
-О!- Маша останавливает свой бег из угла в угол, - О, "Рубрук"! Силен Лось. Да он только на вид прост!
-А по существу, прекрасная синьорина?
Машка, видать, хотела сказать что-то нейтральное, но, сильно потянув носом, выдала:
- Пьянствование водки ведет к гибели человеческих жертв!
(Со шкафа доносится одобрительное хмыканье.)
- "Испанка", - говорит Лось печально, обращаясь к портрету Ленина, - "испанка", это такая зараза, - тяжелая форма гриппа. В девятнадцатом году- 8 миллионов жертв, больше, чем на всех фронтах Гражданской, да, Владимир Ильич?
И заключает со вздохом:
- Сговорились, морды нерусские!
Уклонившись от брошенного ластика, он так же печально сообщает нарисованному Ленину:
- Темперамент - украшение характера. И - услада ночи!
Снизу на него с визгом кидается пятьдесят килограммов живого веса, а со шкафа молча летит еще семьдесят. Вытащив Лося на улицу, его засовывают мордой в сугроб, набивают снега за шиворот, под рубашку, только что не сплясали на нем озверевшие аффторы. Но в последний момент мужская солидарность победила и в сугробе оказывается Маша. Потом ее на вытянутых руках, торжественно как знамя, вносят в здание. Правда, вниз головой, держа за ноги. Вахтерша в ауте. Я и говорю - очаровательная детская непосредственность...
Перенесемся через зиму и весну.
На майские праздники весь штаб подготовки лагеря, возглавляемый двумя студентами, выехал лагерь готовить. Ставили скамейки, ломали перегородки, заливали цементом дыры в полу, делали новые туалеты и тянули проводку. Где все это взяли в начале 80-хх. - "тайна великая есть". Но - нашли. Через два месяца приехали опять, после пионерского лагеря готовили базу еще полторы недели.
Когда лагерь въехал, Машка вошла в один из отрядов, в стенгазете остаться не захотела, хотя и писала туда регулярно. Долгий летний лагерь совсем не похож на зимний быстрый слет - больше времени, больше основательности, больше народу. Маша потихоньку стала набирать авторитет - и просто как надежное и толковое существо и как специалист словесной и режиссерской работы - то и дело ее просили помочь с постановкой ребята из других отрядов. Свои косились ревниво - а вдруг чужая постановка выйдет круче нашей? Но нет, Испанцева свое дело знает туго - экспериментируя на чужих спектаклях, все найденные "фишки" вставляет в свои. Неплохо выходит, неплохо. Остается время и искупаться и подумать, помолчать, а пару раз Маше даже удалось почитать, пока не отловили, не припахали. И Фил рулит другим отрядом, ну и ладно, хоть можно отдохнуть от подначек и носо-сования-в-малейшую-понимаешь-ли-ошибку, можно ни за кем не тянуться, почувствовать себя, ненадолго, самой умной...
Еще вчера лагерь с азартом играл в модернизованную зарницу - военный переворот, арест командира и комиссаров- студентов, ночью всех выгоняют на линейку. Сирена, прожекторы шарят по небу, окна заклеены крест-накрест полосками бумаги - новички всерьез решили, что началась ядерная война. Объявляют: караул устал, вы попали, товарищи - настала Диктатура. Комендантский час, передвижение строем, бегом, в противогазах (!), пароли-отзывы, "карточки на еду" в столовой, речевки - короче, мрачноватый такой военно-полевой карнавал. Машкин отряд устраивал диверсии, потом (ночью опять же) связал почетный караул, стырил знамя и убежал в лес через болото. Лагерь их с азартом ловил, глупые диверсанты бегали, а умные сидели на деревьях и бросали вниз взрывпакеты. Без жертв.
Весь этот шабаш закончился и теперь, в полдень, лагерь сопит в две дырочки после ночных марш-бросков и утренних побоищ. Маша продрала глаза пораньше и, пока никто не видит, залезла на чердак - собиралась почитать, но как-то "зависла".
И пока Маша сидит, свесив из чердачного окна ноги, бездумно смотрит в пространство, грызет соломинку. Не хватает сигареты и чашечки кофе. Но Машка не курит, а кофе - диффцит! выдают только знаменной группе и только на ночь. И пока ребенок уединился и отдыхает, от друзей, обязанностей, своего непрошенного лидерства, спросим себя, товарищи и кабальерос, - что она видит со своего насеста? Нет, понятно, что: лес, круглое, как блюдце озеро, прибранный песчаный пляж (будто и не в России) со скамейками, пять небольших корпусов под двускатными крышами - в шестом Маша затихарилась, один корпус большой, штабной под вальмовой крышей, самодельную сцену под навесом, еще ряды скамеек, вон кто-то тоже проснулся и в беседке спорят, о чем не слыхать, и хорошо, что не слыхать, видно знаменную группу, прихорашивающуюся перед выносом знамени, натужно пыхтящих "электроников", устанавливающих аппаратуру для вечерних танцев - словом, видим лагерь актива.
Но какова его субстанциональная сущность, имманентно присущая данному предикату? В сущности - это...
- "Сущность", "в сущности". Михаил Потапович, следите за стилем, а то прям стыдно за вас.
- Знаешь, Маша, твои пьесы тоже не блещут красотой изложения. Только на диалогах и выезжаешь. Да и то - английские панки рассуждают у тебя как советские инженеры, а речь политиков Южной Америки сдобрена юмором восьмиклассника... Жуешь свою соломинку,- вот и жуй тихонечко, не встревай во взрослые разговоры...
- Как-то грустно, соломинку-то жевать, Михаил Потапович, вы хоть семечек мне, что ли написали бы...
- Делать мне больше нечего, только семечками твоими в текст засорять... У тебя вон крестный образовался, его попроси.
- Ой, здравствуйте, дон Диего!
-???
- Правда, привезите семечек жареных, пожа-а-алуйста, дон Диего. Заодно посмотрю на Вас, интересно же! И про будущее мне расскажете, а то Михаил Потапович молчит, как рыба об лед. Случайно проговорился, что у вас уже видеофоны есть, правда? В следующую субботу приезжайте, а?
-?!!
- Машка, на чем он приедет - на Машине Времени? Куда? Страны-то такой уже нет, СССР...
- Как...
- Ма-ша. Мешаешь.
- Внимание! Служба Контроля Реальности приносит извинения всем пользователям смежных Реальностей за спонтанный Пробой изолирующего барьера. Контроль- Координатор Штек Бзик признан виновным в инциденте и опущен на 16 пунктов.
- Здесь мастер пробоя Топтыгин. Извинения приняты...
Блин, третий случайный Пробой за месяц - так и с катушек слететь не долго.
Итак. Что мы увидели из окна чердака, мой добрый дон? В сущности, очень маленький и шустренький древнегреческий полис, пересаженный в Россию начала 80-хх. Мини-Афины, только без хрематистики (повседневной добычи средств к существованию). Но свой "гений-покровитель города" (местночтимый святой) у них был: Николай Островский.
Сменяемость, раз в три дня всех управленцев, практически не сменяемые "службы", которые действительно служат большинству (лагерному!), и видят в этом смысл своей деятельности и "давят кайф" не из привилегий, а из самого процесса ...э-э-э, служения. Мы видим обще-полисную солидарность, гордость от принадлежности к этому сообществу, и нобилитет тоже видим (службы), как без них.
И, разумеется, прямая и непосредственная демократия - любое решение Совета ("нобили" и выборные от отрядов) любой "лагерник" может оспорить. Собрав общий сбор (что, по-моему, случалось раза два за 7 лет),
либо обсудив непонравившееся решение внутри отряда, и выступив через отрядных представителей, что случается еженедельно. Ведь созвав
общий сбор ради неудачного предложения, можно было запросто из лагеря уехать - тот же общий сбор, решив, что его собрали ради ерунды или глупости, запросто отправлял быстроумного реформиста из лагеря вон - "закон: обратной дороги нет". Прям мужи новгородские: "А тебе, княже, из Нова Города путь чист". Аналогично - на греческом острове-полисе Кее во времена оно, гражданин, решившийся предложить новый закон, появлялся на площади с веревкой на шее. Что бы, значит, в случае провала закона его, реформатора, на этой веревке и повесили.
А ты не играй на проезжей части!
Хотя я ведь упирал на "сущность", а все вышеперечисленное, не сущность, а, скорее, механизм поддержки, леса вокруг здания. А суть - это благожелательная атмосфера творчества и ответственности. Возможность не просто противопоставить себя взрослым или другой субкультуре, но - сделать по-своему.
Суть в том, что вместо материального и статусного стимула, работает "стимул к игре", что участие в творчестве важнее, чем в потреблении или администрировании.
Суть в том, что возможно не просто культурное творчество, но творчество социальное - создание не только новых спектаклей или статей, но создание новых отношений. Но "рамка" остается. И сама "рамка" эта - просто песня: неформалы, плотно "упакованные" в формальную структуру - коммунары, "закосившие" под комсомольских активистов. И позиция к официальной линии партии и положению дел - не идеологическое, диссидентское противостояние, а ироническая отстраненность.
"Нам солнца не надо, нам Партия светит.
Нам хлеба не надо - работу давай!"
Например.
Отряд, где рулил Фил, промаршировал до столовой и проревел:
"Авалс - Удурт!!!" Тот, где подруливала Маша, выходя из столовой, откликнулся: "Ижидолом йокстевос - Авалс!". (Наоборот прочитай. Читатель...)
В первом приближении - это модель нормального человеческого общества: когда идет не только социализация - обработка человека обществом, но и обратный процесс - социальное конструирование - отдельный человек может влиять на общество. Нет? Не общество? Тогда - "сообщество".
А "первое приближение", потому, что очень однородна социальная среда. Даже древние афиняне были разнообразнее в своих представлениях о жизни и в материальном положении. Боюсь, однажды Машке "рамка" станет тесна, но пока сидит хорошо. По фигуре.
Примерно 70% того, что сделано лагерем за месяц, а службами за полгода (помнишь еще? - Маша и Фил в феврале готовили программу для лагеря?), предназначено не для внутреннего потребления, а для школ и ПТУ г. Горького. "Все, что сделано" - это культурный (пьесы, сценарии вечеров, дискотек, игр типа "зарница" и прочих) и человеческий капитал (обученные в лагере лидеры и "акторы").
Другое дело, что богатство это школам плохо удавалось использовать.
Кризис перепроизводства в области культуры, внутри одной отдельно взятой субкультуры. Для воспроизводства и восприятия этого всего внутри школы не хватало "критической массы", "сборка" не проходила. Характерно, что в 50-хх ленинградские коммунары Иванова (прямо скажем - более раскованный вариант той же субкультуры) эту проблему не решили. А в Костроме и Горьком в 80-хх. проблема была решена. Через полгода от того времени, в котором мы с тобой и с Машей сейчас находимся. И кем, как ты думаешь? Ась?
Да Машей же и Филом.
Были у этого процесса и другие герои, но к их архивам я доступа не получил.
Часть 3 Форсаж
"Хорошо ходить конем,
Власть держать над полным залом,
Не дрожать над каждым днем -
Вот уж этого - навалом!
Хорошо быть молодым,
Просто лучше не бывает!
Хорошо всего хотеть,
Брать свое и не украдкой,
Гордой гривой шелестеть,
Гордой славиться повадкой
Порывая с тем и этим..."
Юнна Мориц
"Высший результат, обеспеченный криз,
Сердце на вершине, душа поет,
Но этот твой прыжок - еще не полет:
Ты только брошенный в небо"
"Машина Времени"
Однажды под вечер, в студеную зимнюю пору, Маша постучалась в дверь к своему другу и учителю. Сначала, понятно, позвонила. Не открыли. Потом постучалась костяшками пальцев. Потом - кулаком. Машка знала, что отец Фила уехал в командировку (они с отцом жили вдвоем) и не сильно стеснялась. Надо было.
Хмурый Филин, поправляя на шее наушники, так и высказался, открывши:
- В следующий раз головой попробуй... Что стряслось? Чего ты вся наскипидаренная?
- У нас принято гостей в дом приглашать, чаем поить. А у вас?
- Чаю тебе...Картошку почистишь, будет тебе чай... Разувайся, я убрался.
Так же хмуро Фил убрел вглубь квартиры, повозился там, вернулся с газетой, подвинул Машке ногой табурет, вручил ножик, вывалил кучку картошки на газетный лист, начал чистить сам.
- Присаживайся, гостем будешь.
Машка была терпелива и послушна. Надо было. Очень.
В молчании в кастрюлю булькнулись две картошины... Три. Четыре.
Филин, наконец, ухмыльнулся:
- Здравствуй, Маша. Рад тебя видеть.
- Вот и солнце взошло! А я уж и не надеялась.
- Ладно, проехали. Внимательно слушаю.
- Мы не то делаем, надо по-другому.
- Свежо. Ты знаешь - как?
- Надо сделать слет внутри школы. Для одной нашей школы.
- Мы с тобой вдвоем слет подготовим? Нет, я в курсе, что в школе можно опереться человек на...пять.
- Семь.
- Пусть семь. Готовить-то вдвоем будем? Не "звездить" на сцене, а пахать?
- Еще Олька и Вадим.
- Значит, вчетвером... Запал силен. А кто туда поедет? Кто будет "работать порохом"?
- Актив классов - это для отмазки, а так - все, кто захочет.
- Маш, это всего 40 - 50 человек. И, если в нашей школе делать, куда мы денем педколлектив? Отвернуться попросим? "Вы нам дайте школу на день, базу на три-четыре дня и сделайте вид, что ничего не заметили". А чё, нормально, - Новый год, все училки в дым пьяные были... Не только физрук с Пентагоном...
- Слава!
- Я шестнадцать лет как "Слава"...
- Не все же у нас учителя - сволочи!
- Не все. А скажи, тебе, сколько лет, девочка? Пять?
- Фил!
- Что "Фил", что "Фил"? Не порежься, смотри... Маша, дело не в том, какие они люди - хорошие или дрянь. Ты пытаешься изменить ПРАВИЛА.
- Ну и что?
- Машка, выключи дурочку. "Кто в доме хозяин - я или кошка?" А в школе? Машка Испанцева или директор? На фига это все ей? А если РОНО не одобрит? А учителям - это ведь лишняя работа? У тебя комиссаром в отряде кто будет - Нинель Львовна? Физрук? Подпругина?
- Студентов наших позовем...
- И они все приедут - в НАШУ школу, к НАШЕМУ директору. И будут с радостью делать, что им этот пенек с ушами скажет: ценные указания выслушают, вопросы зададут... Почтительно...
- Это вообще не дело директора! Это работа завуча по внеклассной работе! А она хорошая тетка! И работает завучем недавно!
- Да, ей такое дело будет "в жилу", всем нос утрет... Она может впрячься. Вполне... Маш, да не поедут студенты в нашу школу, и разворачивать лагерь не с кем - четыре человека, это не серьезно.
- Семь!
- Четыре, я сказал! Эти твои "семь" горазды на хвост садится, а чуть кто брови нахмурит, или не выйдет что у нас с первого раза, так они сразу свой конец бревна бросят и - в кусты! И не ори - не дома!!!
- Извини!
- Сама извини!!! ...Давай, правда, чаю попьем, пока все живы...
- Фил.
- У?
- А если соседей пригласить, Наташкину школу, там есть четверо наших...
- Пятеро. Да, уже можно шевелится... И согласятся они, пожалуй. Наташка и Лось точно поедут. И Пятак влезет.
- Он - дурак.
- Он - энергичный дурак! Не то, что некоторые мыслители. Полезный... Просто его с поводка спускать не надо, и - что бы рот лишний раз не открывал... Нет, Маш, я завучу твоему любимому не смогу объяснить, какого черта пятеро чужих у нас делают, когда своих пятьдесят... И зачем база пустая.
- А если они не одни поедут?
- Конечно не одни, у каждого знаешь, сколько тараканов в башке, у-у... Ты, что серьезно, что ли?!
- Ну да. Смотри: мы везем пятьдесят человек, они своих пятьдесят - база почти полная. У них "шефы" - автопарк, так ведь? Значит, автобусы будут. Раз. Межшкольное дело-то выходит, можно и студиозусов под это дело надыбать. И какой-нибудь наш народ из вовсе чужих школ. Два.
- И педколлектив вроде и не причем: не наша школа, и не ваша. Три. Лагерь в шоколаде, педагогическая общественность вся в непонятках... Чайник поставь еще раз.
Филин встает у окна, смотрит на вечернюю улицу.
- Фил, а картошку...
- Маш, я считаю, не мешай. Сиди, харчись.
Машка, очень собой довольная, пьет мерзейший отвар из грузинских веников, что называются здесь "чаем". Хрустит бубликами. Филин поворачивается, берет свою кружку.
- И что? - не выдерживает Маша.
- Лимон съешь, а то сияешь, как самовар... Блин, просто как, все вроде на поверхности, а за пять лет ни одна башка не дотумкала. Тильки вот -Машкина. Хотя чему удивляться - моя школа! ...Но-но, без рук! ...Был, в парусном флоте такой сигнал: "Вами доволен!" ... Это все можно сделать, но не сейчас.
- Почему не сейчас?
- Подумай... Сессия у людей, потому что. И ты сама, что, на слет не собираешься?
- Ну, собираюсь.
- Ну, и не дергайся. А твое безобразие в весенние каникулы можно устроить. У Богданова есть "Осинка", у нас будет "Веснянка". Во!
- Никого из десятиклассников тогда не будет.
- Я буду. И...знаешь, Маш, это последнее дело, на которое я с тобой иду. Больше не трогай меня, хорошо? Совсем не трогай.
- Поучиться решил?
- Да, пора, пожалуй. В следующую командировку я с батей вместе поеду. Во Владик - понюхаю там, вокруг их Универа - биофак, геофак, то - се. На курсы какие-нибудь заочные запишусь. Так что время и вправду не будет ни на что. Совсем.
- Наш биофак тебя не устраивает?
- Нет. У нас нет ластоногих, зоопсихологии и Дальневосточного отделения наук. И нужно начать заново все. А то все эти наши ... уже ваши... дела меня не отпустят.
- А надо, что бы отпустили?
- Надо, Маша, надо. Не обижайся, пожалуйста... Ты здорово это придумала - с "веснянкой".
Машка тогда не поняла, что он имел в виду. Через год догадалась - хотел поставить четкую точку в конце предложения. Знак восклицания! Черту под. И начать все с красной строки...
Завуч-внеклассница осознала перспективы "Веснянки" и поддержала идею, коллеги активисты впряглись, студенты уломались, Фил нарезал круги меж Райкомом, школами, автопарком и турбазой, а Маша, неожиданно для всех, и для себя самой тоже, озверев, подгоняла тех, кто пытался "бросить свой конец бревна". Дело выгорело.
![[]](/img/t/toptygin_m_p/mashafil/rdhrii_cont.jpg)