|
(I)
Давно над далью облака темнели,
на юг грачи летели чередой,
и листва в ожидании метелей
облетала в аллеи городской
Она гуляла в осенней скверности,
ей под нОги ложился желтый лист
И на промокшей улице Верности
играл на фортепьяно пианист
(II)
В переулках тайно светила луна,
где в аллее старой грустил рояль,
и девушка, словно музыкой пьяна
с лица скинула темную вуаль
По белым нотам струилась соната,
А в округе городской ни души
И пианист в вечерний час заката
напевал для прохожей госпожи:
(III)
А в городе печалится ненастье,
и чернота сменила в небе синь,
но на душе тепло с мечтой о Насте,
в холодном сердце сладкая теплынь
Вечер скрылся за хмурыми масками
Он на продрогшей в тумане листве
рисовал нежно синими красками
Ее облик на промокшем окне.
(IV)
Загрустила северная столица
В преддверии листопадной вьюги
Он смотрел на незнакомые лица,
и искал глаза верной подруги
А на скамье лежал печально конверт
в нем написано, больше не зови
Я Вам оставила на память портрет,
и яркий свет, не гаснущей зари
(V)
А в городе печалится ненастье,
и чернота сменила в небе синь,
но на душе светло с мечтой о Насте,
в холодном сердце сладкая теплынь
Ночь пролила в небе звездные краски
и туман спит на упавшей листве
В больной душе нежнее нету ласки,
чем ее взгляд, всплывающий во мгле
(VI)
В парке смолкли осенние гастроли
на проспекте, не видна афиша
И пианист один в сердечной боли
гуляет по улицам Парижа
В вечерней серенаде поющих вьюг
плачет гроздью алая калина
и он верил, ее славный Петербург
проснется под звуки пианино
|
Давно над далью облака темнели,
на юг грачи летели чередой,
листва же, в ожидании метелей,
слетала вниз, к аллее городской.
Она гуляла в скверности осенней,
ей под ноги ложился жёлтый лист.
И на промокшей улице "Весенней"
играл на фортепьяно пианист.
Луна светила тайно в переулках,
В аллее старой загрустил рояль,
И музыкой пьяна, или прогулкой,
Она откинула с лица вуаль.
По белым клашишам струилася соната,
А в городской округе ни души.
И пианист в вечерний час заката
напел для проходящей госпожи.
Пусть в городе печалится ненастье,
и чернота сменяет в небе синь,
но на душе тепло с мечтой о Насте,
В нём сладкая мечта, а не полынь.
За маской хмурой скрылся тёплый вечер,
И на опавшей в сумраке листве
Он рисовал, по памяти о встрече
Её лицо на залитом стекле.
Печален облик северной столицы
В предверии осенних злых дождей.
А он искал, рассматривая лица,
её глаза в толпе чужих людей.
А на скамье лежал конверт печально.
Написано в нём "Больше не зови,
Я вам оставила портрет случайный
и яркий свет не гаснущей зари".
А в городе печалится ненастье,
и чернота сменяет в небе синь,
но на душе тепло с мечтой о Насте,
В нём сладкая мечта, а не полынь.
На небо ночь пролила звёзды-краски,
Внизу туман на кучах листьев спит.
Больной душе нежнее нету ласки,
чем взгляд её, что в памяти хранит.
Закончились осенние гастроли,
и на проспекте нет уже афиш.
И пианист, один в сердечной боли,
уехал вновь в родной его Париж.
В вечерней серенаде вьюг поющих,
Где плачет гроздью алая калина,
он верил, Петербург, его зовущий,
проснётся вновь под звуки пианино.
|