Аннотация: - Ты смотри, что творится! - восклицал Вячеслав Михайлович. - Людям свободу дали, а им все равно мало! Н-е-е-т, русскому человеку много свободы давать нельзя. Он же не знает, что с ней делать... На краю этого шумного сборища они наткнулись на большой фанерный стенд-раскладушку, посвященный очередной годовщине аварии на Чернобыльской АЭС. В центре крупным планом - снимок дымящегося вскрытым чревом ядерного энергоблока. С высоты птичьего полета. Огромная чернеющая пасть, внушающая панический ужас и леденящий страх. Казалось, даже от фотографии исходит смертельная радиация.
Пролетел почти месяц, как Максим подслушал разговор двух гостей из...
Он ехал в пустом автобусе, неторопливо просматривая лежащие на коленях бумаги, привезенные из командировки. Хорошо бы так ездить на работу каждый день. Никто не толкает, не пихает, не дышит в ухо. Не жрет глазами за то, что сидишь. Время не пропадает, можно что-нибудь почитать. Все-таки тридцать, тридцать пять минут - тоже кусочек жизни, хоть и маленький. А умножьте на пять рабочих дней, а потом на пятьдесят две недели? Сто тридцать, сто пятьдесят часов набегает. Пять, шесть суток в год! Плюс столько же с работы, итого - почти две недели в трубу. Трудимся мы лет сорок минимум. Значит, простейший арифметический расчет показывает, что каждый дарит не менее полутора лет жизни бестолковым ежедневным перемещениям, добывая хлеб насущный. При условии, что работа находится в пределах получаса езды от дома. Тогда вам, можно сказать, повезло. Москвичи, например, тратят и час и два и более. И киевляне, наверняка, не меньше.
Добавьте сюда время на сон, приготовление-поглощение пищи, стирки-мойки-глажки, что еще? Личная гигиена, уборка помещений, стояние в очередях и на остановках, беготня по магазинам-сберкассам-почтам, да мало ли? Что останется за всеми вычетами безжалостно растаскиваемого по секундам и минутам драгоценного времени такой короткой жизни?
Максим спрятал калькулятор во внутренний карман куртки. "Опасная вещь эта арифметика, - автоматически отметил он про себя. - Прямо черный ящик какой-то". Грузишь на входе совершенно безобидную информацию - подумаешь, полчаса езды до работы - а на выходе тебя встречает такой фарш, что мороз по загривку. А если вычесть еще и рабочее время, останется совсем пшик. Глупо как-то. И грустно. Надо бы поменьше думать об этом и больше радоваться жизни.
Она ведь прекрасна и удивительна, как говорит руководитель объединенной группы закупок Виталий Владленович. Классный мужик, опытнейший спец в вопросах контрактации. Европу знает, как свои пять пальцев. Свободно шпарит по-немецки и по-итальянски. Симпатичный подтянутый душа-человек и первейший наставник молодой поросли, как он их называет. Он лично принимает своеобразный зачет у каждого, кто впервые отправляется в Москву в нелегкое плавание по советским и зарубежным торгпредствам.
Во-первых, - обязательный фейс-контроль. Посланник лучшего в стране завода и выглядеть должен на голову выше других. Не дай бог, если хоть раз увидит небритым - не то что в Москву, морковку в колхозе полоть не доверит. Во-вторых, - должен явиться к нему на смотрины в том виде, в котором собираешься предстать перед столичными партнерами. Костюм, рубашка, галстук, носки, ботинки - все проверяет, ничего не упустит. В третьих, - список каждому в руки - что с собой иметь должен, начиная от приличного "дипломата" и заканчивая зонтиком и тряпочкой для обуви. Никаких пакетов, пыльных ботинок и мокрых пиджаков! Даже речь заставляет произносить, что и как будешь вещать, явившись в серьезную организацию - кто, откуда, к кому и зачем. Никакого дебильного мычания в духе "...э-э-э, здрасьте, я это... извините...". Иначе нам удачи не видать!
Максим хорошо запомнил первую встречу с ним, когда они пересеклись в очереди в заводской столовке втроем - Виталий Владленович, Лукич и Максим. Максим не проработал недели инженером и очень бдительно следил за внешним видом. Брился до матового отблеска. Постригся покороче. На работу являлся только в костюме. Галстуков накупил, чтобы не ходить в одном, с засаленным окаменевшим узлом, как некоторые из его бывших боссов.
Взяв подносы с комплексными обедами, Лукич с Максимом сели по одну сторону стола, Виталий Владленович - по другую. Неторопливо обсуждая с шефом текущие рабочие вопросы, Виталий Владленович, прихлебывая щи со сметаной, несколько раз внимательно посмотрел на Максима. Максим, изредка отвечая Лукичу, исподволь сам ненавязчиво наблюдал за главным закупщиком, стараясь понять, что он за человек. Он еще не знал всей иерархии руководства, но интуитивно чувствовал, что Виталий Владленович, несомненно, является довольно влиятельной фигурой в этой системе.
- Где ты, Федор Лукич, таких орлов отлавливаешь? - вдруг спросил Виталий Владленович, скупо улыбнувшись Максиму. - Поделись кадровым секретом.
- Он не девушка, чтобы нравиться, - сухо, без улыбки парировал Виталий Владленович. - Просто вижу, что парень нормальный. Одет как инженер, говорит хорошо. Вести себя умеет, ест по-человечески. С такими не стыдно.
- Это Максим Бобров. - Шеф смутился, быстро проглотив непрожеванный кусок. - Помните, я вам говорил?
Максим насторожился, ожидая вопроса, не является ли он сыном Боброва. Но Виталий Владленович лишь окинул его дружелюбным оценивающим взглядом и сказал, чуть откидываясь на спинку стула:
- Значит, ты Максим Бобров. А меня зовут Виталий Владленович. Я руководитель объединенной группы закупок.
- Очень приятно, - кивнул Максим.
Все это время он старался не набивать рот лишней пищей, чтобы в разговоре не уподобиться питону, глотающему живую дичь. Подавать новому знакомому руку через стол не стал, понимая, что это выглядит топорно, хотя такой соблазн был. Манера рукопожатия и сама ладонь очень многое говорят о человеке.
- Приятного аппетита. - Виталий Владленович встал, забирая со стола поднос. - Думаю, мы еще увидимся.
После его ухода шеф торопливо зачитал Максиму небольшое наставление. Виталий Владленович не зря интересовался вновь приходящими молодыми инженерами. Ему тоже нужны надежные помощники для выполнения поставленных задач. Он, как все руководители, также искал талантливых мавриков и преданных вассальчиков. Лукич изложил Максиму, что и как нужно отвечать, если Виталий Владленович начнет ненавязчиво или, что не исключалось, настойчиво агитировать его к себе в группу закупок. Ведь сражаться с ним в открытую Лукич не смог бы.
Жизнь полностью подтвердила опасения шефа. Позже Виталий Владленович неоднократно приглашал Максима в свою привилегированную группу, но он сумел дипломатично отклонить все предложения, не потеряв расположения этого человека. Не мог Максим так по-свински поступить с Лукичом, который вытащил вчерашнего работягу на новые рубежи бытия, хотя главный закупщик предлагал весьма заманчивое будущее. Через год, санкционируя командировку Максима в Штаты, он с гордостью сообщил ему, что пока за рубежом работают такие представители страны, он, Виталий Владленович, может спать спокойно.
Если бы такой мужик стоял во главе отдела! Насколько все было бы проще и лучше. Но чудес не бывает. Такому человеку руководить отделом - только форму терять. Ему прочат должность заместителя главного инженера. Правильно, там ему самое место. Он бы и в кресле главного управился с делами без натуги. Человек красит место, а не место человека. И всяк сверчок знай свой шесток. Это уже про Медведкина.
Максим постарался направить мысли в другом, более оптимистичном направлении. Хватит сопли распускать! Соберись! Подумаешь, Медведкин! Что, Медведкин?
Пока все идет так, как надо ему, а не Медведкину. Даже то, что он сегодня едет на работу чуть ли не к обеду, пребывая в теплой сидячей дреме, и то является неоспоримым доказательством того, что всё под контролем. Его, Максима Боброва контролем. И в Киев съездил он, Максим, а не кто-то другой. Спешите заводить полезные знакомства, господа! Если бы только знал господин Медведкин, какой подарок едет ему с Украины! И не только ему. Лукичу тоже перепадет. Максим, сонно улыбнувшись, воспроизвел в памяти события последних трех недель.
Восстановившись в кругу семьи за два полноценных выходных дня, что было редкостью, он явился в понедельник на работу пораньше, приготовившись к очередной атаке Лукича. Теперь он не сомневался, что шеф будет отыгрываться на нем при каждом удобном случае. За выходные он обдумал стратегию поведения, не посвящая жену в служебные проблемы. Для Вики все должно быть тип-топ, для Лёньки - тем более. Для них он должен быть самый лучший. Он же Максим, значит, всё по максимуму! Самый удачливый и самый классный папа и муж. Иначе, зачем нужен глава семейства, которому заботливо утирают сопли и сердобольно жалеют вечерами? Про поездку в Киев он предусмотрительно сообщил им в последний момент, когда получил командировочное удостоверение и купил билеты. Чтобы не повторить ляпсус с Москвой, которую перехватил Лукич.
Он решил более не подчеркивать дружеских отношений с шефом, но и не создавать излишний официоз. Нечто вроде золотой середины, так будет лучше. Исключить юмор, шутки-подколы и совместные перекуры с разговорами за жизнь. И ни в коем случае не давать понять Лукичу, что докопался до сути его подавленного состояния. Лукич по натуре боец и не позволит рассматривать себя вчерашнему ученику как побитую собаку. Здесь его взрывной характер может натворить непоправимого. И не расслабляться, теперь следует обдумывать каждый пук.
- Что же ты не дождался меня в пятницу, а, Максим? - начал шеф вполне добродушно, едва появившись на пороге лаборатории. - А где отчет по ремонту? Ключ-то мог оставить, хотя бы?
- Отвечать по порядку или с конца? - Максим сидел за рабочим столом, хотя знал, что полагается встать и выйти навстречу шефу для приветствия.
Лукич неторопливо повесил куртку на плечики, убрал в шкаф. Постоял с полминуты перед зеркалом, причесываясь. Расстегнул пиджак, поправил галстук и проследовал к столу Максима. Пока они оставались вдвоем. Время было раннее.
- Здорово, - протянул руку шеф.
Максим молча пожал руку Лукича, отмечая твердость рукопожатия, даже слегка чрезмерную твердость. Как будто начальник проверял ладонь Максима на прочность. Или демонстрировал свой внутренний тонус. Мол, всё у меня в порядке, видите, как наступательно я здороваюсь? Максим не встал, здороваясь сидя, стараясь смотреть на шефа так, чтобы это не выглядело уж слишком снизу вверх. Лукич отпустил руку Максима. Облокотившись на край стола, тихо спросил:
Хотя его так и подмывало состроить участливую физиономию и завершить ответ чем-нибудь едким, вроде: "А у тебя, Лукич, все нормально? Откуда такая забота?" Он привстал из-за стола, давая понять шефу, что разговор в нависающей манере не слишком приятен. Когда Максим встал, нос поймал едва уловимый перегар, искусно перебиваемый смесью из запаха мятного полоскания, и аромата лосьона для бритья.
- Покурить не желаешь? - Шеф извлек из кармана начатую пачку "салема".
Ух, ты, с ментолом! Это редкость. Вот чем мы глушим запахи вчерашнего дня. Наверное, выставочный трофей. Кто же так одарил шефа? Кто купился на Лукичову визитку? У инженеров визиток нет, их печатают только начальникам, поэтому иностранцы не скупятся, если к ним забредает лицо, принимающее решения. Что же ты наобещал им, Лукич? Ведь валюты нет, и не будет, так ведь?
- Спасибо, Лукич. - Максим покачал головой. - Я стараюсь не курить до обеда. Так голова лучше соображает.
- Как хочешь. - Шеф убрал сигареты и прошел к своему столу. - Ты сейчас сильно занят?
Максим едва сдержал улыбку.
Шеф продолжал играть отрепетированными партитурами. Это хорошо. Максима он по-прежнему рассматривает как исполнительного, бездумного истуканчика, которого и далее можно дергать за ниточки по своему усмотрению. Это один из любимейших вопросов шефа, которыми он обожает ткать паутину руководящей атмосферы. Когда Лукич спрашивал несколько виновато, сильно ли занят подчиненный, это означало следующее. Начальник отлично видит, что спрашиваемый откровенно гоняет балду, хотя делает вид, что усердно работает. Но даже если это не так - все равно надлежит немедленно бросить все дела и явиться к шефу на разговор. Вероятно, таким вещичкам тоже обучают. Тем более что заканчивал Лукич этот вопрос неприлично демократичным предложением - подойти к нему, когда подчиненный освободится от неотложных дел. Даже если ему честно признаться, что если занят, то не настолько, чтобы заставлять начальника ждать. Скорее всего, он бы так и повернул, ответь Максим, что занят не сильно. Но он не мог отказать себе в удовольствии восстановить потрепанное Лукичом самолюбие.
- Сейчас? - спросил он удивленно. - Вообще-то рабочий день начнется через тридцать минут.
Шеф, усаживаясь за стол, глянул мельком на свои "командирские" и потянулся за стоящим в проходе "дипломатом". Положив кейс на колени, щелкнул замками и приступил к выгрузке содержимого на стол. Максим уселся на место, наблюдая за реакцией Лукича на его ответ. Он явно сбил шефу программу поведения.
Разве вас не учили дипломированные психологи, Федор Лукич, что живые люди бывают разные? И что люди ведут себя так, или иначе, не только потому, что этого хотите лично вы? А еще и потому, что они сами этого хотят. Например, из уважения к вам. Или, радуясь возможности пообщаться-поработать с неординарной личностью. Приглушив в себе на время гордость, отрицательные черты характера и просто комплексы.
Вы сбиты с толку и не знаете, что сказать. Действительно, никто не имеет права дергать человека по рабочим вопросам в нерабочее время. Правда, у нас непростая служба, чтобы считать минутки - мы не гайки куем. И потом, мы инженеры, а инженеры не должны поднимать вопрос об оплате труда, когда системе требуется подарить кусочек жизни. Подумаешь - тридцать минут. Все окупится сторицей. А Максим Бобров - это не какой-нибудь мелочный наладчик, который излазит расчетный лист по зарплате с лупой вдоль и поперек. Максим Бобров - это...
Поэтому вы опять импровизируете, дорогой учитель. Вы решили выложить передо мной кучку глянцевых проспектов с выставки, зная мои слабости. В надежде, что я кинусь ворошить буржуйскую макулатуру, попутно кляня себя за недостойное поведение. Ведь шеф так поступает исключительно из лучших побуждений, он о вас заботится. Литературки англоязычной привез, сигареткой вкусной угощает, а вы, понимаешь, характер демонстрируете. Нехорошо, нехорошо...
А манипулировать людьми разве хорошо, Федор Лукич? А макать при всех верного соратника в свиное дерьмо хорошо? Срывать на том, кто помог вам подняться, зло своих неудач и ошибок, это, скажите, как? Вы нам кто после этого?
- Я знаю, Максим, когда начинается рабочий день, - спокойно, но с заметной долей иронии проговорил шеф, отодвигая на угол стола кипу цветной бумаги. - Ладно, давай так. Оставим один вопрос из трех. Когда я смогу увидеть отчет по ремонту американца? Подробный, развернутый отчет, а не отписку на листочке.
Вы упорно не желаете расти, Федор Лукич. Неужели вы решили, что я кинусь судорожно строчить эту самую отписку, стремясь успеть за оставшиеся двадцать восемь минут родить жалкое подобие отчета? Вы меня так совсем разбалуете, уважаемый учитель. А нам ведь тоже хочется еще чуть-чуть подрасти, свободного места в голове навалом, да и какие наши годы? Значит, вам нужен отчет?
Отчет - толстый добротный манускрипт на семнадцати листах, подшитый в фирменную пластиковую папочку - лежал на столе перед Максимом. Правда, вверх дном. Вернее, титульным листом вниз. Наверное, поэтому шеф не обратил на него внимания. А зря. Начальник должен подмечать мельчайшие детали во вверенном хозяйстве. Но его тоже можно понять. Мало ли папок валяется на столах? И вряд ли Максим Бобров пожертвовал бы такой изящный итальянский канцтовар на обычный отчет по ремонту. Такие папочки оставляют для личного пользования, а если скапливаются излишки - незаметно уносят домой. Для отчетов вполне сгодятся крепкие леспромхозовские скоросшиватели made in USSR, которые ежемесячно выдаются всем желающим в неограниченном количестве.
Но это не простой отчет, Федор Лукич. С этого документа между нами начинается новая эра отношений. Теперь вы начальник, я дурак.
Ой, простите, нет! Это мы уже проходили. Ведь люди должны расти. Нельзя дважды войти в одну воду. Но и воспитанником вашим я быть более не могу. Чему вы теперь можете меня научить? Хотя, я по-прежнему открыт для всего нового. Дело за вами. Тогда что?
Остается одно.
Вы мой руководитель, а я ваш подчиненный. Вы мне ставите задачу, я ее выполняю. Пожалуй, это все. Почти все. Маленькое нововведение - теперь я выполняю ваши задания исходя из того, что у меня есть не только обязанности, но и права. Как, например, сейчас. Это только начало, дорогой Федор Лукич. Теперь я совершенно не обязан схватывать все на лету, понимать вас с полуслова и вкладывать в работу душу, доводя результат до совершенства. Я буду делать только то, что вы мне прикажете. Вам придется очень четко и подробно объяснять мне, чего вы хотите. А вы ведь отвыкли так работать с людьми, не так ли? Вам будет нелегко, бывший учитель.
Максим встал из-за стола, надевая чистый выглаженный халат. Лукич молча, с интересом, наблюдал за ним. Что-то до него, бесспорно, доходило, но вряд ли он понимал всю глубину происходящих со вчерашним мавриком изменений. Шеф, скорее всего, расценивал взбрыкивания Максима как реакцию на попытку приобщения его к сельской жизни, и лишение возможности встряхнуться в столице. Что ж, лишняя фора никому еще не вредила.
- Извольте ознакомиться. - Максим аккуратно накрыл розовой папочкой стопу выставочных бумаг, подойдя к столу шефа. - Если будут вопросы - я к вашим услугам.
- Когда ты успел? - опешил Лукич, открывая отчет.
- В пятницу, - непринужденно ответил Максим. - Пока ты Медведкина дожидался в актовом зале. Я в туалет отойду, если ты не против. Хорошо?
Максим, не дожидаясь разрешения, быстро покинул лабораторию. "Все-таки приятно ставить людей на место, - думал он, бесцельно бродя по этажу. - Особенно старших по званию". Теперь Лукичу придется выдержать марку - читать до посинения объемистый рапорт, которого он так упорно добивался, ставя под сомнение добросовестный труд Максима. А потом придумать несколько умных вопросов, чтобы вселить в подчиненного подсознательный страх. Мол, начальник все держит под неусыпным вниманием, не вздумайте расслабляться или вешать лапшу на уши. Читайте, Федор Лукич, читайте, если найдете столько свободного времени. Можете домой прихватить, дело ваше. А у нас имеется целых двадцать пять минут времени. Нашего личного времени.
Через три, четыре дня, когда Максим начал забывать о том, что Лукич держит мяч на своей стороне, ему пришлось забежать на пару минут в актовый зал. Быстро решив вопросы со смежными ремонтными подразделениями, он изготовился покинуть чужую территорию, которая совсем недавно была своей. Окидывая взглядом сидящих плотными рядами людей, быстро соображал - не забыл ли с кем поговорить? - как вдруг взгляд наткнулся на что-то знакомое.
Что это было?
Ярко-розовое пятнышко, как солнечный зайчик на пыльном полу. Это пятно светило с пустующего стола большого шефа, маня, словно лицо старого знакомого. Стараясь не привлекать внимания, Максим осторожно сделал повторный круг по залу, незаметно приближаясь к столу начальника отдела. При этом внимательно следя, чтобы тот не объявился раньше времени. Аккуратно обогнул стол сзади, чуть замедлил шаги, и...
Так и есть! Отчет по ремонту американца!
Это что-то новенькое Федор Лукич! Раньше вы никогда не отдавали наших внутренних документов во вражий стан. Более того, вы запрещали делать это нам, наставляя, что большому начальству никогда не следует сливать всей информации, чтобы не вооружать лишними знаниями. Все отчеты хранятся в сейфе под замком. Наверх - только отфильтрованную позитивную выжимку, ничего лишнего и никакой конкретики. Меньше знают - крепче спят. А тут такое! Подробнейший отчет, полная хронология ремонта! Да вы с ума сошли, Федор Лукич! Кто же так делает?! Силой у вас это взять не могли, вы не мальчик. Выходит, вы отдали мой отчет Медведкину собственноручно?!
Максим покидал шумное скопище, - эту своеобразную гулкую свалку из различных отделов, отдельчиков, временных групп и просто людей, - направляясь в лабораторию. Все-таки в неустроенности начального периода есть своя прелесть! Разве можно будет узнать что-нибудь важное, когда большой шеф воссядет в личном кабинете? Если только прикормить секретаршу, а это дело очень кропотливое и свидетель лишний. А тут - раз и все понятно! Пришел, увидел, сделал вывод. А вывод таков, что надо быть готовым ко всему, если Лукич сдает своих Медведкину. Что ж, в его положении все средства хороши.
За беготней, срочными и несрочными делами незаметно пронеслось еще несколько дней. Как-то, во второй половине дня к Максиму, занимающемуся описью матчасти итальянского испытательного стенда, подбежал Лукич.
- Максим, ты сейчас не сильно занят? - спросил он в своей обычной манере.
- Нет, не сильно! - ответил Максим сквозь зубы. - А очень сильно. А что? Подойти к тебе, когда освобожусь?
Максим всем видом показывал, что приход шефа его ни в малой степени не порадовал. Он только приступил к работе, на которую предположительно должно уйти не менее трех часов. У него давно чесались руки порыться в этом сложнейшем стенде. Для этого пришлось договариваться с производственниками, тащить в цех инструменты и гору документации. Он даже выпросил на соседнем участке столик, чтобы не работать на коленках.
- Нет, Максим, дело срочное, - объяснил шеф. - Тебя хочет видеть Медведкин. Запирай шкафы и пошли к нему.
- А чего тогда языком трепать?! - вспылил Максим. - К чему эти вопросы? Занят, не занят... Можно подумать, у меня есть выбор! Так и говори - хорош фигней заниматься и дуй к Медведкину! Развел тут...
Удивленный Лукич молча стоял рядом, наблюдая, как Максим забрасывает в электрошкаф перчатки, инструменты и папки с документацией. С шумом захлопнув дверцы, Максим вопросительно уставился шефу в глаза:
- Ну? Мы идем, или как?
- Максим, ты чего? - спросил обескураженный Лукич. - Я же не виноват, что ты ему срочно понадобился.
- А я разве чего говорю? - Максим быстро зашагал к выходу их цеха. - Надо, значит надо. Какие могут быть вопросы? Жираф большой - ему видней.
- Можешь руки помыть, если хочешь, - сказал шеф, когда они проходили мимо туалета.
- Не бояре, так сойдет, - огрызнулся Максим, вытирая ладони об халат. - Чего ему надо?
- Не знаю, - ответил Лукич, пряча взгляд.
Через десять минут они сидели напротив начальника отдела, который что-то почитывал в ежедневнике, отлистывая страницы в обратном порядке. Максим окинул взглядом стол - розовой папочки не было. Интересно, где она? Наконец, большой шеф поднял глаза. Прикрыв веки, помассировал пальцами переносицу. Устало вздохнул. По-командирски строго оглядел подчиненных, выдерживая паузу. "Интересно, - подумал Максим, глядя на привычное представление, - они со своими семьями также общаются? Неужели нельзя без этих руководящих ужимок?"
- Ты мне вот что скажи, - прервал молчание начальник, обращаясь к нему. - Мы и дальше будем так ремонтировать?
- Как, так? - спросил Максим, понимая, что вопрос провокационный.
- Отвратительно, вот как, - продолжил большой шеф, заглянув в ежедневник. - Мы не можем себе позволить искать неисправности неделями, понимаешь? Это не ремонт, а мышиная возня какая-то!
- Это вы про что? - нарочито непонимающе спросил Максим.
Ему было ясно, о чем идет речь, но он решил поиграть в дурака. Почему он должен помогать большому? Пусть сам поработает головой, если решил лично выпороть рядового.
- Слушай, Бобров! - злобно засопел большой шеф. - Ты мне ваньку не валяй! Про что... Про твоего американца, вот про что! Чего ты там копался целую неделю? За это время станок можно десять раз перебрать!
- А вы разве не читали мой отчет? - невинно спросил Максим. - Я там все расписал...
- Если я буду читать все ваши отчеты, я с ума сойду!! - взвился Медведкин. - Мне делать больше нечего?! Ладно, я думаю, тебе понятно! Еще один такой ремонт и будем говорить по-другому! Сначала по Америкам разъезжают, потом не знают с какого боку к станку подходить! Идите, работайте, великие специалисты!
Максим почувствовал, как горячая волна подкатила к голове.
Ах ты!.. Ты меня всю жизнь будешь этой Америкой попрекать? А ты меня туда посылал?! Что, жаба душит?! Да, разъезжал! Тебя не спросил! И еще поеду, чтоб ты знал! Потому что умные люди предпочитают ездить за бугор с умными людьми, а не... И даже с толпой руководящих придурков обязательно посылают хотя бы одного умного, иначе некому будет работать, понял? Так что, я в любом случае продолжу, как ты изволил выразиться, разъезжать. И по Америкам, и по Европам. А если повезет, то и по Азиям. Японского добра на заводе тоже хватает.
И дело не только в дяде Славе или Виталии Владленовиче, но и во мне самом. Меня просто будут передавать с рук на руки, рекомендуя другим, как надежного головастого парня, с которым можно работать. С которым не стыдно перед буржуями. И не только перед ними. Что же касается тебя, я сделаю все, что от меня зависит, но твою жизнь в загранкомандировке я облегчать не буду. Даже если мы окажемся в одной группе.
- Я, между прочим, ездил на приемку, - вставая следом за Лукичом, процедил Максим, глядя сверху вниз на пергаментную лысину большого шефа. - По приемке вопросы есть? Нет! А обучение на фирме вырезали, потому что валюты не хватило! Пришлось здесь шеф-монтеров водкой поить, чтобы не жопились на информацию! За свой счет, кстати! А если вам не нравится, как я работаю - ставьте в следующий раз другого великого специалиста! Если он у вас есть!
Максим заметил краем глаза, как Лукич непроизвольно втянул голову в плечи. Большой шеф, казалось, задохнулся от злости. Люди за ближайшими столами подняли головы от бумаг, с интересом наблюдая за ними. Медведкин перевел дух и угрожающе пророкотал, сверля Максима глазами:
- Ты, Бобров, не умничай, не надо! Потребуется - поставим другого инженера, незаменимых людей нет. А свое личное мнение держи при себе. Личное мнение - оно, знаешь, как член. Иметь положено, но демонстрировать направо и налево не обязательно. Всё, иди работай. А ты, Федор Лукич, останься.
"Старая избитая присказка про член! - усмехнулся Максим. - Я ее в первую же неделю от мастера выслушал, когда на завод пришел. Молодым расскажи, оригинал!" Максим вышел на улицу. Запахнул халат - начинало холодать - и устремился к корпусу, кляня себя за несдержанность. Сколько раз давал себе слово - не болтать начальству лишнего, отвечать только на поставленный вопрос. Лучше односложно, да или нет. Никакой правды-матки, никому это не надо. Что толку? Ничего не изменится, а подпорченные с начальством отношения не восстановишь. Оно ведь ничего не прощает, все запоминает, начальство-то. И Лукича, наверное, подставил, а ему сейчас и так несладко.
Блин, как все нехорошо получилось! Что мог предъявить большой? Да ничего! Ясно же, что ни одной зацепки нет, поэтому и начал провоцировать пустопорожними вопросами. Он своей цели достиг, а ты, Макс?
Да и хрен с ним, подумаешь проблема! Зато душу отвел! Задолбали! Сколько можно? Пусть сначала сам научится разговаривать с людьми! В конце концов, уже не пацан, чтобы отрабатывать на нем такие дешевые проходы! Разве не соответствует действительности то, что он залепил большому?
Максим вернулся к итальянскому стенду, постоял с минуту перед шкафом. Попробовал возобновить работу, но голова отказывалась воспринимать информацию. Настрой сбился, желание копаться в стенде пропало.
Они как будто чувствуют, когда человеку хорошо, когда хочется что-то поделать для души! Не успеешь расслабиться - тут же является начальственная морда и обламывает весь кайф. Ну его к лешему! Он не обязан этого делать! Того, что есть в документации, вполне достаточно! У нас не слишком много свободного времени, чтобы тратить его на дурную работу. Максим собрал папки с бумагами, уложил инструменты в чемоданчик. Вновь закрыл электрошкаф и двинулся, нагрузившись, в лабораторию.
Распихивая толстенные фолианты по стеллажам, он услышал, как сзади скрипнула дверь. Раздалось недовольное покашливание Лукича, сменившееся звуком отодвигаемого стула.
"Подождете, Федор Лукич, - подумал Максим. - Вы совсем перестали учитывать маленький нюанс, что подчиненные должны еще чем-то заниматься, кроме стояния по стойке "смирно" перед начальством". Покашливание повторилось. Максим продолжал расставлять тома по полкам.
- Максим, подойди, пожалуйста, - не выдержал шеф. - Надо поговорить.
- Ты говори, Лукич, - ответил, не оборачиваясь, Максим. - Мне отсюда хорошо слышно. Что случилось?
- Что случилось?!! - прорвало шефа. - Он спрашивает, что случилось! То, что вы меня ни в хрен не ставите, я молчу! Но нельзя говорить в подобном тоне с начальником отдела, понял?! Что ты себе позволяешь?!
- А вы что себе позволяете? - стараясь не повышать голоса, отрезал Максим, проходя к своему месту. Сев на край стола, скрестил руки на груди. - Вы думаете, человек - это робот? Захотел - нажал кнопку "Пуск", захотел - "Стоп"! Почему я должен бросать все дела и бегать к нему по первому писку? Что, была такая необходимость? Ты хочешь сказать, он задавал нормальные вопросы? Это все, что он хотел узнать?
- Максим, он начальник отдела! - попытался восстановить наступательный порыв Лукич. - И он вправе задавать любые вопросы!
- Вот пусть он задает их тебе! - Максим не дал шефу перехватить инициативу. - А нам работать надо, головой думать! На хрена мы гробим столько времени на отчеты, чтобы потом перед ним отплевываться? Кстати, где мой отчет, а, Лукич?
- Я тебе верну его, - шеф отвел в сторону глаза. - Дочитаю и верну. Попозже.
- Не торопись, - скорчил Максим насмешливую физиономию. - Мне он на фиг не нужен. У меня и так все записано. Только отчет не у тебя, правда?
На лице Лукича отразилась тяжелая борьба эмоций и разума. С этими отчетами в свое время вышла целая история. Никто не хотел заниматься лишней писаниной; всегда довольствовались кратким отражением результатов в журнале регистрации заявок. Но это вчерашний день. Лукич долго обосновывал необходимость подробных отчетов, и Максим одним из первых поддержал шефа в этом нововведении. И не только в этом. Детальные описи всевозможных блоков, блочков и всей неизбежной электронной экзотики, которой изобилует современная техника, также необходимо иметь под рукой. Владеющий информацией владеет миром. Случиться может всякое, подальше положишь - поближе возьмешь.
- Я не обязан перед тобой отчитываться!!! - рявкнул Лукич, заливаясь густой краской гнева. - Это не твое дело!! И почему ты здесь, а не в цехе?! Ты закончил с описью?!
Победили эмоции. Вы начальник, я дурак. Жаль, учитель, очень жаль. Как все хорошо начиналось. Что ж, переживем и это.
- Конечно, не мое, - сдерживая желание ответно наорать на шефа, проговорил Максим. - Не мое это дело - писать для начальства толстые отчеты и верстать километровые описи. Это дело добровольное. И инструкции с английского переводить для особо одаренных - тоже не мое дело. Мое дело - ремонт! А описью я займусь, когда у меня будет свободное время, Федор Лукич. И желание. Извините, мне надо в цех. Ведь мое место там - в цехе?
Максим толкнул дверь и выскочил из лаборатории. Хорошо, что не было лишних свидетелей. Ни к чему давать людям лишний повод для радости. Лукич как волк, попавший в капкан, грызет свою правую лапу, то есть руку. Бывшую, конечно, руку, но кто об этом знает? Для большинства он остается любимчиком шефа, хотя отношения с Лукичом портятся на глазах. Но Максим не виноват. Он лишь принимает защитные меры против необоснованных наскоков со стороны Медведкина и Лукича.
И Лукича...
Дожили. Он стал воспринимать их как одну силу. А как еще можно это воспринимать? Лукич, похоже, из кожи лезет, чтобы заслужить благосклонность большого шефа. Раньше ни за что не сорвал бы своего человека с оборудования. Если и ходили к большому, то только в конце дня. И Лукич всегда предупреждал заранее, чего ожидать от Медведкина. А тут прибежал, понимаешь, как шестерка. Срочно, срочно... Чего, срочно? Детский сад!
Отчеты большому читать дает. Это что? Знал бы, такой отчет ему заварганил, он бы его вовек не прочитал без переводчика. Строить начали как молодого бойца. Нет, ребята, ничего у вас не выйдет. И дело не только во мне и моих хороших знакомых. Сегодня так работать с людьми не положено. По телевизору говорят - в стране теперь начальников избирают трудовые коллективы, вплоть до директоров заводов. Скоро до нас очередь дойдет. Вот тогда и посмотрим, куда вас изберут. Перестройка и гласность - это вам не шутки. Демократия - вот что сейчас в моде. Ускорение - тоже хорошая тема. Именно благодаря ускорению мы здесь и работаем. Бог даст - скоро все будет по-другому. И не мешайте нам ускоряться, товарищи начальники!
Самое приятное воспоминание как бальзам на израненную душу отнесло Максима в тот день, когда он вернулся ближе к вечеру в лабораторию усталый и злой.
День прошел в череде частых и бестолковых выбегов в цех. Такое впечатление, что к концу недели у людей стопорит мозги. Его издергали пачкой ошибочных заявок и слезных неофициальных просьб подойти и посмотреть, проверить и помочь. Весь день он метался от станка к станку, затыкая многочисленные дыры, которые, как выяснилось, почти его не касались. Но портить с людьми отношения - последнее дело. Завтра помощь может понадобиться любому из нас. Вваливаясь в лабораторию с тяжеленным программатором в одной руке и инструментальным чемоданом в другой, он услышал концовку темпераментной речи Лукича, напротив которого спокойно восседал невозмутимый дядя Слава. К диалогу внимательно прислушивался Сандро, а парочка ветеранов делала вид, что им не интересно.
- На Боброве свет клином сошелся? - сердито вопрошал шеф. - Всем нужен Бобров! Почему бы тебе не взять другого инженера? Остальные нисколько не глупее! Возьми Влада или Сандро!
- Я не сомневаюсь, Лукич, что они не глупее, - добродушно посмеивался технолог. - Но мне в этой командировке нужен Бобров, понимаешь? Тебе какая разница, кого посылать? А вот, кстати, и он! Здорово, Максим! Собирайся в Киев, Лукич не против! Правда, Лукич?
Максим, сгрузив программатор на стеллаж, прошел в свой угол, приветствуя протеже. Лукич замолчал, смутившись. Он понял, что Максим услышал то, что не предназначалось для его ушей. Но отступать было поздно.
- Ребятам тоже надо расти, Вячеслав Михалыч, - снова заговорил шеф, стараясь не встречаться взглядом с Максимом. - Я понимаю, что тебе с Бобровым удобнее, но и ты меня пойми. Давай закончим. Кого возьмешь, Влада или Сандро?
Так-так, интересно. Лукич пошел напролом, хотя дядя Слава недвусмысленно дал понять, что тема исчерпана. Шеф его плохо знает. За кажущейся медлительной простотой и добродушным спокойствием скрывается носорожий характер и непробиваемая настырность.
- Слушай, Лукич. - С лица дяди Славы сползла дружелюбная улыбка. - Если им надо расти, значит, они глупее. Это шутка, не обижайся. А если серьезно - Влад, конечно, толковый парень, но разве он занимается "сименсом"?
- Какая разница, это разведывательная командировка, насколько я знаю! - вновь загорячился Лукич. - Хорошо, бери Сандро, он тоже знает "сименс"!
- Сандро? - небрежно переспросил дядя Слава. - Это кто? Лукич, я не поеду с человеком, которого не знаю. Оборудование импортное, даже не распаковано. Хохлы сказали, на станки еще есть желающие. Работать придется с колес. Вся документация на английском. Твой Сандро знает английский? Он вообще занимался когда-нибудь приемкой?
Лукич тяжело вздохнул. Дядя Слава нанес запрещенный удар. По лицу шефа читалось, что ему не хочется сдаваться даже после такого выверенного нокдауна. Стрельнув поочередно взглядом в притихшего Сандро и пишущего Максима, он предпринял последнюю атаку, стараясь сохранить лицо в глазах ветеранов.
- Ладно, уговорил, - продолжил он вкрадчиво. - Бери Боброва, если тебе нужен переводчик. Но придется убедить Медведкина. Он визирует все командировки.
- У меня нет желания встречаться с вашим Медведкиным, - жестко закончил спор дядя Слава. - Главное, что я тебя убедил, Лукич. А ты убедишь его. Так будет лучше для вас обоих. Хочешь, я могу подключить Виталю, он решит вопрос по телефону. Но так будет хуже для Медведкина. А значит, и для тебя, Федор Лукич. Итак, тебе деньги или приз?
Максима слегка коробила манера дяди Славы называть вышестоящих руководителей уменьшительно-ласкательными именами, как детей. Заслуженные заводчане таким образом подчеркивали наличие тесных дружеских связей с теми, к кому относилось свойское Виталик, Шурик или Паша. Но чаще это означало, что люди относятся к одному поколению и имеют в прошлом немалый опыт совместной работы. В крайнем случае, этим обозначали несоответствие человека занимаемой должности, сопровождая имя изрядной долей ехидства. Дядя Слава упомянул Виталия Владленовича емко и солидно. Максим знал, что они в прошлом долго работали в одном отделе и поддерживают доверительные отношения. Лукич понимал, что вмешательство Виталия Владленовича во внутренние дела лаборатории будет означать очередное снижение его шефского авторитета и увеличение степени свободы Максима.
- Пошли-ка покурим, Вячеслав Михалыч, - предпринял он обходной маневр, приподнимаясь с места.
- Курить - здоровью вредить, - улыбнулся дядя Слава, направляясь к двери. - Бросил я, Лукич, и тебе советую. Максим, ты зайди ко мне сегодня или завтра, определимся с тобой по Киеву. Всё, мужики, будьте здоровы.
Киев...
Киев произвел на Максима неизгладимое впечатление. Его даже не с чем сравнить. Красавец-город, разделенный надвое спокойным величественным Днепром. Мосты и набережные, многочисленные протоки, и утопающие в зелени островки. Широкие проспекты, современные здания, и купола церквей. На Украине почти не ощущалось дыхание осени, и Максим чувствовал себя отпускником, укравшим немного лета. Дядя Слава неутомимо таскал его по всему городу, не забыв заглянуть в Киево-Печерскую Лавру. Максим впервые увидел святые мощи и настоящих иноков. Вечерами они слонялись по Крещатику и набережным, наслаждаясь великолепными видами города. Но больше всего Максима впечатлило место рядом с площадью Октябрьской, или, как говорили украинцы, Жовтневой Революции, где происходили весьма необычные вещи. Днем там было пустовато, но небольшая сцена с микрофоном, торговые лавочки и книжные лотки выдавали признаки какого-то народного брожения.
Все начиналось ближе к вечеру, а выходные дни прямо с утра. Отовсюду стягивались люди - пожилые и молодежь, группами и парами, семьями и поодиночке. Тут и там возникали спонтанные митинги, играла музыка, кто-то читал стихи. Любой мог выйти на сцену и прокричать в толпу речь, призывая к... Призывали горячо и много, но большей частью на украинском языке, поэтому Максим не всегда понимал к чему призывы.
- Ты смотри, что творится! - восклицал Вячеслав Михайлович. - Людям свободу дали, а им все равно мало! Н-е-е-т, русскому человеку много свободы давать нельзя. Он же не знает, что с ней делать...
На краю этого шумного сборища они наткнулись на большой фанерный стенд-раскладушку, посвященный очередной годовщине аварии на Чернобыльской АЭС. Пока дядя Слава спорил с колоритным усатым дедком о судьбах великой России, Максим внимательно разглядел импровизированную фотовыставку.
В центре крупным планом - снимок дымящегося вскрытым чревом ядерного энергоблока. С высоты птичьего полета. Огромная чернеющая пасть, внушающая панический ужас и леденящий страх. Казалось, даже от фотографии исходит смертельная радиация. Хотелось отодвинуться подальше, внутри покалывало и подергивалось.
"Ни хрена себе - незначительные разрушения! - поразился Максим. - Его же разнесло как скорлупу! Зачем же нам врали тогда?" Вокруг размещались многочисленные документальные фото, от просмотра которых Максиму постепенно становилось плохо.
Вот двое ликвидаторов в обнимку на фоне реактора.
Серьезные молодые лица, на шеях болтаются респираторы. Очень похоже, что близнецы. Фотография умирающего на больничной койке. Человек напоминает живую мумию. С безволосого лица ошметками слазит кожа. В глазах - невыразимая боль.
Много снимков обезлюдевшей Припяти.
Мертвый город... Самое жуткое фото - роботообразные люди в костюмах химической защиты выносят из подъезда многоэтажного дома мебель и бытовую технику. На ближнем плане на асфальте - детский сандалик и кукла с раздавленной головой. Рядом на скамейке - тощий черный котенок, мутно уставившийся в объектив. Апокалипсис... Кто все это снимал?
Телята-мутанты, младенцы-мутанты, овощи-мутанты, грибы-мутанты... Двухголовые и многолапые животные, трехногие и безрукие дети. Одноглазые и шестипалые... Этого нигде не показывали, об этом нигде не писали... По верху стенда крупными буквами начертано: "Преступную власть - к ответу!" По низу: "Московскую клику - на нары!"
Читая это, Максим невольно поежился. Ему показалось, что на плечо вот-вот ляжет крепкая ладонь, строгий голос негромко проговорит в ухо: "Что вы здесь рассматриваете, товарищ? Пройдемте-ка с нами". Максим непроизвольно обернулся. Неподалеку прогуливался милиционер с резиновой палкой. Он не обращал на Максима ни малейшего внимания, но желание рассматривать фотографии пропало. Пожалуй, это был единственный тяжелый момент за всю командировку.
Максиму понравились киевляне. Спокойные, доброжелательные люди, всегда готовые помочь. Никто не спешит, как будто все в отпусках или гостях. Стоит спросить одного, как пройти или проехать, как сразу организуется небольшое собрание, готовое сопроводить до нужного места. Контраст с Москвой, конечно, разительный.
Лишь один раз они едва не попали в переделку благодаря дяде Славе. В тот вечер, накануне отлета домой, они сошли с трамвая на пару остановок раньше, чтобы пройтись до гостиницы пешочком. Хотелось продлить общение с этим неповторимым городом, хотя окраина, где они жили, была такая же запущенная и облезлая, как в любом другом российском городе. Дядя Слава затащил Максима в пивную под открытым небом, призывая отметить удачную командировку и прощание с Киевом.
Взяв по кружке горьковатого, но еще холодненького разливного, они устроились за высоким круглым столиком, вкопанным в землю. Дядя Слава даже попросил у Максима сигарету, хотя недавно решил бросить. Все было прекрасно. Вскоре к ним присоединились два хлопца работного вида годов тридцати или чуть старше. Они вежливо испросили разрешения встать за столик, так как свободных мест становилось все меньше. Хлопцы вели себя подчеркнуто дружелюбно, стараясь не афишировать, что уже подзаправились где-то водочкой. А может, горилкой, кто же их разберет. Как это всегда происходит в подобных заведениях, два разноплановых разговора незаметно слились в один. Дядя Слава оказался большим любителем живого неформального общения, чего за ним не наблюдалось в Америке. Языковый барьер - серьезная вещь.
Максим старался не лезть в разговор, который постепенно приобретал откровенно националистическую подоплеку. Уяснив, что они пьют пиво с двумя москалями, хлопцы потихоньку нагнетали обстановку, но держали себя в руках, соблюдая нормы гостеприимства. Вскоре один из них гордо выдал, обращаясь к дяде Славе:
- Скоро мы без вас жить будем! Вот так!
- Без кого, без нас? - не понял дядя Слава.
- Без России! - объяснил хмелеющий на глазах хлопец. - Сами!
- Ха! Сами они жить будут! - Дядя Слава не отслеживал накаляющейся ситуации. - Сами с усами! Ты кем вообще работаешь, если не секрет?
- Я? А тебе какая разница? - начал сердиться хлопец. - Я же не спрашиваю, какого х... вы сюда приперлись! Чего вам в России не сидится?
Далее, допивающий четвертую кружку Вячеслав Михайлович, попытался прочитать двум украинским пролетариям лекцию о коварстве международного империализма, едином экономическом пространстве и роли Киевской Руси в усилении военной и политической мощи СССР. Говорили все громче, перебивали все чаще. Трое крепких мужичков за соседним столиком внимательно прислушивались к спору представителей двух братских славянских народов. По их угрюмым лицам и колючим взглядам открытым текстом проглядывалось, что они не прочь присоединиться к братьям по борьбе за независимость.
Максиму стоило большого труда оттеснить дядю Славу от разгоряченных хлопчиков, один из которых уже красноречиво покручивал головой по сторонам, оценивая диспозицию на случай плавного перехода к более понятной аргументации. На следующий день по дороге в Бориспольский аэропорт Вячеслав Михайлович выразил Максиму благодарность за своевременное вмешательство в ситуацию. С утра он более объективно оценил возможные последствия своего стремления сделать как лучше.
За всеми этими, большей частью приятными событиями, совершенно незаметно проделалась работа, на которую они тратили не более трех-четырех часов в день. Провели инспекцию двух станочков с программным управлением, посмотреть которым в глаза так и не удалось. Работать пришлось с бумагами. Хохлы наотрез отказались вскрывать ящики, мотивируя тем, что в нарушенной упаковке продавать оборудование проблематично. Ведь согласия на закупку дядя Слава пока не дал. Но показали несколько аналогичных железяк, которые мертво стояли в цехе. Станки как станки. Один только момент насторожил Максима. На ящиках красовался штамп "Made in India". Такого он еще не видел и совершенно не представлял, чего можно ожидать от азиатского пополнения. Но он быстро заглушил в себе опасения, справедливо полагая, что железо - оно и в Индии железо. Главное, что управление германское и ничего необычного в документации не обнаружилось. Все знакомо и понятно, никакой экзотики. Кроме той, что если их купят, он присоединит к своему электронно-железному табуну занятных новичков.
У него кроме любимого американца есть сборище разномастных европейцев - итальянцы, швейцарцы, немцы, один британец. И - чуть не забыл - японец. Но японец древний и морально устаревший, его будят крайне редко. Остальные - качественные оборонные русичи на полном западном автопилоте. Теперь примкнут два индуса. Прямо международный интернационал! Хотя, как знать, хитрый Лукич может отдать их Сандро. Или Владу? Уж если разрушать Максимову монополию, так по полной программе. Не зря же он хотел выпихнуть в Киев Влада. Он ничего не делает просто так, наш непоседливый Федор Лукич.
Ладно...Чего об этом думать, если решение о закупке пока не принято. Денег на все не хватает, потому что их мало. За деньги бьются все цеха, службы и отделы, стремясь правдами и неправдами доказать наверху необходимость приобретения какого-нибудь станка, стенда, компьютера и даже хороших паяльников, чем недавно занимался Лукич. Это уж совсем ни в какие ворота, если вдуматься в абсурдность ситуации. А недавно Медведкин постановил отобрать у них два новеньких тайваньских компьютера, чтобы отдать механикам. Механикам, видите ли, они нужней. А то, что они протянули резину, не подав вовремя документы на закуп, это нормально? Теперь механики остались с носом, потому что валюты больше не выделяют, а за рубли такую технику не купить. Лукич стоял до конца, но одну машину все-таки скрысили. Теперь, чтобы поработать с информацией, надо заранее записываться в журнал учета машинного времени. Дурдом какой-то. Откуда мне знать, когда оно появится, это свободное время, которое можно превратить в машинное?
Много чего интересного поведал Максиму дядя Слава в той командировке. Теперь Максиму все ясно. Или почти все. Проект действительно серьезно притормаживает из-за нехватки средств. Это не очень хорошо. Но проделан колоссальный объем работы, поэтому обратной дороги нет. Это уже лучше. Интерес к нему в правительственных кругах не потерян, что тоже внушает оптимизм. В настоящее время заинтересованные люди ведут серьезную работу в Москве на уровне Совета министров, чтобы добиться выделения необходимых инвестиций. И уже есть первые результаты. Заводу разрешили расплачиваться за нужное оборудование своей продукцией.
Это же гениально!
За автомобили можно выменять все, что угодно! Жаль, правда, что только у советских поставщиков. На западе наши рыдванчики даром никому не нужны. Ну и что? Это мелкие несущественные детали! Оказывается - кто бы мог подумать! - в Союзе навалом импортного оборудования, причем любого. Новехонькое, в упаковке.
Надо только поискать. Десятки заводов нахапали уникальных фирменных железок, стремясь освоить выделяемую центром валюту. Как гласит пословица, дают - бери. Вот и набрали. И киевляне тоже набрали, а проглотить не смогли. Того, что есть, не могут загрузить работой. Заказов, говорят, нет. А делали какие-то серьезные штучки, заводик-то нашему не чета. На родной завод можно и без пропуска зайти, если утром с толпой входящих хорошо смешаться. И выйти таким же манером после смены. Максим так часто делал, когда забывал переложить пропуск из одного кармана в другой. У них такой номер не пройдет, у них мышь не проскочит. Даже по территории просто так не послоняешься, обязательно должен быть сопровождающий.
В общем, все, что надо, уже найдено на подобных заводах и ведутся переговоры о закупках недостающего железа. За него расплатятся автомобилями. Кажется, это называется бартер. Ну да, по английски "to barter" - менять, меняться. Это значит, что проект пусть с замедлением, но дойдет до логического завершения. Конечно, тех больших зарплат и вкусных коврижек, которыми соблазняли вначале, не будет, но, как сказал дядя Слава, плохо быть не должно. Особенно тем, кто уже закрепился на достигнутых рубежах. Вновь приходящим будет тоскливее, они уже не получат того, чего хочется всем, но это их проблемы. В жизни все надо делать вовремя. Вот как полезно бывает вовремя съездить в командировку с хорошим человеком.
Но самый главный и неожиданный сюрприз ожидал Максима в самолете на обратном пути домой. Вячеслав Михайлович, казалось, дремавший в соседнем кресле, вдруг заявил, очнувшись от долгого молчания:
- Уходить тебе надо, Максим. Не оставят тебя в покое.
Максим дернулся, поворачиваясь к дяде Славе. Взгляд технолога был ясный и задумчивый, без тени сонливости. Скорее всего, он размышлял все это время. Понятно, почему он задавал в Киеве столько вопросов о том, каким воздухом дышит лаборатория. Максиму стало ясно, что строить из себя непонятливого незачем.
- Куда уходить, Вячеслав Михайлович? - сонно спросил он попутчика. - Было бы куда, давно бы ушел. Если честно - я не против пощупать что-нибудь новенькое.
- Вот и я думаю - куда? - продолжил дядя Слава. - Я бы тебя в наш отдел забрал, но у тебя образование непрофильное, да и ты, я думаю, не согласишься. Чего менять шило на мыло? Тебе расти надо.
- Согласен, - откликнулся Максим. - А куда у нас расти-то? Только в начальники. Вот вы, к примеру, почему до сих пор не начальник?
- Я же тебе объяснял - не мое это, - назидательно вставил дядя Слава. - Я людям правду говорить люблю.
- Заметно, заметно, - улыбнулся Максим, вспомнив пивной диспут, чуть не завершившийся дракой.
- Видишь ли, у вашего Медведкина дурная слава, - сказал старший товарищ, сделав вид, что ничего не слышал. - Он мелочный, мстительный человек и никому ничего не прощает. Он до тебя доберется. Я думал, тебя Лукич прикрывает, но что-то мне не очень понравилось, как он тебя в Киев отпускал.
Какое-то время они молчали. У Максима чесался язык излить дяде Славе душу, но он понимал, что это будет нарушением этикета. Командировка окончена, неформальная атмосфера сменялась служебным общением. Лишний треп может аукнуться, хотя он доверяет дяде Славе. Но информация имеет свойство просачиваться как талая вода через грунт, нежданно появляясь там, где ей появляться не следует. С другой стороны, дядя Слава затронул больную тему, касаться которой даже сам Максим тщательно избегает. Стоит только распустить сопли, и всё - собрать себя в кучу будет непросто. Наоборот, он старается во всех тухлых событиях и ситуациях отыскивать хоть малейшие плюсы.
Кому сейчас легко? Если бы все было легко и просто, какой кайф можно получать, живя на этом свете? Только адреналин окрашивает бытие в яркие тона, лишь борьба приносит ощущение полноты жизни. В разумных, конечно, пределах борьба. Но если посторонний человек, коим, если откровенно, является Вячеслав Михайлович, разглядел чужую кухонную возню, значит, плохи ваши делишки, Максим Владимирович.
- Слушай, Максим, - вдруг оживился дядя Слава. - У меня идея! Тебе к Виталику надо! Точно! По-моему, он к тебе неплохо относится. Ты как?
- К Виталию Владленовичу? - недоверчиво переспросил Максим. - В группу закупок? Я слышал, распустят их скоро. Да и неудобно как-то...
- Чего неудобно? - придвинулся дядя Слава. - Неудобно на потолке спать! Группу не распустят, ее пополнить хотят. Ты меня не слушал, что ли? Я же тебе рассказывал, помнишь, в гостинице...
Вячеслав Михайлович быстро напомнил Максиму, что и как завертится в ближайшее время на закупочном пространстве дома и за рубежом. По стране все понятно. Это то, чем они занимались в Киеве. Скоро появится необходимость проехаться по другим городам и весям, чтобы проделать работу грамотно и качественно. Оценить и проверить несколько десятков станков, разбросанных по всему Союзу - большая серьезная работа. Каждый раз срывать с места специалистов из разных отделов неразумно и хлопотно. Эту миссию целиком возложат на группу закупок, которую придется доукомплектовать новыми людьми. Ее не только не планируют распускать. В связи с замедлением развития проекта эта временная группа будет жить и работать под руководством Виталия Владленовича еще пару лет минимум. А как известно, нет ничего более постоянного, чем временное. Даже за два года может утечь много воды. А там разберемся, не маленькие.
И самое главное - валюту все равно будут выделять, потому что кое-какие замороченные штучки придется покупать там. За границей. Выделять будут немного и со скрипом, но это значит, что в загранкомандировки народ выезжать будет. Очень тихой сапой. И очень немногие. И только те, кто отличился, выполняя задачи повышенной сложности на Родине. Смекаете, Максим Владимирович? Дядя Слава сам не прочь попасть в эту группу, да возраст уже не тот. Туда помоложе надо ребят, шустрых и работящих, неглупых и без лишнего гонора. А со знанием иностранных языков - прямая дорога в объединенную временно-постоянную группу закупок. И почему вы до сих пор не там, Максим Батькович?
Максим задумался. А ведь это выход! В самом деле, почему нет? В свете последних событий он имеет полное право изменить свое мнение на этот счет. Он никому ничего не должен. Лукич сам подписал Максиму индульгенцию своим предательством. Теперь каждый сам за себя. Что он теряет, если покинет лабораторию? Да ничего! Работа, конечно, сидячая и бумажная, зато чистая и понятная. Никаких бесплатных сверхурочных, задолбавших праздничных и воскресных ремонтов. Сколько можно лазить по станкам в грязном халате, милостивый государь? У вас грязь из-под ногтей уже не вымывается, и башка маслом насквозь провоняла! Не надоело?
Скучать не придется, поскольку предстоят командировки. Это замечательно, если удастся еще поглазеть на интересные края. Разве плохо? А поработать с Виталием Владленовичем - это же мечта! Такой мужик, просто кладезь жизненного опыта и мудрости! Таких специалистов и руководителей в одном лице еще поискать надо! Это именно то, чего не хватает Максиму. Он каждой клеткой начал ощущать медленное закисание в ежедневном привычном кружении, хотя старался не замечать этого. Три с лишним года, даже с учетом того, что организация постоянно растет и движется вперед - это немало, многое приелось. Пора вам выдвигаться на новые рубежи, Максим Батькович, пора! Это ваш шанс, сэр, не зевайте!
Есть, конечно, несколько скользких моментов. Предстоит неприятный разговор с Лукичом, который обязательно напомнит Максиму, кто он и откуда. И благодаря кому он вышел в люди. И как его теперь следует называть. С этим спорить не будем, но и вы нас поймите, Федор Лукич. Как вы сказали дяде Славе - ребятам тоже надо расти, не так ли? Вот и растите своих ребят на здоровье, место освобождается. А про меня вы забыли? Разве мне не надо расти? А куда я вырасту, если вы начали помогать Медведкину закручивать болты и гайки?
Медведкин, естественно, взбесится, это дураку понятно. Кого они поставят на мой огород? Замены нет! Они еще вспомнят с тоской, как быстро Бобров управлялся с ремонтами. Все познается в сравнении. И дело не только в этом. Запланированная охота срывается, а дичь сваливает за красные флажки! Там вы меня не достанете, руки коротки! Что вы можете противопоставить тяжелой артиллерии Виталия Владленовича? Ни-че-го! Облизывайтесь теперь. Такая добыча не про вашу честь.
Виталий Владленович, конечно, может напомнить, как Максим отвергал его настойчивые предложения поработать в группе, но это поправимо. Он уважает Максима, это чувствуется. По крайней мере, отправляясь в Киев, Максим ничего не заметил. Очень доброжелательно напутствовал, можно сказать, по-отечески тепло.
Дядя Слава даст рекомендацию. Скорее всего, Виталий Владленович будет только рад, когда Максим предложит свои услуги. А из кого выбирать-то, господа? Там же пахать надо, а не чаи гонять. И с документацией работать скоренько, а не рыться в словарях часами. С великим удовольствием даст добро Виталий Владленович такому кандидату, никуда не денется.
Что еще? Новый коллектив? Ерунда, ребята и девчонки все знакомые, все свои, проблем не будет. И не один туда придет новичком Максим Бобров. Хотя, какой он новичок, в самом деле? Кто из них видел живой работающий станок за последние три года? Бумажные черви, отставшие от жизни! Какая может быть конкуренция? Он же практик, только что от сохи! Даже сравнивать нельзя! Вольемся, как по маслу! Вот, пожалуй, и все нюансы, господа. Нет, не все. Как же вы забыли, мистер Боброфф?
А как же американец?
Как быть с живой легендой вашего прошлого? На кого вы бросите своего заокеанского друга, который ни разу не подвел, не подставил? Максим вздохнул, покосившись на дядю Славу, который размеренно похрапывал рядом. Это, конечно, непростой вопрос, но с этим придется смириться. Это закономерная плата за ваше новое будущее, мистер Боброфф. Ничего не бывает даром, чем-то придется пожертвовать. Станок, наверное, передадут Сандро, если он вовремя подсуетится. Это не так уж плохо. Сандро хороший инженер, он сумеет позаботиться об американце. А мы будем ходить к нему в гости, когда соскучимся. Этого нам никто запретить не сможет, а большего не надо. Постоять рядом, помолчать вместе, потрогать теплый гладкий бок. Увидеть улицы и небоскребы Нью-Йорка, услышать шум Ниагарского водопада. Он не должен обижаться на Максима, он все должен понять. Прости, дружище...
Взгляд Максима, устремленный наполовину в будущее, наполовину в прошлое, зацепился за приближающиеся знакомые контуры заводского корпуса. Он почти заснул, углубившись в воспоминания, греющие душу. Сказался ночной перелет. Домой попал в третьем часу ночи, за встречей и разговорами уснул под утро. Сына в детсад отвела жена, предоставив мужу возможность поспать несколько лишних часов. Он не торопился на работу, зная, что имеет право прийти позже как профессионал, выполнивший возложенную на него миссию. Это допускается негласными командировочными правилами. Он вполне мог устроить себе отсыпной, но сейчас лучше не нарываться, надо держать ухо востро. Незачем осложнять запланированный уход под крылышко Виталия Владленовича. Без возни не обойдется, в ход пойдут все средства, это нам знакомо. Поэтому будем вести себя умненько и благоразумненько. Отчитаемся по командировке и...
Что, и?
В самом деле, что?
Информация о наборе к закупщикам новых людей неофициальная. Но с чего-то надо начинать, Максим Батькович, нельзя сидеть и ждать с моря погоды. Но и подходить просто так к Виталию Владленовичу с вопросом глупо. Проситель всегда получает меньше, чем тот, кто любезно принимает предложение. А поторговаться надо обязательно! Своего упускать нельзя.
Придется заручиться поддержкой и помощью дяди Славы, другого внятного алгоритма не просматривается. Да, именно так. Ну что ж, Максим Батькович, счастливого пути!