Гуд-бай, страна железная. Глава 10
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
Вероятно, не случайно люди лишены такой, казалось бы, нужной способности - предугадывать развитие событий, и итоги наших случайных и закономерных знакомств. Ибо, как нельзя считать целой рекой вяло текущую у наших ног воду, так неправомерно давать homo sapiens"у возможность трактовать маленький отрезок бытия глобальной предпосылкой всей оставшейся жизни. Слишком суетны и скоротечны наши суждения о себе и людях. Непростительно легко мы воспринимаем промежуточную кривую ступеньку как окончательную сияющую вершину заветной высоты. Слишком часто на протяжении нашего жизненного пути меняется система ценностей, представления о себе, людях и окружающем мире, чтобы вооружать нас таким мощным оружием как дар предвидения. Он дан очень немногим, что, несомненно, наталкивает на слабое подозрение, что основной массе человечества он пошел бы скорее во вред, чем на пользу.
|
Когда он появился в поле зрения Максима, этот говорливый паренек, этот неутомимый живчик? Теперь уже не вспомнить точно. Внешне и повадками отдаленно напоминающий Карлсона, живущего на крыше в далекой неведомой Скандинавии. Такой же невысокий, крепенький и пухленький. Взлохмаченная копна прямых рыжеватых волос. Тот же безудержный фонтан вызывающе детской, бьющей через край энергии. Всегда в движении, сверхкоммуникабельный и вечно улыбающийся. Способный говорить без остановки на любые темы двадцать четыре часа в сутки. Человек без границ. Человек без проблем. Максим всегда немного завидовал таким неутомимым весельчакам - их бы энергию, да в нужное русло! В то же время он подсознательно дистанцировался от людей подобного типа. Слишком многое в них настораживает его неторопливую вдумчивую натуру. Они кажутся поверхностными и несерьезными. Максим сам любит поговорить, но ему больше подходят спокойные, рассудительные ребята, предпочитающие подумать, прежде чем сказать. Тем более - сделать.
Несомненно, осмысленному общению предшествовали несколько месяцев шапочного знакомства, или полгода, разве упомнишь? Привет, как дела? Есть зажигалка? Пока. Мы можем иметь десятки подобных квази-знакомых и дежурно болтать с ними, не зная толком, кто, откуда и как звать. То же самое можно сказать про предыдущие отношения Максима с живчиком. Работает мастером где-то на сборочном участке. Зовут Данилой. Имя редкое. Возможно, потому и запомнился. Примерно тот же возраст. Обручальное кольцо на правой руке. Что еще? Пожалуй, всё.
Первый плотный контакт с ним, тем не менее, Максим запомнил отчетливо. Это произошло в тот памятный день, когда он закончил лечить американца, благодаря судьбу за благополучный исход операции.
Ответный реверанс судьбы?
Растроганный Иван Петрович потащил вымотанного Максима в бригадную курилку, чтобы угостить на радостях чаем с подушечками. Петрович неделю изнывал от вынужденного безделья и неусыпного внимания руководства к больному станку, и был готов на любые благодарности. Рассеянно прикладываясь к стакану обжигающего травянистого N36 из стандартного заводского пайка, Максим вдруг услышал рядом громкое и непринужденное:
- Ну, расскажи нам, Максим, про Америку! Это правда, что ты в Штатах побывал? А что ты там делал?
Максим рефлекторно поежился, поворачиваясь на голос. Так запросто обращаются только свои в доску люди. Хорошо, что не хлопнул по плечу. Рядом восседал облаченный в серый мастерский халат плотный рыжий шустряк, бесцеремонно улыбавшийся широкой неподкупной улыбкой.
Максим напряг память.
Пару раз курили в сборной компании у себя на этаже. Здоровались как-то в цехе на бегу. Со сборки? На сборке у Максима нет подопечного хозяйства. А что он здесь, на металлообработке делает? Сидит, курит, болтает без умолку, заливаясь дармовым чаем. Ему за что налили? Рабочие чужих просто так чаем не потчуют. Особенно мастеров.
- Ну, был, - неприветливо ответил Максим, давая понять, что не расположен чесать языком абы с кем. - Станочек принимал. Во-он тот, пузатенький.
- Значит, ты теперь номенклатурный товарищ! - придвинулся шустряк, не обращая внимания на недовольный тон Максима. - И как Штаты? Сколько ты там был? А где?
Несколько сидящих в курилке рабочих - операторы, наладчики и стоящий неподалеку пожилой начальник участка навострили уши. Все знали, что Максим был ТАМ, но расспрашивать в открытую никто не решался, это неэтично и подозрительно. Но послушать пикантные подробности мало кто откажется. Все притихли.
- Как Штаты? - Максим легонько фыркнул, глядя в полупустой стакан. - Долго рассказывать. Это видеть надо.
- Долго в Штатах был, да? - не унимался любопытный мастерок, все плотнее придвигаясь к Максиму. - А где? Что видел-то?
- Не долго. - Максим понял, что отвязаться не удастся. - Всего недельку. Нью-Йорк видел и еще один городишко, где фирма расположена.
- Ого, Нью-Йорк! И "близнецов" видел?! И Статую Свободы?! Счастливчик! А что за городишко? - допытывался Карлсон. - Как называется? В каком штате?
- Какая разница? - Максим колко посмотрел на него в упор, прикидывая, нагрубить или нет. - Ты все равно не знаешь.
Кажется, этот болтун начал понимать, что разговор не клеится, но сдаваться не собирался. Такие сразу не сдаются. Позже Максим узнает о нем нечто большее - такие экземпляры вообще никогда не сдаются. Мастер со сборки налил себе из бригадного чайника второй или третий стакан и продолжил, как ни в чем не бывало:
- Ты, Максим, какой-то немногословный. А как ты попал туда, а?
- Уж какой есть, - криво усмехнулся Максим, отодвигаясь от настырного собеседника. - Такого родили.
- Так как ты попал туда?
- Очень просто. - Максим, вставая, поставил на стол пустой стакан. - Вызвали в отдел загранкомандировок и упали в ноги: "Извините, Максим Батькович, надо потрудиться за океаном на благо Родины. Кроме вас некому. На вас вся надёжа. Покорнейше просим не отказать". Спасибо, Петрович, за чай. Пойду собирать манатки.
- А ты шутник, Максим! - деланно засмеялся вслед несколько разочарованный Данила-Карлсон. - Ладно, в другой раз расскажешь!
Что было дальше? Дальше они случайно пересеклись на этаже зимой, когда Максим зачем-то направлялся в актовый зал к механикам. Данила спешил встречным курсом, что-то мурлыча под нос. Увидев Максима, он ослепительно улыбнулся, протягивая издалека руку как старому знакомому:
- А, Максим, приветствую! На ловца и зверь бежит. Ты-то мне и нужен!
Максим поразился его способности делать вид, что все вокруг только и ждут, как бы потрепаться с ним. Во дает! Ему в кино надо или на сцену. Потрясающие актерские данные! Прекрасно видит, что у человека нет желания сотрясать воздух, но цветет и пахнет как страховой агент. Молодец! Максим нехотя пожал теплую ладошку. Ладошка крепкая и активная. Вопросительно уставился на мастера, который, не отпуская руку, мягко, но настойчиво потянул к окну. Чего ему надо? Неужели не видит, что человек одет по-уличному, значит, не просто так шатается от скуки. Наглец.
- Покурим, Максим? - бодро предложил Данила у окна, отпуская ладонь.
- С удовольствием, - без энтузиазма ответил Максим, расстегивая куртку. - Только я свои в лаборатории оставил.
- А я угощаю! - радушно расшаркался Данила, доставая пачку "бонда". - Максим, говорят, ты английский неплохо знаешь?
- Немного знаю, а что? - Максим понял, что сигарету придется отработать.
- У тебя есть пять минут? - начал Данила, извлекая из кармана халата небольшую мятую книжицу. - Мне тут все понятно, кроме одного места.
- Автомагнитола?
- Ага, "супра". Ребята знакомые привезли из Венгрии. Вот, ставлю уже неделю, мучаюсь.
- У тебя машина своя? - удивился Максим.
- Теперь моя, - похвастался довольный Данила. - "Пятерочка". Папик себе "семерку" новую взял, а эту развалюшку мне втюхал. Хочу привести в божеский вид. Папик ее чуть не убил. А у тебя есть колеса?
- Откуда? - покачал головой Максим. - Мой батя не сторонник этого дела.
- Жаль, мужчина должен быть на колесах. - Данила раскрыл инструкцию на нужной странице. - Вот этот проводок куда? Что такое кар фоне? Автомобильное... Что?
- Автомобильный телефон, наверное. - Максим пригляделся к монтажной схеме. - Да, car phone - это автомобильный телефон.
- Автомобильный телефон? - удивился Данила. - В представительских моделях есть салонный радиотелефон, я знаю. Но зачем цеплять магнитолу к телефону? А-а, понял! Через магнитолу можно пустить громкую связь, так, наверное? Класс!
- Не знаю, - пожал плечами Максим. - Надо почитать, что там написано в монтажной инструкции. Дай-ка, Дань, я гляну.
Инструкция гласила, что в случае внешнего звонка на автомобильный телефон, по этому проводу проходит сигнал на автоматическое уменьшение громкости включенной автомагнитолы. Как движется вперед технический прогресс! Надо же до такого додуматься! Им уже и прислушаться в тягость! Мало того, что без телефона в машине, видите ли, им неудобно кататься, так еще и это придумали, буржуи толстожопые.
- А ты ничего не путаешь? - усомнился Данила. - Здесь так и написано, да?
- Дань, если мне не веришь, сбегай к переводчикам. - Максим затоптал бычок, возвращая мастеру инструкцию. - Именно так и написано, слово в слово. А тебе, собственно, какая разница? У тебя в "пятерке" радиотелефон установлен, что ли?
- Ай, точна! - обрадовался Даня, переходя на кавказский акцент. - Адын галава кх-харащё, а два лючщи, слющий! Галава, Максим, галава! Спасиба, дарагой, да-а?!
Даня, похоже, обладал невероятной способностью выпутываться из любых щекотливых ситуаций, поскольку никогда не позволял оставлять себя в дураках. Делал он это артистично и весело, не задумываясь переводя любую нападку в свой адрес в шутку. Вероятно, это зашито у него на генном уровне. Рядом с ним Максим ощущал себя неповоротливым угрюмым тугодумом, начисто лишенным остроумия и чувства юмора. Впрочем, чувство юмора, как выяснилось, вещь не универсальная, а сугубо избирательная, особенно в личном плане.
- Ну, я пойду, Дань? - предложил Максим. - Мне в актовый надо.
- Конечно, Максим, конечно! - Данила благодарственно потряс Максиму руку. - Спасибо за безвозмездную помощь!
- Не за что.
- Только ты это, Максим, - вдруг сказал Данила непривычно серьезно. - Ты, пожалуйста, не зови меня Даней, хорошо? Я это обращение с детства не перевариваю. Ладно?
- Ну ладно. - Максим постарался скрыть улыбку. - А как тебе больше нравится? Данила мастер?
Странно. Мастер Данила не понял шутки.
Он на мгновение окаменел лицом, в его глазах молнией сверкнула по-детски искренняя обида, но он справился. Выдавив принужденный смешок, он опять вернулся в свое обычное состояние живчика.
- Нет, Максим, это не про меня, - продолжил он, улыбаясь. - Я мастером всю жизнь работать не буду. Зови меня просто Данила. А вообще мне нравится, когда ко мне обращаются Даниил.
- Я понимаю. - Максиму хотелось закончить пустой разговор. Не так часто они общаются, чтобы проникаться тонкостями этикета. - Я не это имел в виду. Ну, бывай, просто Данила.
Максим не подозревал, что в скором времени им предстоит общаться не часто, а очень часто. Пока же он с облегчением поторопился избавиться от назойливого, и, как неожиданно оказалось, не в меру обидчивого собеседника.
Но предтечей вынужденному ежедневному общению, начавшемуся с приходом тепла, предшествовал сумасшедший период времени, когда началось ЭТО. По горькой иронии судьбы кошмар тот, продлившийся до конца года, начался с "теплого" напоминания о киевской осени, так похожей на лето.
Киевская осень... Казалось, это происходило с Максимом не в конце прошлого года, а несколько лет назад, столько всего наслоилось на память за прошедшие месяцы. И вот, пожалуйста, дождались, кого не ждали.
В цехе на грузовой площадке замаячили знакомые громоздкие силуэты. Два огромных ящика темно-коричневого дерева со штампами "Made in India". Украинские индусы? Значит, вас все-таки купили. Или сменяли на несколько десятков машинок? Чего же дядя Слава молчит? Это же наше добро! Ну, здорово, бродяги! Welcome до нашего стаду! Интересно, когда распаковка?
Распаковку организовали неделей позже. Максим поставил Лукича перед фактом, сообщив, что индусов забирает себе, поскольку сватал их самолично. Шеф не высказал ни малейшего возражения, безразлично покивав в ответ. Если бы Максим знал, что произойдет позже, он охотно подкинул бы эти произведения станочного искусства Сандро. Или даже Степе. Кому угодно!
После того, как ящики разбили на щиты, взору комиссии предстало зрелище не для слабонервных. Начальник участка тихонько выругался сквозь зубы. Дядя Слава присвистнул. Рабочие матно заохали.
Максим молчал.
То, что он увидел, выглядело страшно, но он понимал, что его порция впечатлений впереди. Судя по всему, станки в страну доставляли морем. Но не наблюдалось даже малейших признаков морской транспортной упаковки. Никакой дополнительной консервации, влагозащитных чехлов и мешочков с поглотителем сырости. Обычные деревянные ящики для сухопутной перевозки. Станки провели много месяцев в условиях сильнейшей влажности. Открытый металл покрылся слоем густой ржавчины. Со станин капустной шелухой облетала клочьями грязно-зеленая краска. Красили, похоже, не обезжиривая, прямо на сажу и масло. Той же краской выкрасили электрошкафы, пульт управления и даже внешние провода и кабели. Полный камуфляж! Интересно, дисплей и клавиатуру догадались не закрасить? Станки напоминали подбитые танки через полвека после Курской битвы.
Кто же принимал это безобразие у изготовителя? Видать, хороший досуг организовали приемщикам, если закрыли глаза на такие плюхи. Теперь понятно, почему хохлы не разрешили оторвать даже пару досок, чтобы заглянуть внутрь. Знали братья-славяне, всё знали. Их-то железки в цехе тоже выглядели странновато, но дядя Слава отнес их конопато-пегую наружность на амортизационный износ. Очевидно, свои станки украинцы тоже замазывали кисточкой.
Вот япона мать! А что в электрошкафу? В каком состоянии управление, документация и запчасти? В замкнутом пространстве шкафа оказалось не лучше, а гораздо хуже. Та же махровая ржавчина по металлу, лупящаяся пузырями краска и плесень, плесень, плесень... Все платы покрылись белым грибковым налетом, документация отсырела и напоминала пергаментные свитки. Запчасти, сваленные кучей в развалившуюся картонную коробку. Дискеты, будто проглаженные утюгом. Если программы в памяти не сохранились, это катастрофа. Их можно найти только у изготовителя в Индии. Возможно, помогут хохлы, но не факт, что у них та же версия матобеспечения. Ну дела-а-а... Ну влипли... Дяде Славе не позавидуешь, все шишки теперь его. Он принял решение взять без осмотра.
А нам чего теперь делать? Кстати, кто этих слонов индийских запустит в работу? Поставка левая, контракта и гарантии нет. Неужели индусов пригласят? Или нас обучат на фирме? Не желаете в Индию, мистер Боброфф? Но платить-то нечем. Интересно, как в Индии относятся к нашим автомобилям?
Но, при всем драматизме ситуации, это еще не была собственно черная полоса. Это был чуть посеревший хвостик вполне белого участка жизни Максима Боброва. С ржавыми заплесневелыми индусами вопреки мрачным прогнозам все завершилось относительно благополучно. Как ни странно, в мокрой памяти систем управления все сохранилось в первозданном виде. Ржавчину отчистили, голые проплешины закрасили, документацию высушили, а платы и запчасти отмыли спиртом. И даже дискеты восстановили, сгрузив взад необходимые нули и единицы из памяти станков. Станки оказались модульного исполнения, как электрочайники. Никакого внешнего монтажа и пуско-наладки. Подай триста восемьдесят вольт и работай. Через пару месяцев, покрывшись рабочим слоем масляных испарений, смешанных с цеховой пылью, индусы практически не отличались ни от подобных европейцев, ни даже от американца. Может, европейцы и американцы чего-то недопонимают в вопросах станкостроения? А значит, и в автомобилестроении тоже? Зачем усложнять, если все так просто?
Для себя Максим сделал вывод, вернее укрепился в ранее понятой истине, что чем сильнее радуешься неожиданной удаче, тем полновеснее за нее придется расплатиться. Эти два экзота из далекой и непонятной, живущей по своим абсолютно нематериалистическим законам и традициям страны, лишний раз весомо напомнили ему, что за все хорошее надо платить. Даже за такую незначительную мелочь, как очень вовремя свалившаяся ниоткуда возможность передохнуть в славной столице Советской Украины. Единственное, чего не мог взять в толк Максим Бобров - почему так продолжительно и настойчиво ему напоминают об этом маленьком приятном приключении. Ну, посмотрел Киев и посмотрел. Он даже ничего не привез оттуда, чтобы так плющить его. Ничего не попалось на глаза, заслуживающего внимания, кроме пары книг по психологии.
Годом раньше он целый зимний месяц прожил в столице Белоруссии, будучи вдруг засланным на курсы повышения квалификации в Минск. Курсы оказались профанацией, но под тяжестью сумок с белорусскими гостинцами он еле дополз до дома. Хорошо живут белорусы. Вике пришлось даже денег мужу досылать, сколько было соблазнов - тряпки, обувка, книги, игрушки. Даже продуктов кое-каких прихватил, чтобы домашние почувствовали, где и как он наслаждался жизнью. Это разве мыслимо - сгущенка продавалась свободно как хлеб! Бери, сколько утащишь, никакого тебе "Не более двух банок в одни руки!", как в столице. А колбасы - сортов пять, шесть! Без талонов! И масло без талонов! А сыр...
Еще раньше - в работягах - обломилась комсомольская путевочка в Латвию, как победителю молодежного социалистического соревнования. Десять дней в Риге, автобусом проколесили всю Прибалтику, впечатлений - девать некуда. Пылесос "циклон", вертушка "вега", одежда, посуда, косметика, вот это был улов! Прибалты - вполне нормальные люди, зря пугали перед поездкой, что русских за людей не считают. Суховатые они, конечно. Продавцы немного деревенеют, когда русскую речь слышат, молодежь заметно на понтах, а так - ничего страшного. Если заблудишься - лучше к пожилым обращаться. Главное - говорить спокойно, вежливо и с улыбкой. Откровенно никто ни разу не послал. Люди везде люди.
И что-то не припоминает Максим, чтобы судьба трясла его как грушу за те радости жизни. Правда, пока торчал в Прибалтике, заболел сынок, совсем тогда еще крошечный, но он часто болел, пока не свозили в Сочи. А после Минска? Вроде тихо все обошлось, без встречных гадостей. Может, заслужено то было в полной мере, никакого дармового везения?
Бог знает, может и так.
Тогда об этом не думалось. Во всех подобных совпадениях и случайностях хотя бы просматривался минимальный порядок и предсказуемость, как в шашках или в настольном теннисе. Сходил - жди ответного хода. Ударил по мячику, значит, скоро он опять шлепнется на твоей стороне поля. В ЭТОМ же ни маячило ни малейшего порядка, ни тем более какой-либо предсказуемости. И самое ужасное - это совершенно не пахло такой необходимой вселенской категорией, как справедливость. Скорее, наоборот.
Едва Максим переварил вторжение в свой ухоженный огород двух потрепанных азиатов, этих первых предвестников хаоса, как произошло событие, которое снова выбило его из колеи. Приближались майские праздники. Разнарядка на праздничный ремонт запаздывала, вселяя слабую надежду, что на этот раз пронесет, и посчастливится проволынить пару дней у тещи на даче, как все нормальные люди.
Максим, вымывший руки и раскидавший по полкам и шкафам потребную днем требуху, убивал остаток дня в курилке. Вдруг он зацепил боковым зрением две серо-стальные халатные фигуры, возникшие в коридоре. Каждая по отдельности фигура отлично совмещалась в его памяти с копией из архива образов, но чтобы они рассекали пространство вместе как катамаран - такой записи в прикладных файлах Максима не было. К нему - точно к нему - энергично приближались парой сосредоточенный Лукич и... И почему-то Данила мастер, улыбающийся во весь свой мастерский рот. Слишком торжествующе и победно, словно заранее сообщая настороженному Максиму злорадной улыбкой: "Ну что, Максим, дарагой? Никуда от меня не делся, да-а?!"
- Познакомьтесь, - начал Лукич. - Это Максим Бобров, он курирует ваше оборудование. А это Даниил Шелест, начальник участка металлообработки.
Начальник на металлообработке? Перевод с повышением? Интересно. Вот почему он терся на участке, гоняя чай с будущими подчиненными. Готовился принимать дела. Значит, Данила Шелест вместо Сидоренко? Или в придачу?
- А мы знакомы! - протягивая руку, добродушно надвинулся на Максима новоиспеченный начальник участка Шелест. Сейчас полезет обниматься. - Ну что, поработаем? Рад тебя видеть, Максим!
- Аналогично, - сдержанно пожал Максим протянутую руку. - А где Сидоренко?
- Уволился, - безразлично сообщил Данила Шелест. - Теперь я за него. Вернее, за себя.
- Ясно. - Максиму почему-то стало тоскливо. - Жаль. Хороший был мужик.
Майские праздники прошли так, как мечталось - на тещиной даче.
С лопатой, первым загаром и традиционными ста граммами под картофельный супчик с тушенкой, сваренный на живом огне. С черным орловским хлебушком и ядреным маринованным огурчиком из холодного погреба. И обязательным открытием оздоровительно-купального сезона в ближайшем озерке с пока еще ледяной водой. В ближнем, так сказать, кругу. Неужели кто-то провел это благодатное время в душной утробе темного цеха? Без воздуха, без солнышка... Ради чего? Разве можно так бездарно просаживать жизнь? Эх, люди...
В первое же утро после майских в лабораторию вкатился шустрый Данила мастер... Стоп, неточность. Он теперь начальник участка. Вон как напускает на себя показную важность, только бы не лопнул. А натуру-то свою распи... Пардон, раздолбайскую, куда спрячешь, а, Данила-попрыгун? Видно же за версту, выпирает отовсюду, выдает с головой. Глазенки бесовские, ручки шаловливые, ножки бегут быстрее, чем приличествует новому положению. Тяжело тебе будет, Даня Шелест. В кино тебе надо, в театр. Или, на худой конец, в политику. Там твоей неудержимой натуре самое место. С чем пожаловал?
Данила принес благую весть.
Он торжественно доложил Максиму, что участок металлообработки, так вовремя перешедший под его чуткое руководство, готовится к судьбоносным событиям. На участок, наконец, поступают не просто станки, а оборудование, которое завершает полный технологический цикл. То самое, что ждали уже второй год и не могли дождаться из-за отсутствия валюты. И вот дождались. В течение ближайших двух-трех месяцев должны поступить все недостающие позиции. С вводом этих важнейших единиц в эксплуатацию участок сможет выдавать продукцию любой сложности. А это загрузка людей и техники, это заказы, зарплата и премии. Это стабильная работа и продвижение по служебной лестнице.
Но в этой поставке есть один незначительный нюанс, вызванный к жизни тем, что финансирование не возобновлено, как ни бьются в Москве представители завода. И новый главный инженер со своими столичными связями пока не сдвинул дело с мертвой точки. В наличии есть только бартерные автомобили, эшелоны автомобилей.
Поэтому станки - что-то около девяти или десяти довольно серьезных обрабатывающих центров - поступили не из-за границы, как предусматривал проект. Неплохие аналоги потребных самодвижущихся железных гор и - о, счастье! - кое-какие их братья-близнецы нашлись в Союзе. Все до единого. Все! Искать надо уметь. Их нашли, осмотрели, согласовали и сменяли. За отсутствием условных американских денег и безусловных советских их сменяли на стопроцентно материальные автомобили собственного изготовления.
Нет, что ни говори, а русских победить невозможно!
Мы из любой тупиковой ситуации найдем выход. Причем, такой гениальный вариант, что всем будет хорошо. И не просто хорошо, а убийственно хорошо! Скажите, какой-нибудь недосягаемый изготовитель хваленых "мерсов" или "фордов" додумается до такого? Да ни в жисть! Разорится, по миру пойдет, продастся за гроши конкурентам, сядет в долговую яму, но никогда не сможет так хитроумно и красиво выскользнуть из безвыходного положения!
Вы только вникните!
Что мы имеем? Морально устаревшие автомобильчики, которые очень плохо продаются за рубежом. А заводу для собственного развития и производства новых конкурентоспособных автомобильчиков нужна валюта, много валюты. У государства ее нет. Но она крайне необходима заводу, чтобы купить за границей новейшие станочки и автоматические линии, на которых он сможет наладить выпуск машинок, отвечающих требованиям цивилизованного мирового сообщества. За которые оно, сообщество, согласится платить валютой. Но у нас в наличии только морально устаревшие машинки. За них избалованные буржуа не хотят платить своих конвертируемых денег. И меняться не хотят. Даже на консервированные сосиски для собак, не говоря уже о станках не первой технологической свежести. Что делать? Замкнутый круг?
Черта с два!
Берем пару эшелонов валютно-неликвидных автомобильчиков любого цвета и пускаем по отечеству весть, что готовы отдать их оптом или в розницу в хорошие руки. Именно отдать! Денег не надо. Просто поройтесь в хозяйстве с нашим списком в руках. Если у вас завалялись на складах, под навесом или просто на улице несколько ящиков с ненужным вам железом, навязанным сверху плановой экономикой, вы спасены. Мы с удовольствием избавим вас от того, за что вы не платили ни гроша. Заплатило когда-то государство, но вам-то какая разница? Мы благодарно подгоним вам за это пол-эшелона разноцветных машинок. Или одноцветных, как получится. Из которых вы нам любезно от... Извините, это уже коммерческие тонкости, а мы сегодня о технике говорим.
Ну, уяснили?
Здорово, правда? Самое главное - никто не пострадал. Никому от этого не плохо. Вы избавляетесь от ненужного хлама, мы - от неликвидной на мировом рынке продукции. Вы и ваши счастливые сотрудники ездите на лучших в СССР машинках, мы же осваиваем на классном импортном оборудовании выпуск автомобилей завтрашнего дня. Чтобы продавать их несговорчивым западным потребителям. За валюту.
Порочный круг разомкнут! Да здравствует русская смекалка! Левше такое не снилось. И самое примечательное - государство не беспокоили по пустякам. Обошлись своим умом. Все довольны и все смеются. Ай да мы!
- Поздравляю, Данила. - Максим сделал вид, что рад известиям. - Вовремя ты перевелся на металлообработку. У тебя просто нюх на рыбные места.
- А я что говорил? - промурлыкал самодовольно Данила. Похоже, ему нравилась даже откровенно грубая лесть. - Всю жизнь мастером работать - себя не уважать.
- Точно. От меня что требуется?
- Как что? - удивился Данила. - Это же твое хозяйство будет. Или как тут у вас устроено?
- Не факт, что мое. Как поделим, так и будет.
- Короче, - заторопился Данила. - Завтра распаковка первого станка. Швейцарский обрабатывающий центр. Купили в Уренгое. Серьезная машина, можно делать космические корабли. У нас таких еще не было.
- Управление? - заинтересовался Максим. - Система управления чья?
- Не знаю, вот упаковочный лист. Смотри, если указано.
- На немецком? Указано, все указано. - Максим постарался скрыть радость. - Там "сименс"! Похоже, это железо отойдет мне, если Лукич не воспротивится. Но у меня такое чувство, Данила, что он не будет возражать.
Почему люди не обладают даром предвидения? Предвидеть грядущие события или последствия встречи, например. Если бы Максим имел дар провидца хотя бы на ближайшие сутки, он легко избежал бы изрядного количества неприятностей, досадных ошибок и опрометчивых решений. Если бы Данила Шелест видел будущее хотя бы на месяц вперед, он никогда бы не перевелся на участок металлообработки, покидая надоевшую бесперспективную сборку. Но они были обычными молодыми людьми, ожидающими от своих действий и поступков только положительных результатов, формирующих не менее положительную жизненную динамику. Максиму как инженеру были крайне необходимы свежие технарские ощущения, которые давала только работа с новым оборудованием. Каждый поступающий в огород станок приносил определенный заряд бодрости, нанося исследовательской натуре Максима ощутимый толчок для деятельного развития. Ему просто необходимо постоянно чем-то заниматься. Так легче. Так не остается времени на деструктивное самокопание. Он понимал, что это временное решение проблемы, - станки не будут завозить вечно, - но других вариантов ухода от действительности не видел. Мозг не мышца, его бесполезно напрягать. Раз нет идей, значит, нет критической массы необходимой информации. Нет информации - нефиг думать, трясти надо. И он тряс.
Данила Шелест пребывал в сходной ситуации. С той лишь разницей, что, в отличие от Максима, он совершенно не комплексовал по поводу работы управленцем. После армии и института он честно отсидел несколько лет в отделе технологом, после чего рванул мастером в цех. Его кипучая натура требовала простора, он задыхался в тесных рамках размеренной инженерной работы. Скорость служебного роста вкупе с объемом поступающей денежной массы также не оставляли радужных надежд на скорейший приход светлого будущего. В отличие от Максима, Данила не считал, что не все средства одинаково хороши для достижения жизненных целей. Скорее, наоборот. Он предпочитал скорость любой ценой. Данила прекрасно сознавал, что сборочный участок сам по себе не приблизит его к мечтам. Но его вполне можно использовать как трамплин, если постараться. Он неутомимо прочесывал изо дня в день перспективные участки, заводя нужные знакомства и оставляя о себе впечатление, как об энергичном, дружелюбном и свойском парне. Способность неплохо говорить у руководителей слишком часто отождествляют с умением хорошо работать.
Его план сработал безукоризненно. Когда спокойный, готовящийся встретить скорую пенсию Сидоренко узнал, что его участок укомплектуют целым выводком безродного сборного железа, пробил звездный час Данилы. Он оказался первым, о ком вспомнили, чтобы бросить на амбразуру молодое крепкое тело. Естественно, не посвящая в истинные мотивы бегства многоопытного преемника.
Данила ликовал.
Металлообработка! Самые ответственные заказы!
Самые важные автокомпоненты! А какие люди, какие связи, господа! Только дурак не воспользуется такой благосклонностью судьбы. Не будь он Даниил Шелест, если лет через пять не вышвырнет из кожаного кресла сонного располневшего начальника цеха. Дорогу молодым! Мы покажем, как надо работать в новых экономических условиях. Вперед!
Мы уже задавались вопросом, для чего судьба сводит людей вместе. Попытавшись объединить его с вопросом об отсутствии у сущностей homo sapiens дара предвидения, можно обеспечить обширную почву для размышлений. Что бы было, если люди могли предвидеть финальный результат случайного знакомства с тем или иным homo? Кто-то уклонился бы от контакта, увидев неприятную картину будущего. Некто, возможно, захотел бы сыграть с судьбой в рулетку, неустрашимо ввергнув себя в опасную связь. Подобно самоуверенным гусарам, бесстрашно отдающим цыганке руку для гадания. Не зная, что ей нужна не рука, а кошелек, часы и драгоценности переоценившего себя храбреца.
Вероятно, не случайно люди лишены такой, казалось бы, нужной способности - предугадывать развитие событий, и итоги наших случайных и закономерных знакомств. Ибо, как нельзя считать целой рекой вяло текущую у наших ног воду, так неправомерно давать homo sapiens'у возможность трактовать маленький отрезок бытия глобальной предпосылкой всей оставшейся жизни. Слишком суетны и скоротечны наши суждения о себе и людях. Непростительно легко мы воспринимаем промежуточную кривую ступеньку как окончательную сияющую вершину заветной высоты. Слишком часто на протяжении нашего жизненного пути меняется система ценностей, представления о себе, людях и окружающем мире, чтобы вооружать нас таким мощным оружием как дар предвидения. Он дан очень немногим, что, несомненно, наталкивает на слабое подозрение, что основной массе человечества он пошел бы скорее во вред, чем на пользу.
Нам довольно трудно сделать достоверное предположение, как бы повел себя Даниил Шелест в описываемый период, снизойди на него умение предсказывать свое будущее. Честно говоря, не хочется перегружать читающего излишними биографическими подробностями окружения Максима Боброва. Мы стараемся по возможности не распространять повествование на полный список тех, кто заслуженно считает себя хорошим знакомым нашего главного героя. Поверьте, их много, этих людей. По ряду причин, уже основательно упомянутых нами - характер работы Боброва, его собственный характер, и прочая, прочая, прочая... Нас интересуют лишь те персонажи, которые, так или иначе, сыграли заметную роль в личностных трансформациях Максима. Подобно отдельным бильярдным шарам, разбросанным на игровом поле, легким соприкосновением направляющим основной шар в нужную лузу.
Щелк! Контакт!
Мы, как нам кажется, катимся в том же направлении, что и раньше, но... Суммарный вектор уже тащит нас к очередному валуну, предательски развалившемся поперек нашей жизненной дороги. Тому самому насмешливо улыбающемуся камню выбора. Направо пойдешь, налево пойдешь, прямо пойдешь... Можешь стоять на месте.
Соприкоснувшись с невесть откуда взявшимся на пути Данилой, Максим не ощутил в себе внутренней сейсмической активности. Он, не будучи безразмерным в вопросах человеческого общения, довольно четко классифицирует всех новых знакомых. Максим сам выбирает, с кем стоит общаться, а от кого лучше держаться подальше. Слишком много homo sapiens'ов с легкостью убивают время жизни в пустой болтовне. Время свое и, что самое непростительное, чужое. И поразительно до фига крутится вокруг желающих попользоваться на халяву нашими знаниями и умениями. Под видом хорошего знакомого, которому неудобно отказать. Теми самыми знаниями и умениями, за которые мы когда-то заплатили не только усердием, или физическим и умственным напряжением. Даже деньги здесь не играют особой роли. Деньги приходящи. Мы потратили на это время своей жизни. Не сходили в кино с любимым человеком, не погуляли с ребенком, не прочитали интересную книжку, не навестили близких. Проигнорировали рыбалку, отказались от пивного мальчишника, не поспали пару лишних часов, в конце концов. Другими словами, отказали себе в энном количестве вполне осязаемых радостей жизни.
Максим далеко не сразу осознал, что его используют слишком часто, но к моменту встречи с Данилой Шелестом в его голове уже исправно работал упомянутый классификатор. Данилу он отправил в черный список после первого же случайного разговора. Только служебные вопросы. Минимум контактов. Корректно-дипломатичный стиль общения, но в душу не пускать. Слишком явственно со дна оптимистичной напористой натуры Данилы проступало эгоистичное стремление удовлетворять свое себялюбие любыми способами и любыми людьми. При каждом удобном случае. С радушнейшей улыбкой на никогда не закрывающихся устах.
Вероятно, все Данилы в чем-то мастера. Данила Шелест, несомненно, являл собой безукоризненный образец мастера человеческого общения. Ему никогда не отказывали, и он знал это. Он всегда добивался своего, общаясь с теми или иными людьми. Настойчиво вовлекая Максима в круг своих интересов, Данила не мог не ощущать исходящую от Боброва явственную сухость, которая служила эмоциональным фильтром между ними. Максим упорно не шел на тесный контакт. Невидимый, но плотный барьер слегка раздражал Данилу, но одновременно подзадоривал, вселяя в него подсознательную тягу добиться-таки расположения этого молчаливого сухаря. Не он первый! Не таких обламывали! Еще никто не выскользнул из цепких объятий Данилы Шелеста.
Завершая этот небольшой расслабляющий экскурс, хотелось бы закончить мысль, с кототорой мы его начали. Уделив Дане Шелесту ровно столько внимания, сколько терпят рамки сюжета, мы попробуем все же предположить, как повел бы себя Максим Бобров, знай он заранее, чем закончится его знакомство с похожим на Карлсона молодым человеком. Случайное знакомство, получившее столь неожиданное и бурное развитие.
Немного зная медлительного обстоятельного Максима нетрудно догадаться, что он совершил бы невозможное, лишь бы не говорить и не видеться лишний раз с этой легкомысленной, но танково-целеустремленной взрослеющей мужской особью. Слишком опасное сочетание даже при беглом рассмотрении. Итог их жизненного соприкосновения, тщательно укрытый туманом будущего не мог знать никто. Не знал его и Максим. Не дано, не положено знать. Всему свое время. Каждому свое. Не говори "гоп", пока...
Пока же Максим, немного посетовав на превратности кадровой судьбы случайных знакомых, вполне философски отнесся к появлению в ближнем служебном круге Дани Шелеста. Что тут поделаешь? Как говорят небезызвестные герои голливудских шедевров: "Это всего лишь наша работа!" И пока вы выполняете именно эту работу, а не другую, извольте подчиняться ее законам и алгоритмам. Независимо от того, насколько ярко или тускло вы видите свое будущее.
Снова распаковка.
Знакомый до мелочей, доведенный до автоматизма процесс. Как многократно просмотренный спектакль с участием одних и тех же актеров. Но всегда захватывающий, несущий что-то новое и непознанное. Наверное, это ощущение уходит корнями в далекое детство, когда наступает Новый год или приходит день рождения. Когда, затаив дыхание, рассматриваешь и вертишь в руках закрытую коробку, но сознательно оттягиваешь момент знакомства с ее неведомым содержимым.
Подходя к огромному ящику с очередным новобранцем, Максим всегда испытывает легкий трепет. Явление очередного пришельца... Проявленная тайна, рождение новой железной жизни. Гуманитариям никогда не понять этого таинства, когда из безликого потемневшего дровяного кокона, испещренного штампами-надписями на двух языках, постепенно материализуется нечто девственно чистое. Сверкающе-совершенное и пока безмолвное. Еще не смонтированное, не оживленное в единый железно-электронно-масляный организм, призванный привнести в жизнь человека дополнительный комфорт. Распаковка - это всегда ритуал, обряд, прием родов. Она не может не волновать.
Все готово.
Отделен верхний щит ящика, зацеплен кран-балкой. Обычно его тривиально сбрасывают вниз, окутывая распаковочную комиссию смерчами пыли. Тупейшая традиция. Но сегодня этого не сделали - контейнер огромен, а щит тяжел. Его аккуратно опускают на пол. Максим подошел ближе, оглядывая на всякий случай то, что было верхом ящика. На распаковке важна любая мелочь. Почти по центру щита прибит гвоздями ржавый лист металла, метр на метр. Зачем? Прибивали совсем недавно - гвозди новые, шляпки блестят. Максим подозвал рабочего, попросил поддеть ломом край листа. Под листом обнаружилась дыра-люк. Возможно, перед отправкой станок инспектировали у продавца. Хорошо, если так. Но зачем дырявить крышу контейнера? Достаточно отодрать три-четыре доски сбоку. И лючок этот выглядит старовато, края пропила потемнели. Похоже, продырявили давно. Так-так. У Максима, не обладающего даром предвидения, где-то далеко внутри слабо пискнуло недоброе предчувствие.
Тихо!
Без паники! Станок должны были принять, как положено. После ошибки с индусами группа закупок издала вердикт - ничего не покупать без осмотра. А такую дорогущую махину просто обязаны были обнюхать сверху донизу. Обязаны...
С грохотом валятся на пол один за другим боковые щиты. Без этого никак нельзя, чтобы пылищи не поглотать! Вот оно, таинство... Что-то огромное, бесформенное и невидимое, укрытое сверкающими серебристыми покрывалами. Пауза. Зачарованные взгляды членов комиссии, цехового персонала и целой толпы любопытных. Вдруг да перепадет что-нибудь? Метр-другой заграничной доски или кусок упаковочной пленки. А если оплошает распаковщик, можно и посерьезней трофей умыкнуть. Вместе со станками приходят запчасти, приборы, инструмент и многое другое. Распаковка - спектакль непредсказуемый и волнительный. Главное - не зевать. Все присутствующие непроизвольно придвигаются ближе к серебристому нечто. Рабочие аккуратно пытаются приподнять чехол, но его слишком много. Укрытое нечто очень высокое, рук не хватает. Со всех сторон раздаются советы:
- Порезать его и все дела!
- Кран-балкой надо зацепить, да через верх стащить!
- Нож принесите! - Это Данила, вспомнивший о своей руководящей роли.
- Стойте! - перекрывает гвалт зычный голос одного из рабочих. - Не надо нож! Тут уже резали, вон скотчем залеплено. Сейчас отдерем, проще будет стащить эту накидку.
Вздох облегчения, толпа сужает кольцо. Задние напирают на передних, раздаются недовольные вопли. В такой сутолоке обычно воруют всё, что плохо лежит. Максим попытался навскидку определить, где расположен электрошкаф и пульт управления. Но в шкаф открыто не полезут, а вот коробки с запчастями, расходными материалами и вероятным швейцарским инструментом могут исчезнуть в мгновение ока. Блин, почему Данила не остановит распаковку? Надо разогнать всех посторонних, иначе точно чего-нибудь не досчитаемся. Таких красавцев не каждый день распаковывают, здесь уже яблоку упасть негде. Данила, Данила! Давай, руководи уже, чего глаза-то вылупил?
Поздно.
Рабочие наконец-то сладили с гигантским чехлом, оттаскивая его сквозь толпу в сторону. Толпа замирает, разглядывая пришельца. Он в разобранном виде. Так и должно быть, станок слишком велик, чтобы перевозить в сборе. Внутри обнаружилась огромная зеленая станина с обрывками каких-то кабелей. Куча непонятных металлоконструкций, обвязанных ржавой проволокой, привалена сбоку. С противоположной стороны - то же самое. Несколько грязных фанерных ящиков на полу контейнера. Переклеенные свежим скотчем старые картонные коробки из-под... Из-под нашего шампанского?
Странно все это. Максим, расталкивая людей, устремился к серому электрошкафу. Вот он родной, закрыт. Массивный как советский шифоньер пятидесятых годов. Это хорошо, начинка должна быть интересной. Скучать не придется. Где же ключи? Где-то в коробках. В такой сумятице разве отыскать? Сбоку раздается требовательный клич Данилы:
- Товарищи посторонние! Отойдите от станка! Вы мешаете работать!
На помощь приходят рабочие, которым не очень хочется лицезреть на своем участке снующую толпу чужаков. И, к счастью, подходит время обеда. Через некоторое время вокруг расчехленной горы железа возятся только те, кому это полагается по долгу службы. Максим растерянно разглядывал деревянные ящики, все больше переполняясь гадким предчувствием чего-то непоправимого. Иностранцы оборудование так не пакуют. Паковали наши, как попало. Выходит, этот непревзойденный станок бэушный? Но говорили, он новый, муха не сидела.
Рядом пытается разобраться в своем железном хозяйстве механик Юрий Сергеевич, кряхтя и матюгаясь среди небрежно заколоченных ящиков и надорванных винных коробок. Он тоже знает, что в первую очередь надо охранять мелочевку. Кому нужна станина или гидростанция? Он безуспешно старается отыскать номера ящиков в упаковочном листе, кантуя их с боку на бок.
- Максим, я ни х... не понимаю! - заржал он, переходя на кашель. - Это что, швейцарский обрабатывающий центр? Ха-ха, тогда я Генеральный секретарь! Не ты случайно принимал его?
- Нет, Сергеич, случайно не я, - буркнул Максим, не понимая причин его искреннего веселья. - Ты ключей от шкафа не видел?
- Ни х... я не видел. - Юрий Сергеевич устремился вокруг станины. - Здесь же полный бордель! Ты на это глянь, Максим. Твое, по-моему.
Максим обратил внимание, что сверху станины брошена объемистая коробка, из которой одиноко торчит окрашенная в серое металлическая труба. Мощная, квадратного сечения, с приваренной крепежной площадкой. Похоже на ногу демонтированного пульта управления. Из трубы сиротливо выглядывает аккуратно перекушенный у основания толстый пучок проводов. Демонтаж по-русски? Максим подошел ближе, потрогал обрезки. Медь темная, это совсем хреново. Кусали давно, это даже не демонтаж, это гораздо хуже. Вряд ли станок когда-либо работал. Почему здесь такая грязь? Не пыль, а именно грязь, почти земля. Везде черные следы сапог. По станине, на полу и даже на дверце электрошкафа. Его как будто от души пинали. Или он валялся где-то плашмя.
- Данила! - окликнул Максим Шелеста. - Попроси ребят, пусть снимут эту коробку. Осторожней, там стеклянный экран должен быть.
Четверо рабочих спустили короб на пол, почтительно отодвинулись в сторонку, уступая место Максиму. Электроника, понимаешь, не для средних умов. Максим содрал полоску скотча, приподнял клапаны короба, заглядывая внутрь. Точно, пульт управления. Только зачем класть его мордой вниз? Уроды! Руки поотрывать за такую упаковку!
- Ребят, помогите перевернуть телевизор, - обратился он к рабочим. - Тяжелый, зараза.
Двое близстоящих с готовностью откликнулись на просьбу. Подхватив объемистый металлический ящик, вытащили наружу, ловко перекантовали лицевой панелью вверх. Максим почему-то не удивился, разглядывая под взглядами притихших работяг эти останки. В корпусе пульта остался только экран. Разбитый экран системы управления. Внутри - та же землистая грязь и даже несколько сухих листьев. Разбили давно. Клавиатуру тоже свинтили давно. Резьба под крепежными винтами порядком заржавела. А несколько десятков кнопок и тумблеров открутили недавно - посадочные места слишком чистые на общем изгаженном фоне.
Максим беспомощно оглянулся.
Рабочие с интересом глазели на него и то, что когда-то было пультом управления станка. Наверное, так смотрят на вчерашнего выпускника мединститута, который столбом стоит около умирающего пациента, не зная, что предпринять вначале. Только пациент этот не умирал. Похоже, он давно мертв. Все указывает на то, что швейцарец варварски разграблен. И разграблен дважды. Первый раз - когда-то давно, второй - перед отправкой новому хозяину. Вначале уперли самое ценное, под конец - все, что под руку попало. Максим медленно побрел вдоль станины, рассматривая повреждения более внимательно.
Свисающие обрывки многожильных кабелей...
Их срезали ножовкой под корень, покромсали ножницами. Отличный материал для электропроводки где-нибудь на даче или в гараже. Строение сгниет, провода останутся.
Голые посадочные площадки, где крепились электродвигатели. Снят масляный насос. Отсутствует воздушный компрессор. Раскурочены клеммные коробки. Их-то зачем? Свинчены все наружные светильники и аварийные многоцветные мигалки. Понятно, тоже очень полезные в домашнем хозяйстве штучки. Да будет свет.
Ни одного концевого выключателя. Наверное, услужливо включают в чьих-то гаражах и погребах освещение при появлении хозяев. Мелочь, а приятная. Бесконтактные индукционные датчики разбиты всмятку чем-то тяжелым. Понять можно - никчемные симпатичные безделушки. Только зачем было дробить их все подряд? Ни себе, ни людям?
Юрий Сергеевич, наплевав на упаковочный лист, лихо вскрывает гвоздодером один за другим фанерные ящики. Максим подошел, гадая, что туда могли наложить бывшие владельцы этой гробницы.
Ящик первый. Бухта мощных армированных шлангов от гидростанции. Не мудрено. Это добро трудно приспособить даже на даче.
Ящик второй. Гора грязных перепутанных проводов без маркировки. Провода деревянные, бело-бурого цвета, местами перепачканы темным маслом. Это явное старье с какого-то отечественного мертвеца. Им лет двадцать. Сейчас такое дерьмо уже не делают, немного научились.
Ящик третий. Это инструмент. Наш? Навалом ржавые гаечные ключи made in USSR, самодельная кувалда с приваренным куском трубы вместо ручки, старые кривые отвертки, древние струбцины, мятое пожарное ведро, топор... Топор-то за каким? Молодцы! Оставалось всунуть совковую лопату, грабли и вилы. Для полного счастья - метлу.
- Да-а, разучились швейцарцы инструмент делать, - хохотнул Юрий Сергеевич, обращаясь к Максиму. - Загнил капитализм, окончательно загнил. Ты ключи-то свои нашел от шкафа?
- Боюсь, Сергеич, не понадобятся они мне, - мрачно ответил Максим. - Дай-ка мне отверточку помощнее. Я верну.
- Оставь себе! - Юрий Сергеевич извлек из свалки инструмента советскую слесарную отвертку. - Держи! Швейцарская, вечная, не хухры-мухры! Хром-ванадиум, твою мать! Дарю как другу, ха-ха!
Максим в нерешительности остановился около электрошкафа.
Он сознательно оттягивал встречу. Встречу не предвещавшую ничего хорошего. Все самое ценное должно быть тут, в электрошкафу. За этими высокими дверями. Здесь несметное сборище ценнейшего электронно-электрического добра: платы и микросхемы, блоки и блочки, тиристоры-транзисторы, трансформаторы-выпрямители, пускатели-реле, автоматы-рубильники, разъемы, клеммы, провода. Этого ОНИ просто не могли не тронуть, если со станка ободрали всё до последней лампочки.
Глубоко вздохнув, Максим загнал жало отвертки в фигурную щель замка, с хрустом провернул до упора. Сзади, шумно дыша, подбежал Сергеич.
- Максим, я запчасти нашел! - радостно сообщил он. - Твои тоже есть! Не желаешь глянуть? Симпатишные-е, бляха муха! Тоже маде ин Швейцария, ха-ха!
- Сергеич, подожди минуту, - нервно обернулся Максим. - Всего одну минуту.
Он медленно потянул на себя створки, являя взору нутро необъятного электрошкафа.
- Ни х... себе кино! - воскликнул Юрий Сергеевич. - Такого я точно никогда не видел! Да тут дядя ночевал, ха-ха! Во дают, засранцы!
Электрошкаф пуст...
Пуст!!! Осталась лишь перфорированная десятками отверстий голая монтажная панель, да несколько одиноко валяющихся на полу винтов. Максим знал, что воры должны были похозяйничать в шкафу, но это уж слишком. Это не воровство. Так не воруют. Это стопроцентный демонтаж. Спокойный, последовательный и неторопливый.
- Кина не будет, Сергеич. - Максим покрутил головой. - Кинщик заболел. Вернее, он умер. Совсем.
В отдалении возбужденно переговаривается группа рабочих, участвовавших в распаковке. Над ними клубами поднимается табачный дым. Курить вне курилки запрещено, но они знают, что сейчас не до них. Им все понятно. Кому-то теперь не сносить головы. Правильно! Поделом.
Чуть ближе стоит подавленный Данила, что-то объясняя хмуро молчащему начальнику цеха. Даня часто пожимает плечами и уныло разводит руками, поглядывая в сторону мертвого станка. Максим впервые видит его таким растерянным. Что ж, парня можно понять. Первый его станок и такое...
Похоже, весть уже разнеслась по кабинетам и отделам. Слева торопливо приближается пара руководящих товарищей с озабоченными лицами. Зам главного инженера Александр Семенович, и г-н Медведкин собственной персоной. Идут, почти бегут, поблескивая лысинами, напряженно всматриваясь в то, что осталось от швейцарца. Может, пронесет? Нет, господа, на этот раз не пронесет. Кто-то ответит.
Справа неспешно подгребает дядя Слава, протирая платочком очки. Как всегда невозмутим и спокоен. Он специально приходит на распаковку попозже, когда народу меньше. Резонно, чего в толпе-то маяться. Ноги могут отдавить, пиджак попачкать. И красть у технолога нечего, разве что станину. Ее-то как раз и оставили. Можете не беспокоиться, Вячеслав Михайлович.
Его почти нагнал бледный Федор Лукич, устремивший остекленевший взор в пустоту распахнутого электрошкафа. Он такого кина тоже никогда не видел. Самое время посмотреть. Для общего развития. Будет, о чем рассказать внукам.
Кто там еще торопится взглянуть на чужое горе? Еще спешат люди с соседних участков, и не только оттуда. Вон бегут с любопытно-завороженными лицами Сандро, Степа и трое наших наладчиков. Почему мы так любим поглазеть на источник чужих неприятностей? На чей-то горящий дом. На незадачливого водилу, бегающего вокруг своего свежеразбитого авто. Наверное, это внушает нам карамельное чувство собственной временной безопасности, когда мы видим ближнего, купающегося в дерьме. Надо же, как не повезло бедняге. А ведь на его месте мог быть и я. Хорошо, как же хорошо, что это не я...
Максим сидел за рабочим столом, безразлично разглядывая грязные руки.
Туалет в двух шагах от лаборатории, но идти туда нет сил. Какая разница? Руки грязные, руки чистые...
Разве в этом дело?
Сегодня у него не просто украли станок. У Максима Боброва украли тайну. Безжалостно отпилили, сноровисто открутили, деловито выпотрошили одну из профессиональных радостей, доселе тщательно спрятанную глубоко внутри от посторонних глаз. Растоптав напоследок грязным сапогом. Он понял, что в его жизни больше не будет этого чуда - распаковка. Вернее, сами по себе рапаковки будут, никуда не денутся. Но вряд ли ему когда-либо доведется снова испытать это волшебное чувство. Ощущение, возникающее от соприкосновения с материализующимся на глазах таинством. Когда в твой мир торжественно вплывает невероятное произведение искусства, очередное творение чьей-то далекой конструкторской мысли. Становясь частью твоей жизни, а значит, и тебя самого.
Разве сможет он теперь преодолеть этот наваливающийся страх? Страх вновь увидеть жалкие останки тайны, соприкоснуться с изуродованным телом пришельца. Ощутить около себя жадную трясущуюся потливость мародеров, услышать хриплое вожделенное дыхание соотечественника...
Интересно, ОНИ стали счастливее, убив швейцарца? Ведь его именно убили, а не разворовали. Как объяснить этот катастрофический парадокс? Все, что не похищено, - разбито, раскурочено, уничтожено, загажено... Загадочная русская душа?
Он позвонил Вике, наврав, что есть дела на вечер.
Надо дождаться Лукича с аварийно созванного совещания у главного инженера. Не может он с таким грузом тащиться домой. Нужна хотя бы минимальная ясность. Кто виноват, что делать? Данила сказал, что приблудных станков ожидается около десятка, и что? Они все придут в таком состоянии? Кто мог согласовать и принять такую рухлядь, господа? Дорогим оборудованием мелкота вроде нас не занимается. Что-то наталкивает на мысль, что приемка проводилась в баньке или ресторанчике, за несколько десятков километров от объекта приемки.
Как зубоскалили все кому не лень по поводу индусов! Мол, облажались, ребята, как первоклассники, ай-яй-яй! Чем вы в Киеве занимались? Ха-ха-ха!
Хорошо смеется тот, кто умеет работать. Дело было сделано на совесть. Не наша вина, что хохлы не дали залезть внутрь. Ящики они с дядей Славой облапали сверху донизу, определяя целостность упаковки. И в договор забили все необходимые пункты на случай любых неожиданностей. Никто не мог предположить, что изготовитель захочет сэкономить на морской упаковке. Век живи, век учись. Но индусы, тем не менее, пребывают в добром здравии и исправно строгают детали. Вопросов нет! А что скажете на это? Теперь наша очередь смеяться. Только грустно что-то до боли в сердце. Тут не смеяться, тут плакать надо навзрыд. Кто так работает? Разве так все начиналось? Такое производство превратили в шарашкину контору!
Скрипнула дверь.
Вошел Лукич. Сел за стол, закурил. Максим выжидательно смотрел на шефа, который не спешил начинать беседу. Лукич понимает, что разговор не обещает быть слишком приятным. Крайне противно, когда у подчиненного на руках полный комплект козырей, а у тебя даже завалящей шестерки нет. Крыть нечем, но ходить надо.
Максим сам решил начать издалека.
- Интересно, - не обращаясь к шефу, сказал он. - Кто же так удачно принял этот хлам?
- Приемки не было, - быстро отреагировал Лукич, словно ждал вопроса. - Его отгрузили по гарантийному письму.
- Прелестно! - Максим попытался изобразить веселье. - Бумага все стерпит! И что теперь?
Лукич выдержал долгую паузу. Полистал блокнот. Вдохнул, устало глядя Максиму в глаза. Чего он тянет? Что они там решили?
- Будем возвращать, - наконец сообщил шеф будничным тоном.
- Неужели? Слава богу!
Лукич опять внимательно уставился на Максима, словно не досказал что-то очень важное. А что теперь важно? Главное, что эту пародию на станок отправят отсюда с глаз долой. Разве могут быть еще варианты?
- Завтра с утра приступишь к составлению описи. - Лукич говорил нехотя, опустив глаза. - Надо отразить по нашей части все, как есть. Что снято, что разбито, что навалено в ящики и коробки. В общем, все подробно. Это надо сделать побыстрей. За сколько управишься?
- Чего?! - Максим вскочил с места. - Лукич, ты шутишь? Это еще за каким хреном?
- Надо! Мы же вскрыли его сами, без представителя продавца, - попытался выдержать приказной тон Федор Лукич. - Теперь надо доказать, что станок пришел именно в таком состоянии. Будет составлен акт вскрытия с участием юристов. Задним числом. К акту нужно приложить опись отсутствующих позиций. Чем подробнее, тем лучше.
- Это должен делать я?! - Максим сорвался на крик. - Да пошли они все на х...!! Кто обосрался, тот пусть и описывает! Коз-з-лы! Мудачье! Нашли дурака!
- Максим, успокойся, - недовольно продолжил Лукич. - От нас присутствовал ты, значит, это придется сделать тебе. Возьми в помощь наладчика. Хочешь - возьми двух. Но это надо сделать быстро, пока железо горячо. Юрий Сергеевич сделает то же самое по механике.
- Ха! Успокоил! - Максим возбужденно заходил по лаборатории. - Что, по механике? Железо-то все на месте! Потырили все наше, до последней релюшки! Сергеичу делов на пять минут - несколько гаечных ключей переписать! А нам за неделю не управиться! Ну, ко-з-з-лы! Знал бы, на пушку не подошел к этой куче дерьма!
- Это все равно придется сделать, - монотонно заклинал Максима шеф. - Чем быстрей, тем лучше. Без этого мы не можем отправить его назад. И не сможем ничего доказать продавцу. Сколько тебе надо времени?
- Да откуда я знаю, Лукич!! - опять закричал Максим, переводя дыхание. - Сколько времени! Ты маленький что ли, такие вопросы задаешь? Я что, этим всю жизнь занимался? Я понятия не имею, что в шкафу было!
- Посмотришь в документации, - не сдавался Лукич.
- Если она есть! - вновь забегал Максим. - Умники! А если нет? Что тогда?
- Вот и начни с этого, - спокойно подытожил Лукич. - Посмотри, что есть в наличии. Сколько тебе надо времени при условии, что документация в порядке? Мне нужно доложить сроки Медведкину, понимаешь?
Максим понял, что Лукич не отвяжется. Но чтобы подписываться под конкретные сроки в данной ситуации, надо быть круглым идиотом. Неужели шеф этого не понимает?
- Лукич, ты как будто первый день замужем! - Максим сел на место, саркастически улыбаясь боссу. - Сам-то понял, что сказал? Дай мне сроки при условии того, что... Пойди туда, не знаю куда... Идиотизм! Не знаю, не могу знать!
- Ну, все-таки, Максим? - давил Лукич. - Мне доложить надо. День, два, неделя? Приблизительно?
- Не знаю.
Максим неожиданно решил успокоиться.
Какого хрена здоровье портить? Лукич спокоен как удав, а мы чего нервные клетки жжем? Они, говорят, не восстанавливаются, а у нас вся жизнь впереди. Мы тоже будем спокойными, раз пошла такая пьянка.
Ты начальник? Я дурак. Сделать опись? Ради бога. Дурное дело не хитрое. Как быстро? Хрен его знает, как пойдет. Нет таких нормативов - разграбленные станки описывать. В нашем деле вообще нет никаких нормативов, не кирпичи кладем. Это вам, Федор Лукич, отлично известно. Доложите наверх что-нибудь, придумайте сами. Проявите сообразительность, вы же руководитель и зарплата у вас руководящая. А наше дело маленькое, сами понимаете. Сделаем, что в наших силах, а вот когда? Извините. Не знаем. Не можем знать. И вообще, пора собираться, нас дома ждут.
- Ну, Максим, - стоически тянул Лукич. - Что мне сказать Медведкину? Когда сделаешь?
- Скажи, как только, так сразу.
Хуже нет, когда вынужденное неприятное общение затягивается, а прервать его нет возможности. Максим, выходя из лаборатории вслед за Лукичом, понимал, что общество нахмуренного шефа придется терпеть еще минут сорок. Именно столько времени займет выход на остановку, ожидание транспорта, и совместная поездка с Лукичом. Им по пути. Просто шеф выйдет на пару остановок раньше, что абсолютно не облегчит натянутость ситуации. Когда-то Максим благодарил судьбу за такое замечательное дорожное совпадение, ощутимо продляющее их совместные разговоры на тему работы, и не только. Полчасика неформального транспортного общения с благоволящим начальником - неплохой цементирующий фактор для доверительных отношений. Даже если это происходит не каждый день.
Теперь же это приносит лишь досадное ощущение, что рабочий день тянется даже после того, как вы расстались с надоевшим местом основного заработка. И настроиться на домашнюю волну Максиму удается только тогда, когда они покидают лабораторию порознь. Мало того, что ожидание шефа не дало требуемого успокоения. Оно окончательно лишило Максима остатков предвкушения скорого домашнего уюта. Придется делать вид, что все в порядке, но Вика не дура. Она вычислит его по сосредоточенной немногословности, указывающей на то, что муж все еще на службе. По паузам, когда он будет виснуть, пытаясь переключиться с раздумий о работе на осмысливание реплик жены. По периодически стекленеющим во время ужина глазам. По односложным ответам на вопросы крутящегося вокруг папы сына. Не может он так легко и стремительно перепрыгивать из рабочего состояния в домашнее, ну не может и все тут! Такая нервная конституция, ничего не поделаешь. И Лукич не может, Максим знает это. Вот Данила Шелест наверняка может...
- Максим, - прервал шедший рядом Лукич мысль. - Я все хочу спросить тебя кое о чем.
- Слушаю. - Максим постарался не раздражаться еще больше перед домом. - Спрашивай.
Лукич заговорил не сразу. Некоторое время он шел молча, что-то обдумывая. Максим неожиданно приметил за собой непонятно откуда появившееся новое качество. Его стали раздражать подобные паузы. Чего тянуть резину? Жизнь слишком коротка, чтобы заполнять ее вакуумом глубокомысленной тишины в разговоре. Если человек приготовился задать вопрос, он должен знать, что сказать, а не молчать как рыба. А если не готов - нечего влезать раньше времени во внутренний мир ближнего, подвешивая его, как на ниточке. Он не такой бездонный, наш внутренний мир, чтобы создавать в нем очередь для желающих высказаться на отвлеченные темы. Ну? Тронул - ходи.
- Слушай, Максим, - разродился, наконец, шеф. - Тебе Медведкин ничего не предлагал в последнее время? Я имею в виду, в плане служебного роста?
- Слава богу, нет, - облегченно вздохнул Максим. - А что он может мне предложить? Стать ведущим инженером? Повысить зарплату? Да он удавится! А что?
Они остановились под полуразбитым павильоном остановки. Накрапывал тощий дождь. Мелкий и противный. Не полноценный летний ливень, дающий полное право заслониться от него зонтом, а поганенькая невесомая сырость, незаметно пропитывающая одежду влагой. Дождь, но не дождь.
Лукич молчит, доставая сигареты. Лучше не курить перед домом, чтобы не вонять табаком. Опять пауза. Опять висящий на ниточке внутренний мир.
- Как ты смотришь на то, чтобы занять мое место? - Взгляд шефа скрылся за выдыхаемым сигаретным дымом. - Нет желания стать начальником лаборатории?
- Лукич, если это шутка, то неудачная. - Максим застегнул воротник рубашки. - А если предложение, то неуместное.
- Почему неуместное? - Лукич был готов к сухой реакции подчиненного. - Это нормальное предложение. Ты умный мужик, ты пришел сюда одним из первых. Лучше тебя никто не справится. И, положа руку на сердце, Максим, жаль отдавать дело случайному человеку. А за тебя я спокоен. Ты доведешь лабораторию до ума.
Подошел автобус. Они вошли, выбрали место на задней площадке. Максим сел первым. Шеф опустился рядом. Это избавляет от необходимости смотреть в глаза. Хорошо, когда знаешь повадки начальника. Раньше Лукич всегда садился напротив, если говорили по душам. Но сегодня мы говорим по... По делу? По работе?
Итак, Лукич все-таки собрался уходить. Этого следовало ожидать, он так и не смог восстановиться после того, как они отбили его у Медведкина. Вот дети малые! Только промучили мужика. Из осколков целой посуды не склеишь. Лукич просто оттягивал уход, воздавая дань уважения восставшему за него коллективу.
Значит, Максим Батькович, вас пророчат в преемники?
Вам собираются оказать высокое доверие - быть съеденным вслед за Лукичом. Но теперь почему-то этого хочется не только Медведкину. Сам бывший гуру уговаривает вас взойти на царство. На царственную плаху. А как красиво уговаривает! Кроме нас никто не управится. Только мы достойны такого почетного ярма. Лишь нам дано довести дело до ума. Ай да Лукич! А время какое выбрал подходящее! Сейчас скажет, что такой умный мужик просто обязан двигаться по служебной лестнице. Что негоже всю жизнь руками навоз разгребать и...
- Ты нашел работу? - Максим, повернув голову, наблюдал за шефом.
- Нет еще. - Лукич смотрел перед собой. - Но это вопрос одного-двух месяцев.
- Значит, ищешь. - Максим ожидал услышать что-то подобное. - Он продолжает жрать тебя?
- Лучше бы жрал. - Шеф посмотрел невидящим взглядом в окно. - Было бы легче. Он меня игнорирует. Мы общаемся по телефону и докладными записками.
- Понятно. - Максим отвернулся. - Почему ты решил, что он предложит мне твое место? Был разговор?
- Был намек. - Шеф покрутил на пальце обручальное кольцо. - На тебя. Он не дурак, Максим. Он знает, что долго я не выдержу. Поэтому присматривает достойную замену.
- Достойную мишень для продолжения отстрела? - Максим торопился, зная, что шефу скоро сходить. - Лукич, давай начистоту, без рук на сердце и делов всей жизни. Здесь уже не будет ни х... хорошего! Иначе ты бы остался. Разве не так? Ты уходишь. А я буду следующим! Следующим он замочит меня! Тебе этого хочется?
Приблизилась остановка шефа. Лукич молчит, покусывая ус. Неплохо приложил его бывший ученик. Что ж, назвался учителем - будь готов к неприятным вопросам.
Открылись двери, желающие сошли. Лукич сидит неподвижно. Двери закрылись, автобус тронулся дальше. Интересно, куда поехал шеф?
- Хорошо, Максим. - Лукич повернул голову, взглянул Максиму в глаза. - Я не буду нести чушь про высокие материи. Это тебе скажет Медведкин, у него лучше получится. Ты все прекрасно понимаешь. Ты сам видишь, к чему мы пришли. Но я должен был начать с этого. С красивой сказки про нашу умершую мечту.