Аннотация: Могло ли такое вообще произойти с ним, с простым советским инженером? Папа обычный начальник отдела, мама рядовой технолог. И вдруг Штаты? Welcome to USA, Mr. Maxim Bobrov! Glad to meet you! Теперь это кажется сном, сказкой, галлюцинацией. Нет, господа, не было этого, и быть не могло. Все реже вспоминается сверкающее парное великолепие "близнецов". Все тише становится шум Ниагарского водопада. Ниагарский водопад?.. Разве был он там, в этом мистическом краю? В одном из редчайших мест на планете, где в полной мере ощущается неимоверная мощь живого природного начала. По берегам которого несколько столетий назад бродили настоящие, еще не американские индейцы. Что они чувствовали, наблюдая, как миллионы тонн воды с ужасающим грохотом низвергаются с обрывистого козырька? Каким богам молились? Кем ощущали себя - ничтожными козявками или равными своим древним божествам?
Составление описи похищенного, поврежденного и подмененного электрооборудования швейцарского мертвеца затянулось. Скоро месяц, как Максим периодически навещает это техническое кладбище, чтобы зафиксировать десяток-другой безвестно сгинувших внутренностей погибшего станка. Начальство уже не подгоняет, оно постепенно свыклось с темпом работы, но дело не в этом. Быстрее не получается. Он не привлек наладчика, зная, что его работу придется перепроверить. Проще и надежнее сделать самому, чтобы потом не отдуваться за чужие огрехи. Информация предпочитает иметь одного хозяина, это проверено годами личного опыта.
Как ни странно, механик Сергеич тоже не торопится, находя все новые и новые причины для продолжения вялой возни на скелете швейцарца. И никто не может обвинить Максима в саботаже важного мероприятия, когда он прекращает эти глупости, чтобы заняться прямыми служебными обязанностями - ремонтом вверенного оборудования. Живого работающего оборудования, которое имеет странную привычку постоянно ломаться, капризничать и сбоить, требуя к себе персонального внимания.
Есть и дополнительная причина, отталкивающая Максима от частых контактов с неблагодарной работой. Зовут причину Данила Шелест. Каждый раз, когда Максим приступает к описи, откуда ни возьмись прилетает лучезарный Даня, пристраиваясь рядышком с сигареткой. Максим давно выложил ему подробности американской командировки, слил подчистую все личные впечатления, и поделился мыслями о неизбежном крахе мира эксплуатации человека человеком. Факультативно изложил собственное мнение о глобальной принципиальной разнице между российским и западным менталитетом. Этого оказалось недостаточно. Максим перевел с английского на русский все, что требовалось Дане, и даже кое-что с русского на английский. Это требовалось Даниному старшему сыну для школы. Твердо дал понять, что ремонтом бытовой техники заниматься не будет даже за приличное вознаграждение. Но Даня лишь вошел во вкус.
В конце концов Максим с удивлением заметил, что по отношению к Даниле у него выработался эффект привыкания. Он стал относиться к нему как к погоде. Как к дождю или снегу. Хотим мы того или нет, но в мире существует Даня Шелест, с присутствием которого надо мириться. Никому не придет в голову бороться с русскими морозами, скрываясь в теплых странах.
Похолодало - извольте одеться теплее.
Пошел дождь - захватите с собой зонтик.
Явился Даня Шелест - приготовьте уши, и сделайте всё, как он хочет. Так проще, и нервы сбережете для более серьезных испытаний. Максим твердо уяснил, что от Дани спасения быть не может. Тот всегда найдет причину завязать новый разговор или озадачить человека очередной своей проблемой. По-детски непринужденно, подкупающе дружелюбно, ненавязчиво перекрывая все возможные пути отхода. Как бы мило внушая объекту своего внимания единственно правильную мысль - лучше принять как должное и удовлетворить поскорее все Данины амбиции, желания и интересы.
Максим даже научился предугадывать Данино поведение.
Он посещает его не чаще одного визита в день. Дане обычно хватает минут двадцати, чтобы насытиться свежими впечатлениями. Дольше он не выдерживает. Ему постоянно требуется движение. Чем больше Дане сливается информации, тем быстрее он отваливает на поиски других видов активности. С утра Даня обычно вяловат как не проснувшийся до конца ребенок. В дообеденное время он предпочитает смотреть и слушать, тихо покуривая со стаканом чая в руке. Зато, подкрепившись обедом в цеховой столовке, Даня способен в одиночку заговорить толпу болтунов. После обеда с ним лучше не спорить и не возражать. Надо молча и благодарно слушать. Именно во второй половине дня Данила притаскивает Максиму всяческие проблемы - идеи о модернизации станков, инструкции и книжонки на английском, импортные автомобильные журналы, и аудиокассеты любимой рок-группы. Но в это же время он великолепно скоро решает любые производственные вопросы.
В силу такого психо-эмоционального устройства Даниной натуры, Максим старается ходить на опись с утра. Но в последнее время Даниил Шелест ведет себя совершенно вопреки устоявшимся прогнозам. В первом приближении это выглядит так, как будто Даня плотно отобедал, да так и завис в своем высокоэнергетичном состоянии на неопределенное время. Он прибегает утром, окрыленный свежими замыслами; может болтать и час и более, высасывая остатки тонуса у изможденного Максима. Срывается в неизвестном направлении, не закончив мысль, вызывая вздох облегчения у собеседника. Преждевременный вздох. Потому что ему ничего не стоит повторно свалиться на голову буквально через пять минут, чтобы вновь обрушить на вас неудержимый шквал своих идей. Это стихийное бедствие продолжается вторую неделю, подводя Максима к единственно верной мысли - с описью разворованного швейцарца пора завязывать, иначе можно помутиться рассудком.
Даня же как будто почувствовал, что Максим скоро исчезнет из-под его бдительной опеки. Он тоже стал торопиться, все более растягивая свои посещения. В один из жарких дней конца июня Максим выдвинулся на позицию, чтобы ускорить завершение неблагодарной копотни со швейцарцем. С утра пораньше, пока цеха не раскалились от невыносимого зноя. Пока мозги в состоянии хоть вяло, но соображать. Разложив на станине монтажные схемы, он пытался определить вероятный фронт работ. Оставалось переписать мелочевку. Обманчивая видимость небольшого объема работы уравновешивалась тем, что на этой громадине ее - мелочевку - еще надо отыскать. Это непросто. Еще более непросто найти то, чего нет. Но обязательно убедиться в том, что мелкая пропажа когда-то составляла с железом одно целое. Значит, придется лазить по станине как обезьяна и ковыряться в разобранных останках.
Максим почти определился, с чего начать, когда с противоположного бока станка замаячила знакомая личность в сером. "Блин! Явился, не запылился, - подумал Максим, стараясь не смотреть в сторону Дани. - Теперь точно не даст поработать".
Взяв схемы и блокнот, Максим полез на станину, надеясь таким образом увеличить дистанцию между собой и Данилой. Укрепив магнитами нужные листы на корпусе станка, приступил к сравнению истинного состояния дел с монтажной схемой. На Данилу старался не смотреть, чтобы не провоцировать на разговор. Но в тот день начальника участка металлообработки как будто подменили. Кивнув издалека Максиму, он медленно прохаживался вокруг, молча наблюдая за его манипуляциями. Даниил Шелест - неслыханное дело! - уже пятнадцать минут не издавал ни звука. Наконец, он остановился за спиной у Максима, торжественно проговорил:
- Как сказал кто-то умный, люди больше всего любят рассматривать три явления природы. Огонь, воду, и как работает другой человек.
Максим молчал. Что тут можно добавить? Даниил обошел станок и остановился так, чтобы видеть лицо Боброва. Тем утром Даня больше думал, чем говорил. Это странно, очень странно.
- А я смотрю, Максим, - продолжил он задумчиво, - любишь ты свою работу. Я прав? Любишь?
Отмолчаться не удастся.
- Не знаю, Данила, - нехотя откликнулся Максим. - Не сказать, что пламенно люблю. Но в том, что я делаю, если не принимать во внимание данный тяжелый случай, для меня есть определенная притягательность. А ты, наверное, любишь свою, да?
- Хорошая шутка, - улыбнулся Шелест.
Он покрутился в поле зрения Боброва еще несколько минут, прежде чем созрел для нового вопроса.
- Слушай, Максим, - начал он издалека. - Я вот наблюдаю за тобой. А ведь ты далеко не глупый парень. Разбираешься в сложнейшем оборудовании. За границей побывал. Иностранный язык выучил. Поговорить с тобой интересно.
- Спасибо, - равнодушно поблагодарил Максим. Он не любит комплиментов в свой адрес. Комплименты расслабляют и тупят бдительность. - Дальше-то что?
- Дальше? - Даня внимательно поглядел Максиму в глаза. - Я не пойму, почему ты до сих пор на заводе прозябаешь?
- А где мне еще прозябать? - Максиму не хотелось говорить с Данилой на эту тему. - Я электрик по образованию. В ЖЭК предлагаешь устроиться? Лампочки в подъездах менять да розетки по квартирам чинить?
Данила скептически усмехнулся. Видимо, он ждал подобной реакции.
- Почему сразу в ЖЭК? Какие-то вы электрики все прямолинейные. У вас же мышление должно быть более гибкое, чем у других. Творческое.
- Это еще почему? - Максима позабавила такая трактовка его профессиональной принадлежности.
- Как, почему? - оживился Даня. - Это с железками все ясно как божий день. У них размер, вес, потрогать можно. Чего там непонятного? А электричество... Здесь сплошная загадка - ни веса, ни размера, ни цвета, ни запаха. Я бы никогда в этом не разобрался. А правда, что ученые до сих пор не могут объяснить истинную природу электричества?
- Правда. - Максим вспомнил статейку в каком-то журнале. - Не могут. Все, что мы знаем - это приблизительная физическая модель. Простейший вопрос - почему ток не течет по пластику, дереву, стеклу? Разве в этих материалах нет электронов и дырок как в металле? Помнишь со школы? Должны быть. Но в металлах ток течет, а в диэлектриках не хочет. Почему?
- Здорово. - Даня передернул плечами. - Это ты сам додумался?
- Если честно, уже не помню. А что?
- Ничего. Я же говорю, электрики умные ребята!
- Да ладно! Автомобилисты ничуть не глупее. Ты автомобильный заканчивал?
- Ну да. Но в автомобиле нет ничего непонятного. Автомобиль - штука простая как дверь.
После непродолжительного молчания Данила некоторое время говорил сам с собой. Он сделал предположение о размере зарплаты Максима, логично допустив, что она, конечно, не маленькая, но не настолько большая, чтобы так самоотверженно за нее трудиться. Верно вывел, что в ремонте, в отличие от производства, хороших возможностей для приработка не существует, кроме сверхурочных. А их, как известно, инженерам не оплачивают.
Неторопливо порассуждал о необходимости постоянного самообразования и переобучения, чтобы успевать за стремительно развивающейся техникой. Электроника, это не автомобиль, на старом багаже далеко не уедешь. Под конец монолога, не получив от молчащего Максима ни подтверждающих, ни опровергающих знаков, он подвел итог. Итог гласил, что Максим Бобров, скорее всего, не просто любит, а категорически и бесповоротно влюблен в свою интереснейшую работу.
Максим глянул на часы, стараясь определить, что успеет сделать до обеда. Сворачиваться не хотелось. Слишком много времени уходит на подготовку. Следовало поработать еще пару часов, тогда останется буквально на один-два выхода. А там - уф! Конец - делу венец. Оформить опись и сказать "до свидания" уренгойскому гостю. И Даниле Шелесту, кстати, тоже.
Что-то он сегодня странный.
Говорит немного, но и убегать не спешит. Почти два часа прошло, как ходит вокруг. Видно, что думает о чем-то, не просто так лясы точит. Про зарплату интересуется, как будто может что-то предложить на своем участке. Чудак человек!
- Максим. - Данила стоял рядом, глядя снизу вверх. - А у тебя квартира или малосемейка, если не секрет?
- Не секрет. - Максиму не понравилось, что Даня полез в область личного материализма. - Квартира. Однокомнатная.
- Значит, дети есть? - предположил Данила.
- Есть. Сын дошкольного возраста. А у тебя?
- У меня двое, - улыбнулся Даня. - Сын, как ты говоришь, дошкольного возраста, и дочка второй класс закончила. Квартира двухкомнатная. Получил, когда пахал на главном конвейере.
- Во сколько же ты женился, Данила? - Максим постарался вычислить в уме возраст Шелеста. - Не иначе, до армии?
- Ну да! - Даня подкупающе рассмеялся. - Именно так! По большой и светлой любви! А что? Раньше сядем - раньше выйдем!
- Молодец, молодец. Силен, ничего не скажешь.
В это время к Даниле подбежал один из его рабочих, приглашая подойти к телефону. Судя по недовольной реакции Дани, его вызванивал кто-то из начальства. Максим вздохнул с облегчением. Шелест явно перебарщивал и с количеством, и с качеством общения. Слишком много вопросов из области личного. Уж не набивается ли он в друзья? Нам только друзей таких не хватало.
Как там у классика? Давайте дружить домами? Применительно к социалистическим нормам общежития это звучало бы несколько иначе. Давайте дружить комнатами. Или квартирами. Или лучше лестничными клетками?
Клетками... Кому, интересно, принадлежит авторство этого дубового жилищного определения? Наша лестничная клетка вызывает вашу клетку на соцсоревнование. От нашей клетки вашей клетке. Клетка на клетку...
- Значит, у тебя однокомнатная, - послышалось сзади. - И подрастающий пацан.
Максим вздрогнул от неожиданности. "Да что же это такое, япона мать! - Бобров соображал, послать Даню открытым текстом, или демонстративно отмолчаться. - Свалился на мою башку, птица-говорун! Как будто у тебя дел нет, как трещать тут весь день!"
- А у тебя, значит, двухкомнатная, - язвительно ответил он через плечо. - И разнополые детки. Причем, девочка старшая. Ей скоро понадобится отдельная комнатка, я прав?
- Истинно, в дырочку, - спокойно отреагировал Данила. - Как и твоему сыну. Даня опять принялся неспешно прохаживаться вокруг. Максим вдруг почувствовал, что за точность работы не ручается. Слишком часто отвлекался на болтовню с Шелестом. Вполне вероятны ошибки. Это плохо.
- А когда ты последний раз отрабатывал часы на жилищном строительстве? - неожиданно спросил Данила. - Давно, я думаю.
Максим не спешил с ответом. При чем здесь эти часы? Да, давно. Но про эту трудовую повинность лишний раз думать никогда не хотелось. Кому понравится убивать законный выходной на стройке, таская мусор? Или перекапывая землю. Не требуют людей на стройки жилья, и слава богу. Наверное, научились справляться самостоятельно, без неквалифицированной рабсилы.
- Года три точно не отрабатывал, - удовлетворил Максим интерес Дани. - И как-то не переживаю по этому поводу.
- А зря, - коротко бросил Данила, отправляясь в очередной обход вокруг станка.
- Почему? - не понял Максим.
- Видишь ли, - серьезно молвил Даниил, - завод сейчас строит мало жилья. Поэтому стройкам не требуется много разнорабочих. И есть такой слушок, что скоро объемы жилищного строительства совсем сократятся. Можно сказать, до нуля. Нет у завода такой возможности - вечно строить людям квартиры.
- Да ты что? - насторожился Бобров. - А очередь на жилье? А как людям расширяться? Дети-то растут! Да нет, Данила. Не может такого быть! Просто не надо уже столько квартир, вот и не строят.
- В том-то и дело, что надо, - подозрительно умиротворенно продолжил Даня. - Жилья требуется не меньше, а больше. Первое поколение заводчан выходит на пенсию. И никто не торопится разменивать квартиры. Все стараются сохранить жилплощадь. Их детям тоже хочется иметь отдельный, отнюдь не тесный угол. На завод приходят новые молодые кадры. Они создают семьи, рожают детей. И им надо где-то жить. Подумай над этим.
- Тогда в чем дело? - Возбужденный Максим спрыгнул со станины на пол. - Надо больше строить! Очередь на жилье и так ни хрена не движется. Мне двушка лет через пять светит, не раньше. А если сократят строительство жилья, сколько мы будем в очереди стоять? Десять лет, что ли? А если второй ребенок родится? Вчетвером на семнадцати метрах корячиться? Они там чем думают?
Даня одобрительно улыбнулся. Он напоминал профессора, который принимает экзамен у любимого студента. Выдержав паузу, он вновь приблизился, с удовольствием готовясь продолжить свой непонятный разговор. Однако Максим уже догадывался, что такой хаотичный и разбросанный тип как Даниил Шелест, не может столь долго и витиевато ходить вокруг да около без цели. Даня явно что-то плел. Он, похоже, готовил какое-то важное заключение. С чего бы ему ошиваться вокруг инженера Боброва полдня?
- Я же говорю, Максим Бобров умный парень. - Данила жестом пригласил собеседника в пустую курилку. - Все верно говоришь. Будем покорно стоять в очереди. Кстати, нас тут разбаловали. Десять лет, видите ли, нам долго. Ты слышал, что в других городах получить квартиру лет за двадцать - за счастье?
- Ну, слышал. - Максим уселся за стол, доставая сигареты. - Но у нас-то такого сроду не было - двадцать лет квартиру ждать.
- И дольше ждут, Максим. - Даниил сел напротив, закуривая. - Есть предприятия, где люди всю жизнь ждут. Маются по общагам, коммуналкам и баракам. С малыми детьми и больными родителями, с соседями алкашами и общей кухней. Какать и писать ходят на улицу, кушать готовят по очереди. Водичку греют, чтобы посуду помыть и самим помыться. А ты говоришь - десять лет.
- Подожди, Данила, - поморщился досадливо Максим. - Мне стало дико стыдно, что у меня отдельная маленькая квартира. Я не какаю на улице и могу мыться горячей водой из крана двадцать четыре часа в сутки. Ты еще про мусоропровод напомни. Все-таки конец двадцатого века, хватит вспоминать девятьсот тринадцатый год. Давай вернемся к нашим баранам. К чему ты мне все это говоришь?
- Ты же слышал. - Данила перестал улыбаться. - С каждым годом квартир будет меньше, а стоять в очереди будем все дольше. Кстати, ты, Максим, в более проигрышном положении, чем я.
- Это почему?
- Ты простой инженер, а я маленький, но начальничек, - опять заулыбался Данила. - А начальство зря обижать не будут, понимаешь?
- Да уж. - Максим вспомнил, как пытались оттяпать его однокомнатную в пользу зеленого мастерка. - Сталкивались. Что ж, я рад за тебя. Верным путем идете, товарищ.
- Спасибо. - Данила вновь стал серьезным. - Только я сам за себя не очень рад. Не хочу, уходя на пенсию, гордо сказать, что и я прожил жизнь достойно. Дача, квартира, машина. Что еще? Гараж! Я так не хочу, Максим. Получить все, когда мне это будет на хрен не надо. Я хочу сейчас. Все и сразу. Вот ты был за границей. Разве там так?
- Как, так?
- А так, что наш человек всю жизнь пашет как раб, а жить более или менее достойно начинает всего за несколько лет до того, как склеит ласты. И не каждый, заметь. Почему ОНИ могут получать дома, автомобили, образование и все остальное сразу, а потом спокойно работать и расплачиваться за них? Почему их водитель-дальнобойщик может позволить себе ежегодный отдых на Канарских островах, а наш Черное море только во сне видит?
- Потому что у них загнивающий капитализм. - Максим посмотрел на часы. - И они не знают, что такое уверенность в завтрашнем дне. А мы знаем. Данила, ты извини, мне заканчивать надо. Значит, жилья нам не видать как своих ушей? Ты это точно знаешь? А что же делать в таком случае?
- А тут знать нечего. - Даниил окинул взглядом цех. - Нет у завода денег, Максим, не-ту! Даже опытное производство достроить не можем, ты же видишь, что творится. Какие дома, какие квартиры, какие садики? Новую модель ставим на конвейер восьмой год. Официально восьмой. А так - десятый. Она уже устарела, уже не отвечает мировым стандартам качества и безопасности. Про токсичность и загрязнение окружающей среды молчу. Станки нормальные купить не можем, говно всякое по свалкам выгребаем. Ты думаешь этот швейцарский труп - чья-то ошибка?
- Не понял! - Максима бросило в жар. - Ты хочешь сказать...
- Да, Максим, да! - Данила смотрел в глаза, не мигая. - Наверху знали, что он некомплектный. И согласовывали его как неработоспособный. Откуда у нищего опытного производства такие финансы? Ему новому цена как сверхзвуковому истребителю!
- А товарные автомобили? - Максим пытался выстроить логическую цепочку. - Да при чем здесь автомобили, Данила? Это же груда металлолома, японский городовой! И вообще, его назад отправят на днях! Я заканчиваю опись! Лукич сказал...
- Макси-и-и-м, - Данила посмотрел на Боброва как на ребенка, которому обещали живого щенка, а подсунули грязную рваную игрушку. - Это не опись. Это дефектная ведомость. Станок будут восстанавливать. А кто бы ее сделал? Фирма? Фирма только за валюту работает. А Максим Бобров сделал за зарплату. Дешево и сердито. А Лукич ваш... Каждый зарабатывает на хлеб как может. Значит, ты не знал? Извини.
- А ты знал, да? - Максим не скрывал неприязни. - Почему раньше не сказал?
Данила быстро огляделся вокруг.
- Максим, я узнал об этом позавчера. Когда дыры под него пробурили. Честное слово. - Он внимательно посмотрел куда-то в сторону. - Вон там просверлено восемь отверстий под опоры. Рядом с твоим американцем, видишь?
- Ну? - Максим рассмотрел невдалеке на полу белые кляксы свежей бетонной пыли.
- Баранки гну! - Данила усмехнулся. - Там его и поставят на днях. А по твоей дефектной ведомости и аналогичной бумаге Юрия Сергеевича начнут потихоньку реанимировать. Все гениальное просто. А про работу, зарплату и жилье я с тобой не просто так говорил. Я бы и про машину с удовольствием поговорил, но у тебя ее нет пока. Мне интересно послушать, что по этому поводу мыслящие люди думают. Мне правда интересно. Нельзя же тупо сидеть на заднице и ждать, когда случайно произойдет что-то хорошее в жизни. Она ведь короткая до безобразия, жизнь-то наша. Ты как считаешь, Максим?
- Считаю? В уме, - зло бросил он Даниле, выходя из-за стола. - Но чаще на калькуляторе. Спасибо за добрые вести. Извини, мне надо закончить опись. Нет, не опись! Дефектную ведомость, вот! Я скоро сам стану дефектным! Надо же так все устроить! Ах, мы не сможем ничего доказать... Ах, нас обманули... Коз-з-лы, мать иху! Видел бы это Виталий Владленович!
- Кто это? - Данила не отставал от Максима, направляющегося к ставшему еще более ненавистным остову.
- Один хороший человек, царство ему небесное. - Максим остановился у станины. - Он здесь когда-то работал... Стоп машина. А не пошло бы оно все? Мы так не договаривались. Хватит на сегодня. Мне почему-то отчаянно хочется увидеться с уважаемым Федором Лукичом. С чего бы это, а, Дань?
- Макс, - дернулся Данила. - Я же просил не звать меня Даней.
- Хорошо, - согласился Бобров, быстро сгребая со станины документацию. - Тогда и ты не зови меня Максом. Хотя, мне по барабану, как ко мне обращаются. Лишь бы человек был хороший. Дело не в форме, дело в содержании. Договорились, Даниил?
- А ты не прост, бродяга! - неожиданно осклабился Данила, крепко приобняв напрягшегося Максима. - И сила в тебе есть, хотя с виду не скажешь! Ладно, зови, как хочешь. Тебе разрешаю.
- Ну вот! - Данила заулыбался, одобрительно кивая. - Приятно посмотреть! Совсем другой человек! Можешь, если захочешь! Такой ты мне больше нравишься.
- Нравятся девушки, Данила. - Максим аккуратно отодвинулся, давая понять, что разговор окончен. - А мужчины импонируют друг другу. Пака, дарагой, да-а?!
- Импонируют, гаварыщ-щь? - весело подмигнул Даня. - И как жи эта аны друг друга ымпаныруют, а-а? Ладна, пака, дарагой, пака! Захады, гостым будыщ-щь!
Даня опять оставил последнее слово за собой.
Далее по смыслу повествования весьма уместным было бы описать очередную стычку между Максимом Бобровым и Федором Лукичом. Который, к слову сказать, сам оказался в полном неведении относительно гениальных закупочных замыслов начальства. Он просто транслировал вниз все, что происходило в верхнем эшелоне власти, находясь в заведомо худшем положении, чем подчиненные. Они хотя бы могли периодически вставать в позу оскорбленных и требовать сатисфакции. Чем и хотелось срочно заняться уязвленному Максиму, когда он внезапно узнал от Данилы Шелеста, что его попросту использовали как дефектовщика разграбленного станка.
Федору Лукичу требовать объяснений было не с кого. Сверху спустили официальную версию происшедшего. О некомплекте знали, поэтому никаких объяснений быть не может. Станок куплен за копейки, вернее, за совершенно смехотворное количество товарных автомобилей заднеприводного семейства. А это, знаете ли, огромная, просто неслыханная удача. То, что в станке кое-чего не хватает из управления - не страшно. Ведь в станках главное железо. Которое, заметьте, в полном порядке. И если наши специалисты не в состоянии воткнуть в электрошкаф десяток недостающих реле и протянуть пару жгутов электропроводки, то цена им грош в базарный день за кило живого веса. Тем более вся документация в наличии.
Конечно, продавец немного смухлевал, но что с того? Главное - соблюсти свой интерес. Поставщик все признал, извинился и даже вернул часть оплаты. Да, представьте! С него стрясли несколько автомобилей за моральный, так сказать, ущерб. Чтобы в следующий раз не махинировал, партнерствуя с маститым покупателем.
Вот так.
Мало ли, чего низы не хотят. Главное то, что могут верхи.
Несколько дней повитал в воздухе провокационный слушок, что закупку протолкнул кто-то из высоко сидящих, поэтому взятки гладки. Что некая ПМК из далекого Уренгоя, владевшая непонятно зачем этой шикарной до момента полного разграбления техникой, уже снялась с насиженного места и скрылась в бескрайних просторах крайнего севера. Что несколько товарных автомобилей так и остались не отгруженными продавцу. Что...
Ну и что?
Любая, даже самая интригующая информация имеет свойство стремительно устаревать, поскольку вытесняется свежими новостями. Максим не смог задать Федору Лукичу каверзных вопросов, так как шеф не вылазил со всевозможных совещаний, а сам Бобров почти все время проводил в цехах. Нагрузка на ремонтников возрастала с каждым днем. Лабораторный люд с тоской вспоминал о тех временах, когда можно было балбесничать целыми днями и заниматься личными вопросами. Когда в нечастых перерывах между сборищами в курилках, и продолжительными чаепитиями у хороших коллег-знакомых иногда выбирались в цех, чтобы немного размять себя общением с молчаливо дремлющим железом. Немногочисленным, любимым, новеньким железом.
У каждого из них теперь десятки разномастных станков. Об унификации и специализации уже не вспоминают. Вновь поступающее оборудование распихивают по остаточному принципу - у кого меньше подопечных, тому и сбагривают. Надо отметить весьма отрадный факт, что Максиму Боброву на общем фоне этого распределительного бардака все же немного везет. Даже не немного, а порядком.
Как и предсказывал Даниил Шелест, к концу лета на участке металлообработки действительно не осталось свободного места. Если раньше цех напоминал обширное пастбище, по которому вальяжно разбрелись не более десятка металлослонов, то теперь все иначе. Слоны стоят плотными рядами как гигантское железное стадо на марше.
Изредка навещая теряющего первозданный шик американца, Максим все менее ощущает исходящие от него волны родства. Это просто станок, не хуже и не лучше других. Все реже вспоминается сверкающее парное великолепие "близнецов". Все тише становится шум Ниагарского водопада.
Ниагарский водопад?..
Разве был он там, в этом мистическом краю? В одном из редчайших мест на планете, где в полной мере ощущается неимоверная мощь живого природного начала. По берегам которого несколько столетий назад бродили настоящие, еще не американские индейцы. Что они чувствовали, наблюдая, как миллионы тонн воды с ужасающим грохотом низвергаются с обрывистого козырька? Каким богам молились? Кем ощущали себя - ничтожными козявками или равными своим древним божествам?
Могло ли такое вообще произойти с ним, с простым советским инженером? Папа обычный начальник отдела, мама рядовой технолог. И вдруг Штаты?
Welcome to USA, Mr. Maxim Bobrov! Glad to meet you!
Теперь это кажется сном, сказкой, галлюцинацией. Нет, господа, не было этого, и быть не могло.
И станок этот, надсадно гудящий распухшими масляными артериями, периодически вклинивая в рев гидравлики тревожный писк серводвигателей, - неужели он когда-то разговаривал с ним? Сейчас это заросшее жирной грязью детище высоких американских технологий и два десятка ему подобных из Максимова огорода больше напоминают временно здоровый контингент пациентов, каждый из которых готов тяжело занемочь в любой момент. Или выкинуть неожиданный фокус. Иногда они капризничают одновременно - по двое, по трое, и больше. Тогда начинается столпотворение.
Лечить или не лечить? - вот в чем вопрос. А если лечить, которого в первую очередь? Тех, за которые капает на мозги начальство? Или все-таки тех, где работают люди, с которыми приятно общаться и работать?
В силу того, что подавляющее большинство хороших людей работает на участке металлообработки, Максим продолжает периодически сталкиваться с Данилой Шелестом, отрабатывая заявки на ремонт. К счастью, контакты эти уже не наносят Максиму Боброву значительного морального ущерба, как ранее. Производственники также ощущают нарастающий прессинг плановых заказов. У них тоже свободных минут остается все меньше. Фигуры разгуливающих бездельников и расслабленно-умиротворенные физиономии убивающих рабочее время сменились суетливо-угрюмыми боевыми единицами, лихорадочно решающими срочные ежедневные задачи.
Именно так теперь выглядит прежде неугомонный и веселый Даня Шелест. Сосредоточенный, нахмуренный и торопливый. Иногда он проносится мимо, не удостоив ремонтника Боброва взглядом, что Максиму очень даже нравится. Слишком много в свое время Даня изъял у него энергии. Пусть носится, ему полезно. Парень-то еще молодой, а уже конкретный толстячок. Не зря его за глаза Карлсоном прозвали. Хотя, сам Данила Шелест по поводу своей округлой внешности, похоже, совершенно не переживает. Скорее наоборот, он откровенно гордится собой. Наверное, тоже уверовал в глупую присказку, что хорошего человека должно быть много.
Но, как бы ни было хорошего человека много, в каждый отдельный момент времени он способен находиться лишь в одном месте жизненного пространства. И, несмотря на то, что дел у Максима Боброва на участке металлообработки прибывало с каждым днем, он все реже видел хорошего человека Даню Шелеста в цехе.
Нельзя исключать гипотезы, что Максим и Данила встречались ничуть не реже, чем ранее. Ведь человек ко всему привыкает. Но в Максимову текущую жизнь неожиданно вкралось весьма приятное обстоятельство, окрасившее плесневеющее на глазах бытие временными радужными оттенками.
Во-первых, все остальные станки, поступившие в огород вслед за убитым швейцарцем, оказались в довольно-таки приличном состоянии. Ни одного б/у, сплошь буржуи-европейцы, как один новенькие, в заводской упаковке.
Во-вторых, никакой электронной экзотики, все родное и знакомое. Никаких дополнительных нагрузок на мозги, разве плохо? Достаточно понаблюдать за Степой или Сандро, чтобы почувствовать разницу. У них давно не хватает полок для вновь поступающих папок с макулатурой. На складе запчастей непрерывный аврал. Места нет, все сваливается в кучу без какого-либо учета. Найти требуемое добро невозможно. Влад не в лучшем положении. Даже Игорь в последнее время как-то сник под грузом возросших электродвигательных забот.
В-третьих, - самое главное! - этот сброд неплохих новичков все равно породил пару десятков мелких и средних вопросов. Кое-где послетали из памяти программки, не досчитались нескольких папок с документацией. Обнаружился небольшой бардак в запчастях и прочей мелочевке, а также терпимый некомплект в самих станках. На фоне мертвого швейцарца эти шалости воспринимаются почти подарками судьбы.
Большинство ответов на вопросы, включая самый главный - кто осуществит пуско-наладку этих беспризорников? - можно получить только в столице у представителей фирм-изготовительниц. И только специалисту, а не праздно шатающемуся по выставкам и торгпредствам начальнику. Специалисту, который собственными ручками распаковал, принял и потрогал вновь прибывшую матчасть. Способному толково объяснить представителю инофирмы, что вдруг срочно понадобилось от уважаемого поставщика странному русскому перекупщику импортной техники.
Словом, Максим Бобров опять зачастил в Москву. В его жизнь вернулись приятные несложные командировки, от которых он успел отвыкнуть. Позвонил, подъехал, поговорил. Оставил перечень вопросов. Иногда один, иногда с технологом или кем-то из группы закупок. Он старался уезжать в Москву без лишнего шума, чтобы не заниматься в столице чужими задачами. У него всегда хватает своих планов, как рабочих, так и личных.
Кроме служебных обязанностей нужно успеть отыскать и купить подарков жене и сыну. Выполнить мелкие заказы родственников. Крайне необходимо посещать книжные и музыкальные магазины, где глаза разбегаются от соблазнов. Максим никогда не упускает возможности побродить вокруг Кремля и по Красной площади. Где еще такое увидишь?
Нельзя брезговать очередями за кофе, шоколадными конфетами и прочими московскими вкусностями. Если вовремя обнаружить формирование на пороге магазина людского хвоста, успеешь прикупить двойную порцию дефицита. Само собой, это лучше делать днем, а не вечером, когда нет ни малейших шансов что-то выловить в переполненных универсамах и гастрономах. Можно метаться между отделами и час и два, и везде ожидает шапочный разбор.
Что дают!? "Останкинскую"!!
По сколько? По полкило в одни руки!
Давно? Только начали! А, ч-черт, уже закончилась! А там чего выбросили, не знаете?! Что-о?! Сыр-р-р!!!
В один из таких охотничье-продуктовых вечеров Максим лично наблюдал незабываемую сцену в ближайшем к гостинице универсаме. Интеллигентному упитанному товарищу в дорогом плаще, шляпе и роговых очках, который, вынырнув из бурлящей толпы, судорожно упихивал в кожаный портфель кусок вареной колбасы, вдруг хлестко врезали откуда-то сбоку по довольному лицу аналогичным батоном ценнейшего мясопродукта. Товарищ, нецензурно ойкнув, выронил портфель. Шляпа съехала набок, дрожащая рука едва успела подхватить очки. Свежедобытая колбаса стремительно укатилась под народные ноги, мгновенно исчезнув в чьем-то целлофановом мешке. Раскулаченный товарищ, зажимая под мышкой поднятый с пола портфель, поправляя шляпу и водружая на отбитую розовую личину чудом уцелевшие очки, дико гикнул, и мощным профессиональным движением плотного тела повторно врубился в толпу. Он явно не планировал остаться в тот нелегкий вечер без колбаски.
Не считая подобных мелких эксцессов, в остальном командировочные будни протекали достаточно спокойно. Да и не было у Максима такой нужды - давиться в очередях за колбасой. Кое-какой провиант обычно он возит с собой. Чай, сахар, кружка и кипятильник. Хлеб и молоко, слава богу, пока продаются свободно. Меньше ешь - быстрее передвигаешься. В "дипломате" всегда присутствуют несколько яблок или сушки-баранки. Кроме мороженого, пирожков с картошкой и грошовой газировки из автоматов существует еще один умный способ неплохо подкрепиться, работая в Москве.
Например, ненавязчиво угодить на деловой ланч. При условии, конечно, что вы работаете с иностранным, желательно капиталистическим торгпредством, а не одним из наших многочисленных "экспортов", "промов" или "торгов". В этих лопающихся от важности конторах наши уполномоченные сограждане даже водички не предложат, не говоря уже о кофе с печеньками.
То ли дело у иностранцев. В каждом уважаемом офисе имеется небольшой пищеблок для приготовления обедов-ужинов сотрудникам. Если подрулить вовремя, вполне можно нарваться на приглашение обсудить рабочие вопросы за едой. Этой хитрости Максима когда-то обучил дядя Слава в совместных командировках в столицу в доамериканские времена.
Но Максим не слишком часто злоупотребляет нормами капиталистического гостеприимства. Дело даже не в том, что после такого обеда чувствуешь себя обязанным представителям мирового бизнеса. Он знает, что стоимость кофе, бутербродов, ланчей и презентов многократно забита в цену изделия, которое будет продано русским. И не только русским. У империалистов ничего не бывает бесплатно. Учтена даже стоимость чернил, которые тратятся на деловую переписку.
Он также не переживает по поводу соблюдения этикета за столом. Хотя, нашим всегда сложновато ориентироваться среди засилья вилок и вилочек, ложек и ложечек, ножей и ножичков. Нас этому не учили. Нам вполне хватает каждого прибора в единственном экземпляре. Конечно, тяжеловато с непривычки уплетать пищу и вести переговоры, вращая жующей головой между переводчиком и иностранным партнером, но у Макса Боброва эти проблемы сняты. И опыта подобного сотрудничества достаточно, и переводчики ему давно без надобности.
Причина его прохладного отношения к деловым ланчам в другом. С некоторых пор он стал подмечать, что соотечественники и соотечественницы, работающие в офисах и офисных пищеблоках, очень не приветствуют приходы советских специалистов на вверенную им территорию. Кухарки и официанты, уборщицы и охранники, секретари и переводчики. Они категорически плохо скрывают свое враждебное отношения к тем, кто забегает на огонек выпить чашечку-другую вкусного бразильского кофейку. Наблюдая за улыбчивыми тетеньками, подающими на стол кушанья и вышколенными секретаршами, Максим отчетливо читал в их радушных глазах примерно следующее: "Ходите тут, мать вашу! Не купите ведь ни хрена у людей, больше сожрете и растащите, дармоеды! Думаете, без вас тут некому жрать и растаскивать?"
Теперь Максим откликается только на приглашения отобедать или отужинать в хорошем ресторане на нейтральной территории. Правда, для этого надо уметь показаться лицом, принимающим закупочные решения. Но разве это задача для человека с таким колоссальным опытом работы с иностранными поставщиками? Он хорошо знает, что и как надо говорить приглашающей стороне. И чего нельзя говорить, чтобы не аукнулось впоследствии. У него есть самое главное - визитные карточки, хотя ему их иметь не положено по статусу. Он всего лишь дипломированный инженер, не более того.
Но у Максима есть знакомый мужичок, отвечающий за централизованный заказ визиток в заводской типографии, который тихонько организовал ему пару сотен карточек. Шикарных цветных карточек на двух языках. За это Максим перевел ему с английского инструкцию на японский видеомагнитофон, недавно привезенный ответственным мужичком из очередной загранкомандировки. Конечно, мужичок взял с Максима слово, что тот не будет сорить визитками, где попало. Максим не сорит, он использует их строго по назначению. На буржуев это производит стопроцентное впечатление. Они знают, что двусторонних цветных визиток на нашем предприятии кому попало не дают.
Как же все бездарно относительно в этом мире!
Тебе суют клочок плотной бумаги со своим именем, а у тебя такого клочка нет. На тебя смотрят с нескрываемым пренебрежением, молча выслушивают с кислой миной и стараются поскорее выпроводить за порог как жалкого нищенку-просителя.
Но вот вы ответным жестом вручаете скучающему господину свой клочок цветной бумаги. Господин преображается. Он улыбчив и услужлив, он организует кофе с бутербродами и тащит пиво с сигаретами, он сует вам подарки и приглашает вечером в дорогой столичный кабак. И все метаморфозы исключительно из-за клочка цветной бумаги? Ведь вы не сказали ничего сверх того, что собирались сообщить до обмена бумажными прямоугольничками. И ничего, ровным счетом ничего не пообещали. А результат совершенно потрясает.
Иногда Максим, возвращаясь из командировок, отрешенно думал об этом под мерный перестук колес везущего домой поезда. Он размышлял о том, что все знаменитые мошенники прошлого и настоящего, несомненно, добивались и добиваются величайших успехов, основываясь исключительно на собственном актерском мастерстве и знании тонкостей жизни. И, естественно, прекрасно ориентируясь в психологических разновидностях поведения человеческих индивидов и их сообществ.
Бывало, он украдкой вздыхал, прекрасно понимая, что будь его склад ума капельку авантюристичнее, он мог бы даже в этой социалистической жизни подняться на куда большие высоты. Ему не хотелось углубляться в размышления, куда он мог взобраться, если бы имел наклонности криминального характера.
Зачем?
Гены, происхождение, воспитание и физиолого-психологическая конституция Максима Боброва не оставляют ему шансов состоятся в жизни откровенно незаконопослушным путем. Он слишком хорошо знает это. И если честно, он не видит явных изъянов в том личном, социальном и профессиональном положении, которым обладает на пороге своего тридцатилетия. Несмотря на то, что, оказывается, родился, рос и учился Максим Бобров в эпоху застоя. Почти тридцать лет он прожил, не подозревая об этом. Спасибо, просветили. Теперь ему намного легче жить и работать. Ведь все кругом перестроилось и ускорилось с немыслимой быстротой. Некоторые моменты откровенно радуют.
Стало гораздо меньше всевозможных собраний - лабораторных, отдельских и производственных. Профсоюзных, и по итогам соцсоревнования. К годовщине Октябрьской революции и к Первому мая. Торжественные, отчетные, поздравительные и наградные. Канули в лету политинформации, ленинские субботники и добровольные народные дружины. Строительные студенческие отряды, говорят, тоже канули. А вот это зря.
Но больше всех довольны комсомольцы и партийцы. Они больше не собираются на свои обязательные сборища. Про них как бы забыли. Они даже взносов не платят уже второй год. А некоторые тихонько посдавали комсомольские и партбилеты. На всякий случай. Ведь партия уже не является направляющей и руководящей силой нашего общества развитого...
Чего развитого? Сказали, что коммунизм мы теперь не строим, но и социализм получился недоразвитый, так как всему виной эпоха застоя.
Но именно в эту эпоху мы первые полетели в космос, не так ли, господа? Хоть и мало простому человеку от того толку, но все равно приятно. И атомные ледоколы есть только у русских. И заводище родной отгрохали в рекордно короткие сроки тоже в годы застоя. И не только его. С этим как быть? Не погорячились ли, отрекаясь поспешно от прошлого?
Если читающему вдруг пришла в голову мысль, что Максим Бобров и похожие на него люди, живущие в тот исторический отрезок времени, усиленно занимались анализом происходящего и уже происшедшего в стране - спешим разочаровать. Обычные люди среднего возраста, работающие на государство и тратящие остатки личного времени на быт, семьи, увлечения и кое-какое персональное развитие не часто утруждают себя подобными изысками. Даже в эпоху перемен.
Они, безусловно, отслеживают улучшения в своей жизни и в жизни окружающих. К примеру, свалившуюся откуда ни возьмись гласность. Или исчезновение упомянутых собраний по месту трудовой деятельности. Или появившееся право избирать тайным голосованием руководителя предприятия. И многие другие приятные мелочи. Которые, тем не менее, вместе и по отдельности совершенно не влияют на уровень материального благосостояния, количество сортов колбасы в холодильниках и размер гардероба. И уж тем более, нисколько не помогают растить и воспитывать детей, оказывать помощь престарелым родителям, и совершать восхождения на Эверест во время очередного оплачиваемого отпуска.
Эти вопросы каждый индивидуум, независимо от типа исторической формации, специфики общественной концепции и перечня прав и обязанностей, решает единолично. И ежедневно. Всю свою сознательную жизнь. Гораздо чаще акцентируя внимание на всем том, что портит, ухудшает и усложняет ежечасное бытие.
Например, осточертевшие очереди за продуктами. Такого, извините, даже в застойные времена не было. Что-то непонятное творится с ценами. Они стали похожими на грибы. Они растут. Тихонько и незаметно, но каждый день. Практически на все. Зарплата, правда, тоже растет и это радует. Приятно получать столько, сколько вчера получал большой шеф Медведкин. Но почему-то к концу месяца в стенке на бельевой полочке ничего не остается.
А раньше-то оставалось! Червонец или два, иногда больше. Могли коллегам или соседям одолжить до получки. А если работали муж и жена, кое-что на сберкнижку откладывали. На обновки, на отпуск, на машину, в конце концов.
И еще Максима очень беспокоит вопрос получения жилья по заводской очереди. После разговора с Данилой он выспросил, как обстоят квартирные дела в отделе у жены. Со слов Вики, жилье продолжали выделять, хотя и не такими темпами как раньше. Но темпы давно оставляют желать лучшего, это вам не славные ранние семидесятые, когда вновь принятые заводчане могли справить новоселье за полгодика, а то и раньше.
А вот разговор с отцом обеспокоил всерьез.
Отец подтвердил информацию Данилы, предварительно поинтересовавшись ее источником. После чего посоветовал Максиму не особенно трепаться об этом, и всерьез подумать о переводе в руководящий состав. Конечно, очередь на расширение жилплощади это не ускорит, но шансы на получение в обозримом будущем двушки существенно возрастут. Потому что жилищная программа завода действительно урезается с каждым годом.
Максиму жутко хочется переехать в двухкомнатную, но совершенно не тянет в начальники. И что с этим делать он не представляет.
По этой, и по другим подобным причинам не уделял Максим Бобров пристального внимания тем фактам, явлениям и событиям, которые не сообщали его мечтам и планам явного поступательного движения. Не особенно много уделил он мыслительной энергии и тому странному столичному событию в верхах, которое ненадолго отвлекло людей от текущих забот-хлопот ближе к концу августа.
Максим как раз готовился к командировке в Москву, потому что история с убитым станком получила, наконец, логическое продолжение. Поступила команда начать работы по его восстановлению. Это означало, что необходимо наведаться в представительство фирмы-изготовителя. Которое - ежу понятно - может находиться только в столице.
В группе закупок приняли решение послать целую делегацию.
Максима, механика Сергеича и молодого технолога Колю, который страшно обрадовался возможности впервые съездить за казенный счет в стольный град. Компания подобралась неплохая, хотя Максим предпочитает работать в одиночестве. Но это лучше, чем подстраиваться под гундящих старпёров, наводнивших технологическую службу или сопровождать очередного тупаря-начальника. Плюсы надо видеть в любой ситуации.
Если бы фирма не попросила повременить с визитом, они бы уехали в Москву аккурат под это событие, которому кто-то дал странное аббревиатурное название, включая расхожее сокращение ...ЧП. Судя по всему, это и было что-то вроде ЧП, чрезвычайное происшествие, досадная случайность. Кто-то кого-то не понял, кто-то что-то не так сказал или сделал. По крайней мере, никакой ясности не внесли ни сумбурные выпуски теленовостей, ни путаные объяснения руководства. Все работали, как всегда.
От Максима, правда, не укрылось, как бодро рыскал по отделу зам Медведкина, бывший парторг Воронцов, хищно раздувая ноздри. Его обычно унылое лицо выглядело непривычно довольным, вернее сказать, даже победоносным. Пару дней, пока не появилась ясность, он активно перемещался по отделам, возбужденно шушукаясь с такими же бывшими парторгами. Когда же картина прояснилась, он снова притих, вернув на лицо маску смиренного уныния.
Единственное, что запомнилось Максиму, это реакция отца. В день, когда произошло это странное столичное ЧП, батя вызвонил его по заводскому телефону и взволнованным голосом выяснил, не едет ли сын в Москву в ближайшее время. Узнав, что командировка отложена, он, не скрывая облегчения, попросил отвертеться от этой поездки, чем слегка насмешил Максима. Отказаться от московской командировки?
С какой стати? В Москве какое-то ЧП? Ну и что? Это их московские проблемы, им и решать. У нас свои планы. Нам их ЧП не помеха. Он успокоил отца, уверив, что в ближайшую неделю ему в столице делать нечего. Надо ждать подтверждения от принимающей стороны.
С чрезвычайным происшествием, как и ожидалось, довольно быстро разобрались, не прошло и недели. Кого-то даже арестовали, что весьма порадовало. Не часто у нас сажают высокопоставленных товарищей. Жизнь, похоже, действительно налаживается в лучшую сторону, раз все теперь равны перед законом. Но радость оказалась напрасной, так как в итоге всех виноватых отпустили по домам.
Отсрочку командировки Максим решил использовать для более основательной подготовки к визитам в торгпредства. Кое-какие вопросы готовились в спешке, поэтому он выкраивал по часу-два в день, чтобы забежать на металлообработку и пошерстить новичков на предмет невыясненных проблем. В один из таких инспекционных набегов Максим явственно ощутил, что на металлообработке что-то изменилось. Здесь явно чего-то не хватало. Наконец, его осенило. Не чего-то, а кого-то. Не хватало Данилы Шелеста!
Надо же, без него участок воспринимается как-то пресновато. Неужели Даня слинял? Подвернувшийся под руку Иван Петрович прояснил причину возникшего затишья. Никуда неугомонный Шелест не слинял. Вернее, слинял, но не далеко и временно. Набрал отгулов и отпросился на недельку, пока участок не загрузили работой в полный рост. Сказал, в деревню, мол, надо - помочь тестю крышу перекрыть до холодов. Максим, слушая эти новости, внутренне порадовался, что у него самого таких родственных обязательств, к счастью, нет.
Как нет тестей, дядьев, братьев и сватьев, обретающихся по деревням в домишках с худыми крышами. Вся немногочисленная родня, слава богу, городская. Он ненадолго представил, как его приглашают в некую деревню поучаствовать в аналогичном мероприятии, и поежился. Отказывать-то родне не принято. Отказ означает порчу отношений с уважаемыми родственниками. Пришлось бы переться и ишачить за здорово живешь, делая вид, что несказанно рад трудовой повинности. По вечерам обязательные возлияния с устатку. А утром с больной башкой опять на крышу. Бедный Даня, жаль парня.
Хотя, кто его знает? Не исключено, что с Даниной точки зрения именно такие акции разбавляют живительным общением скучное городское существование.