- Ты что, продаешь газеты в электричке? - соседка-учительница, смотрела на Нину с любопытством, в котором угадывалось презрение, даже отвращение.
- Продаю. На жизнь хватает.
- Но ты же инженер. Вроде даже конструктор... какой-то.
Нина напряглась.
- А Вы вообще в курсе, что в стране происходит? У нас в институте зарплату на три месяца задерживают. А здесь все-таки деньги. Каждый день.
- Я, конечно, понимаю. Время сложное, людям по-разному выживать приходится. Но кто рядом с тобой? Алкоголики, наркоманы. Ты опустилась на самое дно! - последнюю фразу соседка произнесла торжествующим тоном. Словно прокурор, оглашающий обвинительный приговор.
- Да что Вы говорите? А у Вас в школе - трудные подростки. Вам приходится общаться с их матерями-алкоголичками. Разве это не дно? То же самое дно.
- Да я детям преподаю! Детям! По твоему, школа, это дно?
- Сейчас везде дно. Разруха, - хмуро сказала Нина. Но соседка ее уже не слушала. Захлебываясь от гнева, спешила высказаться.
- Я видела, как ты в магазине мелочью расплачивалась. Словно на паперти стояла. Я бы со стыда сгорела.
- У Вас все впереди. Скоро и Вам зарплату платить перестанут.
Развернулась и ушла. Сразу надо было уйти. Зачем она вообще разговаривала с этой ведьмой? Дома пила, обжигаясь, горячий чай и никак не могла успокоиться. События последних недель 1993 года, мрачные и горькие, вставали в памяти..
Институт был на пороге закрытия. У мужа на работе - то же самое. Фактически уже никто не работал. Женщины носились по магазинам, подкарауливая, когда выбросят исчезнувшие продукты. Самые энергичные брали отпуск за свой счет, отправлялись в Польшу, в Египет. Спекулировали. Подруга уговорила Нину поехать на четыре дня в шоп-тур в Норвегию. Поездом до Мурманска, оттуда катером к вожделенным чужим берегам.
В Мурманске бушевал шторм. Маленькое ненадежное суденышко трепало волнами у причала. Капитан не решался выйти в море. Три дня просидели в гостинице. Ненадолго выходили, с тоской смотрели, как огромные валы с пеной и грохотом обрушивались на берег. На четвертый день шторм стих. Времени на осмотр города уже не оставалось. Женщины несколько раз проходили через таможню. Туда и обратно, и снова - туда и обратно - медленной неуверенной походкой. Между ног болтались привязанные бутылки контрабандной Столичной. В Норвегии водку меняли на кроны. Поездка даже не окупилась.
На обратном пути из Мурманска в Москву в неотапливаемом вагоне Нина простудилась. Болела долго, с кашлем, с высокой температурой. А зарплаты все не было. Надо уходить из института. К черту все! Буду жить на своей теплой даче. Безвылазно - в Белых Столбах!
Перед тем, как ехать в Белые Столбы, ненадолго заехала к дочери. Дочка, студентка, жила в Москве одна. На полном родительском обеспечении.
Первым делом заглянула в холодильник. Правильно ли дочка питается? На полках холодильника стояли йогурты, всех сортов и в немыслимом количестве. Ладно, хоть так.
Вошла в комнату и обомлела. Увидела КОТА. Средних размеров кот сидел на диване, облизываясь после сытной трапезы. С Ниной случилась истерика.
- Зачем ты взяла кота? Ты что, не понимаешь? Кота мясом нужно кормить! Мясом! Где у меня деньги на мясо?
- Он мало ест. Ему всего три месяца.
- Ну, так вырастет! Бессовестная ты! Неблагодарная!
Дочка уступила. Разрешила кота отдать. Вот только что счастливая была, веселая, а сейчас сидит, насупясь, в углу. В глазах - слезы.
- Поедешь со мной?
- Нет. Я в Москве останусь.
Нина взяла сумку, где уже лежали пакеты с гречневой крупой, которую она купила для дочери и от которой дочь отказалась. Посадила поверх крупы кота и отправилась на электричку.
Вошла в вагон, поставила сумку на скамейку.
- Люди добрые! - начала говорить тем самым жалостливым, противным голосом, каким обычно просят милостыню.
Пассажиры обернулись, смотрели на нее брезгливо, с отвращением. Одета вроде прилично, и вот...
И тут Нина высоко над головой подняла маленькое пушистое чудо. - Помогите пристроить бездомное животное!
Кота забрали в первом же вагоне. Нина убежала в другой вагон. Боялась, - вдруг кот разонравится? Вдруг вернут?
В вагон вошел невзрачный худой мужик, стал продавать газеты. В прошлом году такого не наблюдалось. В карманах мужика звенели монеты, их ему все давали и давали. Буквально - дождь из монет.
- Нина почувствовала зависть. И я бы так смогла, - пронеслось в мозгу. - Смогла же,- с котом.
На следующий день она приехала в редакцию Московского комсомольца за газетами. Поздно приехала. Надо было к пяти утра. Экземпляры МК уже разобрали. Взяла какой-то "Взгляд". В электричке объявила, - Предлагается газета "Взгляд". Никто этот дурацкий "Взгляд" не купил. Нина села, просмотрела газету. Снова поднялась, вся красная, взвинченная.
- Предлагается газета "Взгляд." В номере - статья про ограбление в Подмосковье. Настоящий детектив. Все должны прочитать!
Газету начали раскупать. Вышла в тамбур, и тут конкуренты объявились. Два не вполне трезвых субъекта в дурно пахнущих пиджаках. Заявили, - это наше место! А ты проваливай отсюда подобру-поздорову. А не то...
- А не то - что?
- А не то мы тебя убьем!
- Убивайте! Никуда я не уйду!
Резким взмахом руки отстранила алкаша, загородившего проход. Ее всю трясло. Она чувствовала, что сама может кого-нибудь убить. Допродала газеты, а в тамбуре последнего вагона - еще два мудака. Эти уже чистенькие, в приличных куртках. Интеллигенты. И тоже требуют, чтобы ее тут не было.
- А не то, что? Убьете?
- Убьем,- покорно повторил младший, в очках.
Нина расхохоталась.
На следующей неделе пришлось вступать в переговоры, договариваться о разделе маршрутов.
Глава 2 Бывшие интеллигенты.
С интеллигентами она подружилась. Ехала с пересадкой. В Барыбино пили кофе. Сергей, - тот, что в очках, - рассказал, что учился в институте Мориса Тореза на переводчика. Заступился за девушку, которую негр терроризировал своими слишком бесцеремонными ухаживаниями. За драку с негром его исключили. Выперли с четвертого курса. В СССР нельзя было бить негра, это противоречило политике интернационализма.
- Так и недоучился?
- Доучился. На заочном педагогическом. И уже не в Москве.
- Что же ты делаешь здесь, с такой специальностью? Мог бы уроки давать. Это же сейчас, вроде, востребовано.
- Я пробовал. Не получилось.
- Как это - не получилось?
- Начал, а дальше не смог.
- В запой ушел, - пояснил его друг Толя, бывший экономист. Он, как и Нина, ушел из разваливающегося НИИ.
- Ты,- и в запой? Что-то не верится. Не может быть.
- Может, может, - улыбнулся Толя и вдруг закашлялся. У него были слабые легкие.
- Дал три урока, договорился, что заплатят после пяти. А потом, правда, запой, - Сергей улыбнулся своей милой, располагающей улыбкой.
Толя опять закашлялся. Он жил на другом конце Москвы, возле платформы Яуза. Нина спросила, почему он не продает газеты там. Тоже же электрички.
-Там я не смогу. Там меня все знают.
- А так едешь через всю Москву в метро, потеешь, простужаешься. Лучше же - ближе к дому.
- Нет, не смогу. Стыдно.
Толя познакомился с девушкой из Барыбино, влюбился. Приходил счастливый, воодушевленный, весь светился от радости. Собрался жениться.
- Будете жить в Москве?
- Нет. Родители против. Не разрешили мне привести в дом провинциалку. - вздохнул, - Вот такие у меня родители. Будем снимать квартиру.
Он торговал до позднего вечера, стараясь заработать на съемное жилье. И все больше кашлял. Однажды появился весь потный, глаза лихорадочно блестели.
- Толя, ты, наверное, заболел.
Он провел рукой по мокрому лбу.
- Да, похоже, температура.
В груди его все бурлило, хрипело. Он снова зашелся в приступе кашля. Нина отскочила на шаг в сторону, - вдруг туберкулез.
Толя бессильно прислонился к двери тамбура, бросил газеты, - Все, больше не могу.
- Не расстраивайся. На ужин, наверное, уже заработал?
Улыбнулся, - И на ужин, и на шоколад, и на цветы. - Слабая улыбка совершенно больного человека.
Он сгорел за неделю от быстротечной пневмонии. Нина вспоминала его слова, - и на цветы. Цветы, но уже на похороны.
Она все больше привязывалась к Сергею. Ожидая электричку, читали любимые стихи.
- А это ты помнишь? - О, весна без конца и без краю...
Нина подхватывала, - Без конца и без краю мечта! Дальше они читали стихи Блока вместе, хором. Она чувствовала, что рядом, - близкий по духу человек. Друг.
Однажды в вагоне подвыпивший мужик потянул на себя всю пачку газет.
- Давай сюда все. Бесплатно.
Нина оттолкнула потянувшуюся к ней руку.
- Ух ты, коза! Шустрая какая!
Мужик выхватил газеты и заржал. Нина мгновенно развернулась и залепила ему пощечину. В вагоне зааплодировали. Подхватив смятые и наполовину разорванные газеты, Нина выскочила в тамбур.
- Боже! Не надо было - пощечину. Совсем у меня нервы разгулялись.
- Ты молодец!- ласково улыбнулся Сергей.
И тут в тамбуре возник оскорбленный мужик. Красный, со сжатыми кулаками. Сергей заслонил Нину своим мощным телом. Подхватил мужика, как пушинку, выкинул его обратно в вагон. Нина облегченно вздохнула.
- Ты - мой ангел-хранитель.
- Я - ангел? Я похож на ангела?
- Похож, похож.
В Расторгуево пили кофе.
- Если б не ты, я б давно уже плюнул на эту жалкую торговлю. Я бы уже сюда не приходил.
После новогодних праздников Сергей все же сорвался. Явился на электричку в состоянии начинающегося запоя. На лице блуждала бессмысленная улыбка. Слегка покачиваясь, обратился к пассажирам.
- Друзья! Я принес вам вашу любимую газету. Только, пожалуйста, давайте деньги без сдачи. Посчитать сдачу я сегодня не в состоянии.
- Шел бы ты, парень, домой, - добродушно посоветовал стоящий в проходе мужчина. Нина тоже сказала, - Иди домой. Но он плелся за ней, пытался читать стихи.
- Это мои стихи. Ни Есенина, ни Пастернака, - мои!
- Не бубни. Ты - полный идиот.
От ее грубости нервное лицо Сергея исказилось в мучительной гримасе. Ранимость его никуда не исчезла, несмотря на опьянение.
- Я тебе сказала, - иди домой!
Сергей взмахнул тонюсенькой пачкой оставшихся газет.
- Не могу. Так нельзя. Дело надо доводить до конца.
Вынул из кармана куртки фляжку, сделал глоток и еще больше захмелел. Вошел вслед за Ниной в дешевую забегаловку с надписью "Добро пожаловать!" Шлепнулся на стул, схватил со стола бумажный стаканчик с недопитым кем-то кофе, отхлебнул. Нина тоже купила себе кофе. Выпив кофе, поднялась.
- Пошли, а то на электричку опоздаем.
-Да ну ее, электричку.
Он попытался встать, сгреб ее, но она тут же вырвалась из его нелепых пьяных объятий, уехала. Сергей сидел, не в силах больше подняться. Через час к нему подошла уборщица.
- Выходи. Мы закрываемся.
Сергей вышел, едва держась на ногах. Посидел еще. немного на холодных ступеньках кафетерия, потом сел в поезд. Спросил, - это на Москву?
- Нет. На Ожерелье.
- А мне в Москву надо.
Женщина рассмеялась. Сергей решил, что в Барыбино выйдет, пересядет на другой поезд. Но не вышел, уснул. На 101 км, возле Белопесоцкого, его разбудил контролер.
-Ваш билет?
Билета до Белопесоцкого у Сергея не было.
- Платите штраф.
Сергей полез в карман. Кошелька тоже не было. Контролер перешел на. "ты".
- Тогда выходи. Пошел вон. Марш отсюда!
Сергей послушно вышел на заснеженную платформу. На Москву электрички уже не шли. Ночь была морозная. На холодном безоблачном небе горели звезды.
Никакого вокзала в Белопесоцком нет. Сергей ежился в свой легкой курточке. Магазин далеко, и Сергей понимал, - он уже закрыт, идти туда бесполезно. Возле платформы - кладбище. Вспомнил, - где-то здесь церковь. Может, сторож пустит погреться. Вглядывался в ночь, - купола должны сиять, светиться в темноте. Но нет, так в Москве. А здесь, - ни зги не видно. Сел на скамейку возле гранитного памятника и уснул. Утром его нашли мертвым.
Нина пыталась выяснить, кто из контролеров высадил парня из последней электрички в мороз на дальнем полустанке.
- Не я.
- И не я, - сказала вторая женщина-контролер. Посмотрела на Нину злобно. А тебе какое дело? Имеем право. Работа у нас такая.
- Это, наверное, Пиночет.
Пиночетом прозвали самого грозного из контролеров. Никто из газетчиков билет не покупал. С контролерами можно было договориться, дать газетку или журнал. Но только не с Пиночетом.
Нина собрала дома негодную мелочь, ржавые копейки. Целая куча таких монет лежала у нее под горшком с денежным деревом, на удачу. Получилось - полный мешочек. Отдала Пиночету, - вот вам штраф. Считайте! Контролер заглянул в мешочек, лицо его побагровело.
- И квитанцию извольте, пожалуйста.
Женщина, сидящая рядом с Ниной, насмешливо глядела на контролера, лицо ее приняло ехидное, торжествующее выражение.
Пиночет швырнул им квитанцию. Нина вышла на платформу и заплакала. Отомстила, называется. У Пиночета убыток - пятьдесят рублей. А Сергея уже нет в живых.
Глава 3. Дефолт.
Летом торговля оживилась. По вечерам появлялись подвыпившие пассажиры, веселые, озорные, готовые любые деньги выбросить на ветер. Радовались любому развлечению.
Пьяная женщина, худющая, в цветастом платье, отплясывала в вагоне, нелепо вскидывая вверх свои костлявые руки. А за ней - Нина со своими газетами. Из той же компании?!
- А вот еще одна! - радостно приветствовал ее парень, развалившийся на переднем сидении. Нина готова была свозь землю провалиться от унижения. Выскочила в Бирюлево, чтобы пересесть на другой поезд.
В Бирюлево в семь часов закрывались магазины и многочисленные ларьки, расплодившиеся в Перестройку. Уставшие за день рабочие, грузчики и продавцы, расслаблялись после трудового дня водкой и пивом. Район превратился в настоящую клоаку, в притон наркоманов, алкоголиков и рэкетиров. По Москве гуляла частушка:
Если хочешь жить ***во -
Поселяйся в Бирюлево!
По платформе шатались подозрительные личности. Из подземного перехода вышел субъект в черном плаще, осмотрелся по сторонам и внезапно зашелся в истерическом хохоте. В свете фонаря сверкнул оскал зубов, налитые кровью глаза. Нина застыла, парализованная страхом. Бросилась в ночной магазин, купила себе мороженое, немного успокоилась. В итоге опоздала на электричку. Возвращалась уже последним поездом. До Домодедово пыталась торговать. После Домодедово электричка шла уже совершенно пустая. На переднем сидении сидел мужик и громко храпел. Голова его была запрокинута назад, торчал острый кадык. Нина села подальше от храпящего мужика.
В вагон ввалилась компания молодых парней. Пронеслись мимо, разразившись в тамбуре чумовым хохотом. Нина ощутила опасные вибрации. Почти тут же заметила, что мужик перестал храпеть.
В Белых Столбах собралась выходить. Проходя мимо мужика, увидела, что кадык его перерезан. Бритвой или острым ножом, - вся одежда залита кровью. В панике выскочила из вагона. Дала себе слово больше не ездить в поздних электричках.
Напуганные ее рассказом, родственники и друзья спешно подыскивали для нее достойное, безопасное занятие. Подруга предложила вакансию в соцзащите. Ухаживать за безнадежными больными.
- Капризные старушки на последней стадии Альцгеймера? Одна такая истерила вчера в очереди в аптеке. Я едва справилась с желанием ее придушить. Нет. Не с моим характером.
И тут грянул ДЕФОЛТ.
Возле метро Тульская возник маленький стихийный рынок. Нина радовалась, - хоть продукты появились. Взгляд ее уткнулся в ценник возле бутылки с подсолнечном маслом. 30 рублей. Боже, как дорого!
На рынке раздавался голос из репродуктора. Народ прислушивался. В Государственной Думе шло голосование по кандидатуре Черномырдина. Черномырдина прокатили. Никаких возгласов одобрения. Только гул обеспокоенных голосов. Нина увидела, как продавец перевернул ценник. Вместо цифры 30 появилась цифра 50.
- Черт! Что будет с моими деньгами?
У нее еще оставались сбережения. Неприкосновенный запас. Деньги вот-вот превратятся в бесполезные бумажки.
Бросилась домой. Выгребла всю сумму из бумажника, спрятанного в серванте, кинулась в магазины. В мозгу зажглось желание - скромная мечта! - купить большой двухкамерный холодильник. В отделе бытовой техники никаких холодильников и в помине не было. Даже самых паршивых, типа "Саратов". У входа возник барыга, предложил купить холодильник с переплатой.
- Переплата, это сколько?
- Четверть цены.
- Годится.
Отдала всю сумму. Получила квитанцию с временем доставки. Дома показала бумажку мужу. Муж вскипел, вышел из себя.
- Ты сошла с ума! Тебя опять, опять обманули!
- Не ори. Вспомни, как сам принес домой фальшивые доллары.
Но она и сама уже понимала, - да, она полная идиотка. Отдала деньги неизвестно кому, а взамен получила сраную бумажку.
Весь вечер они сидели мрачные, не разговаривая. В восемь часов, когда уже и надеяться было не на что, в дверь позвонили. Привезли новенький холодильник.
На электричке все было не так радужно и благополучно. Всю неделю она продавала журнал "Семь дней", а в субботу выяснилось, что не заработала даже на закупку. Чертов журнал подорожал одномоментно в три раза. Вся работа - коту под хвост. Нина чуть не выла от отчаяния.
Вошла в вагон, а там на переднем сидении развалился парень по прозвищу " Зил", бывший слесарь одноименного обанкротившегося завода. Задрал кверху свою вонючую ногу, на которую натянул красный носок. Орет: Покупайте носки! Дешево! Превосходное качество!
Пассажиры смеялись, но носки покупали. Они были в красивой фирменной упаковке.
Скоро и Нина поняла, что лучше продавать не газеты, а нечто более дорогое и основательное. Было одно "Но". Продажа газет в Перестройку была разрешена. Предприятия останавливались, надо же людям как-то выживать. Чтобы хоть с голоду не подыхали. Продажа товара - это уже статья о несанкционированной торговле. Надо было договариваться с милицией.
Нина начала продавать авторучки и фломастеры. Вручала менту десять рублей, он делал вид, что не замечает, что она нарушает закон. Иногда менты отказывались брать десятку. Продавцов вели в отделение милиции. Штраф небольшой, особенно никто не заморачивался. Неудачный день. Времени только жалко, продержат до вечера.
Вот и перед Ниной в вагоне возник страж порядка. Знакомый мент, Васин. Нина протянула десятку.
- Нет. Не сегодня.
- Васин, имей совесть. У меня ребенок. Безвыходное положение.
- Ладно. На сегодня прощаю. Выписываю тебе минимальный штраф, те же десять рублей. За употребление нецензурной лексики в общественных местах.
Нина обрадовалась, схватила бумажку. Матом она не ругалась. Пока еще не ругалась. Смеялась, - повешу квитанцию со штрафом в рамочке на стену. Вот гости удивятся.
Каждые два часа в вагонах по радио звучало : Несанкционированная торговля запрещена! Звучало зловеще, угрожающе, но никого уже не пугало. Сложившееся положение устраивало районное начальство. Не нужно поднимать зарплату милиции. Милиция сама себя прокормит.
Нина устроила себе выходной. Шла возле станции, рассматривала товары, выставленные в витрине магазина. Расслабилась, наслаждалась отдыхом. В этот самый момент абсолютного спокойствия и безопасности к ней подошел мент, потребовал десять рублей.
- Да я сегодня не торгую! - возмутилась Нина.
- Знаю я, как ты не торгуешь. То-то возле станции вертишься.
Запомнил ее, гад. Нина отдала десятку, не стала пререкаться. Мент направился к женщинам, продающим возле станции собственноручно выращенную зелень, цветы и яблоки. Потребовал и с них дань. Все торговки отдали по десятке, и только одна бабуля смотрела на него умоляющими, слезящимися глазами.
- Сынок, я еще не наторговала.
Мент пнул ногой ее корзину с яблоками. Яблоки покатились, старушка бросилась их подбирать. Подняла последнее, оно закатилось за сумку ее соседки. Испуганно бормотала, - Я тебе завтра отдам.
Женщина, купившая яблоки, сказала: До завтра он не доживет. Не зло, не тоном проклятия. Тихо так, просто, - как констатацию факта.
Нина направилась в магазин, а мент пошел в сторону площади.
На следующий день Нина увидела ту же старушку. Она мирно сидела возле своей корзинки, доверху наполненной красными яблоками. Нина поздоровалась, спросила, - Больше вас мент не обижал?
Старушка начала быстро-быстро креститься. Женщина, сидящая рядом, пояснила, - Он под машину попал. Вчера, на площади.
Нина весь вечер думала о происшествии. Центральная площадь в Белых Столбах, - место опасное. Машины, автобусы с трех сторон. Никакого разрешенного перехода. И все-таки странно...
На следующий день и в электричке говорили, - мент погиб, попал под машину. Никто, конечно, не знал ни о старушке с яблоками, ни о женщине, устами которой было произнесено роковое пророчество. Нина тоже решила никому не рассказывать. Бог с ним. Царство ему небесное.
Нина вошла в тамбур последнего вагона. Там стоял молодой человек, почти мальчик. Блондин с ясными голубыми глазами, с шелковистыми волосами, аккуратно зачесанными назад, в белоснежной рубашке и светлых отглаженных брюках. Ангельская внешность. Нина залюбовалась парнем, подумала, - вот бы моей дочери такого жениха! Вышла из тамбура, устроилась в вагоне.
В тамбур вошел Вася, торгующий батарейками. Через минуту Нина услышала шум, глухие звуки наносимых ударов, Васькин вопль, перешедший в звериное рычание. В тамбур бросился Рустем. Скрылся за дверью и тут же вынырнул обратно. Крикнул, - Нина, беги за ментами! Быстро!
Нина вызвала по рации милицию. Через минуту два стража порядка уже входили в тамбур.
- Вот скотина Васька. Подрался, теперь из-за него на неделю прикроют торговлю, - злилась Нина, выходя на платформу. Ждала, что из вагона выйдут менты, поведут Ваську в отделение милиции. И вдруг увидела, что ведут не Ваську, а мальчика с ангельской внешностью. Оказалось, он - опасный рэкетир, терроризирующий все магазины в округе. Его уже давно разыскивала милиция. Васька хвастался, - он на меня ствол направил, думал, я ему выручку отдам. Да хрен вам! Не на того напали!
Вскоре появился молодой человек еврейской национальности, Роман. Небольшого роста, вежливый, воспитанный. Голос тихий и вкрадчивый. Пообещал все контакты с милицией взять на себя. Продавцы получили пластиковые карточки, - разрешение на торговлю. Разрешение не официальное, но для местных ментов годилось.
- И охота ему заниматься этой ерундой? Зачем ему это бескорыстное служение нашему обществу?
- Бескорыстное? Ты чего, не догоняешь?
Роман брал вступительный взнос с тех, кто только-только пришел на электричку. Деньги не малые, зато никто уже не посмеет прогонять нового конкурента. Он защищен, у него имеется "разрешение".
С появлением Романа количество торгующих начало увеличиваться в геометрической прогрессии.
В 2000 году в Доме культуры возле станции Барыбино состоялось первое собрание бригады продавцов с электричек Павелецкого направления. В зале собралось около двухсот - 200! - человек! " Бригада "напоминала сборище разбойников. У мужиков рожи грубые, свирепые. Женщины бледные, замученные, на усталых лицах - печать постоянного и неумеренного пьянства. Возле каждого продавца стояли огромные сумки с товаром, забрызганные грязью. Председателем Роман назначил Ивана , торгующего средствами для прочистки унитазов. Сам Роман, словно серый кардинал, скромно сидел в зале с блокнотиком в руках. Поблескивали стекла очков, маскирующие пронзительные глаза. Этакий новоявленный Троцкий в самом начале своей блистательной карьеры.
В зале на небольшом возвышении - трибуне - стоял стол, накрытый потертым зеленым сукном. На столе - пустой графин и стакан. Иван поднялся на трибуну, достал из кармана куртки бутылочку коньяка, налил в стакан. Глотнув коньяк, почувствовал уверенность.
- Мы тут собрались, чтобы договориться, кто каким товаром будет торговать. А то вы все готовы друг другу в глотку вцепиться!
В зале - угрожающий ропот голосов, предгрозовое ощущение тревоги. Все сидели злые и настороженные. Едва дело дошло до распределения товара, начали орать, спорить, материться. Ясно было, что порядка нет и не будет.
На этом собрании мудаков Нина чувствовала себя не в своей тарелке. Какого черта она так нерационально тратит свое свободное время? Может, пора свалить?
Не успела. В зал ДК нагрянул наряд милиции. Потребовали документы. Переписали всех собравшихся. Собрали дань.
Приезжие заметно разволновались. Для них попасть в милицейские списки означало угрозу депортации.
- Но кто, кто сообщил милиции о собрании? Кто донес?
- Да сам Роман и донес. Он с милицией в доле.
Вскоре уже все смотрели на Романа как на внештатного милицейского осведомителя. Ни о какой порядочности и речи не было. Он не щадил даже собственных детей. В школе, где учились его дети, присвоил деньги на ремонт. Детей его начали дразнить, - Твой отец - вор! Младший сын пришел из школы в слезах. Старший, дрожа от страха и заикаясь от унижения, спрашивал:
- Папа, я должен драться?
- Нет, сынок, нет.
Вмешалась мамаша. Изрекла - с привычным национальным высокомерием:
- Никаких драк! Эти люди не заслуживают нашего внимания.
Вскоре Роман исчез.
- Умник! Денег набрал и удрал.
Так думало большинство. Потом узнали - Романа убили.
Уже несколько раз Нина видела, как поезд сбивает человека насмерть. Состав вдруг резко тормозит и останавливается. Ну все, это надолго. Но нет, пострадавшего достают из-под колес, движение быстро восстанавливается. А как же машинист? У него стресс, он в жутком состоянии. Но должен продолжать вести состав как ни в чем не бывало. Все происходит на удивление просто, обыденно. Нине кажется, - даже неприлично быстро, без должного уважения к загубленной жизни.
Сбитого возле Белых Столбов пассажира менты решили не убирать. Приподняли труп, посадили между рельсами запасного пути. Целый день труп мужика, почему-то без рубашки, в застиранной голубой майке, торчал между рельсами, вселяя ужас в прохожих. Нет, это не было чьей-то циничной шуткой. Так требовалось для наискорейшего опознания. Действительно, вскоре нашелся человек, который узнал погибшего. Вызвали родственников, труп увезли. И это было, было в 2000году, всего в 49 км от столицы!
Каждый месяц Нина или видела чью-то смерть, или узнавала о новой смерти. В ее НИИ тоже умирали. На стене института появлялся портрет в траурной рамке и под ним - скорбный некролог, отпечатанный. крупным шрифтом. Так случалось примерно раз в году. А здесь - каждый месяц. Без некрологов и прощальных речей. Без цветов и венков. Страх ненадолго промелькнет на изумленных лицах свидетелей, а дальше - все. Полное забвение.
Глава 4. Все в шоколаде.
Иваныч, умный и злой старик, превратил свою квартиру в Домодедово в склад шоколада и мороженого. На него работала целая бригада продавцов. Шоколадники таскали огромные сумки-короба с толстыми стенками, предохраняющими мороженое от таяния.
Нине посоветовали продавать шоколад. Не нужно ездить за товаром, не нужно изощряться с умной рекламой. Все просто, никаких тревог. Как это у Кундеры называется? "Невыносимая легкость бытия." Что ж, стоит попробовать. Нина пришла на "собеседование" к Иванычу.
Повесила пальто на гвоздь в прихожей, осмотрелась. Квартира выглядела невероятно неряшливо. Обивка дивана была протерта почти до дыр. На столе, покрытом дешевой клеенкой, стоял электрический чайник и несколько разноцветных чашек, одна даже с отбитой ручкой. Лежала недоеденная плитка шоколада. В облезлом серванте за стеклом Нина увидела вазу, явно не стеклянную, а пластмассовую, и темно-серый чугунный бюстик Ленина.
Женщины встретили ее приветливо.
- Видишь, как у нас тут уютно. Сделаешь один круг Домодедово- Барыбино- Домодедово, возвращаешься сюда. Здесь можно чайку попить. А можно и на тахте подремать. У нас даже телевизор есть.
Появился Иваныч. Улыбнулся своей тонкой хищной улыбкой. Закивал лысой головой, - Милости прошу! Завтра приступайте к работе.
И тут Нина узнала, что после последнего, вечернего круга она все равно должна идти не домой, а возвращаться на склад . Сдавать оставшийся шоколад, отчитываться.
- Нет. Я уж как-нибудь сама.
У каждой из шоколадниц был определенный маршрут. Но иногда, обуреваемые жаждой наживы, женщины не возвращались на склад, продолжая торговать в чужих электричках. Возникали драки, совершенно безобразные. Женщины, уже не молодые, располневшие, свирепо лупили друг друга своими тяжелыми сумками, таскали за волосы. Пассажиры на платформе показывали на них пальцами, смеялись, подбадривая, - Эй, ты, рыжая! Дай ей как следует!
Иногда ссора возникала прямо в вагоне. Испуганная женщина, таща за собой свою неподъемную сумку, летела через поезд, а ее обидчица гналась за ней, как безумная Валькирия. Казалось, что зло материализовалось, ибо в вагоне дыхание ненависти ощущалось, как ураганный черный ветер.
Тяжелая, неблагодарная работа у Иваныча вскоре даже для приезжих из Украины сделалась непривлекательной. Или, как они выражались, непрестижной. Словно всякая другая торговля в электричке могла считаться престижной. Словно они ракетные комплексы продавали. А кто же торговал шоколадом? Узбеки, киргизы и таджики, не знающие русского языка.
Из Узбекистана приехала восемнадцатилетняя Маша. Не Маша, ее звали как-то иначе, ее настоящее имя никто не запомнил. По-русски она говорила плохо, но очень старалась научиться. Преодолевая смущение, приставала к продавцам, прося объяснить значение того или иного слова.
- Что такое кураж?
Продавцы тоже не отличались особой грамотностью. Катя открыла было рот, но не нашлась, что сказать.
Муж ее попытался объяснить.
- Ну , это... радость... подъем.
- Подъем в гору?
- Нет. Подъем настроения. Поняла, что ли?
Лицо Маши с минуту сохраняло тупое, сосредоточенное выражение. Наконец она нерешительно кивнула.
- А что такое НЛО?
- НЛО - это неопознанный летающий объект.
- А что такое неопознанный летающий объект?
- Это... да ну тебя. Не морочь голову!
Маша осуждала нравы, царящие в России.
- У нас все не так. Лучше, чище. У нас женщины матом не ругаются. И до свадьбы вместе не живут. А свадьбы у нас пышные, шикарные. Целое село несколько дней гуляет!
- А у тебя - скоро свадьба?
Маша зарделась от удовольствия.
- У меня - через полгода. Мне еще приданое надо собрать. Семья наша небогатая. Мама умерла. Мачеха хорошая, добрая, но денег у нее нет. Я сама должна себе на приданое заработать.
- И сколько надо собрать?
Маша назвала фантастическую сумму.
- Не фига себе! - муж Кати даже присвистнул, - Зачем тебе столько?
- Я многое должна купить. Ковры, одеяла, посуду. Одних матрасов надо семнадцать штук.
- У нас семьи большие. Родственники приезжают, гостят подолгу.
От тяжелой работы у Маши открылось кровотечение.
- Бросай работу. Опасно это для женского здоровья. Родить не сможешь.
- Да мне совсем немножко осталось. Я уже почти всю сумму собрала.
В Подмосковье приехал ее жених. Зашел за Машей в конуру Иваныча. Продавцы видели, как они целуются, как жених уверенно обнимает ее за ягодицы.
- Не может быть, чтобы у них не было близких отношений. Врет она все.
Жених погостил несколько дней и уехал. А Маша вдруг пропала. Объявилась через несколько дней. Лицо опухшее, глаза покраснели от слез.
- Маша, что с тобой?
Она хотела было объяснить, но внезапно разрыдалась. Рыдала долго, безудержно и безутешно. Потом все-таки начала рассказывать... Губы ее дрожали, говорила она медленно, с трудом, как человек, недавно перенесший инсульт.
Маша получила телеграмму от своего жениха. Он писал, - Я к тебе больше не вернусь. У меня - другая невеста.
Сделал предложение девушке из того же аула. Сестры рассказали по телефону, что новая невеста всем в селе рассказывает про кровотечение.
- Поэтому он ее и бросил. Зачем ему больная жена? И нечего ее жалеть. Сама виновата. Не надо было грешить до свадьбы.