Катсухико пребывал в крайнем замешательстве... Если так можно было назвать чувство потерянности и удивленной пустоты внутри него. Он действительно был растерян.
Что произошло только что? Он что-то не так просчитал? Он не понял что-то в этой тончайшей микросхеме, допустил малейшую ошибку, пропустил микроскопическую деталь?
Марионетки в руках кукольника задергались, зашептались и вдруг зажили своей жизнью. Этого не может быть...
- Кано.
- Я тебя слушаю.
Кано подогнул ноги в коленях, нисколько не заботясь о том, что испачканная в зимней слякоти обувь пакостит обивку кожаного сидения в машине, и смотрел куда-то в воротник рубашки. Рубашка с оторванными в некоторых местах пуговицах, еще хранила в себе воспоминания о вчерашней сладкой ночи. О вчерашней безмятежности... Еще до того момента, когда Ито своими руками разорвал эту непрочную ткань... Скользкую, как шелк, и такую же неуловимую. Взгляд у художника был безразличным и каким-то сонным. Как будто Кано вдруг разом утратил все краски этой жизни, которую так любил. Как будто Ито не знал, каким пылающим, говорящим, пронзительным может быть взгляд этих непроглядно-черных глаз.
Катсухико казалось, что его ладони окутало что-то вязкое и горячее... Что-то, похожее на кровь. И он никак не мог избавиться от этого ощущения.
"Это все его влияние... Его чертова больная энергетика". - Успокаивал себя Ито, в действительности уже сомневаясь в том, кто из них действительно был болен...
Он не угадал. Он действительно совершил ошибку. И теперь все катилось в пропасть, увлекая за собой их обоих. Хотя, Кано, по всей видимости, уже был на дне этой самой пропасти, разбитый вдребезги, как его любимые картины на стекле.
Что он там говорил? Он любит их за то, что их так легко разбить? Ему нравилось испытывать нечто, похожее на настоящие чувства страха и потери. Вот, теперь учись справляться с ними в реальности... Видишь, мальчик, в настоящей жизни все не так увлекательно и весело, как в твоих играх, правила которых ты придумал для себя сам.
И все же, он просчитался. Как так получилось, что он неправильно предугадал реакцию Кано на его слова? По сути, он ведь тоже придумывал правила... Только он играл по-крупному. На кону были высокие ставки - чувства одного глупого мальчишки. Да и его собственные, наверное.
Он ждал слез, истерик, криков... Он так привык видеть его насквозь. Ведь Кано ничего и не скрывал от него, все свои чувства выражая напоказ и с огромным удовольствием делясь ими с окружающим миром. Но, может быть, суть в том, что то были радостные чувства? Кано же, которому причинили боль... который во второй раз за такой короткий срок переживал предательство, оказался замкнутым, молчаливо-скрытным и... неожиданно сильным. Канарейка, яркая веселая птичка, щебетавшая надоедливым чириканьем о своей беспечности, оказалась вдруг притихшей, затаившейся среди сырых и серых камней, гремучей змеей.
"Господи, как же мало я его знаю"! - Вдруг сделал для себя великое открытие Ито. - "И как же мы с ним, оказывается, похожи! Только... Как две стороны одной поверхности. То, что скрывается во мне - на виду у Исида. И то, что скрыто глубоко внутри Кано - я выставляю на поверхность, как защитный панцирь. А ведь ворох мнимых чувств и порывов Кано - тоже, ни что иное, как броня от внимательных взглядов окружающих людей".
Вот тебе и поверхностность эмоций, безмятежность существования и искренняя глупость. Хотя нет, глупости этого существа никто еще не опровергал. Но вот свои выводы о глубине чувств художника, Ито готов был самолично засунуть себе... вообщем, куда подальше.
Теперь оставалась лишь одна проблема выбора: как изменить ситуацию и вернуть контроль над ней в свои руки? И стоит ли это делать...? А может быть... Может быть им действительно будет лучше забыть о существовании друг друга с завтрашнего утра? Перестать трепать себе нервы... Нет, не так. Кано перестать трепать нервы Ито и получать от этого удовольствие, Ито перестать мучить Ито и... Ито иногда казалось, что Кано даже от мучений получает какое-то жертвенно-мазохистское удовольствие, упиваясь силой своих переживаний. Хотя, по настоящему виду художника сложно было сказать, что он получает удовольствие. Похоже, ему действительно было серьезно больно. Но держался он молодцом, что не могло не вызвать уважения у модельера.
- Как ты?.. В смысле... Кано, так действительно будет лучше для нас обоих.
Взялся за постановку спектакля - доведи ее до конца. Даже, если уже несколько раз поскользнулся на своей сцене и упал мордой о дощатый пол.
Задачей Катсухико все еще оставалось вывести его. Раскрыть. Полностью вывернуть наизнанку, заставить показать все... Все свои страхи. И понять. И проанализировать.
Хотя... Как можно было проанализировать само безумие, Ито понимал не очень хорошо. Но он будет идти до конца. Пока не кончится его умение строить стратегии и понимание человеческой натуры. Пока не кончится лимит выдержки Кано. Пока не случится нервный срыв у них обоих... И пока весь яд, вся отрава в виде череды детских призраков, не выйдет на поверхность...
"Со своими старыми ранами я как-нибудь справлюсь сам, малыш. А вот ты без постороннего вмешательства можешь банальным образом сойти с ума. Хотя, куда уж еще дальше"?
Итак, что их связывает в большей степени...
- Для тебя. Все для тебя, Катсухико. Ты ведь Бог и король этого мира.
- Ты правишь в своем, придуманном тобою, мире. Тебе этого мало?
- Ты показал мне этот...
- Я сделал тебе одолжение.
- Я должен тебя поблагодарить?
Машина с легким скрежетом шин по асфальту, затормозила у знакомого дома. А вот со временем он немного не рассчитал...
- Если ты чувствуешь ко мне признательность, то можешь выразить ее как-нибудь по-другому. Теперь - по-другому.
Катсухико чувствовал какое-то животное удовольствие. Понимая свою силу, причиняя боль зависящему от него существу, испытывая прямо-таки садистское воодушевление от прикосновения своих ранящих слов к живому, израненному... Все-таки, это тоже было игрой. На струнах чьих то чувств. И он чувствовал себя целителем. Ведь как часто нам приходится причинять боль во имя избавления.
- Почему, Ито?? Почему бы тебе не воспользоваться возможностью? Моей благодарностью...
Ито отпрянул от прикоснувшихся к его шее теплых губ. Вытянул ладони вперед, удерживая льнувшее к нему тело, стараясь не смотреть в лицо, искаженное безумием и отчаяньем.
- Я же сказал, Кано... Нет. Это относится ко всему, что нас связывало.
- Но ведь ты хочешь меня! Я не могу этого не чувствовать! Я же знаю, какие желания я вызываю в тебе...
- Чаще всего ты вызываешь во мне одно-единственное желание. Прикончить тебя быстро и мучительно... - Ито, одной рукой удерживая художника, другой нашарил ручку на двери машины, выпуская себя на свободу.
На свежем воздухе стало легче дышать...
- Нет!!
- Да... Прости, но это правда. Мне тяжело с тобой. Я тебя не понимаю. И не хочу жить в твоем абстракционном мире образов. Мне намного легче там, где все понятно и просто. Мне не нужны твои сильные чувства, огненные страсти и душная привязчивость...
Кано, с каждым новым, сказанным мужчиной словом, все больше и больше чувствовал, как земля уходит из-под ног. Голова у него кружилась... и что-то черное, запретное, схороненное глубоко в подсознании, рвалось наружу... Диким ли криком, истерическим смехом, сердечным приступом...
"Если он будет падать - я не буду его ловить". - Пообещал себе Ито. - "Прежде, чем научиться летать - нужно сломать себе не одно ребро".
- Нет! Нет! Нет! Я нужен тебе! Я же знаю!! Я чувствую! - Художник закрыл лицо руками и медленно начал оседать на землю.
Ито глубоко вздохнул и попытался взять себя в руки. Смотреть на это было нелегко.
- Видишь, Кано, чувства не всегда оказываются правы...
- Не-ет!!! - Взвыл он, сжимая в судорожном движении пальцы на складках брюк Ито. - Я тебя не отпущу! Если ты уйдешь... Если ты меня бросишь, я убью себя! Я перережу себе вены и умру! И ты до конца своих дней будешь винить себя в этом!! Ты не сможешь без меня...
"Вот и началось". - Подумал Ито обреченно. - "Держаться"!
- Хорошо. Иди, режь... Почему ты думаешь, что я брошусь за тобой и буду уговаривать тебя этого не делать?
- Потому что... Тебе это должно быть не безразлично...
- Почему?
- Потому что... Я просто не могу быть тебе безразличен...
- Почему?
- Потому что... - Ито свернулся на грязной земле комочком и, уткнув лицо в ладони, замер. - Потому что я...
- Потому что ты просто не можешь вызывать безразличие? - Ито наигранно рассмеялся. - Кто тебе об этом сказал? Кто вообще вложил в твою глупую голову мысль, что ты так неотразим? Ты обычный, Кано. Ты совершенно ОБЫЧНЫЙ человек.
В ответ Кано уже просто тихо всхлипывал, вытирая рукавом пальто мокрое лицо.
- Ты никому не можешь быть нужен просто потому что ты есть! Никто не будет возиться с тобой всю жизнь и терпеть твои королевские замашки! И твое помешательство...
"Нет... Стоп. Это-то он и должен понять сам". - Ито заставил себя замолчать.
Никакого толку не будет, если он расскажет Исида эту истину... Он должен вытащить её из себя сам.
- Я тебя ненавижу. - Сухим, бесцветным голосом произнес Кано. - Ты сломал во мне... все...
- Поднимайся. - Катсухико протянул ему руку, серьезно, правда, опасаясь за ее сохранность... - Вставай. Нечего кататься у меня в ногах на радость прохожим.
- Я... - Исида кинул презрительный взгляд на предложенную поддержку. - ... Я не валяюсь у тебя в ногах. - Он поднялся сам и отряхнул пальто. - Не будь о себе такого высокого мнения.
"А настроение-то у нас скачет, будь здоров". - Мысленно ухмыльнулся Ито. - "Значит, вены резать мы себе уже не хотим?.."
- Твой друг... Юджиро дома?
- А это важно? - Напрягся Кано. - Я не знаю... Я не был там со вчерашнего дня...
Его заметно шатало, видимо от слабости после пережитой истерики. А может быть от тяжести обуревавших его чувств. Теперь на смену ужаса пришла ярость. Он настолько сильно злился на Катсухико за пережитые унижения, что уже не думал о страданиях от потери.
- Иди домой... Я хочу проследить, чтобы ты нормально дошел до своей квартиры.
- Думаешь, что я что-нибудь с собой сделаю? Не надейся. - Прошипел Кано, проходя мимо него.
"И почему я с тобой вожусь, как твоя нянька, Кано"??
За все то время, пока они поднимались на лифте, художник продолжал выговаривать ему все, что думает о нем. А Ито раздумывал, что делать при встрече с Юджиро. Он, признаться честно, совсем в его планы не входил. Передать ему на руки еле живого и невменяемого Кано, было бы верхом бессовестности. Да и как он объяснит... всё происшедшее. И свою разъяснительную беседу он не закончил... Последняя надежда Ито было на то, что Кано сам не захочет отпускать его.
- Уходи. - Повернулся к нему у двери Кано.
- Нет. Я хочу поговорить с твоим другом.
- О чем? - Устало прошептал Кано. - О чем ты хочешь поговорить с НИМ?
- О тебе.
- Обо мне?? О том, какой я гадкий, эгоистичный и самовлюбленный??
- О твоих проблемах.
- У меня нет проблем!
- Есть. С головой. - Ито протянул руку к звонку и нажал на прозрачную белую кнопку. Раздалась мелодичная трель...
- Уходи!! Это у тебя проблемы с головой... Ты хоть представляешь, что ему скажешь?
- Кано... А если бы мы с тобой остались вместе... Что бы ты тогда ему сказал?
- Но мы же не остались вместе...
За дверью было тихо... Катсухико без сопротивления забрал у парня сумку и вытащил из знакомого уже кармана ключи. Уверенно повернул их в замке...
- Сейчас мы с тобой поговорим и я уйду...
- Убирайся сейчас!!
- Нет, Кано. Я хочу, чтобы ты высказался мне до конца...
В квартире было, судя по всему, пусто.
"Неужели опять повезло"? - Удивился Ито.
Вот теперь его уже ничего не остановит... И сегодняшний день решит всё. Всё дальнейшее развитие их отношений. Если оно вообще будет.
- Зачем ты меня мучаешь, Катсухико? - Снова слабым голосом проговорил юноша. - Неужели ты не понимаешь... Что мне тяжело видеть тебя...
- Ты сам все испортил.
- Чем, Ито? Что я сделал, почему?!!
- Не кричи. - Катсухико крепко взял его за локоть и повел к его комнате.
Ито зашвырнул его в спальню, закрывая за собой дверь и придвигая к ней прикроватный стол.
- Если твой друг неожиданно вернется...
- То что? - Исподлобья посмотрел на него Кано. - Что он увидит?
- Тебя, бьющегося в истерике. Ты этого хочешь? А так он подумает, что мы с тобой заняты чем-нибудь более приятным и не будет ломиться...
- Перестань!
- Почему?.. Ах, да... Ты хотел знать, почему... Кано... Кано, почему ты с самой нашей первой встречи начал выводить меня из себя? Зачем? Что я тебе сделал? Почему ты прицепился именно ко мне? Из-за конкуренции с твоим отцом? Тебе не кажется странным, что все как-то удивительным образом пересекается с твоим отцом?
- При чем здесь мой отец?!
- При том, что ты делаешь все, чтобы заставить его заметить себя! Чтобы он обратил внимание на тебя! И для этого совершаешь все более и более глупые поступки. Например, цепляешься ко мне...
- Ты... Ты был слишком мерзким! И я просто не мог сдержаться...
- Чтобы не обратить мое внимание на себя?
- Я... - Теперь Кано плакал уже, не скрывая этого и не стирая слез.
- Что? - Ито присел на корточки перед примостившимся на краюшке кровати художником. - Что ты?.. - Прошептал он уже совсем тихо, заглядывая в полные слез, покрасневшие глаза.
- Я просто не умею по-другому... - С яростью и отчаяньем выдохнул Исида. - Ты же понимаешь... Ты же знаешь это сам и продолжаешь меня мучить...
Катсухико поднялся на ноги. Вот теперь он мог с уверенностью сказать, что видит перед собой настоящего Кано.
Все маски были сброшены...
- Ты просто чудовище, Кано. Питаешься вниманием к своей персоне. Каким бы оно не было...
- Потому что мне его никогда не хватало!! - Художник вскочил с кровати и оказался лицом к лицу перед мужчиной. - Потому что я не знаю другого способа добиться его!! Не знал.... Как обратить внимание отца... на себя...
Кано захлебывался солеными каплями и едкой желчью, затопившей горло и легкие, разъедавшей его изнутри... Перед глазами загорались черные звезды... Ему казалось, что еще немного и он умрет от переполнявших его чувств. Ему было одновременно стыдно от своей слабости, от своего признания, в своем страхе... и одновременно его душила ярость, скопившаяся в нем на Катсухико. Он чувствовал себя загнанным в угол...
- И теперь не знаешь, как удержать меня... Используешь старые трюки... Унижаешься, сходишь с ума, сводишь с ума меня...
- Замолчи... - Попросил Исида, отворачиваясь и пытаясь зажать руками уши. - Заткнись и убирайся!
- А если я уйду, Кано? Если я куплюсь на твои уловки и уйду? Ты же не переживешь этого. Ты же сам поставил себя в зависимость от меня, потому что тебе это так нравится! Нравится чувствовать свою непохожесть на других, страдать... Ты привык чувствовать себя брошенным еще с самого детства!
- Заткнись!!! - Закричал Кано, оглушая себя же своим криком. - Перестань, пожалуйста!! Прекрати!!!
- И этот страх будет в тебе вечно! Пока ты не смиришься с его существованием. И не переступишь через это... Не повзрослеешь...
- Ито, пожалуйста...
- Не перестанешь бояться правды. Пока не поймешь, что ты слабак. Просто слабовольная личность, которая вместо того, чтобы бороться с обстоятельствами, прячется в выдуманном ею же мире из цветов и ярких красок. Ты думаешь, что у тебя всегда все будет так прекрасно?
- Да ты же сам... Ты сам живешь со своими страхами! И даже не пытаешься бежать от них!! Ты сам... Ты просто меня не достоин! - Кано понимал, что заговаривается, но остановить себя уже не мог. Из горла вылетали черные, бессмысленные слова, полные злобы на самого себя, на окружающий мир... На Ито, за то что заставил его пройти через все это. - Ты низкий, жестокий, алчный и бесчувственный!!
Катсухико криво ухмыльнулся, старательно пропуская услышанное мимо своего восприятия.
- А ты тряпка.
"Ну давай же, сорвись... Я же вижу, как тебе этого хочется... Дай мне довести это дело до конца"...
Кано тяжело и быстро дышал. Скулы его пылали возбужденным румянцем, глаза сверкали праведным гневом... Он был невероятно прекрасен в своей очищающей ярости.
- Псих, полоумный неудачник...
Последние капли затопили сознание до краев и переполнив его, выплеснулись обжигающей, разъедающей волной...Страх изменил свою форму, превращаясь в грязный, черный поток и показываясь на поверхности, хлынул полу-рычанием - полу-вскриком, прорезал внезапную тишину взмахом кисти руки... И остался бордовым отпечатком пальцев на щеке мужчины.
Одно резкое движение... Намного быстрее, чем мгновение, за которое Кано смог осознать то, что сделал сам и увернуться от быстрой реакции Катсухико. Малейшая доля секунды - и голова художника запрокинута назад, а по подбородку, извиваясь тонким ручейком по шее, бежит рубиновая змейка крови... Звон в ушах заглушило его же хриплое дыхание, сбившееся от резкой встряски... Встряхнув и швырнув на пол, Катсухико прижал его голову к полу, запустив пальцы в длинные пряди спутавшихся, растрепанных волос. Заставляя выгнуть спину, упереться ладонями, пальцами впиться в мягкие, глубокие ворсинки ковра, тихонько взвыть от боли и...
"Ты ведь ждал этого? Хотел этого? Это должно было стать завершающим этапом нашего разговора... Прости, если будет немного больно"...
Кано тихо взвыл, дернул головой, пытаясь вырваться из плена цепких пальцев, подавился металлически-соленым вкусом своей же крови, захрипел... Хрипение перешло в глубокий стон, крик... Судорожный трепет...Когда руки, причинившие столько боли, с самой осторожной и чуткой нежностью прошлись по разгоряченной коже, задевая чувствительные места, лаская грудь и живот... Пальцы нашли язычок на молнии, потянули вниз, проникли под одежду, заставляя Кано извернуться на полу, привстать на колени, выгнуться в пояснице, закричать... Ито с силой дернул рукой, запустив ее глубоко в смоляные, гладкие волосы, вынуждая запрокинуть голову, лишая возможности дышать и кричать, заставляя зажмурить глаза и не видеть, как перед глазами превращаются в беспорядочное, размытое смешение цветов окно, стена и край кровати... Ито на секунду отпустил его, стягивая брюки, проходя теплыми ладонями по бедрам, заставляя тело расслабиться... и тут же глубоко вонзил ногти в чувствительную кожу, оставляя пять полукруглых ямочек, сейчас же приобретших кровавый оттенок.
Боль прошла волной по всему телу, отдаваясь тончайшим, острым, изощренным чувством удовольствия.
"Безумство"... - Вынес вердикт и самому себе и происходящему Катсухико.
Сильные, неумолимые руки сейчас же подхватили его с пола, сжимая бедра, удерживая, не давая возможности высвободиться... Ито резко вошел в него, ощущая сопротивление мышц, сжимая, впиваясь пальцами, перемещая их на талию, одной рукой прижимая Кано лицом к полу, сдавливая пальцы на его шее... Животный крик... Ито не знал, чего было в нем больше - удовольствия или боли... Бордовые, синие отметины власти и силы на беззащитном и красивом теле... Осознание своего превосходства, вседозволенности... и волна нежности... Скрепленные перед головой руки, тонкие запястья, которые так легко удерживать одной ладонью... Неконтролируемые стоны, учащенное дыхание, биение сердца, ускоряющийся ритм и полное забвение, стремление раствориться в своих ощущениях... Вздрагивающие худые плечи, импульсивно-сжатые пальцы, дрожь, пронизывающая насквозь, прикушенная нижняя губа... Растаять в его, Ито, железной хватке, доверить себя... Умение отдавать и брать одновременно... Это так нравилось Катсухико в нем...
Изящное, прекрасное, пластичное тело, вытянутые в покорности руки, скрепленные кольцом сухих сильных пальцев, склоненная голова, сжимающиеся мышцы, трепещущие бедра... Кано приоткрыл рот в беззвучном крике, замирая от нового, пронзающего его изнутри, лезвия боли... Горячее, влажное ощущение внутри... Клокочущий в горле хриплый стон-рычание Ито, который с каким-то остервенением отталкивает от себя сломленное, измученное тело.
Кано в бессилье упал на мягкий ковер, мгновенно облекший его обнаженное тело своей щекочущей мягкостью, не ощущая почти ничего, кроме разрывающей его изнутри боли... По внутренней стороне бедер бежала теплая, пульсирующая струйка крови и...
- Кано? - Услышал он где-то вдалеке взволнованный, такой необходимый ему сейчас, голос...
Агония горячей волной охватила его тело, увлекая куда-то во влажную, темную глубину... Последнее, что он увидел перед тем, как исчезнуть в ней полностью, было любимое, родное лицо человека, склонившегося над ним... беспокойство во взгляде... И изумрудное свечение глаз, в бездонности которых можно было утонуть...
25*
В нескольких кварталах от того самого дома, где, в полумраке уличного дома, выясняли отношения молодой художник и суровый модельер, горел рабочий свет и дымилась полузадушенная сигарета в стеклянной пепельнице. Тихо играла музыка, сквозняк врывался в приоткрытую форточку... Решалась судьба тех, кто все еще пребывал в счастливом неведенье. Мы заглянем в эту квартиру ненадолго. И сразу же покинем это место, дабы вернуться к нашим любимым бестолковым героям...
Молодой, лет двадцати пяти, японец в очках, почти скрывающих его взгляд и делающий его размытым для окружающих, рассматривал фотографии, сидя за своим рабочим столом. Лицо его тускло освещала настольная лампа, выхватывая светом удовлетворенную улыбку и сияющие за линзами очков глаза. Молодой человек был журналистом... Он был именно тем самым журналистом, которому повезло оказаться на пути у возмущенного предательством друга Икко Рану... И он в самом скором времени надеялся стать одним из самых известных журналистов. По крайней мере, он прославит их газету... Его покажут по телевизору, а сделанные им фотографии будут во всех источниках новостей. И по телевизору и в интернете... А уж его гонорар!
Фотография четко изображала лица двоих человек, застывших у машины в страстных объятиях. Намеренья их были ясны и для неопытного глаза. На лицах их ясно отображалась поглощенность друг другом, заинтересованность во взглядах, полных предвкушения... Следующий кадр настиг их в момент страстного, глубокого поцелуя... Третья же фотокарточка убирала последние сомнения в личностях, пойманных во всевидящий объектив ушлого фотографа. На картинке было запечатлено лицо известного на всю страну модельера и... сына его бывшего конкурента, а со вчерашнего дня сотрудника Отогору Исида!
- Вот это будет скандал... - Покачал головой репортер.
Он никак не мог перестать улыбаться. Он уже представлял себе заголовки газет... "Владелец "Махоу" сотрудничает с Отогору Исида, а спит с его сыном" или "Деловые, и другие отношения Катсухико Ито с семьей Исида"... А вот еще замечательно звучало бы "Служебный роман поколений"...
А еще он никак не мог выбросить из головы мысли о деньгах... Сколько бы не заплатила ему его газета, этого все равно было бы недостаточно за такую сенсационную новость.
- Интересно, а сколько бы заплатил сам старик Отогору, чтобы эти фотографии не попали в газеты? - Усмехнулся репортер... И вдруг замер, пораженный неожиданной мыслью.
А ведь, действительно, сколько мог дать денег Отогору за то, чтобы страшная правда не вылезла в массовые источники информации?..
И вправду... Журналисту было бы интересно узнать... Глаза его загорелись алчным блеском. И вправду...
- Кано?... Кано! - Ито пытался добиться от художника хоть какой-нибудь реакции.
Затем поднял на руки обмякшее тело и перенес на кровать. Чисто теоретически, по крайней мере, если судить по открытым глазам, Исида был в сознании... Но вот за его ясность Ито бы не поручился. Взгляд художника, какой-то застывший в одной точке, проходил сквозь Катсухико и рассеивался где-то далеко, в недоступном пониманию Ито, месте.
- Кано, ответь мне, а то я тебя опять ударю! - Пригрозил Ито скорее от растерянности.
Он лег рядом с юношей, обнимая его, одной рукой прижимая к себе. Прижался губами к его макушке и замолчал в тихом ожидании.
- Катсухико... - Исида, продолжая смотреть перед собой стеклянными, невидящими глазами, почти беззвучно зашевелил покусанными, распухшими губами.
Ито с готовностью приподнялся, опираясь на локоть, прислушиваясь.
- Ты больше не уйдешь?.. - Кано наконец-то шевельнулся, скосил глаза, посмотрел на Ито, поудобнее устраивая голову у него на плече.
- Ты же так хотел, чтобы я ушел... - Начал было Ито, но, решив, что сейчас все-таки не время, заговорил уже более мягким голосом. - Нет, не уйду.
Кано, удостоверившись, закрыл глаза и замолчал. В голове было непривычно пусто... Тело ныло и горело изнутри, поясница болела так, как будто его минуту назад жестоко... вообщем, именно так она и болела. Другой боли не было... Было только кристально-чистое сознание и полное отсутствие страха. Такого привычного, сросшегося с его душой, проникшего и пустившего в нее корни... его больше не было. Страха перед одиночеством. Перед реальностью. Перед правдой...
Сколько лет он жил с уверенностью, что мир будет существовать именно так, как нужно ему, пока он будет держать все под своим контролем? Ему казалось, что это был его театр... Театр одного актера. И он мог удержать тех, кто ему дорог, только до тех пор, пока продолжал играть в нем главную роль. Как, оказывается, было просто и легко без этой роли... Как будто он сбросил с себя дорогой и блестящий, но такой тяжелый и душный костюм. Чтобы понять это, нужно было всего только позволить разрушить весь этот воздушный замок...
- Тебе очень плохо?
Горячее дыхание Ито щекотало ему ухо. Кано улыбнулся, невзирая на все неприятные ощущения.
- Мне хорошо...
- Я всегда знал, что ты извращенец.
- И ты с самого начала знал, что делаешь, мой мудрый Ито... - Лукаво усмехнулся художник.
Может быть он и был сумасшедшим... Но, видимо, они с Катсухико были одинаково безумны, потому что Кано вдруг прекрасно понял все, что произошло... И почему это произошло.
- Не знаю, о чем ты говоришь...
- Я вчера хотел помочь тебе... Чтобы ты облегчил душу, рассказал мне всё, что тебя гложет... О своем детстве, о своей семье. Избавился от мучающих тебя воспоминаний... А ты сейчас избавил меня от тех чувств, которые съедали меня на протяжении всей жизни.
- Просто я сделал это более радикальным способом.
- Более жестоким...
- А что поделать. - Нахмурился Ито.
Ему и так было нелегко от того, что он сделал... Конечно, он понимал, что слегка переборщил. Но и по-другому он в этой ситуации поступить не мог бы.
- Ампутация сознания.
- Что?
- Это похоже на ампутированную часть сознания...
- Ампутируй себе язык, Кано... - Ито с удивлением понял, что рад слышать и слушать эту бессмысленную кровожадную болтовню.
- Знаешь, я настолько привык играть на публику... - Продолжил Исида. - Что уже забыл, каким могу быть настоящим. Мне казалось, что стоит только расслабиться, показать то, что у меня на душе на самом деле - и от меня все отвернуться. Если я стану обычным, скучным, натуральным... Я же и сам всегда боялся всего простого и скучного...И этого мира, с его правилами, тоже боялся.
- Тебе снова нужно высказаться?
- Всё... Уже не нужно. Я закончил. И если ты не хочешь говорить о случившемся...
- Я не хочу. - Ито перевернулся на бок, посмотрел на Кано сверху вниз... - Тебе бы горячу ванную принять. И выпить обезболивающее. Есть?
- У Юджиро оставалось немного сакэ с последней вечеринки...
- Я про таблетки, Кано. - Ито возвел глаза к потолку.
"Что происходит с современной молодежью? Куда вообще катится этот мир?"
- Я не знаю, есть ли у нас лекарства... Может быть, Юджиро и покупал... когда-то.
- Думаю, что успокоительное у него есть точно. Я искренне сочувствую твоему другу. - Грустно усмехнулся мужчина. - Ты ходить то сможешь? Как думаешь?
- Я шевелиться-то не могу...
- Ты хочешь заставить меня мучиться раскаяньем? - Ито недовольно нахмурился. Отвернулся, уставился куда-то в сторону... - Прости. Но ты меня вывел, правда. Я не хотел, чтобы получилось уж так... слишком...
- Если сделал, то, по-видимому, хотел. Ты же всегда поступаешь только, как подсказывает твоя логика. - Невозмутимо отозвался Кано.
- Не нужно меня совсем принимать за...
- За кого? - Кано слабо улыбнулся.
- За каменную глыбу.
Кано тихо засмеялся, прижимаясь к нагретому боку, умиротворенно жмурясь от живого тепла... Ему было спокойно и легко. Теперь - легко.
- Ты отнесешь меня в ванную?
- Тебе что, так нравится, когда я таскаю тебя на руках?
- Конечно. К тому же, это ты лишил меня возможности свободно передвигаться в ближайшие несколько часов.
- Не прибедняйся. - Поморщился Ито. Кано снова зацепил его возродившуюся и теперь назойливо гудевшую в голове совесть.
У совести уже прорезались молочные зубы и росли, росли, со скоростью каждого сказанного Исида словом и брошенным невзначай кристально-невинным взглядом.
"Вот змея"...
Мужчина легко подхватил художника с кровати.
- Было бы здорово, чтобы это вошло у тебя в привычку. - Пробормотал Кано, обхватывая его шею руками.
- Сумасшедший дом. - Вздохнул Ито.
Только один человек в этом мире может доверчиво прижиматься окровавленным носом к мужчине, который только что безжалостно его изнасиловал. И этот человек сейчас в самом буквальном смысле этого слова виснет у него на шее. Да и, образно выражаясь, тоже.
Ито провернул туго-закрученный винт горячей воды, добавил холодной, с наслаждением вслушиваясь в ласкающий звук, напоминающий треск расколотого дерева, льющейся из крана воды. По помещению сейчас же пошел густой теплый пар. Облепил мутной пленкой зеркала, заклеил ресницы, заставляя прикрывать глаза, пряча их от навязчивой влажности.
Катсухико присел на корточки, заглядывая через край широкой, наполненной на одну треть, ванны. Провел рукой по голому животу художника, задумчиво осматривая деяние рук своих вероломных... Кано расслабленно закрыл глаза, положил руки под голову и, не обращая ни малейшего внимания на прилипшие ко лбу и щекам намокшие пряди волос, по всей видимости решил уснуть. Похоже было, что приключившийся инцидент куда в большей степени волнует самого Катсухико, а не его замученную жертву.
- Ну, давай... - Чуть шевеля влажными губами, пробормотал Кано.
- Что? - Удивился Ито.
- Расплачься от жалости к моему избитому виду.
- Я лучше тебя утоплю! Из жалости. Можно? - Ито рассержено оттолкнулся рукой от бортика, поднялся на ноги... но подумав, сел обратно.
- Оставишь меня одного на время?
- Зачем? - Это был очередной многочисленный случай, когда удивленный донельзя Ито оторопел от непредсказуемости Исида. - Ты же вроде бы хотел, чтобы я остался с тобой?
- Побудь пока в моей спальне. Я отдохну немного и приду.
- Отдохнешь от меня?
- От всего...
- Понял. - Кивнул Катсухико.
Почему-то ему страшно не хотелось оставлять Кано одного. Не потому что он мог бы с уверенностью сказать "я знаю этого парня, его нельзя оставлять одного в стрессовых ситуациях"... Он сегодня уверился, что совсем не знает его... Просто ему хотелось быть с ним рядом... А Кано хотелось побыть в одиночестве. Вот такие чудеса. Как в химии - реакции обмена...
- Можешь поискать что-нибудь в холодильнике. Вдруг найдешь... - Кано зевнул, изящно прикрывая рот ладонью. - Если вдруг придет Юджиро... У вас будет отличная возможность поговорить.
- Неужели тебя даже не волнует где он? - Удивился Ито.
- А что за него волноваться? У Юджиро всегда все под контролем... Это за меня нужно волноваться. - Ехидно протянул Исида.
Ито только глубокомысленно хмыкнул... Перегнулся через кромку ванны, упираясь грудью в твердый край, быстро поцеловал художника куда-то в уголок блаженной улыбки, погладил по блестящим волосам, стряхивая капельки воды, свисающие с отдельных прядей, и вышел в коридор, аккуратно притворив за собою дверь.
26*
Заставляя ночную тишину покрываться еле заметными трещинами, в воздухе раздавалось свистящее пение цикад. Арако, расслабленно прикрыв глаза, вдыхая запахи свежести, наслаждалась их ночным концертом, загадочно улыбалась неожиданным мыслям и воспоминаниям. Подобные ночи навевали на нее мечтательное настроение. И вот, выйдя на улицу, чтобы, тайком от мужа, выкурить одну единственную сигарету, она замерла в восхищении, столкнувшись с красотою спящей Тибы, окутанной сумрачною синевой.
Громоздкие силуэты темнеющих вдалеке гор, аккуратные домики, такие привычно-радостные днем и загадочные ночью, тропа от дома, прямым лучом уходящая за ворота, сливающаяся с дорогой, невысокие тени одиноких деревьев, приобретших в лунном свечении очертания печальных призраков... Черно-серая, чахлая, но с проблесками зелени, сияющая мельчайшими капельками воды, трава... Густая и, конечно, скрывающая в себе нечто неизведанное и удивительное... Например, цикад.
Женщина потянулась, разминая затекшие руки, прикончила сигарету и избавилась от окурка. Дым, рассеивающийся в прозрачном, кристально-чистом воздухе, казался мистическим духом. Она быстрым движением разогнала его рукой и вышла на тропинку... Женщина и сама не знала, зачем шла к воротам и что ожидала там увидеть. Просто она любила ждать гостей, письма и телефонные звонки...
Дорога пустовала. Ни одного случайного прохожего. Да то и понятно - кому придет в голову гулять по ночам. Кроме нее, конечно. И ее сына, который по малолетству, живя в одном с родителями доме, пугал мирных жителей своими ночными гуляниями в компании таких же гиперактивных друзей. В основном же Тиба была одним из тех известных мест, где никогда и ничего не случалось. Почти не менялось окружение, все реже и реже строились новые дома... И даже собаки в окрестностях бродили все те же. И она прекрасно понимала Кано, который уехал жить в город, как только у него появилась такая возможность. Его молодость и азарт, увлеченность и интерес к жизни просто не уместились бы в небольшом загородном поселке.
- Обыденность... - Произнесла женщина. И ее голос ей самой показался оглушительно громким и неприятно-резким в этой тихой умиротворенности. - Серая, бледная...
Она отвлеклась от своих мыслей, неожиданно заметив... Кое что, что выбивалось из нормы простого скучного вечера и пастельно-темного фона - уголок белого конверта, торчащий из почтового ящика... Она осторожно протянула руку, как будто опасаясь, что крышка ящика отрубит ей пальцы, и потянула за острый, блестящий в темноте, треугольник.
На конверте без марки значилось имя ее мужа...
Катсухико на ощупь двинулся по темному коридору. Задел первый острый угол, поморщился, беззвучно произнес что-то ругательно-огорченное, задел второй угол - разозлился и толкнул ближайшую дверь в первую попавшуюся комнату. Сделал несколько непроизвольных шагов, потянулся к выключателю... И замер в небывалом удивлении, прирастая к полу и фиксируясь в этой точке комнаты, не имя сил сдвинуться с нее. Достаточно было просто увидеть, и... теперь-то он уж точно знал, что будет делать дальше...
Все как-то очень быстро встало на свои места. В повествовании можно было ставить точку, все домыслы и помыслы - реализовывать, а подозрения исключать за ненадобностью. Все идеальное оказалось простым и белым, как девственный хлопчатобумажный холст. И дальнейшие его действия превратились в один сплошной разрешенный вопрос.
Ну, во-первых, Ито решил, что нужно будет срочно делать ремонт в своей квартире. Красные стенки его пугающего коридора ни в каком виде не пойдут к размытым, светлым тонам на распростертом перед ним, незаконченном полотне. Он подберет что-нибудь... деревянных оттенков. Теплых, домашних и тихих. Кано поможет ему с выбором... А во-вторых, он избавится от картины. Самолично вывезет ее на самую дальнюю загородную свалку. И там устроит праздник ее ритуального сожжения, исполняя победный танец вокруг оставшегося на сырой земле пепелища... А на ее место повесит другую. Ту самою, которую Исида по всей видимости еще не успел закончить.
"Но когда он начал ее писать?" - Удивился Ито, мысленно прикидывая дату.
Получалось, что давно... Получалось, что в тот же день после их первой ночи.
На картине были представлены они оба. Притом, только и они же двое действительно могли это понять. Кано - по тому, что он сам ее рисовал. Катсухико - потому что почувствовал в себе неожиданные, предупредительные отголоски интуиции. Эта угроза серьезно его пугала. Там, где находились интуиция и предчувствия, а иже с ними - чувства, мироощущения, рефлексы и порывы, - была территория Кано. Однако, на изображении они делили эту территорию в непосредственной близости друг от друга. Собственно, именно в близости и делили... Это будет смело - представить это откровение на стене собственной квартиры. Но Ито это сделает, он был уверен.
Сплетения тел, узоры полумрака на коже... Узоры из цветов, блики - цветы, тени в образе цветов... Цветочные запахи, цвета, мягкость прикосновений и свежесть... И даже игры призраков на потолке. Все это было ТАМ. И все это Ито прекрасно помнил. И сейчас, задыхаясь от неожиданных, горячей рукой сжимающих горло, мыслей и чувств, Ито-сан, стоя посреди малознакомой комнаты в чужой квартире, впервые ощущал себя полным идиотом. Хотя, никаких веских причин на то не было. Просто ему было чрезвычайно приятно... А в груди щекотало что-то соленое. И стягивающее его изнутри ощущение. И захотелось в этот же момент быстро пойти, неизвестно куда и зачем, и что-нибудь сделать. Без великой цели. Просто совершить нечто неожиданное, важное и громкое. То есть глупость... Ито захотелось почувствовать себя идиотом еще и еще раз. Это чувство окрыляло... И давало ему возможность еще ближе узнать и еще глубже понять Кано. Просто поддаться первому ощущению и что-нибудь сделать... Хоть что-нибудь для них... двоих... И Ито пошел на кухню - делать чай на две порции.
Кано появился в проеме двери, подобно Венере - богине красоты, что вышла из воды... Обвязанное вокруг бедер белое полотенце, блестящие капли по телу, почти что совершенному - в понимании Катсухико... Единственное, наверное, отличие в том, что прекрасная, божественного вида женщина, вряд ли оставляла бы за собой следы мокрых пяток и сплошные потоки по не слишком чистому, вообщем то, полу и заляпанной в некоторых местах краской - комнате. Звучно клацать зубами от холода она бы тоже, наверное, не стала. И, скорее всего, ей не пришло бы в голову объявить о своем присутствие громкими сетованиями, целиком состоящими из нецензурных выражений, по поводу скользкого пола и его, Катсухико, вины за тяжесть передвижения и ноющую боль - чуть пониже поясницы.
Ито мужественно проглотил оскорбления.
- Ты похож на маленького демона Сёдзё*. - Улыбнулся он, искренни полагая, что Кано должен был обрадоваться подобному комплименту.
И ни сколько не удивился, когда художник радостно заулыбался, скаля белоснежные зубы, сейчас же перестал злиться, успокоился, и забрался с ногами на кровать.
Кано втянул носом благоухающий пар от напитка, сонно моргнул... и, поставив чашку на пол, вытянулся на кровати, устроив подбородок на скрещенных под головою руками.
- Кано?..
- Мм...
- Как ты себя чувствуешь?
- Чисто морально?
- Ну... Хотя бы что так.
Исида оторвался от созерцания пустующей стенки перед его носом и окинул модельера прозрачным, задумчивым взглядом.
- Скажи... Я действительно так отвратителен?
- Что? - Удивился Ито.
- Я тебе кажусь самовлюбленным эгоистичным ребенком, смешным и глупым... - Он перевернулся на спину, сел на кровати и обхватил ноги руками. - А еще ты наверняка меня презираешь. А я не могу вытерпеть презрение по отношению к себе. Мне нужно, чтобы мною восхищались. Постоянно.
- Опять начинается... - Ито поморщился от очередного глотка чая и тоже отставил свою кружку.
Чай казался ему слишком горьким... Или это просто был привкус во рту? Осадок в душе?