Thistl Maria-Pandora : другие произведения.

Золото... Серебро... Снег и кофейные зерна...

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Страшная сказка без сюжета, смысла и последовательной линии повествования. Упор сделан на эстетику, доступную лишь для людей с извращенным понятием о красоте. З.Ы. Я очень благодарна всем за оценки(неожиданно высокие)! Но я очень прошу оставлять хотя бы небольшие комментарии. Автор хочет знать обо всех ошибках, неточностях и несоответствиях в тексте. :)
   Осенью она чувствовала себя крайне неуютно. Не на своем месте, не в своем времени, в чужом образе и в пальто, как будто на два размера себя больше. Осенью время замирало в ожидании и она вместе с ним. Осенью было мокро и холодно. И больше, чем в обычные дни остальных трех сезонов, хотелось тепла. А дать его было некому... Так и шла она в одиночестве, ощущая свою потерянность и неприкаянность, спрятав нос в воротник белого пальто... Слишком белого для этой червонной, блестящей влажным блеском, а местами грязно-желтой, осени. Она держала подмышкой широкую кожаную папку с документами... Папка то и дело выскальзывала из под плеча и норовила прыгнуть в ближайшую лужу. Обрызгать белое пальто мутно-коричневым песком, рассыпаться белоснежным ворохом, пахнущим свежей типографической краской. Каблук попадал в трещины на асфальте, она с брезгливостью дергала ногой и обреченно шла дальше. Она была в ожидании зимы...
   Но зимы не было. Были лишь влажные, склеившиеся в полусгнившую осеннюю массу листья, документы, пахнущие типографической краской и неуемное, сумасшедшее желание выпить крепкий ароматный кофе с корицей и сливочной пенкой. Желание превращалось в одержимость, да так, что она уже чувствовала во рту его терпко-пряный вкус... Она втянула ртом воздух и не почувствовала ничего, кроме чуть кислой свежести и мельчайших частичек дождевой воды. Осенью они всегда присутствуют в воздухе. Не обязательно видеть, или вдыхать их, чтобы знать, что они там есть. Конечно, она предпочла бы назойливой измороси равнодушные колючие снежинки, обжигающие своим кристально-чистым холодом горло... И облачко студеного пара, вылетающее изо рта и растворяющееся в синем застывшем воздухе... Но зимы не было. Были мелкие, раздражающие капли моросящего дождя, шуршание машин по асфальту, покрытому пестрым ковром из листьев, и назойливый привкус кофе во рту.
   Она держала свой путь в здание районной налоговой инспекции. И в этом не было ничего сказочного и даже просто интересного. И ничего, уж особенно, зимнего не было тоже. А день с самого утра отчаянно просился стать необычным... Но свернуть со своего маршрута она не могла, хотя с радостью оказалась бы сейчас где-нибудь в парке, среди сонных и теплых деревьев, которые осенью так похожи на пушистые золотые облака. Или в кофейне, черт возьми... За круглым столиком из красного дерева, с фарфоровым блюдцем на нем и с невесомой белой чашечкой в руках - воплощением женственности и спокойного уюта. Никто не смог бы потревожить ее беспечности, свитой из тепла, широких окон, выходящих на шумный утренний проспект, и запаха корицы... А еще официанты... О, да, официанты, они бы улыбались ей, а она улыбалась бы им. Ей так хотелось чистого, белого цвета в свой мир... Белого хрупкого фарфора, тонкого, как первый, прозрачный лед на лужах. А все вокруг пестрело, горело и искрилось.
   Она устала. И хотела зимы, чтобы впасть в спячку и проспать все на свете. И ей снились бы кружевные снежинки на шерстяном рукаве, узоры на окнах и запах мороза... И рождество.
   Она остановилась, услышав, как ее окликнули по имени. Она толком и не поняла, что за слово раздалось в окутанном сыростью воздухе, но точно поняла, что зовут именно ее. Да и что за прок от этих имен, если их может быть много, а момент - он по сути один единственный. Вот уж чего никогда не стоило в этой жизни упускать, так это подходящего момента. Это правило она усвоила для себя еще давно и неукоснительно следовала ему. Она чувствовала этот самый нужный момент всегда и во всем. А может быть момент уже и сам понимал, когда он был нужным, и не забывал сообщать ей об этом.
   Она стояла на перекрестке пяти дорог. С одной стороны была небольшая и скромная, но восхитительная своей опрятностью церквушка, с другой - линия из полуголых деревьев со скрюченными трясущимися ветвями, а с третьей - проклятое налоговое здание. Над его железной крышей в грязных подтеках, кружились облезлые голодные вороны. Еще выше над ним нависало бледно-металлическое, болезненного вида небо, удивительно прозрачное для Петербургского октября. Все, что было дальше - ее не интересовало. Дальше были магазины и стоянки... Вот они-то ее совсем не интересовали.
  - Направо пойдешь - документы отнесешь, налево пойдешь - время потеряешь, прямо пойдешь...
  - Проблем огребешь. - Ляпнула она, покрепче перехватывая неудобную кожаную папку.
  - ... Ничего особенного не найдешь.
   Девушка пожала плечами и повернула направо.
  - Подожди! - Снова окликнул ее голос.
   Она раздраженно всплеснула руками. С глухим "бух" папка радостно свалилась в ближайшую лужу, окатив брюки и подол пальто грязной дождевой водой.
  - Испачкалась? - Участливо спросил ее голос, оказавшийся престарелым постовым милиционером в отглаженной форме.
   Накрахмаленный воротничок его рубашки стоял по стойке смирно, выпрямив пуговицы и бодро расправив уголки. Она с интересом уставилась на его воротничок. А он продолжил говорить. Не воротничок - милиционер.
  - Держи зонтик, дорогая. - Сухой кадык на горле, покрытом редкой щетиной и старческими морщинками, задергался, приходя в движение. - Держи, а то простудишься.
   И в подтверждение этих слов он громко и с каким-то отчаяньем чихнул.
  - Будьте здоровы. - Вежливо ответила она, едва сдерживаясь, чтобы не сделать реверанс.
  - Аппчхи!!! - ответил он и грустно потер рукой покрасневшие глаза. - Держи зонтик, тебе он нужнее.
  - Это вряд ли. - С сомнением покачала она головой.
  - Нет-нет! - Он почти насильно всучил ей зонт. - Это будет тебе подарок за услугу.
  - Какую услугу? - Растерялась она.
   Зонтик в ее руке щелкнул и с громким хлопком сложился. Она испуганно вздрогнула и снова выронила папку с документами...
  - Какую услугу? - Повторила она в сырую туманную даль, припорошенную чахлой травой и плавно слетающими с деревьев кленовыми листьями. - Э-э-эй???
   По перекрестку, с испуганным шелестом, вдоль дорог бросилось эхо.
  "Здесь не может быть эха" - Подумала она с твердой уверенностью знающей девушки. - "Но и люка, куда мог бы провалиться старичок в милицейской форме, здесь не было тоже"...
   Девушка в крайней растерянности раскрыла зонт, решив для себя, что практичному подарку не стоит пропадать в бездействии. К тому же, что владелец его так невежливо испарился, в буквальном смысле этого слова... Она раскрыла зонт, и, только занесла его над головой... как вдруг откуда-то из распустившихся спиц и парусинового купола, на нее свалился узелок из завязанного кружевного платка. Она вскрикнула и снова уронила папку. Наклонилась, чтобы поднять обе упавшие вещи с асфальта, покрытого массой из густой октябрьской грязи, сожалея, что такая красивая, белоснежная вещь безвозвратно испорчена... И удивленно отметила, что на кружевном платочке не осталось и пятнышка.
  "Прошу передать..." - Было написано на маленькой глянцевой записке с позолоченной каймой. И все. Не имени, ни фамилии, ни места нахождения адресата.
   Она, еще пару секунд полюбовавшись на свою неожиданную посылку, убрала узелок в карман.
   Она решила, что просто пойдет дальше, скрываясь под зонтиком и воротником белого пальто. Тогда тот, кто должен получить эту вещь, сможет легче ее узнать.
   А листья разлетались из-под ног, с жалобных шорохом, как будто опасаясь быть раздавленными бесчувственными каблуками промокших старых туфлей. Длинный теплый шарф бил по коленям, ручка зонтика непривычно давила на плечо... А она все размышляла и размышляла над своей ненужностью в этой чужой, холодной и отчужденной осени.
  
  - Возьмите свой талончик. - Гремело над длинной, змеевидной очередью, извивающейся через весь "налоговый" зал. - Возьмите свой талончик... Возьмите свой талончик... - Повторял механический голос без интонаций, чувств и выражения.
   Она поежилась. Голос пробирал до самых костей, отзываясь внутри россыпью острых прохладных камушков, которые скользили в горле и с неприятным скрежетом сыпались вдоль позвоночника.
   Она растерянно озиралась, не зная, к кому обратиться. Люди выглядели уставшими и бесцветными... И чем дольше она вглядывалась в их бледные лица, тем больше они напоминали ей листы бумажной тетради в клеточку. Или в линеечку... Так и хотелось их всех перелистнуть.
  - Простите... - Тихо проговорила она, протягивая руку и дотрагиваясь до плеча впереди стоящей женщины... - Ох!.. - И она тут же в ужасе отдернула ее, чувствуя, как под ее пальцами проминается бумажная одежда.
   В воздухе пахло типографической краской...
  - Возьмите свой талончик... - Прошуршала женщина бумажным голосом. - И идите... Идите...
   Девушка почувствовала во рту горьковатый привкус, как будто ей только что пришлось разжевать и съесть счастливый автобусный билетик.
  - Куда мне идти?! - Беспомощно воскликнула она, понимая, что никто в общем-то в этом здании ее не слышит.
  - Идите... Идите! - Почти счастливо воскликнула бумажная женщина, раскидывая руки в стороны.
   И столько свободы было в ее жесте, что руки ее превратились в сложенные крылья бумажного голубя. Она оттолкнулась от пола и взмыла к потолку, не выпуская при этом маленького дипломата с ценными, очевидно, бумагами.
  "Счастливая" - Подумала она, глядя, как бумажный голубь взмывает над толпой пыльных и мятых людей, с утра тоскующих в очереди.
   Очередь вилась и вилась по залу, превращая нагруженных договорами, выписками и заявлениями людей в одну большую, длинную и безрадостную колоду старых карт. С истрепавшимися, погнутыми уголками и унылыми лицами.
  "Да они же все бумажные!"
   И сейчас же все эти карты... люди, грустные и уставшие, озлобленные и бесчувственные, с хрустом разлетелись по помещению, как будто кто-то невидимый сначала сдавил пальцами, а затем резко отпустил тугую, сложенную стопкой колоду. И, превратившись в бумажных голубей, сложенных по науке Оригами, огромной шебуршащейся стайкой закружились, замельтешили и бросились к окну, в секунду облепив его стекло трепыхающимися уголками-крыльями.
   Она с грустью наблюдала за этим переполохом. Через некоторое время зал заполонили охранники с огромными сачками с длинными ручками и бросились ловить разлетевшихся по потолку граждан, призывая их к порядку. А девушка, пользуясь всеобщей смутой, беспрепятственно прошла к свободному автомату, выдающему талончики.
  - Возьмите ваш талончик... - Автоматизированным тоном, доверительно сообщил ей автомат.
   Он единственный здесь улыбнулся ей с искренней вежливостью и она на секунду пожелала быть талонным автоматом, чтобы вот так же радостно и спокойно встречать людей и не уставать от их нового и нового появления.
  - Возьмите ваш талончик. - Повторил автомат.
   От заевшей в спертом воздухе зала фразы ей стало нечем дышать. Каждая буква сказанного металлическим предложением голоса проникала в мозг, вонзаясь в него острыми железными краями. Она поморщилась, чувствуя, как головная боль бежит по всему ее телу, поднимаясь к вискам, а от них - к глазам.
  - Возьмите ваш талончик... - И в воздух взметнулась маленькая, полупрозрачная бумажка и медленно, очертив восьмерку в воздухе, опустилась на раскрытую ладонь.
  - Здравствуй. - Улыбнулась она талончику. - Мне о тебе много рассказывали.
  - Он приведет тебя к нужному месту. - Напоследок дал ей дельный совет автомат. И замолчал... Видимо отдыхал от людей.
   Она разжала руку и листочек с ликованием взлетел вверх, кружась в воздухе и напоминая одинокую снежинку. Или опадающий лист уснувшего дерева... Она не давала себе забыть об осени.
   Возражая всем законам физики, талончик продолжал лететь вперед... И она летела за ним, нарушая каноны гравитации и успевая совершать по пути балетные па в воздухе, оборачиваясь вокруг своего тела и улыбаясь своему отражению в зеркале, отталкиваясь носочком туфли от каждого встреченного ей на пути веяния сквозняка. Не каждый день она могла увидеть себя летящей по залу в развивающемся белом пальто и с открытым зонтиком, который она так и не удосужилась закрыть, пройдя в помещение налоговой инспекции. Вокруг нее суетились охранники, кружились голуби и мелькали зеркала... И вся эта белоснежная канитель так напоминала зимнюю вьюгу... Или сумасшедший танец, придуманный безумным хореографом.
  
   "Горячие пирожки. Чай. Кофе".
  
   Гласила табличка на двери... Танец оборвался. Попадали с потолка суетливые голуби, превращаясь в рассерженных, нервозных людей из долгой, бесконечной очереди на прием к автомату. Успокоились и разошлись по своим углам охранники. Заработали в обычном режиме сами талонные машины. А она удивленно рассматривала вывеску перед входом в столовую.
  Кофе...
  Конечно, каппучино с воздушной пенкой и крошками корицы по краям ей здесь никто не предложит... А уж о фарфоровой чашечке и мечтать было глупо... Но слово "кофе" уже разлилось горячим успокаивающим, призрачно-сладким звуком. Теперь, когда она распробовала его, перекатила на языке, глотая и растягивая снова и снова - она уже не могла пройти мимо. И она нажала на холодную дверную ручку, состоящую из чугунных переплетений резных цветов и листьев и толкнула дверь перед собой... Дверь со старческим, таинственным скрипом отворилась.
   В глаза бросилось прошлое... Выцветшее прошлое со всеми его крахмаленными занавесками на окнах, пугающе желтыми и стиранными вручную, с ощерившимися тонкими ножками стульями, перевернутыми и отдыхающими на столах... И, конечно, скатертями. На скатертях спали вышитые цветы и листья... Цветы были завядшими, а листья золотыми.
  И здесь правил октябрь...
  - Эй! - Она испуганно огляделась. В кафетерии было пусто. - Меня здесь должны ждать! Кто-нибудь меня слышит?
   В ответ ей раздался то ли грустный скрип несмазанной двери, то ли чей-то тихий ироничный смех.
  - Ты принесла мне листья? - Раздался молодой и какой-то искусственный голос из-под ее ног.
   Она подпрыгнула, задирая, подобно глупой девице из старых фильмов, подол пальто и ахнула, прижимая ладонь ко рту. Папка с отчаянной веселостью выпрыгнула из-под прижатой к телу руки и скользнула под стол, накрытый длинной бесцветной скатертью. Не белоснежной, а именно бесцветной...
  - Ты бы еще закричала "мышь"! - Повторил откуда-то снизу голос и засмеялся. - Мышь! А-ха-ха! Мы-ышь!
   Из-под скатерти высунулись две бледные руки, держащие ее папку с документами. На одной руке была тонкая золотая цепочка, а на другой - обручальное кольцо. А может быть, оно было и не обручальным... Может быть - оно просто было кольцом. Просто кольцом...
   Она приподняла пальто и осторожно присела на пол, забирая свою нерадивую папку.
  - Так и норовит убежать. - Посетовала девушка. - Спасибо вам большое...
   Она кончиками пальцев подцепила край скатерти и приподняла его, заглядывая под стол. Навстречу ей сейчас же высунулось востроносое лицо молодой девчушки с блестящими рыжими глазами. Глаза смеялись...
  - Ты принесла мне букет из кленовых листьев? - Капризно повторило лицо.
   Ей стало интересно, есть ли там, под столом, еще что-нибудь кроме лица...
  - Нет...
  - А почему?!
   Лицо выпрыгнуло из-под стола, превращаясь в девушку, которая теперь целиком сидела на полу. Спину её, подобно прозрачному плащу, покрывала скатерть.
  - Я... - Она растерялась. Она всегда терялась, когда сталкивалась с грубостью. - Потому что я несу документы в налоговую инспекцию...
  - А-а! - Она понимающе махнула рукой. - Тогда ты, наверное хочешь кофе?
   Девушка обрадовано кивнула. Теперь ее собеседница поднялась на ноги. На пол головы выше ее и в полтора раза худее, она напоминала флюгер на крыше старого деревянного дома. Длинный тонкий нос, подвижные черты лица, живые глаза.... Для полноты образа ей не хватало широкополой шляпы... Вместо нее на голове незнакомки, в ее пышных каштановых кудрях, утопала кружевная повязка.
  
   Кружева, кружева, кружева... Они были везде... Даже на салфетке, что подала ей девчушка, оказавшаяся молодой официанткой.
  - Давай, ты исполнишь мое желание, а я - твое? - Подмигнула ей официанточка.
  - Но у меня нет листьев!
  - А ты посмотри в кармане, а? - Девчонка все смеялась и смеялась, склоняя на бок голову, крутясь на своем стуле и теребя руками короткий фартучек на коленях.
   Она растерянно сунула руку вглубь кармана, натыкаясь пальцами на теплый, мягкий сверток. Узелок с посланием... А она про него и забыла.
  - Но это не кленовые листья... Это даже не один маленький кленовый листочек... Это...
  - А ты развяжи. - Полные, яркие губы растянулись в счастливой улыбке. На круглых щечках появились две ямочки...
  "Похожа на ребенка. Непосредственного и смешливого". - Подумала она. С детьми она вести себя не умела... А непосредственности боялась, так как сама её не обладала... - "И на куклу... В этом своем платье с кринолином"... - Кукол она боялась еще больше.
   Осторожно, опасаясь следующей секунды, она потянула за маленькие уголки свертка... И резко отодвинулась назад, закрывая лицо руками...
   В чувства ее вернул радостный, переливающийся смех. Смех лился, как ручеек в глубине леса, заполняя все пространство вокруг, струился уже где-то в глубине сознания, перетекая в затылок и отдаваясь холодом по спине... Она резко открыла глаза...
   Вокруг нее летали звезды... И листья... И лепестки цветов... И птицы... Они разноцветными силуэтами, тенями и бликами скользили по стенам кафетерия, кружась, как детская карусель по одному и тому же кругу. Она поднялась, отряхивая пальто. Закрыла глаза и подняла лицо к потолку, улыбаясь. Открыла их... Из под ее ресниц взлетели две золотистые звездочки и нырнули в бескрайность пустоты...
   Она стояла в парке. В кругу из золотых, искрящихся, сумасшедших, ярких, пылающих красками деревьев. Гордые клены, мощные и молчаливые дубы, бренчащие, как монисты на бедре у танцовщицы, тонкие осины, мудрые березы.... А на волосы, на глаза и раскрытые ладони сыпались листья. Шелестящим ворохом, как рассыпанная мозаика, как обрывки новой осени, как счастливые слезы октября, опускались разноцветные листья... От их лесного и доброго запаха кружилась голова и сердце билось так, как будто стремилось выскочить из груди и сгореть в этом огненном великолепии. Она набирала и набирала пятиконечные, пестрые, пятнистые и веселые листья, складывала их в пушистый букет, щедро сдобренный ее улыбками и взглядами... Роняла чертову кожаную папку, поднимала её, снова роняла...
  - Вот видишь... И с осенью можно договориться.
   Она открыла глаза, все еще улыбаясь. В висках стучало солнце, постепенно превращаясь в музыку... музыка была печальной и чарующе красивой. Она тонким лучом пронзала сердце, заставляя его сжиматься и плакать...
  - Что это?
  - Это мой музыкальный инструмент. Я на нем играю. - Худенькая, нескладная девчушка достала откуда-то из широкой юбки нарядного платьица музыкальную шкатулку. - Я играю на нем свое настроение. Каждый раз - разное. Когда захочу - печальное, а иногда - веселое.
  - А почему ты грустишь сейчас?
  - Потому что тебя не было. И я соскучилась... Но ты вернулась и принесла мне осенние листья. Знаешь, ведь я никуда не выхожу отсюда... Иногда я получаю посылки. Как сегодня.
  - Ах да! - Она вспомнила. - В том узелке... Что в нем было?
  - А ты не помнишь? Ты очень удивилась и потеряла сознание.
  - Там было что-то... Что-то удивительное...
  - Да... Немного осени и Швейцарский шоколад.
  - Что? - Она изумленно уставилась на молодую официантку. - Действительно? Просто шоколад?
  - Просто?? Да знаешь ли ты, что это за шоколад?! Ты хоть раз пробовала швейцарский шоколад? Да лучше него ничего нет на всем этом белом свете! Сейчас... Погоди, сейчас ты поймешь, о чем я говорю!
   Девчонка вскочила со своего стула, опрокинув его и даже не заметив этого. Стул с обиженным гулким стуком упал и покатился в сторону... Раскрасневшаяся, растрепанная, она громко хлопнула в ладоши.
  - Сейчас ты увидишь!!
   Из углов, собирая себя со старых обшарпанных стен, задвигались тени. Гибкие и извивающиеся, словно змеи, они передвигались по стенам, скользя по ним, цепляясь за трещины и содранную краску. Они напоминали людей в высоких цилиндрах. Только без лица и с очень тонкими, неправдоподобно-вытянутыми руками и ногами. Каждая тень в черном, застегнутом на все пуговицы костюме, несла поднос. Подносы были сверкающе-белыми. На каждом подносе стоял такой же белый чайник, блюдце и чашка... Чашка исходила обжигающим паром и дурманящим запахом жареных кофейных зерен. Она чувствовала их шоколадный цвет... Последняя тень принесла на своем подносе тарелочку с шоколадными конфетами, поставила поднос перед девушкой, поклонилась, галантно сняв с головы цилиндр, и растворилась в тусклом луче, пробивающемся сквозь занавески через окно.
  - Ты выполнила мое желание... Теперь я выполняю твое. Ты принесла мне осень... Теперь я отправляю тебя в твою долгожданную зиму. Передай от меня привет декабрю!!
  
  Последняя фраза молодой официантки догнала ее уже откуда-то из глубины неба... Неба... Темно-фиолетового... Темного, тяжелого декабрьского неба. Небо было испещрено падающим снегом...
  - Золото осталось в октябре. - Прошептала она, задыхаясь от морозной свежести, металлическим кольцом обвивающей горло и мешающей дышать.
   Снег, крупными мягкими хлопьями спускался на плечи и руки, замирая на пол секунды, прежде чем растаять и обокрасть этот мир на еще одну крупинку прекрасного. Снег был серебряным, мерцающим, свежим и мятным. Он был волшебным и чистым. Прозрачным и одновременно наполненным сверкающим, брызжущим светом. Он был кристально понятен... И бесконечно запутан своими тонкими, переплетающимися лучиками снежинок.
  - И здесь кружева...
   Она вытянула вперед раскрытые ладони, ловя на лету белоснежный пух и перья снега. Снег обжигал кожу резким, колючим холодом, даря ни с чем не сравнимое удовольствие тонкой боли, иголочками пробегающее по всему телу и вонзающееся в уголки глаз... Из глаз катились слезы. Соленые и горячие... Она глотала их, продолжая улыбаться своей самой счастливой улыбкой... Она растворялась в синем, сиреневом, красном, белом и серебряном. Она раскинула руки в стороны, стремясь превратиться в снег и упасть его россыпью с неба, кружась и кружась, танцуя и перелетая с одного порыва ветра на другой... Декабрьский ветер подхватил бы ее и по своим волнам нес над землей...
  - Пей кофе, остынет. - Поднял ее со дна мечтаний строгий оклик.
   Она узнала в этом отклике свою недавнюю собеседницу и обернулась на ее голос...
   В свете старинного уличного фонаря - такого, на длинной чугунной ноге, в виде фигурной коробочки, стоял круглый столик из красного дерева. На столике - фарфоровое блюдце и чашка каппучино со сливочной пенкой. Рядом - конфеты из Швейцарского шоколада и музыкальная шкатулка. Крышечка ее была открыта, дно светилось, а из сияющего ореола вокруг шкатулки лилась музыка. Музыка ее счастья... Ее счастье пахло корицей...
  - Серебро... Декабрь, вместе с его снегопадами, соткан из серебра.
  
  Сколько чувств и ощущений подарил ей сегодняшний день, который так стремился стать необычным.
  
  - Мне холодно и не хочется этого делать... - На высокой ноте, недовольно произнес женский голос.
  - Молчи и лучше дай мне зажигалку! - Уставший и недовольный - мужской.
  
   Она не поняла, откуда раздаются голоса. Откуда-то - из другого мира. Сквозь снежную стену и кроваво-синий горизонт холодного твердого неба. Она сделал последний глоток своего драгоценного кофе, провела язычком по указательному пальцу, слизывая шоколадную крошку, и быстро оглянулась - удостовериться, что никто не видел этого безобразия. Она была чопорной дамой... Хотя и восемнадцати лет отроду и в старых туфлях. А шоколад и вправду оказался великолепным на вкус.
   Она пошла на звон...
   С неба сыпались осколки стекла. Это стекло было разбитым зеркалом. В каждом мельчайшем, хрупком, как тонкая пленка жидкого серебра, она видела свое отражение. Она - испуганная, сонная, счастливая, надменная, в слезах и с улыбкой радости на лице, она смотрела на себя из глубины блестящего, как ртуть, стекла...
   Она должна была отнести документы, она помнила это... И, вытянув вперед открытые ладони, она уверенно шагнула вперед... Разбитые осколки внезапно замедлили свое падение, как будто замерзая в прозрачном воздухе цвета индиго. Они собирались вместе, срастаясь, собираясь в цельную гладь... Эта зеркальная гладь, холодная, как лед, подарила ей ее отражение, полное удивления и растерянности. Ее руки так и остались в плену у застывшего стекла, зажатые в обжигающих тисках. Испуганная, забившись в панике, она бросилась вперед, ощущая грудью холодную крепость, с треском разлетевшуюся от соприкосновения с ее пылающей кожей. Декабрь не хотел ее отпускать... Она тоже не хотела уходить, но и становиться пленницей зимы не хотела тоже. Погостила и будет... Она должна была отнести бумаги...
   Тысячи разбитых, острых и колких осколков и осколочков вращались в замершем воздухе, впиваясь в кожу, запутываясь в волосах, проникая за шарф и под одежду. Она сбрасывала их нервным движением руки, отмахивалась, как от надоедливой мошкары, пробиваясь вперед - к свету реальной жизни. Свет реальной жизни был тусклым, блеклым и чрезвычайно скучным...
   Она пробилась через стеклопад...
  
   В здании налоговой инспекции за время ее отсутствия произошли некоторые изменения... Она даже не сразу поняла, где находится. Настольно простым и обыденным выглядела окружающая обстановка... Мужчины в однотипных кожаных куртках, походили на клоны - эксперимент последнего чуда техники. Женщины - в старых пальто, одинаково модных в прошлом году. Иногда между ними шныряли уставшие дети. Дети хныкали и хотели домой. Их раздражало душное, темное помещение, где на экранах, прикрепленных к потолку, вместо телевизионных передач показывают номера талонов. Ей тоже хотелось захныкать и запроситься домой...
   Стены были воспаленно-желтыми. По ним гуляли тени и блики, грязные подтеки и черные разводы. Она с брезгливостью провела ладошкой по пустому стулу, стряхивая ветхость, присела на него и смиренно принялась ждать своей очереди и наблюдать за людьми. Наблюдать за людьми она любила... Даже с некоторым ощущением превосходства и снисхождения.
  - А вы нашли свой талончик?
   Она уже начала засыпать, когда чье-то грубое прикосновение к плечу заставило ее резко открыть глаза. Внутри нее от неожиданности всколыхнулись, успокоившиеся было, метели. В распахнутые глаза ворвался свет. Все такой же неестественно-желтый. Электрический.
   Ей вдруг показалось, что она в больнице.
  - Садитесь. - Поднялась она со стула, предлагая свое место Незнакомому.
   Незнакомое хмыкнуло куда-то себе в усы, потеснило ее широким бедром округлой женской фигуры и опустило свою грузную тушу на сидение.
  - Теряют талончики... А еще места свободные занимают! - Проворчало оно, закрывая глаза.
   Дыхание его постепенно выровнялось и перешло в равномерное сопение. Незнакомое на ее глазах стало медленно отекать, надуваться и... превратилось в огромного спящего хомяка.
   Она, теряясь где-то между отвращением и умилением, попятилась в сторону...
   А дальше происходящее уже и совсем стало напоминать смешанный видеоряд.
  Голова ее была полна пустоты. Суета вокруг казалась избавлением. Она вдруг панически испугалась тишины, как будто та прятала в себе нечто угрожающее. В тишине сидел огромный черный грач и разевал свой желтый клюв, усеянный мелкими щучьими зубами. Почему именно он? Наверное, потому что она с детства боялась именно грачей с щучьими зубами.
   Ее личный номер "5260" нашел ее сам, опустившись на ладонь одним из многочисленных осенних листьев, вносимых порывом ветра в открытое окно. Это был сухой, прохладный на ощупь, дубовый лист. "Пандора 5260" значилось на нем тонкими каллиграфическими знаками. Знаки были ей неизвестны, да и на вид едва различимы, но она точно знала, что написано там было именно это.
  - Лот пять тысяч двести шестьдесят! - Услышала она возглас и повернулась на голос.
   В одном из окошек для приема документов торчала всклоченная голова и пара пухлых рук, держащих барабан. Руки вращали барабан, доставая из него жетоны с номерами, а ярко напомаженный рот выкрикивал числа.
   Она почувствовала, как сердце ее сковал леденящий ужас, однако, не забыла критично поморщиться, коря себя за банальность и предсказуемость реакций. Но, как бы там не было, ей было очень страшно.
   Мучаемая дурными предчувствиями, ощущая себя, как на приеме у зубного врача, она сделала осторожный шаг в сторону приемного окна. Тишина сдавливала ей горло и тяжелой каменной плитой давила на голову. Только сейчас девушка заметила, что окружающие ее люди замерли, замолчали и теперь с ожиданием смотрели на нее, явно напряженные происходящим. В спертом, удушающем воздухе "налоговой инспекции" повисла тонкая, натянуто-звенящая проволочка тревоги. Она вибрировала, размывая силуэт от неуловимо-быстрого движения, и скрывала из видимости молчащую толпу. Ей все больше казалось, что эта проволочка у нее в голове - вонзается в мысли и корежит рассудок. Она шла уже как на эшафот. Руки ее мелко дрожали, а кончики пальцев побелели. Шаги ее по плиточному полу отдавались в пустом безмолвии гулким эхом.
  " Тэм-тэм-тэм..." - Она вдруг показалась себе маятником, отсчитывающим время до конца света.
  - Ты принесла?... - Спросил ее большой, накрашенный помадой в четыре слоя, рот.
   Она испуганно кивнула и на вытянутых ладонях преподнесла приемщице ставшую уже родной и привычной, кожаную черную папку. Папка сейчас же скатилась с тонких запястий, острым уголком цепляя кожу на ладони, и рухнула ей под ноги, поднимая с пола небольшое облачко дыма. Голова в окошке стеклянного проема засмеялась.
  - Иш ты, умная! Сама открывай!
   Девушка пожала плечами и взялась за металлический язычок молнии.
  - Погоди... - Вдруг серьезным голосом прервала ее приемщица. - Ты успела почувствовать себя счастливой?
  - Что? - Она удивилась.
  - Ты, когда либо, за свою жизнь была счастлива? Ты можешь с уверенностью сказать, что знакома с этим чувством, знаешь его запах, цвет, вкус? Это серьезный вопрос, задумайся...
   И она задумалась... Правда, ненадолго.
  - О, да, конечно я была счастлива! Не далее, как несколько минут назад я впервые попробовала швейцарский шоколад, выпила чашку чудесного кофе и... Да, да, самое главное! Я видела снег! Я знаю его запах, он пахнет чистой, освежающе-прохладной водой и корицей Я знаю его цвет - цвет благородного старого серебра. Я знаю его вкус - вкус вишневого йогурта... О, да, я была счастлива!
  - Как ты красиво говоришь. - Покачала голова самой собой.
  Руки опустили деревянный, пахнущий опилками, барабан и вытерли набежавшую слезу с румяной щеки.
  - Благодарю... - Скромно опустила она ресницы.
  - Ну, давай, красавица... Доставай то, что принесла. - Как-то грустно произнесла голова, быстро исчезая после своих слов за стеклянной перегородкой.
   Туда же скрылись и неуклюжие руки, не забыв прихватить с собой барабан с жетонами. Хлопнула, закрываясь, дверца, щелкнула защелка... Девушка удивленно проводила взглядом скрывшуюся собеседницу и вернула все свое внимание к документам. Нужно было достать их оттуда...
   Тихое жужжание открывающейся молнии прорезало прозрачную, омертвевшую тишину и... Ничего не изменилось. Только ропот пронесся по очереди из людей, как легкий плеск волн.
  "Сейчас что-то будет" - Поняла она вдруг в ясном предчувствии.
  Это было именно то самое ощущение неотвратимости, когда изменить что-либо уже невозможно и остается лишь делать последний шаг - к краю. А потом уже - самый последний. С края...
  Она извлекла на тусклый, искусственно-резкий свет стопку бумаги и, хорошенько размахнувшись, швырнула ее в толпу... В людей... В собрание сонных и серых - в демисезонных, однообразных одеждах и с пустыми взглядами. Со скучными лицами и безразличными ухмылками... С простыми проблемами и постоянными делами пониженной важности... Листья разлетелись белоснежным ворохом, последний раз радуя ее своей чистотой и веяньем топографической краски... И что тут началось!...
  
   Паника опустилась возмездием на головы и плечи чужих ей людей. Паника завладела их лицами, глазами и ртами, перекосившимися в гримасе ужаса. Паника завладела красками. Ужас издал свои первые звуки. Возмущенное бормотание, затем - удивление, переходящее в испуг... И страх. Дикий, сумасшедший, кипящий в толпе страх. Маски замелькали, закрутились вокруг нее, отмахиваясь от кружащейся в воздухе бумаги.
  - Что ты наделала?! Что ты натворила!! Зачем ты выпустила их?!?.. - Раздавались обессиленные крики в помещении. - Зачем?! За что, за что??!
  "Как же люди боятся чувств"... - Подумала Пандора равнодушно.
   А теперь это была именно она. Ибо она выпустила на волю самое страшное проклятие всего человечества - страсти людские.
   О, несчастные, сколько в вас ветоши. Полиэтилен... Хрупкие конструкции на двух ногах, вы так боитесь боли. Будто ее отсутствие сможет сделать вас счастливыми. Какая скучная перспектива. Это даже нельзя было назвать прозой жизни...
  Она была уверена, что теперь-то все будет по-другому. Она изменила мир... Она ощущала себя Богом. Она научила людей чувствовать.
  Ты живешь - значит ты страдаешь. А как же иначе понять, что ты жив? Слёзы - лучший антидепрессант, а страх - лучшая причина.
   Она упала на колени, когда очередной прилив осознания собственного величия сбил ее с ног.
   И все-таки это было красиво... Ее губы, искривленные в страдальческой и вместе с тем победной улыбке, покрасневшие, искусанные в кровь... Полы белого пальто, а сейчас уже покрытого слоем серой пыли... Ее чувства были тягучей жевательной конфетой с запахом кофейных зерен и мертвых вишневых деревьев. Девушка, задыхалась, вдыхая сухой бордовый воздух... Он сжимал горло изнутри... Тянул за сердце, толкая его все сильнее. Заставлял его в бессильной панике биться о ребра... А что оно могло сделать - ее несчастное, слабое сердце?
   Убогие люди, я сделаю вас счастливыми...
  Всеобщее помешательство и смятение порождали опасную смуту. Она тихонько отошла в уголок, прячась от шума и суеты. Она не любила, когда ее лишний раз беспокоят. А вокруг сновали напуганные люди. Они хватались за сердце, очевидно боясь, как бы беспокойный орган не выпрыгнул из груди от распирающих его чувств. Люди бежали. Бежали к выходу, толкаясь, распихивали друг друга локтями, и снова превращаясь в стаю всклоченных, квохчущих голубей. И вот, когда все стихло и лишь белые перья устилали кафельный пол, она поняла свое одиночество. Она смотрела на перья и думала, что это снег... И кто-нибудь, кто мог бы увидеть ее сейчас, сказал бы, что в улыбке ее отражалось безумие. Но нет... Она умела чувствовать ту тонкую грань между своим сумасшествием и осознанием себя. Чаще всего разум ее был кристально чист, холоден и жесток.
   Она была спокойна. И только кровь в ее тонких синеватых венках продолжала кипеть, но, впрочем, и она постепенно замедляла свой бег, подчиняясь сковывающему холоду. Холод избавит ее от острой боли. Так было всегда... Боль была всегда. И зиму она ждала всегда.
   Она выбралась из своего убежища, отряхнула пальто, с неудовольствием оглядела испачканную туфлю, брезгливо поморщилась... И махнула рукой. В конце концов, может она хотя бы раз в жизни позволить себе на пару секунд перестать быть Совершенством?
   Она улыбнулась... Глаза ее сверкали счастьем и горели обжигающим холодом. Изо рта мягким облачком вылетал пар. Девушка раскинула руки в стороны. Она была готова...
   Вот только бы вспомнить... Воскресить на языке вкус кофе и шоколада, а на пальцах мягкость снежинок... Ну да ладно. Не успела? Что же... Ей будет, что вспомнить.
  
  ********************************************************************************************************
   Ее сердце росло и росло, становилось больше и глубже... тонкая розовая ткань тянулась и тянулась... пока со страшным криком не взорвалась тысячью искрами боли и рубиновыми каплями самого острого и горячего льда, не рассыпалась по бесконечности воздуха... А потом она просто устала. И рассыпалась. Почти в прах. Почти в триллионы мельчайших мозаичных деталей. На мысли, на воспоминания, на тех, кого она любила и кого ненавидела. А еще она была очень рада... Что наконец-то сможет почувствовать, как растворяется ее душа в осколках мельчайших кристалликов льда. И она была так рада, что она - это она. И что мир так печален и удивительно красив. Как она. Как она...
  Уносимая холодным октябрьским ветром, гонимая по асфальту, перекатывающаяся порванными жемчужными бусами... Она взлетела теплым дыханием случайного прохожего к самому небу, превратилась в угрюмую дымчатую тучу и просыпалась на землю первым нерешительным и очень маленьким снегом... Покрыла дышащую, живую еще землю нежным, любящим покрывалом тонкого пушистого снежного слоя. Она не умерла. Она просто стала смотреть на этот мир немножечко другим взглядом... С высоты пасмурного неба.
  - Первый снег в октябре? Как странно... - Удивленно прошептал Случайный Прохожий, запахивая на горле воротник куртки, и инстинктивно ускоряя шаг...
  Люди шли по своим делам, постепенно заполняя пустынные улицы осеннего города.
  И все-таки так рано... Так странно... Никто не ждал серебра в середине осени. В самую золотую осеннюю пору...
  С первым снегом, Санкт-Петербург.
  
  Музыке Cocteau-Twins, старому зданию Налоговой и осени, которую я не люблю...
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"