"Я много раз слышала о том, что судьбы тех, кому суждено встретиться, накрепко связаны алой нитью. И как ни старайся, как ни противься судьбе, этих уз не порвать. И встречи, если она суждена, не избежать нипочем. Здесь в это верят. А я... я имела возможность убедиться".
Дневник Тьян Ню
Тайвань, Тайбэй, 2012
***
Сян Джи всегда считала себя девушкой рассудительной и не склонной действовать, руководствуясь одними лишь эмоциями. Даже ее отчаянный побег в Сан-Франциско они с Тьян Ню продумывали и обсуждали не одну неделю. Но, глядя в глаза своего то ли спасителя, то ли почти убийцы, она поняла, что совсем себя не знала: в душе ее таились прямо-таки нескончаемые запасы гнева.
- Эй, - снова повторил наглец и стянул с головы мотоциклетный шлем. - Ты там как, красотка, живая?
Скулы Сян Джи свело от ярости.
- Ты! - задыхаясь от негодования и тряся головой в попытке откинуть с лица пряди мокрых волос, прохрипела она. - Ты!
- Я, - покладисто согласился незнакомец и неожиданно слез с байка.
Девушка, не понимая, чего ему надо, по-крабьи скакнула в сторону. Но не тут-то было: грубиян в несколько шагов оказался рядом с Сян Джи и плотно взял ее под локоток. Хватка у него была отнюдь не нежная: вырваться девушка не смогла бы, даже если б очень постаралась.
- Что...- пискнула она, но сопротивление было бесполезно: хамоватый мужлан явно контролировал ситуацию.
- Дура, - едва ли не ласково сказал он. - Мы ж прямо на дороге стоим. Или ты того - всерьез желаешь покинуть этот прекраснейший из миров, детка? Я промахнулся, тебя не сбил, думаешь, другому больше повезет?
Сян Джи в полном ошеломлении глянула на не пойми откуда взявшегося нахала. Он, явно веселясь, сверкнул в ответ возмутительно белыми зубами. Казалось, ливень совсем не мешает ему - довольно щурясь, парень словно специально подставлял под упругие дождевые струи свое улыбающееся лицо и выглядел при этом так, будто всего минуту назад сошел с обложки дорогого журнала для мужчин.
"Убила бы, - рыбкой затрепыхалась в сознании Сян Джи огненная мысль. - Голыми руками!" Видимо, что-то такое отобразилось у нее на лице, потому что незнакомец заухмылялся еще гнуснее. Был он высоким, ладным, широкоплечим, и это отчего-то разозлило Сян Джи едва ли не больше, чем его хамское поведение.
"Мне, - напомнила себе внучка Тьян Ню, - такие не нравятся. Характер мерзкий и вообще... ни стиля, ни породы. Ну точь-в-точь Хосин! Бык! Животное!"
- Слушай, малышка, - оттащив ее на мостовую, заявило между тем животное, - не упирайся, а? Я тебя тут спасаю с такой силой, что сам удивляюсь, а ты артачишься!
- Я тебе не малышка! - в отчаянии зарычала Сян Джи и неожиданно для самой себя весьма неженственно лязгнула зубами от холода - в промокшей одежде даже теплый ветер пронизывал до костей. - И не детка! И не принцесса! Спасает он меня, как же! Да ты меня едва не пришиб, идиот!
- О, - с некоторым даже удивлением протянул парень, - гляди-ка! Характер прорезался. Я-то уж подумал, что ты совсем примороженная, ну чисто ледышка.
И с этим словами он шустро стянул с плеч большую черную куртку с яркими аппликациями в виде огненных демонов. Сян Джи приоткрыла рот от удивления - стриптиз посреди городской дороги представлялся ей делом глупым, если не бессмысленным - но сказать ничего не успела.
- Вот, - неожиданно мирно предложил ей нахал, оставшись в темной майке. - Накинь. Раз уж я сегодня благородным решил побыть, надо ж как следует все сделать, верно?
Девушка хотела было снова возмутиться и вообще отправить незнакомца куда подальше, но разум победил гордость: куртка ей сейчас очень бы не помешала. Нацепив тяжелую, неожиданно уютную кожанку, она обняла себя руками в попытке хоть немного согреться.
- Ну вот и хорошо, - кивнул парень и неожиданно потрепал ее по голове, словно кошку. - Славная малышка.
Сян Джи глянула на него широко распахнутыми глазами - сил на возмущение у девушки уже просто не осталось. За несколько минут незнакомец умудрился столько раз удивить и разозлить ее, что она неожиданно для самой себя растерялась. С Ли ей никогда не приходилось так переживать и беспокоиться - он был предсказуемым, очень сдержанным и невозмутимым. Когда Сян Джи думала о своем женихе, ей представлялась ровная, хорошо привычная дорога: по такой идешь, не глядя под ноги и легко перепрыгивая через давно знакомые камешки и рытвины.
Этот же нахальный мотоциклист...
- Слушай, - совсем позабыв про манеры, вежливость и осторожность, заявила она, - мы с тобой незнакомы, верно?
Парень покосился на нее.
- Вроде как да, - согласился он голосом, в котором звенела улыбка.
- И раньше не встречались?
Теперь уже все его лицо расплылось в широкой и лукавой ухмылке. Сян Джи едва сдержалась, чтобы не усмехнуться в ответ: беспечность наглеца оказалась заразительной. Дождь внезапно притих, присмирел, а из-за туч, жмурясь, робко выглянуло солнце.
- Ты чего это, - лучась озорством, осведомился нахал, - кадришь меня, что ли, принцесса?
Девушка приложила ладонь ко лбу. Отчего-то она совсем не чувствовала стеснения или неловкости, разговаривая с ним. Даже мокрая до нитки одежда перестала казаться таким уж бедствием - ну, с кем не бывает? А испорченное разговором с родителями настроение, вопреки всем законам логики, стало стремительно подниматься.
- Я? - переспросила Сян Джи, с каждым мгновением чувствуя себя все лучше. - Тебя?
И, откинув голову, внучка Тьян Ню захихикала самым непозволительным образом. С волос ее капала вода, кожу зябко сбрызнуло мурашками, но, несмотря на это, девушка никак не могла удержаться от веселья. О, кто бы мог подумать каких-то пару часов назад, что она, дочь почтенных родителей, заведет подобный разговор с совершенно незнакомым - и явно неблагонадежным! - мужчиной. Поистине судьба выбирает для простых смертных извилистые дороги!
- Как же! - фыркая, наконец ответила она. - Просто хотелось мне узнать, о могучий герой, со всеми ли спасенными принцессами ты разговариваешь... позволь подобрать правильное слово... так развязно? навязчиво? бесцеремонно?
- Непринужденно, - легко подхватывая ее шутку, отозвался парень. - Я предпочитаю называть это так.
- Самообман - вещь в хозяйстве полезная, - в тон ему сообщила Сян Джи, и они вдруг улыбнулись друг другу так, как улыбаются невольные сообщники - весело и с пониманием.
"Боги, - ахнула Сян Джи про себя, - что же это? Неужели я с ним флиртую?" Додумать эту крамольную мысль она не успела - незнакомец вдруг отошел в сторону, к своему байку. Железный зверь - а по-другому назвать сверкающую, огромную машину у девушки не поворачивался язык - вздрогнул, зарычал, подчиняясь своему хозяину. Парень, не сводя глаз с Сян Джи, мотнул головой - садись, мол.
Она вопросительно приподняла бровь.
- Подброшу, куда скажешь, - пояснил нахал. - В таком виде по городу неловко будет. Это для начала. А потом... потом, пожалуй, стребую с тебя награду.
Девушка, двинувшаяся было к нему, замерла.
Вокруг них потихоньку начал отряхиваться от дождя город. Дрожали, отсверкивая в зеркалах луж, силуэты офисных зданий. Небо, теперь пронзительно синее, расстилалось над Тайбэем и отражалось в темных глазах незнакомца.
- Свидание, - так и лучась самодовольством, заявил он. - Лады?
***
До дома семейства Сян они домчались так быстро, что девушка даже не успела в полной мере насладиться поездкой. А наслаждаться было чем - улицы и переулки Тайбэя летели им навстречу, звенели шумливым говором, выкриками рыночных торговцем, гудками машин и людским разноголосьем.
Еще в самом начале их путешествия незнакомец, коротко представившийся Ин Юнчэном, сказал, чтоб она "схватилась за него покрепче и не отпускала". Правда, при этом он улыбался так многозначительно, что Сян Джи заподозрила в этом совете скрытый умысел. Впрочем, перечить девушка не стала и скоро поняла, что поступила правильно: ее "спаситель" так лихо водил свой байк, что первые минуты три она только и делала, что, тихонько повизгивая, прощалась с жизнью.
Зато потом... Сян Джи никогда прежде не ездила на мотоцикле - автомобили всегда представлялись ей куда более комфортным средством передвижения - и сейчас отчаянно об этом жалела. Чем-то стремительная поездка, от которой захватывало дух, а сердце ликующе подпрыгивало в груди, напоминала ей танец. Ревущий байк замирал на поворотах, и напрягались, пытаясь поймать момент и удержать равновесие, мышцы мужчины, управлявшего им. Мир стремительно несся вперед - движение, железо, сила, - и девушка едва сдерживалась, чтобы не завопить от восторга.
Когда Ин Юнчен остановился перед воротами ее дома, Сян Джи чувствовала себя ни мало ни много - настоящей небесной девой, спустившейся на землю по лестнице, сотканной из ветра и гроз.
- Вот это да, - только и сумела вымолвить она, едва затихло рычание мотоциклетного мотора.
Ее спутник промолчал и повертел головой, рассматривая высокий кованый забор, аккуратно подстриженный газон и усыпанные белым щебнем дорожки. Девушка, словно очнувшись, пошевелилась и убрала руки с его талии. Она знала: ей должно быть стыдно, ведь где-то в Сан-Франциско ждал ее Ли. Но чувство вины все не приходило, даже напротив - отчего-то Сян Джи была уверена, что в кои-то веки ни в чем не ошиблась, сделала все так, как следовало.
- О чем думаешь, хм, принцесса? - вдруг спросил ее Ин Юнчен, стянув с головы шлем.
Девушка посмотрела на его плечи, на поблескивающую на шее цепочку, и ответила, ни на секунду не задумавшись:
- Я терпеть не могу осьминогов.
Ее спутник обернулся, и по озадаченному выражению его лица Сян Джи поняла, что все-таки сумела застать несносного зубоскала врасплох. Перекинув одну ногу через сиденье, она спрыгнула с байка и встала вполоборота к парню.
- Поэтому на свидании, - сообщила девушка ему, - осьминогов мы есть не будем. Таково мое условие, главное и единственное.
Он сначала заулыбался, просто и открыто, а потом беззвучно захохотал и, потянувшись вперед, отвел с ее лица пряди высохших за время их совместной поездки волос. Сян Джи глянула на Ин Юнчена чуть исподлобья, впервые улучив момент для того, чтобы рассмотреть его повнимательнее. Верно показалось ей с самого начала - в нем не было ни капли того нервного, томного изящества, что отличало многих богатых сынков из ее окружения. Он будто искрился жизнелюбием, смехом, и размашистой, легкой силой.
Мгновение, что они смотрели друг на друга, показалось ей непростительно коротким - и восхитительно длинным. А потом Сян Джи, обычно не отличавшаяся излишней скромностью, вдруг вспыхнула и опустила глаза.
- Никаких осьминогов, клянусь, - отозвался в этот же момент Ин Юнчен и внезапно совсем другим тоном спросил: - Кто это - там, в входа в дом?
Девушка, у которой все никак не получалось утихомирить бешено бьющееся сердце, повернулась - и от неожиданности отшатнулась, отступила назад, к мотоциклу.
По дорожке, ведущей от дома к воротам, несся ее отец, и по лицу его было ясно, что господин Сян пребывает в состоянии истинного бешенства. Никогда прежде Сян Джи не видела своего родителя таким - в обычные дни он прилагал все силы, чтобы не потерять лица. Но появление младшей дочери, больше напоминающей уличную бродяжку, в компании какого-то голодранца, видимо, стало той самой каплей, что переполнила чашу его терпения.
Девушка торопливо схватилась за плечо Ин Юнчена.
- Тебе сейчас лучше уйти, - шепотом просвистела она. - Как говорила моя бабушка, мужчины нашего рода долго запрягают, но уж едут - быстрей некуда. А папа, похоже, как раз разгоняется.
- Что с того, - начал было возражать парень, - от меня не убудет поздороваться.
Сян Джи замотала головой. Она сомневалась, что отец рискнет ввязаться в драку, но боялась, что он как-нибудь... унизит Ин Юнчена. Родитель ее не терпел того, что называл "неподходящими знакомствами" и частенько напоминал своим детям о их происхождении и статусе. "Орел воробью не товарищ", - вот что слышала она из его уст каждый раз, когда пыталась познакомить очередного своего ухажера с семьей.
- Потом, - поторопила его Сян Джи. - Ты же не из тех, кто думает только о том, как идти вперед, но не глядит, как отступать назад? Лучше позвони мне вечером, а здесь я разберусь!
И не дожидаясь ответа, она побежала вперед - отца следовало остановить, удержать и, если возможно, успокоить. Через несколько долгих мгновений за спиной ее взревел мотор, заскрипел под колесами байка щебень, и девушка с облегчением выдохнула.
Когда господин Сян схватил ее за запястье, потащил к дому, а потом весьма неласково втолкнул в общий зал, она даже не разозлилась. Ни материнский взгляд, полный разочарования и упрека, ни гневное молчание отца не способны были испортить ей настроения. Стоя перед родителями в забрызганной грязью одежде, с разметавшимися по плечам волосами, девушка едва сдерживала улыбку - сами они могли жить по своим правилам и законам, но заставить ее склониться перед их волей? Нет. Не в тот день, когда мужчина со скверным характером и глазами воина из древних легенд подарил ей крылья.
Она не перестала улыбаться даже в тот момент, когда захлопнулась за ее спиной дверь в студию. До того, чтобы запереть дочь в комнате, отец не дошел, но запрет выходить из дома все-таки наложил. Ей было все равно. Сияя, она подбежала к комоду, постояла с минуту, размышляя, а потом решительно стянула с пальца обручальное кольцо - будто сбросила с плеч тяжелую и неподъемную ношу.
Улыбка покинула ее лицо лишь в тот момент, когда Сян Джи, сняв тяжелую кожаную куртку, расшитую огненными демонами, сообразила, что они с Ин Юнченом так и не успели обменяться телефонными номерами.
Империя Цинь, 208 г. до н.э.
Татьяна Орловская и Лю Дзи
О том, что на обоз нападут, Таня почувствовала за несколько минут до того, как это случилось. Воздух вокруг словно бы сгустился до плотности сахарного сиропа, потом по нему пробежала мелкая рябь, как по воде от брошенного "блинчиком" камушка, затем еще раз и еще. В ответ каждая волосинка на теле встала дыбом, отзываясь на приступ такого знакомого панического ужаса перед неизбежным кровопролитием и насилием.
А потом воздух вокруг запел голосом множества стрел, из зарослей на дорогу, вопя и улюлюкая, выскочили какие-то оборванцы. Завязалась рукопашная, пролилась первая кровь. Но вовсе не она испугала Татьяну до немоты и болезненных спазмов в горле. Все нападающие, как один, носили на головах красные повязки, а у всадника на вороном коне, что выехал наперерез офицеру Ляну, развевался за спиной большой красный флаг.
"Комиссары! И здесь они, эти ироды!" - мысленно взвыла Таня и незамедлительно, почти что кубарем, скатилась вниз, под повозку.
В Шанхае все знали - Гоминьдан якшается с Советами, но русские обитатели Авеню Жоффра надеялись, что уж Китай-то чаша сия как-нибудь минует. Видимо, зря надеялись. И сюда влезли краснопузые со своими знаменами!
Татьяну душили слезы, и она от отчаяния пару раз стукнула кулаком по ободу колеса. Боль очень вовремя отрезвила. Девушка будто очнулась от кошмарного сна.
Стрелы, копья, мечи и щиты Таню, как это ни странно, успокоили. Были бы здесь Советы, красноповязочники держали бы в руках винтовки и револьверы.
Конечно, грабители во все времена одинаковы, но в далеком китайском прошлом никто еще до классового сознания не додумался. И то хлеб!
Самое главное в успешной засаде - неожиданность и внезапность, из чего плавно вытекает устрашение и потеря противником боевого духа. Поэтому горящие стрелы в таком деле - очень кстати. Но тут важно не перестараться, потому что, во-первых, командир Лю не любил лишнего кровопролития, а, во-вторых, целью нападения был все-таки грабеж, а не смертоубийство. Трофеи предполагалось захватить, а не сжечь.
Поэтому стрелы свистели густо и плотно, но избирательно, а мечи и копья разили лишь до тех пор, пока не скрылся из виду шустро улепетывающий циньский офицер, благоразумно бросивший своих солдат на растерзание мятежникам.
- Мятежник Лю! - вопили циньцы. - Мятежник Лю!
- Ну, раз признали... - пропыхтел Лю Дзи, выбивая копье у одного из охранников. - Так зачем продолжать? Эй, вы! Бросайте оружие, и я оставлю вам жизнь!
Как не преминул заметить мудрый Цзи Синь, "кто полон милосердия, тот непременно обладает мужеством". Противники Лю всех высказываний Учителя могли и не знать, зато про "мятежника Лю", известного как "Пэй-гун", они были наслышаны. Солдаты переглянулись и один за другим побросали мечи.
- Так-то лучше, - буркнул командир и огляделся, быстро оценивая результаты нападения.
Обоз был целехонек. Вот что значит - хорошо натаскать своих людей! Ни одна горящая стрела не попала в бесценные тюки с рисом, ни один рулон шелка не пострадал. И даже экипаж Небесной Девы... Лю замер, нахмурился и обошел вокруг пустой повозки. Так-так-так, а где же упомянутая дева? Сбежала под шумок?
- Эй! - он дернул за рукав первого попавшегося солдата Цинь, товарищей которого бойцы сейчас деловито связывали попарно. - Ну-ка признавайся, была тут Небесная Дева или мне баек наплели про нее?
- Так вы за Небесной Девой! - непонятно чему обрадовался пленник и быстро-быстро закивал: - Да, уважаемый Пэй-гун, была дева, посланница Яшмового Владыки с самих Небес...
- Была, говоришь? И куда делась? На Небеса вознеслась?
- Так она, когда вы, благородный предводитель Лю, изволили напасть... то есть, преградить наш путь...
- Короче!
- Под повозкой она! - отрапортовал солдат. - Как мятеж... э... ваши доблестные воины стрелять начали, так дева поспешила под повозку спрятаться!
- Молодец, - Лю Дзи похлопал словоохотливого солдата по плечу и подтолкнул болтуна к остальным. - Иди к товарищам. Эй, кто из вас ранен? - крикнул он, обращаясь к пленникам. - Незачем истекать кровью! Мы окажем вам помощь прежде, чем оставим здесь. Брат Синь, проследи!
- Опять он за свое! - проворчал Фань Куай, с досадой стукнув о землю копьем. - Ему дай волю, он бы этих олухов еще и вином обнес! И рисовых шариков навертел собственноручно!
- Из всех преступлений самое тяжкое - это бессердечие, - назидательно заметил Цзи Синь и потянул побратима за собой. - Идем!
Сначала Татьяна увидела ноги в красивых кожаных сапогах с широким голенищем и загнутыми вверх носками. Правда, они сильно запылились, а на одном была почти начисто оторвана подметка, но красоту орнамента, вытесненного на коже, это ничуть не портило. Оставалось только выяснить, какие же намерения имелись у мятежника Лю - хозяина шикарной обуви.
- Уважаемая небесная дева, - осторожно постучав по повозке, вкрадчиво позвал Лю. - Не соблаговолите ли покинуть свое укрытие?
Небесная Дева, отринув всякое изящество, стремительно заползла под повозку еще глубже. На всякий случай.
В любое иное время Лю Дзи, без сомнения, оценил бы и благоразумие, и прыть неведомой госпожи, но сейчас задерживаться на дороге и дальше не следовало, а потому пришлось отбросить и уговоры, и вежливость. Он вздохнул, внутренне готовый к визгу, воплям и сопротивлению:
- Уважаемая небесная дева, не вынуждайте меня...
Присев, Лю заглянул под повозку и там, в полумраке, практически нос к носу столкнулся с прячущейся женщиной. И чуть не отпрыгнул от неожиданности, когда ему навстречу блеснули сквозь густую вуаль нелюдские светлые глаза. Тут бы испугаться, но женщин, будь они земные или небесные, командир Лю совсем не боялся. А уж когда у гостьи с Небес и фигура вполне себе под стать блаженным садам Западного Неба. Выдающиеся... э... холмы и изгибы, да.
- Ого! - поневоле вырвалось у Лю восхищенное восклицание. Но он тут же сам себя одернул. Сейчас не до шуточек и не до церемоний, к которым дева, видать, привыкла.
- Уважаемая госпожа, здесь опасно оставаться. Я возьму вас за руку и помогу выбраться, - ухватив девушку за запястье, он вежливо, но непреклонно потянул ее наружу.
Отбиваться или каким-то образом сопротивляться настойчивости незнакомца у Татьяны сил уже совсем не осталось. Кроме того, милосердие, проявленное им только что по отношению к пленникам, Татьяну не только поразило до глубины души, но и приободрило. Может быть, он и её пощадит? Жаль только, скотина Лян успел удрать. Бог с ним, но он унес с собой Танину рыбку.
И точно, едва лишь "благородный предводитель" извлек небесную деву из-под повозки, как сразу же отпустил и даже грязь с подола платья отряхнул. Затем как-то нарочито-почтительно поклонился, выставив перед собой руки и положив одну ладонь поверх другой. Явно ведь дурачился, но вышло на редкость элегантно. Люся, та все время твердила, что пластика движений у азиатов изумительная.
- Уважаемая небесная госпожа! - молвил мятежник, прицельно кося ясным карим оком на "холмы и изгибы". - Я, Лю, командир этого отряда, услышал от верных людей, что солдаты Цинь творят святотатство, захватив небесную посланницу. Но позволите ли убедиться - в самом ли вы деле с Небес?
И быстро, пока небесная посланница не успела опомниться и пока у самого хватало смелости, сдернул с нее вуаль.
- Ох! - Лю даже отступил на шаг, внезапно заулыбавшись так светло и радостно, словно был ребенком, получившим неожиданный, но чудесный подарок.
Дева и впрямь выглядела так, словно только что сошла с Небес. Кожа белее самых чистых облаков, огромные глаза цвета грозовых туч, легкие пряди светлых волос... Да, такой женщине впору прогуливаться среди вечноцветущих садов Яшмового Владыки, а не стоять посреди пыльной дороги в забытом богами уезде Пэй, среди грязи, трупов и сломанных мечей!
Из восхищенного оцепенения Лю Дзи вывел братец Синь, подоспевший со своим неизменным веером очень кстати. Вот уж кто тут же совершил все положенные поклоны, ничуть не заботясь о чистоте своих светлых одежд!
- Вот! - торжествующе заявил Цзи Синь. - Что я тебе говорил, брат Лю? Это небесная дева! Прояви почтительность, олух! - и уже замахнулся, чтобы привычно треснуть Лю по плечу веером, но тот ловко увернулся, отпихнул побратима и, отчасти чтобы побороть смущение, гаркнул на глазеющих солдат:
- Эй, нечего пялиться! Совсем забыли почтительность, бездельники?
И бойцы Лю, и солдаты Цинь послушно отвернулись и преувеличенно-бодро продолжили заниматься каждый своим делом: одни - обезоруживать и связывать, другие - разоружаться и подставлять руки для связывания. Дело двигалось споро, но Лю все равно прикрикнул:
- Ну-ка шевелитесь!
Еще не хватало, чтобы люди отвлекались на всякие... небесные явления, даже если они, явления эти, такие впечатляющие.
- Госпожа, тебе лучше поехать с нами. Поверь, даже если ты с Небес, при дворе императора Цинь тебе делать нечего, - заявил он деве и скомандовал: - Эй, приведите моего коня!
- Ты согласна, госпожа? - Лю вспомнил, что для приличия надо бы поинтересоваться мнением девы, с Небес же она все-таки, не обычная женщина. И протянул ей руку.
Что оставалось делать? Татьяна осторожно вложила пальцы в широкую ладонь командира Лю, получив взамен потрясающе обаятельную улыбку. Она боялась даже надеяться, что судьба наконец-то повернулась к ней пусть не лицом, так хоть вполоборота.
- Сразу видно небесную женщину! - довольный Лю подсадил ее на коня и сам вспрыгнул сзади. - Не кричит и не спорит, а просто делает, что нужно! Такие водятся лишь на Небесах!
Обернувшись к солдатам Цинь, понуро сидящим прямо на дороге, он помахал им на прощание и крикнул:
- Хэй! Передайте этому жирному борову Чжао Гао, чтобы не разевал пасть на посланницу Небес! В уезде Пэй есть те, кто ее защитит! Н-но! Вперед! - и ударил пятками коня, пускаясь вскачь.
Теплая талия небесной девы словно была создана специально для того, чтобы возложить на нее руку, и Лю не стало чиниться, возложил, а то вдруг чудесная госпожа с коня свалится? К чему гневить Небеса, верно?
И отчего-то Татьяна сразу поверила этому лихому мятежнику. Что такое мятеж, она знала не понаслышке и обычно не испытывала к участникам и руководителям восстаний и революций ни малейших симпатий. Но этот Лю Дзи каким-то волшебным способом сразу же внушил к себе расположение. А ведь ничего особенного не сделал, только зубоскалил все время. С другой стороны, от подлого офицера Ляна спас и рук, точнее одной руки, которой очень осторожно придерживал Татьяну за талию, не распускал.
Скакали они не слишком долго, но запомнить дорогу девушка не смогла бы при всем желании. Зелень вокруг непроглядная, все холмы похожи, как близнецы, а в ущельях тропки такие узенькие, что страшно глянуть, не то, что ходить тут без провожатых. Лошадь у командира Лю была расчудесная, ступала мягко, слушалась беспрекословно, и все равно Татьяне понадобилась поддержка, чтобы выбраться из седла. Разумеется, помощь эта пришла от радостно улыбающегося Лю Дзи. Точно он в картах... или во что они тут играют, банк сорвал. Китайцы, они азартные люди, рисом не корми -- дай сделать ставку. Вот и сейчас от сверкания его темных глаз и блеска зубов деться девушке было некуда -- ослепит и втянет в свою новую азартную затею, как пить дать.
Деликатно, если не сказать почтительно, командир Лю отвел Таню в сторонку, ко входу в большую пещеру. Возле логова разбойника ласково журчал ручеек, а на бережку лежала совсем новая циновка, и дожидался своего часа костерок.
"Хорошо устроился мятежник, нечего сказать, - восхитилась Татьяна. - Умеет жить со вкусом".
- Уважаемая госпожа, прости, что у меня сейчас нет времени выказать тебе необходимое уважение, к которому ты привыкла на Небесах... - проворковал Лю Дзы. - Но вот циновка, где ты можешь отдохнуть, вода для умывания, а если небесной госпоже захочется уединиться, те кусты в твоем распоряжении. Чуть позже ты же удостоишь меня беседой?
И склонил голову к плечу, что твой голубь, безмятежно взмахнул длинными ресницами и многозначительно изогнул бровь. Прямо не повстанец, а настоящий любезник.
- Благодарю за заботу, предводитель Лю, - сдержанно улыбнулась в ответ Татьяна, мысленно гадая, стоит ли сделать книксен или лучше не смущать обаятельного разбойника "небесными" манерами.
Пусть деликатность мятежника была чуточку насмешливая, что ли, но она все же была искренней. Как же всё это странно.
Командир Лю точно почуял ее сомнения, присел рядом на корточки, взял за руку и убедительно так сказал:
- Я хочу, чтобы ты поняла сразу, небесная госпожа. Ты не в плену. И если ты пожелаешь нас покинуть... хотя я не думаю, что тебе есть, куда пойти, а? Ты же с Небес, - и подмигнул хитрющим карим глазом. - Я тебя оставлю. Отдыхай.
И пошел заниматься своими прямыми обязанностями - командовать.
А Небесная Дева осталась возле костра - в приятном удивлении и твердой уверенности, что ей наконец-то повезло по-крупному.
Лю Дзи обошел всех своих людей, каждому досталось от предводителя по заслугам -- кому похвала, кому упреки, раненым -- забота, а потянувшимся со всех сторон крестьянам -- мешки с разным добром, в основном, с рисом. Из чего Татьяна сделала вывод, что оказалась в компании местного китайского Робин Гуда. Обаятельного такого, в оранжевом шелковом халате, черноволосого и ловкого, точно тигр. Хоть какая-то определенность!
Часа через пол Тане со всем возможным почтением преподнесли чашку риса. У здешних робингудов разносолов не водилось.
К тому моменту, когда предводитель Лю справился со всеми своими командирскими обязанностями и вернулся к небесной деве, та уже какое-то время тихонько роняла слезы в рис. Умывшись и пригревшись возле костра, Татьяна вдруг полностью и целиком осознала весь ужас своего положения. И, говоря фигурально, схватилась за голову, а потом и не фигурально тоже. Рассудок перестал отгораживаться от ужасной правды, плотина рухнула и душу девушки затопило горькое море безнадежности.
Лю Дзи явно хотел сказать что-то другое, но увидев как мелко вздрагивают узкие плечики небесной гостьи, вдруг присел рядом и спросил:
- Да ты что, сестренка? Кто тебя обидел?
И тут Татьяну прорвало. Она уткнулась носом в твердое плечо, обтянутое шелковым халатом, и разрыдалась в голос:
- Мы... Я... Все пропало! Мы же ничего плохого не хотели, правда! Только билеты в Сан-Франциско -- и всё. И эти фигурки... эти рыбки... Из-за них так вышло, я уверена. А теперь сестру увели, рыбку украли и...
- Какую сестру? - быстро переспросил мятежник.
Таня по-рыбьи хватанула воздуха, практически задыхаясь от слез.
- Мою единственную сестру, - громко хлюпнула она носом и поистине нечеловеческим усилием воли запретила себе рассказать Лю Дзи всё правду как на духу. Искушение было велико, но горький жизненный опыт подсказывал не доверяться первому встречному разбойнику -- доброму, обаятельному и... милому. Потому локти кусать будет поздно.
- Она -- Небесная Лиса, хулидзын. А этот скотина Лян обманом увел её куда-то, а, может... - Татьяна зарыдала еще пуще. - Может, он даже убил её! И рыбку мою потом украл! И как же я без Люси? Где она? Как мы вернемся обратно? Пропала я, совсем пропала.
Не поняв и половины из сказанного, командир Лю так жалостливо погладил ее по волосам, что вызвал новый приступ истерики. В плане порыдать небесные девы мало чем отличались от земных.
- Не плачь, сестренка... Тьян Ню, не горюй. Чем смогу - помогу и тебе, и твоей сестрице, - пообещал он и принялся вытирать мокрые от слез щеки пришелицы тончайшим платочком с вышитыми шелком уточками, жертвуя единственным абсолютно чистым предметом своего гардероба. Яшмовый Владыка, по идее, должен был оценить этакую щедрость.
- Как, говоришь, твою сестричку зовут? Лю Си?
Люси
Дочиста обглоданная куриная кость ударилась о прутья решетки и отскочила, свалившись на пол. Люся чуть не зарычала от досады, проводив бесценный кусок еды пылающим взглядом. Но сил на рычание уже не осталось. Да что там! Даже голову с соломы не приподнять. Третьи сутки без пищи и воды практически доконали Людмилу. Даже ее несгибаемая уверенность в собственной удаче и живучести дала трещину. На самом деле, она уже почти не верила, что сумеет выбраться из клетки, а не закончит жизнь здесь, на рисовой соломе, взаперти, выставленная на потеху пьяных клиентов местного борделя.
Поначалу, когда ее только притащили сюда и заперли в клетку, Люся и впрямь рычала и бранилась, как настоящая лиса, бросаясь на прутья и дергая решетку. Раз сочли лисицей, так пусть убедятся - заперев ее, добра не жди! Она рвалась на волю и бесновалась, до помрачения боясь, что сейчас ее продадут какому-нибудь желтомордому бугаю и используют, как бы помягче сказать, по назначению. Но вскоре девушка поняла, что эти страхи были беспочвенны и даже наивны. Охотников испытать на себе лисьи чары не нашлось, да и купили ее не для проституции, а как диковинку, приманку для богатеев, одновременно возбуждающую любопытство и щекочущую нервы. Звание "небесной лисы" сыграло с Люсей злую шутку: ее не только выставили на погляд, но еще и не кормили при этом! Само собой, небесные лисы, наверное, людскую пищу и не едят, исключительно мужской жизненной силой питаются, но хоть корку-то какую могли бросить, сволочи! Хотя бы воды налили в плошечку!
Но в представлении древних китайцев чудо-зверь в пище и воде не нуждался, и Люся рисковала из небесной лисицы быстро стать лисой дохлой. Ради забавы посетители иногда бросали в клетку кости, и по утрам, когда жизнь в борделе замирала, девушка тихонько грызла подачки. Но по сравнению с жаждой голод ее почти не волновал. Без еды какое-то время прожить можно, сестрам случалось голодать, и подолгу, так что три-четыре дня вынужденного поста - не самое страшное. Но вот вода...
У Люси потрескались губы и нёбо, распух язык, воспалились глаза, в ушах постоянно звенело, зрение отказывало, а сознание меркло все чаще. Оставалось лишь разодрать зубами собственное запястье и попробовать напиться своей крови, но а дальше-то то? Несмотря на все просьбы и мольбы, китайцы оставались глухи. И в какой-то страшный миг Людмила вдруг отчетливо вспомнила отцовские сказки, особенно те, где говорилось о чудесных свойствах лисьей печени. И поняла - сволочные китаёзы решили заморить ее голодом именно в расчете разжиться свежей печенкой. Убить - побоялись, а так вроде бы сама сдохла, и никто не виноват, верно?
Отчаяние накрывало Люсю темным и пыльным мешком, душило, забивало глаза и глотку, словно она тонула в зыбучих песках. И надежды выбраться у нее не осталось. Совсем. И разве что одна только мысль о сестре пока держала девушку по эту сторону жизни.
Господи боже, да за что же им всё это?
Но хотя бы Таня не сидела в соседней клетке, одна радость. Ее увезли, забрали куда-то, но там ее, по крайней мере, кормят. Только на это Люся и надеялась.
Сначала сквозь тяжелую мутную дрему ей показалось, что дрогнула земля. Покачнулись стены, сверху посыпалась какая-то труха, кто-то вопил, стонал и визжал, что-то звенело и трещало. Потянуло дымом. Землетрясение? Пожар? Но сил не осталось даже на то, чтобы веки разлепить. Пусть горит. Пусть рушится. Пусть провалится на самое дно их китайского ада этот городок со всеми обитателями и весь этот поганый мирок, до краев наполненный сволочами и тварями, как поганое ведро - помоями...
Потом резко и пряно пахнуло свежей кровью, крик и звон раздался совсем рядом, и о прутья клетки что-то тяжко ударилось, раздражая слух тоненьким скулежом, а нюх - вонью... И в голове Люси, прямо под черепом, который ей самой уже казался пустым и иссохшим, словно безжалостное солнце добела выжгло его, родилась мысль. Шанс. Движение. Жизнь!
"Я хочу жить! - беззвучно кричала она, трепыхаясь в плену ослабевшего тела, как муха в паутине. - Жить! Дышать! Сестренка, я... я... Я еще есть!"
И преодолевая беспамятство и бессилие, Люся сперва приоткрыла воспаленные глаза, а потом, хрипло и неровно дыша, завозилась, приподнимаясь на локтях.
- Небо! Что... кто это?!
Этот возглас оглушил девушку, она моргнула раз, и другой, тряхнула головой - и чуть не лишилась сознания окончательно от этого простого движения.
- Девушка! - позвал голос. - Девушка, отзовитесь! Вы живы?
Люся подползла поближе к решетке, из последних сил уцепилась за прутья и рывком вздернула тело вверх, пытаясь сесть. И только тогда наконец-то увидела его. Того, кто звал и спрашивал.
Сперва ей показалось, что в забытый всеми богами китайский бордель ворвался на всех парах... бронепоезд. Огнеглазый, стремительный, пышущий яростью и жаром, остро пахнущий ветром, заблудившимся в длинных прядях черных волос, и пылью сотен дорог, осевшей на доспехах. Неудержимый, он промчался по залу, ставшему вдруг до смешного маленьким, и замер рядом с ее клеткой, опираясь на какое-то зловещее оружие на длинном древке, и прожигая пленницу пронзительным взглядом.
С клинка тяжелыми каплями падала кровь, но Люся не боялась и не удивлялась. Бронепоезд - он такой, сметет, раздавит, перемелет в багровое месиво слабую человечью плоть - и не заметит.
- Девушка! - снова позвал он, и она вспомнила, что умеет дышать. - Девушка, отползите от решетки. Сейчас я освобожу вас. Вы слышите? Вы понимаете?
Люся слабо кивнула, все еще зачарованная. От него веяло мощью и уверенностью, от него разило смертью, должно быть, именно он буквально покрошил здесь всех, не щадя никого, но... Для нее, самозваной небесной лисы Лю Си, этот свирепый воин был посланцем самой жизни.
Она послушно отползла, не отводя от него глаз. Если это все бред, если даже это ангел смерти пришел за ней в облике безжалостного воителя - все равно! Его клинок нес освобождение - либо из клетки, либо от последних мук, и Люся была ему за это несказанно благодарна.
В два сильных удара он расправился с решеткой, просто прорубив ее, пинком выбил остатки прутьев и протянул девушке руку. Она подалась вперед, потянулась... но это последнее усилие доконало ее. Беззвучно и тихо, как павшая от изнеможения лошадь, Люся ткнулась лицом в солому и замерла, уже ничего не видя, не слыша и почти не дыша.
Таня
Терпение -- это не только главное качество русского человека, но и первейшая его добродетель. Без него русскому человеку никуда. Так она говорила себе с того самого момента, как командир Лю посулил отправить своих людей в Фанъюй и разузнать о судьбе Небесной Лисы по имени Лю Си. Входит ли привычка держать обещания в число китайских добродетелей, Татьяна доподлинно не знала, но очень на это надеялась.
- Пойми, сестренка Тьян Ню, не могу я с неполной сотней напасть на городской гарнизон. Перебьют моих молодцев, как пить дать, - объяснил веселый мятежник. - Но что касательно разведки, тут у меня всё схвачено. Рассмотрят в темноте и разговорят немых, если надо. Ты просто жди и надейся, лады?
- Лады! - согласилась Таня.
Находиться рядом с жизнелюбивым командиром Лю ей понравилось. Никогда прежде ни один мужчина не внушал ей столько уверенности. Вечное женское желание "быть как за каменной стеной" Лю Дзи исполнял не напрягаясь, почти играючи. А в его отсутствие роль крепостных стен играли богатырь Фань Куай и конфуцианец Цзи Синь.
"Братец Фань", как он сам себя просил именовать, давал по шеям любому смевшему тревожить Небесную деву восхищенным, но назойливым взглядом, в то время как его друг и соратник вел среди бойцов пропагандистскую работу. Мол, разуйте глаза и поймите, что абы кому Небеса не позволят спасать Небесных Дев! То позволено только лишь их избраннику. Доказательство же вон сидит на циновочке и обмахивается шелковым платочком командира. Ну всё, посмотрели чуток - и хватит.
В отличие от своих побратимов сам "избранник" не слишком-то верил в небесное происхождение белокожей и светлоглазой гостьи. Подначивал Татьяну по поводу и без, но всегда как-то по-доброму, без злости. Тане это нравилось, потому как означало, что у парня имеется нетривиальный ум и здравый смысл. Мало ли кто кем назовется! Она пила и ела как обычный человек, в кустики ходила уединяться регулярно, спала и всхлипывала во сне, а то, что кожа белая, так чего только на свете не бывает.
Примерно так Лю Дзи и сказал однажды в порыве откровенности:
- Слышал я от купцов, на далеких южных островах живут синекожие люди с собачьими хвостами.
- Все может быть, - уклончиво ответила Татьяна.
- Тогда, наверняка, где-то и среброглазые водятся? - и подмигнул эдак лукаво. - Ничего такого ты на Небесах не слышала, сестренка Тьян Ню? Может, в тайных книгах Девяти небес чего вычитала, нет?
- Я, в основном, по персикам знаток, - усмехнулась в ответ Таня.
- По персикам бессмертия, конечно? - с притворно серьезной миной уточнил мятежник. - Которые здесь у нас не водятся, верно я понимаю?
- Именно, предводитель Лю.
- Я так и подумал отчего-то.
Казалось, они понимают друг друга без слов. А еще Татьяне понравилось китайское имя, которое ей дал Лю Дзи. Оно переводилось очень даже просто -- Небесная Дева. Чтобы ни у кого никаких лишних вопросов не возникало.
И тут к интересному разговору присоединился братец Синь, который гнул свою политическую линию.
- Нам нужно настоящее знамя, - сказал он и посмотрел на Татьяну со значением.
Командир Лю скорчил страшную рожу и зашипел на соратника, дескать, думай, что и кому говоришь, стратег хренов! Но тот отмахнулся веером и продолжил агитацию:
- Брат Лю, вот уже полгода минуло с тех пор, как мы подняли восстание против тирана. По всему уезду сотни молодцов готовы прийти под твои знамена...
- Я знаю, - буркнул Лю.
- ...И что ты им покажешь? Рваную тряпку?
- Да знаю я! - рыкнул командир. - Я же говорил тебе - еще не время!
- Время, - веско ответил стратег. - Урожай собран. Знак Небес, которого ты ждал... - и поклонился Тьян Ню. - Если она не знак, тогда чего тебе еще? Хочешь, чтобы Яшмовый Владыка лично спустился к тебе и подтолкнул? Если Небесная Дева окажет нам честь и своими руками сошьет для нас Знамя Небес, кто посмеет встать у нас на пути?
Шить Татьяна умела, но к красному знамени, а именно такой цвет выбрали для себя повстанцы, у неё душа не лежала.
Лю почесал и без того лохматый затылок и хмыкнул. А потом отпихнул стратега, недвусмысленно намекая, что такие вопросы ему с Небесной Девой надо бы лично обсудить. Наедине!
- А вообще, знаешь, он прав, сестренка, - вздохнул Лю, когда Цзи Синь, выразительно поглядывая через плечо, наконец-то отошел и принял созерцательную позу. - Пора прекращать с разбоем. Мы тут, понимаешь, собрались не ради пары мешков риса и куска шелка.
- А какая же цель у тебя, братец Лю? - спросила Татьяна, чувствуя что шить знамя ей все-таки придется.
- Как это - какая? - слегка удивился мятежник. - Великий человек должен править миром! Как думаешь, выйдет из меня император? - и непочтительно заржал. Но глаза у него оставались непривычно серьезными.
Небесная дева искренне восхитилась мощью замысла и широтой замаха. Вот это по-нашему! Но решила кое-что уточнить практически в корыстных целях:
- А сейчас какой император правит?
Ей до зуда в языке хотелось, наконец, точно определиться с датами. Во времена какой династии их с Люсей затащили папочкины рыбки-то?
- В Санъяне уже второй год сидит мелкий сопляк Эр-ши, - ответил Лю Дзи так запросто, словно совсем-совсем не удивился тому, что на Небесах не в курсе, кто правит Поднебесной. - Конечно, он не такой кровопийца, как покойный Цинь Шихуанди, но мальчишка шагу ступить не может без приказа жирного хряка Чжао Гао. Так что выходит, что Цинь правит евнух. Это, сестренка, совсем не весело. Я, кстати, не один такой умник. Вот Сян Лян из Чу, тот вообще уже войско собрал. Сама понимаешь, у нас тут, в уезде Пэй, возможностей поменьше, но и отставать не след! А то Цинь разобьют без меня, и как же я тогда стану императором? - и снова весело подмигнул, вернувшись к легкомысленной манере беседовать с небесными посланницами.
В голове у Татьяны что-то щелкнуло, и мозаика сложилась целиком. Династия Цинь, провинция Пэй, евнух Чжао Гао, царство Чу.... Не зря, ох не зря папенька настоял на чтении "Исторических записок" Сыма Цяня, которые он сам и перевел, да опубликовать не успел. Вот ведь судьба-злодейка! Правда, давно это было, многое забылось, но самое главное Татьяна Орловская запомнила крепко-накрепко.
- Так значит, это ты тот доблестный воин, который отпустил несчастных строителей усыпальницы? - спросила она осторожно, пока еще не веря до конца в свою догадку, и на всякий случай, добавила: - На Небесах известен этот подвиг во имя милосердия.
- Ух ты! - просиял Лю и хлопнул себя по бедрам. - Даже с Небес было видно? А то, как я напился накануне, тоже известно? Представляешь, просыпаюсь - голова раскалывается, в глотке словно кош... э... фениксы порхали, а половина работников разбежалась. Ну не ловить же их, бедолаг? Я тогда и остальных того, отпустил. Половина моих ребят, - он гордо махнул на своих людей, - аккурат из той партии рабочих. Вот хотя бы братец Фань... О. Прости, сестренка. Там такая история дальше, что девичьим ушкам ее слышать не подобает.
Таня едва удержалась, чтобы не начать совсем не по-небесному прыгать на месте от восторга и хлопать в ладоши. У Сыма Цяня примерно так всё было и написано!
- Так это ты станешь императором и основателем новой династии! - всплеснула руками она
- Серьезно? Я так и думал, - Лю блеснул зубами в довольной улыбке. - У меня к Цинь свои счеты, понимаешь... Да! Так что насчет знамени? Коли уж ты предрекаешь мне титул Сына Неба?
- На то я и Небесная Дева, - фыркнула девушка, сама не заметив, что откровенно кокетничает с предводителем Лю. - Ладно уж, братец Лю, будет тебе знамя.
"Сыма Цянь писал свои "Исторические записки" спустя много-много лет после того, как всё случилось. И во многом он ошибался, а кое-что просто насочинял для пущей красоты, но какой же он все же молодец, что взялся за это неблагодарное дело. Лично я древнему летописцу страшно благодарна".
Дневник Тьян Ню
Хосин - божество огня, которое изображали в облике свирепого краснокожего существа с шестью руками
"Кто полон милосердия, тот непременно обладает мужеством" - Конфуций.
Пэй-гун - т.е. "правитель" или "владыка" уезда Пэй.
"Из всех преступлений самое тяжкое - бессердечие" - Конфуций