Печать богини Нюйва

   Роман

  

   Глава 1. Из огня да в полымя

  

   Тайвань, Тайбэй, 2012

  

   Когда самолет зашел на посадку в аэропорт Тайбэя, Сян Джи в последний раз перечитала письмо из адвокатской конторы и поморщилась. Кто бы мог подумать, что несколько строчек, напечатанных на дорогой плотной бумаге, способны так кардинально изменить привычное течение ее жизни!

   Женщина откинулась на спинку кресла, рассматривая в иллюминатор пушистые, подсвеченные утренним солнцем облака. На пальце ее, поймав блик, сверкнуло тонкое золотое кольцо - пока еще обручальное. Пока. Мысль эта отчего-то успокаивала, и Сян Джи невольно улыбнулась, изумляясь своей нерешительности в этом, в общем-то, важном вопросе.

   Причин медлить со свадьбой у нее не было. Они с Ли знали друг друга достаточно долго и хорошо, чтобы понимать - союз их будет гармоничным и комфортным. Женщина прикрыла глаза, представляя себе будущее: дом в пригороде Сан-Франциско, совместные завтраки... дети, такие же улыбчивые и кареглазые, как и ее будущий муж. Картина, нарисованная ее воображением, казалось поистине идеальной, и все же чего-то в ней не хватало.

   Сян Джи виновато глянула на аккуратный конверт, лежащий на ее коленях. Нужно было признаться себе - получив неожиданную и тревожную весть из Тайбэя, она воспользовалась ситуацией и сбежала. От окончательного решения, от собственных сомнений. От Ли.

   - Пожалуйста, пристегните ремни безопасности, - произнес в динамиках ровный женский голос. - Самолет заходит на посадку. Температура воздуха за бортом...

   Женщина вздохнула и постаралась сосредоточиться, но мысли, юркие и суетливые, как муравьи, мелькали в голове. Сходя с трапа, забирая свой багаж, улыбаясь и кланяясь сотрудникам аэропорта, Сян Джи все равно думала об одном - что же понадобилось самым уважаемым адвокатам Тайбэя от нее так срочно и безотлагательно?

   По телефону законники говорить не пожелали: нет-нет, никак невозможно, совершенно исключено. Она, привыкшая уже к некоторой американской бесцеремонности, конечно, посоветовала бы им самим прилететь к ней в Сан-Франциско - вам надо, вы и старайтесь, господа. Но мягкий и вежливый голос назвал заветное имя, самое любимое, самое дорогое, - и женщина попалась на крючок.

   - С почтением мы приветствуем вас, молодая госпожа, - так, с вкрадчивой осторожной вежливостью, присущей тем, кто привык говорить о тайнах, было ей сказано всего два дня назад. - Адвокатская контора Мин Са, Тайбэй, к вашим услугам. Позвольте передать в ваше владение сердечный подарок и привет от вашей покойной бабушки, достопочтенной Тьян Ню. В приватной обстановке и лично, если вы не возражаете.

   Сян Джи поправила сумочку на плече, тряхнула головой, будто готовясь к сражению. Что же, она здесь - и готова, пожалуй, ко всему. Тьян Ню была личностью незаурядной и вполне могла оставить своей любимой внучке завещание, о котором не поставила в известность семью. Но если это какой-то обман...

   "О, вы пожалеете", - приветливо кивнув таксисту, пообещала себе женщина.

  

***

   В кабинете господина Мин Са, старшего партнера адвокатской компании "Мин Са и сыновья", было просторно и прохладно. Кондиционер с чуть слышным гудением изгонял из воздуха присущие Тайбэю запахи цветов, акации, влажной земли и бензина. Светлые стены с осторожно подобранными картинами, диваны, распахнувшие своим кожаные пасти будто для того, чтобы проглотить любого, кто осмелиться присесть на такую роскошь - все вокруг говорила о деньгах.

   Сян Джи сложила руки на коленях и чуть приподняла подбородок. Напротив нее с абсолютно непроницаемым выражением лица сидел господин Мин Са собственной персоной. Губы его изгибались в улыбке, но глаза, темные и внимательные, были холодны.

   - Госпожа Сян, - выдержав приличествующую случаю паузу, наконец произнес он. - Приношу вам свои глубочайшие извинения за то, что наша контора так грубо и несвоевременно побеспокоила вас.

   Женщина сжала зубы. В Сан-Франциско она отвыкла носить маску - там люди улыбались, горевали и гневались открыто, не стесняясь. Тайбэй же...

   "Держи лицо", - приказала она себе и едва заметно кивнула господину Мин Са.

   - Что вы, - слегка охрипшим голосом сказала она, - это перед вами я должна извиниться за свою первоначальную недоверчивость.

   - Ах, - адвокат, внезапно напомнивший Сян Джи старинные изображения Будды, сдержанно рассмеялся. - Я понимаю, что причина, побудившая нас связаться с вами, очень необычна.

   Женщина сглотнула. Да. Он прав. Подарок от бабушки. От бабушки, которая умерла почти тринадцать лет назад. Если это не необычно - то что тогда? Глубоко вздохнув, она распрямила плечи. Пора было переходить к делу - тратить время и нервы на бессмысленную ритуальную вежливость она сейчас просто не могла.

   - По телефону вы сказали, что Тьян Ню что-то мне оставила, - решительно заявила она и отчего-то почувствовала удовлетворение, увидев, как чуть приподнялись брови адвоката, пораженного ее прямолинейностью.

   - Это так, - согласился Мин Са. - Почтенная ваша бабушка всю жизнь пользовалась услугами нашей конторы, и последнее свое волеизъявление в этом мире тоже доверила исполнить нам. И мы его, конечно же, исполним. Только проявите еще немного благорасположения к нашей скромной компании, госпожа Сян Джи, и ответьте на один вопрос

   Женщина нахмурилась, но потом, помедлив, кивнула.

   - Скажите, правильно ли я осведомлен - на прошлой неделе, 15 числа, вам исполнилось тридцать лет?

   Сян Джи напряглась. Откуда и почему адвокат в Тайбээ знает дату ее рождения? Она уже почти десять лет не живет здесь, в Тайване.

   - Все так, - решив пока повременить с вопросами, отозвалась она.

   - Вас же не затруднить подтвердить этот факт... документально? - вкрадчиво поинтересовался адвокат.

   Женщина, все больше и больше настораживаясь, показала ему паспорт, отчего-то и сама недоверчиво взглянув на дату. Ей до сих пор не верилось, что тридцатилетний рубеж перейден - казалось, совсем недавно она совсем еще девчонкой уезжала - убегала! - из Тайбэя в Сан-Франциско. Но время пролетело, некоторые мечты сбылись, другие... другие нет.

   Господин Мин Са, лично удостоверившись в ее правдивости, вдруг глубоко поклонился и обеими руками подвинул к Сян Джи небольшой ларец.

   - По завещанию госпожи Тьян Ню, - тихо произнес он, - нам предписано вручить вам эту шкатулку сразу же после того, как минует тридцатый день вашего рождения.

  

***

   Сян Джи не помнила, как добралась домой, не помнила возгласов матери и сдержанного отцовского приветствия - ей казалось, что мир вокруг вдруг изменился, превратился в зыбкий туман. Оставшись одна в своей старой комнате-студии, она бросила к балетному станку. Танцы всегда помогали ей... обуздать собственный характер.

   Едва рука ее коснулась поручня, женщина выгнулась, напрягла руки и застыла на пуантах, держа равновесие. Вдох, другой, третий, молчание, плавно перетекающее в движение - и женщина расслабилась, позволив себе секундную передышку.

   Ей нужно было обрести внутреннее спокойствие, стать деревом, что гнется под порывами ветра, не ломаясь, стать небом, что смотрится в зеркало океана. Потому что всего несколько часов назад ее привычная, размеренная жизнь вдруг превратилась в бурную реку и неумолимо повлекла свою хозяйку вперед, в неизвестность.

   Движение запястьем - едва заметное, мягкое. Наклон. Вдох. Сян Джи повернула голову - и, охнув, сбилась с ритма. На столике у двери посверкивал полированными боками привезенный от господина Мин Са бабушкин дар - ларец из персикового дерева. Наследство, которое нашло свою наследницу спустя почти десять лет. Женщина прижала ладонь к глазам.

   Большая золотая шпилька "бу-яо" с нефритовыми подвесками, серая терракотовая рыбка и толстая, от корки до корки исписанная тетрадь - вот что хранилось в заветной шкатулке. Прощальная весточка от женщины, которая вырастила ее, дала сил и упорства последовать за своей мечтой. Сян Джи сжала губы.

   Этот разговор стал кинжалом, который рассек ее жизнь напополам, отделил прошлое от будущего, она знала это. Она чувствовала. И не ошиблась.

   Потому что бабушка завещала ей куда больше, чем счет в банке или недвижимость - она доверила ей свою жизнь: слова, написанные кириллицей на пожелтевших от времени страницах, годы, полные любви и борьбы. Сян Джи поняла это сразу же, открыв дневник и увидев первые строки. Тьян Ню будто протянула к ней руку издалека, из темноты, заговорила со своей младшей внучкой строго и в то же время ласково.

   "Иногда я думаю, почему всё вообще случилось так, а не иначе? И что стало бы с нами, если бы... Если бы мы не оказались в Шанхае? - вот что писала бабушка. - Если бы не умер папа? Если бы у меня не было сестры? Если бы в России не случилось большевистского переворота? Что есть первопричина всему? И был ли вообще тот миг, когда колесо времени могло остановиться?"

   Сян Джи тряхнула головой, положила руку на балетный станок и изо всех сил стиснула пальцами прохладный гладкий поручень. Себе она могла признаться в том, что боится - нет, не опасных откровений или запретных секретов, но самой судьбы. С суеверным ужасом женщина вдруг подумала - что, если вся жизнь ее была лишь подготовкой к этому дню? Сюжеты старинных преданий: про переселение душ, предназначения, проклятия - вдруг показались ей не такими уж сказочными и забавными.

   И все эта шкатулка, которая, словно русская игрушка матрешка, скрывала в себе куда больше, чем казалось с первого взгляда. Сян Джи нахмурилась. Можно было бы, конечно, закрыть ларец, отложить потрепанную тетрадь в сторону, не читать, сбежать. Но...

   Бабушка ее родилась в России, и все же никого, кроме Сян Джи, в их семье не заставили учить певучий северный язык. У Тьян Ню было много внуков - род их насчитывал почти полсотни человек - но только ее, младшую, она взяла к себе на воспитание еще в детстве. И традициям старая госпожа никогда не противилась... кроме того единственного случая, когда Сян Джи не пожелала по выходить замуж по отцовскому приказу. Тогда-то бабушка и показала свой характер, запретила неволить. Спасла.

   Нет. Женщина не могла не прочитать дневника. Это было бы предательством - даже хуже, отречением. Если Тьян Ню хотела, чтобы она, ее внучка, знала, то так тому и быть.

   Вздохнув, Сян Джи опустила голову и постояла так несколько секунд. Сейчас, когда решение было принято, на нее снизошло то самое успокоение, которого она так отчаянно искала в танце. "Проведи меня своей дорогой, бабушка, - мысленно попросила она, вспоминая властное морщинистое лицо, сдержанную улыбку, теплые руки. - Чтобы ни ждало меня на пути - я пойду до конца".

   И, вскинув голову, женщина решительно пересекла комнату, открыла ларец и взяла в руки заветный дневник.

   "Или же всё, что происходит с людьми и государствами, предопределено заранее, а потому история и не знает никакого сослагательного наклонения? - донесся до нее размеренный бабушкин голос, и Сян Джи улыбнулась. - Скорее всего, верно последнее, и нет нужды терзаться этим вопросами, ибо человек всего лишь предполагает, а Господь всегда располагает.

   Мы не властны над такими страшными вещами, как революция или война. Но мы властны над собственной волей и выбором. Поэтому я часто спрашиваю себя: могли ли мы быть другими -- более осторожными, более прозорливыми? И сама себе отвечаю -- нет и еще раз нет! Мы с Люсей были в отчаянии, и мы были отчаянными.

   А как же иначе, если весь мир рушится прямо на твоих глазах, гибнет стремительно и неотвратимо, а главное -- навсегда. Наш привычный мир разваливался, погибал в крови и страшных корчах, и тогда, в 18-ом, мне мнилось, что еще чуть-чуть - и стены домов начнут крошиться, а куски кирпича - отваливаться и улетать в пространство. Чудилось, что еще немного - и рассыплются в прах сфинксы на Университетской набережной, и расколется Александрийский Столп, и высохнут невские воды, обнажив речное дно. А потом умер папа, и беспросветная тьма сомкнулась надо мной.

   И тогда в мою жизнь явилась Люся. Она была еще более отчаянная, чем любой из всех, кого я в то время знала. До сих пор помню, как она молча сгребала в саквояж папины китайские находки, мешая в одну кучу древние артефакты и дешевые сувениры, распихивала по карманам пальто всё, что имело хоть малейший шанс быть проданным, и как, чертыхаясь, зашвырнула в канал ключ от нашей петроградской квартиры.

   Да, мы были отчаянными. И когда сошли на китайский берег в 22-ом, мы уже ничего и никого не боялись. Мы так думали тогда. Мы же не знали, что Шанхай, как и Москва, не верил слезам, не слышит мольбы и не верит клятвам. Именно оно, это страшное отчаяние, сделало нас такими, именно оно подтолкнуло нас рискнуть, как говорила Люся, в самый последний раз. И мы рискнули.

   В тот вечер я ждала, когда вернется сестра, и в последний раз держала в ладонях терракотовых рыбок. Всё, что осталось нам на память от папы. Они были теплые, такие приятные на ощупь, и с ними не хотелось расставаться. Даже за два билета в Сан-Франциско.

   И тут на лестнице раздались торопливые шаги..."

  

  

   Китайская республика, Шанхай, 1923

  

   Татьяна

  

   На лестнице раздались торопливые шаги, потом дверь распахнулась и... При виде сестры Татьяна ахнула, едва не выронив терракотовых рыбок на пол.

   - Боже мой! Что это на тебе?

   Ответный взгляд Людмилы был более чем красноречив. Мол, а сама-то во что вырядилась? Что поделаешь, если перешить китайское ципао на европейскую фигуру без примерки нет никакой возможности. Однако, шелковое узкое платье всяко лучше Люсиного наряда, состоящего из одних только блесток, перьев, лоскутков шелка и песцовых хвостов. Даже уличная проститутка постыдилась бы такое на себя нацепить, ей Богу. Губная помада по щекам и подбородку размазалась, тушь растеклась, волосы дыбом стоят. Какой стыд!

   - Ты в таком виде по улице шла?! - успела воскликнуть девушка, прежде чем Людмила решительно залепила ей рот ладонью.

   - Тихо, - сказала она, угрожающе вытаращив глаза. - Только не ори, Христа ради. Паспорта- деньги бери и - ходу. Понимаешь?

   На вид хрупкая и миниатюрная, сестрица обладала силой недюжинной. Из её захвата так просто не вырвешься.

   - Танечка, миленькая, поверь, всё очень плохо, - пояснила она, перейдя на свистящий шепот. - Нам ноги надо уносить.

   - П-почему?

   - Сейчас нас придут убивать.

   И Татьяна сразу поверила. Люсе надо верить, Люся чувствует опасность, как зверь лесной чует, где опасно тлеет торфяник. Уж сколько раз это звериное чутье сберегло им жизни. Бессчетно!

   - Всё из-за статуэток? - догадалась Таня, чувствуя как дрожат и слабеют ноги в коленях.

   - Угу, - деловито кивнула Людмила. - Поторопись, душенька. Умоляю!

   Больше всего, Тане сейчас хотелось заломить руки и по-старушечьи запричитать, проклиная тот день и час, когда она поддалась на уговоры и согласилась продать папино наследство. Не по-людски это было, видит Бог.

   Но ничего такого Татьяна Орловская делать не стала. Напротив, четко и без истерики, тем паче упреков, сделала так, как просила сестра -- достала из-под матраса нансеновские паспорта и тощую пачку ассигнаций. Люся тоже не сидела без дела. Она наскоро увязывала в скатерть все самое необходимое -- несколько платьев, нижнее белье, мыло, свечки. Как будто, их это спасет.

   На всё - про всё ушло самое большее минут пять. Сестры знали толк в побегах, когда нельзя терять ни секунды на всякие там сожаления или раздумья. Жив остается лишь тот, кто бежит быстрее и не оглядывается назад.

   - Одну рыбку тебе, другую -- мне, - Люся, не дожидаясь ответа, поделила единственную их драгоценность поровну, сунув свою долю в лифчик, а потом схватила Таню за руку и поволокла за собой.

   - Да ты хоть по-человечески скажи, что случилось? - взмолилась та, вываливаясь следом во влажную шанхайскую ночь.

   - Большеухий Ду с нами случился, - буркнула сестра. - Пронюхал о нашем договоре с Хе Юнжуном, скотина хитрая. Антиквару нашему, к слову, ребята из Зеленой банды второй рот на шее сделали.

   Плакать от ужаса Татьяна разучилась еще в 18-ом, и тут сдержалась. В конце концов, танцевальный холл, куда Люся устроилась работать дансинг-герл, принадлежал Большеухому Ду - правой руке главаря. Да что уж там говорить, он весь Шанхай в страхе держал. Да ему первый встречный китаец тут же донесет про двух белых девиц -- одну в клоунских мехах, вторую в черном ципао да еще с драконами. Явно же ворованное.

   - Живы будем, поставлю за Линъюй свечку, - продолжала Людмила, не сбавляя шага. - Шепнула мне словечко, предупредила.

   К слову, по-китайски Люся болтала запросто, не заморачиваясь на всякую там грамматику. И сколько Таня не пыталась научить её разбираться в иероглифах, та только отмахивалась. "Нам в Сан-Франциско китайский этот и даром не нужен будет", - твердила она.

   Ах, Сан-Франциско! Их общая, нежно лелеемая, хрустальная мечта, их Авалон и Град Обетованный. Вся затея с продажей рыбок была лишь ради двух билетов через океан. А теперь что делать?

   Татьяна сама не заметила как задала этот вопрос вслух.

   - Лодку украдем, переплывем на другую сторону, выберемся из города, - Люся так далеко в будущее не заглядывала, перечисляя только самые ближайшие и относительно достижимые цели.

   - А потом?

   - Поживем -- увидим.

  

   Люси

  

   Лодка, лодка... Казалось бы, добыть в Шанхае лодку - плевое дело. Полгорода живет рекой, а другая половина - живет за счет тех, кто промышляет на реке. И лодок здесь как китайцев - видимо-невидимо. Но добыть лодку посреди ночи, когда за тобой гонятся бойцы Ушастого Ду - значит, эту лодку украсть, и только так. Все лодочники повязаны с "зеленым братством", проклятые китайцы вообще друг за дружку горой, и уж если навалятся всей гурьбой, тут от двух белых девок не останется даже мокрого места. Уж в чем-чем, а в таких делах Люся толк уже знала. Китайцы, хоть и мелкие, но лютые, черти. Даже стрелять не станут, просто палками забьют.

   "Не девка, - вспомнила она матушкины слова. - Ты - не девка, Люся, ты - барышня".

   Но мамане папашкины выкрутасы голову заморочили. Воображала себя не пойми кем, из грязи в князи, как говорится. Люся на вещи смотрела трезво. Если ты кухарка, так кухаркой и будь, а рядиться в, прости Господи, этуаль кафешантанную, да в маманином-то возрасте, да с ее-то габаритами... Смех и грех.

   Девушка зло всхлипнула на бегу. Хорошо, что маменька не дожила. И вдвойне хорошо, что и Лизавету Степановну, Танюхину мамашку, тоже Бог прибрал раньше, чем всё к чертям покатилось. Одна и радость, что обе они, папашкина жена и полюбовница, не видят, как их дочки по Шанхаю улепетывают от своры узкоглазых.

   Люся покрепче сжала ладошку сестры и безошибочно, как лисица, ведомая чутьем, свернула в замызганный проулок между вонючими фанзами. Сквозь густой, специфически шанхайский смрад - гниющие овощи, рыбьи потроха, прогорклое масло, гарь и копоть, сладковатый опиумный душок, тяжелый запах немытой и вроде как разлагающейся плоти - потянуло илистой сыростью. Река была совсем рядом, но попробуй добраться до нее, не заплутав навсегда в темном лабиринте среди мусорных куч, каких-то досок, тряпок и сетей.

   Но инстинкт, а может - привычка, въевшаяся в кровь и плоть, это непостижимое чутье, заставляющее то ускорять шаги, бежать на пределе сил, то наоборот, замереть, вжавшись в осклизлую стену и не дышать, это вот "седьмое" чувство привычного беглеца, не позволяло ей ошибиться.

   Нет, она не барышня. Она - девка, хитрая, изворотливая, прожженная, девка, которой сам черт не брат. Только девка может вертеться в мутной воде шанхайского дна, как слепая и скользкая рыбина в жирном иле. Только девка пройдет по самому краешку горящей крыши и палёной кошкой метнется в спасительную темноту. Там, где сгинет барышня, у девки есть шанс выжить. Пусть один, но он есть. Так что придется снова и по-прежнему быть девкой, кухаркиной дочкой, изворотливой стервой, чтобы дожить до тех пор, пока...

   А барышней пусть остается Танюха. Должна же хоть одна из дочерей профессора Орловского сохранить... Что? А черт его знает! Что-то. То, что было и в отце, и в женушке его. Что-то, что даже в шанхайской помойке светит ровным небесным светом, как лампадка в ночи...

   - Танюш, ты как? - тревожно спросила, заметив, как сестра в изнеможении прижалась к стене. - Потерпи, душенька, чутка осталось, тут до реки - рукой подать. Ты рта-то не открывай, носом дыши да кивай, забыла уже, что ли?

   Таня через силу улыбнулась и кивнула. Нет, она не забыла. Не смогла забыть, как правильно убегать, как лучше прятаться, когда дышать, а когда не дышать.

   "Однажды забудешь, - зло подумала она. - Забудешь, как убегать и прятаться. И вспомнишь, как жить без оглядки, как засыпать, не боясь не проснуться. Обещаю!"

   Между домишками блеснула вода. Запах рыбы, ила и плесени перебил даже неистребимый смрад шанхайских мусорных куч. Плескались волны о причал, раскачивали утлые суденышки, что-то позвякивало и поскрипывало. Но это было запахами и звуками надежды и жизни. Добрались!

  

   Татьяна

  

   На первый взгляд казалось, что они все-таки оторвались от погони, что можно уже было бы остановиться и чуть-чуть перевести дух. Но так только казалось. Кто хоть раз спасал свою жизнь бегством, кому хотя бы единожды в затылок дышали убийцы, тот ни за что не забудет и не перепутает мерзкий зябкий холодок, что без остановки стекает за шиворот беззащитному беглецу. Этому жуткому ощущению надо верить сразу и безоговорочно. И бежать еще пуще.

   Тогда в 19-ом, в Томске они с Люсей спаслись только потому что не останавливались. По снегу, в одних чулках, без надежды на избавление, но без остановки. Впрочем, у Люси был пистолет и она поклялась, что прежде, чем пустит себе пулю в рот, застрелит сестру. Но тогда это все же была Россия, и две девушки имели реальный шанс затеряться среди множества других русских женщин. А тут, в Китае они по-любому как белые вороны. Матерь Божья, спаси и сохрани!

   С размаху швырнув узел с пожитками на дно лодки, Людмила негромко крикнула:

   - Не бойся, сампаны устойчивые. Не перевернется. Прыгай!

   И правда, плоскодонка лишь несильно качнулась, когда сестры в неё скакнули. Но пришлось еще повозиться, чтобы оттолкнуться от причала. Всего каких-то пара-тройка минут ушла, но то были поистине золотые мгновения, решившие судьбу девушек.

   - Быстрее, быстрее, - шептала Татьяна, пытаясь помочь Люсе управиться с длинными кормовыми веслами. Получалось так себе, сампан крутило в разные стороны, а потому берег отдалялся крайне медленно. Казалось, что лодка и вовсе не движется вперед. Над Янцзы стелился туман и девушкам надо было всего лишь успеть вплыть в мерцающее спасительное облако. А там уже как Бог даст.

   И тут Таня отчетливо услышала негромкий топот множества ног обутых в легкие тапочки. Бойцы из Зеленой банды, если и отстали от беглянок, то совсем ненамного. Они, словно муравьи, один за другим устремились к причалу.

   - Ложись на дно, - приказала Люся и изо всех сил налегла на весла. Откуда только силы брались в этом тщедушном теле?

   "А ты?" - хотела спросить Татьяна, но с берега раздался выстрел. Затем второй, а потом и третий.

   - Вот ведь черти!

   Люся быстро присела на дно и сжалась в комочек. Не от испуга, нет. Ещё чего не хватало! Стреляли ведь не прицельно, а чтобы напугать. Убьют-то их потом, когда отберут статуэтки.

   - Эй, ты рыбку свою не потеряла? - строго спросила она сестру.

   Ну, конечно! В такой момент её волновала только сохранность драгоценных фигурок.

   - Да какая разница?

   - Большая! Не дури, проверь как там рыбка.

   - Свою проверяй, - огрызнулась Таня, но требуемое исполнила. - Вот, рядом с нательным крестом повесила. Гляди!

   Людмила, убедившись, что сампан плавно, но целенаправленно несет прямо в гущу тумана, тоже бойко сунула себе руку за пазуху, доставая свою половину отцовского наследства. В этот момент бандиты, уже попрыгавшие в другие лодки, снова принялись стрелять. Одна пуля выбила длинную щепку из борта, а та, в свою очередь, пребольно оцарапала руку девушки. Сестры хором вскрикнули, брызнула кровь, рыбки соединились и...

  

   Люси

  

   Рыбки соединились, шевельнув хвостами, словно внезапно ожили, накрепко сплетаясь, сцепляясь, крепко, еще крепче, чем руки девушек - нипочем не разомкнешь. Не оторвешь. Тяжелый горячий толчок, словно у того странного, непонятного, что только что было глиняными фигурками, вдруг забилось сердце. Люся не могла разжать руку, чтобы посмотреть, но каждым миллиметром кожи ощущала - оно живое. Оно горячее, круглое и живое, оно обжигает ладонь, оно бьется, словно настоящие рыбы, стиснутые неловкими руками...

   - Только... не... выпускай! - задыхаясь, просипела она.

   - Держись! - вскрикнула сестра.

   И лишь теперь Люся заметила, как опасно раскачивается, стонет и кренится их сампан, внезапно заплясав на воде, еще мгновение назад бывшей спокойной. А из сцепленных ладоней рвется наружу свет, горячий и яркий, и там, где он встречается с водой и туманом, начинает твориться что-то невероятное.

   Теплые золотые искры рассыпались бусинами по черному шелку, сплелись, заструились, будто невидимая игла засновала по невесомой ткани. Быстрее, еще быстрее. Узоры множились, усложнялись - то ли рыбы резвились в речной глубине, то ли золотые драконы или чудо-птицы, взлетев с подола Таниного ципао, закружились в танце, то приникая к волнам, то взмывая вверх.

   Девушки беззвучно кричали, словно вдруг напрочь лишились голоса. Тому, что творилось во влажной шанхайской ночи, не было имени... по крайней мере, в русском языке не нашлось бы слов, чтобы описать это. Может, китайцы сумели бы.

   Оттуда, с берега и с лодок, едва слышно доносились изумленные и испуганные вопли преследователей. Значит, они тоже это видят? Значит, это не шутки сознания, помраченного бегством, не какие-то опиумные флюиды, долетевшие из ближайших курилен, не бред... или все-таки?

   Золотые бусы зазвенели, закручиваясь спиралью - все плотнее и плотнее, словно кто-то невидимый наматывал нить на веретено. Сампан кружился волчком, скрипел и трещал, девушки вцепились друг в друга, что было сил, и тут сквозь мельтешение огненных бабочек Люсе почудился взгляд. Нечеловечески спокойный, не равнодушный - нет, безмятежный, как улыбка каменного божка, вечный покой, льющийся из-под полусомкнутых век, отрешенность существа, слишком совершенного для суетного и грязного человечьего мирка, полного крови и грязи, словно поганое ведро - до краев... Она прищурилась, пытаясь различить это отрешенно-самодовольное существо, невидимую пряху, которой и дела нет до двух перепуганных мошек. Золотые глаза смотрели, отражаясь в воде - равнодушные и выпуклые, как у рыбы.

   - Да чтоб тебя! - крикнула Люся, словно плюнув живой человеческой злостью в этот рыбий взгляд.

   Рядом скрипнула зубами сестра. Жить! Да, они хотели жить - они обе! И если уж сдохнуть, то не здесь, не сейчас, не так! Пройти столько дорог, замерзать, голодать, воровать, сгорать в тифозной горячке, пережить и резню, и бегство, и выстрелы в спину - только для того, чтобы теперь утопнуть посреди поганой китайской речушки на глазах у паршивых китаез и их мерзкого божка, или кто он там есть, этот рыбоглазый?

   - Не дождешься!

   - ... О, Господень Великий Архангеле Михаиле! Демонов сокрушителю, запрети всем врагам, борющимся со мною, и сотвори их яко овцы, и смири их злобные сердца, и сокруши их яко прах перед лицом ветра... - едва слышно, но истово шептала Татьяна.

   - И ты, Царица Небесная, уж защити нас, грешных... - всхлипнула Людмила, которая и "Отче наш"-то толком не помнила.

   И чужой рыбий взгляд вдруг потух, словно равнодушное существо не отвернулась, но сморгнуло. А на смену ему пришло что-то иное, что-то чуть сердитое, слегка раздраженное, какое-то присутствие. И почему-то показалось, что рядом - женщина, вот, оторванная этими мольбами и воплями от непонятных, но крайне важных дел, она отложила веретено и взглянула, прищурясь, то ли с небес, то ли из воды...

   Люся мотнула головой, сквозь головокружение и злые слезы пытаясь различить... И взвизгнула, оглушая сестру и сама замирая от ее ответного крика.

   Молния, ветвясь, выросла прямо из реки чудовищным сияющим древом, вплелась в пляску и звон золотых бус, в танец золотых драконов, в кудахтанье золоченых фениксов. И, заворачиваясь гигантской воронкой, подняла сампан вместе с охрипшими от крика девушками, подняла, закружила, и с размаху бросила вниз, вверх, снова вниз, быстрей и быстрей, кленовым семечком во власти смерча...

   И схлопнулась, закрылась, словно и не было никакой воронки, никакого смерча, никаких драконов и бус.

   И никакого сампана на внезапно замершей, безмятежной Янцзы.

   А над головой Люси сомкнулась непроглядно-черная вода.

   Но прежде чем оглушенное сознание померкло, девушке послышалось призрачное: "Подожду и увижу..." - как прощальное напутствие.

   Люся развела руки, из последних сил делая гребок, дрыгнула ногами - и устремилась к воздуху и жизни.

  

   Таня

  

   После ослепительного сияния на Таню вдруг обрушилась абсолютная, кромешная тьма, словно тот неземной свет напрочь выжег глазные яблоки. В раскрытый рот хлынула речная вода, а шелк платья моментально облепил ноги и потянул на дно. Таня отчаянно задергалась, точно сама стала рыбой, забилась и принялась бешено грести руками. Кто знает, что ждало их с Люсей на поверхности, может быть, бандиты из Зелений банды во главе с Большеухим Ду, но совсем молодым еще человеческим существам нестерпимо хотелось жить. Каждая частичка Таниного юного тела отчаянно противилась даже мысли о смерти. Жить! Дышать! Ну! Еще чуть-чуть! Легкие пылали, все тело скручивали спазмы, и до поверхности воды осталось совсем немного. Последнее усилие, последний рывок дались тяжело, зато...

   Боже! Как же хорошо! Татьяна судорожно глотнула воздух, закашлялась и первым делом, не успев, как следует, осмотреться, заорала:

   - Люся! Люсенька!

   С ней ничего не должно случиться! Нет! Сестра умела плавать по-настоящему, тогда как Таня всего лишь кое-как научилась держаться на воде.

   И точно в ответ на беззвучную мольбу Люся вынырнула совсем рядом -- живая, невредимая и довольная.

   - Гляди! Не потеряла! - хрипло каркнула она, демонстрируя мокрый кулак с намертво зажатой в нем рыбкой.

   - Сестричка моя...

   Какое же это было облегчение -- снова увидеть её милое лицо и сияющие глаза, а потом уже осознать до конца, что они снова выжили. Девушки, жалобно всхлипывая, крепко обнялись, не забыв по детской привычке потереться носами.

   - Темень-то какая, - прошептала Людмила. - Мы ж, поди, на самой середине реки.

   - А бандитов не слышно.

   - Странно это.

   Тишина, совершенно не свойственная Шанхаю ни днем ни ночью, шатром раскинулась над черной, пахнущей тиной водой. Ни тебе плеска весел, не чирикающих голосов китайцев, ни, тем более, выстрелов.

   - Они испугались этого светопреставления, а потом в тумане нас и потеряли, - предположила Татьяна.

   Люся тоже внимательно прислушалась, а затем еще и отплыла чуть в сторонку, попытаясь высмотреть хоть что-то в непроглядной темени южной ночи. Всё без толку. И вода какая-то подозрительно чистая.

   - Ну что делать... За меня держись и поплывем потихонечку к берегу.

   Таня немедленно ухватилась за бретельку этого позорного платья

   - Ой, а что это у тебя?

   - Редикюль твой с документами, - хмыкнула Люся. - Рыбки и паспорта -- сейчас самое важное. Их надо сберечь.

   - Вот ведь! - потрясенно задохнулась Татьяна, в очередной раз дивясь сестриной живучести и хватке. Впрочем, помня через что им обеим пришлось пройти, чтобы получить насеновский паспорт, ничего странного. Люся и в огонь бы за этой бумажкой нырнула.

   - Тряпки все равно потонули, но это ничего... не страшно. Платья дело наживное. Ну, поплыли? - и она засунула свою рыбку в рот, за щеку. - Помолши, жожалужта, ага?

   Грести Людмиле пришлось совсем недолго, что, опять же, было удивительно, а затем вдруг обнаружился берег густо заросший каким-то местным камышом. Обессилевшие и дрожащие сестры буквально ползком вскарабкались на склон. Минуть десять они просто лежали в траве, приходя в себя. В этот момент им было уже все равно -- есть рядом ребятки Большеухого Ду или нет. Лишь бы дух перевести.

   Первой закономерно ожила Люся.

   - Ш-тьфу! - она выплюнула рыбку на ладонь. - И куда же это нас занесло, а? Хотела бы я знать.

  

   Глава 2. Ни спрятаться, ни скрыться.

  

   Тайвань, Тайбэй, 2012 год

  

   "Оставаться самим собой... Кажется это так просто. Может быть. Особенно во времена благоденствия и мира так легко быть яркой индивидуальностью, всегда и везде оставаться собой. Но сколько же на земле слабых, испуганных и беззащитных, у которых нет иного выхода, кроме как склониться под гнетом несчастий и менять чужие личины как перчатки, чтобы уцелеть, чтобы устоять и выжить. Но я верю, что никто не осудил бы нас ни тогда, ни сейчас..."

  

   Дневник Тьян Ню

  

   ***

   От чтения Сян Джи отвлек легкий стук в дверь. Девушка начала было торопливо прятать заветную тетрадь под подушку, а потом, сообразив, что делает, расхохоталась: взрослая уже, а все туда же!

   - Я вхожу, - раздался тихий голос матушки, и через мгновение и она сама легко шагнула в студию: величественная и, как и всегда, безмятежная.

   Сян Джи впервые за день пригляделась к ней и почувствовала, как теплеет на сердце - время пощадило ее родительницу. Волосы мамы, темные и блестящие, были скручены в искусный узел на затылке, а светлое домашнее платье ладно сидело на фигуре, с возрастом не потерявшей своей стройности. Впрочем, эта кажущаяся мягкость в манерах и поведении была обманчивой - девушка прекрасно знала, от кого ей достался несгибаемый и порою тяжелый характер. Вот и сейчас по лицу хозяйки дома Сян Джи поняла - семейного допроса блудной дочери явно не избежать.

   - Добро пожаловать домой. Ты вернулась так неожиданно, моя дорогая, и мы все некоторым образом обеспокоены, - подтвердила ее опасения мама, не сводя с нее настороженного взгляда. - Не случилось ли чего-нибудь... недостойного?

   Девушка невольно бросила взгляд на шкатулку. Почему-то она никому - даже родителям! - не хотела рассказывать о ее содержимом. Сян Джи удивилась, внезапно сообразив, как похожи испытываемые ей чувства на ревность - мое! никому не отдам! никому не покажу!

   - Все непонятно, - честно ответила она маме, не желая ни врать, ни говорить правду. - Но я здорова.

   Матушка поджала губы, но расспрашивать дальше не стала.

   - Каждому разговору свое время, - согласилась она, отступая - Сян Джи знала это - только для того, чтобы потом вновь вернуться к этой весьма деликатной теме. - Спустишься ли ты к обеду?

   Искушение отказаться и продолжить чтение бабушкиного дневника было велико, но девушка ему не поддалась. Она и так нарушила семейное спокойствие - явилась и обрушилась на головы своих родителей внезапно и без предупреждения, как грозовой летний ливень. Не стоило огорчать их еще больше.

   Сян Джи поднялась, бросила быстрый взгляд в зеркало - оттуда на нее смотрели глаза, в которых не было ни уверенности, ни покоя - и последовала за матушкой. Ее ждало очередное испытание: за большой стол в доме своего детства она не садилась уже больше десяти лет.

   "Вот так, - подумала она, спускаясь со второго этажа в столовую, - из Сан-Франциско в Тайбэй. Из нового мира - в старый".

  

   ***

   Тишина - вот что подавали сегодня за родительским столом. В напряженном молчании Сян Джи положила в рот кусочек жареного кальмара и, надеясь, что он не встанет у нее поперек горла, проглотила угощение.

   Матушка, излучая спокойную уверенность, подвинула к ней блюдо с фруктами. Как ей удавалась сохранять невозмутимость, когда напряжение в обеденном зале было таким густым, что его, казалось, можно было резать ножом, девушка не знала.

   - Кхм, - наконец откашлялся отец.

   Сян Джи едва не поперхнулась от неожиданности - и сразу разозлилась на себя. Ей уже не пятнадцать лет, чтобы каждый раз дергаться при звуке отцовского голоса, ожидая наказания. Это раньше власть хозяина дома казалась ей необъятной, бесконечной, словно зеленые рисовые поля под солнцем, как гора Юйшань, окутанная грозовыми тучами. Теперь она выросла, сама - кирпичик за кирпичиком - возвела свою жизнь так, как хотела: Сан-Франциско, балет...Ли. Девушка вдруг почувствовала, что ей хочется опустить глаза - мысли о женихе вызывали внутренний протест и непонятные, мучительные сомнения.

   Сян Джи оглянулась, пытаясь привести мысли в порядок. Взгляд ее невольно зацепился за все то новое, что появилось в доме за время ее отсутствия: цветастое покрывало на широком диване, низкий журнальный столик на толстых резных ножках, фарфоровую статуэтку улыбчивого китайского божка. Незнакомые вещи, которые доказывали, что даже здесь, в Тайбэе, время не стояло на месте. Возможно, родители ее тоже смягчились - хотя бы немного, девушке было бы довольно и малости.

   Наконец, после продолжительного молчания, отец положил свои палочки на маленькую полированную подставку и поджал губы.

   - Рада видеть вас, папа, - выдавила из себя Сян Джи, выпрямившись.

   - Зачем ты приехала? - не утруждая себя привычной обходительной вежливостью, нахмурился он. - Не ты ли говорила на похоронах Тьян Ню, что не собираешься больше возвращаться в Тайбэй?

   "Горькие слова - лекарство, сладкие слова - отрава", - напомнила себе девушка и скривила губы в улыбке.

   - У меня есть новости, - сообщила она, по-прежнему не глядя на родителей.

   Она уже твердо решила, что про бабушкин ларец рассказывать им не будет. По крайней мере, пока сама во всем не разберется, не прочитает таинственное послание до конца. В конце концов, Тьян Ню только ей оставила свой дневник, верно? Но в этом случае, решительно подумала Сян Джи, лишь одна весть способна заинтересовать ее семью.

   Девушка набрала в легкие воздуха, собираясь с духом, и подняла в воздух руку. Обручальное кольцо сверкнуло на пальце, будто насмехаясь над своей владелицей.

   - О, - только и сказал матушка. - Сян Джи, девочка моя.

   Девушка посмотрела на отца. Лицо его напоминало вырезанную из черного дерева маску - вокруг рта залегли глубокие складки, брови нахмурены, глаза прищурены.

   - Ты не выйдешь замуж за американца, - наконец сказал он и отодвинул от себя тарелку так, будто перед ним стоял не рис со специями, а миска, полная червей. - Ты должна стать женой...

   - Того, кого я выбрала, верно? - закипая, возмутилась девушка. - Его зовут Ли, и он...

   - Того, кто тебе подходит! - сдержанно рявкнул хозяин дома. - Молодого человека из приличной семьи, а не выскочки, забывшего свои корни! Я запрещаю тебе вступать в брак с мужчиной, которого ты настолько не уважаешь, что даже не познакомила его с нами до свадебного сговора! Я не дам своего разрешения.

   Сян Джи отодвинула в сторону стул и резко поднялась.

   - Мне оно и не нужно, - чувствуя себя кошкой, которую погладили против шерсти, прошипела она. - Иногда я думаю, что у меня нет семьи - не стало семьи после того, как умерла бабушка!

   - Дочь! - с нотками недовольства в голосе укорила ее мать.

   - Я выйду замуж за Ли, и ваше одобрение не имеет для меня никакого значения! - чувствуя, как подступают к глазам слезы, заявила девушка. - Так и знайте.

   - Ты станешь женой того, кого выберу я - или покинешь эту семью, - со своим извечным непримиримым упрямством процедил ее отец. - У нас давно есть на примете мужчина, которого мы с гордостью назвали бы своим зятем. Бабушка дала тебе много воли, и сейчас все мы расхлебываем последствия ее снисходительного к тебе отношения!

   Сян Джи едва не заскрипела зубами от ярости. Вот от этого, от такой судьбы и жизни, и сбежала она, едва ей минуло восемнадцать. Сбежала - но, видно, недостаточно далеко.

   - Вы как будто не родители мне, - с трудом произнесла она, - а враги.

   И, сказав это, внучка покойной Тьян Ню развернулась на каблуках и вылетела из комнаты, не обращая внимания на отцовский окрик. Пробежав по коридору, она распахнула входную дверь и выскочила на улицу, позабыв и о своей сумочке, оставленной в студии, и о дневнике. Ей хотелось только одного - снова уехать из Тайбэя и стать хозяйкой своим решениям и поступкам.

   - Невыносимо, - проскрипела она, даже сейчас не решаясь говорить о родителях без должного почтения, и быстрым шагом пошла в сторону городского центра - прямиком навстречу своей судьбе.

  

   ***

   Поначалу она просто летела вперед, не разбирая дороги, но потом, отдышавшись, поняла, что, сама того не сознавая, пошла по направлению к храму Луншань. Когда Сян Джи была еще ребенком, они с бабушкой часто гуляли там, любуясь узорчатыми скалящимися драконами на пагодах. Память, словно насмехаясь над своей хозяйкой, коварно подкидывала ей непрошеные воспоминания: вот здесь Тьян Ню купила ей томаты в карамели, нанизанные на тонкую палочку, а вот тут, у этой тумбы они с ней сидели после того, как Сян Джи, тогда еще совсем малышка, упала и содрала коленку. В тот раз Тьян Ню, тихо улыбаясь, присела на корточки и сказала внучке очень нежно и по-русски:

   - Сейчас подуем на ссадину - и все пройдет, да, ma petite soeur? Ну, не плачь, не плачь, лисичка.

   Сян Джи сглотнула и совсем не удивилась, почувствовав, как потекли по щекам непрошеные слезы. Не глядя по сторонам и почти ни о чем не думая, она поспешила к перекрестку - и вдруг резко остановилась. Небо над Тайбэем, обычно ярко-синее, пронзительное, внезапно потускнело и нахмурилось.

   Девушка застыла на одном месте, а потом прижала ладонь ко рту. В Сан-Франциско она отвыкла от прихотливой тропической погоды, забыла, что в Тайбэе всегда надо быть настороже: солнечная безмятежность тут быстро и стремительно сменялась бурными, но недолгими ливнями. Вот и сейчас вдалеке мрачно зарокотало, листья на деревьях тревожно зашелестели, трепеща под порывами ветра.

   - О нет, - с изумлением и испугом выдохнула Сян Джи.

   И тут пошел дождь. Хлынуло так, будто боги разом опрокинули на Тайбэй огромные кадки с водой. По мостовой заструились ручьи. С веселым звоном капли застучали по лужам, заколотились в стекла офисных зданий, запели, забормотали.

   Сян Джи растерянно заморгала. Еще минуту назад она выглядела как ухоженная и успешная молодая карьеристка. И в один момент летний ливень превратил ее в... в... пугало! Волос ее прилипли к лицу, светлый костюм неприлично облепил тело, повис намокшей тряпкой.

   Тихо взвизгнув, девушка прикрыла голову руками и огляделась. Вдоль дороги бесконечным рядом тянулись сверкающие стеклом офисы, но напротив Сян Джи углядела какое-то кафе. Призывно помигивая рекламной вывеской, оно обещало если не спасение, то хотя бы временную передышку.

   Покачиваясь на босоножках, которые вмиг стали скользкими, девушка побежала к спасительному укрытию. Пешеходный переход был пуст. Вытирая ладонями мокрое лицо, стряхивая с рук капли и шипя себе под нос что-то нечленораздельное, Сян Джи шагнула на дорогу - и вдруг монотонное перешёптывание дождя разорвал резкий скрежет и что-то темное и, как показалось девушке, огромное стремительно рванулось сквозь дождевую пелену.

   Сян Джи закричала. И в этот же момент тяжелый, сверкающий хромированными деталями, хищный байк вынырнул из ливневой хмари. С тонким, визжащим звуком колеса его проехались по мокрой мостовой, и железный зверь застыл в двух шагах от оторопевшей девушки, обдав несостоявшуюся жертву дорожного происшествия несколькими литрами грязной воды. Запахло паленой резиной.

   Сян Джи попятилась, пытаясь сохранить равновесие, поскользнулась - и с тихим проклятием рухнула в лужу.

   - Хей! - раздался откуда-то сверху насмешливый голос. - Где ты позабыла свои мозги, а, принцесса? Или жить надоело?

   Онемев от ярости, негодования и острого желания убить незваного шутника с особой жестокостью, девушка подняла голову - и застыла.

  

  

   Империя Цинь, 208 г до н.э.

  

   Люси

  

   - Хулидзын! Хулидзын !

   - Что развизжались, поганцы! - сплюнув, Люся попыталась одновременно и сама увернуться от летящего комка глины, и сестру прикрыть. - У-у, быдло узкоглазое! Пшли прочь, хамы!

   Она крутанулась на месте, как в танце, взмахнув песцовыми хвостами, и зашипела. Галдящие вокруг китайцы, над головами которых колыхался целый лес убийственных на вид орудий навроде вил, граблей и цепов, разом отшатнулись, залопотали, застрекотали. Люся с тоской огляделась. Они с сестрой стояли по щиколотку в жидкой грязи, мокрые и грязные с головы до пят, а вокруг бесновались аборигены. Проклятые китаёзы окружили девушек таким плотным кольцом, что никакой лазейки для бегства не смогла бы отыскать даже настоящая лисица.

   - Хулидзын!

   Нападать местные пока не рисковали, боялись чего-то - может, в первый раз белых видят? - но закидать двух странных женщин камнями никакой суеверный страх им не помешает, верно? Ишь, как стрекочут, подбадривают друг дружку... Злобно клацнув зубами на самого наглого азиата, сунувшегося к ним с каким-то коромыслом, Люся истерично фыркнула. Вот тебе и спаслись! Если первый же встречный сходу материт по-своему: "хули, хули!"

   - Люсенька... - вдруг позвала сестра. И голос у нее был такой странный, что Люся замерла, а потом уставилась на сестру вытаращенными от изумления глазами. В голове у девушки словно что-то щелкнуло, в ушах загудело, зазвенело... а потом сквозь шум, гам и звон прорвались те же самые вопли, вот только...

   - Лиса! Лиса! - кричали вокруг, но Люся только головой трясла и все спрашивала сестру:

   - Танюша? Ты... ты тоже их понимаешь?

   Татьяна кивнула и сдавленно пробормотала:

   - Да... теперь понимаю. Люсенька, да что же это? Ты только посмотри...

   А посмотреть было на что. Несмотря на то, что сестры не так уж долго прожили в Шанхае, среди тамошних обитателей Люся повертелась достаточно, чтобы понять - с этими крестьянами что-то сильно не так. Достаточно одного взгляда на домотканые одежды с запахом, пучки волос на макушках мужчин, соломенные лапти, чтобы понять - светопреставление забросило девушек очень-очень далеко от Китайской республики. Какие-то местные жители были слишком... хрестоматийные. Словно живьем сошли со страниц папенькиных альманахов и монографий. В тех альманахах Люся предпочитала рассматривать картинки, а в монографиях - вычитывать места про древние битвы, оружие, полководцев и "искусство спальных покоев", но даже ее крайне поверхностных знаний хватило для понимания: китайцы вокруг совсем древние.

   - Либо нас так крепко приложило, что мы обе бредим... - вслух подумала Людмила, снова показав зубы типу с коромыслом. - Хотя даже в тифозном бараке у меня такого лютого бреда не было... Да что ж ты лезешь, нехристь, со своим бяньданом! Ща я тебе его, знаешь, куда засуну?!

   Китаец, заверещав, отпрыгнул, и Люся продолжила:

   - Либо мы с тобой, как бы это сказать...

   - В прошлом, Люсенька, - неестественно спокойно констатировала сестра. - В очень, очень далеком прошлом...

   - Я так думаю, удружил нам папенька с этими рыбками, - Люся скрючила пальцы как когти и выразительно помахала перед напиравшими крестьянами. Китайцы опасливо отодвинулись. - А какой хоть век на дворе, Танюша? Ты на пейзан повнимательней глянь, вдруг да узнаешь чего? Недаром все папенькины труды вызубрила.

   - Судя по характерным прическам... - все тем же тоном начала Татьяна, выпрямившись строго, как классная дама, но сестра тут же ее перебила:

   - А! Гляди! Кто-то важный пожаловал! Сейчас босоту отгонят, тут все и выясним. Ну, хоть что-нибудь...

   Сказала, но сама себе не поверила. Вид у приближавшихся незнакомцев, бесцеремонно пинавших кланяющихся и отползающих крестьян, был очень уж недружелюбный. Длинные одежды, доспехи, мечи, о Господи, самые настоящие мечи, копья, какие-то боевые трезубцы, луки... Впереди на гнедом коне - мрачный тип в броне и с мечом, сразу видно - офицер, а насчет господ офицеров у Люси иллюзии развеялись задолго до октября 17-го года. Это Татьяне - дворянке и барышне, благородные господа ручку целовали, щелкали каблуками и отодвигали стульчик, а кухаркину дочку норовили все больше за задницу ущипнуть да прижать где-нибудь за кустами сирени на даче в Териоки... А уж какие разговоры вели, иной гопник с Лиговки постыдился бы! Впрочем, пролетарии классово чуждым элементам по части щупанья баб тоже не уступали. И Танюша знает далеко не обо всех опасностях, которых сестры чудом избежали за время скитаний. Приходилось Люсе и кокетничать, и флиртовать, и задницей крутить, и подпаивать, и забалтывать... а одного матросика так и вовсе с поезда столкнуть, пока он, голубчик, братушек не позвал, и они всей толпой не навалились...

   С китайцами даже, в каком-то смысле, было проще. Пока ты еще не проститутка, есть шанс выкрутиться.

   А вот что взбредет в головы древним китайцам...

   "Мы - белые, значит, по их понятиям - красавицы несказанные, а хулидзын по-ихнему - так и вовсе демоница... Может, и проскочим. Может, и повезет. Если уж мы колчаковской контрразведке мозги запудрить смогли, так и тут прорвемся же, да?" - убеждала себя Люся, но чутье ей упрямо твердило - на этот раз старые методы могут и не сработать. Разница менталитетов потому что.

   Она постаралась выпрямиться так же гордо, как сестра, и сурово сдвинув брови, мрачно зыркнула вокруг.

  

   Татьяна и Люся

  

   Сидеть в открытой повозке было жутко неудобно, её качало из стороны в сторону, и Татьяну подбрасывало на каждом ухабе. Но, по крайней мере, её никто не трогал, а густая темная вуаль защищала от посторонних взглядов, как и широкополая шляпа -- от солнца. А тем для раздумий девушке хватало.

   Самое ужасное, собственно, не то, что они с сестрой оказались в прошлом, причем, довольно далеком. Этот невероятный факт у Татьяны вообще в голове никаким образом не укладывался. Глаза вроде бы видят вокруг все эти мечи, доспехи, островерхие шлемы, пучки волос с воткнутыми шпильками на макушках у мужчин, уши слышат разговоры, которых китайцы 20 века вести никак не могут, а веры в реальность нет. Будто не с Татьяной Орловской всё это безумие происходит, а она со стороны наблюдает, точно на сеансе в кинотеатре. Надо думать, это рассудок, во имя собственной безопасности, от мыслей о перемещении во времени постарался отгородиться. А вот то, что их с Люсей разлучили, действительно ужасно.

  

   С самого начала было понятно, что офицер своей выгоды не упустит. За азиатской непроницаемостью его тяжелого взгляда Татьяна сразу угадала работу деловой мысли. Пусть для невежественных крестьян две необычные женщины в диковинных одеяниях -- опасные демоницы, а для него они -- весьма ценный трофей, который как можно скорее следует обратить в звонкую монету... Или что у них тут в обращении? А не выйдет продать, так хоть обменять или подарить кому-то высокопоставленному ради выгодной протекции. К тому же, самый тупой солдафон быстро смекнет, что, если девица с хвостами до сих пор не обратилась в адскую зверюгу и всех на куски не порвала, следовательно, она лишилась своей силы, а потому можно и нужно её быстрее ловить и в клетку сажать.

   Китайцы, они - большие прагматики, что сейчас, что века назад. Так всегда говорил папа, только в его устах звучало уважение, а на деле хваленая китайская прагматичность оказалась в три раза хуже традиционного русского разгильдяйства. Папа, как сестры выяснили уже в Шанхае, очень любил приукрасить действительность. Экзотическая страна чудес и древностей оказалась на поверку весьма и весьма неуютным местом.

   Впрочем, папенькины сказки и добрую службу Татьяне сослужили тоже. Едва лишь девушка увидела мужчину в доспехах и верхом на лошади, к тому же во главе вооруженного отряда, она поняла, что говорить правду нельзя ни в коем случае. Никому! Никогда! Чем фантастичнее история их с Люсей появления, тем лучше. Дикари-язычники любят сказки. И никакого страха, никаких криков с истериками.

   Посему Татьяна Орловская высокомерно вскинула подбородок и посмотрела на офицера так, словно ожидала визита, как минимум, главного императорского евнуха, но её надежды были жестоко обмануты.

   - Кто вы такая? - осторожно спросил китаец, предусмотрительно выставив перед собой меч.

   Таня, ни мгновения не раздумывая, сказала четко и ясно:

   - Небесная Дева, - а потом сделала плавный жест рукой в сторону Людмилы и молвила: - А это моя сестра -- Дева-Лисица.

   Офицер, глянув на Людмилу повнимательнее, сразу же попятился.

   Злополучные хвосты, которыми неведомый кутюрье скупо обшил подол Люсиного платья, были такими грязными и заскорузлыми, что принадлежать могли только давным-давно издохшим песцам. Но они были белыми, и это обстоятельство не на шутку встревожило китайцев. Солдаты тревожно переглядывались, указывая пальцами на экстравагантный аксессуар танцевального наряда, из-за их спин то и дело выглядывали перепуганные крестьяне.

   - Люся, запомни, мы -- небесные девы, - прошептала Татьяна. - Ни слова о России, ни звука про 20 век. Поняла?

   - Угу, - буркнула та.

   Слава Богу, Люсе не нужно повторять дважды. Она уже и сама смекнула, что чем дольше продержит местных в неведении, тем больше шансов уцелеть. Девушки уже выдавали себя и за генеральских дочерей, и за, прости Господи, комиссарш, им к перевоплощениям не привыкать.

   - Следуйте за мной, Небесные девы, - выдавил представитель власти, а затем выкрикнул какую-то короткую команду своим подчиненным.

   Девушек тут же взяли в кольцо и куда-то повели.

   - Держи себя так, словно действительно только что с небес свалилась, - напомнила Таня сестре. - Но не переборщи.

   Та для острастки зыркнула вокруг себя по-звериному злобно, чтобы не сомневались -- Небесные лисы, они не любят, когда их против шерсти гладят.

   Их сопроводили в деревушку неподалеку, и недавние охотники на небесных дев вынуждены были таскать воду для стирки небесных нарядов и купания, делиться едой и "дарить" тележку, чтобы пришелицы ноги по дороге не били. Впрочем, от угощения "небесные девы" категорически отказались.

   - Мы пока не можем прикасаться к человеческой еде, - сказала Таня, церемонно отодвигая чашку с рисом, и в очередной раз удивляясь, как так получается, что все вокруг понимают её, а она - их. - Нам, привыкшим к небесному нектару, она может навредить.

   И покачала головой совсем как привезенная отцом из Парижа игрушка - китайский болванчик.

   - И то верно, - шепотом согласилась Люся. - Еще отравят или усыпят. Потерпим.

   Но на рис посмотрела с некоторой тоской и сглотнула слюну.

   Все здешние китайцы носили халаты на запахе, подвязывая их широкими кушаками, и лбов никто не брил. Напротив, у мужчин на макушке красовался узел из волос, либо завязанный платком, либо сколотый шпилькой. Таня покосилась на короткие и осветленные пергидролем локоны сестры. Её собственная стрижка тоже должна была вызывать у аборигенов нездоровый интерес. Равно как и белая кожа, серые глаза и прочие расовые отличия уроженки далекого севера. Что и говорить, мода 20 века сыграла с обеими девушками злую шутку. С такими приметами здесь ни спрятаться, ни скрыться. Даже в шелковых халатиках.

   Одних только чулок хватит, чтобы память о небесных девах сбереглась в памяти местных жителей еще три века. Как увидели прислуживающие им женщины, что Таня перед купанием стягивает с ног грязные и мокрые фильдекосовые чулки, так заверещали и врассыпную бросились.

   - Чего это они? - удивилась сначала Люся.

   А потом глядь на причину страхов - точь-в-точь змеиный выползок валяется.

   - Куда ни кинь, всюду клин. Как бы не прибили они нас от греха подальше, а? Мало ли что в голову этим нехристям придет.

   Так что помылись сестры без посторонних, пусть даже и женских глаз. Еще неизвестно, чем покажутся суеверным китаянкам пояс для чулок или сорочка-комбинация. Заодно сговорились между собой, что рассказывать о житье-бытье небесных дев и лисиц.

   - Ты, главное, упирай на то, что ты -- лисица небесная, то бишь, лиса, прожившая тысячу лет и допущенная на небо. Запомнила?

   - Обижаешь, - улыбнулась Люся. - Мне папа те же сказки рассказывал. Я не только могу у мужчины украсть жизненные силы, но и знаю все на свете тайны, - и лихо так подмигнула, желая приободрить сестру.

   - Всем говорим, что нас послал на землю Яшмовый Владыка и строго-настрого запретил говорить смертным, зачем это ему надо.

   - Ха! Навру еще, что я не устерегла персики бессмертия в садах Богини Западного неба Си... как её там, прости Господи... Си-ва-мну. Вот!

   Татьяна сдержанно фыркнула:

   - Не "мну", а "нму"! Сиванму! Еще не хватало перепутать местных богинь.

   - У китайцев полным-полно сказок про небесных дев, лис, белых обезьян и прочую нечисть, так что поверить должны. Не боись!

   - Яшмовый Владыка все же авторитетней. Как-никак, верховное божество у даосов, вершитель судеб на земле и на небе.

   - Согласна. Против воли Яшмового Владыки они не попрут.

   И новонареченная Девой-Лисой по имени Лю Си поклялась Богородицей неукоснительно придерживаться этой легенды, но после серьезно призадумалась:

   - Но ведь по чьему-то же велению мы здесь оказались? Может, и в самом деле, Яшмовый Владыка подсуетился?

   Но рассказывать о том, что видела во время светопреставления, не стала. Вдруг померещилось с перепугу?

   На том веселье и закончилось, собственно. Потому что при китайских солдатах шутить было как-то совсем невместно.

  

   Отряд этот вез при себе какие-то ценности -- то ли подати, то ли военные трофеи, а потому офицер Лян только и делал, что орал и ругался. Буквально из кожи вот лез, чтобы добро, нагруженное в повозки и прикрытое соломенными циновками, сберечь. Татьяна рассчитывала, что и их, небесных дев, безопасность была для него так же важна.

   Однако она ошиблась. Нет, их не отравили и не усыпили, а разлучили -- хитро и подло, как тут было заведено исстари. Рано утром, когда Таня еще дремала, офицер Лян елейным тоном попросил благородную госпожу Небесную Лисицу Лю Си выйти ненадолго из повозки, дескать, с ней хочет познакомиться глава городка, который они как раз проезжали. И больше Татьяна сестру не видела.

   - Вы пожалеете о своем самоуправстве, офицер Лян, - змеиным шепотом предупредила она и крепко сжала зубы, чтобы не разрыдаться от горя и ужаса.

   Тот побледнел, но полный сдержанного гнева взгляд небесной девы худо-бедно выдержал. Видно, не из пугливых был. Остальные китайцы старались с Татьяной глазами не встречаться.

   Её везли в столицу ко двору императора, и это был явно не Пекин.

  

   С 18-года, с первого дня бегства из Петрограда, они не разлучались больше, чем на два дня. И то Татьяна все же пробилась в тифозный барак, чтобы ухаживать за мечущейся в бреду сестрой. А тут... В далеком прошлом, в огромной и совершенно чужой стране они с Люсей могут потеряться навсегда. Куда сестру увели? Что с ней сделали?

   Оглушенная своей потерей, словно громом пораженная, Таня какое-то время ничего не вокруг не видела и не слышала. Их родство, их общая кровь, их дружба были до сих пор как волшебство, как оберег, который защитит и отвратит дурные помыслы злых людей, направит на путь истинный и спасет.

   И что же теперь? Почему-то в помощь императора Татьяне верилось с трудом. Будет ли самовластный владыка империи слушать женщину, хоть смертную, хоть небесную? Скорее всего, нет.

   Бежать обратно в тот городок? Так ведь поймают, и хорошо, если снова отвезут в столицу, а могут ведь и сжечь. Или что они тут делают с чудными белокожими и голубоглазыми девицами?

   И тут в жизнь Татьяны Орловской снова вмешались высшие силы, а может и сам Яшмовый Владыка, кто знает? Он, видно, наевшись персиков бессмертия, выбросил косточки с облака долой, вниз, на землю. И одна из них попала кому-то прямо по шлему.

  

   Лю Дзи, командир повстанцев

  

   - Командир Лю! Командир Лю!

   Голос у доблестного Фань Куайя был поистине громоподобен, вполне под стать молодцу, который выпивал три кувшина вина, съедал четверть быка и поднимал на щите троих друзей - и все это лишь для того, чтобы потешиться. И если бы Фань Куай решил вдруг докричаться до Западного Неба, то наверняка преуспел бы. Но в то утро от могучего воина соратники ожидали лишь одного подвига - "генерал" Фань должен был разбудить предводителя. И, если судить по чести, докричаться до престола Яшмового Владыки выходило как-то проще.

   - Лю Дзи! Да проснись же ты!

   Командир Лю, сопевший на циновке у прогоревшего костра, дрыгнул ногой и невнятно буркнул что-то, что верный Фань решил пропустить мимо ушей. И пустой кувшин командир обнимал так крепко, а причмокивал так сладко, что всякому стало бы ясно - снятся ему, самое меньшее, небесные девы. Он, впрочем, и земных не гнушался. Вот третьего дня как раз...

   - Брат Лю! - Фань не выдержал и, наклонившись, проорал в самое командирское ухо: - Врагов проспишь!

   - А?

   Чего у Лю Дзи было не отнять - просыпался он мгновенно. Как бы ни устал, сколько бы ни выпил накануне, и какое бы количество женщин ночью не грело его циновку. Вскочил - глаза трезвые, хоть и мутные спросонья, меч в руках, штаны... да, со штанами беда, развязаны. Но тесемки завязать недолго. Другое дело, что злющий, как тигр с подпаленным хвостом, разве что не рычит.

   - Нападение? Почему тревогу не объявил?

   И зыркнул по сторонам, что твой ястреб, а потом на верного Фаня грозно уставился.

   Богатырь, возвышавшийся над командиром почти на чи , потупился и шаркнул ногой, заодно подпихивая к брату Лю его брошенный с вечера сапог:

   - Да нет, не нападение... Тут от старика Ге, - ну, помнишь, лодочник? - мальчонка прибежал. Говорит, в Желтой реке циньцы выловили небесную деву!

   Лю Дзи, небрежно скручивавший волосы в узел, чуть не подавился зажатой в зубах шпилькой.

   - Кого они поймали?

   - Небесную деву, - не моргнув глазом, повторил Фань Куай. - Посланницу Небес, которая прибыла от престола Яшмового Владыки...

   - У нее, знать, колесница сломалась, раз она с Небес плюхнулась в воду? - без капли почтения к благоговейному тону соратника хрюкнул Лю Дзи. - Интересно, не отбила ли эта дева свой небесный зад? Вот бы проверить, а, брат Фань?

   - Брат Лю всегда так пренебрежительно отзывается о божественных знаках, - укоризненно заметил Цзи Синь - еще один товарищ Лю Дзи. Он подошел, деликатно оттер плечом смущенного Фаня и подал командиру второй сапог. Лю благодарно хмыкнул, сел и принялся обуваться. Затягивая тесемки, он пожал плечами и глянул на побратима искоса, сдувая упавшую на глаза челку:

   - Ну я же никогда не сопротивляюсь, когда ты говоришь, что все эти знаки надо использовать, брат Синь...

   - Если ты желаешь когда-то править всей Поднебесной, - Цзи Синь назидательно наставил на Лю свой веер, - то должен проявлять побольше почтительности! Слышал ли ты грохот небесных барабанов прошлой ночью? Видел ли пятицветные огни? А облака, принявшие форму драконов и фениксов?

   Лю Дзи криво улыбнулся и кашлянул. Прошлой ночью ему точно было не до драконов и огней, хоть пятицветных, хоть каких. Но сообщать об этом Цзи Синю - верному последователю Учителя Кун - означало нарваться на очередной сеанс нравоучений, до которых брат Синь был большой охотник.

   - Позапрошлой, - вдруг уточнил Фань. - Не прошлой, уважаемый брат Синь, а позапрошлой ночью случились все эти небесные явления.

   Лю шмыгнул носом и поскреб затылок. Позапрошлая ночь тоже не располагала к созерцанию пятицветных фениксов, или кто там порхал над Хуанхэ. Маленький отряд Лю Дзи аккурат позапрошлой ночью пополнял запасы продовольствия самым простым и надежным способом - грабил склад в близлежащем городке, а потом уносил ноги, петляя по ущельям, чтобы сбить со следа солдат Цинь.

   - Короче, - Лю встал, отряхнул штаны и улыбнулся: - Брат Синь, брат Фань... вы полагаете, нам эту небесную бабу... то есть, небесную посланницу, конечно! - надо слегка пощупать?

   - Когда ты уже станешь хоть немного серьезней! - Цзи Синь сердито ударил командира сложенным веером по плечу. - Разве не расслышал? Злодеи захватили посланницу Небес и силой везут ее во дворец кровавого тирана! Мы - герои, сражающиеся против Цинь, обязаны освободить небесную деву, защитить ее и... Нечего ухмыляться! Неужели сложно сообразить? Если слух о небесной деве - правда, заполучив ее, мы заручимся поддержкой самих Небес!

   - А если дева не того... то есть... не дева... в смысле, не совсем... э... небесная? - осторожно уточнил Фань. - Что тогда?

   - Тогда, - веско ответил Цзи Синь, - мы объявим всем, что помогли небесной посланнице вернуться на Небеса. Понятно?

   - Что ж непонятного-то, - Лю Дзи проверил, хорошо ли ходит в ножнах меч, и подмигнул. - Так по какой дороге ее, говоришь, везут?

  

   Конечно, нападать столь немногочисленным отрядом на вооруженных до зубов солдат Цинь, везущих в столицу награбленное - то есть, конечно же, налоги и подати, собранные с покоренного населения - граничило с чистым безумием. Но у командира Лю был план. Несмотря на слухи, ходившие об его азарте и бесстрашии, если не сказать - безрассудстве, у командира Лю всегда имелся план. Ну, или почти всегда. Хотя по большей части Лю Дзи полагался на удачу, действовал спонтанно, за что бывал нещадно руган, а иногда даже бит хитроумным стратегом Цзи Синем. Брат Синь, увы, был старше командира Лю ровно на полгода, и следование пути Учителя не запрещало ему рукоприкладство в отношении младшего побратима, если тот, по мнению конфуцианца, вел себя недостойно высокого звания героя и лидера восстания. Лю не обижался. Цзи Синь был стратегом, а без стратега какое может быть восстание? Тем паче что по настоящему важные решения никто из побратимов, ни брат Синь, ни брат Фань, даже не пытались оспорить. Как не спорил Цзи Синь, когда Лю Дзи, молодой, но многообещающий офицер, только что получивший назначение, пустил коню под хвост не только свою карьеру, но и судьбы друзей и родственников. Сопровождать рабочих на строительство гробницы Цинь Шихуанди - что может быть почетней? И что может быть омерзительней, если каждый в Поднебесной знал, что никто из строителей никогда не возвращается обратно живым?

   Офицер Лю отпустил рабочих, просто взял и отпустил. Он спас этим три сотни жизней, почти потерял свою, зато приобрел вечную благодарность Цзи Синя и вечную преданность Фань Куайя. И почти сотню молодцов, готовых пойти за командиром Лю хоть в огонь, хоть в Санъян, хоть на суд к Яньло-вану. Да, этой неполной сотни было маловато, чтобы повергнуть Цинь, но ведь лиха беда начало. Уезд Пэй, где резвились бойцы Лю, изобиловал ущельями, распадками, оврагами, речками и лесистыми склонами. Идеальное место для скрытной войны, когда после молниеносного нападения нужно обращаться в столь же быстрое бегство. За полгода их приключений отряд прирос мало, но лишь потому, что Лю Дзи категорически отказывал всем добровольцам, предпочитая принимать благодарность натурой. Рисом, например. Ну, или просом. Или бататом хотя бы. Ладно, на худой конец и редька сгодится!

   Хотя стоило бы ему свистнуть, и на зов "Пэй-гуна", как без всяких шуток уже именовали Лю крестьяне, слетелась бы, самое меньшее, тысяча молодцов. Но там, где на горных тропках, по оврагам и кустам спрячется сотня, тысяче придется вставать в чистом поле и принимать бой, а это было покуда рановато. Зато во всем уезде не было ни городка, ни селения, ни рыбачьей хижины даже, где не ждали бы вести о том, что "Пэй-гун" набирает войско. Цзи Синь, которому порядком надоело спать в сырых пещерах и на голых камнях, уже не раз и не два говорил побратиму: "Пора начинать, Лю! Чего ты ждешь?!" Но Лю Дзи лишь отмахивался.

   "Земледельцы должны снять урожай, - отвечал он. - Люди должны накормить свои семьи. Как они уйдут воевать, если им придется оставить родню голодной и во власти алчных чиновников из Цинь?"

   Он ждал знака, и сейчас, лежа в засаде на крутом обрыве и поглядывая на дорогу, по которой должен был пойти циньский караван, думал - эта чудная история с небесной девой, может, это знак и есть?

  

  

   Дневник Тьян Ню

   "Первому взгляду доверять нельзя. Я всегда это знала и, не единожды убедившись на собственном опыте в его истинности, тайком гордилась, что избавилась от наивности и уже не верила каждому встречному, как когда-то в детстве. Люсенька говорила, мол, это настоящее счастье, когда у человека в жизни были такие времена -- искренней веры в добродетель людскую, в божью справедливость, в милосердие. На словах я соглашалась, но в душе не верила. И очень даже зря. Потому что в тот день всё сложилось самым причудливым образом, и я неожиданно для себя доверилась первому впечатлению..."

  

   Глава 3. Нити сплетаются

  

   "Я много раз слышала о том, что судьбы тех, кому суждено встретиться, накрепко связаны алой нитью. И как ни старайся, как ни противься судьбе, этих уз не порвать. И встречи, если она суждена, не избежать нипочем. Здесь в это верят. А я... я имела возможность убедиться".

  

   Дневник Тьян Ню

  

  

   Тайвань, Тайбэй, 2012

   ***

   Сян Джи всегда считала себя девушкой рассудительной и не склонной действовать, руководствуясь одними лишь эмоциями. Даже ее отчаянный побег в Сан-Франциско они с Тьян Ню продумывали и обсуждали не одну неделю. Но, глядя в глаза своего то ли спасителя, то ли почти убийцы, она поняла, что совсем себя не знала: в душе ее таились прямо-таки нескончаемые запасы гнева.

   - Эй, - снова повторил наглец и стянул с головы мотоциклетный шлем. - Ты там как, красотка, живая?

   Скулы Сян Джи свело от ярости.

   - Ты! - задыхаясь от негодования и тряся головой в попытке откинуть с лица пряди мокрых волос, прохрипела она. - Ты!

   - Я, - покладисто согласился незнакомец и неожиданно слез с байка.

   Девушка, не понимая, чего ему надо, по-крабьи скакнула в сторону. Но не тут-то было: грубиян в несколько шагов оказался рядом с Сян Джи и плотно взял ее под локоток. Хватка у него была отнюдь не нежная: вырваться девушка не смогла бы, даже если б очень постаралась.

   - Что...- пискнула она, но сопротивление было бесполезно: хамоватый мужлан явно контролировал ситуацию.

   - Дура, - едва ли не ласково сказал он. - Мы ж прямо на дороге стоим. Или ты того - всерьез желаешь покинуть этот прекраснейший из миров, детка? Я промахнулся, тебя не сбил, думаешь, другому больше повезет?

   Сян Джи в полном ошеломлении глянула на не пойми откуда взявшегося нахала. Он, явно веселясь, сверкнул в ответ возмутительно белыми зубами. Казалось, ливень совсем не мешает ему - довольно щурясь, парень словно специально подставлял под упругие дождевые струи свое улыбающееся лицо и выглядел при этом так, будто всего минуту назад сошел с обложки дорогого журнала для мужчин.

   "Убила бы, - рыбкой затрепыхалась в сознании Сян Джи огненная мысль. - Голыми руками!" Видимо, что-то такое отобразилось у нее на лице, потому что незнакомец заухмылялся еще гнуснее. Был он высоким, ладным, широкоплечим, и это отчего-то разозлило Сян Джи едва ли не больше, чем его хамское поведение.

   "Мне, - напомнила себе внучка Тьян Ню, - такие не нравятся. Характер мерзкий и вообще... ни стиля, ни породы. Ну точь-в-точь Хосин! Бык! Животное!"

   - Слушай, малышка, - оттащив ее на мостовую, заявило между тем животное, - не упирайся, а? Я тебя тут спасаю с такой силой, что сам удивляюсь, а ты артачишься!

   - Я тебе не малышка! - в отчаянии зарычала Сян Джи и неожиданно для самой себя весьма неженственно лязгнула зубами от холода - в промокшей одежде даже теплый ветер пронизывал до костей. - И не детка! И не принцесса! Спасает он меня, как же! Да ты меня едва не пришиб, идиот!

   - О, - с некоторым даже удивлением протянул парень, - гляди-ка! Характер прорезался. Я-то уж подумал, что ты совсем примороженная, ну чисто ледышка.

   И с этим словами он шустро стянул с плеч большую черную куртку с яркими аппликациями в виде огненных демонов. Сян Джи приоткрыла рот от удивления - стриптиз посреди городской дороги представлялся ей делом глупым, если не бессмысленным - но сказать ничего не успела.

   - Вот, - неожиданно мирно предложил ей нахал, оставшись в темной майке. - Накинь. Раз уж я сегодня благородным решил побыть, надо ж как следует все сделать, верно?

   Девушка хотела было снова возмутиться и вообще отправить незнакомца куда подальше, но разум победил гордость: куртка ей сейчас очень бы не помешала. Нацепив тяжелую, неожиданно уютную кожанку, она обняла себя руками в попытке хоть немного согреться.

   - Ну вот и хорошо, - кивнул парень и неожиданно потрепал ее по голове, словно кошку. - Славная малышка.

   Сян Джи глянула на него широко распахнутыми глазами - сил на возмущение у девушки уже просто не осталось. За несколько минут незнакомец умудрился столько раз удивить и разозлить ее, что она неожиданно для самой себя растерялась. С Ли ей никогда не приходилось так переживать и беспокоиться - он был предсказуемым, очень сдержанным и невозмутимым. Когда Сян Джи думала о своем женихе, ей представлялась ровная, хорошо привычная дорога: по такой идешь, не глядя под ноги и легко перепрыгивая через давно знакомые камешки и рытвины.

   Этот же нахальный мотоциклист...

   - Слушай, - совсем позабыв про манеры, вежливость и осторожность, заявила она, - мы с тобой незнакомы, верно?

   Парень покосился на нее.

   - Вроде как да, - согласился он голосом, в котором звенела улыбка.

   - И раньше не встречались?

   Теперь уже все его лицо расплылось в широкой и лукавой ухмылке. Сян Джи едва сдержалась, чтобы не усмехнуться в ответ: беспечность наглеца оказалась заразительной. Дождь внезапно притих, присмирел, а из-за туч, жмурясь, робко выглянуло солнце.

   - Ты чего это, - лучась озорством, осведомился нахал, - кадришь меня, что ли, принцесса?

   Девушка приложила ладонь ко лбу. Отчего-то она совсем не чувствовала стеснения или неловкости, разговаривая с ним. Даже мокрая до нитки одежда перестала казаться таким уж бедствием - ну, с кем не бывает? А испорченное разговором с родителями настроение, вопреки всем законам логики, стало стремительно подниматься.

   - Я? - переспросила Сян Джи, с каждым мгновением чувствуя себя все лучше. - Тебя?

   И, откинув голову, внучка Тьян Ню захихикала самым непозволительным образом. С волос ее капала вода, кожу зябко сбрызнуло мурашками, но, несмотря на это, девушка никак не могла удержаться от веселья. О, кто бы мог подумать каких-то пару часов назад, что она, дочь почтенных родителей, заведет подобный разговор с совершенно незнакомым - и явно неблагонадежным! - мужчиной. Поистине судьба выбирает для простых смертных извилистые дороги!

   - Как же! - фыркая, наконец ответила она. - Просто хотелось мне узнать, о могучий герой, со всеми ли спасенными принцессами ты разговариваешь... позволь подобрать правильное слово... так развязно? навязчиво? бесцеремонно?

   - Непринужденно, - легко подхватывая ее шутку, отозвался парень. - Я предпочитаю называть это так.

   - Самообман - вещь в хозяйстве полезная, - в тон ему сообщила Сян Джи, и они вдруг улыбнулись друг другу так, как улыбаются невольные сообщники - весело и с пониманием.

   "Боги, - ахнула Сян Джи про себя, - что же это? Неужели я с ним флиртую?" Додумать эту крамольную мысль она не успела - незнакомец вдруг отошел в сторону, к своему байку. Железный зверь - а по-другому назвать сверкающую, огромную машину у девушки не поворачивался язык - вздрогнул, зарычал, подчиняясь своему хозяину. Парень, не сводя глаз с Сян Джи, мотнул головой - садись, мол.

   Она вопросительно приподняла бровь.

   - Подброшу, куда скажешь, - пояснил нахал. - В таком виде по городу неловко будет. Это для начала. А потом... потом, пожалуй, стребую с тебя награду.

   Девушка, двинувшаяся было к нему, замерла.

   Вокруг них потихоньку начал отряхиваться от дождя город. Дрожали, отсверкивая в зеркалах луж, силуэты офисных зданий. Небо, теперь пронзительно синее, расстилалось над Тайбэем и отражалось в темных глазах незнакомца.

   - Свидание, - так и лучась самодовольством, заявил он. - Лады?

***

   До дома семейства Сян они домчались так быстро, что девушка даже не успела в полной мере насладиться поездкой. А наслаждаться было чем - улицы и переулки Тайбэя летели им навстречу, звенели шумливым говором, выкриками рыночных торговцем, гудками машин и людским разноголосьем.

   Еще в самом начале их путешествия незнакомец, коротко представившийся Ин Юнчэном, сказал, чтоб она "схватилась за него покрепче и не отпускала". Правда, при этом он улыбался так многозначительно, что Сян Джи заподозрила в этом совете скрытый умысел. Впрочем, перечить девушка не стала и скоро поняла, что поступила правильно: ее "спаситель" так лихо водил свой байк, что первые минуты три она только и делала, что, тихонько повизгивая, прощалась с жизнью.

   Зато потом... Сян Джи никогда прежде не ездила на мотоцикле - автомобили всегда представлялись ей куда более комфортным средством передвижения - и сейчас отчаянно об этом жалела. Чем-то стремительная поездка, от которой захватывало дух, а сердце ликующе подпрыгивало в груди, напоминала ей танец. Ревущий байк замирал на поворотах, и напрягались, пытаясь поймать момент и удержать равновесие, мышцы мужчины, управлявшего им. Мир стремительно несся вперед - движение, железо, сила, - и девушка едва сдерживалась, чтобы не завопить от восторга.

   Когда Ин Юнчен остановился перед воротами ее дома, Сян Джи чувствовала себя ни мало ни много - настоящей небесной девой, спустившейся на землю по лестнице, сотканной из ветра и гроз.

   - Вот это да, - только и сумела вымолвить она, едва затихло рычание мотоциклетного мотора.

   Ее спутник промолчал и повертел головой, рассматривая высокий кованый забор, аккуратно подстриженный газон и усыпанные белым щебнем дорожки. Девушка, словно очнувшись, пошевелилась и убрала руки с его талии. Она знала: ей должно быть стыдно, ведь где-то в Сан-Франциско ждал ее Ли. Но чувство вины все не приходило, даже напротив - отчего-то Сян Джи была уверена, что в кои-то веки ни в чем не ошиблась, сделала все так, как следовало.

   - О чем думаешь, хм, принцесса? - вдруг спросил ее Ин Юнчен, стянув с головы шлем.

   Девушка посмотрела на его плечи, на поблескивающую на шее цепочку, и ответила, ни на секунду не задумавшись:

   - Я терпеть не могу осьминогов.

   Ее спутник обернулся, и по озадаченному выражению его лица Сян Джи поняла, что все-таки сумела застать несносного зубоскала врасплох. Перекинув одну ногу через сиденье, она спрыгнула с байка и встала вполоборота к парню.

   - Поэтому на свидании, - сообщила девушка ему, - осьминогов мы есть не будем. Таково мое условие, главное и единственное.

   Он сначала заулыбался, просто и открыто, а потом беззвучно захохотал и, потянувшись вперед, отвел с ее лица пряди высохших за время их совместной поездки волос. Сян Джи глянула на Ин Юнчена чуть исподлобья, впервые улучив момент для того, чтобы рассмотреть его повнимательнее. Верно показалось ей с самого начала - в нем не было ни капли того нервного, томного изящества, что отличало многих богатых сынков из ее окружения. Он будто искрился жизнелюбием, смехом, и размашистой, легкой силой.

   Мгновение, что они смотрели друг на друга, показалось ей непростительно коротким - и восхитительно длинным. А потом Сян Джи, обычно не отличавшаяся излишней скромностью, вдруг вспыхнула и опустила глаза.

   - Никаких осьминогов, клянусь, - отозвался в этот же момент Ин Юнчен и внезапно совсем другим тоном спросил: - Кто это - там, в входа в дом?

   Девушка, у которой все никак не получалось утихомирить бешено бьющееся сердце, повернулась - и от неожиданности отшатнулась, отступила назад, к мотоциклу.

   По дорожке, ведущей от дома к воротам, несся ее отец, и по лицу его было ясно, что господин Сян пребывает в состоянии истинного бешенства. Никогда прежде Сян Джи не видела своего родителя таким - в обычные дни он прилагал все силы, чтобы не потерять лица. Но появление младшей дочери, больше напоминающей уличную бродяжку, в компании какого-то голодранца, видимо, стало той самой каплей, что переполнила чашу его терпения.

   Девушка торопливо схватилась за плечо Ин Юнчена.

   - Тебе сейчас лучше уйти, - шепотом просвистела она. - Как говорила моя бабушка, мужчины нашего рода долго запрягают, но уж едут - быстрей некуда. А папа, похоже, как раз разгоняется.

   - Что с того, - начал было возражать парень, - от меня не убудет поздороваться.

   Сян Джи замотала головой. Она сомневалась, что отец рискнет ввязаться в драку, но боялась, что он как-нибудь... унизит Ин Юнчена. Родитель ее не терпел того, что называл "неподходящими знакомствами" и частенько напоминал своим детям о их происхождении и статусе. "Орел воробью не товарищ", - вот что слышала она из его уст каждый раз, когда пыталась познакомить очередного своего ухажера с семьей.

   - Потом, - поторопила его Сян Джи. - Ты же не из тех, кто думает только о том, как идти вперед, но не глядит, как отступать назад? Лучше позвони мне вечером, а здесь я разберусь!

   И не дожидаясь ответа, она побежала вперед - отца следовало остановить, удержать и, если возможно, успокоить. Через несколько долгих мгновений за спиной ее взревел мотор, заскрипел под колесами байка щебень, и девушка с облегчением выдохнула.

   Когда господин Сян схватил ее за запястье, потащил к дому, а потом весьма неласково втолкнул в общий зал, она даже не разозлилась. Ни материнский взгляд, полный разочарования и упрека, ни гневное молчание отца не способны были испортить ей настроения. Стоя перед родителями в забрызганной грязью одежде, с разметавшимися по плечам волосами, девушка едва сдерживала улыбку - сами они могли жить по своим правилам и законам, но заставить ее склониться перед их волей? Нет. Не в тот день, когда мужчина со скверным характером и глазами воина из древних легенд подарил ей крылья.

   Она не перестала улыбаться даже в тот момент, когда захлопнулась за ее спиной дверь в студию. До того, чтобы запереть дочь в комнате, отец не дошел, но запрет выходить из дома все-таки наложил. Ей было все равно. Сияя, она подбежала к комоду, постояла с минуту, размышляя, а потом решительно стянула с пальца обручальное кольцо - будто сбросила с плеч тяжелую и неподъемную ношу.

   Улыбка покинула ее лицо лишь в тот момент, когда Сян Джи, сняв тяжелую кожаную куртку, расшитую огненными демонами, сообразила, что они с Ин Юнченом так и не успели обменяться телефонными номерами.

  

  

   Империя Цинь, 208 г. до н.э.

  

   Татьяна Орловская и Лю Дзи

  

   О том, что на обоз нападут, Таня почувствовала за несколько минут до того, как это случилось. Воздух вокруг словно бы сгустился до плотности сахарного сиропа, потом по нему пробежала мелкая рябь, как по воде от брошенного "блинчиком" камушка, затем еще раз и еще. В ответ каждая волосинка на теле встала дыбом, отзываясь на приступ такого знакомого панического ужаса перед неизбежным кровопролитием и насилием.

   А потом воздух вокруг запел голосом множества стрел, из зарослей на дорогу, вопя и улюлюкая, выскочили какие-то оборванцы. Завязалась рукопашная, пролилась первая кровь. Но вовсе не она испугала Татьяну до немоты и болезненных спазмов в горле. Все нападающие, как один, носили на головах красные повязки, а у всадника на вороном коне, что выехал наперерез офицеру Ляну, развевался за спиной большой красный флаг.

   "Комиссары! И здесь они, эти ироды!" - мысленно взвыла Таня и незамедлительно, почти что кубарем, скатилась вниз, под повозку.

   В Шанхае все знали - Гоминьдан якшается с Советами, но русские обитатели Авеню Жоффра надеялись, что уж Китай-то чаша сия как-нибудь минует. Видимо, зря надеялись. И сюда влезли краснопузые со своими знаменами!

   Татьяну душили слезы, и она от отчаяния пару раз стукнула кулаком по ободу колеса. Боль очень вовремя отрезвила. Девушка будто очнулась от кошмарного сна.

   Стрелы, копья, мечи и щиты Таню, как это ни странно, успокоили. Были бы здесь Советы, красноповязочники держали бы в руках винтовки и револьверы.

   "Значит, все-таки прошлое! Слава тебе Господи!" - ликовала Татьяна.

   Конечно, грабители во все времена одинаковы, но в далеком китайском прошлом никто еще до классового сознания не додумался. И то хлеб!

  

   Самое главное в успешной засаде - неожиданность и внезапность, из чего плавно вытекает устрашение и потеря противником боевого духа. Поэтому горящие стрелы в таком деле - очень кстати. Но тут важно не перестараться, потому что, во-первых, командир Лю не любил лишнего кровопролития, а, во-вторых, целью нападения был все-таки грабеж, а не смертоубийство. Трофеи предполагалось захватить, а не сжечь.

   Поэтому стрелы свистели густо и плотно, но избирательно, а мечи и копья разили лишь до тех пор, пока не скрылся из виду шустро улепетывающий циньский офицер, благоразумно бросивший своих солдат на растерзание мятежникам.

   - Мятежник Лю! - вопили циньцы. - Мятежник Лю!

   - Ну, раз признали... - пропыхтел Лю Дзи, выбивая копье у одного из охранников. - Так зачем продолжать? Эй, вы! Бросайте оружие, и я оставлю вам жизнь!

   Как не преминул заметить мудрый Цзи Синь, "кто полон милосердия, тот непременно обладает мужеством". Противники Лю всех высказываний Учителя могли и не знать, зато про "мятежника Лю", известного как "Пэй-гун", они были наслышаны. Солдаты переглянулись и один за другим побросали мечи.

   - Так-то лучше, - буркнул командир и огляделся, быстро оценивая результаты нападения.

   Обоз был целехонек. Вот что значит - хорошо натаскать своих людей! Ни одна горящая стрела не попала в бесценные тюки с рисом, ни один рулон шелка не пострадал. И даже экипаж Небесной Девы... Лю замер, нахмурился и обошел вокруг пустой повозки. Так-так-так, а где же упомянутая дева? Сбежала под шумок?

   - Эй! - он дернул за рукав первого попавшегося солдата Цинь, товарищей которого бойцы сейчас деловито связывали попарно. - Ну-ка признавайся, была тут Небесная Дева или мне баек наплели про нее?

   - Так вы за Небесной Девой! - непонятно чему обрадовался пленник и быстро-быстро закивал: - Да, уважаемый Пэй-гун, была дева, посланница Яшмового Владыки с самих Небес...

   - Была, говоришь? И куда делась? На Небеса вознеслась?

   - Так она, когда вы, благородный предводитель Лю, изволили напасть... то есть, преградить наш путь...

   - Короче!

   - Под повозкой она! - отрапортовал солдат. - Как мятеж... э... ваши доблестные воины стрелять начали, так дева поспешила под повозку спрятаться!

   - Молодец, - Лю Дзи похлопал словоохотливого солдата по плечу и подтолкнул болтуна к остальным. - Иди к товарищам. Эй, кто из вас ранен? - крикнул он, обращаясь к пленникам. - Незачем истекать кровью! Мы окажем вам помощь прежде, чем оставим здесь. Брат Синь, проследи!

   - Опять он за свое! - проворчал Фань Куай, с досадой стукнув о землю копьем. - Ему дай волю, он бы этих олухов еще и вином обнес! И рисовых шариков навертел собственноручно!

   - Из всех преступлений самое тяжкое - это бессердечие, - назидательно заметил Цзи Синь и потянул побратима за собой. - Идем!

  

   Сначала Татьяна увидела ноги в красивых кожаных сапогах с широким голенищем и загнутыми вверх носками. Правда, они сильно запылились, а на одном была почти начисто оторвана подметка, но красоту орнамента, вытесненного на коже, это ничуть не портило. Оставалось только выяснить, какие же намерения имелись у мятежника Лю - хозяина шикарной обуви.

   - Уважаемая небесная дева, - осторожно постучав по повозке, вкрадчиво позвал Лю. - Не соблаговолите ли покинуть свое укрытие?

   Небесная Дева, отринув всякое изящество, стремительно заползла под повозку еще глубже. На всякий случай.

   В любое иное время Лю Дзи, без сомнения, оценил бы и благоразумие, и прыть неведомой госпожи, но сейчас задерживаться на дороге и дальше не следовало, а потому пришлось отбросить и уговоры, и вежливость. Он вздохнул, внутренне готовый к визгу, воплям и сопротивлению:

   - Уважаемая небесная дева, не вынуждайте меня...

   Присев, Лю заглянул под повозку и там, в полумраке, практически нос к носу столкнулся с прячущейся женщиной. И чуть не отпрыгнул от неожиданности, когда ему навстречу блеснули сквозь густую вуаль нелюдские светлые глаза. Тут бы испугаться, но женщин, будь они земные или небесные, командир Лю совсем не боялся. А уж когда у гостьи с Небес и фигура вполне себе под стать блаженным садам Западного Неба. Выдающиеся... э... холмы и изгибы, да.

   - Ого! - поневоле вырвалось у Лю восхищенное восклицание. Но он тут же сам себя одернул. Сейчас не до шуточек и не до церемоний, к которым дева, видать, привыкла.

   - Уважаемая госпожа, здесь опасно оставаться. Я возьму вас за руку и помогу выбраться, - ухватив девушку за запястье, он вежливо, но непреклонно потянул ее наружу.

   Отбиваться или каким-то образом сопротивляться настойчивости незнакомца у Татьяны сил уже совсем не осталось. Кроме того, милосердие, проявленное им только что по отношению к пленникам, Татьяну не только поразило до глубины души, но и приободрило. Может быть, он и её пощадит? Жаль только, скотина Лян успел удрать. Бог с ним, но он унес с собой Танину рыбку.

   И точно, едва лишь "благородный предводитель" извлек небесную деву из-под повозки, как сразу же отпустил и даже грязь с подола платья отряхнул. Затем как-то нарочито-почтительно поклонился, выставив перед собой руки и положив одну ладонь поверх другой. Явно ведь дурачился, но вышло на редкость элегантно. Люся, та все время твердила, что пластика движений у азиатов изумительная.

   - Уважаемая небесная госпожа! - молвил мятежник, прицельно кося ясным карим оком на "холмы и изгибы". - Я, Лю, командир этого отряда, услышал от верных людей, что солдаты Цинь творят святотатство, захватив небесную посланницу. Но позволите ли убедиться - в самом ли вы деле с Небес?

   И быстро, пока небесная посланница не успела опомниться и пока у самого хватало смелости, сдернул с нее вуаль.

   - Ох! - Лю даже отступил на шаг, внезапно заулыбавшись так светло и радостно, словно был ребенком, получившим неожиданный, но чудесный подарок.

   Дева и впрямь выглядела так, словно только что сошла с Небес. Кожа белее самых чистых облаков, огромные глаза цвета грозовых туч, легкие пряди светлых волос... Да, такой женщине впору прогуливаться среди вечноцветущих садов Яшмового Владыки, а не стоять посреди пыльной дороги в забытом богами уезде Пэй, среди грязи, трупов и сломанных мечей!

   Из восхищенного оцепенения Лю Дзи вывел братец Синь, подоспевший со своим неизменным веером очень кстати. Вот уж кто тут же совершил все положенные поклоны, ничуть не заботясь о чистоте своих светлых одежд!

   - Вот! - торжествующе заявил Цзи Синь. - Что я тебе говорил, брат Лю? Это небесная дева! Прояви почтительность, олух! - и уже замахнулся, чтобы привычно треснуть Лю по плечу веером, но тот ловко увернулся, отпихнул побратима и, отчасти чтобы побороть смущение, гаркнул на глазеющих солдат:

   - Эй, нечего пялиться! Совсем забыли почтительность, бездельники?

   И бойцы Лю, и солдаты Цинь послушно отвернулись и преувеличенно-бодро продолжили заниматься каждый своим делом: одни - обезоруживать и связывать, другие - разоружаться и подставлять руки для связывания. Дело двигалось споро, но Лю все равно прикрикнул:

   - Ну-ка шевелитесь!

   Еще не хватало, чтобы люди отвлекались на всякие... небесные явления, даже если они, явления эти, такие впечатляющие.

   - Госпожа, тебе лучше поехать с нами. Поверь, даже если ты с Небес, при дворе императора Цинь тебе делать нечего, - заявил он деве и скомандовал: - Эй, приведите моего коня!

   - Ты согласна, госпожа? - Лю вспомнил, что для приличия надо бы поинтересоваться мнением девы, с Небес же она все-таки, не обычная женщина. И протянул ей руку.

   Что оставалось делать? Татьяна осторожно вложила пальцы в широкую ладонь командира Лю, получив взамен потрясающе обаятельную улыбку. Она боялась даже надеяться, что судьба наконец-то повернулась к ней пусть не лицом, так хоть вполоборота.

   - Сразу видно небесную женщину! - довольный Лю подсадил ее на коня и сам вспрыгнул сзади. - Не кричит и не спорит, а просто делает, что нужно! Такие водятся лишь на Небесах!

   Обернувшись к солдатам Цинь, понуро сидящим прямо на дороге, он помахал им на прощание и крикнул:

   - Хэй! Передайте этому жирному борову Чжао Гао, чтобы не разевал пасть на посланницу Небес! В уезде Пэй есть те, кто ее защитит! Н-но! Вперед! - и ударил пятками коня, пускаясь вскачь.

   Теплая талия небесной девы словно была создана специально для того, чтобы возложить на нее руку, и Лю не стало чиниться, возложил, а то вдруг чудесная госпожа с коня свалится? К чему гневить Небеса, верно?

  

   И отчего-то Татьяна сразу поверила этому лихому мятежнику. Что такое мятеж, она знала не понаслышке и обычно не испытывала к участникам и руководителям восстаний и революций ни малейших симпатий. Но этот Лю Дзи каким-то волшебным способом сразу же внушил к себе расположение. А ведь ничего особенного не сделал, только зубоскалил все время. С другой стороны, от подлого офицера Ляна спас и рук, точнее одной руки, которой очень осторожно придерживал Татьяну за талию, не распускал.

   Скакали они не слишком долго, но запомнить дорогу девушка не смогла бы при всем желании. Зелень вокруг непроглядная, все холмы похожи, как близнецы, а в ущельях тропки такие узенькие, что страшно глянуть, не то, что ходить тут без провожатых. Лошадь у командира Лю была расчудесная, ступала мягко, слушалась беспрекословно, и все равно Татьяне понадобилась поддержка, чтобы выбраться из седла. Разумеется, помощь эта пришла от радостно улыбающегося Лю Дзи. Точно он в картах... или во что они тут играют, банк сорвал. Китайцы, они азартные люди, рисом не корми -- дай сделать ставку. Вот и сейчас от сверкания его темных глаз и блеска зубов деться девушке было некуда -- ослепит и втянет в свою новую азартную затею, как пить дать.

   Деликатно, если не сказать почтительно, командир Лю отвел Таню в сторонку, ко входу в большую пещеру. Возле логова разбойника ласково журчал ручеек, а на бережку лежала совсем новая циновка, и дожидался своего часа костерок.

   "Хорошо устроился мятежник, нечего сказать, - восхитилась Татьяна. - Умеет жить со вкусом".

   - Уважаемая госпожа, прости, что у меня сейчас нет времени выказать тебе необходимое уважение, к которому ты привыкла на Небесах... - проворковал Лю Дзы. - Но вот циновка, где ты можешь отдохнуть, вода для умывания, а если небесной госпоже захочется уединиться, те кусты в твоем распоряжении. Чуть позже ты же удостоишь меня беседой?

   И склонил голову к плечу, что твой голубь, безмятежно взмахнул длинными ресницами и многозначительно изогнул бровь. Прямо не повстанец, а настоящий любезник.

   - Благодарю за заботу, предводитель Лю, - сдержанно улыбнулась в ответ Татьяна, мысленно гадая, стоит ли сделать книксен или лучше не смущать обаятельного разбойника "небесными" манерами.

   Пусть деликатность мятежника была чуточку насмешливая, что ли, но она все же была искренней. Как же всё это странно.

   Командир Лю точно почуял ее сомнения, присел рядом на корточки, взял за руку и убедительно так сказал:

   - Я хочу, чтобы ты поняла сразу, небесная госпожа. Ты не в плену. И если ты пожелаешь нас покинуть... хотя я не думаю, что тебе есть, куда пойти, а? Ты же с Небес, - и подмигнул хитрющим карим глазом. - Я тебя оставлю. Отдыхай.

   И пошел заниматься своими прямыми обязанностями - командовать.

   А Небесная Дева осталась возле костра - в приятном удивлении и твердой уверенности, что ей наконец-то повезло по-крупному.

   Лю Дзи обошел всех своих людей, каждому досталось от предводителя по заслугам -- кому похвала, кому упреки, раненым -- забота, а потянувшимся со всех сторон крестьянам -- мешки с разным добром, в основном, с рисом. Из чего Татьяна сделала вывод, что оказалась в компании местного китайского Робин Гуда. Обаятельного такого, в оранжевом шелковом халате, черноволосого и ловкого, точно тигр. Хоть какая-то определенность!

   Часа через пол Тане со всем возможным почтением преподнесли чашку риса. У здешних робингудов разносолов не водилось.

  

   К тому моменту, когда предводитель Лю справился со всеми своими командирскими обязанностями и вернулся к небесной деве, та уже какое-то время тихонько роняла слезы в рис. Умывшись и пригревшись возле костра, Татьяна вдруг полностью и целиком осознала весь ужас своего положения. И, говоря фигурально, схватилась за голову, а потом и не фигурально тоже. Рассудок перестал отгораживаться от ужасной правды, плотина рухнула и душу девушки затопило горькое море безнадежности.

   Лю Дзи явно хотел сказать что-то другое, но увидев как мелко вздрагивают узкие плечики небесной гостьи, вдруг присел рядом и спросил:

   - Да ты что, сестренка? Кто тебя обидел?

   И тут Татьяну прорвало. Она уткнулась носом в твердое плечо, обтянутое шелковым халатом, и разрыдалась в голос:

   - Мы... Я... Все пропало! Мы же ничего плохого не хотели, правда! Только билеты в Сан-Франциско -- и всё. И эти фигурки... эти рыбки... Из-за них так вышло, я уверена. А теперь сестру увели, рыбку украли и...

   - Какую сестру? - быстро переспросил мятежник.

   Таня по-рыбьи хватанула воздуха, практически задыхаясь от слез.

   - Мою единственную сестру, - громко хлюпнула она носом и поистине нечеловеческим усилием воли запретила себе рассказать Лю Дзи всё правду как на духу. Искушение было велико, но горький жизненный опыт подсказывал не доверяться первому встречному разбойнику -- доброму, обаятельному и... милому. Потому локти кусать будет поздно.

   - Она -- Небесная Лиса, хулидзын. А этот скотина Лян обманом увел её куда-то, а, может... - Татьяна зарыдала еще пуще. - Может, он даже убил её! И рыбку мою потом украл! И как же я без Люси? Где она? Как мы вернемся обратно? Пропала я, совсем пропала.

   Не поняв и половины из сказанного, командир Лю так жалостливо погладил ее по волосам, что вызвал новый приступ истерики. В плане порыдать небесные девы мало чем отличались от земных.

   - Не плачь, сестренка... Тьян Ню, не горюй. Чем смогу - помогу и тебе, и твоей сестрице, - пообещал он и принялся вытирать мокрые от слез щеки пришелицы тончайшим платочком с вышитыми шелком уточками, жертвуя единственным абсолютно чистым предметом своего гардероба. Яшмовый Владыка, по идее, должен был оценить этакую щедрость.

   - Как, говоришь, твою сестричку зовут? Лю Си?

  

   Люси

  

   Дочиста обглоданная куриная кость ударилась о прутья решетки и отскочила, свалившись на пол. Люся чуть не зарычала от досады, проводив бесценный кусок еды пылающим взглядом. Но сил на рычание уже не осталось. Да что там! Даже голову с соломы не приподнять. Третьи сутки без пищи и воды практически доконали Людмилу. Даже ее несгибаемая уверенность в собственной удаче и живучести дала трещину. На самом деле, она уже почти не верила, что сумеет выбраться из клетки, а не закончит жизнь здесь, на рисовой соломе, взаперти, выставленная на потеху пьяных клиентов местного борделя.

   Поначалу, когда ее только притащили сюда и заперли в клетку, Люся и впрямь рычала и бранилась, как настоящая лиса, бросаясь на прутья и дергая решетку. Раз сочли лисицей, так пусть убедятся - заперев ее, добра не жди! Она рвалась на волю и бесновалась, до помрачения боясь, что сейчас ее продадут какому-нибудь желтомордому бугаю и используют, как бы помягче сказать, по назначению. Но вскоре девушка поняла, что эти страхи были беспочвенны и даже наивны. Охотников испытать на себе лисьи чары не нашлось, да и купили ее не для проституции, а как диковинку, приманку для богатеев, одновременно возбуждающую любопытство и щекочущую нервы. Звание "небесной лисы" сыграло с Люсей злую шутку: ее не только выставили на погляд, но еще и не кормили при этом! Само собой, небесные лисы, наверное, людскую пищу и не едят, исключительно мужской жизненной силой питаются, но хоть корку-то какую могли бросить, сволочи! Хотя бы воды налили в плошечку!

   Но в представлении древних китайцев чудо-зверь в пище и воде не нуждался, и Люся рисковала из небесной лисицы быстро стать лисой дохлой. Ради забавы посетители иногда бросали в клетку кости, и по утрам, когда жизнь в борделе замирала, девушка тихонько грызла подачки. Но по сравнению с жаждой голод ее почти не волновал. Без еды какое-то время прожить можно, сестрам случалось голодать, и подолгу, так что три-четыре дня вынужденного поста - не самое страшное. Но вот вода...

   У Люси потрескались губы и нёбо, распух язык, воспалились глаза, в ушах постоянно звенело, зрение отказывало, а сознание меркло все чаще. Оставалось лишь разодрать зубами собственное запястье и попробовать напиться своей крови, но а дальше-то то? Несмотря на все просьбы и мольбы, китайцы оставались глухи. И в какой-то страшный миг Людмила вдруг отчетливо вспомнила отцовские сказки, особенно те, где говорилось о чудесных свойствах лисьей печени. И поняла - сволочные китаёзы решили заморить ее голодом именно в расчете разжиться свежей печенкой. Убить - побоялись, а так вроде бы сама сдохла, и никто не виноват, верно?

   Отчаяние накрывало Люсю темным и пыльным мешком, душило, забивало глаза и глотку, словно она тонула в зыбучих песках. И надежды выбраться у нее не осталось. Совсем. И разве что одна только мысль о сестре пока держала девушку по эту сторону жизни.

   Господи боже, да за что же им всё это?

   Но хотя бы Таня не сидела в соседней клетке, одна радость. Ее увезли, забрали куда-то, но там ее, по крайней мере, кормят. Только на это Люся и надеялась.

  

   Сначала сквозь тяжелую мутную дрему ей показалось, что дрогнула земля. Покачнулись стены, сверху посыпалась какая-то труха, кто-то вопил, стонал и визжал, что-то звенело и трещало. Потянуло дымом. Землетрясение? Пожар? Но сил не осталось даже на то, чтобы веки разлепить. Пусть горит. Пусть рушится. Пусть провалится на самое дно их китайского ада этот городок со всеми обитателями и весь этот поганый мирок, до краев наполненный сволочами и тварями, как поганое ведро - помоями...

   Потом резко и пряно пахнуло свежей кровью, крик и звон раздался совсем рядом, и о прутья клетки что-то тяжко ударилось, раздражая слух тоненьким скулежом, а нюх - вонью... И в голове Люси, прямо под черепом, который ей самой уже казался пустым и иссохшим, словно безжалостное солнце добела выжгло его, родилась мысль. Шанс. Движение. Жизнь!

   "Я хочу жить! - беззвучно кричала она, трепыхаясь в плену ослабевшего тела, как муха в паутине. - Жить! Дышать! Сестренка, я... я... Я еще есть!"

   И преодолевая беспамятство и бессилие, Люся сперва приоткрыла воспаленные глаза, а потом, хрипло и неровно дыша, завозилась, приподнимаясь на локтях.

   - Небо! Что... кто это?!

   Этот возглас оглушил девушку, она моргнула раз, и другой, тряхнула головой - и чуть не лишилась сознания окончательно от этого простого движения.

   - Девушка! - позвал голос. - Девушка, отзовитесь! Вы живы?

   Люся подползла поближе к решетке, из последних сил уцепилась за прутья и рывком вздернула тело вверх, пытаясь сесть. И только тогда наконец-то увидела его. Того, кто звал и спрашивал.

   Сперва ей показалось, что в забытый всеми богами китайский бордель ворвался на всех парах... бронепоезд. Огнеглазый, стремительный, пышущий яростью и жаром, остро пахнущий ветром, заблудившимся в длинных прядях черных волос, и пылью сотен дорог, осевшей на доспехах. Неудержимый, он промчался по залу, ставшему вдруг до смешного маленьким, и замер рядом с ее клеткой, опираясь на какое-то зловещее оружие на длинном древке, и прожигая пленницу пронзительным взглядом.

   С клинка тяжелыми каплями падала кровь, но Люся не боялась и не удивлялась. Бронепоезд - он такой, сметет, раздавит, перемелет в багровое месиво слабую человечью плоть - и не заметит.

   - Девушка! - снова позвал он, и она вспомнила, что умеет дышать. - Девушка, отползите от решетки. Сейчас я освобожу вас. Вы слышите? Вы понимаете?

   Люся слабо кивнула, все еще зачарованная. От него веяло мощью и уверенностью, от него разило смертью, должно быть, именно он буквально покрошил здесь всех, не щадя никого, но... Для нее, самозваной небесной лисы Лю Си, этот свирепый воин был посланцем самой жизни.

   Она послушно отползла, не отводя от него глаз. Если это все бред, если даже это ангел смерти пришел за ней в облике безжалостного воителя - все равно! Его клинок нес освобождение - либо из клетки, либо от последних мук, и Люся была ему за это несказанно благодарна.

   В два сильных удара он расправился с решеткой, просто прорубив ее, пинком выбил остатки прутьев и протянул девушке руку. Она подалась вперед, потянулась... но это последнее усилие доконало ее. Беззвучно и тихо, как павшая от изнеможения лошадь, Люся ткнулась лицом в солому и замерла, уже ничего не видя, не слыша и почти не дыша.

  

   Таня

  

   Терпение -- это не только главное качество русского человека, но и первейшая его добродетель. Без него русскому человеку никуда. Так она говорила себе с того самого момента, как командир Лю посулил отправить своих людей в Фанъюй и разузнать о судьбе Небесной Лисы по имени Лю Си. Входит ли привычка держать обещания в число китайских добродетелей, Татьяна доподлинно не знала, но очень на это надеялась.

   - Пойми, сестренка Тьян Ню, не могу я с неполной сотней напасть на городской гарнизон. Перебьют моих молодцев, как пить дать, - объяснил веселый мятежник. - Но что касательно разведки, тут у меня всё схвачено. Рассмотрят в темноте и разговорят немых, если надо. Ты просто жди и надейся, лады?

   - Лады! - согласилась Таня.

   Находиться рядом с жизнелюбивым командиром Лю ей понравилось. Никогда прежде ни один мужчина не внушал ей столько уверенности. Вечное женское желание "быть как за каменной стеной" Лю Дзи исполнял не напрягаясь, почти играючи. А в его отсутствие роль крепостных стен играли богатырь Фань Куай и конфуцианец Цзи Синь.

   "Братец Фань", как он сам себя просил именовать, давал по шеям любому смевшему тревожить Небесную деву восхищенным, но назойливым взглядом, в то время как его друг и соратник вел среди бойцов пропагандистскую работу. Мол, разуйте глаза и поймите, что абы кому Небеса не позволят спасать Небесных Дев! То позволено только лишь их избраннику. Доказательство же вон сидит на циновочке и обмахивается шелковым платочком командира. Ну всё, посмотрели чуток - и хватит.

   В отличие от своих побратимов сам "избранник" не слишком-то верил в небесное происхождение белокожей и светлоглазой гостьи. Подначивал Татьяну по поводу и без, но всегда как-то по-доброму, без злости. Тане это нравилось, потому как означало, что у парня имеется нетривиальный ум и здравый смысл. Мало ли кто кем назовется! Она пила и ела как обычный человек, в кустики ходила уединяться регулярно, спала и всхлипывала во сне, а то, что кожа белая, так чего только на свете не бывает.

   Примерно так Лю Дзи и сказал однажды в порыве откровенности:

   - Слышал я от купцов, на далеких южных островах живут синекожие люди с собачьими хвостами.

   - Все может быть, - уклончиво ответила Татьяна.

   - Тогда, наверняка, где-то и среброглазые водятся? - и подмигнул эдак лукаво. - Ничего такого ты на Небесах не слышала, сестренка Тьян Ню? Может, в тайных книгах Девяти небес чего вычитала, нет?

   - Я, в основном, по персикам знаток, - усмехнулась в ответ Таня.

   - По персикам бессмертия, конечно? - с притворно серьезной миной уточнил мятежник. - Которые здесь у нас не водятся, верно я понимаю?

   - Именно, предводитель Лю.

   - Я так и подумал отчего-то.

   Казалось, они понимают друг друга без слов. А еще Татьяне понравилось китайское имя, которое ей дал Лю Дзи. Оно переводилось очень даже просто -- Небесная Дева. Чтобы ни у кого никаких лишних вопросов не возникало.

   И тут к интересному разговору присоединился братец Синь, который гнул свою политическую линию.

   - Нам нужно настоящее знамя, - сказал он и посмотрел на Татьяну со значением.

   Командир Лю скорчил страшную рожу и зашипел на соратника, дескать, думай, что и кому говоришь, стратег хренов! Но тот отмахнулся веером и продолжил агитацию:

   - Брат Лю, вот уже полгода минуло с тех пор, как мы подняли восстание против тирана. По всему уезду сотни молодцов готовы прийти под твои знамена...

   - Я знаю, - буркнул Лю.

   - ...И что ты им покажешь? Рваную тряпку?

   - Да знаю я! - рыкнул командир. - Я же говорил тебе - еще не время!

   - Время, - веско ответил стратег. - Урожай собран. Знак Небес, которого ты ждал... - и поклонился Тьян Ню. - Если она не знак, тогда чего тебе еще? Хочешь, чтобы Яшмовый Владыка лично спустился к тебе и подтолкнул? Если Небесная Дева окажет нам честь и своими руками сошьет для нас Знамя Небес, кто посмеет встать у нас на пути?

   Шить Татьяна умела, но к красному знамени, а именно такой цвет выбрали для себя повстанцы, у неё душа не лежала.

   Лю почесал и без того лохматый затылок и хмыкнул. А потом отпихнул стратега, недвусмысленно намекая, что такие вопросы ему с Небесной Девой надо бы лично обсудить. Наедине!

   - А вообще, знаешь, он прав, сестренка, - вздохнул Лю, когда Цзи Синь, выразительно поглядывая через плечо, наконец-то отошел и принял созерцательную позу. - Пора прекращать с разбоем. Мы тут, понимаешь, собрались не ради пары мешков риса и куска шелка.

   - А какая же цель у тебя, братец Лю? - спросила Татьяна, чувствуя что шить знамя ей все-таки придется.

   - Как это - какая? - слегка удивился мятежник. - Великий человек должен править миром! Как думаешь, выйдет из меня император? - и непочтительно заржал. Но глаза у него оставались непривычно серьезными.

   Небесная дева искренне восхитилась мощью замысла и широтой замаха. Вот это по-нашему! Но решила кое-что уточнить практически в корыстных целях:

   - А сейчас какой император правит?

   Ей до зуда в языке хотелось, наконец, точно определиться с датами. Во времена какой династии их с Люсей затащили папочкины рыбки-то?

   - В Санъяне уже второй год сидит мелкий сопляк Эр-ши, - ответил Лю Дзи так запросто, словно совсем-совсем не удивился тому, что на Небесах не в курсе, кто правит Поднебесной. - Конечно, он не такой кровопийца, как покойный Цинь Шихуанди, но мальчишка шагу ступить не может без приказа жирного хряка Чжао Гао. Так что выходит, что Цинь правит евнух. Это, сестренка, совсем не весело. Я, кстати, не один такой умник. Вот Сян Лян из Чу, тот вообще уже войско собрал. Сама понимаешь, у нас тут, в уезде Пэй, возможностей поменьше, но и отставать не след! А то Цинь разобьют без меня, и как же я тогда стану императором? - и снова весело подмигнул, вернувшись к легкомысленной манере беседовать с небесными посланницами.

   В голове у Татьяны что-то щелкнуло, и мозаика сложилась целиком. Династия Цинь, провинция Пэй, евнух Чжао Гао, царство Чу.... Не зря, ох не зря папенька настоял на чтении "Исторических записок" Сыма Цяня, которые он сам и перевел, да опубликовать не успел. Вот ведь судьба-злодейка! Правда, давно это было, многое забылось, но самое главное Татьяна Орловская запомнила крепко-накрепко.

   - Так значит, это ты тот доблестный воин, который отпустил несчастных строителей усыпальницы? - спросила она осторожно, пока еще не веря до конца в свою догадку, и на всякий случай, добавила: - На Небесах известен этот подвиг во имя милосердия.

   - Ух ты! - просиял Лю и хлопнул себя по бедрам. - Даже с Небес было видно? А то, как я напился накануне, тоже известно? Представляешь, просыпаюсь - голова раскалывается, в глотке словно кош... э... фениксы порхали, а половина работников разбежалась. Ну не ловить же их, бедолаг? Я тогда и остальных того, отпустил. Половина моих ребят, - он гордо махнул на своих людей, - аккурат из той партии рабочих. Вот хотя бы братец Фань... О. Прости, сестренка. Там такая история дальше, что девичьим ушкам ее слышать не подобает.

   Таня едва удержалась, чтобы не начать совсем не по-небесному прыгать на месте от восторга и хлопать в ладоши. У Сыма Цяня примерно так всё было и написано!

   - Так это ты станешь императором и основателем новой династии! - всплеснула руками она

   - Серьезно? Я так и думал, - Лю блеснул зубами в довольной улыбке. - У меня к Цинь свои счеты, понимаешь... Да! Так что насчет знамени? Коли уж ты предрекаешь мне титул Сына Неба?

   - На то я и Небесная Дева, - фыркнула девушка, сама не заметив, что откровенно кокетничает с предводителем Лю. - Ладно уж, братец Лю, будет тебе знамя.

  

   "Сыма Цянь писал свои "Исторические записки" спустя много-много лет после того, как всё случилось. И во многом он ошибался, а кое-что просто насочинял для пущей красоты, но какой же он все же молодец, что взялся за это неблагодарное дело. Лично я древнему летописцу страшно благодарна".

  

   Дневник Тьян Ню

  

   Глава 4. На ловца и зверь бежит

  

   Дневник Тьян Ню

   "Вещи никогда не заменят людей, а живой голос всегда звучит громче, чем самая интересная запись на молчаливой бумаге. Я помню каждый свой день, каждое слово, каждую встречу, словно я - каменная скрижаль, на которой Господь высек заповеди. И я пишу этот дневник не для себя."

  

   Тайвань, Тайбэй, 2012 год

  

   Сян Джи

  

   Сян Джи спала, и ей снился сон.

   Она лежала на земле. Где-то поблизости разило кровью и гарью. Запах смерти, острый, резкий, тошнотворный, плыл по воздуху, въедался в волосы и кожу. Неподалеку выл человек - надрывно, жутко, на одной ноте. Границы миров, подрагивая, вплетались одна в другую: вот вспорол горизонт, возносясь к облакам, сверкающий шпиль тайбэйского небоскреба и сразу - будто кто-то переключил телевизионный канал - мелькнули крыши пагод и распахнул пасть, кося лиловым глазом, золотой дракон.

   Она попыталась вздохнуть и едва не поперхнулась - горло сжало огненной болью, скрутило спазмом. Сквозь мутную, дрожащую дымку проступили мечущиеся из стороны в сторону силуэты - цветные пятна на темном фоне.

   - Пить, - прохрипела девушка и облизнула потрескавшиеся губы.

   Вода, ей нужна была вода, хотя бы немного, хотя бы глоток. Перед ее внутренним взором пели водопады, журчали ручьи, плавно и неспешно несли свои волны могучие реки.

   Она бы заплакала, но слез не осталось. Болели воспаленные, опухшие глаза, и казалось, что все тело одновременно и плавится, и немеет. Наконец, там, во сне, ей удалось, царапая пальцами пол, приподняться - и тут же, будто соткавшись из стального тумана, вокруг нее с лязганьем выпростались из земли железные прутья. Ломая дерево, пробивая стены и потолок, они сомкнулись вокруг нее, став клеткой, и иглами ушли вверх, к алому небу, истекающему огнем.

   А потом из-за стены пламени на нее глянули круглые рыбьи глаза то ли беса, то ли божка, и неожиданно рядом раздались чьи-то шаги, вынырнула из пылающей хмари высокая темная фигура.

   - Девушка, - произнес чей-то гулкий, до боли знакомый голос. - Девушка, вы живы?

  

   Сян Джи с криком очнулась и резко села в кровати, схватившись за горло. Ни разу в своей жизни она не испытывала такой чудовищной, нечеловеческой жажды. Девушка глотнула всухую и заскулила от боли. Ей было страшно - очень страшно.

   Сян Джи спустила ноги с кровати и попыталась встать. Сил не было - казалось, она долго бежала по пустыне, а не спала в собственной комнате, в окружении давно привычных и знакомых с детства вещей. Цепляясь рукой за спинку кровати, девушка поползла к двери. Рот горел, горло сжималось, будто вместо воздуха его заполнял мелкий песок.

   Добравшись до выхода из комнаты, Сян Джи заставила себя подняться. Ноги неудержимо подламывались. Судорожно цепляясь руками за стены, она спустилась вниз, в кухню.

   Там была вода. О, боги и демоны, там была вода! Цветы в вазах, оранжевые, красные, золотые, будто издевались над ней, и капли из небрежно закрытого крана равномерно стучали по большой, до блеска отчищенной раковине.

   Кап. Кап. Кап.

   С хрипом Сян Джи бросилась к холодильнику и дрожащими от нетерпения и жадности руками достала бутыль с водой. Холодная, мгновенно запотевшая, она показалась ей сокровищем. Когда ледяная влага коснулась ее языка, девушка приглушенно застонала и запрокинула голову. Вода лилась по ее щекам, шее, стекала по груди, оставляя мокрые пятна на ночной рубашке - Сян Джи было все равно. Она не знала, сколько времени прошло. Опорожнив одну бутыль, она сразу же открыла вторую. Огонь, пришедший к ней из сна, медленно отступал, ужас от собственной беспомощности утихал.

   -... делаешь? - донесся до нее вдруг голос, и в некотором ошеломлении и не без внезапно вспыхнувшего в груди страха, что у нее отнимут воду, не дадут насытиться вдоволь, девушка резко повернулась.

   За спиной ее стояли родители. Волосы матушки, небрежно сплетенные в косу, были перекинуты через плечо. Отец возвышался позади нее, большой и грозный в своем халате, расшитом драконами. Увидев извивающегося на ткани змея, Сян Джи вздрогнула - пламенной стрелой мелькнул перед ней образ из сна. Постепенно приходя в себя, девушка потрясла головой. Что... что это был за сон - и сон ли? Почему она чувствует себя так, будто сама только что побывала в клетке и провела несколько дней без воды и еды?

   - Сян Джи! - рявкнуло вдруг рядом, и девушка вздрогнула.

   - Папа, - растерянно сказала она, вмиг позабыв про все их разногласия и желая лишь одного - прижаться к кому-нибудь родному, тому, кто погладит по голове, успокоит, скажет, что бояться не надо, что она не одна. - Папа, я... Этот сон! Там был огонь и клетка, и кровь... Столько крови!

   - Ты напилась! - неверящим тоном вдруг произнес ее родитель и подозрительно принюхался.

   Матушка, предпочитавшая, как и обычно, хранить молчание, склонила голову и прижала ладонь к краешку глаза. Приглушенный свет кухонных ламп отбросил тени на ее лицо, четче очертил складки вокруг рта и меж бровей.

   - Что? - удивленно переспросила Сян Джи. - Конечно же, нет! Когда бы я успела?

   - Неужели ты держишь в своей комнате алкоголь, девочка моя? - только кривящиеся губы госпожи Сян выдавали ее смятение. - О.

   Девушка фыркнула против своей воли - родители ее, как и всегда, видели и слышали лишь то, что им было угодно - и это было ошибкой. Услышав ее смех, отец будто окаменел. Желваки на его скулах заиграли, темные глаза полыхнули яростью, и Сян Джи отчего-то вспомнилась темная фигура из сна, пришедшая к ней сквозь огонь.

   - Сначала, - тихим, не сулящим ничего хорошего голосом проговорил хозяин дома, - ты, своевольная, несдержанная девчонка, говоришь, что желаешь выйти замуж без моего позволения. Затем развлекаешься, разъезжая в непотребном виде по улицам города в компании какого-то босяка. И теперь - опохмеляешься в моей собственной кухне, в моем доме, никогда не знавшем такого позора и распутства! Как ты смеешь бесчестить нас матерью подобным образом!

   - Все не так, - подняла ладони в примиряющем жесте девушка. - Мне просто приснился странный сон, и я...

   Она знала, что отец не услышит ее слов - таков был господин Сян, что, решив что-то, он уж не менял своего мнения. Своенравие, не к месту вспомнились Сян Джи слова бабушки, упрямство и прихотливый нрав - вот что делает кровь мужчин их рода такой густой.

   "Слишком густой, - язвительно подумала девушка, удивляясь столь непочтительной - пусть даже и в мыслях! - несговорчивости. - Не мешало бы ее разбавить!"

   Она оказалась права - отец не пожелал выслушать ее оправданий.

   - Вон, - проскрипел он, и полный придушенного хрипа голос предупредил Сян Джи об опасности лучше любого крика. - Убирайся в свою комнату и не смей показываться мне на глаза!

   Спорить она не стала. Под тяжелым взглядом отца внучка Тьян Ню прихватила со стола бутыль с газировкой и, спиной чувствуя исходящие от родителей волны негодования, поспешила к себе в студию. Там, в темноте, в тишине и покое, она села на пол у кровати, отхлебнула воды - и задумалась.

   Дневник бабушки оказался головоломкой... шкатулкой с потайным дном и - как там называют русские свои странные игрушки? - матрешкой. За одной тайной скрывалась другая, а за ней - третья. Мятежник Лю, Цинь, император Эр-Ши - это были имена, выжженные на страницах истории кровью и огнем. Они существовали! Когда-то давно, за тысячи лет до ее рождения, все эти люди жили, дышали, любили... и ее собственная бабушка в своих записках утверждала, что была в это время там, с ними!

   - Как это может быть? - в растерянности спросила себя Сян Джи, подошла к комоду, на котором стоял оставленный ей Тьян Ню ларец, и взяла в руки маленькую гладкую рыбку. - Я должна разобраться.

   Ответом ей была тишина. Снизу, из кухни, доносились приглушенные голоса родителей, и ровно шелестел за приоткрытым окном ветер. Не совсем отдавая себе отчет в своих действиях, девушка сняла со спинки стула тяжелую кожаную куртку - единственную зацепку, напоминание о странной и удивительной встрече с Ин Юнчэном - и накинула ее на плечи, будто ища поддержки у парня, которого по своей неосмотрительности потеряла, возможно, навсегда. Мысль эта неожиданно отозвалась печалью и острой тоской в сердце, и Сян Джи на мгновение зажмурилась, а потом решительно открыла заветный дневник. Что-то подсказывало ей - ответы на все свои вопросы она найдет здесь, на истрепавшихся от времени страницах.

  

   Ин Юнчэн

  

   В небольшом баре, спрятавшемся посреди шумных улиц в самом центре Тайбэя, было людно. Приглушенные голоса, смех, музыка - ночь едва-едва перевалила за середину, и веселье било ключом.

   Ин Юнчэн посмотрел на стакан с виски и, подперев подбородок ладонью, прищурился. Сидящая рядом с ним незнакомая девица - длинные волосы, пухлые блестящие губы, зазывная улыбка - повела круглым плечиком. Он по привычке ухмыльнулся было в ответ, легко и многообещающе, но потом, прищелкнув языком, отвернулся и сделал глоток. Крепкий ароматный алкоголь обжег горло, оставив после себя легкое дымное послевкусие. С чем-чем, а с выпивкой ему сегодня повезло... чего нельзя было сказать о женщинах. Точнее, о женщине.

   - Ты же не из тех, - пробормотал он, с улыбкой передразнивая повстречавшуюся ему днем красотку, - кто думает только о том, как идти вперед без оглядки! Ха!

   Вот же лисица! Такие, с характером, дерзкие и своевольные, всегда нравились ему, а в этой было вдобавок еще что-то такое... особенное. Ин Юнчэн хмыкнул. Даже самому себе он не смог бы объяснить, чем она зацепила его. Вроде и лишним словом не перемолвились - а гляди-ка, только о ней и думается.

   Ин Юнчэн вспомнил, как девушка - Сян Джи, вот как назвалась эта гордячка - прижималась к нему, когда он вез ее домой, и, распаляясь, откинулся назад, взъерошил ладонью свои волосы. Давно его так не корежило при одной мысли о девчонке... да что там давно - никогда.

   Сегодня, едва разглядев ее, Ин Юнчэн сразу понял - этой вот принцессе самое место рядом с ним. Как и всегда, ему и в голову не пришло сомневаться в своем выборе. Все было просто - пусть станут ему свидетелями предки, эту женщину он получит, вот и весь разговор. Вопрос был лишь за тем, как быстро: помчавшись утихомиривать своего чем-то явно недовольного папашу, красотка не только не оставила ему ровным счетом никакой возможности с ней связаться, но и умыкнула под шумок любимую куртку!

   Парень фыркнул. Кожанки ему было не жалко - наоборот даже. В ней Сян Джи выглядела так, словно уже принадлежала ему: промокшая, злая и чертовски красивая. Чувствуя, как горячит кровь взбудораженное хорошим виски воображение, он сделал еще глоток - и едва не поперхнулся, когда чья-то ладонь со всей дури впечаталась ему в спину.

   - Друг Ин Юнчэн! - раздался над ухом беспечный возглас. - Пьешь один, значит? А нас с Цином что ж не зовешь? Негоже приятелей этак вот обижать, а?

   Ин Юнчэн, кашляя, дернул головой и поднял взгляд, уже зная, кого увидит. Чжан Фа, его закадычный товарищ, великан и добряк, силы свои рассчитывать не привык. Улыбаясь во весь рот, гигант стоял рядом с барной стойкой и совсем не замечал, какое оживление вызвало его появление среди завсегдатаев крошечного заведения. Из-за могучей спины исполина едва виднелась макушка утонченного - во всех смыслах этого слова! - Ю Цина - их общего друга, бабника и эстета, прозванного за малые размеры Пикселем.

   - Ты его еще посильнее приложи, посильнее, Фа, - в этот же самый момент вкрадчиво прощебетал Цин и плавно переместился в сторону - поближе к выпивке и давешней длинноволосой девице. - Может, после этого он уже никогда и никого не обидит. Есть такая вероятность.

   - Так я легонько! - возмутился Чжан Фа, одним ударом ломавший кирпичи. - Юнчэн и не поморщился, верно? Он у нас молоток, не то что ты, таракан недокормленный!

   - Кхе-кхе, - прохрипел "молоток" и потряс головой. - Ну привет! Только вас мне и не хватало!

   Впрочем, появление друзей не вызвало у него особого удивления - в конце концов, их троица давно облюбовала для своих попоек и посиделок этот маленький уютный бар и частенько сюда наведывалась, вместе и поодиночке. Все они: и простой, но добрый Чжан Фа, и надменный зазнайка Пиксель, и он сам - дружили так давно, что понимали друг друга с полуслова. Шутка ли - пройти вместе через добрую сотню детских, а потом и взрослых проказ и проделок, бед и радостей!

   Вот и сейчас Ю Цин бочком скакнул к нему и весь затрепетал, со значением косясь на стройные ножки их соседки по барной стойке.

   - Мы и уйти можем, - проворковал сей ценитель дамских прелестей, похабно покачав бровями. - Если ты в этом смысле одиночеством наслаждаешься, друг Юнчэн.

   Ин Юнчэн без особого интереса окинул взглядом весьма аппетитные формы девицы, затянутые в короткое платье. Наряд ее совсем не оставлял воображению работы. Еще с день назад он, пожалуй, и поразмыслил бы над тем, чтобы угостить такую вот штучку коктейлем-другим, но сейчас... На уме у него нынче была другая женщина, а довольствоваться подделкой при наличии, так сказать, оригинала Ин Юнчэн решительно не желал. В памяти всплыло лицо Сян Джи, пряди мокрых волос, облепивших ее щеки и шею, и парень, прошипев заковыристое ругательство, в один присест опорожнил свой стакан.

   Ю Цин присвистнул, всем своим видом выражая далеко не вежливый интерес.

   - Я чую, - с любопытством провозгласил люборечник и оседлал высокий стул, - что-то неладное. Жареным попахивает, однако. Это ж, натурально, год обезьяны и месяц лошади у нас приключился! Чтобы наш Ин Юнчэн - и юбку пропустил?

   Чжан Фа, услышав такое, тоже добродушно расхохотался.

   - И правда, - согласился великан, подзывая бармена и усаживаясь рядом, - неладное ведь дело! Что такое стряслось-то, что ты тут виски шпаришь, как сладкую водичку, а, братец?

   "Окружили, демоны", - с затаенным весельем подумал Ин Юнчэн, похлопал себя по карманам, пытаясь отыскать сигареты, с наслаждением закурил - и выложил друзьям все как на духу. Много времени рассказ не занял, но в процессе приятели славно угостились веселящими душу и сердце напитками и через такое свое состояние весьма прониклись душераздирающей историей - каждый на свой лад.

   - Ну и вот, значит, - подытожил наконец Ин Юнчэн, - сбежала она. Как бы ты выразился, друг Цин, ушел у меня из рук цветок, что понимает человеческий язык. Ну, это пока, конечно - чтобы я да не отыскал, кого пожелаю? Но все-таки досадно!

   Пиксель, услышав такое, вмиг слетел со своего насеста и, словно маленькая, но очень целеустремленная бабочка, запорхал вокруг друзей.

   - Что я слышу?! - возопил он наконец. - Что я вижу?! Мы теряем его, Чжан Фа, теряем! Годы кутежей и загулов, настоящая мужская дружба - и ты только послушай! Объявилась, значит, юная лань, под колеса, значит, кинулась - и!..

   Гигант, который внимал рассказу, затаив дыхание, и внимания не обратил на стенающего Ю Цина. Он почесал своей лапой коротко стриженый затылок, повздыхал и напрямик задал вопрос, который последние несколько часов вертелся и в голове самого Ин Юнчэна.

   - Так если, - прогудел он и этак серьезно посмотрел на своего лучшего друга, - и впрямь хороша девочка эта, чего ты, дубина, здесь сидишь, а не ищешь, как с ней связаться-то? Давай! Не в твоей ведь привычке медлить, а?

  

   Империя Цинь, 208 г. до н.э.

  

   Татьяна и Лю Дзи

  

   Шитье знамен для повстанцев -- рукоделие непростое. Сначала надо было сшить вместе три полотнища в локоть шириной, а затем аккуратно обметать края. И все это пришлось делать не самой тонкой иглой, сидя согнувшись на циновке. К концу третьего дня работы шея у Татьяны почти не двигалась, плечи ныли, а в спину стреляло, как у старушки. И как только стемнело, девушка рухнула спать, не дождавшись ужина и подложив под голову треклятое знамя вместо подушки.

   "Пусть увидит, какая я сплю -- усталая и голодная, - подумала она, уже задремывая, и подразумевая, конечно, Лю Дзи. - И почувствует себя виноватым в..."

   Само собой, жалобный стон желудка пробудил Татьяну задолго до рассвета. От остального лагеря мятежников её отделяла широкая спина их предводителя и его же громкое сопение. Во сне командир Лю выглядел еще моложе, чем был на самом деле. Черные блестящие волосы разметались в беспорядке, щеку он трогательно подпер ладонью, морщинка между бровями разгладилась, и видно было, что снится будущему императору что-то хорошее. Тане вдруг ужасно захотелось погладить своего спасителя по щеке, она даже руку протянула. Но застеснялась и в очередной раз поблагодарила Бога за то, что совершенно не помнит, как там у Сымы Цяня все кончилось. Хуже нет, смотреть на такого славного веселого парня и знать, как он умрет и когда. Врагу такого не пожалеешь!

   А потом, вдосталь налюбовавшись, чего уж скрывать... на красавчика Лю, девушка снова задремала. Чтобы проснуться от бешеного рева этого самого красавчика.

   Предводитель Лю бушевал, точно обвал в горах, не скупясь на обещания по-китайски изощренной расправы над неким Сян Лянем. Сварить живьем в желчи собственной матери -- была самая простая из его угроз.

   Ни смешным, ни, тем паче, милым в гневе Лю Дзи не был даже приблизительно. Наоборот -- страшным и безмерно опасным. Искрящееся обаяние его улыбки прямо на глазах переродилось в свирепую маску ярости. Никакой хваленой китайской невозмутимости! Просто живой ураган ненависти какой-то.

   И Татьяна, видавшая виды, по-настоящему испугалась. Она сжалась в комочек и больше всего хотела бы спрятаться под циновкой, на случай, если эта буря случайно налетит на неё.

   - Вернулись разведчики, - подкравшись незаметно, тихонько шепнул Цзи Синь на ухо Небесной деве душераздирающим голосом.

   - Понятно, - кивнула Таня. - Все плохо.

   - Сейчас узнаем, насколько, - задумчиво молвил братец Синь, когда предводитель сделал знак побратимам собраться на совет.

   Что-что, а совещаться братец Синь очень любил, а потому рванул, что называется, с места в карьер

   - Сам виноват! - выдал он без обиняков. - Пока ты собирал рис, Сян Лян собрал армию! И кто повинен, что людей в Фанъюе некому было защитить? - и бесстрашно ткнул пальцем в командира, чтобы уж никто не усомнился - виноват именно он.

   Братец Фань пробормотал смущенно:

   - Но, брат Синь... Кто ж знал-то! Ведь Сян Лян воюет с Цинь...

   И тогда Лю взорвался фугасным снарядом снова:

   - Этот Сян Лян и его племянничек! Хорошо же он воюет с Цинь! Всё! Хватит! - проорал он, с каждым словом пунцовея лицом, словно зреющий плод граната. - Брат Синь, собирай людей! Место встречи - Фанъюй. Я покажу Сян Ляну, что у меня тоже есть войско. И я никому не позволю убивать моих людей и жечь мои города - ни солдатам Цинь, ни этому надутому князьку из Чу!

   Он вскочил, одернул халат и зычно крикнул своим людям:

   - Эй, собираемся! Идем в Фанъюй!

   Татьяна от страха зажала уши, но ей было простительно, если даже кони от этого крика начали рваться с привязи, а рядовые бойцы так и вовсе разбежались по кустам.

   Это было уже слишком, и зоркий Цзи Синь громко зашептал командиру:

   - Брат! А как же Небесная дева? Если ты уведешь весь отряд, кто останется здесь охранять ее?

   - Она, - свирепо отрезал Лю, - поедет с нами. Рядом со мной. Найди ей смирного коня. А! Вот ты сам и присмотришь. В бою от тебя все равно толку мало, братец.

   - А может... может быть, я тут подожду? - робко спросила Таня. И подала заказчику почти дошитое знамя, словно... словно какой-нибудь мандат реввоенсовета.

   Лю по-лошадиному мотнул головой, невероятным усилием меняя тон с громкого рычания на просто рычание:

   - Нет! Я не могу разделять отряд. А самое безопасное место в уезде Пэй сейчас - рядом со мной, - и добавил уже мягче. - Не бойся, сестренка, Цзи Синь приглядит за тобой. Он всегда наблюдает за ходом дела с какого-нибудь высокого холма.

   Татьяна растерянно оглянулась на Синя. Тот очень уверенно затрепетал веером. А что делать? Пришлось ему верить.

   Затем Лю дернул ее за широкий рукав:

   - Давай-ка отойдем.

   Лагерь повстанцев располагался в потрясающем месте. Эти живописные скалы, хрустальные ручьи, яркую зелень и цветы только на шелке и рисовать! И уж никак не создана эта изысканная красота для того, чтобы партизанить и жечь города.

   Лю Дзи постоял, помолчал, глядя вдаль на молочно-белый туман, пушистым покрывалом укрывший долину, а потом ка-ак саданул кулаком по камню со всего маху! Только кровь брызнула. Но боли он не чувствовал, нет.

   - Прости, сестренка, но после того, как мы доберемся в Фанъюй, нам придется расстаться. Что ж я раньше не сообразил... Я отвезу тебя в храм богини Нюй Ва. Практически, - и улыбнулся, - на порог Небес. А сам найду твою сестру. Только... - и замолчал ненадолго.

   - Зачем в храм? - запаниковала Татьяна. - А с тобой совсем-совсем нельзя остаться?

   - Мы начинаем войну, - просто ответил Лю. - Война - не место для девушки, тем паче - небесной. Но сперва мы перевернем каждый камушек в Фанъюе, и если твоя сестра там - мы ее отыщем, и я спрячу в храме вас обеих. А если нет - я найду ее. Не думаю, что хулидзын так уж легко убить, а? Ну, не плачь. Она жива. Ты же Небесная дева. Ты должна знать такие вещи, разве нет? Даже я, смертный и земной, сразу понял, когда моя сестренка... Когда ее... Я это почувствовал. А ты... ты чувствуешь что-то такое?

   Сказал не для того, чтобы солгать и тем утешить. Он и вправду сразу понял, что сестренки Чжен Линь больше нет. Когда ее забирали, когда увозили в Санъян, просто потому, что какой-то циньский прихлебатель не захотел отдавать собственную дочь в наложницы, заменив ее приглянувшейся крестьянской девчонкой - еще не знал. Уж как чиновник провернул такое дело, про то лишь ему ведомо. Взятку дал, конечно. Свою пожалел, а Лю Чжен Линь не помиловал. Тогда весна была, а осенью он как-то внезапно и сразу понял - сестры больше нет. Она сгинула в лабиринтах Внутреннего дворца в Санъяне, и, может статься, до сих пор скитается по его переходам неприкаянной и бесприютной душой...

   Откуда ненависть к Цинь? Ха! Да, и отсюда тоже.

   Татьяна как-то сразу, без лишних расспросов, догадалась, что именно случилось с сестрой мятежника Лю. Умерла она, сгинула, погибла -- вот что! Когда кто-то теряет близкого человека, то в его горле навсегда появляется комок густой боли, мешающий произносить имя умершего без запинки. Даже когда рана в душе зарастает грубым рубцом, и воспоминания не вызывают желания зарыдать в голос, имя все равно жжет губы, словно деревенский первач. Верно же и обратное: если связь с кем-то крепка и замешана на общей крови, то любящее сердце сразу подскажет, когда случится непоправимое. Таня прислушалась к себе и поняла, что Люся жива.

   - Ты прав... - признала она. - Мою сестру не так-то просто убить.

   По крайней мере, у коммунаров из ЧОНа расстрелять Людмилу Смирнову не получилось целых два раза, а от них мало кто уходил живым. "Фартовая я, - нервно смеялась потом Люся. - Ничего мне не сделается". Но первые седые волосы появились у неё после того, как на её глазах чоновцы закопали живьем почти две сотни человек. И вспоминала внебрачная дочь питерского профессора-синолога о том случае только в непечатных выражениях. Таня тряхнула головой -- прочь, прочь из головы, страшные видения.

   И тут Татьяне пришла в голову гениальная мысль.

   - Я дам тебе кое-что, - сказала она. - Небесную... диковинку.

   Небесная дева сняла с шеи цепочку с медальоном и протянула Лю Дзи. Внутри обеих крышечек было по маленькой фотографии -- портреты сестер, сделанные еще до переворота в Петрограде. Милые девичьи личики с округлыми щечками, глядящие на мир с восторгом в предвкушении чудес и счастья. Блаженны чистые сердцем!

   - Это такие особые небесные... картины. На память, - пояснила Таня и, предвосхищая нескончаемые расспросы предводителя Лю, добавила: - Они сами собой делаются по воле Яшмового Владыки.

   Мятежник Лю восхищенно, точно ребенок, повертел медальон, поцокал языком - да и повесил его себе на шею, заправив под халат.

   - Да уж! Такую деву я точно не пропущу, будь уверена, сестренка! - промурлыкал он и эдак ласково погладил спрятанное на груди сокровище.

  

   Лю Дзи

  

   Дорога на город Фанъюй извивалась среди холмов, как след змеи с перебитым хребтом. Не одно и не два отличных места для засады миновал отряд мятежника Лю, но внезапного нападения он не опасался. Эту местность его бойцы, многие из которых, как и командир, родились в уезде Пэй, знали назубок, за последние полгода облазив все тропки, овраги, ущелья и распадки. Кроме того, Лю Дзи не поленился, как всегда делал, пустить вперед охранение. Так что если бы впереди их ждал враг...

   Но впереди ждало лишь пепелище.

   Запах холодной гари, этот особенный, мертвенный запах, который возникает, лишь когда горит человечье жилье, командир Лю почуял еще за десять ли от города. А потом они как-то сразу увидели его - облако дыма, кривым черным деревом тянущееся над холмами куда-то к северу.

   Лю осадил коня, глянул, втянул воздух сквозь сжатые зубы, чувствуя, как у него каменеют скулы. А потом привстал в стременах и коротко бросил приказ:

   - Вперед!

   Те, кто тоже был верхом, устремились за ним, настегивая коней, пешие побежали следом. Привычные к долгим переходам, тяжелому труду и жизни впроголодь, воины Лю - бывшие крестьяне, охотники и рыбаки, беглые преступники и рабы - выносливостью не уступали лошадям. Что им пробежать каких-то десять ли?

   Навстречу попадались беженцы. Завидев отряд, они молча валились на колени в пыль, и только согнутые спины провожали крохотное "войско" Лю, мелькая по краям, как дорожные вехи.

   Десять ли пролетели как два. И с невысокого пологого холма, откуда открывался отличный вид на Фанъюй, Лю Дзи увидел - сражаться тут не с кем. Разве что мародеров разогнать. Ни солдат Цинь, ни армии Сян Ляна в городе не было. И самого города не было тоже - просто черная рана посреди рисовых полей, словно кто-то прожег углем дыру в расписном зеленом шелке.

   - Разбить лагерь! - приказал командир и, глянув на Тьян Ню, покачал головой, мол, не печалься прежде времени, еще ничего не ясно. И тут же забыл о девушке, раздавая приказы направо-налево: - Братец Фань, собери десяток верховых - пойдут со мной в город. Да, ты тоже идешь. Брат Синь, организуй бойцам кормежку. И пусть варят побольше - чую, народ еще подтянется. А! Тех, кто придет, сперва просто кормить. Я сам решу, кого возьму в отряд, а кого - нет. А здесь, - он с размаху воткнул в землю флаг, немного кривовато, но прочно, - будет моя ставка. Фань! За мной! Глянем, что там, в городе...

   Ворота в Фанъюй были выбиты, одна обгорелая створка криво висела на уцелевшей петле, надвратная башенка сгорела полностью. Среди тел, уже обобранных чуть ли не донага, попадались острые обломки стрел и копий, торчали сломанные мечи, поэтому умные кони ступали осторожно, высоко поднимая копыта. Больше всего трупов, как это обычно и бывает, лежало у самых ворот и под стенами, но и внутри городских стен следов штурма хватало. Пожары уже догорали, огонь, пожрав все, до чего смог дотянуться, затух сам собой, и ветер разносил пепел и копоть. Лю мимоходом порадовался, что догадался повязать лицо шарфом и товарищам то же самое сделать приказал. Но все равно: лошади тревожно храпели и ржали, люди кашляли, сумрачно оглядываясь по сторонам. Небольшого, но оживленного Фанъюя, жившего за счет проходящих через него караванов, было не узнать. Конечно, не пройдет и года, как город снова отстроится, зазвенит голосами и монетами, заскрипит повозками. Черная рана покроется свежей зеленью, обгоревшие кости закроет трава, остовы домов растащат, кровь с камней смоют дожди. А через десять лет кто вообще вспомнит этот пожар и тех, кто погиб в нем?

   Среди дымящихся руин копошились какие-то люди, бросавшие на всадников подозрительные и испуганные взгляды. Некоторые, заметив отряд, спешили раствориться в дыму, но большинству словно и дела не было до вооруженных мужчин на конях.

   Дом магистрата Лю нашел по характерной детали - отрубленной голове, насаженной на пику у ворот. Ветер теребил длинные седые волосы из рассыпавшегося пучка, трепал пряди бородки. Несмотря на то, что птицы уже потрудились над лицом казенного, Лю Дзи его узнал.

   - Градоначальник Ли Бу, - махнул он на голову. - Вот уж по кому я не стану возносить погребальных молитв... Но где теперь искать хоть кого-то из чиновников?

   - Так в яме они, наверное, - пожал плечами братец Фань, щурясь от солнечных лучей, косо пробивших дымный полог. - Сян Лян, как я слышал, так любит казнить: загонит старейшин в яму и велит стрелять до тех пор, пока все не помрут. А кого не добьют, тот сам задохнется.

   - Да пусть он хоть живьем их варит и жрет потом вместо супа, - проворчал Лю. - Где искать сестру нашей небесной девы, вот в чем беда...

   - Погоди, брат! - Фань Куай привстал в стременах, оглядываясь. - Сейчас найду кого-нибудь... Придержи пока коня, я скоро!

   Командир кивнул. Братец Фань славился чутьем на информаторов. Если в Фанъюе остался хоть кто-то, знающий про небесную лису, Фань его найдет и притащит.

   Пока Лю ждал, похлопывая своего вороного по нервно вздрагивающей шее, вспугнутые было падальщики снова слетелись к голове градоначальника. Лю Дзи покосился на голову Ли Бу. Уже выклеванные глаза укоризненно пялились на командира мятежников, а левая щека распухла так, что казалось, что господин Ли то ли щурится, то ли подмигивает. Лю сплюнул и щелчком плетки согнал птиц. Как бы там ни было, а морализаторство Цзи Синя пустило корни даже в мятежной душе Лю Дзи.

  

   Братец Фань вернулся быстро, на скаку размахивая копьем и зычно выкликая командира.

   - Нашел! Я нашел! Брат Лю! Скорей!

   - Кого нашел? Деву?

   - Нет! Хозяйку веселого дома! Поспеши! Ее там сейчас палками забьют!

   Лю не стал спрашивать дальше, а именно поспешил. Братец Фань не отличался выдающимся умом, но если его встревожила судьба хозяйки борделя, значит, на то есть причины. Тем паче что против кабаков и веселых домов, а так же их хозяек Лю Дзи ничего не имел.

   - Я их пока припугнул... - пропыхтел Фань Куай. - Тут недалеко... Вот! Видишь, в переулке?

   От самого борделя, да и от переулка, осталось очень мало, но толпа погорельцев собралась изрядная. Оборванные, грязные и злые люди окружили невысокую растрепанную тетку, единственным признаком профессии которой было яркое, но рваное платье да размазанные слезами белила и румяна на пухлом лице. Женщина жалобно причитала, прижимаясь к обгорелым бревнам, и пыталась прикрыть голову руками. Толпа напирала молча, и уже по этому молчанию стало понятно - намерения у людей серьезные.

   Погорельцы столпились так плотно, что Фань Куайю пришлось пару раз стегануть по ним плетью, чтобы расчистить путь предводителю.

   - Стоять! - рявкнул Лю, для острастки вздернув коня на дыбы. - Стоять! Все назад!

   Люди глухо заворчали. На миг ему показалось, что, недовольные вмешательством, они осмелятся броситься на него самого, но потом кто-то узнал мятежника Лю.

   - Пэй-гун! - крикнул сперва один, потом другой, а потом этот возглас взлетел над пепелищем Фанъюя, и злобная гурьба уже готовых убивать людей вдруг разом повалилась на колени. - Пэй-гун!

   - Молчать! - крикнул Фань, вновь замахиваясь плетью. - Расступитесь! Дайте дорогу нашему господину!

   Не поднимая голов, они отползали в стороны, но вороной храпел, не желая ступать на эту узкую тропку между согбенных спин, и тогда Лю Дзи спрыгнул с коня и, легко шагая, прошел по живому коридору туда, где икала от пережитого ужаса несостоявшаяся жертва.

   - Что тут происходит? - негромко спросил он. - Кто эта женщина и в чем ее вина, люди?

   И тут словно прорвало плотину, и людское... нет, не море, скажем так - человечья запруда всколыхнулась криками:

   - Хулидзын!

   Тетка взвизгнула и ползком метнулась к Лю, норовя ухватить его за сапоги.

   - Да ладно... - удивился "Пэй-гун". - Хулидзын? Она?! Вот она - хулидзын?

   В опухшем лице хозяйки "дома, где продают весну" при желании, конечно, можно было разглядеть что-то от животного, но на лису, тем паче небесную, она совершенно не походила. Разве что на курицу.

   Братец Фань, щедро раздав пару дюжин пинков, слегка успокоил народ и за шиворот выцепил из толпы горожанина посолидней и постарше, щеголявшего растрепанной седой бородкой.

   - Вот ты говори, - проворчал Фань Куай. - А вы все - молчите.

   Словно (хотя почему - словно? Намеренно и продуманно, да!) для контраста с грубостью братца Фаня, Лю Дзи почтительно поклонился пожилому погорельцу и вежливо спросил:

   - Уважаемый дядюшка, позволите ли спросить, что это за история с хулидзын?

   Старичок, внезапно произведенный в "дядюшки" самого "Пэй-гуна", приосанился, пригладил торчащие из пучка волосы, отряхнулся и, обвиняющее тыкая в хозяйку борделя пальцем, принялся довольно толково объяснять, почему владелица веселого дома вызвала такое возмущение погорельцев.

   Лю Дзи слушал и мрачнел. История выходила - хуже некуда.

  

   Таня

  

   Оставленной на холме Татьяне скучать тоже не пришлось. Едва над её головой затрепетало на ветру красное знамя повстанцев, сюда со всех окрестностей стали сползаться местные жители. Те, которых не дорезал и не дожег помянутый ранее недобрым словом подлый пес Сян Лян. В основном, надо думать, они явились на запах пшенной каши, которую затеял повар мятежников. Идею покормить несчастных ему братец Сянь подсказал. И не столько из рекомендуемого Конфуцием милосердия, сколько ради завоевания симпатий погорельцев.

   - Где каша, там мир и любовь, - изрек он и сам с огромным удовольствием оприходовал пару чашек главного источника народной любви к любой власти.

   К слову, кашу из проса ели здесь всегда и везде. А вовсе не рис! Таня и Люся попали в те благословенные времена, когда рис еще считался деликатесом для избранных, в число которых входили небесные девы. Когда же благородная Тьян Ню снизошла до пшенки, у Лю Дзи просто камень с плеч упал. Раз диковинное создание ест обычную пищу -- меньше трат и проще содержание.

   Наевшись, пострадавшие от произвола поганца Сян Ляна и его бешеного племянника вознесли хвалу благородному предводителю Лю и тут же принялись жаловаться на проклятье насланное плененной хулицзын.

   - Что они такое говорят? - моментально насторожилась Татьяна.

   Братец Синь воспринял её вопрос как приказ, требовательно взмахнул веером и соратники приволокли местного жителя, кто поприличней выглядит. Чтобы, стало быть, не оскорбить взор Небесной девы. Но при виде еще одной белокожей и среброглазой посланницы самого Яшмового Владыки бедолага разучился по-китайски нормально говорить. Из его бессвязного щебетания Таня сумела понять лишь то, что Люся действительно была какое-то время в Фанъюе, а теперь её увез лютый Сян Юн, чтоб ему пусто было, психу кровожадному. Но братцу Синю, который выцедил из бормотания гораздо больше, история с хулицзын не понравилась совсем. В качестве "благодарности" погорелец получил носком сапога под зад и, таким образом, уверился, что мятежники Лю Дзы исключительного милосердия люди, за такими можно и в огонь и в воду идти. Раз не зарубил на месте, значит, человек хороший.

   - Что с ней сделает этот Сян Юн? - не на шутку встревожилась Татьяна. - Он её не убьет?

   - Не думаю, - уверил её Цзи Синь. - Напротив, выходит, что он её спас.

   И очень поэтично заметил, дескать, жизнь такова, что Синий дракон восседает рядом с Белым тигром, то бишь хорошее всегда соседствует рядом с плохим, добро -- со злом, а радость -- с несчастьем.

   - Сян Юн спас Небесную Лису от издевательств черни -- это хорошо, но замыслы этого человека темны и ведомы лишь Яшмовому Владыке. Такая вот он непредсказуемая личность, - сказал он и много значительно посмотрел на Тьян Ню.

   Татьяна и рада была бы подробно расспросить Яшмового Владыку насчет планов Сян Юна, только она возможности такой не имела.

   - Мне без сестрицы никак нельзя возвращаться, - уклончиво заявила она. - Иначе нас накажет этот...

   - Владыка Северного Ковша?

   Цзи Синь был поражен.

   - Ну-у-у... что-то в этом духе.

   - Неужто она так сильно набедокурила на Небесах?

   "Пока нет, я надеюсь, - печально вздохнула Таня. - Но Люся у нас такая - она может".

   Разговоры про древних китайских богов её весьма смущали. Это папа придумал бы красивую историю с участием повелителей грома и молний, с тиграми и драконами во второстепенных ролях. С его-то знаниями! Татьяна же хоть и любила Китай, но так глубоко в истории и мифологии никогда не копала. А уж Люся... Что она наболтает бешеному Сян Юну, одному Богу ведомо.

   - Я бы на твоем месте, сестрица Тьян Ню, испросил бы совета у Богини Западного Неба Сиванму. Или даже у Матушки Нюй Ва. А?

   - Хорошая... мысль, - согласилась Таня. Осталось только сделать так, чтобы богини ответили.

   От похвалы своим умственным способностям братец Синь тут же расцвел, словно гибискус. Оно и понятно, одно дело советы давать побратиму, и совсем другое -- Небесной деве.

  

   Татьяна и Лю Дзи

  

   Лю вернулся из Фанъюя задумчивый, но решительный, а на известие о том, что Небесную Лису увез Сян Юн только головой кивнул, мол, знаю уже.

   - Не знаю даже, хорошо это или плохо для твоей сестры, Тьян Ню, да и для Сян Юна тоже, - молвил он с видом человека, у которого не получился приятный сюрприз для дорогого гостя. - Он такой человек, понимаешь... - и покачал головой, подбирая слова. - Человек внезапного порыва. Конечно, когда он увидел, как Небесную Лису держат в клетке в борделе, Сян Юн не смог пройти мимо. Он такой. Город сжег, но деву спас. И убить он ее не убьет, я уверен.

   - Почему ты так уверен? Ты знаком с этим человеком? - торопливо спросила Татьяна. Её почти похороненная надежда воскресла, точно Лазарь по слову Христову.

   - Слышал о нем много, - пожал плечами Лю. - Я даже думал присоединиться к войску Сян Ляна, его дяди. Но теперь... - и коротко глянул на сгоревший Фанъюй. - Теперь друзьями мы с ним быть не можем. А жаль! Сян Юн - как необъезженный конь, несется, не разбирая дороги, а дядя, вместо того, чтобы укротить его, лишь нахлестывает. Взгляни на этих людей, сестренка. Да, они невежественны, грубы и убоги, но это мои люди. У Сян Юна не было никакого права их убивать. Сейчас же, - он тряхнул головой, - они винят в своих несчастьях разом и его, и хулидзын, и Небеса. А она, твоя сестра... Как думаешь, могла она и впрямь проклясть?

   Какое-то почти неуловимое мгновение Татьяна колебалась между стремлением добавить красок в их с Люсей сказочную историю и желанием рассказать правду, чтобы снять грех с души. Врать всегда сложнее, ведь ложь требует неустанной заботы о своей сохранности, подпитки и поддержки. Правда живет сама по себе, на то она и правда.

   И Небесная дева выбрала средний вариант - ни да, ни нет.

   - Если бы моя Лю Си хотела проклясть, то она бы начала прямо с офицера Ляна.

   - Ага, - кивнул Лю Дзи и придвинулся поближе. - Я почему-то так и думал. А позволь спросить еще кое-что... - и наклонился почти к самому уху девушки, чтобы шепнуть: - А она, твоя сестра, точно хулидзын?

   Губами он почти коснулся кожи, невинно, как бы невзначай, повергнув, тем не менее, Тьян Ню в смятение. Мятежник, он во всем мятежник! А по его глазам только полная дура не догадалась бы, что спрашивает братец Лю не только и не столько про Небесную Лису. Хотя ответ уже знает, почти знает.

   - Я почему спрашиваю, - тут же отстранившись, совершенно обычным тоном сказал он, будто и не было только что этого интимного шепота: - Если она действительно Небесная Лиса, как ты говоришь, это плохо. Даже если она понравилась Сян Юну - особенно если она ему понравилась! Сян Лян не позволит, чтобы рядом с племянником крутилась какая-то хулидзын. Если повезет, он просто заставит Сян Юна бросить ее по дороге. А если нет... Не у всех хватает почтения к Небесам, чтобы не выпотрошить беззащитную хулидзын. То ли желчь, то ли печень таких лис очень ценится, понимаешь, она на лекарства идет определенного рода. Я точно не знаю. Никогда не было нужды в таких пилюлях.

   Упоминание о лекарствах, повышающих мужскую силу, еще сильнее выбило девушку из колеи. В Шанхае лавок, торгующих подобными снадобьями, было, пожалуй, больше, чем зеленных. Из чего только китайцы их не делали -- от женьшеня до морских коньков. "Зачем такое сказал? - спрашивала она себя. - Либо припугнуть решил, либо же... еще раз подчеркнуть, что силен во всех отношениях. Ну и кто из нас после этого Коварный Лис?"

   Если бы Лю Дзи выбивал признание под пытками, то Татьяна держалась бы до конца. Но дружелюбное очарование творило с её волей страшные вещи. Правда рвалась из груди и зудела на языке и нёбе, словно Небесная дева объелась жареных баклажанов. И только памятное утверждение Сыма Цяня, что основатель династии Хань отличался редкостным коварством, удержало её от искреннего признания.

   В любом случае, оно никак не спасет Люсю сейчас, рассудила Татьяна. Лю Дзи не вскочит на коня и не помчится вослед за Сян Юном, а значит, и рисковать не стоит.

   - В тяжелую минуту Боги послали ей на выручку Сян Юна, значит, спасут и от него самого, - заявила она решительно.

   - Ладно, - покладисто согласился Лю Дзи. - Как скажешь, сестренка. Ну, посиди там пока, - и показал на флаг, рядом с которым предусмотрительный Цзи Синь расстелил циновку. - А я народ распределю. А как закончу, не откажешь мне в любезности? Подашь знамя, когда попрошу? Такой поход начинать надо торжественно. Знамя Небес для Сына Неба, лады?

   - Лады! - в тон ему ответила Тьян Ню. Уж очень ей нравилось это его жизнеутверждающее словцо.

  

   Только сейчас Таня поняла, чем так сильно заворожил их с Люсей отца далекий Китай, раз он рвался сюда и душой и телом. К тому же умудрился зародить в сердцах двух своих совершенно разных дочерей интерес ко всему китайскому. Он просто увидел однажды эти живописные горы, озера и водопады, изогнутые крыши и яркие цветы - и не смог забыть до самой смерти. Иначе не застыла бы на устах у профессора Орловского, умершего в далеком, северном, залитом кровью городе такая счастливая, почти блаженная улыбка. В последний свой миг он видел, должно быть, сверкающие струи каскадов маленьких водопадов и радугу над уединенной горной долиной. А может быть, острые пики скал, такие высокие, что дикие гуси, отправляясь на зимовье, пролетают меж ими, словно через исполинские врата? Что и говорить, волшебная страна, где вечно царит покой и мир. По крайней мере, должен царить.

   Миром тут, конечно, и не пахло, покоем тоже, но в сравнении с первозданной красотой природы все человеческие невзгоды меркли. И пока лошади шли по тропе то вверх, то вниз, Таню незаметно покинули все мрачные мысли, беспокойство уступило место надежде. Чем черт... точнее Яшмовый Владыка не шутит, вдруг Нюй Ва, которая, как утверждает легенда, скромно сидит у подножья трона Владыки, возьмет да и поможет? Взрослые девушки не верят в сказки, но разве не сказка то, что с ним приключилось в Шанхае?

   - Гляди-ка, сестренка! Это и есть храм. - Лю Дзи указал на вершину соседней скалы.

   Многоярусная башня высилась над верхушками деревьев. Она не выглядела массивной или страшной, совсем напротив -- те, кто её строил, добились поразительного эффекта легкости и естественности. Словно бы башня выросла там сама, как обычное дерево. Резные колонны -- стволы, бурая черепица -- листья.

   - Я там жить буду?

   - Ну-у-у, только если сама захочешь, - рассмеялся предводитель Лю. - Под горой деревня есть, там обычные паломники обитают.

   - А еще странствующие маги и мудрецы, - вставил свое веское слово Цзи Синь.

   - Говорят, чудесный туман не пускает нежелательных гостей в ту деревню. А врагов так и вовсе морочит, заставляет блуждать по лесу и заводит в опасные места.

   Братцу Фаню было откровенно боязно. Против колдовства приемов нет, его копье не берет и меч не сечет.

   А меж тем тропинка пошла под уклон, желто-серые стены отвесных скал стали выше и подозрительный туман начал медленно сочиться через мелкое сито листвы. Отважные мятежники начали тревожно озираться по сторонам, не выпуская из рук оружия.

   - А вдруг нас не пропустят? - забеспокоился Фань.

   - Это еще почему? - фыркнул Лю Дзи. - С нами Небесная Дева, - и заговорщически подмигнул Тане. - Её колдовской туман послушается как миленький, верно?

   И так как Татьяна ни в какое колдовство не верила, то кивнула без тени сомнения.

   - Ты, главное, сам не заблудись, братец Лю, - попросил Фань.

   Цзи Синь прошипел что-то осуждающее. Мол, твое недоверие, побратим, оскорбительно и может обидеть Небеса. И тогда уже точно жди неприятностей.

   Но видимо не так уж и сильно нахамил предводитель Лю богам и богиням. Или же они решили в последний разок проверить стойкость его намерений, послав на пути озерцо -- чистое и весьма романтичное на вид.

   - Надо бы сперва искупаться, - внезапно предложил Лю. Недолго думая, он спешился и начал развязывать кушак.

   Но тут же, заметив укоризненный взгляд брата Синя, с досадой хлопнул себя по лбу и принял виноватый вид:

   - Сестренка Тьян Ню! Не желаешь совершить омовение? - и показал на манящую чистую воду, мол, иди первой. - А мы подождем!

  

   "Ветер великий бушует,

   Тучи несутся вздымаясь.

   Власть моя чтоб утвердилась

   в край свой родной возвращаюсь...,

   Отчего-то эта песня, которую пел Лю на берегу озера, врезалась в мою память намертво. Я пела её моему первенцу вместо колыбельной. Тихонько, чтобы муж не слышал".

   Дневник Тьян Ню

  

   Глава 5. Лисы и персики

  

   Дневник Тьян Ню

   "Сколько лет живу, столько убеждаюсь -- не бывает случайных встреч, не бывает случайных людей. Особенно в нашем беспокойном мире, где на одну встречу приходится десять разлук"

  

   Тайвань, Тайбэй, 2012 год

  

   Ин Юнчэн

  

   Ин Юнчэн вернулся к себе домой, когда небо уже порозовело на горизонте, готовясь заполыхать утренним золотом. Беспокойство, нетерпение, азарт извивались в груди, словно змеи, притаившиеся под порогом. Только однажды Ин Юнчэн испытывал нечто подобное - давно, лет десять назад, когда сказал отцу, что не желает быть продолжателем семейного дела, а хочет отыскать собственную дорогу среди гор и равнин своей судьбы. "Я, - поклонившись, поклялся в тот день он своему родителю, - покорю весь мир, потому что почему бы и нет? Что скажете, почтенный родитель?"

   Тогда он был слишком молод и действовал по велению сердца, без раздумий, не утруждая себя тем, чтобы разобраться, что за сила толкает его вперед. Сейчас все было иначе. Ин Юнчэн не любил громких слов, но вещи своими именами называть не боялся. Он знал: когда так горячо кипит кровь, когда кажется, что нет преград на пути к успеху - это сама судьба дает своему избраннику знак. Пришло время перемен, час, способный навсегда изменить жизнь. И поэтому - только вперед и как можно быстрее!

   Он не упустил своей удачи десять лет назад, не упустит и сейчас - завоюет и мир, и женщину, которую хочет. Только слабые довольствуются чем-то одним, когда можно получить все! Ин Юнчэн принял решение - и теперь спешил.

   В лифте, который нес его вверх, в пентхауз с видом на Тайбэй 101, он обдумывал детали своего плана - своего наступления - а потом, едва оказавшись в своих апартаментах, бросился к ноутбуку. Ин Юнчэн знал достаточно, чтобы начать поиски девушки, которая, будто лиса-соблазнительница из старых сказок, скрылась, забрав с собой его покой.

   Ее имя и адрес. Этого хватит. Закурив, он застучал по клавишам, торопясь, воодушевляясь, как и всегда, необходимостью разгадать головоломку, среди цифр, кода, множества переменных и неизвестностей отыскать единственный верный ответ. Много ли в Тайбэе девушек по имени Сян Джи? Немало. Но только одна живет в большом доме из белого камня в самом центре города. Только одну ему хочется целовать до белого пламени в груди.

   Полз по комнате дым от сигареты, одна за другой, словно песчинки, падали в вечность минуты - и вскоре Ин Юнчэн откинулся на спинку стула, не отрывая взгляда от экрана. Там с фотографии улыбалась ему та, кого он искал и кого наконец-то нашел.

   Себе на беду. Не веря своим глазам, Ин Юнчэн вгляделся в строки рядом с изображением девичьего личика: иероглифы складывались в историю, которую он читал с изумлением и едва ли не злостью. Скривив губы, Ин Юнчэн еще раз повторил про себя имя ее отца и в раздражении потер ладонью лоб.

   - Да не может такого быть, - услышал он собственный потрясенный голос. - Ах ты ж...

   О, он был прав - судьба дала ему знак. Но, как и водится промеж богов, что, смеясь, играют людскими жизнями, нить, что должна была привести его к желаемому, оказалась спутанной в клубок, перекрученной взаверть.

  

   Сян Джи

  

   Это было смешно - в конце концов, она была не школьницей, попавшей под домашний арест! - но Сян Джи не знала, как выйти из своей комнаты. Каждый раз, когда она выглядывала за дверь, взгляд ее натыкался то на "случайно" проходящую мимо горничную, то на одного из отцовских секретарей. Поначалу эта ненавязчивая слежка девушку даже смешила, но когда утро промелькнуло, будто прочитанная наспех страница книги, а путь наружу по-прежнему был закрыт, она разозлилась.

   После бессонной ночи настроение Сян Джи и так нельзя было назвать хорошим, а уж с помощью излишне заботливых родителей и слуг оно и совсем испортилось. Кипя от возмущения, девушка ходила кругами по комнате, пытаясь придумать незаметный способ покинуть дом. Начинать день с очередной ссоры с отцом совсем не хотелось - она провела в Тайбэе меньше недели, а отношения с семьей, и так неважные, самым отвратительным образом разладились. Но выбраться наружу ей было необходимо: Сян Джи наконец придумала, как хотя бы немного приподнять завесу тайны над загаданной ей бабушкой загадкой.

   - Что за насмешка! - бушевала девушка, бегая из стороны в сторону. - Мне уже давно не пятнадцать, чтоб сторожить меня, будто персики из Небесных садов!

   И Сян Джи с совершенно неподобающим девице хорошего происхождения рвением пнула диван.

   Она была уверена - ей нужен совет человека, разбирающегося в истории династии Хань. Ведь бабушка оставила не только дневник: в ларце из персикового дерева хранилась затейливая шпилька с нефритовой подвеской и терракотовая, с виду ничем не примечательная, рыбка. Это были зацепки. Девушка пока не понимала, на что хотела намекнуть почтенная Тьян Ню, но в одном у нее не было сомнений - дополнительная информация о том времени, куда, по заверениям бабушки, занесло их с сестрой каким-то невозможно волшебным способом, ей точно не помешает.

   К счастью - хоть тут помогли папины связи! - нужного специалиста по древней истории Китая она знала. Профессор Канг, археолог, автор нескольких книг, большой авторитет по артефактам империи Хань, был знаком с ее семейством и частенько ужинал у них в доме. Ей легко удалось договориться с ним о встрече - приятный и вежливый голос ассистента пригласил ее подъехать в институт, где работал профессор, после полудня.

   - Но теперь я не могу выйти из собственного дома, словно преступница! - возмущенно пожаловалась девушка зеркалам.

   Впрочем, у нее была и еще одна причина сбежать от отца, в которой Сян Джи боялась себе признаться.

   Ин Юнчэн.

   Она не знала ничего, кроме его имени, это правда. Но у нее осталась принадлежавшая парню куртка - тяжелая, изукрашенная танцующими красными демонами, вся в заклепках и молниях. Вещь выглядела дорогой и явно сшитой на заказ. Возможно, думала девушка, рассматривая вышивку, если у нее получится узнать, где продаются такие вот кожанки, она сможет разыскать и своего спасителя...

   - Чтобы поблагодарить! - неудержимо краснея, попыталась убедить саму себя Сян Джи и уткнулась лицом в прохладную, едва уловимо пахнущую машинным маслом подкладку. - Вежливость - признак достойного воспитания.

   Про свидание, на которое она так легко согласилась, Сян Джи старалась не думать. Не в ее привычке было, как выразилась бы бабушка Тьян Ню, вертеть хвостом. Обычно девушка с легкостью отказывала излишне напористым и хамоватым ухажерам. Почему в случае с Ин Юнчэном не получилось поступить похожим образом, она сказать не могла. Просто так было нужно - и все.

   Вздыхая, девушка в очередной раз приоткрыла дверь. Из коридора ей, кланяясь, улыбнулась и демонстративно потрясла метелочкой для смахивания пыли служанка. Сян Джи почувствовала, что щеки ее начинают полыхать от негодования. Родители всегда ругали ее за своенравный характер, за привычку говорить все напрямик, и сейчас девушка в очередной раз готова была разочаровать их своей несдержанностью. Она шагнула было вперед, намереваясь высказать горничной свое недовольство - и остановилась.

   В комнате ее веселой трелью зазвонил телефон. Хмурясь, девушка захлопнула дверь, отыскала в сумочке мобильник и с недоумением уставилась на дисплей - там отображался незнакомой тайбэйский номер.

   - Да? - с опаской - она не любила звонков с чужих номеров - спросила Сян Джи.

   - Ну привет, принцесса. - раздался в трубке веселый и наглый голос, и девушка едва не выронила телефон из рук. - Вот я тебя и нашел, ха?

  

   Ин Юнчэн и Сян Джи

  

   Сян Джи, чувствуя, как подгибаются ноги, опустилась на диван. Вот и правда: помяни Цао Цао - и он уж тут как тут! Она и сама не знала, что думать. Сердце ее ёкало от радости, а разум подсказывал, что не стоит так уж бездумно ликовать, услышав голос случайно встреченного на улице парня. Если уж рассуждать толково, нашептывал девушке здравый смысл, то прежде стоит задаться вопросом - а как этот самый Ин Юнчэн отыскал ее номер, который был известен лишь родителям и Ли?

   "Вот и спроси его, спроси!" - предвкушением и жаром билось в крови безрассудство, и Сян Джи, вцепившись в телефон, решительно вздохнула.

   В этот раз она не оплошает! Поблагодарит за помощь вежливо и спокойно, поинтересуется, как водится, здоровьем и благополучием и спросит, куда отправить с курьером куртку. Теперь-то Ин Юнчэн не застанет ее врасплох! А свидание... наверняка он шутил. Да. Подначивал ее - такие вот самоуверенные парни легко бросаются обещаниями и клятвами.

   Сян Джи открыла было рот - и не смогла вымолвить ни слова.

   - Эй, принцесса? - повторил голос, и девушка, поражаясь сама себе, поежилась - по позвоночнику будто прошлись быстрые теплые пальцы, а дыхание вмиг сбилось. - Ты меня слышишь?

   - Д-да, - выдохнула она, ощущая себя старшеклассницей, которой позвонил самый популярный мальчик в школе.

   - Я сейчас рядом с твоим домом, - заявил Ин Юнчэн, - выходи. Осьминогов не будет, обещаю.

   Не удержавшись, Сян Джи рассмеялась. Надо же, запомнил. Отчего-то эта малость, мимоходом проявленная забота согрела ее. Она виновато уставилась на кольцо, лежавшее на туалетном столике. Не то чтобы ее жених был невнимателен к ней, нет, но Ли отчего-то всегда считал, что жизнь - это дорога преодолений и побед над самим собой, и для того, чтоб достичь успеха, надо переступать через слабости и не потакать желаниям. Слава всем богам, есть осьминогов он ее не заставлял, но Сян Джи всегда чувствовала его тихое неодобрение, отказываясь в ресторанах от нелюбимой еды и напитков.

   - Давай, - скомандовал между тем в телефоне низкий, но довольный мужской голос. - Я жду.

   Девушка облизнула губы, уже готовясь согласиться, но тут взгляд ее упал на дверь.

   - Ах, - едва ли не с отчаянием сказала она. - Не получится.

   - Чего так? Передумала?

   - Нет! - поспешно отозвалась Сян Джи, совершенно позабыв о своем недавнем намерении вежливо отшить неожиданного ухажера. - Нет, я хочу с тобой встретиться, но не могу выйти из дома. Я разозлила родителей... и вот.

   Признаваться в этом было смешно и немножко неловко, и девушка задержала дыхание, ожидая ответа. Ин Юнчэн не производил впечатление парня, которому что-то можно запретить - кто его знает, может, он сочтет ее недостаточно решительной?

   - Тебя заперли в комнате, что ли? - с любопытством поинтересовался он.

   - Почти, - нахмурилась Сян Джи. - Дверь не закрыта, но толку-то! Если попробую выйти, слуги сразу доложат отцу.

   В телефоне что-то щелкнуло, раздался приглушенный, но явственный звук работающего мотора. Девушка слушала, не понимая, что происходит.

   - Слушай, - через несколько долгих мгновений произнес Ин Юнчэн, - раз в дверь выйти нельзя, лезь в окно!

   - Что? - изумленно переспросила она и поняла, что идея ей крайне нравится. Было в ней что-то безрассудное и сумасшедшее - настоящее.

   Ли никогда бы не рискнул вылезти в окно - так было "не принято". Но, в конце концов, там, на улице, ее ждал не Ли.

   - Я тут, - как будто ни в чем не бывало продолжил говорить Ин Юнчэн, - рядом с твоим домом покружил. Здесь у вас задняя калитка есть, для слуг, наверное.

   - Есть, - подтвердила девушка, пребывая в некотором шоке от его предприимчивости.

   - Ну и лады, - с очевидным удовольствием от собственной сообразительности ухмыльнулся парень. - Так чего мы ждем? Сигай в окно, а я тебя у черного входа подхвачу. Если уж папаша у тебя такой лютый, что поделать. Иногда герои ходят в обход.

   Вместе с телефоном Сян Джи подошла к окну и уставилась вниз. Студия ее находилась на втором этаже, и до земли было порядочно, но ловкий и тренированный человек определенно сумел бы выбраться наружу без особых трудностей. По бордюру до водосточной трубы, потом на небольшой навес над внутренним двориком... у нее получится!

   - Ты каком этаже-то? - будто читая ее мысли, поинтересовался Ин Юнчэн. - Если что, я могу подстраховать.

   - Не надо, - загораясь азартом, отозвалась девушка. - Жди у калитки, я сейчас!

   - Эй, - начал говорить он, но Сян Джи уже было не остановить.

   Она вихрем пронеслась по комнате, собирая все необходимое, накинула легкий пиджак и после некоторых раздумий бросила в сумку терракотовую рыбку. Бабушкина шпилька выглядела слишком дорогой, чтобы вот так просто разгуливать с ней по улицам, а вот маленькая безделушка-талисман вряд ли могла привлечь внимание воришек. Профессору Кангу наверняка хватит и ее, а если нет - никогда не поздно показать ему и другие сокровища из ларца Тьян Ню, верно?

   Через несколько минут Сян Джи была уже на улице. Девушка улыбалась, не в силах сдержать ликования - выбраться из дома оказалось куда как легче, чем ей представлялось! Ее тело, закаленное ежедневными упражнениями, не подвело. Чувствуя себя преступницей и необыкновенно веселясь, она прокралась через двор к калитке для слуг, оглянулась - и была такова.

   Ин Юнчэн ждал ее там, где и обещал - на углу улицы, в тени деревьев. Увидев ее, он подмигнул лукаво и задорно, и Сян Джи торжествующе ухмыльнулась и вскинула в воздух сжатый кулак.

   - Поехали? - коротко спросил он, и девушка кивнула.

   Вздрогнул и зарычал блестящий черный мотоцикл, забликовало в его зеркалах солнце. Внучка Тьян Ню виновато и в то же время радостно оглянулась на отцовский дом. Родители правы, она непочтительная дочь, но одного им не понять - правила, клетки и запреты не в силах заменить этого вот ощущения, когда кружится от свободы голова и хочется смеяться просто потому, что жизнь так незабываемо, невероятно прекрасна.

   Когда железный зверь рванулся вперед, навстречу шумному и кипучему Тайбэю, Сян Джи прижалась к спине Ин Юнчэна и подставила ветру лицо. Она даже не подозревала, что где-то далеко, вне времен, эпох и расстояний улыбнулось в этот момент змееглазое смуглоликое божество, почувствовав, как натягиваются, сматываясь в клубок, алые нити судьбы.

  

   Империя Цинь, 208 год до н.э.

  

   Татьяна и Лю Дзи

  

   Едва Небесная Дева укрылась за пышной зеленью прибрежных кустов, Цзи Синь категорично приказал побратимам повернуться к озеру спинами. Взмахнув веером для острастки, конфуцианец строго глянул на предводителя. Насчет скромности Фань Куайя братец Синь не слишком беспокоился - простодушный богатырь так откровенно благоговел пред посланницей Небес, что подглядывать за ее омовением ему и в голову бы не пришло. А вот с командира Лю станется прогневить Яшмового Владыку - и нескромным взглядом, и дерзким словом, а там, глядишь, и непоправимым деянием.

   Но Лю Дзи на эти опасения только рукой махнул, рассмеялся и начал расседлывать вороного.

   - Не кружи надо мною, как зоркий коршун над Великой Равниной, братец Синь! - бросил он через плечо. - Давайте-ка лучше хвороста соберем да разложим костерок, чтобы наша небесная сестренка не простыла после купания.

   - А хворост ты по берегу искать надумал? - подозрительно спросил Дзи Синь.

   - Зачем по берегу? - удивился братец Фань, непонимающе переводя взгляд с одного побратима на другого. - Вон там, на склоне, полным-полно веток...

   - Я, между прочим, о тебе забочусь, - проворчал конфуцианец. - Негоже начинать великое дело со святотатства!

   - И в мыслях не было, - горячо заверил Лю, для убедительности помотав головой. Растрепавшаяся челка упала ему на глаза, придав командиру неуловимое сходство с его же жеребцом. Цзи Синь сердито фыркнул. В том, что касается женщин, на заверения брата Лю можно было положиться примерно в той же степени, что и на сдержанность его коня. Оба, на взгляд Синя, были слишком уж горячи.

   - А чтобы ты не беспокоился излишне, - хмыкнул командир. - Я спою, пожалуй. А вы оба - подхватите. А то в твое благочестие, братец Синь, мне верить хочется, конечно, но а вдруг?..

   И, увернувшись от вразумляющего удара, шустро отпрыгнул и махнул рукой уже со склона.

   - Вот ведь!.. - Цзи Синь кинул вслед командиру камушек и, усевшись на снятое седло, принялся раздраженно обмахиваться веером. Но спустя пару мгновений уже поневоле улыбался. Между скал, над озером, фениксом взлетела песня Лю Дзи, а уж чем-чем, а голосистостью он отличался еще с детства.

  

   - У каждого в сердце

   желанье только одно:

   Ту тайную думу

   никто не выскажет вслух,

  

   Что жизнь человека -

   постоя единый век

   И сгинет внезапно,

   как ветром взметенная пыль...

  

   - Хо! - радостно хлопнул себя по бедрам Фань Куай и подхватил голосом гулким, как бронзовый колокол:

  

   Так лучше мне сразу

   хлестнуть посильней скакуна,

   Чтоб первым пробиться

   на главный чиновный путь!

  

   Цзи Синь сокрушенно покачал головой - эх, что ты будешь делать с этими несносными бездельниками! Никакого чувства великой ответственности! Один - силач-простак, второй - мальчишка и... Бабник! Да! Ишь распустил хвост, трели выводит, что твой феникс в брачном полете!

   Но песня Лю звала и манила, задорный его голос придавал бодрости и уверял, что таким трем героям все по плечу, и братец Синь сам не заметил, как тоже поет, да не просто поет, а еще и Фань Куайя заглушает:

  

   А не оставаться

   в незнатности да в нищете,

   Терпеть неудачи,

   быть вечно в муках труда!

  

   В принципе, так они трое и планировали поступить: подстегнуть скакунов и пробиться как можно выше. Все исключительно ради блага народа, само собой. Только из человеколюбия. Миром должен править великий человек, иначе нарушится порядок меж Землей и Небом.

  

   До самой своей смерти маменька твердила одно: "Мужчинам верить нельзя!" А когда Танечка наивно спрашивала: "А папочке можно?", мама скорбно поджимала губы и бросала короткое "Нет!". Её резкость была вполне объяснима наличием в жизни семейства Орловских Людмилы Смирновой - ребенка от другой женщины. По факту выходило, что папенька тоже принадлежал к малопочтенному обществу "негодяев, предателей и прелюбодеев", но Танечка всё никак не могла в это поверить. Широкой души человек, каким был Петр Андреевич, просто жил на два дома, и его любви хватало на всех, а не только на археологическую науку и Китай.

   Люсю на схожие выводы натолкнули вовсе не материнские наставления, а житейский опыт незаконнорожденной. Опаснейшее же путешествие по охваченной гражданской войной России только укрепило решимость сестер противостоять мужскому вероломству. Известно же, что им всем надобно от девушек. А уж если в руках у "кавалера" случайно окажется наган, то разрешения спрашивать никто не будет вовсе.

   "Амуры крутить будем в Америке! - любила повторять Люся, отказавшая всем русским ухажерам из Миссии. - Там знаешь какие мужики водятся? О! Здоровенные и красивенные!"

   Американцев она видела в кино. Целых три раза. И очень рассчитывала заполучить жениха, взращенного на техасских бифштексах и висконсинском молоке -- рослого голубоглазого блондина с пшеничными пышными усами.

   На китайцев, понятное дело, сестры даже не смотрели. И, как выяснилось, не зря. За последние две тысячи лет народ Поднебесной сильно измельчал по сравнению со своими древними предками. На закате Циньской империи тут водились настоящие богатыри. Из одного только братца Фаня можно было, например, выкроить четырех шанхайцев образца 1923 года. Все здешние мужчины были не только крупнее, но и гораздо выше русских барышень -- это факт.

   Правда, Таня доверила свою честь и безопасность мятежнику Лю Дзи не потому, что тот перерос её на целую голову. А почему? Да просто так. Впервые за последние пять лет она чувствовала -- сей экземпляр сильного полу ничего плохого ей не сделает. Поэтому помылась неторопливо и тщательно, желая предстать перед Матушкой Нюй Ва как полагается -- чистой душой и телом. Это как в субботу горячую ванну принять, чтобы потом на воскресную заутреню отправиться на исповедь и за святым причастием. К тому же папенька всегда говорил, что нужно уважать обычаи других народов, ибо возникли они не на пустом месте и не по злой прихоти. В чужой монастырь со своим уставом не суйся!

   Побратимы, надо им должное отдать, честно блюли обещание не подсматривать. И пели так славно, что Тьян Ню заслушалась. А когда Лю Дзи затянул протяжное и очень мелодичное:

   "Ветер великий бушует,

   Тучи несутся вздымаясь.

   Власть моя чтоб утвердилась

   в край свой родной возвращаюсь...",

   высунулась из кустов, да так и застыла на месте соляной статуей, точно Лотова жена.

   Мятежник не только сам ванну принимал, но и Верного своего мыл. Блестели на солнце шелком не только лоснящаяся шкура вороного коня, но и золотисто-бронзовая мокрая кожа Лю Дзи. И поди разбери, где грива конская в воде полощется, а где длинные, ниже пояса, черные волосы мужчины. Крепкий и мускулистый, но гибкий и ловкий в движениях, Лю и сам был как большой сильный зверь. Внутреннее пламя опалило изнутри Танины щеки, шею и грудь.

   "Боже мой, что я делаю! Стыд какой! Немедленно отвернись!" - приказала она себе. Без толку. Взгляд намертво прилип к широким плечам Лю, к его заботливым рукам, поглаживающим шею Верного. Жеребец фыркал, его хозяин напевал песенку, и оба были крайне довольны жизнью.

   Мужчина развернулся и сделал два шага в сторону берега, прежде чем Татьяна догадалась -- никаких исподних штанов на купальщике нет. Ох!

   Пришлось насильно руками глаза самой себе закрыть, а то досмотрелась бы.

   "Так! Срочно в монастырь, бесстыжая...То есть, конечно, в храм Матушки Нюй Ва!" - строго приказала она себе.

   По всему выходило, что Лю Дзи правильно всё решил. Не место девице на войне рядом красивым молодцем. Точно бы нагрешили, как пить дать.

   Вот теперь и спрашивается, как тут верить мужчинам, если себе уже не до конца веришь?

  

   Понадеявшись, что никто из сопровождающих её конфуза не заметил, Таня все оставшуюся дорогу была тише воды. Затаилась, точно мышь под метлой. Побратимы уже беспокоиться начали -- не обиделась ли? Вдруг бесцеремонность какую проявили? Или, упаси Яшмовый Владыка, неуважение? Цзи Синь весь извелся, выискивая причину отругать своих грубых друзей, умудрившихся чем-то задеть нежные чувства Небесной девы. И, не в силах видеть муки соратника, Лю Дзи принялся смешные рожи корчить. Смеяться, вообще-то, очень полезно для здоровья. Вот улыбнется братец Фань - и его страх перед духами как рукой снимет. А если хихикнет Тьян Ню, значит, попусту братец Синь крамолу выискивает. А когда на душе легко, то дорога вдвое короче получается.

   Хорошо то, что хорошо заканчивается.

  

   Если бы Господь позволил людям вернуться в Эдемский сад... Хотя если вспомнить о том, с чего начался 20 век, ничего такого уже точно никогда не случится... Так вот, если бы врата в райские кущи вдруг распахнулись, то Таня еще бы крепко подумала -- идти туда или до Страшного Суда остаться в этой маленькой китайской деревушке, надежно упрятанной в горной долине. Сладкую и томительную, словно жирные сливки, тишину аккуратно взбалтывали лопасти игрушечной водяной мельницы. Солнечные блики на воде не слепили, а манили прилечь в траву и смотреть в небо, угадывая в очертаниях летящих облаков драконов и фениксов. Старые сливы заботливо укрывали плечи усталых путников ажурной шалью тени и, должно быть, каждую весну крали по не по одному сердцу своей неземной, поистине райской красотой.

   - Я останусь здесь, - прошептала зачарованно Татьяна, заставив побратимов-мятежников удовлетворенно хмыкнуть.

   Они бы все остались, но не судьба. В тишине и благости, как всем известно, империи не куются. А жаль.

   Лю Дзи помог Тьян Ню спешиться, в очередной раз дивясь белизне и мягкости её кожи. И короткие волосы её не сильно портили, хотя с косой краше была бы во сто крат. Здешний хранитель, уж на что вредный старикашка, когда такое чудо увидит, точно артачиться не станет. Где ж еще небесной деве жить, как не у подножья храма Божественной Девы, сотворившей из глины весь род людской?

   - Идем со мной, сестрица Тьян Ню, познакомлю кое с кем, - Лю сделал широкий шест, предлагая девушке возглавить их маленькое шествие. - И не гляди, что старый хмы... человек убелен сединами, он еще тот хмы... боец.

   Тропинка, посыпанная песком, вывела их к простому деревенскому дому -- аккуратному и хрупкому, как здесь принято было строить испокон веков. На веранде, свесив пухлые ножки с порога, сидел дедуля, чей облик шел вразрез со всеми традиционными образами китайских мудрецов. Он со смачным чавканьем лопал куриную ножку, розовые щеки блестели от жира, а пухлые пальцы то и дело вытирал об рубаху на животе. Но -- да, его волосы были снежно-белые, как обещал Лю Дзи. Не отшельник какой-то, а настоящий колобок.

   - Будь здоров, почтенный дедушка Линь Фу, - сказал предводитель мятежников и низко поклонился. - Как твое здоровье?

   - Хреновенько, - хрюкнул тот. - Совсем старый стал, не могу целую курицу за один присест съесть. Скоро, видать, помру.

   - Живи тысячу лет! А потом еще раз тысячу! - воскликнул Цзи Синь.

   - Если вы такие любезные, парни, то почему вместо долговечных плодов привезли мне девицу? - спросил дед-колобок и ткнул начисто обглоданной костью в сторону Тьян Ню. - Значит, это ты -- крестьянский улов из Желтой реки?

   - Я, - призналась Татьяна. - Добрый день, господин Линь Фу.

   И поклонилась, взмахнув широченными рукавами халата. Дед неожиданно шустро спрыгнул со своего насеста и мячиком проскакал вокруг гостьи.

   - Небесная дева, говоришь? Посланница Яшмового Владыки, говоришь? Ишь ты какая!

   Маленькие глазки его весело блестели, словно у ребенка, получившего на Рождество все сразу - и самую желанную игрушку, и мешок шоколадных конфет, и коньки.

   - Беру! - рыкнул дед и, словно фокусник, достал из-за отворота халата три золотых шарика.

   Никто не успел даже глазом моргнуть, как они взлетели в воздух, закружились вокруг небесной девы, образуя сверкающий кокон. Вспышка света ослепила мужчин, а когда они снова обрели способность видеть, Тьян Ню исчезла, словно и не было её.

   - Слышь, почтенный, ты куда мою деву дел? - озлился Лю Дзи, хватаясь за меч. - Верни на место, а то ведь порублю и свиньям скормлю, ты меня знаешь.

   - Какой ты нервный, мальчишка Лю, - Линь Фу предусмотрительно прикрыл пузо руками. - Ничего худого я ей не сделаю, будь уверен. Или ты хочешь, чтобы такая красавица била свои белые ножки о ступеньки и задыхалась при подъеме по крутой лестнице? - и показал на вершину скалы. - Она уже по храму гуляет. Там есть, на что посмотреть.

   Лю Дзи задумчиво почесал затылок и спрятал меч, передумав убивать деда. До сих пор старый Ли Линь Фу его не подводил и не обманывал.

   - Ладно, хрен с тобой! Но я тебе еще припомню эти шуточки.

   Дед, не скрывая облегчения, перевел дух.

   - Тогда у нас есть повод выпить, парни. А я-то весь день голову ломаю, на кой мне целый кувшин отличного вина?

   Повинуясь безмолвному приказу, помянутый кувшин, словно шмель, с тихим гудением пролетел из кладовки в комнату и занял почетное место в центре стола. Братец Фань громко сглотнул и жалобно посмотрел на побратимов.

   - Хорошо. По одному стаканчику, - вздохнул Лю Дзи и строго добавил: - И всё!

   И слово свое, что удивительно, сдержал! Всего по три стакана выпили побратимы. Видно, святое место повлияло на их жажду усмиряюще. Никого не пришлось лупить по горбу, словно верблюда. От трезвости ведь сплошная польза.

   Старый хитрец, тот против обыкновения не дрыхнуть завалился под стол, а честь по чести пошел гостей провожать.

   - Ты... это... не держи зла на меня, дедушка Линь Фу, - примирительно мурлыкнул Лю Дзи. - И с девой Тьян Ню... ик... осторожнее будь. Лады?

   Даос вопросительно вздернул кустистую бровь:

   - А ты её не того... в смысле, в саду наслаждений ни разу цветов не рвал?

   - Да ты чего, дед, охренел совсем? - моментально вызверился главарь мятежник. - Я лишь попрощаться с ней хотел по-людски. Никаких цветочков!

   - И правильно, мой мальчик, - проворковал тот. - Не все небесные девы одинаково полезны. Ищи себе ту, что с глазами дракона и бровями феникса.

   - А найду ли?

   - Обязательно. Любовь рушит города и царства, но она же порождает великие империи. Замахиваясь на большое дерево, и топор бери по плечу.

   - Опять чушь городишь! - с досадой отмахнулся Лю Дзи.

   - Её самую, - сразу же согласился старый даос. - Доброго тебе пути, мальчик.

   И, закутавшись в облако, мгновенно растаял в воздухе.

  

   Когда они втроем немного спустились по тропе, и чудесный туман, ограждавший от всякого зла деревню и храм, уже готов был сомкнуться за хвостами их коней, Фань Куай слегка отстал от побратимов. Ему хотелось в последний раз вдохнуть эти дивные ароматы, глянуть назад, туда, где за душистым невесомым занавесом пряталось самое безопасное и мирное место в Поднебесной. Но позади, уже в двух шагах, облачная стена смыкалась, отделяя побратимов от Небесной девы, словно Землю от Небес.

   И, в общем-то, Фань Куай этому обстоятельству был даже рад.

   Не такой целеустремленный и дерзкий, как брат Лю, и далеко не столь образованный и хитроумный, как братец Синь, Фань, тем не менее, слепым не был, а наблюдательность воина неоднократно спасала жизнь и ему, и побратимам. И хоть и благоговел он пред посланницей Небес, но все же не мог не заметить, что брат Лю, расставшись с девой, вздохнул свободней, будто сбросил с плеч целого быка, не меньше. И вовсе не потому спешил командир доставить Тьян Ню в храм, что не желал подвергать ее тяготам и лишениям военного похода. Не только поэтому. Брат Лю, похоже, от себя самого стремился ее защитить - или себя от нее? Тут с ходу не разберешь.

   Фань тряхнул головой. Небеса свидетели, если бы все и дальше так шло, через день-другой Лю Дзи и Небесная дева проснулись бы поутру на общей циновке под одним плащом, и тогда... А что - тогда? Навлек бы брат Лю на себя гнев Яшмового Владыки? Наверняка! Красавицы исстари губят героев, это каждый знает. А такая чудесная дева запросто может повергнуть империю, что уж говорить о маленьком отряде мятежников? Сыну Неба вполне под стать Небесная Дева, вот только брат Лю еще и на полшага не приблизился к трону. А до тех пор пусть девушка с Небес остается к ним, к Небесам, поближе, а от брата Лю - подальше.

   Лишь одно тревожило Фань Куайя, мешало отбросить лишние мысли и со спокойной душой думать о грядущих боях. Лю Дзи пообещал деве найти ее сестру. Ладно! Это - дело благородное и угодное Небесам, вот только к чему брату Лю постоянно носить на груди небесный амулет? Вот и сейчас, отпустив поводья и позволяя Верному самому выбирать дорогу, Лю Дзи вытащил из-под одежды медальон, отщелкнул крышечку и все смотрел да смотрел и только улыбался этак задумчиво.

   Фань в сердцах шумно вздохнул.

   - Беспокоишься? - проницательный братец Синь тут же оказался тут как тут. Он тоже придержал коня, чтобы не мешать предводителю созерцать и предаваться размышлениям.

   - Угу, - кивнул силач. - Вот сам посуди, братец... От одной Небесной Девы мы, хвала Матушке Нюй Ва и почтенному Линь Фу, избавились... В смысле, пристроили ее... то есть...

   - Да понял я, понял. И что?

   - А то! Сам глянь! Теперь он от чудных этих картинок глаз не отрывает! Не получится ли так, что будет теперь у нас забота похуже, а? Вместо Небесной Девы - хулидзын?

   - А почему ты так против? - пожал плечами Цзи Синь. - Вспомни, у многих великих людей в родне имеются лисы-оборотни. Будь то прославленный стратег, мудрый министр или могучий генерал, почти у каждого бабушка или прабабушка девятью хвостами щеголяла!

   - Ну, это ты хватил! - Фань с тревогой покосился на командира Лю.

   Командир Лю мечтательно щурился и чему-то ухмылялся.

   - Мы еще той хулидзын в глаза не видывали, а ты уж ее готов с братом Лю усадить за красной занавеской!

   - Так и я тебе о чем, - безмятежно отмахнулся Цзи Синь. - Поживем, брат, увидим.

   - Угу, - вздохнул Фань Куай и усилием воли изгнал из сердца тревогу за брата Лю.

   Гора, храм и деревня остались там, за туманом, а впереди, насколько хватало глаз и дальше, простирался мир людей, человеческих страстей и войн. И в этом бескрайнем море опасностей и возможностей троим побратимам нужно было не только выжить, но и возвыситься.

  

   Людмила

  

   Ей снились рыбы и гады, твари земные и небесные, многоцветье оперения невиданных птиц, золотые изгибы змеиных тел, блеск влажных чешуек, перевернутая чаша небосвода в бесчисленных искорках звезд, бездонная, словно она заглянула в самый глубокий из колодцев... Ей слышался рев ветра и грохот водопадов, треск пожаров и рокот копыт по выжженной степи - и легкий, невесомый голос струн, словно кто-то высоко-высоко, в невообразимой вышине, а может - глубоко-глубоко под ногами, слегка касался их тонкими пальцами. В завораживающую, чем-то тревожащую, куда-то зовущую мелодию вплетался какой-то чуть влажный звук, легкий ритмичный скрип. Окруженная видениями, оглушенная и бессильная, Люся попыталась прищуриться, сосредоточиться хоть на чем-то материальном, послать себя, как стрелу, как пулю - без промаха в единственную цель. Почти получилось, почти. Влажные шлепки и скрип исходили от старого, потрескавшегося гончарного круга. Чья-то неутомимая нога крутила и крутила его, а тонкие, чуть замаранные пальцы едва касались еще темного и бесформенного кома глины, будто неведомый гончар на миг задумался. Что это будет? Чаша ли? Кувшин? А может, человек?

   Золотые глаза с вертикальным змеиным зрачком взглянули на нее - и Люся поняла, что летит, словно падающий лист, кружась, летит куда-то вниз, плавно, стремительно, неудержимо...

   И очнулась, силясь удержать в памяти то невероятное, то неведомое, за чем она ненароком сумела подглядеть.

   По давней детской привычке она не открыла глаза сразу, а полежала так немного, пытаясь в темноте под сомкнутыми веками восстановить этот долгий, этот жуткий, этот запутанный сон. Это же был просто сон? Глиняные рыбки, вихрь, перенесший их из Шанхая куда-то в древность, разлука с Таней, клетка... Просто сон, длинный и красочный бред, а теперь она проснулась, очнулась с ломотой в теле и слабостью, как тогда, после тифа, и сейчас все снова станет хорошо...

   - Госпожа Лисица! - чей-то голос оглушил Люсю так, словно ей с размаху залепили пощечину - до слез. - Госпожа Лисица! Вы очнулись?

   Можно было продолжить жмуриться, еще одно, еще два бесконечных мгновения убеждая себя, что почудилось, что привиделось... Но саму себя обманывать - последнее дело. А раз уж так все повернулось, надо вставать и драться. "Сколько голову в песок не суй, страусом не станешь", - она же сама любила это повторять.

   - Госпожа Лисица!

   Люся открыла глаза и со злой горечью убедилась - бред продолжается. Стало быть, все случилось взаправду. Если что-то плавает, как утка, и крякает, как утка, значит, это утка и есть. Если вокруг пахнет, как в древнем Китае, всё выглядит, как древний Китай, и окружают тебя древние китайцы, значит, именно в древнем Китае ты и находишься.

   Выпростав руку из-под тяжелого одеяла, которым кто-то позаботился укрыть ее до самого подбородка, девушка первым делом пошарила на груди, ища рыбку. Ладонь наткнулась на пустоту, и Люся подскочила, как будто ее ожгли кнутом, резко села на постели и уперлась в тюфяк руками, пережидая приступ головокружения.

   Рыбки не было! Как не осталось на ней ни следа той одежды, в которой "небесная лиса" сидела в клетке. Кто-то обмыл и переодел ее, но это обстоятельство волновало девушку в последнюю очередь. А вот пропажа рыбки...

   - Ты! - Люся развернулась и сверкнула глазами на какую-то незнакомую молоденькую китаянку, испуганно отшатнувшуюся от кровати. - Ты! Где мой амулет?!

   Вместо грозного рыка, правда, получилось какое-то шипение, но девчонке хватило и этого. С жалобным писком китаянка повалилась на колени и залепетала быстро-быстро. Из этих причитаний "небесная лиса" разобрала только: "Ваша слуга не знает" и "Ваша слуга заслуживает смерти". "Ага!" - подумала Люся. Соображала она всегда быстро, и даже остатки беспамятной мути в голове не помешали сделать выводы, тем более что они прямо-таки напрашивались.

   Первое. Она не в клетке, не в цепях и не в рубище, а напротив, проснулась в хорошей постели, в тепле, одетая в шелковое... э... одеяние. Стало быть, ей оказали уважение.

   Второе. К "небесной лисе" приставили служанку. Значит, не только уважают, но еще и боятся.

   Третье. Раз тебя приняли за госпожу, веди себя, как госпожа. С этими китаезами по-другому нельзя. Такой народ азиаты: доброта у них считается за слабость, а резкость и грубость, наоборот, отваживают охотников небесным лисам шерстинки пересчитать. Ну, во всяком случае, в Шанхае двадцатых годов двадцатого века это именно так работало. А что здесь?

   - Подай мне одежду, - приказала Люся, мгновенно вживаясь в роль "небесной лисы". - Я желаю встать, умыться и выйти отсюда. Живей!

   - Но Госпожа Лисица! - взвыла китаянка. - Генерал Сян строго-настрого приказал...

   - Генерал Сян? - переспросила было девушка, но тут же вспомнила, что она - небесная лиса, прожившая тысячу лет, которой ведомы все тайны Земли и Неба. - А, тот самый генерал Сян!

   Что это за генерал и с каким гарниром его подавать, можно было потом разобраться. Но добыть информацию надо уже сейчас. Ковать железо, пока горячо, и добивать противника, пока оборона ослаблена. Использовать преимущество внезапности, короче. Папочкины любимые древние авторы именно такое и советовали. Зря, что ли, Люся столько их перечитала?

   - Генерал Сян лично принес вас сюда после того, как спас из заточения.

   - Я знаю, - Людмила величественно кивнула и, на всякий случай, еще и бровями повела со значением, дескать, нам, небесным лисам, еще и не такое ведомо. - Поэтому я должна как можно скорее принести генералу мою благодарность. За этот благочестивый поступок его ожидает великое благословение Небес!

   По правде, сейчас ради кувшина воды и миски каши Люся была готова пообещать неведомому генералу и благословение Небес, и великую благодарность Яшмового Владыки лично и на тысячу лет вперед. Главное - отсюда выйти, а там уж и с генералами можно разобраться, и со всем остальным древним Китаем. Лишь бы Таню найти, а потом - и папочкиных рыбок.

   - Сообщи генералу Сяну, что небесная лиса Лю Си исполнена благодарности за спасение и просит генерала удостоить ее беседой, - внушительно сказала она. - А пока подай мне воды, и побольше.

   "Госпожа Небесная Лисица" готова была сейчас по-собачьи вылакать целый котел, если даже не пруд с золотыми рыбками. Да и самими этими рыбками закусить не отказалась бы. Но пришлось довольствоваться чинным чаепитием под щебет оправившейся от испуга служанки. С трудом сдерживаясь, чтобы не высосать живительную влагу прямо из чайника через носик, Люся заставила себя терпеливо выдержать процесс одевания, прежде чем ее губ коснулся первый глоток.

   Чай был восхитительным, и у "небесной лисы" сразу прибавилось сил. Настолько, что она смогла даже опознать, во что ее, собственно, облачили.

   Это была та самая старинная одежда-ханьфу, о возрождении которой так грезил папочка. Именно эти халаты с длинными рукавами и запахом направо маньчжуры лет триста назад запретили носить китайцам, когда их, китайцев, завоевали. Еще и лбы брить заставили, и ноги бинтовать, да и породу, прямо скажем, попортили уроженцам Поднебесной изрядно. Зато предки "поганых китаёз", оказывается, на своих далеких потомков не слишком-то и походили. Даже если на служанку взглянуть, и та не намного ниже ростом, чем сама "небесная лисица", а в длинном ханьфу разница в росте и телосложении даже как-то теряется.

   Люся напрягла память, и папочкины гравюры и альманахи всплыли в голове, как морские гады, из темных глубин. Тонкие шелка, в которых она проснулась - это и нательное белье. А тяжелый халат с длинными широкими рукавами, ассиметричная правая пола которого практически полностью оборачивалась вокруг тела - шэньи, и, видимо, женский его вариант, хотя чем и как женский халат отличается от мужского, Люся, хоть убей, не помнила.

   Но самое главное - одежда никак не помогла определиться со временем. Ханьфу китайцы носили чуть ли не от основания мира, папенька утверждал, что три тысячи лет как минимум, так что вариантов имелось множество. Но если сложить мечи с халатами, выходило, что древность определенно очень седая. До маньчжурского завоевания - это точно. И как бы не до Рождества Христова...

   - Кто сейчас восседает на троне дракона? - сурово оборвала она болтовню китаянки прямым вопросом. А чтоб не ронять авторитет "небесной лисицы", добавила, этак презрительно скривив губы: - За тысячу лет на Небесах мне недосуг было следить за делами смертных. Ну? Отвечай!

   Служанка снова повалилась ей в ноги и залопотала еще жалобней. Из этого писка Люся разобрала лишь "Цинь" и "Шихуанди".

   Цинь! Династия Цинь! Перед Людмилой, как живой, встал образ папеньки, а в ушах зазвучал его голос: "Люсенька, ангел мой, ну попробуй еще раз! Это же так просто! Цинь Ши-ху-ан-ди..."

   "Когда бы я, папенька, знала, что эта твоя китайщина на практике пригодится, училась бы усердней! - подумала Люся, но тут же приободрилась: - Зато Танюха в этих Цинь, Сунь и Вынь шарит запросто! Стало быть, не пропадет, пока я ее не найду!"

   А вот про генерала Сян-как-его-там Людмила точно что-то такое читала и даже карты, помнится, рисовала, чтобы разобраться в какой-то древней битве. Ее странным образом эти самые битвы всегда увлекали. Точно! Был такой! И еще дядя у него имелся совершенно лютый... И что-то такое про красных и белых тоже в голове вертелось, но не комиссаров и белогвардейцев, а каких-то то ли змей, то ли драконов.

   "Выкручусь! - Люся решительно одернула рукава ханьфу и встала. - Черт, жрать-то как охота... Но сдюжу. Не впервой!"

   - Эй, ты, как там тебя... Смертная! Сопроводи меня наружу. Я желаю приветствовать генерала.

  

   Сян Юн

  

   Сян Юн неторопливо пил чай и наслаждался гневными тенями, бродившими по лицу дядюшки. Сидит, скажем, в солнечный денек человек на пригорке и наблюдает за безмятежным горизонтом, но слышит при этом далекие грозовые раскаты да влажный ветерок играет прядями волос. Это где-то за горным хребтом бушует гроза, смывая в реку целые селения, а ветер ломает деревья. Буря в сердце дядюшки Ляна творилась немалая, но вслух он только неодобрительно вздыхал. Вздыхать полезно, кто же спорит.

   Сян Юн ел засахаренные персики и ждал, когда же старший родственник разразится возмущенной речью. Он деликатно брал лакомство, глядел на просвет, затем сосредоточенно нюхал, прикрывая миндалевидные очи от притворного удовольствия и только затем отправлял персик в рот. И жевал медленно-медленно, смакуя изысканную сладость. Он полагал - как в свое время вызрел сей дивный плод, так и добрая ссора должна как следует созреть.

   - Какого рожна тебе понадобилось в Фанъюе? - не выдержал дядюшка, сделавшись щеками зеленее шелка своего ханьфу. - План был совсем иной, если ты помнишь, племянник Юн.

   На узком, как охотничий нож, лице Сян Ляна застыло выражение вечной досады.

   - Отлично помню, - охотно согласился Сян Юн, и, взяв новый персик, принялся его разглядывать со всех сторон. - Но я никогда прежде не видел настоящую хулицзын, решил познакомиться, а оказалось, что грязные хамы её едва до смерти не умучили. Я, конечно, возмутился эдакой наглости...

   - Это я как раз знаю, а вот знаешь ли ты, сколько бесовских проделок совершили лисы? Нет им счета и числа.

   - Так она же не простая, а Небесная Лиса, - мечтательно улыбнулся Юн, откусывая бочок у фрукта. - Видел бы ты, какая у неё белая кожа. А волосы... Золотистые и мягкие! М-ням.

   - И тем она во сто крат опаснее! - всплеснул руками дядя Лян. - Это означает, что Лиса прожила более тысячи лет, превращения её бесконечны, а обольстительные чары невероятно крепки. И человеку не дано справиться с ней обычной силой.

   - Лисы - они совсем как лисы, - ответствовал Юн. - Коль ты красив, скажут - мил, точно лиса. Если недоверчив, то прослывешь осторожным, как лиса. Про лисью лживость и говорить нечего. Если уж на то пошло, то ты, милый мой дядюшка, тот еще лис.

   - Мальчишка! - возмущенно рявкнул Сян Лян и пальцем пригрозил. - Вот вытянет из тебя эта хулицзын всю силу, высушит кровь и желчь, а потом закусит печенкой, тогда и позубоскалишь. Избавься от неё немедля!

   Дядюшкин приказ Юн пропустил мимо ушей, вернее, мимо левого уха, потому что правым он прислушивался к звуку нетвердых шагов по садовой дорожке. Хулицзын ходила в женских туфлях так неловко, что сразу было ясно -- она привыкла парить по облакам. Теперь вот страдает. Бедняжка.

   - И если её красота уже пробудила в тебе страсть, то тем более от неё надо скорее избавиться.

   - Почему это? - изобразил удивление Юн.

   - Ибо противостоять лисьему искушению способны лишь высоконравственные мужи и целомудренные женщины.

   - Дядюшка, а ты ничего не перепутал? Может быть, целомудренные мужи и нравственные жены? Я как давно целомудренный точно устою, - рассмеялся дерзкий родич. - О! Вот сейчас и проверим.

   Сян Лян тревожно оглянулся. Так и есть! Накликал! К ним осторожно кралась хулицзын.

  

   Лю Си и Сян Юн

  

   В саду под цветущими... да кто ж его знает, что у них тут в Китае цветет в это время года? Короче, среди цветущих пахучих кустов сидели двое мужчин. Один - молодой, высокий и буйноволосый, даже за столом не подумал снять доспехи, так в броне и гонял зеленые чаи, угощаясь засахаренными персиками. Второй, намного старше, щеголял куцей азиатской бороденкой и вид имел демонстративно мирный: зеленый халат, чудная высокая шапка со смешными торчащими спицами, никакого оружия.

   "Вот этот самый главный змей и есть", - предположила девушка. Оба сотрапезника смотрели орлами, головы держали высоко, и в целом производили впечатление самых настоящих аристократов. "Белая кость" и "голубая кровь" в китайском исполнении.

   Люся, хоть убей, не помнила, кому и в какой последовательности надо кланяться, но рассудила так: небесная лиса, прожившая тысячу лет, всяко повыше рангом, чем какие-то древнекитайские мужики, будь они хоть трижды аристократы. Поэтому, заметив, что ее приход обнаружен, пересилила желание склонить голову, а наоборот, задрала подбородок повыше и величественно принялась ждать, пока ее поприветствуют.

   Сян Юн, когда хотел, умел быть изысканным, а потому его поклон мог бы стать эталоном вежливости. Сделал он это, разумеется, дядюшке назло. Который только головой небрежно кивнул, мол, заходи коли пришла

   - Как самочувствие, благородная хулицзын? - спросил Сян Юн еще более медоточивым голосом, тем паче, что дядя с большей охотой услышал бы весть о том, что лиса окочурилась.

   Девушка милостиво кивнула молодому генералу. Значит, вот он каков, тот, кто ее спас! Тогда, сидя в клетке, она особенно спасителя не разглядывала, хотя тут было на что посмотреть. Несмотря на всю нелюбовь к азиатам, Люся не могла не признать - хорош! Породу сразу видно: мало того, что генерала Сяна так и подмывает обозвать "князем", так и лицо еще такое, запоминающееся. Черты резкие, но гармоничные, глаза живые, искрящиеся любопытством. Такого точно с другими китайцами не перепутаешь, как не пропустишь породистого жеребца королевских кровей в табуне мохноногих степных коняшек.

   Но благодарность благодарностью, эстетика эстетикой, а при взгляде на Сян Юна в груди у Люси шевельнулось тревожное тянущее чувство. Увы, знакомое. Она ведь навидалась таких, блестящих и благородных, во всех видах навидалась: и за чаем с ватрушками на папенькиной даче, и вшивыми и обмороженными, и мимоходом добивающими кого-нибудь штыком. Жизнь - такая штука, пока не приложит от души да с размаху, не поймешь, что там, под позолотой-то.

   - Благодаря вашей заботе, уважаемый генерал Сян, - Люся ненавязчиво продемонстрировала осведомленность небесной лисы в земных делах, - я почти совсем оправилась. И пришла выразить мою благодарность за спасение вам и вашему... - девушка глянула на старшего китайца остро и хитро, совершенно по-лисьи, и мстительно припечатала: - Верному слуге?

   Пожилой китаец ей сразу не понравился. И, судя по перекошенной морде и ставшими совсем узенькими глазкам, нелюбовь с первого взгляда была взаимна. Вот уж кто точно оставил бы ее взаперти подыхать от жажды и голода, а как померла бы - и печенкой не побрезговал.

   Сян Юн сделал вид, будто совершенно не понял намека. Хотя бы просто потому, что по сути Лиса была абсолютно права. Просто ему давно никто об этом напрямую не напоминал. И не ставил на место.

   - Вы случайно ошиблись, прекрасная хулицзын. Дядюшка Сян Лян - мой ближайший и самый любимый родственник.

   И полностью игнорируя недовольство любимого дяди, сделал приглашающий жест:

   - Не пожелаете ли присоединиться к нашему скромному застолью? Я буду очень рад вашему обществу.

   Дядюшка в этот момент более всего сожалел, что пузатенький чайник полон кипятка, а не яда.

   Впрочем, яд в избытке был у него на языке:

   - Свежей крови, как вы привыкли, у нас, к сожалению, нет. Увы нам, - злорадно ухмыльнулся Сян Лян, видя, что хулицзын колеблется.

   - Здесь, на земле, я постоянно вынуждена терпеть лишения, - сокрушенно вздохнула Люся, как бы случайно показав зубы, которые, спасибо папеньке и маменьке, несмотря на все невзгоды оставались крепкими и белыми, всем лисам на зависть. - Но того яства, что вы упомянули, уважаемый, я не пробовала уже очень давно... Ведь чтобы попасть на Небеса, я должна была вести праведную жизнь тысячу лет! Впрочем, откуда человеку это знать! Не каждому достанет мудрости постичь знания Небес, - и посмотрела прямо в глаза пожилому китайцу, едва сдерживаясь - так ей хотелось подмигнуть.

   - Пока я здесь, я постараюсь привыкнуть к пище смертных... ах, прошу прощения! К пище людей, конечно! - и девушка непринужденно уселась аккурат напротив Сян Ляна. - Можете называть меня госпожой Лю Си.

   Сян Лян мученически закатил глаза, словно призывая Небеса в свидетели:

   - Так значит, уважаемая лиса из семейства Лю? - и уставился на племянника, мол, что и требовалось доказать! - Тогда все понятно...

   "Нет! Однофамильцы! - чуть было не ляпнула она от неожиданности. - Лю? Что еще за Лю? - лихорадочно прошлась по закромам памяти самозваная хулидзын. - У них тут сейчас Цинь, так? А кто после Цинь-то был? Черт, точно, дрался этот Сян Юн с каким-то Лю! Вот только уже дрался или только собирается? И весь сыр-бор из-за чего у них?"

   "Китайская" переделка имени Людмилы, казавшаяся таким удачным решением, внезапно вышла боком. Кто ж знал, что с подвохом имечко? На всякий случай девушка решила всяческие связи со всякими Лю отрицать. В конце концов, мало ли в Китае Лю?

   - Уважаемая лиса, - безмятежно улыбнулась Людмила, мысленно поджимая свой несуществующий хвост, - не принадлежит к упомянутому семейству. По той простой причине, что на Небесах, куда мне было позволено вознестись после тысячи лет праведной жизни на земле, родство считается по иным правилам, - и значительно умолкла, намекая, что эти самые правила смертным знать не полагается.

   Она уже поняла, что китайский дядя ей совсем не друг, но отступать перед каким-то допотопным острословом не собиралась. И про тысячу лет праведной жизни постоянно повторяла специально, мол, выкуси!

   - А по каким же правилам небесные лисы посещают мир смертных? - спросил дядя ядовито. - По приговору суда? Или как?

   И тут Люся поняла, что вот он, шанс, и надо хватать его незамедлительно, пока не убег. "Ну, держись, китаёза сушеная! - подумала она. - Щас!"

   Боялась ли она? Конечно, боялась! Только дураки и покойники ничего не боятся. Но отступать-то все равно некуда.

   - С Небес, - заявила она, незаметно делая глубокий вдох, - я была послана по личному приказу Яшмового Владыки, дабы передать его волю людям.

   - Пророчество? - азартно воскликнул Сян Юн. Он, будучи натурой романтический, такие вещи обожал всегда. - Какое же?

   Людмила с трудом удержалась от того, чтобы не кивнуть в ответ, но сама себя одернула - несолидно! И, решив, что если уж нырять, то до самого донышка, в очередной раз пошла ва-банк.

   "Пророчество? Сейчас я вам напророчу!"

   Парень ей нравился, и - хотя бы в благодарность! - захотелось изречь ему что-нибудь жизнеутверждающее. К тому же что-что, а вдохновенно врать Люся умела еще с младенчества.

   Сян Юн от нетерпения заерзал на месте. Он с самого начала нисколько не жалел, что спас хулицзын из клетки. Такой случай упускать было нельзя, что бы там не болтал дядя. А Фанъюй... Все равно отстроятся, зато теперь знать будут, с кем дело имеют. Пусть знают и боятся!

   Сян Лян огромным усилием воли удержал себя на месте. От хулицзын добра не жди и ничего хорошего она не напророчит, это всем известно.

   - Знайте же, - торжественно провозгласила Лю Си, изо всех сил выпучив глаза и вращая ими для внушительности, - что на Небесах долгое время шла великая битва! Именно поэтому на землю обрушились неустройства и войны!

   Вот тут промашки быть не должно. Неустройства и войны на земле случаются постоянно и повсеместно, народы вечно всем недовольны, а честолюбцы алчут славы и трона. Девушка старалась пророчить с подвыванием, да посильнее, чтобы приумножить впечатление. Генерал Сян щеголял в белом плаще, а неподалеку развевался белый с золотом флаг, так что она решила добавить своим речам местного колорита.

   - Красный император пошел войной на Белого императора, и от их сражения содрогнулись Небеса!

   Глаза у Люси от выпучивания и вращения уже заболели, но мысль пришла, волна понесла, и ложь, рождавшаяся сейчас на ее языке, лилась с уст так легко, как никогда в жизни. И почему-то вдруг показалось, что слова эти прямо в воздухе оборачиваются правдой.

   - И когда сражение это потрясло сами небесные своды, - она понизила голос до зловещего полушепота, - Яшмовый Владыка восстал со своего трона и низверг мятежников... - почуяв, что в китайскую мифологию ненавязчиво вкрадываются библейские мотивы, Люся решила урезать марш и не уточнять, куда именно низверг. - И сказал он так: отныне пусть Белый император и Красный император сложат оружие, а исход их схватки да решат на земле их сыновья!

   И, хоть этого уже и не требовалось, уточняюще повела рукой в сторону Сян Юна, дескать, вот ты тот самый сын Белого императора и есть. Что и говорить, аккурат на белогвардейского... то есть, простите, бело-императорского сыночка генерал и походил в точности.

   Выдержав приличествующую случаю паузу, девушка вполне буднично добавила:

   - А больше я ничего не вправе рассказать вам, смертные. Ибо Яшмовый Владыка запечатал мои уста!

   Но для верности аккуратно прихватила со стола персик и впилась в него зубами. Сами же китайцы говорят, что даже собаку не бьют, когда она ест. Когда я ем, я глух и нем. Или они еще такой поговорки не придумали?

   "Значит, придумать самое время", - оптимистично решила Люся, искоса поглядывая на китайцев.

   Задумчивым и ошеломленным выглядел даже недоверчивый генеральский дядюшка, что уж говорить о самом генерале. Значит, пророчество удалось на славу.

   И если бы у самозваной хулидзын не возникло вдруг странное ощущение, какой-то холодок, пробежавший по спине, словно некто невидимый постоял у нее за плечом, беззвучно хмыкнул и пропал, всё было бы совсем хорошо. Но она встряхнулась и запретила себе бояться.

  

   "С самого утра дедушка Линь Фу занялся любимый делом -- он маялся дурью. Сначала приказал послушникам испечь большую овсяную лепешку, а заполучив желаемое, уселся на пороге и, посыпая её солью, приговаривал: "Идет-идет бедная лошадка, ножка у неё болит-болит... Ай-ай-ай... Буду-буду лечить лошадку...". Тогда я еще не знала, что Колобок ничего просто так не говорит"

   Дневник Тьян Ню

  

   Обновление от 28.10.

  

   Глава 6. Нежданно-негаданно

  

   Дневник Тьян Ню

  

   "Здесь есть прекрасная идиома: "Старик на границе коня потерял", аналог русскому выражению: "Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь". Мы так много потеряли, но приобрели еще больше. Гораздо больше, чем смели мечтать"

  

   Тайвань, Тайбэй, 2012

  

   Ин Юнчэн и Сян Джи

  

   Сян Джи не верила в идеальные свидания. О, иногда на подобное чудо можно было поглазеть в кино: там, на экране, герой точно знал, когда взять героиню за руку, а когда - за какое-нибудь другое стратегически важное место. Но сидя в темном зале, девушка обычно усмехалась не без некоторого цинизма, глядя на этакую идиллию и слушая приглушенные вздохи своих излишне романтичных подружек. Ведь реальность, какой стороной ее не поверни, совсем не соответствовала выдумкам.

   Ее собственный опыт в этом смысле был обширен и вполне позволял делать неутешительные, но правдивые статистические выводы.

   - Он все время ерзал на одном месте, - жаловалась она бабушке на своего первого школьного бойфренда, любовь с которым продлилась целых три недели.

   - Двух слов связать не может, - припечатывала девушка второго.

   - Ладони у него холодные и мокрые, не руки - щупальца! - доставалось третьему.

   Со временем список претензий к несостоявшимся ухажерам изменился, отношение - нет. Тьян Ню частенько ворчала, что внучке не помешали бы розовые очки - мол, негоже выискивать в хороших людях недостатки, кто ищет - тот всегда найдет. Только любовь может превратить девчонку в настоящую женщину.

   - Когда полюбишь, - улыбаясь каким-то своим мыслям, повторяла бабушка, - то все равно станет, высокий ли, низкий, бешеный или там скромник. Твой будет - и все.

   Сян Джи слушала, соглашалась почтительно и даже пыталась следовать мудрым бабушкиным советам. Как дочь человека влиятельного, она хорошо усвоила, когда надо улыбнуться или пошутить, чтобы прослыть остроумной, и недостатка в поклонниках никогда не испытывала... как и мало-мальски теплых к ним чувств.

   Оттого-то и сейчас, на свидании с Ин Юнчэном, девушка заранее приготовилась если не к провалу, то к конфузу. Ну, понравился ей парень, да так, что дыхание перехватило. Бывает. Но вообще - мало ли чего там, под дождем, показаться могло! Истина все равно ведь рано или поздно откроется. Стоит им только сесть напротив друг друга, заказ сделать, разговор завести - тут-то они и полезут, несовершенства, никуда не денутся.

   Чувства - так вот давным-давно решила для себя внучка Тьян Ню - требуют практичного к себе подхода. Доброжелательное понимание того, с какими небезупречностями в избраннике человек готов мириться - вот что такое настоящая любовь.

   Поэтому когда Ин Юнчэн припарковал свой мотоцикл неподалеку от небольшого, спрятавшегося между небоскребами бара, она, уже слегка успокоив разбушевавшееся было сердце, последовала за ним с твердым намерением развеять невесть откуда взявшееся наваждение. Одно неидеальное свидание - вот и все, этого будет достаточно, чтобы освободиться от несвоевременной симпатии к незнакомому и явно невоспитанному парню. Наверное. Нет, точно.

   "В чем же, - размышляла Сян Джи, усаживаясь за столик, открывая меню и упорно стараясь не краснеть при взгляде на своего спутника, - он ошибется? С излишним усердием наляжет на коктейли? Отпустит сальную шуточку - их тех самых, про очень большие глаза?"

   К счастью - или к сожалению - она даже представить не могла, что ждет ее впереди.

  

   Ин Юнчэн никогда не отвлекался на частности, когда перед ним была ясная, простая и желанная цель. Первое свидание, второе или там пятнадцатое - разницы, по его мнению, не было никакой. Если, всегда растолковывал он друзьям, парень вообще девушку пригласить решил, а она возьми да и согласись - так разве заранее не понятно, чем все дело закончится?

   Друзья реагировали по-разному. Великан и добряк Чжан Фа только и делал, что флегматично пожимал плечами: он, личность на редкость неконфликтная, еще с университета привык во всем со своим товарищем соглашаться. К тому же эта лихая теория всегда подтверждалась практикой - девушки, которые ходили с Ин Юнчэном на свидания, в итоге неизбежно оказывались сначала в его квартире, а потом и в кровати. Для Чжана Фа это был такой же незыблемый природный феномен, как собственная немалая физическая сила или наступление сезона дождей.

   Пиксель же этот подход к делам интимным решительно не одобрял, мучился, страдал и обзывал приятелей ослами и балбесами. Он, натура утонченная, прекрасных дев предпочитал завоевывать не наскоком, а сладкими речами и комплиментами.

   - Первая встреча, - соловьем заливался Ю Цин на вечеринках и попойках, - подобна нежному бутону, что готов раскрыться навстречу солнцу! Прояви неосторожность - и вот уже завял он и усох. Один лишь неверный шаг, одно только слово...

   - Предки! - только и вздыхал на это Ин Юнчэн. - Какое, к чертям, слово! Ну не дурак ли ты? Она тебе нравится, ты ей нравишься - к чему тут вообще разговоры-то?

   Этот животрепещущий вопрос они с друзьями с похвальным энтузиазмом обсуждали каждый раз, как подворачивался повод, и сейчас Ин Юнчэн с досадой думал, что, может, в нотациях Пикселя имелся какой-никакой смысл.

   Потому что в этот раз девушку он подцепил явно непростую, и выяснилось это довольно быстро. Едва отошел от их столика официант, принявший заказ, Сян Джи улыбнулась ему, этак лукаво склонила головку набок и спросила многообещающе:

   - А чем мы займемся после обеда?

   Ин Юнчэн, не сдержавшись, поперхнулся, сразу представив... всякое. Воображение у него, это все говорили, было богатое, поэтому картинка перед внутренним его взором нарисовалась вполне себе манящая. "Любовью, чем еще", - едва не брякнул он сгоряча - и вовремя прикусил себе язык.

   Слава всем богам, инстинкт - чутьем на ловчие ямы называл это настырный Пиксель, начитавшийся в свое время древних поэтов - остановил его вовремя. Слишком уж ярко сияли девичьи глаза, так и заманивая в западню - давай, мол, отвечай, я жду, я слушаю.

   "И правда ведь лиса, - прищурившись, подумал он. - Ну, на всякую лису найдется свой дракон, э?"

   Вслух же, улыбаясь как можно приятнее, Ин Юнчэн сказал совсем другое.

   - Как чем? - делано изумился он и взмахнул ресницами не без намека. - Стихи читать будем! Однозначно стихи - это мой выбор.

   Теперь пришла ее очередь удивленно таращить глаза и всячески пытаться справиться с изумлением.

   - Н-неужели? - чуть заикаясь, выдавила наконец Сян Джи, и в этот самый момент официант подскочил к их столику и ловко начал расставлять перед ними блюда и чайнички с напитками. - Какие же?

   - О, - воодушевился парень, с аппетитом отправляя в рот кусочек обжаренной до золотистой корочки говядины. - Разве ж возможно выбрать? Всякие! И те, что покороче, такие, знаешь ли, гладкие... округлые. Но и длинные тоже хороши, слово за слово, и вот они уже перед тобой, холмы гармоний и пещеры, ммм, тайн и познаний.

   Сян Джи побагровела и как-то на редкость прицельно, по-снайперски, ткнула палочками в крупную креветку на своей тарелке. Ин Юнчэну показалось, что несчастное ракообразное, нанизавшись на деревянный конец палочки, выпучило глаза еще отчаяннее. Разговор определенно начинал ему нравиться, и он, ухмыляясь, решил, что пришло время сменить тактику. Внезапность - кинжал в рукаве полководца, не так ли?

   Поблагодарив про себя просвещенного Ю Цина, то и дело таскавшего его с Чжаном Фа на выставки, поэтические чтения и прочие сногсшибательные и зубодробительные мероприятия такого вот рода, парень потянулся через стол и взял в ладонь руку Сян Джи. Девушка встрепенулась.

   - Послушай, например, - совсем другим тоном произнес Ин Юнчэн, дотронулся до ее тонких пальчиков и, ничуть не смущаясь официанта, столбиком застывшего поблизости, процитировал:

  

   Луна восходит на ночное небо

   И, светлая, покоится влюбленно.

  

   По озеру вечерний ветер бродит,

   Целуя осчастливленную воду.

  

   О, как божественно соединенье

   Извечно созданного друг для друга!

  

   Но люди, созданные друг для друга,

   Соединяются, увы, так редко.

  

   Сян Джи открыла рот, а потом, не найдя слов, вмиг запунцовела, и Ин Юнэчн вдруг едва ли не с ужасом почувствовал, как ехидная усмешка сползает и с его губ. Девушка опустила глаза, но свою руку не отняла, и так они и сидели несколько долгих мгновений.

   - Да, - наконец откашлялся он, - стихи.

   - Идиот, - тихо сказала его спутница и впервые за все время, что они провели вместе, посмотрела на него прямо и открыто, без подозрений и сомнений.

  

   Сян Джи пребывала в растерянности. Это было невозможно - но Ин Юнчэн будто чуял все ловушки, которые она расставляла для него. Ни разу он не промахнулся, не сказал глупости или пошлости. И руки... руки у него были не холодные и липкие, а вовсе даже и наоборот - теплые и твердые, будто нагретый на солнце, обкатанный морем камень.

   Придраться ей было решительно не к чему, и это девушку пугало.

   Потому что по всему выходило, понимала Сян Джи, что если он после обеда предложит ей заняться... стихами, то она вполне может согласиться. Вот и где, спрашивается, ее хваленое воспитание?

   Пытаясь отвлечься от таких вот мыслей, девушка открыла сумочку в поисках телефона: надо было проверить, не обнаружили ли родители побег своей блудной дочери. Дисплей не отобразил неотвеченных звонков, и Сян Джи вздохнула с облегчением. Взгляд ее упал на маленький шелковый конверт, в котором ждала своего часа терракотовая рыбка.

   Девушка достала ее, повинуясь неожиданному импульсу. Безделушка, изгибая свой выточенный из камня хвост, застыла на ее ладони: маленькая, смешная, пучеглазая.

   Ин Юнчэн придвинулся поближе, так, что плечи их соприкоснулись, и наклонился, чтобы рассмотреть фигурку.

   - Талисман? - спросил он с любопытством.

   - Бабушкин подарок, - отозвалась Сян Джи и протянула ему рыбку. - Я как раз сегодня ее собиралась показать специалисту по артефактам древности, вроде бы она старинная.

   Ин Юнчэн завертел фигурку в пальцах, поднес поближе к глазам и зачем-то смешно сморщил нос. Девушка прикрыла рот ладонью и рассмеялась, отгоняя вдруг невесть откуда взявшийся страх. Почтенная Тьян Ню писала, что именно рыбки стали причиной их с сестрой путешествия во времени. Кто знает, вдруг сейчас и она с Ин Юнчэном...

   Высокий женский голос вдруг ворвался в ее мысли, сбил с толку. Сян Джи обернулась и с удивлением увидела, что к их столику через весь ресторан идет, улыбаясь, эффектная девица в оранжевом платье. Была она, прямо сказать, хороша - стройная, быстрая, белозубая.

   - Ин Юнчэн! - с придыханием завывала сия незваная гостья, бодро стуча каблучками по деревянному полу. - Как я рада тебя видеть, котик!

   - Котик? - беззвучно повторила Сян Джи и приподняла бровь.

   Лицо ее спутника скривилось и помрачнело.

   - Это, - с неудовольствием пояснил он и поднялся из-за стола, - моя, э, знакомая. Прости, я... сейчас.

   Девица же не теряла времени даром. Подскочив к Ин Юнэчну, она с привычной, уверенной фамильярностью обняла парня за плечи, привстала на цыпочки и игриво прижалась губами к его щеке. Сян Джи поначалу оторопела, а потом разозлилась, да так, что сама себя испугалась. Холодный, жгучий огонь льдом опалил ее кровь, и девушка сжала руки, скручивая в ладонях салфетку, будто шею своей внезапной соперницы.

   Откуда вдруг взялась эта вот яростная ненависть, она и сама понять не могла. Никогда прежде Сян Джи не испытывала ничего подобного.

   - Послушай, Мэйли, - говорил между тем Ин Юнчэн, безуспешно пытаясь выскользнуть из весьма цепких объятий предприимчивой красотки, - я занят. Очень.

   - Чем? - хихикая, интересовалось оранжевое платье, окатывая Сян Джи презрительным взглядом. - Подружку своей матушки развлекаешь? Брось! Пошли лучше веселиться, как прежде, раз уж встретились! Ты и я, и кровать...

   - Котик, - с ядом в голосе добавила Сян Джи, взяла со стола свою рыбку и, аккуратненько положив на стол изнасилованную салфетку, встала.

   Терпеть подобное обращение внучка Тьян Ню была не приучена. Она, конечно, вполне могла оскорбить мерзкую стерву в ответ, но... Не уподобляйся низким, учила ее бабушка, и в данном конкретном случае именно так девушка и была намерена поступить. Схлестнуться с какой-то склочной, вульгарной подстилкой из-за мужчины? "Ну нет!" - заскрипела зубами Сян Джи и, вильнув бедром, обогнула Ин Юнчэна и его "э, знакомую".

   Парень, чернея лицом, рванулся было за ней, но девушка сейчас ни слышать, ни видеть его не желала.

   - На чай, - отчеканила она, достала из кошелька банкноту, сунула ее Ин Юнчэну в руки и быстрым шагом вылетела из бара.

   На улице было людно, и поначалу Сян Джи решила, что затеряется в толпе. Там этот... этот чертов повеса, этот распутник, этот блудливый волокита ее уж точно не найдет! Но девушке повезло: едва она сбежала по ступенькам, поблизости затормозило такси. Вскинув руку, Сян Джи подлетела к машине, запрыгнула в салон - и очень вовремя, потому что в этот самый момент на выходе из бара показалась фигура Ин Юнчэна.

   - Национальный дворцовый музей! - рявкнула девушка первое, что пришло ей на ум, и водитель, кивнув, завел мотор.

   Откинувшись на спинку сиденья, Сян Джи отвернулась от окна. Идеальное свидание, ха! Предназначенный судьбой мужчина, как же! Все-таки, наверное, даже мудрая Тьян Ню могла... не ошибаться, нет, но мерить иных по себе. Ей ведь повезло повстречать дедушку, чья любовь была бескрайней, как море. Не всем суждено такое счастье.

   Такси уносило ее от бара и от парня, чей голос и слова заставляли ее раз за разом терять голову, и Сян Джи сама не понимала, что чувствует. И злость, и разочарование, и печаль - эмоции смешались в ее груди в клубок, перепутались, переплелись. Вздохнув, она в раздражении ударила кулачками по коленям и поняла, что до сих пор сжимает в ладони бабушкин подарок.

   - Вот чем надо было заниматься, - пробормотала девушка себе под нос, - а не тратить время на этого ловеласа!

   Что ж, еще было не поздно. Ассистент профессора Канга сказал, что будет ждать ее после обеда - вот к нему она и поедет. Может, судьба просто преподала ей сейчас урок - мол, не отвлекайся на смазливых мужиков, когда в руки тебе попала такая тайна!

   Сжав губы, Сян Джи решительно кивнула.

  

   Снова! Снова Сян Джи умудрилась сбежать от него! От него! Своенравная, упрямая, непослушная девчонка!

   Ин Юнчэн был зол. Ему хотелось крушить, кромсать, ломать и буйствовать, и он едва сдерживался от того, чтобы не сорвать свою злость на Мэйли. Которая, вообще-то, вполне заслуживала хорошей взбучки. Когда-то его развлекал ее по-змеиному изощренный, злобный характер. Встречи с ней были похожи на поход в террариум - Мэйли шипела, брызгалась ядом и извивалась, как кобра, и Ин Юнэчн, всегда любивший опасность, забавлялся, глядя, как хитра она бывает с мужчинами и жестока - с женщинами.

   Впрочем, девица быстро наскучила ему. Порой, если находило на него подходящее настроение, он звонил ей - где-где, а в постели его злонравная подружка была хороша. Но верно говорят - приюти в своем доме змею, и рано или поздно она вопьется тебе в сердце. Вот и он доигрался.

   Ин Юнчэн сжал зубы. До сих пор ему и дела не было, о кого там точит свои зубы Мэйли, но Сян Джи...

   Сян Джи принадлежала только ему, и никому не было дозволено трогать ее.

   Ин Юнчэн застыл на пороге бара, с яростью глядя на быстро удаляющееся такси. Позади него тихо хихикнула Мэйли - конечно же, она не могла не посмотреть, чем закончилась ее выходка.

   - Ну вот, - прощебетала девица и положила ладонь с ухоженными ровными ноготками ему на плечо. - Теперь, когда мы избавились от того, что сидело за твоим столиком... это существо было женского пола, верно? Так вот, теперь...

   Ин Юнэчн развернулся, едва ли не скалясь. Мэйли, увидев его исказившееся лицо, приподняла было брови, заулыбалась, но потом нахмурилась.

   - Что? - капризно сказала красотка. - Ну, Юнчэн, не злись. Я так скучала! Неужели нельзя чуть пошутить?

   - Ты, - медленно, не торопясь рыкнул он и шагнул вперед. - Пошла прочь.

   Глаза Мэйли округлились, губы задрожали. Она попятилась, уперлась спиной в дверь бара, быстро мигая.

   - Котик, - пролепетала девица, все еще не веря, что разозлила его всерьез.

   - Прочь! - взревел Ин Юнчэн и, отвернувшись, бросился к своему мотоциклу.

   Сян Джи не убежать - по крайней мере, от него. Он догонит ее и, если понадобится, уговорит, убедит, очарует... завоюет. Он не остановится - не бывало еще так, чтобы мир не прогибался под него.

   Черный байк под руками Ин Юнэчна зарокотал, вздрогнул, будто неприрученный дикий зверь, и через несколько мгновений сорвался с места, набирая скорость. Лиса может быть сколь угодно хитра, но от дракона ей не уйти.

  

   Империя Цинь, 208 год до н.э.

  

   Люси

  

   Люся поняла, что пора валить, как только вернулась в отведенную ей комнату после непродолжительной, но приятной прогулки по саду в компании с генералом Сяном. Она бы и дольше побродила с молодым красавцем по дорожкам, посыпанным белоснежным песком, вдоль прудов с карпами, нюхая экзотические цветы и внимая пению райских птиц, но у благородного спасителя своих дел было невпроворот. Дом, куда Сян Юн привез спасенную девушку, оказался вовсе не его собственным, а попросту захваченным по дороге поместьем какого-то местного чиновника. Сам хозяин, некстати возглавивший оборону имения во главе отряда слуг, успел лишиться головы и остыть, а покои, в которых так славно отдыхалось небесной гостье, принадлежали хозяйке. Как, впрочем, и шелковые одежды, и даже заколки для волос. Судьбой семьи чиновника Люся предпочла не интересоваться. Некоторые вещи лучше не знать.

   Теперь-то ей стало понятно, почему во взглядах челяди крылось столько страха и ненависти. Уж не ее ли, хулидзын, эти люди считают повинной в своих бедах?

   Отважного генерала Сян Юна такие мелочи совершенно не заботили. А вот Люсю - очень даже. Особенно когда спаситель обмолвился, что ее с собой брать не собирается.

   - Надеюсь, прекрасной хулидзын понравилась эта жалкая хижина, - генерал широким жестом обвел поместье. - С красотами Девяти Небес ей, конечно, не сравниться, но оставаться здесь все же уместней, чем...

   Он не стал продолжать, очевидно, щадя чувства небесной лисы, и не напомнил ей о клетке и борделе, но Люся услышала и поняла главное - дальше ей с Сян Юном не по пути.

   Можно, было, конечно, уговорить или попытаться пригрозить гневом Яшмового Владыки, и Людмила даже всерьез обдумывала эту идею, когда возвращалась в комнату... Но едва вошла, поняла - бесполезно.

   На изящном расписном столике исходил паром пузатый чайничек, а рядом на подносе возвышалась целая пирамида сладостей. И сушеная хурма, и рисовые пирожные, и давешние персики, и еще что-то неопознанное, но крайне аппетитное на вид.

   Если бы у Люси на хребте росла шерсть, как у настоящей лисы, сейчас она встала бы дыбом.

   - Что это? Откуда? - резко спросила она служанку, имени которой так и не удосужилась пока узнать.

   - Это... - пролепетала та, отпрыгнув от столика и угощения. - Это от почтенного господина Сян Ляна... для вас, госпожа...

   "Твою мать! - очень неженственно высказалась про себя Люся, чувствуя, как растекается по ногам холодное оцепенение, а недавно съеденные персики каменеют в желудке. - А он времени не теряет, этот китайский дядюшка!"

   Сложно себе вообразить намек толще. Да, это было оно - последнее китайское предупреждение, которое гласило: "Убирайся, и быстро, иначе я собственноручно тебе яд в глотку затолкаю!"

   - Кто-нибудь... это трогал? - ровным голосом молвила Люся и тут же поджала нижнюю губу, предательски дрогнувшую. - Ты... как там тебя... Ты это не ела?

   - Ваша слуга не посмела бы, госпожа Небесная Лисица!

   Но взгляд исподлобья, которым служанка неуловимо скользнула по "небесной лисе", насторожил Люсю еще больше. Почудилось в этих глазах некое предвкушающее любопытство, словно китаянка прекрасно знала, что там, в чайничке. Или в сладостях. Знала и ждала. Еще одна охотница до ливера хулидзын?

   "Прекрасно! Эдак если меня дядюшка не отравит, так эта красавица придушит, а не справится - помощников кликнет. Разорвут на сувениры, с-сволочи! Ишь, как глазоньки щурит..."

   - Поди прочь, - процедила Люся, но служанка не двинулась с места. И тогда "хулидзын" вызверилась даже не по-лисьему - по-волчьи.

   - Что, курва желтомордая, ждешь, пока я тебе пинками ускорения придам? Пошла вон!

   И зарычала, оскалив зубы.

   Китаянка, пискнув, шустро отползла, а потом и вовсе опрометью выскочила из комнаты.

   - С-сволочи... - выдохнула Людмила и в сердцах пнула столик так, что и чайник, и лакомства разлетелись по комнате. - Ну, ладно, гады. Держитесь у меня.

   Как всегда в минуты опасности, злость помогла разбить мгновенное оцепенение, словно пешня - некрепкий еще лед, и Люся вихрем метнулась по комнате, сшибая широкими рукавами ханьфу всякие мелкие побрякушки и безделушки. Почти не напрягаясь, она подперла дверь каким-то комодом, а потом принялась методично обыскивать покои на предмет хоть чего-то ценного. Бежать с пустыми руками - вообще неразумно, а уж по древнему Китаю... А бежать надо, и как можно быстрее. В помощь генерала Сяна верилось слабо. Отважный "сын Белого императора", кажется, с небесной лисой уже наигрался, предсказание свое получил, а ссориться из-за нее с единственным старшим родственником явно не станет. Держать при себе хулидзын он тоже не намерен. А оставаться здесь - значит, гарантированно быть растерзанной прежде, чем пыль осядет за хвостом коня Сян Юна.

   Выбраться из поместья, пока тут квартирует генерал Сян, нереально, солдаты на каждом шагу. А вот сразу после того, как он уйдет - самое время. А пока надо еще придумать, как именно сбежать, а потом странствовать среди китайцев белокожей женщине, облаченной в длинное и чертовски неудобное ханьфу.

   Но тут в дверь кто-то тихонько постучал.

   Люся, как раз обдиравшая со стены драпировку, чтобы соорудить из плотного куска ткани что-то вроде заплечного мешка, замерла, тревожно глядя на дверь. Интересно, стучатся ли китайские убийцы? Быстро прихватив вазу потяжелее, девушка строго спросила:

   - Кто там?

   - Уважаемая хулидзын, это я, - сказал генерал Сян. - Позвольте мне войти, сделайте милость.

   Люсю так и подмывало продолжить содержательный разговор фразочкой: "Чего надо?" или "Какого китайского беса?", но с могучего генерала станется и выбить дверцу-то. Разок плечом навалится и вышибет. Так что она отложила вазу и с опаской немного отодвинула комод. В конце концов, ничего плохого, кроме хорошего, Сян Юн ей пока не сделал.

   - Пожалуйста, проходите, генерал.

   В узкий зазор Юн протиснулся с огромным трудом, с интересом огляделся вокруг и весьма высоко оценил учиненный лисой разгром. Он бы сам не смог сделать больше, чтобы превратить опочивальню в развалины. Еще лучше генерал понимал причину поступка Небесной Лисы. Носком сапога он поддел черепки чайника и сочувственно улыбнулся:

   - Я вижу, мой дядя уже выказал вам свое почтение.

   Не испытывая к врагу должного уважения, Сян Лян подсылал к тому убийц. Все же яд стоил дорого.

   Люся вздохнула, не скрывая облегчения. Приятно, когда тебя понимают без лишних слов. А раз так, то и вилять не стоит. По идее, прямые и честные воины должны ценить прямоту и честность.

   - Видите ли, генерал Сян, - откровенно призналась она. - Мне на Небеса возвращаться рановато. Не выполнила я еще задание Яшмового Владыки. Так что, боюсь, мне сушеная хурма и этот прекрасный чай впрок не пойдут.

   - Эти никому впрок не пойдут, - согласился Сян Юн. Свои сомнения относительно других людей он привык разрешать с помощью меча, а не яда. За что был неоднократно руган дядюшкой.

   И в этот миг его посетила новая и нетривиальная мысль.

   - А могу ли я чем-то вам помочь? Чтобы задание Яшмового Владыки было исполнено до конца? - вкрадчиво спросил он.

   - Докучать вам и вашему дядюшке своим обществом и дальше я не намерена. Так что... За более подходящую для путешествия одежду и связку монет я буду бесконечно благодарна, - без обиняков выдала Люся, добавив: - И Яшмовый Владыка - тоже. Надо же мне узнать, чем у вас тут на земле дело кончится. Узнать и доложить, - она ткнула пальцем вверх, - Самому.

   Яшмовый Владыка умел подбирать кадры, а ответственных исполнителей поручений командования генерал Сян ценил очень высоко.

   - Почему бы и нет? А взамен вы не хотите немного уточнить свое предсказание? - Юн все же решил чуть-чуть поторговаться. Но не из корысти, нет. Просто из любопытства.

   Девушка открыто посмотрела на него, покачала головой и прямо ответила:

   - А зачем? Вы свою судьбу уже держите обеими руками за хвост, генерал Сян, так какие вам нужны предсказания? Конь у вас есть, меч тоже, силы и храбрости хватает. Так что все в ваших руках. Отважному человеку покоряются даже Небеса, не то, что земные царства.

   И это дополнение понравилось Сян Юну еще больше, чем само пророчество. Сильный человек всегда сам добивается своей цели. Оказывается-то, Яшмовый Владыка его прямо насквозь видел.

   - Хорошо. Тогда подождите меня здесь, благородная госпожа хулидзын, ничего больше не громите и никуда не выходите из комнаты. Я скоро вернусь, - пообещал Юн.

   Хулидзын была довольно высока для женщины, хотя и порядком пониже генерала. Но так даже проще. У него в отряде имелось несколько юношей подходящего роста, у одного из них в походном мешке нашлась запасная одежда. Бамбуковую шляпу Юн позаимствовал у старичка-садовника, а деньги -- из дядюшкиной шкатулки, посчитав сей безвозвратный займ своим вкладом в общемировую гармонию. В итоге выходило, что одной рукой Сян Лян подсыпал яд, другой -- помогал лисе сбежать. В будущем воплощении дядюшке деяния взаимно зачтутся.

   Наконец-то подходящий наряд! Люся радостно ухватила сверток и, совершенно не стесняясь генерала, принялась переодеваться. Чего смущаться-то? Тот, кто видел ее в "лисьем" костюмчике в грязной клетке, видел всё.

   Натянув свободные штаны и запахнув мужской халат-пао, девушка почувствовала себя гораздо уверенней. А уж мягкие сапоги вместо легких матерчатых тапочек и вовсе вызвали прилив энтузиазма. Теперь-то другое дело! Долгополое женское одеяние, конечно, красоты было несказанной, и в любое иное время Люся с удовольствием его носила бы, но по китайским холмам, горам и долам в шэнъи особо не поскачешь. Только колючки рукавами собирать.

   Догадливый генерал добыл ей шляпу, спасибо ему. Но чтобы еще надежней прикрыть волосы, Людмила плотно повязала голову шарфом. И осталась собой вполне довольна.

   Благородный князь Чу, разумеется, не стал бы подглядывать за переодевающейся женщиной -- ни за смертной, ни за небесной. А вот узнать, есть ли у хулидзын хвост, Сян Юну очень хотелось. Но генерал вовремя напомнил себе: он -- взрослый мужчина, а не буйный несдержанный подросток.

   - Можете поворачиваться. Ну как?

   Юн критически оглядел хулидзын, обойдя со всех сторон, поцокал языком и, ни мгновения ни колеблясь, протянул нож.

   - Пригодится в дороге.

   Все же Яшмовый Владыка одарил Небесную Лису очень женственными формами. Что, в общем-то, вполне логично. Ей же положено мужчин искушать.

   - Благодарю, - Люся взвесила нож на руке и привычно сунула его за голенище. Мыкаясь по просторам бывшей Российской Империи, пылающей в костре смуты, и не такому научишься. Она поглубже нахлобучила шляпу и плотно завязала тесемки. И призадумалась. Генерал Сян чем дальше, тем больше ей нравился, не так, как может нравится мужчина, но... Что-то отчаянное в нем было, что-то почти знакомое. И Люся решилась:

   - Кстати, генерал. А вы в императорском дворце скоро быть собираетесь?

   Юн понимающе ухмыльнулся:

   - Это как быстро ваше пророчество исполнится. Но -- да, планирую обязательно. А что?

   - Да туда сестру мою увезли, Небесную Деву, - вздохнув, призналась девушка. - Нас с ней на землю вдвоем послали. А тут сразу как налетели эти, из Цинь, как схватили нас! Сестрица моя - дева нежная, тревожится обо мне наверняка. Я-то не пропаду, а вот ее из другой глины лепили, - и добавила, почуяв, что именно такое уточнение придаст ее словам веса: - Я сама от наложницы родилась, а сестра - от старшей жены, потому я - хулидзын, а она - Небесная Дева. Если вдруг встретите ее во дворце, передайте, что я жива-здорова.

   - Непременно, - решительно пообещал Сян Юн, справедливо полагая, что Яшмовый Владыка оценит его услуги по достоинству. - Идемте со мной.

   Охрана ухом не повела. Мало ли кто к генералу на доклад ходит. Может, парень в бамбуковой шляпе -- шпион с важной вестью?

   Потом Сян Юн помахал убегающей девушке на прощание рукой. Все же отличное вышло приключение в череде скучных будней.

   - Удачи! - искренне пожелала Люся, растворяясь в густой древней ночи, как настоящая лиса.

  

   Сян Юн

  

   От стариковских наставлений только одно спасение и осталось -- война. От дядюшки Ляна никакого спасу не было. С того момента, как хулицзын объявила волю небес, часа не проходило, чтобы дядя не являлся по беспечную душу подопечного с одной лишь целью -- лекции читать про всяческие лисьими проказы. Ни поесть, ни выпить, ни поспать в охотку.

   Утром, ни свет ни заря, он взялся за племянника снова. На этот раз Сян Лян пошел в бой, вооружившись бамбуковым свитком с очередной поучительной историей, повествующей о том, каким образом лисы в людей превращаются.

   -... Тогда берет она теменную кость покойницы, кладет её себе на голову и начинает кланяться луне, - вещал дядюшка, став в изголовье пытающегося подремать еще чуть-чуть генерала.

   - Тьфу, гадость какая! - поморщился тот, переворачиваясь на другой бок.

   - А я тебе о чем? Это же нужно могилу разорить, чтобы такое сделать.

   Сян Юн душераздирающе зевнул, с огромным трудом разлепляя веки. Рядом на низком столике стояла ваза с мочеными сливами на случай, если накануне грозный генерал злоупотребил хмельной радостью. Однако довольный своей проделкой Юн вчера заснул сном невинного младенца. И снились ему та-акие небесные девы, что пальчики оближешь. Он злорадно покосился на кислую дядюшкину физиономию. С ним никакого похмелья не надо, так с души воротит. Так что сливы пришлись ко двору.

   - Дальше-то что? Если уж разбудили меня, то до конца рассказывайте, - проворчал Юн и плюнул сливовой косточкой, метя в кувшин.

   - Если превращению суждено совершиться, то кость удержится на голове при всех поклонах. А не удержится - стало быть, не бывать превращению!

   - Занятно. И сколько поклонов нужно отбить?

   - Сорок. А затем оборотень покрывает тело древесными листьями и лепестками цветов, чтобы они превратились в роскошные новые одеяния.

   - Так хорошо же! - делано рассмеялся Сян Юн, чувствуя, что забава ему надоела. - Не нужно на одежду тратиться. Сплошная выгода.

   - А еще...

   - Так! Хватит! - рявкнул генерал, сменив милость на гнев. - Надоели мне ваши дурацкие сказки, дядюшка! От них у меня все планы из головы вылетели.

   Это мгновенное превращение из добродушного милого юноши в дикого зверя Сян Ляна пугало более всего. Племянник края не знает, и в пылу злости может не поглядеть ни на родство, ни на выгоду.

   - Ради твоего же блага стараюсь, - проворчал он. - Выгони лису, а лучше убей - и дело с концом.

   Но Юн уже не слушал. Он кликнул слуг, приказал подать доспехи, оружие и седлать коня.

   А чтобы в уши не просочились разумные речи старшего родича, принялся песню горланить. Из чистой вредности.

  

   - В пути и в пути,

   и снова в пути и в пути...

   Так мы, господин,

   расстались, когда мы в живых.

   Меж нами лежат

   бессчетные тысячи ли,

   И каждый из нас

   у самого края небес.

  

   Сян Лян выдохнул с облегчением. Теперь-то уж точно самое последнее, о чем думает бешеный племянничек, так это какая-то хулицзын.

  

   Тьян Ню

  

   С самого раннего утра дедушка Линь Фу занялся своим любимым делом -- он маялся дурью. Сначала приказал послушникам испечь большую овсяную лепешку, а заполучив желаемое, уселся на пороге дома и, посыпая её солью, принялся приговаривать: "Идет-идет бедная лошадка, ножка у неё болит-болит... Ай-ай-ай... Буду-буду лечить лошадку..." Затем он положил немудреные слова на какой-то варварский мотив и несколько часов подряд пел без остановки.

   Догадаться, чего ради затеяно представление, Таня даже не пыталась. Но уж точно не из-за неё или остальных обитателей деревни. Старый даос жил в особом мире, где здравый смысл не работал, но никто в деревне на причуды Колобка внимания не обращал. В хрупких домишках текла обычная жизнь -- мужчины ковырялись на крошечных огородах, женщины готовили что-то немыслимо ароматное или же сосредоточенно шили, галдящие, точно сорочата, дети бегали наперегонки, но при этом все они истово служили богине Нюй Ва -- Той, Что Сотворила Людей Из Глины.

   Какой-нибудь западный человек, считающий себя вершиной цивилизации, посмеялся бы на искренней верой этих простых людей. Но там, наверху, где почти к самой вершине желтой скалы, точно ласточкино гнездо, прилепился храм, Нюй Ва царила так полновластно, что даже воздух искрился. Внезапно очутившись внутри, Таня даже пошевелиться боялась. Мнилось, будто со всех сторон глядят на неё маленькие глазки глиняных статуэток. Сотни, нет, тысячи фигурок людей стояли на алтаре, вырезанном из цельной глыбы в виде исполинских каменных рук. Пухленькие девочки и мальчики, изящные девушки и стройные юноши, крепкие сильные мужчины и созревшие для материнства женщины, сгорбленные старушки и сухонькие старички -- одинаковых не было, все разные, совсем как живые люди. Слепленные с любовью и тщанием из желтой глины, они словно бы ждали божественного касания, чтобы обрести жизнь, сознание и разум. А Нюй Ва, изображенная на фресках луноликой красавицей со змеиным хвостом вместо ног, всё не являлась и не являлась. Впрочем, у богинь всегда забот полон рот -- то небеса починить, то Черного Дракона заколоть, то научить людей музыке.

   В святилище одуряюще пахло благовониями, ветерок теребил колокольчики, шелестели листья. На Татьяну вдруг снизошло неземное спокойствие, какое бывает только после искренней молитвы. Что-то похожее Таня уже чувствовала однажды в Успенском соборе Владивостока, когда стояла перед алтарем и молилась Господу за их с Люсей новую жизнь вне России. Её одинокая свеча, вставленная в паникадило, упорно горела, не поддаваясь сквозняку, и казалась в тот миг той путеводной звездой, что все четыре года скитаний вела двух сестер к берегу океана, к спасению. Благодать заполнила все существо девушки, и Татьяна вдруг поняла - всё закончилось, и всё, что они сделали, сделали правильно. За стенами собора мел снег. А на следующее утро они уплыли вместе с эскадрой Старка.

   Вниз, в деревню, вела узкая крутая лестница, вырубленная в скальной породе, и Таня всю дорогу осторожно несла в себе это волшебное чувство, страшась расплескать умиротворение и радость.

   Само собой, вредный дед-даос не захотел объяснять, каким чудом Татьяна переместилась из деревни в храм. "Фокус такой", - хихикнул он и попросил подержать козленочка крепче, чтобы сподручнее было ранку бальзамом намазать. Ли Линь Фу в свободное от сна и винопития время лечил всякую живность -- домашнюю и дикую. Таня своими глазами видела, как из чащи пришла и терпеливо дожидалась целителя под окнами раненая лань. Людей Колобок тоже пользовал, но не слишком охотно, делая это в виде исключения из правил.

   - Ну, чего стоишь? Воды-то хоть притащи, - прикрикнул на Тьян Ню даос. - У коняшек рук нет, они сами себе в поилку воды не наберут, - но, быстро прикинув, что та не так часто прикладывала тонкие ручки к важному делу, позвал на подмогу односельчанина: - Эй! Братец Чжао И, помоги-ка нашей Небесной деве управиться.

   - А что с лошадкой случилось? - спросила Таня.

   В ответ -- тишина. Линь Фу с видом искушаемого апсарой аскета поглядывал на лепешку.

   - А? Что? - очнулся он.- Ах, с лошадкой! Я так полагаю, какая-то двуногая скотина пыталась ей в грудь копье вогнать. Но древко обломилось, и в ране застряла огромная заноза.

   - Понятно, - вздохнула Таня. Она тоже не любила, когда страдали бессловесные твари, но вспомнив бодливого козлика, поспешила добавить. - Лошадь я, пожалуй, не удержу.

   - Никого держать не придется. Он сопротивляться не будет.

   - Кто? Конь?

   Лукавый Колобок заливисто расхохотался, его розовые щечки мелко-мелко затряслись, пузо заходило ходуном.

   - Да ты - шутница, девочка. Ох, насмешила! Конь! Бу-го-га!

   И внезапно со зверским видом откусил изрядный кусок от лепешки, сдавшись на милость победившего искушения.

   - Хорошего -- понемножку, верно? Нам обоим хватит. Мне и... А вот и наша лошадка.

   Несчастное животное брело по сельской улице, едва переставляя ноги. Из грудной мышцы торчал кусок дерева. Масти жеребца под слоем грязи крови было не разобрать, и с первого взгляда Таня решила, что на спине у него лежит какой-то мешок с тряпками. Одна из них -- белая в кровавых разводах - свисала до самой земли и норовила запутать животному ноги.

   А потом "мешок" глухо застонал и медленно сполз прямо в пыль под лошадиные копыта.

   - Это же человек! - воскликнула Татьяна и бросилась к раненому на помощь.

   И не видела, разумеется, каким взглядом проводил её Ли Линь Фу. И очень хорошо, что не видела.

  

   Удар о землю, похоже, добил бедолагу. Он больше не шевелился и едва-едва дышал. Таня едва нащупала пульсацию вены на шее, подивившись, насколько крепкий народ жил в древнем Китае. "Богатыри - не вы!" что называется. Из парня торчало несколько стрел, доспехи были все изрублены, одежда превратилась в клочья, а когда подоспевшие поселяне тащили его в дом Ли Линь Фу, то следом тянулась кровавая дорожка. Другой бы на его месте уже три раза дух испустил.

   В Петрограде, как и многие юные дворянки, Таня Орловская ходила в госпитале за ранеными офицерами. Она даже курсы медсестер посещала, и не без успеха. И возле израненного древнекитайского воина Татьяна не растерялась, как, должно быть, ожидал Колобок.

   - Значит так! - приказала она двум женщинам, что прислуживали даосу. - Воды чистой согреть, бинтов... ну, то есть длинные полоски ткани приготовить! И снимите с него всё это... тряпье.

   Смущение тут было не при чем. Татьяна видела мужчин не только без подштанников, но и без головы, а также без рук и ног. Но как снимать с бесчувственного тела кольчугу в отсутствие слесарного инструмента под рукой, она даже не представляла. А сама направилась на поклон к Линь Фу. Не всем его снадобьям девушка безусловно доверяла, но что-то такое, подходящее для обеззараживания ран, у него обязательно должно было отыскаться. Например, рисовая водка. Пусть от пьянства будет хоть какая-то польза другим людям.

   Краткое "хм" стало ответом. Отличавшийся многословием, Колобок вдруг решил дать обет молчания. Но требуемого "лекарства от всех печалей" выдал аж целый кувшин.

   Тем временем незнакомца избавили от доспехов, раздели донага и даже начали отмывать от крови.

   - Боже мой...

   На мужчине живого места не было, настолько он был посечен вражескими мечами. Попервоначалу Татьяна бодро включилась в процесс, попутно обрабатывая раны подручным антисептиком, но потом растерялась. Предположим, что делать с порезами, она знала. Но как достать наконечник стрелы?

   - Дедушка Лунь Фу! - позвала Таня, стараясь перекричать пищащих служанок.

   - Ну и голос у тебя, - фыркнул тот. - Ты на Небесах глашатаем была, что ли?

   Даос, видимо, уже давненько стоял за спиной у Татьяны и внимательно наблюдал за её манипуляциями.

   - Надо стрелу достать.

   - Так вынь её, - пожал плечами Линь Фу. - И исцели одним касанием. Или тебе мое разрешение требуется? Гляди-ка, парень красивый, явно благородных кровей. Выживет - будет твоим.

   И только сейчас она обратила внимание на лицо раненого. А ведь даос прав был. Густые брови, длинные ресницы, нос с едва заметной горбинкой, чувственные губы...Жаль, если он умрет, и умрет только потому, что кто-то выдает себя за божественную посланницу.

   - Я не могу, - обреченно вздохнула Татьяна. - Я не могу исцелять раненых прикосновением.

   - Понятно, - вздохнул Линь Фу. - Тогда подвинься, будем спасать героя вместе.

  

   Лю Дзи

  

   Вжих!

   Стрела свистнула прямо над ухом мятежника Лю, заставив приникнуть к самой шее Верного. Жеребец, умница, словно почуял, что лишь от него сейчас зависит жизнь хозяина, всхрапнул и рванулся вперед без понуканий. Но как бы ни был быстр и силен этот конь, от всех врагов не ускачешь.

   Сзади раздались разочарованные вопли, но Лю не стал оборачиваться. Зачем? Он слышал преследователей, а они - отлично видели его, одинокого беглеца на единственной дороге. Путь змеился по дну глубокого ущелья, справа-слева - практически отвесные скалы, и захочешь, а не спрячешься. Всего лишь один шанс из ста оставался у Лю Дзи - доскакать до висячего моста, успеть перейти его и несколькими взмахами меча обрушить за собой. Но выдержит ли Верный? И так ли уж плохи лучники Цинь?

   Как вышло, что мятежник Лю, еще вчера - предводитель внушительного отряда числом почти в две тысячи человек, сегодня превратился в удирающего во весь опор беглеца? О, эта история вполне в духе учения Кун Цзы! И рассказывать можно было долго, а если вкратце, то дедушка Линь Фу оказался прав. Не все небесные девы одинаково полезны. Но еще правее был Цзи Синь с его вечной присказкой о красавицах, которые губят героев. Хотя Лю не винил Небесную Деву в собственном разгильдяйстве. При чем тут Тьян Ню, если отвезти девушку в храм вызвался он сам, да еще и обоих заместителей с собой потащил? И чья вина, что вернувшись, Лю обнаружил войско Цинь на том месте, где он оставил свой отряд? Уж точно не Небесной Девы! Сам виноват, кто же еще.

   Одна радость - за полгода мятежа офицеров своих Лю Дзи выдрессировал здорово. Когда циньский генерал Ли Чжан подошел к Фанъюю, никакой "мятежной банды" там уже не было. Загодя предупрежденные местными жителями, бойцы "Пэй-гуна" небольшими отрядами расточились, словно туман в горной долине, едва жаркие лучи солнца приласкают склоны. Только что были тут, и уже нету никого. Недаром Цзи Синь с занудной методичностью заставлял командира разрабатывать пути отхода, а Фань Куай с утра до ночи тренировал бывших крестьян быстро разбиваться на десятки и разбегаться по свистку.

   Все хорошо, но теперь придется и новую базу искать, и армию собирать снова. Но для начала - выжить.

   Генерал Ли гнался-то, конечно, за Сян Ляном и племянничком его, но тот из окрестностей Фанъюя уже ушел, и циньцы, прежде чем преследовать войско Чу, решили подсластить себе неудачу, схватив и казнив хотя бы мятежника Лю. Трое побратимов нарвались на циньский разъезд и тут же разделились. Этот прием у них тоже был давным-давно отработан. Спасется хотя бы один - спасет всех остальных.

   Вот так и вышло, что у Лю Дзи из всех недавних сил остался лишь конь да меч, да еще знамя, сшитой Небесной Девой. Но ее он не винил, нет. Некогда было. Когда над головой стрелы свищут, как-то не до дев.

   Верный снова всхрапнул и споткнулся. Сколько там еще до этого моста, пять ли, десять?

   - Давай, дружище, выноси! - крикнул Лю, склонившись еще ниже, и жеребец, услышав родной голос, снова вырвался вперед. Мелькнула мимо каменистая осыпь, какое-то дерево, иссушенное ветром... Ага! Поворот, скала, козырьком нависшая над дорогой...

   - Сто-ой!

   Конь взвился на дыбы и сделал несколько неровных шагов, опасно балансируя на самом краю обрыва. Мост был тут, рядом, но - вот же подлость! - по нему не то что верхом, ползком-то переходить опасно. Двойного веса сильного высокого жеребца и взрослого мужчины хлипкие досочки и обветшалые веревки точно не выдержат.

   Лю Дзи спрыгнул наземь, загривком чуя, что преследователи, от которых они с Верным оторвались вроде бы, снова настигают. Выход оставался лишь один.

   - Прости, друг! - он сильно хлопнул жеребца по крупу, направляя его дальше по тропе. - Ты им не нужен, только я... Скачи! Вперед!

   И кто после этого скажет, что кони глупее людей? С раздраженным ржанием Верный, задрав хвост, устремился дальше по тропе. Командир Лю облегченно вздохнул:

   - Удачи, брат! В прошлой жизни ты генералом был, не меньше! Буду жив - свидимся!

   А сам осторожно, но твердо ступил на пересохшие, скрипучие доски. Далеко внизу река, стиснутая узким каньоном, свирепо ревела, словно ее дух-дракон вел вечную битву с неуступчивыми горными духами. Но Лю Дзи вниз не смотрел и назад - тоже. Только вперед, иначе - смерть.

   И он пошел, все дальше и дальше по мосту, не останавливаясь и не уклоняясь от летевших в спину стрел, ведь каждое неверное движение стоило бы жизни. Слишком ненадежная опора под ногами, канатоходцам - и тем легче, в них обычно не стреляют.

   - Если там, на Небесах, кто-то и впрямь хочет мне помочь, - пробормотал Лю Дзи, добравшись почти до середины, - сейчас - самое время!

   Видно, такая дерзость все-таки пришлась не по вкусу высшим силам, а может - удача решила поиграть с бездельником-Лю, Лю-кутилой в чет-нечет, как знать? Но какому-то меткому гаденышу удалось все-таки прицелиться, и Лю Дзи поневоле вскрикнул, дернулся, покачнулся, потерял равновесие лишь на миг... Ветхому настилу и этого было довольно. С торжествующим сухим треском, под хор радостных выкриков циньских солдат доски под Лю Дзи проломились, и он рухнул вниз с головокружительной высоты. Рухнул и с плеском ушел под воду, словно камень, брошенный рукой играющего божества. А следом посыпались остатки моста.

   Ревущая вода, белая от пены поверху, желтая от глины - в глубине, сомкнулась над головой командира Лю, и сколько бы ни вглядывались преследователи, в этой стремнине не понять было, выплыл мятежник или сразу пошел ко дну, оглушенный этим смертельным падением.

   - Видать, сдох, - сплюнув, подытожил циньский офицер, который к самому краю обрыва благоразумно не приближался. - Эй, по коням! Нам еще ублюдка из Чу искать!

   ... Уже к ночи, несколько часов спустя, ли этак в пяти ниже по течению, где река смиряла свое бешенство, разливаясь широко и вольно, одинокий вороной конь подошел к самой воде, фыркнул, задрал голову и тоскливо и томительно заржал. И вдруг, словно услышав что-то, стремительно скакнул в сторону и умчался, растворяясь в густеющих сумерках.

  

   Сян Юн

  

   Бой не успел толком начаться, а циньские солдаты подозрительно разбежались в разные стороны, точно куры, испортив Сян Юну всё веселье.

   - Эй, куда же вы? А ну вернитесь! - прокричал он вслед.

   Подголоски из его небольшой, но громкоголосой свиты тут же принялись улюлюкать, словно это их меча испугались враги. Лисы любят пользоваться могуществом тигра, но сейчас не совсем тот случай.

   - Так что же вы стоите? Догоняйте! - приказал раздосадованный генерал, указывая рукой на густые заросли. - Быстро!

   Делать было нечего. Еще неизвестно, что хуже -- напороться на засаду или разгневать Сян Юна.

   И, конечно же, как он и предвидел, в лесу их поджидала засада. Не предвидел генерал только её многочисленности. Циньские командиры решили взять мерзавца Сян Юна не уменьем, так числом, выведя против него целую армию. В чем-то они, безусловно, были правы. На медведя можно и с одним копьем выйти, и тут уж как повезет, но разумные люди предпочитают затравить его сворой собак. И что тогда толку в медвежьей силе? Разбив отряд чусцев наголову, циньцы окружили генерала со всех сторон, точь-в-точь собаки медведя. И давай рвать. Только клочки в разные стороны полетели. С другой стороны, пока вокруг толпились солдаты, их с Серым не могли издали накрыть лучники. Да и из арбалетов неудобно целиться. Себя Юн не щадил, а вот коня берег. И теперь больше всего боялся, что любимцу рано или поздно подрубят ноги, а второго такого в целом мире не найти. И когда жеребец жалобно закричал, получив рану в грудь, генерал Сян окончательно взбесился. В голове у него зашумела и без того кипящая от ненависти кровь, весь мир скукожился до пятачка истоптанной земли под копытами Серого, а все желания сосредоточились на острие меча. Их было немного, точнее, всего одно -- убивать. И уж если циньцы решили, что он - медведь, то пусть он будет самым страшным зверем в их поганых жизнях.

   Постепенно одежда под кольчугой пропиталась потом и кровью, вместе с которой из тела вытекала жизнь. Чуский генерал слабел, чаще пропускал удары и, не уже сдерживаясь, кричал от боли.

   А потом Сян Юн, должно быть, умер. И душа его, подхваченная силами ян, устремилась в небо, без сожаления бросив тело на поживу воронью. Голову, скорее всего, выставят на всеобщее обозрение на воротах Саньяна, но это уже не важно. Совсем неважно. Юн открыл глаза. Боли он больше не чувствовал, и на него смотрела небожительница - дивная прекрасная дева с глазами изо льда.

   - Тьян Ню, - прошептал он еле слышно. - Здравствуй...

  

   "Этот человек совершенно не двигался, не стонал, а дышал так тихо, что я каждый раз пугалась. Бросалась нащупывать ему пульс, слушала стук сердца и молилась, чтобы он не умер. Нет, ничего такого. Просто жалко его было ну просто до слез".

   Дневник Тьян Ню

  

   Обновление от 04.11

  

   Глава 7. Где сядешь, там и слезешь

  

   Дневник Тьян Ню

   "По сути своей мужчины не столько коварны, сколько практичны. Это мы грешим против второй заповеди, творя себе кумира из живого человека, со всеми слабостями его. А мужчины что, они просто падают к нашим ногам израненными и гонимыми, пробуждая в нас жалость и сострадание".

  

   Сян Джи

   Когда такси остановилось у музея, Сян Джи была спокойна, как утреннее небо над горой Юйшань. Увидев ее, никто не сказал бы, что меньше часа назад девушка готова была вцепиться когтями в волосы своей неожиданной сопернице. Если что она и усвоила из уроков отца, так это главный завет достойного человека - держи лицо. За закрытыми дверями в собственном доме, наставлял ее родитель, может быть немирье, и это беда. Но случись так, что увидит чужие горести неподходящий человек, тогда беда станет позором и умножится стократ.

   Сян Джи сжала губы. Не бывать такому! Ин Юнчэн может провалиться в загробное царство вместе со своими улыбками, уловками, стихами и любовницами в оранжевых платьях. Больше она не попадется ему на крючок. Становиться какой-то там по счету подружкой? Ну нет. Никогда.

   Решив так, девушка расплатилась с таксистом и остановилась перед входом в музей. Сказочный белый дворец, утопающий в зелени, казалось, плыл по воздуху. Острые, загнутые края крыш, покрытых бирюзовой черепицей, походили на крылья птиц. Сян Джи, опустив руку в карман, осторожно погладила пальцем бабушкину рыбку.

   - Скоро мы с тобой разберемся, что к чему, - прошептала она, не совсем понимая, к кому обращается - к терракотовой фигурке или к духу почтенной Тьян Ню.

   Вокруг нее кипела жизнь: торопились взойти по замковым лестницам туристы, раздавался разноголосый и разноязыкий говор, но Сян Джи вдруг почувствовала, как будто бы натянулось, изменило на мгновение свой ход время, затихли звуки, угасли краски. На короткую и страшную секунду девушке почудилось, что Тайбэй исчез, растворился в веках, развеялся в тумане. И, будто кто-то быстро набросал на бумаге акварелью рисунок, проступила, мелькнула перед глазами ее незнакомая разгромленная комната, опрокинутый столик, рассыпавшиеся по полу сладости. Нос защекотал аромат зеленого чая, и словно бы издалека раздался легкий стук в дверь - в дверь, подпертую так, чтобы никто не смог войти.

   - Госпожа! Госпожа! - позвал ее встревоженный живой голос. - С вами все в порядке? Не кликнуть ли врача?

   Девушка вздрогнула - и видение сразу же пропало, кануло в никуда. Кусая губы и стараясь не выдать своего испуга от внезапного наваждения, она покачала головой и, поклонившись, извинилась за беспокойство перед парой обеспокоенных седых старичков.

   Взбегая по лестнице музея-дворца, Сян Джи прилагала все возможные усилия, чтобы скрыть сотрясающую ее тело дрожь. Что за место ей только что привиделось? Кто и, самое главное, когда стучался в ту загороженную дверь?

   Темная рыбка, нагревшаяся в ладони, все так же безмятежно смотрела на девушку своими выпученными каменными глазами.

  

   Ин Юнчэн

   Он ее не нашел. Не нашел - и все, и вот что ты будешь делать, а? Не пожелала судьба вывести его на ту дорогу, по которой убежала Сян Джи. Лиса она и есть лиса - хвостом махнула и поминай как звали!

   Почти час кружил Ин Юнчэн по улицам Тайбэя, смиряя бушующее в душе разочарование. К проигрышам он был непривычен, и теперь никак не получалось у него укротить свою злость. И вроде рано было опускать руки - хоть битва и проиграна, война-то еще впереди! - а все равно грызла сердце досада. На телефонные звонки Сян Джи не отвечала, и как вновь выманить ее на свидание, парень пока придумать не мог. По своей воле принцесса вряд ли захочет с ним разговаривать, и неудивительно. Мэйли, надо отдать ей должное, била на поражение.

   А принуждать или там выслеживать... никогда Ин Юнчэн не склонял женщин к благосклонности силой и сейчас уж точно начинать не собирался. Не было в этом ни радости, ни азарта, ни победы, а без них - зачем?

   Наконец, смирившись с тем, что сегодня с Сян Джи ему не поговорить, он в раздражении вдавил педаль акселератора. Мотоцикл задрожал, как вставший на дыбы конь, и Ин Юнчэн поехал быстрее, уже не вглядываясь в лица проходящих мимо девушек. Под колесами привычно замелькала дорожная разметка, тени от пальм, и байк, глотая километр за километром, загудел ровно и мощно.

   Нужно было отвлечься. Заняться каким-нибудь простым и понятным делом, чтобы не думать о том, как славно сегодня все началось и как погано закончилось. Он-то хотел ...

   Ин Юнчэн вдруг представил, как Сян Джи входит в его квартиру, стряхивает с ножек туфли, улыбается совсем как в баре, игриво и с намеком, и сильнее сжал руль мотоцикла. Он бы получил ее сегодня, если б не Мэйли, - такие вещи парень всегда предугадывал, чуял цепким звериным инстинктом.

   Какой она была бы в его руках? Нежной и податливой, сговорчивой и горячей, словно оживший раскаленный цветок?

   Светофор мигнул красным глазом, и Ин Юнчэн затормозил на перекрестке, усмехаясь. Нет. Сян Джи не из таких, не из покорных. Она бы сражалась с ним с первой минуты до последней, и в его апартаментах, в небоскребе, пронзающем облака над Тайбэем, они бы дразнили, мучили и наслаждались друг другом до изнеможения. А потом, после, он бы гладил ее белую кожу, проводя пальцами по чуть выступающим косточкам позвоночника, а Сян Джи вздрагивала и вздыхала бы от удовольствия.

   Ин Юнчэн ударил ладонями по рулю. Ну, за одним днем должен прийти другой, за первой встречей - вторая. Он не отступится, а Сян Джи - Сян Джи рано или поздно не сможет убежать. Возвращаться в пентхауз отчего-то не хотелось и, как и всегда, подчиняясь порыву, парень развернулся и поехал к особняку своих родителей.

   Затормозив через полчаса перед прячущимся за высокой каменной стеной домом, Ин Юнчэн завел мотоцикл в гараж. Сторож с улыбкой поклонился ему, придержал ворота. Парень, почти не замечая его, кивнул, а потом, ничуть не заботясь о приличиях, скинул куртку, стянул через голову майку и улегся на скамейку на заднем дворе. Норовистое тайбэйское солнце укусило разгоряченную кожу, дотронулось до татуированных плеч, и почти против своей воли Ин Юнчэн заулыбался - долго злиться он не умел.

   Несколько долгих минут он жмурился на солнце, как кот, а потом уединение его нарушили легкие шаги.

   - Ах, - сказал насмешливый женский голос, - если неподалеку ревет эта несносная железяка, значит, сын приехал. Что ты развалился на скамейке голышом, будто пьяный? Где твои манеры? Иди в дом, Юнчэн.

   Ин Юнчэн приоткрыл глаза, помотал головой и почти сразу же услышал, как тихо зашуршало матушкино платье. Через мгновение прохладная ладонь легла ему на лоб. Парню стало стыдно - с тех пор, как погибла его младшая сестренка, госпожа Ин начала с особым рвением беспокоиться о самочувствии и здоровье сына, и сейчас он явно встревожил ее своим поведением.

   - Что случилось? - уже серьезнее спросила она, и Ин Юнчэн сел, зевнул, а потом с удовольствием потянулся.

   - Неужели мне нельзя навестить своих уважаемых родителей? О предки, когда я успел попасть в немилость? - с ухмылкой сказал он, с нежностью рассматривая матушку.

   Кругленькая, большеглазая, еще недавно она по праву могла зваться красавицей. Годы не иссушили ее гладкой, ровной кожи, не согнули спины. Но под глазами госпожи Ин лежали темные тени, и улыбалась она без прежнего задора - слишком рано пришлось ей поставить на семейный алтарь фотографию любимой дочери.

   - Что случилось, сынок? - будто не услышав его слов, еще раз спросила женщина.

   Ин Юнчэн ухмыльнулся. Жизненные тяготы не сумели сломить матушкиного характера - если она что хотела узнать, то уж узнавала. Отец, тот всегда говорил, весело хмыкая, что своим успехом и весьма солидным состоянием он обязан жене в той же мере, что и себе самому.

   "Ужин, - пояснял хозяин дома сыну в те вечера, когда им удавалось выкроить время для того, чтобы посидеть на веранде за кружкой-другой рисового пива. - Все дело в нем. Мы когда с матерью твоей поженились, у меня лишнего цента за душой не было, зато наглости в достатке имелось! Тут я суетился, там вертелся, уставал, как мул, но вечером, Юнчэн, - и на этом месте отец всегда наставительно приподнимал указательный палец, - вечером она меня всегда ждала. Бывало, денег нет, чтоб по счетам расплатиться, а все равно - улыбается и ужин на стол ставит, и на сердце вроде как разом легчает так, знаешь, и кажется, что все по плечу, все сладится. Ее бы не было, ничего бы не было. Это ты у нас по университетам выученный, а я ж простой крестьянин. Пропил бы, проиграл денежки-то, ха? Так что ты учти - добрая женщина тебя дома будет дожидаться, все получится, а нет - так утечет удача меж пальцев, как вода".

   Вспомнив отцовские слова, парень запустил пальцы в волосы и неожиданно поклонился матушке. Глаза ее расширились, и он понял, что испугал госпожу Ин ещё больше.

   - Хорошо все, - отозвался он. - Вот, сейчас мотоцикл мыть буду. А еще я влюбился.

  

   Сян Джи

  

   Перед тем, как отправиться на встречу с профессором Каном, Сян Джи зашла в туалетную комнату и умылась. Видение, настигшее ее перед входом в музей, было таким ярким, таким настоящим, что девушка даже сейчас, через несколько минут, чувствовала себя не в своей тарелке. Казалось, закрой она глаза - и вновь полыхнет покалеченной роскошью затерянная в небытии комната, захрустят под ногами растоптанные сладости, при одном воспоминании о которых на душе становилось страшно и противно.

   "Я не просто видела это чужими глазами, - подумала Сян Джи и уставилась в зеркало. - Я была там. Что со мной происходит?"

   Зеркало, конечно же, не ответило. Промокнув лицо салфеткой, девушка закрыла глаза. Что за демонов выпустила она на волю, открыв бабушкину шкатулку? До самого последнего момента жизнь ее была такой понятной, простой, упорядоченной, спокойной. Как же так получилось, что в один миг вдруг все покатилось кувырком: эти непонятные галлюцинации, ссоры с родителями, Ин Юнчэн?

   При мысли о парне сердце ёкнуло, и Сян Джи в раздражении ударила кулачком по стене. Она не будет думать об этом самовлюбленном, охочем до юбок мужлане! Не будет и все тут! И ей совсем не понравилось, как он держал ее за руки! И стихотворение тоже! И вообще!..

   Вылетев из туалетной комнаты и пыхтя от негодования на собственную предательскую натуру, девушка понеслась по коридорам и переходам дворца-музея, мимо бесчисленных хранилищ и залов. С каждой минутой она злилась все больше. Наваждение это было или просто игра воображения, но нигде, казалось, было не скрыться от Ин Юнчэна - его улыбкой с портретов улыбались ей прославленные воины и императоры, его лицо смотрело на Сян Джи с бронзовых и нефритовых статуэток.

   Поэтому в кабинет профессора Кана девушка постучалась, пребывая в весьма воинственном настроении.

   Ученого старичка она знала с детства: он дружил еще с ее дедом, способствовал карьере ее отца в правительстве и хотя бы раз в месяц обязательно ужинал у них дома. Энтузиазма и лукавства профессору было не занимать - с одинаковым воодушевлением светило науки ездило на раскопки и конференции, галантно ухаживало за почтенной Тьян Ню и беззлобно трепало Сян Джи за щечку, шутя насчет счастливого жениха, которому когда-нибудь достанется такая красотка.

   Оттого-то когда перед ней распахнулась дверь в кабинет, она постаралась придать своему лицу выражение приветливое и милое. Не хватало еще испугать господина Кана своим поведением и рассердить отца еще больше!

   - Профессор! - воскликнула Сян Джи с порога, даже не взглянув на того, кто открыл дверь, и поклонилась почтительно и со всем возможным рвением. - Прошу извинить меня за вторжение, но я отчаянно нуждаюсь в вашей помощи и совете!

   - Кхм, - с мягким и осторожным изумлением произнес вдруг незнакомый мужской голос. - Вы госпожа Сян Джи, не так ли? Мы разговаривали сегодня с вами по телефону, но, боюсь, я не имею чести быть лично вам представленным.

   Девушка выпрямилась - и удивленно захлопала глазами. Перед ней стоял, оправляя светлую рубашку, высокий и изящный красавец. Его длинные гладкие волосы были зачесаны назад, открывая высокий лоб, в ухе поблескивала серьга - серебряный змей, кусающий себя за хвост. Сян Джи невольно сделала шаг назад. Если каким-то чудом старенький профессор Кан не натолкнулся во время своих археологических поездок на эликсир молодости, то этот человек мог быть только...

   - Вы ассистент профессора Кана, верно? - оправляясь от неожиданной встречи, нервно улыбнулась девушка. - Простите мою поспешность.

   - Верно, - с легким поклоном отозвался красавец. - Его ассистент, помощник и по совместительству племянник. Кан Сяолун, к вашим услугам.

   Сян Джи почувствовала себя неловко. Стоящий перед ней мужчина был... как-то уж очень хорош. Говорил он негромко, вдумчиво, с безупречной и четкой ясностью, держался с прямо-таки завидным достоинством, а выглядел... Девушка подавила желание поправить прическу, чтобы скрыть свое замешательство - не часто ей попадались мужчины, чья красота, деликатная и изысканная, ничем не уступала женской.

   - Я, - начала было лепетать Сян Джи, с ужасом и внутренним возмущением чувствуя, что заикается при виде этакого совершенства, - хотела бы поговорить с... с профессором Каном. Если... если вы не возражаете.

   Ассистент, помощник и по совместительству племянник по имени Кан Сяолун не улыбнулся и ничем - ни жестом, ни словом - не показал, что заметил ее внезапное смущение и растерянность. Только промелькнула и сразу же исчезла в его глазах затаенная, вкрадчивая усмешка.

   - Ни в коем случае, - отозвался красавец и чуть отступил в сторону, приглашая Сян Джи в кабинет. - Дядюшка тоже хотел с вами повидаться, но, к сожалению, обстоятельства сегодня не благоволят нам. Незадолго до вашего прихода моему уважаемому родственнику позвонили из дома. Его личное присутствие потребовалось для решения некоторых семейных проблем щекотливого свойства, и...

   Кан Сяолун многозначительно замолк, предоставляя девушке возможность сдержанно запротестовать, уверяя, что уж ее-то вопросы и дела могут подождать перед лицом профессорских затруднений, что Сян Джи и сделала. Внезапно ей захотелось покачать головой - разговор их просто сочился вежливостью, как жареная говядина - кисло-сладким соусом. От таких политесов впору было переодеваться в ханьфу и кланяться вельможному господину, прикрываясь широким рукавом и не поднимая ресниц!

   - Тогда, - не без сожаления сказала девушка, - боюсь, мне придется посетить господина Кана в другой раз. Надеюсь, мое присутствие не слишком вас обеспокоило...

   Профессорский племенник чуть приподнял в воздух холеную ладонь. Сян Джи, поражаясь сама себе, послушно замолкла - и в очередной раз за день рассвирепела. Это с какой такой стати она, словно корова, слушается этого красавчика, стоит лишь ему пальцем шевельнуть?

   - Я говорю, - чувствуя, как в голосе прорезаются стальные нотки, повторила внучка Тьян Ню, - что пришло время мне вас покинуть.

   Кан Сяолун никак не отреагировал на ее несдержанность, лишь чуть склонил голову набок, всем своим видом выражая доброжелательный интерес.

   - Конечно, - гладким, ровным, словно речная галька голосом прожурчал он. - Если вам так будет угодно, госпожа Сян Джи. Поверьте, мой уважаемый дядюшка менее всего желал оскорбить вас своим незапланированным отсутствием. Позвольте мне от его лица принести глубочайшие извинения за то, что вы потратили свое время на сегодняшнюю поездку.

   У девушки свело зубы от такой велеречивости. Этому бы да племяннику, подумала она, да в какой-нибудь дворец, советником-шептуном, что коброй вьется у трона властителя. И как у милейшего добряка ученого в семье мог родиться такой вот... василиск?

   - У меня нет сомнений в том, - заговорила Сян Джи, сама не осознавая того, что начинает с осторожностью выбирать слова, - что профессор Кан не по своей воле отменил нашу сегодняшнюю договоренность.

   Кан Сяолун приподнял уголки губ, чуть сощурив глаза, и девушка едва сдержала желание поежиться. Было в нем что-то гипнотизирующее - то ли эта девичья, тонкая красота, то ли размеренный, тихий голос - но ей захотелось одновременно и заткнуть уши руками, и слушать его еще и еще.

   В окна кабинета пробился дневной свет, осветив переплеты книг, рядами стоявших на полках, бронзовую фигурку Будды, аккуратно разложенные по столу бумаги. Солнечные лучи засияли на длинных ресницах профессорского племянника, и Сян Джи сглотнула.

   - Дядюшка, - голосом, который походил на нож, взрезающий масло, предложил Кан Сяолун, - страдая от невозможности лично встретить вас сегодня, просил меня послужить ему заменой. Конечно, я не могу похвастаться его опытом и ученостью, но, уверяю вас, госпожа Сян Джи, что мои познания в области быта и обычаев древнего Китая весьма обширны. Вы ведь упоминали по телефону, что вам требуется консультация по истории династии Хань? Разрешите ли помочь?

   Сян Джи, которая уж соображала, как бы ей половчее раскланяться и сбежать от сладкоголосого красавца, в удивлении вскинула голову. Первым ее порывом было отказаться - племянник профессора чем-то неуловимо насторожил и испугал ее. Но потом, поразмыслив с секунду, девушка слегка устыдилась. Мало ли кто и как разговаривает? Ничего, кроме обходительности и вежливости, она от Кан Сяолуна не видела... и что, в конце концов, может случиться, если он глянет на бабушкину рыбку?

   - Будьте так любезны, - не совсем понимая, правильно ли поступает, согласилась Сян Джи и достала из кармана подарок Тьян Ню. - Взгляните на эту фигурку. Я хотела бы понять, имеет ли рыбка какую-нибудь ценность. Возможно, это просто безделушка, так что я заранее приношу свои извинения, если...

   Она бы говорила и дальше - но слова застряли в горле девушки. Племянник профессора вдруг неожиданно обхватил ладонь, в которой лежало наследство Тьян Ню, своими длинными сильными пальцами. Сян Джи, вздрогнув, почувствовала на своей коже его теплое дыхание. Несколько долгих, пропитанных напряжением мгновений он смотрел на рыбку, полуприкрыв глаза. Лицо его, прекрасное, как у фарфоровой куклы, было неподвижно. Потом - один вздох, другой - Кан Сяолун отпустил ее руку и взглянул прямо на Сян Джи.

   И девушке показалось, что впервые за то время, что она провела с ним за беседой, он увидел ее.

  

   Люси

  

   Вольно бродить по древнему Китаю Люсе неожиданно понравилось. Это ведь смотря с чем сравнивать. Край тут был обжитой, прямоугольники рисовых полей сменяли буйно зеленеющие рощи, ночи стояли теплые и звездные, дни - нежаркие, а может, девушка уже начала привыкать к климату. Не Сибирь ведь. Ну и отсутствие комиссаров с белогвардейцами радовало, хотя как раз это - дело наживное. В Поднебесной то тут, то там вспыхивали бунты и восстания против власти династии Цинь, и здесь, в уезде Пэй, в каждом селении только и разговоров было, что о мерзавце Сян Юне, разрушившем целый город из-за какой-то лисы, да о храбром предводителе Лю, который, в отличие от всяких князьков из Чу, сражался с Цинь, а не с собственным народом. Недаром ведь к командиру

   Лю прямо от престола Яшмового Владыки спустилась настоящая Небесная Дева, само воплощение милости Небес! А не какая-нибудь хулидзын, добавляли селяне. "Мятежник Лю и с хулидзын бы справился!" - заявляли другие, а девушки, томно вздыхая и хихикая, поправляли - "красавчик Лю"...

   За несколько дней Люся побывала в целых шести деревнях, одна другой оживленней, и под конец убедилась - местные только об этом Лю и лопочут. А Небесная Дева, о которой столько толков - уж не Таня ли? Как она могла попасть к какому-то мелкому разбойнику, да еще и "милостями" его одарить - вопрос, конечно, интересный, но чего только не бывает! И вряд ли по уезду Пэй Небесные Девы гуляют косяками, как лосось на нерест.

   Значит, решила Людмила, надобно этого самого мятежника Лю сыскать для начала, а не топать прямиком в столицу, до которой еще неизвестно, как добраться. Вот только этот самый Лю оказался поистине неуловим. Все о нем слышали, но никто не видел, а кто видел, тот, знать, помалкивал. Люся ведь не могла хватать каждого встречного китайца и учинять ему допрос с пристрастием. Девушка вообще старалась помалкивать. В деревни заходить ей приходилось, но в неброской одежде, надежно прикрытая шляпой, она не слишком выделялась из толпы. Открытыми у нее оставались только кисти рук и лицо, но в пути она изрядно пропылилась и прокоптилась, а перед тем, как посетить очередное селение, не забывала погуще размазать по щекам дорожную грязь. Светлых же глаз из-под полей шляпы и не видно, особенно если смотреть все время под ноги.

   От щедрот генерала Сяна самозваной хулидзын достались две полные связки смешных китайских монеток с дырочкой посередине, так что Люся не голодала, но и в загул не пускалась. Топала себе и топала по уезду Пэй, от деревни к деревне, жуя на ходу сухую лепешку и запивая водой из тыквенной фляги. И если бы не тревога за сестру, пожалуй, впервые за долгие годы Людмила была бы по-настоящему счастлива.

   К полудню четвертого дня пути девушка вышла к реке, неторопливо и широко разливавшейся среди холмистой равнины. Пологие берега сплошь заросли тростником, и Люся, решив, что ей самое время искупаться, долго искала, как бы пройти к воде. Какая-нибудь заводь с золотистым песком на дне, плакучими ивами и лотосами была бы в самый раз, но именно такого места, как назло, не попадалось. Вывозившись в иле чуть ли не по уши, девушка наконец-то нашла себе подходящую купальню. Несколько крупных камней с застрявшим между ними плавником создали этакую запруду, вполне годную, чтобы заменить ванну. Осмотревшись, она убедилась, что надежно прикрыта тростником от любых посторонних взглядов, неспешно разделась и, тихонько повизгивая, влезла в холодную, но очень чистую и бодрящую воду. Люся поплескалась, вымыла волосы, немилосердно чесавшиеся под шляпой и повязкой, а потом долго оттиралась мелким песком. Маскировка маскировкой, но приятно все-таки иногда почувствовать себя по-настоящему, до скрипа, чистой! Покончив с мытьем, девушка решила и верхнюю одежду прополоскать. К счастью, древние китайцы таскали на себе столько слоев ткани, что половину можно было смело снимать и стирать. Разница все равно неочевидна. Отжав и развесив часть своих одеяний по кустам, Люся пригрелась на солнце и сама не заметила, как задремала, убаюканная идиллическим речным пейзажем, шелестом тростника и пением ветра в ивовых ветвях...

   Она проснулась внезапно, будто кто-то толкнул ее, от ощущения чужого взгляда на коже. Выхватив подаренный генералом нож, Люся хищно выгнулась, оглянулась - и чуть не упала от облегчения. Из шелестящих зарослей на нее влажными темными глазищами смотрела лошадь.

   То есть, конь. Оправившись от первого изумления, Людмила со вновь нарастающей тревогой отметила, что это определенно конь, причем боевой. Высокий вороной жеребец, такой... роскошный, словно выпрыгнул прямо со страниц богато иллюстрированного сборника сказок Пушкина, шумно вздохнул и ударил оземь копытом. Девушка аж зажмурилась. На миг ей показалось, что сейчас из-под копыт сказочного коня сверкнет золотой дождь.

   - Ну, здравствуй... - она нерешительно протянула к вороному руку, всерьез опасаясь, что он сейчас растает от неосторожного движения, как отражение на затуманенном дыханием стекле.

   Конь помотал головой и всхрапнул. Люся заметила, что повод уздечки запутался в кустах, и жеребец старается высвободить его.

   - Погоди, малыш, сейчас я тебе помогу... - девушка приблизилась к лошади с опаской. "Малыш" вблизи показался огромным, как паровоз, а внимательным глазом косил так, словно примеривался, за какое место куснуть дерзкую девицу. Лошади, они вообще здорово кусаются, а уж если этакая зверюга решит пустить вход свои зубищи...

   Но конь стоял на удивление спокойно и терпеливо ждал, пока Люся дрожащими руками распутает повод. А когда она закончила и отступила на шаг, вдруг вздохнул шумно и жарко, будто приоткрылась дверца топки паровозного котла, надвинулся на девушку и внезапно опустил голову ей на плечо.

   Люся даже чуть присела от неожиданности, да так и замерла, не дыша, только сердце бухало гулко и тяжело, словно лошадиные копыта. Мягкие бархатные губы тронули ее ухо, а затем жеребец осторожно взял ее зубами за край одежды и ощутимо потянул.

   - Что?.. - выдохнула она, отмирая. И вдруг поняла.

   Боевой конь, оседланный, но без седока. Куда, к кому может он звать ее, если не к хозяину?

   - Э... ты уверен, малыш? Я, понимаешь, в этих ваших краях совсем не... Ой! Иду! Уговорил!

   Когда огромная, живая, сильная и чуть ли не огнедышащая зверюга начинает подталкивать тебя головой, поневоле пойдешь, куда посылают. Тут одного удара копытом хватит, чтобы парочку Люсь размазать тонким слоем по земле китайской. И, кстати, кто-нибудь пробовал убежать от лошади?

   - Иду-иду! Можно хоть вещи забрать?

   Жеребец ответил нетерпеливым ржанием, которое несложно было перевести как: "Пошевеливайся, немощь двуногая!"

   - Значит, ты меня и потащишь! - девушка сгребла в охапку свои одежки и сердито глянула на подозрительно умную скотину. Скотина оскалила зубищи и вдруг подогнула передние ноги, недвусмысленно приглашая к себе на спину.

   - Господи-боже, я спятила уже, наверное... - пробормотала Людмила, взгромоздясь в седло. - Эй! Ай! Не урони хоть!

   Повод она подобрала с третьей попытки, но только для того, чтобы он опять не зацепился за ветки. Жеребец, похоже, отлично знал, куда идти и с какой скоростью, а сидеть на его спине оказалось удобней, чем на маменькиной софе.

   Рассекая грудью тростники, как волны - штевнем, вороной плавно понес Люсю... куда-то. Ощущение волшебства не пропадало. Девушка оглядывалась вокруг с таким чувством, будто то ли еще спит, то ли бредит. Волшебный конь, понимающий человеческую речь... Поди туда, не знаю куда... В сказках ведь и не такое бывает, верно?

  

   Нес конь-огонь Люсю, впрочем, недолго и не сказать, чтоб очень далеко. Хотя она сама нипочем бы не добралась до той укромной речной заводи, где жеребец остановился как вкопанный и мотнул головой. Заводь, кстати, оказалась еще более идиллической, чем та, где "небесная лиса" только что купалась. Тут-то как раз и лотосы имелись в наличии, и ива свешивала серебристые ветви прямо к воде, где...

   Сперва ей показалось - пучок темных водорослей полощется в воде, но, приглядевшись, девушка с ужасом поняла, что это - волосы. Волосы, цветом и длиной соперничавшие с гривой вороного. А волосы, они ведь само по себе в воде не растут, верно?

   - Это... - Люся прижала к губам руку. - Мертвец, что ли? Ты! - она в сердцах стукнула коня по шее. - Ты меня к покойнику привез, морда ты лошадиная?!

   В ответ жеребец всхрапнул и стукнул копытом так, что девушку аж подбросило на его спине.

   - Ладно! - проворчала она. - Поняла! Все, все, слезаю! Вот твою ж мать, только китайских утопленников мне и не хватало для полного-то счастья...

   Чертыхаясь, она с плеском соскользнула с коня, по щиколотку оказавшись в воде, и, обреченно оглядываясь на коварную животину, пошлепала по мелководью к трупу.

   Мужчина лежал на боку, головой на какой-то коряге, пальцами, намертво сведенными судорогой, цепляясь за осклизлое мокрое дерево, и распущенные волосы его полоскались в воде, колыхались, извивались, будто змеи.

   - Тьфу, вот ведь пропасть! - Люся нерешительно потопталась над покойником и снова оглянулась на жеребца. - И что мне с ним делать? Эй, скотина! Отвечай! Зачем привез? Похоронить, что ли? Ну так не обессудь тогда, если я твоего хозяина немножко...

   Она хотела сказать - "ограблю". К чему покойникам добро-то? А у мужика с таким конем, да в шелковом халате, наверняка по карманам что-то завалялось. А, у них же нет карманов! Ну, тогда за пазухой.

   Но совершить свой первый акт мародерства (или экспроприации) на китайской земле Людмиле не удалось. Потому что мертвец вдруг дернулся, застонал и скребнул пальцами так, словно пытался то ли ползти, то ли девушку за сапог ухватить. Люся подавилась вскриком и почти отпрыгнула, но не тут-то было. В спину ее подтолкнула конская морда.

   - Хорошо! - сердито отмахнулась она от жеребца. - Раз живой, значит, помогу. Куда от вас, гадов, деваться-то...

   Подвернув рукава, она наклонилась, поднатужилась и, глубоко увязая в мокром песке, потащила человека из воды на берег.

  

   Лю Дзи

  

   На самом деле Лю очнулся в тот самый момент, когда кто-то неумелый, но очень старательный обхватил его подмышки и потянул из воды. Это усердие стоило ему целой пряди волос, за что-то зацепившейся и вырванной с корнем. От такого даже покойник очнется. Ну-ка, лежишь себе, помираешь потихоньку, а тут тебе волосы клочьями выдирают!

   - Ах ты ж черт! - выругался кто-то прямо над ухом, и Лю тут же передумал открывать глаза. Сил не осталось совсем, а голос - голос был женский, но какой-то странный. Что насторожило мятежника, он и сам не понимал. Вроде бы и язык родной, и слова кажутся знакомыми, а что-то не то, словно та, что тащила и ругалась, не принадлежала к роду людскому. Не разговаривают так женщины Поднебесной, не такие у них голоса. Этот, сильный и резкий, но глубокий, звучал так, что каждая жилка в окоченевшем теле Лю Дзи затрепетала и отозвалась, как струны цитры.

   - Тяжеленный-то какой! - проворчала неведомая женщина. - Ну и улов мне достался! Ну и здоров же ты, древний китаец, прям как твой конь! Уф! Та-ак... И что же мне с тобой теперь-то делать?

   "Мне тоже интересно", - подумал Лю, продолжая прикидываться полумертвым. Женщина, похоже, была одна, а раз так - опасности нет. Да и шевелиться лишний раз было тяжко. Ну, и в самом деле - что она станет делать? Вытащить взрослого мужчину на берег не каждой деве под силу, если только она и впрямь дева, а не дракон в женском обличье.

   Нет, не дракон! Не дракон - чудесный феникс, сотканный из огня, понял он, когда легкие женские ладони легли ему на грудь и, казалось, опалили, прожгли насквозь даже сквозь мокрую одежду. Сердце пропустило удар, а потом встрепенулось и пойманной птицей забилось о ребра. Ничего себе! Бывало ли прежде, чтобы на вполне невинное женское прикосновение полуживое тело отзывалось так?

   "Кто ты, дева, человек или огненный дух?" - хотел спросить и уже почти решился открыть глаза и разрушить чары, но тут женские руки решительно, одним рывком, распахнули его одежду, а бока коснулась округлая мягкость нежного бедра. Лю только неимоверным усилием воли сдержал изумленный возглас, и дыхание его перехватило, когда спасительница запросто перекинула через него ногу и оседлала, словно жеребца. И тут же понял, что вполне жив. Во всяком случае, в некоторых местах - так точно.

   Волосы, легкие и мягкие, защекотали ему щеку. Дева склонилась низко-низко, прислушиваясь к его дыханию, а дышать-то он как раз и забыл.

   - Дышит? Или не дышит? Что-то не пойму... - пробормотала она. - Эх, как же ж их откачивать, утопленников, ведь показывала Танюха... О! А это еще что?!

   Она вскрикнула с таким гневным изумлением, что Лю вздрогнул и поневоле открыл глаза. И встретился взглядом с нечеловеческим взором светлых глаз, в которых прямо-таки молнии сверкали.

   Ноги, только что нежным пленом захватившие его бока, окаменели и стиснули, словно челюсти тигра, одна мягкая белая рука вцепилась ему в горло, а в другой блеснул нож.

   - Ну-ка, сука китайская, колись! - гневно раздувая ноздри, приказала небесная лисица - а это могла быть только она, свирепая и светловолосая. - Откуда у тебя медальон моей сестры?!

  

   Люси

  

   Полудохлый китаец, на голой груди которого блестел знакомый серебряный медальон, молча смотрел на нее, словно не замечая ножа у горла. Не смотрел даже - таращился во все глаза, улыбаясь, как слабоумный, с каким-то идиотским восторгом в глазах. "Может, башкой приложился? - зло подумала Люся. - Сейчас еще добавлю!"

   - Эй! - она стукнула его коленкой, словно пришпорить хотела. - Отвечай! Что ты сделал с моей сестрой, сволочь?

   - Какая ты... - пробормотал мужчина, по-прежнему не сводя с нее блестящих глаз.

   Девушка забеспокоилась.

   - Какая - такая?

   - Небесная Лиса Лю Си, - шепнул он. - Это же ты и есть.

   - Что?.. - ошеломленная, она на миг утратила бдительность, и "утопленник" тут же этим воспользовался. Оказалось, что для воина, даже раненого, вывернуться из ее захвата - проще простого. Люся и пискнуть не успела, как всё изменилось, и девушка обнаружила, что уже не она нависает над древнекитайским гадом, а он, гад, навалился сверху, щурится и скалится - издевается, сволота! - а отброшенный нож звякнул где-то в стороне. И поза, в которой она лежит, к слову, не то что двусмысленная - вполне даже определенная. Может, не надо было на него так залезать?

   Мужчина был горячий, словно печка, а улыбался и смотрел так, что Люся, руками пытаясь его оттолкнуть, с ужасом почувствовала, что ноги-то у нее сгибаются сами собой, без всякого участия разума.

   "Черт! Да меня же сейчас..."

   - Поймал, - усмехнулся он, жадно и восторженно ее рассматривая. - Глаза дракона и брови феникса, да! Беру!

   - Че-го?.. - прошептала парализованная то ли страхом, то ли чем-то иным девушка, но ответа не дождалась.

   Выдав это непонятное заявление, он вдруг побледнел, обмяк и с легким вздохом навалился на нее всем своим немалым весом. Люся пискнула, яростно завозилась, но он не двигался, а ладонь ей вдруг обожгло чем-то... что-то... Выпростав руку, она в страхе уставилась на измаранные красным пальцы. Да он же кровью изойдет!

   - Эй! Придурок! Слезь с меня! Эй! Ты... ты живой?

   Придурок не отвечал, и Людмила, в отчаянии колотя его свободной рукой по спине, нащупала вдруг какой-то торчащий обломок. Стрела, что ли? Да он же сейчас сдохнет! Прямо на ней!

   И сдохнет, похоже, счастливым. Потому что голова раненого улеглась как раз между девичьих грудей, и вид у него был возмутительно довольный для умирающего.

   - И что теперь? - тоскливо вопросила Небеса "небесная лисица".

   Ей ответило конское ржание. Вороной подошел поразительно бесшумно для такой громадины и смотрел теперь сверху вниз, потряхивая гривой и всхрапывая.

   - Ржешь, скотина? Надо мной?

   В глазах коня Люся увидела собственное отражение, а еще - почти человеческий сарказм. И поняла, что, похоже, действительно попалась.

  

   Таня

  

   Раненый не двигался, не стонал, и порой Тане казалось, что и не дышал вовсе. С такой потерей крови и количеством ран удивительно, как он вообще до вечера дотянул. Даос ему раны зашил и бальзамом целебным намазал, но на том его помощь закончилась.

   - Если судьба ему помереть, то так тому и быть, - проворчал Линь Фу и отправился лечить лошадку. Существо во всех смыслах более достойное заботы. Хотя бы просто потому, что еще ни одна четвероногая скотина не взяла в копыта копье и не попробовала проткнуть насквозь человека.

   А Таня осталась возле раненого. В принципе, она мнение дедушки Линь Фу вполне разделяла. Люди в том времени, откуда она пришла, не просто уподобились животным, они зачастую были много хуже бешеных чудовищ. Но парня отчего-то было очень жалко. Вот и сидела Татьяна Орловская в ужасно неудобной для европейки позе -- боком, изогнувшись и не имея возможности вытянуть ноги. А по-турецки сесть не позволяло воспитание.

   - Девы и на земле, и на небе любят воинов, - вздохнул над её плечом подкравшийся незаметно даос. - Живой еще? Ты гляди-ка!

   Он посчитал пульс на запястье раненого и ободряюще похлопал Таню по плечу:

   - Выкарабкается герой, никуда он не денется. Видать, ты отогнала ангела смерти, - усмехнулся Линь Фу и многозначительно добавил: - Прямо как самая настоящая Небесная Дева.

   Черные глаза-бусинки даоса блестели от избытка хитрости. Сразу было видно, он свою гостью давно раскусил и теперь желал получить чистосердечное признание.

   - Я -- она и есть, - сказала Татьяна, но не слишком уверенно. - Разве по мне не видно?

   - Хех, по тебе видно, что ты нездешняя, это точно. Но мир поистине велик и многообразен, - молвил Линь Фу, практически слово в слово повторяя сомнения веселого мятежника Лю. - И если уж в наших краях двух одинаковых женщин не сыскать, то где-нибудь за горами-долами... э?

   И вопросительно вздыбил кустик левой брови. Дескать, не вредничай, развязывай язычок.

   - Или за годами-веками.

   - О как!

   Колобок смешно всплеснул пухлыми ручонками, но Таня впервые увидела в его глазах настоящее изумление. А еще обжигающую душу и разум жажду нового знания. Таким же внутренним огнем горел её отец, когда собирался на очередные раскопки. Любопытство первооткрывателя не давало сидеть на месте, гнало профессора Орловского и таких же, как он, одержимых вперед. Как Амундсена к Южному полюсу, а Нансена - к Северному.

   - Вперед или назад в веках? - шепотом спросил Линь Фу, облизывая пересохшие губы

   - Вперед.

   Даос задумчиво поскреб жиденькую бороденку. Взгляд его блуждал по комнате в поисках чего-то важного, пока не наткнулся на кувшин с остатками рисовой водки. Возраст почтенного Ли Линь Фу определить было сложно: если судить по волосам, то древний старик, если по силе в руках, то мужик в самом соку, а если по стремительности движений, то шестилетка-сорванец. Вмиг нашлись и чарки для питья, и немудреная закуска, под которую такие важные разговоры вести было куда как сподручнее.

   - Пей, - приказал служитель Матушки Нюй Ва.

   И Таня выпила, понимая, что только с даосом она может говорить откровенно. А, возможно, даже и посоветоваться, чем черт не шутит.

   - Ну, и из каких веков тебя к нам занесло, Тьян Ню? - спросил он. - Пьешь ты совершенно бесстыдно, не прикрываясь рукавом, так что я тебе верю насчет будущего. Каждое следующее поколение хуже предыдущего.

   - Пройдет почти две тысячи сто лет, прежде чем я появлюсь на свет, - сообщила Таня убитым голосом, словно только сейчас до конца осознала, сквозь какую бездну времен они с сестрой провалились.

   Ли Линь Фу помолчал и налил девушке еще водки. И та выпила. И снова без закуски. Зато правильно -- заслонившись от собеседника рукавом халата. Крепкое вонючее поило огнем разлилось по жилам, ослабив тиски воли.

   - Вот теперь рассказывай, как это произошло.

   И Таня рассказала всё, всю правду, нисколько не заботясь о том, поймет ли древний китаец обстоятельства, присущие двадцатому веку. Как на духу, от начала до конца -- и про Шанхай, и про сестру, и про волшебных рыбок, и про светопреставление посредине реки.

   - ...А вынырнули мы уже зде-е-есь, - ревела Таня, уткнувшись носом в плечо Колобку, а тот вытирал ей слезы широким рукавом ханьфу.

   - Погоди-ка, - Линь Фу внезапно отстранил девушку и даже встряхнул для пущей убедительности. - Рыбки сейчас где?

   - Черная... ик... у моей сестры, а белая у меня... была. Её циньский офицер Лян отобрал... скотина эдакая...

   - Это плохо, - сказал вмиг протрезвевший даос. - Это очень плохо.

   - Эт.. п-почему? - пролепетала пьяная в стельку Таня, пытаясь собрать глаза "в кучку".

   - Потому что, скорее всего, она уже у Чжао Гао.

   - А... ик... кто эт-т т-такой?

   - Главный императорский евнух, - пояснил Линь Фу. - Очень опасный человек.

   Таня глупо хихикнула.

   - А он правда сам разрешил, чтобы ему.... чик-чик... э... сделали? - спросила она и пальцами "чик-чик" показала. - Сам так захотел? Уж-жас! Это же ж-ж-ж без эфира больно!

   Но подробностей личной, так сказать, жизни дворцовых евнухов Колобок то ли не знал, то ли не захотел с Тьян Ню ими делиться, как она ни умоляла. Зато налил еще чарку, решившую разом все споры.

   Девушка сладко зевнула и, свернувшись калачиком возле раненого воина, моментально уснула крепким сном абсолютно пьяного, но честного человека.

  

   Лю Дзи

  

   Мятежник Лю очнулся в довольно двусмысленном для повстанца положении. Нет, то, что после всех приключений он в принципе очнулся, это был несомненный плюс, тут странно упрекать Небеса в несправедливости. Наоборот, азартный игрок Лю Дзи в очередной раз обыграл судьбу в кости, не так ли? И выигрыш оказался...

   "Ага, а теперь попробуй этот выигрыш получить!" - мысленно рассмеялся он собственной самонадеянности, припомнив белый огонь в глазах Небесной Лисы и манящее тепло ее бёдер и груди. Пришла эта женщина с Небес или еще откуда - не так важно, правда или нет все эти россказни. Но вот в то, что хулидзын - воплощение чистой инь, темной женской сути - тут, видать, не врали байки. Один-единственный взгляд - и все, попал под лисьи чары, захотел так, что челюсти сводит от невозможности взять желаемое.

   Кстати, о желаниях. Одно из них, самое простое и естественное, обуревало мятежника Лю прямо сейчас, но с удовлетворением возникли сложности. Потому что дева-спасительница оказалась воистину лисой.

   Выловив Лю Дзи из реки, девушка проявила о нем столько заботы, сколько мятежник и от соратников-то не ожидал. Вытащила засевший в плече обломок стрелы, перевязала, прикрыла чем-то... а, это же потник Верного! Костер развела, мокрую одежду развесила на ветвях сушиться.

   "Какая хорошая женщина! - восхитился Лю. - Побеспокоилась не только обо мне, но и о коне! А сама-то где?"

   Небесная лисица обнаружилась с другой стороны от тлеющего костра. Девушка полулежала, опираясь спиной о камень, и спокойно дремала. Так, словно никакая опасность не грозила ей здесь, посреди охваченного мятежом уезда Пэй. Поразительная беспечность! Ладно, дикие звери посланнице Небес, может, и не страшны, но что насчет людей? Что насчет его самого? Как можно быть настолько...

   Лю Дзи сердито цокнул языком и попытался сесть. Если женщина так бестолкова, придется...

   Но не пришлось. Ни встать, ни сесть, ни даже толком повернуться у командира Лю не вышло, потому что "бестолковая и беспечная" девица предусмотрительно связала его не только по рукам, но и по ногам! Причем крепко так связала, надежно, его же собственным поясом! Мятежник дернулся раз и другой, а потом снова откинулся на лежанку, рассмеявшись уже в голос. Он понял.

   Беспечность? Как бы не так! Все она рассчитала.

   Костер сложен так, что гореть будет еще пару часов. Диких зверей запах дыма и огонь отпугнут, так что хищников можно не бояться. А о лихих людях предупредит Верный - вон он пасется, расседланный и вычищенный. Наверняка лисица успела удостовериться в исключительной сообразительности этого коня!

   Получается, единственный, кто может нести угрозу хитроумной деве - он сам. Поэтому она, позаботившись о раненом, связала его так, чтобы он ни себе, ни ей вреда не причинил. И заснула, утомленная заботами, так безмятежно, словно и впрямь покоилась на облачной перине.

   Что ж, Лю Дзи без сожалений и впредь оставался бы в плену у Небесной Лисы, и не то что ночь, жизнь бы не отказался провести, любуясь ее красотой... Вот только связанные руки и ноги занемели, спина затекла, рана болела, а еще мятежника неудержимо тянуло в кусты по самой естественной из надобностей. А поскольку передвигаться ползком пристало гусенице, а никак не человеку, Лю с сожалением, но решительно окликнул спящую:

   - Эй! Э-гэй!

   Дева что-то сонно пробормотала и засопела еще слаще, обняв камень как самую мягкую из подушек.

   "Умаялась, бедняжка!" - умилился пленник, но тело вновь напомнило о своей нужде резким позывом, и он позвал громче:

   - Эй! Красавица! Проснись, сделай милость!

   На этот раз даже Верный встрепенулся и поддержал хозяина ржанием. И небесная лиса открыла заспанные очи, моргнула, потянулась и недовольно проворчала:

   - А! Очнулся, утопленник! Ну, чего тебе?

   - О хитроумнейшая из всех лисиц Девяти Небес! - Лю решил, что в его положении ни вежливость, ни лесть чрезмерными не будут. - Дозволь побеспокоить тебя смиреннейшей просьбой, - и слабо заерзал на подстилке, демонстрируя полную беспомощность. - Не могла бы ты меня развязать, а?

   Дева и с места не тронулась, лишь усмехнулась и фыркнула:

   - Ха! Ага, сейчас! С чего это вдруг? Не для того я тебя скручивала, чтобы сразу отпускать!

   - Ну, я же раненый, - резонно возразил Лю, изо всех сил сдерживая нетерпение. - Разве у меня хватит сил, чтобы причинить тебе вред?

   - Раненый-то раненый, - лисица зевнула и неторопливо достала немаленький такой нож в богато инкрустированных ножнах. - А руки распускал, как здоровый!

   - Я? Когда это? - Лю Дзи отчетливо помнил практически все, что случилось между ними на берегу, в особенности - некоторые моменты, но невинность изобразил очень искренне: - Уверяю тебя, прекрасная госпожа лисица, если я ненароком тебя и обидел, то исключительно... э... неосознанно. В бреду был, да.

   И улыбнулся как можно умильней. На земных дев отлично действовали такие вот взгляды, и хлопанье ресницами, сестренка Тьян Ню тоже, помнится, сразу оттаяла, а что насчет хулидзын?

   Небесная лиса скептически сморщила тонкий прямой нос и улыбнулась:

   - Да ладно? Ну, хорошо. Назови хоть одну причину, почему я должна тебя развязать?

   Причин у командира Лю имелось множество, но выбрал он самую животрепещущую и уважительную.

   - Нужду бы мне справить, госпожа хулидзын. А даже такой неотесанный парень, как я, при этом предпочитает уединяться.

   Любая девушка от такой откровенности смутилась бы, но хулидзын и тут превзошла всех. Смерив его недоверчивым взглядом, дева потерла подбородок и буркнула:

   - А ведь действительно... Ладно, допустим, даже не врешь. Если ноги развяжу и помогу встать, дальше сам справишься? Или помочь?

   И столько неземного спокойствия было в этом вопросе, что Лю почувствовал, что краснеет сам. Как представил себе такую помощь, так сразу в жар бросило.

   - Прекрасная госпожа, - уже не скрывая нетерпения, предложил он: - А давай так? Я поклянусь тебе... чем хочешь поклянусь, хочешь, даже душой или сердцем, что как только закончу свое дело, вернусь и позволю опять себя связать. А? У тебя же мой конь. Возьми Верного в заложники, если не веришь клятве мужчины.

   - Коняшку-то за что? - возмутилась она и безбоязненно подошла к лежанке. Посмотрела сверху вниз и усмехнулась. - Хорошо! Я тебя отпущу, а ты взамен честно и без утайки расскажешь, откуда у тебя медальон моей сестры!

   Лю поспешно кивнул. Лисица снова смешно сморщила нос, но тянуть дальше не стала, быстро распутала узлы и даже подставила ему плечо, чтобы раненый смог подняться.

   Мятежник умудрился сдержать стон, хотя каждое движение давалось ему очень непросто, и довольно шустро заковылял к ближайшим зарослям. А когда вернулся, покачиваясь и пытаясь ощупать рану сквозь повязку, дева ждала его у костра и многозначительно так крутила в тонких пальцах недоуздок Верного. Взгляд у нее блестел насмешкой, дескать, ну что, герой, как насчет обещания?

   Лю совсем уж близко подходить не стал, остановился шагах в трех, поклонился и вытянул вперед руки.

   - Я помню, что обещал. Вот, свяжи меня снова, если я все еще внушаю тебе опасения, прекраснейшая хулидзын.

   - А смысл? - проворчала девушка и села поближе к огню. - Расскажи о моей сестре. Ты встречал ее, не отпирайся, иначе откуда у тебя ее вещь?

   - Ты права, - он осторожно опустился на землю. Рана в плече стрельнула болью, а желудок напомнил, что в последний раз мятежник Лю ел довольно давно. Потому и слаб, потому и покладист. - Я встречал Небесную Деву Тьян Ню и от нее получил этот амулет. Она же поведала мне о тебе, уважаемая дева-лисица, назвала твое имя и просила найти тебя.

   - А вышло так, что это я тебя нашла! - усмехнулась она. - Что, может, теперь сам представишься, а?

  

   Люси

  

   Ну надо же такому случиться! Этот потрепанный полуголый "утопленник", которого Люся сперва выловила, а затем перевязала и высушила, оказался тем самым командиром Лю, о котором "небесной лисе" местные жители все уши прожужжали. И благороден-то наш Пэй-гун, и милосерден, и счастливчик, и красавчик - какая-то ходячая песня, а не человек! Людмила и не предполагала, что сумеет найти мятежника Лю так скоро. Чудеса да и только!

   Но вот самого счастливчика-красавчика такой поворот ничуть не удивил и даже не озадачил.

   - Знать, так о том в книге Девяти Небес записано, - пригревшийся у костра мятежник повел обнаженными плечами и невольно поморщился. Видать, болело под повязкой-то, хотя Люся старалась бинтовать не слишком туго. Но тут ее навыки Таниным изрядно уступали. Не довелось кухаркиной дочке деликатно ухаживать за ранеными офицериками и ходить на сестринские курсы до революции, а после - не до того стало. Зато забить, разделать и приготовить самую разную скотину Люся умела виртуозно. Если припрет - и двуногую тоже, кстати.

   - Я - Лю Дзи, ты - Лю Си, - подмигнул Пэй-гун. Глаза у него блестели нагло и весело. - Интересно получается! Вроде бы у нас в семье прабабушек-хулидзын не случалось... пока что...

   Это уточнение Люсе почему-то сразу не понравилось. Сам едва до кустов сползать сумел, а уже туда же, намеки делает!

   - Ухмыляться продолжишь так бесстыдно - и не случится, - одернула она шутника. - Ни бабушек, ни внучек.

   - Это предсказание, прекрасная госпожа хулидзын? - угрозы наглеца не смутили ничуть.

   - Это обещание! - рявкнула девушка и сердито разворошила костер. - А насчет имени... Меня тут уже один такой надутый старикан пытал про имя да про семейство Лю. Тоже все морду кривил, будто кислых яблок наелся.

   - Э? А кто таков?

   - Сян... как же его?..

   - Сян Лян? - только что добродушно улыбавшийся мужчина весь подобрался и прищурился, сразу из дружелюбного шутника превратившись в зловещего древнего вояку.- Небесная лисица встречала князя Сян Ляна?

   Люся насторожилась и, фигурально выражаясь, прижала уши и поджала хвост.

   - Встречала-встречала. Еле ноги унесла от этих князей! Дядюшка - настоящий скорпион, а вот генерал хорош. Сбежать мне помог, одел-обул в дорогу и вот, - она многозначительно лязгнула клинком, наполовину выдвинув его из ножен, - ножик подарил. Сразу видно - человек хороший, понимающий!

   Девушка заметила, что командиру Лю крайне неприятно слышать похвалы в адрес генерала Сян Юна, но словно бес толкал ее под ребро, заставляя дразнить мужчину. Интересно, что они все-таки не поделили? Империю? Так это, вроде, рановато еще. Тогда, может, бабу?

   - И, кстати говоря, обращался генерал ко мне с должным уважением, - добавила Люся. - Именно так, как и полагается говорить с посланницей Небес. Все-таки князь - человек благородный, воспитанный.

   Мятежник Лю раздул ноздри и заиграл желваками на резких скулах. И бросил отрывисто, словно ему горло перехватило:

   - Да уж! Князь царства Чу, конечно же, не чета какому-то крестьянину. Мне вот до него далеко. Все делает с изяществом и выдумкой - и с девами любезничает, и людей режет не как скотину, а на фигурные ломтики! Благородное воспитание, понимаешь!..

   - Ладно-ладно, - примирительно махнула рукой Люся. - Бог... в смысле, боги с ним, с князем. Но ведь спас и потом помог, так что мне на него обижаться не за что. А вот ты его, гляжу, не шибко жалуешь, а?

   Лю Дзи не ответил, только глазами сверкнул и плечами, забыв о ране, передернул.

   - Рассказывай, где моя сестра, - попросила Людмила.

   - Я отвез ее в храм Матушки Нюй Ва и доверил почтенному старцу, - настроение у мятежника Лю, похоже, окончательно испортилось, и теперь он отвечал кратко и больше не улыбался. - И завтра утром я провожу туда вас, уважаемая госпожа небесная лисица. В храме вы сможете воссоединиться с госпожой Тьян Ню и укрыться от бедствий войны.

   - От этих бедствий укроешься, пожалуй...

   Разговор оставил у Люси неприятный осадок, словно она чем-то оскорбила Лю - знать бы еще чем! Но утешать обиженных китайцев в планы Людмилы не входило совершенно, ей хотелось есть и спать одновременно, желательно - много и сладко. Да и сердитого Пэй-гуна неплохо бы покормить, пока он окончательно не позеленел от голода и холода.

   - Высох твой халат, - она указала прутиком на висящую на кусте одежду. - Надевай, незачем мерзнуть.

   - Если уважаемую госпожу небесную лисицу оскорбляет вид этого жалкого крестьянина, он готов понести наказание, - буркнул Лю Дзи, встал и нарочито низко поклонился. Лицо его дернулось, видать, рану потревожил. Да и кроме дырки от стрелы на теле мятежника хватало синяков и ссадин. Борьба с рекой изрядно его потрепала и вымотала.

   "Вот же!.." - в сердцах подумала Люся, но виноватой себя она чувствовать не любила, да и какая за ней могла быть вина? Но девушка сделала еще одну попытку помириться. Ей же с этим обидчивым еще у одного костра ночевать. Вдруг так оскорбился, что возьмет да и зарежет во сне? Китайцы - они лютые.

   - Одевайся и покушай, - мирно предложила она, разрывая палочкой костер. Там в золе запекалась обмазанная глиной рыбина, пойманная ею на вечерней зорьке. - Готова рыбка-то.

   - Этот жалкий крестьянин бесконечно признателен милостивой госпоже за дозволение разделить с нею трапезу, - предводитель Лю, похоже, тон беседы менять не собирался. Да еще и в третьем лице о себе заговорил!

   "Точно обиделся!" Людмила со странным чувством смотрела, как он неловко, но самостоятельно одевается, как аккуратно ест обжигающе-горячую рыбу, выбирая куски покостлявей, а лучшие - оставляя ей, все смотрела и смотрела, да так засмотрелась, что сама почему-то забыла о еде. А вспомнила, только когда насытившийся мятежник доковылял до поклажи, снятой с Верного, порылся, нашел то ли длинный кинжал, то ли короткий меч, и уселся поодаль и от девушки, и от костра, положив оружие на колени. И глаза прикрыл.

   - Ты чего это? - позвала она в растерянности. - Садись ближе, зачем же...

   - Уважаемая госпожа может не тревожиться, - сверкнув глазами в полумраке, отчеканил Лю Дзи. - Этот недостойный простолюдин даже в мыслях не посягнет на ее честь. И не подойдет ближе, чем на три шага, дабы уважаемая госпожа не оскверняла свой взор его ничтожеством.

   Вот чего-чего, а смирения в голосе предводителя Лю не нашла бы самая чуткая ищейка. Так что Люся мысленно поклялась, что глаз не сомкнет, и спать собиралась сидя, и подаренный Сян Юном нож поближе положила... Но сама заснула почти мгновенно, убаюканная странным чувством безопасности, которое не испытывала так давно, что даже не узнала поначалу.

  

   Сян Юн

  

   Он твердо помнил, что уже умер один раз. Умер и попал на небеса, где его, как это положено герою, встретила Небесная Дева из свиты Яшмового Владыки. Что случилось дальше, испарилось из головы Сян Юна, точно снег на солнце. Но когда генерал увидел рядом мирно спящую небожительницу, то едва не взвыл от досады. По всему выходило, что в знак признания его доблести Яшмовый Владыка отдал Юну небесную деву в жены. Это ж какая засада получается -- забыть собственную свадьбу! И, о боги, брачную ночь!

   От стыда Сян Юна бросило сначала в жар, а потом в пот. Хотя, возможно, то был вовсе не стыд.

   Небесная дева разметалась во сне, и её молочно-белые округлые коленки просто-таки сияли в рассветном полумраке небесной спальни, точно две полные луны. Тут ни живой, ни мертвый мужчина не устоит. Розовые губы прекрасного создания трогательно приоткрылись, а ткань ханьфу призывно сползла с плеча, чью гладкость сравнить по праву можно было бы лишь с лепестком лотоса. Несколько мучительных мгновений Юн размышлял, имеет ли он право разбудить свою небесную супругу, дабы повторить супружеский долг и обновить впечатления. Но потом решил, что муж и на Небесах остается мужем, а значит, может делать, что пожелает.

   Он потянулся к жене и... Всё тело генерала пронзила боль, убедительнее всяких слов доказавшая ему, что, во-первых, он жив, а, во-вторых, зря раскатал губу насчет небесного супружества.

   Разбуженная его стоном, небесная дева испуганно подхватилась, тоже, по всей видимости, не сразу осознав, где находится и что происходит.

   - Как вы себя чувствуете, господин? Больно? Дать вам воды?

   - Кто вы? - выдавил из себя Сян Юн, пытаясь приподняться на локте. - Где я?

   - Меня зовут Тьян Ню, - ответила дева, поправляя одежду. - Ваш конь привез вас всего израненного к храму Богини Нюй Ва.

   Соображал Юн довольно быстро. Разгадка оказалась слишком уж простой: бой, ранение, Серый, храм. Один лишь факт сюда никак не вписывался -- сама Небесная Дева.

   - Пить... Дайте мне попить, - попросил он.

   И пока дева искала чашку и кувшин, напряженно размышлял на эту животрепещущую тему.

   "Какой же я болван, - сказал он себе по итогам раздумий. - Трех дней не прошло с тех пор, как хулицзын сказала, что потеряла по пути в Саньян сестру. Это она и есть".

   - Вам помочь? - деликатно спросила исполненная милосердия Тьян Ню.

   - Да. Пожалуйста, - прошептал Юн и для убедительности прикрыл глаза, а когда дева поднесла к его губам чашку, взял и придержал её руку.

   Так и есть, прохладная мягкая кожа была нежнее лепестка белой розы из дворцового сада. Вот когда стоит пожалеть, что ты в самом деле не умер, и, следовательно, никакой небесной свадьбы не было.

   - Спасибо, благородная Тьян Ню. Вы так добры ко мне. И мои раны почти совсем не болят.

   - Я уже вижу, - любезно улыбнулась девушка и настоятельно высвободила ладонь из захвата, в который как-то незаметно превратилось невинное прикосновение. - Но вам следует отдохнуть, господин... Да, кстати, а как вас зовут?

   - Сян Юн, князь Чу.

   В серебряных глазах небесной девы сразу же зажегся крошечный огонек узнавания. О! Значит, на Небесах о нем наслышаны, решил генерал. Прекрасно!

   - Так это вы разграбили и сожгли Фанъюй?

   В её голосе Юн услышал нотку осуждения. Учитывая, что при этом он самолично спас из клетки хулицзын, это было вдвойне обидно.

   - Мы воюем с кровопийцей и угнетателем народа Эрши Хуаном, - напомнил Юн.

   Небесная дева поморщилась, будто услышала какую-то непристойность.

   - Жители Фанъюя, которых вы... не успели убить, рассказали нам, что вы освободили Небесную Лису. Это правда?

   - Ах вот вы о чем, - с облегчением выдохнул генерал. - Да, всё верно. А еще не дал моему дяде Сян Ляну отравить отважную Лю Си, дал одежду, оружие и деньги в дорогу. Она отправилась в столицу искать вас, благородная Тьян Ню.

   Видно, правду говорила хулицзын, что её сестрица -- создание нежное и ранимое. Вон как растревожилась: ладошки к груди прижала, затрепетала вся, разрумянилась, точно персик бессмертия. И стала в этот миг еще краше. Хотя куда уж краше-то? В тот момент Сян Юн ненавидел Цинь пуще прежнего. Если бы не раны, приковавшие его к ложу, он бы... ух!

   - Она цела, сильна и перед дорогой хорошенько поела, - генерал поспешил утешить собеседницу. - А как вы оказались в храме? Вас же везли во дворец.

   - Меня освободил предводитель Лю Дзи.

   Улыбка, с которой Тьян Ню помянула чужого мужчину, Юну совершенно не понравилась.

   - Пэй-гун? Крестьянин из города Фэн, кажется? Что-то я такое слышал... - сморщил породистый нос генерал

   - Да-да, он замечательный человек, - радостно защебетала небесная дева. - Милосердный и такой отважный.

   Сян Юн невольно скрипнул зубами.

   - Ой! Вам больно? Где? - всполошилась Тьян Ню, решив, что подопечный случайно растревожил свои раны

   - Вот тут, - Юн ткнул пальцем в грудь и зашипел от боли уже по-настоящему.

   "Ладно-ладно, поглядим, что это за Пэй-гун такой, познакомимся поближе. Потом!" - подумал было он, но девушка взялась поправлять повязку на груди, решив, что та слишком туго завязана. Ради её заботливых прикосновений Сян Юн великодушно согласился на время отодвинуть в сторонку разбушевавшуюся ревность. Тем паче пахла Тьян Ню так приятно. И отчаянно хотелось попробовать на ощупь её удивительного цвета волосы -- не черные и не белые, а нежнейшего оттенка пера с шеи дрофы. Наверное, они такие же мягкие.

  

   "Не знаю, сохранился ли храм Нюйвы или прошедшие века истерли даже память о нем, но это было чудесное место. Святое, если угодно. И если бы судьба сжалилась надо мной, то я бы хотела навсегда остаться там -- в тишине, звенящей от близости Небес".

   Дневник Тьян Ню.

  

   Обновление от 09.11.14

  

   Глава 8. Отпусти, чтобы поймать

  

   Дневник Тьян Ню

   "Я думаю, если бы Господь даровал людям умение летать, то мы бы избежали множества бед. А так нам, бескрылым, только и остается, что полагаться на удачу и здравый смысл, а в отсутствие того и другого -- на веру в чудо"

  

   Тайвань, Тайбэй, 2012

  

   Ин Юнчэн

  

   К ужину матушка расстаралась. Чего только не было на столе: и ветчина в меду, и угри в перечном соусе, и нарезанные соломкой побеги молодого бамбука, и тонкая, почти прозрачная лапша с овощами. Глядя на это изобилие, Ин Юнчэн даже как-то испугался. В его холостяцких апартаментах кухня по назначению использовалась от силы раза два в год, и от таких роскошеств он отвык.

   Но госпожа Ин его смущения не заметила - она явно пребывала в приподнятом настроении. Что-то напевая себе под нос, женщина ставила перед сыном все новые и новые кушанья. Вскоре Ин Юнчэн почувствовал, что если съест еще что-нибудь, то просто лопнет.

   Отец, приехавший домой незадолго до ужина, смотрел на это с веселой нежностью и многозначительно поводил в сторону парня бровью - давай, мол, налегай! Мужик ты или так, притворяешься?

   И Ин Юнчэн самоотверженно ел: опечалить матушку и стать мишенью для отцовских насмешек ему не хотелось. К тому же в их семье за ужином важных дел не обсуждали - а, судя по одухотворенным родительским лицам, допрос ему, наследнику семейного состояния, предстоял нешуточный. "Кто она? - словно звезды вспыхивали и гасли в глазах госпожи Ин вопросы. - Из какой семьи? Чем занимается? Как вы встретились?"

   Ни на один из этих вопросов Ин Юнчэну отвечать отчаянно не хотелось. По крайней мере, пока. Очень уж хорошо он помнил, какую опасную и неожиданную информацию обнаружил в попытках отыскать телефонный номер своей сбежавшей принцессы. Стоило ему лишь заикнуться о том, кто приходится отцом Сян Джи - и ссоры было б не избежать. В его семье имя этого человека если и произносили, то с холодным, сдержанным, негодующим неодобрением. А уж если откроется правда о том, как и где они с девушкой познакомились...

   Парень мрачно посмотрел на запечённого в соли цыпленка, прикидывая, справится ли еще с одной порцией - и в этот самый момент его отец отодвинул от себя тарелку, открыл бутыль с рисовым вином и внушительно откашлялся. Серьезный разговор официально начался.

   - Ну что, сын, - веско вопросил глава семьи, надуваясь от радости, - мать мне все рассказала. Когда же свадьба?

   Ин Юнчэн оцепенел.

   - Свадьба?

   - Поначалу, знамо дело, девушку свою нам покажешь, а мы, значит, поглядим, что за птичка нашему Юнчэну сердце склевала, - поблескивая глазами, сообщил отец. - Но ты у нас парень толковый, так что я тебя неволить не буду, даже если она из простых окажется. Мы-то ведь и сами не князья, а, мать?

   "Как же, из простых! - внутренне заскрипел зубами неожиданно угодивший в ловушку Ин Юнчэн. - Если бы! Мечты, мечты!"

   - Зовут-то ее как? - подался вперед довольный родитель. - Эх, давно тебя обженить надо было, мы с матерью сколько лет и так, и сяк прикидывали, а ты ж вон и сам ловок оказался!

   - И так, и сяк? - чувствуя себя попугаем, повторил парень.

   - В прошлый раз, - налив себе вина, прогудел хозяин дома, чуть помрачнев, - что уж там таить, нехорошую мы тебе пару выбрали. Да и не только тебе...

   Госпожа Ин чуть опустила глаза, и на несколько мгновений за столом воцарилась тишина - хоть со смерти младшей дочери прошло уже десять лет, горевали по ней в семье все так же сильно. Но долго молчать отец не стал - в один присест осушив чашечку с вином, он почти сразу же радостно заулыбался.

   - Вот и ждали мы, - хлопнув широкой ладонью по столу, возликовал патриарх, - пока ты сам сподобишься! Погулять-то ведь мужчине надобно, но всему свое время. Но дождались же! Эх!

   - Папа, - осторожно вмешался Ин Юнчэн, - постой, эээ, но...

   - Влюбился! - не слушая его, воскликнул отец и поднялся из-за стола. - Хо-хо-хо! Вот же праздник, а, мать?

   Госпожа Ин улыбнулась смущенно, как девочка, и счастливыми глазами глянула на сына. Ин Юнчэн открыл и сразу же закрыл рот. Сказать ему было нечего.

   - В выходные чтоб нам на показ привел красавицу свою! Она красавица ведь, а? - удаляясь в направлении веранды, приказал глава семьи. - А потом и думать нечего - женитесь! Чего со свадьбой тянуть, раз ты кого себе по душе нашел. А там, глядишь, и внучата пойдут! В выходные, ты меня слышишь, Юнчэн?

   Парень неверящим взглядом проводил отца. Когда его шаги и громоподобное "хо-хо-хо" утихли, Ин Юнчэн повернулся к матушке. Она сидела, аккуратно сложив на коленях руки.

   - Мы так ждали, сын, - дрогнувшим голосом прошептала женщина. - После того, как девочка наша... после того, как она... ты один ведь у нас остался. И вот теперь такое счастье! Прав отец - приводи любимую свою, мы уж ее не обидим. Да?
И тут Ин Юнчэн понял две вещи. Первая - надо бежать. Вторая - бежать некуда. И поэтому к выходным надо будет ему представить родителям "птичку, что склевала его сердце". Говорил же Конфуций - даже если вы раздосадованы в душе, родителям недовольства своего не выказывайте. Чтобы там ни говорили о нем друзья, враги и случайные любовницы, сыном он был почтительным.

   "Вот же черт", - только и подумал Ин Юнчэн, улыбаясь матери в ответ.

  

   Сян Джи

  

   Что-то с Кан Сяолуном было не так, но что именно - Сян Джи понять не могла и поэтому сама на себя немного сердилась. В интуицию и предчувствия она решительно не верила, слишком уж были это вещи эфемерные, недоказуемые. Ну и правда - какой разумный человек, например, всерьез решит отложить важную встречу, потому что "сердце ему так подсказало"? Что за глупости!

   Спокойная практичность и взвешенный подход к проблемам и сложностям - вот что всегда казалось девушке самой правильной жизненной стратегией. Но теперь, когда бабушкин дневник превратил ее существование в бесконечную череду недомолвок, тайн - и храни предки! - странностей, Сян Джи приходилось признать - не всё способна объяснить логика.

   Поэтому доверять или нет собственным опасениям относительно Кан Сяолуна, девушка не знала. В один момент при взгляде на него ей хотелось отскочить в сторону и зашипеть, как кошке, повстречавшейся на узкой тропинке с охотничьим псом. В другой - зачарованно улыбнуться и согласиться со всем, что он скажет, даже зная, что в его мягких, плавных словах, как змея в высокой траве, притаилась ложь.

   - Есть люди, - как-то раз сказала ей почтенная Тьян Ню, глядя куда-то вдаль, - которые приходят в этот мир, чтобы губить души. Не сгоряча, в бою, драке или ссоре, о нет. Оружие таких - тишина и наветы, предательства и интриги. Тигра, - тут бабушка чуть заметно улыбнулась, - можно укротить. Паука - нет.

   Отчего именно сейчас вспомнились ей бабушкины слова, Сян Джи решила не раздумывать, потому что в голову невольно лезли совсем уж странные догадки. Что бы, интересно, сказал ей утонченный племянник профессора Кана, если б она поинтересовалась, не демон ли он какой или дух, из древнего Китая перебравшийся на жительство и работу в Тайвань?

   Мысль эта заставила ее прыснуть, и Кан Сяолун, до этого момента рассматривающий сквозь увеличительное стекло лежащую на темном бархате рыбку, поднял голову. Глаза его, большие и бесстрастные, казалось, впитывали в себя свет, становясь все темнее.

   - Госпожа Сян Джи, - поплыл, извиваясь в воздухе, его голос, - что-то показалось вам смешным в моих действиях?

   Девушка заставила себя улыбнуться и поерзала в кресле, куда усадил ее профессорский племянник перед тем, как приняться за изучением бабушкиного подарка.

   Странный человек... мужчина. Странный, непонятный. Опасный.

   - Что вы, - стараясь держать собственный голос под контролем, возразила она. - Поверьте, в вас нет ничего, способного рассмешить меня или позабавить.

   - Хммм, - губы его чуть сжались, - интересный ответ. Вы не доверяете мне, не так ли?

   Сян Джи не сдержалась - вздрогнула, и профессорский племянник медленно, словно наслаждаясь рассыпавшейся по комнате неловкой тишиной, опустил ресницы. Девушка нервно вздохнула. Ей показалась - или во взгляде его и правда блеснула снисходительная, ленивая насмешка?

   Сама не замечая, что делает, Сян Джи вцепилась свободной рукой в свое запястье. В кабинете профессора Кана царило мягкое сумеречье - комната, полная древностей, старых книг и свитков, словно бы не позволяла солнечным лучам разогнать, развеять тени. Все вокруг напоминало о времени и его быстротечности, и сам Кан Сяолун с лицом, будто вырезанным из светлого нефрита, вдруг показался девушке не существом из плоти и крови, а статуей, которую века назад выточил из камня охваченный божественным безумием скульптор.

   - Интересный вопрос, - выталкивая воздух из вмиг пересохшего горла, отозвалась она. - Я слишком плохо знаю вас, чтобы ответить на него, и не имею привычки доверять первым впечатлениям.

   Кан Сяолун прикоснулся кончиками пальцев к своей щеке.

   - А вы нравитесь мне, - с той же пугающей прямолинейностью, в самой простоте которой чувствовалось двойное дно, обман и тихая, бездонная тьма, промолвил он. - Как раз потому, что я не нравлюсь вам. Но первые впечатления, как вы верно заметили, могут быть обманчивыми.

   Сян Джи мигнула. И как это следовало понимать? Оскорбил ли он ее сейчас или признался в симпатии? Как... как Как Сяолун сумел исказить ее собственные слова таким вот образом? "Играет, - подумала вдруг девушка, - он играет со мной. Смотрит. Наблюдает".

   - Я рада, что мы с вами согласились по этому вопросу, - настороженно подбираясь, проворковала она. - Но, возвращаясь к моей рыбке?..

   - Рыбка, - на одно мгновение лицо профессорского племянника как-то заострилось, потеряло свою изящную, холеную красоту. - О. Она настоящая.

   - Вы хотите сказать - старинная? - холодея, уточнила Сян Джи.

   - Я хочу сказать - древняя, - последовал ответ. - Вы знаете, что такое время? Не секунды, которые отсчитывают стрелки на ваших часах, госпожа Сян Джи, не минуты и даже не годы - а века, канувшие в безвестность, в никуда, проглоченные тьмой? Эта рыбка - время.

   Сян Джи ошеломленно застыла. В первый раз за их встречу с лица Кан Сяолуна сползла маска спокойного, терпеливого безразличия, в голосе зазвенела настоящая страсть, и он весь будто засиял. На ровной и гладкой коже его затрепетал румянец, глаза заблестели. Если раньше профессорский племянник казался девушке просто красивым, то теперь в облике его появилось что-то поистине потустороннее.

   Сян Джи судорожно вздохнула. Слова Кан Сяолуна о том, что рыбка и вправду была создана много века назад, подтверждали написанное в бабушкином дневнике. Значит, почтенная Тьян Ню на самом деле побывала в прошлом! Она была знакома с Лю Дзи, тем самым мятежником, о котором Сян Джи читала в школе в книгах по истории, будущим императором, основателем новой династии! И не только с ним. С Сян Юном тоже - с Верховным правителем Западного Чу!

   Девушке внезапно стало страшно - по-настоящему страшно. Такое неизбывной, дремучей жутью повеяло вдруг на нее от маленькой терракотовой рыбки, что она не удержалась - схватилась рукой за горло, пытаясь удержать вскрик.

   Кан Сяолун смотрел на нее, не отрываясь.

   - Я вижу, - наконец произнес он своим прежним, размеренным и мелодичным, голосом, - что вы понимаете.

   - Д-да, - едва выговорила девушка.

   - Вы хотите продать рыбку? - неожиданно спросил племянник профессора. - Она не имеет цены - есть вещи, стоимость которых не поддается счету. Но, думаю, за нее вы получите...

   - Ни в коем случае, - вскочила с кресла Сян Джи, гневно сжав губы. - Ни за что! Я хочу узнать о ней больше, понять, как получилось, что Тьян Ню оказалась... то есть, мне нужна информация. Эта рыбка не будет выставлена на продажу.

   Договорить она не успела: Кан Сяолун внезапно отошел от стола, где под ярким светом лампы изгибалась терракотовое, заключенное в камень время. В несколько шагов преодолев разделяющее их расстояние, он почти вплотную приблизился к Сян Джи. Теперь в нем не было ничего томного или изнеженного - только свитая в кольца стремительная, холодная сила.

   - Позвольте помочь вам, - то ли прошипел, то ли прошептал он. - Мой уважаемый дядя будет отсутствовать как минимум неделю, так примите мою помощь взамен. Я хочу помочь вам. Я должен.

   Сян Джи отшатнулась было, но племянник профессора не позволил ей отойти. Крепко, но осторожно он удержал ее за руку, и девушка почувствовала, что в этот раз Кан Сяолун не лжет.

   - Позвольте, - не попросил - приказал он, и Сян Джи сдалась.

   - Хорошо, - выдохнула она. - Помогите мне, господин Кан.

  

   Империя Цинь, 208 год до н.э.

  

   Татьяна

  

   С вершины скалы открывался потрясающий вид на окрестности. Он стоил того, чтобы потратить час на подъем по каменной лестнице с веревочными перилами. Но если не торопиться, останавливаться и попутно собирать лекарственные травы в бамбуковую корзинку, то время пролетит незаметно и ноги не устанут. В скальном храме китайской богини христианка Татьяна чувствовала себя почти как дома, так здесь было тихо и спокойно. Ни бесконечного чириканья китаянок, ни...

   - Что, прячешься от героя?

   Даос материализовался из золотистого сияния и завис в воздухе, словно бы насмехаясь над силой земного притяжения.

   - Как вы это делаете, дедушка Линь Фу? - в который раз поразилась Таня.

   - Духовные силы человека вообще-то безграничны, дитя, - снова отмахнулся от вопроса Колобок. - Ты мне лучше скажи, почему опять сбежала от генерала Сян Юна? Он сейчас слабее котенка, чтобы приставать. Да и не станет он, - рассуждал даос, наворачивая плавные круги вокруг алтаря Нюйвы, точно гигантский шмель. - Боишься его? Зря. Пальцем не тронет. Прочем никогда, будь уверена. Так в чем же дело? Не люб?

   - Дедушка, - вспыхнула небесная дева. - Ты как будто сватаешь меня за этого человека. Я его не знаю совсем, чтобы любить или не любить.

   - Чепуха! - фыркнул Линь Фу, перевернулся и поплыл уже на спине. - Любовь как и огонь разгорается либо от вспышки, либо от трения. Он-то уже вспыхнул, а значит тебе потребуется второе.

   И хитрый старикашка с хихиканьем показал какого рода трение подразумевает.

   - Ах ты! - взвилась Таня.

   - Не трожь священные статуэтки! - строго предупредил даос, спикировав на потенциальную осквернительницу. - Я жизнь прожил, дурного не посоветую. И всегда говорю правду.

   - А можно и мне полетать? - девушка решила отвлечь Колобка от неудобного разговора. - Я тоже хочу. Ну, пожалуйста!

   Но не тут-то было.

   - Только, если спустишься вниз и посидишь вечерок-другой с нашим Сян Юном, - отрезал даос.

   Не то чтобы древнекитайский генерал Татьяне так уж не нравился. Даже наоборот. Он был милый, уместно и тонко шутил, знал множество забавных историй и хорошо пел. Сразу видно, аристократ. Но воспоминания о том, что этот длинноволосый красавчик совсем недавно натворил в Фаньюе не давали почувствовать расположение. Этот человек убивал так же легко, как дышал.

   Война никого не делает лучше, она калечит добрых, губит милосердных, не щадит беззащитных, а превозносит только жестоких. Вчерашние галантные кавалеры и желанные гости в домах, где есть девушки на выдане, любители поэзии и душки, уже через год-два творили невиданные зверства со своими же соотечественниками и единоверцами. Таню теперь не проведешь, она знала, что таится за выправкой и манерами. К тому же, кто сказал, что она не собирается вернуться в свое время? Очень даже собирается.

   Что-то в этом духе она попыталась объяснить дедушке Линь Фу. Умолчала она лишь про то, что написано будет спустя несколько веков великим Сыма Цянем про сильного, но жестокого князя из царства Чу. Верно сказано в книге Экклесиаста "Во многом знании -- многие печали".

   - Мда? - даос завис вверх ногами так, чтобы его глаза-щелочки находилось прямо напротив Таниных. - И как ты собираешься вернуться к себе... туда... к своим извергам и чудовищам с огнедышащими палками, а?

   - С помощью рыбок, - неуверенно промямлила девушка.

   - И где же они?

   Вопрос был непраздным, но просто так Татьяна сдаваться не хотела.

   - А причем здесь Сян Юн?

   - А при том, что найти печать... то есть, рыбок, конечно, и твою сестру-лису можно лишь с помощью сильного и влиятельного человека. Сян Юн сделает для тебя всё, что попросишь. Ну как? Убедил я тебя?

   - Даже не знаю... - заколебалась Таня.

   - Зато я знаю! - воскликнул даос и, крепко подхватив девушку обеими руками под грудью, вылетел вместе с ней через арку наружу.

   Сначала они взмыли круто вверх, потом под аккомпанемент оглушительного визга небесной девы прошлись над верхушками деревьев на бреющем полете. И принялись кружить над деревней.

   - Хохохо! - смеялся Ли Линь Фу. - Да не визжи! Ты ж сама хотела летать! А то уроню.

   Таня тут же притихла, от греха подальше.

   - Вот и умничка, - шепнул ей на ухо даос. - А Сян Юн наш сейчас видит только тебя, парящую в небесах, словно птица. Это я работаю на твой образ не покладая рук. Цени малявка.

  

   Сян Юн

  

   Сян Юн сумел кое-как доковылять до двери и оттуда, согнувшись в три погибели, наблюдал за Тьян Ню. Пожалуй, один её вид исцелял раны быстрее, чем все настойки всех лекарей мира. Так что оправдание у генерала имелось железное: он не просто пялился на небесную деву, а усиленно лечился, чтобы поскорее выздороветь, тем самым избавив доброго хозяина от своего присутствия и связанных с ним неудобств. Нет, Юн и в самом деле торопился с поправкой. Его ведь ищут, дядя, небось, землю носом роет, а потому зол, как тысяча злобных демонов. Печенки уже всему окружению проел и за сердца принялся. Опять же, оставлять дядюшку наедине с собственными замыслами весьма и весьма опасно. Надо возвращаться, и чем скорее, тем лучше.

   - Что вы здесь делаете, генерал? Вам нужно лежать, - как всегда строго спросила Тьян Ню.

   - Сижу, как побитый пес, отлежавший себе все бока, - улыбнулся Юн. - А вы почему не летаете в поднебесье, словно юный стриж? Ветер слишком холодный?

   - Вернитесь в дом, пожалуйста. Я позову слуг.

   И убежала, легонько касаясь подошвами тряпочных туфелек пола. Это создание умело не только исцелять взглядом, но и убивать наповал недовольством плотно сжатых губ.

   - Ну вот! - вознегодовал генерал, тряхнув головой точь-в-точь как его Серый, укушенный оводом, и прокричал вслед девушке. - Что я такого сказал, а? Почему вы злитесь?

   Разумеется, досталось ни в чем не повинному слуге, на котором Юн согнал злость.

   - Я не калека, чтобы водить меня под руку! - заорал он и оттолкнул паренька. Был бы меч под рукой, точно зарубил бы, как случалось не единожды.

   - Но госпожа сказала...

   - Вот пусть меня госпожа и водит! Пошел вон! Убирайся!

   Гнал прочь, потому что знал, за ним водится нехорошая привычка выйти из себя до такой степени, что станет плевать на едва затянувшиеся тоненькой кожей швы. Но на тюфяк свой все-таки отполз -- на коленях, опираясь на одну руку, бормоча под нос проклятья.

   - С таким хреновым характером ты, генерал Сян Юн, однажды на врачах разоришься, - задумчиво молвил Ли Линь Фу. Он-то прийти на помощь упрямцу совсем не торопился. - А там чего доброго и могильщику дашь подзаработать.

   - Как мой конь поживает, даос? - проскрипел Юн, с трудом разжимая челюсти от боли.

   - Лучше тебя, это уж точно. Он вообще парень отличный, в отличие от... Не орет, не ругается, знай, хрустит овсом и на нашу деревенскую Малышку не посягает даже в мыслях.

   - Откуда тебе знать, что у Серого на уме?

   - Неоткуда, - хохотнул даос, демонстративно отхлебывая прямо из кувшина какого-то ароматного пойла. - Зато я точно знаю, что на уме у тебя, генерал.

   Линь Фу присел на корточки возле ложа раненого, но так, чтобы тот не смог дотянуться до него рукой. Снова демонстративно выпил, затем с чавканьем закусил лепешкой и сказал серьезным тоном:

   - Мне её Лю Дзи привез, ему я её и отдам. Он, к слову-то, хоть и простого рода, а мужчина поприятней тебя будет - и в обращении, и в поведении.

   Сян Юн запыхтел, наливаясь, словно слива терпким соком, ревнивым бешенством. Но говорить ничего не стал, удержался.

   - О! Правильно сделал, - одобрил тактику даос. - И даже не думай небесную деву умыкнуть, как тебе, надо думать, очень хочется. Отдыхай, генерал, дыши через нос, чтобы соки не нутряные понапрасну не бурлили.

   И ушел, старый гад, глумливо похохатывая. "Ну, ничего-ничего, еще сочтемся", - мстительно подумалось Сян Юну, но он вовремя напомнил себе, что в эту деревню так просто никто попасть не может, только по воле Нюйвы или же самого Ли Линь Фу.

   И если до сих пор лохматую голову чусца мысль о том, чтобы украсть Тьян Ню, даже не посещала ни разу, то теперь она стала главной и основной, а главное -- целебной, точно персики бессмертных из садов богини Западного неба Сиванму.

  

   Тьян Ню

  

   Необходимость прятаться от генерала в горном храме у Татьяны отпала как-то сама собой. Сян Юн вдруг сделался шелковым и почти незаметным. Верно, дедушка Линь Фу устроил пылкому поклоннику Небесных дев преизрядную взбучку. Так считали и остальные поселяне, которым раненый аристократ тоже не слишком нравился. От буйных вояк всегда одни неприятности простым людям, а неровен час по его персону явятся соратники-сторонники и еще неведомо как себя поведут. Потому лечили изо всех сил и кормили как на убой. "Вот-вот, - мысленно соглашалась она с китайцами. - Пусть уезжает поскорее. А то еще устроит тут то же самое, что в Фанъюе". Нет, она, конечно, была благодарна Сян Юну за вызволение Люсеньки из клетки, но доверять ему не спешила. А присмиревший головорез, словно верхним чутьем почуял её неуверенность, и сделался паинькой. Безропотно принимал горькие снадобья дедушки Линь Фу, с лестью и комплиментами не лез и очень красиво играл вечерами на бамбуковой флейте. Ночь в горах наступала быстро. Едва пряталось за горизонт солнце, как из темных ущелий выпрыгивали лиловые сумерки, стремительно пожирая всё вокруг. И только крошечные огоньки в бумажных коробочках выдавали, где среди деревьев прячутся деревенские хижины. Сян Юн, укрытый плащом из собственных волос, беззаботно выводил прихотливую мелодию, даос возлежал на циновке, потягивал винцо и подпевал:

   - Есть на свете белом красавица, с первой встречи запала в память мне, без неё пред очами мне хватит дня-а... неизбывной тоскою сойти с ума.

   Таня слушала и думала о Люсе, которая и есть самая настоящая красавица. Где она? Что с ней? А главное -- кто с ней сейчас? Впервые за столько лет оказавшись без старшей сестры рядом, без её поддержки, решительности и острого словца наготове, она не на шутку затосковала. Совсем как тогда, в 17-ом году, когда их тайком развезли- Таню на дачу, Люду к деревенской родне - подальше от кровавой вакханалии, царившей в революционном Петрограде. Потом Татьяна вернулась к умирающему отцу. Возможно, вместе с Люсей, с её энергией и пробивными способностями, они бы выходили папочку. Но не сложилось, не вышло...

   На самом жалобном пассаже Линь Фу, сделав могучий глоток, икнул и перевернулся со спины на бок.

   - А сыграй-ка что-нибудь пободрее, благородный господин Сян. Наша Тьян Ню заскучала, поди. В Небесном дворце у Яшмового Владыки прекрасные девы на цынях что-то веселое играют. Правильно я говорю?

   Таня отрешенно кивнула.

   - Хотя я думаю там в чести нравоучительные песни. - рассуждал приставучий Колобок. - Небесные дева настолько чисты, почтенны и горды собой, что благонравность у них из под пальцев сыплется, а кое-что и до людей долетает.

   Генерал безропотно сменил тональность. Мол, как пожелаете.

   - Вот! То что надо! Красота.

   В лунном свете белоснежные волосы Линь Фу сияли, точно серебряные -- и растрепанная гулька на макушке, и реденькая бороденка, и даже усики, делавшие его похожим на кота. Круглое лицо даоса выражало прямо-таки неземное блаженство.

   Напротив, Сян Юн весь притаился в тени занавесив лицо прядями волос. Как будто что-то задумал.

   - А если бы юная госпожа еще и станцевала... - не отставал Линь Фу.

   "Еще чего не хватало!" - подумала Таня. Во-первых, она не умела, а во-вторых, никто не даст гарантии, что Сян Юн не воспримет её танцы, как попытку его соблазнить и тут же радостно соблазнится. И вежливо, но твердо отказалась.

   - Я ж говорю, Небесные девы так благонравны, - с притворной горечью вздохнул даос. И музицирование продолжилось.

   Одним словом, странный получился вечер. Ночь выдалась душная. А на рассвете Татьяна проснулась от лошадиного фырканья за раздвижной деревянной стенкой. В деревне было всего две лошади, но из стоила мог выбраться только генеральский Серый, такой же своевольный как его хозяин. Чтобы злонамеренно влезть в чужой огород.

   - Серый, как тебе не стыдно, - прошептала девушка. - Погоди, вот я сейчас тебя отведу обратно.

   Она наскоро оделась и вышла за порог. Туман, густой и белый, заполнил всю долину до самых краев, точно парное молоко - глиняную миску. Вытянешь руку и собственных пальцев не видать.

   - Серый, - позвала она, беспомощно озираясь по сторонам. - Иди сюда, безобразник. Иди, я тебе хлебушка дам.

   И тихонько присвистнула. Будить дедушку Линь Фу она не хотела, но, если конь снова потравит огород, выйдет скандал.

   Где-то за туманом Серый резко всхрапнул, словно получил шенкелей, и побежал навстречу. "Проголодался, навер..." - только и успела подумать Таня, прежде чем сильные руки всадника подхватили её прямо на скаку. Девушка даже закричать не успела, как оказалась завернутой в плащи и прижатой к груди наездника.

   - Прости, Тьян Ню, но со старым пьяницей ты как-нибудь в другой раз попрощаешься, - весело прошептал ей на ухо Сян Юн. И пришпорил Серого.

  

   Люси

  

   Утро вечера, безусловно, мудренее, но придумали эту поговорку явно не в древнем Китае. За ночь командир Лю не оттаял, а наоборот, стал еще сдержанней, вежливей и отстраненней. С небесной лисицей он говорил, только когда она к нему обращалась, причем продолжал именовать и ее, и себя в третьем лице, и не уставал напоминать о собственной "ничтожности". К тому времени, как они покончили с немудреным завтраком (мятежник умудрился приготовить еду, не разбудив Людмилу), у девушки от фраз "жалкий крестьянин осмеливается испытать терпение госпожи небесной лисицы смиреннейшей просьбой", "если небесная госпожа соблаговолит снизойти к покорнейшей просьбе ничтожного смерда" и "этот непочтительный простолюдин заслуживает смерти за свою дерзость" уже скулы сводило. Она всерьез подумывала, а не наградить ли ей увесистым пинком эту согнутую в низком поклоне спину? Китаец определенно издевался, потому что если нет... На этом мысль Люси останавливалась, вернее, она сама себя обрывала.

   Не могла же она и впрямь настолько сильно его оскорбить? А главное - непонятно, чем!

   Впрочем, помучившись немного догадками, девушка решила, что странное поведение спутника не стоит ее беспокойства. Ну, охота ему дурью маяться - пусть! Ишь, каким неприступным утесом высится! И даже взгляда лишнего в ее сторону не бросит, а если и глянет, так словно небесная лисица вдруг стала прозрачной.

   И все-таки резкая перемена в настроении мятежника Лю ее не тревожила даже - задевала. Почему-то жаль было, что его застывшее лицо не озаряется лукавой ухмылкой, разом превращавшей сурового повстанца в славного симпатичного парня.

   "Да ты сдурела, коза! - одернула сама себя Люся, вдруг испугавшись этих мыслей. - Нашла на кого заглядываться, овца ты тяньшаньская! На гопника узкоглазого! Да он же помер за две тыщи лет до твоего рождения, дурында!"

   Ругань, даже мысленная, отрезвила девушку, но если бы командир Лю надумал улыбнуться... К счастью, не надумал. Наоборот, насупил черные брови и, указав на Верного, молвил:

   - Соблаговолит ли благородная госпожа снизойти до этого жалкого одра?

   Это было уже слишком. Люся прищурилась и огрызнулась:

   - Ладно, ты сам дурак, на всю голову тронутый, но коня-то не позорь! Хочешь дальше выделываться - воля твоя, но жеребца обижать не позволю! Он всяко поумней хозяина будет.

   Верный тряхнул гривой и пристукнул копытом, словно соглашался.

   У Лю Дзи в глазах промелькнуло что-то этакое, непонятное, но от своего решения он не отступил. Склонился, подставил скрещенные руки и предложил:

   - Пожалуйста.

   Дескать, залезай, лисица-сестрица.

   - А ты?

   - Этот простолюдин не настолько неотесан, чтобы предложить небесной госпоже ехать с ним на одном коне, - отрезал командир Лю голосом отнюдь не смиренным. - Жалкий крестьянин поведет жеребца в поводу.

   - И мы до той горы через месяц доберемся! - взвыла Людмила, теряя всякое терпение. - Спятил? Или тебе не надо... что там тебе надо? Воевать? Восставать?

   Повстанец ответил равнодушным пожатием плеч, мол, правила приличия - превыше всего. Но Люся вдруг почувствовала себя настоящей хулидзын - властной, коварной и бесстыжей. И приказала тоном, не подразумевающим возражений:

   - Мы поедем на одном коне. Я - спереди, ты - сзади. Я всё сказала.

   И протянула ему сверток со своими невеликими пожитками, чтобы приторочил к седлу. А потом, не дожидаясь помощи и демонстративно игнорируя подставленные ладони, сама взгромоздилась на Верного, усевшись впереди седла по-дамски, боком. Перспектива отбить и стереть себе всё за несколько часов скачки по горам и долам ее совершенно не прельщала.

   Люся даже не заметила, как невозмутимый Лю Дзи вспрыгнул в седло позади нее. И тем паче невдомек ей было, что когда он протянул руки, чтобы подхватить повод, не был командир Лю ни равнодушным, ни невозмутимым. Это только самозваной хулидзын казалось, что, даже сидя с нею на одном коне, мятежник остается холодным и отстраненным, словно не три шага даже между ними, а три версты. Или, по китайским меркам - шесть ли.

   А путь до горы, где в храме Матушки Нюй Ва ждала сестру Татьяна, был еще ой как долог...

  

   Обновление от 15.11

  

   Татьяна

  

   Сколько продлилась скачка неизвестно. Хватка у Сян Юна была железная, плащ закрывал обзор, и Тане не то что сопротивляться, ей даже вдохнуть лишний раз было сложно. Оставалось дожидаться, когда Серый остановится. Ведь не могло же бедное животное нестись галопом столько времени. Наконец-то галоп перешел в рысь, а затем в шаг, и тут уж Таня пошла в атаку. Улучив момент, когда генерал ослабил руку, девушка умудрилась извернуться и впиться зубами в предплечье Сян Юну. Кусала нешуточно, со всей силы, точно цепная псина. Мужчина от неожиданности вскрикнул, дернулся и Татьяна в миг змеей сползла на землю. Хотела было броситься бежать назад по дороге, но генерал заступил дорогу.

   - Fils de pute! /сукин сын/ - не помня себя закричала Таня в прямо лицо похитителю. - Ta mere la pute! (твоя мать шалава) Encule! (урод)

   В момент наивысшего душевного смятения она всегда переходила на французский. Гимназическая привычка брала вверх и с языка срывались гортанные слова, вызубренные из соображений юношеского протеста против самоуправства взрослых.

   Китаец глядел на девушку сверху вниз своими черными бесстыжими глазами и молчал, точно терпеливо ждал, когда пленница одумается и начнет наконец-то радоваться своем "счастью".

   - Le con! - взвизгнула Татьяна и со всего маху влепила Сян Юну звонкую пощечину.

   Ничего подобного генерал, видимо, в жизни своей не испытывал. В его мире женщина никогда не посмела бы ударить мужчину-аристократа.

   Следующий замах генерал перехватил на полдороге от своей щеки. И еще один, только с другой стороны -- тоже. В конце концов, он был воином и с раннего детства учился отражать нападение и отводить удар меча.

   - Что ты такое сказала и почему дерешься? - с интересом спросил он. Без всякой злости. Словно решил полюбопытствовать новым видом кузнечика или бабочки. Исследователь чертов!

   - Потому что ты похитил меня, скотина, - прошипела Татьяна. - Украл меня, понимаешь? Словно я вещь!

   - Ты же сама хотела встретиться с сестрой, с хулицзын, - с притворной улыбочкой заявил Сян Юн. - Думаешь, она сама тебя найдет?

   - Её братец Лю Дзи отыщет, он мне обещал! - воскликнула Татьяна, обиженная из-за такого несерьезного отношения к её правам. И попыталась пнуть негодяя по лодыжке, точно хулиганка.

   Зря она напомнила о предводителе мятежников, но было поздно. На скулах древнекитайского генерала заиграли желваки, меж бровями прорезалась гневная складка, а глаза налились дурной кровью.

   - Соскучилась, значит, по братцу Лю? - спросил он почти беззвучно, одними губами. И сделал шаг вперед. Ближайшая цель читалась прямо по лицу Сян Юна, не нужно быть ясновидцем. Сейчас этот зверь в человечьем обличье повалит на землю, разорвет одежду и...

   Утробный страх, зародившийся где-то в низу живота, парализовал Таню. Животный инстинкт истошно кричал "Беги!", но её ноги стали вдруг совершенно ватные. Она уже видела себя лежащей на земле, под озверевшим от похоти мужиком, растерзанной, растоптанной, уничтоженной. И душа её, стремясь сберечь себя от разрушения, удивительным образом отделилась от тела, маленькой птичкой взлетела повыше, и уже оттуда стала наблюдать, как Сян Юн придвинулся вплотную, схватился за отвороты ханьфу, собираясь одним движением сдернуть с плеч.

  

   Горячие и твердые, точно раскаленные гвозди, пальцы Сян Юна коснулись обнаженной кожи на шее девушки. Словно он тавро ставил, клеймил собственность, так было больно. Но эта боль неожиданно отрезвила.

   - Прокляну, - шепотом сказала Татьяна, глядя генералу прямо в глаза, зрачок в зрачок.- Прокляну на семь поколений вперед. А ты, если тронешь меня, умрешь опозоренный и всеми брошенный.

   И так зловеще это прозвучало, что Сян Юн вздрогнул и невольно отстранился.

   - Тебя загонят, как зверя, и ты сам перережешь себя горло, - продолжала Таня, чувствуя себя во всех смыслах Кассандрой на развалинах Трои. - А потом тело твое рассекут на пять частей и...

   - Замолчи!

   Жестокие слова Небесной девы сразу охладили любовный пыл генерала. На то и был расчет. Вовремя вспомнился Сыма Цянь и описанная в его "Исторических заметках" трагическая судьба чуского князя. И подумалось внезапно: "Что, если Кассандра тоже была из будущего?", но Татьяна отогнала эту странную мысль. Участь древнегреческой пророчицы её не прельщала совершенно.

   - Это твое пророчество, Тьян Ню? - спросил генерал уже совершенно иным тоном. - Такую участь ты мне предрекаешь?

   - Если тронешь меня, так и будет, - отрезала она. - Яшмовый Владыка не для того послал меня на землю, чтобы ты, словно какой-то разбойник, тешил свою похоть.

   - Ты ведь могла улететь, но не улетела, - Сян Юн растерянно пожал плечами. - Я решил, что ты не против.

   "Ну что, старый дурак, хороший образ у тебя получился? - взвыла Таня, мысленно обращаясь к Ли Линь Фу. - Долетались!"

   - Теперь ты точно знаешь: я -- против! Верни меня обратно в деревню, - и подумав добавила. - Пожалуйста. Мы ведь были друзьями.

   Сян Юн задумчиво потер укушенное место. Словно ему так уж сильно больно.

   - Нет, Тьян Ню, друзьями мы не были. Мужчина и женщина не могут быть друзьями.

   - Неправда! Предводитель Лю... - заикнулась было девушка. И тут же сама себя за язык укусила. Не стоило снова поминать это имя, ох не стоило. Сказано, язык мой -- враг мой.

   Генерал зло прищурился. Если секунду назад он еще колебался, то теперь принял окончательное решение и его не изменит даже под страхом казни.

   - Хватит болтать. Давайте, прекрасная госпожа, я вас подсажу и мы продолжим наш путь. Вы поедете в седле, а я сзади. Для надежности.

   И ладонь подставил, чтобы Таня поставила на неё ногу, как на ступеньку, давая понять -- дискуссия закончена.

   - Я никуда с вами не поеду, - твердо сказала девушка и отступила на шаг.

   Сян Юн какое-то время глядел на неё задумчиво, но позы не менял.

   - Ну и? Почему вы стоите и не улетаете? - полюбопытствовал он. - Я же вас не держу.

   "Ли Линь Фу, ты - старый маразматик", - подумала Таня. В то же время она лихорадочно искала логичное объяснение нарушению своих аэродинамических свойств. И нашла:

   - Я могу летать только возле храма моей богини, где исходит её благодать. В остальных местах Поднебесной я хожу по земле, как обычная женщина. Иначе Яшмовый Владыка послал бы меня к людям в виде облака или птицы.

   - Понятно, - безропотно согласился Сян Юн и добавил строже и серьезнее. - Тогда и поступайте как обычная женщина: не спорьте с мужчиной, не перечьте и подчиняйтесь.

   Он просто подхватил Татьяну под локоть, просунул ладонь под пятку и закинул в седло, а затем с невероятной легкостью и быстротой вскочил на круп коня. Левой рукой генерал обвил талию, другой держал повод. Как бы там ни было, а сила этого человека потрясала воображение. Совсем ведь недавно трупом бездыханным лежал, вчера хромал, и наверняка, прямо сейчас у него болит каждая косточка. Но ничего, кроме ледяного спокойствия, по лицу не видно.

   - Поехали домой, друг мой Серый.

   - Генерал! Так нельзя! - бессильно возмутилась Таня

   Но вместо ответа Сян Юн уткнулся носом ей в затылок, звучно вдохнул и проворковал:

   - Ваши волосы мягче даже совиного пуха. Я так и думал.

   Девушка тут же притихла и замерла, не рискуя снова возбудить в чуском князе грубую страсть.

   - Почему они такие короткие?

   - Так надо!

   - Отрастут хоть?

   - Обязательно.

   - Тогда я хочу дождаться, - удовлетворенно мурлыкнул Сян Юн.

   "Черт! Я опять наболтала лишнего, - мысленно шлепнула себя по губам Таня. - Что ж, я теперь этого висельника буду целый год терпеть?"

   И вдруг генерал издал какой-то дикий вопль и пришпорил Серого. Навстречу по дороге скакали вооруженные всадники в доспехах и с узкими белыми флажками на длинном древке за спиной. Не нужно было иметь семи пядей во лбу, чтобы догадаться, кто они такие. Соратники Сян Юна, конечно. Они быстро приближались, издавая радостные вопли.

   - Вот дерьмо, - сказала Таня по-французски.

   Её последняя надежда как-нибудь сбежать из-под опеки генерала Сяна, пока они не отъехали от храма Нюйвы слишком далеко, растаяла окончательно и бесповоротно.

  

   Люси

  

   Они проехали... ну, много, наверное, проехали. Люсе было сложно оценивать расстояние на незнакомой местности. Она по праву гордилась умением ориентироваться что в незнакомом городе, что в безлюдной глуши, неплохо читала карты и даже умела брать азимут. Папенька даже поощрял эти недевичьи наклонности. Умилялся, помнится, "первооткрывательницей" называл, когда маленькая Люси торила новые тропы в зарослях бурьяна на берегу сонных речек и прудов тогда, в благословенном и далеком детстве. И отроковицей мечталось Людмиле не о балах и раутах, кухаркиной дочке все равно недоступных, а о покорении диких земель и усмирении папуасов. Или эскимосов, не суть важно.

   Знать бы тогда, что осваивать придется древний Китай, а покорять - доисторических китайцев! Особенно одного конкретного китайца. До дыр зачитанные в отрочестве Майн Рид с Жюль Верном и в кокаиновом бреду не смогли бы вообразить такое путешествие за край света, какое выпало двум русским девушкам.

   Карты Люсе не хватало. И компаса. Любопытно, а китайцы его уже изобрели или еще нет?

   Ехалось ей, впрочем, неплохо. Обидчивый командир Лю держал себя как глиняный истукан, а не живой мужчина. Людмила поначалу опасалась: мало ли что наболтал древний мятежник про сестру и храм? Может, он, не дай Бог, Танюху прикопал где-нибудь в овраге, а медальон с трупа снял? Но если бы Лю Дзи хотел навредить, к чему лишние сложности? Она ведь спала при нем, но мужчина, способный скрутить ее одной рукой (той, которая здоровая), и шагу лишнего в ее сторону не сделал. Стало быть, правду сказал. И везет действительно к сестре, а не в очередной бордель продавать.

   Чутье на опасность, в отношении памятного офицера Ляна криком заходившееся, сейчас упрямо молчало. Наоборот, от командира Лю исходило необъяснимое ощущение безопасности, а рука его, с обманчивой небрежностью державшая повод Верного, лишь страховала Люсю от падения. Никаких попыток тайком облапать, как бы ненароком ухватить за деликатные места, ни пошлых шуточек, ни сальных взглядов. Вообще никаких взглядов и шуточек, если совсем честно говорить. Древнекитайский повстанец вез ее так... равнодушно, словно Люся была и не женщина вовсе. И - да, это тревожило.

   День клонился к вечеру, когда с подозрительных тропок они выехали на уже знакомую Людмиле по недавним скитаниям дорогу. С холма открывался вид на придорожную деревеньку - стайка приземистых, словно игрушечных домиков в окружении квадратиков полей. Лю Дзи придержал Верного и впервые за несколько часов обратился к спутнице:

   - Госпоже лучше прикрыть волосы.

   Люся, оказывается, успела привыкнуть к его молчанию, так что даже удивилась, что эта статуя вдруг заговорила.

   - А? Разве моего шарфа мало?

   Бамбуковую шляпу девушка благополучно потеряла еще во время выуживания командира Лю из реки. Уплыла шляпа. Но шарф, которым Люся обмотала голову на манер чалмы, вроде бы до сих пор китайца устраивал.

   - Госпожа благословлена небесно-белой кожей и глазами, подобными облакам. В Поднебесной не сыщешь похожих женщин.

   На комплимент эта сухая констатация походила мало.

   - И что? Раньше тебя это не заботило. Мало ли кого ты везешь в седле.

   - Лисицу-демона везу, - Лю Дзи усмехнулся. - Кого же еще? Слухи о проклятии хулидзын уже разнеслись по уезду. Если госпожа прикроет голову и лицо, люди подумают, что мятежник Лю просто нашел себе женщину. Но если госпожу увидят вблизи, скажут, что в седле мятежника Лю сидит несчастье, демоница, погубившая целый город.

   - Какое еще проклятие? - Люся извернулась так, чтобы оказаться с ним лицом к лицу, и тревожно нахмурилась. - Что значит - город погубила? Когда это? Какой?

   - Госпожа, должно быть, запамятовала, что благородный князь Сян Юн разрушил город Фанъюй, когда вызволял госпожу из плена.

   Людмила похолодела. До сего момента она как-то не задумывалась о генерале Сяне в таком смысле. Ведь он спас ее, так разве важно, как именно? Но - целый город? Вот так взял и разрушил? Просто так?

   Она сама не заметила, что сказала это вслух. Непроницаемое лицо предводителя Лю вдруг потемнело.

   - Взял и разрушил, - подтвердил он. - А скольких людей убил при этом, он, должно быть, и сам не ведает. Благородные князья редко утруждают себя такими подсчетами. Но не просто так, конечно. Из-за проклятия хулидзын, которую держали там в клетке.

   - Но я тут не при чем! - воскликнула девушка. - Погоди... ты тоже в это веришь? В проклятие?

   Повстанец молчал так долго, что "хулидзын" всерьез забеспокоилась и даже поерзала, чтобы напомнить о своем существовании.

   - Если бы верил в проклятия, госпожа не прожила бы и часа после нашей встречи, - наконец разомкнул уста Лю Дзи. - Так что, нет, не верю.

   - А... город?

   - Смешно винить женщину в том, что совершают мужчины, - древний китаец пожал плечами. - Но эти люди, - он махнул рукой в сторону деревни, - темны и невежественны, оттого и жестоки. Они - верят и в лисиц-демонов, и в лисьи чары. Поэтому госпоже следует прикрыть лицо и волосы.

   Вот так вскользь намекнув, что сам-то он, оказывается, в лисьем колдовстве очень даже сомневается, предводитель Лю терпеливо подождал, пока настороженная Людмила зароется в складки ханьфу так, чтобы только глаза виднелись, и тронул коня. Верный пошел упругим ровным шагом. Люся же вся извелась в ожидании - когда же они проедут селение? Когда можно будет выбраться из кокона? Вот уж точно - не знаешь, куда глаза девать! Она опустила голову пониже и даже не заметила, как дорога сменилась деревенской улицей.

   - Надо покормить Верного и дать ему отдохнуть, - вдруг молвил Лю Дзи, спрыгнул наземь и протянул к ней руки. - Пусть госпожа простит неотесанного мужлана.

   Люся и пискнуть не успела, как уже оказалась прижата к груди мужчины. Мятежник обхватил ее так надежно и крепко, так старательно прикрыл от чужих взглядов, что брыкаться стала бы лишь последняя дура. Вот Людмила и не стала.

   - Эй, хозяин! - с ноги отворив калитку в какой-то дворик, зычно позвал Лю. - Найди-ка мне горшок лапши, кувшин вина и комнату, чтоб поспать. Да за конем присмотри. А уж я не обижу!

   - Добро пожаловать, Пэй-гун! - услышала Люся и поняла, что мятежник Лю и впрямь пользуется популярностью среди местного населения. Вот только хорошо это или плохо для нее самой - вот в чем вопрос...

  

   Люси и Лю Дзи

  

   Люся так вымоталась, что ее даже не беспокоила перспектива провести ночь в одной комнате с мужчиной, наедине. Тем паче что командир Лю, видимо, уже корил себя за приступ красноречия и снова замкнулся, сделался неразговорчивым и тихим, на вопросы отвечал односложно, а потом и вовсе куда-то ушел. Девушка пождала-пождала, да и задремала, прикорнув на соломенном тюфячке. На крошечном постоялом дворе кроватей не водилось, и путникам предлагалось спать практически на покрытом циновками глинобитном полу. Сквозь тонкие дощатые стены свободно проникали звуки, и пылинки танцевали в косых лучах закатного света. Где-то неподалеку готовили пищу, что-то звякало и трещало, запах наваристого куриного супа щекотал обоняние, но спать Люсе хотелось гораздо сильнее, чем есть. Веки ее сомкнулись, будто кто-то задул свечу.

  

   Впервые за несколько лет Людмиле снился отец. Нет, даже не он сам, а его голос. Круг желтого света от лампы, теньканье комаров, кружевные тени занавесок, туман, белой волной накрывающий сад, и одуряющий запах сирени. Мирный, сонный май на даче в Териоки, зарницы в светлом ночном небе, дальний гром, нестрашный, едва слышный. Девятьсот четырнадцатый год. Фройляйн Ланге подслеповата и туга на ухо, поэтому удрать от бонны для тринадцатилетней Люси ничего не стоит. Можно прокрасться на веранду до того, как подадут кофе и сигары, затаиться под круглым столом, спрятавшись под скатертью, свисающей до самого пола - и слушать, слушать без конца, как батюшкин гость, человек с лицом некрасивым и длинным, негромко читает:

   - А тихая девушка в платье из красных шелков,

   Где золотом вышиты осы, цветы и драконы,

   С поджатыми ножками смотрит без мыслей и снов,

   Внимательно слушая легкие, легкие звоны.

   - Бесподобно, Николай Степанович, бесподобно! - восклицает отец. - Но когда же вы решитесь снова в Китай? Ах, как созвучно песням "Шицзин" ваше:

   - Луна восходит на ночное небо...

   - Полно, это всего лишь замысел, и неизвестно, допишу ли... А вы, Петр Андреевич, в следующую экспедицию собираетесь этой осенью?

   - Будущей весной, голубчик, не раньше, - вздыхает профессор Орловский, украдкой поглядывая на дверь, словно кто-то из домашних может его услышать. - А теперь... не прикажете ли коньячку?

   - Фройляйн! - в неспешную беседу вдруг врывается резкий голос бонны. - Фройляйн Люси, извольте показаться из вашего укрытия не-за-мед-ли-тель-но!

   Отец и гость смеются, а голос все зовет и зовет: "Фройляйн Люси! Люси!.."

  

   - Госпожа Лю Си!

   Людмила встрепенулась и спросонья не сразу сообразила, почему у фройляйн Ланге вдруг прорезался мужской голос.

   - Просыпайтесь! - заметив, что она открыла глаза, мятежник Лю жестом показал на большой глиняный горшок на низком столике, кувшин и пару плошек. - Я принес поесть.

   Выглядело он чем-то встревоженным, но божественный запах куриного супа с потрохами полностью завладел вниманием Люси. Она вдруг вспомнила, что не ела уже целый день - и это если считать за нормальную еду жесткие лепешки и несоленую рыбу. А куриный бульон с домашней лапшой вообще оставался смутным воспоминанием из невозможно-далекой, нормальной еще жизни, где не было никаких китайцев, кроме древних авторов из папенькиной библиотеки.

   Горячий, густой, с янтарными каплями жира, он заманчиво сверкал в щербатой глиняной плошке, а аромат кружил голову лучше любых духов. В животе у небесной лисы заурчало, и она даже зажмурилась, чтобы обуздать себя и не наброситься на эту прекрасную, восхитительную еду как дикий зверь.

   Лю Дзи только хмыкнул беззвучно, глядя, с каким неженским аппетитом уплетает небесная гостья немудреную крестьянскую еду, которой любой благородный господин побрезговал бы даже в голодный год. Надо же, и эта посланница Небес, совсем как ее сестра, благосклонно вкушает человеческую пищу, не требуя ни свежей печени, ни мужских сердец под кисло-сладким соусом и с гарниром из молодых стеблей бамбука. Видать, лисы небесные, совсем как их земные товарки, готовы довольствоваться куриными потрохами, если совсем уж туго.

   Командир Лю и сам был голоден, но большую часть горшка отдал лисице. Пусть наедается. А когда она, облизнувшись, с довольным фырканьем отодвинула опустевшую посуду и улыбнулась, сытая и умиротворенная, понял, что жертва его того стоила. Девушка взглянула на него снизу вверх, глаза ее блестели оживленно и радостно, нежные губы трепетали в улыбке, подобно лепесткам цветущей сливы...

   - Благодарю, - молвила она, и Лю Дзи тряхнул головой, отгоняя наваждение.

   Узнать, каковы эти губы на вкус, он еще успеет. Непременно. Обязательно. Торопиться нельзя. Эта дева - не вражеская крепость, чтобы брать ее силой, и не потайная комната в доме циньского чинуши, чтобы пробираться к ее сокровищам тайком. Тут требуется более изощренная тактика. Но братец Синь зря упрекал Лю Дзи в отсутствии мышления, потребного полководцу. Нужная стратагема уже сама собой выстраивалась в мозгу мятежника. Много ли радости в насилие или обмане? Женщины всегда приходили к Лю сами, а многие из них даже денег с него не брали. Нельзя, конечно, сравнивать девиц из веселых домов и небесную лисицу, но ведь она тоже женщина? Пусть необычная, пусть чужая, но женщина. И первое и основное отличие - эту он хочет в жены, в не просто в постель. Значит, придется потрудиться. Значит...

   Где-то снаружи трижды ухнула сова, и Лю Дзи разом забыл и о женщинах, и о лисах.

   Он вскочил и замер, прислушиваясь, а потом вдруг растянулся прямо на полу, прижимаясь к нему ухом. Точно! Стук копыт... а вот и топот множества ног, обутых в солдатские сапоги. Один только вопрос - Чу или Цинь? Первое - просто паршиво, но второе - паршиво очень.

   - Что случилось?

   Командир Лю поднял голову. Лиса присела рядом на корточки, крепко сжимая рукоять чуского кинжала, и в прозрачных ледяных глазах не было ни капли обычного женского страха. Только тревога и готовность к драке.

   - Солдаты, - коротко сказал он.

   - Солдаты Цинь или Чу? - хулидзын соображала не просто быстро, а едва ли не шустрее его самого.

   - Пока не знаю... - начал Лю, но тут за стенкой трижды гавкнули, и он рыкнул от досады: - Чу! Эх, не вовремя!

   - Мы можем сбежать? - девушка деловито огляделась и помрачнела. Выход из комнаты был только один. Никаких окон и лазеек. - Ох, а Верный? Они же найдут твоего коня!

   - Верного я за деревней спрятал, - отмахнулся мятежник. - Погоди. Может, просто мимо пройдут.

   - Это ночью-то? Вряд ли, - лисица покачала головой, и Лю снова успел поразиться ее хладнокровию. - Если ты выглянешь...

   - Точно! Сиди тихо, я сейчас, - и мужчина тенью выскользнул наружу, но почти сразу же вернулся. - Обшаривают дома. Кого-то ищут.

   Раздраженные окрики, причитания женщин, хлопанье дверей, звон и ржание приближались стремительно.

   - Меня, наверное, - мрачно сказала хулидзын. - Поганый дядюшка, видать, не угомонился!

   - Не бойся, - жестко заявил Пэй-гун. - Никакие дядюшки тебя не отберут, пока я жив. И племянники - тоже. О! Дай-ка мне этот кинжал. На нем знак Сян Юна, может, сумею им голову задурить...

   Девушка без возражений протянула ему оружие, на миг застыла, задумавшись, а потом вдруг одним движением сбросила верхний халат.

   У Лю Дзи глаза на лоб полезли.

   - Что?..

   - Мысль! - кратко бросила она, подпрыгивая, чтобы быстро стряхнуть мужские штаны. - Раздевайся и лезь ко мне!

   Хулидзын шмыгнула под одеяло и приглашающе приподняла один край.

   - Ха! - мятежник Лю понял идею, и план ему понравился. - Укройся с головой, но выстави наружу ножку.

   Снимать халат-пао совсем он не стал, чтобы не открывать раненое плечо, зато распустил волосы и сел рядом с лисицей, изо всех сил напуская на себя вид встревоженный и недовольный. Добропорядочный человек ведь не будет доволен, если его среди ночи побеспокоят солдаты и оторвут от теплой женщины?

  

   Они успели как раз вовремя. Солдаты Сян Юна стучаться в двери не привыкли, распахивали с ноги. В крохотную комнату вломилось сразу трое, и там сразу стало очень тесно. Впрочем, если дойдет до боя, то теснота и темнота станут верными помощницами мятежнику Лю. У него опыт поножовщины во всяких злачных местах имелся о-очень солидный, а чусцы со своими мечами и копьями в такой комнатенке попросту не развернутся. Но до драки доходить ему очень не хотелось.

   - В чем дело? - со сдержанным возмущением спросил он. - Уважаемые воины, почему вы нарушаете покой в такой час и пугаете мою жену?

   Лисица, умничка, дрыгнула белой ножкой, по самую коленку высунув ее из-под одеяла, и что-то пропищала. И все взоры, естественно, сошлись на непристойно обнаженной щиколотке и стройной икре. Главный из троицы чусцев прочистил горло смущенным кхеканьем и пробухтел:

   - Это ваша жена?

   - Разумеется! - раздраженно ответил Лю, а сам незаметно выдохнул. Им просто невероятно повезло. Видать, у ребят Сян Юна был приказ не зверствовать, иначе хулидзын за эту самую голую ногу из постели бы и вытащили. То есть, попытались бы. После того, как перешагнули через труп предводителя Лю, не раньше.

   - Достойные воины, проявите сочувствие! - отвлек он солдат от созерцания женских прелестей. - Мы с женой и так пострадали. Нарвались по дороге сюда на мерзавцев из Цинь...

   - Цинь? - встрепенулся старший. - Где это было? Много?

   - Целый отряд конников. С арбалетами, - Лю Дзи для разнообразия сказал истинную правду. Он же действительно встречал недавно отряд циньцев, разве не так? - На Северной дороге, там, где начинается ущелье. Мы еле ноги унесли от этих ублюдков.

   Хулидзын из-под одеяла снова жалобно пискнула.

   - Бедняжка теперь прячется от одного вида чужих мужчин, - пожаловался мятежник. - Ума не приложу, что с нею делать. Совсем головой тронулась. Может, в храме Матушки Нюй Ва помогут...

   - Значит, на Цветочную гору идете? - уточнил командир. - Так-так... - и вдруг резко рявкнул, рассчитывая напугать. - А сам кто таков?!

   - Охотник из Фэна, - Лю изобразил легкий испуг и огромное почтение. И решил, что пора продемонстрировать чуский кинжал. - Да я же вашего благородного князя знаю! Вот, видите? Сам князь изволил мне пожаловать это оружие.

   Клеймо дома Сян на ножнах подействовало именно так, как и должно было. Старший из чусцев сразу стал вежливей, а его подчиненные и вовсе попятились к выходу.

   - За какие же заслуги, а?

   - Да ерунда, навел как-то господина на тигриное логово. А дальше уж он сам! Эх, братья, видели бы вы, как доблестный князь его взял! Одним выстрелом! Прямо в глаз! В прыжке!

   Лиса вдруг ощутимо ткнула его в бок, и Лю понял, что увлекся, и побыстрей свернул рассказ:

   - В общем, повезло вам с генералом, братья. Таких отважных князей теперь и не сыщешь, не то, что в древности...

   - Да, наш господин такой. Настоящий герой! Ладно, бывай, охотник. За женой приглядывай получше, да не выпускай на двор, пока не уедем.

   - А кого хоть искали-то?

   - Бабу с белыми волосами, - отмахнулся вояка. - Эх, да разве такую найдешь! Лиса - она и есть лиса. Где ж с лисьими чарами совладать...

   Лю Дзи подождал, пока солдаты окончательно уберутся с постоялого двора, осторожно выглянул за дверь, убедился, что беда миновала, и только затем откинул край одеяла. Лисица глянула на него искрящимися от смеха глазищами, такими яркими, что Лю показалось, будто они светятся в полумраке.

   - А ведь этот грубиян из Чу в чем-то прав, - заметил он, улыбаясь в ответ на ее улыбку. - Лисьи чары - такие, где уж с ними справиться обычному человеку...

   И наклонился ближе, понимая, что делает совершенно не то и абсолютно не вовремя, но не в силах себя остановить.

  

   Люси

  

   Конечно, это были чары, только, разумеется, не лисьи. Нет, тут сработало другое колдовство: и чувство облегчения от едва миновавшей опасности, и веселое возбуждение от удачной уловки, и общий, один на двоих, смех, и, что уж греха таить, близость и тепло полуобнаженных тел. Люсю трясло то ли от пережитого страха, то ли от смеха. Она, и под одеялом прячась, и чувствуя, как чужие взгляды обжигают ее выставленную напоказ ногу, думала не о чуских солдатах и не о том, что они могут с ней сделать, если найдут. Нет, совсем даже не о том. Между ней и чужим, враждебным миром вдруг словно выросла надежная стена, притом живая, теплая и... ничуть ей самой не угрожающая. Нет, не стена даже - стены Людмила недолюбливала, и если не удавалось разбить или снести, предпочитала перелезать или обходить. Не стена, а щит. Щит ведь лучше стены, его можно опустить, когда беда больше не угрожает, да и с собой носить не так уж тяжело.

   Там же, под одеялом, девушку вдруг настигло и странное чувство общности. Она внезапно ощутила чужого ей, в общем-то, древнего мужчину как себя, словно они оба были частями чего большего, как правая рука и левая. Он говорил, а она беззвучно шевелила губами, и слова были теми же самыми - Люся и сама лучше бы не придумала. Он поднял руку в приветливом жесте, а девушка, даже не видя, почуяла это движение так, словно это она сама, а не командир Лю, показывала чусцам кинжал их генерала. Будто она стояла за плечом Лю Дзи... Нет, не так! Будто она в тот момент стала мятежником Лю, разделила с ним одно тело и общие мысли, общие чувства, и желания - тоже общие.

   Именно поэтому она уже знала, что он сделает, знала раньше, чем встретилась глазами с его взглядом, одновременно тяжелым и странно растерянным. Знала прежде, чем он наклонился, скользнув длинными прядями распущенных волос по ее обнаженным рукам. Знала и даже ждала этого движения, этого осторожного, очень бережного касания губами губ. Мятежник и повстанец словно спрашивал разрешения, и, похоже, едва ли не впервые в жизни. Люся и это поняла, каким-то запредельным чутьем почуяла, как настоящая многохвостая лиса, которой ведомы все вещи под Небом.

   И это было так естественно, так понятно и просто, что девушке и в голову не пришло противиться. Как можно отталкивать часть самого себя? Все равно, что левой руке - отвергать правую! Она бы подумала об этом, если оставалась в состоянии думать. Но мысли разом улетучились, остались только эмоции, а поцелуй все длился и длился, и прекращать Люсе не хотелось совсем. Она не заметила, как приподнялась и села, не осознала, что уже не просто разрешает, а сама чуть ли не берет без спроса, и если бы им обоим не нужно было еще и дышать...

   Способность соображать вернулась разом к обоим, но первым одумался Лю. В голове девушки еще не успела родиться и окрепнуть паническая мысль: "Боже мой, я целуюсь с человеком, который умер до Рождества Христова!", а доисторический мятежник уже отпустил ее, но совсем отстраняться не стал. Так они и сидели друг против друга, не отводя глаз, и вид у командира Лю был такой потерянный, словно его оглушили. Себя-то Люся видеть не могла, но чуяла - у нее взгляд такой же шальной и изумленный.

   - И... что это было?

   Она спросила первой, потому что поняла - сейчас он придет в себя окончательно, отскочит на пару шагов и заведет старую песню насчет "недостойного крестьянина" и "смиренного ожидания казни". И на этот раз - всерьез.

   Вопрос подоспел вовремя. Лю Дзи словно очнулся, тряхнул головой, глянул на свои руки так, будто впервые их увидел, и растерянно пожал плечами:

   - Не знаю. Наверное, порыв или...

   Люся нетерпеливо фыркнула. Оправдания насчет поцелуев ее интересовали в последнюю очередь. То есть, поцелуя. Одного. Пока одного. Потому что будут и другие, не могут не быть.

   - Я не о том! - отмахнулась она. - Я о другом. Почему это было... так?

   Она даже разозлилась от невозможности объясниться словами то, что имела в виду. Описать ту непонятную общность и естественность, которые никуда не делись. И доверие. "Почему я тебе доверяю?" - вот что она хотела спросить, но Лю понял без слов и ответил именно на этот незаданный вопрос:

   - И этого тоже пока не знаю. Ничего, если я не стану извиняться?

   Честность его была воистину подкупающей. Наглость, впрочем, тоже.

   - Тогда и я не стану, - Люся весело прищурилась. Все правильно. Извиняться - значит, показывать, что ты сожалеешь. А сожалеть им обоим было не о чем.

   - Мы остались живы, - покачал головой Лю, приводя в порядок одежду. - Вот что удивительно! Небеса опять отвели от меня смерть... второй раз за три дня! Если это лисьи чары, то они просто замечательные. Мне нравится.

   - Никаких чар, - девушка тоже решила, что пора бы одеться. Его она совсем не стеснялась и не опасалась, но разгуливать в одном только нижнем белье было неуютно. Да и холодно. - Никаких чудес. Мы остались живы, потому что ты нас спас.

   - Нет, не так! - мятежник стремительно обернулся и глянул так, словно они опять целуются. - Мы нас спасли. Мы вместе. Мне не стыдно разделить победу с женщиной, и вот это у меня точно в первый раз.

   Люся просто кивнула. Такое признание стоило всех поцелуев мира, и уж это-то она прекрасно поняла.

  

   "Я сидела на маленькой резной скамеечке в центре огромного походного шатра, слушала как шелестят на ветру флаги, и вспоминала, что нам говорили на уроках Закона Божьего касательно участи душ людей, умерших до рождения Христа. Ад, их всех ожидал ад".

   Дневник Тьян Ню

  

   Глава 9. Честность - лучшая политика

  

   "Если бы люди всегда говорили, что они думают на самом деле -- о себе ли, о других ли, наш мир был бы совсем иным. В чем-то гораздо хуже, но во многом определенно лучше. И уж точно опасных иллюзий у его обитателей заметно поубавилось бы".

Дневник Тьян Ню

  

   Тайвань, Тайбэй, 2012

  

   Ин Юнчэн

  

   К себе домой Ин Юнчэн вернулся лишь ближе к ночи, когда на небе, темном и высоком, уже начали одна за другой вспыхивать крошечные иглы звезд. На душе у него было неладно. Вроде бы ни в чем не обманул он уважаемых родителей своих, а вот гляди же, как неудачно все обернулось! И что теперь делать?

   Этот вопрос совсем не давал ему покоя, и он метался по апартаментам в состоянии, которое подозрительно напоминало панику. Познакомить отца и матушку с Сян Джи парень, пожалуй, был даже не прочь, но толку из этого - по крайней мере, сейчас - выйти не могло. Никакие силы не заставят их принять в их семью дочь председателя Сяна. Да и сама принцесса...

   Ин Юнчэн усмехнулся, представив, как взвилась бы девушка на дыбы, предложи он ей сыграть роль его нареченной, - и почти сразу раздраженно чертыхнулся.

   Не стоило, ох не стоило ему воображать лишнего. Теперь в мыслях своих, вместо того, чтобы беспокоиться о куда более важных проблемах, он вновь видел Сян Джи, ее губы и руки, ее тело, чьих округлых изгибов совсем не скрывала мокрая одежда там, на дороге.

   Парень решительно потряс головой и пошел в душ.

   Зажмурившись, он долго стоял под струями ледяной воды, а потом, и не подумав обтереться, выключил свет, подошел к большому, во стену, панорамному окну и долго смотрел, как в ночном сумраке переливается, сверкает, словно раскрытый ларец с драгоценностями, Тайбэй.

   Спать совсем не хотелось, но Ин Юнчэн все же лег на прохладные простыни. С прикроватной тумбочки синим глазом подмигивал электронный будильник, с едва слышным, почти неразличимым гулом работал кондиционер, и вскоре парень сам не заметил, как задремал, упал в сновидение, словно в глубокий темный колодец.

   ...Сил не было - ни бежать, ни сражаться. Кровь заливала лоб и глаза, и сквозь красную пелену мир казался зверем, дрожащим от ярости, рвущем глотку в бешеном реве. Гудело, бормотало, шептало вокруг - может, это ветер целовал своими прозрачными губами ветви деревьев, пересмеивался, шутя, с речными духами? Или это кружились вокруг него, понукая лошадей, враги?

   Он двинул было рукой, чтобы убрать с лица пряди длинных, выбившихся из узла волос, и вздрогнул при виде своих - своих ли? - пальцев. Покрытые мозолями и порезами - никогда его ладони не были такими. Или были? Не успев появиться, удивление и недоумение ускользнули, растаяли, и он приглушенно застонал от боли. Казалось, что острые белые ножи, вспыхивая, пронзают все тело. Плечо и спина, и, кажется, живот - синяки и раны были везде.

   Оружие. Ему нужен был меч. Если он найдет меч, то крови станет больше - и она уж будет принадлежать не ему!

   Красные капли одна за другой стекали по его щекам, по шее, запутывались в волосах, укрывших плечи темной волной.

   Меч. Где же меч?..

   Ин Юнчэн, оскалившись, потянулся вперед - и проснулся, уже понимая, что ничего не понимает. Щурясь, он огляделся.

   Все было, как и прежде - спальня, большая и просторная, со светлыми стенами и кроватью на возвышении из черного дерева, Тайбэй, сияющий за окном разноцветными огнями. В недоумении он поднес к глазам свою руку. Гладкая ладонь, короткие, аккуратно подстриженные ногти, вьющаяся по предплечью татуировка. Никаких мечей. Никаких ран.

   - Что, черт возьми, это было? - спросил Ин Юнчэн, и собственный голос в сумеречной тишине комнаты показался ему чужим и незнакомым.

  

   Сян Джи

  

   На следующий день Сян Джи решила к завтраку не спускаться, а попросила горничную принести поднос с едой наверх, в студию. С родителями, которые вчера, конечно же, обнаружили ее побег, отношения совсем разладились. Вечером, когда она вернулась домой после встречи с профессорским племянником, отец и матушка даже не соизволили снизойти до разговора со своей дочерью. Перед глазами девушки так и стояли их лица: такие одинаково строгие в своем единодушном неодобрении, такие непреклонные! В ответ на тихое приветствие они не оглянулись, ничем не выдали того, что слышат и видят ее. Отец продолжил читать газету и неторопливо пить свой кофе, матушка же, поправив очки, которые позволяла себе носить лишь дома, с безразличием перевернула страницу любимого журнала - жена председателя Сяна увлекалась выращиванием бонсаев.

   Это было наказание за непослушание - это Сян Джи поняла хорошо. Наказание - и последнее предупреждение.

   Родителей своих девушка знала: исправить ситуацию теперь могло лишь беспрекословное подчинение. Сдайся - или умри. Стой на своем до конца, до последнего хрипа и капли крови. Вот по какому принципу жил ее отец, а матушка, как хорошая жена, всегда и во всем поддерживала своего мужа. Сян Джи думала, что, если б не этот бескомпромиссный, тяжелый, воинственный характер, отец не сумел бы добиться нынешнего - весьма высокого - положения. В прошлом бабушка, глядя на него, своего сына, вздыхала всегда тихонько - мол, вот она, дикая кровь, никуда не девается, кипит.

   - Жаль, - вздохнула в настоящем ее внучка, глядя на свою рыбку, - что со своими близкими папа поступает так же, как с врагами.

   Рыбка, конечно же, ничего в ответ не сказала, но девушке все равно стало немножко легче:

   родительское молчание произвело на Сян Джи куда больший эффект, чем упреки и ругань.

   Мрачная и печальная, она сидела в своей студии, перед балетным станком, не зная, то ли извиниться или покаяться, то ли собрать вещи и уехать из отцовского дома.

   Можно, размышляла девушка, снять квартиру в центре, недалеко от библиотеки. Возвращение в Сан-Франциско теперь, после разговора с Кан Сяолуном, стало невозможным. Никуда она не уедет, пока не станет ясно, для чего бабушка именно ей оставила дневник и терракотовую безделушку, которая оказалась совсем даже не безделушкой, а едва ли не национальным достоянием! Конечно, профессорский племянник пообещал, что поможет и вроде бы от слов своих отказываться не собирался - даже настоял на повторной встрече, чтобы обсудить, как он выразился, "план действий".

   С тихим стуком в комнату проскользнула горничная. Зашуршала ткань, что-то звякнуло, запахло мандаринами и яблоками - но когда Сян Джи повернулась, чтобы поблагодарить служанку, той уже не было в комнате.

   С безразличием поковырявшись в еде, девушка привела себя в порядок и взглянула на часы. Вчера в это самое время она вылезала из окна, чтобы пойти на свидание, и ей казалось, что в жизни не будет - не может быть! - дня чудеснее.

   Сегодня же... Сян Джи вздохнула, и печалясь, и злясь на себя - ей хотелось увидеть Ин Юнчэна. Даже несмотря на то, как отвратительно закончилась их прошлая встреча. Даже несмотря на то, что какая-то наглая девица посмела вешаться на него, а он, кажется, не особенно-то и возражал! "Последние мозги, - строго сказала себе девушка, - ты обронила, дура". Внушение не помогло. Это было непонятно, это не поддавалось никаким логическим объяснениям и доводам, но...

   - Если он снова позвонит, - снова обратилась к пучившей глаза рыбке Сян Джи, - я отвечу. Скажу ему, что он позорный бабник и что ни одна нормальная женщина - тем более я! - с ним никаких дел иметь не будет! И что так он и умрет в окружении своих постаревших стерв, одинокий и морщинистый!

   И в этот момент ее телефон тоненько пискнул.

   Девушка встрепенулась и подскочила на месте. Говорят же - помяни черта, он и... Неужели это Ин Юнчэн? Вчера, после ее побега, парень звонил упорно и отчаянно, без перерыва. Что если и сегодня не отступился от своего? Он такой, он наглый. Он может.

   - Я выслушаю его, - закусив губу и глядя на телефон так, будто у него выросли рожки, сказала сама себе Сян Джи. - Это не значит, что у нас что-то еще будет. Я просто выслушаю его.

   И схватила трубку. "Кан Сяолун", - мигало на дисплее сообщение, и девушка разом притихла. Не он. Не Ин Юнчэн.

   "Я хотел бы встретиться с вами сегодня, - прочитала Сян Джи, никак не желая признаваться себе в том, что расстроилась. - Предварительные изыскания по интересующему вас вопросу оказались успешными. Я думаю, что вы не откажетесь ознакомиться с результатами моих исследований. Приезжайте в Тайбей 101. Сможете ли вы быть на месте в..."

   Некоторое время Сян Джи сидела и смотрела на иероглифы, которые складывались вовсе не в те слова, что она ожидала увидеть, а затем, решительно сжав зубы, написала ответ, поднялась и начала одеваться.

   На другом конце города, в кабинете, полном книг и редкостей, мужчина с темными змеиными глазами улыбнулся, получив ее сообщение. Он знал - внучка Тьян Ню не откажет ему, приедет, выслушает... сделает так, как ей будет сказано. Знание это, вопреки обыкновению, не основывалось на фактах, изысканиях, доказательствах - Кан Сяолун просто верил в судьбу.

   Ведь если долго сидеть на берегу реки, можно увидеть, как мимо проплывет труп врага... или терракотовая рыбка, что до сих пор так ловко обходила все ловчие сети.

   - Плыви, - тихо, едва слышно прошептал племянник профессора Кана и прикрыл глаза, всматриваясь в свои собственные мысли и планы. - Плыви ко мне.

  

   Ин Юнчэн

  

   Друзья - на то и друзья, чтоб выручать из беды, верно? Если они и вправду товарищи, а не простые знакомцы, из тех, которые выпить вместе согласятся не думая, а на защиту, случись что, не встанут.

   У Ин Юнчэна друзья были что надо. Настоящие. Ведь лишь добрый приятель, разбуженный рано поутру внезапным звонком, не только не обматерит сгоряча, а вникнет и, самое главное, в меру сил своих и понимания выручит.

   - У меня проблема, - вот что услышали в трубке Ю Цин с Чжан Фа в тот день. - Даже две. Приезжайте.

   - А? - спросонья пробурчал Пиксель и деликатно шмыгнул носом. - Пять утра! Ты чего это, совсем винтики растерял? Еду!

   - Юнчэн? - гулко отозвался, зевая, великан Фа. - Виски брать? Нет?! Через полчаса буду.

   Так вот и получилось, что над Тайбэем едва-едва затеплился рассвет, а в холостяцких апартаментах Ин Юнчэна в самом центре города уже кипела жизнь: подрумянивались на сковороде оладьи, гудела кофемашина и дробно стучал по разделочной доске нож - Чжан Фа, большой гурман, готовил страдающему товарищу завтрак. Пиксель же, оседлав стул, пристально рассматривал взъерошенного друга, жевал добытый из холодильника сыр и делал для себя какие-то выводы.

   - С фирмой неладно? - закинув себе в рот кусочек пармезана, наконец поинтересовался Ю Цинь.

   Ин Юнчэн, рассевшись по-турецки на диване, мрачно помотал головой, но Пиксель сдаваться был не намерен. Из кухни, неся на подносе кофейник и тарелку с угощением, появился Чжан Фа. На лице его застыло сосредоточенное выражение, брови были нахмурены: великан явно подсчитывал, всем ли присутствующим достанется равное количество золотистых, с пылу с жару оладий. За окном нежным розовым цветом пылало утреннее небо.

   - Мотоцикл вдребезги? - продолжал между тем допрос Пиксель. - Или украли? Ты столько в свою железку вбухал, что вполне могли! Я б сам ее уворовал, если б мы не дружили - с продажи твоей зверюги можно год жить припеваючи и ни в чем себе не отказывать.

   - С мотоциклом все хорошо, - загробным тоном отозвался Ин Юнчэн и стянул с тарелки оладышек, не обращая внимания на возмущенный взгляд Чжана Фа.

   - Тогда что не так-то? - возмутился маленький Цинь. - Говори уже, не ломайся, а то я уже весь нервничаю и предполагаю самое страшное. Одна из твоих девиц беременна от тебя тройней? Ты неизлечимо болен и скоро нам придется навещать тебя в больнице с цветами и конфетами?

   - И не надейся, - фыркнул парень и налег на еду.

   На несколько мгновений в комнате повисла тишина, которую нарушало только сдержанное чавканье - беды бедами, а завтрак по расписанию. Уютно поднимался от кружек пар, пахло свежемолотым кофе и шоколадом. Ин Юнчэн, с аппетитом уплетая плоды дружеской поддержки, и сам не заметил, как расслабился. Сейчас все, что случилось за последний день, казалось не таким уж неприятным. Может, зря он друзей всполошил? Ну, девушка сбежала - дело, конечно, неприятное, но поправимое. Ну, приснилось странное - с кем не бывает-то?

   Но потом парень разом вспомнил разговор с родителями - и весь скривился. Нет, такое ему одному не по зубам, тут без помощи не обойтись.

   - Юнчэн? - неторопливо отхлебнув кофе, поторопил его Чжан Фа, который, как и всегда, говорил мало, но вовремя.

   Ин Юнчэн решился.

   - Я женюсь, - сказал он голосом, чувствуя, что от одной мысли о свадьбе начинает по-волчьи подвывать.

   Умник и интеллектуал Пиксель пронес мимо рта оладышек. С тихим шлепком угощение выпало из его рук, прокатилось по рубашке и приземлилось на светлый ковер, но Ю Цин этакого непотребства даже и не заметил. Чжан Фа - тот так и просто застыл, выпучив глаза.

   - А? - в унисон спросили они, в этот самый момент напоминая работающий на бис комедийный дуэт.

   - Угу, - буркнул Ин Юнчэн. - И мне позарез нужна невеста.

  

   Империя Цинь, 208 г до н.э.

  

   Сян Юн

  

   В лагере каким-то чудом избегшего смерти князя встретили радостно и настороженно одновременно. То, что выжил -- отлично. Лучшего полководца в государстве Чу все равно не найти, это факт. А вот еще одна небесная дева, это уже перебор. "Где он их только находит? - вопрошали солдаты. - Чутье у нашего генерала странное". Деву в отдельный шатер поместили и охрану приставили нешуточную.

   Два дня Сян Юн держался молодцом и делал вид, что никаких ранений не было, но потом сдался на милость дядюшкиного личного лекаря. Янь Цюньпин внимательно осмотрел генерала с ног до головы дважды -- туда и обратно, а так же спереди и сзади, прежде чем вынес свой вердикт:

   - Лечение, которое вы получили, мой князь, выше всяческих похвал. Кто этот кудесник?

   Юн только успел рот раскрыть, как дядя ответил за него:

   - Моего несносного племянника лечила Небесная Дева -- посланница самого Яшмового Владыки.

   - О! - только и смог выдавить из тощей глотки врач. - Конечно, земным целителям с небесными не сравниться никогда.

   И было видно, что старый хрыч не прочь увидеть небесное создание своими глазами, но побаивается разозлить Сян Юна. В войске Чу только и разговоров было, что про белокожую и среброглазую деву, которую добыл себе их генерал. История стремительно обрастала нелепыми подробностями, вроде той, где рассказывалось, как доблестный генерал лично поднялся на Цветочную гору и просил богиню Нюйву указать место, где находится гостья с Небес. Далее мнения "знатоков" разделились. То ли по дороге Сян Юна ранили подлые циньцы, а дева его спасла, то ли это он защитил прекрасную Тьян Ню от домогательств подлых циньцев.

   - Наш мир очень грубое место, - объяснял Сян Лян лекарю. - Дева пока еще не может долгое время находиться среди людей, но очень скоро она освоится, и вот тогда...

   Дальше Юн не слушал. Он выбирал подходящий случаю наряд. Дядюшка как обычно плел какую-то замысловатую интригу, в которой родному племяннику отводилась незавидная роль исполнителя. Касательно же Тьян Ню...

   С одной стороны, они вроде бы успели помириться, а с другой -- девушка держалась настороженно и старалась наедине с генералом не оставаться. Заглаживая вину, Юн послал ей в подарок одежду и украшения. Шелк, нефрит, золото и жемчуг -- лучшие друзья женщин, они же - верные союзники мужчин в войне за благосклонность женщин. Служанки, приставленные к почетной гостье, доложили, что госпожа выбрала всего одно бледно-золотистое с черной отделкой ханьфу и пару туфель подходящего размера. На шпильки, серьги и браслеты только глянула, прошептала заклинание на небесном языке и отказалась от украшений наотрез. Может, не приглянулись? Нынче вечером генерал намеревался выяснить этот момент лично. И кроме свежесочиненного стихотворения, восславляющего красоту небесной девы, припас роскошный подарок, достойный императрицы -- девять нефритовых браслетов девяти разных оттенков. От молочно- белого и цвета зеленого чая до густого папоротникового и темно-зеленого мирта. Сам бы носил, но мастер-ювелир точил камень под тонкое женское запястье.

   - Что это ты задумал, племянничек? - спросил строго Сян Лян, подкравшись со спины точно тигр и застигнув утратившего бдительность Юна над раскрытой шкатулкой с украшениями.

   - Ничего особенно, вот только навещу с визитом вежливости Тьян Ню.

   - И потому вырядился, как павлин?

   Дядюшка, как всегда, сильно преувеличивал. Серебристо-серый прихотливый узор по темно-синему фону его шэньи сделал бы честь любому вану, но ярким его точно не назовешь. Хотя, конечно, пионы... И все же генерал ответил непонимающим, практически невинным взглядом. Однако дядю не проведешь, дядя на Юновых фортелях и сумасбродствах нажил половину своей седины. Ему одного только вида браслетов хватило, чтобы обо всем догадаться.

   - Ты, часом, не возлечь ли с ней собрался, негодник?

   - Дядя! - попытался возразить генерал. И немедленно схлопотал увесистую такую оплеуху, которыми уважаемый Сян Лян потчевал его с раннего детства.

   - Нет, ты таки совсем дурак, - всплеснул руками дядя. Лицо его сразу же приобрело оттенок благородного пиона, но в данном случае символ страсти отражал лишь страстное желание Сян Ляна проломить родичу его твердый и непроницаемый для ума череп.

   - Ты ведь её еще ни разу не... Или пытался?

   Можно было и не отвечать. Почтенный Лян мысли читал. И на этот раз он врезал Юну складным походным табуретом по спине.

   - Сделал или нет? Отвечай, паразит!

   - Ничего я не делал, - прошипел генерал, потирая ушибленные ребра. - Я, между прочим, недавно от ран едва не помер, а вы...

   - Скажи "спасибо", что не убил.

   Убить племянника - не убил бы, но бить, пока рука не устанет, имел полное право. Слово и воля старшего в роду -- закон!

   - Благодарю за... милость, - постанывая от боли, Сян Юн опустился перед дядей на колени, признавая свою ошибку.

   - Я всегда знал, что ты сначала делаешь, а только потом думаешь, и то не всегда, - заявил Сян Лян, с отвращением глядя на широкую спину генерала. - Но ты ведь уже не подросток, не умеющий держать штаны завязанными. Давным-давно взрослый муж, воин и князь. Тебе обычных девок мало? Бери любую и делай, что пожелаешь. В любом городе, в любом селении.

   Дядюшка ничуть не преувеличивал, так оно всё и было.

   - Теперь, значит, после пророчества хулидзын, ты решил, что тебе Яшмовый Владыка не указ, верно я понимаю? - вкрадчиво прошептал Сян Лян, склонившись к уху генерала и обдавая того густым запахом благовоний.

   Да уж, с предсказаниями у Юна в последнее время вышел явный перебор. Сначала Лиса, потом - Дева напророчили черт знает что.

   - А если тебе не терпится распробовать на вкус небесный мед, то просто женись.

   - Жениться? Мне?

   И столько удивления прозвучало в словах Сян Юна, что дядюшка не удержался от дребезжащего хохота.

   - Да ты и впрямь дурак, племяш. Ох и балбес! Конечно, жениться. Кто еще под стать Сыну Неба, кроме Небесной же Девы? Чернь будет ликовать, твои воины будут умирать с твоим именем на устах.

   - Они и так умирают с ним, - буркнул Юн, поднимаясь на ноги, решив, что проявил достаточно покорности.

   - Ага. "Когда уж Яньло утащит в ад Сян Юна!", говорят они, - фыркнул дядя, замахиваясь на него рукавом шэньи густого оттенка спелой сливы. - Значит, как только гадальщик назовет подходящий день, сыграем свадьбу. И вот тогда... Ты меня хорошо понял, племянник?

   - Понял, - отчеканил генерал.

   В одном он мог себя упрекнуть -- в том, что первый не подумал о женитьбе. Надо было все же головой думать.

  

   Татьяна

  

   Весь чуский лагерь у Тани рассмотреть, как следует, не вышло. Море смуглых лиц и огонь факелов -- вот и все впечатления от приезда. Зато свой шатер девушка изучила предельно внимательно. В первую очередь, в поисках лазейки для побега. Однако за каждым из тяжелых полотнищ, заменяющих стены, стояло по воину с копьем, и каждый из них, едва завидев её бледное лицо, начинал верещать на весь лагерь как попугай, выражая почтение небесной деве, а в её лице - Яшмовому Владыке. Какой уж тут побег?

   А внутри шатра места хватило бы и для десяти человек, но мебели было традиционно мало: кроме подиума для сна - огромный ковер, низкий столик и распялка для одежды. И чтобы небесная дева, не дай бог, не заскучала, к ней приставили девушек-служанок. Посчитать их Татьяна так и не смогла, настолько похожими они казались, одетые в одинаковую одежду блекло-голубых цветов, с похожими прическами. Даже сережки, и те одинаковые. Своими прямыми обязанностями девицы считали -- мелькание у небесной девы перед глазами, безостановочное щебетание днем и перешептывание ночью, а так же ежесекундное подглядывание и подслушивание. Посему знакомиться с тюремщицами Татьяне не хотелось. Ей вообще заняться было нечем. Книг нет, прогулки по лагерю, полному мужчин, не положены, рукоделия днем с огнем не сыскать. Из развлечений, только и оставалось, что рассматривать прихотливую резьбу на опорных столбах и копаться в шкатулках, полных всевозможными дамскими украшениями -- колечками, браслетами, сережками, шпильками. Вот если бы еще знать, что они не сняты с убитых женщин... Одним словом, в тюрьме сидеть и то веселее, там хоть сокамерницы есть -- товарки по несчастью, которые поймут и пожалеют. Но долго скучать девушке не пришлось. Нашел тот, кто развеял скуку. Одним, как говорится, словом.

   Браслеты Тане сразу понравились, а выражение лица почтенного Сян Ляна, когда он их преподнес, нет. Кислолицый старик с высоченной заколкой на макушке мог хоть до следующего утра изображать саму любезность и осыпать Таню изысканными комплиментами, однако девушка твердо запомнила все эпитеты, на которые не поскупился Лю Дзы в его адрес. "Пес паршивый" - самое невинное. Спина Сян Ляна гнулась с удивительной легкостью для немолодого уже человека, а речи лились с языка сплошным водопадом. Татьяна устала слушать славословия и заверения в вечной преданности, отвлеклась на подарки и чуть не пропустила главное.

   - Для всего Чу свадьба нашего могучего князя и Небесной Девы станет огромной радостью. Наше счастье не имеет границ, и в каждом доме уже сейчас возносятся молитвы благодарности Яшмовому Владыке и Богине Западных Небес...

   - Чего? Какой еще свадьбы? - оторопела Таня. - Я согласия не давала!

   Но хитрый чусец её не слышал.

   - Должно быть, сама Матушка Нюйва сжалилась над нашим народом и послала чудо...

   - Погодите, - девушка принялась лихорадочно стаскивать с руки нефритовые браслеты. - Я не собираюсь выходить замуж за вашего... генерала. Нет! Никогда!

   Сян Лян торжествующе улыбнулся и сделал знак служанкам попридержать разволновавшуюся от нежданной радости деву. В четыре руки с двух сторон. Чтобы, значит, не сопротивлялась своему огромному счастью и не удумала броситься на него с благодарностями

   - Я вижу, невеста согласна, - самодовольно заявил генеральский дядюшка. - Вот и прекрасно. Пойду обрадую жениха.

   Он ушел, а Таня осталась наедине со своим так называемым "счастьем". Разницы между супружеством с диким зверем в людском обличье и надругательством на обочине проселочной дороги она никакой не видела. Только теперь это будет на шелковых простынях, а не на стерне, и не раз, и даже не два, а пока генерал вдосталь не натешится, и до тех пор, пока ему не надоест новая игрушка. Или пока та не сломается.

   Служанки, убедившись, что небесная дева не собирается скандалить и крушить мебель, поторопились убрать руки. Приказа сажать радостную невесту на цепь не было.

   - Госпожа желает покушать? - пискнула самая храбрая из девушек.

   - Нет.

   - Тогда, может, госпожа желает, чтобы ей спели или станцевали?

   - Нет.

   Песни и пляски были последним, чего бы хотелось Татьяне в эту минуту. Вот если бы веревку и мыло, тогда другое дело. Никогда прежде, ни в Петрограде, ни в Томске, ни потом -- уже в Шанхае, греховные мысли о самоубийстве не посещали девушку, хотя поводов для них было предостаточно. Рядом была Люся -- храброе сердце и щедрая душа, впереди -- какое-никакое, но будущее, пусть даже и за океаном, а позади -- самое счастливое детство, какое только может быть у ребенка. Собственно, всё необходимое для того, чтобы хотеть жить дальше. А теперь вот перехотелось, ведь эта свадьба, по сути своей, всего лишь растянутая во времени пытка, к тому же китайская. А из когтей древнего генерала вырваться можно будет только в смерть. Так не всё ли равно? Сын Божий еще не пришел в этот мир и смертию смерть не попрал, а значит, нет для души, заблудившейся во времени, спасения. Ни спасения телу, ни Спасения душе.

   "Отче наш, сущий на небесах, за что мне всё это?" - горестно вздохнула Таня и закрыла лицо ладонями, пахнущими какой-то приторной пряностью.

   Память с безжалостным упорством подкидывала девушке сюжеты из житий первых христианских мучеников. Воистину, что на римской арене со львами, что на брачном ложе с Сян Юном -- никакой разницы.

   Служанки, меж тем, никуда не уходили, не желая оставлять небесную госпожу наедине с отчаянными мыслями, которые наверняка написаны у Тани на лице. Папа как-то говорил, что азиаты, привыкшие всю жизнь "сохранять лицо", европейские эмоции читают как по открытой книге.

   "Так-так, значит, повеситься они мне не дадут, - хладнокровно рассуждала "счастливая" невеста. - Зарезаться нечем, яда не добыть. Разве что сбежать и броситься вниз со скалы. А потом... Пройдет две сотни лет и тридцать три года, и после распятия Христос спустится в ад и, сокрушив его ворота, принесет в преисподнюю свою евангельскую проповедь".

   Девушка не заметила, как просидела на низкой скамеечке до самого вечера, ничего не видя и не слыша вокруг, словно в плотном коконе из безнадежности и дурных предчувствий.

   Есть и пить Тане тоже не хотелось совершенно, и даже при одной лишь мысли о еде желудок болезненно сжимался, отвергая любую возможность принять хоть кусочек. Сама себе она напоминала куколку, лишенную потребностей, в ожидании, когда хрупкие стены временной тюрьмы рухнут, и на волю вырвется свободная бабочка-душа.

   Как прошла ночь, Таня вообще не заметила, и не обратила внимания, что наступил рассвет, а вслед за ним - новый день. Кажется, она немного поспала, а может быть, и нет.

   Потом пришел Сян Лян, чтобы подарить еще какие-то блестящие цацки, на которые девушка и смотреть не стала, а так же прочитать лекцию о непреходящем величии княжеской семьи Чу. Татьяна всё пропустила мимо ушей. Объяснять болтливому старику, чем в итоге всё закончится для чусцев, было лень. Хватит того, что она знает -- и кому достанется трон Сына Неба, и кому доведется расплатиться за жестокость и самодурство головой. Знает, но не скажет никому. Пока не скажет, решила Таня, смакуя своё кисло-сладкое злорадство, точно апельсиновую дольку.

   А вечером в шатер к невесте явился и сам женишок. Рядиться в пестрые шелка генерал не стал, видимо, считая, что можно уже и не красоваться. Он теперь мил и в запыленной накидке, и с разводами грязи на лице. Сян Юн небрежно махнул рукой, и служанки выскользнули прочь, оставив их наедине.

   Он присел напротив Тани на корточки и спросил эдак проникновенно:

   - Почему же вы упрямитесь, Тьян Ню?

   - Разве? - вопросом на вопрос ответила Татьяна. - Вам показалось, генерал.

   - Тогда отчего вы не едите, не пьете и не спите?

   - Не хочется, - равнодушно пожала плечами девушка.

   Но против всех ожиданий, Сян Юн не стал ничего больше говорить. Посидел рядом с задумчивым видом, и вышел прочь.

  

  

   Лю Дзы и Люси

  

   Первым неладное почуял Верный. Не успели "небесная лиса" и мятежник Лю проехать и одного ли вверх по тропе от озерца у подножия Цветочной горы, как жеребец забеспокоился, затанцевал, выгибая шею и кося на хозяина темным настороженным глазом.

   - Что ты, малыш? - хулидзын безбоязненно протянула руку и погладила вороного по напряженной шее. - Кого-то чуешь?

   Верный в ответ всхрапнул, оскалил зубы и ударил копытом оземь.

   - Ни разу я не встречал тут хищников, - удивился Лю, но привстал в стременах и огляделся. - Разве что тигр забрел? Поедем быстрей. Хэ-эй! - протяжно воскликнул он, понукая коня. - Вперед!

   Верный глянул на мужчину с явным укором, но подчинился воле глупого человека и порысил дальше. И довольно скоро Лю понял, что на этот раз конь опять оказался умнее всадника.

   Они все ехали и ехали в гору, тропа вилась впереди, не прячась за волшебным туманом, бамбук шелестел, птицы щебетали, а вот деревня - деревня не показывалась. Давно пора было миновать бамбуковую рощу, спешиться, вброд перейти шуструю речушку, пройти горным лугом, чтобы со склона спуститься вниз, в долину... Но бамбук все шелестел, птицы все пели, а гора по-прежнему не пускала.

   "Так-так", - с нехорошим предчувствием подумал Лю, но с девушкой своей тревогой решил пока не делиться. Люси предвкушала скорую встречу с сестрой и, будь ее воля, полетела бы вперед, словно снаряд баллисты, ломая побеги бамбука и круша скалы. Ей едва хватало терпения усидеть на Верном, что же будет, когда она поймет, что что-то тут не так?

   "Обернется фениксом и улетит, - мрачно подумал Лю Дзы. - Или драконом".

   В общем, понадеялся, что не заметит дева того, что они заблудились на торной тропе. Но надежды не оправдались. Заметила.

   - Погоди-ка! - хулидзын одной рукой тронула Лю за рукав, а другой - дернула за гриву Верного. Оба послушно остановились. - Мы мимо этого каменного зайца уже в четвертый раз проезжаем.

   Пэй-гун с досадой глянул на приметный камень, и впрямь похожий на сидящего длинноухого зверька. Но пришлось признать, что да, проезжали уже, точно. Вопреки его опасениям, девушка отчего-то совсем не удивилась.

   - Видать, водит нас, кружит, - проворчала она и со знанием дела огляделась. - Места-то, как я погляжу, чудные, лешим - в самый раз. Водятся у вас тут, в Китае, лешие?

   - Где? - не понял Лю очередного "небесного" слова. Он уже привык к странным фразам и словечкам, которые частенько сыпались с уст хулидзын. Небесная лиса на язычок оказалась куда как остра. Зато дорога пролетела незаметно и весело. - Кто?

   - Забудь! - девушка отмахнулась. - Раз такое дело, отбегу я за те бамбуки ненадолго, хорошо? Если что, покричу.

   - Далеко не отходи, - предупредил он, слезая первым. - Мы с Верным просто отвернемся, а ты оставайся так, чтобы тропу и нас видеть.

   - Меня не закружит, - уверенно заявила Люси и, соскользнув с жеребца, шмыгнула за пышный куст. - Эй! Ты там?

   - Я здесь, - ответил Лю, уже не удивляясь ни смекалке своей небесной лисы, ни ее практичности.

   Хулидзын управилась быстро, вернулась, отряхивая с рукава паутину, и встала напротив, требовательно на него глядя.

   - Значит, и впрямь кругами ездим?

   - Значит, - вздохнул Лю. - Это же не простая гора, а священная. И деревня такая, знаешь... Без позволения дедушки Линь Фу никто не войдет туда и не выйдет.

   - А как в прошлый раз проехал?

   - Может, из-за того, что сестренка Тьян Ню с нами была? - командир Лю огляделся и поскреб затылок. По роще как-то вкрадчиво начинал стелиться туман. - Или духи просто решили с нами сейчас позабавиться. Попробую-ка я жертву, что ли...

   - Духи, значит, - каким-то нехорошим тоном протянула девушка, и Лю припомнил то, о чем всю дорогу старался забыть. Дева рядом с ним называет себя небесной лисой, так? Значит, сумеет преодолеть козни местных духов. А если не сумеет...

   - Бесы китайские, - прежним голосом сказала Люси, разминая пальцы правой руки, а потом вдруг чудно сложила их щепотью, сделала перед собой какой-то странный жест, будто перечеркнула тропу крест-накрест, и рявкнула так, что с бамбука листья посыпались. - А ну-ка, в Бога, в душу, в мать! Вот крест святой на вас, лешие-нехорошие, духи нечистые! - и снова размашисто перекрестила дорогу. - А ну, расступись! - и в третий раз повторила тот же жест. - Во имя Отца и Сына, и Духа Святаго! Аминь!

   Проорав это заклинание, хулидзын топнула ногой, уперла руки в бедра и сердито уставилась на тропу. Чародейский туман замер, колыхнулся, а потом попятился, прячась среди нежно-зеленых стволов.

   Пэй-гун от любопытства даже дышать забыл. Ого! Неужели и впрямь чары небесной лисицы пересилят недобрую волю тех существ, что закрыли им путь?

   Ну, туман, по крайней мере, от ее заклятий рассеялся и пока снова из зарослей на тропу не выползал. Духи тоже.

   - Пойдем-ка дальше пешком, - уже нормальным тоном предложила лисица. - И я, пожалуй, пойду впереди. Не знаю, как тебя, а меня эти ваши бесы пусть только попробуют с пути сбить!

   Лю недоверчиво выгнул бровь, но спорить не стал. Вдруг хулидзын разозлится уже на него и решит на нем испытать силу своих заклинаний?

  

   Воистину, разгневанная кошка может быть страшнее тигра! Но если бы Лю Дзы знал, какие именно вести ждут его в чародейской деревне, сам бы озверел любому чудищу на зависть. Он уже понял, что путь закрыт неспроста, и тревога грызла его, как крыса, будто его уже поймали, распластали на скамье в пыточной и поставили на голый живот клетку с голодным грызуном. Что могло случиться с Тьян Ню за это недолгое время в самом мирном и спокойном месте под Небом? Сорвалась со скалы? Улетела? Заболела? Или Небесную Деву призвали обратно на Небеса, чем Яшмовый Владыка не шутит? Но какая-то беда точно стряслась в селении, иначе почтенный Ли Линь Фу не пытался бы перекрыть дорогу Лю Дзы.

   Тропа пряталась именно от него. Это стало ясно, когда они дошли до речушки, которая, словно граница, отсекала мир земной от поднебесного края без войн и печалей. Встал как вкопанный и тоскливо заржал Верный, а туман, разом поднявшись от воды, соткался в клубящуюся непроницаемую стену. Дальше пути нет... но почему хулидзын шагнула вперед, как ни в чем ни бывало? И тотчас скрылась за сплошной белой пеленой.

   - Что же ты? - позвала она из колдовского марева, и голос, искаженный чарами, звучал так, словно Люси прошагала вперед уже половину ли. - Эй! Почему отстал?

   - Я не могу! - крикнул Лю в белую живую преграду, одновременно и холодея от страха потерять девушку, и закипая от ярости. - Не вижу дороги! Где ты?

   - Здесь, - темная фигурка хулидзын вынырнула из сырой пелены. - И трех шагов не прошла. Вот я, видишь?

   - Тебя - вижу, - отрывисто бросил Лю Дзы. - Дорогу - нет.

   Вот же подлые чары! Он напрочь забыл тот свой восторг, который испытал, впервые увидев силу даосов в действии. Тогда магическая преграда восхищала. Сейчас - вызывала не ярость даже, а бешенство.

   - Это он от меня закрылся, - прорычал Лю. - Хитрый старый барсук!

   - Кто? - спросила девушка, но сама же ответила: - А! Поняла! Этот дед, у которого ты Таню... э... Тьян Ню оставил. Интересные дела! Ну-ка...

   Теплые пальцы Люси крепко обхватили ладонь мужчины, а другой рукой она взялась за повод Верного.

   - И так тоже не видишь?

   - Нет, - немного успокоившись, сказал он. - И так не вижу.

   - Тогда я буду глядеть в оба! - заявила хулидзын. - То есть, за двоих. За троих, считая Верного. Просто держи меня за руку и ступай след в след. Тут камни скользкие.

   - Людишки тут скользкие, не камни, - проворчал мятежник Лю. Идти вслепую ему не нравилось совершенно, зато соединить ладони и накрепко переплести пальцы с небесной лисой - очень даже. Ради этого можно было и в тумане поблуждать.

   Вот так они и прошли сквозь стену облачного колдовства, и даже когда впереди показалась деревня и словно парящий над нею храм, не разжали рук. Будто забыли на время, как это - быть порознь.

  

   Обновление от 08.12.14

  

   Сян Юн

  

   Злость генерал Сян привык не запивать вином, а заедать чем-то простым и сытным, вроде лапши и вареных утиных яиц, которые походный кашевар подал по первому же требованию. Ароматный парок над большой миской действовал на генерала умиротворяюще. И чем проще была еда, тем быстрее яркие краски гнева выцветали в полутона милости. Об этом знали все люди в его войске, и что греха таить, частенько пользовались этим знанием. Впрочем, для Юна его особенность тоже тайной не была. Потому сейчас он ел жадно, торопясь наполнить желудок, пока бешенство не подвигло на поступки, о которых потом придется горько пожалеть. Лекарь Янь объяснял это временным оттоком желчи от мозгов и приливом оной к желудку. Так или иначе, но лапша, пшенная каша и яйца, спасшие уже не одну жизнь, уберегли дядюшку Сяна Ляна от безвременной смерти и в этот раз.

   Когда он ворвался в шатер генерала, тот уже ополовинил вторую миску и крови почти не жаждал.

   - Ты ходил к деве Тьян Ню? Ходил! Я знаю! Что ты с ней сделал, олух?! - вскричал дядя, обвиняюще тыкая пальцем в сторону Юна. - Не мог несколько дней потерпеть?

   Чуский князь в ответ угрюмо хмыкнул. На этот раз вины за ним никакой не завелось, потому и возражать смысла не имело. Однако дядюшка истолковал молчание по-своему.

   - Ты выгнал слуг и остался с девой наедине. Я отлично знаю, что ты там делал. Ах ты негодник! Тебе хоть спину ломай, мимо женщины спокойно пройти не можешь.

   Юн перестал жевать, схватил миску и с меткостью прирожденного бойца швырнул её прямо в лоб дяде. И попал. Лапша уже остыла, а то бы почтенный Сян Лян запросто мог без глаз остаться.

   - Вон! - рявкнул генерал, берясь было за лежавший рядом меч, и добавил уже обращаясь к взметнувшемуся за спиной дяди расписному пологу. - Убирайтесь вон, иначе я за себя не ручаюсь!

   А потом, не снимая легкого доспеха, вытянулся на лежанке и стал смотреть в потолок шатра. Больше всего Сян Юну хотелось плакать. Или перерезать себя глотку. Или зарезать дядю и вместе с ним половину войска, а вторую - закопать живьем.

   И все потому, что Небесная Дева больше не смеялась, и не улыбалась, и вообще на него не смотрела, а если и смотрела, то в упор не видела. Чудные серебряные очи Тьян Ню сделались безразличными, как у мертвой рыбы. Она не прикоснулась к еде, не надкусила яблочка, не выпила и глотка воды, словно и вправду уже умерла. И всё это случилось по его воле и вине. Сян Юн убил красоту! Там, у подножья Цветочной горы, Тьян Ню летала, спорила с Ли Линь Фу, играла с кошкой, слушала его стихи. Там она была свободна и, наверняка, по-своему счастлива. Она была живая, а с ним, с Сян Юном, стала мертвая. Потому что он, обуянный ревностью и похотью, невольник своего положения и амбиций, украл Тьян Ню и лишил её свободы.

   Генерал со всего маху стукнул себя кулаком по лбу и все же разрыдался. От ненависти к себе, к своей властной и неукротимой натуре, требующей безропотного подчинения от каждого встречного.

   Боги наказали чуского князя дважды -- сделав запредельно жестоким, но при этом не отняв той части ума, которая сознает, насколько он мерзок в своих низменных страстях.

   Зачем ему дана душа, которая видит и ценит красоту, если у него настолько безжалостное сердце? На погибель? Зачем Юна с детства учили не одним только воинским искусствам, но еще и музыке, и стихосложению, и рисованию с каллиграфией? Чтобы всю оставшуюся жизнь он калечил себя и других?

   Сян Юн отер полой шэньи мокрое лицо, встал и прошелся по шатру туда-сюда. Он больше не мог лежать, сильное тренированное тело требовало действий - немедленных и решительных. Ведь одних сожалений мало, нужно исправить содеянное. Хотя бы попытаться исправить.

   - Мин Хе! Сюда!

   Ординарец влетел в палатку и тут же рухнул на колени:

   - Ваш слуга готов исполнить любой приказ!

   - Скажи, чтобы оседлали Серого. Немедленно!

   Время было позднее, но разве генерал Сян обязан объяснять, куда и зачем он направляется? Пока дядюшка, во всех смыслах, зализывает раны, и жалуется лекарю на поганца-племянника, можно и нужно поступить правильно.

   Он пронесся по лагерю, точно буря по ущелью, и только чудом никто из солдат не попался под копыта рассерженного не меньше, чем хозяин, Серого. Жеребец зло грыз удила и недовольно прял ушами, за что и получил плетью. Мол, знай свое место, братец.

   Служанки, несущие недреманную стражу возле княжьей невесты, едва завидев перекошенную яростью физиономию Сян Юна, порснули в разные стороны, кто куда, точно мыши. Тьян Ню медленно встала навстречу.

   - Решили не дожидаться свадьбы, генерал? - спросила она голосом, от которого опорные балки, поддерживающие шатер, покрылись слоем инея, а в воздухе закружились невидимые жгучие снежинки.

   Сян Юн в три стремительных шага преодолел расстояние, разделявшее их, опалив горячим дыханием её лицо, и впился пальцами в локоть девушки.

   - Идем со мной!

   - Нет.

   - Что?

   - Я сказала -- нет, - ответила Тьян Ню с запредельным спокойствием, но над верхней губой, пересохшей и бледной, выступили крошечные капельки пота.

   Тогда генерал припечатал девушку спиной к столбу и прорычал на ухо, чеканя каждое слово, точно шаг на марше:

   - Я отвезу вас обратно. В ту деревню возле Цветочной горы. Но решить, верите вы мне или нет, надо прямо сейчас, немедленно. Пока я не передумал. Пока я еще могу противостоять... самому себе.

   Сердце гулко билось где-то в горле и не давало вздохнуть полной грудью, отсчитывая мгновения. Так считает возле стенобитного орудия командир прежде, чем его лян произведет выстрел. Пять, четыре, три, два, один...

   - Я вам верю, - молвила она, и негромкие слова немедленно превратились в легкое облачко, как это бывает морозный день. И ему показалось, что твердый серый лед в её глазах треснул. Но, видимо, лишь показалось.

   - Тогда -- за мной.

   Не напоминай недавние ранения о себе ежеминутной болью, Юн бы подхватил девушку на руки и... возможно, снова передумал. Но Небеса сберегли их обоих -- и от преступления, и от умножения ненависти.

   Серый покосился на Тьян Ню с нескрываемым опасением. Как только это почти невесомое существо оказывалось в седле, жеребца ждала долгая дорога. Так вышло и на этот раз.

  

   Таня

  

   Больше этот псих не произнес ни единого слова. На этот раз он посадил девушку за спиной, и это ей приходилось крепко обнимать генерала за торс, обтянутый кожаным доспехом. Но если чусец, казалось, вообще не чувствовал усталости, то Таню, изнуренную голодовкой на нервной почве, быстро разморило. Голова кружилась, пальцы скользили, казалось, еще чуть-чуть - и девушка рухнет вниз.

   Но внезапно Сян Юн осадил коня, спрыгнул сам, а затем бережно поставил Таню на землю.

   "Опять?" - ужаснулась было она, но бешеный генерал снова сумел удивить небесную деву.

   Он достал из седельной сумки платок, развернул его и протянул спутнице три яйца -- больше куриного, продолговатых и еще теплых.

   - Съешьте, - приказал Сян Юн. - Я не хочу доставить почтенному Ли Линь Фу ваш хладный труп.

   Присовокупив к позднему ужину тыквенную баклажку с водой, он отвернулся, как того требовали правила хорошего тона.

   - Спасибо, - прошептала Таня и набросилась на угощение, только сейчас осознав, как на самом деле она оголодала. И плевать на специфический утиный запах, плевать, что чавкала она неприлично громко, а потом, запив, еще и икнула. Голод -- не тетка. Хотя вряд ли Сян Юн прислушивался, он гладил по морде своего коня, словно извинялся за то, что не дал ему отдохнуть в уютном стойле и погнал в ночь после такого долгого и тяжелого дня:

   - ... морковкой угощу. Ну ты же знаешь, сколько проблем от женщин, братец.

   И остальное в том же духе. В настоящих мужских традициях. Взошла ущербная желтая луна, и силуэты высокого сильного мужчины и его скакуна были словно вырезаны из черного бархата и приклеены к густой синеве середины ночи. Но даже со спины, даже не видя лица и глаз, Таня чуяла его внутренний непокой и жар. Чудилось, что воздух над Сян Юном дрожит и трепещет, как в летний полдень над лугом.

   - Благодарю вас за заботу, генерал, - прошептала она.

   Тот молча поклонился.

   - Мы можем двигаться дальше?

   - Разумеется, госпожа.

   Но далеко они не уехали. По подсчетам Татьяны не прошло и четверти часа, как на повороте дороги их нагнал всадник в цветах Чу. Парень был бледен, словно привидение, и по всей видимости мысленно уже приготовился к безвременной кончине от княжеского меча.

   - Мой господин! Генерал Сян Юн! - прокричал он издалека. - Цинь напала! Они перешли речку! Без вас никак! Вернитесь в ставку!

   Он так торопился изложить причину своего появления, что запутался в стремени и рухнул в пыль.

   - Встань, Мин Хе, - хрипло рассмеялся Сян Юн.

   - Ваш слуга достоин смерти! - заверещал паренек и, пятясь задом, отполз в сторонку.

   - Как-нибудь в следующий раз, - беззлобно пообещал генерал и повернулся к Татьяне. - Видите, Тьян Ню, боги и судьба не позволяют мне исполнить обещание, данное вам. И тут я оплошал.

   Раскаяния в его голосе не было ни на грош, но и торжества победителя тоже. Сян Юн что-то задумал.

   - Мин Хе! Садись на лошадь и возвращайся. Я догоню, - приказал он и спрыгнул с коня.

   А спустя мгновение Таня тоже оказалась на земле. От новой перемены в участи её легонько потряхивало в ознобе. Пальцы непроизвольно мертвой хваткой вцепились в отвороты халата, хотя между чусцем и девушкой было расстояние в два шага. Всего или целых -- это уж как дальше сложится.

   - Не нужно меня бояться, Тьян Ню, - попросил Сян Юн. Он был серьезен и в чем-то даже строг. - Идея со свадьбой не моя, а дядина.

   "Да уж, ты хотел меня просто поиметь, как первую попавшуюся девку", - мысленно согласилась Татьяна.

   - Приказу дяди я противиться не вправе, а он будет настаивать на свадьбе. Но, - тут чокнутый древний генерал изобразил низкий чопорный поклон, выставив руки перед собой. - Я клянусь всеми своими предками, их честью и памятью, что никогда не сделаю вас своей женой насильно. Я буду оттягивать день сочетания всеми способами, до тех пор, пока обстоятельства не изменятся. В конце концов, я подкуплю гадальщика, и тот объявит этот год неудачным для моего брака. А там...

   Он впервые встретился с девушкой взглядом.

   - А там, либо вы вернетесь на Небеса, либо сбудется ваше проклятье. Оно ведь сбудется?

   Таня, зачарованная его черными, блестящими глазами, кивнула. Сыма Цянь ведь не наврал насчет норова чуского полководца, значит, и про его смерть правду написал.

   - Значит, вам в любом случае ничего не угрожает, Небесная Дева. Но от вас потребуется... - он снова замолк, чтобы перевести дух, но затем продолжил. - Притвориться. И в этой невеселой игре побыть не моим врагом, а союзником. Мой дядя очень умен, очень коварен и жесток. Он так просто от своего замысла не откажется.

   - А вы, генерал? Какой вы?

   - Я сильный и храбрый, - без тени сомнения или смущения ответил Сян Юн, молодецки поведя плечом. - Но не слишком умный.

   - Это заметно.

   - Вот и дядя так говорит. Но клятвы именем предков я держу всегда. Просто даю их крайне редко.

   Он выглядел удивленным, словно сам от себя такого благородства не ожидал.

   - Так как? Вы станете моим союзником в нашем маленьком заговоре?

   Татьяна пораскинула мозгами и пришла к выводу, что иного или лучшего выхода у неё все равно нет. Жители Поднебесной всегда почитали предков, поэтому такой клятве можно верить. А кроме того, генерал Сян Юн, похоже, впервые заключил с женщиной договор как с равной. Союзник, а не подстилка, не рабыня и не пленница -- это не абы какой прогресс для психованного и необузданного мужчины. Так, глядишь, и до уважения дело дойдет. Если, конечно, горячий вояка не сгинет в бою.

   - Я согласна, союзник Сян Юн, - ответила Таня самым уверенным тоном, на который была способна в этот момент. Кто бы еще знал, чего ей это стоило.

  

   Лю Дзы и Люси

  

   Обычно оживленная, на этот раз чудесная деревенька словно вымерла. Лю настороженно оглядывался по сторонам, и с каждым шагом по пыльной улице его дурное предчувствие росло и крепло. По-прежнему зеленели огороды, благоухали сады, кто-то кудахтал, мычал и блеял, жужжали мухи и порхали бабочки. Людей только не было. Ни единого. Лишь поскрипывала незакрытая калитка, да ронял в ненасытную землю последние капли забытый кем-то впопыхах кувшин.

   - Говоришь, сюда просто так никто войти не может? Отчего же местных не видно? Или боятся чего? - молвила хулидзын, задумчиво пнув попавшийся на дороге камушек. Тот как-то лениво и плавно откатился, словно время вдруг замедлило свой бег. И Лю нутром чуял, что и тут не обошлось без колдовства.

   - Может, попрятались, - предположил он, до последнего цепляясь за разумное объяснение. Ведь иначе пришлось бы признаться: "Или мы просто не можем увидеть их".

   - Китеж-град какой-то, - лисица в очередной раз выругалась по-небесному. - А если этот твой даос тоже притаился так, что мы не найдем?

   - Найдем, - отрезал мятежник. - Дальше храма не убежит.

   Мужчина на миг задумался, а потом решительно обнажил оружие. Так и пошел дальше, не скрывая ни меча, ни намерений.

   - Когда ты успел добыть новый, ведь я тебя без меча выловила? - Люси догнала его и пошла рядом. Лю увидел, что она тоже достала из ножен чуский кинжал, но возражать не стал. Если с оружием в руках ей спокойней, пусть будет так.

   - В том придорожном селении разжился. Ты тогда спала. Послушай...

   - Я буду держаться сзади и не полезу под руку, - перебила его девушка. - Но Таня - моя сестра. Поэтому, если что... Ты тоже мне не мешай. Лады?

   Пэй-гун невольно улыбнулся, услышав свое любимое словечко из нежных уст небесной лисицы.

   - Лады! Не сомневаюсь, что за тысячу лет праведной жизни ты и оружием научилась владеть, о мудрая хулидзын. Нет, вставать между лисой и ее добычей я не буду. Обещаю!

   Но девушка, вместо того, чтобы обрадоваться, вдруг помрачнела еще больше и остановилась.

   - Что такое? - Лю готов был ждать, сколько нужно, но чем дольше они маячили посреди улицы, тем больше давали шансов удрать даже жареным курам, не говоря уж о стариках-даосах. А Пэй-гун почему-то был уверен, что хитрый дед Линь Фу не поджидает их, радушно накрыв стол под тростниковым навесом среди вечноцветущих слив.

   Люси стояла молча, опустив голову, и выглядело все так, словно хулидзын отчаянно борется сама с собой. Она несколько раз глубоко вздохнула, взъерошила короткие светлые пряди, пнула еще один камень, пробормотала что-то невнятное, а потом посмотрела прямо ему в лицо такими отчаянными глазами, что Лю Дзы немедленно захотелось обнять ее и прижать покрепче.

   - Слушай, я так не могу! - выдохнула она и затрясла головой, как лошадь, отгоняющая слепней. - И так уже столько бед от этого вранья, еще не хватало, чтоб и ты... Короче! - девушка вздернула подбородок и напряглась так, словно собиралась оттолкнуться и прыгнуть с обрыва. - Насчет всяких лис и Небес, и яблок этих бессмертных...

   - Персиков, - поправил Лю и шагнул ближе.

   - Что? Каких персиков?

   - Если ты о плодах бессмертия, растущих в Садах Госпожи Западного Неба, то это персики, а не яблоки.

   - Да! Точно! Персики в садах богини Сивамну...

   - Сиванму, - снова невозмутимо уточнил Пэй-гун, подходя совсем вплотную. - Имя Госпожи Западного Неба - Сиванму.

   - Сиванму, - с несчастным видом повторила она. - Я опять напутала. А ведь предупреждала Танюха... Ну, в общем... Насчет небесных лис и дев... Ох! Ты что это делаешь?

   - Тихо, - спокойно скомандовал Лю Дзы, взял ее за плечи, на мгновение крепко сжал, а потом развернул лицом к дому Ли Линь Фу, до которого и дойти-то оставалось шагов пятьдесят, не больше. - Спокойно. Ты честней и отважней многих мужчин, не говоря уж о женщинах. И мне все равно, лиса ты, дева или еще кто.

   - Но...

   - Не перебивай. Если ты потом захочешь что-то рассказать, то расскажешь. Если нет - промолчишь. А то, что хвоста у тебя нет, я и сам видел. А сейчас мы должны узнать, что стряслось с сестренкой Тьян Ню. Видишь этот дом? Нам туда. Поняла?

   - Поняла, - она судорожно вздохнула, а потом расправила плечи и повторила уже твердо и решительно, тем самым тоном небесной лисы, которой все земные печали - нипочем. - Идем.

   Лю незаметно улыбнулся. Так-то лучше! Все-таки великое умение - воодушевлять людей. Оказывается, даже на хулидзын действует.

  

   Старый даос ждал их во дворе, но ни угощения, ни выпивки на сей раз не приготовил. Да и вообще уютный домик Ли Линь Фу как-то потускнел, словно яркую вышивку припорошило пылью.

   - Сумел, значит, пройти, - уныло кивнул старик вместо приветствия. На Люси, которую Пэй-гун предусмотрительно задвинул к себе за спину, даос даже не глянул. Не произвел на служителя Матушки Нюйвы никакого впечатления и обнаженный меч, поэтому Лю, пожав плечами, убрал оружие.

   - Сумел, - кивнул он и, решив, что подозрения не отменяют хотя бы минимальной вежливости, слегка поклонился. - Что-то неприветливо ты меня нынче встречаешь, дедушка Линь Фу. Невесело.

   За его спиной нетерпеливо дернулась и вздохнула небесная лиса, но Лю тронул ее за руку, призывая пока помолчать. Девушка вняла и притихла.

   - А чему радоваться-то? Ты вот мечом грозишь, - угрюмо ответил даос. - Небесную деву Сян Юн увез, а эта лиса, которая за тобой прячется, так и вовсе сейчас бросится, как бешеная. Хреноватые дела-то, маль...

   Но договорить Линь Фу не дали. Командир Лю и хулидзын воскликнули разом, только мужчина рявкнул, а небесная лисица взвизгнула:

   - Что?!

   - Кто?! Этот лютый пёс?!

   Меч будто сам выпрыгнул из ножен, в лицо бросилась дурная кровь, и взревев раненым тигром, мятежник Лю попёр на мудрого Ли, словно сам взбесился любому чускому князю на зависть. И зарубил бы старого хитреца на месте - ну, или попытался бы, с даосом не так-то легко справиться! - если бы спину ему не ожег яростный вопль:

   - Стоять!

   Пэй-гун замер прежде, чем осознал, что приказала ему женщина. Впрочем, Линь Фу, уже творивший перед собой какую-то защитную пелену, застыл тоже. Стих даже ветер, только со слив лепестки сыпались.

   - Ты обещал, - напомнила хулидзын, выйдя вперед. И бесстрашно положила ладонь на клинок, заставляя опустить его, чтобы не поранить руку девы. - Обещал, помнишь? Таня - моя младшая сестра, значит, и этот хитрый дед тоже сначала мой.

   - Мое слово! Моя честь! Я ей защиту обещал, я ее сюда привез! - Лю оскалил зубы. - Для чего? Чтобы ты, старый хрыч, ее отдал Сян Юну?!

   - Ну так тебе-то Тьян Ню не нужна была, - осторожно напомнил Линь Фу, опасливо посматривая на перемещения небесной лисы. А хулидзын медленно приближалась. - А Сян Юну...

   - Да знаю я, для чего ему девы! Как ты мог, пьянь ты подлая?

   - А Сян Юну, значит, нужна, - прошипела Люси. - Известно для чего, да? И ты, дедуля, мою сестру взял и отдал?

   - Да кто меня спрашивал! - даос попятился и сунул руку за пазуху. - Прыг на коня, девку хвать, и был таков... Лю! Убери свою женщину! Иначе я ее сам уберу!

   - Это я тебя сейчас уберу, - зловеще посулила девушка. - И не посмотрю, что башка вся седая... Куда?!

   Резво отпрыгнув в сторону, Линь Фу вдруг бросил в нее уже знакомыми Лю светящимися шариками, дева вскрикнула, ослепленный Пэй-гун взвыл и бросился вперед, где-то наверху громыхнуло, сверкнуло, пыль взвилась столбом и...

   - Ах ты, фокусник поганый! Да я тебе твои фокусы сейчас, знаешь, куда засуну!

   Оглушенная хулидзын трясла головой и бранилась, но больше никаких чудес не случилось. Неведомая сила не подхватила небесную лису и не унесла прочь, земля не разверзлась, и молнии не испепелили дерзкую деву, а у старого даоса вид был такой обескураженный, что Лю поневоле рассмеялся.

   - Что, старый хитрюга, не вышло на этот раз? Ха! Сам говорил, что небесная дева небесной деве рознь. С барышней Лю Си шутки плохи.

   - Это точно! - подтвердила Люси. - Сейчас уж я пошучу так пошучу!

   - Обманщица! - даос ловко уклонился от броска хулидзын и вдруг подскочил на месте и взлетел, как нелепый и взъерошенный воробей. Девушка вскрикнула, возмущенная таким подлым бегством, и подпрыгнула, совершенно по-лисьи клацнув зубами.

   - У-у, котяра драный, я тебе попрыгаю! А ну вернись!

   - Самозванка! - припечатал сверху Линь Фу. Набрать высоту у него почему-то не получалось, так что порхал, то есть, парил старец лишь чуть выше человеческого роста. В прыжке хулидзын вполне могла бы дотянуться, но ловкий дед все время ускользал. - Бесстыдница! Ай! Ой!

   Больше всего эта погоня по двору за летучим даосом напоминала ловлю мухи собакой. Много пыли и лая, но толку мало. Ну, или попытку лисы поймать одну курицу в огромном курятнике. Лю Дзы совсем забыл про кровожадные мысли, снова спрятал меч и только подбадривал охотницу азартными криками, хлопая себя по бедрам от восторга. Она была великолепна! Нет, ну правда же. Когда и где еще такое увидишь?

   - Авиатор хренов! - взвыла Люси, видя, что добыча вознамерилась трусливо покинуть поле боя. - "Ньюпор" китайский! Садись, зараза, будь мужиком!

   Мятежник Лю восхищенным свистом отмечал каждое новое небесное словечко. Уж на что сам Линь Фу был мастер крепко высказаться, а таких словес точно не слыхал. "Надо бы запомнить, - мимоходом подумал Лю. - А-ви-а-тор... Ню-пор... Ух! Это духи или демоны?"

   - Бесстыжая и подлая женщина! - закладывая вираж, голосил дед. - Какая ты небесная лиса? Никакая ты не хулидзын! Слышишь, Лю, обманывает она тебя! Обычная наглая девица, только вместо глаз - бельма, как у демоницы!

   - Конечно, не лиса, - пожал плечами Лю Дзы. - Никто и не говорил про лис. Единственный обманщик тут ты, дед.

   - Ах ты ж!.. Тьфу! Сопляк! - взмыв, наконец-то, не в поднебесье, но все-таки повыше, сердито сплюнул вниз даос. - Дурак! Пусть она тебе сердце вырвет и сожрет, тогда узна-ае-ешь...

   Последние слова Линь Фу донеслись уже совсем из вышины.

   - Так лиса или не лиса? - задрав голову, крикнул Лю и непочтительно заржал.

   - Фарман недобитый! - напоследок Люси, отчаявшись поймать летучего деда, запустила в него сапогом. Почти попала, почти. - Дирижабль паршивый! Чтоб тебе лопнуть, гад!..

   А потом небесная лиса (или не-лиса) вдруг села прямо на землю, схватилась за голову и горько, навзрыд, разрыдалась.

  

   Люси

  

   Отчаяние накрыло Людмилу темным пыльным мешком, она задыхалась, давилась слезами и безотчетно царапала горло. Тани нет! Ее нет, она потеряна, она сгинет где-то в этом паршивом дремучем Китае, раздавленная, растоптанная, перемолотая безжалостным временем и свирепыми людьми. Ее нет и нет никого, кто мог бы помочь. Пережить революцию, голод и холод, болезни, неисчислимые опасности, пройти из одного конца бескрайней полыхающей страны на самый край, переплыть море, выживать несмотря ни на что - и закончить вот так? В грязных лапах какого-то дикого князька, вождя дикарей? И она сама, своими руками толкнула сестру к гибели! Эти проклятые рыбки! Этот гадский Шанхай! Этот подлый китаец Кан, которого они так и не нашли! И этот Сян Юн, урод озабоченный, чтоб ему десять раз сдохнуть, желтомордому кобелю!

   - Не плачь, - Пэй-гун присел рядом и взял ее за плечи. - Ну... не плачь! Разве лисы плачут?

   - Да не лиса я никакая! - всхлипнула Люси, пытаясь его оттолкнуть. - Никакая не лиса! Дед же ясно сказал - самозванка! Обманщица! Ты что, не понял еще? Ни с каких я ни с Небес!

   Хватка у командира Лю оказалась железная, так просто и не вырвешься.

   - Ладно, пусть не лиса. Тогда кто?

   - Обычная женщина! - вырвалось у Людмилы в сердцах. - Самая обычная русская девка! Понятно?!

   - Понятно, - покладисто согласился мужчина и осторожно погладил ее по волосам. - Тогда продолжай плакать, раз обычная. Разве обычная женщина сумеет спасти сестру? Нет, она просто будет лить слезы и винить Небеса. Обычные, земные женщины ни на что больше не годны, кроме криков и слез.

   Люся подавилась всхлипом и неожиданно с силой толкнула его, вырываясь. И зло прохрипела:

   - Вот как? Ни на что не годна? Или, может, для чего сгожусь, а? Ты поэтому такой обходительный? Ждешь случая завалить? Да? Ну, так давай, прямо тут, чего ждать-то? Все вы, твари, одинаковые, только одного вам надо!

   - Хотел бы - уже взял бы, - спокойно ответил Лю. - Не ищи врагов там, где их нет. На этой земле достаточно злодеев и подлецов, но я не из них.

   - Извини, - нехотя буркнула она, вытирая лицо рукавом. - Не надо обижаться. Еще одной речи о "недостойном простолюдине" я не переживу. Но... Но как же моя Таня? Я же встречала этого генерала, и хоть мне он ничего дурного не сделал, я знаю таких, как он. Зачем он увез ее? К чему?

   Лю Дзы покачал головой, хмыкнул и протянул ей флягу.

   - Вот, умойся. Боюсь, что твои опасения верны. Дев похищают для того, чтобы ими овладеть. Но, может быть, Тьян Ню сама уехала с генералом?

   - Таня не такая! - возмутилась Люси. - Она - барышня! Она не пошла бы неизвестно куда с первым попавшимся мужиком, каким бы обходительным красавцем он ни был!

   - Но ты же пошла, - хитро улыбнулся Лю. - Пошла со мной и не прогадала, верно?

   - Не сравнивай, - она не ответила на улыбку. - Мы - сестры по отцу, но Таня - дочь госпожи, а я, хоть и старше, родилась от... как это по-вашему? От наложницы, да. Мне проще принять... некоторые вещи. И я могу за себя постоять. Но Таня... Она же очень нежная, понимаешь, деликатная, чувствительная. Мы с ней много пережили, но насилие... Ее такое убьет. А если нет, так паршивец Сян Лян ее отравит. Меня же хотел.

   - Вот теперь, - Лю встал и потянул ее за собой. - Я действительно хочу услышать всю историю целиком. Правду, а не байки насчет Небес и лисиц.

   - Ладно, - Люся шмыгнула носом и тоскливо вздохнула. - Правда, так правда. Ну, слушай...

  

   Лю Дзы

  

   - ... и когда мы выбрались на берег, оказалось, что мы очутились в какой-то совсем уж седой древности! Кругом - грязные мужики с вилами и коромыслами, потом - солдаты Цинь... Но мы ведь были вместе! Но когда этот урод выманил меня из повозки и продал какой-то бабе... - девушка задохнулась и с силой взъерошила и без того стоявшие дыбом волосы. - Я так надеялась, что проснусь в нашей квартире в Шанхае, и вся эта ересь окажется просто еще одним кошмаром!

   Лю сочувственно поморщился и похлопал ее по плечу.

   - Да уж, в небесных лис и дев-посланниц Яшмового Владыки поверить действительно проще! - покачал головой он. - Но почему ты назвалась хулидзын?

   - А как еще? - Люси нервно рассмеялась. - Сам ведь видишь, насколько я непохожа на здешних людей.

   - Сказала бы, что тоже небесная дева.

   - Да на мне наряд был такой... - она замялась. - Ну... не очень скромный. И с белыми хвостами. Для танца. Я не успела переодеться - нам пришлось сразу бежать...

   - С хвостами? - мятежник Лю заинтересованно повел бровью, подумав, что не отказался бы и сам взглянуть. - Ты была танцовщицей?

   - Отец хотел, чтобы я тоже занималась наукой или хотя бы литературой, но мне всегда так нравилось танцевать... Хотя занятие, прямо скажем, малопочтенное! - девушка улыбнулась. - Но мне было все равно! Для продолжения династии синологов у него оставалась Таня, в конце концов, она - законная дочь, а мне представление ко двору точно не грозило.

   - Что плохого в танцах? - удивился он, улыбаясь ей в ответ. Но тут же посерьезнел: - Я рад, что ты все-таки не лиса. Но без воли Яшмового Владыки тут точно не обошлось. Эти рыбки, о которых ты говорила, те, что сложились в печать...

   - Да, я уверена, что именно они открыли нам проход в ваш мир!

   - И они теперь пропали, так? - дождавшись горестного вздоха девушки, он предложил: - Если бы старый злодей Линь Фу не упорхнул, мы расспросили бы его. Но коль слуга так нерадив, придется обратиться к самой Госпоже. Сходи-ка в храм Матушки Нюйвы.

   - Туда? - Люси, задрав голову, прикинула расстояние до храма. - Ого, высоковато!

   - Не выше Небес, - Лю помог ей подняться и заботливо отряхнул пыль с ее одежды. - Да, не помешало бы причесать тебя и переодеть, но что есть, то есть. Ступай. Я так думаю, пару ответов ты точно получишь, если сумеешь правильно спросить.

   - А ты?

   - А я подожду тебя здесь. Задам корма Верному, поищу какой-нибудь еды... И подумаю, как нам с тобой быть дальше. Чтобы отбить Тьян Ню у князя Чу, понадобится или сила, или хитрость. Сейчас у меня нет ни войска, ни мудрых советников, но, может, и неотесанный простолюдин сможет что-нибудь придумать?

   - Ты все равно хочешь мне помочь? Почему? - девушка испытующе глянула на него снизу вверх. - Прости, но с чего вдруг такая доброта?

   - А ты мне нравишься, небесная лиса Лю Си, - абсолютно честно признался Пэй-гун и подмигнул. - И я собираюсь понравиться тебе.

   - Шуточки у тебя! - фыркнула она. Но Лю с удовольствием отметил, что бледные скулы девушки порозовели, будто яблоневый цвет, а глаза она опустила, словно смутилась - совсем как нормальная, земная женщина. - Вообще-то... Людмила. Так меня по-настоящему зовут. Люси - так отец звал и Таня, это для своих...

   - Лю Джи Ми Ла, - послушно выговорил Лю Дзы и зажмурился в притворном ужасе. - Ох, так красиво и так длинно! С таким именем все точно будут считать тебя хулидзын! Могу я все-таки звать тебя Лю Си? Как будто я тоже - свой?

   - Можешь, - из бледно-розовых ее щеки стали почти пунцовыми, и дева сердито нахмурилась. - Да, можешь!

   Развернувшись на пятках, она практически бегом выскочила со двора, подстегнутая его довольным смешком.

   - Лю Джи Ми Ла... - повторил Лю и покачал головой. - Благие предки, как только люди дочерей не называют! Это и на трезвую-то голову не выговоришь, а ну если спьяну? А, Верный? Слыхал?

   Жеребец, разумеется, не ответил, но глянул так, что мятежник понял - насчет имен и дев у коня свое мнение точно имеется.

  

   "Во всей этой истории мне больше всего жалко Сыма Цяня. Человек очень старался для правящей династии, всю Поднебесную объехал, а с ним так жестоко поступили. А ведь если бы не он, то кто бы знал про деятелей двухтысячелетней давности, про их жизни и судьбы? Да никто".

Дневник Тьян Ню

  

   Или "чеонгсам" ("длинное платье") - традиционное китайское платье, чья форма была осовременена в двадцатых годах двадцатого века в Шанхае

   Этуаль - певичка, кокотка, дама полусвета.

   Фанза - китайский дом (см.)

   Часть православной молитвы Михаилу Архангелу (защита от врагов)

   Хулидзын (ху дзин, хули дзин) - лиса-оборотень

   Бяньдан - китайское боевое коромысло.

   Чи - древнекитайская мера длины. В эпоху династии Цинь 1 чи = 0,226м

   Кун-цзы - Конфуций.

   Яньло-ван - в древнекитайской мифологии владыка подземного мира.

   Хосин - божество огня, которое изображали в облике свирепого краснокожего существа с шестью руками

   "Кто полон милосердия, тот непременно обладает мужеством" - Конфуций.

   Пэй-гун - т.е. "правитель" или "владыка" уезда Пэй.

   "Из всех преступлений самое тяжкое - бессердечие" - Конфуций

   Ньюпор - самолет времен Первой Мировой войны.

   Фарман - самолет времен Первой Мировой войны.