Соболев проснулся от легшего на его лицо луча солнца, повернул голову к спящей рядом женщине и недовольно поморщился при мысли, что снова и в который раз изменил жене. Если бы не дети, он, вероятно, уже давно бы развелся с женой, которую не любил и которая отвечала ему в этом взаимностью. "Надо будет как-нибудь написать об этом рассказ", - подумал он. Рассказов на эту тему, как и на другие подобные ей, было написано Соболевым уже множество. Соболев публиковался не только в интернете; несколько издательств выпустили приличным тиражом сборники его рассказов. Он перестал заниматься торговыми делами, которым с душой отдавался еще каких-нибудь пять-шесть лет назад, и все больше связывал свои планы с литературой.
Соболев был сорокалетний, крупный, холеный мужчина. От отца в наследство достались ему в середине 90-х годов кое-какие средства, так что начинал он путь не с нуля, как какой-нибудь купец прошлых веков, состояние которого успевало пройти путь со щербатого рубля до миллиона. Соболев учился в столичном университете, имел хотя и не постоянные, но все же связи с некоторыми представителями творческой элиты и средних кругов чиновничества, так что многие из них пусть и не знали его по имени, но, тем не менее, лицо его им примелькалось. Время от времени он ездил по каким-то делам за границу. Другими словами, Соболев успел, что называется, повидать жизнь, приобрести кое-какой опыт, который позволял ему со знанием дела судить о литературе, о живописи, о женщинах, о хороших винах, о музыке и о многих других вещах. Эти познания придали его стилю тот лоск, который притягивал к нему на сайтах широкую публику, в особенности женщин. Кое-кто из критиков начинал уже поговаривать о том, что видит в Соболеве нового Чехова, так что и сам Соболев начинал порой смотреть на себя так.
Способ, каким Соболев лепил свои рассказы, был в общем-то довольно прост. Начинал он с чего-то такого, что служило в качестве крючка, на который можно подцепить читателя. Таким крючком была для Соболева прежде всего тема любви. Две трети его рассказов либо начинались с супружеской измены, либо заканчивались ею. Своему герою он придавал некий налет демонизма, т.е. сочетание цинизма и злой иронии. Соболев хорошо усвоил ту истину, что большинству женщин его круга добродетель в мужчине представляется чем-то вроде палящего солнца в пустыне. Им хотелось бы оазиса, где есть яства и вино, изнеженность и безделье. Поэтому своего героя Соболев рисовал чаще всего пьющим циником, приобретшим эти качества по какой-то причине, о которой, впрочем, читательница может догадаться сама. Либо это неудачная любовь, либо непонимание близких, либо еще что-то, какие-то проблемы и пр. Ведь не мог же Соболев допустить, чтобы его, Соболева, рассказ был беспроблемным! Рассказ без проблемы - все равно что портрет, на котором изображены только черты лица и абсолютно нет какого-либо заднего плана. Какая-то проблема необходима в качестве того фона, который придал бы рассказу серьезность. Но вот решение проблемы - здесь Соболев буксовал.
Кроме измены в качестве крючка и некоей предполагаемой проблемы в качестве фона Соболев научился вносить в рассказ оживление, чтобы читатель или читательница не уставали и могли с интересом прочесть рассказ до конца. Здесь Соболеву служил метод натурализма. Он умел, например, двумя-тремя взмахами кисти описать кое-какие детали мужского или женского тела, кое-какие действия этих тел в постели и т.п. Умел Соболев сходить и пешкой остроумия в тех случаях, когда ход ферзем обнаружил бы несерьезность, т.е. отсутствие у Соболева подлинного интереса к проблеме. Используя все методы в своем творчестве - как старые, так и новые, - он вовсе не был чужд пожонглировать словами, пококетничать с читателем веяниями модернизма. Единственное, что в его произведениях оставалось старым, это взгляд на вещи, т.е. миросозерцание. Другими словами, Соболев в качестве писателя сам был проблемой, а не решением ее, проблемой, которая нуждалась в анализе, в объяснении, в таком объяснении, которое Соболев дать не мог, ибо это значило бы отказаться от успеха среди той публики, которую он себе снискал не без помощи финансовых вливаний в рекламу или в анонсы. На литературных сайтах Соболеву нравилось отвечать на восторженные рецензии его почитательниц: "Тронут Вашим вниманием!", "Спасибо, с теплом! " Любил Соболев и сам, будучи уже признанным мэтром литературы, дать свою оценку чьему-либо творению: "Вещь недурна и в общем понравилась. "
Соболев смотрел на творчество, как на игру, посредством которой следует завлекать противника в свои сети, а не как на пот и слезы, которые обязан проливать подлинный мастер, чтобы принести людям счастье. Одной из коронных фишек этой игры было - дать понять читателю, вернее, читательницам, что в лице автора здесь имеется не просто сильный человек, но и сильный мужчина.
Соболев был неглуп, и потому далеко не всякий мог обнаружить подделку, наблюдая только внешние приемы его ремесла. Вот почему самым слабым местом его произведений был их пафос. Какая страсть движет художником при акте творения? Именно наличием или отсутствием особого рода страстей и определяется, останется от художника что-то для потомства или же нет. Здесь все ухищрения Соболева были бессильны. Он мог произвести впечатление лишь на ту публику, которая следовала веяниям моды, остальных же его произведения не трогали. Но поскольку лишь немногие в силах твердо стоять, не поддаваясь каким-либо кратковременным веяниям, Соболев был сейчас, что называется, на вершине успеха и в зените славы. То одно, то другое издательство заключало с ним контракт, и состояние Соболева быстро росло в размерах.
С женщиной, которая лежала теперь рядом, Соболев познакомился лишь вчерашним вечером. Все произошло стремительно. Еще вчера они не были знакомы. Она послала ему письмо, расхваливая его творчество, затем вдруг последовал его звонок, вечер в ресторане и вот - он у нее дома. "Это сама жизнь!" - внушительно прошептал Соболев. Он уже строил сюжет для нового рассказа. "Главное - не упустить стержень", - подумал он и вдруг вспомнил, как читал недавно на сайте спор между одним заметным поэтом и неким сторонником реализма Горького. "Ваше творчество - каша из топорищ!" - вспомнил Соболев употребленное поэтом выражение и улыбнулся. Он подумал о том, что такой же кашей является творчество Горького или Шолохова в сравнении с произведениями Бунина и Михаила Булгакова. На него нашло благодушное настроение. Соболев заложил руки за голову, слегка потянулся и, глядя в потолок, стал подсчитывать сумму денег, которые ему принесут два намечающихся контракта с издательствами. Его губы постепенно образовали презрительные складки в адрес некоего воображаемого противника, которому, в отличие от Соболева, не улыбнулась удача ...