Аннотация: Романтический реализм. Вам ведь иногда казалось, что время, а с ним и вся жизнь - утекают сквозь пальцы и нет шанса удержать их, наполнить смыслом...
На ее подоконнике стояла герань. Нина не знала, когда она там появилась. Возможно, осталась от прежних владельцев ее небольшой комнаты. Возможно, Нине ее подарили. Она никогда не задумывалась об этом. Просто иногда садилась на свой единственный стул и смотрела на цветок, тянущийся к робкому весеннему солнцу.
Иногда ей казалось, что все уже позади. Она уже не переживала столько эмоций как прежде и в голове, пустой и бесчувственной шевелилась одна эта фраза. Фраза заставляла ее хмуриться и подолгу смотреть вокруг, в поисках того, что пробудит ее от этого тяжелого сна. В конце концов, она натыкалась взглядом на ту самую герань и ей становилось немного легче.
Нина работала медсестрой в местной клинике. По средам, после короткой смены она садилась на автобус и не заезжая домой отправлялась прямо в лес. На закате Нина уезжала домой на том же автобусе.
Каждый раз во время этих прогулок она надеялась встретить что-то, что встряхнет ее и заставит посмотреть на вещи по-новому. Не смотря на то, что ей исполнилось всего тридцать два, она считала себя старухой. И вовсе не из-за того, что так и не вышла замуж - это как раз ее волновало в меньшей степени - а из-за того, что каждую среду она возвращалась из леса ни с чем.
Она пробовала менять тропинки и заходить глубже в лес, где вообще не было тропинок. Пробовала заблудиться, чтобы испытать страх и хоть что-то почувствовать. Но она каждый раз находила дорогу обратно без особого труда и садилась на автобус абсолютно с теми же мыслями, с которыми покидала его пару часов назад. В эту среду она вернулась домой с букетом скромных полевых цветов, но поняв, что ничего к ним не чувствует, Нина оставила его на сиденье автобуса.
Вечером в четверг позвонила Наоми и уже после второй фразы Нина почувствовала, что этот звонок тоже не принесет ничего нового - он был как две капли воды похож на все звонки старых подруг, звонивших по вечерам, когда у них выдавалась свободная минутка, и они не могли понять на что ее потратить. Наоми пригласила ее на небольшой девичник, задуманный ей на субботу. Нина сказала что подумает.
В пятницу она работала во вторую смену и все же проснулась пораньше, чтобы немного убраться и полить свой единственный цветок. На стенах ее комнаты висели вырезки из журналов с красочными пейзажами и красивыми танцевальными парами. Нине всегда нравились необычные, яркие костюмы танцоров и то, как они улыбались друг другу в момент танца. Сейчас она разглядывала эти фотографии и поняла, что больше не чувствует к ним ничего. Она аккуратно отклеила скотч, так чтобы не порвать старенькие обои и сложила запылившиеся вырезки в нижний ящик стола. Она решила, что в воскресенье нужно будет сходить и купить несколько дорогих журналов и посидеть за ними пару часов, выбирая новые фотографии, чтобы украсить стены. Голые обои делали комнату совсем пустой.
Она начала собираться на работу за несколько часов до выхода. Зачем-то вытряхнула на стол содержимое своей сумочки и долго перебирала бесконечные мелочи, скопившиеся в ней. Пару конфет, которые она носила с собой с какой-то вечеринки пришлось выкинуть, так как они расплавились и едва не перепачкали всю сумку. Придирчиво осмотрев свой набор косметики, Нина решила, что в воскресенье нужно будет пробежаться по магазинам и выбрать новые тени и помаду. Наверное, уже можно позволить себе что-нибудь подороже, более классическое. Эта мысль заставила ее поморщиться, напоминая о возрасте. Словно в насмешку Нина наткнулась на записку, пролежавшую в сумке несколько месяцев. "Позвони!" и номер. Ее передал вместе с бокалом разбавленного мартини какой-то парень в синем костюме и дурацкой бейсболке. Нина тогда по воле какого-то каприза отправилась в ночной клуб, но вышла оттуда уже через полчаса с подкатывающей тошнотой от вертевшейся перед глазами размалеванной танцовщицы и этой идиотской запиской.
Сейчас она развалилась на стуле и с какой-то нервной улыбкой смотрела на пожелтевшую салфетку. Потом она взяла телефон и набрала номер. Она улыбнулась дурацкому азарту, охватившему ее и, затаив дыхание, вслушивалась в длинные гудки.
- Мотель "Янсон".
Нина понятия не имела, что сказать. Портье терпеливо ждал.
- Простите, мне оставили этот номер... Давно...
- Сожалею, но в данный момент номер пустует. Если хотите, вы можете его снять.
Вспомнив, наконец, зачем она звонит, Нина по-детски хихикнула и повесила трубку. Она еще раз улыбнулась собственной дурацкой затее и принялась складывать вещи обратно в сумочку. Салфетку с номером она отправила в мусорное ведро вместе с конфетами.
В субботу она все же отправилась к Наоми. Та жила всего в паре кварталов от Нины и пока она шла по погружающимся в сумерки улицам, ей подумалось, что живи Наоми хотя бы на один квартал дальше, она никогда бы не пошла на этот девичник.
Когда она уже почти дошла до старого дома, куда Наоми переехала пять лет назад, Нина почувствовала на себе взгляд. Она никогда раньше не понимала эту фразу, когда натыкалась на нее в надуманных историях из дорогих журналов, но в этот момент она отчетливо поняла, что на нее смотрят. Она как можно незаметнее обернулась. Метрах в тридцати от нее шел мужчина в сером плаще и надвинутой на глаза старомодной шляпе. Именно такие типы в дурацких журнальных рассказах преследовали неосторожных девушек. Мужчина свернул с тротуара к вишневому Мерседесу, протер рукавом лобовое стекло, потом сел в машину и медленно покатил вниз по улице. Ни разу даже не взглянув в сторону Нины. Она помотала головой, избавляясь от навязчивого ощущения опасности и пошла дальше, изо всех сил стараясь не переходить на бег.
Она рассказала обо всем Наоми прямо в прихожей, пытаясь придать истории шутливый характер и не выдать своего испуга. Наоми нахмурилась, отвела ее на кухню, вымыла рюмку и наполнила ее до краев чем-то прозрачным. Кивнула Нине и та выпила ее залпом. Потом она долго глотала воздух ртом и жадно набросилась на протянутый Наоми подсохший сэндвич. Наоми наклонилась к ней и посмотрела в глаза взглядом строгой матери.
- Сегодня останешься у меня, а завтра мы тебя проводим на работу. Ты еще торчишь в этом госпитале?
- Да... Завтра я не работаю.
- Значит до дома. И купи себе баллончик. Хочешь, можем сходить вместе.
- Спасибо... Не волнуйся, я дойду.
Наоми убрала бутылку в шкаф над раковиной и обернулась к Нине. Хмуриться она так и не перестала.
- Нормально?
Нина улыбнулась почти искренне.
- Да, спасибо.
Девичник вышел невеселым, но приятным. Настроение у Наоми и Кины были созвучны Нининой меланхолии, а Джину, которая была настроена веселиться вовсю, они усадили за Эйвоновские проспекты, в которые она ушла с головой на пару часов, изредка что-то восторженно вскрикивая.
Наоми поставила какую-то недавно нашумевшую мелодраму и налила всем неразбавленного виски. Не отрывая взгляда от экрана они о чем-то болтали, медленно пьянея и погружаясь в собственные мысли. Кина долго жаловалась на своего Фрэнка, на то, что он уволился с работы и теперь часами просиживает в гараже и что еще и еще, Нина не слушала. Потом Кина как-то внезапно затихла и углубилась в просмотр фильма, чем-то отозвавшегося в ее голове. Наоми, увидев на экране мужика, возившегося под капотом машины, улыбнулась и увела Нину на кухню. Там она долго копалась в шкафу, выбирая подходящий сорт чая. В конце концов, она смешала несколько сортов в фарфоровом чайничке, разлила чай по тяжелым, похожим на пивные, кружкам и, чокнувшись с Ниной, сделала пару глотков. Похоже, она осталась довольна.
Нина долго смотрела на оставленную на столе пачку, потом все-таки взяла сигарету и прикурила. Как ни странно, сигарета пошла легко, хотя Нина не бралась за курево со времен университета. Наоми курила, отвернувшись к приоткрытому окну и Нине показалось, что она может разрыдаться в любой момент. Делиться своими тревогами она не желала, и Нина решила не лезть. Наоми закашлялась, потом сказала:
- Может, махнем в конце месяца в Вегас? Говорят там здорово.
Нина молчала, не то обдумывая предложение, не то просто не обратив внимание на ее фразу.
- Ты была в Вегасе?
Нина сказала, что нет.
- Ну, так как?
- Может лучше в Аризону? Я давно не видела родителей.
Наоми усмехнулась.
- Неа. Лучше в Вегас. К чертям...
Наоми села напротив и долго рассматривала собственную скатерть, словно открытые гадальные карты. Нина заметила на ее руке обручальное кольцо, которое она не носила с тех пор, как Роджер укатил к некой Джессике Лири три года назад. Наверное, ей совсем плохо, подумала Нина, но так ничего и не сказала.
- А как Тони? Все еще работает на заправке или уже нашел что получше? Он же все трепался про своего другана не то с Уол Стрит, не то из "Дэу электроникс". Выгорело?
Нина пожала плечами.
- Мы разошлись еще в прошлом году. Я еще у тебя жила пару дней.
Наоми прокашлялась и долго тушила бычок в пепельнице. Сигарета Нины еще не дотлела даже до середины.
Когда они вернулись в комнату, Джина уже сидела рядом с Киной, и они обе рыдали навзрыд, глядя на полыхающее на экране здание. Нина с Наоми переглянулись, не сумев удержаться от улыбки. Словно почувствовав это, Кина обернулась и метнула на них обиженный взгляд.
Когда по экрану побежали титры, Джина, лишившаяся всего своего задора предложила сыграть в покер. Они сыграли с десяток ленивых партий, выигрывая в основном на парах и тройках. Никому не удалось собрать даже стрита. Наверное, никто и не пытался.
В половине третьего Наоми начала хлопотать насчет ночлега, доставать белье и разбирать диван. Нина смотрела на ее задумчивое лицо, когда она стояла с какой-то смешной детской наволочкой посреди гостиной и думала где кого лучше разместить. Когда потом, через пару лет, Нина будет вспоминать свою университетскую подругу, она вспомнит ее именно такой - замершей посреди гостиной с синей наволочкой в Микки Маусах, ненадолго забывшей о тоске по бывшему мужу.
Нина сказала, что ей было очень приятно всех их увидеть, что Наоми замечательно готовит чай и еще кучу всякой чепухи перед тем как заявить, что вызывает такси. Наоми, как ни странно не стала ее удерживать. Нина поцеловала ее в странно горячую щеку, сунула в карман пару сигарет и спустилась к машине. Джина, примеряющая старую ночнушку Наоми, по детски неуклюже замахала ей рукой.
Придя домой, Нина долго искала ключи в сумочке, потом попятилась назад и села на холодные ступеньки. Ей хотелось заплакать, но почему-то ничего не выходило. Она вытерла воображаемые слезы и открыла дверь.
Она не стала включать свет в прихожей, кое-как разулась, скинула пальто на полку для обуви и прошла в комнату. В лунном свете все казалось бледным и выцветшим. Нина почувствовала, что это действительно ее жилище, заброшенное и пустое. Не раздеваясь, она легла на кровать и долго всматривалась в предметы, искаженные эти странным мертвенным светом. На герань не падал ни один луч, и как Нина ни пыталась, она так и не смогла увидеть свой цветок. В конце концов, она поднялась с кровати и подошла к подоконнику, словно испугалась, стоит ли горшок на месте. Только потом она смогла заснуть.
Она проснулась с тяжелой головой, залезла в душ и долго стояла под горячими струями, насторожено прислушиваясь к ощущениям кожи. Ей казалось, ее тело совсем потеряло чувствительность. Она провела рукой по груди и, почувствовав ее упругость и жар, одернула руку и долго, словно в трансе, держала напряженную ладонь под струей воды.
После завтрака ей захотелось курить. Нина залезла в карман пальто, но обе сигареты сломались, и она принялась вытряхивать из кармана слежавшиеся табачные крошки.
До полудня она смотрела телевизор, но ни новости, ни однообразные сериалы так и не смогли хоть немного заинтересовать ее. Потом она вспомнила про свои планы насчет журнальных вырезок, выключила телевизор и долго решала, хочет ли она еще куда-то идти. В дверь позвонили. Она торопливо запахнула халат, стянула с головы полотенце и пошла открывать. За дверью оказалась соседка сверху - милая старушка, постоянно носившую какие-то просторные восточные халаты, расшитые золотыми цветами. Она сказала, что у них небольшие посиделки - так и сказала - посиделки, и попросила Нину сыграть для них что-нибудь. Откуда старушка узнала про то, что она умеет играть, Нина понятия не имела. Она сказала, что оденется и зайдет. Старушка терпеливо согласилась подождать в прихожей.
Нина пробежала глазами свой гардероб, ловя себя на мысли, что ее тянет надеть что-нибудь открытое и вызывающее. Непонятно перед кем она собиралась красоваться в кампании старушек, собравшихся слушать классику, но Нина все-таки натянула свое бирюзовое платье, с удовольствием заметив, что не располнела с тех давних пор, как надевала его в последний раз. Платье было вполне приличным, но оставляло открытыми плечи и шею. Подол доставал до колен, но разрез был достаточно длинным, чтобы не к месту проснувшееся в Нине кокетство было удовлетворено.
У соседки сидели еще пара таких же старушек, одетых, правда, менее причудливо. Нина подошла к огромному роялю, невесть как оказавшемуся в этой небольшой квартире и поняла, что волнуется. Она не садилась за инструмент уже около четырех лет.
К собственному удивлению она вспомнила пару веселых мелодий и отыграла их довольно прилично. Потом она принялась за сонаты и здесь ей уже пришлось напрягаться, потому что их она не играла со школы. Тогда она не понимала всех этих заунывных мелодий, которые сейчас ложились на сердце так мягко и естественно, что Нина и сама не заметила, как отыграла практически все, что могла вспомнить. Она начала лунную сонату, припасенную напоследок, когда в комнату ворвался внук соседки, и та сорвалась возиться с крохотной царапиной на его предплечье. Внук, которому было уже около двадцати, отбивался как мог, но, в конце концов, все три бабушки заставили его снять рубашку и смазать царапину перекисью. Нина неожиданно для себя засмотрелась на парня, сбилась и повесила в воздухе тяжелый минорный аккорд. Очнувшись, она убрала ногу с педали и, когда парень поднял на нее глаза, как-то неловко ему улыбнулась. Он улыбнулся в ответ.
Они столкнулись в прихожей. Парень переоделся в костюм и теперь мялся в углу прихожей, давая Нине возможность одеться. Они вышли вместе и еще раз улыбнувшись друг другу, разошлись.
На следующей день она проснулась радостной и готовой к чему-то прекрасному. За окном светило уже по-настоящему летнее солнце, и Нина распахнула окно. Она заметила, что герань совсем засохла и выкинула ее в мусорное ведро. Она даже удивилась тому, что это вовсе ее не расстроило. Она постояло еще немного у открытого окна, нежась под лучами солнца, потом начала собираться, просидев у зеркала больше обычного. Она вышла из дома вполне довольная собой и с удовольствием ловила на себе мужские взгляды.
К концу рабочего дня она была полностью разбита. Нина никак не могла понять, что она делает среди всех этих больных и умирающих людей, среди циничных врачей, постоянно отпускавших скабрезности и обсуждающих последний футбольный матч. Она спустилась в курилку, попросила сигарету и, смакуя каждую затяжку слушала разговоры персонала. Футбол, пара больных умерли в ночную смену, дверь на третьем заедает, Янки не выйдут в финал, обещают ураган с побережья, Норман из двести пятой похоже вызвал себе проститутку в палату, чтобы его хоть кто-то навестил, не похожа она что-то на его дочь, с Фальконами давно покончено...
Когда она выходила из госпиталя, у нее тряслись руки. Парочка молодых практикантов, которые вились вокруг нее весь день, предложили подбросить. Нина посмотрела пустыми глазами на их дерганные фигуры, прислонившиеся к оранжевому Вайперу и молча пошла к остановке. Она поклялась, что больше никогда не пойдет к соседке сверху.
Дома она простояла полчаса у окна, курила и смотрела на улицу. Поймав себя на мысли, что высматривает серый в полоску костюм, она закрыла окно и села на подоконник. Рядом с пепельницей виднелось пятно от цветочного горшка. Нина передвинула пепельницу, скрывая его от глаз.
Наоми позвонила поздним вечером, она была сильно пьяна и без конца спрашивала, купила ли Нина баллончик. Когда Нина заверила ее что купит его завтра же и не будет шляться одна по улицам, Наоми пожелала ей спокойной ночи и отключилась.
В среду Нина не поехала в лес. Сидела перед телевизором и курила сигареты одну за одной. Когда раздался звонок в дверь, она подскочила на месте. Не от неожиданности, а скорее от понимания того, что ждала его все это время. Соседка, которая знала и про ее короткую смену, позвала ее выпить чаю и "может быть что-нибудь поиграть"
Нина сыграла все те же композиции, потом еще несколько, которые помнила совсем плохо, она обрывала их и начинала заново, и снова сбивалась. Потом они сели пить чай и она рассказывала старушкам все больничные байки, циничные и несмешные, которые знала. Она поняла, что тянет время. В конце концов, она спросила у соседки как поживает внук и не будет ли она мешать, когда он вернется. Соседка спокойно ответила, что сегодня он не придет ночевать. Нина неуверенно улыбнулась, через силу допила свой чай и сказала, что ей нужно домой.
Весь вечер она расхаживала по квартире и курила, стараясь держаться подальше от незашторенного окна. Потом она намочила тряпку и со злостью принялась оттирать пятно от цветочного горшка с рассохшегося подоконника. Потом она позвонила Наоми и удивилась, застав ее бодрствующей и трезвой. Нина рассказала ей насчет смазливого внука, просто проверяя, осмелиться ли она произнести вслух всю эту чушь. Наоми слушала внимательно, потом сказала одну фразу: "Это серьезно", потом она вздохнула и попросила назвать его имя еще раз по буквам. Нина засыпала с уверенностью, что назавтра Наоми явится к ней с огромной папкой, где будут все двадцать лет этого парня в деталях.
Она ворочалась где-то до половины второго, хотя она не была уверена - в последние дни она стала плохо чувствовать время. Ей казалось, что в комнате душно. Нина открыла окно и стянула с себя сорочку. Когда она вернулась в постель, сон показался ей еще более недостижимым. Прохладный воздух, скользнувший по обнаженному телу смыл усталость, и теперь ее тело вспыхивало от каждого движения. Там, где одеяло касалось тела, Нине чудились его руки, она впивалась пальцами в подушку и пыталась успокоить дыхание. Потом она заснула с четким ощущением, что никогда не сможет заснуть.
Ее разбудила Наоми и Нина поняла, что проспала работу. Наоми усмехнулась - похоже она это предполагала. Наоми затянулась где-то там, на другом конце провода и сказала, чтобы Нина выбросила этого парня из головы. При его имени, по телу прошла волна. Нина только сейчас поняла, что стоит голая посреди комнаты с распахнутым настежь окном. Она не торопясь вернулась в постель, прижимая трубку плечом. Потом спросила:
- Почему?
- В шестнадцать его поймали на торговле травкой. В квартале от школы, понимаешь? У нас маленький город, Нина, констебль сказал, что не стал никому ничего говорить, пожалел бабушку. Парень отделался жестким разговором. Билл не дурак, он понял, что мальчик просто не с теми связался. Тот вроде осознал, но ты тоже не будь дурой, кончай все это. О"кей?
- О"кей.
Нина выключила телефон и подошла к окну. Там кто-то яростно сигналил. Во дворе стоял оранжевый додж. Кажется, парня звали Нэш - он высунулся из окна, чтобы что-то крикнуть, но, увидев ее неприкрытую грудь, как-то задохнулся на полуслове и так и не нашелся что сказать. Потом все-таки спросил:
- Может, за город?
Нина закрыла окно.
Она позвонила на работу и сказала, что подхватила простуду от Смиттерса. Извинилась, что не позвонила раньше. На том конце провода что-то пробормотали и отключились. Нина пошла в душ.
Последнее время она часто впадала в какое-то подобие транса, засматриваясь на блестящие предметы, прислушиваясь к ощущениям тела, пытаясь почувствовать румянец на щеках, не увидеть в зеркале, а именно почувствовать, или холодок, пробегающий между лопатками. Ей казалось, что за три дня ее тело налилось какой-то новой, неведомой мягкостью, обрело новую пластику. У этих ощущений был вкус тягучего золотистого меда.
Полдня она простояла в прихожей в одном халате. Она курила с закрытыми глазами и прислушивалась к звуку шагов на лестнице. Когда наступала долгая тишина, такая, что Нина чувствовала собственный пульс, бьющийся в мочках ушей и горячих запястьях, она снова начинала слушать собственное тело и ловить прохладные языки сквозняка, лизнувшего голую ногу или освобожденную от занавеса волос шею. Нина чувствовала свой запах - легкий и приятный, и вся ее жизнь казалось в тот момент такой же как этот запах - легкий и приятный.
Он пришел только после полудня, Нина узнала его шаги, хотя никогда раньше не слышала их. Она медлила, пытаясь успокоиться, потом распахнула дверь. Он был все в том же костюме, на груди болтался фотоаппарат с огромным объективом. Он улыбнулся и, как ему казалось незаметно, скользнул по ней взглядом. От этого взгляда все слова перемешались в голове Нины, она шагнула вперед, схватила его за отворот пиджака и впилась в его губы. Он вздрогнул, но так и не попытался вырваться, ответил. Нина хищно улыбнулась, не отрывая своих губ от его и потянула пояс халата. Потом скинула его на грязную лестничную площадку и прижалась к парню всем телом. Он подхватил ее, внес в квартиру и захлопнул дверь. Нина улыбнулась ему той же улыбкой и убежала в комнату. Она залезла под одеяло, слушая как он торопливо скидывает с себя одежду. Потом он вошел в комнату, уже полностью обнаженный и Нина игриво закусила губу, почувствовав, как тело сводит приятной судорогой...
Она стояла в прихожей, так и не одевшись и смотрела, как он собирается. Следила за каждым движением. Они так и не обменялись ни словом. Он улыбнулся ей на прощание и вышел. Нина увидела, что ее халат кто-то поднял и заботливо повесил на перила. Она выбежала на площадку и, поджимая босые ноги, поцеловала парня в гладкую щеку. Улыбнулась, почувствовав на его коже свой запах. Потом подхватила халат и вернулась домой. Аккуратно, чтобы не хлопнуть, закрыв за собой дверь.
Следующие пару недель он не появлялся. Нина ждала его под дверью, но теперь она не могла почувствовать его шаги и каждый раз распахивала дверь, сталкиваясь с хмурыми соседями сверху. Бормотала "извините" и закрывала дверь. Аккуратно и беззвучно. По субботам она оставалась у Наоми и напивалась. В последний ее визит они легли спать вместе и долго целовались, готовые вот-вот расплакаться. Они пытались заняться сексом, но ничего не вышло, они так и заснули в обнимку и больше не вспоминали об этом.
В конце месяца они поехали в Аризону, к родителям. Их встретили очень радушно и им удалось, наконец, немного забыться. Обратно они ехали на автобусе, и Наоми вспоминала что-то из их школьных забав. Нина улыбалась, баюкая лежавший на коленях подарок матери - горшок с цветущей геранью.