Трофимов Алексей Владимирович : другие произведения.

Монжуа! (Глава I)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    1373-й год. Во Франции полыхает война, армия Бертрана Дюгеклена вытесняет англичан из захваченных ими территорий. В это время молодой виллан вынужден бежать из родных мест, скрываясь от гнева своего сеньора за совершенное преступление.

Глава 1.

  
   Замок на холме назывался Пэйи ля Форе, и его возраст насчитывал уже более двухсот лет, а возраст деревни у подножия - и того больше. На лье вокруг, разделенные изгородями, раскинулись поля, а по южному склону холма уступами поднимались виноградники. Все вместе это было собственностью рода графов де Форе, в настоящее время - его сиятельства Жана д'Альбон. Сам граф вместе с супругой, как правило, находился при королевской особе и если время от времени и удостаивал здешние владения своим посещением, то исключительно ради охоты. Густой лес, протянувшийся по обоим берегам реки, служил пристанищем кабанам, оленям и лисицам, а также великому множеству птиц. Вообще-то все это изобилие бдительно охранялось графскими лесничими, но при должном старании с ними вполне можно договориться. Со всеми, кроме Анри Девуа, старшего лесничего и вдобавок родного брата управляющего замком Антуана Девуа. С этим договориться было невозможно.
   И, тысяча чертей, именно он и стоял теперь в каких-то двух шагах перед Жаком.
   Просто молча вышел из-за толстого ствола дуба возле самой тропы, за которым прятался. На костлявой физиономии Анри застыло такое выражение, будто он разглядывал кучу дерьма. У него всегда был такой вид, но сейчас его дополняли красные воспаленные глаза и запах застарелого перегара. Хуже не придумать.
   Он молча, кривя губы, смотрел на Жака. Опущенные руки теребили хлыст из бычьей кожи на коротком кнутовище - лесничий всюду носил его с собой и, случалось, пускал в ход, если бывал не в духе. Молчал и Жак, стараясь сохранить на лице невозмутимое выражение. Все, в общем-то, было ясно и без слов - кожаный мешок, перекинутый через плечо, красноречиво говорил сам за себя.
   - Дай сюда. - прохрипел наконец Анри, протягивая руку. После секундного колебания Жак повиновался. Мешок перекочевал к лесничему, который, недолго думая, перевернул его и встряхнул. Стягивающая горловину веревка разошлась, и на мокрую тропу в ворохе перьев шлепнулся крупный фазан.
   - Так-так. - тихо произнес Анри, поднимая взгляд от птицы. - Так это твои силки были возле Горелой Поляны, да? Ты доставил мне немало неприятных часов.
   Жак передернул плечами. Уже две недели он регулярно проверял силки, до сегодняшнего дня безрезультатно; этого фазана он намеревался обменять в деревне на кувшин молодого вина, которой, в свою очередь, распить вечером с кухаркой Луизой... При воспоминании о выдающихся прелестях Луизы Жак невольно почувствовал, что краснеет; теперь же вместо предвкушаемой страстной ночи ему, по всей видимости, предстоит крепкая порка.
   - Тебя ждет крепкая порка, гаденыш. - сообщил Анри. - Однако мне, видишь ли, пришлось тебя выслеживать. Несколько дней, да? Не скажу, чтоб это было так уж здорово. Нет, вовсе нет.
   Он сделал шаг правой ногой назад и слегка развернул корпус.
   - Так что я, пожалуй, сперва сам слегка попорчу тебе шкуру. Думаю, брат не обидится на меня за это, да?
   Рука лесничего метнулась вперед и вверх; Жак инстинктивно дернул головой и хлыст обрушился на его левое плечо. Юноша вскрикнул и отшатнулся - ему показалось, что его ошпарили кипятком. Рукав холщовой рубахи разошелся, в прорехе показался багровый рубец.
   - Что, не нравится? - с удовлетворением в голосе процедил Девуа, делая шаг вперед. - А думаешь, мне приятно было, что ни день, стеречь тебя в лесу, говнюк? Ничего, это я только начал...
   Второй удар был направлен прямо в лицо; Жак успел закрыться, и теперь кипятком ожгло левое запястье. Кисть сразу онемела, он выронил тисовую палку, которую использовал в лесу вместо посоха.
   Кровь бросилась Жаку в голову, в глазах потемнело; не успев толком осознать, что делает, он прыгнул вперед. Лесничий еще только замахивался в третий раз, когда крепкий кулак Жака врезался ему в лицо. Неприятно хрустнуло.
   В свои девятнадцать лет юноша был выше и крупнее большинства обитателей замка и деревни и весьма силен; но все равно лесничий, может быть, и устоял бы при обычных обстоятельствах. Однако тропу изрядно размыло ночным дождем - из-за этого Девуа поскользнулся и, нелепо взбрыкнув ногами, навзничь шлепнулся в грязь.
   Жак опомнился и со смесью страха и изумления уставился на кулак, сам не веря в содеянное. Он только что поднял руку на графского лесничего! Костяшки пальцев были в крови.
   Анри завозился, сел; сплюнул в ладонь, поднес ее к глазам и несколько мгновений разглядывал. Губы были разбиты, кровь заливала подбородок. Он вытер лицо грязным рукавом и поднял глаза на Жака. Тот попятился.
   - Ах ты, с-сучье отродье... - прошипел лесничий, поднимаясь на ноги. В голосе его сквозило немалое удивление; хлыст так и остался лежать в траве. - Да я ж тебе...
   Девуа потянул из ножен на поясе большой нож; рассказывали, что таким ножом он на спор пробивал дубовою доску. Но Жаку совершенно не хотелось проверять правдивость слухов на себе. Едва пальцы Анри коснулись роговой рукояти, как он подхватил с земли тисовую палку, а когда лесничий, пригнувшись, с проклятием бросился на него, шагнул навстречу и со всей силы нанес упреждающий удар.
   Раздался треск, палка переломилась посередине. Девуа издал странный булькающий звук, упал на колени, схватившись за голову, а затем мягко повалился набок и замер.
   Сердце Жака бешено колотилось, во рту пересохло; пытаясь совладать с колотившей его дрожью, он прислонился к стволу дерева. Лесничий лежал неподвижно. По надвинутой до бровей матерчатой шапочке медленно расплывалось темное пятно. От этого зрелища у Жака внезапно сжался желудок; он сложился пополам, и его вырвало, затем еще раз и еще.
   Прошло несколько минут, прежде чем он пришел в себя настолько, чтобы оценить сложившееся положение. Он не мог заставить себя проверить, жив ли лесничий, или нет; однако, рассудил юноша, если тот жив и сможет обвинить Жака перед братом, то управляющий, вероятно, прикажет просто засечь его до смерти. Если же Анри мертв, то его будут искать и неминуемо скоро найдут; начнется расследование, а несколько человек в замке знали, что Жак ушел проверять силки. Антуан Девуа, конечно, не станет стесняться в средствах, проводя дознание - рано или поздно, а правда выплывет наружу и в этом случае дело, вероятнее всего, закончится виселицей.
   По всему выходило, что в замок возвращаться нельзя. Более того, надо убраться отсюда как можно дальше, куда-нибудь, куда не дотянутся руки графского управляющего. Выбор, честно говоря, был невелик; хотя Жак ни разу в жизни не покидал пределов владений де Форе, он сомневался, что сможет найти безопасное убежище хоть у кого-то из окрестных землевладельцев. Насколько он знал, все эти графы, бароны, маркизы охотно выдают друг другу беглых преступников.
   Был еще один выход - добраться до какого-нибудь города. Жак никогда не видел никаких городов, однако припомнил, что отец, пока был жив, ездил несколько раз на ярмарку в Лион. Лион, вроде бы, не принадлежал графу де Форе, и в любом случае, там наверняка проще затеряться, чем в любой из близлежащих деревень. Что он станет делать в городе, юноша пока не представлял. Отец его, Люк Фрузо, был конюхом; однако он умер, так и не успев обучить сына ремеслу, почти десять лет назад. Так что у Жака в замке не было каких-то постоянных обязанностей. Он брался за все, что поручат, и делал в меру умения. Тем не менее, в большом городе наверняка должно найтись какое-то дело.
   Так Жак решил отправиться в Лион.
  
  
  
  
  
   Чтобы добраться до города, необходимо было выйти на тракт, находящийся на другом берегу. Из деревни туда вела дорога, пересекавшая реку через мост - до него было около двух лье; на мосту всегда дежурил сборщик пошлины и пара стражников из замка. Однако, был еще и брод. Путь к нему лежал через заболоченную часть леса, зато так был почти исключен риск встретить кого-либо из местных. После недолгих колебаний Жак избрал именно это направление.
   Он без затей двигался напрямик, не пытаясь обмануть возможную погоню - среди графских лесничих были хорошие следопыты, были у них и собаки; следовало добраться до реки прежде, чем тело Анри обнаружат и бросятся следом. Еще не наступил полдень, а пропавшего лесничего, он надеялся, не хватятся до завтрашнего утра. К тому времени он должен уйти уже достаточно далеко.
   Быстрым шагом Жак шел на юго-восток, где по тропинкам, а где продираясь сквозь чащу. Перелезал через поваленные стволы, дважды пришлось преодолевать овраги. Эту часть леса он знал, как свои пять пальцев; однако уже через полчаса местность начала заметно меняться. Вместо тисов, грабов и ясеней стали попадаться осины и болотные мирты, перемежающиеся ельником; земля, до того просто мокрая после дождя, захлюпала под ногами. В сыром воздухе вились и зудели тучи голодного комарья. Началось болото.
   Отмахиваясь от назойливых кровососов большим стеблем папоротника, Жак упорно продолжал двигаться в сторону реки. Идти становилось все труднее; деревянные башмаки проваливались в мох, он пробирался между бочагами с черной водой и трухлявыми пнями, оплетенными клюквой. Хотя здесь не было настоящей трясины, один раз он все-таки провалился в холодную жижу почти по пояс. После этого Жак наспех изготовил слегу из давно засохшего деревца и дальше шел осмотрительнее, прощупывая дорогу.
   Затем даже такая зыбкая почва кончилась. Перед ним раскинулась затянутая ряской заводь шириной в полсотни шагов, с другой ее стороны стеной поднимался камыш, посередине торчала замшелая черная коряга. Потревоженные приближением человека, поплюхались с кочек лягушки, захлопала крыльями испуганная цапля.
   Тыкая перед собой жердиной, Жак ступил в воду. На каждом шаге башмаки тонули в густом иле, цеплялись за гнилые стебли. Со дна поднималась муть, лопались зловонные пузыри. Он шел, раздвигая болотную растительность, распугивая водомерок и стрекоз. Вода поднялась до пояса, затем до груди и выше не поднималась. Дно незаметно выровнялось, стало тверже. Пересекши заводь, Жак отбросил слегу и грудью вломился в камыши, словно кабан. Он шел напрямик, с треском продираясь сквозь заросли, отводя и ломая стебли и обрывая ногами корневища. Рассерженно жужжали насекомые, на голову и за шиворот ему сыпалась какая-то труха. К счастью, ширина преграды была всего несколько шагов; последнее усилие - и камыши остались позади, а впереди открылась речная гладь.
   Глубина здесь была - чуть выше пояса. Жак первым делом окунулся с головой в речную воду, смывая с себя грязь, пот и лесной мусор, а затем огляделся. Оказалось, что он вышел из леса чуть в стороне от брода: известный всем местным браконьерам ориентир - покосившаяся мертвая ель, нависающая над водой - оказался в паре сотен шагов. К ней пришлось брести против течения, так как на берег здесь было не вылезти - везде болото и камыш. Когда Жак, наконец, добрался до цели, было уже далеко за полдень.
  
   Голод настойчиво давал о себе знать, и Жак проклял себя за недальновидность. Он вряд ли посмел бы прикоснуться к то ли убитому, то ли просто оглушенному лесничему, не говоря уж о том, чтобы обшарить его карманы - хотя и следовало бы; однако прихватить с собой добытого фазана ничего не стоило, а он об этом не подумал. Последний раз Жак перекусил вечером накануне, а теперь его кишки, похоже, возомнили себя медным горном, в который трубил в особых случаях замковый горнист, толстяк Бертран.
   Перейдя реку, он наскоро прополоскал штаны и рубаху, отмывая от остатков болотной грязи, и растянул на воткнутых в песок прутьях, а сам затаился в молодом ивняке, ожидая, пока одежда высохнет. И сам не заметил, как уснул.
   Проснулся, разбуженный чувством голода. Солнце почти скрылось за лесом на другом берегу, последние лучи расцвечивали небо багровыми полосами. Жак торопливо нарвал и разжевал пригоршню ивовых листьев - противно и горько, но на крайний случай сгодится. Затем, извиваясь, как уж, выполз из своего убежища, напялил просохшую одежду. Надо было двигаться дальше, он потерял несколько часов.
   Королевский тракт проходил здесь совсем неподалеку от берега, но после моста поворачивал на северо-восток, к Лиону. Насколько далеко до города, Жак не знал; однако надеялся, что удастся расспросить по дороге каких-нибудь торговцев или пилигримов. Он намеревался не останавливаться на ночь, чтобы к утру убраться как можно дальше; и пусть черт заберет Антуана Девуа и его брата.
   Не пройдя и четверти лье, он услышал сзади топот копыт. Это еще никак не могло быть посланной за ним погоней, однако юношу все равно охватила тревога. В замке ходили рассказы о разбойниках, грабивших торговцев, рутьерах, беглых дезертирах и прочих бродягах, встреча с которыми не сулила ничего хорошего. Он быстро метнулся в придорожные кусты и затаился там.
   Через минуту верховые поравнялись с его укрытием. Четверо вооруженных всадников, с мечами и щитами, в кольчугах и открытых шлемах. На щитах и плащах был изображен какой-то герб, который Жак не успел разобрать. Легким галопом они проскакали мимо, не глянув в его сторону. Один что-то сказал, прочие громко рассмеялись, и вскоре их поглотили вечерние сумерки; однако Жак покинул свое укрытие не раньше, чем стук копыт стих вдали.
   Судя по всему, это были вооруженные ратники какого-нибудь сеньора. Хотя опасаться их вроде бы не было серьезных причин, после этого эпизода юноша подумал, что следует придумать правдоподобную историю, объясняющую, как он оказался здесь и куда направляется. Бредущий по дороге одинокий простолюдин, да еще безо всяких пожитков, вполне может вызвать подозрения, начнутся расспросы и ничем хорошим это не кончится. Рассуждая таким образом, Жак шагал по дороге на Лион, чутко прислушиваясь и озираясь по сторонам.
  
   Отблески костра он увидел, когда уже совсем стемнело и на небе высыпали звезды. Первой мыслью Жака было обойти стоянку далеко стороной, однако все более усиливающийся голод возобладал над чувством осторожности. Кроме того, он все-таки хотел разузнать, где находится и сколько еще идти до Лиона. Вряд ли разбойники стали бы останавливаться недалеко от дороги, у всех на виду, подумал юноша. Знатный сеньор со свитой тоже не стал бы ночевать под открытым небом, а остановился на постоялом дворе. Скорее всего, какие-нибудь пилигримы либо жители окрестных деревень, направляющиеся на ярмарку. Стараясь не производить шума, Жак сошел с дороги и направился на свет, лавируя между кустами и стараясь избегать зарослей колючек.
   Запах перловой каши и рагу из сушеных овощей и бобов он уловил еще прежде, чем услышал приглушенные голоса и смех. Есть сейчас же захотелось настолько нестерпимо, что он с трудом удержался от того, чтоб бегом броситься к костру. Вместо этого Жак сделал еще несколько осторожных шагов, пригнулся за высоким чертополохом и неподвижно замер, вглядываясь и прислушиваясь.
   Вокруг костра сидели несколько человек, чуть в стороне, на границе освещенного пространства, угадывалось нечто громоздкое - скорее всего, телега - и лошадиный силуэт рядом.
   Расстояние оставалось еще довольно большим, а разговаривали незнакомцы негромко, однако помогало то, что они оказались с наветренной стороны. Напрягая слух, Жак различил отдельные слова.
   - ... мессир Гийом де Салиньи, храни его Господь! Ушел бить англичан, сразу после Пасхи.
   - Да и давно пора! Отец Ришар говорит, что все они еретики и мужеложцы!
   - Сохрани Господь! - произнес резкий женский голос. - Пресвятая дева, пусть наш добрый король прогонит этих мерзавцев!
   - Побьёт, как пить дать! - пробасил невидимый собеседник. - Люк, мой старший, ушел на войну вместе с сеньором. К осени вернется с возом добра!.
   - А моих-то двое, тоже! Как вернутся, думаю, вылезем из нищеты!
   - Да хоть бы просто вернулись... - вздохнула женщина.
   - Что ты понимаешь! - возразили ей. - Лучше послушай-ка, что я скажу: сейчас может знатно обогатиться каждый, кому посчастливится попасть на войну! Я бы и сам пошел, да на кого землю оставишь?
   Так могли говорить только крестьяне. Последние опасения оставили Жака, он выпрямился и уже не таясь, шагнул вперед... и угодил ногой в какую-то дыру, скорее всего, кротовью нору. Затрещали, ломаясь, сухие стебли, воздух огласило витиеватое проклятие - одно из излюбленных ругательств стражников в Пэйи ля Форе. В ответ тотчас раздался заливистый собачий лай. Разговор прервался, у костра замелькали тени, затем взметнулся сноп искр, высветив несколько черных человеческих силуэтов.
   - Кто там? - хрипло крикнул в темноту один из крестьян, судя по голосу, человек пожилой.
   - Не бойтесь! Я Жак из Пэйи-ля-Форе, иду в Лион. - отозвался юноша, отряхиваясь от комьев земли. - Я мирный путник, не причиню вам вреда.
   - Чего ты хочешь? - несколько миролюбивее спросил крестьянин. Кто-то у костра невнятно бубнил, успокаивая заходящихся лаем собак.
   - Я не ел уже больше суток. - честно сообщил Жак. От запаха еды у него текли слюни и мутилось в голове. - И кроме того, хотел бы узнать, далеко ли мне еще идти.
   Недолго посовещавшись, крестьяне пришли к выводу, что незнакомец опасности не представляет.
   - Ладно, если ты один - присоединяйся. Лишняя миска найдется.
   Жак вошел в освещенное пространство, держа руки на виду и нарочито неторопливо, чтобы не спровоцировать глухо рычавших псов. Костер бросал отблески на проступающие из темноты настороженные лица - мужские и женские. Не больше дюжины, решил Жак. Навстречу ему поднялся кряжистый седоватый человек с дорожным посохом в руках. Внимательно оглядев юношу с ног до головы, он кивнул.
   - Из замка, да? Садись к огню. Тереза, дай парню поесть.
   Несколько человек облегченно вздохнули.
  
   Их было девять человек, семеро мужчин и две женщины, направляющихся на ярмарку в Лион. Старшему, Пьеру, было уже под пятьдесят; его сопровождали сын с женой и несколько односельчан, все из земельно-зависимых крестьян мессира Филиппа де Клемон. Вперед ехали на двух телегах, порожняком - время продавать излишки урожая наступит еще не скоро, а сейчас им необходимо было закупить в городе инструменты и всяческую утварь.
   Уписывая за обе щеки кашу и рагу, Жак рассказал, что смерть отца и крайняя бедность семьи заставили его направиться в Лион в надежде наняться в ученики к какому-нибудь ремесленнику; однако, в пути у него украли котомку со всеми пожитками. Так он оказался в том положении, в котором и встретил Пьера и его компанию. История оказалась вполне правдоподобной и подозрений ни в ком не вызвала. Крестьяне сочувственно покивали, отпустили несколько проклятий в адрес воров (само собой подразумевалось, что в их-то деревне все жители исключительно честные и порядочные люди) - после чего Жаку было позволено примкнуть к компании. Лишь некий Жене, угрюмый молчаливый тип с черными, как смоль, волосами, нет-нет да и бросал искоса недоверчивый взгляд, однако тем и ограничивался.
   После еды Жака неудержимо потянуло в сон. Большинство новых попутчиков уже спали, завернувшись в тонкие шерстяные одеяла, лишь Пьер с сыном еще тихо переговаривались, обсуждая цены и перечень необходимых покупок. Вздыхали во сне лошади, привязанные к телегам, изредка ворчали собаки. Жак вздрогнул и перекрестился, когда во тьме прозвучал хриплый крик козодоя - это считалось дурной приметой.
   Костер уже почти погас, а майские ночи были еще довольно прохладными. У Жака не было одеяла, но он подвинулся поближе к тлеющим углям и улегся прямо на траву. Глядя в бездонное, усыпанное звездами небо, юноша внезапно подумал, что это первая в его жизни ночь, которую он встречает вне замка. И одному Богу известно, где он встретит следующую.
   Наскоро помолившись, он смежил веки.
  
  

* * *

  
   Бертран Дюгеклен, милостью Его Величества короля Карла V граф де Лонгвиль и коннетабль Франции, одним залпом выпил подогретое с пряностями вино и, не глядя, отдал кому-то пустой кубок. Взгляд его не отрывался от возвышавшихся в двух сотнях туазов серых крепостных стен и башен. Над башнями реяли знамена - английские знамена с желтыми леопардами, а со стен свешивались наружу флаги с гербами находящихся в городе английских дворян. Город назывался Шизе и был последней крепостью, удерживаемой здесь англичанами, ключом ко всему Сентонжу. Гарнизон был невелик, всего-то около полусотни английских солдат, большей частью лучников. С Дюгекленом пришло вдесятеро больше людей, однако первый штурм окончился неудачей - его бретонцы не выдержали ливня английских стрел и откатились прочь, потеряв две дюжины одними убитыми. Англичане кривлялись и выкрикивали оскорбления, находились такие, кто показывали со стен голые задницы.
   Коннетабль и его сопровождающие стояли на деревянном помосте, поднятом на высоту человеческого роста с внутренней стороны опоясывающего французский лагерь палисада. Широкие проходы, с двух сторон устроенные в палисаде, обычно загораживались тяжелыми возами, но сейчас проход, обращенный к городу, был свободен и из него колонной выходили ратники. Основную массу составляли бретонцы, возглавляемые Жаном де Боманур, чуть поодаль выстраивали своих латников Жофруа Кваримель и Алан де Сен-Поль; впереди основных сил, разворачиваясь в цепь, уже направлялись к городу немногочисленные стрелки - две дюжины французских арбалетчиков и несколько наемных генуэзцев. Командовал стрелками сеньор Джованни Дориа, и их задачей было если не подавить, то хотя бы частично ослабить убийственную стрельбу английских лучников.
   Сзади раздалось негромкое бормотание на латыни; скосив глаза, Дюгеклен хмыкнул, увидев, как войсковой капеллан, отец Жерар Дербье осеняет наступающих воинов крестным знамением. Коренастый, с непомерно длинными руками и медвежьими ухватками, отец Жерар походил скорее на городского палача, чем на священнослужителя; это сходство еще более усугублялось жутким шрамом, придававшим его широкому лицу зверский вид. Но так могли подумать только те, кто совсем не знал отца Жерара. В действительности, это был глубоко набожный и образованный человек с мягким характером.
   Кроме капеллана, здесь присутствовали оруженосец Дюгеклена, Шарль д'Мо и двоюродный брат коннетабля мессир Оливье де Мони, раненый английской стрелой во время предыдущего штурма и вынужденный поэтому на сей раз оставаться наблюдателем.
   - Напрасно вы смеетесь, сын мой. - укоризненно заметил капеллан, от которого не укрылась ухмылка графа. - Господь, если будет ему угодно, явит мощь свою и обрушит стены сего пристанища убийц и еретиков.
   - О да, отче. - скептически отозвался Дюгеклен, снова разглядывая крепость. - Помощь Господа была бы нам очень кстати. Читайте ваши псалмы, но что до стен, то я больше полагался бы на пару добрых требушетов, а еще лучше - этих новых гремящих штуковин, пушек.
   - Дьявольское изделие! - перекрестился, отшатнувшись, отец Жерар.
   - Вполне возможно, святой отец, вполне возможно. Сказать по правде, я люблю эти новшества не больше вашего, но они действительно чертовски хороши при осадах. - неохотно признал Оливье де Мони. - Я собственными глазами видел, как одна такая...хм... в общем, начисто выбила ворота замка всего за два выстрела, а они, клянусь честью, были из дуба и толщиной в добрых две пяди!.
   - Что ж, будем обходиться тем, что есть. - подытожил граф. - Смотрите-ка, ребята сеньора Джованни, кажется, вступили в бой!
   Прячась за большими щитами-павезами, арбалетчики приблизились на полсотни туазов к крепостной стене. Англичане выпустили им навстречу несколько стрел, не причинивших однако никакого вреда; здесь сеньор Дориа остановил своих людей. Павезы были утверждены вертикально в земле благодаря шипам по нижнему краю, и началась вялая перестрелка. Лишь изредка то один, то другой из вражеских лучников высовывался из-за зубцов, чтобы выпустить стрелу и тотчас скрывался назад; их время еще не пришло. Главный штурмовой отряд Жана де Боманур нес к стене приставные лестницы под прикрытием больших дощатых щитов, поэтому англичане выжидали, пока противник вынужден будет раскрыться.
   Обособленно от бретонцев шагали в бой закованные в железо ратники Кваримеля и де Сен-Поля во главе со своими сеньорами. У них не было дощатого прикрытия, зато были прочные доспехи, и они наступали плотным строем, сомкнув щиты. Их целью были ворота.
   - Что-то они сегодня медлят. - пробормотал де Мони. - В прошлый раз, помню, стрелы на нас так и сыпались, разрази меня гром!
   - Осторожнее со словами, сын мой. - предостерег отец Жерар, но мессир Оливье только нетерпеливо отмахнулся.
   - Не хотят попусту изводить стрелы. - пояснил Дюгеклен. - Они ждут, пока наши молодцы начнут карабкаться на стены и останутся без прикрытия. Надеюсь, сеньор Дориа со своими арбалетчиками сберегут сегодня не одну бретонскую жизнь.
   - Все в деснице Божьей, положитесь на милось Его! - благочестиво произнес капеллан.
   - Аминь! - сказал коннетабль, согласно наклоняя крупную, с изрядными залысинами по бокам лба, голову. А про себя подумал: "Да помогут тебе небеса, Жан, не подведи нас!"
  
   - Вперед, живей, дьявола вам в печенку! Шевелись, лентяи! - рычал, потрясая мечом, Жан де Боманур. Боевая ярость клокотала в нем, требуя выхода. Он сделал слишком широкий шаг, и тотчас рядом с его сапогом в землю воткнулась стрела; рыцарь выругался и поспешно отдернул ногу. До стен оставалось с полсотни шагов, когда английские лучники, до сих пор не проявлявшие активности, начали наконец-то пробовать на прочность деревянные щиты, за которыми укрывались атакующие. То и дело стрелы с глухим стуком вонзались в доски, изредка пробивали их насквозь и хищно высовывались с обратной стороны, но потерь пока не было. Некоторые англичане старались стрелять по ногам. Из-за спин бретонцев вылетали немногочисленные арбалетные болты, проносились над головой и ударялись о стены или исчезали в проемах бойниц и между зубцами.
   Атакующий отряд добрался до рва; во время прошлого штурма участок рва напротив ворот забросали вязанками дров и мешками с землей, так что теперь он не являлся препятствием. Три сотни бретонцев быстро пересекли ров и преодолели последние несколько туазов до крепостной стены.
   - Наверх, ребята! Смерть английским ублюдкам! - крикнул де Боманур.
   - Монжуа-а! Монжуа и Сен-Дени! - отозвались триста глоток.
   - Святой Георгий и Англия! - незамедлительно послышалось в ответ.
   Дощатые заграждения полетели на землю, к стене во мгновение ока была приставлена дюжина широких тяжелых лестниц.
   Вот тут англичане начали стрелять в полную силу. Де Боманур едва успел прикрыться щитом, как со стен обрушился стальной ливень. В него самого угодили сразу три стрелы - две попали в щит, еще одна срикошетила от шлема. Четверо ближайших к нему бретонцев были убиты наповал, тут и там с воплями падали раненые.
   Чтобы обрушить на врага такой шквал стрел, лучниками пришлось высунуться из-за зубцов и щитов в бойницах, за которыми они прятались. Этот момент не был упущен сеньором Дориа; по его команде стрелки дали залп. Сразу три десятка стальных болтов устремились к крепости, и некоторые из них нашли свою цель. Итальянец давно уже выбрал себе цель и терпеливо выжидал, пока англичанин покажется хотя бы на мгновение; так же поступили и наиболее опытные из его людей. Со стены послышались крики и проклятия, один из лучников вывалился из бойницы и рухнул под ноги атакующим, радостным ревом приветствовавшим этот успех.
   Однако для перезарядки арбалетов требовалось значительно время, а англичане непрерывно продолжали сыпать стрелами, теперь уже ничего не опасаясь. Первый ряд карабкающихся на стену бретонцев был попросту сметен. Убитые и раненые валились на лезущих снизу, возле стены образовалась настоящая каша.
   Ругаясь, Жан де Боманур протолкался к лестнице, сунул меч в ножны, ухватился правой рукой за липкую от крови перекладину и полез вверх, прикрываясь щитом. Высота стен составляла около пяти туазов; он преодолел их за тридцать ударов сердца, и за это время в него попали не менее дюжины раз. Великолепный миланский доспех, за который он отдал целое состояние, спас своего владельца - лишь две стрелы пробили броню, но нанести существенных ранений уже не смогли. Несколько бретонцев последовали за своим командиром, воспользовавшись им, как прикрытием.
   Рыцарь добрался до верха, ухватился за каменный выступ и уже поставил было ногу на гребень стены, когда из-за ближайшего зубца выскочил облаченный в хауберк и ржавый цервельер ратник. От него крепко разило потом и элем, в руках - топор на длинной рукояти. Ощерив рот с недостающими зубами, англичанин прорычал что-то нечленораздельное и сноровисто рубанул сплеча.
   Правой рукой продолжая цепляться за стену, Жан де Боманур все же умудрился щитом отбить удар в сторону. Увлекаемый инерцией, англичанин провалился и чуть подался вперед - но и рыцарь потерял равновесие. Пальцы в стальной перчатке соскользнули, и де Боманур почувствовал, что опрокидывается навзничь. Инстинктивно он схватился за первое, что подвернулось под руку - это оказалось топорище вражеского оружия. Растерявшийся ратник не успел выпустить рукоять, тяжестью закованного в доспехи тела его сдернуло со стены, и он с воплем кувырнулся вниз. Де Боманур тоже не сумел удержаться, однако не упал, а наполовину съехал, наполовину скатился кубарем по лестнице, ударяясь о ступеньки и сбивая карабкающихся следом солдат. Возле земли нога в стальном сапоге застряла между перекладинами. Рывок, и от боли у рыцаря потемнело в глазах.
  
   Дюгеклен видел, что атака бретонцев захлебывается. Укрываясь щитами, они толклись в слабо простреливаемом пространстве у подножия лестниц, и не спешили лезть на стены. Те немногие смельчаки, кто все же пытались, не добирались и до середины подъема. Защитникам удалось повалить одну лестницу, затем вторую. Стрелки Джованни Дориа делали все, что могли, но их усилий оказалось явно недостаточно; под стенами росла груда убитых и раненых. Со своего наблюдательного пункта коннетабль не мог разглядеть, где в этой толчее Жан де Боманур и лишь надеялся, что тот жив.
   Между тем, второй штурмовой отряд - Жоффруа Кваримель, Сен-Поль и дюжина их латников - беспрепятственно добрался до крепостных ворот. Несколько человек принялись рубить топорами дубовые створки, а остальные, встав вокруг, сомкнули щиты, закрывая себя и товарищей. Казалось, англичане всецело отвлеклись отражением штурма и не обращали на них внимания; однако затем кто-то из защитников заметил новую опасность. Из навесных бойниц, проделанных во фланкирующих с двух сторон ворота машикулях, полетели стрелы. Один из латников упал, но остальные не отступили, лишь еще теснее сомкнули строй, подняв над головой щиты.
   - Разрази меня гром, вот это смелость! - взволнованно крикнул Оливье де Мони. - Лишь бы эти ублюдки не догадались сделать вылазку!
   - Нет, дорогой кузен, они не пойдут на это, пока у них под стенами толпятся сотни бретонцев... - возразил Дюгеклен. - А, проклятье!..
   На площадке над воротами показались с полдюжины ратников. Они с трудом тащили шест, на котором висел большой котел, исходивший паром.
   - Тысяча дьяволов! - заорал, потрясая кулаками, де Мони. - Как цыплят ошпарят, клянусь честью! Да взгляните же вверх, чтоб вас!..
   Тщетно; отгородившиеся щитами, французы всецело сосредоточились на разрушении ворот.
   - Божья Матерь, сохрани и помилуй! - прошептал отец Жерар.
   Джованни Дориа продемонстрировал, что не зря получает свои пять су в день: едва успели англичане появиться над гребнем стены, как сразу угодили под залп арбалетов. Пятерых ратников будто ветром смело; лишь один остался невредимым, он швырнул шест и проворно отскочил. Котел опрокинулся. Кипяток хлынул на площадку, большей частью обварив раненых англичан, но отчасти досталось и французам внизу. Кто-то покатился по земле, прочие бросились врассыпную от ворот, нарушив строй - и стали легкой мишенью для лучников. С помоста Дюгеклен увидел, как рухнул Жоффруа Кваримель - его легко было узнать по белому сюрко поверх доспехов - как завертелся волчком один из латников...
   - Шарль, вели трубить отход. - со вздохом обратился коннетабль к переминавшемуся с ноги на ногу оруженосцу. - Мы отступаем.
   - Неисповедимы пути Господни... - пробормотал у него за спиной отец Жерар. Оливье де Мони ругался сквозь зубы.
  
  
  
   Потери осаждающих впечатляли. Погибло почти четыре десятка бретонцев, и вдвое больше оказалось раненых. Жан де Боманур пережил падение со стены, но вывихнул ногу; солдаты доставили его в лагерь на руках, он богохульствовал и призывал на головы англичан чуму и проклятия. Жофруа Кваримель и Алан де Сен-Поль получили раны от стрел, хотя и не опасные, но на некоторое время выведшие их из строя. Один латник погиб от кипятка, другой от стрелы; еще двое были тяжело ранены. Не избежали потерь и стрелки - арбалетчик-француз не успел вовремя спрятаться за павезу и был убит наповал,
   - Сеньор коннетабль желал видеть меня? - спросил Джованни Дориа, откидывая полог шатра.
   - Желал, желал, сеньор Джованни. - отозвался Дюгеклен. - Входите, не стойте на пороге.
   Итальянец, пригнувшись, шагнул внутрь. Командующий сидел у дальней стены на складном походном стуле, кроме него здесь находились лишь оруженосец и мастер Рене Фавье, секретарь и войсковой казначей.
   Дюгеклен не предложил гостю сесть, но вместо этого поднялся сам. Широкоплечий, но приземистый, с заметно кривыми ногами, коннетабль был почти на голову ниже сухопарого итальянца.
   - Что вы думаете о сегодняшнем бое? - напрямик спросил Дюгеклен, снизу вверх глядя на собеседника. Тот скривился и пожал плечами.
   - Такого следовало ожидать, сеньор. Мастерство этих йоменов потрясает. Я уже тридцать лет на войне, но не видел никого, кто бы подобно им управлялся с луком. Господь свидетель, мы сделали все, что могли, но нас недостаточно, сеньор. Надо больше людей. - он снова пожал плечами и умолк.
   - Насколько больше?
   - Я бы сказал - еще вдвое больше, чем у меня есть, сеньор коннетабль. - после недолгого размышления ответил итальянец.
   Дюгеклен задумчиво кивнул, по привычке барабаня пальцами по подбородку.
   - А если я дам вам людей, сможете ли вы быстро обучить их обращаться с арбалетом?
   Наемник криво усмехнулся:
   - С Божьей помощью, за две недели я научу их стрелять в нужном направлении. Пока что и этого будет достаточно. А из тех, кто окажется достаточно ловок и сообразителен, чтобы пережить первое сражение - из них можно будет попытаться сделать бойцов.
   Дюгеклен вновь кивнул.
   - Хорошо, сеньор Джованни, не задерживаю вас больше. Готовьтесь вскоре принимать пополнение.
   Итальянец поклонился и вышел. Когда полог шатра опустился за ним, заговорил Рене Фавье.
   - Арбалетчик получает один су и семь денье в день; итальянец просит еще полсотни воинов. Это составит... - он устремил взгляд в потолок и на пару мгновений задумался, шевеля губами, - составит добрых четыре ливра и пять су ежедневно. Немалые деньги, мессир коннетабль, немалые. - многозначительно добавил он.
   - Об этом не беспокойся. - усмехнулся Дюгеклен. - Я надеюсь пополнить нашу армию, вообще не потратив ни обола!
   - Могу я поинтересоваться, каким образом, мессир?
   - Видишь ли, добрый Рене... Думаю, мы применим испытанное средство, к которому прибег Его Величество шесть лет назад. Скажи, письменные принадлежности у тебя с собой?
   - О да, мессир. - мастер Фавье был несколько задет этим вопросом, хотя и не подал виду; на поясе его всегда висели чернильница и пенал с отточенными перьями.
   - Отлично, Рене, отлично. Ты знаешь, - Дюгеклен покачал головой, - я, смею полагать, могу неплохо биться и мечом и копьем, со щитом и без, в конном либо пешем строю. Но, разрази меня гром, я совсем не знаю, как управляться с пером и бумагой. Даже отец Жерар не смог обучить меня, хотя и пытался. По-моему, проще сладить со строем вражеских воинов, чем с рядами этих закорючек, называемых буквами!
   Склонившийся над листом мастер Рене позволил себе чуть заметно улыбнуться. Мало кто из известных ему дворян умел читать и писать.
   - Итак, пиши друг мой: "Достопочтенному Гийому Леклерку, консулу славного города Лиона, милостью Его Величества короля Карла Пятого коннетабль Франции Бертран Дюгеклен, граф де Лонгвиль..."
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"