Высокие стрельчатые окна в обрамлении светлых портьер. Стены отделаны панелями из красного дерева, украшены гобеленами тонкой работы. На каменном полу большой толстый ковер. Я сижу на нем в пестрых подушках и пою. Тихий мотив струится непонятными словами. И мне так хорошо, спокойно. Кажется, я даже счастлива.
Высокий сводчатый потолок теряется во мраке, но здесь на ковре светло от теплого мерцания свечей и большого камина...
ПРОСЫПАЙСЯ!
Подхватилась. Странное сильное чувство толкнуло с незатейливого ложа.
-Куда собралась, горлица?
Я растерянно, еще не отойдя ото сна, посмотрела на старушку. Щурясь заспанными глазами, увидела, как спокойно без спешки, она собирает в холщовый мешок еду, бутыль с квасом, травы.
-Не знаю. Но, кажется, мне идти надо.
- Куда?
Пожала плечами, даже головой тряхнула, но убежденность не пропала: НАДО.
-Прям так пойдешь? - С тихим смешком Согда уложила в торбу хлеб и вяленое мясо.
Я охнула, сообразив, что совершенно голая. Тут же натянула на себя меховое одеяло. Старушка, не обращая внимания на мое смущение, подошла, обхватив ладонями голову, оттянула нижние веки. Присмотрелась. Потом положила руки мне на лоб и констатировала:
-Слаба ты еще.
Я упрямо поджала губы.
-Не пущу, сказала.
Отошла, но котомку собирать продолжила. Перехватив мой вопросительный взгляд, пояснила:
-Завтра пойдешь.
Я осмотрелась в поисках своей одежды, и старушка махнула рукой в сторону двери.
-Во дворе. Высохла давно уже.
-Спасибо.
Как была в одеяле, так и пошлепала к выходу. Ноги противно подрагивали, а в голове шумело от слабости, но я мужественно прошагала к двери и выглянула наружу. Как, оказалось, было далеко за полдень. Выйдя из избы оглянулась. Та с виду была совсем маленькой, почти землянкой. Врытая в землю по самое окошко, с двускатной крышей, она, непонятно каким образом, представлялась гораздо просторнее изнутри.
Взгляд окинул небольшую полянку перед домом, низенький тын, а за ним почти сразу - лес. В центре поляны лицом к избе возвышался деревянный идол, этакий дедок с бородой. У его подножья в ладанке курились дымком какие-то корешки, а на голове божка красовался васильковый венок.
Возле хатки, обложенный камнями бьет родник. Маленькая струйка кристальной воды, собирается в небольшую ложбинку и по подложенной Согдой коре, стекает прямо в глиняный кувшин. Сразу захотелось пить. Горло мгновенно зашлось от ледяной воды, заломило зубы, но я никак не могла напиться и прикладывалась к кувшину несколько раз. Казалось, такой вкусной воды я никогда не пила. Она пахла свежестью, ветром и землей одновременно, а во вкусе чувствовались луговые цветы.
Напузырившись, я подошла к тыну, на котором была развешена моя одежда и, поснимав по-быстрому свое безразмерное барахло, пошла в избу одеваться. На столе уже исходила паром упревшая в котелке каша с мясом, лежал нарезанный большими ломтями хлеб, пенился в деревянных кружках квас. Желудок вмиг отозвался настойчивым урчанием. Потому быстренько одевшись и, завязав узлом косы, с молчаливого приглашения Согды, я села за стол.
Господи, как это вкусно - есть деревянной ложкой! Пить настоящий, сбродивший квас, а не ту бурду, которую... та-а-ак... Я напряглась, замерла и, уткнувшись взглядом в пространство перед собой, увидела, как иду между стеллажами в магазине. Боюсь дышать, чтоб не спугнуть... Кто-то держит мою ладонь в своей, широкой и теплой, а я скольжу глазами по ярким упаковкам, улыбаюсь чему-то.
МАМ, ДАВАЙ ЗАЕДЕМ В ИГРУШЕЧНЫЙ ОТДЕЛ.
В глазах потемнело, стало нечем дышать, а в груди колыхнулось что-то, такое родное... Такое понятное.
Словно марево задрожало. То слезы, не ощущаемые сначала, сдавили горло и, застилая глаза, полились по щекам.
НЕТ, НЕТ, НЕТ!!! - Стучало в голове, и я запричитала вместе с этим голосом. Но все задрожало перед глазами, поплыло, будто задернулось туманом.
НЕТ!
Я стою в коридоре со светлыми стенами. Большие окна забраны ажурными решетками. Подпирая какую-то дверь, чувствую, как слабеют ноги, и я оседаю на пол.
-Вам нехорошо? - Дородная тетенька склонилась надо мной, обеспокоенно глядя в мои, наверное, полоумные глаза.
-Нет-нет, все в порядке. - Я приложила трясущиеся ладони к пылающему лицу. -Все хорошо.
Попыталась встать. На помощь пришла незнакомка. Шустренько подхватила меня подмышки и, аккуратно подняв, прислонила к стене. Даже подвязала распахнувшийся халат, одетый поверх пижамы.
-Вам лучше?
-Да. - Я обреченно и растерянно оглядывалась по сторонам.
-Вы, наверное, в столовую шли?
-В столовую?
-Да. На ужин. Давайте, я вам помогу. - Женщина взяла меня под руку и не спеша повела в уже знакомом мне направлении.
Войдя в помещение, я привычно поискала глазами худенького парнишку, но не обнаружила.
-Его выписали две недели назад. -Незнакомка будто прочла мои мысли.
-Две недели... - Повторила я, как эхо и стекла на стул.
Еда без вкуса, жизнь без цвета. Стены, психи, врачи и я, потерявшаяся, жалкая, обезличенная. Каждый день приходила доктор, но я упрямо скрывала от нее то, что внутри. Рассказала лишь о том, что вспомнила, как шла в магазине и рассматривала полки с продуктами. Доктор, казалось, была удручена и сетовала, что мой случай, показавшийся ей вначале обычным, на самом деле очень сложный.
Не помогали ни лекарства, ни те методики, которые она пыталась применять. Что греха таить? - я и сама чувствовала, что дело обстоит все хуже и хуже, а шиза моя крепчает день ото дня.
Бесцельно бродила по коридорам, безучастно сидела в комнате отдыха, как привидение неслышно перемещалась по парковым дорожкам во время прогулок. Эмоции будто высохли, испарились, кроме одной - щемящей тоски. Она одна еще осталась смыслом, существующим во мне, будто доказывала, что я еще живу. Только нахрен такая жизнь?
Колкие струи душа бьют по плечам, спине. Уперев ладони в стену перед собой, равнодушно смотрю, как с меня стекает вода. Она горячая, но все равно знобит. Никак не могу согреться. От собравшегося в душевой пара трудно дышать, тяжело, как в бане.
Твою мать!!! Такого броска я не ожидала. Лежу в купели, деревянной, большой. Жарко от горячей воды, а Согда все подливает и подливает какие-то исходящие паром настои.
-Горлица моя! - всплеснула старушка руками, заметив, что смотрю на нее. - Я уж и не чаяла в очи твои янтарные поглядеть. Ну, вылазь, вылазь, скорей!
Засуетилась. Помогла выбраться из лохани. Обтерла мягким сукном.
-Пойдем в избу скорей. А то не ровен час, Банник серчать начнет.
И вправду, баня! На полке веники. Стены и потолок закопчены дымом.
- Пойдем! -потянула старушка, не дав осмотреться, завернула меня в холстину.
На улице темно, но в хатке сквозь неплотно прикрытую дверь, мечется свет очага. Молча переставляя ноги, будто паралитик, дошла до лежанки и, упав на шкуры, тут же забылась сном.
Зубчатый толстый парапет на верхней площадке самой маленькой башни. Здесь всегда так близко до звезд. Никогда не боялась высоты. Я люблю небо, особенно такое, вечернее. Усевшись между массивными зубцами, ощутила под ладонями каменную поверхность, еще теплую, не успевшую остыть после жаркого дня. Поджав ноги, я смотрю на высокие сосны, освещенные последними закатными лучами. Их стволы сияют, словно золото, поблескивая каплями смолы. Хочется дышать глубже. Аромат хвои, будучи таким уютным, успокаивает, придает сил и уверенности. Пожалуй, эта площадка - единственное место, где я ничего не боюсь.
ПРОСЫПАЙСЯ!
Застонала сонно. Сопротивляясь пробуждению, перекатилась на другой бок.
ПРОСЫПАЙСЯ!
Высшая или тяжелая, может десятая - почем знать, я ведь не доктор - стадия шизофрении - это навязчивые голоса. ЭТОТ голос никому не принадлежал. Вернее, я не могла определить: мужской он или женский - в общем нормальный такой, средний обезличенный голос звучал так, словно ослушаться было нельзя. Но очень хотелось поспорить. Вдруг в следующий раз вместо ПРОСЫПАЙСЯ! он скажет УБЕЙ! Я накрылась одеялом с головой и посильнее зажмурилась. Но когда раздался третий рык, и я почувствовала, как из ушей потекла кровь, мысли о непослушании сразу пропали. Застонав от боли, села на шкурах.
Согда всегда спокойная и обычно размеренная в своих движениях, сейчас нервно суетилась на пятачке свободного пространства.
-Проснулась, горлица? - Спросила не глядя, спиной. - Ну, давай родимая, подползай. Подкрепишься - и в дорогу.
-Бабушка Согда, - я подошла к ней и умоляюще заглянула в глаза, -скажи, что со мной?
Старушка повернулась и, достав откуда-то из рукава тряпицу, обтерла мне уши.
-Растеряна я. Ты, вроде, здесь, а временами нет тебя. То разумению моему непонятно. Дорога твоя запутана. В тьму ныряет порой. Но, боюсь, я не ведаю, как помочь тебе.
Мы сели за стол. Ели быстро, молча. Тяжело было покидать и хатку, и добрую бабульку, потому я не удержалась и спросила:
-Как же вы тут одна?
-Не боись. Любо мне здесь. Хорошо и спокойно. От глаз людских да злых языков далеко. Места здесь гиблые, ведь болото рядом. Потому по доброй воле никто не придет, не побеспокоит. А если и явится кто, значит, причина есть, значит, беда пришла. Я никому не отказываю, даже в селение хожу, если такая нужда есть.
-Не боитесь рядом с болотом?
-Чего ж мне боятся, горлица? - Согда искренне удивилась, но затем глаза блеснули озорно. -У меня против зла темного столько всего найдется - ничто за мой тын не пройдет.
После того, как поели, старушка проверила котомку: все ли положила. Затем неодобрительно оглядела мою одежду.
-Негоже девке в штанах щеголять.
Порылась в сундуке и, достав оттуда длинную рубаху, велела одеть. Я сопротивляться не стала, но стянув штаны и футболку, засунула их в мешок с едой. Так, на всякий случай.
Поверх рубахи Согда помогла одеть поневу. Как я поняла - это была юбка, состоящая из трех полотнищ, схваченных поясным ремешком. Но старушке и этого показалось мало. Потому она опоясала меня еще и расшитым поясом.
Согда переплела мне косы и повязала на лбу широкую ленту, расшитую знаками Сварога, Рода и Лады. На ноги пришлось натянуть онучи. Это были тряпины, которыми Согда ловко обернула мне ноги до середины голени. А плетеную подошву прикрепила ремешками, перевив их поверх холстин.
Потом старушка довела меня до тына.
-Как войдешь в лес, увидишь тропку. Она заросла, правда, но приметить можно. Иди на восток - там городище. К полудню управишься. Кустов да веток не ломай. Станешь есть, гостинец под деревцем или на пне оставь да на траву кваском плесни. Тогда петлять не будешь. Леса глухие тут, так что татей опасайся. Как разиня, не иди - потихоньку слушай да присматривайся. Как сердце что почует, враз хоронись, поняла?
-Поняла. Спасибо, бабушка Согда.
Я обняла фыркнувшую, было, старушку. Та отдала мне котомку и, помогая перекинуть ее через плечо, сделала охранительный жест.