Ищу ногами тапочки и надеваю их без помощи рук, занятых растиранием лица. Правая рука касается угла прикроватной тумбочки и берет бусы с круглыми бубенцами. Надевая их, слышу, как мир оживает в гармонии звона.
Встать и идти, не обязательно считая шаги. Вокруг все знакомое: пол, стены, запахи, звуки. Не нужно даже касаться кончиками пальцев стен и предметов, чтобы дойти до двери. Дверь ванной. Три шага вперед: цель достигнута - раковина; слева - горячая; справа - холодная. На вкус вода горчит. Протереть сухой тряпкой пол и раковину. Расчесать волосы и сделать хвост. Уже чувствую себя человеком.
До кухни семь шагов, вымеряя касанием пальцев доски деревянной стены. Дверной проем в центре. Остановиться, привычно делая шаг влево, и ощутить запах тоста с джемом.
- Доброе утро! Как спала, Ангелина?
Четыре быстрых стука, три долгих, один быстрый, долгий, быстрый, три долгих, четыре долгих, три долгих.
- Я рада. Я тоже хорошо. Но вот, сон оказался странным. Наверное, я привыкаю. А что снилось тебе?
Два долгих удара, два быстрых, долгий, два долгих, два быстрых, долгий, быстрый, два долгих, еще один долгий, быстрый, долгий, быстрый, долгий.
Стук наполняет кухню ритмом нашей жизни и моим сном.
- А какая? В смысле, песня или инструментальная музыка?
Улыбаюсь, слушая, как хрустит хлеб и звенит кружка о блюдце. В привычном порядке тянусь рукой в вправо и хватаю пустоту. Барабаню пальцами в нетерпении, в ответ звонкий смех.
- Прости, прости, Ангелина! Слева, - весело хохочет Эвелина, а я вздыхаю и тянусь влево.
Два тоста с джемом и кружка чая. Чай еще горячий, не спешу его пить, а в хлеб вгрызаюсь с удовольствием. Протяжно вздыхаю и барабаню слова благодарности.
- Так что тебе снилось? Ты не ответила, - повторяет вопрос подруга.
"Скрипка", - стучу я ответ.
- Красивая?
Долгий, два быстрых, быстрый, долгий.
- Я рада. Кажется, мне тоже снилось нечто музыкальное. Не могу вспомнить, но оно рисовало на веках цвета.
Облизываю испачканные джемом пальцы и тянусь к Эвелине через стол. Пара ударов о столешницу ноготками, и на моей ладони ее ладонь. Чужое тепло наполняет меня, прикосновение удовлетворяет жажду ощущений, и улыбка вновь распускается невиданным цветком.
- Все хорошо, не нужно сочувствия, - сжимает Эвелина мою ладонь и идет к раковине.
Ее шаги слышно ярче бубенцов на шее. Собираю тарелки, несу ей, становясь рядом. Она моет, я вытираю и ставлю тарелки на место. Затем протираем стол. Бубенцы звенят, дополняя перестук ног и скрип стульев. Барабаню в такт. Подруга хохочет. Песня нашей жизни играет.
- Как насчет прогулки?
Беру ее руку и пишу пальцем на мягкой ладошке: "Пора на работу".
- Тогда проводи меня!
"Как маленькую?"
- Да. Я очень этого хочу.
Шумно вздыхаю и звеню колокольчиками, желая первой покинуть кухню. Нужно переодеться. Эвелину слышу, когда уже беру трость. Подруга медленней меня. Подхожу к ней и провожу рукой, тут же нащупывая вылезший край рубашки. Заправляю. На голове "макаронная фабрика". Расчесываю. Помогаю надеть балетки.
- Спасибо.
И вправду, как мама в школу. Глухо смеюсь, хлопая ее по плечу, подавая трость. Спускаемся шумно - делаем это специально - бьем по стальным перегородкам и ступенькам, считаем: ровно двенадцать. Шумно - хорошо. Кто-то из соседей снизу открывает дверь. Он молчит, кто - не знаю. Но раз слева, значит, шестая. В шестой живут Владимир Владиславович и Анна Семеновна. Дыхание глубокое, ощущается запах табака. Это Владимир.
- Доброе утро, Владимир Владиславович! - пропела Эвелина.
Я легонько киваю.
- Опять узнали! - удивился мужчина средних лет. - Доброго дня!
- Доброго!
Улица. Слышу солнце, ощущаю его, вдыхаю его. Люблю лето.
- Отличная погода, да?
Вместо ответа притягиваю Эвелину к себе и трусь носом о ее висок. Волосы мягкие. Пахнут нашим шампунем.
Наверное, мы мешаем, держась за руки и выстукивая ноты тростями. Но за выбиваемым ритмом знакомой дороги их возмущение вязнет в новых аккордах. Ветер приятно обдувает лица, а Эвелина без остановки рассказывает обо всех ощущениях, снах и услышанных ритмах.
Раньше она говорила о цветах: синем, как небо; красном, как огонь; желтом, как солнце; зеленом, как трава и белом, как ничто и молоко. Сейчас есть лишь цвет закрытых глаз в темной комнате. Неважно, горит ли свет.
Я люблю ее, люблю слушать, но не пойму сладких нот воспоминаний о прошлом. Небо - далеко, огонь - горячо, солнце - тепло, трава - мягко, молоко - вкусно.
- Ангелина, - прерывает она мои размышления. - Давай сходим в кино.
Тянусь к ее лицу, нащупываю лоб и выбиваю на нем ответ.
- Больно! Знаю я: нечего нам делать там, но хочется. Нет! - успевая прикрыть лоб. - Просто ностальгирую.
Вздыхаю, придвигаясь вплотную и роняя голову ей на плечо.
- Ладно, ладно, нет, так нет.
Резко дергаюсь и пишу на ее ладони ответ:
"Давай купим новых аудиокниг. Очень хочу веселого".
- Давай! - немедля оживает Эвелина, и остаток пути проходит в приподнятом настроении.
У нее хорошая работа - "служба поддержки" на телефоне. Иногда мне завидно. Она успела увидеть мир, успела запомнить цвета, просмотреть сотни фильмов, прочитать сотни книг. Эвелин может говорить. Может работать.
- Не грусти, - ощущаю поцелуй в нос. - Я скоро приду и принесу нам новых дисков. С тебя обед.
Слышу ее удаляющиеся шаги и стук трости. Поворачиваюсь и иду домой.
Дома тихо до боли в ушах. Было время любви к этой тишине. Затем я встретила Эвелину, перевернувшую с ног на голову мою жизнь. Шумная. Я полюбила эту музыку, внесшую хаос в привычный порядок.
Одиноко. Уже не завидую. Я рада, что она прочитала и просмотрела море книг и фильмов, рада ее рассказам про цвета, и места, которые мне никогда не увидеть.
Пробую рагу. Добавляю немного соли. Готово. Выключаю.
Шрифт Брайля утомляет неинтересной историей, но это последняя книга серии. Закончилось глупо.
Встаю, иду к двери. Двенадцать ступенек, еще один пролет. Улица.
- А вот и я! - радостный голос, родной, любимый. Повисаю на ее шее, наслаждаясь теплом. - Скучала?
Киваю, вытирая слезы о ее плечо. Идем домой. Снова двенадцать ступенек. Старая шутка, но...
- На тринадцатой - в рай!
Однажды оброненное слово. Легенда, которая не может сбыться. Будто однажды мы пройдем вверх, и ступенек окажется тринадцать. Стоит миновать последнюю, и нас в этом мире не станет, мы увидим рай.
Глупо, но мы еще считаем ступеньки.
Обедаем под звуки приятного мужского голоса, рассказывающего фантастическую историю. Иногда смеюсь. Улыбаюсь, когда смеется Эвелина, улыбкой которую она мне подарила.
- Что? - удивляется Эвелина, ощущая мои руки на своем лице.
Обвожу пальцем линию губ. Беру ее за руку и пишу на ладони.
"Мне нравится, когда ты улыбаешься. Я не вижу, поэтому хочу запомнить наощупь".
Чувствую, как линии губ вновь стремятся уголками вверх. Ей тоже нравится гладить мое лицо. Освежаем воспоминания, как будто смотрим на фотографию, но с теплотой кожи под пальцами.
"Спасибо за тебя".
- Не за что.
Дверь открывается. Слышим, как щелкает выключатель. Нас пришла проверить социальная служба. Машем рукой на звук, не желая отвлекаться от аудиокниги, и друг друга.
Все хорошо: ни потопа, ни газовой атаки, везде чисто, и женщина уходит. Мы запираем дверь, думая сменить замок. Ужин проходит под перестук моих пальцев и трель ее голоса - обсуждаем прослушанную часть аудиокниги.
Зеваем. Пора спать. Ее комната слева, моя - справа. Уже лежа в кровати, вспоминаю о забытом пожелании "спокойной ночи". Бью кулаком в стену, требуя передать послание знакомого ритма.
- И тебе хороших снов!
Песня дня находит завершение в утопающих во тьме нотах, охотно опускающихся на дно и замирающих в ожидании сна.
Из тьмы во тьму, выбивая ритм. Завтра новый день. Я жду его с нетерпением.