Аннотация: небольшая фантазия на тему призраков цицерон был демократом(демократы) цицерон был монархистом!(монархисты) ЦИЦЕРОН БЫЛ РЕВОЛЮЦИОНЕРОМ!!!(революционеры) А цицерон-то был марком туллием...(м.туллий цицерон)
"Доколе же вы, о десятиклассники будете испытывать мое терпение, упорно не делая домашних заданий?- суровый голос учителя вырывает меня из полудремы-Я этого не разрешу, не позволю, не потерплю!- я хмуро поднимаю голову. На учительском месте, вместо незабвенной Светланы сидит... Цицерон. Настоящий, живой Цицерон. Я протерла глаза. "Глюки, однако... меньше исторических романов читать надо..." А великий оратор Рима тем временем приблизился к моей партеи подозрительно уставился на выглядывающую из-под истории России яркую обложку. Я вся сжалась, понимая, что мне сейчасучинят разнос не хуже чем Катилине, нотут прозвенел спасительный звонок...
Моего будильника. Семь утра. Пора в школу. А в школе задали рассказ на тему "Письмо исторической личности"."Ну что ж, сон в руку"- решила я и села писать письмо Цицерону.
"Natalia Ciceronis saluta!
Должна сообщить,что в мире XXIвека стало совершенно не с кем общаться умному человеку:мысли всех сосредоточены лишь на развлечениях и пище. Так что, так как я считаю Вас одной из наиболее выдающихся личностейдревности..."
"Что-что? Кем-кем? - прервал меня незнакомый громкий голос - Да если бы я получил сие произведение эпистолярного жанра при жизни, я бы стер его не читая!4 Кто же так пишет, тем паче претендуя на дружбу!"
Я оглянулась. Надо мной нависал небезызвестный профиль с высоким лбом и характерными залысинами. На худощавом лице играла ехидная улыбочка. Шелестели складки тоги. Да! Это был сам Цицерон - разве что слегка прозрачный...
"Итак, тебе не с кем поговорить? - продолжал он - Признаюсь, мне тоже. Аттикус5 наслаждается небытием - он и при жизни был эпикурейцем - Катон6 стоически переродился, теперь вот кукарекает на скотном дворе не то в Жмыревке, не то в Обломовке ... где-то там...Хотя какая разница, где? Наш "божественный" Цезарь7 задирает нос в компании олимпийцев, бегая по мелким поручениям. как последний раб, а мудрецы древности сидят себе в Гадесе8 и носа высунуть не смеют - не положено-с!"
С этим сарказмом оратор тяжело, по-стариковски вздохнул и уселся в кресло поудобнее. " Ты единственная, кто хочет просто поговорить со мной. Всех прочих я интересую лишь как объект изучения. Им всем надо втиснуть меня хоть в какой-нибудь лагерь. Иные ругают за нерешительность, крича, что лучше умереть Катоном, чем жить как я9 - а чтоб бы они так пожили прежде чем ругать! Сперва им придется ждать смерти в мерзком приморском городишке - нет, их не убьют, зато, правда, всю жизнь будут этим попрекать - потом не дозволят говорить, а если и дозволят, то лишь для их развлечения - не их заслуга, что меня тогда послушали, отнюдь не их! - а после всей этой мороки их же воспитанник их и убьет, как врагов Республики, которую он превратит в Империю... Я и не говорю о тяжелейшем моем несчастье и горчайшей утрате10... Воистину, лучше умереть Катоном, если не хватает мужества жить, как я! - он перевел дух, успокаиваясь - А вот один варвар из тевтонов11 - как бишь его там? Впрочем не суть важно... Так вот, этот варвар - истинный варвар, свидетель Минерва! - посмел назвать меня "политическим флюгером", заявив, что я вертелся куда дует ветер, а то и в обе стороны разом. Особенно обидно то - оратор назидательно поднял палец - что я воистину вертелся, но не как флюгер, а, если мне будет дозволено привести собственное сравненье, скорее как белка в колесе... Попробовал бы этот варвар привести эти сословия хоть в какое-то согласие12, когда Красс ссорит Сенат и всадников , Цезарь с помощью всяческих Публиев Клодиев устраивает беспорядки и всячески кощунствует, а Помпей просто трусливо подпевает тому. кто нынче у власти - ну, или пропадает на Востоке, круша всяких Сампсикерамов , или выпрашивает у Сената очередной триумф, все равно толку от него... нет от него никакого толку, короче говоря. - Оратор возмущенно повысил голос, да так. что пришла мама, но, никого не увидев, потребовала выкрутить радио и ушла. Я, между тем, принесла себе и духу чаю (он обозвал его травяным настоем, но в целом похвалил), и, ткем самым слегка его успокоив, попросил продолжать. Он вздохнул, отхлебнул чая и заговорил: " А ведь я, дева, совершал сие, и не раз... Да, все сословия сплачивались вокруг меня против безумцев и мятежников, против произвола и несправедливости. против тирании... И никак не моя вина, не моя, повторяю вина, что плебс, как всегда охотнее слушал тех, кто обещал ему богатство, нежели тех, кто обещал (и, кстати, давал) им спокойствие и мир... Впрочем они поплатились достаточно быстро: может, Цезари и обогатили и без того богатых, зато плебс-то они как раз вконец разорили... Никогда не делал я ничего, что противоречило бы благородству моей цели, всегда следовал своим путем, хотя порой мне приходилось балансировать меж двумя противниками! И если я и заключал некие сделки, то с людьми, власть имущими, а никак не со своей совестью. и зовется это политической необходимостью, а не политической беспринципностью! Я даже отошел от дел, предпочтя умолкнуть, но не предать свое Дело! - Разгоряченный спором с незримым противником, оратор встал и некоторое время мерил комнату шагами, постепенно успокаиваясь.
- Да, много меня ругали... Много, и не всегда признаюсь, несправедливо, но сколь мерзостней иной хулы иная хвала! А хвалителей на меня нашлось, пожалуй, не меньше, чем хулителей!
- А, это вы про то, что вас иногда называют предтечей Августа - догадалась я.
-- Не смей называть его Августом! - Цицерон неожиданно вскочил и резко вытянул в мою сторону руку. Голос его хлестнул, как кнут - Не смей! Это имя Юпитера, отца богов, а этому мерзавцу имя Гай Октавий, пусть даже Гай Юлий Цезарь Октавиан, но уж никак не Август! Не может смертный стать Юпитером, и великое оскорбление он нанес Всеблагому, назвавшись так! Впрочем, как он был богохульником, так им и остался... А что до предтечи - никогда, никогда не был я восхвалителем тирании, не был пророком предателей, не был осквернителем божеств! Кто посмеет обвинить меня в воспевании палачей и отцеубийц?! Кто скажет, что я стремился разрушить Республику, выступал против ее законов, подстрекал чернь к мятежу, разжигал рознь меж гражданами?! А меж тем именно это следовало совершить его предтече!
- Никогда Марка Цицерона не было среди безумцев, разрушителей порядка и губителей людей! Кто, если не я, стоял на страже законов, когда их пытались нарушить? Кто, как не я, сражался за Республику до последнего?! Нет, Катилину , Клодия, Антония , да хоть Верреса , наконец - вот кого следует считать его предтечами, приготовившими ему путь к торну! Ибо он закончил то, что они начали, он узаконил беззаконие, он дозволил произвол, он возвел распутство в ранг приличия!
-- Чьим преемником был безумный Клавдий, кому наследовал проклятый веками Нерон, чье место заступил на престоле Калигула ? Кто принес в Рим обычаи варваров, предвозвестив тем самым его конец?! - речь Цицерона росла и ширилась, и в конце ее мне уже казалось, что он говорит не маленькой комнате, а под открытым небом, страстно оправдываясь пред великими сенаторами прошлого - Катонами , Гракхами , Сципионами ... Но внезапно оратор сник и тяжело опустился в кресло, хрипло закашлявшись.
-- Стар я стал для таких речей. Сил на гнев не хватает, даже на праведный. Но в конце концов, нанесенное мне оскорбление воистину велико! Хотя... Только ли этой ложью оскорбили мою память? Имя мое порой делали своим орлом совсем не те, кого хотелось бы. Одни своего законного правителя сравнили с безбожным Катилиной и, с моим именем на устах, пошли свергать его - но я никогда не ругал монархию вообще, я просто не считал ее приемлемой для Рима! Другие, вспоминая того же Катилину, а, вернее, казнь его дружков-смутьянов, и вовсе отправили своего ( притом не самого худшего) правителя на плаху - и все ради чего? Ради земли да власти! Уж лучше бы они припомнили судьбу мятежников Гракхов, или Мелия , казненного по закону, или Сатурнина , чьи мерзости не смог вынести даже его жестокий союзник... да мало ли подобных смутьянов было в Риме! Не понимаю лишь одно - я-то тут при чем? - он снова отпил чаю и умолк, давая мне время осмыслить его слова, а тем временем с интересом заглянул в некоторые мои книги, среди которых я с интересом отметила тот том Шекспира, в котором расположены Античные Трагедии. Цицерон читал их с интересом, почему-то, впрочем, вместо скорби и жалости на лице его отражалась искренняя и веселая улыбка, и в особо патетичных моментах он даже посмеивался.
-- Так вот, как видишь, я до сих пор... как это у вас говорят...актуален, да? Люди, словно съев белены, поминают мое имя к месту и не к месту, объявляя меня то проповедником демократии, под которой понимают они вседозволенность, то пророком монархии, которая означает для них произвол; то они восхваляют меня за то, что я защищал свободу, то в той же книге ругают за смерть Катилины, говоря, что за свободу был как раз он. Одни оплакивают меня - "Ах, интеллигент во времена революции", иные же винят в этой революции мою недальновидность. Кому-то хочется видеть меня аскетом, кому-то - любителем наслаждений, иным я кажусь тираном, а иным - революционером, третьим желательно чтобы я был бездарем, четвертые же прославляют во мне гения, но никто, никто не хочет увидеть во мне меня, а не тот ярлык, который они на меня налепили! Все они спорят о пустом: пусть выпьют чемерицы и прекратят. Ни одним из того, что говорят обо мне, я не был. Я был просто человеком, который жил в свое время и следовал, как мог, своим принципам. Если им нужен орел , пусть найдут себе другого: я на эту роль не гожусь. Пусть ставят во главу угла Цезаря или Катона, Гракхов или Сципиона - они все те еще орлы - но не меня, ибо я если и символ, то символ того, что вы безвозвратно утратили: законности и порядка. Именно так!
На этом призрак, увы, прервал свою речь, так как увидел свой портрет на обложке одной из новых книг о нем, и немедленно в нее погрузился, а когда вынырнул, то беседа наша касалось того. что вряд ли будет интересно моим читателям - о природе богов, о дружбе, об обязанностях... мало ли о чем можно говорить с таким человеком, как Цицерон!
Пробеседовали мы почти до шести часов, а затем Цицерон исчез, пообещав вернуться еще, я же принялась за все то же письмо, но подумав, плюнула и просто описала все со мной случившееся и сдала вместо письма.
В четверг я узнала, что поставили мне "2": во-первых, за форму, а во-вторых, за антиисторичность суждений и несоответствие образа прототипу, объяснив, что "Великий Оратор так и о таких вещах говорить не мог".
Цицерон очень смеялся.
Троицкая Наталья, 11"б"
9.09.07.
Посвящаю этот рассказ Пьеру Грималю и Татьяне Бобровниковой, научившим меня любить и уважать Марка Туллия Цицерона.