Троян Михаил
Герой Кандагара

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Вселенная дала мне второй шанс. И я попал в тело восемнадцатилетнего парня. В восьмидесятые годы. Вот только перед этим он в военкомате выбрал службу в Афгане. Уважаемые читатели! Лайки и коменты мотивируют автора. Если нравитстя чтиво, не забывайте это отметить) Я любитель писать сплошную боёвку. Но эта серия будет не такая. Будут флешбеки, отсылки ГГ в детство. Так что кому такое не нравится, эту книгу не читайте. Первая книга окончание учёбы, лето...
  Книга до нового года будет опубликована на АТ.
  Автор пишет здесь Ссылка  
  
   Весёлый день
  
  Наверное, это был самый весёлый день в моей жизни. И не знал я, что он в этой жизни последний.
  Нет, начинался он как обычно...
  Утром прошёл дождик. Сейчас уже время после обеда, солнышко спряталось за тучки.
  Свежо... Воздух пьянящий, ароматный. Майская листва и трава после дождя цветёт и пахнет.
  Хорошо...
  Особенно когда выйдешь из бани, появляется бодрость после работы. Но сейчас приду домой, поем... Сила притяжения и усталость прибьют к дивану, будто гвоздём.
  Работа у меня пока такая весёлая.
  День в принципе, начинался как обычно. Встал с утра, тормозок собрал и потопал на сбор у бани, работать на копанке. Частной. Без стажа, отпусков и больничных.
  В общем, неофициально. Так сказать, чёрные рабочие.
  Отгрузил угля - получи деньги. Что-то сломалось или заболел, сиди без бабла.
  В общем, вроде как бы обычный день.
  Но не совсем.
  Вчера у Сени был день рождения. Поэтому водителю пришлось ждать нас долго, пока мы переоденемся в робу в бане. Баня на посёлке, а потом нас везут в поле, посреди которого и находится копанка. В простонародье называемая дырка.
  Такие уж дела у нас случились на Донбассе. Копанки стали появляться где-то году в две тысячи втором. Сначала их было мало, а потом они стали расти, как грибы после дождя. Году в девятом вообще пошли карьеры. За год-полтора их в основном выбрали, теперь помимо терриконов, у нас ещё красуются и карьеры.
  Бригада у нас весёлая. Сеня бухал усиленно.
  Ну вообще он парень хороший, но постоянные шахтёрские бутыльки и пивко после работы за компанию делают своё дело. А повод для выставления находится. Днюха - бутылёк, в отпуск идёт человек, снова есть повод. При чём это дело очень прогрессировало на гос шахтах. Начальник даёт сложный наряд и говорит: если сделаете, по выезду бутылёк. Только он называется гусак.
  На праздник выход на работу - двойная упряжка, плюс опять выдаются деньги на бухло. Человек втягивается, и не замечает, что он уже сел на цепь. И сорваться с неё ох как непросто.
  Алкоголь тот ещё демон. В наше время, когда я был молодым, не было этих слабаков и прочей алко дряни. Но всё равно алкашей хватало. А сейчас вообще это повальная беда. Вроде безобидно, баночку выпил для настроения. А потом смотришь, уже система. И совсем не игровая, а жизненная.
  Ну ладно, история вообще-то не об этом. Но бухло в ней приняло участие однозначно.
  Второй у нас работник Вовчик, но больше мы его называем Вован. Жена его с детьми где-то на Украине. Случилось так, что перед самым конфликтом они купили тёще дом в селе где-то под Полтавой. Как начался у нас кипиш, так они и уехали туда жить. Вован периодически приезжает денег заработать, потом с деньгами на пару месяцев возвращается домой.
  Конфликт заморозили, через границу мотаются кому нужно. Пенсионеры пооформляли две пенсии. Вот и получается, что люди на работе гроши сейчас зарабатывают, а в семье пенсионеров четыре пенсии на двоих. Покупают пенсионеры хундаи, когда такое было.
  В общем, кому война, а кому и мать родна. С одним столкнулся таким. Как-то в компанию одну попал.
  И вот хвастается мне этот мужик. Говорит, я танкистом был в Афгане. Так мы аул вместе с жителями сровняли с землёй.
  Я говорю, чем ты хвастаешься? Ты же мирных жителей подавил. Он отвечает: был приказ.
  А потом мне говорит: знаешь, сколько я имею? Две шахтёрских пенсии! Я почти король!
  − Да, − отвечаю, − молишься, чтобы этот конфликт продолжался до самой твоей смерти, не меньше.
  В общем, о работе и сегодняшнем дне...
  Работали на молотках в бригаде у нас трое. Ещё Юрец наркоман. К своим тридцати пяти отсидел пятнадцать. Три ходки. Одна хулиганка, вторая угон попьяни. А третья наркота.
  Крученый тип. Небольшого росточка, круглолицый. Первое время держал себя в форме, отжимался, на турнике занимался. Это помимо работы.
  Сразу пришёл с зоны, к нам попал. Не употреблял. А потом понеслась душа в рай. Сначала трава, а потом присел на метадон. Закладки по остановкам искал. Бывало приходил убитый в хлам от наркоты. Но если в дозе, работа у него ладилась.
  Но недолго...
  Прихожу с утра как-то в магазин, а он на одной ноге подгребает, а вторую за собой волочит.
  − Что случилось, Юрик? - спрашиваю.
  − Да нога болит что-то! - руками за перила, по ступенькам ногу волочит, будто она не работает вообще.
  − Наверное, тебе спину защемило... − наивно говорю я, не зная глубины пласта всех его наркопритоний.
  Скупился он, ушёл. Вернее, уполз.
  А продавщица мне и говорит:
  − Какая у него спина? Он вены на ноге спалил наркотой! Мы даже знаем, что они покупают для этого. Ну и перечислила мне товары, которые покупают наркоманы для варева дешёвой дряни. И называется она крокодил.
  Потому что отгрызает ноги, а бывает и руки.
  Самое интересное... полежал он в больнице, затем получил группу и получает пособие. Государство о таких заботится.
  Вообще страшная эта вещь - наркота. Как-то видос смотрел. Привозят мужика. Хотя... на мужика он не тянет. Скорее парня лет двадцати пяти, в больницу. А у него нога в пакете.
  И медсестра спрашивает:
  − Серёжа, а почему ты ногу в пакете держишь?
  А он отвечает:
  − А как её по-другому держать?
  Снимают пакет...
  Описать это сразу сложно. Нога есть чуть ниже колена. Дальше сантиметров по тридцать из неё торчит две чистых голенных кости.
  Отгнила вместе со ступнёй.
  В общем, пришли на работу Юрец, к тому времени уже не потреблявший и подлечивший ногу. Но стал бухающий. Сеня - чернявый пожилой мужичок и Вован. Этот крупный, как напивался, часто начинал буксовать. Чувствовал свою силушку. Жена с детьми на Украине, вот он тут на посёлке и куролесил.
  Быковал. Мы часто ему говорили: Вован, не быкуй, нарвёшься.
  − Не родился ещё тот человек, − в насмешку говорил он.
  И вот однажды приходит на работу с двумя шикарными фингалами.
  − Что? − спрашивает его Сеня. - По габаритам где-то не прошёл? Или родился-таки тот человек?
  − Вы не поверите! Родилось сразу двое!
  Вообще он выпрашивал часто. Синька делает человека слабым, но бессмертным. Я её называю смелая вода. Она к тому же ещё в больших количествах и дурная.
  Съездил он как-то в Москву на заработки. Идут они с другом по Москве. Вован бухой. Навстречу двое парней небольшого росточка. Вован подымает руку в покровительственном приветствии.
  − Привет, малыши!
  Один малыш как залепил ему с ноги в голову с разворота. И двинулся к его другу. Вован лежит, облака разглядывает, а друг ладони перед собой выставил:
  − Я ничего не говорил! Он вообще не мой друг!
  Жили они на квартире. Там все удобства, была и машинка автомат. Затеяли стирку. Вове говорят: проверь карманы и давай свою одежду. Отдал он. Запустили машинку, смотрят: паспорт в окне машинки болтается.
  − Вова, ты карманы проверил?
  − Да, говорит.
  − А паспорт в машинке чей стирается?
  Так и закончились его московские заработки.
  Здесь на копанке они работали в забое втроём. Устал на отбойном молотке, отдыхаешь на лопате.
  Труд адский.
  Как-то читал книгу одного пейсателя. Он описывал ад. В общем, мужик работал в наказание в аду кочегаром в фуфайке и резиновых сапогах почему-то. Вечером ему полагался ужин, а потом мадам для снятия напряжения.
  Вот так некоторые люди представляют себе ад.
  Я тоже работал в забое, но недолго. Не позволяла спина. Были сильные боли. Когда мне было девять лет, на меня упала створка ворот местного поселкового стадиона. Не знаю, как там они были закреплены.
  Мы ребятнёй дурачились.
  И тут меня накрывает сверху неумолимая сила удара и прижимает к земле. Вытащить вытащили, а вот спина осталась больная. И группы не дают. Приходится работать себе во вред, часто с обезболивающими таблетками.
  Поэтому я работал на лебёдке. Вытаскивал по примитивным рельсам-трубам вагончики на эстакаду. Там они были под наклоном. Открываешь боковой борт, и он высыпается. Дальше под своим весом по уклону он едет в забой. Его только притормаживаешь.
  В общем, вернёмся к нашей истории.
  Сеня привёз две полторахи сэма, так как я уже говорил, у него вчера была днюха, исполнился сорокет.
  Вообще-то по нормальному отмечать его нужно было после работы. Но так как все трое на водку были заводные, разложили стол ещё в чистой одежде, даже не переодеваясь в робу. Благо водитель ещё не приехал.
  Сеня наливает себе двойную дозу.
  Юрик говорит:
  − Куда ты торопишься? Ещё смена впереди!
  А у Сени лицо будто после похорон.
  − Меня жена из дому выгнала!
  − Ха, ха! - вот это ты днюху отметил! - Вован аж взвился. - Ты же вроде и не буйный!
  − Ща расскажу! - Сеня выпил, и выдохнув, закусил долькой помидора. - Не поверите!
  Он закурил сигарету и, выпустив дым, продолжил...
  − Короче, гостей на юбилей не звали. Людка (это его жена) позвала в гости только свою подругу. Стол приготовила. Я взял литру.
  В общем, посидели, поболтали. А Валька решила остаться у нас переночевать. Легли мы втроём на диване поперёк и телек смотрим. Меня разморило, вот и вырубился.
  Он посмотрел на нас. Налил себе ещё одну дозу.
  − Короче, я так понял, что работы сегодня не будет! Наливай и мне! - Вован подставил пластиковый стаканчик.
  − Да что там дальше-то? - с любопытством спросил Юрец. Он тоже не отставал и быстро опустошил свой стакан. Без наркоты до водки был жадный.
  − Да что... Просыпаюсь я ночью от того, что в темноте кто-то уже вставил мой...
  − Аха, ха! - Вован откинулся от смеха назад. - Я уже предвкушаю, что будет дальше! Ну а ты что?
  − Что, что! Я... качаю! И тут в темноте раздаётся голос Людки:
  − Сенька! А что ты делаешь?
  А я не понял ничего, и говорю ей:
  − Тебя качаю!
  А её-то никто не качает! Она вскакивает и включает свет. А возле меня Валечка лежит! Короче! Выгнала она нас обоих на улицу, меня в одной рубашке.
  − Аха, ха! Нормальная подруга! Сама передок пристроила, и тебе подарок!
  Сенька продолжил:
  Подруга к себе поехала, а я стучал, стучал... да и пошёл в сарай спать.
  − Нормально! Погоди, простит тебя. Ты же в несознанках был! − Вован был в кураже.
  − Да я ей пытался объяснить...
  Я много не пил, потому что возраст уже близился к полтиннику. И уже пришёл к тому, что лучшее состояние сознания − это трезвое.
  Приехал водила Коля. Заходит в баню, а тут пир в самом разгаре.
  − Мужики! - Коля фыркнул в усы, увидев стол. Ему под полтинник, но такого себе не позволяет. − На работу едете? Или я домой поехал!
  − Щас, Колёк! - Сеня протянул ему апельсин. - У меня днюха, немного задержимся. Но мы быстро.
  Водила газовать не стал, потому что набирал каждую ходку по пару мешков угля. Ещё и нас просил, мы ему набирали.
  В общем, пока мы переоделись в робу, Вован был уже никакой и осел одетый в робу у стены грязной раздевалки.
  − Что с ним делать будем? - спросил я.
  − Да пусть тут спит, − ответил уже бухой Сеня.
  Поехали мы на работу. Но ясно, что уже никто до забоя не дошёл. Разложили стол в кайбаше. Посидели немного.
  Я говорю:
  − Пошли домой пешком...
  Час где-то понадобился нам на дорогу. Возвращаемся, баня закрыта. Банщица дома отдыхает, но мы знаем, где ключ.
  − Как там наш Вован? - Сеня открывает дверь в грязную баню.
  А в ней был один недостаток. Не было ни одного окна и глухая дверь. Там темно, как в гробу, если отключить свет.
  Сидит Вован под стенкой обалдевший. Голова в крови. Корзины с робой, раньше подвешенные на продольных трубах, валяются на полу, роба разбросана.
  Вован смотрит на нас и говорит:
  − Мужики... я думал, что уже умер!
  − Аха, ха! - Сеня сегодня в первый раз засмеялся. - И оказался в аду грязной раздевалки!
  Оказалось, что приходила банщица, глянула на выключатель − включен. Она и отрубила лучи света жизни Вовану, оставив его в кромешной тьме. А он проснулся и не смог бухой двери найти. Да он вообще не понял где он, и что где-то есть двери.
  Вот так человек может пережить мнимую смерть. Но считать, что она настоящая.
  Так и закончилась наша сегодняшняя работа. Пожелали Сене помириться с женой, посмеялись над Вованом. Но по-доброму.
  И на этом расстались.
  Решил я по дороге зайти в магазин.
  Зашёл, выбираю, что бы взять себе такое на покушать. Жил один, так что особых изысков и требований никто мне не предъявлял. Конечно, была у меня соседка Мила. Что-то намекала насчёт жить вместе. Но я послушал её и решил, что не стоит. Книги она читает только бумажные, а всё, что в сети - дерьмо, не стоящее внимания. Такие амбиции сразу о чём-то сигналят. Потом говорит:
  − А зачем мне муж? Вот приедут его дети. Мне надо готовить, притворяться гостеприимной.
  Я ей говорю:
  − Если любишь человека, то ради него и детей его будешь принимать.
  Она пожала плечами:
  − Может и так...
  Но на одиночество жалуется.
  В общем, общаемся, так сказать телами. Хоть если копыта откину, будет кому меня найти. А то так без контроля можно залежаться до нехорошего состояния.
  Скупился, взял вермишель. Дома мясо в подливе. Помидор вчера купил. Часто в основном пластмассовые, но последнее время стали появляться как будто грунтовые. Хоть в чём-то прогресс. А то покупаешь помидоры, а они внутри белые. Но снаружи красные. И пластмассовые. Ни вкуса, ни радости.
  Чтобы помидоры имели товарный вид или не портились при перевозке и лежании, их брызгают медным купоросом. Тогда помидор по факту ещё зелёный, но на вид уже красный.
  И тут вваливается в магазин моя соседка Таня. Деваха лет за сорок. Красава в молодости была. Комсомолка, активистка. Блондинка. Сейчас её жизнь и вододуля потрепали изрядно.
  Такие перспективы были у неё. Но легкомысленность и самоуверенность разрушили все её песчаные замки.
  Когда она трезвая - человек человеком.
  Как только губу водкой помажет - всё. Прячьтесь все. Ходячая катастрофа. Жить просто ей, видите ли, скучно.
  − Дай мне две бутылки водки и налей в бутылёк молока! - протягивает тысячу.
  Продавщица, женщина лет тридцати, говорит с удивлением:
  − У меня молоко только в пакетах! Разливного нету.
  − Я знаю! Налей мне с пакетов в бутылёк!
  Та удивлена, наливает, но у неё молока оказалось с пакетов всего на два литра.
  − Больше нету!
  − Ну, ничего, − говорит Таня. − Скажу маме, что отпила парного молочка по дороге!
  Какое парное молочко с холодильника? Тем более с заводского пакета?
  − Что-то странно ты скупляешься, − говорю ей.
  − Да, − говорит, − похмелиться хочу. А мама молока захотела. Дала штуку, послала на рынок. Да мне на рынок в лом бежать. Я взяла две бутылки водки, а ей хватит и двух литров!
  Вот так вот и живём...
  Выйдя из магазина, вспомнил, что мне жаловались на неё продавцы.
  Заходит Таня в магазин на жёстком похмельдоне, и двигает сразу к холодильнику, где стоят слабоалкоголки. А у нас в долг записывали, если у покупателя такое доверие есть перед продавцом.
  Хватает она банку слабака, а продавщица ей кричит:
  − Таня! Мы в долг не даём!
  Она замерла, смотрит на продавщицу и ноготком так незаметно крышечку раз, и поддела.
  Раздаётся звук: пшшш.
  Вздохнув, продавщица берёт тетрадь и пишет.
  Вот так люди иногда добиваются своего, несмотря на, казалось бы, непреодолимые преграды.
  Пришёл я домой. Есть что-то и неохота. На бутыльке накидался по чуть-чуть закуски. Решил прилечь телек глянуть.
  Включил фильм, как раз вышли все серии Иванько. Прикольный сериал.
  Прилёг на диван, начал смотреть...
  Что-то мне не по себе. Не пойму. В голове как туманится. Не так уж много и выпил.
  Два дня назад на работе стало что-то душить в груди перед сменой. Прямо посередине груди. Должно вроде с левой стороны сердце болеть. Боль мерзкая, как будто реально внутри кто-то душит. Сдавил тисками лёгкие. Но дышу вроде нормально.
  Думал, что желудок стал. Было такое в жизни. Но что-то трепануло пальцы. Юрец ещё и спросил:
  − А это у тебя не моторчик случайно?
  − Да нет, говорю. Наверное, желудок стал.
   Минут через десять тогда отпустило.
  А сейчас вот что-то хуже. Поговорил вчера с одним знакомым, он говорит, такое может быть, когда тромб станет. Именно в сердечном канале.
  Надо было в больницу сходить. Но как мы живём? Отпустило, да и хорошо.
  Сел на кровати.
  Не лучше.
  Вроде мутит, нужно пойти проблеваться, а встать не могу.
  Вот и всё... Кажись, отжил своё, так мне хреново, товарищ Саня.
  Неправильно я эту жизнь прожил. Будто у меня их две, а я пишу черновик.
  Плюс не заботимся мы о своём организме. Жрём жиры и всякую дрянь без меры. Не щадим сердце.
  Потом приходит расплата.
  Шахтёрам надо хорошо питаться! Питаемся...
  Уже ясно, что нужно в скорую звонить. Протягиваю руку за телефоном, но понимаю, что уже падаю с кровати под двери...
  
  ***
  
  Туман в голове медленно рассеивался, уступая место давящей, пульсирующей боли в висках. Да и не только в висках.
  Болит всё тело, будто меня отколотили дубинками.
  Состояние какое-то тупое. Вроде есть сознание, но мыслей практически нет.
  Зрение возвращалось медленно. Или это сознание его только начинало воспринимать...
  − Посмотри в зеркало на себя! Посмотри!
  Голос был хриплым, пропитанным властью и презрением. Я с трудом поднял голову.
  Передо мной крупный силуэт, который тычет мне почти в лицо круглое зеркало, обрамлённое лепестками подсолнуха из жёлтой пластмассы.
  Надо гусей в голове в кучу собрать...
  Так... это не силуэт, а пузатый мент майор. Но в советской форме! Это даже понятно и без фуражки.
  Я сижу за столом...
  Это что, скрытая камера? И куда улыбаться?
  − В зеркало посмотри! - не унимается майор. Увидев, что я прихожу в себя, он подсунул зеркало почти мне под нос. - Посмотри!
  Откинувшись на стуле назад, правой рукой оттолкнул зеркало от себя. Рука моя в засохшей крови. Что это за штукенция у меня на запястье?
  Вспомнилось, напульсник. Не знаю, почему его так называли, он вообще-то для спортсменов. Но когда я был маленьким пацаном, такие было модно носить среди парней. Конечно, их носили те, кто занимался спортом. Но больше для понта.
  А я такое никогда не надевал! Да и рука какая-то мощная. Это рука не моя! Но кажется, сломана. Болит... Торчит перед напульсником шишка. Дотронулся до неё пальцами другой руки, ожидая обнаружить в шишке кость. Но нет... это мышца так подкачана.
  Сон? Да не может быть так больно во сне, но судя по туману в голове, в которой бродят мои мысли, вообще ничего непонятно.
  Сейчас проверим...
  Перевернув кулак, я в пол силы резко стукнул болевым местом об стол.
  − Ааа! - рука сильная, поэтому и очень больно.
  − Что ты делаешь, идиот? - майор крутнулся в сторону двери. Ох и пузатый, штаны на ремне под животом. Как он нормативы сдаёт?
  − Коля! Тащи наручники!
  − Не надо наручников, я уже спокоен!
  Голос-то не мой! Не возрастной, голос парня. Но басовитый, и в нём слышалась агрессия и упорство. - Спокойно уже сижу!
  В голове всё равно туман, но уже картинка начинает проясняться.
  − Тогда в зеркало смотри! - он опять протянул мне зеркальный подсолнух.
  Уже понятно, что я оказался где-то в другой реальности, или всё-таки это такой сон.
  Взяв зеркало, взглянул на себя. Если так можно сказать!
  И мир рухнул...
  И это был не шок, а крушение реальности.
  В мутном стекле на меня смотрел незнакомец. Совсем пацан, лет восемнадцати. Лицо в крови. Один глаз почти полностью заплыл и превратился в сине-багровую щель. Вторая щека рассечена, из царапины сочится кровь. Скулу украшает огромный, свежий синяк. К тому же вторая щека свезена, будто по ней протёрли кирпичом или проехался лицом по асфальту.
  А вот что самое странное...
  Я по пояс голый, а на шее болтается оборванный ворот от майки. Такое впечатление, что футболку то ли я порвал, или на мне порвали, что скорее всего. И содрали её с меня.
  Картина маслом. Окровавленный крепкий парень с жабо из футболки на шее.
  Шока почему-то особого нет. Это не я, но всё как-то странно, будто это сон. Оно и не удивительно, видно неплохо мозги отбили. Такие состояния видел не раз, когда после потери сознания от удара по бороде или голове, человек мало что понимает и помнит. Вообще видел, что в неадеквате бывают и по полчаса. Будто спят почти.
  Мозги в черепушке встряхиваются, и всё. Пока они на место установятся...
  Я водил зеркалом, а незнакомец в нем повторял мои движения. Он моргал одним здоровым глазом, полным удивления. Это был я.
  Это не я!
  Паническая мысль пронзила мозг, как ток. Чужая кожа. Чужие волосы, короткие и всклоченные. Чужая боль.
  − Мамочка дорогая... − вырвался у меня шепот, полный неподдельного ужаса.
  − Мамочка? - качая головой как болванчик, передразнил майор. Его жирный указательный палец почти упёрся уперся мне в лоб. − Тебе тут не мамочка нужна, а папочка в виде Уголовного Кодекса! Будешь теперь отвечать?
  − Отвечать на что? - я тянул время, чтобы хоть что-то понять.
  − Увидел себя? Какая у тебя красивая рожа? − майор забрал зеркало.
  Что ему сказать? Даже и не знаю. Просто понимаю, что я в каком-то дерьме оказался. Что и где произошло, не знаю и не ведаю. Поэтому пока нужна хоть какая-то инфа. Потому что это может быть криминал и довольно таки серьёзный. В таком состоянии я должен быть в больнице, а не за ментовским столом. Но если бы был жёсткий криминал, руки были бы закованы в наручники.
  Нужно прикинуться шлангом, чтобы узнать как можно больше, тогда можно вести хоть какой-то диалог.
  Майор положил зеркало на подоконник и ждал моего ответа после вопроса.
  − И что? − выдал я фразу, об которую разбиваются все вопросы.
  − Как что? - майор аж взвился, приподняв руки. - Рассказывай всё! С кем вы шли на драку, фамилии имена... Всё рассказывай!
  − Какую драку?
  − Ты не придуривайся! − уже сев на стул, майор подскочил.
  − А какое сегодня число вообще? И год какой? - это меня сейчас интересовало больше всего.
  − Число? Запомни этот день, когда ты ступил на кривую дорожку криминала! - самодовольно выдал майор. - Сегодня 26 апреля 1986 года! - Затем с ехидцей добавил: − Девять часов вечера!
  − Ну правильно всё... сегодня же Чернобыль рванул, − прошептал я.
  − Какой Чернобыль, ты, придурок! Ты мне долго будешь мозги трепать? Да я тебе щассс!
  − Что, бить будете? - я улыбнулся хоть это было и неприятно от напухшей губы. - Давайте, что уж там! Мне не привыкать!
  Он опустился на стул, взяв себя в руки.
  − В общем, рассказывай давай... Ты надавал там нескольким пацанчикам хорошо. Но мы их не поймали. Но за тебя знаем! Так что говори, где собирались, называй всех. Знаем, что дрались с сороковскими.
  Я напрягал мозги, чтобы хоть что-то понять. И смутные картинки появились.
  Вот я в толпе, чужой толпе. Но меня уже заклинило, я просто бил кто передо мной, а они отбежали. Я остановился...
  Вот, это же не я! Чел, который был в этом теле до меня. И тут удар в спину, он падает под забор. Удар по спине, он вскакивает и становится спиной к забору.
  Когда он вскочил, те, кто били ногам, отскочили. В лоб они его боялись. Справа русый пацан лежит без сознания.
  И тут крик:
  − Менты!
  Все врассыпную, он рванул по улице, но с другой стороны тоже показались два бобика. И тогда он открывает калитку и бежит во двор. Забегает во двор, чтобы уйти по частному сектору, но на бегу падает. Дальше темнота.
  Ага... теперь понятно, как себя вести. Сейчас самое главное не поддаваться на провокации.
  − А что тут рассказывать? Вы и сами всё знаете! - я уверенно откинулся на спинку стула. - А чего не знаете, расскажу охотно! Спрашивайте!
  − Вот и молодец...
  Ловким отработанным движением он достал из длинной папки, с которыми раньше щеголяли стражи порядка, чистый лист.
  − Так... − он начал писать шапку документа.
  Смотрю, пишет: Начальнику Дзержинского ГОВД Петрову Николаю Ивановичу от...
  − Твоя фамилия, имя и отчество!
  − Эээ... − в голове пусто. - Я не помню! Меня по голове ударили!
  − Ну да... − майор посмотрел на меня. В это раз в его тоне даже промелькнуло сочувствие. Он повернулся в сторону дверей и крикнул:
  − Ваня!
  Секунд через десять в кабинет зашёл чернявый парень в гражданке. Небольшого роста. Лицо округлое, знакомое, но старше меня года на три.
  − Как его фамилия и имя отчество? - спросил майор у паренька.
  − Новиков Владимир, − бодро ответил он. - а отчества не знаю, у него отец в шахте погиб, когда он ещё маленький был. Им у нас в доме поэтому квартиру и дали.
  − Ну... Владимир. - голос майора потеплел. − Отчества не помнишь?
  − Нет!
  − Ну, ладно, потом допишем. Проживает...
  − Ленина пятьдесят семь, квартира одиннадцать, − отчеканил паренёк.
  − Ладно, иди... − майор начал писать шапку документа: Обьяснение...
  − Не понял... Что за объяснение? - возмущённо говорю я.
  − Ты рассказываешь... Я задаю наводящие вопросы, записываю. Потом ты это читаешь и пишешь: с моих слов записано верно, мною прочитано. Ставишь число, подпись. И свободен на сегодня!
  Нужно мне как-то спрыгивать, потому что неизвестно, чем эта драка закончилась. Бывало в моей молодости в таких драках и убивали. А там лишь бы подвести кого-нибудь под статью, чтобы отчитаться. А мне, если что, сидеть.
  − Не! Так не пойдёт! - нагло выдал я. − Давайте мне бумагу, я буду писать заявление!
  − На кого? - майор неподдельно удивлён.
  − А на тех, кто меня задерживал! Вы знаете, кто меня задерживал? Вот на них. Они меня и избили!
  − Что ты мне голову морочишь! - из его рта полетела слюна. - Ты пришёл на драку, там и получил! Сказали: герой Кандагара! Пробежал через толпу чужую насквозь!
  − Нееет! Я помахал указательным пальцем. - Я с другом шёл в кино. Тут смотрю пацаны какие-то бегут и менты. Ну и я убегать давай, чтобы под раздачу не попасть. Да вот попал... А пацаны меня не били, если что! А значит кто?
  − С каким другом? Фамилия! - майор покраснел, как помидор от злости.
  − Не помню! - показал на голову. - Тут помню, а тут не помню!
  − Всё ясно с тобой! - он постучал пальцами по столу в раздумье. − Данные твои мы знаем, так что свободен на сегодня. А потом мы с тобой ещё побеседуем!
  Я растерялся. А куда мне теперь идти?
  − А пропуск, чтобы выйти?
  − Какой пропуск? - спросил он с удивлением.
  − Ну, тогда до свидания!
  − Иди... Ещё увидимся!
  Он махнул рукой, показывая: свободен.
  − Серёжа! Давай следующего! − крикнул майор в коридор.
  Встав из-за стола, вышел в коридор. Тут сидят под кабинетом четыре пацана. Но причёски! У нас девки часто меньше носят. Есть такие парняги, что волосы закрывают всю шею. Вот уж поистине разные эпохи...
  У некоторых фингалеты нормальные такие. Сержант возле них, сторожит. Видно, тоже задержанные в той драке. Смотрят на меня такими глазами, будто увидели динозавра. Да оно и понятно. В моём-то шикарном прикиде. Полуголый. Весь в крови. С жабо из остатка футболки на шее...
  В конце коридора под другим кабинетом ещё шестеро сидят под охраной.
  Ни в кабинете, ни коридоре никакого пластика. В отличии от деревянного пола кабинета, в коридоре он бетонный. Стены выкрашены зелёной краской до уровня плеча, выше и на потолке известковая побелка. Сверху свисают на трубках одиночные плафоны.
  Это реально восьмидесятые.
  Заглянул обратно в кабинет.
  − Товарищ майор! Скажите адрес, а то не помню!
  Там уже сидел новый допрашиваемый. Майор отмахнулся рукой.
  − Выйдешь из горотдела, там Пазик стоит. Ваня, водитель. Он твой сосед.
  − Ясно, спасибо!
  − Спасибо тебе! Я с тебя ещё за стенд спрошу!
  Пожав плечами в непонимании, о каком стенде идёт речь, двинул на выход.
  Хорошо, что сейчас ещё нет интернета и камер, а то бы стал звездой ютуба.
  Только вышел в вестибюль, как меня увидел из окна дежурной части капитан.
  Выскочил оттуда и ко мне наперерез:
  − Я с тебя не слезу! Будешь мне стенд делать!
  − Какой стенд?
  − Чего придуриваешься, мудила? Вот этот!
  Он ткнул пальцем в какие-то выпуклые плакаты, расположенные вертикальными прямоугольниками. Что-то про эвакуацию при пожаре и прочая инфа. Один был вмят основательно, будто в него пробили стопой, но уж никак не кулаком.
  Я удивлённо посмотрел на капитана.
  Он замахнулся на меня ладонью.
  − Пожалеешь! − я стоял, и даже не дрогнул ни один мускул. Пристально смотрел ему в глаза.
  − Дал бы я тебе! - глядя на меня с ненавистью, он пошёл обратно в дежурку.
  Выйдя на улицу, я вдохнул свежий вечерний воздух. И сразу поёжился от холода. Конец апреля, а я по пояс голый. Но если считать жабо, то не совсем.
  Оранжевый пазик стоял чуть в стороне. Ванёк увидел меня и вышел навстречу.
  − Повтори адрес, а то я дорогу домой не знаю, − сказал я.
  − Стой возле автобуса, − бросил он, проходя мимо в горотдел. − Я сейчас на ужин отпрошусь и отвезу тебя.
  Я похлопал себя по карманам штанов. Да какие штаны... коричневые советские брюки, видно, что когда-то глаженые были.
  − У тебя курить есть? - я выдал это и запнулся. Ведь в той жизни не курил! А значит, это как бы и не я сказал! А курить что-то хотелось!
  − Держи... − он достал сигареты Столичные. Дав мне одну, чиркнул и спичкой.
  Глубоко затянувшись дымом, шумно выдохнул. Ваня уже скрылся в горотделе.
  Не было его минут пять, я уже начал замерзать. Пока огляделся вокруг. Фонарные столбы почти как в наше время. Свет мертвенно белый дают.
  Да... насколько всё серо и бедно по сравнению с нашим временем. Через дорогу на стоянке два милицейских уазика, жигули тройка и четыре москвича. Для полноты картины не хватает только запорожца.
  Выйдя, Ваня махнул мне рукой. Запрыгнув на водительское сиденье, открыл пассажирские двери. В салоне было чуть теплей.
  Автобус тронулся. Почему-то подумалось, что это он везёт меня во вторую жизнь.
  − Ну ты, Новик и мочишь! - заговорил он, когда автобус набрал скорость. - Это же надо! Я афганец, а герой Кандагара ты!
  Я пожал плечами, хотя этого Ванёк не видел.
  − Да я вроде ничего такого и не сделал!
  − Ха, ха! Ты не сделал? Не мочи!
  − А как я стенд поломал, ты знаешь?
  − Не только знаю! Я это видел! Там мужик с мадамой сидел, так они со смеху под кресла чуть не попадали!
  Кресла да, были в вестибюле. Стоят вдоль другой стены. Для ожидающих посетителей.
  − Короче я увидел, в каком тебя виде ведут согнутого и в наручниках, сразу следом пошёл. Провели тебя по вестибюлю, дальше в коридор заходить. Ну а ты смещаешь корпус в сторону и согнутый делаешь ускорение... и со звуком уййиии! таранишь макушкой стенд!
  Дежурный подбежал, хотел тебя попинать немного. Но ему не дали. Ты и так был в таком состоянии...
  − Нормально... − я начал осознавать, что прежний владелец тела дерзкий был тип. Интересно, где он сейчас? Если попал в моё тело, то ему не позавидуешь. Что-то есть у меня подозрение, что это перескок сознания связан со взрывом на ЧАЭС. Точно не помню, но кажется он произошёл ночью. А меня вырубило после обеда. Тут оказался вечером. Но всё равно. День такой, что всё может быть.
  Мы ехали по какой-то тёмной улице вдоль частного сектора.
  − А дальше помнишь продолжение? − уже с задором спросил Ванёк.
  − Нет... Вырубился при погоне в каком-то дворе. Может быть и позже. Но помню так. А очнулся в кабинете.
  В общем, чтобы ничего не портил, тебя в наручниках закрыли в обезьянник. Где ты начал орать песни! Хоть и трезвый. В общем, шуму на весь горотдел. Дежурный матерится. А тут же эта драка. Приехали начальник с замом. Ну и к тебе пошли успокоить. А ты спрашиваешь начальника:
  − А кто ты такой? Иди гуляй отсюда. Я выйду, уволю вас всех!
  − Я начальник милиции!
  А ты ему...
  − Удостоверение покажи!
  Наверное, он в непонятках был оттого, что ты сказал, что всех уволишь. Достаёт удостоверение и тебе показывает. А ты ему говоришь:
  − А что ты мне тут машешь фигнёй. Я такую корочку могу в подворотне купить!
  А он спрашивает:
  − А кто ты такой, что так разговариваешь?
  А ты отвечаешь:
  − Троюродный племянник Горбачёва!
  Ну... а потом тебе плохо стало. Потерял сознание. Тебя в коридор вытащили. Наручники сняли. Минут через пять ты в себя пришёл, но уже был какой-то кволый. Тебя в кабинет и поволокли. Вообще тебе скорую нужно было вызвать, но начальник сказал: не вздумайте. И вообще всё странно. Тебя по идее за такое должны были на пятнадцать суток упаковать. Но может, побоялись, что ты в камере крякнешь. Приедут забирать, а ты в мясо весь.
  − Может, испугались, что я родыч Горбачу! − я усмехнулся.
  − Не думаю, но тоже вариант! Была тут история... Одна шишка пожаловала, потому что родственника дальнего пресанули. Головы тогда полетели...
  − Кого не знаешь?
  − Да это в соседнем городе было. В общем, там избили дедка одного на ставке. Менты пьяные отдыхали, и короче такое. Он рыбу ловил. Что там конкретно произошло, не знаю. И он в прокуратуру пожаловался. Ну, прокуратура естественно забила на него болт. Тогда его сын позвонил родственнику. А тот, прикинь! Зам начальника внутренних войск СССР. В общем, получили там все. И менты, и прокуратура.
  Мы проехали вдоль тёмных гаражей и въехали в тёмный двор пятиэтажки, который освещался лишь обычными лампочками над подъездами.
  − Тут хоть помнишь? - Ванёк кивнул на первый подъезд.
  − Какая квартира?
  − Эххх! - Ванёк открыл пассажирские двери и сам вышел из автобуса. - Пошли отведу.
  Двери в подъезд двустворчатые. Старые, деревянные, с четырьмя маленькими окошками каждое. Перила на пролётах поцарапаны жёстко, будто их лев когтями ёрзал. Но покрыты тёмно-бардовой краской. Цвет унылый, но смотрю тут все полы и плинтуса таким покрашены.
  Стены тоже до плеча покрашены синей краской, выше побелка. Кое-где нацарапаны надписи. Тут был Вася, или что-то в этом роде.
  Поднялись на пролёт между вторым и третьим этажом. Дальше до площадки третьего на побелке нацарапано большими жирными буквами: Владимир, я вас люблю!
  − Это ещё что? - глядя на надпись, спрашиваю.
  − Ну... ты тут один Владимир! А вот кто писал, не знаю. Думаю, ты тоже!
  Вот и третий этаж. И квартира прямо одиннадцатая. Деревянные двери, оббитые светлым дерматином, с полосками из него же для красоты.
  Ванёк шёл первым и сразу нажал на звонок. Задребезжало как школьный, только потише.
  Сейчас я познакомлюсь со своей новой роднёй...
  
  
  Щёлкнул замок, открывается дверь...
  На пороге застыла женщина, и на ее лице в одну секунду сменилось столько чувств, что их хватило бы на целую драму. Глаза, широко распахнутые от ужаса, мгновенно наполнились горьким пониманием и щемящей жалостью. Она инстинктивно прикрыла рот ладонью, словно пытаясь загнать обратно вырвавшийся стон.
  Средней полноты женщина, волосы сзади завязаны в узел, покрашены в каштановый цвет. Глаза добрые. Сразу можно понять - эта женщина западла в этой никому в жизни не делает.
  − Боже мой! Ваня, что случилось? - она спросила соседа почему-то.
  − В драке поучаствовал... в групповой.
  − Заходи...
  Распахнула дверь, отступив в сторону.
  И я шагнул в своё новое жилище. Прости, бывший хозяин тела, я не виноват, что так вышло. Но твоей матери нужен сын, а я тоже тут не по своему желанию. Так что надо обустраиваться в этом прошлом.
  Ваня уже стучал каблуками внизу.
  Я окинул взглядом прихожую. Слева на уровне головы висела грубоватая, кустарной работы деревянная вешалка, покрашенная синей краской. Верхняя её часть как полка, служила хранилищем для зимних шапок и шарфов.
  Рядом, как свидетель ушедшей эпохи, висел радио-брехунчик − белая прямоугольная коробка с затемненным динамиком, от которой в стену уходил плоский провод. Дальше коридор расходился: налево угадывался туалет, направо дверь вела в зал, а прямо пахло чем-то аппетитным с кухни.
  − Сынок, как же так? - голос матери потухший.
  − Нормально всё! - снял туфли на разложенном половичке и пошёл в зал. Правая сторона зала занимает мебель, между ней и балконной дверью стоит трельяж. К нему мне и надо. Разглядеть, какой я красавец в полную картину.
  Вот... теперь увидел себя во весь рост.
  Красавчик... Мощный, но видок ужасный. В принципе, ничего нового не увидел. Рост за метр восемьдесят. Не великан, конечно. Глаза странно зелёного цвета, по крайней мере один точно. Просто у нас жил один Павлик, так у него один глаз был зелёный, а другой карий. Называли его Полтораглазый. А моего второго толком и не видать. Но то, что белок будет красный, как фингал сойдёт, уже видно. Но что-то ним вижу, как в танке через смотровое окно или как там она называется.
  Но взгляд упёртый. Видно, предыдущий владелец тела не прожил в неженках. А этот мир только и ждёт, чтобы тебя укусить, когда даёшь послабление.
  Прожив в прошлом теле, которое не отличалось особой физической силой, смело могу сказать:
  Жизнь полна унижений, когда ты слаб. Особенно если ты заглох на перекрёстке. Нужно стремиться в этой жизни в первую очередь к независимости. Потому что чем больше ты зависим, тем хуже с тобой будут общаться. Не всегда, конечно. Есть исключения. Но в большинстве случаев это так.
  Посмотрел на кулаки. Костяшки свезены и окровавлены, потому что не набиты, поэтому напухли.
  Ладно, − мысленно усмехнулся я, сжимая крепко пальцы и чувствуя неприятную боль. − Это дело поправимое. Кулаки мы набьём!
  Слева от балконной двери стоит ламповый цветной телевизор Берёзка. Переключатель каналов отсутствует, из отверстия торчит лишь гранёный металлический штырь. Зато есть дистанционный пульт в виде плоскогубцев.
  Дальше вдоль стены два кресла, между ними тумба, которая раскладывается по праздникам столом посреди зала.
  В одном серванте книги, больше потрёпанные. Во втором гордость советской эпохи: пара хрустальный гранённых ваз. Две вертикальных фарфоровых рыбки и такой же чайный сервис на шесть персон.
  Мать ушла на кухню, что-то там готовила. Заглянул в спальню. Маленькая. Шкаф напротив двери, у окна вдоль стен две кровати, на которой спит девочка с волосами цвета соломы.
  Пришла память о том, что на второй спит мать с сожителем, который сейчас, видимо, на работе.
  По наитию помнил, что сигареты лежат на подоконнике окна балкона. Точно лежат. Прима в красной пачке без фильтра. Бензиновая зажигалка с открывающейся крышечкой. Только для неё продают специальный бензин без запаха.
  На балкон идти нагишом холодно, поэтому пошёл в ванную и под краном смыл кровь. Вытираясь полотенцем, услышал, как мать всхлипывает на кухне.
  − Ма! Да всё нормально! Травм нет особых!
  − Ага! Нету!
  Она вышла в коридор со столовым ножом в руках.
  − Я медик, между прочим! И работаю в травматологическом кабинете! И я вижу, что с тобой!
  − Да ладно! Живой, и нормально!
  − Нормально ему! - её глаза были полны слёз. - Про Намика забыл, что ли? Как ему копилку в голове сделали? Его на кладбище, двоих в тюрьму! А дралось там человек сорок! А ты меня в могилу хочешь загнать!
  Сказать мне было нечего.
  На вешалке висит тёмно-коричневая вельветовая курточка. Накинул её, и пошёл курить на балкон, прихватив по дороге сигареты.
  Меня встретил ночной весенний и холодный воздух. Балкон не застеклён, лишь обшит снизу досками до перил. От света из окна различил пепельницу на полочке.
  Присев на наклонный подоконник, глубоко вдохнул свежий, пахнущий весной воздух.
  Прикурил от зажигалки, и выпустив дым, оглядел вид с балкона. Под ним пятиметровый огородик, огороженный сеткой рабицей. Дальше тёмный двор соседней пятиэтажки. Одна жига стоит недалеко от подъезда. Детская площадка, карусель. Всё как в старых добрых фильмах.
  В теле разбитость, голова ещё туманная немного. Видно, хорошее сотрясение получил. Нужно неделю теперь резко не прыгать или не дёргаться, чтобы восстановиться.
  Так, нужно подвести итоги моего пребывания здесь.
  То ли так случайно получилось, то ли Вселенная дала мне второй шанс, но его теперь нужно использовать. Нельзя его профукать как я растратил предыдущую жизнь. У меня есть знания теперь о будущем. Нужно будет поразмыслить, как этим шансом лучше распорядиться.
  Всплыло в памяти, что учусь уже как бы я в ПТУ. Третий курс. На автокрановщика.
  То есть, если у меня здесь и будет высшее образование, то только если я его получу после армии.
  Предыдущий хозяин тела вёл его к разрушению, судя по его поведению, которое мне пока. Сейчас восемьдесят шестой... скоро девяностые. Там разборки, организованная преступность. А судя по его замашкам, он где-то бы встрял в болото жизни. Но к алкоголю вроде организм не приучен.
  Как ни странно, интеллект у мозга высокий. А учится в ПТУ. Но причины я пока не знаю. Возможно, что рос безотцовщиной. А мать с таким упёртым справится лишь пока он лежит поперёк кровати. А потом всё.
  Если сейчас конец апреля, то мне ещё месяц учиться, а потом всё. Лето погуляю, и в армию.
  Так что пока моя задача бросить курить. И нормально доучиться.
  А строить новую жизнь буду после армии. Вариантов немало. Можно копить деньги, потом открыть какие-то ларьки, а потом биткоинами закупиться. Или как карта ляжет.
  Главное не быть в этой жизни неуправляемым плотом, который плывёт по реке жизни только когда его толкает течение. А если заплывёт в заводь, то может там остаться и через время утонуть.
  Конечно, буду думать, как тут применить мои знания будущего и опыт прошлой жизни.
  После пары сигарет балконная дверь открылась.
  − Иди спать, я тебе постелила... − сказала мать и пошла опять на кухню. Конечно, ей сегодня не спится. А меня уже клонит в сон.
  Дойдя до дивана, улёгся накрывшись тонким одеялом. Сейчас не зима. Потом будет ватное.
  Только закрыл глаза, как сразу провалился в пустоту, будто выключили свет.
  Школьный звонок тарахтит, будто на перемену или урок. Но звонит отрывисто.
  Дзынь, дзынь, дзынь!
  Проснувшись оглядел зал. Всё та же обстановка советской квартиры.
  Да, это моя новая жизнь. Но вчера вечером я её в первый раз видел, а сегодня такое впечатление, что прожил тут всю жизнь.
  Дзынь! Дзынь!
  Поднялся, заглянул в кухню. Никого. В спальне дрыхнет отчим. Хотя... какой он отчим? По виду лет на десять старше.
  Дзынь!
  − Иду!
  С таким фэйсом только двери открывать. Не думаю, что у меня вид лучше, чем вчера, только что кровь смыл. Да ещё небось мой шикарный фингал приобрёл синюшный цвет. Но амбразура смотровой щели глаза стала шире. Хотя моргать не совсем удобно.
  Спортивные штаны быстро надеты, и я уже у двери. Глазок, как старый телевизор с одной пиксельной картинкой, показал троих парней. Мозг еще не успел опознать угрозу, а внутренний радар уже выдавал полный штиль - душа была подозрительно спокойна.
  Разглядываю эту нежданную делегацию. Слева русый пацанчик среднего телосложения и самый высокий. Справа замер его антипод: невысокий, но плотно сбитый брюнет, настоящий бульдог. Длинноволосый. А по центру... По центру этакий журавль в человеческом обличье: худой, нескладный и с такими ушами, что их было видно даже в этот дурацкий глазок. И вот эти самые уши окончательно развеяли мои сомнения. С такой внешностью н6а разборки не ходят.
  − Только открыл дверь и показал свою лицевую красоту...
  − Ооо! − наш герой Кандагара! - у белобрысого опухшая щека и фингал чуть поменьше моего.
  Он радостно раскинул руки.
  - Иди, я тебя обниму!
  Я вспомнил его. Это тот бедняга, который валялся под забором перед тем, как менты нагрянули на драку.
  Я сунул ноги в какие-то шерстяные тапки вышел на порог. Он радостно обнял меня по-дружески.
  − Нормально ты вчера из ментовки свинтил, − сказал он. − А на меня бумагу написали там такую... Но тоже отпустили. В час ночи!
  − А ты чего фингалом таким по району светишь? - спросил я. Мне было интересно что-нибудь узнать, ведь надо в этом мире осваиваться.
  − Эээ... Гоша! - вспомнил я его погоняло. - А как так получилось, что мы проиграли?
  − Тебе что, серьёзно так мозги отбили? Всё получилось не так, как планировалось. Бугор разделил нас, одно толпу повёл в парк, узнать, не пришли ли сороковские туда. Ну и получилось, что нас к кладбищу пошло мало. А там из достойных были ты, я да младший Бугор! Ещё Шорик. Остальные шелупонь. А все спортсмены пошли в парк! Посмотреть, не припёрлись ли сороковские туда. А у нас... Половина разбежалось ещё до драки. Сороковские дружные, с частного сектора. А наши друг друга плохо знают. Вот и дряканули. А из сороковских если кто дряканёт, представь, что ему потом будет!
  − Да, неправильно поступили...
  − Зато братуха его молодец! Стоял спиной к забору, пока менты не приехали. Они ему нифига не смогли сделать. А как менты появились, он драпанул быстрее всех!
  − Что, здоровый такой? И бегает так быстро?
  − Ну ты даёшь! - у Гоши реально удивлённое лицо. - В натуре тебе память отшибло! Он же в Донецке учится! Два года каратэ занимается!
  − Да, поймай такого оленя...
  − Ха! Ну ты и сказал! - Гоша вдруг стал серьёзным. - Короче! Крутая тема тут нарисовалась... У нас в доме типок из Казани у тётки живёт. Он хочет создать у нас в городе моталку.
  − Чтооо создать?
  − Моталку! Говорит, такое уже сейчас во всех крупных городах есть.
  − Ты по-простому можешь объяснить, что это такое?
  − Будем собирать группировку! И будем весь город в страхе держать! Курбет говорит, что в Казани их куча, моталок этих!
  Я что-то задумался. Знаю, чем это закончится. Ничем хорошим. Тем более за плечами прожитые девяностые.
  Плотный и лопоухий стояли немыми болванчиками. Про лопоухого память выдаёт, что это мой дальний друг. Всё лезет дружить, но не уважаю его. Звать Витёк. Сильно ветреный и бестолковый. Находит приключения на свою задницу, будто она для них магнит. Называют его Чудила.
  − И что мы будем делать в этой моталке? - не совсем довольным тоном спрашиваю.
  − В общем, нам нужно организоваться для начала. Потом начнём бить всех, кто сбежал с драки. И ещё...Взаимная помощь друг другу. Вот сейчас надо Витьку помочь! Кстати, Курбет сказал, что там можно ещё и бабок срубить будет. Сделать Варана с его кентом виноватыми. Они на шахте работают. Бабки у них водятся.
  − А Витёк в какое дерьмо опять влез? - перевёл взгляд на дальнего дружбана, если так можно сказать.
  − Да я это... семьсот рублей в карты проиграл. Там пришли к моему бате. Говорят: или отдавай за сына, или удавим его. А они мухлянули! Я заловил! Но старше меня, что я могу доказать?
  − Сколько? А кому ты проиграл?
  − Семьсот... − он запнулся. − Варану и Кобсу!
  Эти два мужичка жили в общаге, приехали откуда-то с западной. Но один бывший сиделец. Дерзкие ребятки. А Витёк лох, что карты с ними в руки взял.
  − Гоша... − я пристально взглянул на него. - Ты давно в ментовке был?
  − Ты не понимаешь! Там будет всё красиво. Сороковских порвём на раз! Будем тренироваться! Курбет уже качалку в гараже сделал! Груша там такая прикольная! Курбет там такие удары по ней ногами показывал!
  Что-то всплывает в памяти. Курбет... Опасный тип. Видно, погоняло получил за то, что занимался акробатикой, потому что это устаревшее слово − прыжок. Это если мне память не изменяет. Он не так давно появился у нас. Но уже успел прославиться в нескольких драках раз на раз. С сильными пацанами. Прошёл на руках метров десять как-то на стадионе. Ноги свечкой вверх. Телом своим владеет чётко. На турнике ласточку делал легко. Из наших никто не мог.
  Но в какие-то разборки мне лезть не хотелось. И в авантюры тоже. Не для этого я сюда попал, чтобы делов натворить.
  Конечно, бывший бы хозяин тела клюнул на эту авантюру скорее всего. Но я здесь не для этого. Тем более знаю немало таких историй, которые заканчивались плачевно.
  − Нет, Гоша! Я в эти игры не играю. А ты... − повернулся к Витьку. - Смог проиграть, умей и папу уговорить отдать. Хотя... уговорят и без тебя! Там всё будет серьёзно, если что. Варан хоть и не местный, но с нашими сидевшими знается...
  − Слушай, Вовчик! - тон Гоши изменился в недобрую сторону. - Курбет сказал: если ты не согласишься, чтобы вышел к нему. Он в машине сидит. Иначе сказал: будут у него проблемы!
  − Ну... если так! Идите во двор, я сейчас.
  Накинув на голый торс спортивную кофту, поискал ключи. На гвоздике их не было, поэтому завернул защёлку и просто прикрыл двери. Думаю, это ненадолго разговор.
  Солнце, окружённое перистыми облаками, уже перевалило зенит. Воздух тёплый, хоть и дует лёгкий ветерок. В воздухе витает аромат весны. На лавочке, словно три судьбы на заслуженном отдыхе, грелись на солнце бабушки в цветастых халатах. Я прошел чуть быстрее, стараясь не поворачивать к ним голову. Лишний раз светить фейс - давать повод для сплетен. Рядом, с визгом раскачивая карусель, каталась детвора. А над всем этим безмятежным миром, словно белые знамёна, провисали на растянутых веревках гирлянды высыхающего белья.
  И тут же, на углу дома, замерла белая жига. Двойка. Номера местные, что сразу отсекало лишние вопросы. Возле машины топталась знакомая троица недавно посетивших меня кентов.
  Курбет сидит за рулём. На вид ему лет за двадцать пять. Лицо описать сложно. В скулах и разрезе глаз читалось что-то южное, не европейское. Но куда важнее было общее впечатление: в его осанке, в спокойной уверенности позы чувствовалось что-то хищное. И готовое к прыжку. Память тут же услужливо подсказала: пацан дерзкий, опасный.
  Был одет не крикливо, но с претензией: плотные джинсы фирма, цветастая рубаха, явно не наша. Видно, что вещь дорогая. Глаза, холодные и оценивающие, встретились с моими. Не меняя выражения лица, он плавным, почти ленивым движением откинулся и распахнул пассажирскую дверь.
  Молчаливый приказ.
  Мне с ним тягаться нет смысла.
  − Присаживайся! - чуть наклонившись, выдал он. - А вы, пацаны, пока погуляйте!
  Я сразу бросил взгляд на кулаки. На костяшках конкретные сухие мозоли, что говорит о том, что человек много отжимается от пола и набивает руки.
  − Короче... − начал он, когда я приземлился на сиденье и захлопнул дверь. - Я к тебе присматриваюсь уже давненько. Есть у меня к тебе предложение, от которого ты не сможешь отказаться!
  − Знаешь, Курбет! - я сразу решил вести себя нагло, потому что тут не те песни уже идут. - Есть один хороший тост...
  Он постучал пальцами по рулю, сделал вид, что разглядывает что-то вдали возле гаражей. Там ничего стоящего внимания не было. Мужик прохожий и две возрастных женщины.
  − Какой? - он повернулся ко мне, упёрся взглядом почти чёрных глаз. Сейчас он видит меня во всей красе. Ну... да ладно.
  − А такой! Давайте выпьем за то, чтобы у нас всё было, а нам за это ничего не было! Такое можешь предложить?
  − Хех! - он поёрзал на сиденье. - Бесплатный сыр только в мышеловке, а халява в лампе Алладина! А я тебе дело предлагаю! Вот ты же бедный?
  − Ну... небогатый точно. Так что да. Считай, что бедный.
  − Знаю, ты куришь... Сигареты сам себе покупаешь?
  − Нет. Я ещё учусь.
  − Вот видишь! Ты сам себе даже сигарет взять не можешь!
  − И что?
  − Только давай сразу определимся. Этот разговор между нами двоими. Я знаю, ты пацан чёткий.
  − Добро... Если что, я сразу забыл.
  − Он окинул взглядом мой торс, руки.
  − Спортом занимаешься? Плечи у тебя мощные, крестьянские.
  − Да так... турник, груша дома примитивная. В принципе всё! - вопрос такой удивил немного.
  − Ну... ничего! Мы тебя подтянем. Будешь молотобойцем таким, что спортики тебя бояться будут!
  − Да они как бы со мной не пересекаются.
  − Смотри. В общем, в Казани, да и во многих городах Союза сейчас создают моталки. Эта группировка богует, собирает деньги. Наказывает, кого нужно. - Он поднял в значительном жесте указательный палец. И добавил, повысив тон, чтобы усилить на этом акцент. - Помогает своим! Защищает!
  − И что?
  − А то! Я тебе предлагаю стать автором со мной.
  Я хмыкнул.
  − Каким ещё автором? Ты книгу пишешь или сценарий?
  − Ты на приколе тут? Авторитетом! Но им ты станешь со временем. Пока будешь моей правой рукой. Я сделал качалку в гараже. У нас будут в подчинении средние и младшие. Будет братство. Как в мушкетёрах! Один за всех и все за одного! Вот сейчас кто у вас в городе быкует?
  Он многозначительно поднял вверх указательный палец:
  − А быкуют здесь спортсмены...
  − Да чего они быкуют. Собираются на Бродвее. Они сами по себе.
  − Конечно сами! Вот только если пересечёшься с ними, тогда что? Порвут тебя, как Тузик грелку! А так они тебя бояться будут, потому что у нас будет братство. Плюс я же тебе сказал... бабки!
  − Слушай, Курбет! Бери вон Гошу и в авторитеты с ним!
  − Гоша слабоват на это. Вот ты как раз подходишь. В кулаке бы всех держал.
  − А смысл? Недолго музыка играть будет. Для ментов ты будешь не авторитет, а добыча.
  Курбет прокашлялся. Видно, напоминание о карательной службе его покоробило.
  − Вся Казань поделена группировками, моталками короче. И ничего! Бывает, что подгребают кое-кого. Но ты даже не представляешь, что там творится!
  − Во-первых... − я загнул палец, − наш город - не Казань. Тут все как на ладони. И быстро твоей моталке придёт кирдык. И будешь ты сидеть. Я ясновидец просто стал после вчерашней драки. И знаю, чем эти все моталки закончатся. Во-вторых, − загнул второй палец. − Чего же ты в Казани не мотаешь свои моталки?
  Курбет посмотрел по сторонам, будто изучая обстановку.
  − Да у меня там проблемы...
  − Вот видишь! - я всплеснул в ладоши. − Аплодисменты! А тут ты меня под танк кинуть хочешь? Тем более я осенью в армейку должен идти! Пять-шесть месяцев погулять осталось. А там всё...
  − А ты прохаваный... − Курбет недобро хмыкнул, глядя на меня. - Ладно, раз так... Тогда сегодня часам к семи подгребай ко мне в гараж. Покалякаем, посмотришь, какая у нас качалка классная. Будешь просто приходить качаться. Спаринги будем делать, научу тебя ногами махать! Будешь башни с разворота сбивать на раз! Мы всем будем рады кроме чмошников и лохов. Настоящих пацанов будем собирать. Дружба... она знаешь, нужна! И бывает полезна!
  − Да я в таком виде... − попытался я отмазаться, но уже понимал, что придётся идти. Иначе будут у меня проблемы стопудово.
  Затевает Курбет что-то мощное, к тому же не очень хорошее. И чует моя душенька, что потом могу сильно пострадать, если сейчас отморожусь. Он отомстит.
  − Ладно... Приду гляну! - открывая дверь, уверенно посмотрел на него. Хоть он тут и стаю собирает, но у меня тоже есть зубы, если что.
  С недобрыми чувствами вернулся в квартиру. Пробуждение в новом мире началось совсем не с райских кущей.
  Настроение испорчено...
  Знаю я типаж таких людей как Курбет. Он хищник, и ему плевать, какую добычу грызть. Такие люди, если им что-то нужно, как липучки. Сделает всё, чтобы добиться своего. Там нет ни морали, ни совести. И если он на меня нацелился, нужно или сматываться, или отбиваться.
  В случае драки он меня разделает как орех. Силы у него не меньше, хоть он и суховатый. Машется круто. Плюс как ни крути, а мужик в среднем всегда сильней восемнадцати летнего парня. Как говорил один, когда поборол на спор на стадионе троих подростков: − Вам надо ещё в армии отслужить, тогда окрепнете.
  Конечно, если взять боксёра подростка и обыкновенного мужика, понятно, что подросток его уложит. Но в общем, мужик почти всегда будет сильнее при равных габаритах и подготовке.
  Нужно с ним быть осторожным. Потому что высокие слова об уголовной романтике часто скрывают за собой нижний пласт. Это как айсберг. Его видимая сторона видна и белая. Но это только его десятая часть. Девять тёмных частей скрыты под водой.
  В этом вопросе людей часто заводят в заблуждение. Романтизируют таких товарищей даже в книгах и фильмах, чтобы толкнуть свой продукт. Но делают это хитро. Люди смотрят сериал, переживают за героев. А то, что эти герои могут при встрече убить или покалечить человека за понюшку табака, остаётся за кадром.
  Нужно будет действовать от ситуации конечно. Но я знаю уже, что Курбет просто так от меня не отцепится.
  Это тип людей, которые говорят одно, а делают другое. Своё...
  Что-то странно всё. Почему я сразу не подумал о том, что я очутился в прошлом, где и жил.
   И тут будто щёлкнул включатель в голове. Я же должен жить в посёлке в десяти километрах от города в это время! Семилетним мальчиком! Рухнувшие на мою голову события закрыли эту мысль от меня пеленой непроглядного тумана, который только рассеялся. Как будто кто-то заколдовал.
  Я усмехнулся... А такое может быть? Чтобы я был там сейчас мальчиком, а тут парнем? Вообще даже любопытно выяснить этот вопрос.
  И если так, тогда увижу себя самого. И свою настоящую мать. Не видел её уже двенадцать лет. Столько она уже лежит в земле.
  А всё до банальности просто. Люди часто живут странно, будто бессмертные. Да, в принципе, как и я жил... пишут черновик.
  Как-то один друг рассказывал. Занесло его куда-то в Сибирь смолу собирать. На весь тёплый сезон. В общем, сидит в глуши общество мужиков. Деньги неплохие получают. Смолу собрали, из сахара браги нагнали. Попивают самогончик, больше делать там нечего. Из цивилизации только радио маленькое. Электричество из банок делают. Наливаешь в банку воду. Добавляешь в воду сахар, уксус или соль. Опускаешь два контакта. Один цинковый, другой угольный. Можно даже из обычной батарейки достать.
  И вуаля! Полтора вольта есть. Соединив в одно нужное количество банок можно получить вольтаж для маленького радио или двенадцати вольтовой лампочки.
  И вот однажды по бухой лавочке начали мужики стрелять по мишени, которую повесили на жилой вагончик, из мелкашки. А один спал в вагончике пьяный. Вот он проснулся, поднялся с кровати. А один шнайпер стрельнул, да и попал в окошко по закону подлости. И как раз мужичку в голову. В общем, собрались его в больницу везти. Он говорит: не надо, налейте мне водки. Так он пил пять дней. Потом что-то голова у него совсем разболелась, что и ни странно ни капли.
  Повезли его в больницу. Там он и умер почти сразу.
  Соседка через забор со мной проживала. Что-то вскочил у неё на веке чирячок. Ходила она, платок всё прикладывала. Потом смотрю, ходит как одноглазый пират с повязкой. Спрашиваю, что такое? Рассказывает, что веко гноится, болит. Говорю: тётя Люда, идите в больницу. Не хочу, отвечает. Мазью мажу, и ладно. В общем, месяца через три таки приехал её сын и отвёз в больницу. А там уже пошло заражение и накрылся глаз от постоянного попадания гноя. Удалили. Теперь ходит без глаза.
  С укором ей так: я же вам говорил! А она отвечает: да я боялась ехать в больницу, думала, что у меня рак.
  Вроде он от этого бы исчез.
  Знакомая соседка девчонка доказывала мне, что в жизни преград нет. И доказательство этому паркур. Я ей говорю. Набери в ютубе неудачи в паркуре и посмотри, сколько уже калек. И поймёшь, есть преграды или нет.
  Потом повзрослела. Загуляла. Жёстко.
  Вечером её как-то встречаю, спрашиваю:
  − Гулять ходила?
  − Да это не я ходила гулять, а моя пипка.
  Говорю ей:
  − Света, угомонись. Спид не дремлет.
  Но она стала мне рассказывать, что спид - это просто легенда, чтобы с людей деньги через лекарства качать. Сейчас ездит, таблетки бесплатные получает, чтобы продлить свою жизнь после заражения.
  Медики же дают клятву Гиппократа. Но языки-то чешутся. На посёлке такого не скроешь из местечковой больницы.
  А вообще каких только чудаков нет. Да к тому ещё и плюс брехливые экземпляры попадаются. Одна знакомая мне так убеждённо рассказывала, что читала, будто родился ребёнок с искусственным сердцем.
  Бывало часто смотрел в передачах или ютубе, как люди попадают в автомобильные аварии. И всегда было осознание, что это всё происходит с другими. С далёкими и незнакомыми людьми. С моими близкими такого не произойдёт никогда.
  Так вот... приехали мы однажды в город. Мамуля прёт на пешеходный переход как танк, хотя движение интенсивное. По сторонам не смотрит. Говорю ей:
  − Ты, когда на дорогу выходишь, по сторонам смотри.
  − Я на переходе! - отвечает упёрто.
  − Да что? Тяжело посмотреть?
  − Я на переходе!
  И вышла однажды в сумерки на переход трассы республиканского значения. И отнесли на кладбище. Ну, мне так ясновидящая и сказала: до самой смерти она не будет нуждаться в посторонней помощи.
  Всё так и получилось...
  Ладно, нужно думать, как быть дальше. На посёлок свой съезжу, когда приду в порядок. Сейчас первостепенные задачи нужно ставить.
   И да, я же ещё учиться должен. Но с таким фейсом сегодня на учёбу меня не разбудили. Пока синяки не пройдут, никакой учёбы. А значит, учиться начну после первого мая.
  Опять паломничество к трельяжу...
  Видок стал более красивый. Фингалы подсинели. Свезенная щека и сечка подсохли. В одном глазу часть белка красная, во втором красный вообще. Но зрение вроде чёткое. Оно потом на старости боком вылазить будет помутнением хрусталика или отслоением сетчатки.
  На тумбочке банка и записка. В ней мать сообщает, что оставила мне бодягу.
  Что ж... Сейчас займусь самолечением...
  Поприкладывал эту штуковину к глазу. Сразу эффекта не заметил. Да оно и понятно, может через время толк будет.
  Живот напомнил о себе нытьем. Осмотр кухни занял минуту: в столешнице ждала меня буханка чёрного хлеба, а в холодильнике, на радость, красовалась кастрюля с борщом.
  Через несколько минут плита весело шипела синим огнём, а по кухне поплыл божественный аромат. Борщ оказался тем самым, наваристым, каким бывает только в детстве − густой, с дымком, с фасолью и толстыми свиными ребрышками, которые таяли во рту. Я щедро присыпал их солью − это было просто объедение.
  Потом пил индийский кофе. Для этих времён красивая жестяная банка. С экзотической этикеткой. Горький, бодрящий, он разлился по телу тёплой волной.
  Перекур на балконе под аккомпанемент уличных звуков очистил голову.
  И вот, с новой остротой чувств, начал обследование квартиры. В нише старого гарнитура стоял Маяк-231. Продолговатый советский магнитофон, тяжелый, с двумя пластиковыми окошками, в которых замерли на нуле стрелки-индикаторы. Настоящий артефакт в моей прошлой жизни.
  Знаю ещё по детству, что он просто приставка. Чтобы услышать из него звук, нужны усилитель и колонки. Вместо них здесь использовался стоящий рядом проигрыватель Вега, который и играл роль усилителя.
  Микрокассеты... Ну это ещё ладно!
  В углу за диваном на блестящих лакированных ножках стоял настоящий реликт − бобинный магнитофон Днепр-12. Его массивный, почти гробовой корпус и алюминиевые ручки регуляторов выдавали в нем классическую модель, чья конструкция уходила корнями еще в семидесятые. Он выглядел как советский тяжелый крейсер в мире легковесных кассетников.
  Микрокассеты не подписаны. Видно, тот кто их слушал, и так знал, что где. Потому что там надорвана этикетка, там царапины, да ещё и разных заводов.
  Да и не много кассет, всего с десяток.
  Включил первую на Маяке. Итальянцы...
  Вторая Машина времени. С самыми хитовыми песнями. Слушать не стал, дальше кассета Круиза. Несколько песен нормальных, Волчок и Дерево, а так бутор.
  Перерыл пластинки и пласты. Юрий Антонов, какой-то иностранный Нон Стоп, никакой тоже.
  Следующая кассета порадовала. Дип пёрпл Дым над водой.
   А вот и нашёл что послушать − пласт Битлов. Включил и пошёл дальше обследовать квартиру.
  Возле тяжелого лампового телевизора Берёзка лежит свежая газета Знамя Победы. Развернул её на листе с телепрограммой... и внутри всё опустилось. Картина вырисовывалась безрадостная.
  Тут вообще был полный швах. Из двух программ, мерцавших в эфире, лишь Первая программа Центрального телевидения могла считаться более-менее нормальным каналом. Но и она не баловала: пара фильмов в сутки, да и те на следующий день утром дублировали, видимо, для тех, кто проспал. В остальном бесконечные новости, отчеты съездов и концерты самодеятельности. Программы про колхозы и прочая агитация.
  Единственным светлым пятном было воскресенье. С утра радует Утренняя почта, можно было хоть какие-то хорошие песни услышать, увидеть кумиров. Но блаженство длится недолго. За ней начинался неизменный марафон советской воскресной действительности: бодро-суровое Служу Советскому Союзу, затем занудное Здоровье с советами о пользе ходьбы, и, наконец, апофеоз − Сельский час, где всю страну учили, как правильно доить корову или сажать картошку. После такого дня хотелось просто лечь и смотреть в потолок.
  В общем развлекуха по полной. После нашей эпохи интернета такое впечатление, что попал почти в средневековье. Самое удивительное, что к этому времени уже давно слетали в космос и наделали кучу ядерного оружия. Но вот остальное как-то всё слабенько ещё.
  Я попал как раз в ту эпоху, из которой анекдот:
  Мужик приходит домой и кричит жене:
  − Быстро под одеяло!
  Та давай бегом раздеваться, пока он разувался и снимал верхнюю одежду. Подходит он к кровати запрыгивает и накрывает обоих одеялом. Включает батарейку на электронных часах:
  − Смотри! Светятся!
  Вообще, рассказывала мне мать, как в конце семидесятых с телека гордо вещали, что изобрели ЭВМ величиной всего с трёхэтажный дом.
  Так что технологии с этого времени шагнули очень далеко. Люди здесь другие, но как и всегда, часть людей живёт по принципу ЧЧВ - человек человеку волк.
  По второму каналу вообще ничего интересного.
  С телеком разобрался...
  Решив провести полную инвентаризацию, заглянул в спальню. Возле двери в кладовку, в прохладной пыльной тени за стиральной машинкой, прислоненный к обоям, стоял гитарный кофр. Внутри лежала настоящая красавица − концертная двенадцатиструнка.
  Осторожно достал её. Гриф увесистый и широкий. Корпус отзывался глухим, пустым стуком при постукивании. И тут я заметил главную странность: струн на ней было всего шесть. Вместо богатого, звенящего хора одинокие, запыленные жилы.
  Я где-то слышал, что настраивать такую бандуру целое искусство; нужен слух абсолютный. Может, поэтому кто-то махнул рукой и оставил лишь половину струнного строя, превратив роскошный инструмент в заурядную шестиструнку.
  Зато приталенный корпус порадовал: он в полтора раза больше, чем на обычной шестиструнке. Поэтому звук струны издавали глубокий и приятный.
  − Хороший барабан! − довольно сказал я. Корпус отозвался слабым эхом.
  Играть особо я не умел, но зато это неплохо делал тот, кто был в этом теле до меня. Я даже взял несколько аккордов, сыграл их примитивным боем. Но на этом, увы, пока моё музыкальное творчество закончилось.
  Кстати, гитара - это из вариантов обеспечения моего будущего. Помню, что у меня сосед ходил учиться в ДК на музыканта. Конечно, примитивного, не профессионала. Там был музыкальный кружок. Так, в ансамбле поиграть. И он потом создал свою группу в девяностые. Но они далеко не пошли.
  Нужно будет сходить в ДК, или узнать у кого-нибудь, есть ли там такой кружок. Если получится туда попасть. То за полгода можно будет более-менее обучиться.
  Пойду в армию, там в каждой части есть инструменты для группы. За два с половиной года можно чего-нибудь добиться. Надо ещё попробовать песни писать... Как-то пробовал писать стихи. Вроде неплохо получалось. Только в песне нужна будет в словах ритмика. Лучше всего сразу сочинять под аккорды. Как-то слышал выражение, что песня - это удавшийся стих.
  Эххх... Где мой интернет, где одним нажатием кнопки получаешь любую информацию мира. Там и распевки, и игра. Можно было играть научиться быстро. Здесь же знания придётся собирать по крохам.
  А интернет теперь от мня отрезан для меня двадцатилетней стеной времени. Непроницаемой и непреодолимой.
  В нём также было можно найти любую инфу про единоборства. А здесь придётся эту информацию собирать от людей. К счастью, я немало боёв смотрел. Знаю такие фишки как локти из муай-тай и лоу-кики.
  Во все времена сложно было пробиться в музыку. Но шанс есть. Пример тот же Ласковый май. Но это нужно будет закупать кассеты и распространять свои песни самому.
  А если ждать с моря погоды, то это всё равно, что надеяться, что гора придёт к тебе.
  Смотрел как-то интервью одного известного музыканта. И он рассказывал: Стою подростком возле входа в Останкино, с такой надеждой держу микрокассету, на которой записаны несколько наших песен. Жду ведущего, который ведёт передачу по продвижению юных дарований. И вот идёт он, я с благоговением ему кассету протягиваю и прошу:
  − Послушайте пожалуйста наши песни.
  А он мимо проходит и говорит:
  − Иди ты ...
  Настроение доисследоваться привело меня в санузел. Ванна и унитаз стояли в тесном, почти братском соседстве, без всякого намёка на перегородку. И прямо на холодном кафельном полу, вплотную к унитазу, настаивалась своя, домашняя химия. В алюминиевом молочном бидоне. Из-под его крышки тянуло резковатым, сладковатым запахом бражки. Пена тихо шипела и пузырилась, будто делясь со всем окружающим своим ароматом.
  В принципе, это и всё. Больше ничего интересного.
  Не раз спорил со старыми шахтёрами ещё в девяностые. Доказывал мне один.
  − Вот при Союзе я зарабатывал!
  − И что ты заработал за двадцать пять лет под землёй, − спрашиваю. - Покажи! Вот эти шикарные шторы?
  Смотрит на меня с удивлением...
  А ведь и правда. Сколько людей знаю. В шахте отпахали. Ни машин не имели, ни каких-то ещё сверхъестественных благ. Разве что только по курортам ездили.
  А вообще в Союзе считалось, что если мужик имеет машину, то это перспективный любовник. Чтобы с небольшими зарплатами на неё накопить, нужно было питаться килькой. Она дешёвая, по десять копеек за кило.
  Скука... ни телефона, ни компа. Каналов много тоже нет. Даже и не знаешь, чем себя занять.
  Книги!
  Вот где раздолье. Хотя...
  Катаев Сын полка. Нахалёнок.
  Живые и мёртвые Симонова... Вот это я почитаю.
  Завалившись на диван, начал поглощать историю, но с таким правым глазом приобщаться к литературе неудобно.
  Включил телек. Идёт сказка Золотой ключик. В детстве казалась чем-то волшебным. Какой-то ход секретный нашли. Почему-то в конце показалось, что попали в какую-то волшебную страну. А потом выяснил, что просто оказались в театре новом в своём городе. И сразу очарование пропало.
  Но больше разочарования принёс в жизни дед Мороз. В молодости новый год всё равно казался чем-то таинственным и загадочным. Вся эта атмосфера праздника, новогоднего Огонька и наряженных ёлок. Бенгальские огни и хлопушки. И считал, что дед Мороз, это персонаж с незапамятных времён. А оказалось, что дед Мороз придуман в тридцатых годах двадцатого века в противовес буржуинскому Санта Клаусу. Вся романтичность этого праздника испарилась в пустоту.
  Проснулся отчим. Русоволосый тип с небольшим брюшком. Вышел, остановился, глядя на меня.
  − С кем дрались?
  − С сороковскими... − ответил я недовольно.
  − Понятно... − пошаркал в туалет.
  Неприятный тип, но старается вести себя в рамках.
  Раздался щелчок замка. Сдержанный, но знакомый звук, что домой пришёл кто-то из своих.
  Со школы вернулась сестра. Валерия, а попросту Лера.
  На пороге стояла сама олицетворение советской школьной формы: коричневое шерстяное платье с нагрудным фартуком, перехваченное бретельками, и ослепительно белая накрахмаленная рубашка. Но в этой строгости были и свои штрихи озорства − два светлых хвостика, в которые были собраны ее волосы, украшали огромные голубые банты, трепетавшие при каждом движении. На ногах розовые сандалии и красуются белые гольфы. Ну и гордый красный галстук как вишенка на торте. Ранец, набитый учебниками, она небрежно бросила у порога и, шурша складками юбки, зашла в зал.
  Если бы я пацаном в белом ходил, то приходилось бы это добро стирать каждый день. А девочка не пацан...
  Ее взгляд живой, любопытный.
  − Гы... Ну как ты? − протянула она, окидывая меня с ног до головы пристальным, но добрым взглядом.
  Я в который раз отметил ее миловидное, чуть курносое лицо с приветливым выражением. Мы были настолько разными, что это бросалось в глаза сразу. У нее светлые, почти льняные волосы и серые глаза, у меня же тёмные. Посторонний никогда бы не заподозрил в нас детей одних родителей. В детстве я даже считал, что мы сводные, пока не разобрался, что сводные, это когда дети разных родителей сходятся под одной крышей общей семьи. А мы с ней... мы были просто разными красками одной семьи, детьми одной матери, но разных отцов. Если быть точным, то мы полукровки.
  − Что там... в школе не обижают? За банты не дёргают?
  − Ха! Все знают, кто у меня брат! - она уселась в кресло и залипла на сказке.
  Нужно постельное с дивана убрать. Нельзя забывать, что это моё ложе только ночью, а днём это общественный диван.
  Сказка закончилась, Буратино с друзьями спели финальную песню, и все узнали, как его зовут.
  Лера достала из портфеля разрисованную тетрадку. Присела на диван.
  − Вов, слушай. Надо одну вещь узнать!
  − Какую?
  − У моей одноклассницы, Таньки, есть сестра...
  Она посмотрела на меня неуверенно.
  − А ты знаешь? Можно беременность полынью сорвать?
  Я глянул на неё удивлённо.
  − Ты о чём сейчас?
  − Ну, вот... У моей одноклассницы сестра, я уже сказала. И она в девятом классе и беременная. И кто-то ей сказал, что беременность можно сорвать полынью.
  Я вздохнул. Что тут скажешь? Только в пионеры не так давно вступила, а тут такие разговоры.
  − Не знаю, − говорю. - Но думаю, что полынью можно только мозги набекрень сорвать. А судя по тому, что сестра подружки залетела в таком возрасте, там мозгов нет.
  − Всё понятно... − она положила на коленки тетрадь. Рисунки, наклейки на ней из вырезанных опять же рисунков. И фломастерами разных цветов выведено название: Анкета.
  − А ну... дай гляну.
   Она протягивает анкету с удивлением. И с любопытством смотрит на меня.
  − Это что? - я такого уже не застал. Понятно, что это не тетрадь для уроков. Но и своя анкета для учителей так не выглядит.
  − А это девочки у нас делают. А потом дают эту тетрадку одноклассникам, они заполняют.
  После этого Лера ускакала на кухню кушать.
  На задней стороне тетради картинка: школьник и две школьницы с ранцами идут по дороге. По обочине. И внизу надпись: Двигайся навстречу идущему транспорту.
  Получается, что о безопасности детей в это время больше заботились, чем в наше. У нас на тетрадках вид Лондона или спортивные машины. А обучением детей никто не занимается.
  В нише серванта лежит ещё несколько тетрадей. Взял их, посмотрел обратную сторону. На многих таблица умножения, а на нескольких автобус и выходящие люди. И надпись: Обходи автобус сзади, а трамвай спереди.
  А в наше время всем до этого мало дела. Родители, кстати, тоже многое упускают. Мне в шестом классе купили мопед, так я поехал кататься. И еду в поворот, а о том, что выезжаю на главную дорогу и понятия не имел. Чуть не влетел под зилок. Но не пострадал, хотя получил оплеуху от разозлившегося водителя.
  А одному парнишке у нас на шестнадцатилетие купили на день рождения Яву. И батя говорит ему:
  − Давай сынок, оцени подарок. Прокатнись в первый раз. Он и поехал, тоже до главной дороги, а там влетел под Камаз. И получились вместо дня рождения похороны.
  Мало кто этим занимался с детьми. Поэтому ездили без прав. Приходилось из-за этого часто сматываться от ментов. Многие при этом разбивались. Одно время даже запретили ментам гоняться за мотоциклистами.
  Явы продавали в спортивном магазине. И даже появился такой анекдот:
  Главный по моргу звонит директору спортивного магазина. Спрашивает:
  − Ты сколько Яв с этого завоза продал?
  − Тридцать.
  − Странно. Ко мне только двадцать шесть трупов привезли. Где-то ещё четыре мотаются!
  Да что там говорить, чтобы обучать детей. Многие сами чудят без баяна даже в пожилом возрасте. У нас одна почтенная дама едет на скутере, выезжает на главную. Водитель легковушки успел затормозить и орёт ей:
  − Куда прёшь, тётка?
  А она ему отвечает:
  − Ну я же старше! Ты меня должен пропустить!
  Другая знакомая нанимала машину и возила в девяностые копчёную колбасу с Харькова. Сдавала без документов под реализацию в магазины частями. Довольно неплохо зарабатывала. Но нанимать водителя на 600 километров в оба конца накладно. И вот купила она себе Таврию. Ну, естественно и права за сало. Сама ехать боится, наняла водителя, чтобы он поехал с ней пассажиром-инструктором.
  Едет она по Харькову. Лето, окна открытые. На светофоре прёт на красный свет. Машины тормозят, ей сигналят. Кричат в окно:
  − Дура! Красный свет!
  Она кричит в окно:
  − Пошёл нафиг! Я спешу!
  Вообще в советские времена даже мультик был про зайца, который испортил зубы. И подведён итог: резкая смена горячей и холодной пищи разрушает эмаль зубов.
  И вот как-то читаю советы. Если в организме не хватает железа, возьмите гвоздь. Опустите его на ночь в стакан или воткните в яблоко. Наутро выпейте эту воду. Или естественно съешьте яблоко. Но после этого обязательно почистите зубы, потому что железо разрушает эмаль.
  Но сколько люди пьют воду из железных труб со вкусом ржавчины. Это сейчас есть покупная вода. А раньше только из железных труб. А потом удивляются, что рано посыпались зубы.
  Анкетная тетрадь простая, за две копейки. Общая тетрадь - это роскошь, сорок пять копеек. Лежит рядом с простыми не начатая. Обложка, будто рифлёный дермантин.
  Распространённая тема в то время по всему Союзу были эти анкеты. Вот только интересно, как это всё копируется в таких масштабах? От Владивостока до Кишинёва? Тут явно замешана педагогическая система.
  Отрыл. В начале анкета стандартная. ФИО, класс. Дальше вопросы. Любимая еда, интересы. Любимая певица и певец. В общем, детские забавы в это время. Но больше всего меня заинтересовал вопрос: что такое счастье? И каждый отвечает то, что он думает. Все написали по-разному: это когда тебя любят. Это когда в мире мир.
  А одна девочка написала: счастье - это жизнь. И фамилия этой девочки Мудрицкая. Вот уж поистине, видно мудрость по роду идёт. Потому что фамилия такая была дана.
  Это сейчас можно пойти и в паспорте изменить фамилию. Не знаю раньше как у других, но крепостным фамилии давал барин. Пример тому Распутин. Вот уж уникальная личность. И очень он баб любил. К тому же обладал сверхъестественными силами.
  И он так хитро делал с женщинами. Грех грехом изгонял. А женщинам это по ходу нравилось. И от греха избавляется, да ещё при этом и удовольствие получает. В общем в своей деревне он баб перепортил, потом перекинулся на другую. За что не раз был колочен и своими мужиками, и из соседней деревни тоже.
  Пошла о нём слава, что непростой человек. И затребовали его в город. Естественно, барину надо выдать ему документ. Вот приказчик и спрашивает:
  − Какую фамилию ему писать? Вилкин?
  А он был до этого Григорием Вилкиным.
  − Какой он Вилкин? - говорит барин. - Он распутник! Напиши ему фамилию Распутин.
  На работе как-то столкнулся с одной странной фамилией. В ламповой расписываюсь за спасатель, а там в череде фамилий мне кидается в глаза фамилия: Убейбык.
  − Это что, − спрашиваю. − Прикол? Кто-то пошутил?
  − Нет, отвечает ламповщица. - Это Коля. Комбайнёр.
  Был очень удивлён, оказался очень позитивным человеком, от него постоянно летели шутки прибаутки. И насчёт фамилии он никогда не комплексовал.
  Кстати, насчёт спасателей...
  Раньше на госшахте получали спасатели, а ламповщицы просто записывали фамилию. Дело в том, что в шахте закрытое пространство, и воздух ограничен. На одном конце шахты работает вентилятор, который нагнетает в ствол воздух. И он проходит по всей шахте, выходя на исходящей, а попросту на другом конце шахты. А спасатель - штука автономная. Если включаешься в него, то выдыхаемый внутрь воздух обогащается кислородом. Работает до трёх часов при отсидке и сорок пять минут при ходьбе.
  А без спасателя человек отравляется угарными газами и умирает, даже если в воздухе достаточно кислорода.
  Он работает даже там, где нет вообще кислорода. Главное: сделать в него полный выдох.
  Был случай, когда один убил другого клеваком за спасатель. Один взял с собой, другой нет. Когда пошёл дым, тот, что без спасателя жить сильно захотел. Посадили потом. Но человека-то не вернёшь.
  В девяностые воровали спасатели на шахте прямо на глазах. Потому что потом бродили по заброшенным шахтам и выработкам, ища медь. Очень сильно рисковали. Но времена были тяжёлые, зарплату замораживали. Поэтому каждый крутился как мог.
  И вот один горный мастер в свой выходной, со своей коногонкой приехал на свою же шахту в свой выходной. Естественно, нигде не отмечался. Работать он не собирался. А шёл искать по заброшенным выработкам медь.
  Домой он не вернулся. На следующий день жена позвонила. Говорит на работу пошёл и нету. Ответили, что он не работал в этот день. Тогда она призналась. Нашли в старой выработке. Задохнулся.
  В беспредельные девяностые одна наша самая крупная гос шахта закупила большую партию спасателей. Красивые, покрашенные. Полоса, пломба - всё путём. И вот случился пожар. Начали срывать крышки, чтобы включиться. А вместо атрибутов спасателя в банке щебёнка, залитая эпоксидкой. Хорошо, что пожар быстро погасили, выжили все.
  Шуму тогда было. Рабочие идут на работу. Им спасатели дают, они их назад кидают. Говорят:
  − Открой, проверь, может, там щебёнка?
  − Да мы их взвешивали! Эти нормальные!
  − Взвешивай дальше!
  Был у этого Коли друг. Тоже забавный. Они вдвоём всегда были на приколе. А дело в том, что мы стали расписываться за спасатели, когда шахта стала частной. Получаешь и расписываешься - приносишь поцарапанный, с тебя за него высчитывают. Берегли в общем, как зеницу ока.
  И вот этот Колин друг сел утром под стволом есть тормозок. А вокруг него собака крутится. Поел он. А ему же скучно. Он собаке на шею спасатель вешает:
  − Держи! Будешь шахтёром!
  Собака никогда на цепи не была. Дёрнулась назад, а спасатель громко царапнул по асфальту и испугал её. Плюс её кто-то тянет за шею. Она резко разворачивается и дёру. А спасатель под ногами тарахтит, её ещё больше пугает.
  Все покатом от смеха, только шутник бегает с расставленными руками, пытаясь поймать собаку.
  Пришлось ему заплатить.
  Зазвонил телефон, вырвав меня из раздумий. Отчим летит из кухни будто на пожар, хватает трубку.
  − Алло... − затем поворачивается ко мне и протягивает трубку: − Держи! Андрюха звонит!
  Это мой друг... Чем больше я находился в этом времени, тем больше воспоминаний приходило из жизни бывшего владельца тела.
  − Алло...Привет!
  − Здарова, дружище! Как ты там, не сильно тебя помяли? - участливо спросил он.
  − Да так... изрядно.
  − Слушай, Вован! Ко мне Светка пришла. В общем, раз с тобой такая шняга, на турники сегодня не пойдём. Да и в кино тоже, думаю. Поэтому мы тут прикинули... Я с поездки рыбку привёз прикольную. Коньяк армянский, пятизвёздочный. Посидим давай!
  − Андрюха, я не приду. В таком виде мотаться по улице как-то некомильфо. Надо хоть немного в нормальный вид прийти.
  − Тогда давай приходи на стадион! - кричит Светка со стороны. - С собой ничего брать не надо! Мы всё возьмём!
  − Добро... Вы когда выдвигаетесь?
  − Да прям щас! − голос друга на подъёме. Видно, настроение хорошее. Ещё бы со Светиком и не было настроения. Она сплошной позитив, излучает его, как солнце тепло.
  Вздохнув, положил трубку. Не хотелось сейчас кипиша, суеты. Мозги после сотрясения временами варили какую-то тяжёлую, мутную кашу. Ну ладно, хоть как-то время проведу до семи, а потом уже к Курбету в гараж надо топать. Не буду о плохом пока думать. Хоть отвлекусь.
  Постоял посреди комнаты, собираясь с духом. Потом потянулся к спинке стула, где висела мятая серая футболка с потускневшим силуэтом группы Кисс. Натянул её через голову. Штаны и так были спортивные, выцветшие до неопределённого сизого цвета. Сунул ноги в почти новые кеды на толстой подошве, туго завязал шнурки.
  Вышел из подъезда, щурясь от резкого солнечного света, ударившего в глаза во дворе. Он был пуст, только у дальнего подъезда сидела пара бабулек, проводившая меня молчаливым, оценивающим взглядом. Ещё на столике у колодца резались в карты двое мужичков.
  У каждого дома атрибут − деревянная беседка, если дом на два подъезда. А если на четыре, то две. Но и беседка сейчас пуста, что бывает весной крайне редко.
  Я двинулся через асфальт, прогретый за день, к веренице кирпичных гаражей, вытянувшихся вдоль площади техникума и стадиона. Оттуда доносились звуки авторемонта - лязг, дрель, приглушённая ругань.
  Обогнул последний гараж, и передо мной открылся стадион техникума: потрёпанное футбольное поле с яркой весенней травой, беговые дорожки, усыпанные мелким гравием, и ржавые снаряды турников и брусьев. Гимнастические лестницы стоят шикарные. В три ряда, а высота примерно до пяти метров. Воздух здесь был другим - пахло весной и свободой.
  С задней стороны главного корпуса, в тени деревьев, виднелись арочные входы в подвал. Там можно прятаться от солнца в жару. Что мы часто и делали, перекидываясь там в картишки. В основном в буру.
  На ступенях одного из них, как раз там, где тень от деревьев была гуще всего, уже сидели Андрюха со Светкой.
  − Прииивет! − раздался ещё с расстояния её светлый, мягкий голос, который произвёл на меня завораживающее впечатление.
  Она сидела на ступеньке выше, поджав ноги. Приятная, курносая мордашка с чуть зауженным носом сразу располагала к себе. Светлые, пышные кудри до плеч разметались по цветастой блузке с каким-то восточным узором. Блузка заправлена в джинсы Genesis, а на ногах красиво смотрелись аккуратные светлые туфельки на невысоком каблучке, выглядевшие здесь, среди бетона и сорняков, удивительно хрупко и чужеродно.
  Андрюха, сидевший ниже, лениво махнул рукой в мою сторону приветствие. Он был одет по-пацански просто: спортивные штаны, серая футболка без намёка на рисунок и такие же, как у меня, видавшие виды кеды. Кроссовок в наши края тогда и правда ещё толком не завозили, и кеды были универсальной обувью на все случаи жизни. Сам он чернявый, сухощавый, чуть выше меня ростом. Его смуглое лицо с острыми скулами озарила чуть усталая, но искренняя улыбка.
  На широкой бетонной ступени, служившей столом, красуются гранёные стопки, которые они приготовили для сабантуя. Рядом лежал завёрнутый в газету Комсомолка квадратный свёрток. Но главное, между стопками красовалась довольно пузатая бутылка коньяка с пятью звёздами на этикетке. Горлышко удивительно короткое, фигуристое.
  Ной... какой-то элитный коньяк. На бутылке шикарно смотрелся в рельефном изображении Ноев ковчег. И сбоку приютилась портившая всю картину литровая банка с пластмассовой крышкой. В ней закупоренные ранее дольки яблок. Это на закуску к коньячку. Хотя... хороший коньяк не закусывается.
  Я подошёл, кивнул, и опустился на прохладный бетон, чувствуя, как напряжение этого дня и моё сотрясение наконец находит себе пристанище вот в этой тени деревьев, среди друзей.
  − Ооо! − Андрюха разглядывал меня, протягивая руку для приветствия. − Нормально ты покуролесил! Эффектно!
  Светик тоже протянула руку. Но как-то немного по-женски.
  Рука мягкая и приятная. Повезло с ней Андрюхе.
  Он взял в руки пузатую, солидную бутылку. На тёмно-зелёном стекле играли блики, а рельефный ковчег на этикетке упирался в его большой палец.
  Он внимательно осмотрел горлышко, затянутое свинцовой пломбой с оттиском завода.
  − Ну-ка, − торжественно проговорил он, доставая из кармана затёртый перочинный нож с костяной ручкой.
  Он ловко поддел лезвием мягкий металл пломбы. Та сдалась с тихим скрежетом и хрустом, отогнувшись в сторону. Под ней оказалась пробковая прокладка, а потом уже и сама пробка. Тёмная, утопленная глубоко в горло.
  Андрюха упер бутылку в колено, обхватил горлышко ладонью и, напрягая кисть, начал штопором медленно, с усилием выворачивать её. Раздался глухой, сочный хлопок. Не резкий, как у шампанского, а плотный и мягкий. В воздух тут же ударил густой, сложный шлейф ванили, чернослива, дорогой кожи и старого дуба. Ну или чего-то похожего.
  − Вот это аромат... − с почтительным придыханием протянула Светка, наклонившись над бутылкой и широко раскрывая ноздри.
  − Да это шик! - самодовольно выдал Андрюха. - Двадцать лет выдержки!
  − Ого! - изумлённо выдала Светик. − Ты же мог его выгодно продать! Такой дефицит!
  − Ради такого дня... ничего не пожалею!
  − А что сегодня за день? - недоуменно спросил я.
  − У моей любимой днюха!
  − Ооо! Светик, прими мои поздравления! Всех благ тебе. Это тебе же стукнуло восемнадцать? А чего ты не празднуешь?
  − Да я по-своему отмечаю... Так хочу в этот раз! Сейчас тут посидим, потом в кафе. А вечером на дискач. Не хочу застолья! Да и подруга со мной поссорилась из-за фигни.
  − Помиритесь... − обнадеживающе сказал я. - Если кто-то теряется из нашей жизни, это просто Вселенная избавляет нас от ненужных людей.
  − Философично! - она задумалась на мгновение. - А знаешь... ты прав! У нас давно нестыковки с ней. И самое странное: с вами мне комфортно почему-то. А с ней напряги какие-то постоянные. В общем, заморочка стала, а не подруга.
  − Да ладно вам! − Андрюха, улыбаясь, налил в стопки понемногу, давая коньяку подышать.
  Жидкость была не просто золотой, а темно-янтарной, густой, почти как мёд, и она медленно, тяжело стекала со стенок стопки.
  − Как ты там, не сильно тебя помяли? - участливо спросил он, открывая банку с яблоками.
  − Да так... изрядно, − я потрепал пальцами справа затылок, где шишка ещё от прикосновения пульсировала под волосами.
  Андрюха развернул газету. Там лежал увесистый кусок копчёного толстолоба, тёмно-золотистый, с плотной мякотью. Он наклонился, глубоко понюхал и удовлетворённо выдохнул:
  − Ах... Класс! Вот зря ты не хочешь со мной в горы! Хоть бы раз попробовал! Видел бы ты горы Кавказа! И такие вкусняшки оттуда можно привезти!
  Он как раз оттуда и приехал. Заядлый альпинист. Поэтому его называли Памир. Были такие папиросы, на них нарисованы горы. Друг не курил, был всегда спокоен, как удав.
  Он начал аккуратно резать рыбу на толстые ломти ножом. Я взял свою стопку. Солнечный зайчик, пробившийся сквозь листву каштана, играл в тёмно-янтарной глубине коньяка. Андрюха поднял свою стопку, пристально посмотрел на меня. Его глаза были тёмными и очень внимательными.
  − Да... нормально тебе перепало, − сказал он, отхлебнул и поставил стопку на бетон. − Вот скажи! Оно тебе надо было?
  Коньяк обжёг губы, а потом разлился по телу медленным, согревающим волнами. Настоящий, не палёная химия. Горьковатый, но бесконечно правильный вкус.
  − Ты мне морали будешь читать? Не надо, мне уже мамуля прочитала! − я хмыкнул и потянулся к сигаретам, брошенным рядом на ступеньку.
  − Ладно! − Андрюха усмехнулся. − Что там про тебя рассказывают, что ты стенд в горотделе головой сломал?
  Светка прыснула, прикрыв рот ладонью.
  − Да нормально там почудил, − отмахнулся я, выпуская струйку дыма в тихий, неподвижный воздух. Отсюда, из-под арки, был виден кусок поля и одинокий сдутый футбольный мяч, брошенный у ворот. − А ты как съездил?
  − Нормально! − лицо Андрюхи озарила привычная, лёгкая улыбка исследователя. Он протянул мне кусок рыбы на газете. Толстолоб был жирным, нежным, с густым запахом копчения. − Видел бы ты это ущелье на рассвете... Мой тренер... Горы, он там, как дома. Ты не поверишь! Он на одном пальце легко подтягивается.
  − Да запросто может быть. В Шаолине на одном пальце стоят даже, откинув ноги на стену.
  − А я и двумя руками еле подтягиваюсь, − сказала Светик, ставя свою рюмку рядом с нашими. − И то пару раз еле подбородок до перекладины дотягиваю!
  Мы сидели в прохладной тени подвала, пили звёздный коньяк, заедали его копчёной рыбой, а перед нами лежал пустой, залитый солнцем стадион − наш собственный и бесконечно уютный в этот момент мир.
  − Андрюха... вот знаешь, меня в горы не тянет. Дедушка не рассказывал, что где-то там клад закопал.
  − А у нас на улице мужик умер... − сказала Света. Она жила далековато от нас, в частном секторе. - Ну, как мужик... Лет двадцать пять. Прикиньте! Месяц назад на спор бухой градусник раскусил.
  − Ну, если дурак... − Андрюха оживился, снова наливая коньяк. − Батя рассказывал. У них на работе один бутылёк подсолнечного масла на спор за полтинник выпил. Деньги забрал, а потом на реверс. На унитазе потом два дня жил.
  − Да... унитаз ему обеспечен точно при таком жировом отравлении. Если ещё нормально со здоровьем будет, − я хмыкнул. - Кстати, кода режут свиней или другую скотину, собаки часто дохнут оттого, что переедают жирное.
  − Берите рыбу! Чего вы? − вскинулся Андрюха.
  Рыба и вправду была отменная.
   И тут у меня новый наплыв памяти. Резкий, как удар...
  Светка! Она же живёт у дяди. Приехала к нам учиться на торгаша. А она вообще-то из Казани!
  − Свет, слушай... − я отложил кусок рыбы, почувствовав, как внутри всё взыграло от волнения. − Что там у вас в Казани творится? Моталки какие-то... Можешь рассказать?
  − А зачем это тебе? − она замерла, и её лицо, такое открытое минуту назад, вдруг закрылось, словно захлопнулись ставни окна. Напряглась вся, от плеч до сжатых пальцев на коленях.
  − Просто узнал кое-что про это. Но, так сказать, информация однобокая и скупая.
  Светка отложила рыбу. Её весёлость испарилась мгновенно, оставив после себя пустоту и какую-то детскую, беззащитную обиду в уголках губ.
  − А ты думаешь, чего я здесь? В этой глуши, учусь на торгаша? Из-за этих вот моталок! В Казани, думаешь, учиться негде, что ли?
  − Как так? − Андрей опешил, его бровь поползла вверх. − А чего ты мне ничего не рассказывала?
  − Я даже рассказывать об этом боюсь! − её голос сорвался, стал тише и резче. − Я оттуда уехала. Встречалась там с парнем. Тоже мотался. Его убили через полтора месяца. А меня родители сюда отправили, чтобы со мной ничего не случилось! Просто учиться и жить, понимаете? Без этого страха идти вечером по улице. Да что там вечером! Там и днём неспокойно.
  Тишина повисла тяжёлой, липкой пеленой. Слышно было, как где-то на стадионе кричат вороны и доносится далёкий гул моторов с трассы.
  − Расскажи вкратце, но так, чтобы мы поняли, что у вас там происходит, − попросил я, гася о бетон окурок.
  Света опрокинула коньяк залпом, поморщилась от жжения и после долгой паузы начала, глядя куда-то мимо нас, в ржавые прутья гимнастической лестницы.
  − Беспредел там происходит. Началось это ещё в семидесятые. Стали организовываться группировки. Моталки − это от слова, что пацан мотается. Качалки. Мышцы накачали, грушу поколотили и начинают прессовать других. Потом дальше − больше. Там всё по возрастам идёт, по дворам. В общем, всё так налажено, что ментам трудно их вычислить. Плюс ещё город-то большой. И там гасятся уже улица на улицу. Убивают частенько. Калечат. Знаешь, сколько у нас уже там дураков? Его спрашивают, сколько будет тридцать плюс пять, он отвечает четыре. Цепи, ножи, арматура − всё идёт в ход.
  − Непонятно... − Андрей почесал затылок, его лицо выражало полное непонимание. − А почему тогда вступают в эти группировки?
  − А потому что идёт пресс! − Света повернулась к нему, и в её глазах вспыхнула та самая, виденная оттуда, боль. − Если ты не в моталке, то тебя могут унижать, избивать и трусить деньги каждый день. Ты для них не человек, а жертва. Но если начнёшь платить, то будут трусить постоянно, пока не высосут всё. Не будешь платить − сломают нос, а то и хуже. Вот люди не выдерживают и вступают, чтобы хоть с какой-то стороны быть защищённым. Но в то же время он становится частью криминального общества. И делает то, что ему говорят. А это значит, что часто драки улица на улицу.
  Света что-то вспомнила, её глаза застыли, стали стеклянными, немигающими. Она снова ушла в себя.
  − Мне парень мой рассказывал. Там жёстко всё. Если провинишься, будут бить. Ослушаешься, опять побьют. Но они не всех берут к себе. Ты ещё должен доказать, что ты правильный пацан, что не сольёшь.
  − Это понятно. Пацанские разборки, всё такое... − я попытался собрать мысли в кучу. Картинка была обрывочной, но уже страшной. − А ты тут при чём?
  − А при том! − она почти выкрикнула, и её голос прозвучал резко в тишине стадиона. − Ты представляешь беспредельщиков, которые идут по улице и бьют женщин, мужиков просто так? Арматурой по голове! Подростки! Им скажут: иди, ударь вон того. И он бьёт. Иди, убей своего же парня, он там провинился. И они убивают. Девушек затаскивают в машины и насилуют. Они выпрыгивают потом из окон, вешаются. А не так давно семеро изнасиловали дочку одного мужичка, а он оказался авторитетом. Их всех убили свои же. Просто нападают и бьют ногами, арматурой. Будто не люди, а звери какие-то...
  − Вообще ничего не пойму! − Андрюха развёл руками, его взгляд метался между нами и огромным, выцветшим от солнца плакатом на торце соседней пятиэтажки: Решения двадцать седьмого съезда КПСС − в жизнь! Год 1986-й прогрессивный! красовался крупно. − Вон оно как! А я тут слушаю такое! Будто в параллельном мире живём!
  − А менты что? − спросил я, чувствуя, как холодная тяжесть от осознания проблемы опускается куда-то под рёбра.
  − А что менты? − Светка горько усмехнулась. − Воюют! Только толку мало. Поймают кого-нибудь, а он молчит как партизан, потому что знает: если будет сдавать, ему не жить. Даже в тюрьме достанут. Но самое страшное... − она сделала паузу, подбирая слова, − самое страшное, что морали у них нет вообще. Совсем. Им пофиг кого бить или с кого выжимать деньги. Бабушку, своего же... Нет там ничего святого. Одна гордыня, пустота и злоба.
  Она замолчала, обхватив себя за плечи, будто внезапно замёрзла, хотя день был по-весеннему тёплым. Мы сидели в тени заброшенного подвала, а её слова висели в воздухе, не находя ответа.
  Я усмехнулся, вспомнив недавно услышанный бодрый голос диктора по телевизору... успехи в социалистическом соревновании...
  На этом мы и закончили этот разговор, потому что и Андрей, и я видели, что он неприятен Светке.
  Мы немного помолчали. Я курил, они грызли рыбу.
  − В какой обуви на драку ходил? - спросил Андрей, выплёвывая мелкую косточку.
  − В туфлях. Не в кедах же!
  − Молодец! Слушай! Могу тебе ботинки подогнать альпинисткие. Летний вариант. На меня велики, а тебе... − Он взглянул на мою стопу сорок пятого размера: − В самый раз будут.
  − А сколько ты хочешь за них?
  − Да сколько... Полтинник. Они же венгерские!
  − Потом разберёмся. С матерью поговорю...
  Вообще с обувью было не всё в порядке в нашей великой стране.
  Как-то пацаном ещё при Союзе попал я один раз в своей жизни на Красную площадь. Правда, на паломничество к Ленину не ходили. Что-то оказалось закрыто. Наверное, вождь был на ремонте.
  А после посещения Красной площади естественно все приезжие двигают в ЦУМ. Москва снабжалась лучше всего. Периферии доставались крохи, которые разбирались по блату между своими. А нам всё рабоче-крестьянское добро перепадало.
  И вот оказались мы возле обувного отдела самого большого в Союзе магазина. А там вывеска висит: Срок гарантии обуви. Английская обувь один год. Немецкая полгода. Советская или один, или два месяца, точно не помню. В шоке был конечно. Тут по телеку рассказывают, что мы всех обогнали и перегнали. И такой конфуз с обувью.
  − Чего ты завтыкал? - спросил Андрюха, видя, что я призадумался. − Думы горькие думаешь?
  − Да есть проблемы, − неохотно ответил я. Друг другом, но наши интересы не всегда пересекались. Андрюха спокойный, мирный, завёрнутый на альпинизме. Я же с одной стороны противоположность ему. По крайней мере был до этого времени.
  − Ха! - он откинулся назад. - Так у всех проблемы! Только у одних щи пустые, а у других бриллианты мелкие!
  − Во! Ты сказал! − Света усмехнулась. - Надо запомнить!
  В общем, посидели мы неплохо. Приговорили этот коньяк. Не знаю, мы вообще по жизни не пили, потому что занимались спортом. Это он на турник меня и подтянул. Только у меня кроме турника самодельная боксёрская груша, а у него горы.
  А так мы один раз всего перед дискачом набрались. Но никто не бузил, приключений на пятую точку не искал.
  Да и вообще в это время из молодёжи редко кто выпивал. Чтобы сидеть где-то пить пиво − это редкость. Обычно беседка, гитара, дискач или кино. Вечерами частенько с девушками посиживали по теплу на лавочке или гуляли в парке. На каруселях катались.
  − С ментами хоть нормально? - поинтересовался Андрюха.
  − Да не знаю пока. Писал майор от меня вроде какое-то объяснение. Но не написал. Но ты же знаешь, у них дндшники там есть особо сознательные. Подмахнут любую бумагу. А если ты в отказ идёшь, они два свидетеля берут и составят протокол без тебя. По административке конечно. По криминалу уже такое не прокатит. Там нужно либо признание, либо неоспоримые вещдоки.
  − Чаще всего признание выбивают... А ты Керяшу знаешь? - спросил Андрюха, оживившись. Значит, есть тема для разговора.
  − Нет...
  − Ты же в курсе, что твоего соседа сверху посадили? Жеку Фёдора?
  − Ну да, что-то припоминаю, − я ответил туманно, потому что ничего за него не помнил.
  − Они же вдвоём с кентом чужой гараж вскрыли, придурки. Потянули оттуда Минскач и поехали кататься по городу. Их и подловили. Но что-то там не срасталось с доказательствами. Вроде Жеку поймали, а крендель, который за рулём был, сбежал.
  И Керяша рассказал, что слышал разговор. Опер говорит коллеге: − Знаю точно, что он крал мотоцикл, а доказать не могу. Бил этого Фёдора уже четыре раза. Сейчас ещё раз отметелю. Если не признается, придётся выпускать, больше держать не могу. Пошёл и начал его месить в камере, а Фёдор кричит: не бейте больше, я всё расскажу!
  − Нда... немного не дотерпел. Теперь будет сидеть. Хотя... могут дать и условно.
  − А у нас поймали двух придурков на районе, − встряла Светик. - Прикиньте, они залезли в опорный пункт и спёрли у участкового телек! Тоже будут судить. Но обещают вроде условку. Там предки одного пацана вроде проплатили неплохо.
  − Нда... − протянул Андрюха. - Обокрасть участкового тот ещё прикол. − Потом посмотрел вдаль. - А вон... Джинн идёт!
  И вправду, к нам вдоль края стадиона идёт лопоухий Витёк.
  − А чего Джинн? Его же вроде Валабуй кличут, по фамилии.
  − Уже всё, − Андрюха усмехнулся. - Теперь Джинн. Просто подметили. Как только бутылка открывается, он сразу появляется.
  − Ха, ха, ха! - Светка аж откинулась назад. - Витёк Джинн! Прикольно.
  Он и вправду частенько возле мужиков крутился, когда те пиво пили или винишко.
  − Привет! - махнул рукой на подходе и поздоровался с нами за руку.
  − Давай, Витёк, выпей за Светин день рождения! - Андрюха налил ему полстопки.
  − Ооо! Свет! Поздравляю! - Витёк опрокинул стопку как будто выпил воду. Был он ветреный и в драке никакой вообще, но у него на другом районе жили два брата. Уже оба отслужили в армии, поэтому Витёк этим перед всеми ними козырял. Тем более один брат с компанией какого-то мужика насмерть забили прямо на площади возле кинотеатра. Рассказывали, что они прыгали на нём. Люди видели, как дознание проводили, он там на чучеле ногами скакал.
  Посадили его, так он и на зоне кого-то убил, сейчас под рассмотрением ему вышка.
  Но второй брат дома, не меньше прибабахнутый чем первый. Вот ним он и козырял. Если что, мол, брат придёт за меня разбираться. Но почему-то за карточный долг он не пришёл.
  − Ну что, Витя... − полюбопытствовал я. Что там насчёт твоего долга? Решили что-нибудь?
  − Курбет будет разбираться!
  − Что за долг? - беззаботно спросил Андрюха.
  − Да это чудо умудрилось проиграть семьсот рублей в карты!
  − Ну ты, Витёк, даёшь! А при чем здесь Курбет?
  − Он сказал, что порешает вопрос. − Витёк замялся. - Не бесплатно конечно...
  − Это опасный тип! − сказал Андрюха. - Кое-что слышал про него.
  − Да ладно вам! - Витёк, казалось, был беспечен. - Хотите, анекдот новый расскажу?
  − Валяй! - Андрюха разлил остатки коньяка по стопкам.
  Витёк ухватил стопку, пока его никто не опередил, опрокинул и выдохнул.
  − В общем, приходит мужик домой пьяный, а в руках бутылка водки. Жена увидела это, и пока он разувался и раздевался, по-быстрому насыпала ему борща. Он проходит на кухню, берёт стакан и садится за стол. Наливает полный стакан и опрокидывает в себя. Жена пододвигает полную тарелку и говорит:
  − Закуси! Закуси! Поешь борща!
  Мужик смотрит на неё презрительно пьяным взором, наливает второй стакан. Опрокидывает и его.
  Видя это, жена суетится:
  − Ешь борщ! Кушай борщ, хоть пару ложек!
  Мужик выливает остатки в стакан, допивает и смотрит на жену.
  − Ну, если не хочешь борща, вон хоть булочкой закуси! - хватает её и суёт мужу под нос. - Ешь булочку!
  Мужик берёт булку, откусывает и падает под стол. Оттуда смотрит на жену и говорит:
  − Вот видишь, падла, что твоя булочка наделала!
  Все посмеялись, потом Витёк с важным видом заявил:
  − Прикиньте! Я флажок научился делать!
  − Да ну нафиг! Не гони! Ты... флажок? - Андрюха аж взвился. -. А ну... пошли!
  Они двинулись к спортивным снарядам. Мы со Светой переглянулись и пошли за ними.
  − На чём будешь делать, на брусьях или на лестнице? - спросил Андрюха.
  − На лестнице, там стойки толще! Я там делал!
  − Давай! Если не сделаешь, мы тебе фофанов подкинем! По три штуки каждый, за то, что за базар не отвечаешь! - не унимался Андрюха.
  − Смотри! - Витёк вцепился двумя руками за вертикальную стойку, служащую основой лестницы.
  Суть флажка в том, что ты упираешь одним локтем в бок и двумя руками держишься за трубу. И должен в таком положении, ухватившись за вертикальную стойку, выпрямить тело, чтобы оно было ровным, как струна, под девяносто градусов по отношению к земле.
  Что-то у Витька флажок получился, но не совсем. Его ноги свисали по дуге. Казалось, ещё немного, и он станет луком для стрельбы. Он кряхтел, лицо покраснело. Глаза у него какие-то с поволокой, непонятно тёмно-серого цвета почти выпучились.
  − Ха, ха! - Андрюха от умиления хлопнул в ладоши. У тебя флажок, какой-то вялый! Флаг твой не стоит! Полуимпотент! Ха, ха!
  Витёк опустился на землю. Был немного растерян, с надеждой смотрел на Андрюху, вспомнит ли тот за фофаны. Но флажок был выполнен, хоть и неидеально. Поэтому за фофаны разговора не будет.
  − Смотри как надо! - Андрюха поплевал на ладони больше для понту, потёр их друг об друга. Подойдя к лестнице, уверенно ухватился, упёрся локтем в бок и не спеша выпрямился. Тело напряглось так, что он был ровный, как натянутая струна.
  − Смотри и учись! - кряхтя выдавил он из себя. Затем не спеша стал на ноги. Отряхнул ладони и покровительственно добавил: − Пока папа жив!
  Все трое с интересом глянули на меня. Я уже давно вспомнил, что с флажком у меня проблемы. Как и с бегом. При росте за метр восемьдесят весил около девяносто килограмм. Плюс курение, поэтому бегать не любил.
  При попытках делать флажок локоть так вдавливается в бок, что кажется, будто уже трещат рёбра. В руках силы много, а вот по телу не все группы мышц развиты. У турникменов в основном ноги слабые. И никто ноги развивать нас не учил. Хотя мы немало играли и в футбол, но больше в американку.
  Андрюха альпинист. Пока не столкнулся, думал, что альпинисты - это простые люди, которые решили полазить по горам да скалам, купили себе снаряжение, изучили его и вперёд. Но нет, там тело должно быть развито настолько, чтобы легко зацепиться за малейший уступ. Должно быть развиты все мышцы без исключения, особенно руки и пальцы. Потому что от этого может зависеть твоя жизнь.
  - Пошли на турники, разомнемся! - звонко бросил Андрюха и, сделав короткий разбег, запрыгнул на перекладину с характерным щелчком металла.
  Он повис на мгновение, будто собираясь с мыслями, а затем его тело взметнулось вверх одним мощным, отточенным движением. Сделал склёпку, когда перекладина касается ключиц. Плавно опустился. Без паузы, на чистой силе и инерции, он вышел на две прямые руки, застыв наверху как статуя, лишь жилы натянулись на шее. Потом плавно и без суеты, будто замедленно, опустился в вис, и поднял прямые ноги в безукоризненный уголок.
  - Ну что, Гераклы? Кто потягается? - выдохнул он, и в его голосе звучал не вызов, а спокойная уверенность.
  Витёк, недолго думая, с азартом запрыгнул на соседний турник.
  − Думаешь, мне слабо? - крикнул он и тоже вытянул ноги перед собой, хотя уголок у него получился хуже, колени едва заметно дрогнули.
  Ну, тут уж я отставать не мог. Занял третий турник, шершавый, прохладный металл лёг в ладони. Рядом, облокотившись спиной на длинное бревно-перекладину, сваренные из толстых водопроводных труб, стояла Света. Она молча наблюдала, прищурившись от весеннего солнца, и в ее полуулыбке читалось любопытство.
  Битва на выносливость была недолгой. Витёк сдался первым, с гиком спрыгнув на песок, отряхивая красные ладони.
  − Жжёт, чёрт! - хмыкнул он.
  Я держался из последних сил, чувствуя, как проигрываю. Мышцы пресса уже не просто горели - они мелко, предательски дрожали.
  Андрюха же висел, будто корень дерева, спокойно и глубоко дыша через нос. Его лицо было расслабленным и самодовольным.
  Он сейчас красовался для Светки. Ладно! Пусть сделает ей подарок. Но самое смешное, что мы с ним пытались спаринговаться. Он для меня считай, что груша для битья. А на турнике король он.
  Всё... - мысленно признал я и с облегчением спрыгнул на землю. Андрей продержался еще несколько секунд, будто показывая свое превосходство, а затем плавно опустил ноги и, без раскачки, пошел в серию подъемов переворотом. Десять раз - легко, мощно, как хорошо отлаженный механизм. Закончив, он мягко спрыгнул с турника и похлопал ладонь о ладонь, словно сбивая с них пыль.
  Внутри меня что-то ёкнуло - азарт, смешанный с завистью. А смогу ли я так? Выход на две?
  Запрыгнув на перекладину, я мысленно собрался...
  Без раздумий, на чистом порыве, я резко рванулся вверх... и неожиданно легко вылетел на две прямые руки! Тело подчинилось, почти не напрягаясь. Эйфория ударила в голову.
  - Вот это да! Нормально! - вырвалось у меня.
  − Чему ты удивился? − недоуменно спросил Андрюха.
  Спрыгнув, я чувствовал в мышцах не усталость, а пружинистую энергию, давно забытую молодую удаль. Казалось, она пульсирует в каждой жилке.
  Жажда жизни накатила с новой силой. Ведь мир вокруг - он для таких, кто может так высоко подняться. Для тех, кто нравится улыбающимся девушкам у бревна. И если хватит ума не увязнуть в рутине, всё будет интересно, всё будет по-настоящему.
  В этой жизни я должен чего-то добиться!
  Я огляделся. Передо мной расстилался старый стадион, щедро залитый молодой, изумрудной травой. За ним нависли знакомые панельки, розовеющие в лучах опускающегося солнца. Безмятежные голоса друзей, их смех...
  Я вдохнул полной грудью. Воздух влажный, сладкий от цветущих деревьев.
  Да, жизнь - она потрясающая, когда ты молод и силен, - пронеслось в голове. Просто мы сами, из-за бесконечной суеты и мелких проблем, превращаем ее в нечто обыденное, в быт.
  - Ну что, пацаны, заделаем лесенку? - нарушил мои мысли Андрей, снова запрыгивая на перекладину. Он легко, словно шутя, подтянулся один раз и соскочил.
  - Только, умоляю, не до пятнадцати! - взмолился Витёк, с комичным ужасом глядя на свои ладони.
  - Ладно, сжалимся. До десятка! - снисходительно кивнул Андрей, и в его глазах мелькнула искорка.
  Я уже знал, что делать. Раз - четко, уверенно. Потом по два, потом по три... Так и пошла наша тренировка-игра, называемая лесенка или насос. Её прелесть в этом ритмичном чередовании рывка и отдыха, пока друзья берут свою высоту. Чем нас больше, тем больше отдыхаешь. А когда всего трое - сложно, сердце колотится чаще, мышцы быстро становятся ватными.
  Когда добрались до десятка, пошли на спад, начали подтягиваться на уменьшение. Каждый подход давался все тяжелее, дыхание сбивалось в хрип, а ладони горели огнем. Но остановиться было нельзя. Не из-за правил, а из-за Андрюхи. Именно его упрямство, эта тихая уверенность в том, что предел можно отодвинуть еще на один раз, и сделали меня таким крепким. Заниматься в одиночку скучно, лень раньше побеждает. А когда рядом друг, чей ритм дыхания слышишь, чью волю чувствуешь, выжимаешь из себя больше. Собственно, на этом, на железном упорстве у турников, мы и сошлись когда-то.
  Света уже заскучала. Она ходила по узкому бревну взад-вперед, балансируя, расставив руки в стороны, как канатоходец или большая грациозная птица, готовящаяся к полету.
  − А который час? − выдохнул я, едва закончив свой подход на пятерке, повиснув на дрожащих руках.
  − Без двадцати семь! − откликнулась Света, ловко спрыгнув с бревна и взглянув на аккуратные маленькие часики с тонким ремешком на запястье.
  Я заметил, как у обоих моих друзей тоже мелькнули на запястьях браслеты времени. У Витька черные, угловатые электронные, со стальным ремешком. У Андрея массивные, стальные командирские, со стрелками и люминесцентными метками. Оба парня были из шахтерских семей. Отцы работали в забое, и с достатком у них был порядок. Так что часы у них были продвинутые.
  Я машинально потянулся к своему запястью. Оно было пустым. Не помнил, были ли на мне часы раньше. Возможно, снял их перед той самой дракой... или они потерялись в ее пылу. Но то, что я их раньше носил, в этом был абсолютно уверен.
  Закончив последнее, финальное подтягивание, я спрыгнул, отряхнулся и стал прощаться. Света уже собрала наш нехитрый пикник: пустую бутылку и стопки, завернутые в смятую газету, аккуратно уложила в небольшую спортивную сумку, носимую через плечо. Туда же аккуратно примостила и банку с яблоками, к которым никто даже не притронулся. Они попрощались.
  Тем временем стадион начинал жить новой жизнью. Подошла ватага подростков лет пятнадцати-шестнадцати, шумная и разгоряченная. Они тут же заняли одни ворота, начав играть в американку. Суть ее была проста и азартна: один вставал на ворота, у остальных задача забить мяч головой. Задача вратаря поймать, отбить, не пропустить. Задача бьющего забить любым способом. Кто забивал, занимал место в воротах. Это был вечный круговорот амбиций, ликующих криков Смена! и споров о том, был ли удар от штанги или задет рукой.
  − А ты куда сейчас? − спросил Витёк, когда Андрей со Светой уже двинули в сторону его пятиэтажки.
  − По делам... − ответил я уклончиво. Нужно проверить, идёт ли Витёк к Курбету в гараж, поэтому перевел вопрос: − А тебе никуда не надо?
  − Да нет! − лицо Витька озарилось идеей. − Пошли ко мне! Тётка из Ленинграда посылку прислала. Там книжки - вообще огонь! Дочь Монтесумы, Двадцать лет спустя Дюма − это, типа, продолжение Трех мушкетеров. И еще Граф Монте-Кристо! Представляешь?
  В его голосе звучал такой искренний восторг, что мне стало смешно. Его тётя работала в книжном магазине. Поэтому Витя раздавал всем книги на почитать, а потом бегал и собирал, если помнил кому предоставил свою библиотеку.
  − Эх, Витёк... − я вздохнул с какой-то внезапной, непонятной ему грустью. - Знал бы ты, какой у меня доступ к информации был... Я это все уже как бы читал. И Монте-Кристо в том числе.
  − Так... − его энтузиазм немного поугас, но ненадолго. − А ты куда? Может, я с тобой?
  − Не-а, Витя. Я один. По делам, сказал же.
  Мы вышли со стадиона из-за гаражей вместе, а на тротуаре разошлись. Он направо, я налево.
  Идти домой не было ни малейшего желания, да и времени в обрез. К тому же, с двенадцати лет я отвык отчитываться перед матерью о своих маршрутах и намерениях. Это было священное право на личную территорию, завоеванное годами молчаливого противостояния.
  Двор к вечеру ожил, наполнившись привычными звуками и сценами. Неизменные, как памятники, бабушки расширили дислокацию: днем они дежурили у соседнего подъезда, а теперь оккупировали лавочки у обоих. Их тихий, размеренный разговор кого-то да обсуждал.
  Рядом, за деревянным столом, мужики азартно и громко рубились в козла, шлепая костяшками домино. На скрипучей карусели, разогнав ее до максималки, визжали ребята постарше.
  А в деревянном коробе песочницы уже хозяйничали малыши. Они сосредоточенно, с серьезными лицами, лепили из мокрого песка куличики и пасочки, строя свой маленький и тихий мир, пока старшие играли в свои, более сложные игры.
  На тротуаре, ведущем к моему дому, кипела своя, девичья вселенная. Девочки лет тринадцати-четырнадцати, уже не малышки, но еще не отвыкшие от дворовых забав, играли в резинку. Технику я знал смутно, но завораживала сама энергия процесса. Две девочки стояли друг напротив друга, натянув белую резинку у себя на щиколотках, образуя подвижный прямоугольник. Третья, прыгунья, впрыгивала внутрь этого пространства и начинала сложный танец. Ноги её мелькали, то наступая на резинку, то зацепляя и перекручивая её, то перепрыгивая с одной натянутой стороны на другую. Всё это под ритмичный напев: Пе-рвы-е-вы-хо-дны-е... Главное было не запутаться и не задеть резинку не той ногой. После выполнения фигуры уровень поднимался: держащие поднимали резинку выше, на уровень икр, потом колен, бёдер... Это уже требовало недюжинной прыти и гибкости.
  − Стратила! Стратила! − радостно, на весь двор, взвизгнула одна из держащих резинку.
  Странное, ни на что не похожее слово. Наверное, именно в таких играх, в смехе на асфальте под вечерним солнцем, они и рождались, как пароль своего племени.
  Чуть дальше, где асфальт был шире, ребята помладше, лет десяти-одиннадцати, с азартом играли в классики. Они были расчерчены тут же, под ногами, куском битого кирпича: длинная цепь пронумерованных квадратов и полукружий. Суть была проста и гениальна. Сначала кидаешь битку − тяжелую круглую шайбу, отлитую из свинца, или просто плоский камешек, подходящий по весу. Нужно метко швырнуть её в первый квадрат, не задевая линии. Если получилось, начинаешь прыгать сам: на одной ноге, на двух, с разворотами, аккуратно минуя квадрат с биткой, чтобы не наступить на него. Прыгаешь до конца классов и обратно, а на обратном пути нагибаешься, поднимаешь свою битку и выпрыгиваешь из поля. Затем уровень сложности повышается, битку нужно забросить во второй квадрат, в третий... Оступился, наступил на черту или не попал камнем − передавай ход следующему. Здесь царил свой свод правил, споры и взрывы смеха, когда кто-то, пытаясь удержать равновесие на одной ноге, размахивал руками, как мельница, и в итоге всё равно падал за пределы нарисованного мира.
  Мой путь лежал дальше, вдоль растянувшихся в ряд общежитий. Первым стояло холостяцкое − длинная серая пятиэтажка, мимо которой вёл обычный узкий тротуар. А вот дальше начиналась семейная общага, с балконами, увешанными бельём и рассадой в ящиках. Перед ней расстилалась обширная асфальтированная площадка, задуманная как стоянка для автомобилей. Но машин здесь было раз-два и обчёлся. Всего несколько усталых москвичей и блестящих, ухоженных жигулей у дальнего бордюра. Зато детвора превратила этот асфальтовый простор в идеальное поле для грандиозной игры в пекаря.
  Это игра только для мальчишек. Девочки играют в резинку.
  У всех участников в руках длинные палки до полутора метров, чтобы захватить максимальную площадь поражения при броске. Не такие тяжелые, как черенок от лопаты, но и не тонкие прутья. Их выстругали, ободрали от коры, и теперь они блестели в руках у мальчишек, будто настоящее оружие.
  Водящий, или пекарь стоял в центре, охраняя пирамиду из пустых консервных банок, аккуратно выставленных друг на друга. Игра кипела: остальные ребята, выстроившись в цепь метрах в десяти, по очереди кидали палки, стараясь сбить банки. Гулкий лязг металла об асфальт, азартные крики: Мазила, бей сильнее! и ликующий вопль, когда банки с грохотом разлетаются во все стороны. Пекарь же носился как угорелый, пытаясь быстро поставить банки обратно. Пацанва же бежала в это время, чтобы забрать свои палки.
  Как только пекарь восстанавливал пирамидку, кричал магическое: замри! Кто не успевал забежать за черту бросков, тот и становился пекарем.
  Атмосфера азарта накалена до предела − смех, радость и тарахтенье пустых жестянок.
  Двор напротив был иным. Без карусели, зато здесь царствовала высокая, синяя, с вылинявшими от солнца бортами, детская горка. Рядом стоял уютный деревянный домик для игр, похожий на теремок, с окошками и крылечком. Как и повсюду, тут были стандартные атрибуты любого двора: пара деревянных столиков с лавками, где днем играли в домино, и ряды серых, вкопанных в землю столбов для бельевых верёвок.
  Сейчас веревки уже провисали пустые, лишь изредка болталась забытая прищепка, а столбы служили базой в салочках. Ну и пара песочниц, как же без них. Но много дворов не имели вообще ничего, только пара столиков через тротуар. Не всем достался просторный двор. Некоторые упирались фасадами в детский сад. Здесь бельевые атрибуты расположились сбоку домов.
  А в садике в кустах шпана чуть постарше резалась в карты. Оттуда донёсся радостный голос:
  − Туз червовый! Вмастили! - кто-то на последнюю отбойную карту удачно кинул отбивающемуся под масть.
  Садик уже скорее всего закрыт. Вот ребятня и облюбовала себе там место. За забором их не видно.
  Я шел сквозь этот шумный, дышащий вечерней жизнью мир, чувствуя его пульс сквозь плотные подошвы кед. И в этом гуле голосов, стуке палок об асфальт, визге на горке была странная, щемящая полнота бытия. Счастливая. Простая, ясная и такая далекая от всех взрослых дел.
  Дело уже близится к вечеру. Закатное солнце не всегда видно из-за зданий, но до темноты было ещё далеко.
  Вот и гараж Курбета. Я знал только, что он где-то за тем же пятиэтажным домом, где жил Гоша. Тут и гараж родителей Гоши, в этом же ряду однотипных кирпичных строений. Найти обитель Курбета оказалось проще простого, не нужно было даже искать номер. Достаточно было прислушаться.
  В двух гаражах ворота открыты. Но с одного звучит Свеча Машины времени. доносились приглушенные голоса, прерываемые резкими взрывами мужского смеха. Скорее всего, это и есть нужный гараж.
  Первое, что поразило, это пространство. Гараж превращен в примитивный качалочно-боевой клуб. Воздух здесь пропахший металлом, пылью и машинным маслом. Оно и понятно, водители сливают отработку рядом с гаражами. А сейчас земля нагрелась за день и испаряет в охлаждающемся воздухе все свои ароматы.
  Слева, у стены, стояло главное творение − самодельная штанга. Её гриф сварен из толстого и округлого металлического лома, а вместо стандартных блинов на него насажены и грубо прихвачены сваркой массивные железные колеса от вагонеток, почерневшие и шершавые. Рядом лежали гири из свинца, когда-то отлитые в песчаные формы, а потом слегка обработанные напильниками.
  У дальней стены висели две груши. Одна вертикальная, длинная и тощая, сшитая из толстого брезента и туго набитая опилками и тряпьём, болталась, как повешенный. Вторая более круглая, похожая на пузатый мяч, висела на уровне плеч взрослого мужчины; её кожура была заплатана в нескольких местах кусками сыромятной кожи.
  На стене, аккуратно забитые гвозди. На них висели две пары потёртых боксёрских перчаток, старые и почти протёртые до дыр на костяшках. Ну, и гордость всей этой экспозиции: висящие рядом две пары новеньких битков и пара лап.
  Всё расставлено с чётким пониманием дела: снаряды жались к стенам, освобождая центр гаража. Именно здесь, на бетонном полу, испещрённом масляными пятнами, и будут происходить главные события − спарринги. Или нужно будет для этого бегать в посадку. А когда тут движ будет заканчиваться, здесь будет занимать место жига мужа тёти Курбета, которая сейчас сиротливо приютилась под гаражом. На этой белой двойке он ко мне и приезжал. Значит, муж тёти ему разрешает на ней мотаться по делам. Но ещё вопрос, есть ли у него права. Может, он далеко и не вырывается, чтобы не встретиться с гаишниками.
  А у мужика может, и выхода нет. И они бы с тётей облегчённо вздохнули и перекрестились, если бы Курбет уехал. Но он может вести себя с ними очень даже хорошо. Если таким людям что-то очень нужно, они бывают добрыми и покладистыми, пока их всё устраивает.
  Сейчас вся жизнь гаража концентрировалась ближе к углу. Там, под лампочкой без абажура, висящей на длинном проводе, стоял грубый деревянный верстак, исполнявший роль стола. За ним сидели трое.
  В центре, как патриарх, восседал сам Курбет. Двух других крепышей, не блещущих ростом, я не знал. Но скорее всего они младше меня где-то на год. А может, такой вид у них. Не все выглядят на свои года.
  Курбет сухой, но порядком подкачанный, в тельняшке, выпущенной поверх спортивных штанов. Его крепкие руки с рельефными мышцами лежали на столе, а перед ним стояла неожиданная для этого места роскошь. Почти полная бутылка молдавского коньяка Белый аист с характерной этикеткой. Рядом три гранёных стопки. Откуда такая диковина в этом мире, где самым приемлемым вариантом считался крашеный спиртовой Вермут или самогон-первач, оставалось загадкой. Может, стыренное со склада, может, выменял на что-то серьёзное. Но факт оставался фактом: бутылка блестела на столе как трофей, символ статуса и особого случая. Возле неё лежала кучка карамели Рачки.
  У меня по ходу сегодня день дорогих напитков. Наверное, это так приветливо встречает меня мой новый мир.
  Справа от него, смотря на меня с прищуром, сидел чернявый пацанчик с длинными даже для этих времён волосами. В затёртых джинсах, туфлях и тёмно-синей модной рубахе из синтетики. Это он приходил с Гошей и лопоухим днём ко мне, когда они приезжали с Курбетом.
  Второй тоже плотный, но лицо более суровое, жёсткое. Озлобленное. Сразу видно, что этот человек выставил свои рога против всего мира. Его лицо, изрезанное давним шрамом от виска к подбородку, было непроницаемо, лишь глаза, маленькие и колючие, как у бурундука, зорко следили за всем вокруг, в том числе и за мной, только что вошедшим в дверь.
  − Ооо! Новик пришёл! - Курбет махнул рукой, призывая присоединиться: − Садись! - показал на стул в стороне и достал с полки ещё одну стопку.
  Все трое были уже изрядно под парами. Лицо Курбета покраснело, глаза стали влажными и немного расфокусированными.
  Взяв стул, я присоединился к компании. А что, мне не привыкать сегодня с друзьями посиделки устраивать. Но только тут были не совсем друзья, это чуяло моё сердце, а интуиция вопила: беги. Но убежать я не мог, потому что надо мной завис дамоклов меч, имя которому Курбет.
  Он разлил коньяк по стопкам, когда я взял у стены стул и присел за стол.
  − Знакомься... − Курбет показал на длинноволосого. − Это Севка, в простонародье Липучка.
  Он протянул руку, мы поздоровались.
  − А это... − Курбет взглянул того, что мне показался озлобленным, Саня. Можно называть Кеся.
  − А это, − он обратился к пацанам, − Вовчик Новик.
  − Да мы знаем его... − сказал Севка.
  − Мы сегодня отдыхаем, − глядя на меня, он медленно, с достоинством, поднял свою стопку.
  Затем усмехнулся, глядя на нас. Затем взглянул на меня.
  − Как ты там говорил? Давайте выпьем за то, чтобы у нас всё было, а нам за это ничего не было!
  Звонко хлопнул об стопку Севки, затем об остальные поднятые.
  И они втроём опрокинули алкоголь почти одним синхронным движением. Я чуть с запозданием, потому что наблюдал за ними, изучал.
  Севка Липучка не особо опасен, хотя вид может быть и обманчив. А вот Санёк... этот способен на многое. Не в физическом плане, а в моральном. Рожа отморозка...
  − Детдомовские пацаны, − Курбет взглянул на меня, со стуком поставил рюмку на стол.
  Затем помедлив, указал на Санька:
  − Этот... он вообще своих родителей не помнит, вернее не знает. Прикинь, рассказывал, что в третьем классе попал в гости к востпитке. Показывает на чайник и спрашивает: А что это такое? Он же всё видел только в стаканах...
  − Да бывает, чо... − ответил я. - Как-то мне рассказывали, что девочка москвичка спрашивала у мамы, из чего помидоры делают!
  − А Сева... У него отец мать зарубил топором, когда ему было восемь лет. Прям на его глазах!
  Повисла неловкая пауза. Я взглянул на Севку. В нём ничего не дрогнуло. Он это уже пережил в своей душе много раз.
   − Ладно... − нарушил тишину Курбет. − На чём мы остановились? А... вот! В общем, бегут по полю быки. Стадо такое здоровенное! Земля дрожит, пыль за ними столбом. В конце поля стоит заяц на задних лапах. Переднюю подымает...
  − Стоять!
  Стадо по тормозам. Смотрят на зайца удивлённо. Заяц спрашивает:
  − Крутые есть?
  Быки между собой: есть крутые, крутые есть?
  − Нету, − отвечают.
  − Тогда скинулись по рублю, и побежали дальше!
  Скинулись, значит, быки по рублю, да и побежали. Потом опомнились, стали возмущаться. Какой-то заяц их будет доить! Решили пойти к волку. Пожаловались на косого. Волк им говорит:
  − Завтра по полю бежать будете, меня позовёте.
  Бегут они на следующий день. Волк позади стада зашифровался.
  Заяц снова на пути:
  − Стоять! Крутые есть?
  − Я крутой! - волк запрыгнул быкам на спины.
  И тут из-за куста выходит медведь и отодвигает зайца в сторону:
  − С крутых по червонцу, с остальных по рублю! И... побежали дальше!
  Пока мы смеялись, Курбет разлил по стопкам остатки коньяка. Поднял свою.
  − Давайте же выпьем за то, чтобы мы были медведями!
  Чокнулись, выпили...
  Курбет крякнул, с наслаждением выдохнув коньячные пары, и поставил стопку на стол с таким видом, будто только что совершил что-то важное.
  − А вот ещё! Медведь траву посадил, − продолжил он. − Выросла трава хорошая прехорошая. Уже пора урожай собирать. А тут довелось в его владениях зайцу пробегать. Увидел он это дело, пошевелил в раздумье ушами и побежал домой за косой и мешком. Приволок это всё. Но перед работой решил курнуть. Забил себе дудку, пыхнул и усердно принялся за работу. Идёт медведь, смотрит, а заяц его траву косит! Афигевший от такой наглости медведь берёт дрынок небольшой, чтобы зайца не убить. Подкрадывается сзади и хрясь его по затылку! Заяц головой помотал:
  − Во гребёт!
  И дальше косит. Медведь его ещё раз хрясь по затылку! У зайца ноги подкосились, зашатало, и он бормочет:
  − Не спать! Не спать! Косить! Косить!
  Мы заулыбались, я не особо.
  − Вован, а ты анекдот расскажешь? − он уставился на меня. - Только не старьё!
  Что им рассказать? Пожалуй, из девяностых анекдотец закину. Уж точно для них не старьё.
  − Легко! - отвечаю. - Короче, мужик пришёл домой такой смурной, жена спрашивает: что случилось. Он молчит. Есть насыпала, он сидит смотрит на тарелку.
  − Да что случилось?
  − Знаешь? Я с тобой прожил пятнадцать лет, а только сегодня узнал, что женщина в постели стонать должна.
  − Тююю... Какие проблемы! Я могу и стонать, если что!
  − Правда? − встрепенулся муж. − Тогда сегодня вечером и попробуем!
  Вот легли они, лезет он к ней.
  − Что, стонать? - спрашивает она.
  − Нет! Ещё рано!
  Раскочегарился он...
  − Что? Стонать?
  − Давай!
  − Ойё... ёй! Когда ж та зарплата!
  Пацаны захихикали.
  − Не слышал! - Курбет улыбался.
  − Привет! - раздался от входа голос Гоши. Он в спортивном костюме и тоже в кедах. Но у него они какие-то цивильные.
  − Ооо! − протянул Курбет. - Все в сборе! Проходи приземляйся!
  Поднырнув за стол, он вытащил ещё одну бутылку молдавского коньяка. Стопку потянул с полки. Больше там тары не было. Значит он планировал сегодняшнюю встречу и знал, сколько человек будет.
  Разлив горячительное по стопкам, он поднял свою.
  − А мы тут анекдоты рассказываем... Празднуем! И давайте выпьем! За братство! Наше братство!
  Пришлось чокнуться и выпить. Из нас трезвый был только Гоша. Мы же уже вчетвером были соловые. Эта троица набралась тут ещё до моего прихода, а у меня старт со стадиона. Двадцатилетний Андрюхин коньяк неплохо мозги прошибает, особенно недавно трушенные.
  − Вот, смотрите! - Курбет показал рукой пространство гаража. - Мы втроём старались, делали это всё. Правда, пришлось тут кое-кого припахать на сварку. Вон, ещё аппарат стоит!
  А там стояла такая бандура, будто хорошая тумбочка на колёсиках, одной меди в ней килограмм пятнадцать, не меньше. Насколько технологии в наше время шагнули вперёд, я просто диву давался.
  − Сегодня мы, конечно заниматься не будем. - он обвёл всех взглядом и слащаво улыбнулся. - посидим, а потом поедем к девкам. Есть у меня парочка злачных мест.
  − Да... неплохо бы сегодня! К девкам! - Кеся демонстративно потянулся, не спеша встал. - Пошли покурим!
  − В гараже не курить! Это зона спорта теперь! - распорядился Курбет. - И вообще, курево в сторону с завтрашнего дня! В вашей жизни это будет новый день!
  Из некурящих были только Курбет и Гоша, поэтому я с детдомовцами пошёл подымить.
  − А вы давно Курбета знаете? А как звать его вообще? - спросил я, выпустив дым.
  − Месяц где-то, − на подходе ответил Севка. - Уже успели скорешиться нормально! А имя мы спрашивали... Он говорит: называйте меня Курбет и всё!
  Ага, нашли кореша... От такого валить нужно, и подальше. Хотя... Пацаны с детдома, там они жили в жестоком мире. Вот и тянутся к сильному. А вот куда этот сильный их заведёт, не понимают. Хорошо сегодня, бабки есть, да и ладно.
  − Нормально! Резко бей двоечку! - послышался из гаража голос Курбета. − Не чувствую силы в ударах!
  Курбет, собранный и непробиваемый, выставил вперед боксёрскую лапу, держа на уровне лица.
  Гоша, пружиня на ногах, уже заносил руку для удара. Его плечо рванулось вперед, и в следующее мгновение двойка − два хлестких, пролетевших в воздухе удара обрушилась на боксёрскую лапу. Шлепок кожи о кожу разлетелся по гаражу.
  − А ты покажи, как бьёшь, − он посмотрел на меня, когда я возвращался в гараж.
  − Я тебе говорил, что после сотрясения нельзя резких движений делать. Нужно отдохнуть хотя бы недельку.
  − Что ты носишься как чума со своим сотрясением? - раздражённо сказал он. − А если к тебе доклепается кто сейчас? И будет бить по башке или чмырить? Ты тоже будешь ему рассказывать, что тебе надо мозги лечить? Просто двойку пробей! В лапу!
  Ударить по лапе было в тысячу раз проще, чем ввязываться в спор. Курбет нависал надо мной невидимой глыбой, его молчаливое давление висело в воздухе тяжелее любой львиной лапы.
  Я чувствовал, как съеживаюсь внутри, теряю уверенность. Здесь я больше не был сам себе хозяин. Один резкий шаг, одно неверное слово, и всё могло полыхнуть. А это плохо кончилось бы для меня. Для него же всего лишь ещё одна тренировка, и плюс, пресанув меня, он бы поднял авторитет перед остальными.
  Весь этот комок бессилия я вложил в удары. Короткий шаг, резкий выброс кулака. Левый прямой глухо шлёпнул по набитой кожe. Правый, без паузы, врезался следом, заставив упёртую лапу дрогнуть.
  − Неплохо! − одобрительно хмыкнул Курбет. Он легко провернул лапу у плеча, подставив её под хук. − А теперь боковой!
  Во мне что-то щёлкнуло. Злость, которую я давил в себе, рванулась наружу вместе с ударом. Я не просто нанёс боковой, а выпустил его всем телом, с немым криком в груди. Удар пришёлся с сочным, плотным звуком, от которого по кисти прошла болевая, разрушительная волна.
  − Ооо! − уважительно протянул Курбет, и в его глазах мелькнул огонёк азарта. − Колхозки у тебя помощней, чем прямые. Чувствуется!
  Он опустил лапу, стянул её с руки и кинул мне.
  − А теперь, − его голос приобрёл деловой, инструкторский оттенок, − держи лапу ты.
  Я вскинул лапу, инстинктивно приняв оборонительную позу. Локоть чуть согнут, кисть жёстко зафиксирована. Не дай бог ему с такой своей силищей вломить по прямой руке. Сустав хрустнет, как сухая ветка.
  Он не заставил себя ждать. Глухое кряхтение вырвалось из его груди в момент атаки. Не просто удар, а два молниеносных выхлеста. Раз! Короткий, отточенный хлёсткий прямой левой, почти кистевой. И сразу без задержки второй. Мощный кросс с полным вкручиванием правого плеча − чистая классика. Даже сквозь толстую защиту лапы я почувствовал силу его кулака.
  Удар пришёлся не в лапу, он вбивает её в мою руку. Защита бессильно подскакивает вверх, а по моей ладони и предплечью пробегает тупая, жгучая волна. Будто я поймал не кулак, а раскалённую болванку. Ладонь под перчаткой мгновенно онемела.
  − Круто! - я снял лапу и пошёл вешать её на стену, показывая, что показательные удары закончены.
  Видя моё удивление, Курбет самодовольно выдал:
  − Если такую двоечку в голову пробью, то увянешь, как ромашка!
  Сказать было нечего. Конечно, мне турник дал немало мощи, но до профессиональных ударов мне было далеко.
  − Ладно! Покажите, на что вы способны! - Курбет входил в кураж, был немного осоловевший. − Гоша, ты с Севкой стань. - Он взглянул на меня. - А ты с Кесей.
  − Как будем? Чисто на руках или с ногами? - Севка оживился, смотрел вопросительно на Гошу.
  − Да что руки! Ты на улице только руками дерёшься? - Курбет уселся за стол и наливал себе коньяк. - Мы готовимся не к соревнованиям, а к улице! Чисто быстрый спарринг, кто кого. Ну, конечно, на дыню брать не надо, и калечить. Но любая коронка будет засчитана. По-людски работайте! Я буду судить!
  Противники надели битки и стали в стойки на почтительном расстоянии, чтобы никто первый не ударил неожиданно.
  Я уселся на стул и тоже стал наблюдать. Нужно глянуть, на что оба способны. И ещё понять, почему Курбет называет Севку Липучкой. Возможно, это он так ведёт себя в драке.
  Гоша чуть крупней и выше, но Севка смотрит спокойно, более расслаблено. Видно, что он уверен в себе. И он хочет этого спарринга, в отличии от Гоши. Тот взволнован.
  Поэтому можно уже на восемьдесят процентов предугадать исход боя.
  Глаза противников ловили малейшее движение, дыхание стало коротким и резким. Севка постучал битками друг о друга.
  И Гоша сорвался первым. Короткий выпад, мощный прямой удар правой в голову. Он ринулся вперёд, как таран, надеясь задавить напором.
  Но Севка не стал ловить этот удар. Он просто растворился. Ловким, почти небрежным скольжением он отклонил корпус назад, пропуская кулак в сантиметрах от подбородка. И в этом же движении, с винтовым разворотом на опорной ноге, запустил свою коронку.
  Задняя нога не просто удар, а незаметный финт. Гоша даже ничего не понял.
  Хлоп! Стопа с силой впечаталась в живот Гоши, заставив его крякнуть и отшатнуться. Это было даже не больно сначала. Это было ошеломляюще. Скорость и точность, с которой Севка перешёл от защиты к атаке, выбили у Гоши почву из-под ног.
  И тут Севка пошёл вразнос. Он не атаковал, он обрабатывал ногами. Гоша, пытаясь закрыться, надвигался на него грузно и предсказуемо. А Севка танцевал. Он бил с дистанции, которую сам же и контролировал. И останавливал противника на подходе. Короткий удар-подсечка в голень и Гоша дёрнулся, потеряв равновесие. Севка крутанулся, будто юла. Мгновенно, как по цепи, сверху прилетел второй удар, уже круговой, в корпус.
  Гоша пыхтел, краснел, пытался рвануться в клинч, но Севка его не подпускал. Он отскакивал на полшага, ровно на длину своего страшного, разящего хлыста-ноги. Ещё один удар в голень. Гоша взвыл от внезапной, пронзающей боли и, хромая, отступил. Его лицо исказила гримаса не столько злости, сколько полной беспомощности. Он был медленным слоном против ядовитой кобры, которая уже трижды ужалила и выбирала место для четвёртого удара.
  Исход боя был ясен всем. Гоша лишь отмахивался, подставляя под удары предплечья, которые уже горели огнём. Севка же, холодный и расчётливый, будто на тренировочном манекене, демонстрировал полное доминирование. Его ноги работали, как метроном, отбивающий такт неизбежного поражения.
  − Я всё! - Гоша отступил, выставив вперёд руку.
  − Ну... протянул Курбет, − тут даже и судья не нужен! Севка рулит!
  Начало уже темнеть. Поэтому Курбет щёлкнул выключателем, и над столом-верстаком загорелась лампочка. В тени гаража сразу посветлело.
  − Чего сидим? − он взглянул на меня: − Битки свободны! Первый раунд! Баммм! - он качнул пальцем горящую лампочку.
  Она заиграла на проводе, и слабые тени от груш и штанги зашевелились на стенах, будто готовясь к ночному бою.
  Услышав это, Кеся рванулся к Севке, перехватил его битки. Да мне и без разницы. Я забрал Гошины и надел. Никогда в них не спаринговался. Да и работал-то я в паре мало. Так, с Андрюхой иногда в старых боксёрских перчатках. В основном же просто участвовал в драках. А дрался с детства, так пришлось.
  Но, как говорится, спортивный человек всегда превалирует над тем, кто к физическим нагрузкам не имеет отношения.
  Надев битки, я стал для боя у дальней стены. Здесь хоть и некуда отступать, зато свет с улицы даёт преимущество. Но даже если и нет, его точно не будет у моего противника. Стена за спиной мне не мешала, потому что отступать я не собирался. Не тот противник передо мной, мне нужно будет его подавить, и чем быстрее, тем лучше.
  Двоечка, которую я продемонстрировал с Курбетом на лапе, мне понравилась. Так что нужно выбирать правильную тактику. Пока Кеся неспешно надевал битки, я продумывал тактику действий. Скорее всего оба детдомовца кореша. Скорее всего они тренируются вместе. А значит, тактика боя будет примерно та же. Скорее всего они тренируются вместе. И мне придётся противостоять его ногам.
  Кеся не был так спокоен, как Севка. Оно и понятно, я помощней Гоши, да и слава последней драки давала понять, что для него я опасен. Видно, что он напряжён, но взгляд его мелких глаз упёртый. Шрам на лице прочерчен от виска до подбородка, скорее всего ножевой. Нужно будет поинтересоваться при возможности, где он его получил. Такое может быть в драке, а может статься и наказанием.
  Задуманная мной тактика была проста. Переть на него как танк и не останавливаться, иначе он будет колотить меня с расстояния ногами. Если буду стоять на расстоянии удара, он переиграет. Потому что ногами бить я пока точно не мастак.
  Затягивать бой нет смысла, тем более получать удары по голове мне нежелательно. Прыгать и дёргаться тоже. Так что нужно закончить бой быстро.
  Кеся вышел на позицию, постучал битками друг об друга. Выставил руки в боевую позицию и наклонил голову, будто вжал её внутрь корпуса. Все по классике, так меньше вариантов, поймать в челюсть.
  Затем он демонстративно и плавно перешёл в переднюю боевую стойку карате. Передняя нога согнута, напоминает лук. Задняя же прямая, широко отставлена назад. Напоминает половину натянутой тетивы, из которой вылетит стрела-удар.
  Кеся сделал резкий рывок вперёд, просто так перешагнул, не переставляя ног. Можно даже сказать, что прыгнул, но при этом остался чётко в той же стойке.
  Улыбнулся, смотря на меня. Это улыбка противника перед боем, которая говорит: я тебя обхитрю.
  Значит он таки нацелен бить ногой. Скорее всего это будет прямой удар, когда ты ногой как бы отталкиваешь от себя. Можно сказать, удар - тычок. Или прямой боковой, который в принципе по эффекту тот же, но сильнее и более дальнобойный за счёт разворота таза. Бить скорее всего будет, как и Севка, в область живота.
  Он понимает, что я буду делать, поэтому его задача простая − меня остановить. Боковой в голову с ноги малоэффективен, когда я буду на него бежать, прямой тем более, потому что от него легко отклониться или увернуться. Поэтому будет бить в корпус, чтобы откинуть меня назад. Или по крайней мере остановить.
  Всё это промелькнуло в моём сознании за мгновение. Теперь вперёд и не останавливаться!
  Я двинулся, ожидая удара в живот.
  И не ошибся. Длинный удар, в который вложены все силы, поэтом я его засёк. Тем более он его рано выкинул. Не останавливаясь, я чуть пригнулся и сбил стопу локтем в сторону. Не совсем, но удар смазался и скользнул по корпусу.
  Пока он возвращал ногу, я уже был близко, потому что он пару мгновений находился на одной ноге и лишён движения. Он встретил меня двоечкой, но чуть отклонив корпус назад, я лишь поймал в подбородок один лёгкий прямой. Зато моя двойка заставила его отступать. От первого удара он уклонился, но второй прилетел мгновенно по движению его головы. И тут же от меня смачный боковой левой в ухо заставил его просесть на ногах.
  − Ни фига себе... − он дёрнул головой и его повело в сторону. Он пытался поймать равновесие, но тело плохо слушалось. - Ни фига себе!
  − Молодец Новик! Победа твоя! - раздался сзади голос Курбета. - Ладно, заканчивайте! Давайте на посошок, и поедем. Там нас уже ждут Лорик с Ксюхой.
  Мы присели, он разлил остатки коньяка по стопкам.
  Меня это всё уже изрядно напрягало, и никуда не было желания ехать. Хотелось домой, где мирно и тишина. Ни Курбет, ни его кореша мне не нравились. Конечно, замануха научиться драться ногами романтизировала всё это дело. Но всё остальное мне было не по душе.
  После того, как мы чокнулись стопками, я выпил, и выдохнув, сказал:
  − Курбет, я не поеду...
  − Нехорошо от коллектива отрываться! - он скривился то ли после выпитого коньяка, то ли от моих слов. - Поедешь! Сегодня поедут все! - после паузы добавил: − Надо!
  Я хотел газануть, даже готов был отхватить люлей, но шестое чувство и жизненный опыт во мне кричали: не нарывайся! Это не тот человек. Сейчас лучше уступить.
  Он может где-то и попустить, но потом ударить. И так хитро и подло, что потом ничего не докажешь. Так что упираться рогом я не стал. Тут ещё сыграли роль гормоны молодого тела. Какой-то вызов, протест. Не зря говорят: старости бы силу, а молодости ум. Ум как бы у меня есть. По крайней мере, надеюсь на это. Так что буду думать по ходу пьесы.
  − Ну... надо, так надо! − ответил я, решительно хлопнув себя по коленям.
  - Вот и лады! - бодро выдохнул Курбет, легко вскакивая на ноги. Мы, как по команде, подхватились за ним.
  Возле верстака под полкой была импровизированная вешалка из гвоздей, на ней несколько курток.
  Курбет зацепил джинсовую, с лейбой Монтана. Накинул на себя. Детдомовцы тоже зацепили куртки, но у них простые спортивные, с костюмов. Мы же с Гошей были в одних футболках.
  Уже стало понятно, что детдомовцы знали, что мы куда-то выдвинемся в поход поздно вечером.
  Тяжёлый ржавый щит гаража с грохотом захлопнулся, защёлкнув на ночь тайны нашего гаража. И наша небольшая ватага двинулась в сторону рынка.
  Нас встретила дорога - артерия, ведущая к трассе. Сейчас она практически безлюдна, лишь редкие прохожие спешат по своим делам. Даже машин нет.
  Город уже плотно окутала весенняя ночная прохлада. Вокруг, кроме редких островков света, стояла кромешная, почти осязаемая темень. Она отступала лишь у тёплых квадратов окон да под тусклыми оранжевыми сферами уличных фонарей, в свете которых кружилась мошкара.
  Пройдя мимо нескольких одинаковых, сонных пятиэтажек, мы нырнули в узкий проулок. И тут же на нас надвинулся, перегородив часть неба, тёмный и мрачный массив котельной. Это было грубое, слепое сооружение из почерневшего кирпича, с громадными трубами, уходящими в чёрную высь, и глухими стенами, на которых не было ни одного приветливого окна. От него веяло забытостью.
  - Вот здесь мы и будем заниматься! - Курбет решительно ткнул пальцем в сторону котельной. - Летом тут ни души, а места хоть отбавляй. За забором, сразу перед фасадом ровный асфальт, будто специально для нас укатывали. А сзади здания самой котельной просто поляна, трава. И главное, нас никто не увидит и не услышит!
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"