Зима в том году выдалась особенно лютой. Мне было уже десять (Маура все же научил меня худо-бедно считать на пальцах, и я был горд тем, что знаю свой возраст). Мороз сковал реку толстым слоем льда, и расколоть его топором или ломом было под силу далеко не каждому мужику. В бедных хибарах ветер свистел сквозь все щели, и от пронизывающего холода не спасали ни плотные одеяла, ни меховые шкуры. Даже в богатых хозяйских домах было весьма неуютно, несмотря на топившиеся очаги - об этом я узнавал от Маура, когда тот забегал к нам в лачугу спросить, не нужно ли чего, и заодно рассказывал новости. Он был одним из немногих, кто осмеливался в самую метель выходить наружу и собирать хворост для очага. Годы, проведенные вдали от всякого комфорта и уюта, закалили его.
Наша печурка была слишком маленькой, чтобы согреть помещение, и мы с отцом быстро простыли - а я, вдобавок к этому, по глупости наелся снега во дворе и сильно застудил горло. Пылая от жара и одновременно стуча зубами от холода, я лежал, свернувшись в комок под кипой одеял, и думал, что умираю. Отец настойчиво предлагал мне поесть, поднося то надоевшую овощную похлебку, то черствый кусок хлеба, царапающий горло. Я лишь вертел головой и отказывался, поглубже зарываясь в одеяла. Есть ничего не хотелось, воды оставалось совсем мало, а набрать ее в реке не было сил ни у меня, ни у него.
Словно сквозь туманную пелену, в полубеспамятстве я вдруг ощутил обнявшие меня крепкие руки, осторожно приподнимающие мою голову и нежным прикосновением отводящие спутанные влажные кудри со лба. С трудом разлепив горящие веки, я увидел совсем близко склонившееся надо мной знакомое лицо, очень крупные выступающие белые зубы и подбородок с узкой вертикальной вмятинкой, почувствовал теплое дыхание с запахом сушеных листьев мяты и дикого меда.
- Давай-ка, выпей, - к моим губам поднесли край глиняного стакана с чем-то, от чего исходил благоухающий пар. - Не бойся, это не будет царапать.
Я подчинился, с наслаждением глотая сладко-пряный медовый отвар, пахнущий липой, который легко и безболезненно проскальзывал в горло, мгновенно согревая все внутренности и пробуждая меня к жизни.
- Вот так, - улыбнулся Маура, сидя рядом и придерживая мои плечи свободной рукой. - Ничего страшного. Скоро будет полегче. У вас здесь дико холодно, - сказал он моему отцу, когда тот приблизился к кровати. - Я заберу Бана в дом, пока он не поправится. Идемте с нами.
- О нет, господин Ильба не позволит, - покачал головой отец. - Вы же знаете, не положено это...
- Ну, это уж чересчур, - возмутился Маура, сгребая меня в охапку вместе с одеялами и выходя за дверь.
- Не могу я взять его сюда, - отвернулся Ильба, отходя к полкам. - У меня самого здоровье совсем никудышное в последнее время, ты же знаешь. Если лихорадкой заразит, не перенесу зиму. Возьми дров, еды, сколько нужно, чтобы у себя перезимовали.
Маура сидел у большого стола со мной на коленях, согревая своим телом.
- Ильба, почтенный, пожалуйста...
- Не делай из меня чудовище, Маура, - вернулся старик к столу, приглаживая тонкие седые волосы. - Пойми меня. Ты обещал не перечить.
Со вздохом поднявшись, его наследник поплелся обратно к выходу, избегая смотреть мне в глаза.
Ночью я часто просыпался, ворочаясь, и при тусклом свете лучины с облегчением убеждался, что Маура не ушел, а все еще сидит рядом, время от времени промокая мое лицо смоченной в тазике прохладной тканью и успокаивающе гладя по голове.
- Ты весь горишь, - пощупал он мой лоб, когда ночь уже была на исходе.
Поднявшись, он выдвинул из угла большую медную лохань и подвесил над очагом котелок с водой.
- Надо тебя искупать, - пояснил он.
- В такой холод?! - со страхом вскрикнул мой отец, проснувшийся к тому времени. - Да он же окочурится сразу!
- Не волнуйтесь, Ранугад, - успокоил его Маура. - Это снимет жар, мы тут же завернем его обратно в одеяла.
- Не губите сына, хозяин! - горестно взмолился отец, изо всех сил прижимая меня к себе. - Сжальтесь, не пожил он еще!
- Да не случится с ним ничего, дорогой Ранугад, - подходя, тепло заверил его Маура, положив руку тому на плечо и глядя прямо в глаза долгим взглядом. - Я хочу помочь вашему сыну скорее поправиться. Ему станет лучше.
Отец наконец успокоился и согласился, перестав сетовать. Он помог приготовить лохань с водой, подливая туда кипяток из котелка.
- Воды не останется, господин, - лишь отметил он. - Эта последняя...
- Об этом не беспокойтесь, - Маура уже ловко и быстро раздел меня, опуская в приятную теплую воду. - Я принесу еще.
Купание меня освежило и взбодрило, и я чувствовал, как жар, по крайней мере на время, отступает. Я сидел на кровати, пододвинутой ближе к очагу, заботливо укутанный с ног до головы, и краем глаза наблюдал, как Маура хлопочет уже над моим кашляющим отцом, наливая и ему отвара из принесенной большой фляги, и обещая также доставить нам еще продуктов и теплой одежды.
Проломить лед на реке захваченным из нашей каморки большим топором для Маура не составляло труда, и с первыми лучами солнца он вернулся с двумя полными ведрами, выливая их в стоявшую у стены бочку; затем ходил за водой и возвращался еще три раза, пока бочка не наполнилась.
Мой отец смотрел на него круглыми от изумления глазами, но вошедший словно и не замечал этого.
- Что же вы, хозяин? Вам же попадет за это...
- Не попадет, - весело откликнулся тот, вытирая лоб. - Еще что-нибудь нужно? Говорите.
Благодаря его стараниям, через каких-то два-три дня я окончательно пошел на поправку, а отец кашлял гораздо меньше. Маура наведывался каждый день, убеждаясь, что у нас все в порядке. Он развлекал меня, танцуя передо мной на руках и болтая ногами в воздухе, и я радостно хохотал, хлопая в ладоши.
* * *
- Закрой окно, Бан! - послышался строгий голос отца. Он уже вернулся в лачугу, потирая озябшие руки. - Ты что, опять простыть хочешь?
- Сейчас, отец, - кивнул я, не торопясь подчиниться - меня целиком захватила перепалка, разворачивающаяся у порога имения напротив.
Стоя в дверях и кутаясь в меховую накидку, господин Ильба в который раз отчитывал Маура за своеволие.
- Будто я не знаю, куда ты носишь продукты! - возмущенно восклицал он. - Вчера пропали еще два мешка с репой и каравай хлеба! Уж не думаешь ли ты, что моих запасов хватит на всю деревню?
- Они с голоду помирают, почтенный, - отвечал его наследник. - У этой семьи не осталось даже зерна на зиму. Неужели вы не поделитесь хоть малой частью своих запасов? Обещаю, что отработаю их летом.
Махнув рукой, Ильба удалился в дом, но вдруг снова показался оттуда с увесистым свертком.
- Возьми еще это! - крикнул он вдогонку Маура, уже уходившему по протоптанной в снегу тропинке.
Тот вернулся и принял у него ношу с недоверчивой улыбкой.
- Спасибо, дорогой Ильба, - склонил он голову, и вновь направился сквозь метель к далеким огонькам лучин в покосившихся хижинах на окраине деревни.
- Эх, добряк молодой хозяин, - с чувством вздохнул мой отец, наблюдавший вместе со мной эту сцену.
Он наконец наглухо закрыл деревянные створки оконца, затянутые пожелтевшим бычьим пузырем, и добавил:
- Если бы он навел здесь свои порядки, глядишь, и зажили бы припеваючи. Все, а не только богатеи. Ох, не судьба, видать, не судьба...
Я лишь печально кивнул, соглашаясь.
* * *
На смену тяжелой зиме пришла наконец долгожданная теплая и ласковая весна, с ее ясными солнечными днями и новорожденными цветами, весело проклюнувшимися из-под сугробов. Работы было хоть отбавляй - нужно было расчищать тропинки неподалеку от имения от поваленных вьюгой сухих деревьев, выводить на пастбища лошадей, измученных пребыванием в темной конюшне и изголодавшихся по свежей сочной травке, заделывать прохудившуюся от дождя и града крышу, закупать зерно для будущих посевов...
В свободное время мы с Маура все же успевали и развлекаться, а ближе к лету опять приехал Калимак, и на этот раз не один - за ним следовал мальчишка лет семи, крепко сбитый, румяный и круглощекий, с грушевидным лицом и прямыми русыми волосами.
- Это Ра́заль, - представил его Калимак. - Я за ним временно присматриваю.
- Я Ра́занул! - тут же возмутился тот, объявляя свое полное имя. - И ты за мной не присматриваешь, это я с тобой гуляю!
- Я тебя щас обратно в Зарак на телеге отправлю, будешь опять в платьице бегать, - пригрозил ему старший товарищ.
Тот насупился и зарделся, отворачиваясь.
- Каком еще платьице? - со смехом поинтересовался мой хозяин.
- Да его сестры постоянно в девчачьи шмотки наряжают, а в волосы ленточки и цветочки накручивают, - поведал Калимак. - Я его от этого унижения спас.
Мы все рассмеялись, разумеется, кроме самого Разаля.
- Зато они мне вкусные медовые коржи дают, когда соглашаюсь с ними поиграть! - обиженно сложил он руки на груди. - Мне это самому выгодно.
- Ну, значит, тебя за коржи можно заставить позориться, - заключил Калимак.
- Нельзя! - передумал тот, поняв, что сказал.
- Вы для того приехали, чтобы здесь перессориться? - остановил их Маура. - Может, чем-нибудь другим займемся?
- Давай в ножички, и с 'кругом года', нас ведь как раз четверо, - предложил Калимак, закончив дразнить младшего товарища.
- Давай, - поддержал Маура.
Быстро собрав в путь узелки с завтраком, мы отправились на нашу излюбленную поляну рядом с опушкой.
- Надо материалов набрать, пусть каждый свои ищет, так быстрее, - проинструктировал Калимак. - Представляешь, Разаль летом родился, как специально, так что теперь у нас полный набор!
Этому варианту обычной игры в ножички меня давно уже научил Маура, но полноценно в него играть можно было только при наличии как минимум четверых участников, каждый из которых играл за 'свое' время года, в которое родился, поместив в круг предметы, олицетворяющие этот сезон - голые сухие веточки или камешки для зимы; зеленые листья для весны; цветы для лета; небольшие плоды, ягоды или желуди для осени. Если же игра проводилась, когда зелени уже не было, то для осени можно было положить желто-красные листья, и тогда для весны полагалось сено, а для лета - заранее засушенные цветы.
Каждый из нас после недолгих поисков по лесу вернулся со своей добычей. Калимак расчертил на земле большой круг, и аккуратно сложил рядом со своим сектором темные жердочки, я положил у своего горстку сорванных листьев, Разанул насобирал цветков ветреницы, а Маура добавил оставшиеся от прошлогоднего осеннего урожая желуди.
- Красота, - подытожил Калимак.
Мы принялись за игру, метая медный ножик в землю и завоевывая друг у друга кусочки территорий. На каждый отрезанный участок клался символ того, кто его завоевал, а в конце подсчитывали, у кого их больше всего.
- Мы ночевать у ваших знакомых останемся? - поинтересовался Разанул, когда мы ненадолго прервали игру, чтобы перекусить.
- Только на одну ночь, - огорчил его Калимак, развязав свой узелок с печеными яблоками и сладкими сухарями. - С отцом обратно поедем, а не то скандал будет. Твои родичи и так уже талдычат, что я всякому плохому тебя учу. Хотя, как по мне, так лучше нормальная мужская компания, чем этот курятник. Квох-квох-квох, - прокудахтал он, видимо, изображая всех чрезмерно заботливых родственниц своего друга.
- Да уж, четыре сестры, мне вообще житья нет, - пожаловался Разанул. - Я с детства мечтал хоть об одном брате...
- У меня их трое, а толку никакого, - в ответ посетовал Калимак. - Твои тебя так балуют, что тебе грех жалиться. Мои плевать на меня хотели с детства. Вот старшая сестра меня любила, но я ее почти не помню, она в родах умерла, когда я совсем маленьким был.
- Моя мама тоже в родах умерла, - осмелился озвучить я.
- Да? Эх, беда какая, - с неподдельным сочувствием кивнул Калимак, удостоив меня вниманием. - А у тебя братья-сестры есть?
- И братья, и сестры, они все постарше и разъехались, кто куда, поэтому не так часто видимся, - поделился я.
- Ну да, выходит, мы все самые младшие в семье, - заключил Калимак, и осекся, бросив взгляд на молчавшего все это время Маура. - Прости, я не подумал...
- Все в порядке, - нарочито бодро кивнул его товарищ. - Давай, теперь твоя очередь.
- Ты правда никого из своих родных не помнишь? - печально спросил Калимак, снова берясь за нож.
- Нет, - покачал головой тот. - Я их никогда не знал.
- А как тогда ты знаешь, что осенью родился? Кто тебе это рассказал?
- Никто. Я так чувствую, - признался Маура.
- Ну ладно. Зато у тебя теперь приемный отец есть.
- Да, - согласился Маура. - И такие друзья есть, - он тепло улыбнулся нам с Разалем, и благодарно положил руку на плечо стоявшего напротив.
- Сопли-слюни, - поддразнил его Калимак в ответ на сентиментальность, и, сорвав с ближайшего куста белый цветок, воткнул его в густые пряди друга.
* * *
- У бати следующий месяц - рожденный 1, - поделился приехавший в разгар лета Калимак. - Можно я у тебя пока подарок ему оставлю, чтобы в хате не обнаружил? Он же все всегда обозревает, даже если в сундук дальний упрятать.
- Можно, конечно, - с улыбкой согласился Маура. - Что ты для него выбрал? Покажешь?
Калимак бережно и гордо вынул из-за пазухи сверток, развязав красную бечевку, держащую тонкую льняную ткань, выкрашенную в светло-фиолетовый цвет. Внутри находился сам подарок - широкий кожаный пояс, умело инкрустированный узорчатыми медными вставками, да еще и с огромной выпуклой пряжкой в виде золотого цветка.
- Ну как?
- Красотища! - восхитился хозяин. - Ты просто молодец, Каль! Где ты его достал? На рынке?
- Ты давно такие на наших рынках видел? - фыркнул тот. - Я его у перекупщиков на дороге подкараулил, до ночи торговался - жуть!
- Слушай, ты опять один на большой дороге шатался? - озабоченно спросил Маура. - Там же очередная шайка сейчас орудует, предупреждали же!
- Да ты глянь, какая выделка! - пропустив его слова мимо ушей, увлеченно продолжал его друг. - Пощупай вот края, пощупай. А пряжка - настоящее золото, представляешь? Я ж полгода на него копил!
Со вздохом Маура подчинился и усердно пощупал пояс.
- Я его в посудный шкаф спрячу у внутренней стенки, ладно? - предложил он. - В одежных сундуках Ильба точно нароет, а в погребе Ранугад постоянно продукты разбирает.
- Только смотри, чтоб кожа не отсырела и узоры не потерлись! - предостерег господин Брандугамба, снова плотно заворачивая и перевязывая сверток. - Я к тебе теперь только на самое новолуние приеду.
Когда подошел обещанный срок, Калимак прибыл уже с утра на попутной телеге, так ему не терпелось удивить отца роскошным подношением.
Едва он успел ступить на порог, как из дальней комнаты показался господин Ильба, уже принарядившийся для похода в гости.
- Никак, молодой Брандугамба к нам опять пожаловал? - подслеповато прищурился он, поправляя дорогую солнечно-желтую рубаху. - Смотрите у меня, чтоб на этот раз никаких разбитых крынок и перевернутых столов! Я после Фенги еще к Сора́ди загляну, но вы тут не расслабляйтесь.
Однако его никто не слушал. Мы только смотрели во все глаза и глотали ртом воздух. Смотрели на пояс, так идеально вписавшийся в его выходной наряд. На пояс, уже почти было принадлежавший господину Брандугамба-старшему.
Калимак начал издавать негодующий возглас, но Маура тут же плотно зажал ему рот своей ладонью, удерживая на месте. Господин Ильба всего этого не заметил, оглядывая свой торс и любуясь обновкой.
- Ах ты сорванец, - вдруг ласково заулыбался он, подмигивая наследнику. - И ведь спрятал же от меня, хорошенько спрятал! Думал, я до своего рибадьяна не найду? Ладно, чего уж там, спасибо, принимаю дар заранее! Иди-ка сюда. - И он добродушно раскрыл объятия.
Угрожающе толкнув разгневанного Калимака в бок, Маура тоже широко улыбнулся старику, позволив крепко обнять и расцеловать себя в обе щеки.
- Потом расскажешь подробно, где и как покупал, - шутливо потрепал его за нос Ильба. - Но не сейчас, мне уже идти пора. Не хулиганьте, лоботрясы, - приказал он нам напоследок, выходя за дверь и весело насвистывая.
Мы еще несколько мгновений ошалело стояли посреди комнаты.
- Это как вообще? - наконец снова обрел дар речи Калимак. - Это куда годится?! Ты же заберешь у него обратно, Мау? Как только вернется, скажи и забери! Мне же завтра вручать надо!
- Ты видел его лицо, Каль? - растроганно повернулся к нему Маура. - Ты правда готов лишить его этой радости? У него же действительно скоро рибадьян.
- Его рибадьян еще через месяц! - заорал Калимак. - А у моего бати - завтра!
- Ну прости, Каль, - от души покаялся провинившийся. - Ну плохо я спрятал, да. Знаешь, что? Мы сейчас пойдем на рынок, и купишь своему отцу подарок ничуть не хуже этого! Я все оплачу.
- Я такого подарка больше не найду, - хмуро бросил его товарищ, отворачиваясь и скрещивая руки на груди.
- Два подарка. Четыре, на следующий год, - попытался задобрить его Маура. - И матери своей купи что-нибудь. Погоди, я только свои сбережения из кладовки достану.
Мне не нравилось, когда хозяин так заискивал и унижался перед кем-либо, поэтому я все это время молчал, не встревая в разговор.
Наконец Калимак сменил гнев на милость.
- Только я сам все выбираю, да?
- Конечно, сам, - кивнул Маура. - Бан, ты с нами?
- Да, господин! - подал голос я, тут же забыв о своих неприятных мыслях и радуясь приглашению.
По рыночной площади мы слонялись до вечера, и, хоть подобия чудесного пояса действительно больше найти не удалось, Калимак не успокоился, пока не набрал полные узлы подарков для себя и для всех своих родичей на несколько лет вперед.
* * *
На исходе лета я шел по огромному полю вдалеке от хозяйского имения в поисках пропавшей соседской овцы. Люди видели тем утром волков вблизи от стада. За возвращение животного владельцем предлагалось щедрое вознаграждение, что и сподвигло господина Ильба и нескольких других хозяев снарядить своих рабов на его поимку. Хотя шансы на то, что овца была все еще жива и не съедена, были ничтожно малы, жажда наживы была очень велика.
День уже клонился к закату. Взглянув на небо, я увидел темные клубы туч, подгоняемых холодным ветром. На мне была одна легкая туника, и я съежился от резких порывов ветра, оглядываясь в поисках укрытия. Но вокруг было только поле, с дрожащими и гнущимися колосьями, и я не обнаружил даже стога сена, в котором можно было бы переждать грозу. Решив все-таки вернуться, несмотря на наказ господина Лабинги искать до победного конца, я вдруг понял, что от страха забыл обратный путь - справа виднелась лишь потемневшая кромка горизонта, слева вдалеке качались верхушки сосен, и я не знал, куда мне свернуть, чтобы попасть на дорогу, ведущую к деревне.
Ветер подул еще сильнее, колосья совсем пригнулись к земле, и я стал судорожно размышлять о том, что все наверняка разбежались по домам, никто не знает, что я именно здесь, включая хозяина, и поэтому добираться придется самому и наугад. Слезы навернулись на глаза, как всегда в трудных ситуациях, и я уже готов был дать им волю, как тут услышал сквозь шум ветра едва различимый голос, зовущий меня:
- Бан!
- Я здесь, хозяин! - заорал я изо всех сил, радостно бросаясь в направлении голоса.
Маура спешил ко мне, наклоняясь против ветра и удерживая под подбородком теплую накидку, покрывавшую его голову и плечи. Несколько рыжих завитков, выбившихся из под тяжелой ткани, подлетали на светлом лбу в такт движению.
Добежав до меня, он резко распахнул накидку, оборачивая ее вокруг нас обоих.
- Как вы меня нашли? - изумился я.
- По следу, - невозмутимо ответил он. - Ты что, не знал? Я знаменитый следопыт.
Я облегченно рассмеялся.
- Овцу, кстати, нашли после полудня, - продолжил хозяин. - Вернее, то, что от нее осталось. Лепа́с буквально споткнулся об обглоданные кости, и сдуру отнес их господину Фенги. Ух и крик стоял! Вознаграждения он, естественно, не получил, а вот хворостиной огрели.
Как бы мне ни было жалко бедное животное и незадачливого соседского мальчишку, я вновь не смог сдержать веселья, и мы с хозяином в унисон захохотали.
- Ладно, бежим давай, - скомандовал он. - А то щас как ливанет.
Его слова ознаменовались раскатом грома, и на нас хлынуло, как из ведра. Мы понеслись в направлении деревни под мощными струями. Хозяин крепко прижимал меня к себе одной рукой, чтобы накидка плотно покрывала мои плечи, и я ощущал теплоту его тела, с примесью аромата смолы и хвои, и еще чего-то такого приятного и незнакомого. Это был один из тех редких случаев, когда он прикасался ко мне, и я был настолько близко, чтобы слышать его горячее дыхание и даже быстрый стук сердца в груди.
Мы были уже у края деревни, когда прямо перед нами вдруг ударила молния, расколов тонкий ствол молодого вяза. Вскрикнув от страха, я отпрянул назад.
- Не бойся, - Маура наклонился ко мне, и его мокрые пряди, пахнущие дождем, на мгновение коснулись моей щеки. Я повернул голову, и мое лицо оказалось прямо напротив его. Его глаза были одновременно добрыми и суровыми, знакомыми и чужими. Их взгляд был на редкость пронизывающим, словно смотрящим прямо в душу, и даже на таком небольшом расстоянии я не мог толком понять, какого они цвета - в них словно чередовались темные и светлые оттенки серого, образуя странный узор радужки, а из-за их узости бо́льших подробностей было не разглядеть.
Капли дождя стекали по его высоким выступающим скулам, падали на чуть приоткрытые полные губы. Мгновение растянулось, и мне не хотелось отрывать взгляд от этого лица. Маура смотрел на меня без особого выражения, словно изучая мои ощущения, и я вдруг почувствовал, что краснею. Он выпрямился.
- Пойдем. И так уже до нитки промокли.
Мы быстро пробежали остаток пути под дождем, и хозяин повел меня прямиком в дом.
В имении Лабин-нег было, как всегда, хорошо и уютно; господин Ильба уже крепко спал в задней комнате, а мой отец по обыкновению скрывался от грозы в нашей каморке, греясь у горшка с углями. Маура быстро и ловко набросал хвороста в очаг и высек огонь. Мне редко удавалось так ударить по кремню, чтоб хотя бы выскочили искры, ему же это не составляло никакого труда - один резкий взмах, и хворост уже весело трещал, а тепло расползалось по комнате приятными волнами. Он принес несколько одеял, приказывая мне снять мокрую одежду. Затем обернул меня теплой шерстяной тканью, и сам скинул пропитанную водой рубаху, оставшись в одних светлых штанах, подпоясанных веревкой. Развязав тесемки, державшие сапоги, он положил их сушиться поближе к огню.
- Ты что, весь день эту овцу выслеживал? - поинтересовался он. - У тебя хоть еда с собой была?
- Не было, - пожал плечами я. - Господин Ильба хотел, чтобы я первым ее нашел, и торопил выйти...
Ни слова больше не говоря, Маура разогрел в очаге на тонком каменном подносе тушеную говядину с морковью, положил нам обоим по полной тарелке, и вдобавок выставил на стол корзинку с хлебом, горшочек с диким медом и душистые красные яблоки, завернутые в полотенце.
Только уловив аромат мяса, я понял, как жутко проголодался, и, присев к столу в одном лишь одеяле, с благодарностью вгрызся в сочный кусок.
Тем временем хозяин, выйдя за порог, громко позвал:
Я не смел и предложить позвать моего отца тоже поужинать в доме, решив сам отнести ему угощение, и обрадовался, когда он показался из каморки, присоединяясь к нам; Маура же тем временем наполнил еще одну тарелку.
- Спасибо, спасибо, хозяин, - отец с аппетитом набросился на еду. - Дай вам небеса здоровья!
* * *
Очередной визит Калимака и Разанула пришелся на конец лета следующего года. Мы сидели вчетвером на солнечной опушке, чистили собранные лесные орехи, раскалывая их скорлупу рукояткой ножа, и с наслаждением уплетали хлеб с медом, отодвинувшись подальше от пчел, монотонно жужжащих над цветами клевера.
- Я тебе кое-что привез. Вот, - Калимак великодушно протянул моему хозяину какой-то странный, величиной с ладонь, плоский камень с неровной поверхностью, сплошь в мелких дырочках и щербинках. - Отец давеча на рынке приобрел, и я у него взял парочку.
- Это что? - Маура подозрительно прищурился.
- Специальные пористые камни, бороду оттирать, - пояснил его товарищ. - Только надо сначала рожу распарить да мыльной настойкой обработать, чтоб не такая красная потом была. Я вот пробовал уже, потрогай.
Маура провел ладонью по его щекам и подбородку, на которых действительно еще заметно было покраснение после этого нового способа удаления волос.
- Ну да, довольно гладко.
- Вот видишь, хорошая вещь. Только батя сам обросший так и ходит, лень ему возиться. Но парни сейчас вовсю от бород избавляются, с тех пор, как с востока кто-то эти штуки привозить начал, ими и порезаться нельзя. Там, говорят, обычай такой пошел, что уже почти никто густые бороды не носит... Кстати, все спросить забываю, а чем ты до сих пор пользовался? Лезвием же так гладко не выходит, - в поисках щетины он ощупал подбородок сидящего перед ним.
- Ничем.
- То есть как? Ты же старше меня, а у меня еще с осени поросль пошла, - удивленно произнес Калимак.
- А у меня - нет, - пожал плечами мой хозяин.
- И у меня нет, - с готовностью вставил я.
- Да ты вообще молчи, - одернул меня Брандугамба. - Еще молоко на губах не обсохло.
- А ты, значит, такой у нас взрослый и важный стал, - с вызовом сказал Маура, одновременно успокаивающе обнимая рукой мои плечи.
- А ты у нас баба! - поддразнил Калимак. - Деток малых защищаешь, и борода не растет!
Он шутливо похлопал его по щекам, на что мой хозяин ловко скрутил его руки и повалил на траву, усевшись на него верхом.
- Тогда завтра вся деревня будет знать, что силач Калимак был поколочен бабой, - невозмутимо сказал он, пока лежащий под ним безуспешно пытался вырваться. - А Разаль и в Зарак весточку донесет, правда, Раз?
- Вот это твою славу подмочит! - захохотал подросток, везде хвостом ходивший за своим старшим товарищем.
- Ну ты предатель, я от тебя не ожидал, - погрозил ему кулаком Калимак, отплевываясь от попавшей в рот травинки.
- А че ты меня в детстве в кладовке запирал и гнилыми яблоками с крыши закидывал? - припомнил Разанул былые обиды. - Вот и получай теперь по заслугам!
- Да будешь ты Калимак, Бабой Битый, - нарек Маура, вовремя уворачиваясь, когда лежащий исхитрился и высвободил одну ногу для пинка.
- Ха-ха! Калимак, Бабой Битый! - в восторге завопил Разанул, тоже набрасываясь на друга и больно втирая ему кудри в макушку.
- Свиньи вы недорезанные! - отбивался Калимак. - Двое на одного!
- Да, нечестно получается, - Маура наконец освободил свою жертву.
- Щас ты у меня нехило получишь, - решив больше не связываться с заведомо более сильным соперником, Калимак погнался за Разанулом, уже с громким смехом улепетывающем от него в чащу.
- Возьми, через год-другой пригодится, - Маура передал мне плоский удалитель волос. - А я у Кали всегда попросить смогу.
___________________________
1 Подобие календаря той эпохи рассчитывалось согласно новолунию - помесячно, а не подневно, поэтому обычай ежегодного празднования рождения человека совершался в любой удобный день 'его' месяца, и назывался на деревенском наречии 'рибадья́н' - досл. 'радостный месяц'; так же звался и сам 'именинник' в этот период.