Starrynightwonder : другие произведения.

Эпилог - Пыль, песок, прах

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

  На следующий год природа все так же цвела и полыхала бурной жизнью, а Ками родила второго ребенка - на этот раз мальчика, темноглазого и темноволосого, при взгляде на которого можно было поверить, что он мой сын. Уже не было того, кто уполномочен был дать ему имя, и я сделал это сам. Мне очень хотелось назвать новорожденного в честь хозяина, но внешний контраст был слишком велик, и это казалось мне издевкой и непозволительной дерзостью; поэтому, найдя немного похожее имя, я назвал его Ма́та.
  
  
  В середине осени один из подчиненных Эль-Ронта неожиданно доставил мне сверток из плотной ткани, перевязанный бечевкой. Там были детские игрушки, чрезвычайно искусно вырезанные из темного дерева, и изящное золотое украшение для моей жены в форме крупных изогнутых чешуек. У нас в деревне не смогли бы смастерить ничего подобного, и я не сразу решился отдать ей ее подарок, из страха, что за такое ожерелье ее прирежут где-нибудь под забором. В конце концов я строго-настрого приказал ей скрывать его под одеждой, либо носить только дома.
  Для меня была прислана теплая накидка из тонкой шерсти, от которой исходил едва ощутимый аромат лаванды и мяты. Мне вспомнилось, как хозяин любил запах мяты, как аккуратно собирал листья и засушивал их на зиму, раскладывая по мешочкам.
  Между складок накидки было еще что-то вложено. Не веря своим глазам, я вынул портрет, нарисованный не на коже, а на гладкой светлой деревянной пластинке какими-то неведомыми сероватыми чернилами, удерживающимися на такой поверхности.
  Лицо моего хозяина на портрете было усталым и сильно осунувшимся, таким, каким я видел его в последние месяцы. И я вдруг понял, что рисовал его сам правитель - в тот день на палубе корабля, идущего на Сейю.
  Машинально повертев пластинку в руках, я заметил выведенное на обратной стороне всего одно слово - но не тем сложным, схематическим шрифтом чужаков, а нашими простыми картинками-символами, принятыми у торговцев. С трудом вспомнив примитивный алфавит, которому когда-то пытался научить меня Маура, я прочитал начертанные знаки, напоминающие голову птицы с клювом и стебель с цветком:
  'Жизнь'.
  
  
  С тех пор каждый год приходили посылки с гостинцами для всей моей семьи; и я внутренне каждый раз горячо благодарил правителя за память и за щедрость, хотя не рассчитывал, что он меня услышит, и сильно жалел о том, что так и не научился как следует читать и писать, чтобы ответить ему письменным посланием.
  Передавать обратно какие-либо подарки было неловко и не по чину, но я все же со стыдом протягивал посыльному чужаку узелок с горшочком меда, лесными орехами и сушеными ягодами, зная, что остальное может испортиться в пути.
  В одной из доставленных мне посылок я обнаружил предмет, отдельно завернутый в мягкую светлую ткань. Развернув ее, я вынул маленький серебристый цилиндр. Как только он очутился у меня в пальцах, я вдруг почувствовал знакомое тепло, будто исходящее откуда-то из недр прохладного металла. Вместе с окатившей меня теплой волной энергии перед внутренним взором ясно возник образ улыбающегося Аргона, его приветливое и родное серо-коричневатое лицо. Я молча плакал от переполняющих меня чувств, сжимая подарок в ладони.
  
  
  Все годы, пока тело мое оставалось сильным, я продолжал работать в поле, поддерживал порядок в имении, был занят повседневными хлопотами.
  У нас с Ками рождались еще дети, и со временем я перестал слушать соседские сплетни и беспокоиться о том, на кого они были похожи, и насколько те самые 'лучи смерти', прервавшие жизнь моего хозяина, оставили отпечаток и на мне. В какой-то мере мне было все равно.
  В доме уже никогда не бывало тишины. Крики малюток перекрывали пение птиц на заре; но это являлось облегчением, потому что они заглушали также и мои мысли.
  Мы с женой делили кров и заботу о малышах, и я был благодарен этой простодушной женщине за ее терпение и покладистость - жизнь со мной, теперь замкнутым и угрюмым, не могла не тяготить ее. Все же она не жаловалась и не роптала на свою горькую долю. Беседовали мы с нею только о бытовых делах - о новом урожае, о приобретении теплых вещей на зиму, о том, что опять прохудилась крыша - и этого было достаточно.
  Ведь я должен был молчать обо всем, что видел. Я должен был молчать. Сначала по приказу, потом по привычке; потом из-за того, что уже не мог найти в себе силы, чтобы заговорить об этом - да меня никто и не расспрашивал.
  В моем сердце холодная жилка вины трепетала постоянно, и призраки пережитых кошмаров погружали меня в бездну тоски и одиночества. Как мог я быть так слеп, что вплоть до последнего не замечал признаков нездоровья хозяина? Как мог я, после всего пути, пройденного с ним, не заметить и его душевных страданий? Мог ли я в эти месяцы, пока он еще находился в Сузатт, хоть чем-то помочь, что-то изменить? Быть может, именно его одиночество, угнетенное состояние, его уверенность в собственной огромной вине, и в том, что он никому по-настоящему не нужен, что он не принадлежит ни к одному из миров, ни к нашему, ни к чужому... Быть может, все это, среди прочего, так быстро подстегнуло его болезнь.
  
  
  Когда я время от времени виделся с Гатан и Сидой, навещая их на окраине маленькой деревеньки Лака́т, где они жили, или принимая у себя в имении, я тщетно искал среди их многочисленных подросших детей хоть одного с волосами цвета темной меди, или с чертами лица, не слишком похожими на наши. Но ни один из кудрявых, толстощеких и темноглазых карапузов, как и ни одна из простолицых грузных девчонок не всколыхнули во мне надежды. Сами сестры горько плакали, когда узнали от меня о смерти нашего отца, и когда я сказал им, что хозяина тоже больше нет, объяснив только, что он погиб на чужбине от рук врагов, и что его нельзя было спасти.
  
  
  Калимак наконец взял себе жену, очень красивую девушку по имени Роя́на, с длинными волнистыми каштановыми волосами и светло-зелеными глазами. Он получил долгожданные владения и изредка приезжал повидаться - иногда с женой и новорожденным сыном, иногда в компании Разанула, из нескладного долговязого подростка превратившегося в статного широкоплечего парня, чьи густые золотисто-русые волосы, чувственные губы и румяные щеки заставляли биться сердца всех окрестных девок. Впоследствии и Разанул стал главой семейства, и его первенец тоже был мальчик.
  Когда, прибыв в очередной раз, Калимак не застал меня дома и узнал, что я ушел к пристани, то тоже направился туда.
  'Море... до самого горизонта. На него можно смотреть вечно...'
  Стоя у самой кромки, я наблюдал за накатывающим прибоем. Время от времени неведомая сила влекла меня к берегу, и тогда я подчинялся ей и мог часами, не отрываясь, смотреть на волны, ничего при этом не чувствуя и ни о чем не размышляя.
  Поэтому я не сразу понял, кто тянет меня за руку, пытаясь оттащить от воды. А Калимак упорно заставлял меня отойти, повторяя при этом: 'Идем. Ну идем же, чего ты здесь застрял! Твоя женка волнуется уже'.
  Я не мог поверить, что ему было до этого дело, как и не мог понять, зачем он вообще наведывается к недостойному рабу, над которым всегда любил поиздеваться. Но он, скорее всего, лишь выполнял свой долг перед старым другом, присматривая за мной.
  - Вы свободны, господин, - ответил я, поняв это. - Я сам о себе позабочусь.
  Он не стал оспаривать мои слова, только хмыкнув и молча стоя рядом.
  Много раз я пытался понять, почему Маура дружил с этим напыщенным, наглым, эгоистичным и невежественным мужиком. Может, потому, что под покровом грубости и греха таилось ранимое, щедрое сердце.
  
  
  
  * * *
  
  Эль-Нор из милой малышки выросла в плотно сбитую и не слишком изящную круглолицую деваху, фигурой точь-в-точь в свою мать. Ухажеры вились вокруг нее, как пчелы у сочащегося нектаром цветка, изнывая от подростковой похоти. Тряся копной светлых кудрей, она громко хохотала в ответ на их заигрывания и пощипывания, широко распахивала васильковые глаза, и я гадал, успею ли пристроить ее в услужение и выдать замуж до того, как она повторит подвиг матери, начав округляться в области живота.
  Подрастали и остальные дети, коих после Эль-Нор и Мата у нас народилось еще семеро, четыре мальчика и три девочки. Последние две, близняшки, родились слабыми, и умерли в младенчестве в морозную зиму. Хотя такие смерти были обычным делом в деревне, Ками долго истошно рыдала над ними, заламывая руки, и мое сердце сжималось от боли, когда я разбивал лопатой ледяную корку и докапывался до мерзлой земли под пригорком недалеко от имения, чтобы опустить в вырытую яму крохотные бездыханные тельца. Для меня это был еще один очередной удар судьбы, вдобавок ко всем предыдущим; для жены же, по всей видимости, первый.
  
  
  В деревне меня уже давно за глаза прозвали 'этот двинутый старик', о чем поведали мне Шалина́т и Ме́накар, два моих подросших сына, которые еще жили со мной и Ками в имении. Хотя мне едва перевалило за сорок, я не удивлялся такому прозвищу; как, впрочем, и первой его части. Как еще можно было назвать рассеянного мрачного нелюдима с трясущимися руками, резко вздрагивающего от любого оклика? Как еще можно было назвать того, кто намертво застрял в прошлом, не в силах выпутаться из его сетей и начать новую жизнь?
  Наш человеческий век был короток, работа тяжела, и дряхлость уже маячила за спиной. Все чаще я беспричинно злился на Ками, придирался к ней по мелочам, а иногда, крепко выпив, полностью лишался рассудка.
  - Вчера мясо до углей сгорело, сегодня похлебка пересолена так, что поперек горла встает! Только и знаешь, что по деревне шляться! Неужто до сих пор спрос на твои мощи есть? - накинулся я на нее в один из вечеров, придя домой глубокой теменью и шатающейся походкой едва вписываясь в дверной проем.
  В ужасе Ками замотала головой, уже видя, чего от меня ожидать.
  - Будто я не знаю, что с любым мужиком заваливалась, стоит поманить! Ты мне надоела, поганая баба! - орал я, брызгая слюной. Вконец потеряв себя от гнева, я схватил кочергу и безжалостно стал бить ее, куда придется.
  Вскрикивая от боли, она упала и отползла, пытаясь укрыться под столом.
  Я видел перед собой уродливую, толстую, беззубую старуху в грязном сером платке над спутанной паклей наполовину седых курчавых волос, пропахших кислым молоком. Она боязливо съежилась на полу, сморщенными руками прикрывая лицо. А глаза были те же - круглые, темные, настороженные; только давно уже не такие ясные, и окруженные сеточкой морщин. Зрелище вызвало во мне лишь еще бо́льшую ярость и брезгливость, и я вновь замахнулся.
  'Посмотри на себя!', - вдруг промелькнуло в моей голове. 'На кого похож ты сам, обезумевший, жирный, немытый тупой боров, напавший на беззащитную женщину. Видел бы тебя сейчас твой хозяин...'.
  Рука моя задрожала и опустилась, затмение спало, и я, отшвырнув кочергу в угол, выбежал из дома.
  Когда я превратился в чудовище? Я, раньше отказывающийся даже убить кролика на охоте или перерезать голову пойманному в реке окуню; я, пускавший слезу при виде любого насилия?
  Что-то сломалось во мне, исказилось безвозвратно. Та часть меня, радостная и юная, была уже недоступна. Я бил свою жену, вымещая на ней всю ненависть к самому себе из-за своих ошибок, и безысходности одиночества, и тягости воспоминаний. Но это не могло быть оправданием. Оправдания мне не было.
  
  
  В один из вечеров, когда я по обыкновению вышел из имения с ведром помоев, чтобы вылить их в ближайший овражек, из-за деревьев вдруг показался незнакомый молодой черноволосый чужак, направляясь прямо ко мне. Вокруг не было никого из деревенских жителей, но я почему-то совсем не испугался.
  - Сообщение от твоего друга Аргона, - начал он сходу без приветствия, остановившись напротив меня. - 'Здравствуй, Баназир. Я буду в ваших краях на другой день после начала новолуния. Если захочешь пообщаться, встречай меня на пристани, где был корабль, около полудня.' Конец сообщения.
  Я ошеломленно смотрел на него, ибо те фразы, которые говорились от первого лица, были переданы голосом самого Аргона, с абсолютной точностью тембра и произношения.
  - Спасибо... спасибо вам большое, - замешкался я. - Вам что-нибудь обратно передать надо?
  - Дое. Та ифт 1, - ответил он уже на их наречии, и, коротко кивнув мне на прощание, быстрыми шагами удалился к роще.
  С удивлением я понял, что он вовсе не знал нашего языка; сообщение от Аргона было заучено на слух исключительно для доставки его мне.
  Конечно же, в указанный срок я нетерпеливо собрался в путь, еще до рассвета покинув имение, и предупредив Ками о том, куда направляюсь.
  
  
  Наскоро привязав лошадь у последних имеющихся на пути деревьев, я поспешил дальше пешком, надеясь, что не опоздал на встречу.
  Еще издали я приметил сидящую на камне ко мне спиной высокую худую фигуру с чуть сгорбленными плечами, и сердце радостно екнуло.
  Сидящий обернулся до того, как я успел окликнуть его.
  - Баназир! - искренне обрадовался он, быстро вставая и крепко обнимая меня, как только я подбежал к нему.
  - Господин Аргон!
  - Я тебе не господин, - строго пожурил он, но уголки его губ тут же расползлись в широкой улыбке. - Как тебе понравилось мое сообщение? Я специально попросил Эль-Дона перенять мой голос.
  - Это... это было поразительно, - восхищенно произнес я. - Я не ожидал, что вы ради меня будете так стараться...
  - А зря, - продолжил он полусерьезно.
  - Как же хорошо, что вы приехали! - все не мог поверить я своему счастью.
  - Я много раз собирался, но дела так и не позволяли, - объяснил он с сожалением. - Чем больше ответственности, тем меньше свободы.
  На лице странника прибавилось морщин и походка его была уже не такой легкой, но в первую очередь мне бросилось в глаза не это. Его прямые черные пряди теперь чередовались со светло-серебристыми; да так ровно и симметрично, что я сперва даже подумал, что он специально покрасил волосы в такой красивый полосатый узор, помня давние слова о том, что ни чужаки, ни серколлир не седеют.
  - Видимо, насчет себя я немного ошибся, - снова улыбнулся он, проследив за моим взглядом. - Теперь я еще сильнее привлекаю внимание.
  Я весело рассмеялся в ответ.
  - Спасибо вам за этот ваш подарок! - вспомнил я, вынимая из-за пояса присланный им цилиндр, который часто носил с собой. - Я его очень берегу.
  - Давай я его немного пополню, чтобы еще надолго хватило, - предложил он.
  Отдав ему предмет, я, затаив дыхание, наблюдал, как он сомкнул над ним свои длинные пальцы и сосредоточенно прикрыл глаза. Подержав его некоторое время, он вернул подарок мне, и я вновь окунулся в согревающие невидимые волны.
  - Вы... самый настоящий волшебник, - проговорил я.
  - Не более, чем любой из живущих, - добродушно усмехнувшись, покачал головой он.
  Он присел на камень, жестом приглашая меня сесть рядом, и доставая из сумки плетеный коробок с ароматным румяным печеньем.
  - Угощайся.
  - Благодарю вас! - С наслаждением я откусил от вкусного лакомства. - Быть может, вы зайдете ко мне в гости? - осмелился пригласить я. - Там все-таки удобнее, чем на голых камнях сидеть...
  - На обратном пути - обязательно, - кивнул Аргон. - Я хотел навестить тебя до отплытия, но не рассчитал времени, и теперь уже опаздываю на корабль. Они должны вот-вот прибыть.
  - Вы плывете на Сейю? - удивленно спросил я.
  - Да. К Эль-Орину.
  - О, он пригласил вас погостить?
  - Попрощаться. Он умирает.
  Я даже не ожидал, что эта новость настолько сильно меня огорчит.
  - От чего?..
  - От старости, - просто ответил Аргон. - К кому-то раньше, к кому-то позже, но она приходит ко всем. Он рад, что дождался относительно мирных времен. И я тоже. Мы достигли очень многого, благодаря твоему хозяину. И тебе, разумеется.
  - Что вы!.. - смутился я. - Я ведь ничего не сделал... Наоборот, все испортил.
  - Это совершенно не так. Но за что бы ты себя ни корил, оно осталось в прошлом. Постарайся простить себя. Знаю, легче это сказать, чем сделать, но все же. Иначе жить с грузом вины невыносимо.
  - Да, - согласился я с грустью.
  - Расскажи лучше, как ты живешь, - сменил он тему. - Эль-Ронт говорил, что у тебя есть семья.
  - Да, жена и семеро детей, - ответил я, не вдаваясь в подробности. - Они почти все уже выросли и работают в окрестных имениях, только двое сыновей еще с нами остались.
  - Это прекрасно, - улыбнулся он. - Я очень рад за тебя.
  - А вы... женились на Эль-Гирд? - нерешительно поинтересовался я, не сумев сдержать любопытства.
  Он взглянул на меня с нескрываемым удивлением:
  - Откуда ты про нее знаешь?
  - От... от Эль-Ронта, - пробормотал я неловко.
  - Он рассказал тебе?
  - Он мне на прощание оставил... какие-то картинки в голове. Много лет назад, когда приезжал в Сузатт... Я не знаю, как... Но как будто я сам все это видел. Он на острове читал моему хозяину письмо... от вас.
  - Конечно, я помню то письмо... - кивнул Аргон, поняв, о чем я говорю. - Ме́рт-а-лин 2. Требуется предельный контроль и аккуратность, чтобы передать только нужную часть информации без вреда, да и полная открытость со стороны принимающего. Такие воспоминания не тускнеют. Это щедрый подарок.
  - Очень щедрый, - растроганно согласился я, чувствуя, как на глаза вновь наворачиваются слезы.
  - Да, я женился на Эль-Гирд, - вернулся Аргон к моему вопросу, тепло улыбнувшись. - Мы до сих пор вместе.
  - Вы счастливы? - вырвалось у меня.
  - Я не уверен, что понимаю значение этого слова, - задумчиво откликнулся он. - У меня та жизнь, к которой я стремился и которой заслуживаю. Рядом надежный человек, нам легко друг с другом, и есть общее дело. Да, пожалуй. А ты?
  - У меня есть все, о чем я мог мечтать, - уверенно сказал я.
  Я точно знал, что для меня означает счастье. И что означает его отсутствие. В мыслях сами собой подобрались слова, гораздо более правдиво описывающие мое состояние. 'Я потерян'.
  Аргон медленно повернулся ко мне и пристально посмотрел прямо в глаза.
  - Иногда я думаю, что мы слишком многое видели, чтобы обрести покой, - вдруг произнес он усталым голосом. - Иногда я думаю, что слишком долго живу.
  - Не говорите так!.. - горестно замотал головой я.
  - Не буду.
  Мы сидели рядом и вместе смотрели на волны, слушая шум прибоя.
  - Вы давно виделись с господином Эль-Ронтом?
  Взгляд Аргона затуманился.
  - Последний раз мы виделись полгода назад.
  - Последний? - с тревогой переспросил я, опять ощутив щемящую тоску под ложечкой.
  - О, нет, я очень надеюсь, что еще не последний, - вовремя утешил он меня. - Но его все чаще беспокоит сердце, он слаб и уже не может отправляться в дальние поездки. Он хотел присоединиться ко мне, чтобы лицом к лицу проститься с Эль-Орином, но сыновья уговорили его остаться. Эль-Регир уже взял на себя большинство обязанностей по управлению. А Эль-Эдан закончил учебу и стал отличным лекарем, который так же никому не отказывает в помощи.
  - И вы ничего не можете сделать для правителя? - все же спросил я, хотя заранее предчувствовал ответ.
  - Разве что пересадить другое сердце. Но в его ослабленном состоянии шансы на успешную операцию крайне малы; и в лучшем случае, как он говорит, это даст ему еще с десяток лет. Он совершенно спокоен насчет того, чтобы все шло своим чередом; хотя, конечно, все, кто его знает, не разделяют его мнения. Это будет еще одна невосполнимая потеря.
  Он сказал 'еще одна', и его слова отозвались резкой болью.
  - Я бы тоже хотел новое сердце... - сказал я непроизвольно.
  - Тебя оно беспокоит? - озабоченно повернулся ко мне Аргон.
  - Оно... слишком сильно болит, - вновь смутившись, пробормотал я.
  Странник понял, что я имел в виду.
  - Боюсь, это мы так или иначе вылечить не можем. - Он вздохнул, приобняв меня за плечи. - Я был очень зол на Маура тогда, - вспомнил он. - Из-за того, что он решил ничего мне не сообщать. Хотя я прекрасно понимал, что сделал он это ради меня. А ведь я через какое-то время после вашего отъезда почувствовал, что с ним что-то не так. Но до последнего надеялся, что ошибаюсь.
  - Я тоже... злился на него, - впервые смог я четко озвучить то, в чем не смел себе признаться. - За то, что он... ушел.
  - Да. Тяжелее всего тем, кто остается, - сжал линию губ странник. - И боль от раза к разу не слабеет. Но, тем не менее, это круговорот жизни. Знаешь, Баназир, я завидую вашему дару.
  - Какому дару? - удивленно переспросил я.
  - Дару полного забвения. Тому, ради чего все и затевалось. Не знаю, рассказывал ли тебе кто-либо об этом... О нашей памяти прошлых времен. Но твое счастье в том, что ты живешь только здесь и сейчас, и груз твоей печали, скорее всего, не последует за тобой дальше.
  - Дальше... куда?
  - Сюда же. - Аргон обвел взглядом прибрежные волны и скалистые откосы. - Снова и снова. Это твой дом.
  В голове вновь всплыли слова Эль-Ронта, когда он и Маура говорили на Сейе об их доме. Об их памяти...
  - А Эль-Калад все-таки казнили? - осмелился спросить я, вдруг подумав о судьбе правительницы Риммата. Я не желал целенаправленно смерти ни ей, ни ее ребенку, хоть она и оказалась убийцей и предательницей, и пыталась соблазнить и обмануть моего хозяина. Мне лишь хотелось, чтобы хоть что-то из произошедшего было справедливым и имело смысл.
  - По просьбе Эль-Ронта суд все же принял решение ее пощадить, и после ее клятвы о прекращении мести ее через пятнадцать лет выпустили из заключения. Это был первый такой случай.
  - Значит, она жива?! - спросил я со смешанными чувствами.
  - Нет, - снова огорошил меня Аргон. - Вскоре после этого она сама попросила о смертной казни.
  - Но... почему? - не понял я. - Она же была свободна?
  - Ее вынуждены были разлучить с сыном пожизненно, как только он родился, чтобы предотвратить любое возможное повторение войны. Один из узнавших его сказал, что это тот самый, кто звался Эль-Атаром, то есть отец Эль-Элама. Нынешний Эль-Атал не должен был видеть глаза Эль-Калад, чтобы не узнать ее, на случай, если они тоже встречали друг друга прежде. В таком случае они почти наверняка создали бы новый план воссоединения всей группы и дальнейшей мести.
  К своему огромному изумлению я осознал, что сказанное им уже не шокирует меня так, как в былые времена; более того, отчасти я это даже понял.
  - Так а кто же теперь правит в Риммате? - поинтересовался я после недолгих размышлений.
  - Новым таром назначили Эль-Трала, отца Эль-Гола, за то, что он тогда помог нам бежать и тем самым способствовал выполнению плана.
  - Разве так можно? - удивился я. - Он же всего лишь лодками заведовал!
  - Его прежняя должность не имеет значения. Обычно правление передается по семейной линии, но, если правитель или правительница окажутся неподходящими для выполнения своих обязанностей, линию можно сменить на любую другую, - пояснил Аргон. - Большинство проголосовало за Эль-Трала, который осознанно рисковал своей семьей и жизнью ради общего дела. К тому же, он умен, владеет собой и заинтересован в мире и порядке в своей общине. Думаю, он будет хорошим правителем. В Четвертой общине пока будет временный тар, а потом, когда Эль-Атал подрастет, его проверят на чистоту помыслов, и, если он откажется от пути разрушения, то займет эту должность по праву.
  
  
  Вдали на горизонте замаячил узкий темный корабль, с огромной скоростью скользящий по волнам в направлении берега.
  - Мне пора, - кивнул на него Аргон. - Баназир... я бы очень хотел пригласить тебя присоединиться, но правила на Сейе не изменились, и, боюсь, тебе опять могут угрожать заточением, как бы я за тебя ни ручался, - сказал он извиняющимся тоном.
  - Конечно же, господин, я все понимаю, - быстро заверил его я, покраснев от оказанной мне чести и смущенный тем, что он вообще пожелал позвать меня с собой.
  Я знал, что, если бы это было возможно, то с радостью бы согласился. Мне почему-то захотелось еще раз увидеть Эль-Орина, когда-то так пугавшего меня, и бывшего порой таким жестоким по отношению к моему хозяину. Возможно, я не до конца простил его, но давно уже ушли те бушующие негодование и ярость, которые я испытывал в первые годы. Ушли, когда я начал немного понимать его. И мне хотелось увидеть Эль-Анир, теперь уже новую правительницу Сейи, такую мудрую и проницательную, запомнившуюся мне после одного-единственного разговора, и ее миролюбивого спокойного мужа Эль-Вара. Хотелось вновь пройтись по горячему темно-желтому песку, увидеть мерцающие белые стены зданий и погулять в прохладной тенистой роще. И найти ту самую точку на берегу, где когда-то нестерпимо ярко полыхал костер, лижущий языками пламени чернильное ночное небо. Внутри с прежней силой всколыхнулись воспоминания, и губы мои дрогнули.
  - В следующий раз мы сможем поговорить подольше, - с улыбкой обнадежил меня странник. - Я пошлю тебе весточку.
  Он наклонился и обнял меня на прощание, дружески похлопав по спине.
  - Отец! - вдруг послышался тревожный возглас со стороны тропинки.
  Ко мне со всех ног неслись Ша́ли и Ме́на с оголенными топорами наперевес.
  Я не сразу понял, что происходит.
  - Прочь от него, нечисть серая! - заорал Шали, с разбега замахиваясь топором на Аргона.
  Реакции чужаков на атаку были мгновенны. До того, как я успел произнести хоть слово, Аргон вздернул руку, и мой сын резко отлетел в сторону, а топор выпал из его руки, со звоном ударившись о камень. В ответ на это с громким рычанием на странника набросился Мена. Аргон молниеносно увернулся из-под удара, раз, другой, приседая и отпрыгивая так, что глазу было почти не уследить за его движениями.
  - Стой! - в ужасе закричал я сыну, обретя дар речи и пытаясь схватить его сзади за локоть. - Не трогай его! Он мой друг! Стой!!!
  Я не заметил, что Шали за моей спиной уже снова поднялся на ноги, улучив момент, когда цель была прямо перед ним. Его тяжелый топор, метко брошенный им с короткого расстояния, со всей силы вонзился в грудь Аргона. На серую тонкую рубашку брызнули темно-вишневые струйки крови, и странник рухнул на землю.
  У меня помутилось в глазах и к горлу резко подкатила тошнота. На коленях я подполз к упавшему, то хватая его за руки, то пытаясь прижать к его ране край своей туники. Выдернуть топор я не решался, боясь сделать еще хуже.
  Лежащий захрипел, пытаясь что-то сказать, и кровь полилась из его рта, стекая на прибрежный песок.
  Но тут в моей голове сами собой возникли слова.
  'Не... твоя... вина'.
  Еще одно мгновение на меня пронзительно смотрели светло-серебристые глаза; затем взгляд их расфокусировался и искры резко потухли.
  Оба моих сына силились оторвать меня от него и увести прочь, словно для них это был не умирающий на их глазах и от их же рук человек, а некая досадная помеха, которую они успешно устранили.
  - Пошли отсюда, отец! Эти черти тебя в свои сети не заманят! Освободили мы тебя от них!
  Не оборачиваясь, я завыл так дико, что они в испуге отпрянули.
  Тут со стороны воды, словно в унисон с моим отчаянием, зазвучал тот самый боевой крик чужаков на невыносимой высочайшей ноте. Клич, которым они отпугивали дикарей. Клич, которым они отпугивали нас.
  С уже причалившего корабля сошло пятеро мужчин, вооруженных блестящими стержневыми пистолетами. Но они не стреляли. Они лишь хором издавали звук.
  На пике звуковой волны мои сыновья не выдержали и, зажав уши, побежали, спотыкаясь и чуть не падая, обратно к деревне; их лошади, обезумевшие от страха, ускакали еще раньше.
  А я остался, упав возле Аргона и вцепившись в него, хотя, казалось, голову мою вот-вот разорвет на части.
  Меня не сразу смогли оттащить и подбежавшие чужаки. А я не сразу осознал, что все еще вою, не переставая, и что из левого уха горячей струйкой течет кровь.
  Я готов был к тому, что они схватят и убьют меня, приняв за одного из атакующих. Однако меня не тронули, а Аргона на носилках быстро унесли на корабль.
  - Пожалуйста! - выкрикнул я, с трудом поднимаясь на ноги и бросаясь вдогонку последнему чужаку, на миг задержавшемуся у сходен. - Возьмите меня с собой!
  Он резко обернулся, прошив меня взглядом холодных глаз.
  - Твои сородичи напали на одного из нас без причины. Это означает войну. Он успел попросить за тебя в последнюю минуту, иначе ты был бы уже мертв. Уходи.
  - Я не такой, как они! - умоляюще прошептал я, хотя во мне горел стыд оттого, что я отрекаюсь от собственных детей. - Я его друг...
  Только сказав это, я понял, как, должно быть, разгневал стоящего напротив.
  - Уходи, - коротко повторил он, не меняя выражения лица. - И предупреди свое племя, чтобы держались от нас подальше. Нам не нужны еще смерти.
  Развернувшись, он скрылся на корабле. Быстро поднятые сходни бесшумно задвинулись обратно в гладкий выгнутый корпус, и судно заскользило по волнам, отдаляясь от меня. Я обессиленно застыл у самой воды, пока корабль вновь не превратился на горизонте в маленькую темную точку.
  
  
  
  * * *
  
  Ками, должно быть, тайком от меня рассказывала детям и про раннюю смерть моего хозяина, и про мое плавание на остров, и про давний визит Эль-Ронта к нам в дом. Я знал, что сама она побаивалась Маура при его жизни, несмотря на его искренне доброе отношение к ней, и все мои последующие странности связывала с моей дружбой с 'чужим народом'. Они слышали это с детства. Они хотели вернуть меня к нормальной жизни в деревне, спасти мое доброе имя и их собственное.
  Их попытка меня спасти окончательно убила мой рассудок.
  Но я сам воспитал таких сыновей. Я сам ничего не сделал для того, чтобы научить их терпимости к неизведанному и непонятному; чтобы научить их миролюбию и уважению к любой форме жизни.
  В гибели Аргона, поверженного моим сыном, виновен был только я. Как и в гибели Трагальда, даже возможности хороших намерений которого я не хотел допускать. Как и в гибели Маура, который оказался в огненной камере один, и совершил роковую ошибку из-за того, что Трагальд вовремя не успел его предостеречь.
  В тот момент я чувствовал, что собственноручно разрушил до основания весь тот хрупкий мир, которого с таким трудом удалось добиться моему хозяину благодаря его посредническому дару. С новой силой на меня обрушилось всепоглощающее тяжелое горе, так давно упрятанное на самое дно души, изо всех сил забиваемое хламом повседневности.
  
  
  Внезапно я понял, что не могу вернуться домой. Дома у меня больше не было. Мои родственники стали для меня более чужими, чем те чужаки, которых я раньше так боялся.
  На миг мелькнула мысль снова добраться до Карнин-гула; но, даже если бы это и удалось мне, как я мог посмотреть в глаза Эль-Ронту после всего, что произошло?..
  Плетясь вдоль берега, я постепенно отдалялся все больше от родной деревни, пока не перестал узнавать местность. Лишь тогда, окончательно изможденный, я вновь опустился на гальку, тяжело дыша.
  Мои рано поседевшие спутанные кудри трепались на холодном ветру, морская соль щипала ноздри, в горле пересохло от жгучей жажды, а в голове разрозненные обрывки мыслей складывались в древний напев, всплывший из глубин моей памяти, теперь уже навсегда пополненной грузом инородных знаний:
  
  Дой бе́н-у шани́тсар, лáмие,
  Ма ба́ах, ан вьéта бай мье.
  Дой ка́р-у 'анýн дой а́мура',
  Касáр ма, ан кáлан а-те́... 3
  
  Сквозь густую пелену слез мне казалось, что я вновь вижу перед собой родные серые глаза с веселыми дикими огоньками. Эти глаза манили меня к себе, звали, звали...
  Я не заметил, как вошел в воду; сперва по колено, затем все глубже. Вокруг моих плеч колыхались бескрайние серые волны, и вскоре я не видел уже ничего, кроме них.
  
   _________________________
  
   1 Нет. Это всё.
   2 Намеренный телепатический перенос копии выбранной части воспоминаний (досл. 'отразить ему/ей').
   3 Не уходи в темноту, любовь моя,
   Я один, и моя вина велика.
   Не говори 'ничего не случилось',
   Я здесь, и я жду тебя...

  
  
  
  
  
* * *
  
Посвящается всем жертвам радиации от начала времен,
и всем светлым душам, сражавшимся в известных и неизвестных войнах ради будущего этой Земли.
  Вечная память.

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"