Тропинин Кирилл Сергеевич : другие произведения.

Дорога к озеру Коцит - глава 5

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


Дорога к озеру Коцит.

Глава 5. "Мне холодно, дьявол...".

  
   Надменный ветер наотмашь бил по лицу и уносился прочь, издевательски смеясь. Больше недели прошло с тех пор, как мы покинули серые земли Некрополиса. Дорога наша как всегда не отличалась изысканной вежливостью, но и особых проблем к некоторому удивлению не доставила. А несколько не слишком приятных, но вполне приемлемых встреч, после всего пережитого могли называться утренней разминкой.
   В одной из таких разминок я, несмотря на мучающие меня всю дорогу сомнения, всё же решил обнажить мои мечи, которые с недавнего времени вполне можно было окрестить мечами смерти. Между тем, повод, растревоживший меня на эту авантюру, был наибанальнейший. Нашу относительно гладко стелющуюся дорогу перешла обречённая шайка разбойников. К этому моменту Элати уже вновь была накрыта широким плащом, который я без лишних вопросов достал в одной, огнём забытой деревеньке, лежащей недалеко от нашего пути. Так что шока и излишних эмоций в действиях разбойников не наблюдалось. Их было шесть дьяволов, и они дали мне три секунды. Мне хватило.
   Мечи с радостно-предрекающим звоном покинули ножны. В меня тяжёлыми толчками влилась власть распоряжаться их жизнью и сила для того, чтобы это сделать. Я больше не видел их лиц, оружия, ярости, ужаса, боли. Я видел лишь их замершие передо мной души с тонкими нитями жизни.
   И я уже не видел своих верных клинков, вместо них в моих руках жадно рвались в бой те самые бледные тени смерти, которым пришла в голову принять благородную форму меча. И они без сожалений изменяли этой форме, то удлиняясь, то делаясь шире, но всегда они алкали смерти, и никогда кровь не оскорбляла их истинный цвет.
   Я сам не заметил, как все мои ещё даже не знакомые враги оказались мертвы. И снова в глазах ангела я нашёл страх и непонимание. Я пытался расспросить её о том, что она видела в эти кровавые минуты, но чёткого ответа так и не добился. Единственное, что она смогла сказать, - "Это был не ты, мастер". Но этого хватило, больше я не прикасался к этим проклятым огнём клинкам, но и выбросить их так и не смог. После того боя я словно постарел. Постарел не телом, но разумом, будто в нём прожгли злую дыру, стерев из памяти частицу радости и любви.
   А Коцит был всё ближе. По моим расчетам не больше десяти дней оставалось нам до достижения нашей многострадальной цели, и по выражению лица Элати сложно было сказать, рада ли она этому событию. Леди очень устала за время нашего похода. На губах её всё реже мелькала улыбка (если вообще мелькала), разговаривать она стала неохотно и предельно лаконично, в глазах поселилась обжигающая тоска. Я не знал, чем были заняты её мысли, но готов спорить с самим огнём, веселья в них было немного. И мне, увы, нечем было её утешить, да и желание это посещало меня совсем не часто. Всё же мы так и остались чужими друг другу, несмотря на все вынесенные вместе испытания. Ей оставалось одно - терпеть и с этим заданием она справлялась достойно.
  
   Местность, которую оглашали наши нескромные шаги, также вряд ли можно было счесть полезной для избытка оптимизма. В основном, это были обнажённые скалы и редкие, несмотря ни на что, плодоносящие деревья. Их крупные сладковатые плоды изрядно скрашивали наш унылый рацион.
   Однако одно из этих деревьев, с которого я как раз намеревался собрать нам обед, оказалось занято не слишком ясным для нас, с расстояния сотни метров, существом. Подойдя поближе, я поддался искреннему изумлению. По высокому раскидистому дереву ловко карабкался, сбивая спелые плоды, обычный дьявол. На нём была изодранная одежда и полное отсутствие вооружения. Зато когти у него были, как у древесного ящера, и использовал он их примерно с тем же мастерством.
   Дьявол-верхолаз, не замечая наши прилепленные к нему взгляды, продолжал своё тривиальное дело совсем нетривиальным способом. При падении очередного источника его пропитания, он довольно ухмылялся и вроде даже что-то напевал себе под нос. Но скоро расстояние между нами сделалось несколько неприличным и ему пришлось смириться с лицезрением двух новых участников пейзажа.
   На его подвижном, лишённом отпечатка ума лице отразилось нешуточное изумление. С первого раза, вероятно, не поверив лживой действительности, он закрыл глаза и потряс мохнатой головой. Но через несколько секунд его надежды развеялись в забытый прах, он опять увидел нас. А вот действия, последовавшие по окончании финала его сомнений, ни наивностью, ни глупостью, увы, не отличались. Засунув пару когтистых пальцев себе в рот, дьявол оглушительно засвистел.
   - Своих зовёт, мастер, - леди была спокойна. Впрочем, после всего пережитого вряд ли её испугает шайка одичавших дьяволов.
   Я поддерживающе кивнул, размышляя убить этого свистуна сейчас или тогда, когда к этому будет более доказательный повод. Пока я решил ограничиться тем, что сбросил его со столь гостеприимных веток. Дикарь обескураженно вскрикнул, и в этот самый миг из-за ближайшей скалы выбежали его друзья, хотя то, что они даже знакомы, можно было лишь предположить. Отличались они от него, как, впрочем, и друг от друга, весьма сильно. Тем не менее, это тоже были дьяволы, и их было трое.
   Впереди этой маленькой группы короткими, немного жалкими прыжками передвигался уже немолодой дьявол с рогами до того кривыми, что они образовывали у него на голове подобия двух крохотных арок. Его руки были очень тонки и при передвижении раскачивались, будто пара плетей. Зрачки его ярко-багровых глаз, казалось, навечно застыли, рассматривая какую-то невидимую для остальных точку.
   Второй дьявол обладал под корень обломанными рогами, не замирающей мимикой некрасивого лица, на котором то появлялась, то пропадала безумная улыбка, и полным отсутствием волос. В его очень длинных, но в тоже время крепких пальцах испуганно метался обломок ржавого ножа, не замедляя своего кружения ни на мгновение. Мне так и не удалось поймать его бешено прыгающий взгляд.
   Последний участник забега спасателей с виду не представлял из себя ничего интересного, если не считать, что он был очень большим. Здоровяк мог похвастаться перекачанными мышцами и абсолютно тупым взглядом.
   Все трое, замедлив бег, осторожно подошли к нам, не проявляя пока никаких агрессивных намерений. Я тоже решил подождать, прежде чем начать играть с их лишённых сюрпризов Путями.
   - Они не похожи! - несмотря на явное главенство в группе старика, первым заговорил владелец ножа. - Они не наши, они не похожи, не похожи! - он говорил быстро, запинаясь и проглатывая слова. Его нож и безумная улыбка сделались ещё быстрее в своих метаниях, и я приготовился к первому удару.
   - Вы искали нас? - шелестящий голос старика прервал обличительную тираду нервного дьявола и поставил перед нами нелёгкий вопрос.
   - Увы, - я постарался быть вежливым, - мы ищем другое.
   - Не наши! Не наши! - Голос лысого срывался на ненавистный визг. - Не отпускать их! За ними придут другие! Не наши!
   - Пойдём, мастер, я устала, - Элати показательно-лениво потянула руку к мечу.
   Я знаком остановил её. Время для смерти ещё не пришло.
   - Вы пойдёте с нами, - старик видимо что-то для себя решил и, как ему казалось, решил и для других, - отверженные решат, насколько верна ваша дорога.
   - Отверженные? - Я больше заинтересовался, чем встревожился предложением предводителя местного отряда. В памяти вспыхнуло какое-то воспоминание, связанное с этим словом. Какой-то очередной полумиф, рассказанный за бокалом вина.
   - Вы в землях отверженных, в землях, закрытых для других, - старик всё же снизошёл до некоторых расплывчатых объяснений. - Вы будете делать то, что решат отверженные.
   Одновременно с этим предречением он впервые взглянул мне в глаза своими неподвижными зрачками. И в тот же момент я вспомнил. Вспомнил, кто называл себя отверженными. Вспомнил и не обрадовался.
  
   Везде и всегда рождались те, кто не находил понимания среди сородичей. Не находил, так как был лишён чего-то важного и наделён чем-то лишним. Искалеченные от рождения безумцы, видящие мир в других цветах и обладающие способностями, которые пугали остальных. Те, кто шёл по другим дорогам и жил непонятыми мечтами. Те, кто был изгнан и проклят за это.
   Мир был зол и жесток с ними, и они отвечали миру со всей взаимностью. Брошенные и оскорблённые они отдалялись от цветущей жизни, замыкаясь в себе. Но безумец, не всегда значит дурак. И вот, примерно во время окончания второй Войны Основ, один из этих непонятых изгоев решился на воистину сумасшедший шаг. Он решил создать Орден Отверженных, Орден, который бы объединил всех тех, кто бродил и умирал в одиноком безумии в землях Ада.
   И ему это удалось. Те, кто не мог найти понимания в обычных дьявольских сердцах, прекрасно поняли друг друга. Пускай каждый смотрел на этот жестокий к ним мир через свою собственную призму, но боль, грызущая их души была одна и та же. И в этой общей боли они нашли своё утешение и свою цель. Не меньше ста безумцев со всех концов Ада ушли неведомо куда строить свой собственный мир. Мир, где они будут хозяевами, мир, где они смогут не оглядываться и не дрожать при гневном крике. Постепенно, неведомо как узнавая про Орден и неведомо как находя к нему дорогу, стекались все, кто хотел найти здесь свой последний приют. И Орден Отверженных принимал всех, кто просил его об этом. Никто так чётко и не знал, где расположен этот безумный Орден, и в этом было счастье его не менее безумных адептов.
   Мудрое пламя, отняв у них разум, дало почти каждому какой-то уникальный талант. Кто-то, как первый увиденный нами сегодня отверженный, отрастил себе когти и ловко лазил по деревьям, кто-то обладал феноменальной скоростью, силой, пластикой. Кто-то заходил дальше и мог плеваться ядом, кто-то замораживать прикосновением, кто-то обращаться на время в другую сущность. Они много чего умели, возможно, у них можно было бы многому научиться. Если пойти с ними, как предлагает этот флегматичный старик. Пойти и научиться.
   Неожиданно мне стало больно. Моя левая рука, не так давно отмеченная подарком Риар-Шагота, вновь словно загоралась весёлым огнём, привлекая к себе всё возможное внимание и возвращая из путешествия по опасным мыслям. Через мгновение до меня дошло, что столь уверенный в своей власти старик самым наглым образом гипнотизировал меня. И возможно спас меня сейчас исключительно подаренный мёртвым Магистром лепесток огня.
   Больше ждать не имело смысла. Я ударил одновременно, по всем троим. Незадачливый гипнотизёр молча упал седой головой на острый камень, навсегда оставив этот такой несправедливый к нему мир. О соседний камень разбил свой лысый лоб до последнего момента продолжающий выкрикивать агрессивные призывы нервный дьявол. И как бы не был я быстр, он всё же нашёл в этой крохотной доли мгновения достаточно времени для того, чтобы метнуть в меня осколок своей ржавой стали. Благо прицел я ему всё же видимо сбил, и нож оставил лишь небольшой порез на руке, вместо того, чтобы вонзиться мне в сердце.
   А вот с третьим потенциальным врагом вышла не совсем ясная заминка. Он не упал. Мало того, он даже не попытался это сделать. Единственное, что смог ему предъявить Хозяин Пути, так это немного покачнуть его мощную фигуру. В тупом взгляде дьявола проступило лёгкое непонимание произошедшего, которое не шло ни в какое сравнение с моим искренним изумлением.
   На всякий случай я ещё раз проверил его Путь. И вновь не нашёл в нём ничего интересного, обычный, простенький Путь вполне заурядного дьявола. Но почему же тогда и вторым ещё более мощным ударом мне удалось добиться лишь несильного толчка. Между тем мой финальный оппонент начал постепенно осознавать, что всё это для него может закончиться весьма плачевно. В его наивных глазах начали появляться нотки неприкрытой агрессии.
   Развязка наступила несколько неожиданно для нас обоих. Только я с тяжёлым вздохом потянулся к своим потерянным для жизни мечам, как над моей головой в лёгком стремительном прыжке пролетела Элати. Меч её на полдлины клинка вошёл в затылок отверженного, завершая нашу не успевшую начаться дуэль.
   - Пойдём, мастер, - леди резким взмахом стряхнула кровь со стали, - я устала.
   Внезапно меня кольнула крайне неприятная мысль. Я с некоторой неподобающей суетой огляделся по сторонам. Дьявола-свистуна нигде не было. За задушевным разговором и его немного трагичным окончанием мы совсем забыли про этого без сомнения также отверженного. И без сомнения он был уже на полпути к логову своего обожаемого Ордена. А это в свою очередь значило, что у нас опять крупные проблемы.
   И эти проблемы могут вполне усугубиться, если в дальнейшем повториться то, что несколько минут назад внесло в мою душу горсть недоумённой печали. Самый обычный Путь был мне неподвластен. Мне пришлось вспомнить, чей это был Путь. Это был Путь безумца, дьявола, который ходил не дорогами Ада, но только своими. Дорогами, на которые не смог бы вступить никто, кроме него. А сам он уже никогда не вступит на чужие дороги. И его Путь принял сумасшедшую веру своего хозяина. То, что я видел, уже не подчинялось законам реального мира, уже находилось слишком далеко для того, чтобы я мог до него дотянуться. Это был безумный Путь, а безумие неподвластно никому.
  
   Несколько разочарованных часов мы пробирались по неприветливым камням. Я старался выбирать наиболее безопасную, по моему мнению, дорогу, и она, увы, часто оказывалась наименее удобной. Неожиданно перед нами раскрылась довольно ровная площадка с несколькими островками скучающих скал. С одной стороны этой площадки поднимался неприступный утёс, зато с другой нам открывалась вполне импонирующая мне дорога. Я решительно и возможно несколько легкомысленно направился к выбранному пути.
   А дорога не прощает легкомыслия. Их было четверо. Появились они быстро, просто и целеустремлённо. Вряд ли нужно было гадать, кого принесло к нам на встречу, как не стоило сомневаться и в их намерениях. Действовали они удивительно чётко для безумцев. От общей группы отделился один из отверженных и побежал куда-то в бок, намереваясь, видимо, с помощью этого нехитрого манёвра атаковать по флангу. Я уже хотел ударить по нему, но Элати, сорвавшись с места, решила оставить это удовольствие за собой. Мешать я ей не стал, тем более что у меня и без того было чем заняться.
   Двое из моих, мягко говоря, потенциальных врагов, чуть оторвались от своего несколько медлительного товарища. Первый оппонент представлял собой уменьшенную копию недавно не поддавшегося моему искусству дьявола. Причём сильно уменьшенную. Он буквально распластался над землёй, всё ускоряя неудержимый бег своих коротких ног. В маленькой руке он держал острый камень, который был ему явно не по размеру.
   На корпус позади него высокими упругими прыжками двигалась грациозная дьяволица. Её красивое лицо алым смехом оскорблял глубокий шрам, начинавшийся где-то в районе её груди и, пересекая всё лицо, оканчивался у левого уха. В её широко раскрытых глазах явственно читалась давняя и глубокая боль. Кисти её длинных рук судорожно сжимались, будто желая разорвать чьё-то горло, и я, пожалуй, знал чьё.
   Позади этих достойных представителей своего Ордена, плавными скользящими движениями, подражая им в своей неотвратимости, двигался немолодой дьявол с абсолютно белыми волосами и густой бородой. Его потрескавшиеся губы постоянно шевелились, повторяя и повторяя каскад случайно-памятных слов.
   Они были уже близко, и я ударил по всем трём. Результат сокрушающей атаки Хозяина Пути оказался крайне плачевным. Хоть какое-то уважение проявил беловолосый, как-то вяло и неестественно отлетев недалеко в сторону. Дьяволица, казалось, в принципе, не заметила моих, как выяснилось, наивных попыток остановить её предрекающий бег. Маленький дьявол же пошёл в своей наглости ещё дальше, - он просто увернулся от моего выверенного удара.
   Такого я ещё не видел. Всегда считалось, что увернуться от удара Мастера Дорог в принципе невозможно, ибо на него требовалась крохотная доля мгновения. Можно было смягчить, отбить, стерпеть, но увернуться никогда. На моих глазах рушилась ещё одна аксиома. И рушил её дьявол, которому не был даже знаком смысл этого слова.
   Мне оставалось время для ещё одного, последнего удара, и я воспользовался этим временем, направив теперь всю свою силу на одного маленького дьявола. Я бил, когда он уже распластался в длинном, алчном прыжке, выставив вперёд свой грозный камень и раскрыв рот в немом крике жаждущего крови. В незримом для глаз движении он вновь избежал моей великолепной атаки. Но на этот раз я подстраховался. Одновременно с ударом по Пути я потащил из ножен свои клинки, снова одалживая их у смерти.
   Наверное, этот парень был быстрее всего в нашем грешном мире, и его бы не поймал ни меткий арбалетный выстрел, ни взмах честной стали. Но в этот раз ему пришлось бегать наперегонки с самой смертью, и в этом забеге он остался вторым. Яростно смеясь, клинок воткнулся прямо в раскрытый рот дьявола, легко пронзив его и выйдя из затылка. Маленький безумец ещё успел неловко взмахнуть своим бережно хранимым камнем, а потом его глаза закрылись в последнем сне. Всё это длилось не больше мгновения, по прошествии которого я уже готовился к схватке с новым соперником.
   А дьяволица была от меня уже в нескольких метрах. С её синеватых губ срывался ненавидящий хрип. Я вновь бросил взгляд в её большие глаза и, как выяснилось, на этот раз зря. Из её пронзённого безумием и болью взора в мой разум ударили те же рыдающие колокола, что били и у неё в голове. Взор затуманили кровь и отчаяние. Вся её безжалостная история пролетела в моих мыслях, подобно падающей в пропасть птице. И лейтмотивом там выступала её безумная любовь, её безудержная страсть и его жестокий равнодушный ответ той, кого он не понимал и не стремился понять, той, чьё безумие, в тот момент ещё не такое явное, он презирал и боялся.
   Я не видел, как она подошла ко мне, не видел, как её сильные руки с обломанными ногтями радостно потянулись к моей шее, не видел её жестокого желания и сумасшедшей улыбки. Вместо меня всё это лицезрела, танцующая на кончиках крепко сжатых мечей, смерть. Когда моё, убежавшее было сознание вернулось на место, дьяволица с коротким стоном уже падала на землю, а на груди её карминовым блеском сияла широкая рана, нанесённая нездешней рукой.
   Я поднял глаза на последнего врага. Тот уже отошёл от своего немного согревшего мне самолюбие падения и по примеру своих оставивших этот мир, товарищей стремился сойтись со мной в относительно честной схватке. Но именно этой честной схватки я и хотел избежать. Коль он хоть как-то реагировал на моё профессиональное мастерство, это надо было использовать.
   Вероятно, я всё же подпустил его слишком близко, так что первым ударил не я, а он. Его вялый, ленивый взмах руки будто погрузил меня в сонную болотную воду. Движения и мысли мои замедлились до предела. Я находился словно в плохом сне, когда ты не успеваешь ударить врага, несмотря на всё своё желание и его неестественное бездействие. Но всё же он шёл до места нашего рандеву слишком долго, а я, так уж вышло, слишком хотел жить, так что мой удар всё же состоялся, хотя решающим его назвать было трудно. Беловолосый, всё также флегматично, отлетел в сторону, но как выяснилось лишь для того, чтобы вновь начать не спеша подниматься, лелея в своих малоразумных мыслях всё те же фатальные для меня цели.
   Случайный поворот головы выхватил из окружающего моё малоподвижное царство мира Элати, яростно сражающеюся с доставшимся ей отверженным. Как выяснилось, ей тоже приходилось не просто. У стоящего напротив ангела противника не было ни оружия, ни особо бросающихся в глаза примет. Он стоял весь залитый собственной кровью и небесным гневом. Разящий меч ангела устремился ему в грудь. Дьявол презрительно отбил этот удар голой рукой. На руке багровым ручьём затрепетал ещё один глубокий порез, но отверженный не удостоил это событие и секундным вниманием. Его длинные мускулистые руки уже наносили град ударов по отступающей леди. Отверженный был силён, наполовину неуязвим и полон безумного энтузиазма. Для победы ему не хватало лишь одного - мастерства. Зато как раз у жрицы мастерства было с избытком. В очередном хитром выпаде её клинок с силой рубанул шею противника. Вероятно, это был уже не первый подобный удар, так как отсутствие логичного завершения, мало смутило леди. Но также вероятно, что в итоге эта тактика должна была принести необходимый результат. И уже через несколько секунд я имел радость видеть, как этот результат был с блеском достигнут. Надо полагать, в этот удар жрица вложила всю оставшуюся и, скорее всего, заёмную силу. Голова отверженного, словно подрубленное дерево, завалилась на бок. Кровь, хохочущим фонтаном, изверглась из шеи противника леди. Ноги его подломились, и он медленно и неохотно упал на землю.
   Резко стряхнув с меча щедрую кровь, Элати бросила взгляд в мою сторону. Наши глаза встретились, победа уже раскрывала свои ясные крылья. Но оказалось, что мы снова недооценили нашего сумасшедшего противника. Небольшой, но меткий камень неожиданно вылетел со стороны высокой скалы. Мне оставалось лишь наблюдать за его жёсткой посадкой на голову ангела. Тело Элати обмякло и упало в раскрытые объятия неожиданно возникшего позади её дьявола. На губах у него играла хитрая улыбка, в глазах роилось торжество. Необычайно быстро он потащил мою спутницу куда-то в глубь равнодушных скал.
   Гнев и отчаяние слились во мне в кипящую бурю, готовую снести сами горы для того, чтобы вернуть жрицу. Но, увы, эта буря была крепко заперта в ласково обнимающем меня коконе. А между тем заключивший меня в нём отверженный неотвратимо приближался. И на этот раз ударить его я не успевал. Я не мог ни сосредоточиться на атаке, ни убежать, ни, как не печально, надеяться на чудо. Но чудо решило явиться без приглашения.
   Левую руку знакомо обожгло. Резкая боль не карала, но заставляла сбросить с себя любые тревожащие душу оковы. Незримое пламя, рвавшееся из моей руки, будто прожгло дыру в липком саване, который был на меня накинут. Через секунду я уже оказался на свободе. Подошедший уже почти вплотную отверженный, с некоторым недоумением уставился на меня. Его рука заново начала гибельный для меня взмах. Я не дал ей закончить траекторию. С чарующим свистом мой меч срубил моему врагу полчерепа. Бой был закончен. Но цена была заплачена, как минимум, соразмерная. Мечи смерти выпили из меня ещё немного радости бытия, ещё немного доброты и светлых мечтаний, ещё немного жизни. Обожжённая рука кричала от переворачивающей разум боли. И, самое главное, Элати оказалась в безумных когтях Ордена Отверженных, и только Великое Пламя знает, была ли она ещё жива. А теперь это предстояло узнать и мне. Как можно быстрее я поспешил к скрывшим её от моих глаз скалам.
   Но холодные камни не расступились перед моими шагами и не подсказали моим глазам. Меня нахально встретила гладкая саркастическая поверхность, которой было абсолютно наплевать на все мои переживания. Видимо у адептов безумия были свои дороги. Я задумчиво-нетерпеливо поднял голову вверх. Скала была высока, но отнюдь не бесконечна, и у меня не оставалось другой дороги, кроме как подняться на её вершину. И, разумеется, судорожно карабкаться по небольшим выступам, с замиранием посматривая вниз, я не собирался. Я всё-таки был Хозяин Пути.
   Левитировать с помощью Пути было занятием нервным и тяжёлым и, честно говоря, я его не слишком любил, но выбора похоже не оставалось. На то, чтобы поднять себя на так необходимую мне высоту, ушло минут десять и гораздо больше сил и эмоций. Когда я наконец оказался на плоской поверхности, венчающей скалу, пот катился с меня частым дождём, а в глаза тихо пробиралась дурманящая темнота. Но, кажется, предпринятые усилия того стоили. Перед моим взором открылось массивное грубое здание, казалось выточенное из одного огромного куска камня. Судя по его нелепо-пугающему виду и достающей даже сюда атмосфере прогнившего разума, я имел счастье лицезреть замок Ордена Отверженных.
   Его основу составлял даже не камень. Камень был лишь оправой, в которую заключили кричащее безумие. Тёмные стены были изрезаны непонятными, вероятно и своим создателям, символами и фигурами. Кривые арки и низкие скошенные башни смотрелись изнывающими нарывами на теле камня. Неровный, с острыми гранями и ассиметричной структурой замок походил на раскрывшуюся в диком хохоте пасть с гнилыми зубами. И именно в этой пасти, по здравым размышлениям, сейчас находилась Элати. И, следовательно, именно туда лежал мой дальнейший путь.
   Можно было бы конечно поискать чёрный ход, но, сколько бы это заняло времени, не сказал бы сам огонь. Да и не привык я пробираться как вор. В связи с этими умозаключениями, я широкими шагами шёл к главным воротам замка, благо увидеть их было несложно. Орден словно выставлял их напоказ, как бы приглашая зайти осмелившихся. А осмелиться зайти туда мог только безумец, то есть на сто процентов свой. Они были даже по-своему красивы. Ломанные, но обладающие какой-то особенной притягательностью узоры отвлекали вроде бы сосредоточенный взгляд. Странная шестигранная форма казалась какой-то опасно-наивной. Ворота были высокие и очень широкие и, по всей видимости, их никогда не открывали, пользуясь для прохода одной из четырёх примерно идентичных дверей, расположенных в ряд на одной из створок.
   Недолгое время, что отделяло меня от них, я размышлял в какую именно направить свои шаги, и так и не пришёл к обоснованным выводам, в связи с чем двинулся к наиболее ближайшей ко мне. Дверь открылась легко и бесшумно, за ней было темно, но это меня уже давно не пугало. Я уверенно шагнул вперёд... и вышёл из соседней двери. Вышел с той стороны, откуда зашёл.
   Я почувствовал себя идиотом. Этого фокуса я не понял. Вероятно, чтобы его понять, нужно было не только чувствовать себя идиотом, но и быть им. Тем не менее, я предпринял ещё одну попытку пройти ворота, отделяющие разум от сумасшествия. Я с надеждой шагнул в одну из ещё не использованных дверей. Через мгновение я вышел из неё же. Стало тоскливо.
   Неожиданно с той строны раздался язвительный смешок. Я даже не знал, что могу открыть дверь так резко. По всей видимости, этого не знал и небрежно стоящий за ней дьявол. Надо отдать ему должное, действовал он решительно. Я еле успел остановить его казалось бы неудержимое отступление.
   На этот раз за дверью было относительно светло, и моему взору предстала картина уже открывающего дверь в смежной стене отверженного. Хоть и с некоторым трудом, но мне таки удалось отбросить его назад. Привратник (как я его окрестил) ударился о стену и со всё тем же раздражающим смешком повалился на пол. При его логичной попытке встать, я с силой прижал героя к неровным камням и уже более внимательно осмотрелся.
   Хотя смотреть было, в общем то, не на что. Весь незатейливый пейзаж представляли маленькая грязная комната и две стандартные двери, хотел бы я знать, куда ведущие. Не желая более чувствовать себя также, как и обитатели этого места, я открыл одну из дверей и втолкнул в неё потихоньку приходящего в себя отверженного. Издавая свой любимый, не красящий общество смех, пленённый дьявол влетел в открывшийся проём с энтузиазмом влюбленного. Я настороженно прошествовал вслед за ним.
   Больше всего я боялся, что когда я войду, моя единственная путеводная нить уже успеет куда-то ускользнуть. Но, как показала практика, переоценивать моих безумных врагов тоже не стоит. Привратник распластался на полу и особых признаков своей ошибочной жизни не подавал. Дверей, слава огню, больше не было. Вместо них передо мной расходились в стороны три теряющихся в глубине оплота безумия коридора. Один из них вёл строго вверх, другой вниз, а третий, как и ожидалось, стрелой устремлялся вперёд. Опять необходимо было выбирать, причем, не зная из чего.
   Но прежде по всем правилам полагалось закончить общение с моим нежданным проводником. Возможно, это было несколько жестоко, но оставлять такого врага за спиной показалось чрезмерно абсурдным, поэтому я без лишних сомнений преступил гуманистические порывы своей совести. И снова мне пришлось обнажить таящуюся на моих клинках смерть. И снова она радостно затрепетала, вонзаясь в покорную её воле плоть. И снова частица моей души отлетела, обожженная упавшей на неё скорбью.
   Я нетерпеливо размышлял. Тащить ангела вверх было как-то нелогично, даже для безумцев. Вперёд несколько банально уже для меня. В итоге оставался лишь устраивающий всех путь вниз, который я, за неимением лучшего, и предпочёл для дальнейших поисков.
  
   Редкие, изрядно прогоревшие факелы бросали передо мной недоумённо-извивающиеся тени. Со стен из укутывающей темноты проступали грубо высеченные в сером камне лица. Из рваных очертаний выныривающих альковов проступали пугающие, но явно не живые фигуры. Постоянный небольшой поворот коридора не давал шанса разглядеть что-либо ближе шести-семи шагов.
   Я спешил и, не встречая на своей дороге ожидаемых преград, начинал спешить ещё сильнее. Туннель уверенно шёл вниз, подталкивая сзади темнотой и страхом не успеть застать ангела в живых. Сейчас, как ни странно, её могло спасти лишь то, что она оказалась в руках у безумцев. Обычный дьявол убил бы жрицу в тот момент, как увидел, не прельщаясь ни её телом, ни возможными тайнами, лежащими в её разуме. Что же ждать от отверженных, я не знал, но уж точно не нормальной дьявольской реакции.
   За очередным витком поворота, поднадоевший туннель привёл меня к своему логическому завершению. Правда, его завершение для меня было лишь новым началом. Впереди нахально развалилась оскалившаяся при моём приближении пропасть. Всё те же не любившие компании факелы тускло горели, освещая её нисходящие очертания. Дна я, к сожалению, не разглядел и поэтому прыгать, а после тормозить свой Путь не решился, предпочтя этому авантюрному маневру не менее авантюрный спуск по малопривлекательной и вроде даже слегка пошатывающейся лестнице.
   Как оказалось, с первого взгляда, лестница произвела, в общем-то, верное впечатление. Изумлённый скрип захлёбываясь понёсся вниз, оскорбляя мои первые шаги по этому творению сумасшедшего зодчества. Да я, в целом, и сам был не рад. Как показали дальнейшие минуты, эта забытая пламенем лестница состояла из множества неравномерных ступенек, узких мостиков и абсолютно пустых пространств, которые приходилось, как можно более лихо перепрыгивать. Короче, на этих основательно подгнивших ступенях было темно, неустойчиво и одиноко.
   Правда, уже через несколько минут я решительно пожалел, что моё одиночество продлилось так недолго. Я уже успел, достаточно по моим представлениям, погрузиться в ветхие лестничные пролёты, когда над головой раздался неясный, но уверенно подсказывающий шорох. Оптимистическим иллюзиям о шалостях весёлого ветерка я предпочёл классический и никогда ещё не подводящий меня вариант, - я ударил на звук.
   Громкий болезненный крик восславил мой удар этой рукотворной ночью. Правда, насладиться позолоченным венцом заслуженной славы мне, увы, не дали. Тень, которая была черней самого мрака, еле заметной молнией устремилась в мою сторону. Итогом её полёта стал ещё один крик и ещё один венец, столь же позолоченный. Не слишком удовлетворенный финалом нашей скоротечной схватки я настороженно остановился, готовясь сражаться с нескончаемым потоком собратьев моих спарринг-партнёров. Как ни радостно-печально, но мой гордый вызов остался без ответа. Лишь ироничная, жестоко искалеченная шрамами от света угрюмых факелов улыбка темноты снисходительно поцеловала мой тревожный взгляд.
   Но взгляд мой так и остался тревожным, не ответив на её лживый поцелуй. До меня донёсся их крик, но стона смерти я в нём не услышал, а, значит, всё могло только начинаться, и чарующий финал вполне мог превратиться в роковую прелюдию. С сознанием этого я и продолжил свой нелёгкий путь вниз. Оступаясь через шаг и проклиная идиотов-строителей через его половину, я не слишком быстро и не слишком охотно погружался в глубины замка отверженных.
   Тонкое печальное лицо без надежд и улыбки неожиданно оказалось в нескольких шагах от меня. Я ударил машинально, почти не думая и абсолютно не сомневаясь. Лицо исчезло в темноте, и на этот раз мой потенциальный противник не издал ни звука. И всё бы хорошо, но в тот же момент сильнейший толчок в спину бросил меня через хрупкие перила раскачивающегося мостика.
   Я уже почти затормозил свой нежданный полёт, когда меня алчно догнал повторный, на этот раз ещё более сокрушительный уже не толчок, но удар. Я наугад ответил и на этот раз безнадёжно промахнулся. Рука случайным чудом зацепилась за очередные не вызывающие доверия перила. И перила, и рука заскрипели, но в итоге остались при своих, что меня вполне устраивало. Я рывком взлетел на застонавшую после моего приземления широкую ступеньку. Этот наигранный стон разлетелся по всему огромному колодцу, отражаясь пугающим эхом от его не видевших света стен. Он стал словно сигналом для начала вопрошающей фантасмагории сонма истеричных, визгливых голосов.
   - Чужой! Чужой! Чужой! - голоса вторили друг другу, забывая о пользе разнообразия. - Он нашёл! Он нашёл нас! Мы прятались! Мы долго прятались, но он нашёл нас! - я откровенно начинал чувствовать себя лишним в этой незримоголосной компании.
   - Он видит нас! Видит нас! Во тьме! Во тьме! Видит нас во тьме! - уже порядком поднадоевший хор не ослаблял своего психологического давления. На этот раз бить на звук было, к сожалению, бесполезно, так как звук этот шёл буквально отовсюду, казалось даже у меня изнутри.
   Постепенно слова начали сливаться в один, восходящий к моему необрадованному разуму тоскливый гул, почти физически мешающий и думать, и идти. Вероятно, в этом далеко запрятанном от случайных глаз месте собрались те из отверженных, у кого остались на душе не ярость и месть к жестокому для них миру, но лишь жалкая боязливая ненависть за старые обиды и отчаянный страх перед новыми. Те, кто возможно боялся даже своих братьев по Ордену, прячась в спасительной для них темноте от всего алчного мира и не находя в этом даже доли утешения для своих обид. И даже сейчас, когда перед ними был их общий враг, они не решались атаковать его всеми своими силами, довольствовавшись наименее рискованной (и так и не удавшейся) попыткой избавить от меня свои презренные огнём владения.
   Голоса не смолкали, но я уже потерял к ним интерес, противник оказался слишком слаб для моего внимания к нему. Постепенно освоившись в изысках местной архитектуры, я всё более и более уверенно продвигался к, как хотелось бы думать, выходу во что-либо более светлое и тихое, нежели здешний пейзаж.
   И мои старания не остались без желанной награды. После очередного недостойного Хозяина Пути прыжка, я очутился на удивительно сравнительно-ровном лестничном пролёте, который спокойно и размеренно провёл меня к узкому лазу, практически норе, окаймлённой тяжёлыми камнями. Издав горестный стон, я, пересилив неудачно проснувшуюся гордость и встав на колени, пролез в этот воровской проём. Лезть мне пришлось не менее пяти минут, за которые я успел проклянуть каждый сантиметр моего долгого пути. По дороге в лицо лезла непонятно откуда взявшаяся здесь трава, к тому же было довольно сыро. Но, слава огню, и эта нижняя тропа подошла к концу.
  
   Я влюбленно вывалился в абсолютно непонятно как оказавшееся здесь место. Это был сад. Его тускло, но решительно освещали неузнанные мной наросты на стенах и далёком потолке-своде этой, по меньшей мере, огромной пещеры. Не спеша поднявшись, и, по краю сил, отряхнув с себя грязь и ненужную сейчас злость, я окинул взглядом моё новое и, как мечталось, очень временное пристанище.
   Нет, это точно был сад, причём сразу было видно, что о нём нежно и трепетно заботились. Но сложно сказать, шло ли ему это на пользу. Всё то, чем был славен Орден Отверженных, предстало перед моими глазами уже не через лица и обработанный камень, но через лик самой природы. Низкие кривые деревья будто хотели забиться поглубже в землю, опустив в неё свои жидкие кроны. Лежащие у их подножий раскидистые кусты с невыносимо яркими цветами, с поникшими бутонами, казалось стремились попасть на романтический вечер двух безумных сердец. Даже трава не уносилась вверх, а извивалась и ластилась к земле, боясь или ленясь оторваться от неё.
   Насладившись открывшейся мне картиной, я, как водится, крайне осторожно двинулся вглубь местной флоры по неширокой, но зато не сильно заросшей тропинке. Запертая в замке безумия растительность встретила меня той же настороженностью, как и я её. Здесь было мало естественных цветов, которыми заставляет восторгаться нас природа. Обыкновенно-спокойного зелёного я не встретил вообще, вместо него свою нишу заняли кричаще-салатовый и дрожаще-изумрудный, который почему-то казался темнее чёрного. Да и как раз чёрного здесь хватало с избытком. Чёрно-фиолетового, чёрно-багрового, чёрно-серого и их не менее сумасшедших собратьев. С многих деревьев обречённо свешивались большие, разноцветные, налитые безумием плоды. Их круглые бока, словно расплывшиеся глаза, изумлённо смотрели на меня. Один из них неожиданно упал мне прямо под ноги, и я наступил на него. С гнилым треском он рассыпался под моим сапогом на сотни осколков, которые замерцали увядающим блеском. И на весь этот растительный пандемониум падал бледно-лиловый свет многочисленных естественных фонариков этой пещеры.
   Неожиданно, в относительной тишине прозвучал резкий неприятный крик, который явно принадлежал птице. Как ни неприятно мне было пробираться через местную флору, но с местной фауной мне хотелось встречаться ещё меньше. Однако, большинство наших желаний оказываются, как правило, слабо востребованными. Тропинка вывела меня на небольшую полянку, в центре которой стояло довольно высокое и очень ветвистое дерево. На одной из её крепких, петлеобразных ветвей и сидела та самая потревожившая меня птица. Она была как будто младшим братом дерева - такая же крупная, тёмная и притягивающе уродливая. Её длинный, узкий клюв как раз раскрывался в преддверии нового крика, а широкие ободранные крылья с лёгким шумом хлопали по голодным бокам. Дикий крик снова резанул меня по ушам, а в глаза устремился острый хищный взгляд её единственного глаза. На месте второго глаза зияла дыра, казавшаяся похожей на локальную бездну.
   Я ударил. Не знаю, почему и за что я хотел убить это по-своему несчастное создание. Не знаю, что я увидел в её мало разумном взоре. Но в тот момент в голове строгим звонарём ударила мысль, что из нашей встречи может быть только один выход - смерть. Либо её, либо моя. И выбор был очевиден. Птица упала, подобно недавнему плоду, насмерть разбившись о родную землю, но невероятным образом успев закричать ещё один последний раз. И на этот раз в её грубом крике сердце пронзила нотка жалобной тоски, не желающей ни мести, ни скорби, и молящей лишь о ещё одном мгновении своей кривой жизни. О мгновении, которого не будет. Почти минуту я стоял и смотрел на итог, совершённой мною казни, неожиданно испытав непривычные муки совести.
   А потом меня сбили с ног, впечатав лицом в труп птицы. Удар оказался нежданным, бесшумным и не слишком сильным. Не вставая, я ударил в ответ. Ударил во все стороны, стараясь зацепить как можно больше видимых и невидимых мной Путей. Результат несколько шокировал даже меня. Со всех сторон вырванные с корнем деревья уносились в изумлённую даль. Скрип, треск, панические вопли оглушительно наполнили ещё совсем недавно умиротворённую пещеру. Маленькая полянка превратилась в средних размеров поле, и лишь один её обитатель остался стоять на своём месте. И, похоже, этот был тот самый, кто уложил меня насладиться ароматом свежего трупа.
   Знакомое дерево бешеным маятником раскачивало свои, ставшие вдруг невероятно длинными ветви. Раскачивало бездумно и, вряд ли, специально целясь в меня. Но неведомым своим разумом оно понимало, что в его владениях оказался враг. И теперь всеми своими древесными силами оно старалось уничтожить этого врага. Нельзя сказать, что мой удар остался совсем без внимания. Белые, никогда не видевшие света корни были выброшены на жестокую поверхность. Но их толщина подсказывала мне, что длина этих корней хорошо, если чуть меньше нескольких километров. С трудом, увернувшись от летящей мне в голову ветви, я ударил ещё раз теперь уже в конкретного оппонента. Дерево отлетело на несколько десятков шагов, оставляя за собой фату из нескончаемых корней. Растительный гигант тяжело завалился на бок, не прекращая при этом своих попыток дотянуться до потревожащего его покой противника.
   Я был готов нанести третий и вероятно финальный удар, но вдруг мои ноги оказались намертво схвачены какими-то тонкими извивающимися отростками. И они не пытались меня куда-то тащить. Они просто неумолимо давили, разрывая плоть и в перспективе ломая кости. Мне же весьма хотелось избежать этой сомнительной перспективы.
   К сожалению, Путь их оказался слишком далеко от их тел, оставшись для меня не увиденным и непознанным, как будто они являлись частью чего-то другого. Частью, отделённой физически, но имеющей один разум и одну волю. Частью, которой не дали Пути, словно оторвав и бросив в первый и последний для них бой.
   Мечи сами рванулись в руки, перерубая стянувшие меня цепи ещё раньше, чем я почувствовал холод рукоятей в своих ладонях. Та же участь постигла и ещё десяток аналогичных посланцев моего невидимого врага. А потом я всё же нашёл время и желание ударить по никак не успокаивающемуся дереву. И вновь мне не удалось до конца оборвать его не в меру длинный Путь, однако, теперь оно, слава огню, отлетело на малоопасное для меня расстояние.
   По здравым размышлениям, здесь я все свои дела уже закончил, в связи с чем настала долгожданная пора двигаться дальше. Я почти бегом устремился в выбранную мной ранее сторону. И вот, когда мне оставалось не больше минуты до уже проглядывающей впереди тропинки, которая должна была погрузить меня в безумное очарование природы, из-за ближайшего к ней невзрачного дерева вышел дьявол.
   Как ни странно, но его я узнал сразу. Вернее не его самого, но его Путь. Путь, хмурый отблеск которого я видел у так недолго держащих меня отростков. Видимо, неудовлетворенный работой своих эмиссаров, местный садовник решил поприветствовать меня лично.
   Мне, в общем то, было мало интересно, что он мог и мог ли мне сказать. Исходя из этих соображений, я предпочёл в тот же миг перейти к делу. Дело же, увы, сразу не заладилось. Выверенный до микронов удар, никак не затронул позиции моего оппонента. Вместо этого рядом с ним улетело вверх то самое дерево, из-за которого он так некстати для меня вышел. Я сразу же окрестил это новое для меня явление, как подмена Пути. И судя по количеству вероятных участников без сомнений незаконченных подмен, мне будет крайне не просто.
   Между тем, за те малые секунды, которые являлись обязательной свитой моего первого и, как жаль, неудачного выпада, я приблизился к своему оппоненту на достаточное расстояние, для того чтобы иметь сомнительную честь лицезреть внешний облик безумного любителя природы.
   Честь оказалась, действительно, довольно сомнительная. Садовник был очень похож на своих питомцев. Невысокий, но шире меня раза в два. С длинными жилистыми руками и, похоже, никогда нестриженными волосами абсолютно дикого бледно-зелёно-ржавого цвета. Из-за этих волос я даже не мог разглядеть его лица. Лишь два кроваво-сиреневых глаза без зрачков прожигали дыры и вырывались наружу дикими факелами. Его руки уже были подняты в пока ещё неясном для меня призыве. И чтобы выяснить суть этого призыва со всей ответственностью, я снова вырвал из ножен свои клинки. И, как, оказалось через секунду, не зря.
   Словно проснувшиеся стражи, все деревья потянули ко мне свои алчные ветви, крики неведомых мне животных наполнили сгустившийся воздух. Из земли потянулись уже знакомые мне живые канаты, только на этот раз они были длиннее и толще, и их чешуйчатую поверхность украшали смертоносные шипы. Я ударил карающей волной. Но на этот раз триумфа уже не случилось. Воля пришедшего на битву хозяина крепко держала его слуг. Лишь малая часть деревьев отправилась в свой последний полёт, остальные же продолжили ловить моё дыхание, для того чтобы сжать его в своих грубых объятиях и уже не опускать даже за величайшие сокровища мира.
   Как бы я ни ненавидел смерть, поселившуюся в моих мечах, но, увы, я всё чаще становился ей благодарен. Вряд ли я сам, несмотря на всё моё умение, смог бы отражать эти десятки одновременных ударов со всех сторон. Но с тем, что не мог я, с седым блеском справлялась скорбная сестра жизни. Ни разу ещё острый шип не оцарапал моё тело, ни разу я не упал оглушённый бешено летящей ветвью, ни разу не утратил контроль над нависшим надо мной диким ураганом безумной природы.
   Но долго ли смерть будет способна спасать мою жизнь? Этот достаточно актуальный вопрос чуть выдернул часть моего разума из суетливой паутины боя. Сражаться с безмолвными слугами я могу полувечно, так что мне явно был нужен главный хранитель этого неспокойного сада.
   Но найти его оказалось задачей нелёгкой. Садовник в первые же секунды скрылся в бушующем море сражения. У моих глаз не было никакого шанса увидеть его угрюмый силуэт. Надежда оставалась только на удачу в поисках его проклятого пламенем Пути. А Пути его воинов мелькали и мелькали в моём сознании. Слабые, тонкие, но всегда знающие, что им есть о кого опереться в роковой момент. И я бросал на его незримые плечи всё новую и новую тяжесть, надеясь, что в какой-то момент он просто не выдержит этого груза. И этот момент настал.
   Внезапно почти все деревья, по которым я бил, поддались моим ударам. И на обнажившейся арене я увидел своего истинного врага. Он с трудом стоял, тяжело опираясь на сучковатый посох. Глаза его смотрели в землю, а руки заметно дрожали. Меня это устраивало, я ударил. На этот раз отверженный чуть покачнулся, что можно было расценивать как небольшую победу. Помимо этого последние оставшиеся между нами древесные стражи перестали мешать перекрёстку наших взглядов.
   Бил я на бегу, и уже через несколько секунд мои давно пьяные от битвы мечи устремились к его плоти. Но вероятно сумасшедший любитель природы устал несколько меньше, чем могло показаться. Легко уйдя в плавном прыжке от моего выпада, он выбросил вперёд свой казавшийся таким безобидным посох. Посох резко удлинился, разветвляясь на четыре вполне самостоятельных части, каждая из которых с энтузиазмом устремилось к моему лицу и сердцу. Мечи сверкнули, и осколки резвого посоха обиженно упали на землю. Ничуть не смутившись этим прискорбным фактом, отверженный снова нацелил в меня своё несколько укоротившееся оружие. Раскрутив посох бешеной мельницей, из которой то и дело вылетали острые сучья в грешном желании моей смерти, мой безумный враг перешёл к крайне суровым боевым действиям. Я как будто вновь начал отбиваться от всех здешних деревьев. И вновь это времяпрепровождение оставило у меня крайне мало положительных эмоций.
   Однако теперь у волосатого садовника оставалось гораздо меньше возможностей для того, чтобы отбиваться от моих нескончаемых атак по его Пути, чем я, как следствие, не постеснялся воспользоваться. Сражение на два фронта оказалось для моего врага довольно-таки непростым. Всё реже мне приходилось отбивать его стремительные контратаки, всё чаще лишь доля мгновения спасала его от уставшей ждать смерти. И, наконец, эта доля иссякла. Спасибо пламени, мне удалось сказочно-прицельно попасть по его уже утомившему Пути. Он грузно упал, едва не выпустив свой посох, сразу утративший свою первозданную ярость. Встать ему я уже не дал, прошив грудь отверженного, хохочущей в предвкушении победы сталью. Кроваво-сиреневые глаза его ещё секунду отчаянно боролись за жизнь, но потом закрылись и они, уходя последней дорогой.
   Сразу стало очень тихо. Лишь моё тяжелое дыхание оскорбляло своей бестактностью скорбное молчание разбитого в этом очередном глупом бою сада. Не меньше часа мне пришлось пробираться через на глазах загнивающие деревья и опадающие бутоны цветов. Через увядающую траву и плачущую землю. Через сомнения и оправдания.
   А потом сад ожидаемо закончился, и ещё спустя несколько минут мне удалось отыскать в стене еле заметный под сваленными стволами деревьев узкий проход, выводящий из королевства сумасшедшего садовника. Обдирая руки и мысли, я с некоторым трудом пробился через неприветливо встречающий меня камень. Когда я, наконец, вырылся из его докучающих объятий, то оказался в небольшом пустом и непривычно светлом зале, в центре которого стояла широкая спиральная лестница. По всему выходило, что после долгой дороги вниз, мне предстоят не менее долгие шаги наверх. Я подошёл к подножию лестницы и услышал аритмичные звуки странной чарующей музыки.
  
   Темп моих шагов в эти минуты определяли не силы и желания, но безумно-прекрасная и сумасшедше-пьянящая мелодия. Казалось, если она лишь прикажет, я могу и взлететь и упасть. Я не понимал, откуда она идёт и кто её гениальный творец. Какие инструменты способны породить подобное великолепие, и почему безымянные музыканты ещё не умерли от счастья обладания ею.
   Я то еле плёлся, а то бежал, повинуясь её смеющемуся жесту. Я словно отдал ей свои разум и душу. Музыка врывалась в меня, переворачивая мои чувства, мои эмоции, мои мечты. Перед глазами вставали пленительные, сюрреальные образы. Плачущие и танцующие, дикие и влюблённые, гневные и покорные. И в эти минуты они были моими лучшими друзьями, заклятыми врагами, вечными попутчиками. Я прощал и ненавидел, забывал и вспоминал заново, вспоминал то, чего никогда не знал, то, чего никогда не было.
   Она ласкала и гремела со всех сторон. Я перестал понимать, где верх и низ, право и лево, перестал думать и бояться, сомневаться и тревожиться. Она становилась частью меня, а я частью её, её аккордом, нотой, паузой. Я становился счастлив, счастлив, так как никогда не был и уже не буду, счастлив искренне и безвозмездно. Ведь она ничего не требовала взамен, не требовала платы и восхваления. Она лишь дарила - дарила с детской наивностью и древней мудростью. Дарила, чтобы никогда не повториться, чтобы всегда каждый звук был толькорождённым, безвинным, радостно кричащим и уже светло-пьяным. И как я мог отказаться от этого подарка.
   Я сам не заметил, как оказался на вершине лестницы. Я не поверил, когда в последнем, печальном смешке смолкла финальная нота совершенства. Я не хотел в это верить. Я побежал обратно, захлёбываясь от горя, но встретила меня лишь равнодушно оскалившаяся тишина. Я возвратился и плакал. Я лежал и рыдал от невосполнимой потери. От ощущения пустоты, которую уже не заполнить, даже если каждую секунду бросать туда горсть наслаждений.
   Когда я пришёл в себя, первое испытанное чувство оказалось весьма банальным, - это была боль. Боль не физическая, но душевная, боль, которую сотрёт лишь время, а время редко торопится. Потом стало смешно. То, что не мог сотворить ни один нормальный дьявол, хохоча над нами, сотворил безумец, отверженный, изгой. И теперь его великое творение стало достойной местью за былые обиды. Теперь отверженным считал себя уже я, отверженным самым прекрасным из того, что я слышал и чувствовал в жизни. Отверженным навсегда.
   Немного покачиваясь, я медленно шёл по наклонённому вниз коридору. В ушах до сих пор звенела, вряд ли хоть когда-нибудь позабытая мелодия. Но если и не забыть, то убрать её подальше было сейчас жизненно необходимо. Лишь огонь знает, куда меня приведёт новая дорога, и кто будет стоять на ней. А ведь я ещё так и не нашёл даже следов Элати. И вера в то, что найду, с каждым шагом отбегала от меня всё дальше, издевательски при этом смеясь.
   Впереди показался выход, причём показался он довольно знакомым. И как выяснилось через минуту вполне обоснованно. Посередине небольшой комнаты саркастически валялся мёртвый привратник. После осознания этого зрелища, я начал горячо и несколько занудно ругаться. Так непросто давшийся путь привёл меня в свое же начало, предлагая снова выбирать себе дорогу. Впрочем, на этот раз выбор мой был невелик. Самый простой путь, как всегда оказался самым верным, и я, не давая себе и двадцати секунд передышки, устремился к центральному коридору.
  
   Этот коридор с виду был гораздо более ухожен, чем предыдущие посещённые места этого замка. Даже факелов здесь оказалось почти столько, сколько надо для комфортного передвижения. Под ноги не лезли камни, и не было слышно так часто здесь встречающихся противоестественных звуков. Мне даже стало несколько жаль, что этот островок относительного спокойствия оказался таким коротким.
   Не прошло и пяти минут с начала моего движения, как я вышел в очередное безумное помещение. Из предметов интерьера в нём присутствовали большой стремящийся к кубической форме камень, а также дьявол, стоящий на нём и самозабвенно жонглирующий не менее чем десятком, вне всякого сомнения, острых кинжалов. Неожиданно для себя, отверженный потерял равновесие и упал столь неудачно, что его коварные игрушки решили отправить своего хозяина играть в другое (лучшее ли) место. Так получилось.
   Я осторожно подошёл к окропленному свежей кровью камню. Вся его поверхность была изрезана перекликающимися фигурами и словами. Вероятно, этим нехитрым способом отверженные пытались запечатлеть историю Ордена. Фигуры были грубы и гротескны, а слова несвязанны и малоинформативны. Видимо данная летопись предназначалась исключительно для своих (что впрочем как раз неудивительно) и постороннему (то есть нормальному) дьяволу представлялась хаотичными рисунками младенца. Правда, слова были там отнюдь не детские - смерть, месть, плач и так далее. Похоже, история Ордена Отверженных имела мало радостных страниц.
   Бросив надежды повысить свой уровень знания отверженной истории, я направился к недальновидно приоткрытым и приятно недалёким дверям. Не слишком нахально подтолкнув одну из створок, я вполглаза заглянул в продолжение своих основательно доставших приключений. А приключения явно не желали подходить к долгожданному концу. За дверью стоял явно запланированный пламенем на встречу со мной дьявол. Он спокойно и чуть надменно смотрел мне под ноги, будто не удостаивая меня чести прямого взгляда. Я решил не требовать от него соблюдения формальностей, я ударил и так.
   Брызги разбитого стекла были слабым утешением очередной неудаче моей профессии. Не поддавшись мимолётной тоске, я резко вошёл в комнату и увидел себя. Себя, моего врага и его Путь, Путь не явный, но отражённый. Я словно вошёл в огромное зеркало.
   - Снова война, - прохладный голос отверженного отразился от сотен зеркал и зазвенел надо мной. - Ты любишь воевать, пришелец?
   - Приходится, - я снова ударил, больше рассчитывая на удачу, но вновь получил лишь ещё одно разбитое зеркало.
   - А если не хочу воевать я? - вопрос оказался почти своевременным.
   - Тогда уйди с моей дороги, - я никак не мог найти источник этого почему-то крайне раздражавшего меня голоса.
   - Разве я стою на ней, дьявол? - отверженный и, правда, казался удивлённым, - разве не ты взошёл на мою?
   - Значит сейчас у нас одна дорога, - не любил я разговаривать во время боя, хотя боя у нас пока так и не получалось, и я уж не знал жалеть мне об этом или радоваться.
   - Но у дороги может быть ведь только один хозяин, - отражение дьявола приняло задумчивый вид, - а остальные на ней лишь гости.
   - Вот сейчас и выясним, кто здесь хозяин, а кто гость, - я ударил снова, скорее для самоуспокоения, надо ли говорить, что результат оказался предсказуем.
   - Но тебе ведь не нужна моя дорога, - отверженный оказался удивительно рассудительной для безумца личностью, - тебе нужен мой ангел.
   Мне очень понравилось слово - "ангел", а вот слово - "мой" привело к невеселой мысли, что просто так мне Элати не вызволить. И ещё, слова эти говорили о самом главном, о том, что леди была ещё жива, а значит, всё ещё имело смысл.
   - Мне нужен ангел, - я решил попробовать действовать более дипломатично, - но, только не твой, а мой, - ну или почти дипломатично.
   - Странно всё это, - разговорчивый отверженный не обратил внимания на моё уточнение, - а, впрочем, пошли, поговорим, если только ты пройдёшь моей дорогой, - и с лёгким смехом он исчез из окруживших меня зеркал.
   Я скрипнул зубами. Ах, как же давно у меня не было простых, скучных дорог. Глубоко вздохнув, я, не слишком торопясь, пошёл к ближайшей отражающей моё усталое лицо стене. Не особо стесняясь, я с силой ударил по ней рукояткой меча. Зеркало послушно разлетелось на мелкие кусочки, но за ним стояла его полная аналогия. Не сдаваясь, я разбил не меньше десятка зеркал, но всё что я после этого увидел, было моей полной гнева фигурой.
   Попутно с этим увлекательным занятием, я не без интереса вспоминал своего нового знакомого. В отличие от виденных мной до этого членов Ордена этот отверженный был практически лишён отличительных физических знаков безумия. Только классический внереальный взгляд украшал его лицо, но это было здесь нечто вроде пропуска. Да ещё голос, голос был слишком спокойный для нормального дьявола. В нём не было слышно дыхания хоть каких-нибудь эмоций. Разве что лёгкий интерес и ленивое удивление. В голове мелькнула мысль, что, судя по его осведомлённости, я наткнулся на кого-то из высших иерархов Ордена, возможно, даже на самого Магистра.
   Но чтобы убедиться в этом, его надо было сначала повторно разыскать, а вот с этим как раз были связаны некоторые проблемы. Ни дверей, ни проход в этих зеркальных стенах я найти не мог, а их уничтожение добавляло лишь острых осколков под ногами. Я воспарял к потолку и обречённо смотрел себе под ноги в надежде найти на них, таких же зеркальных, как и стены, терзающую мечту - выход из этой блистающей клетки. Но всё было тщетно. Я остановился и несколько раз проклял все зеркала мира. Уже было ясно, что, долбясь в стены, я выхода не найду. Надо было искать абсолютно другой подход. А подход здесь мог быть только один - безумный, а значит крайне оригинальный.
   Учитывая полную узурпацию этого места смеющимися надо мной зеркалами, мне показалось более-менее логично попробовать использовать их с какой-либо созидательной целью. Вполне вероятно, что одно из них и было той дверью, которую я так влюбленно искал. Свыкнувшись с этой бредовой мыслью, я вознадеенно подошёл к своему случайному отражению.
   Я посмотрел на себя отраженного. На своё лицо, свои мысли и свой Путь. Я смотрел на себя, тянулся к себе, просил о помощи и поддержке. Я закрыл глаза и соединил наши Пути, соединил в один, у которого было два начала и не было конца. Я сливался со своим верным визави. Сливался тяжело и болезненно. Жестокому стеклу было наплевать на мои переживания, оно радостно резало моё лицо, руки и душу. И мне не оставалось ничего, кроме как терпеть эту равнодушную, карающую боль. Терпеть и идти всё дальше и дальше, с яростью сдерживая рвущийся из изрезанной груди крик.
   Я всё-таки закричал, закричал уже, когда вывалился с другой стороны. Закричал перед лицом своего врага, который всё также спокойно сидел на простом стуле, глядя в сторону от меня. Рядом с ним стояло большое занавешенное зеркало и стойка, на которой лежало изящное копьё с узким конусообразным лезвием.
   - Ты долго шёл, - он перевёл взгляд в другую сторону, - а впрочем, я привык ждать. Сначала я ждал, когда меня поймут, потом, когда оставят в покое, когда я смогу не оборачиваться, боясь получить сталь в спину. Потом ждал, когда искал место, где меня никто не оскорбит и не тронет. А когда нашел, стал ждать, когда кто-либо нарушит мой покой, и когда я смогу говорить с любым, как с равным. Но, вот ты пришёл, и теперь я жду, когда же ты покинешь земли отверженных, ибо я вижу в твоих глазах то, что ждёт каждый из нас - смерть. Но ведь ты, как и я, не собираешься её дожидаться. Но соберёмся ли?
   - Где ангел? - я не хотел разговаривать с этим дьяволом. Он слишком хорошо владел своим безумным разумом, а это могло уже слишком плохо закончиться.
   - Ангел? - он криво улыбнулся, - так он недалеко. Смотри.
   С этими словами отверженный подошёл к зеркалу и сдёрнул покрывавшую его ткань. На секунду мой взор оказался полностью парализован открывшейся мне картиной. Сперва я, наконец, понял, почему этот дьявол стал братом Ордена. За спиной у этого отверженного были крылья. Маленькие, кривые, изрезанные шрамами и покрытые серой кожей они вызывающе глядели на меня из прорезей в его одежде. Дьявол словно специально шевельнул ими в жалком взмахе, показывая, что это именно крылья, а не непонятные наросты на спине.
   Но после того как он сдёрнул покрывало, мне стало уже не до жестоких шуток Великого Огня. В гладкой поверхности зеркала лежала Элати. Веки её дрожали, не в силах приоткрыть замутнённые глаза. На скуле расплывался безжалостный кровоподтек, а её восхваленные небом крылья из белоснежных превратились в алые от неумолимо залившей их крови, крупными каплями устремляющейся на грязный пол.
   - Ведь кто-то ошибся, верно, пришелец, - крылатый дьявол резко развернулся ко мне. - Ведь кто-то оказался неправ, - он снова сел на стул. - Может быть я, но я ли? Может быть ты, но разве ты расскажешь? А может быть она, но разве ей кто-то даст сказать? А, может быть, мы все ошиблись, и прав кто-то другой, но разве он удостоит нас ответа. Ведь зачем искать правду, когда можно найти ложь, и всё остальное сразу же станет если и не истиной, то вполне возможным допущением. И все те, кто не успел сказать, будут кричать, что они были правы, а тот, кто ошибся, должен будет уйти. Ведь у нас никогда его не было - права на ошибку? Права попробовать жить не так, как кричат те, кто не успел или не хотел сказать. Права быть другим. Ведь так?
   - Так, - я тоже присел за неимением второго стула на корточки, - но я не высший арбитр, чтобы добиваться для всех и каждого ещё одного нужного ли права. В конце концов, прав никогда не будет слишком много. И никто из нас не займёт это место под сенью мудрого пламени. Никто и никогда. К сожалению, у нас слишком много обязанностей для того, чтобы было время искать такие желанные права. Слишком много и слишком часто. А конкретно у меня их ещё больше, и одна из них сейчас у тебя. Отдай ангела.
   Мы долго молчали. Дьявол неподвижно сидел, глядя куда-то мимо меня, а я изо всех сил пытался ему подражать, но, увы, минут через десять у меня окончательно затекли ноги, в связи с чем пришлось встать и по случаю нарушить нашу благословенную тишину.
   - Мне нужен ангел, - я пошёл прямо на красноречивого и обиженного жизнью отверженного, - отдай её и я уйду.
   Он легко поднялся мне навстречу, копьё как влитое вошло в его руку, взгляд наполнился печалью, а фигура напряжением. Мои мечи вылетели из ножен, расплёскивая тяжёлый воздух, его Путь был уже под моим рвущимся в схватку прицелом, хотя полной уверенности в этом аспекте битвы у меня, как ни жаль, не было. Мы замерли в нескольких шагах друг от друга, готовые сорваться в стремительном выпаде, но ожидая последнее и опять последнее мгновение.
   - Не хочу, - внезапно уже почти сорвавшийся в бой отверженный резко бросил копьё на стойку и повернулся ко мне своей крылатой спиной. Издевательски не торопясь, он вновь сел на свой невыразительный стул. - Надоело любой выход искать через смерть, надоело убивать и быть вечным врагом, надоело, - он устало уронил голову в ладони.
   - Тогда отдай ангела! - мне уже бесконечно надоела философская нерешительность моего собеседника.
   - Жалко, - он как-то смущённо пожал плечами, - за эти часы мне стала слишком дорога её кровь.
   - Какого огня, дьявол!?- длинное мгновение всё больше становилось последним.
   - Дьявол!? - отверженный снова вскочил, но рука его при этом не дёрнулась к копью. - Дьявол!? - он как-то слишком эмоционально для созданного образа взмахнул руками. - Разве у дьяволов растут крылья!? Разве у ангелов растут рога?! Разве я найду когда-нибудь свой дом, где меня назовут братом не по убеждениям, но по крови!?
   - Не найдёшь! - не хватало мне только душещипательных бесед, - никогда не найдёшь! Но если ты ещё не окончательно прогнил в своём проклятом пламенем изгнании, то дай найти этот дом другим, тем которые идут к нему через тьму, боль и слёзы. И пусть их краткое счастье россыпью отразиться в твоих огнём забытых зеркалах!
   Отверженный обречённо зарычал, на секунду закрыв свои страдающие глаза. Копьё снова оказалось в его крепкой руке. Слава огню, я не успел ударить. Копьё врезалось в зазвеневшую поверхность зеркала, войдя в него наполовину, и ринулось обратно. Бесчувственным мешком из зеркала вылетела Элати. Я бросился к ней, поднял окровавленную голову и легко ударил по щеке. Глаза ангела немного приоткрылись.
   - Мастер... - скупые слёзы благодарности заблестели у неё на лице.
   Я же вновь перевёл взгляд на нашего безумного доброжелателя. В этот момент он повторно вонзал своё копьё в многострадальное зеркало. На этот раз копьё уверенно устремилось вглубь зеркального мира. Дьявол, послушным попутчиком, бросился следом за ним. Через секунду он уже быстрой, нервозной походкой удалялся в неизвестном мне направлении. Я уже хотел отвести взгляд, но тут он повернулся и посмотрел на наш трагический дуэт. В его взоре метались и сожаление, и оправдание этого сожаления, и благодарность за свою новую ошибку. А потом он резко отвернулся и навсегда пропал из этой жизни.
   - Вставай, крылатая, - я как можно более заботливо встряхнул ангела, - нам пора, ты устала.
   Путь назад был нелёгок, но предрешён. Элати еле плелась, не отпуская моё спасительное для неё плечо. И вновь меня резали зеркала и пытались испугать тени. Но теперь было уже всё равно. Никто более не преградил нашего пути в сторону от дорог безумия. И как не тяжело сейчас было леди идти по этой немилосердной земле, она не остановилась и не позволила остановиться мне, пока Орден Отверженных не остался лишь в глубокой памяти. Остался грязным, нестираемым пятном.
  
   Огонь бережно укрывал своим милосердным теплом исстрадавшееся тело ангела. Элати лежала, полуприкрыв глаза и иногда чуть вздрагивая от ран и совсем свежих воспоминаний. Воспоминаний, которые были гораздо мучительней боли.
   Я не расспрашивал жрицу о том, что ей пришлось испытать в замке безумия, сейчас это принесло бы только новую боль и совсем ненужные слёзы. Когда придёт время, она сама расскажет, если захочет. И почему-то я был уверен, что гордая леди вряд ли когда-либо снизойдёт до оскорбляющих её память откровений.
   А ночь, не теряя времени на наши тревоги, тихо и ласково накрывала мир своим благостно ослепляющим одеялом. Тактичный ветер почти не оборачивался в нашу сторону, а старое, раскидистое дерево, под широкими ветвями которого мы остановились, молчаливо сторожило такой необходимый сейчас покой.
   - А ведь когда-то я думала, что само небо благословило меня на любовь и гармонию, - тихий голос Элати неожиданно выдернул меня из невесёлых раздумий. - Наивность юности, подумает сейчас каждый, кто услышит. А я скажу не наивность, но счастье. То единственное счастье, которое у меня когда-либо было. А я ведь совсем не берегла его, не понимая и не тревожась. А вот теперь его уже не достать, даже если взлететь выше самих небес. Даже если отдать всё, что имеешь, а потом украсть и отдать заново, а потом снова украсть...
   - Как крылья, леди? - я не стал поддерживать этот больной разговор, беспокоясь в основном о вещах более приземлённых.
   - Алые, - в который раз за этот долгий день пара прозрачно-кричащих капель упали из золотых глаз ангела.
   - Ну, уже даже не розовые, - после нескольких процедур к крыльям Элати и, правда, почти вернулся их естественный цвет. Но слова мои были пусты, я знал, что леди говорит о другом.
   - Отныне они навсегда останутся алыми, мастер, - жрица, рывком села, широко распахнув глаза, наверное, для того чтобы снова не заплакать, - и никогда более мне не увидеть их другими.
   - Попробуй рискнуть, крылатая, - я как можно более понимающе взглянул на неё, - иногда стоит рискнуть, чтобы увидеть новый рассвет.
   Элати грустно усмехнулась. - Надоело, мастер, мне бы отвлечься, - леди вновь упала на землю, разбросав серебряные волосы по траве. Я только сейчас заметил, что отдельные локоны были не серебряные, а седые.
   - Так, расскажи что-нибудь, крылатая, - я и сам был бы рад отвлечься от невесёлых раздумий, - что-нибудь из наивно-счастливой юности, что-нибудь красивое и бессмысленное.
   Признаться, я думал, что она откажется, но бледные губы ангела послушно приоткрылись.
  

Лики ветров в волшебстве возрождений,

Смех облаков, блеск невинных грехов.

Зарево снов, гром влюблённых стремлений,

Шелест шагов, шёпот светлых стихов.

  
   - Это рассказывала мне мать, - впервые за много дней улыбка Элати перестала быть печальной, - она очень любила такие стихи - красивые и бессмысленные. Она говорила, что они не врут, просто не умеют. К сожалению, я запомнила лишь этот.
   - Что ж, давай так и закончим этот проклятый день, крылатая, - я устало облокотился об дерево, - красиво и бессмысленно. Мы оба слишком устали для чего-то иного. А завтра всё только продолжится и, не дай пламя, наполнится пугающим смыслом. Спи леди, и пускай ты не увидишь снов.
  
   Коцит становился всё ближе. Об этом мне говорили и знакомые тропы, и прохладный свежий воздух, и просто тренированные чувства старого Мастера Дорог. И с каждым новым шагом, приближающим к выстраданной нами цели, всё сильнее менялось поведение ангела. Нет, она не боялась и не нервничала, наоборот, все её поступки начало пронизывать какое-то нереальное вдохновение. Элати стала гораздо более задумчива, но лицо её при этом не окрашивалось ни скорбью, ни сомнениями. Её шаг приобрёл ещё большую лёгкость, а окрепшие крылья стали блистать какой-то неестественной белизной.
   - Спокойней, крылатая, - приходилось мне одергивать её, когда шаг леди становился неприлично и опасно поспешен.
   - Я спокойна, мастер, - отвечала она дрожащим от непонятного нетерпения голосом, не оборачиваясь ко мне.
   На том наши немногочисленные диалоги, как правило, и заканчивались.
   А потом она начала танцевать. Это было уже совсем близко от ледяного озера. Я разводил, какой уже по счёту, костёр, нежно высекая игривые искры, а Элати самозабвенно сдирала шкуру с чудом встреченного днём толстого и малоопасного местного зверька.
   Внезапно леди оторвалась от своего востребованного организмом занятия и медленно, плавно встала. Рука её потянулась навстречу чему-то невидимому и неосязаемому. Крылья распахнулись влюблённым приветствием, а глаза затуманила дымка желанного миража.
   - Он зовёт меня, - ноги ангела устремились в незнакомый мне медленный танец, влажный рот зовуще приоткрылся, руки резко дернулись, пытаясь дотянуться до понятного лишь ей.
   - Началось... - сказал я это скорее для себя, понимая, что спокойного ужина опять не получится.
   Я не стал рисковать и дёргать её Путь, не слишком хорошо осознавая, какие последствия могут последовать от таких действий в подобном состоянии. И всё же общую картину посмотреть я был обязан. И, как оказалось, смотрел я не зря. Рядом с ускользающим от меня Путём Элати я увидел несколько других не совсем ясных для меня Путёй. Они кружили вокруг ангела, направляя и поддерживая её отрешённый танец. Они словно рассматривали её, оценивающе поворачивая то в одну, то в другую сторону.
   Вот по ним я ударил не раздумывая. Пути рассыпались на осколки, словно дешёвое стекло, но меньше чем через мгновения на их месте оказались новые, в точности повторяющие облик первых. Но это были именно новые, а не те же самые Пути. Я ударил и по ним, но вновь их место оказалось занято. Одноразовые Пути, Пути не живых, Пути тех, кто никогда не был живым. Пути не жизни, но чего-то высшего, чем жизнь, чего-то недостижимого для смертных, чего-то навсегда закрытого для них.
   Внезапно похолодало. В лицо усмехнулось чьё-то могучее дыхание. Усмехнулось не зло и не насмешливо. Усмехнулось не нам, усмехнулось самому себе. Усмехнулось без цели и без цены. Это было дыхание самого Коцита. Дыхание ледяного сердца Ада. Оно не спрашивало и не требовало. Оно просто было и с этим оставалось только мириться. Мириться и терпеливо ждать, когда оно улетит искать себе другую забаву.
   Но Элати явно не хотела набираться терпения. Её когда-то медленный танец сейчас срывался в бешено-быстрых движениях. Крылья и руки метались в невероятных изгибах, взгляд потерял всякую связь с реальностью, волосы диким вихрем разбивали на осколки сгустившийся было туман. С губ её срывались короткие призывные возгласы. Она всё дальше уходила от так до конца и не разгоревшегося костерка. Уходила на зов своей роковой цели. Уходила без сомнений и советов. Как видно, Коцит решил, что время для встречи уже пришло, и крылатая леди была с ним полностью согласна. А моё мнение их, увы, мало интересовало. Вот только, я давно привык входить без стука.
   Путь ангела блистал передо мной пьяным узором. В этот момент он был открыт и доверчив как никогда более. Оставалось лишь потянуть, потянуть бережно, почти нежно, потянуть так, чтобы она сама пошла за ним. Пошла, желая, а не подчиняясь. И я потянул, и тело её послушно дёрнулось мне навстречу, но ласковой клеткой остановили её посланцы Коцита. Я вновь потянул, и вновь её остановили.
   Леди больше не уходила вдаль, ускользая в фантастическом танце, но и ко мне она, увы, не приближалась ни на миг. Застыв среди двух яростно зовущих её сил, желая их обеих, не делая и не стремясь сделать выбор, Элати всё медленнее и неувереннее рассыпала по воздуху свои волосы. Движение её становились всё более мягкими и неловкими. Вместо алчных стонов изо рта вылетали лишь короткие вздохи. А крылья, как отцветающие лепестки, опадали на спину. Ангел будто засыпал, не желая больше участвовать в этой борьбе за её тело и душу и покоряясь после воле победившего.
   А ещё через минуту она просто упала на милостиво принявшую её землю. В этот же момент я дёрнул уже изо всех сил. Тело Элати послушно упало к моим ногам. В лицо плюнули обжигающим холодом. Коцит был оскорблён и разгневан. Его добыча внезапно досталась другому, тому, кого он не привык замечать и уж тем более не привык ему проигрывать. Но ведь это был ещё не Коцит, это было лишь его дыхание. Леденящее сердце и пронзающее разум, но не имеющее ни его власти, ни его мудрости, а значит вполне способное проиграть.
   Расталкивая заледеневший вокруг воздух, я с трудом выбросил перед собой когда-то обожженную руку. Выбросил без твёрдого знания и с долей глупой надежды. Но впервые за долгие годы ко мне в гости на секунду зашла успокаивающая вера. Вера ни во что, ни за чем и не навсегда. Она будто подтолкнула мою длань и снова унеслась в неизвестные для меня дали, в места грёз и весёлого смеха, в места, куда я не знал дороги.
   Лютый мороз и разрывающий жар на несколько почти вечных мгновений определили моё тело ареной своей нежданной битвы. Я словно превратился в обугленный кусок льда, сгорая и замерзая насмерть одновременно. Я упал на колени, продолжая при этом упрямо вытягивать вперёд свою плавящуюся руку и мечтать об умеренном климате. Не знаю, встал бы я, если бы холод оказался сильнее огня, но, слава ему уже упомянутому, случилось наоборот.
   Ещё мгновение и единственное оставшееся в этом месте дыхание было моё. Ну, ещё и ангела, но его я не слышал. Леди действительно заснула, и на лице её не отражалось ни борьбы, ни тревог. Всего того, что вернётся к ней, когда её глаза откроются вновь. Вернётся и прибавится.
  
   Я докуривал внезапно безрадостно прошедшую трубку. Наверное, даже её чудесный дым не в силах справиться со всеми горестями дорог. Хотя возможно на этот раз я просто плохо забил табак.
   Неожиданно Элати потерянно зашевелилась. Неловко сев, она обхватила себя руками и прижалась взглядом к догорающему костру. Потом жрица медленно и как-то неохотно перевела взгляд на меня. Частая дрожь сотрясала её молящее об успокоении тело.
   - Мне холодно, дьявол, - губы её затряслись ещё сильнее, чем тело, - Великое Небо, как мне холодно.
   Замерзающие на исцарапанных щеках слёзы слепыми комками покатились в радостно зашипевшие угли. Её смертельная тоска, казалось, стала физически ощутима.
   Я сам не знал, что способен на подобное, но в тот момент мысли могли лишь оскорбить дело. Я встал и тихим, успокаивающим шагом подошёл Элати. Моя остывшая рука опустилось на её холодное плечо. Её голова в беззвучных рыданиях упала мне на грудь. Я желал отобрать у неё хоть частицу той невыносимой боли, которую сейчас испытывала она. Желал и не мог. И мне оставалось лишь ненавидеть себя за это, а ей лишь прощать. И я ненавидел, а она прощала.
   Я смотрел вдаль. Там усмехаясь и маня, нас ждал Коцит. Ждал терпеливо и безмятежно, ждал, чтобы не наказать, а лишь сыграть. Но сыграть только в свою игру. Уже завтра мы будем стоять на его блистающих берегах. Уже завтра свершиться то, ради чего мы столько прошли и столько потеряли. Уже завтра мы поймём, чего стоил наш поход. Уже завтра.
   Я положил вновь заснувшую Элати на её новый (который уже) плащ. Прозрачными полосками замерли на её щеках незабытые слёзы. Великое Пламя, пусть эти слёзы будут последними.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"