Аннотация: Рассказ о вечной битве добра и зла, в которую вмешались маляры роддома города Н-ска
Живопыры
Сигнал на ежедневную битву прозвучал как всегда пред рассветом. Хрипло запели трубы на сторожевых башнях. Вслед отозвались колокола во всех храмах города. В подворотнях забрехали собаки. И, наконец, на главной площади гулко ахнула царь-бомбарда.
Ратники, доселе дремавшие в казармах, оживились. С верхотурья трехэтажных нар мигом попрыгали молодые бойцы, подкрутили пышные усы, похватали луки да стрелы и на ходу облачаясь побежали строиться. На 60 ударов сердца позднее подоспели средники-дядьки. Молодцы как на подбор, с-под шеломов седые кудри вьются, кольчуги булавы, мечи да копья серебром отливают. А тут и богатыри с нижних нар повставали. Сбирались будто несуетно, неспешно расчесывали седые длинные бороды, неторопливо снаряжали огненным зельем пищали, вразвалку шли в шеренгу, но до второго грома царь - бомбарды богатыри несокрушимо замерли в заднем ряду, равняясь, как и положено на бороду четвертого человека. После третьего грома бомбарды из отдельной опочивальни вышел воевода, перекрестился, поклонился в пояс честному войску и повел дружину на битву.
Предрассветная мгла не мешала воинству идти по улочкам града, заваленным обломками зданий, обходить тела горожан, павших под обстрелом: каждый ратник мнократно проделал этот путь и знал, где надо поклониться чужой стреле, а где и прилечь, пережидая пока вражьи осколки скачут по мостовой. Но вот в сторонке дымно рвануло ядро, второе, третье. В строю враз пробелы, но дружина, не теряя шаг, сомкнулась, а воевода печально оглядел надпись, выбитую в стене: ЈЭта улица кремля наиболее опасна при обстреле!"
-Ну кажинный раз на эфтом самом месте!, - молвил воевода. Павших ратников унесли в Мертвецкую башню, раненых в лазарет, а дружина, сквозь проломы в стене с молодецкими криками бросилась навстречу врагу.
И вовремя. Темные силы, подступившие было к граду, злобно завыли, заурчали и приостановились. Ночная темень уже рассеивалась и были видны полки имперских мертвяков в рваных, болотного цвета шинелях. Им компанию составляли отряды упырей, сплошь в пирсинге из модных мордорских колец и вурдалаков при маникюре на когтях. Батареи сдвоенных Горынычей отрыгались синим огнем. Позади виднелся эскадрон Кащеев Бессмертных с баклажками мертвой воды, протороченными к седлу.
Между тем и воевода не терял время зря.
-Серебряными пулями. Дистанция двести саженей. По нечисти-огонь,- послышалась команда. Богатырские стрелки открыли беспрерывную пальбу, ратная молодежь встречала ворога палицами, дядьки кололи копьями или рубили когтистые руки и морщинистые шеи супротивника мечами. Поле боя заволокло дымом, из которого в первых лучах солнца показывались окровавленные руки, обрубки шей, брызгавшие кровью, раздробленные в щепки кости, по траве катилась чья-та шипастая голова изрыгавшая проклятья. В сторонке молодой дружинник в сотый раз поражал Кащея. Тот в сотый раз поливал смертельную рану мертвой водой из баклажки, и возрождаясь выглядел живее всех живых. В гуще вражего воинства раздался оглушительный взрыв. То удалые ратники накинули петлю на пасть Горынычу во время залпа. Как затянули, так змея и порвало точно грелку, а боезапас огненным дождем пролился над мертвяками. Видать, проняло и их, кого в пыль раздробило, остальные, брезгливо отмахиваясь от огненных капель, бросились врассыпную.
Оба войска редели на глазах. Землю покрывал сплошной ковер из тел и обрубков, обломков и целого, выпавшего из мертвых рук оружия. Потоки алой и черной крови струились по траве, стекались в ручейки и впытывались в землю.
С восходом солнца битва прекратилась. За полным истреблением противников.
Из города вышли санитары в серых балахонах, подняли павших и раненых ратников и на повозках увезли на центральную площадь, единственное свободное место города, способное вместить всю павшую дружину. Тела расположили ровными скорбными рядами, голова или то что осталось- к голове, ноги к ногам.
Между тем из леса появилась команда потусторонних лекарей-собирать своих. Останки мертвяков грузили охапками в короба, сплошную массу побитых упырей, не разбираясь, где руки ноги собирали скребками в носилки и осторожно, чтобы не расплескать, тащили в огромный шатер близь темного леса.
Из города доносились плач и молитвы, тоскливо пели колокола. Во вражьем стане слышались скрежещущие звуки заклинаний, вопли страдающей нечисти.
Серые санитары, разложив и сосчитав павших и увечных ратников, принялись врачевать. Откуда-то из подземелий Мертвецкой башни притащили глиняный, изукрашенный неведомыми письменами сосуд с живой водой, разлили по малым емкостям прозрачную, едкую жидкость и занялись целительством. В мертвые тела вливали по мерке, рубленые и рваные раны смазывали тем же снадобьем, части тела, лещащие отдельно, поливали целиком. На свету жидкость дымилась, страшные раны розовели и стягивались, покалеченные бойцы переставали стонать и умиротворенно засыпали. Вдруг вздрогнуло мертвое тело, окоченевшие пальцы начали шевелиться, раздался глубокий вздох, закрылись вытекшие глаза и сразу же открылись, теперь целехонькие, сияющие голубизной. Воевода, а это был он, закряхтел, приподнялся, подозвал ближнего санитара.
-Добавь-ка сюда,-воевода указал на обрубок руки, из которого, как молодой побег весенней травы, росла новая кисть. Санитар с готовностью спрыснул культь едкой жидкостью, явствено зашипело и на месте обрубка появилась новая кисть, правда с шестью пальцами.
-Ну это, ты, братец перестарался, дозу не рассчитал,-молвил воевода и оглядел свое войско. Теперь оно выглядело гораздо бодрее. Бывшие калеки вертелись, пробуя исцеленные конечности, экс-покойники вели себя скромнее, тихо посапывали, набираясь сил для новой жизни. Даже ничейная голова, оставшаяся по каким-то причинам без тела, хихикала по причине щекоткой травы, попавшей в нос, и просила закурить.
-Ну че разлеглись, ужо будет вам прохлаждаться,-по отечески строго прикрикнул на дружину воевода. Команда, шагая почти в ногу( чья-то лишня нога сбивала ритм), отправилась в казарму, распевая старинную воинскую песню: ЈСоловей, соловей, пташечка, на сковородочке жалобно поет...". А в сторожевых башнях бдила оживленная стража, наблюдая за супротивником и отпуская шуточки в его адрес.
Во вражьем стане тоже царила веселуха. Черные лекари споро ставили нечистую силу на ноги живой водой. Или на лапы, если угодно. Если у покойников отсутствовала голова, пользовали клизмой. Правда, в пылу врачевания, у парочки оборотней появились козлиные рога, а кое-кто из упырей получил шупальца дополнительно к рукам. Легионы нечисти равлекались как могли, вурдалаки оборотились в стадо козлят и пошли травить местных волков, Горынычи составили трехступенчатого огненного змея, а Кащеи играли в русскую рулетку на щелбаны. Самая безбашенная нечистая сила уже нацелилась с торговой миссией в город. Внезапно обрушилась тьма. Смешки в обоих лагерях как обрезало.
-Молчи, а то придут живопыры, - прошелестел кто-то, заикаясь от страха. Все замерло...
...Сигнал на ежедневную битву прозвучал как всегда пред рассветом. Заорали петухи, вслед заквакали жабы в болоте. Громко свистнул дежурный Соловей-разбойник. Как из-под земли явились рати альтернативной силы. Быстро построились по родам и видам, количеству клыков и магической силе. Предводитель альтернативщиков Леший повел войско на город человеко-призраков. А те, ужасные, белесые, оскалившись в лютых улыбках, уже поджидали робеющих магов и оборотней на лугу перед городом. Без всяких обьяснений, обмена заклинаниями и магическими грамотами человеко-призраки бросились в атаку, сметая страшным оружием все на своем пути. Потоки черной и алой крови залили траву, слились в ручейки, пропитали почву и и слились в единую жидкость в подземном озере. Оно взбурлило, затем утихло, черная и алая кровь превратились в целебный элексир, живую воду. В конце битвы, закончившейся после полного истребления супротивников, уровень жидкости поднялся до потайной скважины в Мертвецкой башне города и скрытного колодца в Темном лесу. Серые санитары и черные лекари зачерпнули чудодейственного зелья и принялись направо и налево врачевать побитое воинство. Действовало зелье одинаково, люди оживали, руки-лапы прирастали, к альтернативщикам возвращалась магическая сила.
Взбодренные живой водой воинства дружелюбно посматривали друг на друга. Зазвучали призывы к братанию. Самые смелые ратники, воткнув копья в землю отправились на переговоры. Взамен явилось несколько веселых вурдалаков, принявших для вежливости человечий облик. Но, узрев свиную тушу, поджаренную над костром мигом перекинулись в волков и разделили с ратниками немудрящую трапезу. Упыри жаловались молодым бойцам на трудности строевой службы и вечную сырость, стрелки толковали с Горынычем о преимуществах магического огненного зелья и пороха, Соловей-разбойник художественно посвистывал с башни. И тут пришли живопыры. Все вокруг потемнело.
Так шли день за днем, ночь за ночью, за годом год. Час в час воинства сходились в жестокой битве, истребляли друг друга, оживали к вечеру, и, заново рожденные, не питали злобы друг к другу. Но каждый раз приходили живопыры и все обращалось вспять...
...В районном роддоме Н-ска с незапамятных времен висели две одинаковых картины. Говорят, что их подарил местный волшебник в благодарность за помощь фее Цветов, которая...Впрочем, о приключениях кокетливой феи в следующий раз. А на картинах в самых ярких красках было изображено сражение в волшебной стране. Сказочно красивые богатыри воевали с Горынычами и оборотнями, отнюдь не вызывавшими отвращение. Даже Кащей Бессмертный гляделся на диво спортивно. В палатах для рожениц картины, по замыслу творца должны создавать атмосферу мужества, доблести, смелости. Может так и было, но при ремонте пришлые маляры слегка подправили картины, затемнили лес, добавили ран, мертвяков, подрисовали крови, черной и алой. Маляров за своевольство прозвали жывопырами и прогнали без оплаты, но картины снимать не стали, кому охота платить из своего кармана за инвентарную единицу. А как битва в дальней стране попала в сон младенцев, а сон пришел в битву и остановил ее во времени судить трудно. Может потому, что первые впечатления о мире - вещие. Дети же, как известно, предпочитают для появления на свет самые ранние часы. Вечно они торопятся