Аннотация: Являлась ли блицкригом Польская кампания вермахта (01 сентября - 04 октября 1939)? Продолжение темы - на дзен-канале "Секретные материалы XXI века".
Владислав Трушников
Блицкриг: миф или реальность? Часть 2 Польша
Термин "блицкриг" чем-то сродни термину "божество". Никто не знает, где и когда он родился, и кто его родители. Неизвестно внутреннее устройство и основные принципы его функционирования, но зато все знают, что он обозначает мощь, стремительность и непобедимость. И спорить о том, что это такое и правомерно ли называть блицкригами некоторые военные действия в прошлом, мягко говоря, не принято. Не потому ли, что дискуссии по этому вопросу могут "развенчать" такое "божество"?
Вводные для успешного блицкрига
В предыдущей статье мы поговорили о событиях 1940 года во Франции. Теперь же имеет смысл коснуться Польской кампании вермахта годом раньше.
Очень многие историки, причем как отечественные, так и зарубежные, взяли на себя смелость утверждать, что территория Польши - это идеальный театр военных действий для претворения в жизнь методов "молниеносной войны". Дескать, практически одна сплошная равнина. Ни тебе высоких гор, ни топких болот, ни непролазных джунглей. Отсюда сам собой напрашивался вывод, что германский блицкриг в Польше должен был пройти, что называется, без сучка - без задоринки. Но так ли это было на самом деле?
Помимо того, что Польша - страна с преимущественно равнинной территорией, так она еще и имела слишком протяженные границы. На западе, как известно, Польша граничит с Германией. В 1939 году над Польшей с севера нависала принадлежавшая Гитлеру Восточная Пруссия, - от самой Германии ее отделял так называемый Данцигский коридор, - а на юге находилась оккупированная гитлеровцами Чехословакия. Таким образом Польша представляла собой выступ, глубоко вклинившийся в потенциально вражескую территорию. Это и без блицкрига губительно. А с блицкригом, насколько можно предположить, это сравнимо с полнейшей катастрофой! На деле же, как мы увидим далее по тексту, все вышло несколько иначе.
Фактически повсеместно и безапелляционно заявляется, что обязательным фактором блицкрига является внезапность и стремительное уничтожение противника в приграничной полосе. Применительно к Польше 1939 года такое положение дел мы также не можем принять за основу по целому ряду причин. Назвать гитлеровскую агрессию неожиданной нельзя даже с оговорками. Хорошо известно, что польское руководство было в достаточной степени осведомлено о военных приготовлениях западного соседа. 30 августа три эскадренных миноносца вышли из польского порта Гдыня, чтобы присоединиться к британскому флоту. 31 августа польские эскадрильи передислоцировались с баз мирного времени на замаскированные полевые аэродромы. Двадцать пять польских дивизий находились накануне войны в железнодорожных составах, еще двадцать две готовились занять позиции на границе с Германией.
Германский дипломатический мандраж
В связи со "всесокрушающим и непобедимым блицкригом" мы будем вынуждены затронуть еще одну весьма щекотливую тему.
В самом конце ХХ века в российских СМИ активно муссировалась информация о том, что Гитлер, испытывая сильную нервозность и неуверенность в собственных силах, ставил свои предстоящие агрессивные действия в Польше в зависимость от реакции СССР. Проводился так называемый дипломатический зондаж. При этом советская реакция до сих пор представляется неоднозначной и для простого обывателя малопонятной.
Вот какие данные привел отечественный историк Михаил Мельтюхов:
"Германский МИД, обеспокоенный слухами об отводе частей Красной армии с польской границы, 27 августа поручил своему посольству в Москве прояснить этот вопрос. Выполняя это распоряжение, германский посол Ф. В. фон Шуленбург 29 августа выяснял у Молотова, правдивы ли подобные слухи, и передал желание Берлина об их опровержении в печати. Молотов поинтересовался, верит ли подобным слухам германское правительство, и после отрицательного ответа Шуленбурга согласился дать опровержение и подчеркнул серьезность, с которой советское правительство относится к пакту о ненападении. 30 августа в советской прессе появилось опровержение ТАСС, в котором говорилось, что "ввиду обострения положения в восточных районах Европы и ввиду возможности всяких неожиданностей советское командование решило усилить численный состав гарнизонов западных границ СССР".
1 сентября в 11 часов в советский НКИД (Народный комиссариат иностранных дел) явился советник германского посольства в Москве Густав Хильгер и сообщил о начале войны с Польшей и присоединении к Германии Данцига, а также передал просьбу начальника Генштаба германских ВВС генерала Мильха, чтобы радиостанция в Минске в свободное от передач время передавала... для "срочных воздухоплавательных опытов" непрерывную линию с вкрапленными позывными "Рихард Вильгельм 1.0", а во время передач, по возможности часто, - слово "Минск". Советская сторона согласилась передавать лишь слово "Минск", что и использовалось люфтваффе в качестве радиомаяка.
3 сентября в Берлине посол СССР Александр Шкварцев и Гитлер заверили друг друга, что СССР и Германия выполнят свои обязательства по договору о ненападении. В тот же день германское посольство в Москве запросило, когда Красная армия собирается вступить в Польшу. 5 сентября Молотов ответил: "Советское правительство согласно, что ему в подходящее время обязательно придется начать конкретные действия. Но мы считаем, что этот момент пока еще не назрел, а торопливостью можно испортить дело и облегчить сплочение противников".
Здесь, естественно, возникает простой вопрос: а о сплочении каких противников могла идти речь из уст советского наркома?
Странная окраска пропаганды
Если внимательно прочитать советскую прессу за осень 1939 года, то не оставляет ощущение, что советское руководство гораздо больше опасалось действий со стороны Британской и Французской империи, нежели со стороны кого-то другого. Учитывая, что обе занимали едва ли не треть земного шара, определенное беспокойство в Кремле, наверное, не было лишено некоторого здравого смысла.
В документальном фильме "Стратегия победы" (Россия, 1994 год) актер Александр Голобородько зачитывает документы, из которых следует, что в сентябре 1939 года советские торговые суда были арестованы в британских портах, а Франция заморозила советские активы в своих банках и наложила арест на оборудование, предназначенное для отправки в СССР.
Английские боевые корабли патрулировали в Баренцевом море, а в Мурманске от британского ВМФ укрывались германские суда. По данным Михаила Мельтюхова, береговая батарея советского Северного флота открывала огонь по двум английским эсминцам. Поставив дымовую завесу, эсминцы вышли тогда из-под огня советских дальнобойных орудий в открытое море. Никакой ноты протеста со стороны Англии не последовало. Оно и понятно: о каком протесте могла идти речь, если англичане вошли в советские территориальные воды? Кроме того, известно, что советское военно-морское командование опасалось появления англо-французской эскадры в Черном море. По данным историка Владимира Трухановского, Черноморский флот вел активную разведку на подступах к Одессе и Севастополю. Близ румынского порта Констанца, болгарских портов Варна и Бургас, у острова Змеиный и у входа в Босфор 17 сентября; то есть, в день выдвижения частей РККА в Польшу, находились на боевом дежурстве десять советских подводных лодок.
Французский политик и журналист Анри де Кериллис, автор книги "Французы, вот правда", писал: "Существовал единый клич: "Война России!""
Кроме того, по данным историка Льва Безыменского, осенью 1939 года в британском парламенте обсуждался вопрос, нужно ли объявлять войну Советскому Союзу в связи с его действиями по отношению к Польше.
В советское время была принята железобетонная формулировка: "Советские войска вошли на польскую территорию после того, как польское государство фактически перестало существовать". После развала СССР ее подвергли сомнению по трем основным причинам: во-первых, Варшава пала 27 сентября 1939 года; то есть, через десять дней после советского военного вмешательства, во-вторых, официальной датой окончания Польской кампании считается 4 октября; то есть, в данном случае речь идет о семнадцати днях после такового, и, наконец, в-третьих, потери РККА в стычках с польскими подразделениями одними только убитыми составили более одной тысячи человек.
31 октября 1939 года Вячеслав Молотов, выступая на сессии Верховного Совета, заявил, что обещанные две тысячи самолетов будут отправлены в Германию, но Советский Союз впредь постарается придерживаться политики нейтралитета. По данным историка Джона Хаммертона, это заявление было воспринято в Берлине с плохо скрываемым разочарованием. Далее, комментируя отказ британского премьер-министра Невилла Чемберлена принять мирную инициативу Гитлера от 6 октября, Вячеслав Михайлович сказал: "Союзники, которые всегда выступали с заявлениями против агрессии, предпочитают продолжать войну и сопротивляются заключению мира. Роли, как вы видите, меняются. Британское правительство заявляет, что целью Британии в этой войне является разрушение гитлеризма. Правящие круги Англии и Франции имеют другие, более актуальные мотивы для того, чтобы вести войну с Германией. Эти мотивы лежат не в сфере идеологии, а в глубокой материальной заинтересованности их как могущественных колониальных государств. Империалистический характер этой войны очевиден каждому, кто захочет встать перед действительностью и не закрывать глаза на факты".
Спрашивается, ну и при чем тут блицкриг? Разве кто-то из политиков и дипломатов того времени в своих действиях и высказываниях на него как-то опирался или хотя бы рассматривал его в том или ином качестве?