Аннотация: Из жизни на земле обетованной - кому на ней жить хорошо!
Заморозки
Сидя на летней веранде своего маленького садового домика, в голубом сиянии холодной луны, слегка накрытой белёсыми от её подсветки лёгкими ночными облаками, сквозь которые умели пробиться самые яркие и сильные звёзды северного полушария небесного свода, раскинувшегося над огромной, местами ещё покрытой глубокими снегами и льдами северной страной, наполненной жизнью только при дневном солнце, дарующим своё малое тепло и слабый свет всему тому, что сумело перенести страшную, мёрзлую зиму с её ветрами, метелями, вьюгами над костями погибших существ в бесконечных заснеженных полях и лесах этой земли, с её темнотой и завыванием голодных волков из соседнего леса..., вампирКлычковдремал!
Напротив него, в таком же плетённом кресле сидела вампирша Козлинская, девица неопределенного возраста, считающая себя отвратительно роковой женщиной, и от того предпочитающая выходить в свет в антикварном дезабилье своей первой жертвы - баронессы фон Туппенберг, той самой, которая прославилась в некоторых отдалённых отсюда местах самым низким коварством в присвоении капиталов и имущества всех своих сорока убиенных мужей и которая, начиная дымиться на серебряном электрическом стуле после прочтения ей священником 23 псалма из библии Короля Иакова: "...если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла... ", перед опусканием рубильника в контакты правосудия, неумолимо свершающегося над ней за все её нелепые и ничем неоправданные деяния, широко открыла маленькие глаза и, прощаясь с самым дорогим в её жизни, крикнула :
- Брунгильда! Я знаю, ты здесь, со мной!
Но Брунгильды Козлинской уже не было с ней!
Она спокойно, без снов спала в полусгнившем, почти рассыпавшемся, безродном гробу где-то под Могилёвым, снятым ею у местного подельника по ночным налётам на спящих белорусских, польских, еврейских и прочих граждан за два галлона крови, очищенной по новейшей методе - внутрисосудистым лазерным облучением.
Естественно, подельник сумел получить только полгаллона обещанного, поскольку Брунгильда, в силу своего характера, не имела сколь нибудь значимого терпения и употребляла раз за разом большую часть своего платежа при попытке доставить его нетронутым по назначению.
Ей не была свойственна простота! В этом милом гробу она спала из-за обстоятельств собственной бурной, мотыльковой жизни, непосредственности бытия и абсолютной неосторожности к чужим мнениям и чужим вещам, иногда слишком дорогим, чтобы быть достойными участи принадлежать Брунгильде.
Из украденного по какому-то вампирскому случаю раритетного кассетника со сломанной клавишей перемотки "вперед", лежащего около кресла Клычкова на полу веранды, в который раз начались заунывные хлюпанья так полюбившегося хозяину, некогда суперхита какой-то навозной группы, где грустным мужским фальцетом сообщалось о приближении северного циклона с осадками, и о том, что есть опасность внештатной дорожной ситуации и гражданам, предпочитающим ехать по всяким неотложным делам, лучше остаться дома.
Пел отнюдь не Андрейка!
1
И это иногда радовало, а иногда огорчало старого вампира Андрея Андреевича Клычкова!
Протянув голую, белую, с зеленоватым отливом кожи, прекрасную руку Брунгильда Козлинская украдкой, стараясь не греметь посудой и не звякать о стекло кольцом с камнем
в два карата, зачем излишне привлекать внимание присутствующих к основной черте своего характера - получать блага даром, зацепила высокую бутылку дорогой бургундской крови и, бережно пронеся её над мозаичным стеклянным орнаментом, покрывающим плетёный дачный столик, наполнила граненный стакан почти доверху.
Бутылку она поставила подле себя. Пыталась поставить тихо, но всё-таки ёмкость произвела некий звук при касании дном о стекло на столике.
Клычков недовольно качнулся в кресле, но глаз не открыл и ничего не сказал.
- Дело надо делать! - с апломбом, утробным голосом начала шипеть Козлинская, - а не спать по ночам!
Она приоткрыла клыкастый нежный рот и смахнула раздвоенным языком черную капельку крови с уголков тонких обескровленных губ. Вампир Клычков поднял правое веко и присмотрелся к совершенному лицу воровки, ещё более прекрасном при её обнажённости на холодном зимнем ветру. Мечущиеся от метели снежинки пытались прилипнуть к фарфоровой коже светской львицы, найти там тепло и превратиться в мелкие дрожащие капельки, столь милые на коже любой женщины. Но для них тепла в этом теле не было!
В своём отчаянном неглиже, полуживая, полумёртвая, вытянувшая стройные белые ноги с черным лаком на пальцах ступней, урождённая когда-то полу немка, полу русская, а ныне вампир-космополит Брунгильда Козлинская была холодна, расчётлива и очень соблазнительна!
"А ведь у неё и взаправду прикус неправильный" отметил себе в который раз Андрей Андреевич...